ч. 16 Судьбы гвардии в начале ПМВ

Сергей Дроздов
«В начале войны полегла вся гвардия»

Это – тоже достаточно распространённое заблуждение. На самом деле участие русской гвардии во вторжении в Восточную Пруссию,  в августе 1914 года,  было  незначительным.

Во 2-й Армии Самсонова, действовало лишь несколько гвардейских частей.
Так, в   1-го арм. корпусе ген. Артамонова  было  2 пехотные дивизии (и средства усиления). 
К  24-й  пех. дивизии ген. Резчикова был прикомандирован  лейб-гвардии Литовский полк, имевший   4-х батальонный состав и пулемётную команду (8  пулемётов).
Была в составе этого корпуса и  одна батарея 3-й гв. арт. Бригады (8  легких орудий).

Кроме этого:
В 23-м арм. корпусе ген. Кондратовича ДОЛЖНЫ БЫЛИ действовать:
- 3-я гв. пех. дивизия ген. Сирелиуса;       
- Лейб-гв. Кексгольмский полк  (4 батальона и   8  пулемётов)
- Одна батарея 3-й гв. арт. бригады  (8 легких орудий) 

Планировалось, что в составе 2-й армии в Восточной Пруссии  будет действовать весь наш Гвардейский корпус.

Однако, с началом кампании Гвардейский корпус был из состава 2-й армии изъят (тогда возник замысел «удара в сердце Германии» и гвардию решили поберечь именно для этого).
3-я гвардейская дивизия, решением Верховного главнокомандующего,  также была из состава 23 корпуса временно изъята.
Во второй половине дня 8(21) авг. штаб 2-й армии дал новую директиву подчиненным войскам, в которой указывались боевые задачи  подчинённым армейским корпусам. В ней, в частности, о гвардии говорилось:
 "Директива
 Войскам 2-й армии
 №3
….
Гв. корпус: приказанием Главнокомандующего изъят из состава армии.
 3-я гв. пех. дивизия: перевозиться из Августов по железной дороге к Цеханов и Млава. Сюда же в состав 23-го корпуса направлена из Новогеоргиевск 1-я стр. бригада.
 Штаб армии - Остроленка
 Командующий 2-й армией
 ген. от кавалерии Самсонов
 Начальник штаба
 ген.- майор Постовский".

Надо сказать, что это решение Верховного было неожиданным  для Самсонова,  и оно серьёзно ослабило боевую мощь 2-й армии.
Кто знает, как развивались бы события, если в составе армии Самсонова, вторгшейся в Восточную Пруссию, был Гвардейский корпус…

На самом же деле, в составе 2-й армии Самсонова действовало только ДВА пехотных лейб-гвардии полка:
Литовский – в 1-м арм. корпусе ген.Артамонова  и Кексгольмский в 23 арм. корпусе ген. Кондратовича.

(В составе 1-й армии П.К. Ренненкампфа находилась вся знаменитая  русская гвардейская кавалерия. О том как она там воевала – речь впереди).

Теперь – кратко о ходе боевых действий в августе 1914 г.,   и участии в них наших пехотных гвардейских частей.

Очень подробный разбор этой кампании  имеется в фундаментальном труде  Алексея Лихотворика  "Восточно-Прусская операция 1914 г.". (Любителям военной истории горячо рекомендую его прочитать).
А. Лихотворик  рассказывает:
«Ещё в 1898 г. на обсуждении одной из многочисленных задач по обороне Восточной Пруссии начальник германского Генерального Штаба ген. Шлиффен  говорил:
 "Германская армия, когда ей грозит опасность с трех сторон, не может сделать ничего лучшего, как атаковать ближайшего противника, разбить его, а затем обратиться против одного из оставшихся. Если же одной русской армии удастся сковать германцев рядом боев с сомнительным исходом, то остальные армии выиграют время, чтобы зайти своему противнику во фланг или тыл и подавить его своим численным превосходством".
 Таким образом германское командование твердо рассчитывало на то, что искусно управляемые германские силы, даже и уступающие противнику в численности, смогут во всяком случае удержаться в Восточной Пруссии до того времени, когда будет достигнута развязка на французском театре. 1(14) авг. начальник штаба германской главной квартиры ген. Мольтке писал начальнику штаба 8-й армии ген. Вальдерзее:
 "Когда русские придут - никакой обороны, а только наступление, наступление, наступление".

Как видим, идеалом германской армии было наступление (так впрочем, в назревавшей европейской войне, намеревались действовать тогда ВСЕ армии).
Другое дело, что далеко НЕ У ВСЕХ армий эти наступления  получались …


«Защитить Восточную Пруссию при значительном превосходстве сил противника, на которое германское командование заранее обрекало штаб 8-й армии, принимая план Шлиффена, можно было только активным маневрированием. Для подобных операций Восточная Пруссия с густой сетью шоссе и железных дорог подходила чрезвычайно».

Надо бы отметить и ещё один, малоизвестный факт. В нашей исторической литературе обычно красочно расписывается паника, возникшая в Германии после начала русского вторжения в Восточную Пруссию.
Наверное, было всякое и беженцы, естественно сеяли панику рассказом о настоящих и мнимых ужасов  «вторжения русских варваров».
 Однако надо прямо сказать, что германский генеральный штаб прекрасно понимал огромный перевес сил русской армии на Восточном фронте и считался с возможной потерей ВСЕЙ Восточной  Пруссии, не видя в том особой трагедии.
«…в крайнем случае, при большом превосходстве сил противника, Восточная Пруссия может быть временно оставлена, до усиления 8-й армии силами с французского театра.
Т.о. командующему предоставлялась в общем большая самостоятельность в принятии решений.
Первый абзац директивы главной квартиры командущему 8-й армии гласил: "Главнокомандующий ведет операции на востоке по своему усмотрению".

Тем не менее, конечно, без ожесточенной борьбы, никто Восточную Пруссию очищать не собирался.

Первой начала наступление в В. Пруссию 1-я армия ген. П.К. Ренненкампфа. Несколько приграничных боёв прошли с переменным успехом и неожиданно выявили склонность к стихийному возникновению  паники и малую пленоустойчивость даже у некоторых  кадровых русских частей. Тыловое обеспечение войск с самого начала  наступления было организовано неудовлетворительно,  впрочем это  - давняя «добрая» традиция нашей армии.
В сражении при Сталлупенене тяжелейшие потери понесла 27 пех. дивизия, полки которой были охвачены паникой.
Начальник дивизии ген. Адариди  сообщал:
 "Части дивизии отошли на указанную мною линию, где удалось их остановить; их устраивают и они окапываются. 105-й пехотный полк, как полагаю, почти уничтожен. Потери в 106-м пехотном полку - около 500 человек, в 107-м пехотном полку есть батальоны, где осталось 90 человек. Двинуть части вперед, не устроив и не дав отдохнуть и успокоиться, безусловно,  невозможно.
В артиллерии потери меньше, но 4-я батарея потеряла около половины своего состава. Много лошадей перебито. Орудия удалось вывезти в темноте по одному на руках"
(Радус-Зенкович приводит цифры потерь 27-й пех. дивизии 63 офицера, 6664 нижних чина и 12 пулеметов. См. Радус-Зенкович Л.А. Очерк встречного боя. По опыту Гумбиненской операции 1914 г. С. 21.
По германским источникам потери 27-й пех. дивизии  только пленными составили за 4(17) авг. ок. 4000 чел.
 Столь значительные потери  в этой дивизии объясняются паникой, которая имела место при её беспорядочном отходе  за р. Лепона, поскольку 25-я и 29-я пех. дивизии, которые также выдержали тяжелый бой, лишились не более 1000 чел.
Особого внимания на все эти грозные признаки неустойчивости войск обращать не стали…

Наступление1-й армии  в глубину  В. Пруссии продолжалось.
Большое сражение у Гумбиннена, несмотря на неудачное для нас его начало, закончилось успешно.
Германский  XVII арм. корпус ген. Макензена, рассчитывая на лёгкий успех, без артподготовки атаковал окопавшуюся русскую пехоту. Это закончилось для него плачевно.
«…Примерно в 15 ч. 7(20) авг. германцы предприняли последнюю попытку сбить с позиции и правый фланг 27-й пех. дивизии. В дело были введен резерв командира корпуса - 21-й пех. полк.
 Войска шли вперед открыто, соблюдая равнение, некоторые офицеры были верхом. Однако под открывшимся огнем батарей 2-го дивизиона 27-й арт. бригады, 3-й батареи 1-го дивизиона той же бригады и присоединившихся к ним позднее пулеметов и стрелков всякое движение на фронте атаки сделалось абсолютно невозможным и потому наступающие вынуждены были залечь в 500-600 шагах от позиций 1-й бригады. Сохранился следующий отзыв командующего 105-м пех. полком о работе 6-й батареи 27-й арт. бригады в этот день.
 "Густым цепям противника, наступавшего на мой правый участок и на части 25-й пд, 6-я батарея (2-й дивизион 27-й арт. бригады) наносила громадные потери, и благодаря этому 100-й полк (25-й пд), два раза отступавший, снова переходил в наступление, и немцы не могли произвести охвата участка занимаемого 105-м полком…
 В скором времени германская пехота, понесшая огромные потери (особенно в офицерах и унтер-офицерах), сначала одиночными людьми, а затем и группами хлынула назад. Части уже просто не могли выдерживать боя».

Проще говоря, немцы, после успешного для них Сталлупененского боя, недооценили оборонительные возможности, точность стрельбы  и боевой дух русской пехоты,  и жестоко поплатились за это в сражении  под Гумбинненом.
Наступавшая тесными цепями  немецкая пехота попала там  под сосредоточенный стрелковый и пулемётный огонь пехоты, вкупе с беглым шрапнельным обстрелом русской полевой артиллерии,  и не выдержала этого смертоносного обстрела.

Такой  случай самовольного отхода крупных частей с поля боя был первым для германской армии, в годы ПМВ, и оставался едва ли не единственным,  до самого разложения рейхсвера осенью 1918 года.
Историки часто упрекают командира русского корпуса генерала Епанчина  за то, что он не организовал тогда преследование откатывавшихся с поля боя немцев.
На самом деле, сделать это нашим войскам,  было очень сложно.
«…в  штабе дивизии был получен приказ командира корпуса ген. Епанчина, в котором говорилось, что неприятель отходит и ставилась задача на его преследование.
Исполнить это приказание было отнюдь не просто, поскольку за день боя все резервы дивизии были израсходованы, а части перепутаны и утомлены. Между тем стихийное отступление германской пехоты прикрывалось сильным огнем артиллерии и пулеметов.

Ген. Епанчин в своих воспоминаниях прямо указывает на причины, вынудившие его отдать около 17 ч. 7(20) авг. приказ о прекращении наступления:
 "...на флангах моего корпуса положение было по-прежнему неблагоприятное: 20-й корпус не в состоянии был перейти в наступление, а действия трех полков 40-й дивизии не имели определенного успеха. При таких условиях продолжать отдельное наступление, с необеспеченными флангами и с возможностью перехода пруссаков в контратаку для охвата флангов 3-го корпуса, было рискованно, тем более что почти все артиллерийские патроны были израсходованы. Один только дивизион 27-й артиллерийской бригады выпустил перед контратакой десять тысяч снарядов. (!!!!) Теперь из германских источников я знаю, что этот огонь произвел потрясающее впечатление на пруссаков и заставил их начать отступление. Но и у нас были большие потери: 87 офицеров и 6117 солдат, причем в некоторых полках было налицо весьма мало бойцов вследствие потерь 4 августа под Сталлупененом...".

  Однако   тем не менее были взяты 12 орудий (остававшиеся на поле боя от расстрелянного русской артиллерией немецкого дивизиона), 25 зарядных ящика, 13 пулеметов (в т.ч. 3 исправных), 20 разного рода повозок, 2000 винтовок и ок. 1000 чел. пленных.
На поле боя было похоронено до 2000 германских бойцов.
 Примерно в это же время (т.е. ок 17 ч. 7(20) авг.) ген. Макензен после тщетных попыток со своим штабом остановить беспорядочный отход пехоты, констатируя произошедшее, отдал приказ об отступлении, которое уже и без того шло полным ходом. За день боя 17 арм. корпус потерял свыше 8000 чел. (ок. трети всех наличных сил); в т.ч. ок. 200 офицеров.
Стихийное отступление некоторых частей корпуса удалось остановить в районе Перкален. Большая же часть отступающих остановилось только на р. Ангерап (ок. 15 верст к западу от места боя)».

На деле немцы в этом бою стали жертвами своей спеси и высокомерного пренебрежения боевыми качаствами русской армии. После успешного, для них,  сталлупененского боя, они ещё более укрепились в этом чувстве, и попытались захватить русскую укреплённую позицию, к тому же занятую кадровыми  частями, атакой «в лоб», без разведки и артподготовки.
И, неожиданно для себя, жестоко поплатились за это.
Атака густыми цепями, с конными офицерами, гарцующими впереди них, была хороша и  красива для войн XIX века, но была гибельной против окопавшегося противника, войска которого умели хорошо стрелять. А войска генерала П.К. Ренненкомпфа, ещё в мирное время славились в русской армии превосходной огневой подготовкой. (Не  случайно большинство немцев, убитых в ходе Гумбиненского боя, имели попадания  в голову или  грудь).
Отличная стрельба русской пехоты была дополнена огнём пулемётных команд и русской полевой артиллерии, 76 мм орудия которых не случайно называли «косой смерти». При стрельбе шрапнелью,  по открыто расположенному противнику, они наносили неприятелю огромный урон.
Вот в этот-то «огневой мешок» и попали войска  XVII арм. корпуса ген. Макензена….
Нет ничего удивительного в том, что после выхода из строя большинства офицеров и унтеров, немцы не выдержали и стали отходить. Сначало – медленно, потом всё быстрее и быстрее.
Порой неустойчивость и панику в бою могут проявить самые дисциплинированные и стойкие части…
Причиной этого бегства был гибельный  винтовочный, пулемётный и орудийный огонь русских войск.
Никаких особых полководческих  хитростей  и воинского мастерства: обходных маневров, фланговых ударов,  внезапных контратак,  кавалерийских рейдов в тыл противника, или захвата укреплённых позиций противника,  наши войска и военачальники в  этом сражении не продемонстрировали.

Вот тут бы русским полководцам и  надо было трезво оценить масштабы своего успеха. Понять, ПОЧЕМУ побежали немцы, организовать их ПРЕСЛЕДОВАНИЕ и ни в коем случае не дать немцам ОТОРВАТЬСЯ от непосредственного контакта со своими войсками, не дать им времени и возможности привести себя в порядок. (А это немцы умели делать отменно хорошо и быстро).
НИЧЕГО для преследования неприятеля нашими войсками  сделано НЕ БЫЛО.

В результате, этот успешный бой и увиденное нашими войсками беспорядочное отступление немцев, сыграли злую шутку с русским командованием.
Главнокомандующий Северо-Западным фронтом Жилинский, да и вся Ставка восприняли этот тактический успех, КАК РАЗГРОМ всей VIII-й германской армии. А преднамеренный отход немцев на тыловые позиции – КАК их БЕГСТВО. (Слишком уж велика была жажда победы, вот и восприняли у нас желаемое за действительное).
Совершенно не было организовано ПРЕСЛЕДОВАНИЕ отступавших германских частей (для чего в нашей 1-й  армии имелось более 5 кавалерийских дивизий, ВООБЩЕ не участвовавших в Гумбинненском сражении.  Об этом – позже поговорим).

Германские войска  смогли  оторваться от частей русской 1-й армии,  и совершить свою знаменитую перегруппировку войск, чтобы основными силами обрушиться на 2-ю армию Самсонова, корпуса которой наступали в глубину Восточной Пруссии «веером», В РАСХОДЯЩИХСЯ НАПРАВЛЕНИЯХ!!!

Наше же военное руководство, в это время, пребывало в эйфории от «разгрома» немцев под Гумбинненом и рассчитывало  «отрезать» всю германскую VIII армию от Вислы, не имея при этом НИКАКОГО представления о нахождении, боевом состоянии и моральном духе  «разгромленных» германских корпусов.

Вот какая директива была тогда направлена Самсонову:
"10 (23) августа 1914 г. 4 ч. 20 мин. дня.
 Остроленка. Ген. Самсонову.
 Германские войска, после тяжелых боев, окончившихся победой над ними генерала Ренненкампфа, поспешно отступают, взрывая за собой мосты.
 Перед вами, по-видимому, противник оставил лишь незначительные силы. Поэтому, оставив 1-й корпус в Сольдау и обеспечив левый фланг надлежащим уступом, всеми остальными корпусами энергично наступайте на фронт Зенсбург, Алленштейн, который предписываю занять не позже вторника 12 авг. Движение ваше имеет целью наступление навстречу противнику, отступающему перед армией ген. Ренненкампфа, с целью пресечь немцам отход к Висле. 3004.
 Жилинский".

Мало того, что разведка, связь и тыловое обеспечение в обеих русских армиях вторжения были организованы из рук вон плохо. Беда была  в том, что наше командование СЛИШКОМ переоценивало свой успех и боевые качества своих войск.
А они, к сожалению,  были ОЧЕНЬ далеки от идеала.

11(24) авг.  полковник  Крымов, объезжавший наступающие, тогда, корпуса 2-й армии пишет  полевую  записку в штаб 2-й армии:
 "11 ч. вечера. №3. Лизанкен. Ген. Самсонову
 Полевая записка
 Сегодня шел с 6-й кав. дивизией на Генрихсдорф…
Колонна продвинулась на Мошниц; с высот Янковиц в это время открылась артиллерийская стрельба. Стрельба была шрапнелью и бризантными снарядами, раненых от этой стрельбы не было. Дивизия уклонилась на Липпау и заночевала у Лиссакен…
  Когда дивизия дошла до Фалькейм, Дзиурденау, подъезжает казак и докладывает, что у деревни Липпау неприятельская конница атаковала пехоту и что начальник пехотной части просит немедленно помощи у кавалерии. Я полным ходом бросился к Липпау, чтобы узнать в чем дело.
 Подъехав к Липпау, я увидел страшную картину: полная паника, убитые люди, кучи раненых, брошенное снаряжение, перевернуты зарядные ящики.
Оказывается, кто-то в голове колонны дивизии крикнул: "Кавалерия противника!", зарядные ящики повернули кругом, бросились скакать, пехота начала друг в друга стрелять.
Картина отчаяния.
Долго нельзя было привести в порядок.
Начальник дивизии был в Скоттау, куда я и поехал ему доложить о случившемся, так как он ещё не знал о панике.
В той же деревне я видел перевязочный пункт 22-го Нижегородского полка (6-й пех. дивизии). Перевязочный пункт был оборудован отвратительно. Люди лежали прямо на земле, в то время как соломы кругом сколько угодно.
 Врачи совершенно безучастны ко всему творящемуся там. Потери немцев, говорят, громадны, окопы завалены трупами…
 Связи вдоль фронта нет никакой, телефоны между корпусами и конницей не работают. Все ходят совершенно неориентированными. Завтра хочу ехать в первый корпус.

 Полковник Крымов".
(приводится с некоторыми сокращениями).

В этой записке полк. Крымов описывает случай паники в частях 2-й пех. дивизии, которая в этот день 11(24) авг. дошла колоннами основных сил до упомянутой выше деревни Липпау, а авангардом, при котором и находился командир дивизии ген. Мингин, достигла Скоттау.

Требуется небольшой комментарий этого документа.
- Как вам нравится ТАКОЕ состояние дел в нашей наступающей армии?!
Атака даже небольших сил германской кавалерии  вызывает страшную панику в рядах нашей пехоты… Крика «Кавалерия противника!" оказалось достаточно для того, чтобы посеять неописуемый хаос, переросший в «картину отчаяния».
(Как тут не вспомнить паникёров 1941 года, сеявших, порой,  такую же жуткую панику своими истошными криками «Танки!!!». Даже крутые меры советского командования далеко не всегда помогали эффективно бороться с этими паникёрами);
- Связи у начальника дивизии с её частями нет никакой, и о панике в её рядах он узнаёт едва ли не последним, от армейского офицера генерального штаба, случайно там оказавшемся;
- Полное безобразие на перевязочном пункте Нижегородского полка  и «безучастность врачей ко всему творящемуся» не подлежит оправданию и объяснению. И ЭТО – в начале наступления, когда боёв (и раненых) было очень мало.
Что же там творилось, через неделю, когда уже настал всеобщий хаос отступления, а раненых стало намного больше – не хочется и думать…


Судьба центральных (XV, XIII и XXXIII-го) арм. корпусов, да и всей операции зависела от устойчивости фланговых (I-го на левом и VI на правом) армейских корпусов генералов Артаминова и Благовещенского.
Однако именно они  и подвели своих товарищей, не проявив стойкости и самовольно  бросив позиции…

Нас интересует I-й арм. корпус ген. Артамонова, в составе которого был лейб –гвардии Литовский полк.
Задачей корпуса была стойкая оборона и удержание позиций под Уздау и Сольдау на левом фланге 2-й армии ген. Самсонова.
Надо сказать, что этот корпус был САМЫМ мощным (по боевому составу и числу войск) среди всех корпусов 2-й армии.
ВСЕ его полки имели 4-х батальонный состав (16 пехотных рот).
А роты тогда представляли большую силу  и  насчитывали по штату  более 200 солдат, 13 унтеров и 5 офицеров каждая.
В других корпусах 2-й армии полки имели либо 12-ти,  либо 14-ти ротный состав.
В этом  корпусе было 56 станковых пулемётов «Максим».
Кроме этого, I-й арм. корпус имел 2 артбригады (всего 96 легких, 76 мм. пушек), Тяжелый арт. дивизион (12 орудий) и 1-й морт. арт. дивизион (12 гаубиц).
 Был даже свой корпусной авиаотряд  (6 аэропланов).
В руках  у ген. Артамонова  и его полководцев была огромная сила. Надо было лишь уметь ей эффективно воспользоваться.

Для устранения угрозы левому флангу, ген. Самсоновым было принято решение усилить I-й арм. корпус, подчинив его командиру все части, прибывающие на ст. Млава по железной дороге: 3-ю гв. пех. дивизию, 1-ю стрелковую бригаду и тяж. арт. дивизион. Ген. Самсонов приказал корпусному офицеру генерального штаба капитану Шевченко, прибывшего на совещание в штаб армии,  передать ген. Артамонову, что его корпус, усиленный прибывающими частями, должен удерживать свои позиции во что бы то ни стало.

Штаб армии в 6 ч. 40 м. 13(26) авг. отправил в штаб 1-го арм. корпуса телеграмму за №6360:
 "Корпуса 13-й, 15-й и 2-я пех. дивизия сегодня 13-го продолжают наступление на фронт Остероде, Алленштейн; согласно последнему директивному распоряжению командующего армией вам подчиняются: гвардейская дивизия, 9-й саперный батальон, тяжелый артиллерийский дивизион, 6-я и 15-я кав. дивизии. В ваше распоряжение назначается также 1-я стр. бригада, головной эшелон которой уже едет железной дорогой. Ваша задача: обеспечивать тыл армии с левого фланга - должна быть выполнена во что бы то ни стало. Командующий армией убежден, что даже много превосходный противник не в состоянии будет сломить упорство славных войск первого корпуса, от действий которого зависит успех операции на Алленштейн и далее.
 Постовский".
 Так штаб 1-го арм. корпуса узнал о подчинении ему частей гв. дивизии и 1-й стр. бригады. Но они, к сожалению, не успели прибыть к Сольдау вовремя.

Не было у немцев под Сольдау и никакого превосходства в силах, если не считать артиллерии.
Вот что пишет об этом А. Лихотворик:
«Если сравнивать соотношение сил, германцы имели: 1-я пех. дивизия - три полка (3-й гр., 41-й, 43-й пех. полки - 9 батальонов), 2-я пех. дивизия - четыре полка (4-й гр., 33-й фузил., 44-й, 45-й пех. полки - 12 батальонов), 5-я ландв. бригада - два полка (2-й, 9-й ландв. полки - 6 батальонов), а всего - 27 батальонов.
Силы русского 1-го корпуса можно исчислить следующим образом: 22-я пех. дивизия - три полка (85-й, 87-й, 88-й пех. полки - 12 батальонов), 24-я пех. дивизия - три полка (93-й, 94-й, 95-й пех. полки - 12 батальонов), гв. Литовский полк, а всего - 28 батальонов. Т.о. превосходства в пехоте германцы не имели. Не было у них преимущества в кавалерии, т.к. здесь у русских было две кав. дивизии, а у германцев только войсковая конница, штатный состав которой всего ок. двенадцати эскадронов.
Зато можно наверняка утверждать, что здесь германцы имели превосходство в артиллерии, особенно в тяжелой».
В первый день сражения под Уздау (который закончился относительно благополучно для русских войск), 2-я бригада 22-й пех. дивизии (87-й, 88-й пех. полки) и гв. Литовский пех. полк находилась в резерве корпуса

Вот как описывает А. Лихотворик дальнейший ход сражения:
« 14(27) авг. командир 1-го арм. корпуса ген. Франсуа намеревался продолжать наступление. В 20 ч. 30 мин. 13(26) авг. им был отдан приказ, согласно которому 1-я пех. дивизия должна была 14(27) авг. нанести удар северо-западнее Уздау, а 2-я пех. дивизия южнее Уздау. 5-й ландв. бригаде ген. Мюльмана предоставлялось сдерживать противостоящего противника на позициях у Гейнрихсдорфа.
 С русской стороны командовавший 1-м арм. корпусом ген. Артамонов намеревался продолжать выполнять поставленную ему задачу: обеспечивать фланг 2-й армии. Ночью с 13(26)-го на 14(27)-е авг. его войска улучшали свои окопы. Ген. Артамонов объезжал позиции корпуса и ок. 3 ч. 14(27) авг., находясь в районе Уздау, имел беседу с начальником бригады 22-й пех. дивизии ген. Савицким, исполнявшим должность начальника правого боевого участка.
Ген. Савицкий доложил Ген. Артамонову, что утром 14(27) авг. он ожидает атаки противника, и что по причине незащищенности правого фланга занимаемой позиции удержать ее будет очень сложно. В ответ на это ген. Артамонов предложил немедленно отвести 85-й пех. полк. Однако ген. Савицкий просил разрешения остаться на занимаемой позиции, поскольку отступление ночью походило бы на бегство. Разрешение на это было получено, после чего ген. Артамонов благословил ген. Савицкого и уехал, заметив, что в трех верстах позади занимаемой войсками линии есть укрепленная высота, где можно будет задержаться, буде возникнет необходимость отступать…
 
Согласно русским источникам обстрел позиций 85-го пех. полка начался в 5 ч. 30 мин. 14(27) авг.
Через полчаса после этого из лейб-гв. Литовского полка было получено сообщение о пришедшем из штаба корпуса приказании на отход. Вслед за этим ген. Савицкий обнаружил, что располагавшиеся левее 85-го полка батальоны гвардии и 24-й пех. дивизии отходят назад. Однако для 85-го полка никаких указаний из штаба корпуса не поступало и он продолжал оставаться на позиции, хотя положение его после этого отступления соседей становилось все более тяжелым. Вскоре противник повел обстрел позиций полка уже слева. Т.о. оба фланга боевой линии полка были охватываемы германцами. Ок. 8 ч. 14(27) авг., когда дальнейшее промедление с отступлением могло привести к окружению ген. Савицкий отдал приказание отступить, хотя добиться в штабе корпуса подтверждения полученного соседями приказа оставить позиции связистам так и не удалось…

Ген. Шильдбах, командовавший лейб-гв. Литовским полком, чьи части собственно и начали отход, в качестве оправдания называл приказание командира 24-й пех. дивизии ген. Рещикова, в соответствии с которым он отвел свои войска на высоты по обе стороны Ниостай. По словам полкового адьютанта полка поручика Пржевальского, на которого и ссылались в штабе 85-го полка как на источник, передавший по телефону полученный гвардией приказ об отходе, он никаких переговоров по телефону 14(27) авг. не вел, приказов не получал и не передавал, а отход полка объяснил чрезвычайно сильным артиллерийским огнем противника.
 В свою очередь ген. Рещиков позже заявлял, что ни гвардейский полк, ни 85-й пех. полк в его подчинение не входили и потому отдавать им какие-либо приказания он просто не мог. 14(27) авг. ок. 12 ч. командир 94-го пех. полка донес ему об обходе противником правого фланга полка и о том, что правее позиций полка уже нет наших частей, а Уздау занято неприятелем».

Удивительная история самовольного оставления боевых позиций гвардейским Литовским полком (с чего, собственно, и началось отступление, а затем и бегство других частей 1-го арм. корпуса),  так и осталась нерасследованной.
Скорее всего, полк стоявший в резерве и попавший потом  под обстрел германской артиллерии, просто не выдержал этого огня и бросил позиции…

Т.о. отход частей 1-го корпуса протекал стихийно и никто не руководил им. Войска, оставив позиции катились к югу до тех пор, пока не встречался какой-нибудь достаточно энергичный начальник, который брал на себя ответственность остановить их. Так полк. Крымов остановил у Сольдау несколько отступавших батарей и на указанной им позиции эта артиллерийская группа простояла вплоть до утра 15(28) авг. не тревожимая противником.

А вот, как развивались события дальше:

«На левом фланге корпуса атака германского ландвера и частей 2-й пех. дивизии была отбита и ок. 9 ч. 14(27) авг. утра русские перешли в контратаку. Эта атака имела успех. Обойдя правый фланг противника, атакуемого с фронта 4-м стр. полком, батальоны 22-й пех. дивизии, поддержанные огнем мортирного дивизиона, заняли Гейнрихсдорф, а прочие два полка 1-й стр. бригады отбросили 3-ю пех. бригаду 2-й пех. дивизии...
Однако вскоре вследствии перемешивания частей. отсутствия внятного руководства, проблем с пополнением израсходованных боеприпасов атака замедлилась и вовсе остановилась. Ок. 10 ч. 40 мин. 14(27) авг. в штабе ген. Душкевича, возглавлявшего находившиеся на левом фланге корпуса полки 22-й пех. дивизии, было получено распоряжение штаба корпуса об отходе к Сольдау. Совершенно недоумевая о причинах, вынудивших ген. Артамонова отдать такой приказ, когда обстановка складывалась в общем благоприятно, ген. Душкевич вывел части из боя и отошел к Сольдау, где сразу же явился к ген. Артамонову, который объявил ему, что приказа об отступлении он не отдавал, но между прочим совершенно спокойно отнесся к известию об отступлении отряда, даже не сделав попытки расследовать этот случай».

Как видим и здесь какой-то непонятный приказ, неизвестно кем отданый, стал «основанием» для начала отхода 22-й дивизии. А вот отходить, сохраняя при этом порядок и боеспособность,  наши войска умели плохо…


«С германской стороны описание событий дня выглядит примерно следующим образом. Ок 5 ч. утра 14(27) авг. полки 2-й пех. дивизии в густом тумане, который сильно препятствовал организованному движению колонн, двинулись вперед. Постепенно они, довольно сильно перемешавшись, достигли русских позиций, находившихся частью западнее полотна железной дороги Уздау - Сольдау, частью за полотном этой дороги. 5-я ландв. бригада перешла в атаку в 7 ч. 20 мин. 14(27) авг. и поначалу довольно успешно оттесняла охранение русских, но ок. 8 ч. 14(27) авг. продвижение ландвера и пехоты 2-й дивизии было остановлено. В 9 ч. 14(27) авг. последовала контратака русских, которой ландвер и 3-я бригада 2-й пех. дивизии были отброшены в беспорядке.
 В 10 ч. 50 мин. 14(27) авг. ген. Франсуа, находясь уже на командном пункте 1-й пех. дивизии, получил известие о неудаче 2-й пех. дивизии. Для исправления положения был выслан корпусной резерв - батальон 43-го пех. полка. Одновременно было послано донесение в штаб армии:
 "корпус стоит на линии Рутковиц, Вессолово, Мейшлиц. За Вессолово шла борьба с переменным успехом, сейчас оно в руках 1-го корпуса. До сих пор наступление развивалось хорошо; теперь оно, повидимому, остановилось. Корпус испытывает тревогу за свой правый фланг (Сольдау)".
 Примерно в это же время бригада Шметтау вышла в район восточнее Уздау, но вынуждены были оставить его, т.к. местность усиленно обстреливалась артиллерией 1-й пех. дивизии. После этого ок. 12 ч. 14(27) авг. пехота 1-й пех. дивизии заняла оставленные 85-м полком позиции у Уздау...

Получив известие о занятии Уздау, ген. Франсуа направил 1-ю пех. дивизию к югу, с целью восстановить положение на правом фланге корпуса, о чем и донес в штаб армии в 11 ч. 20 мин. 14(27) авг. Полки 1-й пех. дивизии повернули направо и начали выдвигаться в направлении на Гросс-Тауерзее, где и столкнулись с 4-й бригадой 2-й пех. дивизии, которая, также не встречая сопротивления противника, выдвигалась к этому пункту. Русских наступающие цепи германцев встретили только при дальнейшем движении на юг на позиции южнее Борхсдорфа и Скурпиена. Здесь укрепились 4-й стр., лейб-гвардии Литовский полки и батальон 88-го пех. полка с одной легкой батареей и батареей тяжелого арт. дивизиона, назначенные выполнять роль аръергарда корпуса. Они встретили противника огнем и ок. 14 ч. 14(27) авг. остановили его. Ко времени 14 ч. 30 мин. 14(27) авг. относится следующее донесение командира 1-го стр. полка в штаб 1-го арм. корпуса:
 "Полк лег костьми у деревни Рутковиц, с малыми остатками полка удерживаюсь на полотне железной дороги в одной версте к югу от Борхсдорфа. Четыре роты 88-го полка силы более не представляют".
Ок. 15 ч. 14(27) авг. арьергард корпуса начал отход, виду полного истощения боевых припасов и тяжелых потерь.
 Состояние германских частей было тоже не блестящим. Ок. 15 ч. 45 мин. 14(27) авг. ген. Франсуа как и неделю назад при Гумбиннене объявил приказ о передышке (Gefeehtsrast).
 Еще до этого ген. Артамонов имел телефонный разговор с начальником штаба армии, где сообщил о тяжелых потерях и утомлении войск, но говорил, что корпус "стоит как скала" и выражал надежду на благоприятный исход боя[596].
 В течение дня части корпуса не имели приказов и распоряжений ни о путях отхода, ни о рубежах, на которых надлежало этот отход остановить. Впрочем, при отсутствии связи штаба 1-го арм. корпуса с войсками и внезапности, неожиданности самого отхода, довести эти приказы, даже если бы они были отданы, до войск было практически нереально. Отступающие войска двигались в совершенном беспорядке, по маршрутам определенным частными начальниками и случайными обстоятельствами. Поток перемешавшихся частей и обозов катился к югу. Никто не знал что делать и где остановиться. Некоторые части останавливались в Иллово, другие уходили в Млаву. При получении известия об отходе корпуса командир 1-го саперного батальона по собственной инициативе начал подготовку позиции в 1,5-2 км. к северу от Сольдау фронтом на северо-запад, на которой к вечеру и остановились части арьергарда. А командир корпуса ген. Артамонов метался на автомобиле по путям отхода. Пытаясь лично остановить части и развернуть их для прикрытия отхода корпуса. Только в 1 ч. 5 мин. 15(28) авг. в Иллово был отдан приказ по корпусу, подписанный за командира корпуса инспектором артиллерии корпуса ген. Масальским. В нем войскам ставилась задача занять позиции для обороны на южном берегу р. Нейде южнее Сольдау.
 В итоге дня 1-й арм корпус потерпел тяжелое поражение. Дело не только и не столько в количестве убитых и раненых, но в том, что царившая на поле боя бестолковщина, отсутствие управления, подвоза боеприпасов, эвакуации раненых серьезнейшим образом подорвали моральное состояние частей корпуса. На ближайшие несколько дней, т.е на время кульминации сражения корпус утратил всякую возможность вести наступательные действия и т.о. влиять на обстановку вокруг других сил 2-й армии».

Вот так и закончился бой под Сольдау, ставший началом конца 2-й русской армии генерала Самсонова….

На фото: ПМВ, русская пехота в строю.

Продолжение: http://www.proza.ru/2012/12/15/526