Завтракаю, навьючиваю на спину рюкзак и шествую на автобусную остановку.
За окном мелькают унылые дома, спешащие автомобили и задавленные проблемами пешеходы. Ох, город, город… Наконец-то ты на пару дней перестанешь надо мной издеваться! И я из выжатого лимона снова превращусь в нормального человека, и почувствую выброс тестостерона в кровь.
Дачный посёлок Полигон, остановки: “Сады-43”, “Сады”, “Сады-2”, “Предпоследняя”, “Конечная”. Приехали! Богатая фантазия у того, кто давал названия остановкам :).
Минуты три иду-бреду среди летних домиков и огородов. И вот, наконец, наступает долгожданный конец цивилизации: справа и слева от меня – крутые склоны, поросшие соснами и берёзами. Теперь вперёд и вверх, а там…
Выхожу на большую поляну, усыпанную мусором – сюда горожане ездят знакомиться с природой. На левом склоне показывается большой карстовый оползень – часть горы, диаметром метров двадцать, провалилась вглубь горы, образовав площадку, усыпанную валунами. А может, это просто небольшой карьер для добычи камня?
Иду в гору по лесной дороге, пыхчу под рюкзаком. Слева – крутой-прекрутой склон со множеством скальников, в одном из которых расположен грот Бухариков. Справа – некрутой склон, поросший лесом. Там находится пещера Стелс. Раньше она была очень узкой вертикальной калиброй глубиной 10 метров. Но в 2011 году ребята из Краевого спелеоклуба притащили перфоратор с электробензогенератором и расширили 10-сантиметровую щель до габаритов человеческого тела. Три метра долбили! И вышли в пещеру. По предварительным замерам её глубина от 70-и до 100 метров.
Останавливаюсь, достаю карту, чтобы сориентироваться. Моя карта представляет собой ламинированный лист бумаги зелёного цвета формата А3. Без надписей и отметок, просто чистый лист. Такой вид карты изобрёл не я, про такую карту я вычитал в книге диакона англиканской церкви великого математика Чарлза Доджсона – автора “Алисы в стране чудес” Льюиса Кэрролла:
Он с собою взял в плаванье Карту Морей,
На которой земли – ни следа;
И команда, с восторгом склонившись над ней,
Дружным хором воскликнула: “Да!”
Для чего, в самом деле, полюса, параллели,
Зоны, тропики и зодиаки?
И команда в ответ: “В жизни этого нет,
Это – чисто условные знаки.
На обыденных картах – слова, острова,
Всё сплелось, перепуталось – жуть!
А на нашей, как в море, одна синева,
Вот так карта – приятно взглянуть!” [1]
Сориентировавшись, топаю дальше – всё подымаюсь и подымаюсь на Торгашинский хребет. Тяжко в гору идти. Но дорога хорошая – раз в пятилетку по ней джипы проезжают. Где-то слева, на вершине хребта, находится вертикальная пещерка К-17. Лес всё смешанный – берёзы да сосны, выросшие здесь после тотальной вырубки в 40-е годы. Иногда возле дороги попадаются кусты боярышника. Такое впечатление, что его сочные красные или оранжевые ягоды ем я один, больше никто боярышник не объедает. Странно – ягоды-то вкусные.
Возле дороги стоянка – несколько брёвнышек образуют стол и скамьи. Рядом – костровище. Бывалые люди говорят, что основателем этой стоянки является Евгений Соловьёв – хозяин избы Скалка. Передохнув, шествую дальше.
Снова достаю свою зелёную карту, ориентируюсь. Вижу: надо сворачивать с дороги на еле заметную тропку и штурмовать склон.
Устав от бешеной ходьбы, присаживаюсь передохнуть. Гляжу: поползень на стволе древней могучей сосны, чудом уцелевшей от былого лесоповала, бегает взад-вперёд да краем глаза на меня поглядывает. Вдалеке, где-то в кроне дерева мелькнула белка. Да, белки здесь не ручные, как в Академгородке, к людям не подбегают, орешков не выпрашивают.
На мокрой земле отпечатались огромные следы босых ног с большущими когтями, стопа раза в два шире человеческой. Наверно, это протопал Снарк:
“…Разберём по порядку. На вкус он не сладкий,
Жестковат, но приятно хрустит,
Словно новый сюртук, если в талии туг, –
И слегка привиденьем разит.
Он встаёт очень поздно. Так поздно встаёт
(Важно помнить об этой примете),
Что свой утренний чай на закате он пьёт,
А обедает он на рассвете.
В-третьих, с юмором плохо. Ну, как вам сказать?
Если шутку он где-то услышит,
Как жучок, цепенеет, боится понять
И четыре минуты не дышит.
Он, в-четвёртых, любитель купальных кабин
И с собою их возит повсюду,
Видя в них украшение гор и долин.
(Я бы мог возразить, но не буду.)
В-пятых, гордость! А далее сделаем так:
Разобьём их на несколько кучек
И рассмотрим отдельно – Лохматых Кусак
И отдельно – Усатых Колючек.
Снарки, о общем, безвредны. Но есть среди них…
(Тут оратор немного смутился.)
Есть и БУДЖУМЫ…” Булочник тихо поник
И без чувств на траву повалился [2].
Снова иду вперёд. На огромной ветвистой сосне красуется табличка: “охранная зона государственного заповедника “СТОЛБЫ”. Нарушение установленного природоохранного режима влечёт административную ответственность. Тел. 611-695. Администрация заповедника”.
Табличка эта древняя, поскольку номера телефонов в Красноярске уже давным-давно семизначные.
Минут через пять ходьбы по дороге (вниз под горку!) показывается небольшой дачный массив. Прямо пойдёшь – на следующую дачную улочку попадёшь. Налево пойдёшь – на Чёрную сопку (может быть) придёшь. Направо пойдёшь – в избу в гроте Двойной попадёшь. Посему поворачиваю направо.
Миную последний домик, стоящий на отшибе от остальных дач. Минут через пять дорога раздваивается. Теперь ежели я налево поверну – на гору Витязь приду, в которой имеются пещерка Комар и грот У Витязя. Ну а ежели сверну направо – покажется горка стоглава. Много скальников высится на ней, да только один из них нужен мне.
Правый путь минут через 10 выводит меня на поляну с вагончиком.
Раньше вся поляна была огорожена – коров здесь пасли. Остатки изгороди местами ещё уцелели. Внизу – родник. Маленький ручеёк бежит с полкилометра и уходит в землю – делает нам новую пещеру. В старину и плотина на ручейке была – чтобы бурёнок поить.
Я спускаюсь по склону в нижнюю часть поляны, где родник. Если от этого места идти вниз по логу полкилометра и потом подняться 50 метров вверх по левому склону, то и придёшь в избу в гроте Двойной. (Напротив избы, только в соседнем логу – Давыдовом – находится пещера Барсучья.) Но я по логу не иду – очень уж там неудобно – борта его круты и буреломы непролазны. Я подымаюсь вверх по дороге и только потом сворачиваю направо – подхожу к гроту Двойной по верхам. Тропы там нет, но и идти приятно – ни скал, ни бурелома.
Пройдя с полкилометра, начинаю “спадать” вниз. А вот и долгожданная изба! В ней жили-были курочка Шетра, отроковица Деметра, птеродактелица Птерька и зубастая зверька… Шучу, конечно – никто в ней не жил и не живёт. Хотя… В одной потаённой нише лежал пакет с женским бельём. Возможно, какая-то дивная дева проводила там свой отпуск. Или артист-травести вживался в роль. А вокруг избы – вросшие в землю бутылки и банки. Видно, давным-давно народ сюда захаживал хлебануть хмель-опохмель.
Ни дверей, ни нар в избушке уже нет. Печка-буржуйка присутствует, но труба от неё, дырявая от ржавчины, валяется на земле. Впрочем, отставной капитан 2-го ранга Анатолий Алёхин – большой любитель прогулок по Торгашинскому хребту – притащил к избе десяток досок – на нары и дверь хватит.
На календаре – конец сентября 2010 года. Начинаю в избе “евроремонт”. Докладываю недостающие брёвна в стену. Запениваю монтажной пеной многочисленные щели между брёвнами. Делаю дверь. Таскаю брёвнышки для нар, кладу их в избу на землю, шуруповёртом прикручиваю к ним доски. Всё на два раза обрызгиваю огнебиозащитой “Сенеж”. Следующее важное дело, начатое мной ещё в июне 2010 года – докапываю канаву перед избой. Зачем? Весной избушку заливает вода и стоит в ней половину лета, потому, что пол глинистый, вода впитаться не может. Чтобы талой воде было куда сбегать, рою канаву. Валяющиеся в радиусе 10 метров вокруг избы бутылки и банки стаскиваю в одну кучу и засыпаю накопанным грунтом – камнями с глиной. Теперь перед избой чисто.
Думал даже сделать печную трубу. Для этого вместе с Анатолием Алёхиным мы сколотили лестницу, чтобы в скале над избой аккумуляторным перфоратором засверлиться под крепления для трубы. Анатолий даже обещал асбестовый шнур принести. Но потом восстанавливать трубу передумал. Потому что человек некий притопал сюда и украл из избы тетрадку для записи посетителей (в которой Анатолий сделал первую запись – о том, что изба начала воскресать из руин), пластмассовое ведро (заляпанное цементными смесями), маленькую кастрюльку и сапёрную лопату. Лопатка, правда, была не армейская, а ширпотребовская – свою армейскую, купленную за 1000 руб. на рынке, я бы тут не оставил. Но всё равно жалко, потому как каждый раз таскать с собой инструмент тяжело. Решил я: смастерю трубу, а асбестовый шнур украдут. И зачем тогда нужна труба? К тому же, свои пещерные поиски я решил начать в другом районе, поэтому изба в гроте Двойной мне была не нужна.
Начало октября 2010 – ремонт в избе окончен. С удобствами располагаюсь на ночь. Газовая горелка воздух греет, в пуховом спальнике моё тело млеет. Лепота! Как прекрасно ночевать в лесу в отрыве от нашего миллионного города – рая для дураков.
Давно уже мечтаю о том, чтобы уйти куда-нибудь далеко-далеко от цивилизации и поселиться в тайге. Помню, в 1993 г. в Саянах на хребте Ергаки мы встретили 70-летнего старика. Встретили, спустившись с хребта к автотрассе. На вид ему было лет 50. Нам он рассказал, что уже давно ушёл в горы, на хребтах Ергаки и Арадан построил себе 30 избушек (чтобы добывать пушнину, надо обходить свою тропу с капканами, а это семь-десять дней пути) и живёт тем, что даёт тайга. Спускается на трассу, чтобы меняться с шоферами-дальнобойщиками. Он им – шкуры, золотой корень, панты марала, струю кабарги, рога сохатого. Они ему – оружие, боеприпасы, одежду. Я ещё в те годы думал о том, как прекрасно жить отшельником. Да всё жизнь моя складывалась по-другому...
Поскольку Торгашинский хребет является охранной зоной заповедника Столбы, то охотиться тут можно только на Снарков. Каковы особенности охоты на Снарков? Как их готовить?
“Он учил меня так, – не смутился Дохляк, –
Если Снарк – просто Снарк, без подвоха,
Его можно тушить, и в бульон покрошить,
И подать с овощами неплохо.
Ты с умом и со свечкой к нему подступай,
С упованьем и крепкой дубиной,
Понижением акций ему угрожай
И пленяй процветанья картиной…”
“Замечательный метод! – прервал Балабон. –
Я слыхал о нём, честное слово.
Подступать с упованием, я убеждён, –
Это первый закон Снарколова!”
“…Но, дружок, берегись, если вдруг набредёшь
Вместо Снарка на Буджума. Ибо
Ты без слуху и духу тогда пропадёшь,
Не успев даже крикнуть “спасибо”” [3].
Подскакиваю среди ночи от грохота над ухом, включаю висящий у меня на шее налобный фонарь – Petzl MYO XP… Мышка. Серенькая лесная проказница. Сидит на полу в метре от нар и передо мною красуется. Эдакая крыса Туля.
Снова залегаю в спячку. Слышу, как моя непрошеная гостья перебралась на стол и что-то грызёт. Долго уже грызёт. Но чем она может лакомиться, если все продукты лежат в жестяной банке? Утром оказалось, что мышка кушала чеснок – на его головке две дольки были изрядно погрызены. Термоядерная глотка у крысы Тули!
Следующий день посвятил заготовке дров. Вдруг надумаю сбежать сюда на новый год из города. Я дату 1 января никогда не отмечаю, поскольку твёрдо знаю, что если новый год не встретить, то он всё равно придёт, никуда не денется. На новогодние праздники я ухожу от массовой пьянки с матами и фейерверками.
И вот снова ласкающие глаз сумерки.
Сижу за столом на пластмассовом стуле, смотрю на пламя газовой горелки, слушаю звуки в кипящем котелке.
Выхожу из избы. Громадная скала на противоположном борту лога уже еле видна. Словно полуразрушенная крепость, выдержавшая множество вражеских осад, глядит она на меня своими трещинами-бойницами. Солнце над нею уже закатилось за хребет, но свет от него ещё окрашивает небо на западе. Феерия, да и только!
Созерцание сумеречных чудес наводит меня на воспоминание одного романа.
«Дым от сигары, которую курил Нагель, подымался ввысь голубым облачком. Он глубоко вдохнул воздух, наслаждаясь запахом леса и травы, и его охватило всепоглощающее чувство умиротворённости, какая-то особая, тихая радость пронзила его так сильно, что слёзы выступили у него на глазах, и он с трудом перевёл дух. Он шёл рядом с Дагни; она не сказала ещё ни слова. Когда они проходили мимо кладбища, он нарушил молчание. <...>
– Но теперь я хочу рассказать вам одну историю, которая со мной случилась, вернее, просто небольшое приключение, и рассказать его можно очень быстро. Как-то раз я сидел в своей комнате, это было в маленьком городке, не в Норвегии, впрочем, совершенно не важно, где это было, – так вот, короче говоря, мягким осенним вечером я сидел в своей комнате; это было восемь лет назад, в тысяча восемьсот восемьдесят третьем году. Я сидел спиной к двери и читал книгу.
– В комнате горела лампа?
– Да, а на дворе было совсем темно. Я сидел и читал. Вдруг слышу, что кто-то идёт, я явственно расслышал шаги на лестнице, потом стук в мою дверь. Войдите! Никто не входит. Я открываю дверь – никого нет. За дверью никого не было! Я звоню, приходит служанка. Кто-нибудь поднимался по лестнице? Нет, никто не поднимался. Хорошо, спокойной ночи! Служанка уходит.
Я снова берусь за книгу. И тут я чувствую какой-то легкий ветерок, какое-то дуновение, словно меня коснулось человеческое дыхание, и слышу шёпот: «Иди!» Я оборачиваюсь – никого нет. Я продолжаю читать, злюсь и говорю: «Чёрт». И вдруг я замечаю, что рядом стоит бледный человек небольшого роста, с рыжей бородой и жёсткими, торчащими ёжиком волосами; он стоит слева от меня и подмигивает мне, и в ответ я тоже почему-то ему подмигиваю; мы никогда прежде друг друга не видели, но мы перемигиваемся. Я захлопываю книгу, а человечек тем временем идёт к двери и исчезает. Я слежу за ним глазами и вижу, как он вдруг исчезает. Я вскакиваю и тоже подхожу к двери, и тут я снова слышу шёпот: «Иди!» Что ж, я надеваю сюртук, сую ноги в башмаки и выхожу на улицу. «Хорошо бы закурить», – думаю я, возвращаюсь домой, беру сигару и закуриваю. Потом я запихиваю несколько сигар в карман, одному Богу известно, зачем я всё это делаю, но всё же я это делаю, и снова выхожу на улицу.
Темно было – хоть глаз выколи, и я ничего не видел, но всё же ощущал присутствие того человечка, знал, что он идет рядом со мной. Я размахивал руками, чтобы коснуться его, то и дело останавливался и даже решал дальне не идти, если он мне не объяснит, в чём дело, но обнаружить его мне так и не удавалось. Я попытался также, несмотря на темноту, подмигнуть ему, я вертел головой в разные стороны, но и это ни к чему не привело. «...Что ж, ладно, – сказал я вслух, – но знай, я иду вовсе не ради тебя, а просто так, мне захотелось пройтись; имей в виду, что я отправился на прогулку, и только». Я нарочно говорил громко, чтобы он мог услышать. Я шёл так несколько часов кряду, вышел из города и оказался в лесу – по лицу меня хлестали мокрые ветки. «Хорошо, – сказал я наконец и вынул часы как бы для того, чтобы посмотреть, который час, – а теперь пойду-ка я домой!» Но я вовсе не пошёл домой, я был почему-то не в силах повернуть назад, что-то неудержимо гнало меня дальше. «Впрочем, погода такая изумительная, – сказал я тогда, – почему бы мне не гулять всю ночь напролёт, и следующую тоже, ведь времени у меня хоть отбавляй!» Я закурил ещё сигару, а маленький человечек не отставал от меня, он был всё время где-то рядом, я чувствовал на себе его дыхание. Я шёл, не останавливаясь, то и дело меняя направление, но при этом ни разу не повернул назад, в город. Ноги у меня ныли, брюки были мокрые до колен, а лицо горело, потому что мокрые ветки всё хлестали и хлестали меня по щекам. «Может показаться странным, – сказал я, – что я гуляю здесь в такой поздний час; но я с самого детства пристрастился бродить по ночам в дремучих лесах, это вошло у меня в привычку». И шёл дальше, стиснув зубы. Из города до меня донёсся бой башенных часов. Пробило полночь: раз, два, три, четыре – и так до двенадцати, я считал удары. Эти знакомые звуки меня очень ободрили, хотя я и был раздосадован, что мы всё ещё находились совсем близко от города, несмотря на то что бродили уже так долго. Вот пробили, значит, башенные часы полночь, и как только заглох последний удар, маленький человечек снова оказался передо мной, – стоит себе, глядит на меня и посмеивается. В жизни своей не забуду этого, я видел его так отчётливо – у него не было двух передних зубов, а руки он держал за спиной...
– Но как вы смогли его увидеть в темноте?
– Он сам светился. Он светился каким-то странным светом, который, казалось, находится где-то за ним, струится у него из-за спины и делает его чуть ли не прозрачным, даже одежду его я смог разглядеть, словно днём, штаны его были сильно истрёпаны и чересчур коротки. Всё это я заметил в одно мгновенье. Вид его меня так поразил, что я невольно зажмурил глаза и отступил на шаг. Когда же я их снова открыл, человечка уже не было...
– Ах!..
– Подождите, это ещё не всё! Я, оказывается, дошёл до какой-то башни, она преграждала мне путь, я просто упёрся и неё и видел её всё отчетливее, – чёрная, восьмиугольная башня, точь-в-точь, как «Башня ветров» в Афинах, если вы видели её на картинках. Я никогда прежде не слыхал, что в этом лесу есть какая-то башня, но оказалось, что есть: я стоял прямо перед ней. И снова услышал: «Иди!» Я вошёл, дверь за мной не захлопнулась, и это меня несколько успокоило. Там внутри, под сводами, я опять увидел моего спутника: у стены напротив горела лампа, и я смог его хорошенько рассмотреть, он двинулся ко мне из глубины помещения, словно был там всё время, и стал передо мной, тихо посмеиваясь и не сводя с меня взгляда. Я посмотрел ему в глаза, и мне показалось, что я увидел там все те ужасы, которые эти глаза видели в жизни. Он снова подмигнул мне, но я не ответил ему тем же, а когда он попытался подойти ко мне ещё ближе, попятился назад. Вдруг я услышал за спиной чьи-то лёгкие шаги, я повернул голову и увидел девушку.
Я смотрю на неё и испытываю от этого радость: у неё рыжие волосы и чёрные глаза; она плохо одета и ходит босиком по каменному полу; её обнажённые руки поражают меня белизной.
На мгновенье она застывает, как бы оглядывая нас обоих, потом низко склоняет предо мной голову и подходит к маленькому человечку. Не говоря ни слова, она расстёгивает его плащ и шарит под ним, словно ища чего-то, а затем вытаскивает засунутый под подкладку горящий фонарик, маленький, но очень яркий, и вешает его себе на палец. Он даёт так много света, что совершенно забивает лампу у стены. Пока она его обыскивает, маленький человечек стоит всё так же тихо и продолжает улыбаться. «Спокойной ночи», – говорит девушка, указывая ему на дверь, и мой спутник, это страшное, странное существо, похожее скорее на животное, чем на человека, уходит. Я остаюсь один со своей новой знакомой.
Она подошла ко мне, снова низко склонилась передо мной и спросила, не улыбаясь и не повышая голоса:
– Откуда ты?
– Из города, красавица, – ответил я, – я пришёл прямо из города.
– Незнакомец, прости моего отца, – сказала она вдруг, – не обижай нас. Он болен, он не в своём уме, ты ведь видел его глаза.
– Да, я видел его глаза, – ответил я, – и чувствовал, что они имеют власть надо мной: я последовал за ним.
– Где ты его встретил? – спросила она.
– У себя дома, – ответил я. – Я сидел и читал, когда он вошёл ко мне.
Она только покачала головой и опустила глаза.
– Но это не должно тебя огорчать, прекрасное дитя, – продолжал я. – Я с удовольствием совершил эту прогулку, ничего важного я не пропустил и рад, что встретил тебя. Погляди, я весел и всем доволен, улыбнись же и ты.
Но она не улыбнулась, она сказала:
– Сними башмаки. Ты не можешь уйти отсюда ночью, я высушу твою одежду.
Я поглядел на себя, – я и в самом деле промок до нитки, а башмаки мои пропитались водой, как губка. Я сделал, как она велела, снял ботинки и дал их ей. Но как только я разулся, она задула огонь и сказала.
– Пошли!
– Погоди, – сказал я и остановил её. – Если я не буду здесь спать, то почему ты велела мне снять башмаки?
– Этого ты не должен знать, – ответила она.
И она мне так ничего и не объяснила. Она повела меня в тёмную комнату, там я уловил какие-то странные звуки, словно нас кто-то обнюхивал, и тут же нежная рука зажала мне рот, а девушка сказала громким голосом:
– Это я, отец. Чужой ушёл, ушёл.
Но я снова услышал сопение — сумасшедший урод продолжал нас обнюхивать.
Она держала меня за руку, пока мы поднимались по лестнице, но никто из нас не вымолвил ни слова. Мы вошли в какое-то новое помещение, где было совсем темно, – ничто там не нарушало этого всепоглощающего ночного мрака: ни случайно пробившийся луч света, ни мерцающий вдали огонек.
– Тише, шепнула она, – вот моя кровать. Я нашёл её ощупью.
Я снял с себя всё и протянул ей.
– Спокойной ночи! – сказала она.
Я стал её удерживать, просил побыть со мной:
– Погоди, не уходи. Теперь я знаю, почему ты мне велела снять башмаки ещё там, внизу; я буду сидеть тихо-тихо, твой отец не слышал, что я прошел сюда; останься!
Но она не осталась.
– Спокойной ночи! – сказала она снова и ушла...
Пауза. Дагни была пунцово-красной, она прерывисто дышала, ноздри её вздрагивали.
– Она ушла? – поспешно переспросила она.
Снова пауза.
– И вот тут эта ночь превращается в волшебную сказку, всё, что я помню, я вижу как бы в розовом свете. Представьте себе эту удивительную ночь... Я был один, плотный мрак окутывал меня, как тяжёлый чёрный бархат. Я очень устал, колени у меня дрожали, к тому же я был раздосадован и совершенно сбит с толку. Этот чертов сумасшедший несколько часов кряду водил меня вокруг одного и того же места, да еще по такой росе! Он гнал меня, словно скотину какую-то, понукая лишь взглядом и шепотом: «Иди! Иди!» В следующий раз я отниму у него его фонарь и этим фонарем разобью ему рожу! Я злился все больше, в конце концов в бешенстве закурил сигару и лёг в постель. Я лежал и глядел на вспыхивающий во тьме кончик моей сигары; вскоре я услышал, как хлопнула входная дверь, потом всё смолкло.
Прошло минут десять. Прошу вас, обратите внимание: я тихо лежу в постели, но сна ни в одном глазу, я лежу и курю сигару. И вдруг всё помещение наполняется гулом, словно в потолке сразу открыли десятки каких-то клапанов. Я приподымаюсь на локте, забываю о сигаре, и она гаснет, я вглядываюсь в темноту, но ничего не могу обнаружить. Тогда я снова ложусь и прислушиваюсь, и мне чудится, будто я слышу отдаленную музыку, удивительный тысячеголосый хор, звуки доносятся откуда-то из-за стен, а может, сверху, из поднебесья, тихое пение тысячеголосого хора, оно не смолкает, а, напротив, все приближается и приближается и в конце концов словно ливень обрушивается на крышу башни и на меня. Я снова приподнимаюсь на локте. И я переживаю нечто такое, что еще и теперь, при одном воспоминании об этой ночи, меня потрясает и переполняет каким-то сверхъестественным счастьем. На меня как бы низвергается вдруг целый сонм крошечных сияющих существ, все они ослепительно-белые, это ангелочки, мириады крошечных ангелов, они летят откуда-то сверху, струятся световым каскадом. Они заполняют всё пространство под сводами башни, их, наверно, не меньше миллиона, они плавно кружат между полом и потолком, и поют и поют, – они совершенно нагие и белые-белые. Сердце мое замирает, вокруг меня витают ангелы, я слышу их пение, они касаются моих век, садятся мне на волосы, и от их дыхания все помещение постепенно наполняется удивительным ароматом.
Я полулежу, опершись на локоть, и протягиваю к ним руку, и тогда несколько ангелочков садятся мне на руку – вот так, у меня на ладони, они похожи на звездочки – мерцающее созвездие из семи звезд. Я наклоняюсь и заглядываю им в глаза, и я вижу, что они слепые. Тогда я отпускаю этих семь слепых ангелов, ловлю семь других, но и те оказываются слепыми. Все они были слепые – в башне кружились мириады слепых ангелочков и пели!
Я лежал, не шелохнувшись, у меня перехватило дыхание, когда я это увидел, их незрячие глаза пронзили мою душу печалью.
Прошла минута. Я лежу и слушаю, и вдруг раздаётся где-то вдали тяжелый резкий удар, я слышу его с какой-то жёсткой отчетливостью, звук ещё долго гудит в воздухе – это снова пробили городские часы: час ночи!
Разом смолкло ангельское пение. Я видел, как ангелочки сбились в стаю и воспарили, устремились под потолок, заливая своды потоком света, они теснились, чтобы скорее вырваться наружу, и улетали друг за другом, всё время глядя на меня. Вот остался только один, он тоже обернулся и ещё раз посмотрел на меня своими незрячими глазами, прежде чем исчезнуть.
Последнее, что я запомнил, – это ангел, который обернулся и посмотрел на меня, хотя он и был слепой. Потом всё снова погрузилось в темноту. Я откинулся на подушку и заснул...
Когда я проснулся, было уже совсем светло. Я по-прежнему был один в этой комнате со сводами. Моя одежда лежала передо мной прямо на полу. Я пощупал её, она была ещё сыровата, но я всё-таки оделся. Вдруг дверь приотворилась, и вновь появляется девушка, которую я видел накануне.
Она подходит ко мне совсем близко, и тогда я спрашиваю её:
– Откуда ты пришла? Где была ты ночью, красавица?
– Там, наверху, – отвечает она и указывает на крышу башни.
– Разве ты не спала?
– Нет, не спала. Я всю ночь не спала.
– А не слышала ли ты ночью музыки? – спрашиваю я. – Я слышал райскую музыку.
Это я играла и пела, – отвечает она.
– Ты? Скажи, дитя мое, это правда?
– Да, я.
Она протянула мне руку и сказала:
– А теперь идем, я выведу тебя на дорогу.
Мы вышли из башни и пошли, рука об руку, в лес. Солнце освещало её золотистые волосы; у неё были удивительные чёрные глаза. Я обнял её и два раза поцеловал в лоб, а потом упал перед ней на колени. Дрожащими руками развязала она на себе чёрную ленту и обмотала её вокруг моего запястья; она плакала и, судя по её виду, была очень взволнована.
– Почему ты плачешь? – спросил я её. – Оставь меня, если я чем-то тебя обидел.
Но она не ответила, а только спросила:
– Ты видишь город?
– Нет, – сказал я, – не вижу. А ты?
– Встань, пойдем дальше, – сказала она. И повела меня дальше. Я снова остановился, прижал её к своей груди и сказал:
– Я так люблю тебя! Ты переполнила меня таким счастьем!
Она вся задрожала у меня в руках, но всё же сказала:
– Мне надо вернуться. Теперь ты, наверно, уже видишь город?
– Конечно, – ответил я. – Ты же его видишь?
– Нет, – ответила она.
– Почему? – спросил я.
Она отошла немного, взглянула на меня своими огромными глазами и низко склонилась передо мной, как бы прощаясь. Сделав еще несколько шагов, она снова обернулась и опять поглядела на меня.
И только тогда я увидел, что она тоже слепая...
Прошло двенадцать часов, но я не могу рассказать, как я их провел. Тут у меня какой-то провал в памяти. Куда затерялись эти часы, не знаю. Помню, как я ударяю себя по лбу и говорю: «Прошло двенадцать часов, они спрятались где-нибудь здесь, в башне. Они просто притаились, я должен их найти». Но найти их мне так и не удалось.
Снова вечер, тёмный, мягкий осенний вечер. Я сижу у себя в комнате с книгой в руке. Я оглядываю свои ноги – башмаки мои ещё сыроваты. Я смотрю на свою руку и вижу, что на запястье повязана чёрная лента. Все соответствует действительности.
Я звоню, чтобы позвать служанку, и, когда она приходит, спрашиваю её, нет ли здесь где-нибудь поблизости в лесу башни, чёрной восьмиугольной башни. Служанка кивает головой и говорит:
– Да, здесь в лесу стоит башня.
– И там живут люди?
– Там живёт странный человек, он больной, сумасшедший, у нас его зовут «Человек с фонарем». У него есть дочь. Она тоже живёт вместе с ним в башне. А кроме них там никого нет.
– Ну хорошо, спокойной ночи.
И я ложусь спать.
На следующий день рано утром я отправляюсь в лес. Я шагаю по той же тропинке, вижу те же деревья. Я нахожу башню. Я подбегаю к дверям, и вдруг сердце моё останавливается: на земле лежит слепая девушка – она изуродована, она разбилась, она мертва. Она лежит с открытым ртом, и солнце озаряет её рыжие волосы. А наверху, на крыше, ещё трепещет клочок её платья, зацепившийся за острый угол кровли; по дорожке, усыпанной щебнем, ходит взад-вперёд маленький человек, её отец, и неотрывно глядит на бездыханное тело. Грудь его судорожно вздымается, и он воет в голос; он только и в силах что ходить вокруг трупа, не сводя с него глаз, и громко выть. Когда же он вдруг посмотрел на меня, я содрогнулся от этого взгляда и, охваченный ужасом, со всех ног бросился назад, в город. Больше я его никогда не видел.
Вот какая со мной случилась история» [4].
Уединение, молчание и тайна царят в моей душе. Я умолкаю, не смея добавить что-либо ещё к этой истории.
2010 окт. 19 – 2012 нояб. 29.
[1] Льюис Кэрролл. Охота на Снарка, вопль второй. Перевод Г.Кружкова.
[2] Льюис Кэрролл. Охота на Снарка, вопль второй. Перевод Г.Кружкова.
[3] Льюис Кэрролл. Охота на Снарка, вопль третий. Перевод Г.Кружкова.
[4] Гамсун Кнут. Голод. Мистерии. Пан. Виктория. Минск, “Мастацкая лiтаратура”, 1989, стр. 218, 222-228. (Роман “Мистерии”, гл. VIII).