Буддийская притча:
Наставник прочёл ученикам прекрасный текст. Растроганные слушатели сразу же спросили:
— Кто написал его?
— Если я скажу, что это Будда, вы будете благоговеть перед текстом, возлагать каждое утро
на него цветы и отдавать поклоны. Если я скажу, что этот текст написал патриарх, вы будете
испытывать большое почтение, но уже не будете преклоняться перед ним так, как перед божественным
текстом. Если я скажу, что автором был монах, вы, пожалуй, растеряетесь. А если узнаете, что текст
написал наш повар, вы просто посмеётесь, — ответил учитель.
Год 1702 до нашей эры, октябрь.
Поселение Аркаим.
Артур молча смотрел на скопление недружелюбно настроенных поселенцев.
«Глупцы. Какие же они всё-таки глупцы. А скорее просто фанатики», — думал он, пытаясь как можно точнее ради интереса определить их эмоции.
— Уходи, чужеземец.
«Хотя и добрые. Другие уже давно бы взялись за оружие и попытались бы учинить суровый,
но «справедливый» суд…» Почти все они такие — стараются выглядеть соответствующими
придуманному идеальному образу. Но в мелочах, именно в них, зачастую они всё же выдают
своё истинное лицо».
— Пусть сначала он ответит перед нами за свой проступок, — слышались возгласы собравшихся аркаимцев, судя по которым, некоторые уже признали гостя виновным в преступлении, а может, даже вынесли приговор.
«И на что я надеялся, когда думал что существует сколь угодно малая возможность, что будет не так, хотя ведь и очевидна была подобная развязка. Скучно. Они уже всё рассудили, как будто сами там присутствовали. Хорошо что они не все одинаковы и везде можно встретить и разумных людей.
Просто, наверное, тот малец им всё приставил в выигрышном для себя свете, а подумать и разобраться они поленились».
«Как всегда», — сказал внутренний голос.
Вчерашняя охота оказалась ещё более успешной по сравнению с прошлогодней.
Большинство охотников добыли много хорошей и разнообразной дичи. Артур же отыскал
Пересвета, парня неплохого и, как ему виделось, не похожего на старшего брата.
Не лидер, а скорее ведомый, но в его случае это скорее спасительная черта характера.
Навряд ли они с братом ладили. У них и темпераменты были разные, но когда на расспросы
о том, что случилось с Баяном, скандинав коротко ответил:
— Он мнительный глупец. И к тому же трус.
При этом он нисколько не изменился в лице и продолжил вышагивать по лесной тропе, не замедляя шаг. Ни единой эмоции. Пересвет же остановился на месте как вкопанный.
— Мой брат не трус, — всё же выпалил он.
— Значит, против первого моего умозаключения ты возражать не будешь, — всё так же безразлично подметил Артур.
Остаток дороги пришлось выслушивать слабосвязанное лепетание. Артур донёс до дома старшего брата Пересвета и, дав несколько рекомендаций, ушёл. Вот в общих чертах и всё что было. То, что будет, странника ничуть не волновало и особо не беспокоило. И теперь
он невозмутимый стоял один в поле, неподалёку от холма, где рос дуб, им запримеченный
вчерашним вечером при возвращении из леса. В толпе по-прежнему шли перепалки.
— Очень скучно, — вслух произнёс скандинав.
На его слова последовала незамедлительная реакция в виде обвинений и оскорблений. В это же время из-за пригорка вышел Лучезар.
«А вот это уже интересней», — скользнула новая шустрая мысль.
За несколько дней, прожитых в доме Станислава, он не раз слышал о духовном
наставнике, который, как говорили, связан с Богами. Его легко можно было узнать по
одеянию, как и жрецов многих других храмов.
— Что вы тут собрались как стая и скалитесь на гостя?! Совсем совесть потеряли. Его вы выслушать не хотите. Правда вам не нужна? Охотно быть лишь правыми в своих глазах.
Лучезар укорительным тоном принялся стыдить самых ярых из своих земляков. Его
авторитет был достаточно высок для того, чтобы все тут же усмирили свой пыл, и воцарилась тишина. Тогда волхв подошёл к Артуру и спросил:
— Скажи, что послужило причиной сему недоразумению.
— Я не хочу говорить… — ровным выдержанным голосом произнёс скандинав, развернулся и сделал несколько шагов по направлению к заинтересовавшему его больше чем вся эта суета дереву. Чуть отойдя, он развернулся.
— Пойдём со мной, друид. Если есть желание, конечно.
Лучезар окинул взором собравшихся и не знающих что делать дальше людей, попросил их
успокоиться и разойтись, взяв обещание, что подобного они устраивать не будут впредь.
Ему лишь молча, полувиновато кивали.
«Как дети. Выросшие, но всё же дети», — со стороны подметил Артур.
Они вместе дошли до вершины холма, расположились там и ещё некоторое время
безмолвствовали, смотря на линию горизонта.
— Не откажи в любезности, ответь всё же мне. Ты не хочешь обсуждать то, что произошло
вчера — обходительно попытался начать полноценный разговор Лучезар.
— Нет ни малейшего желания об этом вспоминать. Это уже прошло, и для меня всё вполне ясно и понятно. Размышление над чем-то из собственного опыта иногда и полезно для будущего. Но это не тот случай. То, что про-изошло, уже завершилось. Это уже прошлое,
которое не вернуть и не изменить. Многие люди сожалеют даже о разбитой посуде. Пусть,
к примеру, маленький ребёнок сломает даже что-то архиценное из вещей. По-моему, на это
внимания обращать не надо. Случилось и ладно. Я в подобной ситуации соберу осколки и
выброшу их вместе с мыслями из своей головы, а вскоре даже не вспомню о такой мелочи.
И так поступлю во всех подобных случаях. Люди же из этого делают целое происшествие,
как будто им нравится трепать нервы себе и другим. При мне был случай, когда супруга
стала упрекать своего мужа за разбитый кувшин так, как будто бы он уронил его специально. А ведь подобная ситуация могла случиться и с ней. С любым из нас. Как тогда
она посмотрела б на себя саму. Стала ли попрекать себя теми же словами. Возможно, было
бы очень интересно посмотреть, как на такую ситуацию отреагирует он, если поменять их
ролями или же если с ней подобное случилось на следующий день, но почему-то ответы мне
кажутся очевидными. Иногда мне встречаются и люди, ставшие рабами своих вещей, у
которых на первом месте стоят объекты их вожделения. Скоро ли человечество поймёт цену вещам и тому, значимость чего превыше треснувшего куска глины.
— Но тут была разбита не посуда, — возразил его собеседник.
— Даже если так. Это наше с ним дело. Мы можем разобраться, не вовлекая в наше
противостояние других. Их глупость в том, что они сами лезут. Так и начинаются войны.
Когда на поле боя умирают не те, кто должны бы. Но за что? Зачем? Им просто не хватает
чего-то в их пустой жизни. И пустой голове.
— Это совсем другое.
— А где ты проведёшь черту? Собравшимся там, у холма, казалось, что кто-то покусился на их права. И в плену своих домыслов они, как хозяева, пришли отстаивать точку зрения,
а вовсе не то, что произошло на самом деле. Оно то им известно не было. Легко могу тебе
в огромном множестве привести примеры, в которых граница иллюзорна. Мне уже доводилось
спорить на эту тему. Ответь мне хотя бы на такой простой вопрос.
Он извлёк из-за пазухи яблоко.
— Это яблоко большое или маленькое. Оно средних размеров, но если надо разделить
яблоки на большие или маленькие, куда положить это? Так же и с делами. Если попытаться
поделить их на те, которые требуют внимания, а какие мелочны — возникнет достаточно
много спорных ситуаций. И каждый человек проведёт черту на своём уровне. В Египте люди,
ухаживающие за садом правителя, мне пытались объяснить, что во дворце должны расти
только высокие пальмы. Я тогда удивился, но попытался разобраться. Они для измерений
использовали придуманный эталон длины. Пусть сейчас это будет сажень. Так вот, дерево
больше чем в 5 саженей считалось высоким, но будь оно хоть на палец короче, оно резко становилось низким. Для ребёнка же дерево вдвое выше него — высокое. И мне кажется,
детское мышление здесь выигрывает. Ибо оно адаптивное. Так же резко мало переходит во
много, но и тут у каждого своя мерка. Это я так говорю. Для того чтобы стало понятно,
о какой черте идёт речь. Именно поэтому я стараюсь мыслить более широко.
— То, о чём ты говоришь, мне понятно, но установленные правила позволяют чётко действовать в той или иной ситуации.
— Нет. Любая система с жёсткими рамками в большинстве жизненных ситуаций потерпит крах и со временем будет вынуждена меняться. Как же назвать её жёсткой? Если системе правил даже дать плавающие границы. Наказание в зависимости от степени вины. Всё равно она будет применяться людьми. А люди обязательно всё испортят. И тот, кто прав, окажется
виноватым. В то время как разумный человек способен раз-решить практически любую из
ситуаций, если будет уделять большое значение образованию и мышлению.
— Никого правым не считаю и не осуждаю, но можно было объясниться с людьми, рассказать, как и что произошло, — продолжал Лучезар.
— Зачем? Они уже пришли со своими выводами и чужие слушать бы не захотели. Был бы у них разум, они разобрались бы самостоятельно. И не стали бы вмешиваться. А так им ничто
не поможет. И никто. Даже ты, друид, — резюмировал Артур и стал рассматривать крону дуба.
— Ты бы мог с самого начала попробовать завоевать их доверие, — спустя некоторое время сказал Лучезар, — будучи с ними открытым и честным.
— Завоевать доверие... что-то слух режет мне в этом выражении. То есть прав тот, кому
больше доверяют? По-моему, это бессмысленно. Лишено его, так как в этом случае прав тот,
у кого выше авторитет или больше влияния на людей, силы, но не правоты. В глазах тех,
кто судит, в самой выигрышной ситуации окажется хороший артист с приятной внешностью.
Одно время я путешествовал вместе с очень хорошим и надёжным человеком, которого не
смогли сломить ни тяжелейшие жизненные испытания, ни люди, ни Боги. Он лишь стал
мрачным на вид, и взгляд у него был резок, как клинок. Тело его было покрыто много-численными шрамами. Случалось, кто-нибудь спрашивал меня о моём попутчике. Одним я говорил, что это великий врач, который спас сотни жизней и получивший свои раны, защищая
чьих-то ему незнакомых детей от диких зверей. Тогда люди тут же отыскивали в чертах его
лица мудрость и решительность, а в его взгляде — ясность и остроту ума.
«Несмотря на жёсткие черты лица, чувствуется горячее сердце», — говорили некоторые. Жёсткие, не жестокие.
Скандинав поводил руками в воздухе, продумывая каждое мановение и одновременно заговорил в такт жестам:
— Другим же я шёпотом сообщал, что по слухам — это беглый убийца, расправлявшийся
безжалостно с целыми семьями и даже не брезгавший поеданием человеческой плоти. И тут
же слышал: «мне сразу не понравился его колючий взгляд», «у него губы лжеца и нос
подлеца», «замкнутость и скрытая злость, которая словно холодом веет от него, выдают
злое сердце» или что-то подобное. При этом ни первое, ни второе не было правдой, но
люди оценивали его по своим скоропалительным выводам и по тому, что только услышали.
И многие из них считались в своих кругах умными людьми. А коль такие как они и есть
большинство. Слепые глупцы, доверяющие самому умному из них. Что тогда? — посмотрев на
собеседника, спросил Артур.
Лучезар стал подыскивать ответ.
— Уж сильно много о себе думаешь, — продолжил скандинав. — Добрую сотню раз мне доводилось слышать эту фразу. И в один из дней я вдруг понял. Незачем дураку говорить,
что он дурак. Правда, честность — это хорошо, но их назначение привносить ясность
сводиться к полезности. Если бы мои речи пошли впрок, то можно было бы постараться
донести до них мои мысли. Беда в том, что они отвергли бы их и вдобавок затаили
бы обиду на меня, питали бы её и она бы переросла в злобу и ненависть. Так что лучше было бы промолчать в этом случае и всех ему подобных. Иначе сам бы был не особо и умён.
А коль мои слова ни мне, ни им неприятны и пользы никому не принесут, а лишь усилят
агрессию и потворствуют развитию конфликта, то разумному лучше промолчать. Уже столько
раз мне приходилось расплачиваться за высказанную в лицо правду.
Лучезар сконцентрировался и заговорил представительным тоном:
— Наша община одна из самых образованных в этих краях и люди здесь живущие... — тихо стал приговаривать волхв.
Артур перебил его.
— Обрати внимание. Ты ставишь свою общину выше диких племён, и тут я с тобой
соглашусь. Ибо ты действительно объективен. Вы, стоя на ступеньку или две выше
их по развитию, смотря сверху вниз, отчётливо видите это. Как и любой обычный
человек, особенно когда он сравнивает себя с больным слабоумием или просто
выпившим и охмелевшим. Но, встретившись с представителями диких племен, ты
им не скажешь ведь, что они ниже вас по уровню мышления. А даже если скажешь,
уж они-то этого точно не признают в силу того, что вас считать менее умными.
И менее правыми во взглядах на жизнь, хотя на самом деле вы просто разные.
Точно так же деградировавший пьяница не считает себя хуже других. Он говорит,
что нашел истину в вине и корчит из себя знающего жизнь мудреца и тонкого философа.
И ничего доказать таким невозможно, совсем не потому, что ты не прав или не умён.
Смешно то, что при всём этом и вы не можете увидеть того, кто стоит выше вас,
точно так же, как не видят вас нижестоящие...
Начал накрапывать дождик. Сквозь ещё не облетевшую листву сначала пробивались лишь редкие капли, но каждая предоставляла следующим больше шансов достигнуть земли. Артур первым заметил приближающиеся тёмные тучи и замолк, смотря на перемену красок.
— И что же смешного тогда в своих выводах ты находишь, странник, — вкрадчиво поинтересовался Лучезар.
— Несильно вы благодаря своей древней истории и вере отличаетесь от тех, кто ниже вас,
потому что мыслите столь же примитивно, слепо, не подвергая сомнениям догмы, ставшие для
вас уже незыблемыми истинами, — отрешённо сказал Артур.
Лучезар захотел процитировать слова, которые он когда-то услышал от своего отца:
— Наша вера была унаследована от Богов. Заветы предков мы храним уже очень много...
Артур уловил это и снова перебил его.
— Я много путешествовал. Мне довелось повидать массу мелких, больших и даже великих
цивилизаций. По крайне мере, они так себя именовали. Почти каждая утверждала, что их
Боги — единственно истинны... и пусть мои слова затеряются в потоке времён, но вот что
скажу тебе, друид. Не пройдёт и пары-тройки тысячелетий, как появятся какие-нибудь новые
религии. Каждая из них обязательно объявит себя единственно верной. Это не ново. И
возникнут мифические доказательства. Их обязательно придумают, и хоть насколько они
будут убоги — в них поверят. И толпы фанатиков пойдут, подобно стаду, за очередными
лидерами. И те, кто родятся на этой земле, где сейчас живёте вы, по своим, как вам
кажется, нерушимым канонам, про вас и знать-то не будут, скорее всего...
— Вера это то, что связывает нас с предками, что даёт правильные в жизни ориентиры, и
то, что перейдёт к нашим потомкам.
Артур поднялся и подошёл к дубу, спиной прислонившись к коре, он закинул руки за голову и закрыл глаза.
— Отчасти ты, наверное, прав, друид. Мне кое-кто постоянно твердит о таких вещах, как
связь между поколениями, о том, что как-то существует нитевидная память. Но слепая вера
даёт лишь иллюзии. Если человек рождается в Скандинавии — ему прививают веру в сканди-навских богов. Если в Египте — то в египетских. Ты родился здесь, и тебе передали то
вероисповедание, которое распространено здесь и сейчас.
— Какой же ты придерживаешься веры, странник? — спросил Лучезар.
— Я верю в то, что способен понять. Когда-нибудь таких как я станет достаточно много,
и будут придуманы слова для того, чтобы назвать нашу веру, но сейчас страх заставляет
людей верить хоть во что угодно, но только не слушать свой разум.
— Вера объединяет людей. Делает их сильнее, — выдал прописную истину Лучезар.
— Всё будет меняться снова и снова. Но как же потешно смотрятся люди, не живущие в
большинстве своём и сотни лет, которые, не пытаясь понять, слепо верят глупым сказкам.
На основании чего цивилизация может заявлять о вечности своих Богов, если она сама не
просуществовала хоть какого-то минимально приличного срока. Хотя бы 10–20 тысяч лет?
Смешно и только. Люди должны сами приходить к своей вере. Они должны видеть, что это
хорошо. И добровольно, осознанно делать выбор...
Дождь усиливался, и стало помаленьку темнеть. Лучезар, увлечённый беседой, не так
давно заметив приближающееся ненастье, предложил вернуться в поселение. Артур бросил
оценивающий взгляд на небо и вяло сказал.
— Не успеем.
После чего добавил.
— Дождь, судя по всему, будет сильным, и лучше переждать его здесь.
В этот момент сверкнула яркая молния, и спустя несколько секунд раздался
оглушительный грохот. Лучезар стал было настаивать, что от надвигающейся грозы
лучше постараться укрыться. На что Артур отреагировал неожиданным вопросом.
— Какие снятся тебе сны, если снятся вообще? — спросил Артур и более чем внимательно посмотрел на Лучезара.
— Тревожные, — признался волхв.
— Когда надвигается что-то необратимое. И уже поздно что-то менять — остаётся только... что же нам остаётся, друид?
Лучезар лишь отчасти понимал скандинава.
— Всё в руках высших сил.
— А что? Что ты будешь делать, если узнаешь, что завтрашний день не наступит для тебя и всех, кого ты знаешь?
— Если Боги так решат — нам останется лишь уповать на их милость.
— Нет. Думаю, для начала ты всё-таки не поверишь. Человек так устроен, что мнит себя центром Вселенной, хотя на самом деле является песчинкой.
— Наша вера говорит о том, что смерть — это не конец, а лишь переход в другой мир.
— Где-то я это уже слышал. Дважды. А если и тот мир будет разрушен?
— Боги этого не допустят. Мы всегда с достоинством встречали все невзгоды. Наша вера сильна, как и наши Боги.
— И что? Они защищают каждого? Никто не умирает от болезней, дети не погибают от удара молнии? — задавался вопросами Артур.
Ответы ему были не нужны.
— Как есть добрые и злые люди, так и Боги.
— Но, по-моему, Бог молний у Вас олицетворяет добро. Так в чём же перед ним провинился
ребёнок, которого настигла смерть в поселении, в котором мне довелось переночевать
неделю назад? — всё так же равнодушно задавал свои вопросы странник — В чём вина
умирающих от голода младенцев? Твоя вера способна дать ответы на эти вопросы?
— Нам не дано понять все принципы бессмертных.
— Глупо верить во что-то, не понимая. Ни одна религия не объяснила мне то, что я вижу вокруг. А повидал я немало. И те, кто видел много и достаточно размышлял — отказались от религий, которые вторят: не верь своим глазам и разуму — верь чужим речам...
— И они несчастны. И последствия оторванности от своих корней. Говорю же тебе — не нам рассуждать о тех принципах, которые Боги определили нам для жизни.
— Мне ведом только один принцип. Кто сильнее, тот и определяет правила. Никогда не думал, что есть существа и выше Богов?
Этот вопрос Артур задал уже с интересом.
Их длинная беседа под дождём закончилась так:
— Почему-то мне кажется, что пройдёт тысяча лет, две, три или даже четыре и люди в большинстве своём останутся столь же слепы, глупы и самоуверенны. И будут верить кому-то, хотя и те люди мало что знают, но не станут сами стараться понять что-то.
— Этого ты не знаешь.
— Расскажу тебе, что до этого рассказывал только двум. Мои сны являются мостом с миром
духом. Я сам по собственному желанию во сне перехожу мост, за которым меня ждёт дух,
который сопровождает меня уже третий год. Он послан ко мне, но сам не знает зачем.
Он рассказывает мне все, что сам знает, всё, как есть. У меня есть все основания верить
ему. Ваша вера — тупик. Вы обладаете знаниями, но их не применяете. Великие цивилизации,
всё величие которых сводится к сохранению существующего уклада. И ничего нового уже
тысячи лет. И по этому же пути вы насильно, вовлекая с пелёнок, ведёте за собой детей...
После дождя Артур вернулся к дому Станислава.
У входа его дожидался Богдан. Мальчик с подлинным интересом с первого дня смотрел на странника.
— Меня ждёшь? — спросил Артур.
— Да, расскажи ещё о странах, где ты жил, — попросил мальчик.
— Что тебе интересно узнать?
— Какие деревья там растут? Ты рассказывал о своей Родине. А там?
Артур описал ему пальмы, песчаные пляжы у южных морей. Их тёплые солёные воды, неустанно накатывающиеся волны и звук прибоя.
— Что такое море? Я никогда не видел моря.
— Это надо увидеть, — сказал Артур, но всё же, как смог растолковал мальчику картину так, чтобы он не спутал её ни с чем другим, когда та предстанет перед его глазами.
— Там всё не так как у нас?
Артур принялся рассказывать про египтян, их жизненный уклад, про диковинные фрукты, растущие на деревьях, которыми его угощали.
— Значит, никто им не наказывает — есть больше мяса.
Мясо было в дефиците в те годы, и позволить себе его могли не все.
— Ты не любишь мясо? — поинтересовался Артур.
— Терпеть не могу, — в сердцах бросил Богдан, — а меня заставляют есть.
— Подрастёшь, вкусы изменятся, когда-нибудь у тебя свои дети появятся. Будешь их убеждать в пользе мяса.
Богдану скоро должно было исполниться 12 лет.
— Ни за что.
— Ты не будешь заставлять есть мясо, если они не хотят?
— Я буду им всё разрешать.
Артур улыбнулся. Из дома вышла Снежана с плетёной корзинкой.
— Покорность — долг ребёнка перед родителями, — сказала она и потрепала сына за щёчку.
— Дети не должны быть послушными. Иначе они вырастут рабами.
— У нас нет рабов. Мы свободные люди.
— Я ни это имел в виду. Сейчас он будет слушать Вас, потом учителей и старших, потом
ещё кого-то. И может случиться так, что он угодит под чьё-то дурное влияние. И тоже
будет послушно следовать за кем-то. Привычка быть послушным станет частью его мышления.
Это не всегда приводит к добру.
— Когда у Тебя будут свои дети — сможешь их воспитать, как посчитаешь правильным.
— Если бы ты высказанные мною мысли, облачённые в те же слова, услышала от Лучезара, то скорее всего прислушалась к ним. И постаралась найти заключённую в них мудрость. А она там есть.
Снежана не особо верила Артуру. Его мысли ей не нравились. Она воспринимала их
как чуждые, хотя и слушала. И понимала, что чужестранец умён. Она, как женщина, от
природы была наделена умом. Странник же многому научился сам и продолжал:
— Если бы сами Боги снизошли на Землю и сказали бы то же самое, слово в слово — ты бы
благоговела перед каждым словом и стала их проповедовать. От меня услышала их, но лишь
стараешься отнестись с уважением. Если бы твой сын тебе сказал это или кто-то, чьё
мнение тебе неважно, или твой враг — те же самые слова ты бы оттолкнула. Даже истину.
И наоборот. Для Вас важнее, кто говорит, нежели что говорится. Задумайся над этим.
Она задумываться не стала. А Богдан старался выхватить каждое слово. Даже если бы
Артур соврал ему. Или увлёк за собой по неверному пути. Он тоже бы пошёл. Рабство. Оно
бывает и добровольным. Артур ещё долго рассказывал Богдану про далёкие страны, корабли,
животных и многое другое. Любопытство, получавшее возможность быть удовлетворённым, само
стало подобно морю. В этот день Артур подарил Богдану чистую книгу. Свою он заполнил
чуть более чем наполовину. Вторая у него была про запас. Для маленького мальчика вещь,
полученная в дар, стала самым ценным в его жизни и сохранила то, что туда было записано.
Странник наказал ему изучать всё, что встретится на его пути. И сохранить знания,
которыми владели в Аркаиме. Спасти, чтобы не случилось. Огонь, вода. И посоветовал,
изучив Веды, отправиться на юг.
Мир менялся, но прошлое лишь часть настоящего.
Настоящего, которое сохраняется в каком-то виде, пока меняется Вселенная.
Мысли, не ставшие бессмертными, но живущие поныне. В Книгах, несущих знания сквозь века.
Ссылка на следующую главу (Игры Богов. Глава 8):
http://www.proza.ru/2012/12/10/497