I
Мальчик Петя вырос в очень интеллигентной семье. Поэтому родители не удивились, когда за обедом тринадцатилетний Петя спросил:
- А в чём смысл жизни?
Папа начал было читать сыну философскую лекцию, но мама, видя, что сын заскучал, решила покончить с вопросом радикально:
- Смысл жизни - в помощи другим и в улучшении мира.
- А что будет, когда всем будет хорошо и ничего улучшить нельзя? - не понял сын.
- А такого никогда не будет! - выкрутился отец. - Люди никогда не будут полностью удовлетворены, нет предела совершенству.
Петю эти ответы, похоже, совсем не удовлетворили. Последнее время хмурый и замкнутый, он стал ещё более хмурым и замкнутым, стал плохо учиться и всё свободное время проводил, свернувшись калачиком на кровати. Никакие расспросы не помогали: Петя отвечал лишь "Всё хорошо". Его уже собирались отвести к психологу, но в один миг Петю словно подменили. Оценки резко улучшились, и Петя всем видом выражал оптимизм и готовность преодолевать трудности. Будучи прежде чистым гуманитарием, он притащил из школьной библиотеки гору научно-популярных книг и начал их неистово читать.
- Ты нашёл смысл жизни? - спрашивали довольные родители.
- Да, - отвечал Петя и отводил глаза.
II
Прошло сорок лет.
Территория рядом с посёлком Нижнепуписком была огорожена, и никто из местных жителей не знал, что на ней происходит. Даже солдаты, служившие на территории, и рабочие, привлечённые к строительству, плохо понимали, что они строят: каждое отделение отвечало за монтаж лишь части конструкции. По идее, о назначении проекта должно было знать армейское руководство, но оно-то как раз пребывало в уверенности, что рядом с Нижнепупинском происходит обыкновенный распил бюджета. Если бы они увидели, что на территории что-то строится, они бы крайне удивились.
В подвале сооружения где-то глубоко под землёй стояли два человека: Пётр Васильевич и приглашённая им журналистка.
- Что именно вы хотели мне показать? - От обилия мониторов пультов управления и всяческих лампочек у журналистки загорелись глаза. - О, боже мой! Вы уверены, что это можно видеть гражданским лицам без допуска?
- Это уже неважно. Всё неважно, - сказал Пётр Васильевич и достал пистолет. Журналистка побледнела и подняла руки. Пётр Васильевич повёл её к стене, приказал сесть на стул и приковал ногу наручниками к батарее.
- Хоть журналистка здесь вы, но вопросы буду задавать я.
- Окей, - вздохнула она.
- В чём смысл жизни?
Похоже, такого вопроса журналистка ожидала меньше всего.
- В свободе, - нашлась журналистка. - Которую вы у меня зачем-то отняли.
- В рабстве вас я подержу час-два, не больше. Обещаю. А так вы же свободный человек. Так в чём же ваш смысл жизни?
Журналистка совсем скисла.
- Что мне нужно ответить, чтобы вы меня не пристрелили?
- Если вы хотите, чтобы я оставил вас в живых и отпустил, значит, вам есть для чего жить. Что может быть проще, чем сказать, ради чего именно?
- У меня муж. Надеюсь, будут дети. В семье мой смысл жизни.
- А если муж от вас уйдёт? Или погибнет вместе с гипотетическими детьми? В вашей жизни не будет смысла?
- Получается, не будет.
- Значит, вы сразу же покончите жизнь самоубийством?
- Ммм, нет.
- Имеет человек право на самоубийство?
- Нет.
- А если в его жизни нет смысла?
- В любой жизни есть смысл.
- Какой?
- Просто жить. В самой жизни смысл.
- Негры в Африке тоже просто живут. Но вы же не хотите жить в нищете и голоде, вам хочется удовлетворять всякие потребности.
- Конечно.
- Зачем удовлетворять потребности?
- Для удовольствия.
- Смысл жизни, в конечном итоге, в удовольствии?
- Можно и так сказать.
- Тогда нужно употреблять как можно больше наркотиков, или постоянно возбуждать зону удовольствия в мозгу.
- Это сократит продолжительность жизни. Человек хочет жить не только приятно, но и долго.
- Один час кайфа - мало по сравнению с долгой жизнью в страдании?
- Да!
- Но разве смысл жизни не в удовольствии?
- Окей, не в удовольствии. В предотвращении страданий.
- Но единственный способ гарантировано предотвратить страдания человека - это убить его.
Журналистка выдохлась. Ничего не отвечая, она растянулась на стуле и закрыла глаза.
- Если я скажу, что не знаю, в чём смысл жизни, - сказала она, наконец. - Что вы со мной тогда сделаете?
- Проявлю акт сострадания, - ответил Пётр Васильевич, вытянул пистолет в сторону журналистки и сказал "Бум!".
- Я не страдаю.
- Полмиллиарда людей с вами не согласны.
- Бедняги.
- Вы не поняли. Полмиллиарда людей считают, что жизнь есть страдание. Любая. Жизнь могущественного царя, нищего философа, разбойника и святого. Они не убивают себя лишь потому, что верят в реинкарнацию, и поэтому они не могут убить себя по-настоящему. Они бессмертны - и проклинают это. Их смысл жизни - в достижении состояния, название которого переводится как "ничто". Иначе говоря, они пытаются уничтожить свою душу. Их смысл жизни - в их смерти.
- По-моему, у вас чересчур упрощённая трактовка буддизма.
- Не хочу сейчас спорить с вами о трактовке слов Будды. У меня есть кое-что поважнее, что с вами обсудить. Подождите, я скоро вернусь.
III
- Вы знаете, где мы находимся?
- Реактор по обогащению плутония, вы сказали.
- Нет, в этом здании установлена сверхмощная водородная бомба.
- А?
- Я сообщаю вам сведения настолько секретные, что за разглашение их полагается расстрел без суда и следствия. Так вот, при достижении определённого уровня мощности взрыва дейтерий водяных паров и мирового океана начинает вступать в реакцию. Выгорает вся атмосфера и гидросфера.
- Вы издеваетесь?
Пётр Васильевич рассказал всё, начиная от сверхсекретных статей полувековой давности о возможности машины судного дня до махинаций в министерстве обороны, которые позволили ему создать рабочий образец в тайне ото всех. Не забыл показать смету расходов, чертёж бомбы и план здания.
- И зачем всё это? Шантажировать Америку?
- Будьте проще. Я всего лишь хочу убить всех людей.
- Качественный розыгрыш, - устало сказала журналистка. - Но я всё равно не поверю. Вероятность того, что это розыгрыш гораздо больше, чем того, что вы действительно хотите уничтожить человечество. Нет людей, которые бы тратили усилия, чтобы сделать другим плохо, не имея от этого никакой выгоды. Моральным людям нужно, чтобы хорошо было окружающим, аморальным нужно, чтобы было хорошо им. Но бескорыстно зло никто творить не будет.
- Если в вашей голове ещё не сложилась картинка, мне стоит добавить вот что.
Журналистка навострила уши. Она страсть как любила складывать мозаику фактов воедино.
- Я практически буддист. С одной поправкой. Я материалист и не верю в реинкарнацию.
Журналистка испытала чувство, будто она оступилась, и её затягивает в болото. Зацепиться было не за что. Нирвана неиллюзиорно приближалась.
- Так что, вам нечего сказать? - усмехнулся Пётр Васильевич. - Я заманил вас сюда на случай, если кто-нибудь сможет меня переубедить. Нехорошо, в самом деле, было бы ни с кем не посоветоваться. Но раз вам сказать нечего, тогда, с вашего позволения, я уничтожу мир. Все приготовления закончены. Я просто нажму на кнопку. Не нужно патетики.
Реальность была слишком абсурдна, и журналистка не воспринимала её как реальность - поэтому не испытывала ничего, ни страха, ни злобы.
Пётр Васильевич стоял, протянув руку к какой-то кнопке. Видимо, той самой.
- Нет, всё-таки без патетики я не могу. Сколько сил потрачено! Сколько времени прошло! И вот теперь я - самый могущественный человек в истории. Я отменяю всякую историю, я прекращаю течение времени. Я даже не представлял, что возможно такое счастье!
Журналистка, глядя на горящие глаза Пётра Васильевича, вдруг обрела точку опоры.
- Самореализация, - сказала журналистка.
- Что?
- Самореализация. Такой смысл жизни тебе подходит? Добиваться того, что хочешь. Ты. Ты сам решаешь, что добиваться, и добиваешься этого. Это - такое состояние духа, в котором не может быть страданий. И это не состояние небытия, и не состояние овоща, а как раз наоборот. Это то, что имеет смысл.
Пётр Васильевич опустил руку. Он молчал.
Шли минуты. Невозможно было сказать, сколько времени прошло, журналистка боялась даже пошевелиться, чтобы посмотреть на часы.
- Ты права, - сказал, наконец, Пётр Васильевич. - А я ошибался.
И снова воцарилось молчание.
- Для мира было бы лучше, если бы я выбрал другую цель. Но я выбрал эту. И я её достигну. Я реализую себя.
Пётр Васильевич нажал на кнопку.