Мор Йокаи. 20 000 лет подо льдом. Глава 21

Александр Пругло
Глава 21. Пещера «Нептуновых бокалов»




Я рассуждал так.

Если из этой пещеры есть где-то другой выход, термометр должен непременно это показать. В натопленной комнате вблизи окон или дверей термометр показывает всегда другую температуру, чем на противоположной стене. Я проследил за показателями термометра в разных местах. Но прибор показывал везде одинаково.

Я возился с бесплодными поисками, а старик тем временем насмехался над моей неудачей. Этот фанатик скорее с наслаждением погибнет здесь вместе с нами, и не предаст того, что ему запрещает фанатичная вера.

При каждой моей неудаче он пел гимны, а когда голос его совершенно срывался, Ламек шипел, как старая, разбитая шарманка.

Все это время моя Бэби спокойно сидела на большой малахитовой скале. Однажды, когда я проходил возле нее, Бэби широко зевнула. Вероятно, ей надоело наблюдать мои бесполезные попытки.

«Эх, - подумал я, - а что если  обследовать эту малахитовую скалу?"

Приложил я термометр к подножию скалы и стал перед ней на колени. Но через пять минут уже вскочил - уровень ртути значительно понизился.

- Здесь! - крикнул я, ударив о скалу железным ломом.

В ответ раздался хриплый крик старика. Это был отчаянный вопль, похожий на рев зверя в минуту смертельной опасности.

Я раскрыл его тайну.

Отчаяние старика подтверждало, что я на верном пути.

Нагами подбежала к старику, а Бэби соскочила с малахитовой скалы и, весело выплясывая вокруг меня, со всей силы царапала скалу так, что на ней даже  оставались следы когтей. Я сунул железный лом под малахитовую глыбу, чтобы поднять и откатить ее отсюда.

- Га-га-га! - хохотал старый Ламек.

На этой скале лежит запрет!

Но для меня этот запрет лишь в том, что эта глыба весит не менее
пятнадцати центнеров. Чтобы прикатить ее сюда, наверное, понадобилось бы не менее десятка человек. Мой железный лом согнулся, а скала даже не шевельнулась.

- Га-га! - хрипло хохотал старик и не позволял Нагами помогать мне. – Пусть мучается чертов сын сам, пусть он один поднимет скалу, которую положило десять людей.

- Ну, если так, старик, то человек девятнадцатого века докажет, что и сам способен отбросить эту скалу с пути!

Я вылез на верхушку скалы и киркой начал долбить в ней дыру. Камень был
чрезвычайно твердый. Прошло несколько часов, пока я выкопал такую дыру, в которую уже можно было заложить взрывчатку.

Старик смеялся над моими усилиями - ведь эту скалу и за год не разобьешь!

Подожди только, старик. Мне хватит и минуты.

Заложив взрывную шашку и заметив время взрыва, я засыпал дыру песком, соскочил со скалы и побежал к старику и Нагами. Я отвел обоих людей за соседнюю скалу, чтобы защитить их от взрыва и, взяв свои часы, начал считать минуты. Старик удивленно смотрел на меня и на мою работу.

Проходила последняя минута. Я крепко обнял Нагами, заслонил ее своим телом и крикнул:

- Скала, отворись!

Раздался взрыв, малахитовая скала распалась надвое, а белый дым поплыл к темному своду пещеры.

Старик припал лицом к земле. Он подумал, что я чудотворец.

Под малахитовой скалой открылся вход в скалистый коридор.

- Встань, старик, отправляемся в путь!

С тех пор старик окончательно подчинился мне и признал, что я властнее его.

При свете лампочки мы спустились в штольню, ведущую вниз.

Воздух в штольне было холоднее, чем в малахитовой пещере. Коридор вел нас между красноватыми скалами - я сразу узнал, что это туф. А туф - сухая и пыльная каменная масса. (В туфе выкопаны римские катакомбы).

Коридор закончился шаровидной, как пузырь, пещерой. Пещера была красная, стены - темные, подавляюще однообразны.

Посреди пещеры стояло четырнадцать огромных кубков на двухметровом расстоянии друг от друга. Эти кубки не были творением человека, а возникли в море. Образовали их животные-растения. Это огромные, иногда в рост человека, окаменелые губки по форме напоминали бокалы. Моряки назвали их «Нептуновыми бокалами».

Четырнадцать «Нептуновых бокалов» были прикрыты ровными, желтыми, как апельсин, каменными плитами. И это также создала природа, а не руки человека.

Ламек взял Нагами за руку, повел к одному из «Нептуновых бокалов» и прошептал:

- Падунья (твоё приданое).

Интересно, что может быть в том бокале?

Прародитель указал мне, чтобы я помог ему снять туфовую крышку с бокала.

Меня ждала радостная неожиданность: «Нептунов бокал» был полон пшеницы! И
не такой пшеницы, которую мы знаем сейчас. Эта пшеница была белая и прозрачная, яйцевидная
и треугольная, похожа на ту, которую находят в саркофагах египетских мумий. Теперь этот сорт пшеницы уже погиб, а несколько веков назад купцы еще вывозили ее из Таганрога, называя grano duro (твердое зерно).

Я открыл один за другим все бокалы - все они были полны зерен злаков с древнейших времен. Были здесь и мелкие пузырьки, которые росли на корнях трав, и всякое зерно, были и такие, которых я никогда не видел, и уже, наверное, давно погибли. Все это служило доказательством того, что уже и древний человек пытался выращивать то, что могло его питать.

В бокале были зерна чечевицы, которую дети называют заячьим хлебом, каштаны, которые родятся на глубине озер, маковые зернышки, из которых во времена Геродота египтяне пекли хлеб, зерна фасоли и гороха, которые в Египте считали священными. А в одном из кубков я нашел зерно дерева, ветви которого имеют сердцевину, из которой делают муку. Это так называемое хлебное дерево было очень распространено в Египте, пока
египтяне не попробовали пшеницы. Зерно злаков - вечное. Оно выдерживает тысячу лет, если к нему не проникает влага.

В этой туфовой пещере к зернам влага не попала, и каждое зерно было таким, как будто его сегодня собрали.

И все это теперь мое! Это приданое моей жены.

Драгоценное имущество! Стоит дороже, чем малахитовая пещера. Мы обеспечены продуктами на долгие годы. На Земле Франца-Иосифа не будет больше голода.

Полный благодарности, я поцеловал прародителя Ламека. Хорошо хозяйствовал ты, дорогой отец, для своих потомков.