Леди Мелисса, Часть 2. Зелёное Танго

ЛЕВ АМУСИН





ЛЕДИ МЕЛИССА







ЧАСТЬ 2


ЗЕЛЁНОЕ ТАНГО
















ОСТРОСЮЖЕТНЫЙ
ИСТОРИКО-ПРИКЛЮЧЕНЧЕСКИЙ
РОМАН

ПРЕДИСЛОВИЕ

События, описанные в романе, могли происходить и действительно происходили только в период, с 1993 по 1998 годы. Ни до, ни после этого промежутка времени, такие события не могли произойти по определению.

Начиная с 1988 года, экономическое положение России стало стремительно ухудшаться. Отчаянные попытки руководства страны взять ситуацию под контроль к успехам не привели. Произошло несколько катастроф: Чернобыль, Спитак, Ленинакан. Затем пошла волна кровопролитий: Вильнюс, Тбилиси, Рига. Наконец, грянул путч – ГКЧП, и Советский Союз распался. Для простых людей жизнь продолжала только ухудшаться.

На фоне тяжелейшего экономического положения страну захлестнул невиданный разгул бандитизма. В 1992-м в Москве и других городах России ввели комендантский час. На периферии положение было ещё хуже. Например, в Тольятти в то время действовало 14 бандитских группировок. 15-ой был ОМОН. Люди в масках останавливали частные машины, направляя стволы автоматов в живот водителям. Было не ясно – кто это: милиция или бандиты?

Если до этого времени борьба за властное первенство разворачивалась между отдельными группами, над которыми гордо возвышался президент, то теперь и он был втянут в борьбу за власть. После расстрела российскими танками российского Белого Дома, в котором заседал российский же Верховный Совет, гражданской войны удалось избежать, но экономическое положение страны стало отчаянным.

Ситуацию в те годы заметно поправили «челноки». Подобно муравьям, на себе, люди тащили из-за рубежа товары народного потребления и продукты питания. Их обирали бандиты, предлагающие насильно «крышу», «кошмарили» чиновники и таможенники. Но люди, с упорством леммингов, продолжали снабжать страну. На заработанные деньги они покупали квартиры, машины и создавали начальный капитал для будущего бизнеса.

Начиная с 1988 года многие, у кого была возможность, пытались пустить корни вне России. В среде чиновников, молодых инженеров, врачей, учёных началась повальная тяга к дальним странствиям. Все, кто имел хоть минимальную возможность бежать, – бежали. Люди бежали из страны, отправляя детей на учёбу, оформляя фиктивные разводы и фиктивные браки ради иностранных паспортов. Люди выезжали в любые поездки за пределы России и СНГ, записываясь и оплачивая непонятные семинары, пытались получить документы, позволяющие в любой момент уехать из страны. Все, кто имел возможность, старался, кроме российского гражданства, заполучить хоть какие-то документы, позволяющие легализоваться в Германии, Испании, США. И, чёрт знает, где ещё.

В результате этого процесса сегодня, только в головном офисе компании «Майкрософт», работает не менее двух  тысяч высококвалифицированных программистов из стран бывшего СССР. В каждом университете США работают профессора из России. В Великобритании проживает не менее 250 тысяч россиян. Прошу отметить, что это всё профессионалы высокого класса. Многие из них уехали с деньгами. И с большими…

Те, кто раньше умудрялся жить «на одну зарплату», поняли, что для современной жизни в наступивших условиях нужны деньги. И началось! Растаскивали (как в последний раз!) всё, что можно было стащить: на металлолом списывали боевые корабли, вывозили фанеру и сплавы никеля, сталь-катанку и алюминиевые чушки, нитратные удобрения и «живой товар». Это была не просто эпидемия. Это была –  форменная вакханалия. Другими словами, если хотите, реализация национальной идеи: украсть и убежать. Причем, многие из тех, кто делал вид, что не бежит, втайне от своих же партнёров, пытались и получали вид на жительство в других странах, сохраняя российское гражданство и продолжая трудиться в своих рабочих кабинетах. Этот процесс немного замедлился только после 2000 года, когда политическая ситуация в России заметно стабилизировалась.

Однако, в соответствии с исследованиями, проведёнными в 2009 году, 13% опрошенных россиян хотели бы эмигрировать за пределы бывшего СССР. Среди молодёжи – 29%, а среди людей с высшим образованием – 18%. Эти данные были получены в ходе опроса, проведенного Аналитическим центром Юрия Левады  («Левада-центр») 24-27 апреля 2009 года среди 1600 россиян из 46 регионов страны. Результаты были опубликованы 18 мая 2009 года в «Газета.Ru».
 
Причины возрождения этой идеи непонятны. С одной стороны, это был период разгула свободы. Свободы говорить, что угодно. Свободы предпринимательства, включая полное уклонение от уплаты налогов. Свободы выезда в любые страны – были бы деньги на билет. И жизнь вроде бы как-то стала налаживаться. Появились продукты и товары – спасибо «челночникам». Но бесовская идея «срубить бабло и свалить» – овладела электоратом. Недаром один из самых одаренных политиков современной России Владимир Вольфович Жириновский выбрал для себя тот электорат, который не планировал уезжать из страны. А электорат Григория Евсеевича Явлинского, который голосовал в начале 90-х, к 2000 году практически исчез. Нет, не вымерли. Просто уехали из страны… и, заметьте, не с пустыми карманами.

Разобраться в этом ещё предстоит, но сама идея далеко не нова. Как только наступают «смутные времена» или экономические кризисы, народ начинает реагировать ногами. Но куда бежать без денег? Вспомните Чичикова из гоголевских «Мёртвых душ». С чего он вдруг начал скупать эти самые мёртвые фактически, но легально живые души? Да, чтобы получить кредит и уехать заграницу. А о чём мечтали лидеры большевиков в 1918-м, когда ситуация стала критической? «Товарищи» носили с собой эти самые «пети-мети» в иностранной валюте, будучи готовы в любую секунду, по команде и без неё, сорваться и нестись – куда глаза глядят.

Автор предлагает читателю как можно глубже проникнуться именно тем временем, когда происходят описываемые события. С этой целью даже язык романа, описание людей, их образа жизни, характеров, мышления, максимально приближены к тому времени. Задачей автора не является проведение исторического исследования. В предлагаемом читателю романе автор не делает попытки разобраться в экономических, исторических и политических процессах, и высказать, свою оценку этих событий.

Несмотря на подлинность некоторых приведенных фактов, общее описание событий, компаний и персонажей в романе – плод воображения автора. Все действующие лица, их имена, описание их внешности и характеров вымышлены. Несмотря на некоторое подобие, таких людей, а скорее фантомов, никогда не существовало. Описание компаний – сплошная выдумка. Эти компании никогда не существовали и не существуют. Как никогда не существовали их офисы и работники. Если кто-то и попытается узнать родственников или друзей, автор официально объявляет, что он с ними не знаком и не знает никого похожего на описанные персонажи. Автор никогда их не встречал. Автор заранее сожалеет и приносит свои извинения за возможные случайные совпадения и недоразумения.

Автор заранее сожалеет и приносит свои извинения за возможные случайные совпадения и недоразумения и просит принимать этот роман, как лёгкое детективное чтиво, имеющее единственную цель, – развлечь благосклонного читателя.

 






ГЛАВА 1
Москва
23 июля 1993 года

23 июля 1993 года после заключения контракта между «Агропромом» и «Глобал Ойл Сэйлс и Резёрч Корпорэйшен» на поставку сырой нефти, Гаврила Петрович Кравченко и Владислав Иванович Якубовский вернулись из Вашингтона в Москву.

На следующий день Владислав Иванович проснулся в четыре утра. В дополнение к разнице во времени между Вашингтоном и Москвой, он не мог спать ещё и потому, что в его маленькой комнате стояла жуткая духота. В городе было жарко и влажно. Побродив по квартире, он разбудил жену и предложил навестить её родителей, которые жили в деревне, в 60 километрах от Москвы. Жена удивилась этому странному желанию мужа, который не любил поездки в деревню, и быстро собралась. Было около шести часов утра, когда они на такси подъехали к Казанскому вокзалу. И тут случилось такое, что иначе как мистикой назвать нельзя.

К чете Якубовских подошла старая цыганка. Её цветастая, видавшая виды, юбка слегка касалась земли, прикрывая грязные босые ноги. Старческая, иссохшая грудь просвечивала сквозь затасканную, линялую кофту. Седые волосы были растрёпаны. Но глубокие чёрные глаза смотрели прямо в глаза Якубовского и излучали, как ему показалось, странное свечение. Давно не мытой рукой цыганка коснулась края рукава рубашки Владислава Ивановича и каким-то низким, утробным голосом проговорила:
– Остановись, молодой - красивый! Всю судьбу тебе скажу.
– Я не верю в гадание, – заявил подполковник Федеральной Службы внешней разведки.
– А ну, пошла отсюда! Не приставай к людям, – рыкнула на неё Наталья, жена Владислава.
– Кричать тебе на меня не следует, – тем же магическим, с завыванием, голосом вымолвила цыганка, обращаясь к Наталье. – Иди своей дорогой. Ты чужая будешь. А ты, – обращаясь к Якубовскому, продолжила она, – далеко уедешь с женой любимой. Не с ней – с другой женой будешь. Красавицей. Любить её будешь. Тебя любить она будет. Дети будут у вас.

Якубовский, сам того не сознавая, остановился. Впервые в жизни он остановился, слушая речь ведуньи. Что-то было в её словах такое… Он и впрямь не любил свою жену. Более того, он её ненавидел. Но откуда это было знать цыганке? А та продолжала вещать:
– Через кровь блудницы с невинной душой, змей гадкий изойдёт из сердца твоего. Другим ты станешь. Лучшим будешь. Из казенного дома выйдешь. Через горе очистишь душу свою. Дай мне денег немного. У тебя много их, но не честные они.
 
Якубовский, совершенно не понимая, как эта старая цыганка говорит такие вещи, которые только он один знает, опустил руку в карман и достал десять долларов. Больше с собой не было. Молча протянул эти деньги цыганке. Она взяла их и продолжила:
– Купцом станешь. Товар разный возить будешь. Богатым будешь. Удалым будешь. Воров обманешь, но рук не замараешь. Суженая твоя готовится к встрече с тобой. Но не сразу ты соединишься с любовью своей. Испытания будут. Горе будет. Болеть будешь. Через горе великое соединишься с ней. Далеко уедешь с ней от мест этих. В грохоте грома познаешь ты жену свою, и в грохоте грома свершится зачатье младенца вашего.

Цыганка тяжело дышала, – видно было, что затратила много энергии, – и подняла обе руки вверх. Потом всякий раз, когда Якубовский вспоминал эту встречу, ему казалось, что он видел своими глазами, как электрические разряды проскакивали между её растопыренными пальцами, унизанными множеством золотых колец.
– Денег больше не давай мне. У тебя больше нет с собой. Когда в следующий раз встретимся, то снова будь щедрым со мной. Иди. Следуй судьбе своей.

Цыганка исчезла. Якубовскому показалось, что она растворилась в воздухе.
– Нашёл кому верить! – раздражённо проговорила Наталья. Она стояла рядом. Всё видела и всё слышала, но боялась мести ведуньи и потому молчала. – Нечего глупости слушать. Давай, двигайся! Не то на электричку опоздаем, – скомандовала она.

Якубовский, ещё не пришедший в себя от этой встречи с цыганкой, покорно побрёл за женой. Ему совершенно расхотелось ехать в деревню. И вообще, он был вымотан после дальнего перелёта. Как только они сели в поезд, он уснул, сидя на жесткой скамейке вагона. В деревне они провели весь день. Якубовский, надышавшись деревенского воздуха, после обеда снова уснул. Днём он был какой-то квёлый, а к вечеру у него не хватило сил ехать домой. Даже отец Натальи спросил, не заболел ли мужик? Решили заночевать в деревне.

На следующее утро Якубовский проснулся на сеновале совершенно отдохнувший. Запах сена, которое Натальины родители начали заготавливать для козы, успокоил его. Целый день он проболтался без дела, а к вечеру заторопился домой – завтра нужно было на работу.

Электричка пришла в Москву около шести часов вечера. Якубовский обратил внимание, что на перроне и на подходе к вокзалу сновало множество людей с огромными, неподъёмными тюками. Носильщики, быстро раздвигая толпу, подвозили тюки. Именно тюки, а не чемоданы. И ещё. Провожающих практически не было. Что-то непонятное было в этой многообразной людской толпе с поведением муравьёв. Якубовский впервые обратил на это внимание. Он спросил у Натальи, что происходит? Что это за люди? Её ответ был прост:
– Ты чего? От жизни отстал? Это же «челноки». Товары возят с заграницы. Большие деньги зарабатывают. Вот нам бы так! – размечталась Наталья. – Но нам начинать-то не с чего.

Якубовский не сказал жене, что утаил восемь с половиной тысяч долларов: часть суммы, предназначавшейся для агента, с которым выходил на связь в Вашингтоне.

– Вот Нинка-то, из тридцатой квартиры, уже второй год мотается. Живёт и в ус не дует. И Максимовна. Сама уже старая и тоже туда. Ничего. Не жалуется. Зятю-то с дочкой квартиру купила. «Распашонку» в «хрущёвке». Вот нам бы так! – повторила Наталья.
– А если я денег немного достану? Что тогда? Давай-ка, Наташка, с Нинкой твоей встретимся. Узнаем, как и что… – задумчиво предложил жене Якубовский.

Нинка была их соседкой по лестничной площадке. Вечером, за чаем с домашним пирогом, она рассказала, куда нужно обратиться за путёвкой на «челночный» тур заграницу. Что там купить и как везти. Убедительный рассказ Нинки воодушевил Владислава Ивановича. Они договорились не откладывать дело в долгий ящик. Он пообещал занять немного денег у друзей (то есть достать из загашника!) и уже в следующую пятницу, 30 июля, они втроём с Нинкой сели в самолёт, выполняющий чартерный рейс в Стамбул.

Неужели пророчество старой цыганки начало сбываться?
















ГЛАВА 2
Москва
30 августа 1993 года

Прошёл месяц после возвращения из Вашингтона. Якубовский с женой успели дважды «челноками» съездить в Турцию. Наташка-«каракатица», как в сердцах называл супругу Владислав Иванович, в «шмотках» ничего не смыслила, но баба была настырная. Всё привезённое она распродавала по соседям. За две поездки, с учётом расходов, они утроили начальный капитал. Из заработанных денег Владислав подарил сыну пять тысяч долларов – на машину. Но Игорёк, сын Владислава Ивановича от первого брака, машину покупать не стал, а со своим другом мотнул в Польшу. За неделю два раза съездили. Привезённый товар они не толкали соседям, а сдавали ларёчникам. Через десять дней Игорь вернул отцу пять тысяч, две тысячи отдал матери, за три – купил машину, и ещё десять тысяч у него осталось в качестве оборотного капитала.

Ранним пригожим утром 30 августа 1993 года Игорь Якубовский выехал, как тогда говорили, «делать кастрюлю». Лето продолжало баловать теплом – это уже был не июльский зной, а приятная августовская жара с прохладцей. Якубовский-младший, если не «челночил», то ежедневно выезжал на площадь «трёх вокзалов» подбирать пассажиров, приехавших в Москву утренними поездами. Больше всего ему импонировал Казанский вокзал. Туда прибывали поезда из далёкой Сибири, Средней Азии и Казахстана. Люди ехали проездом через Москву в отпуск, либо «челноки» – закупаться. Как пассажиры, «челноки» были предпочтительнее. Разъездов с ними было много, но платили они хорошо.

Площадь перед вокзалом была забита частными палатками. Палатки устанавливались, как попало, блокируя проходы к поездам и выходы из вокзала. Работали они круглосуточно. Вокруг палаток валялись груды мусора, его убирали редко, и то – по требованию милиции, которая делала вид, что охраняет порядок. На самом деле они охраняли «напёрсточников», цыган, торгующих наркотиками, и вокзальных проституток.

Периодически на вокзале разыгрывался спектакль. В тот момент, когда очередной поезд прибывал к платформе, один из «актёров» – как правило, незаметного вида старичок, возникал на пути потока людей с чемоданами, тюками и баулами. Он доставал из кармана платок, якобы для того, чтоб утереть пот со лба, при этом из его кармана, как бы случайно, высыпались несколько мелких денежных купюр. Старичок делал вид, что не заметил пропажи и исчезал. Кто-нибудь из вновь прибывших периферийных «лохов», заметив деньги, лежащие на грязном полу, обязательно останавливался, ставил на пол свой чемодан (иногда два) и начинал собирать добычу. В это время другой участник спектакля его слегка подталкивал сзади. Иногда перекинув, а иногда, якобы споткнувшись об собирателя, наваливался на него, окончательно разлучив с чемоданом. Одновременно возникал проворный молодой человек, который подхватывал чемодан и со своей «законной» добычей моментально растворялся в толпе. Когда опомнившийся «лох» возвращался к реальности и начинал вопить, моментально возникал милиционер. Он притворялся, что пытается разобраться в случившемся, тем самым давая возможность унести чемодан в припаркованный рядом фургон. Вот, собственно, и весь спектакль. Милиционер исправно получал свою долю и смотрел, чтобы никто из участников этой аферы не пострадал.

В то утро, подъехав к Казанскому вокзалу, Игорь обратил внимание на одиноко стоящую на тротуаре девушку. Она не была похожа ни на «челночницу», ни на проститутку. Девушка была явно ошарашена привокзальной суетой. Её никто не встречал, и она пыталась определить в какую сторону ей нужно идти. Девушка была слегка похожа на китаянку. У неё были раскосые глаза, но, в отличие от китайских, большие и глубоко посаженые. Длинные, ниже плеч, тёмные волосы были перекинуты через плечо. Платье, сидящее как влитое, подчёркивало формы её фигуры. Развитые мышцы красивых открытых рук и длинных, стройных ног позволяли предположить, что девушка занималась либо балетом, либо гимнастикой. Только никчёмный шарф, обматывающий шею, выдавал в ней провинциалку. В одной руке она держала большую сумку, в другой – перевязанную верёвкой стопку книг. Ещё одна сумочка была перекинута через плечо. Похоже, все-таки, что это была студентка. По тому, как она нерешительно озиралась и оглядывалась по сторонам, – в Москву она приехала впервые.

Игорю очень захотелось познакомиться с ней. Остановив машину перед девушкой, он спросил:
– Извините, вы не могли бы на минутку присмотреть за машиной?
– Да, конечно, – сразу согласилась она.

Игорь кинулся к цветочному киоску и купил букет роз. Вернувшись, он галантно протянул ей букет и сказал:
– Добро пожаловать в Город-герой Москву!

Девушка немного смутилась, наградив его улыбкой, но от цветов решительно отказалась. Тогда Игорь сказал:
– Я вижу, что вы в Москве впервые. Если позволите, я готов отвезти вас, куда вам нужно.
– Благодарю вас. Я сама, – пытаясь отделаться от приставучего кавалера, ответила она.
– Меня зовут Игорь Якубовский, – в подтверждение своих слов он достал из кармана паспорт и водительское удостоверение. – Вот. Пожалуйста. Запишите моё имя и номер машины и передайте на хранение тому менту. Если с вами что-то случится, то меня найдут, – предложил незнакомке Игорь.

Последний довод убедил её, что он не бандит. Игорь открыл багажник. Они поставили в него сумку и пачку учебников. Только после этого, сев к нему в машину, она взяла букет.

Игорь узнал, что девушка приехала из Тобольска, и зовут её Анна Вагнер. Она студентка третьего курса политеха и хочет перевестись в московский Текстильный институт по специальности художник-модельер. По дороге они разговорились. Анна нравилась Игорю всё больше и больше. Он отвез её в институт и остался ждать, пока в деканате будут решать вопрос о переводе.

Ждать пришлось довольно долго. Наконец, он увидел Анну, выходящую из дверей. По её хмурому лицу было видно, что там не всё сладилось.

– Ну, как дела? – спросил он. – Что там тебе сказали?
– Сказали, что меня могут взять на дневное отделение с потерей года, что я, в общем-то, и ожидала, но, главное, – мне не могут предоставить общежитие. Предложили снимать в частном секторе, а денег у меня нет. Как заработать деньги в чужом городе, я не знаю.
– Ну, это дело поправимое, – с уверенностью в голосе сказал Игорь. – Во-первых, я помогу тебе начать зарабатывать деньги. Я уже ездил в Турцию «челноком» и заработал кучу денег. Во-вторых, в доме, где я живу, есть одна пожилая женщина. Она осталась одна в трёхкомнатной квартире. Старушка расклеила объявления о сдаче комнаты за 100 долларов в месяц. Я дам тебе в долг двести долларов. А потом мы съездим вместе «челноками» в Польшу или Турцию, и ты вернёшь мне эти деньги. Садись в машину. Сейчас поедем к старушке, а потом поедим где-нибудь. Или, наоборот, давай сначала поедим, а потом поедем снимать квартиру.

– Правда? Вот, здорово! – обрадовалась Аннушка, как мысленно уже назвал её Игорь.

Игорь жил вместе с матерью в двухкомнатной квартире, в пятиэтажке у станции метро «Автозаводская». Эту квартиру, тогда ещё лейтенант, Якубовский-старший получил после окончания училища, когда был направлен во внешнюю разведку. К тому времени в семье Якубовских уже был сын Игорь, и жена была беременна вторым ребёнком. Это дало им право на получение жилья вне очереди. К несчастью, в результате осложнений в ходе беременности, ребёнка потеряли, но квартира осталась. Позже, когда Якубовский был вынужден уйти от семьи, он оставил квартиру жене и сыну. С новой женой они долгое время снимали комнату, пока, наконец, не получили жильё.

Наскоро перекусив прямо у торговой палатки, Игорь с Анной поехали к старушке, которая сдавала квартиру на втором этаже в соседнем подъезде. Девушка и бабуля понравились друг другу.

Анну взяли на второй курс Текстильного института с досдачей нескольких предметов. С Игорем она встречалась каждый день. Даже если Анна была занята в институте или задерживалась в библиотеке, готовясь к экзаменам, Игорь отвозил и забирал её из института. Он влюбился в Аннушку без памяти. С каждой новой встречей она нравилась ему всё больше и больше. Похоже, что и она отвечала взаимностью своему новому знакомому. Через два месяца Игорь сделал ей предложение стать его женой. Анна предложение приняла. Решили, что вначале она окончит учёбу, а затем пойдёт учиться Игорь. А пока, они смогут зарабатывать деньги «челночным» бизнесом.
































ГЛАВА 3
Москва
30 августа 1993 года

Анна Вагнер была весьма благородного происхождения. Прабабка Аннушки по отцовской линии, баронесса Мария Павловна Вагнер, родом из давно обрусевших немцев, была фрейлиной Её Императорского Величества императрицы Марии Фёдоровны, в девичестве принцессы Догмары, жены Российского императора Александра 3-го.
 
Мария Вагнер родилась в 1873 году. Её мать скончалась при родах, а отец, офицер, погиб в 1878 году где-то на Балканах во время Русско-турецкой войны, когда баронесса была ещё совсем ребёнком. Девочку взяла на воспитание незамужняя тётка – сестра отца. Она дала маленькой баронессе приличное образование, рассчитывая, что, со временем, баронесса будет принята при дворе и там сможет найти себе достойного жениха.

Отличавшаяся безупречными внешними данными и с успехом окончившая в Петербурге заведение для благородных девиц, девятнадцатилетняя баронесса была принята при дворе. После экзаменов и проверки рекомендаций её определили на службу в штат императрицы. Прослужив при дворе всего год с лишним, баронесса попала «в ситуацию» с одним из многочисленных Великих князей, находящихся при дворе. Амурная история окончилась прозаично – баронесса забеременела. Император Александр 3-й, известный своей религиозностью и строгими нравами, отличался тем, что любил свою жену. Он никогда ей не изменял и не только не поощрял лёгкости в поведении придворных, но, заподозрив даже намёк на фривольность, сурово их наказывал. Несмотря на просьбу супруги быть снисходительной к молодой женщине, император призвал её к себе в кабинет, строго отчитал баронессу, выдал ей от щедрот семьдесят пять тысяч на жизнь и, взяв с неё честное слово, что она будет молчать, отправил «с глаз долой» в Одессу под попечительство генерал-губернатора Новороссийского края.

На вокзал её препроводил гренадёр. Он внёс в вагон чемоданы баронессы и тайно, чтобы никто не видел, на прощание передал ей картонку. В картонке были её любимые французские пирожные «на дорогу», маленькая коробочка с золотым мужским перстнем, пачка денег – 25 тысяч и записка. Записку она не стала читать, а сожгла её на свече. Пирожные съела, но деньги и перстень сохранила. В перстне была миниатюрная камея с изображением профиля самой Марии Павловны. На внутренней его стороне было выгравировано «Прости и помилуй», инициалы С.М. и год – 1893.

В Одессе баронесса сняла квартиру в доходном доме на Софиевской улице. В то время это был один из лучших домов в городе, известный как «Дом князя Урусова». Дом вплотную примыкал к роскошному саду и обители Одесского архиерея. Мало приспособленная к реальной жизни, баронесса планировала гулять там с будущим младенцем.

Мария Павловна Вагнер воспользовалась тем обстоятельством, что на верхнем, четвёртом, этаже дома освободилась квартира. Из окна этой квартиры открывался вид на Одесский залив и порт. Кроме трёх комнат там была большая кухня, туалет с водяным бачком и отдельная ванная комната, с большой чугунной ванной и устройством для кипячения воды, так называемый «куб». В ванной комнате можно было стирать пелёнки, а сушить их – на чердаке, куда вела «чёрная лестница». Квартира вполне соответствовала теперешнему положению незадачливой баронессы.

Романтическая особа, она воочию представляла, как её сын вырастет (а то, что у неё будет сын, она не сомневалась!) и станет морским офицером. Он будет плавать к дальним берегам, а она будет глядеть в окно и ждать его возвращения. А отец… Пусть он мучается… Правда, окно, выходящее на море, было окном туалета, но всё же…

Мария Павловна начала обживаться на новом месте. За годы учёбы она освоила несколько женских профессий. Но главное, она научилась шить женские платья и кроить материал по выкройкам. Из имеющихся у неё денег она купила швейную машинку «Зингер» с ножным приводом, набор швейных принадлежностей, ножницы, утюги и гладильную доску. Подружившись с хозяевами магазина, где продавали выкройки и прочие вещи для «модисток», она начала, с их подачи, шить на дому. Как портниха, зарабатывала она не много, но это стало существенным подспорьем на всю её жизнь.

Андрей Вагнер, так звали сына Марии Павловны, родился в 1894 году. Любящая мать всё приготовила к тому, чтобы ребёнок не чувствовал безотцовщины. В помощь по уходу за младенцем она наняла четырнадцатилетнюю деревенскую девушку по имени Марфа, которая выполняла всю тяжёлую работу по дому. Когда напор воды не доходил до четвёртого этажа, Марфа сама таскала вёдра с водой наверх, заливала её в куб, грела, стирала пелёнки, купала младенца, мыла баронессу… Словом, жизнь продолжалась.

Время летит быстро. Баронесса уже окончательно потеряла надежду, что случиться чудо, и она снова будет принята при дворе. Мальчик подрос. Мария Павловна старалась дать ему хорошее образование. Она поместила сына в 1-ю классическую гимназию, которая помещалась недалеко от их дома, в конце Княжеской улицы. В этой гимназии он изучал Закон Божий, языки, историю, географию и математику. Сын Марии Павловны вырос высоким интересным молодым человеком. После окончания гимназии в 1912 году, Андрей Вагнер записался в Одесский университет по специальности юриспруденция.

Началась 1-я мировая война. Андрей Вагнер поступил добровольцем в юнкерское училище, которое помещалось в Сабанских казармах на Канатной улице. Мать была в отчаянье, но что поделать – судьба. На прощание она дала сыну тот самый перстень, который в своё время получила в подарок от его отца, и благословила его на ратные подвиги во имя Царя и Отечества.

В конце февраля 1915 года юнкер Андрей Вагнер оказался в Галиции в резервном полку. На третий день пребывания на фронте его полк перебросили под Перемышель, где русские войска уже шесть месяцев осаждали город. Австро-венгерские войска отчаянно сопротивлялись. В очередной контратаке противника был ранен ротный командир, и юнкер Вагнер поднял роту в атаку. В ходе сражения Андрей на руках вынес с поля боя раненого ротного. Всё это видел сам командир полка. После боя он написал прошение о представлении юнкера к награде. 15 марта в роту прислали нового ротного. А уже 21 марта русские войска прорывались в пригороды Перемышля. 

В очередном бою за город рота, где служил Андрей Вагнер, несла потери. Командир роты направил юнкера к полковому командиру с донесением. По дороге юнкер получил сквозное ранение в грудь, и хоть никакие важные органы не были задеты, кровь еле удалось остановить. Несмотря на ранение, юнкер всё же смог найти полкового командира и передать ему пакет. Узнав Андрея, полковник, после взятия города 22 марта 1915 года, написал второе, за последние несколько дней, представление к награде юнкера Вагнера.

Раненого юношу отправили в госпиталь. По случаю взятия Перемышля в город прибыл Великий князь Сергей Михайлович. В числе прочих мероприятий он посетил и госпиталь с ранеными. Весь перевязанный бинтами, Вагнер нашёл в себе силы встать и стоя отдать честь Великому князю. Подойдя ближе к стоящему перед ним раненому, князь остановил свой взгляд на золотом перстне, что был на пальце правой руки юнкера. Поблагодарив молодого офицера за службу и узнав его имя, князь стал справляться о его родителях и, закончив посещение госпиталя, велел своему порученцу навести справки об этом юноше. Ему принесли папку с личным делом юнкера Вагнера. В папке, кроме прочих документов, находились оба представления командира полка к награде Андрея. Великий князь должен был покинуть Перемышль, но…

На следующий день вечером, отложив дела, он снова вернулся в госпиталь. Зайдя в кабинет начальника госпиталя, князь велел вызвать юнкера и попросил оставить их наедине.

Усадив юношу, он долго расспрашивал его о родителях. Андрей рассказал, что отца он никогда не видел, но от матери, баронессы Марии Павловны Вагнер, проживающей в Одессе, знает, что его отец – боевой офицер и выполняет особое задание самого государя. Сам же Андрей, до поступления в юнкерское училище, обучался в университете по специальности юриспруденция.

Внимательно выслушав юнкера, Великий князь что-то написал на лежащем перед ним листе бумаги. Сложив письмо в пакет, запечатал его, скрепив своей личной печатью, и передал Андрею с устным приказом после выздоровления направиться в город Екатеринбург для обучения в офицерском училище. Совсем растерявшемуся юноше, он вручил Наградной Лист и повесил ему на грудь офицерский орден Святого Георгия. Кроме того, он передал ему небольшую, но тяжелую для своего размера шкатулку, закрытую на замок. А цепочку с ключом от замка повесил на шею юноше, велев открыть её только после прибытия в Екатеринбург. На прощание Великий князь троекратно расцеловал юнкера, поблагодарил за службу и, благословив, отпустил. После этого они никогда больше не встречались. В 1918 году Великих князей Александра и его брата Сергея «Сандро» Михайловичей расстреляли, а тела сбросили в заброшенную шахту.

Через две недели, в апреле 1915 года, на санитарном поезде Андрея Вагнера отправили для лечения в Самару. А уже в середине лета, выписавшись из госпиталя, Андрей входил в кабинет начальника Екатеринбургского офицерского училища с пакетом, полученным от Великого князя. Вскрыв пакет в присутствии юнкера, начальник обнаружил в нём рекомендацию, написанную на бланке с личным вензелем Великого князя, и приказ о присвоении барону Вагнеру воинского звания поручика. Его, как фронтового офицера и Георгиевского кавалера, зачислили в училище по специальности военная юриспруденция.

Получив ордер на отдельную комнату в казарме училища, Андрей Вагнер, наконец, решился открыть шкатулку. В шкатулке он обнаружил тысячу золотых десятирублевых монет и золотую, усыпанную бриллиантами, икону на золотой цепочке. Понимая, что это не простой подарок, что за ним кроется какая-то тайна, Андрей написал матери письмо, в котором подробно изложил все произошедшие с ним события. В ответном письме, помня об обещании, данном самому императору, Мария Павловна ничего объяснять не стала. Она только порадовалась за сына и пожелала ему «здравия и многие лета». Только на листке письма кое-где чернила были слегка размыты, как будто на них попали капли влаги. Или слёз?

Для того чтобы спрятать монеты, Андрей купил себе три жилета. Два он сшил вместе. В одном из них, внешнем, вырезал кармашки и прошил оба жилета толстыми нитками. Все монеты аккуратно зашил в прошитые кармашки. Для того чтобы скрыть кармашки, он сшил третий жилет с теми двумя так, чтобы последний жилет стал внешним. Светло-серый в черную полоску материал жилета гармонировал с любым костюмом. Жилет он отнёс в банк и хранил в сейфе в отдельной ячейке. Деньги не тратил, а икону оставил при себе.

В училище поручик Вагнер усиленно занимался китайским языком и восточными единоборствами. Из пущего усердия он брал дополнительные частные уроки у китайского учителя и даже занимался с китайским логопедом для постановки произношения. Упорный труд дал результаты. Андрей Вагнер за два с половиной года весьма прилично овладел мандаринским и кантонским диалектами, а также, на среднем уровне, китайским мастерством владения оружия и самообороны.

Из училища запросили экзаменационную ведомость Одесского университета. Благодаря этому некоторые предметы Андрею засчитали в порядке перевода, поэтому четырёхлетнее училище он прошёл за три с половиной года. 31 декабря 1916 года барон Вагнер окончил училище в чине штабс-капитана и получил предписание – готовиться к назначению на должность офицера контрразведки при Российском посольстве в Пекине.

До отъезда к месту службы штабс-капитан пришёл в банк, где, в стороне от чужих глаз, вынул из сейфа и надел на себя жилет с вшитыми золотыми монетами. Они ещё ему пригодятся. С этого времени Андрей никогда не расставался с жилетом.

В начале января 1917-го ему поручили вместе с сотней Даурских казаков сопровождать китайского посла, направляющегося с семьёй в Петербург. В начале февраля отряд казаков встретил посла и его свиту у границы с Китаем. Их поместили в специальный поезд и направили в Петербург. Высокий, стройный, всегда идеально одетый, барон Вагнер произвёл впечатление на дочь одного из офицеров свиты посла, 18-летнюю красавицу Сяо Линь. Отец девушки, сравнительно молодой офицер Чай Бол Сан, был знатоком России, женатым на русской женщине высокого происхождения (матери Сяо Линь). Между Сяо Линь и Андреем вспыхнул роман. Молодые люди проводили всё время вместе, насколько позволял этикет. Вскоре влюблённый барон Вагнер предложил девушке руку и сердце и, получив согласие, попросил разрешения на брак у её отца. Чай Бол Сан согласился, с условием, что окончательный ответ объявит только после прибытия в Петербург.

Революция изменила их судьбу. До прояснения ситуации в России посол принял решение отправить семьи дипломатов обратно в Китай. К ним присоединились семьи японских и сиамских дипломатов. Андрей Вагнер получил приказ сопровождать их до границы с Китаем. Чай Бол Сан дал согласие на брак дочери, и перед отъездом молодые повенчались. Теперь Андрей и Сяо Линь не расставались. Следуя на специальном поезде по охваченной революцией России, на всём пути, повсюду они видели только хаос, беспорядки и разорение. По дорогам рыскали многочисленные банды. Получив оперативную сводку, что в Сибири небезопасно, Андрей укрепил паровоз и вагоны листами железа. По его приказу в вагонах установили пулемёты и несколько небольших орудий. Добравшись до Екатеринбурга, он оставил Сяо Линь в семье своего китайского учителя, а сам, будучи верен присяге и приказу, продолжил путь. После того, как семьи дипломатов были доставлены в Харбин, штабс-капитан Вагнер с казаками направился обратно.

До Екатеринбурга добрались в конце декабря 1917 года. В России началась гражданская война. В армии – брожение и солдатские митинги. Власть в городе переходила из рук в руки. Андрею с его китайской женой чудом удалось избежать ареста. После колебаний они приняли решение пробираться в Харбин. В Тобольске его, как офицера, мобилизовали в формирующуюся армию Колчака. Андрей Вагнер получил приказ приступить к обязанностям в качестве офицера контрразведки. Но уже в начале 1919 года его, вместе с группой офицеров, направили в Харбин для подготовки к приёму возможных эмигрантов из России. В это же время навсегда прервалась его переписка с матерью. Они больше никогда ничего не узнали о судьбе друг друга.

А в это время в Одессе власть менялась каждый день. Иногда даже и дважды в день. В городе всё смешалось. Большевики, деникинцы, петлюровцы, белые, красные, анархисты. Все грабили. Все убивали. Мария Павловна дала пять рублей дворнику, и он перетащил её скудную мебель в освободившуюся квартиру на первом этаже. Марфе стало легче – вода давно уже не поднималась на четвёртый этаж.

Как-то летом 1919 года, в момент затишья, Мария Павловна вышла в город. Она пошла в магазин, где обычно покупала швейные принадлежности. В тот день ей повезло. Магазин был разграблен. Войдя в раскрытую дверь, баронесса стала собирать валявшиеся на полу иголки для швейной машинки. Решила, что если они подойдут для её машинки, то хорошо, а если нет, то она продаст их. Ползая по полу и собирая иголки, среди груды хлама, она наткнулась на прикрытую тряпками коробку. Очевидно, грабители не обратили на неё внимания. В коробке было целое состояние – катушки с нитками. Как она добралась с полной коробкой домой, Мария Павловна сама не поняла, но эта коробка с нитками и иголки дали ей возможность пережить и революцию, и НЭП.

В 1921 году офицер Андрей Вагнер с женой Сяо Линь оказались в китайской деревне, недалеко от Шанхая. Там они прожили два года. К концу 1923-го сельская жизнь стала невыносимой, и они перебрались в Шанхай, где были русские магазины, издавались газеты, пел Вертинский. Андрей Вагнер устроился на работу к местному адвокату – улаживал легальные вопросы, относящиеся к жизни русских эмигрантов.

Андрей с женой очень любили друг друга. Они жили экономно и безбедно. Ему по-прежнему помогал подарок Великого князя. Раз в два-три месяца они меняли одну золотую десятку. Этого им вполне хватало на жизнь. В Шанхае располагалась большая русская диаспора, поэтому Андрею Вагнеру было чем заниматься на работе, а его жена, очаровательная Сяо Линь, проводила время в хлопотах по дому.

В 1927 году у них родился сын Александр. Потом – дочь, а в 1934-м ещё один сын – Михаил. Мать занималась с детьми языками, читала им книжки на русском, китайском и английском языках. Когда дети подрастали, их отдавали в русскую гимназию. Жили они тихо, несмотря на то, что отец Сяо Линь стал китайским маршалом.

И снова развязалась война. Японцы захватили часть Китая, а гитлеровские войска начали движение вглубь России. 16 сентября 1941 года немецкие войска заняли Одессу.
 
В первые недели после оккупации немцы уничтожили всех оставшихся в городе евреев. Освободилось много жилой площади. Потом немцы ушли, а в городе остались румыны, которые не особенно притесняли местных жителей. Не то, что немцы. Но война, есть война… И расстреливали. И грабили… В квартире Марии Павловны, в самой большой комнате, поселился румынский офицер. Он ежедневно приносил продукты, а Мария Павловна готовила ему еду. Ясно, что они с Марфой тоже кормились от него. Война – есть война!

Во время Второй мировой «русский» Шанхай разделился на два лагеря. Одни желали победы Красной Армии, другие – гитлеровцам. Вагнеры были на стороне первых. После окончания войны в среде эмигрантов стали распространяться идеи возвращения на родину. Тем более, что в Китае началась гражданская война. В 1946-м в Россию пошли составы с репатриантами. Им говорили, что Родина ждёт их.

В 1946 году на Чёрном море при пожаре на теплоходе «Победа» погиб маршал Чай Бол Сан. Обгоревший корпус судна с телами погибших доставили в Одессу. Вместе с другими одесситами встречать прибытие теплохода на смотровую площадку, в начале Торговой улицы, вышла и Мария Павловна. Так она, сама того не зная, встретилась, если это можно назвать встречей, с отцом своей невестки. О чём тогда думала 73-летняя баронесса, сказать трудно. Она курила свои папиросы и молчала. К этому её приучила жизнь.

А семья её сына Андрея, с женой и младшим 12-летним сыном, отправилась в Россию. Старшие дети остались в Китае. У Александра уже была своя семья, он был хорошо устроен, а дочь вышла замуж за богатого китайского бизнесмена из Гонконга и уехала туда с мужем.

Родина встретила репатриантов по-своему. На границе им предложили сдать все ценности. Золотые монеты и перстень с камеей Андрей в декларации не указал. По прибытии в Тобольск, с вокзала, их препроводили в барак, где семье Вагнеров выделили 10-метровую комнату без кухни и с туалетом в конце коридора. Они ещё не успели распаковаться, как их сына Михаила отправили в Суворовское училище. На следующую ночь к ним пришли с обыском. Золото нашли, а Андрея и Сяо Линь арестовали.

Через два дня начались допросы. Кто-то дал информацию, что штабс-капитан Вагнер служил в Колчаковской контрразведке, а золотые монеты – это часть исчезнувшего золотого запаса Колчака. Через три дня 52-летнего Андрея Вагнера и 47-летнюю Сяо Линь, вместе с группой других несчастных, вывезли за город и расстреляли. Отобранные у Вагнеров ценности пропали. Пропал и перстень с камеей.

Сын Андрея и Сяо Линь, Михаил, пробыл в училище четыре года. Он писал письма родителям в Тобольск, но напрасно. Ответ на свои письма он никогда не получил. В училище Михаил продолжал заниматься китайским и английским языками, как того хотела его мать. С началом корейской войны, учитывая нехватку военных специалистов, владеющих восточными языками, 16-летнего Михаила, в виде исключения, направили в Москву, в Институт военных переводчиков, который находился в Лефортово.

В 1952 году лейтенант Михаил Вагнер, внешне похожий на китайца, был направлен в Китай в группе военных советников. Так, он волею судьбы снова оказался в Шанхае – городе своего детства. Среди других советников был некий Ван Ю-Ли, а точнее, майор НКВД Каляев. На пальце майора Миша увидел и сразу же узнал перстень, который когда-то носил его отец. Ошибиться он не мог. Отец говорил, что на перстне с камеей выгравирован профиль его бабки. Во время очередной попойки Михаил Вагнер попросил у изрядно захмелевшего майора посмотреть его перстень. На внутренней стороне было выгравировано «Прости и помилуй», инициалы С.М. и 1893. Не ясно, что могло быть общего у 32-летнего майора и 18-летнего лейтенанта, но с тех пор они сдружились.

Прошло почти шесть месяцев после той попойки. Как-то майор Каляев и лейтенант Вагнер возвращались из штаба в гостиницу. Вечер был жаркий. Майор предложил лейтенанту пройтись пешком. Никто не знает точно, что произошло, но истекающий кровью лейтенант, каким-то чудом добрался до штаба. Он тащил на себе майора, который умер от колотых ран. Лейтенант сообщил, что в одном из переулков, на них напали бандиты. Среди вещей  майора перстня не оказалось. Его никто и не искал! Кому он был нужен?

В 1954 году снова к земле прилетела комета Понса-Брукса. Та самая комета, которая прилетала в июле 1812 года. Тогда началась война с Наполеоном. А через 70 лет, в августе 1883 года, десятилетняя баронесса, вместе со своей теткой глядела в небо, разыскивая эту зловещую комету. Тетка тогда сказала ей: «Следующий раз комета прилетит через 70 лет. Дай тебе Бог, ещё раз с ней встретиться!». Встретилась. 22 мая 1954 года Мария Павловна глядела в Одесское небо, разыскивая слабыми глазами «свою» комету. О чём тогда думала 81-летняя баронесса? Она по-прежнему курила свои папиросы… и молчала.

Бывшая баронесса Вагнер, по кличке «кошачья мама», дожила до 89 лет. Кошки были её единственной отрадой. В последние годы она стала капризной и отвратительной старухой. Она гоняла мальчишек, называя их живодёрами и поганцами за то, что те норовили поймать её кошек, которых развелось великое множество. От кошек во дворе стояла жуткая вонь. Летом 1962 года она тихо скончалась, по-видимому, от сердечной недостаточности. Маленький трупик пролежал в комнате на полу недели две, прежде чем дверь взломали. Приехали какие-то люди… вроде, санитары. Надев рукавицы, они засунули маленькое тельце в мешок из рогожи, завязали сверху и, на глазах соседей, по команде «раз-два-три», раскачали и забросили его в кузов полуторки.

Корейская война окончилась. Наступила хрущёвская оттепель. Стали портиться отношения с Китаем. В 1957 году 23-летний капитан Михаил Вагнер попал под сокращение вооружённых сил. Он был молод и владел языками. Михаил поступил в аспирантуру Тобольского института иностранных языков и в 1962-м защитил диссертацию. С тех пор доцент Вагнер работал в институте. Там же он женился на своей аспирантке Татьяне Тишинской – из бывших. Её предок когда-то был сослан на поселение в Тобольск. Там он и остался доживать. Жена Михаила Вагнера была на двадцать лет моложе мужа, но это не мешало их счастью. У четы Вагнеров в 1973 году родилась дочь, которую назвали Анной.

Вагнеры жили дружно. Дочь росла. Они работали. В 1991 году Михаил купил подержанную машину. Не обладая достаточным опытом вождения, он с женой попал в автомобильную аварию, – в результате Аннушка, которая уже была студенткой, осталась круглой сиротой.

Теперь понятно, откуда у неё эти огромные, глубокие, по-китайски раскосые глаза, высокие скулы, тонкий нос, выше среднего рост и нежнейшая, словно бархат, кожа.

Когда в конце октября 1993 года Якубовский-младший привёл Аннушку познакомить со своим отцом, Владислава Ивановича словно сразило ударом молнии. В то время он жил со своей второй женой, которая уже давно ему опротивела. При виде Анны в кровь Владислава хлынула такая мощная доза тестостерона, что он буквально заколотился изнутри. Усилием воли профессиональный разведчик сдержался. То, что испытал Якубовский, было сильнейшим приступом страсти. Но эта девушка – невеста его сына. И бедняге Якубовскому, который не мог даже смотреть в сторону Аннушки, чтобы не выдать своё волнение, пришлось сжаться в комок. Чтобы прийти в себя, он стал думать о жене. Эта мысль слегка отрезвила его.

Но удивительно и другое. Аннушка, впервые увидев Владислава, испытала то же самое чувство по отношению к нему – страстное желание физической близости. Логического объяснения этому не было. Игоря она любила. Любила спокойно, надёжно. Но то, что она испытала к Владиславу Ивановичу, отцу своего жениха, который был на двадцать два года старше её, называется просто: Любовь с первого взгляда. Такое чувство, похоже, испытывали Анна Каренина к Вронскому, Наташа Ростова к Анатолю Курагину и, вполне возможно, Ева к Адаму.

Здоровым это чувство назвать нельзя. Но когда оно возникает, как тогда быть?























ГЛАВА 4
Москва
1 ноября 1993 года

В понедельник, 1 ноября 1993 года, Владислав Иванович Якубовский, как обычно, пришёл в свой кабинет в Управление Службы внешней разведки к 9 часам утра. Как обычно, он снял пальто, шапку и повесил их на вешалке. Как обычно, он сел за свой стол. Владислав Иванович достал остро заточенный карандаш и, не найдя ничего более разумного, начал вертеть его в руках. Он окинул взглядом свой кабинет, который занимал уже три года, панели на стенах, окно со шторами. Всё было обычным. Необычным в это утро было то, что Владислав Иванович улыбался. Просто улыбался. Улыбался, немного приподняв и слегка наклонив голову. Глупо? Нет. Владислав Иванович влюбился. Причём, не просто влюбился. Им овладела безумная страсть. С первого взгляда. До холода под коленками. Самым печальным было то, что он влюбился в девушку своего собственного сына. В Аннушку…

Вчера вечером Игорёк, сын Владислава Ивановича, пригласил отца познакомиться со своей девушкой. Они договорились о встрече в недавно открытом индийском ресторане на Улице 1905 года. По случаю воскресенья, в ресторане мест не было. Но Якубовский предъявил своё служебное удостоверение, и администратор мигом организовал столик на троих. Владислав прошёл к столику. По привычке сел спиной к стене и закурил. Когда он увидел сына и его девушку, то почувствовал, как забилось сердце. Уж очень она ему понравилась. Ощущение было такое, словно он несётся внутри снежной лавины. Ему захотелось любить эту девушку. Страстно. Нежно… Как любят в молодости.

В этот вечер все трое были в ударе. Они шутили. Немного выпили. Собственно, пил один Владислав – сын был за рулём, а Анна вообще никогда не пила. Могла, для компании, слегка пригубить красное вино и то чуть-чуть. В ресторане играл индийский музыкант. Он сидел на подстилке и наигрывал на каком-то индийском инструменте, напоминающем гитару, странные для нашего слуха мелодии. Это было непривычно. И послужило поводом для шуток. Потом индус удалился. Пришли наши музыканты, которые стали играть и петь популярные в то время песни.

В середине вечера они заиграли «Аргентинское танго». На Якубовского нахлынули воспоминания. Он вспомнил, как в десятом классе, на вечере танцев, мальчишки, как всегда, толпились в углу, а девчонки танцевали друг с другом. Когда объявили «Белый танец», к нему подошла его одноклассница Ира и пригласила танцевать. Танцевать он тогда не умел, и Ира начала показывать, как танцевать вальс. С первого раза у него не получилось, тогда Ира пригласила его прийти к ней домой учиться. Он пришёл. И на другой день снова пришёл. Вальс начал у него получаться, и они перешли к танго. Когда, наконец, он освоил простые «па» танго в такт музыки, Ира усложнила движения. Однажды она обхватила его ногу своей ногой, а сама откинулась у него на руках. От звуков танго и ощущения близости девушки, которая ему нравилась, у него перехватило дыхание, и он поцеловал Иру. Через три года они поженились. Это и была мать Игоря...

Проиграв вступление, музыканты запели. Слова были наредкость пошлыми:
Как открывалася Ростовская пивная,
В ней собиралася компания блатная,
Там были девочки Маруся, Роза, Рая…

Владислав пригласил Анну на танго. Они танцевали, не обращая внимания на слова. Многое было пошлым. Время было такое. Ресторанные песни тоже были пошлыми. Они танцевали танго – танец любви. В танце Владислав прикоснулся к Анне. Якубовский-старший, от близости к девушке, нежного аромата её тела и звуков танго почувствовал, что его ноги подкашиваются, как тогда, когда он учился танцевать с Ирой. Они стали не танцевать, а топтаться. Потоптавшись на одном месте, они вернулись к столику.

Игорёк отвёз отца к нему домой, но подниматься наверх они не стали. Игорь и вторая жена Якубовского не очень жаловали друг друга. На прощание Владислав Иванович галантно приложился губами к Аннушкиным пальчикам, но его рука, коснувшись Аннушки, предательски затряслась. Хорошо, что Игорь не заметил! Поднявшись к себе в квартиру и увидев свою ненавистную «дражайшую половину», Якубовский, придравшись к пустяку, сделал вид, что обиделся и постелил себе на диване. Всю ночь он мечтал об Аннушке, у него в ушах продолжало звучать танго, а утром пришёл на работу, мечтательно улыбаясь, как мальчик…

Итак, 42-летний подполковник Службы внешней разведки РФ, сидя в своём кабинете, совсем не думал о том, как завербовать новых шпионов для Родины, а думал, как быть с этой любовью.

Специально тренированный аналитический ум разведчика, позволил ему оценить ситуацию. То, что это была не любовь, ясно. Им овладела страсть. Мощная страсть. Страсть – это бесовское чувство. Потоки тестостерона бесконтрольно растекаются по венам, вызывая жгучее желание. Страсть не требует взаимности. Страсть – чувство беспокойное. Нервное и бешенное. Но если страсть взаимна, то она трансформируется в любовь. И это на всю жизнь. А любовь – это спокойное чувство, в котором половое влечение присутствует наравне с чувством заботы о любимом человеке. Любовь – это работа. Ежедневный труд. Любовь основана на взаимности чувств. Влюблённые люди, как правило, спокойны и уверены. Так у него было с первой женой. Они дружили со школы. Учились в одном классе. Им было хорошо, спокойно и надёжно друг с другом. И если бы не эта поездка в колхоз… то они продолжали бы мирно жить вместе. И сынок у них родился хороший… Игорёк!

Якубовский искренне любил своего сына. Даже после развода он, как мог, уделял ему внимание. Если Владислав Иванович не был в командировках или не был занят срочной работой, то он всё свободное время проводил с сыном. Готовил с ним уроки, ездил во Дворец пионеров. Они часто бывали на ВДНХ. Ездили за город. Время летит быстро. «Сынок-то уже взрослый. И вот такая история случилась. И как это меня угораздило влюбиться в девушку Игорька? Не понимаю! – снова и снова повторял себе Владислав Иванович. – Надо постараться, как можно реже встречаться с Аннушкой. И тогда всё уладится, – сам себя успокаивал Якубовский. – Но, с личной жизнью надо что-то делать. Так больше продолжаться не может. Я не могу больше видеть эту «каракатицу». Не могу. И точка».

Так, сидя на своём рабочем месте, размышлял о жизни подполковник разведки. Внезапно, что-то подняло его со стула. Он стал тихо напевать мелодию вчерашнего танго и начал танцевать, представляя себе, что слился в танго с милой Аннушкой.






















ГЛАВА 5
Бавария, Германия
3 ноября 1993 года

Убедившись, что посадка в самолёт, улетающий в Лос Анжелес, окончилась, и Борис больше не появится, леди Мелисса и сопровождающая её фрау Гартвиг вышли из укрытия.

– Warum mussen wir uns von diesem Mann verstecken?(1) – спросила у Мелиссы фрау Гартвиг. – Ist er Gangster?(2)
– Nein,(3) – более вразумительный ответ Мелисса дать не могла.
– Deshalb. Was ist mit ihm falsch? Haben Sie Angst vor ihm? Warum laufen wir immer von diesem Mann weg?(4) – продолжала спрашивать у Мелиссы фрау Гартвиг.

Но что могла сказать Мелисса этой аккуратной монахине? Что она безумно любит этого немолодого мужчину и беременна от него?

Фрау Гартвиг так и не поняла, почему Мелисса не желает встречи с этим человеком. Выйдя из укрытия, они вместе со своим багажом проследовали к лифту, расположенному в терминале «А». Фрау Гартвиг втолкнула инвалидную коляску с сидящей в ней Мелиссой в лифт. Её ручная сумка с деньгами и документами лежала у неё на коленях. Они спустились в переход к железнодорожному вокзалу. Купили два билета до Мюнхена. Дождались поезда и уехали. Переночевав в Мюнхене, они поехали на такси в расположенный в горах пансионат. Лечащий врач Мелиссы, доктор Краусс, порекомендовал ей именно это место для выздоровления: «целебный воздух, тишина и специальная диета»:
– Dame Melissa, dies ist der beste Platz fur Ihr Fasten und volle Besserung,(5) – сказал он ей на прощанье.

Проехав сорок километров от Мюнхена, они оказались в чудесной горной деревушке, окружённой высокими вершинами гор, покрытых величественными соснами. Это был небольшой хутор, владельцы которого специализировались на предоставлении реабилитационных услуг пациентам немецких и швейцарских клиник. Воздух, вода, вытекающая из горного ключа, и продукты, которыми они кормили клиентов, были экологически чистыми. Сыры из козьего молока, молоко, творог, яйца, колбаса, пиво, даже хлеб, огромные караваи которого они сами выпекали, были натуральными и отличного качества.

Мелиссу поселили в чистенькой комнатушке, в которой с трудом поместились узкая кровать, прикроватный столик и шкаф. Телевизор находился на стене. Туалет с душевой кабиной были единственными удобствами. Но вид из окна открывался, словно из старинных немецких сказок. Мелисса тут же представила себе, как же ей было бы хорошо здесь с Борисом. Они бы здесь жили вместе, пили сливки, играли в карты и гуляли, держась за руки. Но как это несбыточно!

Фрау Гартвиг, убедившись, что Мелисса находится в надёжных и заботливых руках под присмотром одетой в баварское платье с передником и чепчике фрау Марты, уехала обратно в Мюнхен. А Мелисса осталась на хуторе. Здесь она должна была дышать горным воздухом, есть, спать, набираться сил и начинать двигаться без коляски. Этот заряд здоровья, который она должна была получить, был ей необходим. Она привезла с собой запас специальных витаминов. Как в этом раю ей нужен был Борис! О нём она думала постоянно. Когда кормила травой коз и пила парное козье молоко, которое вначале показалось ей невкусным. Когда пила пиво со сметаной и уплетала пышущий здоровьем кусок грубого хлеба. Ей было плохо без его любви, заботы, шуток. Ей было плохо быть одной. Но понемногу, освоившись, она привыкла к одиночеству. И постепенно отвыкала постоянно думать о Борисе...

Дни стояли солнечными, а дожди шли почти каждой ночью. Это радовало привыкшую к лондонскому климату Мелиссу. Кроме неё, на хуторе больше больных не было. Её никто не беспокоил. Здоровая пища придавала ей силы. Каждый день перед завтраком она выпивала питательную смесь, состоящую из козьего молока и морковного сока. Через час после этого она съедала толстый ломоть свежего, вкусно пахнувшего домашнего хлеба, намазанного козьим маслом, и приличного размера кусок козьего сыра, запивая это стаканом горячего козьего молока. После такого завтрака Мелисса не чувствовала себя голодной до середины дня. Потом она надевала резиновые сапоги и плащ с накидкой и понемногу пыталась выходить из дома, получая удовольствие от удивительно чистого воздуха. Днём, после прогулки, она, как правило, съедала полный обед, состоящий из овощного салата, овощного супа с ложкой сметаны и куриного или свиного шницеля с бокалом домашнего пива, смешанного со сметаной. Задыхаясь от обжорства, Мелисса ложилась немного отдохнуть. После отдыха она снова выходила на крыльцо, постепенно увеличивая нагрузку. На ужин у неё были именины желудка – большой кусок пирога с начинкой из яблок или чёрной смородины и ароматный чай, настоянный на горных травах, шиповнике и листьях земляники.

Скоро Мелисса почувствовала, как у неё начинают восстанавливаться силы. Она начала одна ходить по лесу и делать зарядку. Всё, что случилось с ней, постепенно стало отдаляться. Она начала думать о будущем. Но сейчас Мелисса наслаждалась удивительной красотой осенней баварской природы и лесным хутором, который, казалось, был спасительным островом в повседневной суете современного мира.

Кроме фрау Марты, её всегда молчащего мужа, взрослой, несколько неуклюжей, дочери и двух сыновей, на хуторе жили ещё две семьи немцев-переселенцев из Северного Казахстана. Все они постоянно работали по хозяйству и совершенно не интересовались внешним миром. Одна из женщин, по имени Фрида, всю жизнь проработала медицинской сестрой в сельской больнице. Между собой они говорили на немецком и русском языках. Вечерами, сидя у дома под навесом, Фрида рассказывала Мелиссе о жизни в казахской деревне, о своей дочери Виктории, которая была немного старше Мелиссы и которая осталась в России. Дочь Фриды жила в Москве и работала в аэропорту. По какой-то причине она не смогла уехать вместе с семьёй в Германию. Мелисса, в свою очередь, рассказала Фриде о своих приключениях. Только однажды, когда Мелисса назвала имя Бориса Горянина, Фрида вдруг внутренне напряглась, как видно, пытаясь что-то вспомнить, но, не вспомнив, снова вернулась к своему обычному состоянию. Через несколько дней после первого разговора, Фрида спросила у Мелиссы, есть ли у неё с собой фотография Бориса. Мелисса показала Фриде маленькую фотографию. Та взяла её, долго рассматривала, протёрла рукой и молча вернула Мелиссе. После этого она никогда больше не заводила о нём разговор.

Через месяц такой славной жизни, выздоровевшая, с чудесным цветом лица и румянцем на пухлых щёчках, леди Мелисса расплатилась и поблагодарила хозяев за заботу и чудный приём. В воскресенье, 5 декабря, она уехала в Мюнхен, а оттуда – в Женеву. В среду, 8 декабря, там должен был начаться суд над Эдди Пеннингтоном. Всю дорогу от хутора до аэропорта с лица Мелиссы не сходила остановившаяся улыбка. Ей было немного жаль уезжать из этого хутора с его примитивной, но простой и здоровой жизнью. Ей было жаль расставаться с милыми людьми, так хорошо принявшими её. В особенности, с фрау Фридой, которая по возрасту годилась ей в матери. Теперь Мелиссе нужно было снова окунуться в обыденную жизнь большого города.

После короткого полёта через горный хребет, разделяющий Германию и Швейцарию, её самолёт приземлился в Женеве.











ГЛАВА 6
Калифорния
Осень 1993 года

Осенью 1993 года в Калифорнии, как и по всей Америке, экономика была в состоянии упадка. Недвижимость потеряла более половины стоимости 1990 года. Это было время покупать. Борис решил использовать деньги, полученные от Мелиссы, и купить несколько земельных участков в одном перспективном районе, прилегающем к океану. Он задумал спроектировать на участках виллы, построить их и продать. Полный цикл – от покупки земли до продажи – может занять несколько лет, а там, глядишь, и экономика поднимется. Кроме того, хорошие дома с видом на океан всегда в цене.

Горянин познакомился с агентом по недвижимости по имени Роберт Хоббс. Роберт был виртуоз своего дела. Он знал всё о домах и участках в прибрежной зоне южнее городка Лагуна Бич. Первый раз Роберт привёз Бориса в посёлок с названием Океанское Ранчо 17 октября. Когда они приехали к участкам и вышли из машины, то у Бориса возникло чувство, что он уже был здесь. Через несколько минут, оправившись от первого ощущения, он понял, что это. Он узнал запах. Запах, который никогда не мог забыть. Это был запах моря и сухой степной травы. Так пахло на берегу Чёрного моря в Николаеве. Городе, в котором он вырос. Через два дня он приехал туда с Русланой. И она тоже  сразу узнала этот запах.
– Пахнет, прямо как в Одессе на Каролино Бугазе! – с удивлением воскликнула Руслана.

После этого Борис сделал предложение на покупку земли. Он решил купить пять участков размером по 20 соток для строительства вилл, размером от 600 до 850 квадратных метров.

Опыта работы в строительстве у Бориса не было. Но у него было инженерное образование, жизненный опыт и, что самое главное, желание работать честно и справедливо.

Своим энтузиазмом Борис увлёк еще одного выходца из России. У нового приятеля Бориса были деньги. Он вложил часть из них в покупку ещё пяти участков. В товариществе, где они купили участки, средняя стоимость домов была 165 долларов за квадратный фут. Поэтому, чтобы поднять цену, они решили построить первый дом на самом лучшем участке с отличным видом на океан, а потом, когда будет отбита новая цена, то продолжать строить и продавать другие виллы, но уже по более высокой цене. Новый партнёр Бориса сам строить не хотел. Управление их проектами он доверил Борису, а сам стал заниматься другими делами.

Роберт Хоббс познакомил Бориса с нужными людьми. Постепенно начала вырисовываться общая картина. В жизни всегда так. Когда появляется новый проект, то в самом начале проблема представляется, словно гладкая стена высотой до небес. По мере освоения проблемы, начинаешь приближаться к этой стене. И вскоре, стена уже видится не такой гладкой, как прежде. Кое-где различаются уступы, куда можно поставить ногу или взяться рукой. Затем появляются выемки. Потом замечаешь в стене лестницу. Глядишь, и уже стоишь на самом верху. Но надо работать.

Так случилось и на сей раз. Борис познакомился с несколькими архитекторами. Встречался с ними. Обсуждал проблемы. Из этой группы он остановил свой выбор на одном из них. Это был человек средних лет, с опытом работы над проектами в прибрежной зоне. Он сформулировал суть проблемы. Проект дома должен удовлетворять решению нескольких задач. Причём, каждая из них является важнейшей. Сам дом, как здание, должен соответствовать требованиям строительства и муниципальных властей. Фасады –  соответствовать архитектурным стандартам, принятым в этом посёлке. Кроме того, он должен быть единственным в своём роде и привлекательным для большинства потенциальных покупателей. Такие же требования предъявляются к внутренней планировке, интерьерным и цветовым решениям. Не менее сложный процесс – разработка ландшафта. И при этом дом должен вписываться в форму участка, максимально обеспечивая визуальную перспективу.

Постепенно Борис с Чарльзом Моснером, так звали архитектора, пришли к согласию, что наиболее перспективен средиземноморский стиль. Величественный фасад с двумя или четырьмя стройными коринфскими колоннами. Высокая и широкая стеклянная входная дверь, рама и панели которой выполнены из кованого железа. Большие окна, высокие потолки, большие комнаты и кухня с гранитными столами и огромными шкафами из натурального дерева, мраморный бар, камины не могут вызвать негативных эмоций у людей, имеющих средства платить за удовольствие жить в таких виллах.

Цель была поставлена – начать строительство первого дома не позднее конца марта 1994 года. И началась рутинная работа. Борис встречался с работниками городского управления планирования, департамента строительства. С утра его можно было видеть беседующего в управлении пожарной охраны с инспектором, а вечером – на заседании городского совета.

В начале декабря Борис позвонил в Москву Исаеву. Арнольд Иосифович уволился из «Агропрома», так и не получив назад тех двадцати тысяч, которые он одолжил Кравченко. Сейчас он ищет работу. Варианты есть, но не самые перспективные. Борис не стал детально обсуждать с Исаевым свою последнюю поездку. Он с Мелиссой остались живы, и ладно. От Исаева Борис узнал, что Кравченко был после запоя в больнице, но сейчас вернулся на работу.

Ближе к наступающему Новому году, Борис позвонил в Тольятти своему другу Кислову. Он был очень рад тому, что Леонид с женой собираются весной приехать в Калифорнию повидаться с друзьями. На прощанье Лёня сказал, что у него намечается отличный подарок для Бориса. Но пока – это секрет. Вот привезу – тогда увидишь.































ГЛАВА 7
Москва
9 ноября 1993 года

Прошло больше шести недель с тех пор, как Иван Фёдорович Филимонов приступил к работе в Генеральной прокуратуре России в качестве одного из заместителей Генерального прокурора. Ивану Фёдоровичу удалось отстраниться от дел по расследованию деятельности Верховного Совета России и, в частности, лиц, близких к спикеру Верховного Совета Руслану Хасбулатову и вице-президенту Александру Руцкому. Пока он входил в курс дела, знакомился с людьми, он также не предпринимал никаких шагов относительно материалов, полученных от Горянина. Теперь у него появилась возможность заняться расследованием гибели Плюща.

В качестве первого шага, во вторник, 9 ноября, Филимонов сделал официальный запрос в Отдел внутренней безопасности ФСБ относительно разработки и контактов с агентом, на встречу с которым в Вашингтон был направлен подполковник Владислав Иванович Якубовский.

Запрос Генеральной прокуратуры в тот же день получил зам. начальника отдела по работе с кадрами подполковник Станислав Иванович Терёхин. Терёхин и Якубовский дружили ещё со спецшколы, где учились в одной роте. Получив запрос, Терёхин заглянул в кабинет Якубовского и поманил приятеля в коридор. Они условились встретиться после работы в пятницу, 12 ноября, и пройтись пешёчком по городу.

10 ноября – День милиции. Этот праздник, по традиции, отмечается не только на работе, но и обязательным присутствием руководителей отделов, их заместителей и отличившихся сотрудников в полной парадной форме с орденами и медалями на праздничном концерте. Исключение делалось только для сотрудников служб разведки, контрразведки, а также для сотрудников 9-го Управления, отвечающего за безопасность руководителей страны и членов их семей. Служащим этих отделов запрещалось появляться в местах, где их могли бы заметить – в форме или без оной. Но на работе они все отмечали свой праздник по всем правилам. Так уж повелось, что после гуляния, по сложившейся традиции, их развозили по домам на служебных машинах, а водитель помогал подняться к себе домой.

На следующий день после праздника, 11 ноября, в четверг Якубовский не смог прийти на службу по причине слабого здоровья. Он всегда болел после бурного застолья. В пятницу у себя в кабинете он продолжал отпиваться горячим крепким чаем, но к концу дня отошёл и стал ждать встречи с Терёхиным.
 
После окончания рабочего дня они вместе вышли на улицу. Погода была явно не для гуляния. Было морозно и скользко – снег, по обыкновению выпавший 7 ноября, ещё не растаял. А тут, некстати, поднялся ветер и снова пошёл мокрый снег. Раскачивающиеся редкие фонари отбрасывали причудливые тени на здания и куда-то вечно спешащих людей.

Якубовский и Терёхин прошли мимо «Детского мира», свернули на Неглинную и зашли в кафе «Полевой Стан», что на углу Кузнецкого Моста и Неглинки. Разделись в гардеробе. Сели за столик и начали изучать меню.
– Стас, – обратился Якубовский к приятелю. – Давай-ка по сто пятьдесят, по бутылочке «Жигулей» и закуску. А то и борщика закажем, а?
– Давай, – быстро согласился Терёхин.

Пока они ждали заказ, Якубовский хранил молчание, понимая, что эта встреча далеко неспроста. Молчал и Терёхин. Принесли водку и салат «Столичный». Разлили по рюмкам. Пиво налили в бокалы. Выпили «За тех, кто в море» и запили пивом. Терёхин начал первым:
– Влад, на тебя пришёл запрос из Генеральной прокуратуры. Спрашивают, за каким бесом ты ездил в Вашингтон. Я должен на этот запрос ответить.

Терёхин замолчал. Молчал и Якубовский, понимая, что это ещё не всё. Но и этого было достаточно. Он отлично помнил, как «мельтешил» с деньгами. Неужели, кто-то заложил? Но кто? Ладно… От этого он ещё отобьётся. А вот если всплывёт его встреча и телефонный разговор с Черкизовым, то тут ему так просто не отбрыкаться.

Снова разлили и выпили, доели салатик. Принесли борщ. Снова налили и молча выпили. Терёхин заговорил первым.
– Ну, ты там, вообще, не дрейфь. Я того, я затяну, малость, с ответом. А ты-то? Если ты и наследил там чего, то это, знаешь сам. Прибери за собой. Успеешь? Тебе сколько времени надо?
– Думаю, недельки три хватит, – ответил Якубовский и подавился. Он только что сам себя сдал.
– Влад, да ты не бзди. Не бзди, говорю. Мы своих так просто не сдаём, – подбодрил приятеля Терёхин. – Поназдавали уже полную гору.
– Спасибо, друг, – уже успокоившись, с благодарностью в голосе ответил Якубовский. – Давай-ка ещё по сто? А?
– Давай. Давай. И пивка тоже, – быстро согласился Стас Терёхин. – Ты, может, слыхал: «Водка без пива – деньги на ветер»?

Якубовский подозвал официанта. Он знал, что платить за обед придётся ему. И за такси тоже. Ему следует и подарок преподнести Терёхину.

С тех пор, как Якубовский «скрысятничал» в Вашингтоне восемь с половинной штук баксов, они с Натальей дважды в месяц ездили в Турцию. Вот и завтра, в субботу, 13 ноября, они улетают чартерным рейсом в Анталию, а вернутся оттуда в воскресенье 14 ноября. И на 27 ноября у них уже есть билеты на такой же «челночный» рейс. «Так что, если придётся вернуть деньги, то вернём. Уже заработали на беспроцентном кредите. А если не попросят, то это и ещё лучше. Но подарок Стасику из Турции всё же привезти надо», – вертелось в голове у Якубовского.

Больше они эту тему не обсуждали. Просто по-приятельски выпивали и говорили о своей жизни. Пообедав, Якубовский расплатился. А выйдя из «Полевого Стана», поймали частника, который развёз их по домам: вначале Терёхина, а потом Якубовского.





























ГЛАВА 8
Москва
13 ноября 1993 года

В субботу рано утром Якубовский с женой улетели в Турцию в «челночный» тур. Вместе с полутора сотней других таких же «челноков», они заполнили дребезжащий «Ту-154» – ветеран Аэрофлота и, непонятно как, оторвавшись от бетонной полосы, взлетели. Эти «челночные» туры изменили жизнь не только Якубовского. В условиях практически полной разрухи, шоковой терапии в экономике, предпринимаемой «мальчиками в коротких штанишках», примерно двадцать процентов населения на своих «горбах» потащили из Польши, Турции, Германии, Финляндии тюки с товарами. Люди везли всё. Ширпотреб, продукты питания, автомашины… И страна вздохнула. Начали появляться товары не только в палатках, установленных, где попало и как попало, но и в магазинах. У людей появился оборотный капитал, который умножался. По вполне понятным причинам, никто не торопился нести деньги в банк и платить налоги.

Якубовский сказал жене, что устал и хочет немного подремать. Он закрыл глаза, но спать не стал, а принялся обдумывать ситуацию, в которой оказался.

Якубовский не поверил до конца Терёхину, что это только проблема по Вашингтону, не потому, что не доверял ему, а потому, что на запросе Генпрокуратуры стоит подпись Филимонова. И вопрос заключается не в том, сколько бабок «скрысятничал» Якубовский, а в том, что Филимонов знает о Якубовском. Да наплевать Филимонову на эти восемь с половиной штук баксов. Похоже, что он как-то высветился с исчезновением Черкизова. А может, обоих: и Черкизова, и Плюща? Да нет… Вроде…

«Ладно. Что там может быть известно о Черкизове?

Первое. Черкизов вылетел вместе с Горяниным и этой англичанкой 23 сентября в Куромыч в 9:15 утра по Москве. Это значит, что в Самаре было 10:15. Час лёту. 11:15. Пока вышли. Пока то, да сё – 12:00 по самарскому времени. Черкизов звонил мне в 13:30 московского времени. Это, по самарскому времени, будет 14:30. Значит, они ехали от Куромыча, примерно, час. Максимум полтора. Это значит, что они остановились в месте, находящемся от Куромыча на расстоянии от 40 до 100 километров. Так. Так-так… Когда там застрелили Анисимова в Новокуйбышевске? Между 8:00 и 8:30 по самарскому. Времени доехать до Куромыча предостаточно. Тем более, что у Анисимова пропал БМВ 5-й модели.

Второе. Нужно отыскать этот БМВ. Когда был найден этот БМВ? В 18:00. А где?

Третье. Необходимо сделать запрос обо всех без исключения происшествиях, случившихся 23 сентября между 12:00 и 18:00 самарского времени в радиусе от 40 до 100 километров от Куромыча.

Четвёртое. Откуда мне звонил Черкизов?

Зная ответы на эти вопросы, можно будет начать разматывать клубок. Остаётся непонятным, как удалось Горянину, одному, справиться с Черкизовым – подполковником 9-го Управления и с тремя кавказцами? Кто в это может поверить? Значит, там был кто-то ещё. Или что-то ещё. Непонятно что, но что-то было. Было… Было…»

Якубовского толкнула в бок его жена Наташа:
– Ну, чего ты там бормочешь, Владик? Может, тебе приснилось чего? Скоро уже садиться будем.
– Будем. Будем, – ответил ей Якубовский и сам испугался. – Ты чего там каркаешь? Садиться будем. Не садиться. Это прокурор сажает, а самолёт заходит на посадку, – и он трижды плюнул через левое плечо. А для верности, ещё и перекрестился.

Владислав Иванович не просто не любил свою жену – он её ненавидел. Она раздражала его своим видом и самим фактом своего бытия. Эта 34-летняя женщина, внешне, если смотреть сверху, похожая на лягушку, а в профиль – на гигантского карпа, когда находилась в поле его зрения, отравляла ему всё существование.

Перебравшаяся из деревни в город, Наталья мечтала только об одном: как они с Владиком переедут жить в деревню, где будут разводить кур и сажать картошку. Владик же только скрежетал зубами. Это был его второй брак, что в органах не приветствовалось. Второй развод ему не простят. В этом случае ему придётся из «конторы» уходить. А куда идти? Он не умел делать ничего иного, как допрашивать и разыскивать. Своё дело он знал и свободно владел английским, немецким и испанским языками. Но что ему делать вне органов, он представлял себе слабо. Вот поэтому-то он скрежетал зубами… И молчал.

Когда-то давно Влад был женат на своей однокласснице Ирочке. Они любили друг друга и жили «по-людски». Но однажды, в порядке шефства, молодых сотрудников послали в область помогать убирать картошку. Среди них был 26-летний «старлей» Якубовский. В один из осенних дней, когда лил проливной дождь, и на работу выходить было незачем, он остался в доме, где его определили на постой. Чтобы скоротать время, Влад попросил дочь хозяина, молодую весьма ленивую толстуху, растопить баньку. Пока банька грелась, она налила ему самогонки. Влад выпил рюмку, потом другую, закусывая солёным огурцом и сырыми яичками. С ним выпивала и толстуха. Как уж там вышло, неизвестно, но когда вернулся хозяин, то он застал свою 17-летнюю дочь и постояльца в баньке. Дальше всё было просто: в партком Управления КГБ поступило заявление от гражданки Пономарёвой, Натальи Сидоровны, с жалобой на действия старшего лейтенанта Якубовского, лишившего её девственности. И хотя у него был сын Игорёк пяти лет, которого Влад очень любил, с женой он вынужден был разойтись и жениться на гражданке Пономаревой. А иначе пришлось бы распрощаться с КГБ и идти на работу в милицию – участковым.

С тех пор прошло пятнадцать лет. Толстуха успела превратиться в «каракатицу», но идти в участковые Якубовскому, ставшему уже подполковником, по-прежнему не хотелось.

В аэропорту турецкого города Анталия «челноков» уже ждали автобусы. Не заезжая в гостиницу, их повезли закупаться. Торговый квартал, где закупались «челноки», кишмя кишел людьми и товаром. Звучала разноголосая речь на всех языках бывшего СССР. Торговля шла бойко. Турецкие зазывалы, освоившие отдельные русские слова, безошибочно разбирались в покупателях и затаскивали их в свои лавки, обещая самые низкие цены за лучший товар.
 
– Наташа! Наташа! – громко орали торговцы, хватая за рукава русских женщин. И, затащив в лавки, их тут же начинали «дурить» на переводе курса валют и пересортице товара. А если им удавалось что-то украсть, то крали всё и без зазрения совести. Якубовские поначалу удивлялись, откуда они знают имя жены Влада. Но потом, когда поняли, что турки всех русских женщин зовут Наташами, то ещё и посмеялись. В середине дня, сбегав несколько раз к автобусу, чтобы загрузить товар, они полностью закупились. После того, как их привезли в гостиницу, они ещё долго сортировали и укладывали товар. В воскресенье до обеда «челноки» пролежали у бассейна, а после их отвезли в аэропорт. Домой Якубовские добрались поздно вечером, с шестью огромными тюками турецких кожаных изделий.

На следующий день подполковник Якубовский соединился с Управлением ФСБ по Самарской области. Представившись дежурному по Управлению, он попросил соединить его с дежурным сотрудником контрразведки и запросил у него краткую справку обо всех происшествиях, случившихся 23 сентября между 12:00 и 18:00 часами по самарскому времени в радиусе от 40 до 110 километров от Куромыча.

Через два часа зазвонил факс. На бумажной ленте, выползавшей из аппарата, был список происшествий, затребованных Якубовским. Из 174 происшествий, включая преступления, совершённые на бытовой почве, его внимание привлекли 18. Якубовский снова позвонил в Самару. Теперь он попросил прислать подробные справки относительно этих 18-ти и об убийстве начальника Новокуйбышевского диспетчерского узла Петра Семеновича Анисимова, совершенном утром того же дня.

Когда Якубовский вернулся после обеда к себе в кабинет, на аппарате уже лежали справки по этим 18 происшествиям и особая справка по делу об убийстве Анисимова. Теперь, когда круг поиска сузился, Якубовский уделил внимание мелочам и, разложив справки перед собой, начал выписывать общие детали. После тщательного анализа он сосредоточился на трёх происшествиях: убийстве Анисимова, ограблении сельского магазина в деревне «Новоматюшкино» и пожаре в деревне «Новоматюшкино».

Убийство Анисимова было совершено между 8:10 и 8:25 утра. При этом свидетели видели двух или, возможно, трёх кавказцев, отъезжающих от места преступления на двух машинах: красных «Жигулях» 5-й модели и 540-м БМВ. Ограбление сельского магазина было совершено в 14:30. Продавщица магазина дала показание, что грабителями были два кавказца, отъехавшие от магазина на «Жигулях» красного цвета. Такая же машина была обнаружена у сгоревшей дачи. Ключи от машины лежали на сидении, а документов на машину не было. Можно предположить, что в то время, когда Черкизов звонил в Москву, два кавказца из трёх грабили магазин. Также возможно, что на сгоревшей даче оставался один кавказец с Горяниным и англичанкой. Это меняет дело. В розыск был объявлен Черкизов, а возможно, что искать нужно было Горянина. И ещё вопрос: что стало с деньгами, которые англичанка привезла Анисимову, и о которых ему поведал Черкизов? Как про это узнал Черкизов? Знал ли об этом Кравченко?

Вечером того же дня с Казанского вокзала Якубовский выехал в Самару фирменным поездом «Жигули». Слишком много в этом деле оставалось неясностей, чтобы их можно было решить по телефону. На работе он взял несколько дней отгулов.













ГЛАВА 9
 Москва
16 ноября 1993 года

На следующее утро Якубовский вышел из поезда в Сызрани. С собой у него был один портфель, в котором, кроме бумаг и письменных принадлежностей, лежал дорожный бритвенный прибор и зубная щётка. Перед отъездом он созвонился с областным управлением, поэтому прямо у вагона его встречал «уазик» ФСБ с порученцем и двумя солдатами с автоматами.

В Сызрани перрона не было. Поэтому Якубовский спрыгнул с последней ступеньки вагона на заснеженную землю. Мороз был градусов 17. Без ветра. Все деревья, крыши невысоких домов и улицы, словно воздушно-взбитыми сливками, были покрыты толстым слоем снега. Яркое солнце отделилось от иконно-голубого неба мутноватым нимбом. Нереально чистый воздух опровергал все прогнозы экологов… В Сызрани уже наступила настоящая русская зима.

Они отъехали от вокзала и помчались к городку под названием Жигулёвское Море. По обе стороны трассы то и дело попадались битые или сгоревшие автомашины, а у обочины вдоль дороги было поразительно много крестов.
– Такое впечатление, что едем, как по кладбищу, – заметил, до того молчавший, Якубовский.
– Так это кладбище и есть, – ответил порученец. – На этой трассе каждый день ЧП. Либо сами бьются, либо бандиты разбираются друг с другом. На милицию внимания уже никто не обращает. Только ОМОН ещё может как-то влиять на обстановку.

Они снова замолчали. Заговорил Якубовский только когда они проехали дорожный указатель «Деревня Новоматюшкино». Он попросил отвезти его на местный узел связи, а уже потом – к сгоревшей даче.

На почте Якубовский и порученец прошли к начальнику узла связи. Предъявив служебное удостоверение, подполковник попросил представить ему книгу регистрации телефонных разговоров. Раскрыв страницу с записями за 23 сентября, он сразу нашёл строку о заказе на телефонные переговоры с абонентом в Москве. Это был его номер. Разговор состоялся в 14:26 и длился 3 минуты. Следующий заказ был сделан с «Агропромом». Номер Кравченко Якубовский знал на память. Разговор длился 5 минут. Это был ответ на вопрос о том, был ли Кравченко в курсе дела или нет. Предположения Якубовского оказались верными – Черкизов звонил из этой деревни. Теперь ключ к решению оставшихся вопросов находится на сгоревшей даче.

Зимние дни короткие. Пока они были на почте, а затем искали дорогу к сгоревшей даче, начало смеркаться. Сгоревший дом был занесён снегом. Только печная труба торчала посреди пепелища. Якубовский попросил выделить к утру человек 10 солдат, криминалиста и фотографа. Кроме того, он велел порученцу привезти армейскую палатку, перекрыть сгоревшее здание плёнкой, обеспечить освещение и отопление внутри палатки.

Внезапно Якубовский что-то вспомнил. Он достал из портфеля копии справок о происшествиях. Снова прочитал справку о пожаре и найденном 540-м БМВ. «Жигули» были найдены у сгоревшей дачи, а БМВ стоял недалеко от здания местной больницы. В обоих случаях ключи лежали на переднем сидении, но регистрационных документов внутри машин не было. Стало быть, кто-то, во-первых, подъехал на БМВ к зданию больницы, а во-вторых, забрал документы. Кто это был? Черкизов? Или кто-то другой?

Якубовский попросил отвезти его в Тольятти в «Старый город» в гостиницу «Жигули». Но по дороге, увидев дорожный указатель «Госпиталь», он попросил завезти его туда. У здания больницы стояло несколько машин «Скорой помощи». Якубовский прошёл в отделение «Скорой помощи». Увидев группу водителей, сидящих в курилке, он поздоровался с ними. Представился как следователь по особо важным делам и показал своё служебное удостоверение. Он спросил у водителей, доводится ли им иногда подвозить людей куда-то. Услышав отрицательный ответ, он зашёл с другой стороны:
– Ребята, а если смена закончилась, и вы едете домой, вы возьмёте попутчиков?
– А мы что – не люди? Конечно, возьмём, – согласились шоферы.
– Теперь, пожалуйста, попытайтесь вспомнить, в тот день, когда сгорела дача в деревне, кто-нибудь из вас взял попутчиков от здания больницы и отвёз куда-то?
– Так Геннадий подвёз тогда мужика с дочерью на станцию в Сызрань, – сказал один из водителей.
– А как вы запомнили этот случай? – спросил у него Якубовский.
– Так уже сто раз расспрашивали про это. И бандиты, и кавказцы. Всё кого-то ищут. Только менты не расспрашивали, – заулыбался отвечавший.
– А мужик этот был бандит? – продолжал расспрашивать Якубовский.
– Да нет, что вы! Этот мужик был культурный. И дочка его была аккуратная. Чистенькая.
– Так говорите, что он свёз их в Сызрань? На станцию?
– Точно. В Сызрань.
– А вещей с ними было много? Не приметили?
– В том-то и дело, что они ехали на станцию, а вещей-то при них не было. Только у него портфельчик, вроде как ваш, и дорожная сумка. А у неё была только сумочка через плечо.

Якубовский достал из внутреннего кармана групповую фотографию, которую он сделал «на память» в Вашингтоне. Вместе с другими участниками переговоров там были Борис Горянин и Мелисса Спенсер. Мужики сразу же опознали их по фотографии и указали на них.

Что это был Горянин с англичаночкой, у Якубовского сомнений и раньше не было, а теперь и вовсе не осталось. Но что произошло с Черкизовым? А где же деньги, про которые он говорил? Миллион долларов по карманам не распихаешь. Тут нужен чемодан. А чемодана, основываясь на показаниях водителей, с ними не было.

А что, если они взяли только часть денег, а остальные бросили? Да нет. Так не бывает. Деньги не бросают. Что тут гадать понапрасну. Завтра-послезавтра многое прояснится. Поблагодарив водителей, Якубовский вернулся к машине. Теперь он попросил отвезти его в Тольятти, в гостиницу «Жигули».

Они ехали по федеральной трассе Самара–Москва. Темнота была непроглядная. Только огни встречных машин как-то освещали дорогу. Миновали посёлок «Комсомольский». Затем «Порт Посёлок», где с давних времён проживало всё руководство АвтоВАЗа. Наконец, оказались в «Старом городе». По улице Ленинградской они проехали к гостинице.

Здание гостиницы было сумрачным. Когда-то, в середине 60-х, гостиницу «Жигули» построили как общежитие для иностранных специалистов, работающих на строительстве АвтоВАЗа. Это было сооружение из кирпича, стекла и бетона и, что важно, – с работающим лифтом. Но сейчас, после того как его заполучили в частные руки, никто не занимался не то что ремонтом – лампочку вкрутить было некому.

Якубовский предъявил служебное удостоверение и прошёл мимо поста ОМОНа к окну регистрации. Регистратор находился слева от входа. Справа, по доносившимся звукам музыки и запахам кухни, был ресторан, а левее регистратуры располагался бар. Дальше, за баром, висел указатель «Казино». В секции бара на стульях у невысоких столиков и на потёртом диване сидели молодые девушки, по виду школьного возраста. Это были проститутки. В Тольятти за машинами приезжали из всего бывшего Союза. Так что работы хватало. На приличного вида Якубовского сразу же обратили внимание. Пока он заполнял «Карточку гостя», одна девушка, приблизившись к нему, ждала, когда он освободится, чтобы предложить ему свои нехитрые услуги.

Когда Якубовский поднял на неё глаза, он увидел, что это красавица, каких мало. Какие там заграничные модели! Но такая уж у неё была судьба. Эта голодная, беззащитная девочка могла бы блистать на показах мод мирового уровня, но вместо этого она смотрела на него таким жалким взглядом, что Якубовский сам первый спросил у неё:
– Ты обедать-то будешь?

У него сжалось сердце, когда он представил, что Аннушка, которая была примерно такого же возраста, как эта девушка, находится на её месте. Она же, не ответив, только проглотив слюну, молча кивнула головой. Якубовский взял ключ от номера:
– Ну, пошли тогда наверх, милая.

Они прошли в холл, где с правой стороны был лифт и лестница. Поднялись в номер. Честно говоря, Якубовскому было не до неё, но, глядя на выразительные глаза несчастной, он разжалобился. В номере было тепло. Даже жарко.
– Ты вот что. Помой-ка руки и лицо. Мы есть пойдем. А там – посмотрим. Тебя как звать-то?
– Настя.
– А меня зовут Владислав Иванович.
– У меня дедушку тоже Иваном зовут.
– А отца-то как?
– Василием.
– А ты как дошла до жизни такой?
– Так я-то отрабатываю. Отец-то наш в деревне водилой был. Ну, так он с дедом поехал подшабашить. Ну, выпили, видно, там. Так наехали на машину какого-то чёрного. Денег-то откуда у наших-то? Вот они меня-то и забрали сюда. Не отпустим, говорят, пока машину не отработаешь.

Настя говорила с заметным волжским говором, старательно выговаривая букву «о» и часто добавляя приставку «то».
– Ишь ты, погань мерзкая, – со злобой в голосе сказал Якубовский. – Ну, ты готова?
– Идёмте, дядя, – тихо, с готовностью на всё, сказала девочка.

Они спустились в ресторан. На Якубовского с девочкой-проституткой обратили внимание практически все посетители ресторана. К ним подскочил метрдотель:
– Это у нас не положено, – заявил он Якубовскому.
– Слушай ты! – рявкнул на него Якубовский. – Ты про КГБ забыл уже? Это КГБ решать будет, что положено, а что не положено. Забыл, кому служишь, а?

Прежде чем позвать «крышу», метр решил проверить сказанное Якубовским и сбегал в регистратуру. Оттуда он вернулся тихим, «крышу» решил не звать, а спустить всё на тормозах. «Подумаешь! Ну, привёл мужчина девушку с собой. А, может, она ему племянница? Так-то оно будет лучше». Одна из посетительниц подозвала метра и заявила, что она в одном зале с проституткой находиться не будет. На этот демарш метр шёпотом ответил ей, что неизвестно ещё, кто большей проституткой будет, а если она «прям щас» встанет и уйдёт, то никто плакать не будет. На этом весь скандал с появлением проститутки был исчерпан.

Якубовский заказал два салата, две тарелки борща, два вторых и две бутылки воды. Сам он едва осилил салат и борщ, а Настя доела остальную еду. От обеда она разомлела. Глаза у неё заблестели, и даже дышать ей стало трудно.

Якубовский заплатил за обед, и они ушли наверх. В номере было две узкие кровати. У каждой стоял стул. Настя стала при нем раздеваться. Якубовский прикрикнул на неё:
– Ты это, что делаешь? Ты иди лучше прими горячий душ и ложись отдыхать. Небось, намерзлась за день-то.

Девушка прошла в ванную. Якубовский слышал, как она набирает в ванну воду, как вошла в неё. Он представил себе эту длинноногую девчонку с высокой твёрдой грудью и вспомнил свою «каракатицу». Тут-то мужское начало и восторжествовало. Якубовский быстро разделся и вошёл в ванную.

До утра в течение ночи он несколько раз будил Настю, а она, вспоминая его доброе отношение, исполняла своё нехитрое дело с энтузиазмом. Утром они спустились в ресторан и заказали завтрак, после которого у девушки стали слипаться глаза. Якубовский дал ей в два раза больше денег, чем требовалось. Он велел ей оставаться в номере и хорошенько отоспаться. А если она захочет поесть, то может пойти и купить себе еды, сколько она захочет. И ещё. Он велел ей оставаться с ним на всё время его пребывания в Тольятти.

Порученец на машине с двумя автоматчиками уже ожидали Якубовского. Он доложил, что все распоряжения товарища подполковника выполнены, и они готовы ехать. Якубовский, хотел было переговорить с охранником, чтобы он присмотрел за Настей, но потом передумал. «Она же никуда не выйдет», –  подумал он. До деревни «Новоматюшкино» они доехали минут за сорок.

Солдаты стали очищать сгоревшее здание от снега и относить в сторону куски обгоревшей металлической кровли. Под металлическими листами снега не было, что облегчало задачу. Так, слой за слоем, криминалисты привычно выполняли свою работу – отбирали «вещдоки» и фотографировали. Солдаты, по указанию экспертов, относили в сторону сгоревшие части здания и предметов мебели. Так продолжалось несколько часов. Всё это время Якубовский хранил молчание. У него уже начали мерзнуть ноги и он, было, направился к палатке погреться, как один из криминалистов указал на обгоревшее до неузнаваемости тело. Тело находилось рядом с кухонной плитой. Через несколько минут было обнаружено ещё три обугленных тела. На одном из тел, которое было ближе всего к входу на дачу, Якубовский узнал большую металлическую пряжку от ремня, которые носят моряки. Пряжка принадлежала Черкизову. Он отлично помнил ремень, который носил Черкизов. В обгоревшем черепе отчётливо было видно пулевое отверстие. Такое же отверстие было в черепе тела, находившегося в кухне. В двух других телах следов пуль обнаружено не было. Рядом с телами, в ворохе пепла и обгоревшей ветоши, нашли пистолеты «Макаров». Оружия при телах, по всей вероятности, Черкизова, и того, первого – на кухне, не было.

Якубовский знал, что Черкизов по привычке, кроме пистолета, носит при себе нож. Так и есть. На этом теле обнаружили нож, наборная пластиковая рукоятка которого оплавилась. Теперь у Якубовского была полная ясность – это всё, что осталось от Черкизова. Кто были остальные, Якубовского не интересовало. Но совпадение пулевых отверстий в черепах Черкизова и того, другого на кухне, явно настораживало. Как Борис Горянин, пусть даже оставаясь один на один с этим другим, мог завладеть его оружием? Убить его, убить Черкизова и ещё двоих? Это же здоровые, молодые, специально обученные убивать, «профи». Горянин же – дилетант. Вполне вероятно, совершенно не умеющий стрелять. Как он один мог справиться с четырьмя? Пусть даже поочередно. Но с четырьмя… Это не укладывалось в обычные знакомые схемы профессионально обученного Якубовского.

Осталось проверить, из какого оружия был убит Анисимов. Якубовский подозвал топтавшегося на расстоянии порученца и велел ему проверить, кому принадлежали пистолеты, найденные на (при?) телах без пулевых ранений, совпадают ли отверстия в черепах с отверстием в черепе у Анисимова, и определить место начала возгорания. «Это просто счастливая случайность, что никто из местных милиционеров не пытался разобраться в причинах пожара. Так хоть вещественные доказательства сохранились», – подумал Якубовский.

В принципе, ему всё было уже ясно и так. Остальные доказательства запротоколируют криминалисты без участия Якубовского. Хотя, это уже ничего не изменит. Дольше здесь оставаться смысла не было. Можно ехать обратно в гостиницу. Там его ждёт тёплый номер, горячая вода и Настя...

Когда они подъехали к гостинице, было уже совсем темно. Но сквер перед зданием гостиницы освещали фары милицейских машин. Несколько милиционеров толпились вокруг чего-то, явно привлекающего их внимание, а постовые пытались оттеснить толпящихся штатских. Якубовский вышел из машины. Он направился к сотрудникам милиции. Его грубо остановил постовой, но увидев удостоверение Якубовского, вытянулся и отдал честь.

Якубовский подошёл ближе. От увиденного, у него перехватило дыхание. На снегу под деревом на спине лежала Настя. Без верхней одежды, только в том самом платье, в котором она была сегодня утром. Горло у неё было перерезано от уха до уха. Якубовский знал, что это значит. Он насмотрелся на тела русских солдат в Афганистане, у которых душманы перерезали горло таким же способом.
– Что здесь произошло, капитан? – хриплым от волнения голосом спросил Якубовский у старшего по званию милиционера.
– А вы кто будете? – вежливо осведомился милиционер.
– Я подполковник Федеральной Службы Безопасности. Вот моё служебное удостоверение.

Якубовский протянул капитану красного цвета книжку с гербом России.
Капитан отдал честь и как-то нехотя доложил:
– Опять эти чёрные лютуют. Вот нашу проститутку зарезали, сволочи. Ну, чего они там не поделили? Каждый день убивают. Беспредельничают. В городе четырнадцать группировок орудует. Всё никак разобраться не могут…

Якубовский отвернулся и пошёл обратно к ожидавшей его машине. Внезапно перед ним возникло видение. Он вспомнил о случайной встрече с цыганкой летом на вокзале. «Через кровь порочной блудницы, но невинной её души, змея гадкая изойдёт из сердца твоего!». Неужели, она действительно предсказала ему будущее? И Якубовскому стало страшно!

Больше оставаться в Тольятти нужды не было. Да и не известно, чем для него закончится встреча с бандитами, «крышующими» проституток. Он спросил у порученца:
– До Сызрани быстро доедем?
– Часа за полтора управимся, – устало ответил порученец. Ему уже порядком надоело возиться с московским гостем.
– Тогда поехали. Вот только бритвенный прибор заберу из номера.
– Мне с вами пройти? – понимая ситуацию, спросил порученец.
– Да. Давайте, как говорится, за компанию.

Через десять минут они отъехали от здания гостиницы и, включив мигалку, помчались в Сызрань. «Там на Москву поездов много проходит. Завтра утром уже буду в Москве», – рассуждал про себя Якубовский. Всю дорогу до Сызрани они молчали. Только у вокзала Якубовский сказал порученцу, у которого он даже не спросил имени:
– Когда вы получите материалы экспертизы, пожалуйста, отправьте их ко мне егерской почтой.
– Есть, отправить материалы егерской почтой, – приложив руку к виску, отрапортовал порученец.

Утром следующего дня, Якубовский приехал в Москву. Он вышел в город из Казанского вокзала и двинулся по направлению к станции метро. Внезапно он остановился. Перед ним стояла та самая цыганка, что встретилась летом. Их взгляды встретились. Она направилась к нему:
– Ты узнал меня? – спросила старуха.
– Да. Узнал, – не своим, сухим от волнения голосом ответил Якубовский.
– Теперь ты веришь мне? Блудница с чистой душой уже приняла на себя грехи твои. Теперь ты чист. Иди за своей судьбой. Иди, не бойся. У тебя всё будет хорошо.

Якубовский достал из кармана несколько стодолларовых купюр и дал их цыганке. Она приняла эти деньги.

– Всегда будь щедрым с теми, кого сам любишь, и кто тебя любит. Я буду охранять тебя. Уйди от жены. А теперь прощай. Не забывай меня. Если будет нужно, я сама найду тебя.

И цыганка исчезла. Она, как и при первой встрече, словно растворилась в воздухе.

Якубовский, собираясь с мыслями, постоял ещё несколько минут и пошёл к станции метро.



























ГЛАВА 10
Москва
18 ноября 1993 года

Подходя к станции метро, задумавшись, Якубовский замедлил шаг. Вместо того чтобы пройти к эскалатору, он подошёл к телефону-автомату и набрал номер Кравченко. По случайности, тот был уже на месте. Якубовский, не представляясь, поздоровался:
– Утро доброе. Уже на месте? – спросил он у Кравченко.
– Доброе утро, доброе! – Кравченко ответил с энтузиазмом, но тут же замолчал, выжидая, чтобы определиться, зачем это Якубовский вдруг прозвонился.
– Есть разговор. Но не в кабинете.
– А у нас в столовой, можно?
– Нет, – быстро ответил Якубовский.
– Ясно. Где?
– Давай-ка в шашлычной в Нескучном саду. «Стекляшку» там знаешь?
– Найдём. Когда? – продолжая выжидать, спросил Кравченко.
– Через сорок минут. Годится?
– Понял. Буду, – коротко ответил Гаврила Петрович.

Якубовский, теперь уже решительным шагом, направился к эскалатору. Он ещё не выработал стратегию разговора, но встретиться с Кравченко стало необходимо… И как можно быстрее.

Тогда, в сентябре, после звонка Черкизова из какой-то деревни в Самарской области, Гаврила Петрович пришёл в отличное расположение духа. Он вызвал машину и уехал из «Агропрома», чтобы «отметить хорошую новость». Новость он отметил так, что два дюжих охранника с трудом доволокли Гаврилу Петровича домой, раздели и уложили отсыпаться.

На следующее утро, едва продрав глаза, он стал ждать Черкизова. Но тот не появился. В нетерпеливом ожидании прошёл весь день. Затем второй. Черкизов исчез. Поднимать шум по этому поводу Гаврила Петрович не решился. Но и ждать мочи не было. Что делать он не знал, но и ничего не делать тоже не мог. Вопрос о том, куда делся Черкизов, висел в воздухе.

В конце сентября 1993 года политическая ситуация в Москве ухудшалась с каждым часом. Но на периферии было тихо. Гаврила решил сам ехать в Самару. Но куда? Он позвонил Петру Анисимову. В Управлении Диспетчерского узла удивились его звонку. Узнав о том, что Анисимов был убит 23 сентября двумя выстрелами и третьим, контрольным, в голову, а его кабинет был сожжён, Кравченко решил, что вести самостоятельные поиски небезопасно. В том, что Горянин ликвидирован, Кравченко не сомневался. Но куда же делся Черкизов? Неужели он срубил бабки и свалил?

От такого нервного напряжения Кравченко запил. Через несколько дней запоя у него началась «белая горячка». Началась неожиданно. Посреди ночи он проснулся, подбежал к стоящему в спальне платяному шкафу, открыл дверцу и начал бить ногой в стенку. Затем он открывал и закрывал дверцу шкафа, стуча при этом в неё головой. Набесившись вдоволь, он упал на пол. От грохота проснулась Алевтина. Сидя в кровати, Алевтина с ужасом наблюдала за происходящим. Когда Гаврила упал на пол, она вызвала «Скорую». Диагноз был прост – алкогольное отравление. «Скорая» увезла Кравченко в наркологическую больницу. Его положили под капельницу и таким образом вывели из состояния, в которое он загнал себя.

Гаврила Петрович пробыл в больнице довольно долго. Его выписали только в середине октября. Когда Кравченко вышел на работу, то не застал большинства своих сотрудников. Люди поувольнялись. Так и не дождавшись своих денег, ушли из «Агропрома» Исаев и Теодора. Что-то давно не появлялась Лидия Селина. Только верная секретарша Лерочка продолжала сидеть на своём месте. Вокруг неё, как и в былые времена, крутились молодые охранники. Изредка на работе появлялся Алексей Семёнов.

Кравченко молча сидел в своём кабинете и ждал. И думал. Чего он ждал и о чём думал, никто не знает. Но внезапно он вспомнил, что у него осталась амбарная книга, которую ему принесли Черкизов и Кулешов. Нужно срочно найти Кулешова. Он-то уж точно разберётся.

Найти Кулешова особой проблемы не составило. На следующий день он был у Гаврилы Петровича. Оставшись без работы, Кулешов обрадовался возможности заработать немного денег. Кравченко вручил ему копию амбарной книги с именами, адресами и номерами телефонов и поручил также выяснить, что произошло с Черкизовым. Вообще, выяснить что происходит. На расходы Кулешову он выделил целых пятьсот долларов.

Кулешов появился у Кравченко в понедельник, 8 ноября. То, что Кулешов поведал, привело Кравченко в состояние шока. Да и как было не удивиться! Лидия Селина и её муж, Владимир Школьников, исчезли. Похоже, что они сгорели возле дачи Фёдорова в деревне «Валентиновка». Сам Фёдоров, его жена, внучка, куча охранников убиты, а их машины взорваны. Более того, весь дом, в котором помещалась компания «Сольвейг», сгорел до основания. Но и это ещё не всё. В Тюмени, в Объединении «Тюменьнефтегаз», с которым был заключён контракт на поставку нефти, Генеральный директор Свиблов и его заместитель Козицкий постреляли друг друга прямо в кабинете Генерального. После этого «Тюменьнефтегаз» захватили бандиты.

Но куда исчез Черкизов, Кулешов так и не выяснил. Были какие-то идеи… Всё бестолку. Черкизов пропал бесследно… Теперь, когда утром неожиданно позвонил Якубовский, Кравченко обрадовался его звонку.

Якубовский прошёл на Кольцевую линию и минут через двадцать уже был на станции «Октябрьская». Он поднялся из метро на улицу и медленно пошёл вдоль Ленинского проспекта по направлению к Нескучному саду, где назначил встречу с Кравченко в шашлычной. Якубовский брёл, а перед его глазами стоял образ Насти. Она снилась ему всю ночь. Настя манила его. Он чувствовал тепло её тела. Владислава Ивановича, от нахлынувших на него воспоминаний, начало знобить. Теперь, после второй встречи с цыганкой, он окончательно поверил, что происшествие с проституткой в Тольятти было сигналом свыше: его жизнь надо менять. Об Аннушке он не думал. Она была девушкой его сына. Чего о ней думать? Пусть Игорёк думает…

Да. Жизнь надо менять. Но как? Уйти от жены? А куда идти? Другого жилья нет. А где жить? И денег немного. На службе платят мало. Да и свидание с прокуратурой не сулит ничего хорошего. Отбрехаться-то он отбрешется. Особенно теперь, когда благодаря своей командировке он разобрался в деле Черкизова. Буду валить всё на Горянина. Это он убил всех, а деньги присвоил себе. Все деньги. Поди-ка теперь докажи обратное. А зачем я должен путать себя с Горяниным? Или Черкизовым? Нет. Надо дождаться пакета от самарских криминалистов. А там посмотрим. Ага. Вот и Кравченко…

Гаврила Петрович возвышался над четырьмя сопровождавшими его охранниками. Они подъехали к «стекляшке» - шашлычной на двух машинах – 600-ом «Мерине» и «Джипе».
– Вот и зима пришла, – почему-то вместо приветствия заявил Кравченко.
– Пришла. Зима-то пришла. А нам куда идти? – пошутил Якубовский, открывая дверь «стекляшки» и пропуская Кравченко вперёд.
– Только после вас, – сделав театральный жест рукой, возразил Кравченко.

Якубовский не стал церемониться и вошёл в шашлычную. Они прошли в конец зала. Сняли пальто и повесили на стоящую рядом вешалку. Сели за столик. Охранники Кравченко уселись за столик неподалеку от хозяина. Один из них запер входную дверь.

Оба – Кравченко и Якубовский – молчали. Молчали потому, что не могли начать разговор. Кравченко ждал, что Якубовский начнёт первым, а тот не мог собраться с мыслями. Подошла, одетая в толстую кофту и давно не стираный передник, толстая баба – официантка.
– Чего есть желаете, господа? – спросила она.
– Ты, давай, неси пол-литра, – начал Кравченко. – Две бутылки «Боржоми»…
– «Боржоми» нет. Есть пиво.
– Давай две бутылки пива. Неси огурцов соленных, масло, по две порции шашлыков и ребят накорми. Пиво и хлеб неси сразу.
– Остудиться хочу, – пояснил Кравченко.

Официантка принесла два стакана, водку, пиво и черный хлеб.
Якубовский велел ей принести ещё один стакан.
– Мы что, ждём ещё кого? – поинтересовался Кравченко.
– Уже нет, – ответил Якубовский.
– Тогда зачем ещё стакан?

Якубовский молчал. Он намазал кусочек хлеба горчицей. Кравченко поступил также. Затем Якубовский открыл бутылку водки и разлил её содержимое на три стакана. Он накрыл один стакан куском хлеба.
– У тебя умер кто? – снова спросил Кравченко.
– Предлагаю выпить за помин души новопреставленного раба божьего Димитрия, – не глядя на Кравченко, проговорил Якубовский и размашисто перекрестился.
– Ты чего это? Это ты про Черкизова? Так он же в розыске.
– Ты вот что, пей лучше.

Кравченко перекрестился. Оба залпом выпили. Слегка поморщились и запили пивом.
– Так. Давай, рассказывай, чего знаешь, – заявил Гаврила Петрович. И, поманив рукой бабу-официантку, заказал ещё две поллитры и ещё два стакана. Когда она принесла водку, Кравченко позвал охранников:
– Вот, ребята. Выпейте за упокой души Дмитрия Васильевича. Он погиб на боевом посту, как герой России, – и, обратившись к Якубовскому, повторил, – Рассказывай, рассказывай.
– А чего тебе рассказывать. Ты сам всё знаешь. Он же звонил тебе из «Новоматюшкино».

Кравченко понял, что Якубовский знает больше, чем он предполагал, но не сдавался.
– Да. Звонил. Он сказал, что они доехали.
– Куда доехали? Куда они ехали и куда заехали?
– В Новокуйбышевск они ехали. Отвозили деньги Анисимову.
– А ты, можно подумать, не знаешь, что Анисимов был убит за два часа до того, как они прилетели в Куромыч? А ты, можно подумать, не знаешь, что деревня «Новоматюшкино» находится в противоположной стороне от Куромыча?

Кравченко молчал, обдумывая ситуацию. Чтобы затянуть время для ответа, он взял бутылку и разлил по стаканам себе и Якубовскому.
– Ты зачем послал Черкизова ко мне? – глядя прямо в глаза Кравченко, спросил Якубовский.
– Так он же передал тебе фотографии от меня.
– Фотографии говоришь? Ты зафиксировал факт нашей встречи. Ты меня, чего? Подставляешь?
– Да ты что это говоришь такое, Владик? Рассказывай, что там с Черкизовым произошло?
– Похоже, что его и ещё троих кавказцев замочил твой Борис Горянин, а деньги присвоил.

У Кравченко, от сказанного Якубовским, отвисла челюсть.
– Горянин? Замочил самого Черкизова? И ещё троих кавказцев замочил? – Кравченко залпом выпил стакан водки. И молча стал закусывать горбушкой хлеба с горчицей. – Ты меня сюда позвал шутки шутить? Да твой Горянин ни морально, ни физически не способен сделать это. Ни на убийство он не способен, ни на кражу денег. Представляешь! Этот интеллигентишка вместо того, чтобы умыкнуть пять с половиной миллионов у Пеннингтона, вернул ему эти деньги. Ты бы вернул пять с половиной «лимонов»? Баксов!
– Не об том речь, – возразил Якубовский, жующий хлеб с горчицей, – у меня нет доказательств, что деньги, которые они везли для Анисимова, украл Горянин. Кстати, что тебе сказал Черкизов, когда звонил из деревни?
– Что деньги у него в машине, – опустив голову, признался Кравченко.
– Та-а-ак, – растягивая слово, задумчиво произнёс Якубовский. – Выходит, что Горянин мог и не знать, что деньги в машине. Его видели с портфелем и дорожной сумкой, а англичанку только с маленькой сумочкой. Если они не знали, что в машине лежат деньги, тогда деньги могли унести менты. Осталась последняя надежда, проверить, когда они пересекли границу и был ли у них багаж? Но то, что Горянин их всех профессионально замочил, – это факт. А может он ЦРУшник?
– Да ладно тебе, – махнул на него рукой Кравченко.
– А ты не знаешь, как обычно проходил Горянин регистрацию?
– Через ВИП.
– Это точно?
– Раз сказал, значит точно.

Принесли шашлыки. Кравченко от услышанного и пережитого заказал ещё одну бутылку. Якубовский снова вспомнил Настю. Он позвал неряшливую бабу-официантку и велел ей принести ещё один стакан. Та, бормоча, что они все чистые стаканы перетаскают, всё же принесла. Якубовский налил себе, Кравченко и ещё в один стакан. Накрыл и его куском хлеба.
– Выпьем за упокой души блудницы, но всё же любимой Господом, рабы божьей Анастасии.

Якубовский перекрестился и выпил. Перекрестился и выпил Кравченко. Подошла толстая баба-официантка. Она, было, хотела наехать на них за то, что без спросу закрыли дверь в шашлычную, но, увидев два стакана с водкой покрытых кусочками хлеба, да ещё и с горчицей, она бесшумно отошла от них, втянув голову в плечи. В это время в запертую дверь застучали. Сквозь стекло было видно, что три мужчины хотят войти. Баба-официантка бросилась к двери. Она открыла её, загородив своим телом вход.
– Ты чего не пускаешь людей в помещение? – начал было качать права один из посетителей.

Но баба-официантка успела оценить ситуацию:
– А ну, ты! Тихо мне! – зашипела она. – Не видишь, что ли? Братаны корешей, поминают. Вишь, на каких тачках прибыли! А ну, давайте–ка, валите отсюдова. А не то, через вас, и мне попадёт, – и она решительно закрыла перед ними дверь.

Выпив, Якубовский помолчал. И тут на него накатило. Сам того не желая, он стал рассказывать Кравченко о том, как встретил в Тольятти девочку-проститутку, как полюбил её и как нашёл её с перерезанным горлом. Кравченко слушал рассказ, не перебивая расспросами. Ему вдруг стало жалко и Якубовского, и себя, и Черкизова, и эту никогда не виданную им проститутку. Медленно поворачивая пьяным языком, он сказал:
– Видишь, Владик, похоже, что надо сваливать. А Горянин это понял изначально. Нам с тобой надо резко сделать бабки и валить за бугор. Понял?

Якубовский хоть и был тоже пьяным, понял, что Кравченко точно сформулировал задачу. Он на мгновенье задумался и вдруг, совершенно неожиданно, запел грудным баритоном:
…И снится нам не рокот космодрома,
Не эта ледяная синева,
А сниться нам трава, трава у дома,
Зелёная, зелёная трава.

Якубовский старательно допел и прослезился. Продолжая всхлипывать, он спросил у Кравченко:
– Ну, почему мы такие? Почему не так, как у людей?
– Потому что мы – народ избранный Господом Богом, – объяснил Гаврила Петрович.
– Разве мы? А не евреи? – усомнился Якубовский.
– Нет. Мы! – подняв кверху указательный палец, объявил Кравченко и затих
– Отвези меня домой, братан. Пожалуйста. К «каракатице», – притихшим голосом еле вымолвил Якубовский и, уронив голову на грудь, захрапел.

Подоспевшие охранники привычно вытащили из кармана пьяного Кравченко деньги. Они расплатились с бабой-официанткой, затем одели Якубовского и Кравченко и развезли их по домам. Сначала Якубовского, а потом – Кравченко.

Когда они вышли из шашлычной, баба-официантка убрала со столов, но водку, которая осталась в двух стаканах, сохранила. А потом продала её каким-то алкашам. Она же тоже человек. И ей жить надо…


































ГЛАВА 11
Москва
19 ноября 1993 года

Проснувшись на следующее утро в пятницу, Якубовский чувствовал себя так, как должен чувствовать человек, перепивший накануне. Но он знал, что как бы ни было ему плохо сейчас, завтра будет лучше. Поэтому, попив холодной водички, решил полежать ещё немного в кровати и обдумать ситуацию. Полежав часок, он окончательно определился со следующим шагом в расследовании действий Горянина. Ему необходимо поехать в «Шереметьево» и выяснить, во-первых, когда Горянин с Мелиссой Спенсер пересекли границу и, во-вторых, был ли у них с собой багаж? А если они пересекли границу не в «Шереметьево», то разыскать их будет довольно сложно. Придётся запрашивать пограничников. Второе решение, которое принял трезвеющий Якубовский, – это уйти от жены. Но уйти спокойно, без лишних проблем. Потихоньку скопить денег, определиться с жильём и только потом уходить. Если после этого и вызовут его «на ковёр», то он уже будет с жильём и с деньгами… Всё равно вокруг такой беспредел, что ФСБэшная служба перестала иметь для него принципиальное значение.

Якубовский встал с кровати. Побрился. Принял горячий душ. Съел овсяной кашки. Выпил растворимый кофе. Ему стало значительно легче. Он решил использовать простой вариант расследования и отправился в «Шереметьево». Он поднялся на второй этаж в секцию ВИП-обслуживания, подошёл к старшей дежурной и предъявил своё удостоверение.
– Вас слушаю, – угодливо ответила старшая дежурная – упитанная крашеная блондинка в синей форме «Аэрофлота» с бело-красным шарфом на шее.
– Мне необходимо знать, когда пересекли границу гражданин США Борис Горянин и гражданка Великобритании Мелисса Спенсер.
– Вы примерно знаете дату? – доставая книгу учёта обслуживания, уточнила дежурная.
– Между 23 сентября и 7 октября.
– Сейчас посмотрим, – дежурная стала водить пальцем по страницам книги учёта.

Пока она искала в книге запись об обслуживании, Якубовский продолжал стоять у стола, сопровождая взглядом движение её указательного пальца.

– Ну, вот. Нашла. Да. Второго октября они оба прошли регистрацию на рейс 3367, вылетевший во Франкфурт по расписанию в 14:25.
– А багаж? Багаж был у них?

«Если они выехали из Сызрани 23 сентября вечером, а улетели из «Шереметьево» 2 октября, то где они были всё это время? – подумал Якубовский. – Хотя это уже значения не имеет».
 
– Нет. У обоих багаж не числится, – подтвердила старшая дежурная.
– Значит, багажа не было.
– Значит, не было.
– А кто их обслуживал?
– Да вот. Наша Викочка. Виктория Коваль их обслуживала, – и она подозвала молодую, стройную и красивую младшую дежурную.

– Викуся, товарищ из органов хочет что-то спросить у тебя, – не обращая внимания на пассажиров, громко прошептала старшая дежурная.

Вика подошла. Пока она подходила к столу старшей дежурной, то не спускала взгляда с Якубовского. Было видно, что эта молодая женщина знает себе цену. Подойдя к столу и наградив Якубовского обворожительной улыбкой, показав ровные зубки, она спросила его:
– Что вам угодно, сударь?
– Товарищ подполковник желает что-то уточнить, – вместо Якубовского ответила старшая.
– Я вас слушаю, – слегка наклонив головку набок, пропела Вика.

Якубовский достал ту самую фотографию, которую он показывал шоферам в больнице недалеко от деревни «Новоматюшкино».
– Вы можете опознать кого-нибудь на этой фотографии? – спросил он.

Виктория внимательно посмотрела на фотографию и, переведя взгляд на Якубовского, указала длинным пальчиком с ухоженным розовым ноготком на Горянина:
– Этот господин. Очень, очень приятный человек. Его зовут… Его зовут… – она посмотрела в книгу учёта. – Его зовут Борис Горянин.
– У вас здесь есть комната, где мы можем спокойно поговорить? – спросил Якубовский. Оставалось только повторить вопрос относительно багажа, но ему очень понравилась Вика. Он хотел затянуть разговор с ней подольше.
– Вот. Пройдёмте в эту комнату, – ответила Вика и пошла впереди Якубовского, плавно покачивая бёдрами.
– Вы не помните, Вика, – начал Якубовский, – не было ли с ними багажа?
– Багажа не было. У него был портфель, а у его спутницы – только дорожная сумка и маленькая сумочка.
– И это всё?
– Это всё.
– А почему же вы нам не сообщили?
– Не сообщила что? – Вика посмотрела на Якубовского, слегка сощурив взгляд.
– Что они вылетают во Франкфурт, – понимая, что несёт чушь, продолжил Якубовский.
– Так на них не было запроса. Разве они в розыске?
– Нет. Они не в розыске. Но этот господин Горянин подозревается в убийстве четырёх человек. И вы должны были нам сообщить, но не сообщили. Значит, вы должны заплатить штраф, – Якубовский чувствовал, что его несёт куда-то, но уже не мог остановиться.
– Что это вы такое говорите? Такой культурный человек. Обходительный. Не может этого быть.
– Ну, я же не сказал, что он их поубивал с целью ограбления. Он защищал свою спутницу. И, наверное, себя тоже.
– Англичанку? – теперь Вика всё вспомнила. – Вот это мужчина! Молодец!
– Не знаю. Не знаю…
– Вы хотите оштрафовать меня свиданием с вами? – переспросила Вика.

Якубовский почувствовал, как краснеет:
– Нет. Я хочу просто пригласить вас на свидание. А про штраф… Это была неудачная шутка, – извиняющимся тоном, уже почти шёпотом, выговорил он.
– Я приду на свидание с вами, но при условии, что вы не будете меня хватать руками, таскать по улицам и защитите, если на нас нападут хулиганы.
– У вас есть конкретное предложение?
– Гостиница «Салют» вас устроит? Там есть ресторан. Можно поесть и потанцевать.
– Вика, вы – само совершенство! Когда вы будете свободны?
– Хоть сегодня после работы. Я – девушка незамужняя, – с наигранной скромностью ответила Вика.
– В 18:00 в вестибюле гостиницы «Салют»? – уточнил Якубовский.
– В 18:00 в вестибюле гостиницы «Салют», – шутливо подтвердила Вика. – Учтите, сэр, я не люблю, когда мужчины опаздывают и приходят без цветов.

Якубовский, вместо прощания, взял Вику за руку и, ощутив ухоженность тонкой кожи, поднёс к губам и нежно поцеловал. Перед тем, как выйти из комнаты, он развернулся в дверях и сказал:
– Ровно в шесть. Учтите, что я точно знаю, где вы работаете и как вас искать.









ГЛАВА 12
Москва
19 ноября 1993 года

Якубовский действительно знал, где, помимо «Аэрофлота», Виктория Коваль работает и как её искать. Дело в том, что все сотрудники ВИП-обслуживания были осведомителями ФСБ, и Вика среди них – не исключение.

Виктория Шмидт, родилась в мае 1964 года в деревне Фёдоровка в семье восточных немцев, выселенных в 1941 году из посёлка «Гросс Либенталь» Одесской области в северный Казахстан, в Павлодарскую область. Дома все говорили на немецком языке. Позже, когда Вика пошла в школу, там учили русский и казахский. В школе Вика училась неплохо. Хотя отличницей она не была, но языки давались ей легко. Паспортов в деревне иметь было не положено, а немцев в институты не брали. Поэтому, незадолго до окончания школы, отец, заплатив кому надо, получил для Вики справку, по которой она стала Виктория Коваль, украинка. И аттестат об окончании школы ей был выдан на новую фамилию.
 
Виктория Коваль приехала в 1982 году в Москву поступать в Институт иностранных языков имени Мориса Тореза на факультет германских языков. Получив по немецкому языку, которым она владела в совершенстве, на первом экзамене «отлично», она, как казахская колхозница, поступила в институт без дополнительных экзаменов. На вопрос о том, где учила немецкий язык, Вика ответила, что рядом с их украинской деревней была немецкая деревня, там и научилась. Отучившись год на германском факультете, она перешла на факультет английского языка, а в качестве второго языка Вика выбрала испанский.

В конце третьего курса, когда Вике исполнился 21 год, к ним в группу пришёл молодой человек, представившийся работником Отдела интернациональной дружбы ЦК ВЛКСМ. Его звали Александр Пушков. В действительности он был старшим лейтенантом КГБ и работал в Отделе, осуществлявшем наблюдение за иностранцами, приехавшими Москву и проживающими в гостиницах. Пушков долго говорил о международном движении молодёжи, об интернациональной дружбе и солидарности рабочей молодёжи. К концу беседы он предложил всем студентам готовиться к работе в молодежных организациях при посольствах СССР в зарубежных странах. В качестве тренировки он посоветовал им чаще бывать в гостиницах, где они могли бы познакомиться с молодыми людьми, приезжающими в нашу страну, и, на правах хозяев, показывать гостям нашу столицу, рассказывать им о советском образе жизни. Однако, чтобы не опасаться сотрудников милиции, они должны написать заявление о том, что готовы сообщать в «органы» обо всём, что им покажется подозрительным в поведении их новых друзей. Кто-то, сославшись на занятость, отказался писать заявление, а Вика и ещё две девочки, мечтавшие о работе за границей, согласились. Вот так Виктория Коваль стала внештатным осведомителем КГБ, работавшим в гостинице «Салют». Самое печальное в этой истории то, что этот хорёк Пушков заманил её, якобы для серьёзного разговора, в служебную квартиру, опоил, подсыпав ей в бокал вина какой-то дряни, а затем лишил девственности. После этого он сфотографировал голую девочку, находящуюся в бессознательном состоянии. Прошло несколько дней, пока Вика окончательно пришла в себя. Она легко преодолела физическую боль, но всякий раз, когда вспоминала о случившемся, начинала рыдать.

Пушков позвонил Виктории через две недели. Он велел ей явиться в комитет комсомола института. Виктории ничего иного не оставалось, как явиться к нему. Когда Пушков показал ей сделанные им фотографии, Виктория чуть было не набросилась на него с кулаками. Он сказал, что направит эти фотографии в деканат, если она откажется выполнить особое задание. Так Виктория стала валютной проституткой. Точно по такому же сценарию были завербованы и две другие девочки.

Конечно, после этого у Виктории появились денежки. Из общежития пришлось уйти – стыдно стало перед девчонками. Но институт Вика не бросила. Она даже не перешла на заочное отделение. Наоборот, осталась на стационаре и даже стала больше внимания уделять учёбе. Правда, с нормальным парнем она так и не успела познакомиться.

Виктория сняла комнату у одной старушки недалеко от станции метро «Войковская» – и до института удобно добираться, и до гостиницы, как говорится, рукой подать.

Старушка оказалась из «бывших». Репрессированных. В молодости она провела 18 лет в лагерях, затем – на поселении, но в эпоху хрущёвской «оттепели» была амнистирована. Ей, дочери бывшего врага народа, даже дали двухкомнатную квартиру в Москве, в доме на Ленинградском шоссе, построенном пленными немцами. Старушка была одинокой. Работала гардеробщицей в Художественном театре. За свою работу она получала сущие копейки. Поэтому деньги квартирантки были для неё существенным подспорьем. Она приносила Виктории контрамарки, так что девушка в свободные вечера могла посещать театр. А потом, по совету «бабули», она начала обменивать свои контрамарки на билеты в другие театры. Таким образом, Виктория познакомилась с театральной Москвой.

Татьяна Павловна, так звали квартирную хозяйку Виктории, получила высшее лагерное образование по специальности «искусство выживания». Её забрали в печально известном 38-м году, когда ей было 19 лет. Она только успела окончить школу, получить аттестат и готовилась к вступительным экзаменам в Медицинский институт. В первую же ночь после ареста её изнасиловали два конвоира. После этого её, молодую девушку, насиловали во всех тюрьмах, на всех этапах и в лагерях. Так продолжалось до того момента, пока одна добрая воровка не посоветовала ей прикинуться лесбиянкой. Подумаешь, сказала она, будут тебя бабы лизать, но не мужики мытарить. А то, гляди, забеременеешь, а от неумелого аборта и помереть недолго. Эта бывалая воровка научила Татьяну, как правильно вести себя и с мужиками, и с бабами во время интима. Её нехитрая наука позволила Татьяне выжить в условиях, когда родной партией перед «органами» была поставлена задача перемолотить на Великих стройках коммунизма как можно больше собственного народа.

Татьяна Павловна быстро разобралась, чем занимается её квартирантка. Постепенно, не влезая в душу, она разговорила Вику, и та ей призналась. После этого Татьяна Павловна научила Викторию многим премудростям этой нелёгкой профессии. Кульминацией обучения стала наука о том, что нужно делать, чтобы не забеременеть.

Виктория эти уроки усвоила и с успехом применяла на практике. Встречаясь с очередным клиентом, они обычно шли в ресторан. Виктория следила за тем, что она ест, и выбирала для себя только диетические блюда. Она никогда не употребляла спиртные напитки, пила только минеральную воду и зелёный чай. Ещё во время обеда она начинала работать с клиентом. Клиент получал полное удовлетворение, платил ей дополнительные деньги за усердие, при этом совершенно не получая того, за что платил.

Виктория не собиралась оставаться проституткой всю жизнь. Случайно оказавшись жертвой КГБ, она не опустилась. После окончания института в 1988 году, познакомившись через Пушкова, который уже стал капитаном, со средними чинами КГБ, и, используя опыт общения с мужчинами, она, по подсказке Татьяны Павловны, устроилась на работу в отдел ВИП-обслуживания в «Шереметьево-2».

Работа в ВИПе была не слишком заметной, но каждый день Виктория получала от пассажиров подарки и чаевые. Подарки она продавала соседке, которая работала в салоне красоты, и там, через клиенток перепродавала. Вика платила дань старшей дежурной и начальнику ВИПа. Всё, что оставалось сверх дани, было её. Таким образом, получая мизерную зарплату, к 1991 году они с Татьяной Павловной приватизировали двухкомнатную квартиру на Ленинградском шоссе. Деньги на квартиру дала Виктория.

В начале 92-го года Татьяне Павловне был поставлен диагноз рак груди с развитыми метастазами. Врачи в таких случаях ошибаются редко. Вика ухаживала за старушкой, как за родным человеком. Но к лету «бабули» не стало. Наследников у покойницы не было. Вот так Виктория стала обладательницей двухкомнатной квартиры в Москве. Все эти годы Вика продолжала помогать семье, которая оставалась в Казахстане. К середине 92-го года её родители, как восточные немцы, эмигрировали в Германию. А Вике пришлось остаться, так как по документам она не была их дочерью и, вообще, числилась по национальности украинкой.

Опыт, приобретённый Викторией, не мог не сказаться на ней. Она не получала ни морального, ни физического удовлетворения от общения с молодыми людьми. И хотя за ней ухаживали многие, она не видела никого, с кем ей было бы интересно. А пассажиры, которые проходили через ВИП, хотя и оказывали ей знаки внимания, не замечали в ней просто молодой женщины, стремящейся к обычному женскому счастью. В результате, она стала рассматривать мужчин не как потенциальных женихов, а только как источник доходов. Она была любезна со всеми и холодна с теми, кто пытался привлечь её внимание. Но почему-то в Якубовском Виктория Коваль увидела почти родственную душу авантюриста и согласилась на встречу с ним.


























ГЛАВА 13
Москва
19 ноября 1993 года

Перед тем как встретится с Викой, Якубовский привёл себя в порядок. Из «Шереметьево» он поехал в парикмахерскую. Постригся и побрился. Оттуда помчался домой. К счастью, жены дома не было. Владислав почистил туфли. Принял горячий душ. Долго чистил зубы, полоскал рот и побрызгался лосьоном. Надел недавно купленный в Турции, весьма неплохой, серый в тонкую тёмную полоску костюм. Там же он купил в тон костюму рубашку и галстук. Сейчас пригодились. Надел кобуру с пистолетом. Взглянул на себя в зеркало. Из зеркала на него смотрело лицо сравнительно молодого, но уже начинающего стареть мужчины. Он помял лицо руками. «Ну, всё. Захомутаю Вику и брошу пить», – сам себе сказал Якубовский.

Он немного постоял в раздумье. Затем махнул рукой и достал из загашника пятьсот долларов. Пересчитал и рубли. «На представительство. В конце концов, на себя же трачу», – продолжал он говорить с самим собой.

Нужно уже было бежать на свидание. Но он снова задумался. Залез в шкаф и достал, лежащий в обклеенной бархатом синей подарочной коробочке, приличного размера серебряный кулон, висящий на витой серебряной цепочке. Положил коробочку с кулоном во внутренний карман пиджака. Надел чёрное турецкое кожаное пальто с чёрным шарфом, в котором стал похож, как ему показалось, на Штирлица, «на удачу» перекрестился и, не надевая шапки, вылетел на улицу.

В воздухе висел какой-то туман. Днём потеплело. Снег слегка подтаял, и местами стояли лужи. Поймать частника не было проблемой. У метро Якубовский выскочил и, не торгуясь, купил букет алых роз. И это зимой! К гостинице «Салют» он подъехал без пяти минут шесть.

Виктория с белокурыми до плеч волосами, сверкая белоснежными зубами и пышущими здоровьем розовыми щеками, одетая в светло-синюю форму «Аэрофлота» с бело-красным шарфом, гордо ступая, медленно вошла в вестибюль гостиницы ровно в шесть часов. Она оглядела вестибюль и, не узнав Якубовского, достала из маленькой сумочки зеркальце, посмотрела на себя. Сморщила носик и розовой, одного цвета с ухоженными ногтями, помадой слегка освежила пухленькие губки.

«Да, бабёнка, что надо! – пробормотал Якубовский. – Такие становятся генеральскими женами. Я тоже, может быть, буду генералом». Но он быстро вернулся от мечты о генеральстве к реальности. Якубовский со спины подошёл к Виктории и щёлкнул каблуками, как учили в школе. От этого звука она слегка вздрогнула и повернулась лицом к улыбающемуся Владиславу. Он стоял, протягивая ей букет алых роз.

Вика, оглядев Якубовского, улыбнулась и кокетливо проворковала:
– Полковник Штирлиц. Вы меня удивили.
– И так будет всегда!

Вообще говоря, Якубовский не был подлецом в обычном понимании этого слова. Это был рафинированный продукт КГБ. Таким его сделала система. В частной жизни он был обычным 42-летним мужчиной. Слегка игривым. Начитанным. Умеющим в компании привлечь внимание женщин, он тяготился дурацким вторым браком, продолжая вспоминать свою первую жену, которая так и не вышла вторично замуж, но имела кого-то на стороне. Он любил сына, которому недавно исполнился 21 год. Но по команде «Взять!» – брал. И брал люто. Получить от него пощады никому не довелось.

Якубовский, ясно улыбаясь, смотрел в голубые глаза Вики. Всё остальное он внимательно осмотрел ещё в «Шереметьево»:
– Для вас, фрау-мадам, – протягивая розы, театрально произнёс Владислав.
– Danke.(6) – присев в лёгком книксене, не менее театрально, вернула шутку Виктория.
– Sprechen Sie Deutsch?(7) – поднимая вверх брови, поинтересовался Якубовский.
– Naturlich(8). Я же окончила институт иностранных языков и практически свободно говорю по-английски и по-испански, а немецкий и казахский для меня родные языки.
– Серьёзно? – удивился Якубовский.
– А что? Для валютной проститутки знание языков это плюс. Вы уже успели просмотреть моё личное дело?
– Так. Начнём с того, что я ваше личное дело не смотрел. И пришёл не к проститутке. Я пришел на свидание к красивой женщине, которая доставит мне удовольствие, составив компанию за ужином. Что же касается умения вести себя в постели, то для нас, людей военных, это тоже является необходимым.

Якубовский, нарочито согнув левую руку в локте, предложил её Вике. Вот так, под руку, они направились в ресторан, находившийся на первом этаже гостиницы «Салют». Сдав верхние вещи в гардероб, они прошли к столику в углу зала. В те далёкие времена меню в московских ресторанах было иным. Не то, что сейчас.

Заказали салатик и мясную солянку. От свиного антрекота и вина Виктория отказалась, попросив бутылочку минералки. Она не разрешила брать вино и Якубовскому, прямо заявив ему:
– Я хочу провести время с трезвым мужчиной, а не слушать его пьяный лепет.

Якубовский вспомнил о желании бросить пить, когда разглядывал своё обрюзгшее лицо в зеркале. Вика с каждой минутой нравилась ему всё больше. Он начал подыскивать удобный момент, чтобы преподнести даме припасённый подарок. Но решил, что будет лучше сделать это после ужина. Он представил, как, вдыхая аромат её волос, надевает Вике на шею кулон. Поворачивает её за плечи и целует в пухленькие губы…

Виктория, словно читая его мысли, сказала:
– Владик. Можно я буду называть тебя Владик? Ты же в мыслях меня уже трахаешь. Вернись на землю и лучше расскажи о себе. Это интересней, чем млеть в одиночку.

В эту минуту Якубовский понял, что эта женщина – его судьба. И он решил спросить прямо:
– Вика, я задам вам вопрос с прямотой римлянина. Я вам нравлюсь как мужчина?
– Вот я и говорю. Ты меня уже оттрахал, а теперь спрашиваешь, понравилось ли мне это. Нравишься. Нравишься ты мне. Иначе бы я не пошла с тобой. Успокойся. Я же никуда не убегаю. Тем более что это же ваша контора меня сделала такой. А я – не такая. Я честная. Я уже этим давно не занимаюсь. И занималась-то по принуждению подлеца Пушкова. Этот хорёк недоделанный заманил меня в какую-то квартиру. Напоил какой-то отравой и изнасиловал. Сфотографировал меня голую. Невинную девочку из казахской деревни. И этот негодяй грозился отправить фотографии в институт, если я не буду следить за иностранцами. А что я могла сделать? Беззащитная! Вот так ваша контора калечила людей. Я бы этого Пушкова сама кастрировала. Гад такой! Я же себя для любимого мужа берегла. Для первой брачной ночи. А он – вот что со мной сделал. Да что я плачусь тебе. Сам-то ты ведь точно такой.
– Не такой, – возразил ей Якубовский. – Я работаю в службе внешней разведки.
– Полковник Штирлиц, а ты не врёшь? Врёшь ведь.
– Нет. Правда. Хочешь, я тебе ксиву покажу?
– Ладно. В другой раз покажешь. Ну, тогда я буду… Я буду… – она театрально склонила голову, как будто замечталась, – Я буду… – и, не найдя ничего более подходящего, сказала: – Я буду радисткой Кэт. Ты бы хоть потанцевать меня пригласил, что ли!

В это время оркестр заиграл «Аргентинское танго». Стройная девица старательно выводила популярные слова:
Как открывалася Ростовская пивная…
 
Вика, легко двигалась в такт музыке, тихо повторяя ужасно пошлые слова: «…Держась за Раю, как за поручни трамвая…». Танго окончилось. И они вернулись к столику. Придвигая за Викой стул, Якубовский поднёс к губам и поцеловал её руку. Ему очень нравилась эта женщина. И подполковнику Якубовскому очень хотелось, чтобы этот вечер ещё долго не кончался. Так оно и вышло…

В тот самый момент, когда Якубовский садился за столик, Виктория охнула и зашептала:
– Этот хорёк Пушков здесь. Закрой меня, – попросила она.

Но было поздно. Пушков уже вошёл в зал. Белобрысый среднего роста, он был с одним из своих приятелей – явно спортивного вида, крепким бугаём. Пушков тоже заметил Вику. В сопровождении метра они прошли к своему столику, затем Пушков, не садясь, направился прямо к Вике:
– Как поживаешь, чувиха? – с притворной улыбкой спросил он. – Как бизнес? Где ты этого лоха подцепила? – спросил он, подмигнув Владиславу Ивановичу.

У Якубовского перехватило дыхание. Этот поганец посмел оскорбить не только его девушку, но и его самого, явно старшего по возрасту и старшего по званию офицера КГБ. Вспомнив «подвиги» Горянина, не долго раздумывая, он встал и со всего размаху дал кулаком Пушкову в морду. Из носа Пушкова пошла кровь. Видя это, какая-то баба, сидящая за соседним столиком, закричала: «Убивают!». Пушков вместо того, чтобы хоть попытаться ответить Якубовскому, начал душить Вику. А та, испугавшись, схватила бутылку с минеральной водой и ударила ею Пушкова по голове. Спутник Пушкова бросился выручать приятеля, но Якубовский уже достал свой пистолет, направил его на спортсмена и приказал:
– Стоять. Ни с места. Руки за голову!

Бугай замер. Но в это время, на шум и крик, в зал влетели два охранника с резиновыми дубинками. Они не заметили пистолет Якубовского. Один из них огрел дубиной по голове спортсмена, а другой врезал кулаком в лицо Якубовскому. Пистолет выпал из его руки, а из носа потекла кровь, заливая новый костюм и рубашку. Глаз моментально заплыл, а губа опухла. Другой охранник добавил ему дубиной. Досталось дубинок и спортсмену, и Пушкову. Пока они там разбирались, что к чему, прибыл милицейский наряд. Грубо схватив всех дерущихся, менты потащили их в помещение охраны. Там их рассортировали, проверили документы, опросили свидетелей, извинились перед Якубовским. Вернули ему пистолет и документы. Вернули документы и Пушкову. А Вику и спортсмена хотели было забрать в отделение. Но Якубовский отстоял Вику, а Пушков – своего приятеля.

Милиция уже собиралась уезжать, когда Якубовский, вспомнив, что Борис Горянин «замочил» четверых, ударил Пушкова ногой в пах. Да с такой силой, что тот согнулся вдвое.
– Это тебе, чтобы ты наших девчонок не портил, – пояснил Якубовский, надолго отбив у того охоту ухаживать за женщинами. – Я подведу тебя под суд офицерской чести, – пообещал он Пушкову.

Милиционеры, понимая, что если их оставить наедине, то они поубивают друг друга, вызвали «Скорую помощь» для Пушкова, а Якубовского и Викторию предложили развести по домам. Но Якубовский тоже нуждался во врачебной помощи. Вика попросила отвезти их в медпункт «Шереметьево».

В машине Вика держала мокрое полотенце на лице Владислава. Ей явно импонировал тот факт, что Владик встал на её защиту и как следует, надавал ненавистному обидчику. Но и её шея была покрыта синяками, оставшимися от пальцев душившего её Пушкова. Избитый Якубовский всю дорогу держал руку Виктории. При этом он продолжал соображать: «Этого Пушкова нужно сгнобить, я его достану!». Поэтому он, на всякий случай, передал Виктории своё служебное удостоверение и оружие. С трудом шевеля разбитыми и опухшими губами, он прошептал ей:
– Пожалуйста, сбереги это. Вернёшь, когда я попрошу. А до того момента ты ничего не знаешь о моём удостоверении и пистолете. Не видела. Не знаю.

Виктория наклонилась к Якубовскому и спросила:
– Зачем тебе это надо?
– Не знаю, – ответил Якубовский. – Потом может пригодиться.

В медпункте «Шереметьево» им оказали первую помощь, но велели утром обратиться в поликлинику или больницу. Из медпункта они уехали на такси. Виктория предложила Якубовскому остаться ночевать у неё, на что тот без раздумий согласился. Он подарил Вике серебряный кулон с цепочкой. Вот только подарочная коробочка сломалась в драке. Вика подарку обрадовалась и хотела поцеловать Якубовского, но у того не было живого места на лице. Всю ночь Виктория возилась с Владом, меняя ему примочки, а утром отвезла его на такси в ведомственную больницу. Врач, осмотрев пациента, оставил его в стационаре для прохождения курса лечения. Якубовский попросил Вику не приходить к нему, а только звонить. Он тоже будет звонить ей. Когда же он выздоровеет, то они снова встретятся. Вика, понимая сложившуюся ситуацию, согласилась. Она уехала домой лечиться.

Наутро избитому Якубовскому поставили диагноз: трещины двух рёбер, средней тяжести травма мягких тканей лица и костей черепа, а также лёгкое сотрясение мозга. Режим лечения предписали постельный – в стационаре, сроком не менее двух недель.
ГЛАВА 14
Женева, Швейцария
5 декабря 1993 года

5 декабря Мелисса прилетела из Мюнхена в Женеву. Как обычно, при ней не было багажа, только дорожная сумка. Приятельница, фрау Глобке, встретила её в аэропорту. Она отвезла Мелиссу в её квартирку. Арендная плата была выплачена до конца года, поэтому квартира продолжала оставаться в пользовании Мелиссы. По дороге из аэропорта они сделали остановку в продуктовом магазине, где Мелисса купила продуктов на несколько дней.

Фрау Глобке высказала комплимент Мелиссе относительно того, как она похорошела и великолепно выглядит, что было правдой. По дороге из аэропорта и в квартире у Мелиссы они без остановки болтали на разные темы. Фрау Глобке рассказала о переменах в компании «Пеннингтон Интернэйшенал» – о том, что они сменят название, так как «Глобал Ойл Сэйлес энд Резёрч Корпорейшен» отстранил Эдди Пеннингтона от управления компанией. Что они, невзирая на нынешнюю неудачу, продолжают рассматривать вопрос о торговле с Россией, но с другими партнёрами. Что она несколько изменила своё отношение к Горянину, узнав, что тот вернул пять с половиной миллионов. На что Мелисса спросила:
– А разве того, что он спас наши жизни, было не достаточно?
– Но он же сделал тебя беременной.
– А где я была в это время? Это я хотела иметь от него ребёнка. Я люблю этого человека. И я счастлива, что буду матерью его ребёнка.

Видя такую любовь к Борису, фрау Глобке рассказала Мелиссе о том, что Борис приезжал в Женеву, разыскивая её, что он говорил с Баркером, но не знает деталей случившегося.
– И хорошо, что не знает. Достаточно того, что я пережила, – заявила Мелисса.

Пообщавшись ещё немного, фрау Глобке уехала. Мелисса разложила продукты по полкам и в холодильнике. После наспех приготовленного ужина, у неё оставалось время, чтобы разобрать вещи и начать приготовления к отъезду из Женевы.

На следующее утро Мелисса встретилась со своим адвокатом, доктором Штэйнмаером. Он рассказал, что получил от Нью-Йоркской юридической конторы «Лебер энд Ассошиэйтс», представляющей интересы «Пеннингтон Интернэйшенал» и «Глобал Ойл Сэйлес энд Резёрч Корпорейшен», предложение не рассматривать её жалобу в суде, а решить вопрос о компенсации Мелиссе материального и морального ущерба мирным путём. При этом часть делопроизводства, касающаяся Эдди Пеннингтона лично, остаётся для слушания в суде. Они рекомендовали Эдди Пеннингтону согласиться с обвинением и, таким образом, смягчить приговор суда.

Мелисса, слушая доктора Штэйнмаера, ещё раз убедилась в правильности принятого решения пойти учиться на адвоката в одном из университетов Калифорнии. Будучи от природы очень аккуратной, ей нравились точность формулировок и ход умозаключений. Она внимательно слушала и, не отрываясь, смотрела на своего адвоката.

– Суть предложения «Лебер энд Ассошиэйтс», – продолжал доктор Штэйнмаер, – заключается в том, что «Глобал Ойл Сэйлес энд Резёрч Корпорейшен» и «Пеннингтон Интернэйшенал», во-первых, оплачивают все расходы, связанные с вашим лечением, включая госпиталь, сиделку, санаторий, проезд до и от санатория и так далее. Во-вторых, берут на себя все расходы, связанные с оплатой юристов. В-третьих, в качестве компенсации за моральный ущерб они выплачивают вам, леди Мелисса, 300 тысяч долларов. При этом они сами будут решать с Пеннингтоном, какая сумма приходится на его долю при оплате стоимости лечения. Кроме того, эти выплаты не включают в себя личную ответственность Пеннингтона и его компенсацию за причинённые вам страдания.

Доктор Штэйнмаер также разъяснил Мелиссе, что если она подаст в суд на «Глобал Ойл Сэйлес энд Резёрч Корпорейшен» и «Пеннингтон Интернэйшенал» в США, то сумма компенсации морального ущерба может быть значительно выше.

Мелисса немного подумала и сказала:
– Доктор Штэйнмаер, я хочу продолжить своё образование в США. Я хочу стать адвокатом. Кроме того, как вы знаете, я беременна. Я не ищу возможности потребовать от «Глобал Ойл» большего, чем считалось бы справедливым. С этой целью, встречное предложение будет следующее. Во-первых, «Глобал Ойл» оплачивает все расходы на моё лечение. Во-вторых, единовременно выплачивает 60 тысяч долларов и оплачивает все расходы, связанные с юридическими услугами. В-третьих, «Глобал Ойл» заключает со мной контракт, по которому они в течение пяти лет выплачивают мне 300 тысяч долларов, и, также в течение пяти лет, обеспечивают меня и моего будущего ребёнка медицинской страховкой, включая расходы по беременности и родам. Кроме того, они открывают мне на пять лет рабочую визу в США «Эйч–1», полностью оплачивают моё обучение по специальности юриспруденция, включая оплату книг, компьютера и прочих расходов, не превышающих 1000 долларов в месяц.
 
Адвокат обещал Мелиссе, что сегодня же отправит в Нью-Йорк их контрпредложение. Он надеется к завтрашнему утру получить ответ от «Лебер энд Ассошиэйтс», так как суд начинается через день, а им не хочется проходить фигурантом по этому, неприятному делу.

Попросив разрешения у доктора Штэйнмаера сделать один телефонный звонок в клинику доктору Крауссу и назначив визит на завтра, Мелисса покинула адвокатскую контору.

Весь день она разбирала и упаковывала свои вещи, которые решила взять с собой. Набралось немного. Всё, что она не использовала в течение последних месяцев, Мелисса оставила для передачи неимущим.

На следующее утро Мелисса снова пришла в контору доктора Штэйнмаера.
– У меня для вас хорошая новость, – вместо приветствия целуя Мелиссе руку, заявил он. – «Лебер энд Ассошиэйтс» полностью приняли все ваши условия. Мы сейчас подпишем рабочий вариант, который я отправлю им по факсу, а сам контракт придёт к послезавтрашнему утру федеральной почтой.

После того, как Мелисса подписала бумаги, переданные ей доктором Штэйнмаером, она поблагодарила его и отправилась в клинику на приём к доктору Крауссу. Контора доктора Штэйнмаера размещалась вблизи клиники, поэтому она дошла туда пешком. «Мне нужно как можно больше двигаться», – подумала она, вдыхая утренний аромат свежего женевского воздуха.

Доктор Краусс предложил Мелиссе переодеться в специальный халат. Она сдала кровь и прочие анализы, кроме того, ей сделали ультразвук. Пока доктор тщательно осматривал Мелиссу, результаты анализов были уже готовы. В ходе обследования доктор Краусс спросил у Мелиссы, желает ли она знать, кто родится у неё – мальчик или девочка? Мелисса, смутившись, сказала, что ей всё равно, кто у неё родится, главное, чтобы ребёнок был здоров, хотя ей, как каждой матери, очень хотелось это знать. Доктор Краусс заверил Мелиссу, что она и её ребёнок абсолютно здоровы. И у неё больше нет причин для беспокойства. В завершение визита доктор Краусс, улыбаясь, снова повторил вопрос к Мелиссе, желает ли она знать, кто у неё родится. На этот раз, она ответила, что очень хочет это знать. Доктор Краусс взял Мелиссу за руку и ответил, одним словом: «Мальчик».

Мелисса, не в силах больше сдерживать свою радость, положила руку на живот и сказала, обращаясь к своему бэби:
– Мой милый мальчик. Тебя зовут Джордж. Я твоя мама. Я тебя очень люблю.

Мелисса бросилась на шею доктору Крауссу и расцеловала в знак благодарности за его труд и заботу. Оба были растроганы. На прощание доктор сделал копии всех справок, результатов анализов и медицинских заключений, чтобы Мелисса могла взять их с собой.

Из клиники счастливая Мелисса на такси поехала в банк, чтобы отдать распоряжение о переводе денег на счёт, который она откроет в Калифорнии.







































ГЛАВА 15
Москва,
6 декабря 1993 года

Позиция Якубовского в системе внешней разведки позволяла ему принимать самостоятельные решения, а также проводить служебные расследования по своему усмотрению, поставив в известность руководство. Поэтому, ещё находясь в больнице, Якубовский подготовил черновик служебной записки на имя руководителя Службы внешней разведки ФСБ.

За время пребывания на лечении в госпитале Якубовский почувствовал себя значительно лучше. С лица отёк сошёл полностью. К нему вернулся прежний вид. Его жена не пришла к нему ни разу, но Якубовского это не беспокоило, зато сын Игорь навещал его ежедневно, кроме тех нескольких дней, когда он ездил в Польшу. Игорь приходил иногда со своей подругой Аннушкой. Владислав Иванович всегда был рад им, но очень стеснялся показываться Аннушке в таком неприглядном виде.

Якубовского выписали в субботу. Из госпиталя его забрал Игорь. По дороге домой Якубовский попросил сына завезти его в фотоателье, где он сфотографировался для загранпаспорта и служебного удостоверения. На всякий случай, он заказал 10 комплектов фотографий. В свой первый рабочий день, ещё слабый после травмы, Якубовский без удостоверения попытался пройти к себе в контору, но его не пропустили. Якубовский знал, что в бюро пропусков нужно заказать временный пропуск. Оттуда же, из бюро пропусков, по внутреннему телефону, не связанному с городской линией и потому позволяющему вести служебные разговоры, не опасаясь прослушивания, он позвонил своему приятелю Терёхину и рассказал ему о том, что с ним произошло.

– Понимаешь, Стас, дело было так. Я занимаюсь расследованием обстоятельств смерти четырёх человек, включая бывшего сотрудника 9-го управления подполковника Черкизова, а также смерти Юрия Михайловича Плюща, который оказал мне неоценимую помощь в ходе контакта с одним из моих агентов в Вашингтоне. В пятницу, 19 ноября, в 18:00 я встретился по этому делу со свидетелем, которая является нашим внештатным сотрудником. Для откровенной беседы я пригласил её в ресторан гостиницы «Салют». Во время дачи показаний, один идиот, сотрудник 5-го управления – капитан Пушков, захотел танцевать со свидетелем. Он там был со своим приятелем – спортсменом, как потом выяснилось, охранником одного из банков. Когда я выразил протест, Пушков учинил драку, в результате которой меня избили бандиты с Пушковым во главе. Так этого мало, у меня похитили служебное удостоверение и личное оружие. Меня забрали в милицию. Оттуда, с сотрясением мозга и трещинами двух рёбер, я был доставлен в медпункт «Шереметьево», а потом в наш госпиталь на излечение. Так что ты посоветуешь мне делать?
– Пиши рапорт на имя руководителя отдела внутренней безопасности Службы внешней разведки РФ с просьбой провести расследование по факту этого преступления. К заявлению приложи акт из милиции, справку из «Шереметьево» и выписку из госпиталя. Передай всё это мне. Мы этого так не оставим. Будем выжигать калёным железом эту нечисть. А новое служебное удостоверение будет готово к обеду. Я сам тебе его занесу.

Якубовский поблагодарил друга и положил трубку. Пока ему выписывали пропуск, он надел пальто, шапку и вышел на улицу. Из уличного телефона-автомата позвонил в секцию ВИП-обслуживания. Ему сказали, что Виктория Коваль сегодня не работает. Тогда он позвонил ей домой. Виктория сразу же сняла трубку, как будто ожидала звонка.
– Викочка, – начал Якубовский. – Как вы там? Надеюсь, вы отошли от этого происшествия?
– Владик, во-первых, мы были с тобой на «ты». Во-вторых, я очень хочу тебя видеть.
– Я тоже хочу встретиться с тобой. Опять в гостинице «Салют»? – пошутил Якубовский.

Виктория засмеялась.
– Да нет, Штирлиц, там мы уже были. Там нас знают и поэтому там нас не любят. Ты, вот что… Приходи ко мне. Я приготовлю ужин. Запиши мой адрес. У тебя есть на чём?

Она продиктовала Якубовскому свой адрес. Договорились, что он приедет к ней после работы, около семи часов вечера.

В больнице у Якубовского было достаточно времени, чтобы разработать план ухода – из ФСБ и от жены – и начать жить с Викторией. В то время, когда он находился в госпитале, то велел жене передать своему сыну Игорю десять тысяч долларов. Игорь с Аней съездили в Польшу – закупить товар и сдать его перекупщикам. Успех от операции был ошеломляющий. Они заработали на одной этой поездке целых тридцать тысяч «зелёных». Игорёк с Аннушкой готовились снова съездить в Польшу, но теперь без ВИПа, с таким количеством вещей, им таможню не пройти. Якубовский хотел задействовать Вику. Она бы встретила их в аэропорту и проводила в город, минуя таможню.







ГЛАВА 16
Женева, Швейцария
8 декабря 1993 года

В среду, 8 декабря, без десяти минут девять леди Мелисса Спенсер появилась в зале криминального суда кантона Женевы. Доктор Штэйнмаер пришёл через минут пять после Мелиссы. Он попросил её пройти с ним в комнату для переговоров, где и сообщил, что Эдди Пеннингтон готов признать все обвинения, выдвинутые против него, и выплатить Мелиссе компенсацию в обмен на сокращение тюремного срока – с грозивших ему 20 лет до 12, при условии, что дело не будет слушаться в суде.

Немного подумав и поняв, что она будет избавлена от необходимости выслушивать многократные обсуждения всего того ужаса, который ей пришлось пережить, Мелисса согласилась с предложением, исходящим от господина Вито Лавитерри – адвоката Эдди Пеннингтона. В качестве дополнительного условия, Мелисса потребовала, чтобы в соглашении о прекращении дела особым пунктом стояло, что после отбывания 12-летнего срока наказания Эдди Пеннингтон не должен приближаться к ней или её ребёнку ближе, чем на 35 метров. В противном случае, он вернётся в тюрьму,  где отсидит все 20 лет.

Доктор Штэйнмаер попросил леди Мелиссу возвратиться через два с половиной часа, а сам удалился на переговоры с господином Вито Лавитерри.

Выйдя из зала суда, Мелисса решила прогуляться по Женеве. Когда ещё она сможет вернуться в этот чудный город. Внезапно её осенила мысль. Она улыбнулась и, подняв руку, остановила проезжавшее мимо такси. Мелиса попросила водителя отвезти её на улицу Кви ду Монблан. Ей захотелось снова посидеть в том самом маленьком ресторанчике на берегу Женевского озера, поглядеть на воду и предаться воспоминаниям о том, как чудесно они провели там время с Борисом.

В ресторане она прямиком направилась к тому самому столику, за которым сидела с Борисом. К ней подошёл официант, и Мелисса, улыбнувшись своим мыслям, заказала рюмку «Столичной», сэндвич с ветчиной и салат «Оливье». Секунду подумав, она добавила к заказу ещё одну рюмку водки и нарезанный солёный огурец. Официант немного опешил. Он сказал Мелиссе, что она совсем не похожа на русскую. Это только русские делают такой заказ. Тем более, утром.

Через несколько минут официант выполнил заказ Мелиссы. С каким наслаждением она выпила водку и закусила огурчиком! Съела свой салат и снова выпила. Теперь, после выпитой водки, она с огромным аппетитом принялась за сэндвич с ветчиной. Мелисса была настолько занята едой, что совсем забыла о Борисе. Более того, она даже не заметила подошедшую к столику фрау Глобке.
– Я знала, где тебя искать! Я была в суде и когда выяснила, что заседание перенесли, догадалась, что это – единственное место в Женеве, где ты можешь быть.
– Му-гу, – забив рот куском сэндвича, промычала Мелисса.
– Мелисса? – удивлённо воскликнула фрау Глобке. – Ты научилась пить водку с утра? У тебя был хороший учитель.
– Му-гу, – радостно закивав головой, снова промычала Мелисса.

Фрау Глобке опустилась на стул, стоящий напротив Мелиссы. Мелисса дожевала свой сэндвич и облегчённо вздохнула. Вытерев рот салфеткой, она снова вздохнула и, улыбаясь, сказала:
– Ты даже себе не представляешь, как это вкусно: неразбавленная русская водка с солёным огурцом. Я ещё могу пить сливки. Я и Джорджа этому научу. Я уверена, что ему сливки очень понравятся, а водку я пила в последний раз. Джорджу ещё рано пить водку.
– А кто это – Джордж? – с сомнением в голосе спросила фрау Глобке.

Мелисса показала пальцем на свой живот. Только теперь фрау Глобке поняла, что перед ней уже другая Мелисса. Совсем не та, какой она была ещё три месяца назад. Вместо той Мелиссы – молодой и неопытной – перед фрау Глобке предстала взрослая женщина. Женщина, прошедшая через тяжелейшие испытания, выпавшие на её долю.

Фрау Глобке поздравила Мелиссу с хорошей новостью. Подруги заказали кофе. Выпив кофе и съев по вкуснейшему пирожному, какие могут быть только в Женеве, они вместе поехали на встречу с доктором Штэйнмаером.

Улыбающийся доктор Штэйнмаер принёс леди Мелиссе черновик соглашения, по которому Эдди Пеннингтон будет отбывать 12 лет тюремного заключения, вместо положенных по этой статье 20-ти. Выплачивает Мелиссе 300 тысяч долларов и принимает условие, по которому он никогда в жизни не должен приближаться к ней или её ребёнку на расстояние ближе, чем 35 метров. Чек и подписанное соглашение, она сможет забрать завтра в его адвокатской конторе. Доктор Штэйнмаер добавил, что теоретически, в течение 10 дней после подписания этого соглашения, господин Вито Лавитерри может подать прошение о сокращении срока заключения для Эдди Пеннингтона. Мелисса сказала, что главное для неё – больше никогда в жизни не видеть этого негодяя. На том они расстались.

Выпорхнув из переговорной комнаты, радостная и полная энергии Мелисса поспешила к фрау Глобке, чтобы рассказать ей о результатах переговоров двух адвокатов. Вместе они вышли на улицу, остановили такси и разъехались. Мелисса направилась к себе в квартиру, а фрау Глобке – в контору бывшей фирмы «Пеннингтон Интернэйшенал». Они договорились провести вместе последний вечер Мелиссы в Женеве.

К концу вечера Мелисса была полностью готова к отъезду. Снова перебрав свои вещи, на этот раз она уложила только то, что могло бы ей пригодиться в будущем. Она решила не брать с собой ничего, что могло бы ей напомнить об Эдди. Таким образом, после более двух лет жизни в Женеве, у Мелиссы с трудом набралось два чемодана.

К шести часам пришла фрау Глобке. Опасаясь, что Мелисса снова примется за водку, она с трудом уговорила себя вернуться в тот самый ресторанчик. Но Мелисса сказала, что водку больше пить не будет, а вот солёный огурец – это святое. Вечер был чудесный. Казалось, что это не декабрь, а «бархатный сезон». Молодая исполнительница пела французские песни и аккомпанировала себе на аккордеоне. Внезапно она заиграла «Очи чёрные», и Мелисса сразу вспомнила, как Борис играл для неё на скрипке в Москве. Она взгрустнула, но не надолго. Новая жизнь, которую Мелисса наметила для себя, уже начинала захватывать её. Вечер прошёл быстро. Расставаясь, фрау Глобке предложила Мелиссе, после назначенной встречи с доктором Штэйнмаером, отвезти её в аэропорт.

Лежа в кровати, Мелисса долго не могла заснуть. Она обдумывала свои дальнейшие действия на пути к достижению намеченной цели: «С финансами я разобралась. Теперь нужно выехать из квартиры в Лондоне, решить вопросы с отцом и позвонить Шэрон Смит в Калифорнию. Завтра, после получения всех документов и денег от доктора Штэйнмаера, будет ясно, что делать с визой и всем остальным. Еще нужно зайти в банк, положить чеки и убедиться, что её счёт подготовлен для пересылки денег… Да, и главное – обязательно зайти в клинику и поблагодарить доктора Краусса и доктора Вайса за то, что они сделали для меня…»
 
С этой мыслью она уснула…

В пятницу, в 10 часов утра, Мелисса была в конторе доктора Штэйнмаера. Её провели в комнату для переговоров. Доктор Штэйнмаер не заставил себя долго ждать. Войдя в комнату, он пожал протянутую Мелиссой руку и сразу же перешёл к делу:
– Только что принесли пакет от «Лебер энд Ассошиэйтс». Здесь Соглашение, чек на 60 тысяч долларов в качестве первого платежа, анкеты на получение рабочей визы «Эйч-1». Мне думается, что по этому вопросу вам проще всего будет связываться с мистером Баркером. Тем более, что вы хорошо знакомы. Он – порядочный человек. Но если возникнут какие-либо сложности, пожалуйста, не стесняйтесь и свяжитесь со мной или с мистером Рубином из адвокатской конторы «Лебер энд Ассошиэйтс» в Нью-Йорке. Их адрес и номера телефонов вы найдёте в пакете.

Доктор Штэйнмаер протянул Мелиссе фирменный конверт компании «Федерал Экспресс».
– Вам необходимо ознакомиться с этими документами и расписаться в отмеченных местах. Я вернусь через пятнадцать минут с бумагами от господина Вито Лавитерри.

С этими словами он вышел, оставив Мелиссу одну. Она открыла конверт, просмотрела документы, расписалась на своей копии Соглашения и спрятала чек.

Доктор Штэйнмаер вернулся, неся бумаги от Вито Лавитерри. Мелисса внимательно просмотрела их. Читая Соглашение, она не нашла параграфа, запрещающего Эдди Пеннингтону приближаться к ней или её ребёнку. Мелисса указала на это доктору Штэйнмаеру. Он внимательно выслушал её, вышел и вернулся снова минут через пять.
– Господин Лавитерри извиняется за такое досадное упущение. Он включит дополнительный параграф в это Соглашение. Я сказал ему, что вы уезжаете сегодня. Придётся ему отправиться в тюрьму к Эдди для подписания нового Соглашения. Вы уж извините, но вам из-за этого нужно будет навестить меня ещё раз.
– Что ж, я заеду к вам через пару часов. А пока, с вашего позволения, поеду в банк и положу деньги на свой счёт.
– Да. Да. Я ожидаю, что он привезёт бумаги в течение двух часов.

Мелисса поехала в свой банк. Господин Де ла Перрие, как всегда, приветливо встретил её и выразил сожаление по поводу несчастья, произошедшего с ней. Положив деньги на свой счёт, Мелисса попросила перевести в доллары остаток. Всего на её счету оказалось ни много, ни мало 423 тысячи долларов. Мелисса попрощалась с Де ла Перрие, попросив его перевести деньги по её запросу. Он, естественно, пообещал, что выполнит все её указания.

Когда Мелисса приехала в контору доктора Штэйнмаера, бумаги уже ждали её. Доктор Штэйнмаер рассказал Мелиссе, что Эдди Пеннингтон был категорически против включения запрета, на котором настаивала Мелисса, но господин Лавитерри сказал ему, что суд будет на стороне Мелиссы в любом случае. Только после этого Эдди подписал все бумаги.

Мелисса быстрым росчерком пера завершила этот период своей жизни. Она поблагодарила доктор Штэйнмаера за его заботу и тепло распрощалась с ним. Секретарь доктора Штэйнмаера отвёз Мелиссу к ней домой.

Мелисса поднялась к себе в квартиру, подкатила чемоданы к выходу. А тут и фрау Глобке позвонила в дверь. Мелисса, как Борис, присела на дорожку, подумала, мысленно проверила всё ли на месте, и они вышли из квартиры. По дороге к машине Мелисса остановилась около старушки, сидящей за стеклянной перегородкой, и оставила ей ключи от квартиры. На этом её жизнь в Женеве завершилась.

Фрау Глобке отвезла Мелиссу в аэропорт. Её рейс вылетал из Женевы во Франкфурт в 18:10. Приехав в аэропорт, прощаясь, обе слегка прослезились – кто знает, когда им снова доведётся встретиться. Мелисса сдала свои чемоданы и снова обнялась с фрау Глобке.

Получив свои вещи во Франкфурте, Мелисса погрузила их на тележку, прошла к остановке микроавтобуса и поехала, конечно же, в гостиницу «Астрон». В регистратуре был тот самый знакомый клерк. Он, естественно, узнал Мелиссу и предложил ей номер, в котором осенью она останавливалась с Борисом, и ещё раз – на пути в Мюнхен. Клерк поинтересовался самочувствием Мелиссы. А затем спросил, удалось ли мистеру Горянину разыскать её в аэропорту. Она отрицательно покачала головой. Она не хотела снова предаваться воспоминаниям. Всё уже позади.

Мелисса оставила чемоданы внизу на хранение и поднялась к себе в номер. В «тот самый» номер. Она позвонила в Лондон отцу. Узнав, что там все больны и её никто не сможет встретить, Мелисса решила ехать в свою квартиру. Положив трубку, она села на «ту самую» кровать и… разрыдалась. Вначале, плакала тихо, а потом почти в полный голос. Она уже научилась не вспоминать о том, что произошло, а тут… воспоминания нахлынули на неё. Она расслабилась и, понимая, что делает, дала выход внутреннему напряжению. Чтобы остановить рыдания, она попробовала ругать Бориса. Но это ей не помогло. Она слишком любила этого человека. Продолжает любить его. И, по-видимому, будет любить всегда. Так она думала. И ей стало легче. Приняв душ, Мелисса легла на «ту самую» кровать. Обняла «ту самую» подушку и, как ребёнок, уснула.
 
На следующее утро она вылетела из Франкфурта в Лондон.










ГЛАВА 17
Москва
8 декабря 1993 года
 
С момента возвращения из Америки Якубовский подзаработал уже более ста тысяч долларов. Настало время думать о квартирах для себя и для сына. Игорь планирует жениться на Анне. Молодой. Красивой. Очень даже красивой. С недавних пор у Якубовского появилась привычка глубоко вздыхать, когда он думал об Аннушке. Вот и сейчас он глубоко вздохнул... Молодые хорошо смотрятся вместе. Он тоже хорошо смотрелся со своей первой женой. И кто знает, как бы сложилась его жизнь, если бы тогда бес не попутал…

Якубовский позвонил в «Агропром». Они договорились с Кравченко встретиться в понедельник. Якубовский должен был заехать в «Агропром» к 10 часам утра. «Только кроме чая я пить ничего не буду. Завязал», – категорически заявил Якубовский. На том и договорились.

Якубовский вернулся к себе в кабинет и сел за стол писать рапорт на имя руководителя Службы внешней разведки.

Руководителю Отдела внутренней безопасности
Службы внешней разведки
ФСБ Российской Федерации, генералу …
От подполковника Якубовского В.И.

Рапорт

В настоящее время, помимо служебных обязанностей, предписаний, регулярных дел и прочих поручений, я занимаюсь расследованием обстоятельств смерти четырёх человек, в том числе бывшего сотрудника 9-го управления подполковника Черкизова. Указанные лица подозреваются непосредственно или косвенно в причастности к исчезновению и смерти гражданина РФ Плюща, Юрия Михайловича. Гр. Плющ оказал мне неоценимую помощь в процессе контакта с одним из моих агентов (Личное дело № Э.Э./ Степень секретности – высшая / Регион деятельности – США) в Вашингтоне. Дата контакта: 19-21 июля 1993 г. Кроме того, одним из фигурантов вышеупомянутого расследования является гражданин США Горянин, Борис Георгиевич. Участие последнего в этом деле также является предметом предварительного расследования.

В ходе следствия, в пятницу, 19 ноября, в 18:00 я встретился со свидетелем, гражданкой Коваль, Викторией Ивановной, которая является работником секции ВИП-обслуживания аэропорта «Шереметьево-2» и внештатным сотрудником 5-го Управления.
 
С целью откровенного разговора и снятия показаний методом непринуждённой беседы, я пригласил её в ресторан гостиницы «Салют». Мною были заказаны обычные дежурные блюда, а из напитков только минеральная вода и чай. В ходе дачи показаний, один из посетителей ресторана (который впоследствии оказался сотрудником 5-го управления), капитан Пушков, находясь в нетрезвом состоянии, пригласил танцевать гражданку Коваль. Он был там со своим приятелем, который, как потом выяснилось, является охранником одного из банков. Когда я в вежливой форме выразил протест, Пушков учинил драку, в результате которой я был избит хулиганами, во главе с самим капитаном Пушковым.

При избиении у меня были похищены денежные средства, служебное удостоверение и личное оружие, которое при нападении на меня я не применял. Меня, гражданку Коваль, а также капитана Пушкова с его спутником задержали сотрудники МВД и доставили в районный отдел милиции, где был составлен протокол. Определив моё состояние, работники милиции предоставили транспорт для доставки меня в медпункт аэропорта «Шереметьево-2», где мне была оказана первая помощь. Оттуда, с диагнозом травма черепа и перелом двух рёбер, я был доставлен в  ведомственный госпиталь, где в течение двух недель находился на излечении.

По факту изложенного, прошу возбудить служебное расследование и наказать виновных.

Подполковник Якубовский В.И. Подпись
8 декабря 1993 года


Пока Якубовский писал рапорт, пришёл Станислав Терёхин с новым служебным удостоверением. Вместе они отправились в столовую, где за обедом пообщались. Якубовский вызвал служебную машину и поехал в  райотдел милиции, медпункт и ведомственный госпиталь. Там он получил копии протоколов и выписок из медицинских документов. Подколов эти документы к рапорту, он лично отнёс их заместителю начальника Отдела кадров Службы внешней разведки подполковнику Станиславу Терёхину.








ГЛАВА 18
Москва
8 декабря 1993 года

Виктория ждала Якубовского к семи, но он появился сразу после шести. Она ещё не успела приготовиться к приёму гостя и, как была – в домашнем халате и тапочках на босу ногу, открыла дверь. Вначале из-за двери появился букет роз, а затем в прихожую вошёл и сам гость. Оглядев Викторию в домашнем виде, Якубовский сразу же вспомнил свою «каракатицу». Да! Разница была громадная. Он даже не сразу сообразил, что ему делать. Но Виктория провела гостя в кухню, где что-то булькало в кастрюле и жарилось на сковороде. Она поставила букет в вазу и поручила Якубовскому следить за плитой, а сама удалилась в другую комнату, чтобы переодеться.

Якубовский, будучи профессиональным разведчиком, умел делать всё, включая приготовление пищи в экстремальных условиях. В то же время, от природы ленивый, готовить он не любил и всячески уклонялся от этого «бабского» занятия. Но сейчас, когда он стремился завоевать Вику, он должен был себя проявить. Что и сделал.

Сняв пиджак, засучив рукава рубашки и надев фартук, он отлично симулировал бурную деятельность –  будто изготовившись что-то перемешать, он поднял крышку на сковородке и  увидел два шницеля, поджаривавшихся с луком и квашеной капустой. После этого обследовал кастрюлю – в ней варился гороховый суп с приличных размеров копчёной свиной ролькой. Моментально отметив про себя, что оба блюда были немецкими, Якубовский вспомнил, как Виктория сказала, что немецкий и казахский для неё – родные языки. Так кто же она? Украинка?.. Да нет. Вроде не похожа. А вот между полькой и немкой?.. Этот факт надо будет проверить. Достав ложку, он отведал суп. Оглядевшись, поискал перечницу. Добавил немного перцу и снова попробовал. Теперь требовалась соль. Шницели нужно было срочно переворачивать, а не то они бы сгорели. За этим занятием его и застала Виктория:
– Штурмбанфюрер Штирлиц? Что с вами?

Увидев Викторию, Якубовский не смог сдержаться. Его челюсть на мгновенье отвисла. Перед ним, в длинном облегающем красном платье с глубоким декольте, стояла молодая, полная жизненных сил, шикарная женщина. На её высокой груди был тот самый серебряный кулон, который он ей подарил, когда его везли в госпиталь.

Этот вечер они провели великолепно. Болтали. Так, ни о чём. Шутили. Немного потанцевали, собственно, покрутились, обнявшись. Якубовский нежно целовал Вику в шею, щеки и, наконец, в губы. Виктория принимала его ласки. Но в какой-то момент вдруг остановилась и проговорила:
– Владик, если ты хочешь, то я оставлю тебя на ночь. Ты будешь спать со мной. Но мне так приятны твои ухаживания! Поухаживай за мной красиво, пожалуйста. Ну, хоть немного. За мной красиво никто никогда ещё не ухаживал, – она сделала ударение на слове «красиво».

Они попили чай с тортом. Договорились, что завтра встретятся после работы у метро «Войковская». И Якубовский ушёл, предварительно перецеловав все пальчики на руках Виктории.




























ГЛАВА 19
Лондон
11 декабря 1993 года

Прилетев в Лондон и пройдя паспортный контроль, Мелисса направилась в секцию получения багажа. Осторожно, стараясь не делать резких движений, она сняла оба чемодана с конвейера и поставила их на тележку. Чемоданы не были тяжёлыми, но она берегла не себя, а Джорджа. Мелисса сказала ему это. И он, похоже, понял, потому что затих. Толкая впереди себя тележку, она вышла к стоянке такси. Немного постояв в очереди, Мелисса села в машину и назвала водителю свой адрес. Доехали достаточно быстро, всего дважды постояв в пробках. Водитель-индус ругал пакистанцев. Ругал правительство, что оно разрешает именно пакистанцам въезжать в страну. Мелисса его не слушала. Она ушла в воспоминания о Лондоне, когда была маленькой девочкой. Тогда Лондон, действительно, был другим.

Такси подъехало к дому, где жила Мелисса. Водитель с лёгкостью помог ей поднять чемоданы. Войдя в квартиру, Мелисса, не раздеваясь, включила отопление и позвонила отцу. Она спросила его о здоровье и, понимая, что он не знает, что происходит в доме, попросила позвать миссис Кокс. Мелисса спросила у неё, что из продуктов им нужно купить, но та, совершенно простуженным голосом, сказала, что у них всё есть и приезжать к ним пока не надо, чтоб не заразиться. Согласившись с миссис Кокс, Мелисса пошла в соседний супермаркет. Там она купила продуктов на несколько дней. Вернувшись, переоделась в домашние вещи, включила телевизор, съела обед и, немного отдохнув, начала прибирать свою крошечную квартирку.

На следующее утро Мелисса поехала в Коммерческое представительство США в Лондоне. Там она сняла копию LSAT (Law School Admission Test) (9). Решив более не терять времени, она отправилась в книжный магазин и купила пособие по подготовке к тесту. С этой поры Мелисса начала усилено заниматься. Вначале она, как любой нормальный человек, слегка ленилась. Но, расставив приоритеты и уяснив для себя, что для неё сейчас есть самое важное и необходимое, важное, но не необходимое и, наконец, не важное и не необходимое, – она окончательно определилась в своём решении продолжить учёбу в США.

Вечером, когда в Калифорнии было уже 7 часов утра, Мелисса позвонила своей школьной подруге Шэрон Смит. В последний раз они разговаривали по телефону, когда Шэрон выходила замуж. Мелисса только приступила к работе в Женеве и не смогла приехать к ней на свадьбу. Шерон тогда слегка обиделась, но работа есть работа. Теперь же, услышав голос Мелиссы, Шерон, как прежде, была рада её звонку. Перескакивая с одного на другое и перебивая друг друга, они рассказали, что с ними произошло за это время. Шэрон с мужем живёт в городке под названием Коста Меса. Это ей очень удобно, так как она работает стюардессой в компании «Юнайтэд» и летает по всей Америке из Аэропорта имени Джона Вэйна, который находится в их графстве Оранж. Муж Шэрон работает менеджером в компании, которая продаёт строительные материалы. Компания находится тоже в Коста-Месе. Детей у них нет. Они решили пока не обременять себя детьми. Когда Мелисса, в свою очередь, рассказала о себе, о том, что с ней случилось, и о своём желании продолжить учебу в Калифорнии, Шэрон обрадовалась, что подруга будет рядом с ней. «Ведь в детстве мы были как сестры», –  растрогавшись, сказала она. Растрогалась и Мелисса.

Затем Мелисса позвонила в Нью-Йорк мистеру Рубину в адвокатскую контору «Лебер энд Ассошиэйтс». Он был на месте. Мистер Рубин подтвердил, что «Глобал Ойл Сэйлес энд Резёрч Корпорэйшен» выполнит все принятые обязательства, и мистер Джонатан Баркер непосредственно проследит за этим. Попрощавшись с мистером Рубиным, Мелисса позвонила мистеру Баркеру. Когда она назвала своё имя, её сразу же соединили с Джонатаном. Он, казалось, был рад звонку Мелиссы. Они знали друг друга около двух лет, поэтому говорили, как старые друзья. Во время разговора Джонатан ни разу не упомянул имени Эдди, а Мелисса, в свою очередь, не напоминала ему об этом. Он справился о состоянии здоровья Мелиссы, аккуратно пошутил по поводу того, как она относится к солёному. Их разговор закончился тем, что 3 января 1994 года Мелисса прилетит в Вашингтон. Пока будут решаться вопросы с визой «Эйч-1», она оформится на работу в «Глобал Ойл» и поселится в отеле «Ритц-Карлтон». Там же она будет готовиться к LSAT тесту. Однако, если Мелисса пожелает, то для неё всегда найдётся работа в «Глобал Ойл». Но право решать остаётся за Мелиссой. Билеты на самолёт и формы для визы «Эйч-1» Джонатан вышлет для неё сегодня же экспресс-почтой.

После разговора с мистером Баркером Мелиссу распирало от счастья, что у неё всё так удачно складывается. Она захотела услышать Бориса. Рассказать ему обо всём. Мелисса подумала несколько минут и захлопала в ладоши. Затаив дыхание, она набрала домашний номер Бориса. Телефон звонил, но трубку так никто и не поднял. Очевидно, никого не было дома. «Ну и пусть. Так, наверное, даже лучше», –  сказала себе Мелисса.

Дни бежали один за другим. В доме отца все уже поправились после болезни, и Мелисса бывала там ежедневно. Старалась больше времени проводить с отцом. Они сильно подружились. К отцу она ходила пешком. Выходя на улицу, Мелиссу каждый раз охватывало ощущение, что её улица, как и другие улицы в их районе, какие-то не такие. Нет, они не стали другими. Всё те же добротные дома. Но они не такие, как были прежде. К своему удивлению, она обнаружила, что на этих, прежде безлюдных, улочках появилось много людей. Мелисса поделилась своими мыслями с отцом. Он сказал ей, что в их районе появились новые жители. Они скупают все дома. И, не торгуясь, дают ту цену, которую просят. В основном, это богатые арабы. Но в последнее время появилось много русских. Да… Времена меняются…

Мелисса нанесла визит врачу. Старенький доктор, который много лет назад сам принимал Мелиссу, осмотрев её, порадовался вместе с ней, что у неё все в полном порядке. Назначил простые правила: много двигаться, не волноваться, принимать витамины и, если можно, уехать туда, где много солнца.
– Что вы думаете насчёт Калифорнии? – спросила Мелисса.
– Туда я и сам готов ехать хоть сейчас, – ответил старичок.

К рождеству Мелисса полностью проработала пособие, которое купила для сдачи экзаменационного теста.

Рождество Мелисса провела в доме отца. Они купили и вместе украсили ёлку. Включили праздничные огни. Вчетвером, они пошли на мессу. Мелисса купила подарки отцу, сэру Виггинсу и миссис Кокс. Получила подарки и Мелисса. Открывая красиво упакованные коробки, все радовались как дети. Джордж, как хороший мальчик, вёл себя отлично. Мелисса следила за своим весом, не переедала, потому и Джордж рос нормально, не превышая свой вес, чтобы маме было легко его родить.

Когда прошло Рождество, Мелисса начала готовиться к отъезду в Штаты. Снова разложив свои вещи, она отобрала два чемодана, а всё остальное отнесла в церковь для бедных. В новогоднюю ночь они с отцом проговорили до утра. Первого января Мелисса в последний раз ночевала в своей квартире, а второго – сдала ключи. Утром, третьего января, отец сам отвёз Мелиссу в аэропорт. На прощанье они обнялись и оба прослезились. Мелисса прошла на посадку. Так начался новый этап её жизни. Жизни в Америке. Какой она будет эта новая жизнь?













ГЛАВА 20
Москва
13 декабря 1993 года

В понедельник утром, 13 декабря, Якубовский, как условились, был у Кравченко в «Агропроме». Гаврила Петрович для старта предложил гостю «по маленькой», но Якубовский был непреклонен. Он решительно заявил:  «Всё. Завязал». Тогда Гаврила налил себе приличный бокал коньяка и, перекрестив его сверху, не выпил, а просто влил в своё горло. Закусив кусочком лимона с сахаром, Гаврила Петрович секундочку помолчал, прислушиваясь к тому, как коньяк проходит по организму, затем кивнул головой в знак удовлетворения и превратился в само внимание.

Правой рукой, описав в воздухе эллипс, Якубовский молча, одними глазами, спросил, нет ли в помещении прослушки? Гаврила Петрович сморщил лицо, слегка покрасневшее от коньяка, и отрицательно замотал руками.
– У меня всё проверено, – сказал он. – Мин нет.
– Тогда предлагаю продолжить наш недавний разговор о том, что надо «резко срубить бабло и дать дёру».
– Так мы, это... Всегда, пожалуйста, – неопределённо ответил Кравченко.
– Это хорошо. Но к светлому завтра надо готовиться сегодня. Подготовка может занять год или полтора. Необходимо будет открыть счета в разных странах, разных банках и на разные имена. Нужно будет ездить. Готовить документы. Это всё стоит денег. И денег не малых. У тебя что-то есть в запасе? – внимательно глядя в глаза Кравченко, спросил Владислав.

Гаврила Петрович заёрзал в кресле. Состроил на лице неопределенную гримасу.
– Ну, что-то есть. Но мало.
– Да будет тебе прибедняться-то!
– Так, я правду тебе говорю, – с обидой в голосе произнёс Гаврила, приложив правую руку с растопыренными пальцами к груди.
– Будешь есть землю из цветочного горшка? – с иронией переспросил друга Якубовский. – Давай так. Ты давай, начинай «челночить» с моим сыном. Или жену посылай. А может, и сына пристрой к общему делу. Как ты?
– Да нет у меня сына. Есть дочь. Ей четырнадцать лет. Рано ей ещё.
– Но что-то делать-то надо?
– Надо. Придумаю что-нибудь, – махнул рукой Кравченко. Он давно уже забыл, как самому что-то делать или принимать решения.
– Ладно. Переходим к следующему вопросу. У тебя есть на примете квартира, которую я бы мог или снимать, или недорого купить? Две комнаты и кухня.
– Так бывшая квартира Селиной ещё закрыта. Ты переговори с участковым. Если ты туда залезешь, ну, приберёшься там и сделаешь ремонт, то она твоя. Наследников у неё, насколько мне известно, не было.
– Это дело. Давай адресок. Я прямо сейчас подскочу туда.

Гаврила Петрович нажал кнопку селектора.
– Валерия! Ты принеси-ка мне адресок дома, где проживала покойная Селина.

Кравченко и Якубовский молчали, продумывая как можно по-скоренькому «срубить бабло». Вошла Валерия. Она протянула бумажку с адресом.
– Спасибо, Лерочка. Это для Владислава Ивановича.

Якубовский взял адрес. Похоже, что на сегодня они всё уже обсудили.
– Так я пошёл, – пожимая руку Кравченко, сказал Якубовский.
– Пока! Значит, мы на связи.

Владислав поехал по адресу, полученному от Кравченко, а Гаврила, закончив разбираться с бутылкой коньяка, отправился «малость отдохнуть».

Якубовский нашёл проезд Черепановых, дом 3 и нужный ему 2-й подъезд. Несмотря на довольно холодную, промозглую погоду и стоящий в воздухе туман, вполне типичные для московской зимы, на лавочке перед входом в подъезд, подложив под себя картонки, нахохлившись, сидели три старушки. Якубовский решил прояснить ситуацию:
– Ну что, девушки? – обратился он бравым голосом к пенсионеркам. – Как живы–здоровы?

Пенсионерки дружно посмотрели на Якубовского и дружно промолчали. Тогда он решил подъехать к бабкам, явно не стремящимся поддержать разговор, с другой стороны:
– Ну, и не холодно вам так сидеть? – поёживаясь от мороза, снова спросил он.
– А шёл бы ты своей дорогой, – ответила одна из них, по-видимому, самая храбрая.
– Да вот, моя дорога и привела меня сюда. В 56-ю квартиру.
– Ой, – дружно сказали старушки и дружно перекрестились.
– Что значит это ваше «ой», – пока ничего не понимая, спросил Якубовский.
– Да не хорошая это квартира. Прежняя пожилая жиличка больше года как умерла, а муж её уехал. Тут новая жиличка с мужем въехали. Приличные такие оба. Так её-то бандиты убили. А случилось это, аккурат, в тот день, когда танки палили по Москве. Тогда ещё трое – пожилой мужчина с двумя молодыми – в эту квартиру приходили. Они квартиру заперли, а ключи передали Уховой из 57 квартиры. Она ключи эти отдала участковому. Так участковый потом сказывал, что её супруг бандитов поубивал и сам погиб. Вот квартира пустая и стоит. Никто там не живёт. Войти бояться. Даже участковый тверёзый никогда туда не ходит. Только выпимший. Говорит, что черти его перегара не переносят.
– А где участкового найти можно?
– Так вот же, – самая смелая пенсионерка рукой указала на соседний подъезд. – Он и живёт в соседнем подъезде. Там у него в квартире пункт милиции будет. Он прямо из квартиры порядок на участке держит.
– Ну, девоньки, бывайте. Пойду я к участковому.

Якубовский вошёл в соседний подъезд. Постучал в дверь на первом этаже, на которой неровными буквами красной краской было выведено слово «Милиция». В квартире послышались тяжёлые шаги. Дверь открыл здоровенный дядька. В руках он держал книгу Гиляровского «Москва и москвичи».
– Ну, и чего правительство беспокоить будем?

Несмотря на столь раннее время, участковый был уже прилично «под мухой». Якубовский молча протянул ему своё служебное удостоверение. Взглянув на удостоверение с гербом, участковый икнул. Вытянулся. Отдал честь, приложив руку с книжкой к голове.
– Не признал, товарищ начальник. Вы уж простите. Не успел собраться с мыслями.
– Да ладно там. Давай-ка лучше пройдём в квартиру 56.
– Не можно, – потом подумал и сказал. – Вам можно. Мне нельзя. Там печать.

 От участкового несло перегаром так, что все черти уже давно разбежались.
– Ты давай. Давай лучше одевайся и пошли.
– Уже иду, – покорно проговорил участковый, снимая тапочки и надевая сапоги. – А у вас ключи есть? – спросил он у Якубовского.
– А у вас? – переспросил его Якубовский.
– У меня есть, – ответил участковый.
– И у меня есть, – сказал Якубовский, похлопав себя по карману.
– Тогда можно, – согласился участковый, надевая форменную фуражку, оставаясь, как был в рубашке, но без кителя.

Якубовский с участковым вернулись ко второму подъезду. Пенсионерки, перебравшись от греха подальше к другому подъезду, подглядывали издали, видимо, пытаясь понять, как это Якубовскому, удалось уговорить грозного хранителя порядка. Они открыли разбитую дверь, висевшую на одной петле. Вошли в подъезд. Поднялись на несколько ступенек к лифту. Тут участковый, пытаясь что-то сообразить, спросил у Якубовского:
– А вы, гражданин, извините, по какому вопросу будете?

Якубовский снова протянул к носу участкового своё удостоверение и гаркнул:
– КГБ.
Участковый опять икнул. Вытянулся. Отдал честь и выговорил:
– Извините. Тогда можно. Вам можно, а им нельзя.

Непонятным оставалось, кого имел в виду грозный участковый – пенсионерок или чертей.

Они поднялись на лифте на седьмой этаж. Сорвали печать. Участковый пытался попасть ключом в замок. У него это вышло с третьей попытки.
– Вам нельзя. Мне нельзя. Я лучше здесь постою, – пояснил он

Якубовский не стал разбираться кому чего можно, а кому чего нельзя. Он взял из рук участкового ключи. Открыл дверь и вошёл в квартиру. В нос ударил запах смрада и гниения. На полу в прихожей мелом были обведены места, где, по-видимому, лежали тела. Не наступая на мел, он прошёл в кухню, заглянул в ванную комнату. На полу была лужа засохшей крови. В спальне всё было перевернуто. Вперемешку на полу валялись бельё и одежда. В другой комнате тоже был полный разгром. Он подошёл к балконной двери. За домом виднелся лесной массив. «Порядок. Уберём. Сделаем ремонт. И будем жить», – решил про себя Якубовский.

– Так, – обратился он к прислонившемуся к стене участковому, – ты кто по званию?
– Старший лейтенант Макарчук, – браво отрапортовал участковый, отдавая честь.
– Так вот, товарищ старший лейтенант. Руководство страны поручает тебе следить за порядком в этой квартире. Ходить туда не нужно. Ключи я оставляю у себя. Но порядок чтобы был. Я лично проверю. Квартирой теперь заниматься буду я лично. Мне можно.
– Так точно. Вам можно, – подтвердил участковый.
– Вот и порядок.
– Так точно. Есть будет порядок, – снова подтвердил участковый. – Но мне нельзя.
– Объявляю вам благодарность и денежную премию в размере десяти, нет, двадцати долларов. Но порядок чтобы был. Морской порядок. Вы отвечаете за порядок лично мне.
– Есть. Морской порядок. Служу Советскому Союзу, – гаркнул страж порядка, принимая деньги от Якубовского. – Никого не пущу баловаться деньгами, – заверил он.

Они спустились на улицу. Участковый, не заходя к себе, чтобы деньги не пропали зря, помчался в магазин. После этого он целую неделю, держал порядок на участке, не выходя из своей квартиры.

Якубовский поехал к себе на службу. «Пока всё вроде удачно. Надо только квартиру, как можно скорее, переписать на своё имя. Участковому двадцатки в неделю пока достаточно. А там посмотрим!» – соображал он, сидя в такси.

Из своего кабинета по служебному телефону он позвонил нескольким приятелям, спрашивая, как можно быстро переоформить пустующую квартиру на своё имя. Узнав имя нотариуса, который может быстро помочь, он позвонил ему, договорившись приехать на следующий день к трём часам дня. Работа интересовала его всё меньше и меньше. Перед ним открывались перспективы, которые не связывались с его нынешней деятельностью.

С работы он уехал, когда не было и четырёх часов. Поехал к Виктории. Её, естественно, дома ещё не было. За день до этого она дала ему ключи. Владислав открыл дверь, разделся, повесил вещи на вешалку и прошёл в комнату. Осмотрел стоящую вдоль комнаты стенку немецкого производства. На книжной полке, среди прочего, он нашёл альбом с фотографиями. Открыл его. Там, на первой же странице, он увидел фотографию маленькой Вики, видимо, с её родителями, снятыми на фоне деревенского дома. Все они явно были немцы. И действительно, на обороте было написано по-немецки: «Отец Йоганн, мать Фрида с дочкой Викторией – 4 года. 1968 год, д. Фёдоровка». Он поставил альбом обратно на полку и лёг на диван, заложив обе руки за голову. Теперь ему было о чём подумать. Да, действительно. Сама жизнь открывала иные перспективы, которые упускать ему не хотелось. Незаметно для себя он заснул и не услышал, как в комнату тихо вошла Вика. Увидев спящего Якубовского, она на цыпочках вышла из комнаты, прикрыла дверь и, стараясь не шуметь, начала готовить ужин.

Вернувшись вечером от Виктории и не застав жену дома, – она, видимо, обсуждала со своей приятельницей-соседкой проблемы выращивания кур, Якубовский позвонил сыну. Он рассказал ему о новой квартире, дал адрес и объяснил Игорю, как туда добраться. И ещё Владислав попросил сына найти слесаря, чтобы сменить старые замки. Они договорились встретиться на новой квартире на следующий день к пяти часам вечера.














ГЛАВА 21
Москва
14 декабря 1993 года

На следующий день, с трудом досидев до четырёх часов, Якубовский вылетел на улицу, схватил частника и помчался на новую квартиру. Игорёк со слесарем уже ждали его, общаясь всё с теми же соседками. Пока слесарь возился с замками, Якубовский с сыном разбирали разбросанные в комнатах вещи людей, живших ранее в этой квартире. В ванную комнату и кухню, где, вероятно, происходили страшные события, они заходить не стали. Когда слесарь поменял замки и, получив за работу положенное, ушёл, Якубовский спустился вниз. Он решил подробно разузнать у старушек, что же там произошло. Но те категорически отказались обсуждать предложенную тему, хотя и посоветовали, прежде чем начать уборку, пригласить батюшку и освятить это нехорошее место – только потом уж можно будет войти в эту квартиру и начать там обживаться. Надо сказать, что Якубовский весьма внимательно отнёсся к этой мысли. Он узнал у бабок, где находится близлежащая церковь.

Якубовский попросил Игоря подвезти его к метро «Войковская», но перед этим заехать в церковь, которая находилась по пути к метро, чтобы договориться с батюшкой. Батюшка оказался сравнительно молодым человеком, лет на семь старше Игоря. Он сразу согласился и сказал, что может освятить квартиру прямо завтра. Договорились, что Игорь заедет за ним в половине пятого вечера. Игорь довёз отца до метро, а сам помчался к своей Аннушке. Якубовский же от метро поехал на автобусе к Виктории.

На следующий день, в обед, Якубовский отправился к нотариусу. К его удивлению, в конторе практически никого не было. После минут десяти ожидания он прошёл в кабинет нотариуса. Седовласый, но совсем не старый, юрист внимательно выслушал историю о самозахвате квартиры и сказал, что берётся решить это дело месяца за три-четыре, не более. И стоить это будет практически половину стоимости квартиры. Когда Якубовский возразил ему, что это произвол, нотариус весьма деликатно заметил, что сам по себе акт захвата чужой недвижимости является одновременно актом произвола, и актом насилия. Якубовский уяснил, что он ещё хорошо отделался, но более торговаться не стал, а спокойно осведомился, какие документы потребуются от него для оформления квартиры. Получив список документов, Владислав Иванович вернулся к себе ещё до окончания обеда. С нотариусом он договорился встретиться через неделю. И ещё Владислав понял, что со службы ему пока уходить никак нельзя. Хотя бы до завершения переоформления квартиры.

Незадолго до конца рабочего дня Якубовскому позвонил Станислав Терёхин. Он спросил у приятеля, готов ли тот, к встрече в Генпрокуратуре. Услышав утвердительный ответ, Станислав сказал, что подготовит ответ на запрос из Генпрокуратуры и даст ему знать о развитии событий.

Вечером после работы Якубовский не поехал к Виктории. Напротив, он позвонил ей и сказал, что приедет завтра. В этот день дома, вопреки обычному, он был весьма мил с женой, купил ей цветы – он решил тянуть время. Жена удивилась и даже всплакнула. Владислав сказал ей, что получил секретное задание. Что он, мол, переходит на особое положение, когда требуется вести себя чрезвычайно осторожно. За ним может быть установлено наружное наблюдение, и весьма вероятно, что ему придется иногда даже скрываться по две-три недели. Жена слушала. Варила пельмени. И всхлипывала. Когда же она налила ему «к обеду», Якубовский пить не стал, только полоскал водкой рот и сплёвывал, но притворился, что захмелел. Заплетающимся языком он сказал жене, что возглавил спецоперацию по подготовке «киллеров». И чтобы та молчала как рыба.

– Смотри, Наташка, если где проболтаешься, не я, так другие тебя «замочат». И на работу ко мне никогда больше не звони. На улице, смотри, будь внимательной. За тобой тоже могут установить наблюдение. Но ты сама не бойся. Я попрошу начальство выделить для тебя пистолет. Если надо, то будешь отстреливаться. Самое лучшее, это: из дома – на работу, с работы – домой. Смотри спокойно свои сериалы. И тихо, без рекламы, мотайся за шмотками. Я попрошу Игоря тебе помочь, – наставлял жену Якубовский.
– Нет. Я сама управлюсь, – запротестовала жена – они с Игорем друг друга на дух не переваривали. – Я лучше своего племяша к делу пристрою. Пусть учится, – сказала Наташка, отправляя себе в рот очередной стопарик. Она, сосредоточено уставившись взглядом в стол, думала о чём-то своём. Вероятно, ей захотелось, чтобы Якубовского и вправду бы замочили. Тогда она выхлопочет за него пенсию и переедет к себе в деревню.

Когда Наталья окончательно захмелела, Владислав, притворившись пьяным, улёгся в кровать, отвернувшись от жены, и сделал вид, что заснул. Но он ещё долго не спал, отрабатывая в мыслях детали предстоящей операции.











ГЛАВА 22
Москва
14 декабря 1993 года

Учитывая противостояние между ФСБ РФ и Генпрокуратурой РФ и сложную ситуацию, в которой оказался его друг, подполковник Станислав Терёхин подготовил ответ краткий и неопределённый.

В Генеральную прокуратуру РФ
Зам. Генерального прокурора РФ
Филимонову И.Ф.
Служебная записка

На Ваш запрос от 10 ноября 1993 года сообщаем, что подполковник Якубовский В.И. в июле с.г. находился в служебной командировке в США. Характер, суть и результаты служебной командировки квалифицируются как высшая степень секретности и не подлежат рассмотрению никакими иными госучреждениями РФ вне Службы внешней разведки РФ.

По прочтению настоящая Служебная записка подлежит уничтожению в прилагаемом спецпакете. Инструкция по уничтожению прилагается.

Зам. начальника Управления кадров
Службы внешней разведки РФ
подполковник С.И. Терёхин
14 декабря 1993 года

Терёхин поставил на бумагу штамп Управления кадров. Затем он положил листок бумаги, на котором спецчернилами от руки была написана Служебная записка, в конверт фельдегерской почты. В этот же конверт он вложил спецпакет, на внешней стороне которого была напечатана Инструкция по уничтожению прилагаемой Служебной записки. Заклеил конверт и передал секретарю для отправки в Генпрокуратуру.

Когда Филимонов на следующий день получил по егерской почте пакет от подполковника Терёхина, он немедленно вскрыл его и прочитал Служебную записку, которая ничего нового не сообщала. Вложив лист с запиской в спецпакет, он закрыл его и нажал на капсулу с каким-то химическим препаратом. После этого он в течение нескольких минут сидел в кресле, обдумывая следующий шаг. Ничего не придумав, Филимонов решил вызвать Якубовского для серьёзного разговора. Но не сразу, а попозже.

А в это время Якубовский сидел в своём кабинете и скучал от безделья. Служба в разведке перестала его интересовать. На работе он практически ничего не делал. После принятия стратегического решения он отрабатывал тактические шаги и детали своего личного плана... Только бы не поспешить и не проколоться на ерунде…

Вечером после работы Якубовский поехал на новую квартиру. Игорь с Аннушкой успели уже привезти батюшку. Тот, отслужив молебен, освятил квартиру и, получив подаяние на нужды церкви, был посажен на такси и отправлен к себе. Те же три старушки-пенсионерки, убедившись, что батюшка освятил квартиру, под руководством Анны приступили к уборке.

Якубовский, поднявшись наверх, ещё у лифта услышал зычный голос участкового Макарчука. Он начальствовал над старушками, пытаясь заработать очередное вознаграждение. Нельзя сказать, что он был пьян. Нет. Старший лейтенант просто находился в обычном для себя состоянии. Увидев Якубовского, он вскинул руку, отдавая честь, и громогласно гаркнул: «Служу Советскому Союзу». Якубовский полез в карман. Вытащив немного рублей вперемешку с долларами, он вытянул «зелёную» двадцатку и вручил её Макарчуку. Тот принял купюру с достоинством. Снова отдал честь и снова рявкнул: «Служу Советскому Союзу», да так громко, что пенсионерки разом перекрестились и посоветовали Макарчуку поберечь деньги и голос.
– Чтобы здесь был морской порядок, – потребовал он у старушек. – Не пущу никого баловаться деньгами, – заверил он присутствующих и удалился. Уж точно не в районную библиотеку.

Пока пенсионерки складывали посуду в коробки, мыли шкафчики, оттирали пятна различного происхождения, меняя тряпки и полотенца, Якубовский с Игорем и Аней разбирали вещи. В шкафу в пластиковом мешке висела парадная форма полковника ВДВ со всеми орденами, медалями и наградными знаками. Рядом висела парадная шинель. На полке лежали офицерский кортик и кобура с пистолетом «Макаров». В шкафу также находились очень хорошего качества женские вещи. Наиболее ценные из них были старательно сложены в целлофановые пакеты. Аннушка прикинула что-то из вещей на себя. На удивление, они пришлись ей впору. Но самым интересным было то, что под нижней полкой, завернутая в пластик и перетянутая липкой лентой, обнаружилась подвешенная пачка денег. Шесть тысяч долларов. Было ясно, что никто не расследовал обстоятельства происшествия, случившегося в этой квартире в день, когда в Москве стреляли танки.

Якубовский, который нет-нет, да иногда украдкой поглядывал на Анну, велел ей все женские вещи оставить себе. И тут его осенило:
– Вы знаете что, ребята, – удивляясь самому себе, заявил он, – я буду оформлять квартиру на себя, но жить в ней будете вы.

От такого заявления Игорь с Анной опустились на диван.
– Мы… Вы… – они не знали, что и сказать.

Игорь подошёл к отцу. Обнял его и сказал: «Спасибо, отец». Но Аннушка, будучи более эмоциональной, обвила Владислава и Игоря обеими руками, повисла у них на шее, целуя поочерёдно их обоих. Ощутив прикосновение её губ, Якубовский, несмотря на то, что уже увлёкся Викой, снова почувствовал, как у него похолодело под коленками. Уж очень ему нравилась эта девушка.

Часа за три старушки вымыли кухню, прихожую и ванную. Якубовский с Игорем и Анной сложили вещи в обеих комнатах и вытерли везде пыль. Старушки перешли мыть полы в комнатах. Ещё через час и с этим было покончено. Якубовский от щедрот выдал каждой из них по двадцать долларов. Вне себя от радости они уже собирались уходить, как появился участковый. В руках у него был пакет.

– С новосельем вас! – обратился он к Якубовскому. – За новоселье полагается «по маленькой», – заверил он всех присутствующих. Ему никто и не возражал.

Участковый стал доставать из пакета, поочерёдно выкладывая на стол, бутылку водки, пирожки из кулинарии, буханку хлеба, кусок колбасы и банку с овощным салатом. Старушки уже никуда не торопились. Они мигом накрыли чистый стол газетой, поставили рюмки и тарелки, выложили вилки. И приступили к новоселью. Первый тост был «За счастье на новом месте». Пришлось выпить и Якубовскому. Второй тост прозорливый участковый Макарчук, подмигнув Игорю, поднял «За молодёжь». Аннушка засмущалась, но они с Игорем поцеловались, и все снова выпили. На третью, так как «Бог любит троицу», уже по полной рюмке не хватило. Пришлось делиться. После чего Якубовский, старушки и участковый удалились, а Игорёк с Аннушкой остались. Как они сказали: «Чтобы помыть посуду».














ГЛАВА 23
Калифорния / Москва
31 декабря 1993 года

Семья Горяниных встретила Новый 1994 год в компании друзей. Перед Рождеством к ним приехал Антон. В это время он проходил ординатуру недалеко от Сан Франциско, в городе Сан Хосе. Как всегда перед приездом сына Руслана съездила в «русский» магазин и накупила разных деликатесов. Борис, задолго до наступления праздников, заехал в магазин, специализирующийся на продаже спиртного, сигар и кофе. В бесконечных подвалах этого магазина можно было купить любые вина, шампанское, крепкие напитки. Им нравилось игристое вино с привкусом миндаля. Несколько бутылок этого вина и «её проклятой» Борис купил для праздничного стола.

Новый год отметили спокойно. Борис с трудом досидел до 12-ти часов и ушёл спать в час, а Руслана с Антоном и ещё двумя парами «гуляли» до утра.

В Москве Новый год Якубовский с Викторией и Игорь с Аннушкой встретили вчетвером. Они, по российской традиции, посмотрели «С лёгким паром», посидели за праздничным столом с деликатесами, а затем, глядя слипающимися глазами на экран телевизора, ждали утра, когда начнут ходить автобусы, чтобы умчаться спать.

Первого января была суббота. Владислав Иванович с Викторией поехали в гости к Терёхину. Это была явная ошибка. Терёхин жил с женой, тёщей с тестем и неженатым братом жены в трёхкомнатной квартире. Теснота была жуткая. Сидели в пятиметровой кухне. Психически больная тёща всё время прорывалась в кухню к гостям. Все одновременно и хором ругали «дерьмократов». Кое-как Владислав с Викой досидели до половины десятого, а затем, сославшись на дальний путь, заторопились домой, к Вике.

Якубовский всё ещё продолжал «красиво ухаживать за Викой». Дарил ей цветы, целовал ручки. Но близости между ними пока не случилось. Поэтому, проводив Вику, Якубовский злой, как чёрт, уехал на такси к себе домой, на свой диван. Наталье он сказал, что дежурил по Управлению. Её эта очевидная ложь беспокоила, но не сильно.








ГЛАВА 24
Москва
31 декабря 1993 года

В Новогоднюю ночь Пушков был один. Он напился до умопомрачения. Переболев головой и желудком первого января и слегка опохмелившись второго (благо было воскресенье), с утра он поехал к своим – в Свиблово. Пришлось всё рассказать отцу и покаяться.

Отец Александра, Пушков-старший, отставной майор милиции, слушал рассказ незадачливого сына о драке в ресторане и её последствиях, молча наливал себе и пил в одиночку. Когда Пушков-младший попросил налить ему тоже, отец положил руку на бутылку и сказал:
– Ты, непутёвый, научись пить, тогда и тебе налью. Как ты посмел оскорбить офицера, да ещё и старшего по званию.
– Так я же не знал, что он подполковник. Ну, был мужик с проституткой. Так я разве мог знать, что он служит в «конторе», да ещё и во внешней разведке?
– А кто за тебя знать должен? Эти вещи спиной чувствовать надо. На кого лаять, а кому зад лизать, – подвёл итог разговора Пушков-старший. – Вот я… – начал он рассказывать о своих былых подвигах, но его перебила жена:
– А ты забыл, как сам-то влип при Андропове, когда тебя с шурином в пивной загребли?
– Ну, ладно моё-то вспоминать. Значит, это не тебя я тогда прикрывал? Вы сами со своей заведующей всё можете? Так и ходите сами по себе.

Иван Сидорович Пушков проработал в милиции с 1956 года. После демобилизации из армии его, как проявившего себя солдата-срочника, дослужившегося до сержанта, направили в школу милиции. После окончания школы он получил звание младшего лейтенанта. Его назначили участковым в один из микрорайонов Свиблово и предоставили жильё в бараке. Там он познакомился с Марией Тихоновной, молодой стройной девушкой – продавщицей из гастронома. Понятно, что «по жизни» они нужны были друг другу. Немного повстречавшись, молодые люди сошлись, и вскоре у них родилась дочь, потом сын. Барак снесли. Семья, теперь уже старшего лейтенанта Пушкова, получила трёхкомнатную квартиру на его же участке, в только отстроенной тогда хрущёвской пятиэтажке. Там у Пушковых родился сын Александр. Мария, побыв немного дома с детьми, устроилась работать в столовую, неподалёку от дома. Поработав немного на раздаче, она перешла в кладовщицы. Благодаря этой её новой должности, а также собственному природному уму и смекалке, произведённый в капитаны, Пушков-старший каждый вечер ездил на машине забирать жену после работы. Она никогда не уходила без двух сумок, забитых продуктами – для своей семьи и на продажу по соседям. Да и заведующая столовой в редкий день сама не заносила Тихоновне небольшую, но иной раз и толстенькую, пачку денег. Работа у кладовщика непростая: усушка, утруска, а когда и мыши всё съедают. Кладовая – дело сложное.

Как-то раз, видно, по ошибке молодые менты из ОБХСС заскочили в столовую и сделали контрольную закупку. Тихоновна позвонила мужу. Тот поехал к начальнику ОБХСС, и вместе они приехали в столовую. Дело замяли. Больше контрольных закупок никто никогда не производил. Ну, естественно, пришлось потом одаривать всех участников…

Пушков прикрывал жену, да и столовую тоже. Он дружил лично со всеми работниками райотдела милиции и ОБХСС Бабушкинского района. Пушковы слыли хозяевами радушными и хлебосольными. На праздники они не забывали поздравить всех начальников. И подарки организовать. Местные бандиты уважали участкового и знали его как справедливого «мента». Вот так, порой, простые с виду люди строят свою жизнь и пользуются уважением окружающих.

– Кстати, у шурина сын работает начальником охраны Пищепромбанка, – продолжил старший Пушков. – Давай, мать, звони шурину и собирай гостинцы. Поедем с Новым годом поздравить и «накроем поляну», как теперь молодёжь говорит. Дело-то нешуточное…

Шурин был дома. Да и сын его с семёй должен был днём подъехать. Семья Пушковых, нагрузившись гостинцами и выпивкой, поехала к шурину в Тушино. Пока доехали, пока посидели с шурином, переговорили с его сыном, целый воскресный день и прошёл. Пушков-младший за столом не пил. Он вёл родительскую машину обратно.

Сын шурина сказал, что люди ему нужны. Банки по всей стране расширяются. И их банк к середине года открывает филиал в Питере. Туда его заместитель уходит начальником охраны. «Так что пусть Александр выходит пока охранником. Постепенно освоится. Разберётся, что к чему, а через полгода переведу к себе замом», – заключил он. На том и согласились.

В понедельник, третьего января, Пушков с утра был в Пищепромбанке. «Даже отдохнуть не пришлось, – с сожалением думал он, сидя в отделе кадров. – Ну, тварь, Якубовский, только попадись мне! Так тебя отделаю, что своих начальников в разведке перестанешь узнавать!» Так он мечтал, подписывая документы. На новую работу Пушков вышел первого февраля.





ГЛАВА 25
Вашингтон
3 января 1994 года

В понедельник, 3 января 1994 года, Мелисса Спенсер прилетела в Вашингтон. Она бывала здесь несколько десятков раз, но, как большинство командировочных, – побудет день-два и улетит. В этот раз всё было иначе. Теперь она планировала остаться жить в этой стране. Мелисса знала, что ей придётся нелегко, но она была молода, полна энергии и чётко определила, что ей следует предпринять,

Шаттл привёз Мелиссу к секции выдачи багажа. Она позвонила в гостиницу «Ритц Карлтон» и попросила прислать за ней машину. Получив свои чемоданы, Мелисса поставила их на тележку и вышла из здания. Водитель уже ждал её. Они узнали друг друга, это был тот самый водитель, который несколько раз встречал и провожал Мелиссу. Он же обслуживал их во время переговоров с «Агропромом» по заключению контракта на поставку сырой нефти летом 1993 года. «Как же это было давно и сколько всего случилось за это время», –  подумала Мелисса. Водитель поставил её вещи в машину, и через двадцать минут они подъехали к входу в «Ритц Карлтон».

Как здесь всё напоминало ей о Борисе! «Вот в этом месте он помог мне подняться в машину и сжал мне руку, так чтобы никто не видел. А здесь мы прогуливались после ужина! Как он там, в Калифорнии? Вспоминает ли обо мне или уже позабыл?»

Мелисса вошла в гостиницу, оставив вещи на попечении водителя. Она прошла к столу регистрации. Проверив информацию в компьютере, дежурный спросил, не желает ли она остановиться в том же номере, в котором была в последний раз с мистером Пеннингтоном? Мелисса, немного помолчав, попросила, если возможно, поселить её в номер, где прошлым летом останавливался мистер Горянин. К её удовольствию, он был свободен. Получив ключи и поблагодарив дежурного, она попросила занести её вещи в номер и прошла к лифту.

Мелисса шла по ковровой дорожке. Те же знакомые стены, покрытые морёным деревом, те же ковры. Ей вдруг, на мгновенье, показалось, что Борис сейчас выйдет из-за поворота. Но он не вышел. «С этим идиотством нужно кончать, а не то можно свихнуться», – подумала Мелисса и твёрдо решила перестать мечтать о несбыточном.

В номере было так, как всегда. Мелисса сняла с себя чёрное кашемировое пальто, бросила его на спинку кресла, но, на секунду остановившись,  аккуратно повесила его в стенной шкаф. Она сняла туфли, надела гостиничные шлёпанцы и, подойдя к окну, отдёрнула штору. В номере стало светлее и уютней. В дверь постучал посыльный, который привёз её вещи. Мелисса аккуратно разложила и развесила весь свой гардероб и убрала чемоданы.

После того как в номере восстановился порядок, Мелисса села к столу. Она набрала оператора и попросила дать ей номер Каплановских курсов по подготовке к тестам. По случайности, ближайшие курсы оказались недалеко от гостиницы. Мелисса позвонила туда и договорилась, что она приедет завтра утром. У дежурного гостиницы она заказала себе автомобильное обслуживание на всё время проживания. После этого набрала номер Джонатана Баркера. Его на месте не оказалось. Мелисса оставила ему сообщение о том, что она приехала и ждёт встречи с ним, а сама вышла из номера и прошла в лаунч. Там, как обычно, столы ломились от всяких вкусностей. В этот раз были слоёные пирожки с разнообразными начинками и великое множество сыров, фруктов, овощей и соков. Ну и, конечно, кофе, чай, разная выпечка… Мелисса прилично подкрепилась, запив всё стаканом клюквенного сока.

Она вернулась в свой номер и снова позвонила Джонатану Баркеру. Он так и не появился. Мелисса оставила ему второе сообщение и попросила перезвонить ей, но не сегодня, а завтра, в семь тридцать утра. Приняв тёплый душ, Мелисса смыла с себя усталость. Взяла таблетку снотворного, поставила будильник на шесть часов утра и, задернув шторы, легла в кровать. Блаженно потянулась и крепко заснула.

На следующее утро она проснулась в отличном настроении. Решив начать новую жизнь, сделала небольшую разминку, приняла душ и позавтракала в лаунче. Она взяла себе овсяную кашу, разные сыры и стакан тёплого молока. Мелисса решила, что питание в лаунче – это лучший вариант: и близко, и разнообразно, и входит в стоимость проживания.

Когда Мелисса вернулась к себе в номер, было ровно семь двадцать. Едва она закончила свой утренний ритуал, как раздался телефонный звонок. Это был Джонатан Баркер. Он тепло поздоровался с Мелиссой, спросил, как она долетела, как себя чувствует. Получив на все вопросы положительные ответы, он спросил, когда её можно ждать у них в офисе, чтобы начать оформление на работу. Он предложил ей работать у него в отделе старшим специалистом по контрактам. Параллельно с обычной процедурой оформления, Мелисса должна будет заполнить формы для регистрации и получения права на работу в США.

Узнав, что к восьми ей нужно быть на Каплановских курсах, он, с деланным удивлением, спросил:
– А разве ты не будешь работать у нас?
– Джонатан, я надеюсь, что ты помнишь условия нашего договора?
– Я помню, но мне очень бы хотелось иметь в отделе такую очаровательную сотрудницу.

Мелисса почувствовала, что Джонатан Баркер пытается флиртовать с ней. А это уж никак не входило в её планы. Она твёрдо решила, что станет адвокатом. И не где-нибудь, а именно в Калифорнии, недалеко от того места, где живёт Борис. И в тоже время ей не хотелось обижать Джонатана. Она сказала, что позвонит ему, нет, лучше приедет, после того, как закончит все дела на курсах. На том и распрощались.

Мелисса взяла сумочку, где лежали её документы, немного денег (основную сумму она хранила в сейфе своего номера) и спустилась вниз. Машина уже ждала её у дверей.

Каплановские курсы находились в двух милях от гостиницы. Они доехали туда за пять минут. Мелисса отпустила машину, сказав, что позвонит в гостиницу, когда ей нужно будет отправиться в «Глобал Ойл».

Она прошла в регистратуру. Заполнила форму, заплатила 750 долларов, получила все пособия и пошла в класс. Занятия на курсах начались ещё два месяца назад. Все слушатели были выпускниками местных колледжей. Но Мелисса занималась самостоятельно. Кроме того, она окончила Лондонскую школу экономики и политических наук – одно из самых престижных учебных заведений мира. В-третьих, более двух лет она работала специалистом по контрактам в компании, занимающейся международным бизнесом. И ещё, она уже была достаточно зрелым человеком. Мелисса знала, что быстро разберётся в том, что ей нужно делать, а пока ей следует внимательно слушать преподавателя. Вёл занятия высокий немного лысоватый мужчина, лет сорока, одетый в добротный, но слегка потёртый костюм. Говорил он со слабо выраженным шотландским акцентом.

Во время перерыва Мелисса подошла к преподавателю. Представилась. Роберт МакДагет, услышав явный лондонский говор Мелиссы, немедленно спросил у неё, чем вызвана необходимость леди Мелиссы Спенсер стать американским адвокатом. Чтобы не пускаться в объяснения, Мелисса с самой очаровательной улыбкой, на какую только была способна, ответила: тяга к приключениям, а чем же ещё. МакДагет поглядел на Мелиссу и, скользнув взглядом по её, уже начинающей меняться фигуре, ответил, что он всегда будет рад помочь ей догнать остальную группу, даже если придётся оставаться после занятий.

Следующий час занятий пролетел, как мгновенье. В субботу курсы работали до двенадцати. Мелисса позвонила в гостиницу и вызвала машину. Погода была отвратительная. Не холодно, но как-то неуютно. Зябко. Полученные книги и две дискетки она положила в фирменный Каплановский пакет, а сумку перебросила через плечо. Если бы погода была другая, то Мелисса ходила бы пешком, но влажный ветер и островки льда на тротуаре не вызывали у неё желания к прогулкам. Пока Мелисса ждала машину, у неё замёрзли руки. Кожа как-то сморщилась и покраснела. Она пожалела, что оставила в гостинице перчатки. Мелисса вспомнила, как Борис сказал ей: «У кого руки холодные – сердце горячее». И снова воспоминания нахлынули на неё. Она вспомнила, как они с Борисом заклеивали окна. Как она хотела снова оказаться с ним в этой комнатке в Тольятти! И чтобы он снова поил её чаем… Мелиссе стало совсем грустно. Ей вдруг захотелось хныкать. Но тут за ней пришла машина, и она вернулась к реальности…

В «Глобал Ойл» её ждали. Джонатан оставил для неё пропуск. Мелисса расписалась в книге посетителей и прошла в отдел кадров. Несмотря на субботу, там работали. Мелисса спросила к кому ей следует обратиться для заполнения документов. Ей указали на, огромных размеров, женщину с интенсивным загаром. Та неприветливо оглядела Мелиссу и сказала, что по субботам она не оформляет документы, поэтому для прохождения собеседования необходимо явиться в понедельник. Тогда Мелисса обратилась к другой женщине и спросила у неё, как пройти к начальнику отдела. Та позвонила по телефону, и к Мелиссе вышел начальник отдела, мужчина средних лет, с ещё более тёмным цветом кожи. Он был явно недоволен, что его отвлекли. Узнав в чём дело, он обратился к той же здоровенной дылде и спросил у неё, почему она заставляет его заниматься её проблемами. Великанша с недовольным видом раскрыла папку с формами для заполнения, проверила её содержимое и передала Мелиссе. Выйдя из офиса, Мелисса прошла по коридору, отыскивая место, где можно присесть и заполнить документы. Она увидела свободную комнату с открытой дверью и тотчас узнала этот офис. Это была та самая комната для переговоров, в которой они вместе с Борисом прошлым летом работали над контрактом. Как видно, ей никогда не удастся отделаться от воспоминаний! Только время поможет... Мелисса вздохнула и начала заполнять бумаги.

На столе стоял телефон. Чтобы избавить себя от сомнительного удовольствия общаться с этой огромной и неприятной особой, Мелисса решила позвонить Джонатану Баркеру. Тот сразу же снял трубку, словно ожидая её звонка. Она пожаловалась ему на ситуацию в отделе кадров. Джонатан спросил, где она находится в настоящее время, и тут же пришёл к ней, держа в руках папку с какими-то документами. Вместе они вернулись в отдел кадров. Взяв у Мелиссы папку, Баркер прошёл к начальнику отдела, извинившись, что оставит её одну на несколько минут. Вскоре он вернулся:
– Тебе больше не нужно общаться с ними, – сказал он Мелиссе. – Они всё сделают в течение нескольких недель, а пока ты можешь спокойно готовиться к тесту. Кстати, ты сохранила квитанцию об оплате за курсы? Компания оплатит все твои расходы, связанные с переездом в США, в течение двух месяцев. Так что сохраняй все квитанции. Кстати, ты уже обедала?
– Я решила питаться в гостинице. Это удобно и вкусно.
– Если не возражаешь, могу подвести тебя до гостиницы.
– Буду только благодарна, – ответила Мелисса.

Только вчера она прилетела с другой стороны Атлантики и, учитывая разницу во времени и тот факт, что она на четвертом месяце беременности, – было совершенно очевидно, что ей ужасно хочется спать. Джонатан помог Мелиссе сесть, и как только машина тронулась, она честно, не разыгрывая его, заснула. Когда они подъехали к гостинице, Баркер, не зная как ему быть, несколько минут смотрел на спящую Мелиссу, прежде чем решился разбудить её. Ему было ясно, что, по крайней мере, сегодня, ей необходим отдых.

Распрощавшись с Джонатаном, Мелисса поднялась к себе, переоделась, вымыла руки и пошла поесть. После позднего ленча, она вернулась в номер, разделась, забралась под одеяло и проспала до четырёх часов вечера. Проснувшись, решительно встала, накинула на себя тёплый гостиничный халат и начала устраивать рабочее место за письменным столом.

Мелисса подключила свой компьютер, разложила учебники и бумагу. Она составила план подготовки к тесту. В настоящий момент это было самым важным. Обязательный вступительный тест для школ, имеющих аккредитации Американской коллегии адвокатов состоит из пяти 35-минутных сессий. Четыре из них относятся к трём группам вопросов, результаты которых оцениваются. Четвёртая часть не оценивается, но является предметом рассмотрения приёмной комиссии того учебного заведения, которое избирает абитуриент.

Первая часть теста состоит из группы вопросов для определения, насколько студент понимает содержание прочитанного материала. Существует несколько методов сдачи этой группы вопросов. Первый заключается в том, что студент вначале внимательно прочитывает весь текст. Затем читает вопросы к нему и отвечает на них. По второму методу студент внимательно читает вопросы и текст, а затем отвечает на вопросы к тексту. Третий метод состоит в том, что студент просматривает текст, затем внимательно читает вопросы, снова, но уже более внимательно, прочитывает текст и только потом отвечает на вопросы.

Вторую часть теста составляет группа вопросов по анализу поставленных задач. Эта часть не требует специальных знаний, но предусматривает оценку умения логически мыслить, систематизировать информацию, используя знания, опыт и обоснование.

Третью часть теста составляет группа вопросов по логической оценке поставленных задач. Как и предыдущие, она не требует специальных знаний, но предусматривает оценку тренировки логического мышления, анализа, критического и комплексного решения поставленной задачи. Каждый вопрос этой сессии требует чёткого прочтения и понимания. Абитуриенту предстоит ответить на один-два вопроса, включающих в себя определение сути проблемы и определение предположений или аргументов. После чего он должен дать  логическое заключение на основании приведённых фактов.

Последняя, неоцениваемая, часть теста предполагает написание эссе на предлагаемую тему в течение 35 минут. Эта часть теста не требует оценки, но направляется в одно или несколько учебных заведений, куда абитуриент посылает свои документы для поступления.

Количество вопросов может меняться, но всегда их остается около ста. Максимальный балл – 180. Проходной балл обычно колеблется между 150 и 180 и зависит от многих факторов, включая престижность учебного заведения, оплату, количество студентов и прочее.

Вот такая непростая задача стояла перед Мелиссой Спенсер в дополнение к тем, что у неё уже были. Ведь, помимо учёбы, ей предстояло в незнакомом штате определиться с жильём, транспортом, наладить быт, родить ребёнка и заниматься с младенцем. Но… у неё были финансовые возможности и, главное, желание. Желание учиться и страстное желание жить рядом с Борисом. Кто знает? Они обязательно встретятся. А пока нужно готовиться и сдать тест.

В воскресенье после завтрака Мелисса засела за пособие и провела за столом четыре часа. К двенадцати она проголодалась, сходила поесть в лаунч и вернулась к занятиям. Часам к трём она почувствовала, что засыпает. Легла в кровать, проспала час и снова села за учебник. К вечеру Мелисса проработала два раздела пособия. Она знала, что ей нужно довести до автоматизма способность отвечать на вопросы во время теста, так как на каждый вопрос у неё будет не более одной минуты. Так прошло её первое воскресенье в Новом Свете.

В понедельник утром, до начала занятий, Мелисса обратилась в офис курсов, где, заплатив 100 долларов, заполнила форму регистрации для сдачи экзамена. Кроме того, Мелисса узнала, что в книжном магазине «Корона», который находится в торговом центре, примыкающем к гостинице, можно приобрести дополнительные пособия, чтобы отработать методику сдачи экзамена.

Тест должен был состояться в пятницу, 4 февраля. К тесту Мелисса должна была подготовиться таким образом, чтобы результат был не ниже 160 баллов.
Так началась для неё рутинная работа. Мелисса просиживала за учебниками ежедневно по 13 часов. Два раза по 30 минут она проводила в гимнастическом зале, занимаясь на беговой дорожке либо велосипеде. Час у неё уходил на еду, остальное время она спала – ведь она ещё носила малыша.
















































ГЛАВА 26
Вашингтон
1 февраля 1994 года

Когда Мелисса вернулась к себе в номер после занятий на курсах, на телефоне, стоящем на письменном столе, мигала лампочка. Это означало, что кто-то звонил ей и оставил сообщение. Этим кем-то был Джонатан Баркер. Он сообщил Мелиссе, что компания «Глобал Ойл» получила от Иммиграционной службы разрешение для Мелиссы на рабочую визу «Эйч-1», что на неё пришла карточка «Social Security»(10) с регистрационным номером, подтверждающим право на работу и учёбу в США. Далее, у него готово гарантийное письмо, в котором говорится, что она направляется на учёбу в высшее учебное заведение по её выбору, при этом «Глобал Ойл» полностью оплачивает все расходы на обучение. И у него имеется для неё и будущего ребёнка Сертификат медицинского страхового полиса на пять лет, по которому «Глобал Ойл» обязуется оплачивать все расходы, которые не будут оплачены медицинской страховкой.

Мелисса тут же набрала номер Джонатана Баркера, поблагодарила его за заботу и сказала, что заедет к нему в офис за документами. Джонатан ответил, что будет счастлив сам привезти ей эти документы сегодня к шести часам вечера и одновременно приглашает Мелиссу на обед. На что она с благодарностью согласилась.

Мелисса позвонила в Калифорнию. Она уже давно определилась с гостиницей, выбрала отель под названием «Рэд Лайон» в городе Коста-Меса. От этого места до всего было близко. Мелисса зарезервировала номер сроком на сорок пять дней. В стоимость входил завтрак и пользование гимнастическим залом, что для неё было необходимым. Теперь, никого не обременяя, она сможет спокойно решать все свои дела.

В шесть часов Мелисса спустилась в лобби. Она была одета в тёмно-синий костюм – длинную юбку и жакет с длинным рукавом, и светло-голубую блузку. Чёрные колготки и чёрные туфли на низком каблуке. Нитка жемчуга на шее и жемчужные серьги придавали лицу дополнительную свежесть. На её ухоженных пальцах не было никаких украшений. Мелисса была на пятом месяце, и её костюм уже не мог скрыть увеличивающийся живот. Но она и не скрывала своего положения, наоборот, была счастлива, что у неё будет малыш. И эта радость придавала её лучистым глазам ещё больший блеск. Она была очень красивой, а беременность только лишь смягчила её черты.

Мелисса не виделась с Джонатаном уже около месяца. Он изредка звонил ей, справлялся о здоровье и предлагал свою помощь. Но она всегда вежливо отклоняла его попытки к сближению. Теперь, когда Джонатан увидел Мелиссу в её новом положении, он приятно удивился её нежности, которая стала присуща этой милой женщине. Мелисса предложила Джонатану подняться наверх и провести время в лаунче.

Они провели вместе около часа. Вели разговоры ни о чём, немного шутили. Джонатан передал Мелиссе пакет с документами. Всё это время Мелисса чувствовала напряжённость со стороны Баркера, которую он старался скрыть. Было уже около семи, когда Мелисса встала из-за стола:
– Дорогой Джонатан, извини, но мне нужно продолжать подготовку к тесту, который назначен на пятницу. Кроме того, я должна начать собираться. У меня билеты на воскресенье.

Джонатан, всем телом подавшись вперёд, попытался что-то возразить Мелиссе, но она, мягко сжав его руку и глядя прямо в глаза, сказала:
– Пожалуйста, не говори ничего. Я не хочу быть для тебя обузой. Я очень благодарна за всё, что ты для меня сделал. Но я не в состоянии дать тебе того, что ты заслуживаешь. Если я приму твоё предложение, то нам обоим придётся когда-нибудь раскаяться в этом.

Все планы Джонатана рухнули разом. Он надеялся на серьёзный разговор, хотел признаться в своём отношении к ней, предложить ей сойтись с ним и взять на себя заботы о ней и её малыше, но понял, что таким образом Мелисса, в исключительно деликатной форме, заранее отклонила его предложение.

 Мелисса протянула Джонатану Баркеру свою руку для рукопожатия и ушла.
 
Утром 4 февраля, в субботу, Мелисса приехала на экзамен собранной, что называется, в полной боевой готовности. Она упорно готовилась к этому, честно говоря, не самому важному в её жизни экзамену, так как в настоящее время самым важным для неё был её малыш. Но всё, что Мелисса делала в своей жизни, она старалась сделать как можно лучше. Вот и теперь, приступив к первой группе вопросов – на понимание содержания прочитанного материала, она пробегала глазами текст, читала вопросы и снова возвращалась к тексту, отвечая на вопросы. Мелисса точно уложилась по времени. Вторая группа вопросов – на анализ поставленных задач и третья – на оценку умения логически мыслить, систематизировать информацию, используя знания, опыт и обоснование, также не представляли проблем. И хотя она немного просрочила время, всё было нормально. Четвёртой частью теста было эссе. Мелиссе выпала тема, связанная с контрактом на поставку медных труб для строительства гостиницы. Она ничего не знала о строительстве, но зато разбиралась в вопросах, куда более сложных, чем этот…

К часу дня Мелисса уже была в гостиничном номере и хотела только одного – спать. Спать. Спать… Мелисса переоделась в ночную сорочку и блаженно легла. Проснулась, когда часы показывали пятнадцать минут четвёртого. Она потянулась, улыбаясь сама себе и радуясь, что тест уже позади, и не надо более сидеть над книгами, встала с тёплой кровати и прошла в ванную комнату. Оставшись совсем нагая, она осмотрела себя в зеркале. Её грудь увеличилась на один размер и стала просто роскошной. Тихо вздохнув, что Борис не видит её сейчас, она начала рассматривать свой животик. Живот был не раздутым, а очень аккуратным. Обратившись к Джорджу, Мелисса спросила: «Как думаешь, малыш, твой папа хотя бы иногда вспоминает о нас? Нам ведь так одиноко». Но, не получив ответа, она слегка всхлипнула и встала под тёплую струю.

6 февраля Мелисса улетела из Вашингтона рейсом в Чикаго. Там она сменила самолёт и через три часа уже оказалась в Ирвайне в объятьях Шэрон Смит, с которой они не виделись со дня выпуска из школы.





























ГЛАВА 27
Москва
1 февраля 1994 года

Якубовский торопился со справками, выписками из решений и прочими документами, необходимыми для оформления собственности на квартиру. Он спешил передать документы нотариусу ещё до наступления лета 1994 года.

Всё это время он практически не бывал дома. Был либо на работе, либо с Игорем или Викторией. Он продолжал красиво, как она попросила его, ухаживать за ней. Дарил цветы. Водил в рестораны, которые начали появляться в разных уголках города. Готовили там вкусно. На доллары выходило не так уж и дорого, учитывая, что Игорь с Анной продолжали ездить в Польшу, Турцию... У Анны был исключительный вкус. Она училась на предпоследнем курсе Текстильного института по специальности «художник-модельер». Осенью 1994 года ей предстояла преддипломная практика у самого Зайцева, и, в начале 95-го, она должна будет приступить к дипломной работе. В институте только и говорили о переменах к лучшему. О том, что выпускники могут попытаться устроиться в лучших домах моделей Европы. Говорили об этом так, словно все уже работают там, хотя ещё никто никуда не уехал. Но, как знать? Вначале, всегда было слово…

1 февраля Якубовский получил уведомление от Филимонова. Его вызывали на 10:00 утра 4 февраля в Генеральную Прокуратуру РФ для дачи показаний в качестве свидетеля по делу о смерти гражданина Плюща А.М. В этом уведомлении странным было то, что по своей должности Заместителя Генерального прокурора России Филимонов просто не мог быть следователем. Значит… дела на него нет. Тогда зачем вызывает?

Когда Якубовский явился в приёмную Филимонова, то секретарь немедленно доложила о прибытии подполковника. Войдя в кабинет, Якубовский, увидев человека, сидящего за большим письменным столом в форме генерал-майора юстиции, привычно вытянулся, отдал честь и представился:
– Товарищ генерал-майор! Подполковник Якубовский по вашему приказанию явился.
– Проходите, подполковник. Прошу присесть, – без улыбки на лице, но исключительно вежливым тоном произнёс Иван Фёдорович Филимонов.

Якубовский сел на стул, стоящий у стола для переговоров. Всё время его тревожил один вопрос: какими сведениями располагает Филимонов? Что у того есть на него?

На столе зама не было ни единой бумажки и ни одного предмета. Даже письменного прибора. Только несколько телефонных аппаратов, три из которых: белый, красный и черный были без дисков. «Прямые», – отметил про себя Якубовский. Филимонов молчал. Но вскоре прервал затянувшееся молчание вопросом:
– Я полагаю, вы догадываетесь, по какой причине вы приглашены в прокуратуру?
– Согласно полученному уведомлению, для дачи показаний в качестве свидетеля по делу о смерти гражданина Плюща.
– Да. Следователь вас вызовет. Но я надеюсь, что вы дадите мне возможность выяснить кое-что относительно исчезновения подполковника Черкизова.

Вопрос не застал Якубовского врасплох. Он понимал, что Филимонов что-то знает. А раз знает, то нет смысла скрывать, что он был в Тольятти и в «Новоматюшкино».
– Да. Я проводил расследование по этому делу. Его обгоревший труп был опознан в доме, где произошло убийство.
– Как вы узнали, в какой такой деревне и в каком доме произошло убийство?
– Извините, товарищ генерал-майор, служба у нас такая, чтобы знать!
– Служба говорите? А не из этой ли деревни вам звонил сам Черкизов незадолго до того, как был убит. Что он сообщил вам?

Этот вопрос действительно застал Якубовского врасплох. Он понял, что Филимонов знает всё. Может, даже больше, чем сам Якубовский. Но откуда? Кравченко? Да нет, не должен? Хотя… Кто знает?.. Якубовский молчал, не зная что ответить. Тогда Филимонов опередил его:
– А не сообщил ли вам Дмитрий Васильевич Черкизов, что он удерживает против их воли гражданина США Горянина и гражданку Великобритании Мелису Спенсер, готовит им страшную смерть и имеет на руках миллион долларов?

Голос Ивана Федоровича звучал совсем в другой тональности, чем минуту назад. Владислав Иванович понял, что Филимонов знает действительно всё.
– Вы что же, считаете, что я причастен к этому преступлению?
– Не знаю. Вы это мне сейчас скажете.

Якубовскому всё стало ясно. Ему оставалось произнести только одно:
– Я действительно не причастен к этому делу. Да и дела-то, собственно, нет. Бандиты понесли заслуженную кару, а герои спасены. Вот только деньги неизвестно где. А вы знаете, кто тогда казнил всех четверых злодеев?
– Знаю. И как спасся сам, и как спас свою попутчицу я тоже знаю. Это Борис Георгиевич Горянин. Вы ведь знакомы с ним по Вашингтону, не так ли?
– Горянин? Этот интеллигент? Но кто тогда помог ему?
– Видимо, сам Бог помогал ему!
– Не может быть? А деньги? Где деньги?
– Где деньги, я не знаю. Это знаете вы.
– О том, что Черкизова и троих бандитов-кавказцев убили, я знаю. Но кто их убил и где деньги мне не известно.

В этот миг перед глазами Якубовского возник образ девочки Насти, лежащей на снегу с перерезанным горлом. Ему стало страшно. Он понял, что переживает жертва перед неизбежным концом, и каким мужеством нужно обладать, чтобы не сломаться перед лицом смерти. Почти шёпотом он спросил у Филимонова:
– Простите, товарищ генерал-майор, а откуда вам это известно?
– От самого Горянина.
– Горянина? Он разве был у вас?

У Филимонова, действительно, не было фактов против Якубовского. Только телефонный звонок. Но одно только подозрение, что Якубовский мог быть причастен к этой трагедии, ещё не даёт оснований для его обвинения. Поэтому он достал из ящика стола несколько листков бумаги с заявлением Горянина и протянул их Якубовскому. Тот взял их и внимательно прочитал то, что там было написано. Прочитав, Якубовский молча вернул бумаги Филимонову.

Перед законом Горянин был чист. Он действовал в целях самообороны, а по понятиям – он был герой. Далеко не каждый смог бы сделать то, что сделал этот, уже немолодой и не тренированный специально, человек. Это и сказал Якубовский Филимонову.

– А раз вы так считаете, то, что вы теперь скажете относительно Александра Михайловича Плюща?
– Находясь за пределами Родины, я выполнял важное правительственное задание. Для успешного его выполнения я прибегнул к помощи гражданина нашей страны. Он мне помог успешно это задание выполнить. По возвращении на Родину я написал отчёт, где особо отметил заслугу Александра Михайловича Плюща. Больше мне ничего не известно.
– Как я уже отметил ранее, у нас нет на вас ничего, что служило бы основанием для предъявления вам обвинений. Но у руководства сложилось мнение, что вам будет лучше уйти из органов. Мы даём вам шесть месяцев. В течение этого времени сдайте все дела и подыщите себе другую работу. Можете взять отпуск. Это дело ваше. Я надеюсь, что вы меня правильно поняли. Не смею больше вас задерживать. Дайте мне ваш пропуск.

Филимонов молча подписал пропуск Якубовского и молча вернул его.

Оказавшись на улице, Якубовский чувствовал себя отвратительно. Он шёл по морозу, не чувствуя холода. «Ну и чёрт с ними, – бормотал он вполголоса. – Хорошо, что ещё не засадили куда-нибудь в Нижний Тагил лет так на семь… Я всё равно уходить решил. Правильно Кравченко сформулировал задачу: «срубить бабло и свалить». Кстати, не он ли прибрал к рукам бабло. Не мог же Горянин вывезти деньги за границу. И Вика это сама подтвердила. Да чёрт с ними, с этими деньгами. Вон у меня самого скоро наберётся достаточно денег, чтобы большими операциями заняться. Плевать я хотел на вашу контору. Сам уходить собирался…»






































ГЛАВА 28
Калифорния
1 февраля 1994 года

К началу февраля чертежи первой виллы были готовы и сданы на проверку в департамент строительства города, в котором находился посёлок Океанское Ранчо. Теперь, когда осталось решить мелкие технические вопросы, Борис приступил к оформлению кредита на строительство.

С этой целью он обошёл несколько небольших банков, занятых в кредитовании частного строительства. И убедился, как был прав тов. Сталин, когда написал, что «… именно кадры решают всё!». В одном банке ему предложили положить всю сумму предполагаемого кредита в качестве залога, тогда ему дадут кредит. В другом банке проявили больше смекалки. Они предложили продать им весь проект по цене, которую Горянин заплатил за землю. И очень удивились, когда он им за это нагрубил. А в третьем банке было всё просто. Там люди работали. Они предложили оценить стоимость проекта после завершения строительства и, исходя из этой суммы, выдать ему кредит в размере 60% от оценочной стоимости. Стоимость земли и все затраты – на проектирование, налоги, страховки и прочее – они учитывали как реальные. Такой конструктивный подход вполне устраивал Бориса. При этом у него оставались средства на проектирование следующей виллы.

К концу марта, когда закончился сезон дождей, кредит был подписан. С этого момента кредитные средства могли быть использованы. С согласия Бориса банк оплачивал только выполненные виды работ, то есть, такие виды работ, которые прошли инспекцию. В свою очередь, отдел кредитования банка каждые две недели направлял на стройку своего инспектора, который проверял исполнение работ, что также полностью устраивало Бориса. Он же хотел строить, а не прятать деньги. От кого? От самого себя? С другой стороны, это был хороший довод не давать аванс субподрядчикам, основываясь на такой финансовой политике банка. Есть же недобросовестные люди – дашь аванс, а потом бегай за ними…

Для Бориса началась рутинная работа: каждый день в семь утра он был на стройке. Там он оставался до конца рабочего дня, а вечером работал с бумагами, проверял и оплачивал счета, писал финансовые отчёты для банка, готовился к экзамену на получение лицензии генерального производителя работ. Со стройки он отлучался только на встречи с архитектором – они уже приступили к разработке проекта следующей виллы, – либо ездил решать вопросы в департаменте строительства.




ГЛАВА 29
Калифорния
6 февраля 1993 года

Мелисса не видела свою школьную подругу Шэрон Смит целых шесть лет. Глядя друг на друга, они только сейчас поняли, как изменились. Короткие звонки по телефону и поздравительные открытки не позволяли увидеть, насколько они повзрослели. Из только окончивших школу девочек, они превратились в молодых женщин.

Мелисса получила багаж, и они направились к машине. Как Шэрон ни уговаривала подругу остановиться у неё, умудрённая жизненным опытом, Мелисса была непреклонна. Она понимала, что Шэрон замужем, да ещё, работая стюардессой, часто ночует не дома. Зачем же создавать ситуацию, из которой нужно будет искать выход? Из аэропорта подруги поехали в гостиницу «Рэд Лайон», расположенную на Бристоль авеню. Уютные, чистые номера, по утрам – завтрак. Прекрасный ресторан. Спортивный зал. До всего – рукой подать. Зачем же усложнять жизнь!

Шэрон и Мелисса, как прежде, перебивая друг друга, рассказывали про свою жизнь, про то, что с ними произошло после окончания школы. Тихо подкрался вечер. Шэрон уехала домой, а Мелисса приняла ванну и легла отдыхать. Ей предстояло устраиваться на новом месте.

В понедельник утром Шэрон приехала к Мелиссе в гостиницу. Они вместе позавтракали и поехали брать в аренду машину. Компания «Никель» находилась на пересечении Адамс авеню и Харбор бульвара. Мелисса выбрала простую машину фирмы «Бьюик». Там же, по обе стороны Харбор бульвара находились компании по продаже автомашин, но Мелисса ещё не была готова к этой покупке. Ей предстояло открыть счёт в банке.

Мелисса отлично водила машину. Но сейчас, после некоторого перерыва в вождении, она чувствовала себя немного сковано. Хотя через десять минут её скованности уже как небывало. Следуя за подругой, Мелисса поехала в расположенный рядом с гостиницей «Банк оф Америка». На открытый там счёт она положила практически все наличные деньги, которые привезла из Вашингтона, и два чека из «Глобал Ойл», оставив себе самую малость на расходы.

Позже Шэрон уехала, дав возможность подруге немного отдохнуть. Полежав полчаса и так и не заснув, Мелисса оделась, спустилась в магазин при гостинице и купила подробную карту Графства Орандж, в котором она планировала поселиться. Конечно же, первым делом она нашла улицу и дом, где жил Борис. Это было так близко! Мелисса обрадовалась, потом взгрустнула.

Не откладывая дело на завтра, отыскав по карте адрес школы адвокатов, Мелисса поехала туда. Она прошла в отдел приёма новых студентов. Представилась и сказала, что хотела бы переговорить с консультантом по набору студентов. Им оказалась миссис Бенет, пожилая приветливая женщина с сильным британским акцентом, таким же, как у Мелиссы:
– Я вас слушаю. Что я могу сделать для вас?
– Моё имя Мелисса Спенсер. Я планирую подать заявление о приёме в вашу школу. Я провела детство в Швейцарии в «боардинг скул» для девочек, а затем окончила Лондонскую Школу экономики и политических наук. Более двух лет я проработала специалистом по контрактам в Женеве в компании, занимающейся международной торговлей. Кроме родного английского, я знаю неплохо немецкий, французский и итальянский. Три дня назад я сдала Law School Admission Test и теперь жду его результатов. Моё обучение полностью оплатит «Глобал Ойл Сэйлс энд Резёрч Корпорэйшен». Кроме того, я на пятом месяце и у меня будет мальчик.

Акцента, с которым говорила Мелисса, оказалось достаточно, чтобы миссис Бенет моментально полюбила её. Это чувство оказалось взаимным. Миссис Бенет дала Мелиссе пакет с формами, которые она должна была заполнить и принести ей обратно в следующий понедельник. Она сказала:
– У вас нет никаких проблем с поступлением в нашу школу, даже в том случае, если вы сдадите тест не совсем удачно. По совокупности ваших достижений и опыту работы с контрактами вы, безусловно, будете приняты на осенний семестр в любом случае. Я бы вам советовала сдать экзамен на лицензию судебного переводчика с немецкого, французского и итальянского языков в суде Графства Оранж.

Она дала Мелиссе телефоны судов графства и штата, а также Федерального суда. Для каждого из них требовалась отдельная лицензия. В конце беседы Мелисса спросила миссис Бенет, не знает ли она, где находится магазин русских продуктов. Но на этот вопрос миссис Бенет не знала ответа. Она сказала Мелиссе, что в Оранж Коаст колледже преподают русский язык. Вероятно, там кто-то из преподавателей сможет ей помочь.

Мелисса вернулась к себе в гостиницу. Немного позанималась в спортзале, пообедала, поговорила с Джорджем и заснула сном праведника.

Утром Мелисса напечатала два распоряжения о переводе денег из Лондона и Женевы на её счёт в «Банк оф Америка» и отправила их по факсу. После чего решила начать поиски дома. Она нашла агентство по продаже недвижимости «Тарбел», находящееся недалеко от фривея. Агентство помещалось на Брукхёрст стрит примерно в пяти милях от гостиницы.

Марша Робертс, агент по недвижимости, выслушала Мелиссу и, узнав, что она заплатит за дом всю сумму наличными, сказала, что здесь рядом, в комплексе под названием «Марипоза», есть чудесный домик с четырьмя спальнями, большой кухней, гостиной и скромным участком. За домик просят 340 тысяч долларов, но возможно, что хозяева немного уступят. К дому они прошли пешком. Этот домик, построенный десять лет назад, был в изумительном состоянии и практически не требовал ремонта. Только внутри немного подкрасить и сменить ковровое покрытие. Мелисса не хотела тратить время. Рядом с домом был госпиталь и магазин, а адвокатская школа находилась в двух милях. Что ещё нужно! Мелисса сделала предложение на покупку дома за 315 тысяч. Она дала задаток – десять тысяч долларов. Контрпредложение хозяев было 325 тысяч долларов. На том и порешили.

Так, всего за два дня, Мелисса решила все вопросы. Оставалось только получить деньги.

























ГЛАВА 30
Москва
14 февраля 1994 года

14 февраля в России праздновали входящий в моду, завезённый с Запада, день Святого Валентина. В этот день Якубовский превзошёл сам себя. На Центральном рынке он купил Вике и Анне по огромному букету красных роз. В дополнение к цветам, он купил килограмм свежей клубники, баллончик с взбитыми сливками, коробку шоколадных конфет и бутылку настоящего французского шампанского.

Все справляли этот новый праздник у Виктории. Тихо посидели, послушали хорошую музыку – это Игорь постарался. Якубовский, по старой традиции, получил на работе паёк с деликатесами. Около часу ночи Игорь с Анной уехали. А Якубовский впервые остался у Виктории.

Он проснулся рано утром, когда в комнате, где они спали, было уже светло. Вика лежала на боку, прижимаясь к нему всем телом. Тяжёлые локоны её белокурых волос разметались по его груди и  подушке. Якубовский обнимал Вику левой рукой. От долгого неподвижного лежания в таком положении его рука занемела. Осторожно, стараясь не разбудить, он высвободил её. Но Вика всё же на мгновение проснулась, поцеловала Владика, повернулась на левый бок и снова заснула. Теперь её обнажённая правая рука находилась поверх одеяла. На ней, повыше локтя, Якубовский увидел небольшое родимое пятно, по форме напоминавшее Австралию.

Якубовский задумался. Он был профессиональный разведчик со специально тренированной памятью. Тренировка памяти была особой заботой его инструкторов. Для этого применялся даже гипноз. Он был абсолютно уверен, что уже видел точно такое родимое пятно. Но где и когда, не мог вспомнить. И тут его как резануло. Он вспомнил! Это было в Вашингтоне. Летом. В гостинице. Он зашёл к Горянину в номер для того, чтобы взять пластиковый мешок. Горянин только вышел из ванной комнаты, где брился перед походом в ресторан. На нем была майка. Открывая дверь Якубовскому, в руках он держал полотенце. На его правой руке, немного выше локтя, было точно такое же родимое пятно. Ошибки быть не могло. Но как сочетается Вика и Горянин? Надо же! Такое совпадение. Вика с трудом вспомнила его на фотографии. Она не играла. Тут, видно, не так всё просто. Здесь определённо что-то кроется. Ладно… Пока виду не покажем… Но надо копать… Нужно получить всю информацию, какая только есть на них обоих – Викторию Коваль и Бориса Горянину… Тут явно, что есть… Но что?

Якубовский тихо встал с кровати. Прошёл в ванную комнату, стараясь вести себя как можно тише. Почистил зубы, вымыл лицо и вышел на кухню. На столе был беспорядок. Он слегка прибрал посуду. Налил воду в чайник. Нашёл растворимый кофе. Насыпал в две чашечки. А тут и чайник поспел. Он налил горячую воду в чашки. Поставил их на блюдца и вошёл в комнату, где спала Виктория. Осторожно поставив чашки на пол, он тихо снял с Виктории одеяло. Впервые он видел её обнаженную. Перед ним лежала молодая красивая женщина с прекрасной фигурой. Якубовский на мгновенье застыл, любуясь. Затем он накрыл Вику одеялом, опустился на колени и нежно поцеловал её в губы. Вика проснулась. Подняла обе руки, обнимая Якубовского, обнажив при этом большую белую грудь. Запах её прекрасного тела опьянил Владислава. Он снова снял одеяло с Вики.
– Ну почему тебе не спиться, Владенька? – шёпотом спросила его Вика.
– Я принёс тебе кофе, Вика, – прошептал он, уже понимая, что кофе придётся пить холодным.
– Кофе в постель? – успела спросить Вика.
– Или ну его подальше, – подыграл Якубовский Вике, пристраиваясь рядом.

До кофе очередь дошла гораздо позже, когда они, совершенно обессиленные, выползли на кухню. Они подъели остатки праздничного ужина, выпили кофе и снова ринулись в кровать, из которой уже не вылезали до следующего утра.
 
На следующий день Вячеслав Иванович, прибыв на службу, проследовал к своему начальнику и написал заявление с просьбой о представлении ему двухнедельного отпуска.




















ГЛАВА 31
Калифорния
9 марта 1994 года

К середине февраля на счету Мелиссы скопилось 465 тысяч долларов. Оформление покупки дома шло своим чередом. Теперь Мелисса должна была присмотреть себе машину. С учётом того, что ей скоро нужно будет возить коляску, иметь место для Джорджа и ставить пакеты с покупками, она решила, по совету мужа Шэрон, Фрэнка, купить микроавтобус иди что-нибудь, типа «Джип». Приехав на дилерскую «Тойоты» в десять утра, уже через полтора часа она сдала арендованную машину и на купленной новенькой «Тойоте» модели «4-Раннер» поехала в страховую компанию «ААА» для оформления страховки.

Вернувшись в гостиницу, неутомимая Мелисса продолжила подготовку к тестам для получения лицензии синхронного судебного переводчика. Кроме того, она решила сдать экзамен на водительские права штата Калифорния и посетить врача после того, как получит документы на дом и у неё будет постоянный адрес.

Беременность протекала спокойно. Мелисса даже стала более женственной. Она не страдала токсикозом, на лице и теле не выступили пятна. Она не переедала. Питалась исключительно по книжке: овощные соки, рыба, птица, фрукты и витамины. Она практически полностью исключила мучные изделия, картошку, рис и прочие крахмалы. Поэтому у неё был уже весьма заметный, но аккуратный животик, который она носила с какой-то особой грациозностью.

Жаль только, что Бориса не было рядом с ней. Она вспоминала его очень часто. В особенности по ночам, когда просыпалась от одиночества.














ГЛАВА 32
Москва
1 марта 1994 года

Две недели Владислав и Вика, тоже взявшая отпуск, провели вместе. Они редко выходили на улицу – только в магазин за продуктами и обратно. О своей жене он и не вспоминал.

1 марта Якубовский вышел на работу. В обед он встретился с Терёхиным в буфете. Потолкавшись среди сослуживцев, обменявшись с некоторыми из них дежурными фразами, он почувствовал, что общение с ними становится ему неинтересным.

Якубовский позвонил Кравченко. В «Агропроме» ему сказали, что Гаврила Петрович несколько дней назад был доставлен в наркологическую больницу в тяжёлом состоянии. Подробностей они не знали, только смогли сказать, что он постоянно находится под капельницей. «Вот до чего доводит водка», – подумал Якубовский. Затем он отзвонил нотариусу, чтобы узнать, как движется оформление собственности на квартиру. Секретарь нотариуса сказала, что господин старший нотариус будет на службе только через три дня. Наконец, настала очередь заняться запросами относительно Горянина.

Якубовский подготовил и направил запрос в Московский городской Отдел виз и разрешений Министерства внутренних дел РФ на бывшего гражданина Советского Союза Бориса Георгиевича Горянина, 1945 года рождения.

Так как больше в «конторе» делать было нечего, Якубовский отправился к Наталье, чтобы обсудить развод. Когда он своим ключом открыл дверь, первое, что, к своей тихой радости, он увидел в прихожей, – были мужские сапоги и, висевшее на вешалке, мужское пальто. Дверь в спальню была закрыта. Только визги «каракатицы» доносились оттуда. Якубовский решил разыграть спектакль. Он вынул из кобуры пистолет и открыл дверь спальни. К его удивлению, спектакль не пришлось разыгрывать. Голая «каракатица» лежала на животе поперёк кровати, а над ней трудился голый мужик.
– Всем стоять. Ни с места! – скомандовал Якубовский, направив оружие на мужика. Увидев пистолет, мужик поднял обе руки вверх и замер в такой позе. «Каракатица»-Наташка заохала и стала натягивать на себя простыню.

– Вы, молодые люди, не стесняйтесь. Заканчивайте. Я вас на кухне подожду, – спокойно заявил Якубовский и вышел из комнаты. В ванной комнате у него был тайник, где он держал деньги. Там, в тайнике, хранилось двести тысяч долларов. Ему нужно было время, чтобы достать деньги и рассовать их по карманам брюк, пиджака и пальто.
Наталья, повернув голову к любовнику, сказала:
– А ты, действительно, заканчивай раз начал. А то сил нет. Одни желанья.

Любовник, ещё не старый мужчина, видя, что дело приняло дружеский оборот, махнул рукой. К нему вернулась мужская сила, и он истово продолжил трудиться на своей обширной ниве.

Когда деньги были пристроены, Якубовский прошёл на кухню и поставил чайник на огонь. Сел на стул и засмеялся. Кто бы мог подумать, что он, застав жену с любовником, станет пить чай. Но теперь ему было всё равно. Разве Наташка могла сравниться с его Викой? Молодой! Красивой! «Но вот развод теперь получу, как нечего делать, тем более, что деньги-то при мне…» – продолжал рассуждать Якубовский.

Чайник закипел. Он взял чашку, ополоснул её под краном, налил кипяток и опустил в неё мешочек с заваркой. Наконец, послышались стоны и охи. Дверь спальни открылась, и мужик, «в чём мать родила», прошёл в ванную. Затем из комнаты, запахивая на голом теле давно не стираный халат, вылезла Наталья. Она, было, открыла рот, чтобы начать голосить, но Якубовский опередил её:
– Молчи, тварь! Застрелю. Ты помнишь наш разговор? Я хожу по лезвию бритвы, выполняя секретное задание, а ты вот чем занимаешься?

Наталья снова приготовилась к рёву, но Якубовский продолжил:
– Кто такой? Зачем он здесь? Где вы познакомились? Он что, следит за мной? Убью. Прямо сейчас казнить буду.
– Ты прости меня-а-а-а, – тихо взвыла она. – Племяш это мой. Несмышленый, – и повалилась на колени перед Якубовским:
– Молчи, сказал. Чтобы тихо было. Квартира-то на «прослушке». Я проверял.

Наталья прикрыла рот рукой и съёжилась. Из ванной вылез «племяш» и нагишом прошагал в спальню. Якубовский продолжил наступление:
– Такого позора я терпеть не собираюсь! Мы разводимся! Или обоих сейчас казнить буду. Мне ничего от тебя не надо. Давай десятку зелёных мне на жильё, и я исчез. Согласие на развод пишу прямо сейчас. Квартира твоя. Выпишусь я сам. Ясно? Спрашиваю, ясно?
– Да как же я жить без тебя буду-то? А любовь наша?
– У тебя чего? Крыша совсем поехала? Это с кем я тебя сейчас застукал? Скажи спасибо, что я на задании. Неси деньги и бумагу. Буду писать заявление в суд.

Наталья, тихо повизгивая, вышла из кухни. Из спальни появился «племяш»:
– Ты, я вижу, мужик, живёшь по понятиям. Я тебя уважаю. Правильно поступаешь. Я бы тоже так поступил. Наталья! Неси деньги-то.

Наталья принесла десять тысяч долларов и передала их Якубовскому.
– Все тут. Считать не надо. Ой, мамочка! Из последних отдаю. Как же теперь жить буду?

Она задала этот вопрос так для порядка. Не нужен ей был Якубовский. Они уже давно устали друг от друга, и Наталья тихо радовалась такому простому решению вопроса.

Якубовский взял листок бумаги, вырванный из школьной тетрадки, которую вместе с деньгами ему принесла Наталья. За три минуты он написал заявление в суд, о том, что не возражает против расторжения брака с гражданкой Якубовской, Наталией Спиридоновной. Расписался и пошёл в комнату собирать вещи.

В действительности собирать-то ему было нечего. Парадная форма, костюм, несколько рубашек, носки, трусы… – вот и все пожитки. Он сложил их в небольшой чемодан, с которым ездил в США. Ни фотографий, ни личных документов он дома не держал. Книги брать с собой смысла не было, а бритвенный прибор и зубная щетка уже были у Вики.

– Ты помнишь наш разговор? Так вот, ты мне не звони. Я сам тебя найду, – и он вышел из квартиры, в которую никогда не собирался возвращаться.

Наталья на следующий день, сбежав с работы, отнесла в суд заявление, в котором просила развести её с гражданином Якубовским.




















ГЛАВА 33
Москва
1 марта 1994 года

Утром 1 марта Мелиссе позвонила её агент Марша Робертс и сказала, что документы на дом готовы. Теперь нужно занести чек на сумму 315 тысяч долларов. Мелисса поехала в свой банк и взяла банковский чек на эту сумму. Она отвезла чек в компанию, которая оформляла покупку, Марша Робертс уже ждала её там. Мелисса подписала все документы.

Марша Робертс сказала, что бывшие хозяева выезжают из дома в субботу. Они договорились встретиться в субботу к двум часам, чтобы передать ей ключи. Мелисса попросила Маршу поехать с ней и помочь выбрать мебель. Она спросила у Марши знает ли та кого-нибудь, кто сможет ей покрасить дом внутри, настелить ковровое покрытие и всё вымыть. Марша Робертс пообещала Мелиссе, что приведёт человека, который ей всё сделает.

5 марта в два часа они встретились в новом доме Мелиссы. Большой грузовик с грузчиками только отъехал. Марша Робертс стояла у входа в дом с высоким молодым человеком, который назвал себя Стивеном Картером. Он осмотрел дом, сказал, что вся работа по покраске может занять не более недели. Мелисса попросила его покрасить двери, окна и плинтусы в белый, а стены в светло-бежевый цвет, и постелить шерстяные ковры светлого тона, с точечками, более тёмного цвета. Стивен Картер сказал, что к завтрашнему утру отправит ей по факсу смету. Картер уехал, а женщины обошли дом, убедившись, что он совершенно пуст, заперли двери и уехали покупать мебель, бельё и разную кухонную утварь.

В мебельном магазине фирмы «Викс» было всё, чтобы удовлетворить несложные претензии Мелиссы. Для себя она купила узкую односпальную кровать, матрас, комод и прикроватный столик. Для спальни на первом этаже Мелисса предусмотрительно купила двуспальную кровать, два прикроватных столика, матрас и комод. Одна небольшая комната была предназначена под кабинет. В эту комнату она купила стол для компьютера, стенд для принтера, письменный стол и книжный шкаф. Мебель для гостиной была выбрана тоже без изысков. Диван, второй диван немного меньшего размера, журнальный столик и кресло. В столовую они решили купить раздвижной стол на восемь человек и восемь стульев. И всё. Мелисса заказала доставку и установку мебели через десять дней, к 11 марта. Для малыша суеверная Мелисса не купила ничего. Потом – после рождения.

Из мебельного они с Маршей отправились в магазин «Сирс», в котором продаётся всё для дома. Там Мелисса купила набор кухонной утвари и посуды, обычный кухонный сервиз на восемь персон, столовый и чайный сервизы на восемь персон, несколько наборов спальных принадлежностей, новую стиральную машину, сушилку, пылесос, холодильник, два телевизора и магнитофон. В отделе доставки они договорились, что это всё ей должны привезти в субботу 12 марта.






































ГЛАВА 34
Москва
9 марта 1994 года

9 марта Якубовский получил ответ на запрос в Отдел виз и разрешений относительно Бориса Горянина. Его не интересовало всё «Личное дело». Ему нужно было знать, где он был летом 1963 года. Из копии Трудовой книжки следовало, что с 1962-го по 63-й год, Борис Горянин обучался в Николаевском филиале Одесского политехнического института, а с 1963-го по 66-й – в Одесском политехническом.

Якубовский позвонил в Николаев. Там, в городском отделе КГБ, в своё время работал его бывший сокурсник Петр Грач. На удачу, он продолжал работать там же, на том же месте, но в организации, которая теперь по-украински называлась… без разбега и не выговорить.

Звонок Якубовского застал Грача на месте. Он рассказал, что в Николаеве Одесского филиала давно не существует, и архив вряд ли сохранился.
– А что в реальности тебя напрягает?
– Был ли Горянин летом 1963 года на целине? И где?
– Так это же по линии комсомола. Нет проблем. Городской архив в полном порядке. Дай мне несколько дней. И я всё найду, – заверил Грач.
– Спасибо, друг. Я твой должник.
– Знаю там, какой ты должник, – ответил Грач. И они распрощались.





















ГЛАВА 35
Калифорния
9 марта 1994 года

9 марта позвонила миссис Бенет из школы адвокатов и сообщила Мелиссе, что они получили результат теста. Мелисса сдала его на 163 балла. Миссис Бенет поздравила Мелиссу с принятием на учёбу с осеннего семестра. Она пригласила Мелиссу прийти и выбрать предметы. Встречу назначили на понедельник, 14 марта, в 10 часов утра.

Теперь Мелиссе осталось только получить калифорнийские водительские права (до сих пор она использовала свои швейцарские), сдать тест на судебного переводчика и поступить в Оранж Коаст колледж, где Мелисса планировала взять курс русского языка. Она решила отправиться в Автомобильный департамент на следующее утро. Во время завтрака Мелисса обратила внимание на мужчину, говорящего по переносному телефону прямо из зала. Она дождалась, пока тот закончит разговор, и спросила, где она может купить такой телефон. Он с улыбкой ответил Мелиссе, что компания «ЛА Селюлар», что продаёт телефоны и сервис, находится на противоположной стороне фривея.

Радостная Мелисса, наспех проглотив завтрак, села в свою машину и помчалась в «ЛА Селюлар». Но там её ждало лёгкое разочарование. Для оформления телефона её попросили предоставить водительские права, а их у Мелиссы ещё не было. Она вздохнула и отправилась получать права.

Автомобильный департамент помещался на углу всё того же Харбор бульвара и 19-й стрит. Мелисса взяла пособие по подготовке к экзамену и поехала в колледж.

Она прошла в офис, где планировала записаться в класс русского языка, но по дороге случайно остановилась у стенда с объявлениями. Ей на глаза попалось объявление, которое изменило её решение. Объявление было следующего содержания:

«Russian Language professional teacher is
looking for a student. Reasonable price.
Sorry, I do not have a car. (714) 133-2266» (11).

Мелисса переписала объявление. Она решила, что индивидуальные занятия ей в настоящее время подходят лучше. Вернувшись в гостиницу, она позвонила по объявлению. Учителем оказалась женщина, судя по голосу, примерно лет шестидесяти. Она практически не говорила по-английски и с трудом продиктовала свой адрес. Договорились, что Мелисса приедет к ней в 4 часа.

Сверившись по карте, Мелисса быстро нашла нужный адрес и в 4 часа уже парковала машину у двенадцатиэтажного здания, предназначенного для малоимущих людей. Она поднялась наверх и позвонила. Дверь открыл невысокого роста пожилой мужчина, одетый в клетчатую рубашку-ковбойку и точно такие же шаровары, как Борис купил в Тольятти. И цвета они были такого же – чернильно-лилового. Но этот человек носил их не как обычно, а натянул их так, что резинка была прямо у него подмышками. Штанины у него были заправлены в носки, а рукава рубашки завёрнуты два раза, так же как Борис закатывал их в Тольятти.

Мужчина смотрел на Мелиссу. Было ясно, что он не знает, как ей сказать, чтобы она заходила. Мелисса поздоровалась и назвала своё имя. Тут появилась женщина, одетая в такой же халат, как и прислуга, что приходила к ним убирать гостиничный номер в Тольятти. Борис дал ей тогда деньги и попросил принести хлеб и сливки… С волосами, заколотыми очень похожей заколкой… Мужчина жестом пригласил её зайти.

В квартире была всего одна комната и крошечная кухонька, во всём ощущалась страшная  бедность. На кухне у старичков стоял садовый столик и четыре складных стула. Телефон висел тут же на стене. Вместо кровати – диван. Старый телевизор с проволочной антенной стоял на полу. И всё. Больше ничего в комнате не было. По-видимому, всё остальное их имущество было уложено в стенном шкафу.

Мелисса вспомнила, как в кинофильме «Тарзан» Джейн знакомится с Тарзаном. Она рукой показала на себя и медленно выговорила по слогам «Ме-лис-са». Потом она указала на женщину. Та поняла и медленно, тоже по слогам, сказала: «Люд-ми-ла Пет-ров-на, Ми-ла». Мелисса повторила: «Ми-ля». Это уже было слишком. Так они с Борисом называли друг друга. И если бы у неё была девочка, то Мелисса назвала бы её Милой. Слёзы градом покатились из её глаз. Оба пожилых человека, так и не поняли, что происходит. Почему эта молодая, приличного вида женщина начала рыдать, услышав имя Мила? Людмила Петровна принесла Мелиссе чашку с водой.

Мелисса провела у них три часа. Постепенно, она узнала, что пожилого человека зовут Валентин Семёнович. Проще, Валя. Старички напоили Мелиссу чаем с пирогом, который Людмила Петровна «сама спекла». Когда Мелисса выговорила «пель-ме-ни», то Людмила Петровна, как могла, объяснила Мелиссе как их можно приготовить. Общение с пожилыми людьми успокоило её. Оба старичка очень понравились Мелиссе. Ей стало как-то уютно. Весьма возможно, что в её положении, когда она была практически одна и ждала ребёнка, ей необходимо было постоянное общение с пожилыми людьми. Ей было нужно, чтобы кто-то ухаживал за ней. Угощал домашними пирогами и пельменями. Ей не хотелось уходить. Мелисса чувствовала, что и они не хотят расставаться с ней. Они даже начали общаться как-то быстрее.

От старичков Мелисса узнала телефон человека, который мог бы помочь их общению. Это была бывшая преподавательница английского языка, которая теперь работает в отделе социального обслуживания. Её зовут Лена, но все называют её «правительственная». Мелисса взяла телефон этой женщины. Вернувшись к себе в гостиницу, она набрала номер телефона «правительственной». Лена, действительно, оказалась очень приветливой и общительной. Она рассказала Мелиссе историю старичков.

Валентин Семёнович и Людмила Петровна Труновы приехали в Америку из Красноярска два с половиной года назад. Валентин Семёнович всю жизнь проработал инженером, а его жена окончила педагогический институт по специальности преподаватель русского языка, но так случилось, что она родила старшую девочку и начала работать в детских яслях. Затем родила ещё двоих детей. Вот так она и проработала всю жизнь в яслях. Дети давно выросли. Обзавелись собственными семьями. Старшая дочь ушла жить к мужу, а средний сын жил в одной квартире с родителями жены. Младшая дочь Светлана ещё до окончания медицинского института вышла замуж. Её муж стал программистом. Но решить квартирный вопрос их младшей дочери не удалось. Они с мужем и двумя маленькими детьми жили в малосемейном общежитии, в ожидании очереди на квартиру.

В 1990-м Света с семьей решила ехать в Америку. Так как денег у них не было, то они с мужем договорились, что фиктивно разведутся. Света выйдет замуж за какого-нибудь американца, одного из тех, которые зачастили в Россию в поисках невест. Она устроится на новом месте, а потом вызовет бывшего мужа с двумя детьми.

Через брачное агентство Света познакомилась с одним таким типом. Внешне он был, мягко говоря, не привлекательным. Кроме того, произошла ошибка в переводе. Он сказал, что он «Lifeguard on the beach.(12) Но горе-переводчица посмотрела в словарь и решила, что он сказал «Coast Guard».(13) Значит, перевела эта дура, – он морской пограничник. Конечно, Светка вышла замуж за этого «пограничника».

В общем, «пограничник» оказался полным идиотом. По своим умственным способностям он годился только для работы на пляже. И зарабатывал он столько, что ему не хватало даже на то, чтобы самому снимать апартаменты. Он жил ещё с двумя такими же оболтусами, как и он сам. Всю жизнь он ждал наследства от своих родственников. В дополнение ко всему, он забрал у несчастной Светки паспорт и грозился продать её в мексиканский бордель. Пробыв замужем за этим дебилом почти год, Светлана поняла, что совершила большую ошибку, но решить свой вопрос самостоятельно она не могла, так как боялась, что её депортируют обратно в Россию. Кроме того, у неё совершенно не было денег. Она как-то познакомилась с мексиканцами и в группе нелегалов убирала дома. Все деньги, которые ей удавалось заработать уборкой, у неё отбирал «пограничник».

Каким-то образом Светлана познакомилась с Леной. Та посоветовала ей обратиться в организацию, помогающую обиженным женщинам. Так Светке удалось выбраться из ямы, в которой она оказалась. А тут на неё обрушилась другая беда. Светкин муженёк Николай, который подговорил её на эту авантюру, в Красноярске сошёлся с той самой переводчицей. Хорошо, что мать с отцом сумели забрать детей. В это же время американский муж Светланы договорился со своим приятелем, полицейским, и тот арестовал Светку по причине отсутствия у неё документов на легальное пребывание в Америке – паспорт-то был у муженька.

Валентин Семёнович и Людмила Петровна, когда узнали от позвонившей им Лены, что произошло с их дочерью, решили немедленно ехать в Америку, помочь Светлане. Но так как денег у них не было, оставалось только одно – продать свою двухкомнатную квартиру. Квартиру купила всё та же переводчица-разлучница. Купила за гроши. Всего за десять тысяч долларов. И стала жить в этой квартире с их же бывшим зятем. Вот пройдоха!

Старики бросили всё. Только обе пенсии перевели на адрес старшей дочери и в 91 году рванули в Америку по туристической визе. Полторы тысячи ушли на билеты до Америки. Пять тысяч взял адвокат, который за пятнадцать минут вытащил Светлану из тюрьмы, так как дела на неё заведено не было. Две тысячи они дали ей на билет до Российского консульства в Сан-Франциско, где ей оформили российский паспорт, на билет до Москвы и оттуда до Красноярска – а там сестра с братом помогут. Её взяли обратно на работу в ту самую больницу, в которой она работала раньше. Но платили там сущие гроши. Детей она забрала. И стали они снимать жильё.

Сами же старики остались без ничего. Хорошо, что всё та же Лена помогла им быстро легализоваться и устроиться на медицинскую программу для малоимущих граждан. Со временем они стали получать финансовую помощь и талоны на питание. Экономя на всём, они ещё умудрялись переводить Светке по сто долларов в месяц, так как она с двумя детьми снимала комнату в коммуналке.

Уже прошло два года. Деваться старикам было совершенно некуда. Ни в Америке, ни в России им жить негде и делать совершенно нечего. В конце разговора Мелисса попросила Лену передать старикам, что она придёт к ним на следующий день в пять часов вечера.

Мелисса приняла эту историю близко к сердцу. Люди остались совсем одни на старости лет. Ей было очень жалко пожилых людей, попавших в такую неприятную историю. Ей было жалко их и потому, что она тоже была совсем одна. Всю ночь Мелисса не спала. Всё думала, как ей поступить. И с ребёнком они ей могут помочь. И язык она с ними выучит. И готовить они будут домашнюю еду. А самое главное, Мелисса будет не одна. И они будут не одни. Это и есть решение всех вопросов. Ей самой будет хорошо и людям поможет.

Утром 10 марта Мелисса поехала сдавать тест на водительские права. Она успела прочитать пособие всего два раза. Этого оказалось достаточно. Письменный экзамен она сдала сходу. А вождение ей разрешили не сдавать вообще, учитывая её десятилетний стаж водителя. Ей выдали временное удостоверение, пообещав, что постоянное придёт по почте.

Из Автомобильного департамента Мелисса поехала покупать мобильный телефон, а потом – гордая и счастливая, радуясь новой игрушке, отправилась посмотреть, как Стивен Картер красит дом. Она увидела, что рабочие уже вытащили старое ковровое покрытие, и заканчивают покраску.

Отъехав от своего дома, Мелисса решила остановиться у госпиталя, к которому примыкал их комплекс. Приёмное отделение госпиталя находилось всего в двухстах метрах от дома. В её положении это было более чем удобно. Она приятно удивилась, обнаружив, что прямо на углу улиц Талберт и Брукхёрст находится Медицинский центр. Мелисса запарковала машину и вошла внутрь. В списке врачей был педиатор доктор Лернер. «Это пока нам ещё рано, – сказала она Джорджу. – А вот гинеколог-акушер доктор Розен нам как раз и нужен».

Она поднялась на второй этаж и прошла в офис доктора Розена. Войдя в офис, она обратилась к регистратору с вопросом, может ли она показаться врачу. На удачу, доктор осматривал пациентку, после чего мог уделить время и Мелиссе. Она протянула карточку медицинской страховки и временное водительское удостоверение регистраторше, а сама уселась и стала заполнять анкету. Доктор освободился как раз тогда, когда Мелисса закончила отвечать на вопросы.

Мелиссу пригласили пройти внутрь. Там её взвесили, обмерили, проверили температуру и давление. Когда пришёл врач, Мелисса уже переоделась в бумажный халат и, лежа на специальной кровати, ждала его. Доктор оказался очень приветливым высоким, стройным человеком с очень внимательным взглядом. Он тщательно осмотрел Мелиссу, подробно расспросил, как проходит её беременность, почему она не пришла к врачу раньше, и сделал ультразвуковой тест. Доктор попросил Мелиссу принести ему выписку из её истории болезни из клиники, где она находилась на излечении. В конце он сказал Мелиссе, что она в великолепной форме, что мальчик развивается нормально, похвалил за то, что она каждый день занимается зарядкой, принимает правильные витамины и выразил желание познакомиться с папой малыша. По печальному вздоху Мелиссы он понял, что знакомство не состоится. Теперь вздохнул доктор. Он похлопал Мелиссу по руке и сказал, что если бы он был молодым, то посчитал бы за счастье быть с такой женщиной, как она.
– Приходите ко мне через две недели и продолжайте делать всё так, как делали раньше. И, самое главное, – больше положительных эмоций.

Вечером Мелисса приехала к Труновым. Они уже знали, как им общаться. Они писали, рисовали, жестикулировали и… понимали друг друга. Мелисса захотела сделать им что-то приятное и пригласила старичков в ресторан. Они поехали в «Сизлер».

Валентин Семёнович и Людмила Петровна за полтора года пребывания в Америке впервые оказались в сказочном, как им показалось, месте, где еда была вкусной, а главное, – ешь, сколько сможешь! Они так и поступили. Жареные креветки улетучивались с необычной для их возраста скоростью. Мелисса уже стала беспокоиться об их здоровье. Она потом узнает пословицу «На дурницу и уксус сладок». Но пока она видела, как увеличивается живот у Валентина Семёновича, а Людмила Петровна стала задыхаться.

Мелисса, чтобы остановить это кощунство, предложила им показать свой дом. Старички, с трудом передвигая ноги, направились к выходу. Они нехотя покинули это заведение. С трудом забрались к Мелиссе в машину и через пять минут были у неё дома.

Было уже восемь вечера, но Стивен ещё работал. Стены, двери, окна и плинтусы уже были покрашены. Теперь он снимал маскировочные ленты. Они походили по дому, стараясь не притрагиваться к свежей краске. Мелисса видела насколько Труновым всё нравиться. По тону их голосов она поняла, что они абсолютно искренне поздравляют Мелиссу и желают ей счастья на новом месте. Она, больше не в силах сдерживаться, пригласила их переехать жить к ней. Они не поняли друг друга. Её мобильный телефон ещё не работал, и в доме телефона тоже пока не было. Тогда она отвезла их к ним домой, а сама уехала в гостиницу, чтобы снова позвонить Лене.

Мелисса объяснила Лене, что она предлагает старичкам переехать жить у неё в доме. Она поселит их в отдельную комнату с мебелью и отдельным туалетом. Питаться они будут вместе. За это она просит их заниматься хозяйством. Сидеть с малышом. Готовить обед и, если смогут, поддерживать чистоту в доме. Она готова им платить тысячу долларов в месяц. При этом они сохранят своё финансовое пособие, так как будут жить у неё и питаться бесплатно. Так они смогут скопить деньги на возвращение в Россию.

Когда через двадцать минут Мелисса позвонила Труновым, то в телефонной трубке, вместо ответа, она услышала всхлипывание. Так у Мелиссы появились учителя русского языка, а у Джорджа – няньки.

Мелисса и её новые друзья-помощники переехали в готовый дом в субботу, 18 марта. Они устроили новоселье. Пришли Шэрон и Марша с мужьями, Лена и миссис Бенет. Они принесли подарки: кухонный комбайн и стенные часы.

И началась размеренная жизнь. Мелисса купила несколько спортивных тренажёров, которые поставили в гараже. Она сдала экзамены на судебного переводчика, а после этого стала заниматься русским, благо она полностью погрузилась в языковую среду. Уже через месяц они со старичками бойко общались на русско-английской смеси.

Мелисса прекрасно выглядела. Раз в две недели, она навещала доктора Рознера. Он был очень ею доволен, хотя благодаря усилиям Людмилы Петровны она стала набирать вес. Пришлось сократить количество выпекаемых пирогов, пирожков, пышек и булочек, отказаться от которых Мелиссе стоило больших трудов.

Вместе с миссис Бенет Мелисса выбрала предметы на осенний семестр и разработала расписание занятий таким образом, чтобы она могла заниматься два часа, уезжать домой кормить Джорджа, немного отдохнуть и вернуться на следующие два часа. Они решили, что вместо обычных двух лет, Мелисса будет учиться два с половиной года, её это полностью устроило.
 














ГЛАВА 36
Москва
11 марта 1994 года

Пётр Грач сдержал слово. Он позвонил Якубовскому и сказал, что у него есть список студенческого стройотряда города Николаева, сформированного летом 1963 года. Борис Георгиевич Горянин в списке значится. И ещё. Там произошла какая-то странная история. В папке имеется ходатайство командира мотострелкового полка майора Льва Ивановича Петрунина, в котором тот просит наградить Горянина.

–Так и пишет «За проявленное мужество и героизм при спасении жизни старшего лейтенанта Касаткина Ивана Владимировича, прошу представить к награждению Горянина Бориса Георгиевича, медалью «За освоение целины». Борис Георгиевич Горянин в трудных условиях доставил тяжело раненого лейтенанта Касаткина в больницу, находящуюся в 55 километрах от места расположения отряда, в деревню Фёдоровку, где продолжал оставаться с раненым. При этом неоднократно давал ему свою кровь. Командир мотострелкового полка майор Петрунин Лев Иванович».
– И что? Наградили?
– Нет. Есть резолюция – «Не вижу оснований». Подпись неразборчивая. А зачем тебе это всё? Ведь уже много лет прошло?
– Я веду расследование одного дела, по которому этот Горянин проходит как главный фигурант, – задумчиво соврал Якубовский. – Так ты сбрось мне это по факсу. Тот же номер, что и телефон. Я переключаю. Ну, давай, дружище. До встречи!

Через несколько минут оба документа были в руках Якубовского. Круг замкнулся. Вика Коваль родилась в мае 1964 года, а Горянин был за девять месяцев до рождения Виктории в деревне, в которой она родилась. Тут есть о чём подумать…. Значит, Горянин ИМЕЛ ВОЗМОЖНОСТЬ пересечься с матерью Вики за девять месяцев до её рождения.













ГЛАВА 37
Николаев, Украина
2 июля 1963 года

На пропечённом солнцем перроне вокзала города Николаева гремела музыка. На охающем и пускающем облака пара локомотиве висел огромный транспарант «ДАЁШЬ ЦЕЛИНУ!». Шла погрузка эшелона объединённого городского студенческого стройотряда, направляющегося в Целиноградскую область Северного Казахстана. У входа в вагоны командиры отрядов сверяли списки и впускали в вагон только тех, кто успел без «хвостов» сдать летнюю сессию и получил рекомендацию комитета комсомола своего вуза. Студенты, сбившиеся в группки, по-детски смеялись по каждому поводу и без оного. То тут то там запевали свои студенческие, иногда сочиняемые прямо на ходу, песни. Вот здесь на мотив «Прощания Славянки» запевают:

Отгремела весенняя сессия,
Нам в поход собираться пора
Ну чего ты, мамаша, невесела,
Ухожу я в целинный отряд…

А рядом на мелодию «Там, вдали за рекой…» слышится:

…Политехники соль,
Остальные все ноль,
А технолог и медик дубина...

Борис Горянин только что окончил первый курс Николаевского филиала Одесского политехнического института. Он планировал перевестись в Одесский политехнический. Но тут подвернулась возможность подработать немного денег в стройотряде, и Борис, не раздумывая, побежал в комитет комсомола. Там записывали студентов, желающих поехать на лето поработать в Казахстан. Условие было одно – чтобы не было «хвостов». На объединенный отряд города Николаева выделили 15 общих вагонов, с учётом третьих полок, – это более тысячи человек. Люди набрались.

Борис с чемоданом, в котором было только самое необходимое (тёплых вещей велели не брать), подошёл к своему вагону, предъявил зачётку командиру отряда, который убедился, что Борис все зачёты и экзамены сдал, и прошёл в вагон. Борис решил, что займёт расположенную вдоль вагона узкую полку на третьем ярусе. Место самое плохое, поэтому не будут беспокоить и предлагать поменяться.

Вот уже все угомонились и расселись по вагонам. Раздался гудок локомотива, и поезд тронулся в неизвестность. В тот день им два раза выдали по ломтю хлеба и горячую воду. Через сутки прибыли в Харьков. Там эшелон поставили на тупиковой ветке и всех накормили горячим обедом из полевой кухни: щи, перловая каша и компот.

В Харькове к их эшелону подсоединили ещё два вагона со студентами Одесского экономического института – в основном, девчонки. Ребят же было раз, два и обчёлся. Среди «экономисток» Борис приметил одну худющую, длинноногую девчонку с огромными серыми глазами и прической «конский хвост». Он прошёлся возле неё несколько раз, но подойти не решился. Только на третий раз они встретились глазами, улыбнулись друг другу… и разошлись, так и не познакомившись.

В Сызрани, куда поезд прибыл на следующий день, их кормили таким же обедом, что в Харькове. Борис снова встретился с этой девчонкой. Её «конский хвост» он заприметил, как только вышел из вагона. На этот раз он втёрся в очередь за щами и, как бы ненароком, оказался рядом с ней. Они встретились глазами и улыбнулись друг другу. Но тут её позвали подружки, и она отошла к ним. После обеда Борис продефилировал мимо неё, не спуская глаз. Увидев Бориса, она встала, подошла к нему и, протянув руку, сказала:
– Меня зовут Руслана Анатольевна Катушкина. Ты приходи к нам в 16-й вагон. В картишки сыграем.
– А можно?
– Тебе можно. А зовут-то тебя как?
– Борис.
– Боря. Боря. Выйди с моря, – засмеявшись, пропела она. – Ты приходи. Ладно.
– Приду. А когда?
– Как тронемся, так и приходи, – и она убежала к своим девчонкам.

Не брившийся со дня отъезда, Борис поспешил в свой вагон, достал бритвенный прибор, мыло и полотенце, заперся в туалете и тщательно выбрился под струей холодной воды, а затем, сняв рубашку, помылся до пояса. Поезд уже тронулся, в дверь начали стучать…

Борис прошёл сквозь несколько вагонов и нашёл Руслану. Она сидела на нижней полке рядом с другой девчонкой. Напротив них сидел здоровенный парень. Похоже, что они ждали кого-то.

Борис, протянув и пожимая каждому руку, представился. Парень вместо имени сказал, что его все зовут «Стариком». Пожимая руку Русланы, Борис почувствовал, что её рука заметно холоднее, чем его. Она это поняла и тут же сказала: «Руки холодные – сердце горячее». Эта девчонка, Руслана, была явно языкатой, впрочем, как и все представительницы города-героя Одессы.

Они начали играть в карты. В «дурачка». Борис, смущенный от близости Русланы, которая нравилась ему всё больше и больше, постоянно делал ошибки и оставался в «дураках». Он сдавал карты, а подружка Русланы, Светка, подбадривала его: «В игре не везёт – повезёт в любви». Наконец, им надоело подшучивать над Борисом, который уже по уши влюбился, и они стали разговаривать на темы интересные для второкурсников. Старик, которого звали Женей, поразил Бориса открытостью и смелостью заявлений относительно роли партии и комсомола в жизни молодёжи. Он явно был начитаннее других. И ему нравилась Светка, поэтому парни легко подружились.

В Челябинске эшелон стоял всю ночь, пропуская другие поезда. Борис, влюблённый в Руслану, мечтал, чтобы они ехали так вечно. От Омска до Павлодара они доехали довольно быстро. В Павлодаре их ждали бортовые грузовые машины, оборудованные для перевозки людей.

Борис уже было приготовился усесться рядом с Русланой, но тут случилось вот что. Прямо перед посадкой на машины, он поймал небольшого лягушонка. Борис подошёл к Руслане и, протянув ей правую руку с зажатым в ней лягушонком, спросил:
– Угадай, что у меня в руке?
– Наверное, какой-то страх Божий, – с закравшимся подозрением сказала девушка. – Ты только не пугай меня. Ладно?

Борис раскрыл руку. По какой-то странной случайности лягушонок, оттолкнувшись своими длинными лапками от ладони Бориса, прыгнул прямо на грудь Русланы. От растерянности и страха она завопила. Борис не знал, что она трусиха и боится прикоснуться не то, что к таракану, а даже к стрекозе. Про лягушек и мышей и говорить не приходится.
– Я же просила меня не пугать! Ты псих ненормальный! Уходи от меня и никогда больше в жизни не подходи. Я же просила меня не пугать. Ты предатель, – она держалась за сердце. И было видно, что испугалась не на шутку.

Борис пытался извиниться. Он не ожидал, что она такая боязливая. Больше всего на свете он не хотел, чтобы она переживала. А ссорится с ней – и подавно. Но Руслана была непреклонной. Предатель. И всё тут. Несчастному Борису не оставалось ничего другого, как сесть в другую машину.

Николаевский отряд распределили по нескольким совхозам. Борис и Руслана оказались в одном совхозе «Целинный», но Руслана вместе с основной группой осталась на центральной усадьбе, а Борис и ещё пятьдесят ребят, включая Старика, проехали на пять километров дальше до отдаленной деревни со странным названием «Галупово».

Их подвезли к огромному бараку старой постройки. Старик сразу отметил, что это явно лагерный барак. Впоследствии оказалось, он был прав. Перед бараком на лавочке сидело несколько молодых женщин, которые без интереса осмотрели всех стройотрядовцев и молча ушли к себе. В бараке было три комнаты и предбанник. В первой небольшой комнатушке жили, высланные из разных городов, шесть проституток. Вторая комната – маленькая, была пустая, а третья, – собственно весь барак, – была заставлена нарами. Посреди каждой из комнат стояли «буржуйки». В углу барака пыхтел «Титан» – огромных размеров нагреватель для питьевой воды.

В деревне была везде жуткая грязь. Дома какие-то покосившиеся. Заборы кривые. Потом ребята узнали, что деревня эта возникла в середине тридцатых, когда сюда вывезли «кулаков» из Украины. Их привезли зимой и заселили именно в этот барак. Многие из них не дожили до весны.

Студентам выдали по ломтю хлеба, и каждый со своей кружкой подходил к «Титану» и набирал горячей воды – вот и весь ужин. Было совсем поздно, когда стройотрядовцы разложили старые, рваные матрасы с подушками и, не раздеваясь, завалились спать.

Наутро, они погрузились в машину и отправились на центральную усадьбу совхоза для ориентации. Перед зданием столовой студентов ожидали директор совхоза, парторг, комсомольский руководитель, словом, весь руководящий состав. Они по очереди приветствовали ребят с прибытием, желали успешной работы и отличного студенческого отдыха. После этого каждый получил старую и совсем ветхую хлопчатобумажную форму военного образца. Кирзовые сапоги. Рукавицы. Две пары портянок и телогрейку. На некоторых гимнастерках были металлические пуговицы с двуглавыми орлами, из чего стало ясно, что это обмундирование находилось на складах ещё с царских времён. Тем, кто был оставлен для работы на кухне, ничего этого не полагалось. То есть девчонки, включая Руслану, оказались без тёплых вещей, что впоследствии стало для них серьёзной проблемой.

Борис снова попытался заговорить с Русланой, но та категорически не желала говорить с «предателем». Он отошел от неё, но из виду её не упускал. Борис увидел, что она взглядом ищет его, но когда их взгляды встретились, отвернулась. Отвернулся и Борис.

Вот так началась стройотрядовская жизнь. Утром подъём в шесть. Полчаса на сборы. Простой завтрак: ломоть хлеба и горячая вода. Работа с семи до двенадцати. Обед: на первое – невнятная жижа, на второе – какая-то бурда и подобие компота. Опять работа до шести вечера и ужин – тот же ломоть хлеба с горячей водой. Для подростков такой рацион был явно не достаточен. Все постоянно испытывали чувство голода.

Надо сказать, что присутствие проституток не оказало на студентов никакого влияния. Студенты ими не интересовались. Как, впрочем, и женщины не обращали внимания на студентов. Однако высшее руководство городского отряда, по-видимому, узнав о проститутках, поселилось в маленькой комнате барака. На работу они не ходили, а постоянно пили и гуляли с девушками. Такое соседство явно не способствовало укреплению морали.






































ГЛАВА 38
Северный Казахстан
Лето 1963 года

Отряд, в котором работал Борис Горянин, строил зернохранилище. Собственно, это была внушительных размеров бетонированная площадка, на которую планировалось установить стены и накрыть крышу. Бетон замешивали в бетономешалке, где смесь цемента, песка и гравия заливали водой. Потом на носилках переносили бетон и заливали в приготовленные формы. Руководили ходом строительства старшекурсники строительного факультета. Бориса поставили возить цемент и прикомандировали к трёхосному грузовику-самосвалу марки ЗИЛ-150, способному перевозить до десяти тонн сыпучих грузов. Однако подъём кузова не работал, поэтому приходилось вручную лопатой загружать, а потом и выгружать насыпанный в «навал» цемент.

Цементный склад находился километрах в шестидесяти от деревни Галупово в посёлке Фёдоровка. Дороги от Галупово до Фёдоровки не было. Поэтому поездка в одну сторону по степи занимала почти два часа. Цемент высыпался из цилиндрической формы хранилища на платформу, к которой задом подходила машина. С платформы – сверху в кузов – нагружался цемент. Количество высыпаемого на платформу цемента контролировалось высыпным устройством. Водитель самосвала Василий Охрямкин сказал Борису, что надо загрузить тысячу двести лопат. Он сам считал. Пока Борис орудовал лопатой, водитель мирно лежал под машиной и дремал.

Фёдоровка поразила Бориса: на улицах было чисто, дома выбелены. Окна и двери покрашены, дети бегали в туфлях, даже гуси бродили чинно, с достоинством. Борис спросил у водителя, а в чём, собственно, дело. Ответ был прост: «Так это же немцы. У них всё не как у людей».

Днём было очень жарко. Поэтому Борис разделся до пояса. Он старался заполнить машину как можно быстрее. Тысячу двести лопат он закинул за три часа. Но когда вернулись на центральную усадьбу, обед уже закончился. Котлы стояли пустые, и в столовой никого не было. Только Руслана и ещё несколько девушек мыли посуду. Ничего, кроме отдельных кусков хлеба, там уже не оставалось. Унижаться перед поварихами влюблённый в Руслану Борис не стал. Он ушёл из столовой, не попрощавшись с девчонками, и хоть был страшно голоден, не взял даже хлеба.

На следующий день Борис прихватил с собой рулетку, тетрадку и карандаш. В тетрадке он сделал эскиз платформы, измерил расстояние до высыпного устройства. Всё время, пока нагружал цемент в машину, он о чём-то сосредоточенно думал.

В этот день было ещё жарче, чем в предыдущий. Жара доходила до 36 градусов. Нагрузив машину, Борис страшно захотел пить. Прямо рядом с цементным хранилищем находилась больница. Он зашёл туда попросить воды. В больнице, кроме санитарки или медсестры, никого не было. Медсестра – молодая, весьма привлекательная блондинка, сразу понравилась Борису. Он представился и спросил, как её зовут. Молодая женщина, не намного старше Бориса, ответила, что её зовут Фрида Нушке. «Фрида Нушке?» – переспросил Борис. И тут заметил, что она читает газету «Der Welt» на немецком языке. Борис учил немецкий в школе и в институте, но как и все, ничего не мог сказать, кроме отдельных слов. Хотя читал он по-немецки довольно бегло. Борис понял, что Фрида немка. Он попросил у неё воды. А пока пил, разузнал как она, немка, оказалась здесь, Бог знает где, в Казахстане, посреди огромной степи. Фрида рассказала ему, что её родителей, родителей её мужа и всех их родственников в 1941 году переселили из посёлка Гросс Либенталь (под Одессой) сюда, в Фёдоровку. В настоящее время этот посёлок на 90 процентов состоит из немцев. Борис поблагодарил Фриду за воду и, прощаясь, как галантный кавалер, первый раз в жизни поцеловал женщине руку. Фрида вспыхнула от смущения. Для неё это тоже было впервые. Рука у неё была мягкая, пухлая. Как сама Фрида. На прощанье она пригласила Бориса, не стесняясь, заходить к ней ещё.

Когда они с водителем вернулись к себе в совхоз на центральную усадьбу, в столовой Руслана подошла к Борису и сказала, чтобы он не строил из себя графа Потоцкого и шёл есть обед, который она оставила для него. Но, отобедав, Русланы он уже не нашёл. И ему не довелось поговорить с ней – нужно было ехать сгружать цемент.

Вечером, до самого отбоя, Борис делал в тетрадке эскизы какого-то малопонятного сооружения. Вычерчивал детали и рассчитывал размеры. На следующее утро он с водителем загрузил в машину доски, 4 листа фанеры и 4 листа оцинковки. Взял пилу, молоток, гвозди, и прочий плотницкий инструмент положил в ведро. В это утро вместо того, чтобы загружать цемент в машину, они с водителем сколотили большой наклонный жёлоб, который установили на платформе под цементонакопителем. Верхняя часть жёлоба находилась прямо под высыпным механизмом цементонакопителя, а нижняя – выступала за платформу на две трети кузова. Машина подъезжала под нижний конец жёлоба. Человек на платформе приоткрывал люк высыпного механизма, и цемент, по изогнутому оцинкованному железному листу, скользил прямо в кузов машины. Проходившие мимо люди внимательно смотрели, чем там занимаются Борис с Василием, и в знак одобрения поднимали вверх большие пальцы.

В этот день они заполнили машину менее чем за полчаса. Но к обеду снова опоздали. Как и вчера, Руслана ожидала Бориса. Молча принесла ему его обед на подносе. Она по-прежнему не разговаривала с ним. Теперь Борис даже и не пытался заговаривать с ней, решив, что он ей совсем не нравится. Ну не нравится, так не нравится. Значит, так тому и быть.

На следующий день они быстро заполнили машину. Водитель сказал, что отдохнёт немного, а Борис отправился к Фриде. В больнице больных не было. Врач был у себя в пристройке, а Фрида скучала. Борис больше часа протрепался с миловидной женщиной. Фрида рассказала ему, что она замужем за Иоганном Шмидтом. И что он сейчас на курсах кузнецов. А Борис рассказывал ей об институте, о городе Николаеве, о том, что он собирается переводиться в Одесский политехнический институт. Им обоим было интересно узнать о той, другой жизни, которой жил каждый.

Вот так и пошло. Они с водителем приезжали в Фёдоровку. Быстро наполняли машину цементом. Водитель ложился спать, а Борис отправлялся к Фриде. Он рассказывал ей самые разные истории, а некоторые даже сам сочинял на ходу. Прошло недели две. И как-то само получилось, что они начали с Фридой целоваться. А ещё через неделю Фрида повела Бориса в тёмную комнату, где он, не имевший до этого опыта, стал мужчиной. С тех пор все последующие приезды в Фёдоровку они проводили в этой тёмной комнате.

Отношения с Фридой изменили внутренний мир Бориса. Он, не то чтобы забыл о Руслане, но перестал мечтать о ней. Руслана же, отметив, что Борис более не пытается заговорить с ней, решила, что помучила его достаточно долго. Она сама стала искать повод, чтобы заговорить с ним. Но повод всё не находился. А просто так вдруг начать говорить с ним ей мешала её девичья гордость.

Прошёл почти месяц, как студенты приехали на целину. 1-го августа им выдали первую зарплату. По сто пятьдесят рублей на руки. Тогда, если учесть, что стипендия была тридцать пять рублей, это были большие деньги. Но руководители городского отряда решили удержать у каждого из студентов по десять рублей. Как они сказали, «на помощь братской Кубе». Сумма набралась немалая. Десять тысяч рублей. Автомашина «Волга» тогда стоила три с половиной тысячи. Получив деньги, Борис сразу же побежал в магазин. Он купил себе меховую кроличью шапку и тёплые перчатки. Китайская шапка стоила двадцать восемь рублей, а перчатки – шесть. И ещё он купил маленькую плюшевую зелёную лягушку. Борис всё ещё надеялся помириться с Русланой. Но также не находил повод заговорить с ней, хотя исправно съедал обеды, которые Руслана оставляла ему.

За это время Василий научил Бориса водить грузовик. И Борис теперь уже сам ездил от Галупово до Фёдоровки и обратно, а водитель мирно дремал рядом. Борис изучил эту дорогу так, что знал каждый бугор и каждую впадину.

Через неделю после выдачи зарплаты строители закончили фундамент для зернохранилища. Цемент больше был не нужен, и они с Василием перестали ездить в Фёдоровку, а Борис перестал встречаться с Фридой.

Стены зернохранилища, собранные из сколоченных панелей и утеплённые камышом, возвели за три дня. Быстро сбили треугольные рамы для крыши. Но фанеру не подвезли вовремя, и Борис, как признанный грузчик, отправился с Василием в Фёдоровку. Там они узнали, что фанера им по проекту не положена, а железная кровля будет держаться и так. Это противоречило здравому смыслу, ведь металлические листы, приколоченные в нескольких местах к фанере, держались бы крепче. Борис с Василием поехали в местный отдел строительства и буквально за несколько минут получили разрешение на использование фанеры.

Листовую фанеру загрузили быстро. Василий, по обыкновению, прилёг под машиной, а Борис побежал к Фриде. Она сказала, что к ней скоро, после обучения на курсах, должен вернуться муж. И они не смогут больше встречаться. Сентиментальная Фрида даже всплакнула. Борис обратил внимание, что если раньше после их любовных утех она бежала мыться, то теперь почему-то осталась в постели. Фрида ответила, что он совсем ещё  неопытный мальчик. Просто она хочет, чтобы её ребёнок был таким же умным, как Борис.
– Ты хочешь от меня ребёнка? – удивился Борис. – А как же твой муж?
– Он не узнает, он возвращается уже пятнадцатого августа.

На этот раз Борис вышел от Фриды совершенно обессиленный. Он даже заснул в машине.

8 августа в совхоз на огромных грузовиках приехали солдаты. Их прислали перевозить зерно от комбайнов на зернохранилище и дальше – на элеватор. Прямо у строящегося зернохранилища солдаты разбили несколько больших палаток, а уже на следующий день начали возить зерно. Но погода испортилась. Задул холодный ветер – предвестник надвигающихся дождей. Солдаты привезли сено и вместе со студентами начали вязать снопы и обкладывать стены зернохранилища. Женька-Старик посоветовал, раньше, чем укладывать снопы, оббить стены фанерой. Но его не послушали.

Стало холодно. В бараках начали топить «буржуйки». Десятого августа Борис увидел, как Руслана, дрожа от холода, перебегала от барака к столовой. Девушкам, работающим в столовой, тёплых вещей не полагалось, а с собой везти не разрешили. И тут Борис сделал то, что может сделать человек, только когда чувства его бескорыстны. После обеда он забежал в сельский магазин и купил китайскую телогрейку-«пуховик» из непромокаемой ткани, очень приличные высокие, без каблука, зимние сапоги, байковый спортивный костюм, три пары носок и тёплые варежки. Он хотел купить и меховую шапку, но их уже не было. Вместо этого он купил ей большой шерстяной платок. И ещё – плитку шоколада «Алёнка». Продавщица сказала Борису, что все меховые шапки скупили комсомольские руководители городского отряда, прознавшие, что в Николаеве такие шапки продаются на рынке по сто рублей.

Борис сложил покупки в картонную коробку из-под шоколадных конфет, которую ему дала продавщица. Покупки отвёз в свой барак. Он никому не показал, что у него в коробке. Вечером, после работы, он достал свою тетрадку, вырвал листок и, обдумывая каждое слово, написал письмо Руслане. Он написал ей о своей любви к ней, что он не может жить без неё. Борис сложил письмо и вместе с плюшевым лягушонком положил во внутренний карман «пуховика». Туда же он положил и плитку шоколада. Игрушка с письмом и «Алёнка», находящиеся во внутреннем кармане, спрятанном между толстыми слоями утеплителя, не были видны, но могли прощупываться.

Из соседней комнаты, как обычно, доносились пьяные крики и громкий смех. Это руководство стройотряда гуляло с соседками. Все уже привыкли к такому образу жизни своих комсомольских вождей и не обращали на них внимание.

На следующий день, 11 августа, когда они приехали на обед в столовую, Борис отнёс коробку в барак, где жила Руслана. Ясно, что Борис знал, в какой комнате и на какой койке спит Руслана. В помещении никого не было. Он поставил коробку на её кровать и тихо вышел. По какому-то совпадению, перед входом в столовую он увидел трясущуюся от холода Руслану. Он подошёл к ней и поздоровался. Руслана уже не убегала от него. Напротив, она сказала, что ждала его, и чтобы он приходил вечером к ним. Они будут отмечать завтрашний День Строителя.
– Мир? – спросила Руслана, протянув Борису руку.

Он взял эту ледышку и сказал «Мир». Ему хотелось обнять Руслану и поцеловать её, но он сдержался. Единственное, что он сделал, это подержал её руки в своих руках, согревая их. Руслана не противилась. Он поднёс её руки ко рту, подышал на них и поцеловал. Руслана на мгновение прижалась к Борису и прошептала:
– Не надо сейчас. Потом, милый, потом.

О своём подарке он промолчал – пусть это будет для неё сюрпризом, подумал Борис. Но сегодня вечером, он скажет ей всё…

Руслана обнаружила коробку, когда вернулась к себе после мытья посуды. Она спрашивала девчонок: кто принёс ей эти вещи? Но они не знали. И только противный парень Вадим, который всё время приставал к ней со своими ухаживаниями, сказал, что он получил эти вещи для неё со склада. Руслана, простая душа, поверила ему. Она даже не подумала, почему ей одной выделили вещи? И никому больше? Во внутренний карман «пуховика» она не заглянула.

12 августа – День Строителя. Стройотрядовцы обычно не работают в этот день. Но, учитывая необычно холодную погоду, когда дожди могли начаться со дня на день, они торопились закончить зернохранилище. Поэтому праздничный день был объявлен рабочим.

Тем не менее, вечером 11 августа Борис отправился пешком к Руслане. Ну, что такое пять километров, когда идёшь к любимой девушке! Подходя к бараку, Борис увидел Руслану в группе ребят. Она была одета в тёплые вещи, которые он ей принёс. Он уже практически подошёл к ним, и в этот миг этот противный Вадим обнял её. Руслана заметила, что Борис увидел, как Вадим обнимает её. Борис готов был убить этого парня, но развернулся и зашагал обратно, откуда пришёл. Руслана вырвалась, побежала за Борисом, но тот шёл не оглядываясь. Она звала его. Но Борис, так и не обернувшись, побежал от неё прочь. В этот момент он ненавидел себя за свою слабость…























ГЛАВА 39
Северный Казахстан
Лето 1963 года

Было уже совсем темно, когда Борис вернулся в Галупово. Подходя к двери барака, он услышал слабый стон. Борис вгляделся. Справа от входа в барак, в луже крови, лежал офицер. Из его груди торчала рукоятка столового ножа. Он явно был без сознания, но сильный запах водки ощущался на расстоянии. Борис узнал его. Это был старший лейтенант, командир автороты. Этот старлей уже успел подружиться с комсомольскими вожаками и каждый вечер пил с ними. И вот чем закончилось это гуляние. Ни в бараке, ни даже в деревне телефона не было. Помощь звать было неоткуда.

Борис вбежал в барак. Старик, лёжа на нарах, читал «Очередные задачи Советской власти». Он читал и сам себе вслух комментировал.
– Женя, беда! Старлея зарезали. Спасать его надо! Он там лежит в крови.
– Ну и чёрт с ним. Какое тебе дело? Пусть его кореша разбираются.
– Да ты что? Он же человек.
– Этот человек тебя бы спасал?
– Женя! Помоги мне отвезти его в больницу. Он же умрёт!
– Ну, что ты за неугомонный человек. Ладно. Идём.

Они выскочили на улицу. Василий жил в ста метрах от их барака. Но был безнадёжно пьян. Весь день он возил сено по домам односельчан, и все, без исключения, расплачивались с ним спиртным. В кузове оставалось не разгруженное сено. Борис знал, что ключи от машины лежат на сидении водителя. Он завёл мотор, дал ему чуть прогреться. Подогнал машину к бараку. Борис со Стариком осторожно подняли раненого и положили на сено. Старик сел в кузов к раненому. И они поехали в Фёдоровку.

Борис старался ехать как можно быстрее, но аккуратно. Вдруг Старик забарабанил по кабине. Борис остановился.
– Нужна верёвка – ногу ему перетянуть. У него кровь идёт из ноги, – сказал Старик.

В кабине за сидением было всё, что ты хочешь, в том числе и крепкий шпагат, оставшийся с тех пор, как они перевязывали снопы для утепления зернохранилища. Борис дал шпагат Старику, а сам в кромешной темноте снова повёл машину. Они домчали до Фёдоровки минут за сорок. В здании больницы было темно. Борис подъехал к крыльцу. Остановил машину и побежал будить врача. Тот мигом откликнулся, и через минут пять они втроём, на носилках, внесли раненого в больницу.
– Беги за Фридой, – сказал врач Борису, а сам начал готовить всё к операции.

Фрида жила неподалёку. Она не ожидала увидеть Бориса. Но всё сразу поняла и помчалась вместе с ним в больницу. Когда они прибежали, раненый уже лежал на столе. Старик звонил по телефону в милицию. Борис остался с ним. Врач ввёл старлею обезболивающее средство, и вместе с Фридой они начали оперировать – удалять нож из его груди. При этом врач, пытаясь сохранить отпечатки пальцев на рукоятке ножа, тщательно обернул его в стерильную салфетку. Милиционер подъехал минут через десять. Разузнал обстоятельства и уехал за следователем.

Врач вышел и сказал, что дело плохо. Рана в груди не опасная, так как кухонный нож был сточенный и, по какой-то случайности, не задел ни одного органа, а вот ранение в ногу перерезало артерию и привело к большой потере крови. Его сердце может остановиться в любую минуту. Требуется срочно кровь первой группы. У Фриды была вторая, а у Старика – третья группа. Борис не знал, какая группа крови у него, но сразу же попросил, чтобы у него взяли кровь на анализ. Фрида проводила Бориса в операционную, где лежал раненый. Тот был без сознания. Черты лица его заострились. На нём уже проступала маска смерти. Фрида протёрла спиртом руку Бориса и начала искать вену. Голодный паёк давал себя знать. У Бориса самого, вероятно, крови было не много. Фрида с трудом нашла вену и взяла пробу крови. Экспресс-анализ показал, что кровь у него первой группы.

Врач решил делать прямое переливание из вены Бориса прямо в вену старшего лейтенанта. Фрида начала искать вену на другой руке Бориса. Одновременно установили иглу в вене раненого. Врач разрезал ногу старлея, прочистил и обработал рану, наложил швы. Всё это время кровь, капля за каплей, поступала к раненому, у него даже начали розоветь щёки, а Борис, наоборот, стал бледнеть. Врач следил за пульсом и кровеносным давлением у обоих. Наконец наступил момент, когда врач сказал, что это всё. Больше брать кровь у Бориса нельзя. Он велел Борису пить горячий чай, который они тут же заварили. Старик остался с Борисом, врач находился возле раненого, а Фрида побежала к себе домой, чтобы приготовить для всех еду.

Имени старшего лейтенанта никто из людей, находящихся в больнице, не знал. Приехал следователь и, выяснив, что раненый – военный, первым делом стал звонить в военную прокуратуру и командованию авточасти, в которой тот служил. Следователь переговорил со Стариком. Старик сказал, что в бараке, где они живут, пьянство руководства городского стройотряда с девицами лёгкого поведения –  обычное явление. Комсомольские вожаки ничего не делали, не работали, а только развлекались с девицами. Этот старший лейтенант присоединился к их компании в прошлый вечер. И, по его мнению, они передрались из-за баб. Следователя интересовал вопрос о том, кто первым обнаружил раненого. Старик сказал, что Борис прибежал в барак и уговорил его везти старлея в больницу. Врач подтвердил, что раненый находился в состоянии сильного алкогольного опьянения. Борис же был совершено трезв. Следователь немного переговорил с Борисом, после чего снял с него отпечатки пальцев, для того, чтобы исключить его причастность к драке.

Наступило утро. Следователь вызвал милицейский наряд для задержания всех участников гулянья в Галупово. Старик попросил следователя захватить его с собой. Они уехали.

Пришла Фрида. Она принесла всем горячую еду. Дала Борису выпить стакан пива со сметаной и сырые яйца. Через час она снова дала ему пиво со сметаной и кусок хлеба с салом. Он запил это горячим чаем и крепко заснул после бессонной ночи. Пока он спал, Фрида сидела рядом с Борисом, долго-долго смотрела на него и что-то шептала по-немецки.

Милиция в Галупово из четырёх комсомольских лидеров арестовала троих. Не было только Павла Кузнецова. Вожаки были всё ещё пьяными и не помнили ничего, что произошло вчера вечером. Девицы же подтвердили, что эти комсомольцы перепились и заснули прямо на столе, а Касаткин Иван Владимирович, так звали старшего лейтенанта, подрался с Павлом Кузнецовым из-за того, что они поспорили, кто дальше поссыт с крыльца. Слово за слово, и пьяный Павел схватился за нож. Иван первым ударил его. Тогда Павел пырнул его сперва в ногу, а потом в грудь. На вопрос, почему они не пытались разнять дерущихся парней и не помогли раненому, девушки дружно ответили, что это дело ментов, а они, девушки, свои срока уже получили.

Милиция Павла Кузнецова не нашла. Его вещи тоже исчезли. Кузнецова объявили в розыск. Позже его обнаружили в Казани. Он был арестован и осужден.

Представитель военной прокуратуры приехал в больницу 12 августа к концу дня. Он допросил уже проснувшегося Бориса, Фриду и врача. Иван Касаткин постепенно пришёл в себя после похмелья и операции. Прокурор провёл с Иваном почти час, протоколируя каждое его слово. В результате допроса, когда Иван от нервного напряжения дёрнулся, у него разошлись швы на ноге, и кровь хлынула из раны. Пока прокурор звал врача, пока врач пытался остановить кровь, Иван потерял сознание. У него упало давление, и он опять побелел. Врач принял единственно возможное решение – снова взять кровь у Бориса.

Бориса привели в операционную, и Фрида, в который раз пытаясь найти вену, сделала несколько проколов. Наконец пошла кровь. Теперь уже Борис был близок к потере сознания. Но Иван был спасён.

Последний человек, которого намеревался допросить следователь прокуратуры, была Руслана, так как Старик сказал, что Борис, перед тем как обнаружить раненого Касаткина, был у Русланы. Следователь и без этого понимал, что Борис Горянин спас жизнь офицеру Касаткину, во-первых, самим фактом обнаружения его и, во-вторых, неоднократным переливанием крови. Но процесс раскрытия преступления требовал допроса Русланы.

Когда следователь приехал на центральную усадьбу в барак, где размещались работники кухни, было уже достаточно поздно. Руслану он нашёл в группе ребят и девушек, прогуливающихся по улице. Следователь отозвал Руслану, представился и попросил проехать с ним в барак, где они могли бы побеседовать. Руслана ничего не знала о том, что произошло с Борисом. Они оба, не раздеваясь, сели за стол. После формального начала допроса следователь спросил у неё о характере отношений с Борисом, о том, когда она видела его в последний раз. Вначале Руслана не понимала, что происходит и шутила со следователем, но потом осознала, что произошло что-то серьёзное. Она рассказала, что Борис пришёл к ней, а она стояла с ребятами. Он, вероятно, приревновал её и ушёл. Следователь спросил у Русланы, способен ли Борис убить человека. Руслана категорично ответила отрицательно. Теперь она спросила у следователя, а что, собственно, произошло? Следователь рассказал, что Борис спас жизнь офицеру Советской Армии, но сейчас сам находится в критическом состоянии, так как отдал много крови раненому. Эмоциональная Руслана, когда узнала, что же произошло, импульсивно прижала обе руки к груди… И тут нащупала что-то твёрдое в кармане «пуховика». Руслана просунула руку в карман и… вынула плитку шоколада, плюшевого лягушонка и письмо Бориса.

Раскрыв письмо, она мгновенно прочитала несколько строк, написанных Борисом. Она всё поняла. Поняла, что это Борис купил и принёс ей тёплые вещи, а не Вадим получил их на складе. Поняла глубину чувств, которые Борис испытывает к ней. И разрыдалась. Сначала заплакала тихо, а потом – навзрыд. Следователь взял из рук Русланы письмо и прочитал его. Ему захотелось сделать что-то хорошее для этих двух влюбленных, практически ещё детей. Он предложил Руслане, если она хочет, отвезти её в больницу к Борису. Тем более, что Фриде не управится с двумя больными.

Руслана попросила его подождать две минуты. Она мигом рванулась к своему чемодану. Взяла платье, смену белья, носки, зубную щётку и тапочки. Всё это спешно затолкала в сумку. Только и успела сказать Светке, что с Борисом беда, он спас офицера, и он любит её. И, не оглядываясь, побежала к машине. У выхода из барака дорогу ей преградил Вадим. Играясь, он схватил её двумя руками за талию, Руслана локтем с такой силой ударила его под дых, что ему уже стало не до игр. Она же не стала разбираться с ним, а ринулась к ожидающей её машине.
– Что это с ней? – спросил Вадим у Светки. – Бешеная она, что ли?
– С Борисом беда. Он в больнице. Он кому-то жизнь спас, а сам пострадал. Вот она и рыдает. Жалеет его.
– А ей-то что? – с удивлением спросил Вадим.
– Это тебе уже ничего. Не до тебя ей. Любит она его, а не тебя.
– Не понял?
– Ну и тупой же ты, Вадим, – подытожила Светка. – Вот завтра у Женьки я всё узнаю.

В больницу они приехали около полуночи. Застучали в дверь. Увидев Руслану, Фрида всё поняла. Она всегда чувствовала, что Борис любит другую женщину. Но эта-то совсем девчонка. Да и он не старше. А она, Фрида, сама замужем.

Руслана и следователь сняли верхнюю одежду в прихожей. Следователь попросил у Фриды разрешения переночевать, а Руслана помчалась мыть руки и переодеваться в белый халат. Она тихо всхлипывала.
– Как Борис? – спросила она у Фриды.
– Завтра будет ясно. Руки у него сильно опухли, не может ими пошевелить. И крови много отдал. Есть ему надо. Силы восстанавливать. Завтра будет ясно.
– Я буду с ним. Я буду помогать вам. Я всё буду делать, – сказала Руслана, утирая слёзы.
– Вот плакать-то как раз и не надо, – сказал следователь. – У тебя парень – герой. Вот и ты будь такой.
– Иди, девочка. Иди к нему, – тихо сказала Фрида, пропуская Руслану в дверь палаты, где лежал Борис.

Борис лежал на спине. Он был в полузабытье. В полумраке палаты, при свете ночной лампы, Руслана разглядела, что у Бориса обе руки закрашены йодом. И обе какие-то толстые. И пальцы тоже толстые. Надутые.

– Давай попоим его чаем, – предложила Фрида. – Ему надо много пить. И сами мы тоже попьём горячего.
– Можно, я не буду? – тихо возразила Руслана.
– Ты нужна ему здоровая. Он-то совсем обессилен.
– Ну ладно. Можно мне попоить его. А потом я тоже попью, – согласилась Руслана.

Горячая вода в больнице была всегда. Она грелась в большом «Титане» Нужно и инструмент кипятить, и стирать, и мало ли что ещё. Фрида позвала следователя. Они налили три стакана. Руслана отнесла один Борису. Она попыталась тихо разбудить его, но он застонал.
 
– Миленький ты мой. Ты ведь поправишься? Правда? Я не буду тебя ругать больше. Ты только поправляйся скорей. Я всегда теперь буду с тобой. И никто мне не нужен. Только ты. Ты. Ты один мой.
И тут Руслана, давая волю своим чувствам, начала целовать Бориса. Борис почувствовал, что кто-то целует его, шестым чувством понял, что это Руслана. Он открыл глаза.
– Тебе подошли тёплые вещи. Ты больше не мёрзнешь?
– Пей чаёк. Пей. Мне тепло. Я буду с тобой. Я никуда от тебя не уйду.

Борис выпил чай.
– Русланочка. Ты позови Фриду. Мне надо ей что-то сказать, – прошептал он.
– Ты мне скажи.
– Позови Фриду, пожалуйста. Я не могу тебе это сказать.

Руслана позвала Фриду. Та наклонилась к Борису.
– Поняла, – сказала Фрида, даже не слушая Бориса. – Ему пописать надо. Он сам-то не может. У него руки не работают. Пальцы не гнутся.

И тут Фрида схулиганничала. Она достала из-под кровати утку. Приподняла Бориса и, откинув одеяло, прямо на виду у девушки, ловко помогла ему опорожниться. Руслана тихо ойкнула. Она никогда в жизни не видела обнажённого мужчину. Охнул и Борис. Он застыдился своей наготы. Фрида отправила Руслану спать, но та прикатила больничную каталку, пристроилась рядом с Борисом. Положила ему на плечо руку и заснула. Она просыпалась несколько раз. Приносила ему попить тёплую воду. А Фрида всю ночь бегала от Ивана к Борису и обратно к Ивану.

К утру Борису стало совсем плохо. Руки распухли так, что казалось, кожа вот-вот лопнет. Температура поднялась до 40 градусов. Фрида позвала врача. Доктор велел  сделать ему укол пенициллина. В больнице было всего 7 доз по пятьсот тысяч единиц. Врач этой сельской больницы дозвонился до военного госпиталя и попросил прислать ему пенициллина на два курса лечения – один для Ивана Касаткина, другой для Бориса Горянина. В госпитале ему отказали. Сказали, что медикаменты у них только для больных госпиталя. Тогда врач разбудил следователя прокуратуры и заявил, что если немедленно не начать курс лечения, то оба больных – и Иван, и Борис – могут погибнуть от гангрены. Следователь военной прокуратуры позвонил в военный госпиталь, вызвал дежурного, представился и пригрозил, что откроет уголовное дело по статье халатность на всё руководство госпиталя, если они немедленно не выделят всё необходимое для спасения двух советских граждан.

Распоряжение прокуратуры возымело своё действие. К середине дня нарочный, на мотоцикле, доставил коробку с медикаментами. Иван находился несколько в лучшем положении, чем Борис. Его организм не был ослаблен длительным недоеданием, и его раны были обработаны. У Бориса же начался абсцесс, который мог окончиться гангреной или общим заражением крови. Ближайшие сорок восемь часов были критическими.
Борис бредил, он всё время звал Руслану, хотя та не отходила от него. Она терпеливо смачивала салфетки в воде и клала их на лоб Бориса. От жара он непрерывно обливался потом, и она снимала с него больничные рубашки и надевала сухие. Она уже не стеснялась его наготы. Фрида принесла Руслане из дому пирог с гусятиной и сырые яйца – для Ивана и Бориса. Она предложила Руслане поесть. Но та по-прежнему отказывалась. Фрида, на правах старшей по возрасту и более опытной, прикрикнула на неё. Руслане пришлось уступить. Борис есть не мог. Он только пил тёплую сладкую воду.

Так прошёл ещё один день. Врач колол Борису пенициллин каждые четыре часа по пятьсот тысяч единиц. Но его состояние не улучшалось. В эту ночь врач сам остался с Борисом. Он велел Руслане спать в другой палате, а Фриде – присматривать за Иваном. Его состояние уже не вызывало беспокойства.

Ночью у Бориса наступил кризис. Он бредил, трясся в ознобе, обливался холодным потом. Но болезнь отступила. Полностью обессиленный, он заснул только к утру и спал после этого почти сутки. Он не просыпался даже тогда, когда ему делали уколы.

Днём, 15 августа, он проснулся и увидел рядом Руслану. Её присутствие было для него самым лучшим лекарством. К Фриде, окончив курсы, приехал муж, и врач отпустил её на сутки. Иван ещё не вставал, но чувствовал себя весьма сносно. Жена врача сварила курицу, и Руслана поила Ивана и Бориса бульоном. Она быстро освоилась в больнице. Стирала все больничные рубашки, простыни, мыла пол в палатах. Но в любую свободную минутку она подбегала к Борису. Они познакомились только шесть недель назад. При этом целый месяц не разговаривали, но за пережитые вместе несколько дней они стали настолько близки, как будто знали друг друга всю жизнь.

Навестить Ивана Касаткина в больницу приехал командир его полка, майор Лев Иванович Петрунин. Он привёз в больницу три бутылки коньяка, три бутылки водки, по мешку лука, моркови и картошки, большой флакон растительного масла, два больших каравая хлеба, ящик яблок, тушёнки и сгущенного молока. Майор долго ругал Ивана и сказал ему, что на первый раз прощает, но в следующий раз отправит под суд. Лев Иванович, стоя, поблагодарил Бориса за то, что тот спас жизнь офицеру Советской Армии. За это в войну давали ордена, сказал майор. Оценив состояние Бориса, он пообещал похлопотать о путевке в санаторий. А может, для двоих, сказал он, подмигнув Руслане. Прощаясь, он галантно щёлкнул каблуками и поцеловал Руслане руку. Сказал, что приедет ещё.

Ивана на следующий день на армейской машине увезли на лечение в военный госпиталь. Предложили ехать в госпиталь и Борису, но он отказался – не хотел расставаться с Русланой. Да и сельский врач был человеком опытным, душевным – особого склада. Жена врача готовила вкусную еду, на которой Борис с Русланой даже слегка отъелись. Но о том, чтобы возвращаться на работу, для Бориса не могло быть и речи. Его руки продолжали болеть. Любая, даже самая маленькая, нагрузка вызывала острую боль.

В воскресенье приехали Женя–Старик со Светкой. Они привезли вещи Бориса и Русланы. Глядя на то, как Руслана не отлипает от Бориса, а он, не сводит с неё глаз, Старик и Светка поняли всё. Похоже, что дело идёт к комсомольской свадьбе, сделал заключение Старик, прощаясь с ними.

Прошла ещё неделя и в Северном Казахстане наступила настоящая осень. Холодная, с дождём и ветром. Строители не работали. Руководство стройотрядов приняло решение об отправке студентов домой. Дирекция совхоза выплатила деньги по больничному Борису и по уходу за больным – Руслане. За Борисом и Русланой прислали машину. Они тепло распрощались с Фридой, врачом и его женой. При прощании Фрида расплакалась и велела Руслане хорошо смотреть за Борисом. О том, что она беременна, Фрида Борису ничего не сказала. С тех пор они никогда не виделись.

А Борис с Русланой вернулись домой и больше не расставались ни на один день. Они вместе съездили в Николаев познакомиться с матерью и сестрой Бориса и забрать документы. Борис перевёлся на вечерний факультет в Одесский политехнический институт и одновременно начал работать в литейке. В декабре они расписались, а в июле у них родился сын Антон. Но это уже, как говориться, совсем другая история.
 

 


 












ГЛАВА 40
Калифорния
4 апреля 1994 года

Мелисса была уже на 22-й неделе беременности. На регулярное обследование она принесла доктору Рознеру выписку из истории болезни, полученную из женевской клиники. Доктор очень внимательно осмотрел и расспросил Мелиссу о её сексуальной жизни и опыте общения с мужчинами. Мелисса без утайки рассказала о том, как она лишилась девственности, о садистских наклонностях её бывшего жениха, о том, что, по сути, у неё в жизни был только один мужчина, давший ей возможность получать наслаждение от близости с ним и почувствовать себя желанной.

Доктор Рознер сказал, что, по его мнению, для неё предпочтительнее будет планированное кесарево сечение. Потому что при обычных родах могут быть разрывы, а это всегда чревато. Мелисса подумала и спросила у доктора:
– А мне не будет очень больно?
– Наоборот. Вам будет значительно легче. Операция пройдёт под общим наркозом. И день может быть выбран заранее. Это позволит избежать неожиданностей. Похоже, что роды должны быть между 23 и 28 июня. Мы определимся ближе к этим датам. Не забывайте, что 4 июля праздник – День Независимости. В этот день госпиталь бывает перегружен. Давайте попробуем предварительно назначить операцию на 27 июня. Вы придёте утром этого дня и проведёте в госпитале от пяти до десяти дней. В зависимости от самочувствия.
– Доктор, я очень волнуюсь. Мне страшно.
– Вы не волнуйтесь, дорогая, – успокаивающим тоном сказал доктор. – У меня ваши роды будут… – доктор Рознер посмотрел в свой календарь, – две тысячи восемьсот семнадцатые.
– Правда? – с удивлением и восхищением сказала Мелисса.

Теперь, когда был назначен день рождения Джорджа, ей стало и страшно, и радостно, что, наконец, она увидит своего малыша. Ей ужасно захотелось встретиться с Борисом. Она давно узнала, что они находятся на расстоянии не более полутора миль… но как далеко друг от друга!

Вернувшись от врача домой, Мелисса пошепталась с Людмилой Петровной о том, что ей говорил доктор. Общение со старичками давалось легко. Она чувствовала их искреннюю заботу о ней. И отвечала им тем же. Они по-прежнему занимались русским языком. Мелисса знала почти триста слов. Она выучила алфавит и уже бегло читала учебник для второго класса. Каждый день она учила по десять слов. Причём, не просто учила, а старательно выписывала эти слова и запоминала, как они пишутся.

Мелисса часто разговаривала по телефону с Шэрон, но виделись они не чаще, чем раз в неделю. Мелисса взяла себе за правило два раза в неделю звонить отцу – по вторникам и пятницам в восемь часов вечера по лондонскому времени. Отец уже привык к этому расписанию и всегда радовался её звонкам. Он тоже с волнением ждал, когда Мелисса родит сына. Сэр Спенсер планировал приехать к Мелиссе осенью, когда ребёнок уже будет немного старше – тогда он сможет общаться с внуком.





































ГЛАВА 41
Москва
4 апреля 1994 года

4 апреля Якубовский заехал в суд, взял решение о разводе с гражданкой Наталией Сидоровной Якубовской и отнёс его в районный ЗАГС. Там же он получил Свидетельство о расторжении брака и помчался в райотдел милиции ставить штамп о расторжении брака в общегражданском паспорте.

Прошло почти два месяца, как Якубовский сошёлся с Викторией и переехал к ней. Он, по сути, впервые в жизни по-настоящему любил женщину. Виктория, чувствуя отношение Владика, отвечала взаимностью. Вместе с Викой они купили для него добротную одежду. Теперь он приходил на службу аккуратно и со вкусом одетый, он изменился настолько сильно, что это стало бросаться в глаза сослуживцам.

Вообще, за время знакомства с Викой, Якубовский стал другим. Прежде всего, он перестал выпивать, как было раньше. Теперь Виктория настаивала, чтобы он бросил курить. И первым делом он сократил свой дневной рацион с двух пачек до пяти сигарет в день. Кроме того, Виктория обстирывала и обглаживала его, оттого у него всегда был ухоженный вид. Он тоже старался изо всех сил – ходил за продуктами, готовил еду и мыл посуду. Честно говоря, ему очень нравилось любить молодую женщину и быть любимым.

В их квартире царили чистота и уют. Совместным завтракам и ужинам они старались придать изыск и готовили всегда с душой и настроением. А по выходным, когда к ним приходили Игорёк с Аннушкой, Виктория с Владиславом устраивали невероятные чудеса кулинарии. Они смотрелись идеальной парой. Владислав был, как ему казалось, по-настоящему счастлив, хотя, каждый раз, когда он видел Аннушку, то какой-то холодный ком подступал к желудку.

Якубовский довольно часто встречался с Кравченко. Тот всегда выпивал, но Якубовский, помня данное обещание, никогда не подавался искушению. Во время разговоров они обсуждали пути реализации намеченного ими плана. С этой целью Якубовский встречался с банкирами, руководителями торговых компаний и иностранными партнёрами. Постепенно стал вырисовываться реальный проект.

Ещё в середине февраля Кравченко познакомил Якубовского с Алексеем Викторовичем Семёновым. Семёнов, как сам представился, был воспитанником комсомола. Он умолчал о своей прежней должности второго секретаря Ленинградского горкома партии. Якубовский знал такого рода «воспитанников» – за рубль, а лучше за доллар, не то, что маму родную, а любимую Родину уступят. Но, похоже, что он что-то знал. Во всяком случае, производил впечатление человека со связями. Кравченко отрекомендовал его как специалиста по экспортно-импортным поставкам. После попытки путча в августе 1991 года Семёнов сжёг свой партийный билет. Полгода болтался без дела. Затем, провернув несколько удачных торговых сделок, Алексей Викторович вновь вернул себе, утраченную было уверенность, и поэтому даже говорить и ходить стал медленнее, со значением.

Кравченко сказал Алексею Викторовичу, что они с Владиком Якубовским рассматривают вопрос пароходных поставок пшеницы. Им нужно 25 тысяч тонн по цене не более $200 долларов за тонну. Иными словами, речь идёт о контракте в $5 миллионов долларов.

– Двести долларов за тонну? Это круто, дорогие товарищи, – заявил Семёнов. – Но запрос поступил. И мы проработаем этот вопрос. А как у вас с оплатой?

Кравченко сделал жест рукой, означающий, что у них всё схвачено в Министерстве экономического развития и в Центральном банке.
– Всё дело в цене и гарантиях поставки, – подвел итог разговора Кравченко.

Таким образом, определился размер кредита – пять с половиной миллионов долларов. Теперь дело оставалось за малым. Нужно было найти банк, готовый участвовать в сделке, и начинать работать по контрактам.

5 апреля Якубовский выехал на встречу с руководителем отдела кредитования Пищепромбанка. Стояла обычная, переменчивая, апрельская погода. В этот день похолодало, дул пронизывающий ветер. Солнца не было видно. Везде высились сугробы из грязного снега, которые никто не убирал. Банк помещался на улице Жолтовского. Якубовский отъехал от своей конторы, по Бульварному кольцу пересёк улицу Горького, уже вернувшую старое название «Тверская». Немного проехал по Цветному бульвару, мимо недавно появившегося «Макдональда», свернул направо, миновал представительство «Банка оф Америка», затем – налево вниз – в сторону Садового кольца. Через два квартала он уже подъезжал к автостоянке Пищепромбанка.

Припарковав машину капотом в сугроб, Якубовский, одетый в дублёнку, вышел, надевая на ходу меховую шапку – это спасло ему жизнь. По случайности, уволенный перед Новым годом со службы в ФСБ Александр Пушков, устроившийся на работу охранником в Пищепромбанк, именно сегодня заступил на очередное дежурство. Он узнал припарковавшегося Якубовского. И когда тот вышел из машины, Пушков, с криком: «Попался, гад!», отчаянно врезал ему резиновой дубинкой прямо по голове. Якубовский упал. Но Пушков продолжал наносить ему удар за ударом. Его оттащили сбежавшиеся на шум другие охранники, а одна из сотрудниц банка вызвала «Скорую помощь» для потерявшего сознание Якубовского.

Приехавшая «Скорая», узнав, что Якубовский является старшим офицером Службы внешней разведки, доставила его в тот же военный госпиталь имени Бурденко, где он находился на излечении перед Новым годом. Арестованный же Александр Пушков был помещён в СИЗО Центрального округа Москвы.

Только на следующий день, и то к вечеру, Якубовский нашёлся. Виктории не сразу удалось узнать, что с ним случилось. Доставленный в госпиталь, с многочисленными ушибами, переломами рёбер и сотрясением мозга, Якубовский несколько дней был без сознания. Из госпиталя о случившемся доложили ему на службу. Якубовский не сообщил о своём разводе, поэтому те, в свою очередь, поставили в известность Наталью, а уж она позвонила Игорю.

Виктория к этому времени уже успела обзвонить милицию и все больницы, но никто ничего сообщить не смог. Узнав от Игоря, где находится Владислав, она отпросилась со своей смены в «Шереметьево» и помчалась в госпиталь, но там её долго не хотели пускать к нему. Наконец, Виктория поняла, в чём дело. Она дала дежурной пять долларов, после чего ей незамедлительно выдали белый застиранный халат и объяснили, как пройти к Якубовскому.

Увидев Владислава с распухшим лицом, всего перевязанного бинтами, подключённого к каким-то аппаратам, бедная Виктория зарыдала в голос. Тут, на её счастье, подоспели Игорь с Анечкой. Они уже с утра определились с дежурными и выдавали им по пять долларов. Теперь с проходом в палату проблем не было. Игорь и Анна кое-как успокоили рыдающую Викторию. Но когда она узнала, что это Пушков так отделал Якубовского, её бессильному негодованию не было предела! Опять этот злосчастный Пушков пересёк ей дорогу!

В то время, когда врачи в госпитале буквально вытаскивали Владислава Ивановича «с того света», в Главном управлении Службы внешней разведки разразился скандал. Там стало известно, что 21 февраля в Вашингтоне, в аэропорту имени Даллеса, при попытке пройти регистрацию на рейс в Европу был арестован очень ценный агент. Вполне вероятно, это был тот самый агент, с которым Якубовский вошёл в контакт летом 1993 года. Начальство поставило простой вопрос: кто куратор этого агента? Якубовский? Где он?

Начали искать Якубовского. Нашли его в больнице. Как в больнице? Как он туда попал? Да ещё второй раз за последние полгода! Чем он занимается? Почему его никогда нет на месте? На все эти вопросы никто дать вразумительный ответ не мог. В общем, Владислав Иванович Якубовский попал под раздачу. Шеф принял волевое решение – Якубовского из управления удалить. Лучше всего – оформить ему инвалидность. Но чтобы больше его в Управлении не было.

Две недели Якубовский был плох. Подключённый к аппаратам, он ничего не ел и потерял 16 килограммов веса. Его поддерживали только питательными растворами. Чтобы быть с Владиком неотрывно, Виктория взяла на работе отпуск за свой счёт и сама помогала ухаживать за больным. Когда он стал вставать и понемногу начал есть сам, то Вика стала ездить на Центральный рынок, покупая для Владечки всё самое лучшее, самое вкусное и самое питательное. Она вспомнила старый немецкий рецепт, услышанный от своей бабушки. Смешав мёд с растопленным маслом, растерев туда грецкие орехи и клюкву, Виктория давала ему эту очень питательную смесь шесть раз в день по чайной ложке. Он с трудом ел, запивая горячим чаем или какао. И, постепенно, стал поправляться.




























ГЛАВА 42
Калифорния
5 апреля 1994 года

Земляные работы на своём первом объекте Борис начал в марте. К этому времени заканчиваются дожди, и можно работать, не опасаясь, что вода разрушит формы для заливки фундамента. Никакого опыта строительства, кроме целинного, у Бориса не было. Поэтому он поступил, как всякий разумный человек, – за весьма приличные деньги нанял на работу опытного генерального подрядчика, рассчитывая у него научиться. Каждый день Борис был на стройке первым, а уходил последним. По выходным занимался бухгалтерией. Сам проверял платёжки, сверял баланс, выписывал чеки. Он работал с энтузиазмом. Это была замечательная работа – весь день на свежем воздухе. К тому же, ему нравилось общение с профессиональными рабочими, да и просто нормальными мужиками, честными в своих отношениях друг с другом и понимающими грубую мужскую шутку.

В первых числах апреля к Горяниным приехал из Тольятти его старинный друг Леонид Кислов с женой Татьяной. Приехали просто повидаться, пообщаться, посидеть за столом, вспомнить старое. Словом, вместе отдохнуть и хорошо провести время. Они привезли с собой, совершенно замечательный подарок – настоящего четырёхмесячного щенка. Алабая – среднеазиатскую овчарку. Когда, совершенно обалдевший от перелёта, щенок впервые вошёл в дом Горяниных, он как-то сам по себе подобрался, не ворвался, а важно прошествовал в комнату и стал всё обнюхивать, после чего сел посередине и высунул язык, показывая, что хочет пить. Руслана принесла ему воду в алюминиевой мисочке, пёс встал, нагнулся над миской, попил воду, тяжело вздохнул и снова сел.
– Нет. Вы только поглядите на этого малыша! С каким достоинством он ведёт себя. Настоящий английский лорд, – воскликнула Татьяна.
– Вот и имя ему будет Лорд. А что? По-моему, очень даже красивое имя для такой величавой собаки. Лорд! – заявила Руслана. – Пока мы здесь с Таней будем накрывать на стол, вы, мужчины, поезжайте и купите малышу кровать, еду и игрушки.

Вот так у Горяниных появился новый член семьи. Лорд быстро освоился. Он вёл себя действительно с достоинством: никогда не пачкал в доме, всегда дожидался, пока его выведут на улицу. Не кидался на незнакомых. Практически никогда не лаял. Он взял под своё покровительство Руслану и Антона, но уважал только Бориса. Видимо, его собачьи инстинкты, подсказывали ему правильную линию поведения.

Кисловы погостили у Горяниных две недели. Они вместе съездили на пару дней в Лас-Вегас. Хорошо, что Антон проходил ординатуру рядом с домом – он оставался с Лордом. Кисловы заставили и Горяниных взять отпуск. Время прошло незаметно. Две недели пролетели, как один день. Горянины проводили друзей в аэропорт и снова впряглись в рутинную работу. Теперь у них жизнь заполнилась ещё и заботами о Лорде. Борис ездил на внедорожнике, поэтому у него было место для пса, которого он стал брать с собой на стройку. Да и вообще, Лорд находился постоянно с Борисом. Горянины даже в гости стали ездить со щенком. А тот, казалось, ежедневно прибавлял в росте и весе и через шесть месяцев уже не уступал в размерах взрослым собакам. Он знал всех рабочих на стройке. Но, как настоящий Лорд, никогда первым не кидался здороваться и, самое главное, никогда не ел из чужих рук. Он доверял только домашним. В особенности, Руслане, которая открывала для него холодильник.

































ГЛАВА 43
Москва
6 апреля 1994 года

Когда Пушков-старший узнал, что стряслось с его младшим сыном, вначале он опешил, затем разгневался. Вечером, встречая жену, он не рассказал ей о том, что произошло с Александром, пока они не вернулись домой. В этот день Мария Тихоновна принесла с работы копчёную курицу, красной икорки, солёных огурчиков, кирпичик «Бородинского», баночку маринованного болгарского салата. Как уже у них было заведено, на небольшом столе в кухне всё было накрыто для ужина, а на плите стоял полный чайник.

– У нас что, праздник, какой? – увидев на столе бутылку «Столичной», спросила у мужа Мария.
– Ты садись. Садись, – с трудом опускаясь на стул напротив жены, сказал Василий Пушков. – Не праздник у нас, а беда. Надо Александра выручать. Он сидит в СИЗО. Сын-то наш вчера, кажись, прикончил этого подполковника, с которым перед Новым годом подрались. Молись мать, чтобы этот Якубовский вылечился. А не то, не видать нам больше нашего Алексашку, – сказал Василий Сидорович, при этом из глаза его сама по себе выкатилась слеза.
– Вот беда-то, какая... Ты чего же мне раньше ничего не рассказал? Ты что?
– Да вот, я только сегодня сам узнал. Это вчера произошло.

Пушков налил себе и жене. Достали продукты. Вот так «с горя» они и прикончили всю бутылку, рассуждая, что им делать, чтобы спасти сына.
– Надо молить Бога, чтобы Якубовский не умер. Это главное. Я постараюсь переговорить с кем надо, чтобы Сашку выпустили под подписку о невыезде. И последнее, – если Якубовский выкарабкается, пусть Алексашка, не знаю как, но в друзья к этому подполковнику набивается. Пусть хоть носом к нему в жопу влезет, но дружат, – решил Василий Сидорович.

Он немного помолчал. Жена, раскрасневшаяся от известия и выпитого, молча глядела на мужа, давая ему возможность подумать. Затем Василий Сидорович, медленно, как бы сам себя, спросил:
– А как они попались навстречу друг другу. Москва-то город большой. Люди не встречаются просто так каждый день. Давай, мать, горяченького чайку попьём, и ложиться будем. Я завтра к нему в СИЗО съезжу и всё выясню досконально. Вот тогда и решать будем.

На следующий день с утра Василий Сидорович встал немного раньше обычного. Он достал вчерашний «Бородинский». Отрезал четыре толстых ломтя. Намазал маслом. Положил между двух ломтей сыр, а между двумя другими колбасу. Налил чай в небольшой термос. Всё это он сложил в толстый пластиковый пакет. Затем Василий Сидорович Пушков надел свою милицейскую форму с погонами. Он отвёз жену на работу, а сам поехал в Бутырку, в СИЗО, где в «красном» изоляторе содержался его сын. Пушков прошёл к дежурному. Они знали друг друга. Дежурный, выяснив по какому делу Пушков здесь, принял участие и вызвал конвойного, которому велел привести задержанного Александра Пушкова.

Когда привели Александра, дежурный сказал, что идёт в обход по территории, оставив обоих Пушковых в своей комнате. Когда дежурный вышел, молчавший Пушков-старший вынул бутерброды и чай. Поставил перед сыном и велел ему съесть передачу.
– Ты давай, сам ешь, но рассказывай мне всё, как дело было. То, что ты виноват, у меня сомнений нет. Тебе со мной выкручиваться нет смысла. Я потом с тобой разбираться буду. А пока – рассказывай.
– Ну, что тут рассказывать-то, батя. Нашло на меня. Я теперь сам уже жалею. Как увидел я этого Якубовского, выходящего из машины возле банка, так и пошёл его дубиной молотить, куда ни попадя. Вот и весь рассказ.
– Так ты говоришь, у банка?
– Я на смене был. Снаружи. Возле банка, – поедая бутерброд и запивая его чаем, говорил, не глядя в глаза отцу, голодный Пушков.
– Значит, Якубовский приехал в банк. Зачем?
– Я-то откуда знаю?
– В банк люди ездят либо взять деньги свои, либо положить, либо взять кредит. Ясно. Ты скажи мне, кто твой следователь?
– Григорьянц. Ваган Суренович. Армянин. Из Центрального округа.
– Не слышал о таком.
– Так он молодой. Недавно работать начал.
– Плохо, что молодой. И ещё хуже, что только работать начал. Ему показать себя надо. Выслужиться перед начальством. Ой, сынок! Дорого нам это встанет. Мы с матерью тебе на машину копили. Подарок хотели сделать. А теперь, считай, что подарка уже нет. Всё уйдёт.
– Ты прости меня, отец. Сам не знаю, как это нашло на меня.

Пушков закончил есть. Вытер рот. И опустил голову.
– Ты уж, батя, не бросай-то меня. Не бросай меня. Я тебе внуков ещё наделаю.
– Внуки у меня уже есть от сестры и брата твоих старших. А вот тебя, дурака, выручать надо.

Вошёл дежурный.
– Так вы, Василий Сидорович, уже переговорили?
– Да. Уже. Идём мы. Ты уж меня прости. Я завтра опять приеду.

Пушков-старший поднялся и положил в руку дежурного двадцатидолларовую бумажку. Тот бумажку взял и, не глядя, положил к себе в карман, при этом пожимая руку Пушкову-старшему. Оставшись один, дежурный достал деньги. Посмотрел. Удовлетворённо сам себе кивнул головой и подумал: «Приходите к нам хоть до скончания века, если каждый раз по зелёной двадцатке платить будете».

Василий Пушков почти целый день колесил по городу. Первым делом он поехал в госпиталь имени Бурденко. Там справился о состоянии здоровья подполковника Якубовского. Узнав, что тот находится в реанимации с тяжёлыми травмами головы и лица, совершенно расстроился.

Из госпиталя он поехал в банк, чтобы переговорить с сыном шурина. Начальник охраны был на месте. В начале разговора он налетел на Василия Сидоровича, как будто это тот устроил избиение. Но потом понемногу успокоился. Они даже пошли в «Макдональд» и вместе съели по гамбургеру. Василий Сидорович был в этом ресторанчике впервые. Котлета ему не понравилась. Он сказал, что они с Машей лучше делают. Но не качество котлеты было для него важным. Ему необходимо было узнать, зачем в банк приезжал Якубовский. Постепенно сын шурина успокоился и рассказал Василию Сидоровичу, что Якубовский приезжал к начальнику отдела кредитования выяснить возможности получения кредита для закупки американской или канадской пшеницы.

Василий Сидорович отвёз родственника обратно на работу, а сам отправился в райотдел милиции Центрального округа. Он был знаком там с несколькими ребятами, которые могли подсказать решение вопроса.

Так и случилось. Он зашёл к своему старому приятелю, подполковнику Яковенко, который руководил «убойным» отделом. Оказалось, что этим делом они не занимаются. Дело Пушкова находится в общем отделе и квалифицируется как «попытка совершения убийства путем нанесения травмы лица и головы с целью мести». Обвинение достаточно серьёзное. Если даже Якубовский излечится полностью и без последствий, то Александру Пушкову светит от трёх до пяти лет.
 
Яковенко прошёл с Пушковым к начальнику Общего отдела подполковнику Тихомирову. Они долго разговаривали за закрытыми дверями. Потом Яковенко ушёл, оставив Тихомирова и Пушкова наедине. Примерно через полчаса Пушков вышел из кабинета Тихомирова и вернулся к Яковенко. Тот ждал его. Договорились, что Яковенко с супругой приедут к Пушковым в воскресенье, к 2 часам дня, и прихватят с собой Тихомирова с женой.

А в это время подполковник Тихомиров вызвал к себе своего подчинённого, следователя по делу Александра Пушкова старшего лейтенанта Вагана Суреновича Григорьянца. Он велел ему доложить о результатах дел, находящихся у него на расследовании. Тихомиров попросил Григорьянца принести папки всех дел, над которыми тот работает. Внимательно выслушав отчёт Григорьянца по всем делам, он спросил, не нужна ли ему помощь в разработках. Молодой сотрудник слегка смутился, но от помощи отказываться не стал. На что подполковник Тихомиров вдруг предложил:
– А меня в помощники не возьмёте, лейтенант?

Совсем опешивший, Григорьянц не нашёл ничего лучшего, как улыбнуться и сказать, что он будет весьма польщён иметь такого помощника. Тогда Тихомиров, как бы случайно, выбрал из разложенных восьми папок только три, среди которых была папка с делом Пушкова. Тихомиров полистал все три папки, две вернул Григорьянцу и сказал, что этим делом он займётся сам. Пожелав молодому сотруднику успехов и выпроводив его из кабинета, Тихомиров раскрыл папку, в которой было только несколько справок и всё. Григорьянц ещё не успел лично встретиться с Пушковым и взять показания.

День клонился к вечеру, когда Пушков-старший добрался до дома. Он еле стянул с себя мундир, свалился на тахту и заснул, едва голова его коснулась подушки. Проснулся около семи часов. В комнате было темно. За окном ветер раскачивал фонарь, и тени, отбрасываемые светом лампы, двигались по комнате. Василий Сидорович полежал ещё немного, думая о несправедливом отношении детей к родителям, о том, что когда дети маленькие они болеют, ленятся учиться, а вот теперь, наделал наш Сашка бед, так кому же как не бате снова выручать его. Он встал, приготовил, как обычно, ужин и накрыл на стол.

А тут и время пришло ехать за женой. По дороге домой Василий рассказал Марии, что Сашка завтра будет дома, что в воскресенье, к двум часам, к ним придут гости. И встретить их надо по высшему разряду. На что жена коротко ответила, что это ей понятно, она всё сделает как надо.

– Пусть на брюхе перед Якубовским ползает, языком пусть жопу ему вылижет, но заявление, чтобы тот не написал, – подвёл итог тяжёлого для себя дня Василий Сидорович.















ГЛАВА 44
Москва 4 июня 1994 года

Из госпиталя Якубовского выписали в конце мая, но самостоятельно выходить на улицу не разрешили, так как его мучили головокружения и он с трудом самостоятельно передвигался по квартире. Вика вернулась на работу и продолжала ухаживать за Владиславом. Нежность любимой женщины, её теплота и уход делали своё дело – он стал быстро набирать силы. Игорь и Анна всё это время продолжали «челночить», зарабатывая большие деньги, а когда были свободны, то помогали Вике ухаживать за отцом. Все они, вчетвером, очень сдружились. Однако, каждый раз, когда Владислав виделся с Анной, он ещё долго чувствовал на себе её тревожный взгляд. А тут она ещё взяла себе моду, уходя, целовать его на прощанье… Губы её были такими сладкими… Владиславу было стыдно за свою беспомощность именно перед Анной. Вики он не стеснялся. Но Аннушки… Совсем с ума сойти можно…

К концу июня, опекаемый заботами, Якубовский поправился. Прекратились головные боли. Он набрал потерянный за время болезни вес. Понемногу начал делать утреннюю гимнастику и ходить на прогулки по вечерам перед сном.

За время болезни Якубовского-старшего Игорёк с Аннушкой успели сделать ещё семь поездок. Они съездили по три раза в Польшу и Турцию и один раз проскочили в Одессу на знаменитый вещевой рынок «7-й километр». У Аннушки был профессиональный вкус на красивые и недорогие вещи. Очень хорошо шла польская парфюмерия и бижутерия. Кожа из Турции просто улетала. Все затраченные деньги они удваивали, а порой и утраивали.

Финансовые обороты, которые приносила «челночная» деятельность, и накопленный за год капитал, составлявший уже более трехсот тысяч долларов, заставили их с Игорем задуматься. Во-первых, дома хранить такие деньги было уже небезопасно. Во-вторых, время пришло расширять сферу деятельности, одновременно продолжая ездить «челноками». Решили попробовать заняться прямой закупкой водки в Польше или Финляндии. Россия – страна пьющая, поэтому речь шла не о возможности реализации товара, а о размерах прибыли после реализации.

Для этого необходимо было легализоваться. Но сделать это нужно было «с умом» – одновременно в России и где-нибудь за рубежом, куда можно было бы быстро добраться. Таким местом, по их мнению, был Кипр. Туда виза не нужна, чартеры летают и, к тому же, – это был налоговый рай.
 
Владислав Иванович с Игорем зарегистрировали товарищество закрытого типа. Назвали компанию – «Сова». Рассчётный счёт для «Совы» открыли в зарегистрированном в Литве банке «Имрэкс Омега», а 22 июня они с Игорем вылетели чартерным рейсом на Кипр. Там, на самом берегу тёплого Средиземного моря, есть облюбованные всеми россиянами городки Ларнака и Лимассол. В этих городках находятся филиалы практически всех, мало-мальски функционирующих, Российских банков. Там же, за гроши, можно зарегистрировать любую компанию. Кипр продолжал оставаться одним из наиболее привлекательных оффшоров.

На Кипре они зарегистрировали компанию с ограниченной ответственностью, под названием «Элефтерия, Лтд.». «Свобода с ограниченной ответственностью», – шутил Игорёк.

Для компании «Элефтерия, Лтд.» они открыли счёт в аргентинском банке «Поплар». И, естественно, закупили товар – чтобы, как говорится, оправдать дорогу. Якубовские вернулись в Москву с шестью неподъёмными тюками.

Теперь у них открылись достаточно привлекательные перспективы для сохранения денег и, в первую очередь, возможность уклонения от уплаты налогов, сохранности от бандитов и государства, что, в принципе, одно и то же, когда речь идёт о простых гражданах…

Технологическая схема экономической деятельности такого рода достаточно проста. Предположим, что Якубовские решили закупить, скажем, водку. Для этой цели заключаются контракты на поставку товара между компаниями «Сова» и «Элефтерия, Лтд.», включая транспортировку, страхование от потери товара и брокерские услуги. Компания «Сова» получает кредит на закупку товара в любом банке, который согласится этот кредит выдать. «Сова» переводит все кредитные средства в качестве 100-процентной предоплаты «Элефтерии». Контрактная стоимость товара предусматривает, собственно, стоимость товара, налог на добавочную стоимость, так называемый НДС, все прочие налоги, таможенные пошлины и брокерские услуги в России. Но «Элефтерия» уже имеет контракт на поставку товара с поставщиком по более низкой цене. «Элефтерия» полностью оплачивает поставщику стоимость товара. Товар доставляется заказчику, проходит таможню, при этом оплачиваются все налоги и пошлины. Товар продаётся, но разница уже находится на счету «Элефтерии». Кроме того, на счёт «Элефтерии» дополнительно можно сбрасывать доходы от «челночной» деятельности. И это – самая примитивная схема. Есть куда более сложные…

Якубовский вышел на работу только 27 июня. Но работа его не напрягала. Всё утро он, как Карл Маркс, размышлял о схеме деньги–товар–деньги, а перед обедом его вызвали к начальству. Разговор был короткий. Либо подавай заявление на медкомиссию, либо будем увольнять. Что? Почему? Зачем? Он и не спрашивал. Ему дали 24 часа на размышление. На следующий день Якубовский подал заявление на проведение медицинской комиссии и предоставление ему временной инвалидности сроком на один год. Его заявление было удовлетворено. Якубовскому дали 2-ю группу на шесть месяцев. Даже медкомиссию не нужно было проходить. Следующую медкомиссию ему предписывалось пройти не позднее 12 декабря 1994 года с целью определения возможности дальнейшего прохождения службы.

В это же время они с Игорем купили портативный компьютер фирмы «Макинтош», какой Якубовский видел год назад у Бориса Горянина, набор дополнительных программ и портативный принтер. Все, вчетвером, начали осваивать азы работы на компьютере.

В качестве эксперимента Якубовские решили закупить в Польше одну фуру водки «Выборова». В фуру заходит 40 поддонов по 768 литровых бутылок на каждом. Всего 30720 литровых бутылок. Договорились о цене доставленной в Москву водки – по девяносто два цента за бутылку. После прохождения таможни, оплаты всех налогов и услуг, водка обошлась им в доллар сорок за бутылку, а продавали они её в палатки по три доллара двадцать пять центов. В результате этой сделки за десять дней они заработали пятьдесят шесть тысяч восемьсот тридцать два доллара. При этом они не брали кредит, а оперировали своими деньгами. Кроме того, пока товар шёл из Польши, Игорёк с Анной успели проскочить в Одессу на «7-й километр» и заработали ещё шесть тысяч долларов.





















ГЛАВА 45
Калифорния
19 июня 1994 года

До назначенного срока Мелиссе оставалось 8 дней. С замиранием сердца она ждала этого момента. Доктор Рознер успокаивал её, но надвигающееся испытание полностью охватило её тело и душу. Мелисса перестала делать упражнения на тренажёрах, так как боялась повредить малышу. Её живот стал тяжёлым, и она двигалась с трудом. Мелисса поймала себя на том, что стала часто плакать. Если бы Борис был с ней, если бы он заботился о ней, ей было бы легче. Хорошо, что рядом были старички Труновы. Единственное, что отвлекало Мелиссу, это её старания выучить русский язык. В этом деле её успехи были заметны. Она уже достаточно свободно говорила на бытовые темы. Её активный словарный запас насчитывал около пятисот слов. Мелисса хотела, чтобы Джордж дома начал говорить по-русски, потому что английский он и так будет знать. Людмила Петровна написала Мелиссе несколько русских колыбельных песен и напела их. Мелисса выучила шесть песенок и, сидя в кресле, держа руку на животе, напевала их Джорджу.

19 июня, утром, Мелиссе неожиданно позвонил отец – это было не его время. Он начал расспрашивать дочь, как она себя чувствует, как погода в Калифорнии, но, зная его, Мелисса поняла, что он звонит неспроста. Действительно, причиной звонка была смерть сэра Ховарда Виггинса – секретаря её отца. Несчастный был сбит машиной. Машина мчалась по их, прежде тихому, уголку Лондона со скоростью не менее 75 миль в час. Несчастный пролетел в воздухе примерно 45 футов и упал, ударившись головой о бордюр. От полученных травм он скончался на улице, не приходя в сознание. Машина, сбившая сэра Ховарда, не остановилась и умчалась с места происшествия. Отец сказал, что свидетели сообщили полиции, что в машине был один из этих чужаков, заполонивших Лондон.

О том, чтобы Мелиссе лететь на похороны, не могло быть и речи. Она попросила отца держаться. Сэр Ховард прослужил ему 39 лет. Он потерял всю семью ещё ребёнком. При бомбардировках Лондона. Сам он спасся только потому, что был в школьном бомбоубежище, когда на их дом упала бомба. Будучи одиноким человеком, Ховард Виггинс стал работать у сэра Спенсера сразу после завершения образования. И вот такой трагический конец…

Людмила Петровна с Валентином Семёновичем долго не могли успокоить рыдающую Мелиссу. Узнав о том, что произошло, они искренне сопереживали ей.

Прошла неделя. В Лондоне похоронили беднягу Ховарда Виггинса. А в Калифорнии Мелисса ждала наступления понедельника. В этот день она, наконец, увидит своего маленького Джорджа. От волнения она уже не могла ничего есть, только пила. В воскресенье, 26 июня, Мелисса начала готовиться к предстоящей операции.

Наступило утро 27 июня. Мелисса не спала всю ночь. Она заснула только под утро, но проснулась в 5 утра сама, без будильника. Встала на колени и помолилась. С трудом двигаясь, она приняла душ, надела всё чистое и спустилась вниз. В сопровождении своих старичков, пешком, отправилась в госпиталь. Мелисса попрощалась с ними и, перекрестившись, вошла в приёмное отделение.

Ей выдали полотняный халат и тёплые носки. Больничная нянька опустила каталку так, чтобы Мелисса могла, поддерживая живот, залезть на неё. Нянька накрыла её одеялом. Лёжа на спине и положив руку за голову, Мелисса шептала слова молитвы. Прошло несколько томительных минут. Медсестра нашла у Мелиссы на сгибе руки тоненькую вену и вколола иглу с резиновой пробочкой, которую она, с помощью нескольких кусочков липкой ленты, укрепила на её руке. Вторую  такую же иглу сестра вколола ей в вену на тыльной стороне ладони. Медсестра подняла заграждения, находящиеся по бокам каталки, и затихшую Мелиссу повезли в операционную.

В операционной, уставленной множеством аппаратуры, медсестра помогла Мелиссе перебраться на операционный стол, прикатила капельницу и, подключив её к Мелиссе, стала затем измерять ей давление. В это время пришёл доктор Рознер, уже одетый в зелёного цвета операционный халат, шапочку и бахиллы. Он сказал несколько ободряющих слов Мелиссе и, продолжая разговаривать с ней, достал шприц и вколол его в пробочку иглы, прикрепленной к её руке. Мелисса положила руку на живот и, улыбаясь, по-русски сказала Джорджу:
– Мы скоро увидимся, мой милый мальчик. Уже скоро.

Доктор Рознер попросил Мелиссу начать считать. На счёте шесть доктор начал исчезать… Мелисса открыла глаза. Сколько прошло времени, она не знала. Мелисса посмотрела в потолок и снова закрыла глаза. Прошло ещё несколько минут. Снова раскрыв глаза, она осознала, что лежит на каталке. Заграждения, находящиеся по бокам, подняты, и вообще, она находится в другой комнате. Левой рукой, лежащей поверх одеяла, она нащупала свой живот. Живота не было. У неё замерло сердце. Она хотела кого-то позвать, но не получилось, видимо, наркоз продолжал действовать. Но ждать ей пришлось совсем недолго. К ней подошла сестра и, улыбаясь, поздравила:
– У вас чудесный мальчик. Не вставайте. Отдыхайте, сладенькая. Он тоже устал и спит. Потерпите ещё немного. Я принесу его вам, когда совсем пройдёт наркоз.

Прошло ещё примерно полчаса. Мелисса уже могла двигаться и её сознание просветлело. Пришла сестра с каким-то свертком:
– Это ваш сын. Как вы его назовёте? – она положила свёрточек рядом с Мелиссой.

От нахлынувшего чувства любви к этому комочку Мелисса закрыла глаза. Она обняла малыша, едва дотрагиваясь до него рукой. И начала за всё благодарить Всевышнего. Маленький Джордж безмятежно спал. Мелисса лежала, не шевелясь, придерживая сына и продолжая благодарить Бога за ниспосланное счастье.

В комнату вошёл доктор Рознер. Он поздравил Мелиссу, а она поблагодарила его за заботу. Доктор сказал, что проверил все рефлексы ребенка – малыш совершенно здоров. Немного смутившись, Мелисса спросила, когда ей разрешат кормить ребёнка. Доктор Рознер приподнял одеяло и, обнажив грудь Мелиссы, пальцами слегка сжал сосок, из которого выдавилась полупрозрачная жидкость. Доктор объяснил, что это молозиво, молоко появится через день или два, а сейчас нужно немного подождать, чтобы наркоз окончательно прошёл, тогда и можно начать кормить мальчика.

Мелисса с обожанием смотрела на малыша, нежно гладила его пальцами, наслаждалась его присутствием и не заметила, как снова уснула. Когда она проснулась, то увидела медсестру, держащую Джорджа на руках. Медсестра сказала, что малыша уже можно кормить и поднесла его к Мелиссе. Когда малыш почувствовал запах молока, сработал сосательный рефлекс, и он впервые начал есть.

После того как он поел, сестра положила его на отдельный стол и раскрыла. Она сменила ему дайперсы. Мелисса, приподнявшись на локте, в первый раз увидела своего мальчика. Она увидела то, в чём хотела убедиться: у мальчика на правой ручке, выше локтя, было небольшое пятно, по форме напоминавшее Австралию, такое же, как у Бориса.












ГЛАВА 47
Калифорния
27 июня 1994 года

Борис часто вспоминал Мелиссу. Подходил срок ей рожать. Как она? Он не знал, где её искать. Звонить её отцу Борис не решался. Звонить в Женеву и снова наткнуться на грубость? Нет. Что делать? Борис очень любил свою жену Руслану. Но и Мелиссу он любил не меньше. Где Мелисса? Что с ней? Он ничего не знал о ней и ничего не мог предпринять. Оставалось только одно – ждать.

Горянин полностью ушёл в работу. На стройке дело двигалось успешно. На первом объекте практически заканчивали устанавливать каркас дома. Скоро можно будет начать прокладку труб для воды и канализации, протягивать провода для внутренней электропроводки, устанавливать воздуховоды для обогрева и кондиционирования. Уже завезли фанеру для крыши.

Работы по проектированию второго дома подходили к завершению. Проектировщики начали заниматься третьим объектом.

Руслана полностью занималась своим бизнесом. Антон продолжал работать в госпитале…

В середине июля, когда Борис вернулся с работы домой, в почтовом ящике его ожидал конверт без имени и обратного адреса отправителя. В конверте была фотография Мелиссы с мальчишечкой на руках. И больше ничего. Надпись на обратной стороне фотографии свидетельствовала о том, что леди Мелисса Спенсер сообщает, что 27 июня 1994 года у неё родился мальчик, которого она назвала Джордж. На фотографии было чётко видно, что у мальчика на обнажённой правой руке, выше локтя, есть небольшое врождённое пятно, по форме напоминавшее Австралию, точно такое же, как у Бориса.

Борис долго рассматривал фотографию. С какой радостью он бы расцеловал Мелиссу и Джорджа! Они в порядке! И это уже хорошо. Борис стал разглядывать конверт. На штампе почтового отделения стояло название места отправления. Это был город Санта Анна. И почтовый индекс был 92701. Несомненно, что конверт был отправлен из Калифорнии.

На следующее утро Борис помчался в головное почтовое отделение Санта Анны. Оно помещалось на улице Санфлауэр. Но там ему не удалось узнать, кто и когда опустил в почтовый ящик этот конверт.

И снова ему осталось только одно: ждать и надеяться, что когда-нибудь он сможет снова увидеть Мелиссу и познакомиться со своим сыном.
ГЛАВА 48
Москва
27 июня 1994 года

Когда, после долгой болезни, в свой первый рабочий день Якубовский вышел из двери своей «конторы», он увидел направляющегося к нему Александра Пушкова. Первым его желанием было – убежать обратно в проходную. Но усилием воли он сдержал себя, тем более, что на лице Пушкова было выражение собачьей преданности. Когда же Пушков упал перед ним на колени, Якубовский, не зная, что предпринять, зашипел на него:
– Встань сейчас же. Люди смотрят.
– Простите меня, Владислав Иванович. Не буду я больше, – всхлипывая, от якобы душивших его рыданий, гнусавым голосом заныл Пушков.

Он репетировал эту сцену неоднократно и, похоже, довёл её до полного совершенства. Старик Станиславский, видя эту сцену, определённо воскликнул бы: «Верю!»
 
– Встань! Люди же смотрят, – продолжал шипеть Якубовский.
– Пусть все видят, что я искренне прошу вашего великодушного прощения, – патетически продолжал разыгрывать эту сцену Пушков.
– Кому говорю, встань. Сейчас же встань…

Наконец, Пушков поднялся с колен и уже обычным голосом спросил, где бы они могли присесть, чтобы Владислав Иванович действительно убедился, что он, Пушков, раскаивается в содеянном поступке. После состоявшегося сегодня разговора с начальством настроение у Якубовского было не ахти какое весёлое. Одно дело, когда ты волынишь, а другое, когда тебя выкидывают со службы. Поэтому встреча с Пушковым была не кстати.

Уже в «Полевом Стане», куда Пушков отвёз упирающегося Якубовского, тот спросил:
– А если бы ты убил меня, что тогда?
– Сел бы. Надолго сел, – утвердительно заявил Пушков.

То, что Пушков врёт о своём раскаянии, Якубовский понимал. Но он также понимал, что они родственные души. Поэтому он решил использовать Пушкова в своих интересах. За ужином он сказал, что должен несколько дней подумать, на каком поприще можно приложить яркие природные дарования и неукротимое желание Пушкова работать на благо Родины.

Пушков расплатился за более чем скромный ужин – Якубовский был после болезни на диете и, кроме того, давно уже не пил. Не пил даже сегодня, когда, после беседы с начальником, для этого была явная причина. Они вышли на улицу. Там было жарко и сухо. Серые деревья стояли с серой листвой. На душе Якубовского тоже было как-то пыльно и грустно. Пушков отвёз Якубовского к метро «Войковская». Якубовский не хотел, чтобы тот знал, где живёт Виктория. Да и вообще… Заявление в милицию, по поводу нападения на него Пушкова, он обещал не писать. Пушкову же велел позвонить ему домой через два дня. Тогда они смогут предметно поговорить.

К увольнению Якубовского Игорь и Вика отнеслись более чем спокойно. Если бы это было пять лет назад, то это была бы трагедия. А теперь! Даже лучше. Сможет спокойно заниматься делом. Так что – всё в полном порядке.



































ГЛАВА 48
Москва
29 июня 1993 года

Дело о хулиганском нападении охранника Пищепромбанка гражданина Пушкова на подполковника Якубовского в Центральном округе г. Москвы прекратили к производству в связи с отсутствием заявления от потерпевшего.

Ко времени второй их встречи у Якубовского уже был продуман план использования Пушкова. Владислав Иванович знал изначально, что он не должен быть замешан в получении кредита. Кравченко же, будучи практически всё время под «шофэ», был отличным кандидатом для его замысла. К сожалению, а может и к счастью для Якубовского, из «Агропрома» уволились все более или менее ценные сотрудники. Оставались только сам Кравченко и Семёнов, с которым всё было ясно. Репутация Кравченко и «Агропрома» была подмочена невыполнением контракта с «Глобал Ойл». Да и сам Кравченко больше не был способен что-то решить. Говорить и подписывать документы – вот его задача. Соответственно, Пушков должен быть тем самым работником, который будет фактически выполнять все указания постоянно остающегося в тени Якубовского.

Семёнов давно приглашал всех отдохнуть у него в бане, но Якубовский попал в больницу. Теперь представился случай воспользоваться приглашением, как говорится, для закрепления знакомства. Якубовский созвонился с Семёновым и тот пригласил Гаврилу Петровича, Якубовского и Пушкова в баню, которую он то ли арендовал сам, то ли сдавал в аренду другим. Баня находилась у стадиона «Динамо». В те годы эта баня вполне соответствовала духу времени –  грязноватая, тесноватая, но баня! У других и такой бани не было.

Алёша предложил украсить компанию «подругами»:
– Двух хватит или возьмём на каждого? – спросил Семёнов у компании, как будто речь шла о вяленой вобле.

Якубовский отказался. У него была красавица Вика. Кравченко же гордо заявил: «Я – пьяница, но не бабник». А вот Пушков обрадовался.

Приехали. Занесли выпивку, закуску. Семёнов захватил новый веник. Со своим сутенёром подъехали «подруги». Одна, высокая прыщавая девушка, представилась «Анжелой». Вторая, маленькая кругленькая, с ямочками на щеках сказала, что она «Наташа». Явно клички, подумал Якубовский, заранее проклиная себя за то, что пришёл сюда и что согласился участвовать в этой банной оргии, пусть даже в качестве зрителя. И был прав.

После лёгкой закуски Якубовский и Кравченко, оставаясь в плавках, прошли в парилку. А «Владя и Никеша»(14), как их назвал Кравченко, остались с подругами. Когда Якубовский и Кравченко, разомлевшие, вышли из парилки, то картина, представшая их обозрению, была в духе беспредельного реализма. От увиденного Гаврила Петрович, сказав «Ой, мама!», с размаху выпил доброго размера рюмку водки. Якубовский икнул, проглотил слюну и выпил минеральной воды, – он же стоически держал слово, данное Виктории, и не пил. Якубовскому и Кравченко, неожиданно оказавшимся на почётных зрительских местах, почти физически пришлось ощутить, насколько их партнёры по предстоящей торгово-финансовой сделке и их «подруги» возбуждены. «Великолепной четвёрке» явно импонировал секс при зрителях, когда они работали, как говорится, «на публику»…

Когда всё было кончено, они дружно сходили в душ. Отдышавшись и помывшись, «Владя и Никеша» присели к столу, за которым молча и не двигаясь, совершенно обалдевшие от увиденного, сидели Якубовский и Кравченко. Пушков и Семёнов налили по рюмке. Выпили «За успех нашего безнадёжного дела». Запили холодной минералкой. Закусили солёными огурцами и бутербродами с маслом и копчёной колбасой.

– Теперь ваша очередь, господа! – предложил Семёнов притихшим Якубовскому и Кравченко.
– Чур, меня! Чур! – замахал руками Кравченко и, для убедительности, перекрестился сам и перекрестил присутствующих. Якубовский же, втянув голову в плечи, молча покачал обеими руками, поднятыми вверх. По-видимому, бывшего подполковника ФСБ мучила мысль: «А как в такой ситуации поступил бы полковник Исаев-Штирлиц?».

– Ну, тогда, с вашего позволения, господа, мы продолжим-с, – объявил Семёнов.
– Молодым у нас везде дорога! – картинно протянул обе руки в направлении дивана Кравченко.

Пушков и Семёнов дружно улеглись на диване лицом вверх. И началось… Как синхронные пловцы, одновременно, они выделывали мыслимые и немыслимые, знакомые по урокам физики, фигуры Лиссажу. Синхронная скачка на верблюдах! Только горбы-груди раскачивались у всадниц. Обе подруги синхронно закрывали глаза и обе синхронно стонали. По-видимому, Анжела была музыкальнее, чем Наташа. У неё всё получалось быстрее и ритмичнее. Наверное, потому что она была немного худощавее. А вот Наташа была куда плотнее подруги…

Нужно отметить, что такие банные мероприятия, в эпоху строительства капитализма, как считалось, укрепляют деловые отношения между бывшими воспитанниками комсомола и способствуют развитию деловой активности банков, создавая благоприятные условия для закупки зерна в странах уже давно развитой демократии.

Расплатившись с сутенёром, Семёнов уехал вместе с Кравченко в Архангельское. Он уже давно состоял в любовниках у Алевтины – жены Гаврилы Петровича. Обычно Алексей Викторович обедал у них, помогал Гавриле Петровичу дойти до кондиции, следя за тем, чтобы рюмка у него всегда была полной. Затем помогал Алевтине затащить пьяного Гаврилу Петровича в одну из комнат, где тот безмятежно спал до утра. А сами они предавались плотским утехам. Благо Семёнов был лет на десять моложе Алевтины.

Пушков усадил Якубовского в машину и повёз его в «Полевой Стан».
– Ты что, Александр? Совсем обалдел? Ты же молодой, интересный, здоровый парень. Зачем тебе это нужно?
– Так, Владислав Иванович, – оправдывался Пушков. – Мне эта жизнь – во где, – проведя раскрытой ладонью поперёк своего горла, ответил Александр. – Не могу я познакомиться с хорошей девушкой. Видно, нет больше их.
 
К этому моменту беседы они подъехали к «Полевому Стану» и Пушков запарковал машину. Они прошли в кафе. Сели. Сделали заказ. Якубовский молчал. Молчал и Пушков. По всему было видно, что он, как говорится, звёзд с неба не хватает, но будет выполнять всё, что ему скажут. А точнее, прикажут. Наконец, Якубовский прервал молчанье.
– Ты где сейчас работаешь, Александр?
– Нигде. Из Пищепромбанка меня турнули.
– А ты как хотел?
– Да, я понимаю…
– В «Агропром» пойдёшь?
– А что делать там надо?
– В настоящее время работы там действительно немного. Но мы работаем с «Агропромом» над организацией закупки зерна из Америки. Дело, как ты сам понимаешь, многомиллионное. Нам нужны надёжные и исполнительные сотрудники.

Якубовский замолчал, давая возможность молоденькой официантке разместить на столе «Боржоми», салатики и другие холодные закуски. Когда она удалялась, Владислав Иванович перехватил взгляд Пушкова, жадно осматривающего официантку, и спросил:
– А ты что, не женат, что ли, если такой голодный на женщин? Тебе подруга нужна. Вот что!
– Знаю. Раньше было. Когда в «конторе» работал. А сейчас изголодался.
– Ну, это дело поправимое, – Якубовский вспомнил секретаршу Кравченко. – Я познакомлю тебя с одной. Девчонка – первый класс. Но смотри, чтобы ты её не испортил. Пока зерновая тема находится в проработке, я вам вместе поручу одно прибыльное дело. Вместе заработаете деньги. Но береги её. На таких девушках женятся.

После того, что произошло в Тольятти с Настей, Якубовский стал как-то теплее относиться к девушкам. Вот и теперь он вспомнил её. И ему снова стало жалко эту невинную, ни за что загубленную девчонку. И он, растрогавшись, замолчал. Но Пушков оживился:
– Да, я только рад буду. И родители мои порадуются.

Пушков ещё не верил своему счастью. Мало того, что Якубовский простил его, так и на работу устраивает, и с девушкой хочет познакомить. И деньги даёт заработать.

Выходя из «Полевого Стана», Якубовский сказал Пушкову:
– Завтра встретимся в «Агропроме» около 10 утра в приёмной Кравченко. Если я задержусь, ты дождись меня. Заодно и с Лерочкой познакомишься.

Всё получилось так, как задумал Якубовский. Кравченко с утра на месте не было. Он позвонил в приёмную и, убедившись, что Пушков уже там, попросил Валерию позвонить ему, когда появится Кравченко. «Вас, Лерочка, молодой человек пока развлекать будет», – добавил он. Якубовский был прав. Как только Александр и Валерия увидели друг друга, то сразу ощутили тот самый весенний гон, который испытывают молодые олени. Оба они первые несколько мгновений смущались, но уже через несколько минут, опытный в таких делах Пушков, умело начал расставлять сети. Валерия, в свою очередь, прикинулась овечкой, но ситуацию контролировала.

Когда в приёмной Кравченко появился, слоняющийся без дела Алексей Викторович Семёнов и попытался было встрять в их беседу, Лера его быстро отшила, несмотря на то, что раньше всегда хихикала над его плоскими шутками.

Когда приехал Кравченко и затем, поднятый звонком Валерии, подтянулся и Якубовский, то они втроём с Пушковым быстро нашли общий язык. Подойдя к вопросу о зарплате, Кравченко, смутившись, сказал сакраментальную, знакомую с детства фразу:
– Дал бы больше, но не могу.(15)
– Ничего, – успокоил Пушкова Якубовский. – Ты у меня за три дня заработаешь больше, чем за месяц на службе.

Вечером Александр Пушков встретил Леру после работы. Они прошлись до метро, и он проводил её до самого дома в Марьиной Роще. А на следующее утро он оформился на работу в качестве главного специалиста по контрактам в «Агропром». Обедали они вместе. И вместе ушли с работы оформить заграничные паспорта. Через несколько дней Якубовский познакомил их с Игорем и Аннушкой. Теперь они должны были несколько раз все вместе съездить в Польшу и на «7-й километр» в Одессу.

Якубовский одолжил три тысячи долларов Пушкову, как говорится, на раскрутку. На первый выезд для закупки Игорь, Александр и Валерия вместе уехали в Одессу. Через день Якубовский должен был их встретить. Возвращались они обратно поездом, забив всё купе тюками. Игорь спал в другом вагоне, а Александр и Валерия остались стеречь вещи.

Всё сложилось удачно: Якубовский их встретил на грузовике. Быстро развезли товар по палаткам и сдали его перекупщикам. В этот раз деньги они утроили. Вечером Пушков, купив матери цветы, вместе с Лерой отправился к своим родителям в Свиблово. Они дождались, когда отец привезёт мать после работы. Войдя в квартиру и увидев сына с молодой девушкой, чего никогда до этого времени не случалось, они всё поняли. Быстро накрыли на стол. Александр заявил родителям, что привёл к ним дочку: «Прошу вас любить её, как я люблю и, как говорится, жаловать». Мать, для порядка, всплакнула. Они хорошо посидели. А когда Лера вместе с будущей снохой начала мыть посуду, то Александр удивил отца за это вечер второй раз. Он спросил его:
– Ты, батя, сколько денег истратил, выкупая меня из «ментовки»?
– Две тысячи долларов, – ответил Василий Сидорович, ещё не понимая, куда это его Сашка клонит.
– Вот деньги, батя. Держи. Спасибо. Век этого не забуду. Спасибо.

И младший Пушков, вынув из кармана пачку долларов, отсчитал отцу две тысячи. «Вот. Дожил. Теперь и Сашка человеком стал», – принимая деньги и радуясь за сына, отметил отец.

На следующий день, в воскресенье, семья Пушковых, набрав выпивки и  продуктов, с цветами поехала в Марьину Рощу знакомиться с родителями невесты.











ГЛАВА 49
Калифорния
1 августа 1994 года

Наступил самый жаркий сезон в Калифорнии. В следующие полтора месяца температура могла подняться до 35 и даже до 40 градусов жары. Маленький Джордж за месяц набрал целый килограмм. Доктор Лернер, врач-педиатр, которому Мелисса начала показывать малыша, предостерёг её от перекармливания, посоветовал приобрести специальные детские весы и следить за тем, сколько он высасывает молока в один приём. Но, в целом, он был очень хорошим мальчиком, сам спал по ночам и давал спать другим.

Кроме занятий с малышом, когда ей удавалось, Мелисса продолжала учить русские слова и грамматику. Она уже бегло читала детские книжки, которые они с Людмилой Петровной заказали для Джорджа в Нью-Йорке, в магазине «Санкт Петербург». Старички полностью взяли на себя работу по дому – готовили, убирали, возились с Джорджем. По всему было видно, что они это делали с душой. Мелисса же, со своей стороны, многому у них училась. Она уже знала, как варить суп из овощей, рассольник, рыбную и мясную солянку. Мелиссе было удивительно, что ей нравится жарить котлеты. Вся эта вкусовая гамма ей нравилась ещё с Тольятти, и она с большим интересом осваивала новые блюда. Одно ей пока не удавалось – это съесть кусочек селёдки. Она видела, как старички смакуют по воскресеньям на завтрак варёную картошку с селёдкой, и каждый раз вспоминала, как они с Борисом ели картошку с тушёнкой.

Мелисса иногда возила старичков в русский магазин, где она ходила вдоль полок и вспоминала Тольятти. Но когда она увидела тушёнку, то сама положила банку в корзинку. Она не смогла удержаться и от сливок, и «Бородинского» хлеба.

Как-то Людмила Петровна разговаривала по телефону с Леной и узнала, что в одном квартале от их дома находится парикмахерский салон, который держит русская женщина по имени Руслана. Людмила Петровна и Валентин Семёнович пошли на разведку. Людмила вернулась оттуда, выглядя на десять лет моложе. Они познакомили с Русланой и Мелису, которая тоже стала посещать эту парикмахерскую. Если Руслана была свободна, то Мелисса старалась разговаривать с ней по-русски.

Мелисса регулярно звонила отцу. Как-то, в середине разговора, отец сказал Мелиссе, что миссис Кокс стала быстро уставать и собирается посетить врача. А через две недели он сказал, что у неё обнаружили неоперабельный рак, и жить ей осталось месяцев шесть. Теперь Мелисса каждый раз, когда звонила в Лондон, разговаривала с миссис Кокс, которая была для неё всё равно, что мать и бабушка одновременно. Она, как могла, подбадривала угасающую старушку. Но о том, чтобы сейчас Мелиссе поехать в Лондон, не могло быть и речи. Она кормила грудью, а Джордж был ещё очень маленьким, чтобы брать его в такое дальнее путешествие. Месяца через два Мелисса начнёт подкармливать его детским питанием, тогда она сможет оставить его на попечение старичков и навестить отца и миссис Кокс.

Осенью у Мелиссы начались занятия в школе адвокатов, и у неё совсем не осталось свободного времени.




































ГЛАВА 50
Москва
4 августа 1994 года

Дело шло к осени. В Северном Казахстане скоро должны были ударить морозы. Настало время для Виктории решить самый важный вопрос, из-за которого она не смогла уехать с родителями в Германию. Чтобы оформить заграничный паспорт, ей нужно было любыми путями получить Свидетельство о рождении на фамилию Шмидт, а не Коваль. Она могла бы оформить брак с Якубовским и стать госпожой Якубовской, но в любом случае, для загранпаспорта на ПМЖ в Германию ей нужно было представить Свидетельство о рождении с настоящей фамилией ее родителей.

В начале августа Владислав и Вика решили ехать к ней на родину – в деревню Фёдоровка. Они набрали с собой вещей для подарков: коньяк, растворимый кофе, колготки, косметику, бижутерию и наличность. Из «Домодедова» на ТУ-154 они без приключений долетели до Омска. От Омска до Павлограда они вылетели на Як-40. В Павлограде переночевали в гостинице и вылетели на маленьком самолёте до районного центра Качиры. От Качир до Фёдоровки – 100 километров. Для Сибири и Северного Казахстана – это не расстояние. За двадцатку «зелёных» они договорились с водителем «газика» Петром довезти их до места. Вика с Владиславом приехали в Фёдоровку ещё засветло.

Вика почти десять лет не была в родных краях. Она помнила Фёдоровку, как чистый посёлок, с аккуратными людьми на улицах. То, что они увидели сейчас, выглядело ужасно. Некоторые дома стояли с заколоченными крест-накрест окнами. На улицах везде была грязь и мусор. Несколько пьяных мужиков раскачивались у какого-то странного, насквозь проржавевшего сооружения, напоминающего хранилище для сыпучих материалов. Рядом с растрескавшимся бетонным постаментом на земле валялась полусгнившая деревянная конструкция непонятного назначения. И было это в самом центре посёлка, у здания больницы.

Дом, где Вика когда-то жила с родными, находился недалеко от больницы. Они первым делом подъехали туда. Она рвалась посмотреть, что сталось с её домом. Домом, где она выросла. Там жили незнакомые люди. Виктория с Владиславом не стали заговаривать с ними, а проехали к больнице, в которой с молодых лет до отъезда в Германию проработала её мать. Они вышли из машины. Расплатились с водителем. Так как телефона у него не было, договорились, что пошлют ему телеграмму, чтобы он приехал за ними и отвёз обратно в Качиры.
 
Постучали в знакомую Виктории дверь. Она часто бегала с младшими братом и сестрой к матери на работу. Дверь открыла пожилая женщина – жена врача. Она несколько мгновений смотрела на Вику, пытаясь узнать её, но не смогла. Вика же сразу узнала её.
– Фрау Марта. Я же Виктория Шмидт. Вы меня не узнали? Я Вика. Дочь Фриды.
– О, конечно. Конечно. А я смотрю и глазам не верю. Стоит передо мной Фрида. Молодая Фрида. Вот я и смутилась, – они обнялись и расцеловались.
– Константин. Иди сюда. Ты посмотри, кто к нам приехал. Это Вика. Дочь Фриды.

На зов жены появился пожилой человек. Он подошёл к приехавшим. Обнял Вику и, как все пожилые люди, растрогался.
– А вы, простите, кто будете? – обратился он к Якубовскому.
– Это мой жених. Владислав, – ответила за Якубовского Вика.
– Владислав Иванович Якубовский, – представился Влад.
– Константин Евдокимович Мурашов. А это моя супруга Марта Генриховна. У немцев не принято называть людей по имени-отчеству. Но мы уж тут давно обрусели…
– Ну, что это мы стоим у порога? Проходите в дом. Проходите, пожалуйста, – позвала гостей Марта Генриховна.

Они прошли через помещение регистратуры в одну из комнат пристройки, в которой сельский врач Константин Евдокимович Мурашов с женой Мартой прожили всю жизнь. Проходя через помещение больницы, Якубовский обратил внимание на пыхтящий «Титан». Он давно уже не видел таких нагревателей для воды. Заметив, что Владислав заинтересовался «Титаном», Константин Евдокимович объяснил, что в больнице горячая вода всегда необходима. Это ещё Гиппократ установил, что кипяток является наилучшим дезинфицирующим средством. Простым, доступным и надёжным.
– Марта. Давай, покорми гостей. Люди устали с дороги, а мы их голодом морим.
– Да, да. Ты прав, – засуетилась старушка.

Пока старики суетились на кухне, накрывая на стол, Владислав и Виктория слегка привели себя в порядок. Они вышли в кухню с подарками в руках.
– Вот это для вас, – сказала Вика, выкладывая на стол часть от привезённых гостинцев.
– Ну, зачем нам столько? – запротестовали Константин Евдокимович и Марта. – Мы люди пожилые. Чего нам надо! Здоровья. И только.
– Вы нас так тепло принимаете, что даже как-то неудобно, – отметил Владислав.
– Викочка для нас и есть родная. Её мать проработала со мной почти тридцать лет. Всего было за эти годы. Я Викочку принимал у Фриды. И её сестрёнку тоже. Раньше Фёдоровка была немецким поселением. Здесь был порядок. А сейчас практически все немцы уехали в Германию. И Викины родители тоже. И вся их родня. А мы вот остались. Марта тоже было хотела ехать. Да мы бы и уехали. Немецкий-то мы знаем в совершенстве. Но куда нам, старикам, ехать? Детей бог не дал. Вот и доживаем, как можем.
– Кто же эти люди, что встречались нам на улице?
– А эти-то?.. Переселенцы из южных республик. Когда там власть поменялась, мусульмане стали русских притеснять. Вот они и подались в наши края. Благо, дома-то от наших немцев остались. Но пьют. Пьют крепко. Раньше так пили только единицы. А теперь в больнице-то и нет никого. Все мрут от пьянства. Не работают. Болеть стало некому. И деток не рожают. Только пьют. Я-то раньше, как роды приму, Свидетельство о рождении выписывал. С ним шли в контору печать ставить. А теперь мне ту старую советскую печать отдали за ненадобностью. А новой печатью ещё обзавестись не успели. Так я, за эти три года, только шесть родов принял.

Якубовский насторожился. Старичок оказался словоохотливым. Он сам и подсказал решение проблемы, из-за которой они ехали в такую даль. Якубовский захотел проверить ещё один вопрос – о Горянине. Но решил события не торопить, а сделать это завтра, наедине с Константином Евдокимовичем. Они поужинали вместе со старичками и легли спать на больничных койках в двухместной палате.

На следующее утро Виктория решила пройтись по посёлку, вспомнить детство, поискать своих школьных подруг. Якубовский остался дома, тут и представился случай переговорить с Константином Евдокимовичем наедине.

Якубовский начал разговор, как ему казалось, издалека. Он подошёл к окну и, глядя на противоположную сторону улицы, спросил у Константина Евдокимовича, что это за непонятное сооружение. Константин Евдокимович рассказал Якубовскому, что когда при Хрущове объявили, что надо целину поднимать, то построили это цементохранилище. Сюда приезжали машины, цемент высыпали из бункера прямо на платформу, а затем, вручную, лопатами загружали цемент на самосвалы. И так продолжалось до тех пор, пока один комсомолец не соорудил наклонный жёлоб. Тогда цемент из бункера самотёком стал высыпаться в кузова машин.

– Вообще, с этим комсомольцем другая история произошла. Там в деревне, где они были расквартированы, драка случилась между комсомольскими вожаками и одним лейтенантом. Они напились и заспорили, кто дальше с крыльца писать сможет. Так того офицера, чуть не убили. А комсомолец этот  увидел раненого и привез его, полуживого, сюда – к нам, в больницу. Так он бы и умер, но комсомолец дал ему свою кровь. И офицер выжил.

Якубовский насторожился. История, что ему рассказал Константин Евдокимович, совпала с той информацией о Горянине, которую он получил от Петра Грача из Николаева.
– А вы не могли бы вспомнить, когда это произошло?
– Как же, отлично помню. Аккурат за год до рождения Викочки. Её мамаша Фрида тогда молодой была. Красивая. Вот и молодые люди Фридочкой очень интересовались. И этот комсомолец тоже интересовался. Они всё прятались от меня. Ну, ясно. Дело молодое!
– А как звали его?
– Кого?
– Ну, комсомольца-то этого?
– Сейчас. Сейчас. У нас тут в книгах всё отмечено.

Константин Евдокимович провёл Якубовского в регистратуру. Там на полках аккуратно были расставлены толстые книги регистрации, разложенные по годам. Константин Евдокимович подошёл к полке. Он несколько мгновений что-то соображал. Потом спросил Якубовского:
– А в каком году родилась Вика?
– В 1964.
– Точно.

Константин Евдокимович достал книгу с номером 1963 и начал листать страницы.
– Вот нашёл. Офицера звали старший лейтенант Иван Владимирович Касаткин. А студента звали Борис Георгиевич Горянин.
– Так, вы говорите, студент этот Викиной мамашей интересовался?
– Ещё как интересовался! Он ещё, когда цемент возил, всё бегал сюда воду пить. Вот они и подружились. А когда он здесь кровь свою давал, видно, игла грязная попалась. Он чуть не погиб, получив заражение крови. Его Фрида с другой девушкой выхаживали. Ну и я лечил его, как мог.

Для Якубовского всё стало ясно. Он получил доказательство того, что Борис Горянин и есть отец Виктории. Но должна ли знать об этом Виктория? Да нет. Меньше знаешь…

– Да, время бежит. Много разных историй вы, папаша, видно знаете. Много видели на своём веку, – поддержал разговор Якубовский.
– Я, молодой человек, прямой потомок декабристов по отцовской и по материнской линии. Один из моих прадедов по отцу, поручик Мурашов, принимал участие в восстании на Сенатской площади. За что и был сослан в Тобольск на поселение. И я всю жизнь в Сибири провёл. Никогда мне не довелось ни в Москве, ни в Питере бывать. А теперь, на старости лет, я вот казахом заделался. Я, потомственный русский, дворянин, теперь, вообще, не гражданин России. Как вам такое понравится? Да что я могу сделать? Кто со мной говорить будет? – печально проговорил старик. – Всю свою жизнь я работал: лечил больных, принимал роды, глаза умершим закрывал. А вот на старость ничего собрать не удалось. Как помрём мы с Марточкой, то и похоронить будет не на что, – старик печально вздохнул и отвернулся от Якубовского.
– А мы тут с Викой приехали за её Свидетельством о рождении. Нам для её паспорта нужно.
– Так я выпишу. Бланки у меня остались с советских времён. И печать имеется. Я сделаю. Да хоть прямо сейчас.

Константин Евдокимович раскрыл книгу учёта рождаемостей. Нашёл запись о рождении Виктории. Он открыл сейф и достал коробку с бланками. Затем достал чернильницу и ручку с ученическим пером. Константин Евдокимович обмакнул перо в чернила и каким-то старорежимным почерком с завитушками начал заполнять бланк Свидетельства о рождении гражданки Виктории Шмидт. Когда он кончил заполнять бланк, то, дав чернилам немного подсохнуть, достал печать с гербом СССР, подышал на неё и придавил к бумаге.

В то время, пока Константин Евдокимович заполнял бланк, Якубовский листал Книгу регистрации рождений. Он нашёл год своего рождения 1952. И начал смотреть, кто родился в этом году. Внезапно его мозг пронзила мысль, а что если заделаться немцем? Кто знает, как дальше сложится? Кто его знает, а ведь это может пригодиться…

– Вот. Готово, – с гордостью проговорил Константин Евдокимович, протягивая свидетельство Якубовскому
 
Якубовский, не вынимая руку, отсчитал в кармане три, а потом добавил ещё две бумажки. Он достал из кармана и положил перед Константином Евдокимовичем пятьсот долларов.
– Вот вам, как говорится, на чёрный день.

Не то, что таких больших денег старик не видел никогда в своей жизни, – он никогда не видел долларов, которые, к тому времени, стали основной ходовой валютой. Мурашову стало стыдно и обидно за своё нищенство. Ему не хотелось принимать этот подарок, но и не взять денег он тоже не мог.
– Что я должен сделать? – глухим голосом спросил Константин Евдокимович.
– Выписать ещё два свидетельства о рождении. Одно точно такое же, но на фамилию Гаврилы Петровича Кравченко, а другое на имя Вольфганга Оттовича Нушке. Вот запись.
– Это брат Фриды. Матери Виктории. Он скончался через несколько дней после рождения.
– А мы воскресим его. А тому отроку пусть земля будет пухом.
– Понимаю. Понимаю, – тихо произнёс старик, чувствуя в воздухе запах серы. Он понял, что продал свою душу дьяволу.

Константин Евдокимович выписал оба свидетельства, как просил того Якубовский. Ему было стыдно. Он взял деньги и ушёл к себе. Как он сказал: «Немного прилечь».

Пришла Вика. Она была возбуждена. Ведь прошло столько лет, столько людей уехало, а она вот нашла подругу детства – Марию Совенко. Виктория попросила Владислава пойти вместе с ней к её подруге – там соберутся ещё несколько человек. Она попросила фрау Марту не обижаться на них, взяла Якубовского под руку, и они, захватив с собой сувениры и коньяк, пошли к её подруге.

Приезд из Москвы Вики, да ещё с женихом, – для захолустной Фёдоровки это было событием. К Марии пришло человек двадцать. Собрали на стол закуску. Выпили. Кто-то принёс гармонь. Якубовский старался переговорить со всеми. Он прощупывал почву, искал, кто бы мог быть ему полезным. И нашёл. Одна, непривлекательного вида, средних лет женщина, оказалось, работает в милиции. Якубовский завертелся вокруг неё. И даже пригласил на танец под гармонь. Женщину звали Галина Муренко…

В больницу они вернулись не очень поздно – нельзя было стариков беспокоить.

Наутро Якубовский отправился в милицию к Галине Муренко, а Вика осталась в больнице со стариками. Обаяние Якубовского и доллары США позволили быстро решить вопрос об оформлении паспортов для Виктории Йогановны Шмидт, Гаврилы Петровича Кравченко и Вольфганга Оттовича Нушке. Для завершения оформления паспортов гражданам Республики Казахстан необходимо было представить справки с места работы, а фотографии у них были – они привезли их с собой.

Якубовский вернулся в больницу. Он попросил Вику пройтись с фрау Мартой по улице, а сам остался с Константином Евдокимовичем.
– Уважаемый Константин Евдокимович, – обратился Якубовский к врачу. –  Семь бед – один ответ, как гласит наша народная мудрость. Что хотите думайте, но мне опять нужна ваша помощь. Заметьте, не бескорыстно! Мне нужны справки о том, что Виктория Йогановна Шмидт работает уборщицей, а Гаврила Петрович Кравченко и Вольфганг Оттович Нушке – истопниками в больнице. К моей просьбе присоединяются президенты Соединенных Штатов.

С этими словами Якубовский вынул три стодолларовые купюры и передал их Константину Евдокимовичу. Застенчивостью старик переболел вчера, а сегодня он, уже с видимым удовольствием, выписал три справки и поставил печати с гербом несуществующего государства – Советского Союза.

Когда Вика с фрау Мартой вернулись, мужчины сидели на кухне. Они распечатали бутылку французского коньяка и запивали его растворимым кофе. Якубовский с Викой сбегали в милицию, чтобы донести справки, а потом на почту – отослать телеграмму водителю Петру, чтобы он приехал и отвёз их обратно в Качиры.

На следующий день они, распрощавшись со стариками, уехали, пообещав через месяц, когда паспорта будут готовы, вернуться.

Поездка на Викину родину оказалась исключительно удачной.



























ГЛАВА 51
Москва
6 сентября 1994 года

Ещё когда они были в Казахстане, Якубовский сделал Вике предложение стать его женой, которое она, естественно, приняла. При этом они обсудили вариант их переезда на постоянное место жительства в Германию, где уже обосновались родители Виктории. Для восстановления беглости языка Владислав и Виктория начали говорить между собой по-немецки. Вначале они чувствовали скованность, сбивались, путали слова и переходили на русский язык. Но уже через неделю им стало значительно легче, а через две – скованность прошла. Они уже могли и в присутствии посторонних говорить между собой по-немецки.

С вопросом об иммиграции они решили следующее. В Казахстане они заключают брак между гражданкой Казахстана Викторией Йогановной Шмидт и гражданином Российской Федерации Владиславом Ивановичем Якубовским. После брака Якубовский берет себе фамилию жены и становится Владиславом Ивановичем Шмидтом.

Для этого нужно было снова поехать в Казахстан. Перед поездкой в Фёдоровку Владислав Иванович встретился со своим давним знакомым, который работал в фотолаборатории того самого учреждения, где служил Якубовский. После совместного посещения кафе «Полевой Стан» и оплаты услуг друг Якубовского изготовил ему три группы по десять цветных фотографий размера 3 на 4 сантиметра, как требуется для паспорта. В первой группе были обычные фотографии. Во второй – Якубовский был изображён лысым, но с бородой и усами. В третьей группе – с обширной шевелюрой, усами и бородой, прямо как у Карла Маркса.

Из Москвы в Казахстан они проехали по знакомой уже дороге. Из Москвы дали телеграмму водителю Петру, который встретил их в Качирах. Перед тем, как отправиться в Фёдоровку, они заехали в продуктовый магазин и накупили мешками продукты, способные долго сохраняться: рис, пшено, кукурузу, муку, сахар, большие упаковки подсолнечного масла, чай, кофе и говяжью тушёнку. Прикупили семена овощей, которые легко выращивать в условиях короткого сибирского лета. Со всем эти богатством они приехали к Константину Евдокимовичу и фрау Марте в больницу. Можно себе представить, как были рады старики и гостям, и подаркам. Естественно, и подруги Виктории не были забыты. В особенности, Галя Муренко...

Приехав в Фёдоровку и остановившись в больнице, Владислав и Виктория  подали документы на регистрацию брака. Галя Муренко помогла им ускорить процесс, чтобы не ждать, положенные законом, 30 дней. Она несколько раз съездила с Якубовским в Качиры и в Павлоград, где у неё были связи в паспортном столе.

В Казахстане была уже поздняя осень. Якубовский подрядил несколько мужиков, которые за несколько дней привели в порядок территорию перед входом в больницу, обнесли забором, вспахали и обработали удобрениями участок земли за больницей, где планировалось следующей весной посадить рассаду овощей. Они также оградили участок земли перед больницей, где посадили яблочные деревья и кусты с морозоустойчивыми сортами ягод.

Свадьбу Владислав и Виктория отпраздновали такую, что в Фёдоровке ещё долго вспоминали молодых. Галина Муренко оформила загранпаспорта для Виктории Йогановны и Владислава Ивановича Шмидт, а также для граждан Республики Казахстан Гаврилы Петровича Кравченко и Вольфганга Оттовича Нушке.

На фотографии в паспорте Владислава Ивановича Шмидт Якубовский был в своём обычном виде. В паспорте на имя Гаврилы Петровича Кравченко – он был с обширной шевелюрой, усами и бородой. Наконец, в паспорте Вольфганга Оттовича Нушке он представал лысым, но с бородой и усами. Паспорта Владислава Ивановича Шмидта, а также Гаврилы Петровича Кравченко и Вольфганга Оттовича Нушке нигде не числились. То есть, по ним найти, кого бы то ни было, не представлялось возможным.

Из Фёдоровки Владислав и Виктория поехали в Качиры. Там, в сельском магазине, они купили простую одежду, такую, в которую одеваются жители Северного Казахстана. Мода на «Версачи» в то время туда ещё не дошла. Теперь их нельзя было отличить от местных немцев. В Качирах они сфотографировались и подали заявление на выезд на постоянное место жительства в Германию. Разрешение на выезд им должны были прислать на адрес больницы в Фёдоровке, где его ждали старички Мурашовы.













ГЛАВА 52
Калифорния
Октябрь 1994 года

Работы на первом объекте шли полным ходом. Крышу уже покрыли водонепроницаемым материалом и застелили черепицей. В доме вставили окна, стены обили специальной бумагой и металлической сеткой. Внутри дома крепили сухую штукатурку. Дело шло к обустройству участка.

Борис боялся начинать второй объект, пока не будет закончен первый, но в банке, видя его отношение к работе, ему дали кредит на строительство. Поэтому, немного поколебавшись и получив заверение от производителя бетонных работ, – если пойдёт дождь и разрушит формы, то он их восстановит, – Борис принял решение начинать вторую стройку. Тем более, что погода была великолепной. Дожди обещали только к концу декабря, а к этому времени фундамент будет готов.

По третьему дому они завершали проектирование. Субподрядчики, увидев, что у Бориса дело встало на поток, стремились работать у него. Они давали хорошую цену. И работали быстро и качественно.

Агент по недвижимости Роберт Хоббс, который нашёл эти участки земли для Бориса, начал появляться на стройке примерно раз в неделю. Он ходил с Борисом по строящемуся дому и давал рекомендации, как строить дома, чтобы они были привлекательными для основной массы покупателей. Они с Робертом обсуждали вкусы людей, их запросы и привычки. У Роберта Хобса был большой опыт, а Борис не отмахивался от знающих людей, желающих сделать продукт качественным.

Роберт Хоббс посоветовал Борису начать продажу виллы прямо сейчас, не дожидаясь окончания строительства. Придёт покупатель – хорошо, а не придёт – так пока не очень-то и горит. С разумным предложением не стоило спорить. И Борис заключил с Робертом договор на продажу. Роберт Хоббс просил за свою работу шесть процентов. Борис, чтобы заинтересовать его ещё больше, предложил сверх того ещё 10 тысяч долларов.

Хоббс не ошибся. Покупатель появился через две недели. Вполне возможно, что он бы появился и без этих 10 тысяч. А если бы нет? Всё-таки легче строить, когда уже есть готовый покупатель. Покупатель, который ждёт, а не которого ждут. Теперь можно было начинать и третий объект.

Поглощённый работой, Борис стал реже вспоминать о Мелиссе. Прошёл уже год, как они расстались. Прошлое как-то стало затуманиваться. Тут уж ничего не поделаешь. Это свойство человеческого характера: с глаз долой – из сердца вон! Но всё же иногда, в минуты отдыха, он думал, а не совершил ли ошибку, отпустив своё счастье. А как же Руслана? А как Антон? От этих мыслей он вздыхал, и только… Всё равно Борис не знал, где искать Мелиссу. Да и встретятся ли они когда-нибудь? Он же не знал, что та хорошенькая англичанка, которая стала ходить к Руслане и о которой Руслана рассказала Борису, и есть та самая Мелисса. Как и все мужья, Борис слушал жену, но пропускал её разговоры мимо ушей.
 
Антон тоже отмахивался от попыток матери познакомить его с молодой женщиной. Он ждал ту самую, с которой его обещал познакомить отец. Он был влюблён в неё по фотографии.

А в это время, всего в пятнадцати минутах от их дома, подрастал маленький Джорджик. Мама Мелисса и её старички окружили его заботой и вниманием. Он рос, как и положено расти здоровому ребёнку. Он уже подтягивался на ручках, пытаясь сесть самостоятельно, узнавал близких ему людей, улыбаясь миру своим беззубым ротиком.

У Мелиссы не оставалось ни минуты свободного времени. Она забыла, как можно сидеть и скучать. Взятые ею классы, требовали полной отдачи. Ей засчитали несколько предметов, которые она проходила в Лондонской Школе экономики, кроме того, ей не нужно было брать иностранные языки, так как их тоже засчитали, основываясь на её Сертификатах судебного переводчика. Таким образом, Мелиссе удалось, взяв в первую осень минимум предметов, к середине обучения догнать своих сокурсников.

И всё же, несмотря на занятость, Мелисса выкраивала время для занятий русским языком. За эти девять месяцев она достаточно бойко разговаривала со старичками дома, по телефону с Леной и в парикмахерской с Русланой. Кроме бытовых тем, Мелисса пыталась начинать развивать тематику своих бесед, но у неё не хватало словарного запаса. Она продолжала учить слова. Не по десять в день, как раньше, но по двадцать в неделю.

Руслана, полушутя-полусерьёзно, начала рассказывать Мелиссе о своём сыне, но увидев, что Мелисса не очень поддерживает эту тему, решила оставить свою идею до лучших времён, тем более, что Антон категорически отказался с ней знакомиться. И о своём муже Руслана не говорила, так как не хотела, как ей казалось, травмировать молодую незамужнюю женщину с ребёнком на руках. Таким образом, встречаясь с Мелиссой, Руслана больше не говорила ни о сыне, ни о муже и никогда не показывала Мелиссе их фотографий.




ГЛАВА 53
Москва
15 октября 1994 года

 Прошёл месяц. Владислав и Виктория вернулись в Москву в первых числах октября. А уже через неделю после возвращения с Викой из Казахстана Якубовский с Кравченко вылетели в Калифорнию, в Сан Франциско.

Для Якубовского, как бывшего сотрудника «органов», проблема заключалась в том, что он мог выезжать только в те страны, с которыми у России был безвизовый режим. Если раньше, при СССР, через границу и мышь не могла проскочить незамеченной, то в начале 90-х, через страны Прибалтики, Украину и даже Казахстан начались регулярные рейсы «Люфтганзы», нужно было только иметь заграничный паспорт. Но в страны дальнего зарубежья, для которых требовалась виза, работников ведомства, в котором, на благо всего человечества, раньше трудился Якубовский, не пускали. Только в особых случаях, как например, поездка на переговоры в Вашингтон. Хорошо, что он тогда подсказал Кравченко оформить в США двухгодичную многократную визу. Сейчас это пригодилось.

У Якубовского и Кравченко в заграничных паспортах были проштампованы действующие визы США. Поэтому-то они и решили открыть счёт именно в США. На этот счёт должны будут поступить деньги на поставку пшеницы, полученные в кредит.

Кравченко сказал Якубовскому, что в 1991 году Горянин зарегистрировал в Калифорнии корпорацию под названием «Первая Российская корпорация». Тогда Борис передал Кравченко оригиналы регистрационных документов и корпоративную доверенность на открытие банковского счёта в России. Но он уверен, что они сейчас, используя эти документы, смогут открыть счёт в Калифорнии. Кроме того, Семёнов тоже настаивает на своей доле. Вот пусть он и откроет для себя счёт во Флориде, куда должна будет поступить его доля денег из Калифорнии.

Разрабатывая схему прохождения платежей, Якубовский и Кравченко предложили Семёнову, что деньги совершат путь из российского банка в банк, находящийся в Калифорнии. С калифорнийского счёта будет произведена оплата за поставку пшеницы. С этого же счёта Кравченко, Якубовский и Семёнов снимут свою долю прибыли. При этом долю Семёнова переведут во Флориду – на его личный счёт. Такая схема устраивала всех, потому что, во-первых, деньги на их счёт поступят не из России и, во-вторых, деньги останутся в США, где никто не будет платить налоги на прибыль.

Якубовский никогда не посвящал Викторию в свои планы. Он тщательно продумывал каждый шаг, двигаясь к намеченной цели: «срубить бабло и свалить». При этом он не сомневался в том, что Вика поедет с ним даже на край земли, не то, что в Германию или Америку. Не посвящал он в свои планы и Кравченко, не без основания полагая, что тот может его подвести, даже без злого умысла. Так просто, хвастаясь, проболтаться. Но использовать Кравченко в своих целях, Якубовский мог и должен был.

Якубовский начал готовиться к поездкам – в США с Кравченко и в Казахстан с Викторией. Он несколько дней изучал телефонные книги Сан Франциско, городка Рино, в штате Невада и Западного Самоа. Якубовский знал – для того, чтобы деньгам потеряться, они должны пересечь три границы, поменять банковские счета и конвертироваться через две валюты в третью. Сан Франциско ему был нужен, как первый пункт остановки в США. Город Рино, в штате Невада, был нужен ему потому, что компании, зарегистрированные в Неваде, по закону этого штата не обязаны предоставлять сведения об их владельцах даже по требованию суда, не говоря уже о всяких сыщиках. Кроме того, в штате Невада нет налога на доходы юридических и физических лиц. Таким образом, с учётом политической и экономической стабильности США и законов налогообложения, штаты Невада и Делавер, являются самыми лучшими оффшорами.

Архипелаг Самоа до 1-й мировой войны был немецкой колонией. Потом он разделился на два государства: Самоа и Западное Самоа. Основной язык, безусловно, английский. Но, отдавая дань традиции, немецкий язык используется в быту наравне с местными наречиями. Якубовского это устраивало, так как он знал оба этих языка. Да и Вольфгангу Нушке там будет проще, чем в другом месте.

Если год назад у Якубовского не было денег даже на билет в Вашингтон, то теперь он купил билеты для себя и Кравченко, а также заказал недорогую, но удобную гостиницу «Бест-Вестерн» в центре Сан Франциско. За это время, благодаря челночным поездкам и поставкам водки, он скопил около пятисот тысяч долларов.

В Сан Франциско они летели через Франкфурт. Естественно, что Вика провожала их. Она созвонилась со своими родителями, жившими в Баварии – в лесу на хуторе, недалеко от Мюнхена. Они сообщили Вике, что нынешние хозяева хутора хотят его продать. Им это представляется отличной покупкой, но денег у них нет, и если Вика смогла бы им помочь, то этот хутор был бы отличным местом для всей семьи.

Родители Вики приехали во Франкфурт, чтобы познакомиться с Якубовским. Он привёз им сто тысяч долларов, что в то время составляло примерно триста тысяч немецких марок. Этого было достаточно на покупку хутора, где они все смогли бы жить, после их с Викой переезда в Германию, и наслаждаться жизнью.

Якубовский с Кравченко вылетели из Москвы во Франкфурт 16 октября 1994 года. Вместе с Фридой и Йоганном познакомиться с Якубовским в аэропорт приехала ещё куча родственников. Все они шумной компанией двинулись в гостиницу «Шератон», которая находилась неподалеку от аэропорта. В гостинице Якубовский оставил новых родственников с Кравченко, а сам вернулся в аэропорт. Он прошёл в бизнес-центр, расположенный в терминале «А», где находятся рядом два немецких банка – «Коммерс банк» и «Дрезднер банк». В «Дрезднер банке» он открыл счёт на имя Вольфганга Нушке. В «Коммерс банке» Якубовский открыл счёт на имя Кипрской компании «Элефтерия, Лтд.». На каждый счёт он положил по десять тысяч немецких марок.

Когда Якубовский вернулся в ресторан гостиницы, мужчины были уже навеселе, а Кравченко уже совсем перестарался. Якубовский обратил особое внимание на свою новую тёщу – Фриду. Старше Якубовского на девять лет, она выглядела почти его ровесницей. Несмотря на жирную немецкую кухню, мать Вики продолжала оставаться стройной женщиной, сохранившей природную красоту. Одета она была просто, но очень аккуратно. Вика явно взяла у матери самые лучшие качества. В то же время Вика нисколько не была похожа на Йоганна Шмидта. В планы Якубовского не входило выяснять у тёщи факт её знакомства с Горяниным. Ему всё было ясно и без этого.

Пошумев часов до шести вечера, Викины родственники уехали. Деньги Якубовский передал её матери. Они договорились, что на обратном пути из Сан Франциско Якубовский и Кравченко сделают остановку на три-четыре дня, чтобы родители Вики показали ему хутор, в котором они живут сейчас и который хотят откупить у нынешних хозяев.

Кравченко отправился к себе в номер спать, а Якубовский пошёл в парную и хорошенько пропарился. После парилки он выпил бокал настоящего немецкого пива и съел настоящий шницель. На следующее утро он был совершенно отдохнувшим. А Гаврила Петрович, после всего выпитого накануне, утром выглядел, прямо скажем, не лучшим образом.

Из Франкфурта в Сан Франциско они вылетели утром 17 октября. Перелёт через полмира занял тринадцать часов. Багажа у них не было. Только ручная кладь. Они быстро прошли паспортный контроль. Вышли в город и взяли такси. Таксист оказался русскоговорящим. Он с семьёй недавно приехал из Армении. Кравченко и Якубовский поехали прямо в «Пасифик Банк оф Чайна», где открыли счёт на имя «Первой Российской корпорации», которую несколько лет назад зарегистрировал Борис Горянин для Кравченко. Не знающий английского языка, Кравченко важно раздувал щеки и подписывал все документы, которые ему передавал Якубовский. Владислав Иванович переводил с английского для Кравченко и скромно держался на вторых ролях. Кравченко был ответственный за подписи на чеках и за перевод денег. Якубовский же нигде не числился, чем был весьма доволен.

Пока они находились в банке, таксист ожидал их. Они предложили ему поработать с ними несколько дней. Тот сразу же согласился. После банка поехали в гостиницу. Оформились. Якубовский решил отдохнуть, а Гаврила Петрович – покататься по городу.

На самом деле Якубовский только и ждал, когда Кравченко уедет. Он тут же выскочил из номера и помчался на встречу со своим школьным другом Мишкой Луцким. Когда-то в школе они отсидели за одной партой все десять лет. Но потом их пути разошлись. Пятнадцать лет назад Мишка уехал в Штаты. Якубовский нашёл его телефон через общих знакомых. Мишка обосновался в Силиконовой долине недалеко от Сан Франциско. Он работал программистом в большой компании. Ещё готовясь к поездке, Владислав созвонился со своим другом детства. Мишка обещал помочь Якубовскому, чем сможет. Теперь он ожидал Якубовского в ресторанчике, рядом с гостиницей.

Друзья встретились. Они вспомнили молодость и одноклассников. Договорились начать какое-нибудь совместное дело. В качестве первого шага, Мишка Луцкий должен был связаться с компанией «Парасек», которая регистрирует фирмы по всем штатам Америки, в том числе и в Неваде. Мишка заверил Якубовского, что пока тот будет в Штатах, компания уже будет зарегистрирована. Название придумали простое: «Невада Маркетинг Групп». Друзья договорились встретиться на том же месте через три дня.

Когда Кравченко вернулся, Якубовский уже был в своём номере и делал вид, что спит. На следующее утро Якубовский сказал Гавриле Петровичу, что должен по работе на один день вылететь в Вашингтон. Он пожелал Кравченко не скучать, оставил ему на расходы сто долларов, подумав при этом, что и того много, а сам уехал в аэропорт. Но вылетел он не в Вашингтон, а в Западное Самоа.

Авиабилет до Западного Самоа Якубовский купил на имя Гаврилы Петровича Кравченко ещё в Москве. Из Москвы он также заказал гостиницу на имя всё того же Гаврилы Петровича Кравченко. Местную визу он собирался поставить в паспорте по прибытии на место.

Западное Самоа – это группа островов, находящихся между Гавайским архипелагом и Новой Зеландией. Население меньше трехсот тысяч человек. Есть несколько банков. Якубовский вылетел туда рейсом, выполняемым «Американ Эйрлайнз».

Раньше, при регистрации билетов на внутренние и международные авиарейсы из США, никто никогда не требовал предъявления никаких документов. При прибытии в США, во время прохождения паспортного контроля, также никто никогда не требовал предъявить билет либо посадочный талон. Якубовский, по роду своей службы, безусловно, знал это.

Поэтому, прибыв в аэропорт Сан Франциско, он спокойно предъявил билет на имя Гаврилы Петровича Кравченко и прошёл на посадку в самолёт. После перелёта до Гонолулу он перешёл в самолёт компании «Эйр Нью Зиланд» и прибыл в аэропорт «Эйпиа» столицы государства Западное Самоа в 5:30 утра. Проходя паспортный контроль, он предъявил паспорт на имя Гаврилы Петровича Кравченко и заплатил за визу. В паспорт ему поставили штамп и зафиксировали факт прибытия.

До гостиницы «Принсес Тиу Инн» Якубовский добрался на электромобиле, на каких обычно ездят по площадке для игры в гольф. Зарегистрировавшись в гостинице на имя Гаврилы Петровича Кравченко, он позавтракал, слегка отдохнул в бунгало и отправился в деловую часть города, где были расположены банки.

Якубовский вошёл в «Западно-Тихоокеанский банк». По сути дела, это была адвокатская контора, связанная с банками посредством факса и телетайпа. Но счета открывали и клиентов банка обслуживали. На немецком языке он спросил у представителя банка, может ли он открыть у них личный счёт. Получив положительный ответ, он предъявил паспорт, в котором была его фотография с густыми волосами, усами и бородой. Никто даже не пошутил относительно его внешности. Якубовский открыл счёт на имя Гаврилы Кравченко. Он заплатил за оформление счёта, оставил на счету двести долларов, взял несколько бланков распоряжения на перевод денег, условился о пароле для перевода и оставил образец подписи Гаврилы Кравченко. Ещё в Москве Якубовский тренировался в подделке подписи Кравченко. Он изучил его подпись до мельчайших подробностей. Теперь, в банке, он без труда проделал эту отрепетированную операцию.

После этого Якубовский перешёл на противоположную сторону улицы, вошёл в «Первый банк Западного Самоа», где, предъявив паспорт уже на имя Вольфганга Нушке, тоже открыл счёт. И в этом банке он оставил на счету двести долларов, взял несколько бланков распоряжения на перевод денег, договорился о пароле для перевода денег и оставил образец подписи Вольфганга Нушке. Закончив дела, Якубовский вернулся в гостиницу и лёг отдыхать, дожидаясь свого самолёта.

Обратно в Сан Франциско Якубовский вылетел самолётом «Эйр Нью Зиланд». Короткая остановка в Гонолулу. Смена самолёта. Полёт он продолжил на самолёте той же компании «Эйр Нью Зиланд». Якубовский прибыл в Сан Франциско около часу дня …

По дороге из аэропорта в гостиницу «Бест Вестерн» Якубовский заехал в «Пасифик Банк оф Чайна», где взял бланки поручений на электронный перевод денег из одного банка в другой. Кравченко уже заждался его. Хорошо, таксист попался разговорчивый, а не то бы совсем загрустил мужик. Кравченко был уже изрядно поддатый. Якубовский дал ему подписать несколько пустых бланков поручений на электронный перевод денег из «Пасифик Банк оф Чайна» в «Первый банк Западного Самоа» на личный счёт господина Кравченко. Гаврила Петрович подписывал финансовые документы совершенно не глядя.

Ко времени встречи Якубовского с Михаилом Луцким Кравченко уже спал крепким сном. Луцкий передал Якубовскому регистрационные документы, печать компании, чековую книжку и банковские реквизиты счёта в «Банк Оф Америка» их совместной компании «Невада Маркетинг Групп». Кроме того, Михаил передал Якубовскому пачку бумаги для копировальной машины и принтера американского формата, который слегка отличается размерами от принятого в России. Они договорились, что Михаил разберётся в том, какой бизнес будет для них наилучшим. Он начнёт готовиться к руководству их совместным бизнесом и разберётся в вопросе о том, как самым простым образом Якубовский сможет остаться в Штатах, не запрашивая политического убежища. Они оба понимали, что до того как появятся деньги, может пройти год, а то и больше.

21 октября Якубовский и Кравченко вылетели обратно во Франкфурт. Они прилетели туда на следующий день. Йоганн Шмидт встретил их у выхода в город. По подземному переходу они прошли из терминала «А» на перрон железнодорожного вокзала. Купили билеты до Мюнхена. Поезд до Мюнхена отходил через двадцать пять минут.

Йоганн Шмидт, по природе молчун, только отвечал на их вопросы. Он был физически очень крепкий человек лет пятидесяти пяти, но умом особо не выделялся. Да и знал он немного, так что сказать ему было нечего. Якубовскому необходимо было побывать у них, чтобы оценить обстановку – можно ли использовать этот хутор и жить там с Викой всё то время, пока деньги будут гулять по свету.

До хутора они добрались затемно. Познакомившись с нынешними хозяевами хутора и пообедав натуральными продуктами, они свалились спать. Якубовского поселили в маленькой комнате на третьем этаже, а Кравченко – на втором.

На следующее утро, рано проснувшись, Якубовский встал с кровати и подошёл к окну. Перед его глазами стояли, словно из старинных немецких сказок, горы, покрытые густым чёрным лесом. Якубовский оглядел крошечную комнату. На стене висело несколько фотографий. Он подошёл поближе, чтобы рассмотреть их. На них были запечатлены какие-то совершенно незнакомые люди. Некоторые из них были в инвалидных колясках. Как же он удивился, когда на одной из фотографий увидел Фриду, обнимающуюся с… леди Мелиссой Спенсер.

Якубовский был в шоке. Прошлое преследовало его. Где бы он ни находился, он повсюду натыкался на следы Горянина. А тут ещё и Мелисса объявилась! Это требовало расследования. Но такого скрытного, чтобы этого никто не понял. В том числе и Кравченко.

Якубовский привёл себя в порядок, оделся и спустился вниз. Хозяйка хутора фрау Марта хлопотала на кухне, готовя завтрак. Поздоровались. Чтобы начать разговор, он спросил у неё, где фрау Фрида. Марта улыбнулась. Она сказала Якубовскому, что они все встают очень рано. Фрида уже успела подоить коз и овец и теперь готовит масло. Справедливо полагая, что у хозяйки будет легче узнать относительно появления в этих местах леди Мелиссы Спенсер, Якубовский сказал, что увидел из окна своей комнаты нечто, о чём хочет спросить фрау Марту. Этот ход Якубовский придумал по ходу разговора.

Они поднялись к нему в комнату. Он показал фрау Марте на высокие, уходящие к небу, сосновые деревья и спросил у неё, как они называются по-немецки. Якубовскому было немного не по себе от примитивности такого хода, но Фрау Марта отнесла это на счёт слабого знания немецкого. Она ответила. Затем Якубовский расспросил, как они греют воду и, как бы между прочим, задал вопрос:
– А что это за люди на фотографиях? Это что, ваши родственники?
– Нет. Это наши пациенты.
– Как пациенты?

Фрау Марта рассказала Якубовскому, что благодаря великолепной природе, чистому горному воздуху и натуральной пище они принимают у себя на хуторе пациентов, находящихся на излечении. Она сама показала ему некоторых из них. Тогда Якубовский, указав на Мелиссу, спросил кто эта молодая женщина, обнимающаяся с фрау Фридой. И фрау Марта рассказала о том, что произошло с леди Мелиссой, и как она оказалась на их хуторе. Якубовский сделал вид, что расспрашивает её из простого любопытства и от нечего делать. Он задал ей ещё пару вопросов относительно двух других пациентов, после чего оставил фрау Марту в покое, спросив, где он может разыскать Фриду.

Он уже получил исчерпывающую информацию о том, что случилось с Мелиссой после того, как они с Борисом покинули Россию в октябре 1993 года. К нему это не имело никакого отношения, но как-то случайно могло вывести на Бориса Горянина. Значит, нужно быть внимательным, чтобы случайно, по неосторожности, не вывести своих новых родственников и свою новую жену Вику на контакт с Горяниным. Ведь последствия, учитывая связи Горянина с Филимоновым, могут быть непредсказуемыми.

Кравченко ещё не вышел, поэтому Якубовский не чувствовал необходимости дожидаться его. Якубовский нашёл Фриду в прилегающей к дому небольшой пристройке, где они обрабатывали молоко, сливки и масло. Якубовский, театрально раскинув руки, попросил разрешения поцеловать любимую тёщу. Фрида подставила щёку. Целуя Фриду в щёчку, Владислав удивился тому, что у Фриды, которой исполнилось пятьдесят, упругая и нежная кожа и пахнет она как-то молодо. Внезапно он почувствовал, что его мужское начало начинает провоцировать его на роман с тёщей. А это было совсем ни к чему…
 
Вспомнив Вику, которая переняла у матери самые лучшие качества, Якубовский, в который раз убедился, что любит свою молодую жену. Именно, по-настоящему взял и влюбился. И любит… В какой-то момент ему даже захотелось остаться здесь жить. Жить на хуторе! Вдали от города. Чушь какая-то! Но это была правда. Здоровый климат, прекрасные продукты. И Виктория рядом. Ну, чем не рай? А ведь когда его бывшая «прекрасная половина», Наталья, мечтала разводить кур в деревне, он смеялся над ней. Значит, дело было вовсе не в курах… И ему вдруг как-то заскучалось. Захотелось быть рядом с Викой. Ощутить её присутствие. Услышать её голос. Ему захотелось срочно привезти её сюда. Вот такая метаморфоза произошла с подполковником разведки. Но произошла ли? А может, цыганка ошибалась?

Якубовский подошёл к двери, за которой находился Гаврила. Он вчера в течение дня, как обычно, увлёкся немецким яблочным шнапсом, а теперь не смог продрать глаза и храпел. Якубовский разбудил Гаврилу Петровича. Дал ему полчаса на сборы, а сам пошёл вызывать такси. Они быстро позавтракали. Машина уже стояла у крыльца, когда они вышли. Попрощались со всеми. Якубовский пообещал скоро вернуться с Викой. С тёщей он уже не целовался – так оно спокойней для организма… Вечером 23 октября они уже были в родной Белокаменной.

По возвращении из США, как это водится, Якубовский составил тщательный отчёт о поездке – за себя и за Кравченко. Гавриле Петровичу было не до того. Он занимался более серьёзным и приятным делом – отмечал приезд из Штатов. Якубовский аккуратно подколол билеты, посадочные талоны, счета из гостиниц в Сан Франциско и Самоа. В соответствии с отчётом, в Западное Самоа летал Кравченко, а Якубовский ждал его в гостинице. Закончив отчёт, Якубовский сдал его в бухгалтерию «Агропрома». Но финансовые бумаги, которые Гаврила Петрович подписывал не глядя, Якубовский, естественно, оставил у себя.






































ГЛАВА 54
Калифорния
10 ноября 1994 года

Во вторник, 8 ноября, Мелисса, как обычно, позвонила отцу. В Лондоне положение было критическим. Миссис Кокс таяла на глазах. Сэр Спенсер с помощью организации «Хоспис» оборудовал для неё больничную палату дома. Привезли специальную кровать и капельницу. Наняли сиделок. Ей наклеивали специальный пластырь, выделяющий сильное болеутоляющее лекарство, но болезнь не отпускала. Миссис Кокс уходила... По мнению врача, ей оставалось жить не более пяти-шести недель.

Джордж основательно перешёл на дополнительное питание. Кроме материнского молока, он уже два месяца пил разбавленные водой соки, ел кефир с творожком, ему нравились детские консервы, он очень любил сосать хлебный мякиш. Если еда ему нравилась, то он начинал петь и причмокивать, а если нет, то потомок графского дома Спенсоров не гнушался и плеваться во время еды. Но при этом очень мило улыбался. Конечно, всё его питание строго соответствовало рациону, положенному в его возрасте. Все мы с этого начинали. И, вроде ничего. Справились.

После разговора с отцом Мелисса решила на два-три дня слетать в Лондон, попрощаться с миссис Кокс. Людмила и Валентин (они уже давно с Мелиссой выпили на брудершафт и говорили друг другу «ты») уверили её, что, без сомнения, справятся с их общим любимцем.

Мелисса зашла в бюро путешествий, которое располагалось через дверь от парикмахерской Русланы. Она взяла билеты на ночной рейс «Бритиш Эйрвэйз» на 23 ноября и обратный билет на 27 ноября. Места она взяла в первом классе. Эти дни в Америке праздничные – День Благодарения. По традиции, это семейный праздник, когда все дети съезжаются к родителям, поэтому, как правило, билеты приобрести сложно – их разбирают заранее, но Мелиссе повезло.

Купив билеты, Мелисса зашла к «маме Руслане», так она стала называть свою старшую подругу. Они поговорили, вытерли глаза. Руслана тут же предложила свою помощь с малышом. Мелисса, естественно, поблагодарила её за участие, но от помощи вежливо отказалась. Хотя дома она попросила старичков, если Джордж заболеет, обратиться за помощью к Руслане или «Лене правительственной», чтобы те связались с врачом.

Мелисса вылетела в Лондон с одной сумкой. В Лондоне погода была, как водится, ужасной. Отец сильно постарел. Миссис Кокс угасала. Она очень обрадовалась приезду Мелиссы. Когда Мелисса увидела, во что рак превратил толстенькую миссис Кокс, то ужаснулась. Это был скелет обтянутый жёлтой кожей.

Всё это время Мелисса провела в доме отца. Она ни разу не вышла на улицу. Время в Лондоне пронеслось, как мгновенье. 27 ноября Мелисса уехала в аэропорт. Она взяла с отца честное благородное слово, что после того, как всё закончится, он прилетит к ней. Там ему будет легче. Кроме того, должен же он, наконец, познакомиться с внуком.

В самолёте Мелисса приняла снотворное и заснула. Она проспала весь полёт. Но всё равно, приземлившись в Лос Анжелесе, чувствовала себя совершенно разбитой. На такси она быстро доехала до дома, а там, соскучившись по сыну, первым делом перетащила кроватку Джорджа в свою комнату и, убаюкав его, сама заснула, держа его за руку.































ГЛАВА 55
Москва
12 декабря 1994 года

 Александр Пушков и Лера, теперь уже бывшая секретарша Кравчука, вскорости расписались. На скромную свадьбу пригласили только родственников и близких друзей. Медовый месяц, вернее неделю, удачно совместили с очередным «челночным» туром в Турцию. Они втянулись в это дело и зарабатывали хорошие деньги. За время поездок Игорь Якубовский и Александр Пушков познакомились с несколькими «челноками» из Сибири и теперь привозили товар «под заказ», что сделало их работу ещё более успешной.

После того, как Валерия ушла из «Агропрома», она поступила на 6-месячные бухгалтерские курсы. Мудрые Пушковы-старшие посоветовали детям, если они хотят ребёнка, подгадать так, чтобы Лерочка после курсов оформилась к ним в столовую бухгалтером и уже оттуда ушла в декрет.

Пушковы начали подумывать о возможности приватизации столовой, которая располагала обеденным залом на 200 мест, торговым залом, где продавали выпечку и «кулинарку», огромной кухней, складскими помещениями, холодильными камерами, бытовками и подсобками. Общий персонал столовой насчитывал 80 человек. По сути, это была фабрика-кухня-столовая. Переговорили с заведующей, но та собиралась на пенсию и не торопилась с решением.

12 декабря Якубовский лёг на медицинское обследование. За месяц перед комиссией он несколько раз сходил в баню с Кравченко. Для пользы дела даже напился до чертей.

В госпитале Якубовскому сделали все анализы, проверили внутренние органы, включая сердце. Глядя на помутившиеся глаза, прощупывая увеличенную печень и суммируя результаты анализов, председатель комиссии сказал ему:
– В вашем возрасте, подполковник, вам следовало бы более бережно относиться к себе. Учитывая ваше состояние здоровья на данный момент и травмы, полученные в течение года, я ничего не могу для вас сделать. Вам следует искать для себя иной род деятельности. К моему сожалению, для дальнейшего прохождения службы в рядах Вооруженных Сил вы непригодны. И не просите меня. Не могу.

Полковник медицинской службы подписал Свидетельство, которое уже было подписано всеми врачами, принимавшими участие в комиссии, поставил печать и велел представить этот документ в 1-й отдел.

В среду, 14 декабря, Якубовский принёс решение медицинской комиссии своему другу Терёхину. Стас пожалел, что его друг больше не сможет служить «в их обойме». Он сказал ему:
– А ты знаешь, я ведь тоже перехожу на другую работу. Пока ты болел, на меня пришёл приказ о переводе в Генеральную прокуратуру России следователем. У них своих кадров не хватает, так они берут из органов. Выхожу на новую работу со 2-го января. Давай вместе отметим. Как ты?

Якубовский сделал кислую физиономию.
– Да хоть сейчас. Но пить не буду. У меня жена молодая. Мы ещё деток хотим народить.
– Вот это, правильно.

Они договорились встретиться в «Полевом Стане», где оба простятся с товарищами.

Где-то в глубине души Якубовскому было жаль уходить. Тяжело было расставаться с ребятами. Ведь, в принципе, они были настоящими друзьями. Боевыми товарищами. Но он поставил себе цель. И, как крокодил, двигаясь только вперёд, шёл к этой цели.

Прошёл декабрь. Владислав, Вика и Игорь с Анной снова встретили Новый год вчетвером. Как водится, посмотрели (в который уже раз!) «С лёгким паром». Потом посмотрели новогодний «Голубой огонёк». И, собственно, всё… Разрешение на выезд в Германию не пришло.



















ГЛАВА 56
Калифорния
1 декабря 1994 года

Днём 1 декабря, когда Мелисса приехала с занятий покормить Джорджа, позвонил отец. Он сказал, что миссис Кокс больше нет. Для него это была большая утрата. Миссис Кокс прослужила у него тридцать лет. Она начала работать ещё до того как сэр Спенсер женился на матери Мелиссы. Именно миссис Кокс помогала растить Мелиссу, так же как сейчас Труновы помогали ей с Джорджем.

Наплакавшись, Мелисса вместо школы поехала в церковь. Она поставила свечку. Долго молилась о спасении души новопреставленной миссис Кокс, пообщалась со священником. Из церкви Мелисса поехала покупать кровать отцу.

Мелиса полностью переселила Джорджа к себе в комнату. Она спросила его разрешения пожить с ним. На что добрый мальчик Джордж подарил ей самую лучезарную улыбку. Он уже старался сам садиться. Сам научился переворачиваться. И ему очень нравилось бросать игрушки на пол. Мелисса хотела начать отлучать его от груди, потому что он начал кусать её с такой силой, что кормление перестало быть ей в радость.

Сэр Спенсер прилетел после похорон. Мелисса встретила его в аэропорту. По дороге домой они всплакнули, но в дом вошли с сухими глазами. Внука дед встретил с опаской. Последний ребёнок, с которым он имел дело, была Мелисса. Он боялся взять его на руки. Джордж, почувствовав нового человека, который к тому же боится его, расплакался.

С Труновыми у отца Мелиссы сразу установились дружеские отношения. «Баба Мила», как её стала называть Мелисса, наготовила к приезду гостя полный стол. Сэр Спенсер никогда не был выпивохой, но рюмку-другую крепкого пропускал с удовольствием. А вкусно покушать он любил, хотя держал диету и никогда не переедал. Ему понравились пирожки с мясом и с капустой, от салата «оливье» он пришёл в восторг. Как истинный гурман, он оценил обычай закусывать рюмку водки маленьким бутербродом с красной икрой. Что уж говорить о пончиках с вареньем и домашнем торте «Наполеон» к чаю...

Уже через несколько дней внук и дед привыкли друг к другу. Джордж перестал бояться садиться к деду на колени, а тот, держал его хоть и крепко, но все равно с опаской. Он предпочитал общество Валентина. Они договорились даже вместе поехать ловить рыбу, чего сэру Спенсеру никогда в жизни делать не доводилось. Но, когда-то же можно и попробовать…

Рождество они отметили дружной компанией. Пригласили с мужьями, миссис Бенет и Шэрон, которую сэр Чарльз помнил ещё девочкой. Поставили нарядную ёлку, накупили подарков…

А потом встретили Новый 1995 год. У Мелиссы начинались экзамены, поэтому она полностью ушла в свои занятия.

Отец уехал в феврале. Мелисса просила его подумать над тем, чтобы хотя бы часть времени он проводил у неё в Калифорнии – ведь, кроме друг друга и Джорджа, у них не было больше близких родственников. Да и климат в Калифорнии не сравним с лондонским…





































ГЛАВА 57
Москва
2 января 1995 года

Гаврила Петрович приступил к подготовке документов для получения кредита в «Пищепромбанке». Он дал указание последнему оставшемуся работнику юридического отдела, Юрию Ивановичу Белову, подготовить проект контракта на поставку пшеницы твёрдых сортов на сумму шесть миллионов долларов США. Поставщиком он назвал «Первую Российскую корпорацию». Председателем правления был Гаврила Петрович Кравченко, а президентом Борис Горянин. Гаврила Петрович нашёл в одной из папок копию выписки из решения совета директоров этой корпорации об открытии счёта и генеральной доверенности на управление этим счётом. Он долго глядел на этот документ. «Не понимаю, – думал Гаврила о Горянине, – как ему удалось вывернуться от Черкизова?»

Кравченко прекрасно знал, что после того, как он сделал попытку снять деньги, которые были переведены в октябре 1993 года компанией «Пеннингтон Интернэйшенал», Горянин закрыл банковские счёта обеих компаний – «Агропром-США» и «Первой Российской корпорации», – а сами компании ликвидировал. Кравченко получил официальное извещение от «Банк оф Америка» о закрытии счетов, но, тем не менее, вызвал к себе в кабинет Белова. Он передал ему Соглашение на поставку нефти между «Агропромом-США» и «Пеннингтон Интернэйшенал» и велел по образу и подобию подготовить для «Пищепромбанка» аналогичный Контракт на поставку зерна между «Первой Российской корпорацией» и «Агропромом».
– И как можно быстрее, – добавил он. – Если не будете успевать, то подключим Семёнова. У него есть опыт работы по закупкам продуктов питания.

Уж очень Кравченко не терпелось получить кредит. А там… Посмотрим…

Через несколько дней, действительно, к работе пришлось подключить Семёнова. Белов не знал даже с чего начать, не говоря уже о деталях. У них ушло почти две недели на подготовку чернового варианта контракта. Как водится, кроме поставщика – «Первой Российской корпорации», нужно было определиться с транспортной компанией. После долгих размышлений они остановились на Русско-Украинской компании под названием «УкрБункер», которая возила сыпучие грузы в порт Ильичёвск, что под Одессой. Первоначально предполагалось закупить пшеницу хорошего качества. Привезти её в Ильичёвск. Оттуда пшеницу предполагалось доставить на мельницу, перемолоть в муку и завезти в Россию. Но в ходе дискуссий выяснилось, что, с финансовой точки зрения, более выгодно было купить пшеницу плохого качества, доставить её в Ростов-на-Дону, а оттуда по железной дороге в Москву – на Московский ликёроводочный завод, там переработать на спирт, изготовить водку, а потом, как водится, продать. Именно эта идея больше всего пришлась по душе Гавриле Петровичу.

С целью детального изучения вопроса он, самолично, не доверяя никому это архиважное для страны дело, отправился на Самокатную улицу, где находится Московский ликёроводочный завод. Прошёл к директору. После недолгих переговоров его проводили в дегустационный зал. Ясно, что оттуда его увезли уже прямиком домой.

Именно этот алгоритм, на котором настаивал Кравченко, утвердили. Он ещё несколько раз съездил на завод и даже предложил заводу значительный финансовый интерес в разрабатываемом плане реализации закупаемого зерна. По согласованию с «Пищепромбанком» этот вариант признали наиболее рациональным. Работу с заводом Кравченко взял на себя. Несмотря на то, что каждый его визит на завод оканчивался одним и тем же, он продолжал с упорством работать и лично вникать в суть проблемы, жертвуя при этом своим здоровьем. С заводчанами Кравченко договорился просто. Он вёл длительные переговоры. А все технологические схемы принимал только методом анализа и проверки результатов – путём личной дегустации продукции завода.

Эксперименты господина Кравченко со своим здоровьем, которые он проводил в дегустационном зале Московского ликероводочного завода, не прошли для него даром. Он вновь попал в наркологическую больницу. Его опять положили под капельницу. И снова врачам удалось вывести его из тяжелейшего состояния, в которое он сам загнал себя. Правда, в этот раз Гаврила Петрович провёл в больнице значительно дольше. Печень и почки отказывались работать. Врачи выписали его в конце января. Когда Гаврила Петрович вышел на работу, он заметил, что у него новая секретарша – Екатерина. Она работала уже давно, но Кравченко на это не обращал внимания. Вокруг Екатерины, как в былые времена вокруг Валерии, продолжал крутиться Семёнов. «И с чего это он крутится возле Катьки?» – недоумевал Гаврила Петрович. Ему было невдомёк, что Семёнов уже давно спит с его женой Алевтиной. А в приёмной крутится потому, что дверь в кабинет Алевтины располагалась прямо напротив двери кабинета Кравченко.
 
Семёнов и Белов договорились с железной дорогой. Учитывая снижение стоимости закупки с 200 долларов за тонну первоклассной пшеницы до 100 долларов за тонну, по сути дела, мусора, количество перевозимого зерна возросло от 30 тысяч тонн до 60 тысяч. Это означало, что необходимо будет перевезти вместо 500 бункерных вагонов, уже целую 1000. А это – ни много ни мало – 200 эшелонов. В России перевозчика не нашли. Нашли его снова в Одессе. Но одесситы настаивали, что пунктом доставки по морю должен быть порт Ильичёвск. Вопрос о транзите по Украине ребята из транспортной компании «Пересыпь», связанной с железной дорогой, брали на себя.

По новым правилам любой коммерческий документ, предусматривающий операцию с валютой, должен был быть зарегистрирован в «Росконтракте». После перевода денежных средств заёмщик получал 180 дней для исполнения контракта. В их случае, когда речь шла о больших объемах, это правило действовало с оговоркой – «существенного исполнения обязательств по контракту». То есть, им давалось дополнительное время.

Вопрос конвертации валюты и перевода валютных средств заграницу, по сравнению с 1993 годом был упрощен, но всё равно необходимо было найти организацию, имеющую квоты на валютные операции и лицензию на внешнеэкономическую деятельность. Но этот, на первый взгляд, сложный вопрос решился легко и быстро. На территории Московского ликероводочного завода с незапамятных времён находился опытный завод Всесоюзного научно-исследовательского института продуктов брожения – ВНИИПрБ. На этом заводе изготавливали водки типа «Посольской», «Кубанской» и прочих элитных сортов для членов Центрального Комитета КПСС, правительства, работников министерств, генштаба и т.д. В 1992 году опытный завод был приобретён в частную собственность и, практически в первозданном виде, сохранил коллектив и, самое главное, связи. Это, казалось бы, маленькое предприятие на самом деле получило все мыслимые и немыслимые разрешения, квоты, лицензии и так далее. Они часто выступали посредниками в финансовых операциях для других компаний и частных лиц. Тем более, что и «Пищепромбанк» учредили именно те самые физические лица, владеющие опытным заводом.

В понедельник, 13 февраля, Гаврила Петрович Кравченко и Алексей Викторович Семёнов с черновиками всех документов встретились с начальником отдела кредитования «Пищепромбанка» Тимуром Наильевичем Кагировым. На их встрече присутствовал зам. начальника юридического отдела «Пищепромбанка» Валентин Иванович Симакин. Они взяли у Кравченко черновики документов для согласования. Через несколько дней Симакин позвонил Кравченко и сказал, что в принципе всё в порядке. К схеме у банка претензий нет. Представленный Бизнес-План позволяет надеяться, что предложенный алгоритм возврата достаточно надёжен. И залоговым механизмом банк тоже вполне удовлетворён. Осталось добавить банковские реквизиты участников схемы, их адреса и, как говорится, вперёд и вверх. Но нужно отработать некоторые детали.

Отработка деталей состоялась 19 февраля – в бане. Присутствовали четверо: Кагиров, Симакин, Кравченко и Семёнов. Было воскресенье. День выдался ясным и морозным. Все хорошенько попарились, немного выпили и пришли к общему пониманию проблемы. Договорились об условиях получения кредита. Не забыли и о личном интересе для Кагирова и Симакина. Сумма кредита стала составлять шесть миллионов пятьсот тысяч долларов.

Последним документом, необходимым для представления в банк, была залоговая гарантия выполнения обязательств по договору-поставке. И тут Кравченко принял решение, которое в тот момент ему показалось гениальным. В качестве гаранта он решил использовать калифорнийскую корпорацию «Агропром-США». По его указанию, Белов подготовил и распечатал на компьютере гарантийное письмо. Суть письма состояла в том, что в случае невыполнения обязательств по поставкам пшеницы по контракту с «Первой Российской корпорацией», американская компания «Агропром-США» и лично мистер Борис Горянин обязуются вернуть «Пищепромбанку» шесть миллионов пятьсот тысяч долларов.

Получив от Белова «Гарантийное письмо», составленное на английском языке, Кравченко долго и внимательно вглядывался в текст. Насладившись увиденным и представив себе Бориса, Кравченко ухмыльнулся и достал имеющуюся у него для торжественных случаев, а этот случай был явно таким, перьевую ручку фирмы «Паркер». Он старательно вывел наполовину печатными буквами – BORIS GORYANIN.

Кравченко совершенно не задумывался над тем, что совершает подлог. Это было явное преступление. Но он рассчитывал «резко сделать бабки и валить за бугор». А там… хоть трава не расти.

После встречи с Кагировым и Симакиным Кравченко позвонил Якубовскому и поставил его в известность, что с банком всё «на мази». Теперь Кравченко и Семёнов начали готовиться к поездке в Штаты для открытия счетов во Флориде в «Саншайн Банк оф Флорида» в городе Майами-Бич для Семёнова, Кагирова и Симакина. Якубовский с ними не поехал. Он решал не менее важные для себя вопросы.

21 февраля Якубовский вылетел в Екатеринбург в консулат США. Там он заполнил все анкеты, отстоял в длинной очереди и предъявил паспорт на имя гражданина Казахстана Гаврилы Петровича Кравченко, в котором была его фотография с густыми волосами, усами и бородой. В те времена туристические визы давали всем. Получил многократную визу сроком на один год и казах Гаврила Кравченко.

Из Екатеринбурга Якубовский вылетел в Алма-Ату. В Алма-Ате он заполнил все анкеты, отстоял в длинной очереди и предъявил паспорт на имя гражданина Казахстана Вольфганга Нушке, в котором была его обычная фотография без густых волос, усов и бороды. В консулате США в Казахстане тоже давали туристические визы всем. Тем более казахскому немцу. Вот и Вольфганг Нушке получил многократную визу сроком на один год.


ГЛАВА 58
Москва
10 марта 1995 года

За зиму, казалось, что и само время как будто замёрзло. Игорь с Аннушкой, которая оканчивала в этом году институт, два раза в месяц выезжали «челноками». Якубовский всегда встречал их в аэропорту. За день-другой они развозили товар по отработанному маршруту к определённым покупателям. Деньги зарабатывали немалые.

Кравченко, Семёнов и Якубовский занимались заключением контрактов – на переработку зерна, получение из этого зерна спирта, переработку его в водку и, наконец, на реализацию этой водки. Приходилось решать массу самых неожиданных проблем: печатанье этикеток на бутылки, производство пробок для бутылок с водкой, сертифицирование, получение разрешений и экспертных заключений. Но постепенно всё расставилось по своим местам.

В конце февраля 1995 года Владислав Иванович с Игорем решили закупить партию водки. К этому моменту у них на счёте накопилось более восьмисот тысяч долларов. Это были абсолютно чистые деньги. Все налоги были уплачены и документы были в полном порядке. Однако, такое количество свободных денег, по многим причинам, было уже опасно держать в банке. С одной стороны, бандиты могли дознаться, с другой стороны, сами банки могли потерять деньги, а вклады не были застрахованы. Нужно было сделать простую торговую операцию, после которой сбросить деньги на счёт в «Элефтерии, Лтд.» в кипрском банке.

Приближалось лето – время окончания школ, вузов, весеннего набора в армию, возвращения из армии, да и вообще, пора отпусков. Так что с реализацией водки проблем не будет. Якубовские решили сделать серьёзную ставку. Они надумали закупить партию финской водки «Финляндия». Пять контейнеровозов с прицепами. В один сорокатонный контейнер помещалось 40 поддонов и в двадцатитонный прицеп устанавливалось по 20 поддонов. Все поддоны, с находящимися на них ящиками, должны были быть тщательно обёрнуты самосжимающейся пластиковой лентой. Все поддоны должны были быть плотно установлены в контейнерах. На каждый поддон устанавливалось по четыре ряда ящиков – по 16 ящиков в каждом – всего 64 ящика. В ящике находилось по 12 однолитровых бутылок «Финляндия». Таким образом, на каждом поддоне было 768 бутылок. Весь заказ составлял 300 поддонов по 768 бутылок – всего 230 тысяч 400 однолитровых бутылок водки.

Поставка от финского производителя в Москву одной бутылки водки, включая стоимость товара и расходы на транспорт, составляла один доллар и пять центов. Таможенные пошлины, налог на добавочную стоимость (НДС) и прочие налоги, а также 10% на непредвиденные расходы – ещё пятьдесят один цент. В палатки, ларьки и магазины водку можно было сдать по три доллара двадцать пять центов. Они же продавали днём по четыре, а ночью по пять долларов. Таким образом, примерно за два месяца Якубовские могли заработать более 359 тысяч долларов. На польской водке прибыль была больше на шестнадцать центов за бутылку. Но сейчас финская продавалась лучше. Нужно же было учитывать и этот фактор…

Ждали, ждали Владислав с Викой разрешение на выезд в Германию, а оно пришло, как всегда, неожиданно: 10 марта Якубовский получил телеграмму из Казахстана. В телеграмме было три слова. «Пришло. Ждём. Целуем». Якубовский с Викторией вылетели в Казахстан в воскресенье, 12 марта.

И снова, как прежде, они проделали знакомый путь из Москвы в Казахстан. Дали телеграмму водителю Петру, чтоб встретил их в Качирах. Закупили мешки продуктов для Мурашовых. И Галя Муренко тоже не была забыта. Мурашов передал им уведомление, что заявление на получение разрешения на выезд супругов Шмидт в Германию на ПМЖ рассмотрено и удовлетворено. Им надлежит пересечь границу не позднее 30 апреля 1995 года. Учитывая количество вопросов, которые необходимо было решить, времени у них оставалось в обрез. Пробыв один день в Фёдоровке, они вернулись в Качиры вместе с Петром и в тот же день улетели в Москву.

Викину квартиру в Москве решили не продавать. Мало ли что в жизни может случиться. Предполагали сдать её в аренду знакомым, чтобы те в ней жили и ухаживали. Для этого нужно было составить такое соглашение, которое на долгое время защитило бы право Виктории на собственность. Но знакомые не находились… И началось…

Параллельно со сборами в Германию и закупкой водки, Якубовский вместе с Кравченко и Семёновым занимался получением кредита от «Пищепромбанка». Кроме того, необходимо было разработать план поездки в Западное Самоа, да так, чтобы иметь «железное» алиби.

Поставка водки из Финляндии затягивалась. Причины были разные. Обоим Якубовским приходилось иметь дело с несколькими проблемами одновременно. Справедливости ради, надо отметить, что этой проблемой занимался, в основном, один Игорь. За это время он несколько раз съездил в Финляндию, где присутствовал при погрузке в контейнеры. Ящики с водкой были на паллетах, которые стягивались самостягивающейся пластиковой плёнкой. Ему нужно было лично убедиться, что всё обмотано плёнкой достаточно надёжно. Были случаи, когда из-за тряски плёнка разрывалась, и ящики на таможне выпадали при выгрузке из контейнера. Такая, казалось бы, простая беспечность со стороны таможни, не покрывалась страховкой, в результате – люди несли убытки. Игорь постоянно находился в контакте с транспортной компанией. Из-за возросшего товарооборота у них не хватало фур. Поэтому тем, кто был всегда на связи, грузы отправляли, а остальным, менее напористым, приходилось ждать. Проход через Выборгскую таможню отнимал много времени, и Игорь договорился об отправке фур морем, на пароме, в Вентспилс, а оттуда, своим ходом – через Смоленск на Москву. При таком варианте таможню можно было пройти уже в Москве. Но вес фуры с сорокатонным контейнером и двадцатитонным прицепом превышал сто тысяч фунтов, и не каждый паром, одновременно, мог перевезти пять таких фур. Приходилось ждать. А простой, как известно, стоит денег.

Фуры с водкой должны были прибыть в Москву 16 мая, а выездная виза для Владислава и Виктории Шмидт, выезжающих в Германию на ПМЖ, истекала на две недели раньше. Поэтому они приняли решение, что Владислав и Вика выедут в Алма-Ату, поставят все печати в Германском консулате, но полетят через Москву. Им нужно было, чтобы старшая дежурная ВИП-обслуживания пронесла, минуя таможню, их дорожную сумку, в которой будут лежать шестьсот тысяч долларов. Кроме того, нужно было, чтобы Вика прошла через паспортный контроль с паспортом на имя Якубовского и поставила в него отметку о выезде, а затем они оба пройдут паспортный контроль с паспортами на имя Владислава и Виктории Шмидт.

Таким образом, Владислав Якубовский останется гражданином России, а Владислав и Виктория Шмидт поселятся в Германии, как немецкие беженцы. Естественно, что об этом знали только Владислав, Виктория и Игорь. Даже от Аннушки всё держали в секрете. Что же касается Кравченко, Семёнова и Пушкова, то им не следовало даже догадываться об этих планах Якубовского. Они знали, что Вика уезжает в отпуск в Германию к своим, а Владислав не может ехать с ней, потому что дела с кредитом и водкой остаются в подвешенном состоянии.

Приближался день отъезда, а документы для получения кредита всё ещё находились в работе. Вика уволилась с работы. По поводу отъезда на ПМЖ в Германию они с Владиславом устроили вечеринку для сослуживцев – работников ВИПа. Гуляли у них дома. Пришло несколько человек. Две хорошенькие подружки Вики, с которыми она начинала работать в ВИПе, пришли со своими молодыми людьми. Старшая дежурная привела своего мужа – мужичка неопределённого вида. Начальница ВИП-обслуживания пришла с мужем, который, как и Владислав, в своё время работал в «органах», а сейчас занимался частным предпринимательством, естественно, связанным с ВИПом.

Сели. Выпили за успех на новом месте. Выпили за расставание. Снова выпили. И ещё. Как водится. Водку Владислав не пил. Он, помня данное Вике обещание, давно уже, кроме бокала вина, не брал в рот спиртного и чувствовал себя превосходно. Не пила и Вика. Последние два месяца её стало подташнивать по утрам. Они с Владиком подозревали, что она может быть беременна, но за хлопотами, Вика к врачу не пошла. Решили, что она проверится уже в Германии. Но, на всякий случай, даже вино пить она прекратила.

Владислав, как говорится, сдувал с Викуси пылинки. Он действительно очень любил Вику. Они оба, когда были вместе, наслаждались каждой минутой…

Девочки уже начали всхлипывать и бегать на балкон курить. Мужчины стали поругивать новую власть и вспоминать советские времена. Как было тогда и как стало теперь! Неопределённого вида мужичок, видно перебравши, начал приставать к Владиславу с просьбой «прислать из Германии тряпочки на раскрутку». Владислав же не спускал глаз с Виктории, да и говорил с этим мужиком он только из вежливости. Но в ходе разговора выяснилось, что мужичок не совсем простой и работает начальником смены на грузовой таможне. Отчего Владислав, продолжая любоваться Викусей, резко изменил своё к нему отношение. Они договорились, что Игорь, сын Владислава, послезавтра заедет к этому начальнику на таможню и поговорит о своей проблеме.

С такой закуской, какую Вика и Владик поставили на стол, никто пьяным не был. Включили музыку. Аргентинское танго. Все топтались по комнате. Владик в танце плотно прижимал Вику к себе. От звуков танго и близости разгорячённых тел они пришли в такое возбуждение, что оба уже не могли дождаться, когда, наконец, останутся одни. Гости разошлись заполночь. Закрыв за ними дверь, Владислав обнял Вику, поцеловал её долгим поцелуем и увёл в спальню. Утолив первое желание, они вернулись. Вместе убрали со стола, перемыли посуду и вынесли мусор. Снова легли и ещё долго ласкались, наслаждаясь взаимной близостью.

26 апреля Игорь улетел в Хельсинки, а Владислав и Виктория 28 апреля 1995 года уехали в Германию. Как они и планировали, Вика прошла с паспортом на имя Якубовского в паспортный контроль и сама, никому не показывая паспорт, поставила в нём штамп убытия. Затем они сдали в багаж три чемодана с вещами и подарками для Викиных родителей и родственников, а сами с дорожной сумкой, Викиной сумочкой и небольшим портфелем «дипломат» с документами, минуя таможню, прошли на паспортный контроль. Сумку с деньгами, сама того не подозревая, несла дежурная по смене. Две хорошенькие Викины подружки разрыдались, но, договорившись, что будут продолжать перезваниваться и встречаться, успокоились. Они долго прощались с Викой, прижались щечками к Владиславу Ивановичу и ушли, вытирая платочками слегка распухшие глазки. Ушла и старшая дежурная.

Владислав и Виктория Шмидт вылетели из Москвы в Мюнхен прямым рейсом. Полёт прошёл нормально. Приземлившись, они, как бы случайно, разделились. Якубовский с дорожной сумкой прошёл к немецкому пограничнику, предъявив паспорт на имя Якубовского. Пограничник, взглянув в паспорт и переведя взгляд на Владислава Ивановича, небрежно шлёпнул штамп прибытия. Виктория прошла к другому пограничнику, предъявила ему свой паспорт и визу. Он взял визу, посмотрел на неё и спросил, где её муж. Виктория ответила ему на безукоризненном немецком. Она указала на Владислава Ивановича, который уже прошёл паспортный контроль и ожидал её. Пограничник, взглянув в его сторону, привычно бросил “Welkommen” и поставил штамп прибытия в её паспорт. В Казахском паспорте Владислава Шмидта штампа о прибытии не оказалось. Ну да ладно… Разве эта мелочь, могла кого-то волновать?

Владислав и Виктория Шмидт прошли в зал выдачи багажа. Немного подождав, получили свои вещи, и вышли в город. Там их уже ждали Викины родители. Владислав, как и при первой встрече, поразился красоте Фриды, её голубым глазам и золотым, спадающим на плечи, локонам. Фрида выглядела так молодо, будто она не Викина мать, а её старшая сестра. Они расцеловались с Фридой и Йоганном. Обнимаясь с тёщей, Владислав прижал её к себе. Он ощутил её крепкую грудь, плоский живот и талию. У Фриды всё ещё была талия! Владислав Иванович глянул на свою Викусю и, в который раз, теплота чувств к жене окатила его.

Они приехали на хутор, когда уже начинало темнеть. Встречать их пришли все Викины родственники, бывшие хозяева хутора и отдыхающие – две швейцарские пары. Сели за стол. Все шумно приветствовали новоприбывших. Якубовский без проблем общался со всеми на немецком языке, вызвав удивление присутствующих. Он слегка пригубил бокал с яблочным вином, зато остальные мужчины, что называется, перебрали. Еда была простая, но настолько добротная, что съесть хотелось всё.

Вику с мужем определили в самой лучшей комнате. В этот вечер Владислав и Вика совсем не занимались любовью. Они прижались друг к другу и заснули. Проснулись уже утром, когда солнце освещало верхушки сосен. Владислав встал первым. Он быстро побрился, принял душ. Потом уступил место Виктории. Она тоже не стала тратить много времени в ванной. Оделись и вышли из дома. В доме, несмотря на ранний час, уже никого не было. Все были заняты обычной хуторской работой. Владислав и Виктория прошлись по хутору, постояли в хлеву, где должны были быть козы, овцы и прочая домашняя живность. Они углубились немного в лес и, опьянённые чистым баварским воздухом, вернулись. Войдя в дом, они увидели каравай хлеба и кувшин молока на столе. Две большие керамические чашки стояли рядом. Они съели по большому ломтю деревенского хлеба, запив его свежим козьим молоком. После этого, словно по команде, не сговариваясь, они вернулись в свою комнату. Закрыли дверь и долго занимались любовью, а после, утомленные, заснули.
 
Когда Владислав проснулся, он долго рассматривал спящую Вику. Потом положил свою голову её на живот, и ему захотелось, чтобы время остановилось, чтобы не было всех этих проблем с водкой и кредитом. Ведь у  него было всё! И этот хутор. И красавица жена, которую он любил. И деревенский хлеб. И молоко. «Что же ещё нужно человеку? – думал он, ощущая аромат любимого тела. – На кой чёрт мне нужно возиться с этим кредитом? У меня и так всё есть…» Но тут Виктория проснулась, и они снова начали ласкать друг друга. Им обоим хотелось, чтобы это никогда не кончалось.

Потом они встали и, пошатываясь от усталости, облились водой. Кое-как вытерлись и заснули. Они проснулись от стука в дверь. Это Фрида звала их к столу. Счастливые, как могут быть счастливы влюблённые, они пошли обедать. Вот домашнему пиву, как впрочем, и гусю, и деревенскому хлебу, сырам и всему остальному, что было на столе, Владислав отдал должное. Только теперь он понял радость деревенской жизни. Ему снова не хотелось уезжать, а хотелось только жить здесь и любить свою Вику.

На следующий день Владислав и Виктория на «Ниве», ещё советского производства, – машине родителей, уехали в Мюнхен в иммиграционный центр. Там они заполнили бумаги для, так называемого «Социала», медицинского обслуживания и трудоустройства. Убедившись, что Владислав и Виктория свободно владеют языком, хоть и со славянским акцентом, их решили не направлять на языковые курсы, а начали выяснять, где они планируют жить и когда могут начать работать. Владислав сказал, что жить они будут на хуторе, и работать он будет на хуторе. На этом его оставили в покое. А вот Виктория, когда рассказала, что работала в аэропорту и знает несколько языков, вызвала интерес социального работника. Он велел им подождать в приёмной, а сам куда-то долго звонил. Потом их снова позвали к социальному работнику. Он выдал им чек на две тысячи марок на питание и для обустройства. Виктория получила от него бумагу для отдела кадров Мюнхенского аэропорта. Для оформления медицинской страховки им выдали направление на полное медицинское обследование. Приём в клинике назначили на 10 мая. Социальный работник дал им бумагу с адресом клиники, сказал, уже ставшее привычным “Welkommen”, и отпустил.

После посещения центра они немного покатались по Мюнхену. Вика никогда не выезжала из Союза. Ей всё было в новинку. Проголодавшись, они увидели небольшой ресторанчик. Припарковали машину, и зашли внутрь. Их моментально усадили за столик. Принесли меню. Они выбрали, как им показалось, самые немецкие блюда. Еда была превосходной. После ресторана они до вечера катались по городу. Вернулись на хутор, когда уже стемнело. И опять они насладились немецким пиршеством. Вечером, после ужина, Владислав и Виктория, прогуливаясь по ночному хутору и наслаждаясь ночной тишиной и прохладой леса, обсуждали будущее. Радость деревенской жизни – это хорошо, но они привыкли к городской жизни. Поэтому решили, что пока Вика пойдёт работать в аэропорт. А если она беременна, то тогда переедут на хутор.

На следующее утро Владислав отвёз Викторию в Мюнхенский аэропорт. В отделе кадров Виктория прошла собеседование на «отлично». В аэропорту нужен был человек для работы в зале ожидания первого класса. Виктория – с её типично немецкой внешностью, знанием языков и опытом работы в ВИП-обслуживании в Москве – им подходила. Ей предложили выйти на работу как можно быстрее и для начала пройти трёхнедельные курсы.

Теперь им оставалось решить ещё две проблемы – снять квартиру неподалеку, чтобы Вика могла ездить на работу автобусом, и начать учиться управлять машиной. В аэропорту Виктории дали список готовых к сдаче квартир, находящихся в непосредственной близости от её будущего места работы. После собеседования они отправились туда. Агент показал им три квартиры. Не капризничая, они выбрали однокомнатную квартирку с мебелью и отличной кухней – за тысячу двести марок в месяц. Условие сдачи предусматривало, что они могут оставить квартиру в любое время, предупредив агента за тридцать дней. Как быть дальше, они будут решать после того, как узнают результаты Викиного медицинского обследования.

Со школой вождения им тоже повезло. Она помещалась на противоположной стороне улицы, прямо напротив дома, в котором они планировали снять квартиру. Школа работала по индивидуальному графику.

Всё складывалось удачно. За исключением одного… Якубовский не планировал оставаться в Германии. После того, как он оформит кредит и переведёт деньги на свой счёт, они с Викой, как впрочем, и Игорь со своей девушкой, должны будут исчезнуть. Иначе их найдут. Но пока для всех должно казаться, что они планируют жить в Германии. Он и Кравченко привозил на хутор, чтобы уверить его, что это именно его план. Якубовскому нужна была неделя, чтобы всё окончательно продумать.

Якубовский не мыслил своей жизни без Вики. Он, как ему казалось, любил эту шикарную женщину. Тем более, похоже, что у них будет ребёнок. В аптеке они купили комплект для тестирования на беременность в домашних условиях и провели своё собственное тестирование. Тест подтвердил, что Вика беременна. Теперь они ждали, что скажет врач.

Владислав начал возить Викторию в аэропорт. Она была занята на курсах по шесть часов ежедневно. Сам же он уезжал в город, заходил в ресторанчики, бары. Брал пиво, закуску и думал. Думал, отрабатывая различные варианты исчезновения. Якубовский знал, что времени остаётся мало, но и торопиться в таком деле нельзя. Он был настоящий, тренированный, профессиональный разведчик. Его учили именно этому. И он использовал свои знания и опыт для достижения намеченной, сформулированной Кравченко ещё зимой 1993 года, цели: «срубить бабло и свалить».

Якубовский из аэропорта ежедневно звонил в Москву – Игорю и Кравченко. Похоже, что у них обоих наметился прогресс. Ему нужно было срочно лететь в Москву, но Якубовский ждал 10 мая – дня, когда Вика посетит врача.

10 мая после курсов они поехали к врачу. Время, которое Вика провела в кабинете, для Владика, с замирающим сердцем ожидающего её в приёмной, показалось вечностью. Когда Вика, улыбающаяся джиокондовской улыбкой, вышла из кабинета и, повиснув на шее Якубовского, начала обнимать и целовать его, всё стало ясно. Она только успела шепнуть: «Три месяца. Девочка», и слёзы счастья сами покатились из её глаз.

Они помчались к Викиным родителям, чтобы поделиться своей радостью. По дороге остановились, купили цветов для Вики и Фриды и настоящего французского шампанского, чтобы отпраздновать эту новость.

На следующий день в четверг, 11 мая, Йоганн перевёз Владислава, Вику и три их чемодана в снятую ими квартиру. Дорожную сумку с деньгами Владислав держал у себя на коленях. А на следующее утро, 12 мая, Якубовский вылетел в Москву. Всю ночь перед его отъездом они не спали. Владислав и Виктория ни за что бы не расстались в такое время, но оба они отлично понимали, что нужно зарабатывать деньги. Ну, а кроме того, она оставалась в Мюнхене не одна. Родители готовы были приехать к ней по первому её звонку.

До того, как пройти на регистрацию, Владислав Иванович зашёл в отделение «Дрезднер Банка». Он положил на счёт Вольфганга Нушке все 600 тысяч (16). Пять тысяч долларов он оставил Виктории, а у него самого в кармане было, на всякий случай, двести долларов.

Игорёк встретил отца в «Шереметьево». Как всегда, с ним была Аннушка. И хотя Якубовский любил Вику, но всякий раз при виде Аннушки он чувствовал холод под ложечкой. Якубовский рассказал Игорю и Анечке, что Викуся беременна, и у них будет девочка. Это событие им следовало отметить, что они и сделали. А на следующее утро в субботу, 13 мая, Игорь выехал на машине в Вентспилс – встречать груз.



ГЛАВА 59
Москва
16 мая 1995 года

Прошло несколько дней. Утром 16 мая Якубовский проснулся в Викиной московской квартире. Она, хотя и уступала по классу мюнхенской, была своя, привычная. В ней не хватало только Викуси. Он уже успел порядком соскучиться по своей молодой жене. Между Москвой и Мюнхеном разница во времени два часа. Владислав дождался шести часов утра мюнхенского времени, когда Вика просыпается, и позвонил ей.

Было настоящее тёплое майское утро. После долгой зимы соседи начали открывать окна. И если раньше люди уезжали на свои «сотки», чтобы высаживать рассаду картошки, капусты и прочих овощей, то сейчас начали заниматься уборками в квартирах, мыть окна, оконные рамы, чистить ковры и дорожки. Из многих окон неслись песни. Не те, что были раньше, а новые. «Ах, вернисаж, ах, вернисаж…», – из окна третьего этажа справа пели Валерий Леонтьев и Лайма Вайкуле. «Мои мысли – мои скакуны…», – доносился из окна второго этажа голос Олега Газманова. Всё это было Якубовскому привычным и близким. Даже запах щей, принесенный ветерком из какой-то квартиры, – был его.

В девять утра Якубовский позвонил Пушкову. Тот рассказал, что разговаривал с Семёновым. Кредит в размере шести с половиной миллионов долларов практически утвердили. Но необходимо решение кредитного комитета банка, который соберётся на заседание во вторник, 30 мая, то есть через две недели.

Таким образом, у Якубовского образовалось свободное время. Без Вики в квартире было пусто и скучно. Готовить ему не хотелось. Владислав позвонил Анечке и пригласил её вместе пообедать. Договорились встретиться у метро «Войковская». Аня неделю назад получила диплом и сейчас тоже томилась от безделья, ожидая возвращения Игоря. Она знала, что они собираются ехать заграницу, но, не будучи посвящена в детали, особого значения этому событию не придавала. О планах Владислава знал только один человек. Его сын Игорь. Вика была не в счёт. Она поедет с Якубовским даже в Антарктиду, лишь бы быть с ним рядом.

Якубовский подъехал к месту встречи на своей машине. По дороге купил скромный букетик из шести красных гвоздик. Подъехав к входу в метро, Якубовский сразу приметил Анечку. Она явно выделялась в толпе. Одета она была в одно из платьев, которые они нашли в шкафу, когда въезжали в квартиру. Все вещи, которые достались ей, Анна перешила на свой размер: в нужных местах ушила, кое-где укоротила. Выутюженные после химчистки, все вещи были как новые. В тот вечер она надела белое с большими красными цветами платье с открытым декольте, длинным рукавом, но с короткой юбкой, открывающей длинные стройные ноги. На шее у неё были коралловые бусы, а на ногах красные вечерние туфли на высоком каблуке. Красный лак на ногтях и небольшая красная сумочка прекрасно гармонировали со всем её нарядом.

Якубовский вышел из машины и преподнес Аннушке букетик гвоздик, который окончательно дополнил вечерний туалет молодой женщины. Владислав открыл дверь машины, усадил в неё свою спутницу. Уже сидя в машине, он не удержался от комплиментов своей будущей невестке и поцеловал её руку с длинными тонкими пальцами и миндальной формы ухоженными ноготками.

Целуя, Якубовский обратил внимание, что руки её немного дрожали. Дрожали руки и у него. Увидев Аннушку в таком новом для себя свете, Якубовский изменил планы просто где-то перекусить. Теперь он решил поехать со своей спутницей на улицу 1905 года в индийский ресторан. Тот самый, где Якубовский впервые увидел её. По дороге в ресторан они чувствовали себя прекрасно. Оба шутили и, по всему было видно, что находились в прекрасном настроении. Им было хорошо друг с другом, несмотря на столь значительную разницу в возрасте. В ресторане они прошли в зал, где расплачивались валютой. Их усадили за столик для двоих. Они вместе обсудили меню и заказали по салату из овощей с индийскими пряностями и цыплят в соусе с красным перцем. Якубовский предложил Аннушке выпить по бокалу красного вина. Они выбрали калифорнийское «Мерло».

Присутствие Аннушки, её женственность, усиленная нежным восточным колоритом, магнетизм, молодость и мягкий тембр её чарующего голоса расслабили Якубовского. Он на какое-то время забыл и разницу в возрасте, и факт, что он женат и у них с женой будет ребёнок. Вспоминая первую встречу с Аннушкой и то чувство шока, которое он испытал, глядя на подругу сына, он наслаждался каждой секундой этого вечера. Когда оркестр начал играть, Якубовский дал пять долларов музыкантам и заказал своё любимое «Аргентинское танго».

«Зелёное танго» – объявил конферансье, размахивая пятидолларовой бумажкой, явно призывая посетителей заказывать музыку. Танцевали они здорово. Всё у них получалось. Когда Аннушка обхватила его ногу своей ногой, а сама откинулась у него на руках, от мелодии танго и ощущения близости девушки, которая ему нравилась, у него перехватил дух, и он поцеловал её в губы…

Но в жизни всё имеет конец. Окончился и их ужин. Под руку они вышли из ресторана. Подъехав к дому, где Аня жила с Игорем, Якубовский припарковал машину. Он помог выйти Аннушке и проводил её наверх до самой двери. Подождал, пока она откроет входную дверь, но в квартиру заходить не стал. Боялся, что может сделать что-нибудь такое, о чём потом будет жалеть всю жизнь. Он поблагодарил Анну за приятный вечер, поцеловал ей руку и уехал.

Аннушка вошла в квартиру и прислонилась к дверному косяку. Она чувствовала холод в солнечном сплетении. Она не хотела, чтобы Владислав уезжал. У Анны вспыхнуло ниспосланное, не Амуром, но самим дьяволом, страстное желание быть схваченной, размятой, выкрученной, зацелованной отцом своего самого близкого друга и жениха. «Неужели он ничего не чувствует? Неужели он не чувствует, как от его случайного прикосновения по моему телу пробегает дрожь? Деревянный чурбан!»… Она постояла у двери и помечтала, чтобы он, приехав домой, позвонил ей. Но… Анна прошла в комнату, расстелила постель, переоделась в ночную сорочку. Всё это время она продолжала ощущать присутствие Владислава, как она мысленно называла его… Её томления прервались телефонным звонком...

Якубовский припарковал машину на привычном месте возле своего дома. Перед его глазами стоял образ будущей невестки. Он продолжал слышать её смех и чувствовать бархат её кожи. «Больше не буду встречаться с ней. Это как восточные сладости. Это же чёрт знает что! Быть безнадёжно влюблённым в будущую жену сына!» – думал Якубовский, медленно поднимаясь по лестнице в пустую квартиру. Теперь он снова вспомнил о Вике. Надо позвонить ей. Узнать, как там она... Но в мыслях у него была Аннушка. Он ощущал её присутствие, слышал её голос…

Подходя к двери квартиры, он услышал звонок телефона. Но, чтобы  справиться с тремя замками, понадобилось время, и он не успел поднять трубку. «Ладно. Кому надо, позвонит ещё», – сказал он сам себе и стал раздеваться. Развесив вещи, он прошёл в кухню. Поставил на газ чайник с водой и включил телевизор. Пощёлкав переключателем и не найдя ничего, заслуживающего внимания, он выключил телевизор. Посмотрел на часы. Было ровно 10. Летом в Москве темнеет поздно. За окном только начинало сереть. Якубовский позвонил Аннушке. Её телефон был занят. В Германии было восемь вечера. Якубовский позвонил Вике. Они немного поговорили. Так. Ни о чём. Часы показывали половину одиннадцатого. Якубовский снова набрал телефон Аннушки. Он всё ещё был занят.

Через пятнадцать минут Якубовский в третий раз набирал номер Ани, но телефон был всё ёщё занят. Шестое чувство подсказывало ему, что не всё ладно. Но одеваться и ехать к ней, ему было лень. Прошло ещё примерно полчаса. Якубовский позвонил снова. И опять услышал только прерывистые гудки. Больше ждать было нельзя. Якубовский встряхнулся и резко встал. Оделся, надел кобуру и положил в неё «Макаров», который оставил они нашли в квартире, где сейчас живут Игорь с Аней. По выработанной годами привычке, он следил за оружием, и оно всегда было у него наготове.

От Викиного дома до дома, в котором жил Игорь, было примерно двадцать минут езды. Якубовский запарковал машину, вошёл в подъезд, пешком поднялся на седьмой этаж. Прислушался – всё было тихо. Он достал пистолет и нажал кнопку звонка в квартиру. Но ему никто не открыл.

Якубовский своими ключами отпер входную дверь. В прихожей горел свет, в квартире стояла тишина. Свет был и в спальне, но дверь туда была закрыта. Якубовский очень осторожно приоткрыл дверь спальни. То, что он увидел, удивило и насторожило его. Аннушка, одетая в ночную сорочку, босая, полусидела на полу у кровати. Её правая нога была согнута в колене. Анна всем весом сидела на ней. Нога была неестественно белого цвета. Левая нога была вытянута вперёд. В руках Аннушка сжимала телефонную трубку. Её глаза и рот были раскрыты. Она молча глядела перед собой и лихорадочно тряслась. Лицо её было белым, а лоб холодным. Она явно была в шоке. Но что привело её в такое состояние?

Якубовский осторожно осмотрел всю квартиру. Все окна и балконная дверь были закрыты. Он проверил шкафы, кухню, ванную. В квартире никого не было. Не было и признаков того, что в квартире был кто-то ещё. Значит, её привело в такое состояние то, что она услышала по телефону. Он вложил пистолет обратно в кобуру. Ладно. Узнаем после. Сейчас самое главное вывести её из шока.

Якубовский взял из рук Анечки телефонную трубку и положил её на аппарат. Затем он аккуратно, с нежностью в движениях поднял молодую женщину и положил её на кровать.

Аннушкина правая нога не разогнулась. Владислав потёр Анне виски, но она продолжала глядеть перед собой и тряслась. Якубовский потрогал обе ноги. Правая нога была холоднее другой. По-видимому, она просто занемела. Владислав осторожно начал массировать её правую ногу в колене, немного выше колена, голень и пальцы ноги. Постепенно, стараясь не делать резких движений, он начал распрямлять её ногу. Через несколько минут циркуляция крови восстановилась, и нога начала теплеть. Якубовский открыл комод. Выдвинул один ящик, затем другой. Он искал носки. В третьем ящике нашёл чистые носки и надел их ей на обе ноги, подложил под ноги одну из подушек и накрыл одеялом.

Якубовский оставил её лежать на кровати, а сам вышел в кухню. Поставил на газовую плиту чайник с водой. И стал искать нашатырь. Но в аптечке его не оказалось. Тогда он прошёл в большую комнату, достал из бара початую бутылку коньяка и вернулся в кухню. Он налил коньяк в рюмку и залпом выпил её. Налил снова и поставил на блюдце. Чайник на плите засвистел. Владислав достал из шкафчика чашку, слил в неё из заварного чайника немного заварки, залил кипятком примерно на три четверти, а остальной объём чашки дополнил коньяком. Рюмку с коньяком и чашку с горячим чаем, он отнёс в спальню.

Якубовский поставил блюдце на пол, а сам осторожно приподнял Аннушкину голову. Он поднёс коньяк, и пары спирта несильно ударили ей в нос. Она слегка встрепенулась. Из горла её вырвался стон, похожий на рыдания. Якубовский снова дал ей понюхать коньяк. Она скривилась в гримасе. Теперь она начала рыдать явственней.
– Что случилось, девочка? Что произошло с тобой? – Якубовский пытался узнать, но в ответ она только хватала губами воздух, и грудь её тряслась мелкой дрожью. Говорить она явно не могла.

Якубовский губами попробовал чай. Тот слегка остыл, и его можно было пить небольшими глотками. Но, чтобы не рисковать, Владислав, приподнимая Аннушкину голову, зачерпнул чай ложечкой и залил его в рот девушки. Она не проглотила его. Чай с коньяком сами по себе растворились у неё во рту. Якубовский снова залил ей в рот несколько капель. Потом ещё и ещё. Постепенно тепло стало разливаться по её телу, и она начала приходить в сознание. Захлёбываясь от рыданий, она смогла выговорить:
– Игоря… Игоря больше нет!

И она протяжно застонала, обхватив Якубовского руками и прижимая его к себе.

Он начал отстранять её руки, освобождаясь от её объятий:
– Как нет? Где нет? Это ты услышала по телефону? Что с ним? Что с тобой?

Якубовский понемногу заставил Анну выпить всю чашку уже остывшего чая с коньяком, а сам выпил коньяк из рюмки. Не веря тому, что она пытается объяснить, Якубовский, сквозь конвульсии её рыданий, понял следующее: кто-то сообщил Анне, что Игорь в машине на Минском шоссе столкнулся с автобусом. Игорь погиб на месте.

Анна никогда не пила крепкие напитки. Поэтому коньяк быстро сделал своё дело, и она начала затихать. Ещё до конца не осознавая значимости услышанного, Якубовский, чтобы прийти в себя, встал и пошёл на кухню. На столе стояла бутылка с коньяком, в которой оставалось меньше трети. Он взял бутылку и залпом допил остаток. Поморщился и, тяжело вздохнув, вернулся в спальню. Анна, свернувшись калачиком, лежала без движений. Похоже, что она спала. Если и нет, то просто лежала молча.

Якубовский вынес телефонный аппарат в прихожую. Сел на стул и набрал по памяти номер дежурного ФСБ по Московской области. В телефонной трубке ещё не было слышно гудка вызова, как там уже ответили.
– Помощник дежурного по городу, капитан Бодров.
– С вами говорит подполковник службы внешней разведки Якубовский  Владислав Иванович. Подполковник запаса. Сделайте милость, капитан, проверьте, пожалуйста, оперативную сводку на Якубовского Игоря Владиславовича. Похоже, что он попал в аварию на Минском шоссе.
– Минутку.

В трубке на несколько минут, которые Якубовскому показались длиной в годы, всё смолкло, наконец, там что-то щёлкнуло, и голос дежурного спросил:
– Простите, товарищ подполковник, кем приходится вам Игорь Владиславович?
– Сын.
– К сожалению, Игорь Владиславович числится среди участников ДТП на Минском шоссе напротив НИИ сельского хозяйства «Немчиновка», в двух километрах от Московской кольцевой дороги. Автомобиль «Жигули» пятой модели, регистрационный номер Госавтоинспекции 45-17 МОШ отбуксирован к блокпосту дорожно-транспортной милиции на Минском шоссе у МКАД. Игорь Владиславович был доставлен в дежурную больницу города Одинцово в состоянии клинической смерти. Спасти его не удалось. Товарищ подполковник, примите наши соболезнования. Что ещё я могу сделать для вас? – участливо спросил капитан.

 Но Якубовский уже не слышал его. Он тихо опустил телефонную трубку на аппарат.

Владислав встал со стула и, тяжело ступая, с опущенными плечами, прошёл в спальню. Он встал на колени перед кроватью, на которой лежала Аннушка. Девушка уже лежала на спине, закрытая по самое горло одеялом, и глаза её были раскрыты. Якубовский положил свою голову ей на живот и затих. Он не плакал. Мужчины не плачут. Он просто стоял так, окаменев от горя. Анна положила обе руки ему на голову. Не в силах больше справиться с невыносимой тяжестью утраты, Якубовский встал с колен. В большой комнате он достал из бара нераспечатанную бутылку водки и прошёл в кухню. В кухне был полумрак. Только луна светила в окно. Не зажигая свет, он достал из шкафчика два стакана. Сел за стол и, молча, налил водку в оба стакана. Взял буханку хлеба, отрезал ломоть и накрыл один стакан. Отрезал другой ломоть, посыпал его слегка солью. Залпом выпил и откусил маленький кусочек хлеба. Он упёрся головой в раскрытые ладони, и плечи его затряслись. Таким его застала Аннушка. Она не могла больше находиться одна, поэтому, как была в ночной сорочке, пришла в кухню.

Аня подошла к Владиславу и прижалась к нему:
– Я тоже хочу выпить за него. За моего друга.
 
Владислав усадил Аннушку на стул. Включил свет. Достал ещё один стакан. Разлил водку: себе до краёв, а Аннушке – на дне. Они молча выпили, не чокаясь.
– Как же мы будем жить теперь без нашего Игоря? – спросил, обращаясь к самому себе Якубовский. – Вот горе-то, какое! А как всё было хорошо! И вот. На тебе. Что же ты наделал, сынок? А?

И плечи его снова затряслись. Через несколько минут он успокоился и, не зная, что ещё сделать, встал и сказал уже заплетающимся языком:
– Ну ладно. Я пойду.
– Нет! Нет! Не оставляй меня. Никогда не бросай меня! – впервые обратившись к Владиславу на «ты», запричитала Анна, бросаясь к нему. – Не бросай меня, пожалуйста, – и она горько заплакала. – Меня Игорь уже оставил, а теперь и ты хочешь. Я вас так люблю. Пожалуйста.
– Тогда я ещё выпью, – уже совсем не понимая, что делает, сказал Якубовский.

Он прошёл к бару. Достал последнюю бутылку. Прямо там, у бара, распечатал её и отпил из горлышка. В кухне он протянул бутылку Анне и сказал:
– На. И ты со мной выпей.

Бедная Аннушка. Совершенно убитая горем, и никогда в жизни не употреблявшая алкоголь, она налила себе и Владиславу. Они вместе выпили. Откусили по маленькому кусочку хлеба. Якубовский, сам не пивший уже почти три года, почувствовал, как земля уходит у него из-под ног. Кое-как Аннушка дотащила его до кровати, сняла с него туфли. Постеснявшись стащить с него брюки, положила его на кровать. Набок. Лицом к комнате. А сама перелезла через совершенно отключившегося Якубовского, легла рядом и тоже провалилась куда-то.

Уже стало светать, когда Якубовский проснулся от ощущения муторного, подходившего к горлу кома. Он едва успел добежать до туалета, поднять сидение и опуститься на колени. Его рвало, как никогда. Он же пил, не закусывая. Его выворачивало долго. С воем. С содроганиями всего организма. Почувствовав, как его обдало холодным потом, он с трудом заставил себя встать с колен. Открыл кран и несколько раз промыл рот. Спустил в туалете воду и, с трудом волоча ноги, прошёл в кухню. В холодильнике были солёные огурцы в банке. Он достал банку, открыл её и выпил несколько глотков холодного рассола. Теперь ему стало легче.

Он вернулся в туалет и чтобы хоть как-то приглушить тяжелый запах водочного перегара, выдавил из тюбика зубную пасту прямо себе в рот и прополоскал его. Затем вернулся в спальню, стащил с себя брюки, снял кобуру с пистолетом и, оставшись в сорочке, залез под одеяло, прижался к тёплой Аннушке, обнял её и заснул.
 
Аннушка проснулась раньше. Увидев лежащего рядом с собой Якубовского, жар ударил ей в голову. Но она тут же вспомнила события этой страшной ночи. От Якубовского шёл тяжёлый запах перегара. И у неё во рту стоял отвратительный вкус, а в желудке под ложечкой была жуткая тяжесть. Её тошнило. Она подумала: «Ой, что же Игорь скажет?». Но, вспомнив, что он уже ничего никогда не скажет, ей захотелось не просыпаться. Она закрыла глаза, но полежав так минутку, поняла, что все равно не заснёт и лучше ей  встать, пока Владислав ещё не проснулся. Тихо, стараясь не разбудить Якубовского, она перелезла через него и на цыпочках пробралась в ванную. Её вырвало. Почувствовав облегчение, Анна почистила зубы и приняла душ. Она стояла под струями воды и плакала. Ей было тяжело и стыдно от того, что она спала с Владиславом в одной постели. Стыдно от одной мысли о своих мечтах, о Владиславе, о своих дурацких фантазиях. Этот стыд заставил её на время не думать об Игоре. Но, вспоминая детально события прошлой ночи, она убедилась, что между ними ничего не произошло, и ей стало чуточку легче.

Анна перелезла через ванну и вытерлась своим полотенцем. Ночная сорочка оказалась запачканной, когда её рвало, поэтому совершенно голая, она завернулась в полотенце, приоткрыла дверь ванной комнаты, просунула голову и послушала. В комнате было тихо. Владислав спал. Тихонечко, еле ступая босыми ногами по полу, Анна вошла в комнату, где был шкаф с её вещами. Когда она стала открывать дверцу шкафа, та предательски заскрипела. От этого скрипа Якубовский проснулся и, открыв глаза, увидел совершенно нагую Аннушку, которая доставала своё нижнее бельё. Владислав, слегка прищурившись, смотрел на девушку, поражённый увиденным. Сказать, что она была просто красивой, невозможно. Она была прекрасной. Как может быть прекрасна 22-летняя красавица. Поражённый в самое сердце, он испугался, что увидел то, чего ему не положено было видеть, и он закрыл глаза, притворившись, что спит.

Аннушка ничего не заметила. Она оделась в тёмное платье. Затем, взглянув на своё отражение, вспомнила, что надо завесить зеркала. Она вынула простынь, накинула её на зеркальную дверцу шкафа. Взяла ещё одну простынь и, выйдя в коридор, завесила ею зеркало в прихожей. Потом она прошла в кухню, закрыла дверь и начала убирать со стола.

Стенные часы показывали 6:25 утра. Подождав несколько минут, чтобы не смущать Аннушку, Якубовский встал и, тихо ступая, прошёл в ванную. Там он разделся. Почистил зубы, побрился и принял душ. Теперь ему полегчало. Голова уже не болела. Только в животе была неприятная лёгкость. Он вернулся в спальню, оделся и вышел на кухню. Там уже был полный порядок. Оставленная ночью посуда перемыта, стол протёрт, а на столе стояли чайные чашки с ложечками.

Аннушка, увидев Владислава, тяжело вздохнула. Её глаза налились слезами. Она прислонилась головой к его плечу и беззвучно затряслась от плача. Владислав взял её руку и начал её целовать. Затем он развернулся, обнял её и, прижав к себе, стал целовать и гладить её голову. Они стояли так несколько минут. Потом Аннушка отстранилась, подошла к плите и включила газ под чайником.

– Мне нужно ехать. Тебе не нужно ехать со мной. Это будет тяжело, – сказал Якубовский Аннушке. – Мне нужно позвонить Пушкову.
– Нет. Нет. Я поеду с тобой. – Аннушка второй раз назвала Владислава на «ты». – Я не могу оставаться одна. Мне страшно. Я буду с тобой. Ты ведь не прогонишь меня? Правда?
– Что ты говоришь? Как ты можешь так думать? Мы будем вместе, но туда ты не войдёшь.
– Куда я не должна войти?
– В больницу…
– Ладно. Я всё сделаю, как ты скажешь.

Якубовский взял телефонную трубку, он вышел в коридор и набрал номер Пушкова. Услышав, что произошло, тот пришёл в состояние шока. Якубовский сказал, что сам он едет сейчас в районную больницу в Одинцово. Там в морге находится тело Игоря. Потом поедет оформлять документы и дальше – на кладбище. Но ему нужна помощь. Он просит его вместе с отцом, одетым в милицейскую форму, как можно быстрее проехать к блокпосту милиции на Минском шоссе и МКАД. Там находится разбитая машина Игоря. В машине лежит портфель с документами на фуры с водкой. Этот портфель ему нужен как можно быстрее. Иначе потом будут проблемы. Пушков отреагировал мгновенно:
– Понял. Уже звоню бате. И мы едем.

Якубовский поблагодарил Пушкова, положил трубку и вернулся на кухню.

Аннушка, ладонями поддерживая голову, сидела на стуле посреди кухни, по-бабьи расставив ноги и локтями упираясь в колени. Её глаза, устремлённые куда-то вдаль, не двигались. Якубовский опустился перед ней на корточки.
– Девочка. Крепись. Нам нужно быть сильными. Ты мне нужна сильная.
– Я буду сильной. Но это случилось так сразу… Я уже прошла через это, когда потеряла родителей. Тогда это тоже случилось сразу. Это я виновата. Это я приношу несчастья.
– Так. Прошу тебя перестань! – решительным голосом, поднимаясь, сказал Якубовский. – Если мы с тобой будем вместе, нам будет легче пережить несчастье.

От его решительного тона Анна встрепенулась и, казалось, вышла из оцепенения. Она встряхнула головой, сбрасывая с себя навалившееся на неё горе. Взяла за руку Владислава и, подтянувшись на ней, медленно с трудом встала. Её стройная фигура обмякла, плечи сгорбились. По всему было видно, как она подавлена.

Выпив только чашечку кофе, Якубовский прошёл в комнату и спрятал в шкаф свой «Макаров».

Они вышли из квартиры.
– Мы заедем ко мне. Нам будут нужны деньги и документы.






























ГЛАВА 60
Москва
17 мая 1995 года

Александр Пушков набрал номер отца. Василий Сидорович Пушков отвёз на работу супругу и только что вернулся домой. Услышав, что Игорь погиб, он расстроился, но сохранил спокойствие. Ясно, что к блокпосту, у которого находится разбитая машина Игоря, будет послан эвакуатор, чтобы подобрать её. Всё, что есть в машине будет либо уничтожено, либо растащено бомжами. Надо спешить. Он быстро переоделся в милицейскую форму и спустился вниз. Пушков-младший уже ждал у подъезда.

Они быстро проехали по 1-му Ботаническому проезду до улицы Серебрякова, которая перешла в Берёзовую аллею. Затем, по Сигнальному проезду, они выехали на Алтуфьевское шоссе и минут через десять уже приближались к 86-му километру МКАД. Развернулись в западном направлении и доехали до 55-го километра МКАД – Минское шоссе, у деревни Немчиновка. Свернув на шоссе, подъехали к блокпосту. Успели как раз вовремя. Оператор эвакуатора уже приподнимал передок разбитых «Жигулей». Александр выскочил из машины и подбежал к эвакуатору. Он и рта не успел раскрыть, как оператор рявкнул на него, мол «Чего тебе надо?». Но, увидев подходящего пожилого майора, сменил выражение лица:
– Мне велели подобрать машину. Так я и подбираю. А если чего не так, так там командир сидит, – указывая на блокпост, угрюмо, но подобострастным тоном запричитал водила.

Машина представляла собой довольно жуткое зрелище. Левая часть со стороны водителя была раскорёжена. Лобовое стекло разбито. Передняя дверь висела на нижней петле, руль и сидение валялись рядом. Но правая часть была практически нетронута. Видимо, суммарная скорость автобуса и «Жигулей» была настолько большая, что машину как бы разрезало надвое. Правая передняя дверь была закрыта.

Увидев, что что-то происходит внизу, один из дежурных сотрудников милиции с погонами старшего лейтенанта, в бронежилете с автоматом спустился вниз. Он приблизился к эвакуатору, отдал честь старшему по званию и спросил:
– Чем могу быть полезен, товарищ майор?
– Видишь, какое дело, старлей. Это машина нашего друга. Парень погиб этой ночью. Мы хотим посмотреть, не остались ли какие-нибудь личные вещи. Отцу передать.
– Не вижу проблем, товарищ майор. Берите всё, что найдёте.

Водитель эвакуатора опустил подъёмник. Александр легко открыл правую дверь и ужаснулся. Везде были запёкшиеся брызги крови. Но на полу, у переднего сидения, под «бардачком» он увидел портфель Игоря. На портфеле лежало несколько скомканных газет, поэтому он был только слегка забрызган кровью. На правом переднем сидении валялся букет слегка завядших цветов. На них тоже были брызги крови.

Александр достал из своего багажника тряпку. Вернулся к разбитой машине, стараясь не запачкать руки в крови, вынул из машины портфель и тщательно протёр его тряпкой.
– Батя, – обратился к застывшему отцу Александр. – Видишь? Он эти цветы Анне вёз. Может, возьмём их, передадим ей.
– Не надо. Это уже ничего не изменит, а она только больше расстроится. Не надо.

Кроме портфеля Игоря, вещей в машине не было. Они осмотрели багажник, но и он был пуст. Видно, ночью те, кто оттаскивал машину, просто не заметили прикрытый газетами портфель. Александр достал из кармана немного денег, протянул водителю пять долларов и двадцатку старшему лейтенанту:
– Выпейте, ребята, за светлую память Игоря. Он был хорошим человеком.

Больше им там делать было нечего. Отец и сын Пушковы пошли к своей машине.

А в это время Якубовский с Анной уже находились в больнице города Одинцово. Морг помещался в небольшом, отдельно стоящем, здании позади больницы. Они молча стояли у входа в морг и ждали врача для официального опознания покойного. Врача уже вызвали, он должен был прийти с минуты на минуту. По дороге в больницу они остановились у аптеки, и Владислав купил бутылочку с нашатырным спиртом. Теперь им оставалось только ждать.

Врач пришёл минут через двадцать. Поздоровался с Анной и Владиславом Ивановичем. Посмотрел внимательно на обоих и спросил:
– А вы кем приходитесь пострадавшему?
– Отец я, – глухо отозвался Якубовский.
– Я невеста Игоря, – всхлипнув, ответила Аннушка.
– Раз вы ему невестой будете, то я вас не допущу. Только отец может. Вы уж нас здесь подождите, милая, – немолодой врач участливо посмотрел на девушку. – Не положено вам ходить туда. Вы уж простите.

Врач достал ключ от амбарного замка, отпер дверь и, вместе с Якубовским, вошёл в помещение. В коридоре врач запер входную дверь на засов:
– Не следует этого ей видеть. Да и вам нелегко сейчас придётся. Вы были раньше в морге?
– Честно говоря, не часто.
– Крепитесь тогда.

Они прошли несколько шагов. В мрачном коридоре было довольно темно. Отвратительно пахло какими-то медикаментами. Врач, наощупь, нашёл выключатель и включил свет. Перед ними было несколько дверей. На одной из них висела табличка с надписью «Лаборатория», а на другой просто масляной краской было написано – «Холодная».
– Мы только на одну минутку войдём. Формальность выполним. Вы по ноге опознать тело сможете?
– Надеюсь, – совсем оробевшим голосом ответил Якубовский.
– Готовы? – спросил врач и отпер дверь с крашеной надписью.

Он зажёг свет. Достал из коробки, лежащей на столике, тонкие резиновые перчатки и надел их. После чего сделал жест рукой – «Прошу». Якубовский вдохнул воздух и вошёл внутрь. На деревянных нарах лежало несколько покойников. Их тела были накрыты серыми простынями, из-под которых высовывались голые ноги с бирками на больших пальцах.

– Вот так мы завершаем наш земной путь, – философски пробормотал врач, поднимая простынь на первом теле. Это была женщина. Вернее, то, что осталось от той, что когда-то была женщиной. Это был скелет обтянутый тонкой жёлтой кожей. – 42 года. Рак, – прокомментировал врач. – Это не ваш сын. А вот это, кажется, будет ваш.

Врач приподнял простыню. То, что увидел Якубовский, могло заставить содрогнуться любого. Перед глазами Владислава Ивановича пронеслась вся жизнь. Он вспомнил тот миг, когда, счастливо улыбающаяся, его первая жена Ирина – мать Игоря, протянула ему маленький комочек, завернутый в одеяло. Как Игорь начал ходить. Как он отвёл его в первый раз в детский сад. Первый раз в школу отвести не пришлось – Якубовский уже жил с Натальей. И вот что осталось от сына... А осталось что-то, стянутое пластырем и лентой на том месте, где должно быть лицо. Грудь, многократно стянутая клейкой лентой, и пластырь в нижней части живота. Только ноги оказались нетронутыми.
– Смерть наступила мгновенно. Если он и жил ещё некоторое время после столкновения, то всё равно уже ничего не чувствовал, – сочувственно сказал врач. – Хоронить надо в закрытом гробу. Не нужно, чтобы вашего сына запомнили таким.

Но Якубовский уже не слышал врача. Он стал оседать на пол. Врач подхватил Якубовского и помог ему выйти в коридор. Достал из кармана пачку сигарет и протянул Якубовскому. Негнущимися пальцами тот взял сигарету. Врач щёлкнул зажигалкой и, закурив, протянул зажигалку Якубовскому. Она почему-то не зажигалась. Тогда врач взял зажигалку, зажёг и поднёс Якубовскому. Тот закурил.
– Вы тут постойте с девушкой, а я подпишу документ.

Аннушка увидела Владислава. На нём не было лица. Рука с сигаретой тряслась. Два года назад, по настоянию Вики, Якубовский бросил курить. От никотина у него закружилась голова. Он отпрянул от Аннушки и бросился к кустам. Его рвало. Конвульсии продолжались примерно минуту. В это время вышел врач. Увидев, что происходит с Якубовским, он передал Справку о смерти Игоря Аннушке, а сам бегом вернулся в морг. Вынес оттуда графин с водой и какую-то тряпку. К этому моменту Якубовский уже пришёл в себя. Он прополоскал рот водой. Сплюнул. Ещё раз прополоскал рот. Затем полил себе на руку и вымыл лицо. Вытираться тряпкой он не стал. Так он и стоял, мокрый и бледный, перед врачом и Аннушкой. Через минуту он окончательно пришёл в себя.
– Спасибо вам, доктор, – выдавил он. Повернулся и, ступая нетвёрдыми ногами, пошёл в сторону улицы.

Аннушка побежала за ним с зажатой в руке бумажкой. Она догнала Якубовского, и они остановились. Владислав обнял Анну и молча прижался к ней. Так они и стояли минут пять. Неподвижно. Молча. Только иногда тело его слегка вздрагивало, а у неё слезы лились сами по себе.
– Надо ехать к священнику, – сказал Якубовский, переведя дух.
– А ты сможешь вести машину?
– Должен. Нам теперь всё нужно делать самим.

Обратно ехали молча. Якубовский не думал ни о чём. Он смотрел на дорогу, а мысли чехардой проносились в голове. Он не мог сконцентрироваться ни на чём. Аннушка тоже молчала. О чём думала она – неизвестно. Никому не пожелаешь быть на её месте. Они доехали до той самой маленькой церквушки, в которую приезжали с Игорем зимой 1994-го, когда просили молодого батюшку освятить квартиру. Им повезло. Молодой батюшка, отец Феофил, так, кажется, его звали, был на месте. Он узнал Якубовского и Анну. Когда они рассказали ему, какое у них горе, батюшка прочитал молитву. Они прошли к образам и поставили свечки. Ясно, что батюшка согласился отпевать Игоря. Правда, узнав, что гроб будет закрытый, сокрушался. Но тут уж ничего не поделаешь, если господу Богу именно так угодно было призвать на суд свой новопреставленного раба Божьего Игоря. Втроём они поехали на Ваганьковское кладбище – договариваться о похоронах.

На кладбище решили хоронить в субботу, 20 мая. Есть время обзвонить всех. И после поминок не нужно на следующий день на работу. Якубовский с Аннушкой отвезли отца Феофила в церковь, а сами вернулись в квартиру на «Войковской».

Есть им не хотелось. Анна, напереживавшись и измучившись за целый день, разделась и легла в кровать. А Владислав Иванович провёл несколько часов на телефоне. Он созвонился с мужем бывшей Викиной сотрудницы, который работал на таможне. Рассказал ему о случившемся. После обычных в таких случаях соболезнований, они договорились, что фуры доставят контейнеры на таможенный склад, где их будут обрабатывать постепенно, по мере продажи товара. Так же нужно будет оплачивать таможенные сборы и прочие налоги, включая налог на добавленную стоимость.

Затем Якубовский позвонил Пушкову. Тот уже давно вернулся и ждал звонка. Они решили, что отец и сын Пушковы развезут товар по палаткам, ларькам и магазинам. Оплату за товар они будут брать сразу наличными, а деньги ежедневно класть в банк на счёт компании «Сова». Оттуда Якубовский будет платить таможне и в налоговую инспекцию НДС и остальные налоги. Пушков сам предложил, что они с отцом возьмут десять процентов за свои услуги.

Затем Якубовский попросил позвать Марию Тихоновну. Он попросил её узнать, можно ли будет организовать поминки в их столовой в субботу. О количестве людей будет известно завтра вечером. Мария Тихоновна сказала, что определится с меню и продуктами. Договорились созвониться завтра вечером.

Потом Якубовский позвонил Вике в Германию. Они говорили довольно долго. Вика хотела приехать, но у неё ещё не было немецких документов. Не было немецких документов и у Якубовского, но он же выехал под фамилией Шмидт, а вернулся в Россию по паспорту на имя Якубовского, поэтому они решили, что ей лучше не ехать.

Закончив говорить по телефону с Викой, он позвонил своей первой жене Ирине, матери Игоря. Что с ней было после того, как она узнала, что случилось с её сыном, можно только догадываться.

Переговорив с матерью Игоря, Владислав пошёл на кухню – поставить чайник. Своей второй жене Наталье он звонить не стал. Зачем? Он накрыл на стол, поставил сыр и колбасу, подождал, пока закипит чайник, выключил газ и, не включая свет, подошёл к Анне. Он опустился на колени и положил голову на одеяло. Анна не спала. Она положила руку на его плечо. Помолчали. Потом оба вздохнули и пошли на кухню пить чай.

Несколько дней до похорон пролетели, как во сне. Пушковы развозили товар. Василий Сидорович Пушков и Мария Тихоновна разобрались с поминками. Якубовский созвонился с родственниками, позвонил Станиславу Терёхину, который перешёл на работу в Генпрокуратуру старшим следователем. Якубовский связался со своим бывшим начальником и рассказал о случившемся. Тот посочувствовал, пообещал завтра перезвонить ему и сообщить, сколько людей приедет на кладбище. Аннушка обзвонила своих подруг по институту. Все девчонки, которые остались в Москве, созвонились по цепочке и обещали прийти. Так, понемногу, набралось человек сто пятьдесят.

Самым простым делом было обеспечить поминки водкой. Благо была своя. Решили, что по литру на человека будет в самый раз. Закуска планировалась простая, но вкусная. Картошка с селёдкой, солёные огурцы, грибы, помидоры, квашеная капуста, заправленная подсолнечным маслом с клюквой и яблоками. Солянка сборная мясная. Свиные отбивные с жареной картошкой. Вода минеральная. А на сладкое – пирожные «Наполеон» и кофе…

Как говорится, приходит беда – отворяй ворота. В ночь перед похоронами позвонила Фрида и сказала, что у Вики этим вечером случился выкидыш. Вика, когда вернулась домой с работы, почувствовала неладное. Она сама вызвала «Скорую помощь». Им позвонили уже из больницы. Они с мужем приехали туда. Врачи сказали, что у Вики был поздний выкидыш. Ей сделали чистку, и она пробудет в госпитале не менее трёх дней. Её жизнь вне опасности, но ребёнка, естественно, сохранить не удалось. Фрида выразила соболезнование Владиславу Ивановичу, но от него в тот момент ему легче не стало. Узнав, что случилось с Викой, Анна долго рыдала. Ей было жалко всех. И Вику, и Игоря, и Владика, и себя саму. Заснули они уже почти под утро в одной кровати, прижимаясь, друг к другу.



















ГЛАВА 61
Москва
20 мая 1995 года

20 мая, в субботу, наступил день похорон. Они не помнили, как встали, как оделись. Как Владислав пытался прозвониться в госпиталь Виктории, но там было слишком рано – два часа разницы с Москвой. Как вышли из дому, ловили машину и на такси поехали на кладбище. Что было там, – прошло, как в тумане. Кто-то говорил речь. Батюшка Феофил молился. Приносили  цветы и венки. Всё смешалось. Закрытый гроб с телом Игоря. Известие о Виктории. Аннушка прижималась к Владиславу Ивановичу, чувствуя его поддержку. Ирина, первая жена Якубовского, заламывая руки, чуть было не свалилась в открытую могилу… Кто-то говорил какие-то речи. Всё это мелькало так, словно кто-то вертел гигантский калейдоскоп: менялись картинки, а понять происходящее было невозможно.

Они очнулись уже в столовой. Аннушку от машины вели две её институтские подруги, а Владислав Иванович шёл под руку со Станиславом Терёхиным, с одной стороны, и с Гаврилой Петровичем – с другой. При входе в столовую, на отдельном столике, стояла рамка с увеличенной фотографией Игоря. Перед фотографией горела свеча, и рядом батюшка Феофил поставил коробку для пожертвований на его церковь.

За столом они с Аннушкой сели рядом. Разлили по первой. Отец Ирины, ещё не старый полковник на пенсии, произнёс несколько слов в память об Игоре. Все выпили. Не прошло и трёх минут, как слово попросил Кравченко. Он говорил долго. О России, теряющей своих лучших сыновей. О Советском Союзе. О возрождении русской национальной идеи. Выпили. Когда пили второй раз, стакан у Якубовского был полный, но градуса он не разобрал. И у Аннушки был полный стакан. Она выпила весь. Залпом. Начали разливать по третьей. Якубовский взял бутылку, чтобы налить себе, но его стакан был уже снова полон до краёв. Он этому значения не придал: значит, сосед о нём позаботился. Но когда, после слов матери Игоря, Ирины, все начали пить, Якубовский почувствовал, что у него в стакане вода. Он обвёл глазами соседей. Наклонился к Аннушке и шёпотом спросил у неё:
– Это ты воду мне льёшь?
– Не пей, миленький. Ты помнишь, как болел недавно? Пожалей меня. Ладно?

После этих слов она подняла свой стакан и встала. Поднимаясь, она, как будто нечаянно, облокотилась на плечо Якубовского. Он почувствовал, что она вся дрожит. Аннушка сказала только о том, что все потеряли настоящего друга, готового всегда прийти на помощь. В этом она была абсолютно права. Игорь, действительно, был хорошим парнем.

Водка кончилась быстро. Все порядком захмелели. Молодые сотрудники службы внешней разведки быстро начали знакомиться с институтскими подругами Аннушки. По всему чувствовалось, что родные и близкие должны удалиться. Кравченко увезла Алевтина с охранником. Родители первой жены Якубовского уехали с Ириной, а Якубовский с Аннушкой, вдвоём, измученные и подавленные, но совершенно трезвые, тихо, ни с кем не прощаясь, вышли из столовой. Василий Сидорович Пушков увидел, что они медленно бредут к выходу, догнал Якубовского и Анну. Не задав ни единого вопроса, он пошёл к своей машине, отпер двери и позвал их.








































ГЛАВА 62
Москва
28 мая 1995 года

Прошло восемь дней после похорон Игоря. Якубовский и Аннушка тихо провели их дома. Пушковы развозили водку по магазинам и ларькам. Они работали только в Бабушкинском районе, где Василий Сидорович знал каждую собаку. Ежедневно Владислав Иванович ездил на таможню, где оформлял таможенные документы и оплачивал таможенные пошлины и налоги. Он также ежедневно ездил в банк, где выписывал безналичные проводки для оплаты таможенных услуг, пошлины и налогов, а также проверял поступление денег от продажи спиртного. Всё совпадало до последней копеечки. После полного завершения продажи водки, на банковском счету накопилась рублёвая сумма эквивалентная шестистам тысячам долларов.

Всё это время Аннушка постоянно была с ним. Она не отходила ни на шаг от Якубовского. У них сложились странные отношения: они практически не разговаривали между собой. Только перекидывались отдельными фразами. Они даже избегали встречаться глазами. И в то же время старались постоянно быть рядом друг с другом. По утрам Якубовский вставал раньше, брился, принимал душ и готовил завтрак. Анна вставала позже, после того, как он выходил из ванной. Когда она заглядывала в кухню, – на столе её уже ждал завтрак. Завтракали они молча, но вместе. После завтрака Анна прибирала кухню и мыла посуду. Якубовский ждал её. Вместе они выходили из дому и вместе ехали по делам. Каждый день по одному и тому же маршруту: днём обедали в одной и той же маленькой столовой, а вечером ужинали дома. После ужина, не зажигая свет, пожелав друг другу спокойной ночи, принимали душ, расходились по комнатам и ложились спать.

По ночам оба часто просыпались, слушали, что происходит в соседней комнате. Они оба думали друг о друге, но оба боялись даже намекнуть о своих чувствах. Да и возможно ли было это?

В воскресенье, 28 мая, на девятый день после похорон Игоря, они прямо с утра заехали за батюшкой Феофилом и поехали на кладбище – на могилу Игоря. Батюшка помолился. Разлили водку по маленьким стаканчикам, вылили одну на землю, выпили сами, слегка закусили. Только стали наливать по второй, появилась первая жена Владислава – мать Игоря, Ирина. Аннушка рванулась было к ней, но как-то неосторожно оступилась, и её правая нога подвернулась на камушке. От сильной боли она вскрикнула. Нога стала распухать на глазах. Идти сама она не могла.

С кладбища Владислав нёс Аннушку на руках. Он бережно прижимал её к себе и дрожал от близости. Дрожала и Анна. Они завезли батюшку в церковь, а сами поехали домой. Анна зашла в ванную комнату и, передвигаясь на одной ножке, приняла душ. Якубовский заварил ей горячий чай.

В это время начала собираться гроза. Настоящая московская гроза. Стало душно. Тучи опустились прямо на крыши домов. От жары и духоты Владислав расстегнул на груди рубашку. Он налил чай Аннушке и направился к ней в комнату с чашкой в руке. Анна лежала на кровати, накрывшись простынёй, приподняв правую ногу вверх, подложив под неё подушку. Владислав поставил чашку с чаем на стоящий рядом с кроватью стул, а сам начал поправлять подушку. В это время раздался удар грома. От неожиданности Анна вскрикнула и приподнялась, обняв Владислава и прижимаясь к нему. Простыня слегка сползла, обнажив её грудь.

У них обоих больше не было сил сдерживать свои чувства. Они набросились друг на друга и стали целовать друг друга в лицо, глаза, рот. Целуя Аннушку, Владислав начал стаскивать с себя рубашку, чувствуя, что Анечка помогает ему. Он начал целовать её шею, грудь, спускаясь всё ниже и ниже. Одновременно Владислав снял с себя брюки и отшвырнул их в сторону. Теперь он уже сорвал с Аннушки простынь и увидел, что она совсем нагая.

Якубовский, целуя её в живот, успел полностью обнажиться. Аннушка, согнула обе ноги в коленях и прижала их к груди, совершенно открывшись для любви. В это время снова раздался удар грома, возвещая всему миру об их близости.

«Люби меня! Люби меня, милый», – продолжала повторять молодая женщина, то рыдая, то замирая от счастья. Ведь и она столько времени испытывала страсть к Владиславу, но никогда, также как и он, не выразила своих чувств. Теперь же оба выплеснули свои чувства наружу. Можно ли их за это осуждать? И сказано: не суди…

Вот так сбылось предсказание цыганки: «Через горе великое соединишься ты с ней. В грохоте грома ты познаешь жену свою, и в грохоте грома зачатье свершится».

После своей первой близости, Владислав и Аннушка провели в постели четверо суток, изредка вставая, чтобы слегка поесть и снова броситься друг другу в объятья. Только однажды Аннушка прошептала Владиславу: «Я очень прошу тебя, давай назовём нашего малыша Игорем. Пусть он всегда будет с нами».

За эти четыре дня Владислав ни разу не позвонил Виктории в Германию. Это не значит, что он не думал о ней. Он всё время думал об этой сложной ситуации, в которой они оказались по воле судьбы. Но как разрешить её, он не знал. Якубовский совершенно искренне уважал, более того, любил Викторию. Хотя бы только потому, что она любила его. Но Аннушку он не просто любил. Это была удивительная, по своей бешеной силе, страсть. Он дышал этой женщиной. Он с трепетом касался её руки и сам трепетал от её прикосновения. Аннушка, в свою очередь, испытывала такое же чувство к Владиславу. Существенная разница в возрасте их не смущала. Они давно любили друг друга. Теперь эта накопившаяся энергия выходила наружу. Но как быть с Викой, Владислав не знал. Да. Так иногда бывает в жизни – есть ситуации, которые не имеют ни справедливого, ни рационального решения... И у всех они решаются по-разному...



































ГЛАВА 63
Москва
3 июня 1995 года

Только в субботу, 3 июня, Владислав, как ему показалось, набрался мужества и позвонил Виктории в Германию. Но когда он услышал голос Вики, её ласковые слова, обращённые к нему, то уже не смог сказать ей о своей близости с Аннушкой. Не мог он сделать ей больно. Не хватило... Не смог и всё! Это был уже совсем другой человек. Неважно, о чём они говорили. Но факт остаётся фактом. Якубовский не сказал Виктории об Анне.

В понедельник, 5 июня, он, вместе с Аннушкой, с которой не расставался ни на минуту, поехал в ЗАГС, где получил Свидетельство о смерти Игоря. В этот же день позвонил Кравченко и сказал, что ему передали из банка, что документы на кредит готовы. Деньги могут уйти на следующий день после подписания.

В эту ночь ни Владислав, ни его молодая подруга не сомкнули глаз. Впервые в жизни Якубовский не смог самостоятельно принять решения. Ситуация стала критической. Если кредитные документы будут подписаны, и он при этом остаётся в игре, то в Москве более 36 часов после отправки денег он оставаться не может. О том, чтобы уехать самому, без Аннушки, не могло быть и речи. У Якубовского и Кравченко 30 июля истекал срок американской визы, а у Аннушки её и вовсе не было.

Брак Якубовского с Викторией, заключённый в Казахстане, фактически был фиктивным. По фальшивому паспорту. В общегосударственном паспорте Якубовского были только штампы о регистрации и разводе с Натальей, а в загранпаспорте информация о семейном положении отсутствует. Выданное в Казахстане Свидетельство о браке и паспорт на имя Владислава Ивановича Шмидта находятся в Германии у Виктории.

Якубовский, используя бумагу американского формата, которую он привёз из США от своего друга и партнёра по компании «Невада Маркетинг Групп» Михаила Луцкого, подготовил контракт на поставку для различных авиакомпаний США водки, расфасованной в бутылочки по 50 миллилитров, которые в России ласково называют «мерзавчиками». Такие бутылочки обычно продают во время рейсов. По этому контракту, заключенному между российской компанией «Сова» и американской «Невада Маркетинг Групп», поставщик должен поставить двадцать миллионов бутылочек в течение двух лет. Общая сумма контракта семь миллионов долларов. Контракт Якубовский подготовил, как положено, на двух языках. Расписался за себя и Михаила и, для пущей важности, поставил печати. На это ушло три дня. В контракте участвовала уже знакомая кипрская фирма «Элефтерия, Лтд.».

Перед тем, как пойти в посольство за визами, Якубовский зарегистрировал контракт в организации «Росконтракт», изготовил визитные карточки для себя, Аннушки, как переводчика, и Кравченко – технического эксперта.

Якубовский с Аннушкой и паспортом Кравченко пришли к американскому посольству в четверг, 8 июня, к восьми часам утра и встали в очередь на приём в консульский отдел. Очередь стояла в переулке. За порядком наблюдал милиционер, который проверял документы у желающих получить визы в США. Этот же милиционер раздавал анкеты, за что собирал небольшую дань – три доллара за анкету.

В посольство с собой Якубовский взял оригинал контракта на поставку водки из Финляндии, контракт на закупку зерна, документы на две машины и квартиру. Очередь была большая. Человек сто. Двигалась медленно. Между стоящими в очереди людьми носился неопределенного вида человек, который, совершенно не стесняясь милиционера (очевидно, они были в доле), за пятьдесят долларов «с носа» предлагал посреднические услуги. Подошёл он с предложением и к Якубовскому, но тот отказался.

К обеду подошла их очередь. Перебежками, они с Аннушкой проскочили под навесом (в здании посольства шли наружные ремонтные работы) и оказались в тамбуре. Здесь их паспорта проверил говорящий на ломанном русском языке работник консульства, а строгий морской пехотинец поводил перед их носом какой-то железкой, вероятно, на предмет обнаружения фугасной бомбы.

Когда они предстали перед вице-консулом, который находился за пуленепробиваемым окошком, то выяснилось, что все приготовления оказались кстати. Притворившись, что он не знает английского языка, Якубовский выложил свой и Кравченко паспорта с вклеенными двухгодичными визами. Аннушка весьма неплохо знала язык. Кроме школы и института, она окончила языковые двухгодичные городские курсы и прошла в МГУ 30-дневный курс «погружения» по Лозановскому методу. Она выступала в роли переводчика. Их помытарили минут двадцать, но визы дали.

Теперь оставалось сделать последнее – зарегистрировать брак. Аннушка и Игорь, ныне покойный, подали заявление в ЗАГС 12 мая. Их бракосочетание должно было состояться 12 июня. Прямо из посольства они отправились в районную медицинскую консультацию. Прошли в женский кабинет. Оттуда они вышли со справкой, что Аннушка беременна – помогло природное обаяние и деньги в конвертируемой валюте.

На следующий день, 9 июня, Владислав и Аннушка пришли в ЗАГС. Якубовский прошёл в кабинет управляющего, предъявил своё служебное удостоверение, общегражданские паспорта, Свидетельство о смерти Игоря и справку о беременности Аннушки. Наличие документов, личное обаяние и портреты президентов США на зелёных бумажках сделали своё дело. Их регистрацию назначили на понедельник, 12 июня.

В понедельник Владислав и Анна, нарядно одетые, с большим букетом роз, действительно счастливые, предстали перед работником ЗАГСа. Якубовский купил обручальные кольца, а для Аннушки ещё бриллиантовый гарнитур, состоящий из нежных, хорошей работы, серёжек, кулона на золотой цепочке и кольца. У ЗАГСа, как всегда, крутились профессиональные свидетели, которые без особых церемоний и за разумную плату согласились принять участие в их бракосочетании.

После подписания брачных документов и напутственной речи работника ЗАГСа, они получили Свидетельство о браке, поставили штампы в паспортах и поехали в тот самый индийский ресторан, где впервые увидели друг друга. Они немного посидели, глядя в глаза друг другу, выпили по бокалу шампанского за своё счастье, помянули Игоря и уехали домой – собираться к отъезду.

В это время Пушковы, которые заработали шестьдесят пять тысяч долларов, выкупили у бывшей заведующей её пай и стали полновластными хозяевами столовой. Первое, что сделал Василий Сидорович, отправился в Бабушкинский районный отдел милиции и предложил им бесплатно передать в аренду помещение для опорного пункта милиции. Так, у столовой появилась серьёзная «крыша». Второе, что они сделали, – начали переоборудовать большой, но пустующий зал столовой в дискотеку с баром и игральными автоматами. В огромной кухне начали проектирование дополнительного оборудования для выпуска колбасных изделий. Пока всё это было в работе, Пушковы увеличили выпуск кулинарных изделий, которые стали развозить по палаткам и гастрономам. И дело у них пошло…











ГЛАВА 64
Калифорния
7 июня 1995 года

Утром Мелисса, как обычно, позавтракала и уехала в школу. Старички были на кухне и смотрели телевизор, ожидая, когда проснётся Джордж. Они вчера отправили дочери тридцать тысяч, чтобы она смогла внести часть денег за квартиру, и были счастливы.

В перерыве между занятиями Мелисса позвонила домой, узнать как у них дела. Всё было в порядке. Мелисса вернулась домой около часу дня и застала Людмилу Петровну в растерянности:
– Валентин как-то ведёт себя странно. Прилёг. Чувствует он себя неважно. Может, заболел?

Мелисса нашла Валентина лежащим в комнате на диване. Увидев Мелиссу, он попытался было встать, но сил подняться у него не было. Мелисса, не раздумывая, вызвала «Скорую».

Они приехали минут через десять. Измерили ему давление, пульс. Давление было 80 на 60. Решили везти в госпиталь. Мелисса поехала за ними следом, а Людмила Петровна осталась с Джорджем.

Валентина на каталке прикатили в приёмное отделение. Подключили к аппаратам. Врач подошёл к Мелиссе и спросил её, кем она приходится больному и есть ли у него жена?
– Доктор, что с ним?
– Сердечная недостаточность. Мы бессильны. Постараемся поддержать до приезда жены, а там уж – сколько продержится.

Мелисса помчалась домой. Пристегнула Джорджа в его кресле, усадила Людмилу, и они вернулись в госпиталь. К этому времени Валентину вставили в горло трубку для вентиляции лёгких. Кроме того, он был под наркозом. Врач тихо сказал Мелиссе, что у него опало одно лёгкое. Людмила взяла мужа за руку, и в это время на кардиографе вместо осциллограммы, показывающей работу сердца, пошла прямая линия.

Похоронили Валентина Семёновича на Калифорнийской земле. Тихо стало в доме Мелиссы. Даже маленький Джордж, понимая, что случилось горе, не шалил.

Ну, что тут поделаешь? Жизнь...


ГЛАВА 65
Москва
14 июня 1995 года

Подписание кредитных документов было назначено в «Пищепромбанке» на 14 июня в 9 часов утра. Деньги должны были уйти на следующий день, 15-го. Естественно, Якубовский не присутствовал в «Пищепромбанке» при подписании кредитных документов, сославшись на свои дела, связанные с поставкой водки. Владислав Иванович договорился с Гаврилой Петровичем, что он позвонит тому в банк, чтобы поздравить его со столь знаменательным событием. В действительности, Якубовский находился в туристическом агентстве, откуда в назначенный час позвонил в банк и, убедившись, что кредитный договор подписан, приступил к покупке билетов.

Купив авиабилеты и зарезервировав гостиницы, Владислав Иванович поехал в «Импэкс Омега» банк. В банке, на основании контракта между компанией «Сова» и «Невада Маркетинг Групп» на поставку водки, он конвертировал все имеющиеся на счету компании «Сова» рубли в доллары и перечислил эти деньги на счёт кипрской компании «Элефтерия, Лтд.» в «Поплар» банке. Весь перевод составил восемьсот пятьдесят тысяч долларов. Оставшиеся двадцать шесть тысяч долларов Якубовский взял наличными.

В 1995 году все российские банки имели корреспондентские счета в «Банк оф Нью-Йорк». В то время, там работала, некая Наталья Г. Начинала она работать в банке простым оператором, но быстро сделала карьеру. Когда же Союз развалился и появились частные банки, то она подсуетилась, уговорила руководство банка открыть представительство в Москве и на льготных условиях предлагала, от имени «Банк оф Нью-Йорк», заключать договора на корреспондентское обслуживание. Наталья была «трудоголиком». Она работала днём и ночью. Постепенно, не два, не три, а все российские банки имели корсчета в «Банк оф Нью-Йорк» и проводили долларовые трансферты через свои счета в этом банке. Позже Наталья Г. оказалась замешанной в каких-то махинациях. Её судили и приговорили к убедительному тюремному сроку в США.

По условиям трансферта, все денежные средства поступают на корсчёт банка-отправителя в течение дня, но зачисляются на счёт в 12:00 ночи. На следующий день деньги пересылаются в банк бенефицианта, но на его счёт они зачисляются также в 12:00 ночи. Таким образом, проходит двое суток, выходные не в счёт, прежде чем деньги поступят на счёт получателя.

Деньги ушли из «Пищепромбанка» 15 июня. У Якубовского было время до понедельника, 19 июня, чтобы отправить распоряжение, подписанное Кравченко, о переводе всей суммы денег. Это была первая контрольная дата.

Вторая контрольная дата – 180 дней после отправки денег. В соответствии с действующим законодательством, касающимся жёсткого контроля над использованием валютных средств, в случае невыполнения условий контракта все валютные средства подлежали возврату в течение 180 дней. И за этим следили очень строго.

Якубовский давно спланировал эту операцию. Наконец, время пришло. Он позвонил своему другу Станиславу Терёхину. Поболтали о том, о сём. По ходу разговора Якубовский предложил Станиславу встретиться, но Терёхин в свою очередь пригласил Якубовского в воскресенье приехать к нему на дачу: – Приедут друзья по старому нашему с тобой месту службы. Давай и ты, подтягивайся… Посидим, как раньше, бывало, сидели…

18 июня Владислав приехал к Терёхину. Он явился в запущенном виде. Он не брился с момента их разговора. Рубашка была несвежая. От него слегка пахло водкой. (Перед тем, как подойти к даче Терёхина, Якубовский слегка оросил рубашку водкой.) В компании он больше молчал. Старался не лезть в разговоры. Угощал всех сигаретами и сам курил, правда, не затягиваясь. Уехал рано. Со всеми тепло попрощался. И ушёл, слегка шатаясь. Перед уходом Якубовский попросил Терёхина встретиться с ним в следующее воскресенье. Терёхин сказал, что будет его ждать.

На следующее утро в понедельник, 19 июня, ровно в 9:00 Якубовский прибыл в «Агропром». Аннушка с дорожной сумкой дожидалась его внизу в такси. По факсовому аппарату, находящемуся в кабинете Кравченко, Якубовский отправил два факса. Первый – подписанное Гаврилой Петровичем распоряжение о переводе всей суммы денег со счёта «Первой Российской корпорации» из «Пасифик Банк оф Чайна» на личный счёт Гаврилы Кравченко в «Западно-Тихоокеанском банке» в Западном Самоа. Второй факс он отправил в Западное Самоа – в «Западно-Тихоокеанский банк». Это было, также подписанное Гаврилой Петровичем, распоряжение о подготовке шести с половиной миллионов долларов наличными в вакуумной упаковке по пятьсот тысяч долларов. После того как оба факса ушли, Якубовский отнёс их в бухгалтерию «Агропрома» и передал для регистрации. Затем, простившись с секретарём Кравченко Катей, он направился к лифту. В коридоре Якубовский столкнулся с Алевтиной. Они прошли в её кабинет, чтобы попрощаться. Якубовский подумал и вынул из кармана ключ от квартиры, где жил Игорь… Он дал Алевтине ключ и попросил: мол, если что – присматривать за квартирой. Выйдя от Алевтины, он спустился вниз и уехал с Аннушкой в «Шереметьево».

В сложной цепочке присвоения денег, разработанной Якубовским, «Шереметьево» было самым слабым звеном. Вольфганга Нушке могли узнать Викины и его бывшие сотрудники. А другого выхода у Якубовского не было. Расписание движения самолётов и их стыковки совпадали, только если он летел из Москвы. Вернуться ему было необходимо в субботу, чтобы успеть встретиться с Терёхиным в воскресенье, 25 июня.

До «Шереметьево» они добрались к 12 часам. Владислав попрощался с Аней в машине – их могли увидеть. Договорились, что она никуда не будет выходить из квартиры. Еда у неё есть. Встречать в субботу, 25 июня, не надо. Он сам приедет домой… Уже скучает…

Якубовский, а точнее, казахский немец Вольфганг Нушке вылетел из Москвы в Лос Анжелес рейсом «Трансаэро» в 14:40 (17) в понедельник, 19 июня. Самолёт приземлился в Лос Анжелесе в 16:50, в понедельник, 19 июня, проведя в воздухе 13 часов, практически, без потери времени. Вольфганг Нушке взял дорожную сумку, прошёл паспортный контроль, без проблемы миновал таможню и вышел в город из 4-го терминала.
 
Покрутившись по аэропорту и убедившись, что за ним нет наблюдения, Якубовский-Нушке прошёл в 3-й терминал. Зашёл в туалет, переоделся и надел парик. Поскольку он уже несколько дней не брился и прилично зарос, то и выглядел он, практически, как на фотографии в казахском паспорте на имя Гаврилы Кравченко.

Якубовский-Кравченко вернулся в 4-й терминал, зарегистрировался на рейс номер 1, выполняемый Новозеландской компанией, до Окланда – основного аэропорта в Новой Зеландии. Слегка перекусив, Якубовский-Кравченко прошёл на посадку в самолёт. Он вылетел в Окланд в 21:30 во всё тот же понедельник, 19 июня. В Окланд самолёт, пересёк нулевой меридиан и прилетел в 5:25 утра в среду, 21 июня. Якубовский-Кравченко прошёл к гостинице и проспал до 12 часов дня. Есть не хотелось. Он дождался своего самолёта и вылетел из Окланда в Западное Самоа рейсом 862 в 14:20 в среду, 21 июня. После нескольких часов полёта они, пересекли нулевой меридиан в противоположном направлении и приземлились в аэропорту «Эйпия» в 19:15 во вторник, 20 июня. Это не опечатка! Часы, действительно, вернулись назад. И это не чудо. Такая игра с часами возможна, только когда пересекаешь нулевой меридиан, от которого идёт отсчёт часовых поясов. Часовые пояса - понятие условное. Люди, просто, так договорились, для удобства. Время же, являющееся понятием непрерывным, прерваться, а тем более, вернуться назад, не может. Это нужно чётко понимать.

Проходя паспортный контроль, Якубовский предъявил паспорт на имя Гаврилы Петровича Кравченко и заплатил за визу. Ему поставили штамп в паспорте и на паспортном контроле зафиксировали факт прибытия.

Как и раньше, Якубовский проехал в гостиницу «Принсес Тиу Инн». Что-то там пожевал. Искупался. Он сильно устал, но спать ещё не хотелось. Было очень влажно и душно. Якубовский вышел в дворик у своего номера. Темнота была такая, как может быть только в тропиках. Где-то рядом, как мотоцикл, грохотала цикада. Из темноты ночи вырвались голоса мужчины и женщины, разговаривавших между собой по-русски. Они так же, как Владислав, находились в дворике у своего номера и явно не ожидали, что в этой далёкой от России стране кто-то ещё понимает русский язык. Якубовский их не видел. Похоже, что эти люди репетировали финальную сцену из сказки Пушкина «О Рыбаке и Рыбке»:
– Ну, что тебе всё мало? Мало! Я же украл два миллиона зелени. А тебе всё мало! Ты забыла, как таскала раствор на стройке. А теперь? Ты же вся в золоте. А ты не подумала, что будет, если нас найдут? Нет? Ты об этом подумала, своей умной башкой? Не подумала? Так думай. Когда тебе её отвинтят, думать будет нечем…

Мужик был явно недоволен поведением спутницы. Его подруга или жена что-то шипела в ответ, но что она говорила, Якубовский не мог разобрать…
– Да кому ты нужна, кроме меня, дурака? – продолжал ерепениться мужчина.
– Ш-ш-ш-ш-ш, – шипенье.
– Ну, так иди! Иди. Хоть сейчас иди! Прямо с этого острова пешком иди.
– Ш-ш-ш-ш-ш, – снова шипенье.
– Ну, тогда молчи и больше не возникай. Поняла? Нет, ты поняла? Вот и хорошо, что поняла!

Якубовский подумал, что мужик унёс всего два «лимона», а он пытается «замылить» шесть с половиной. И при этом – «перевести стрелки». Да так, чтоб комар носа… Да. Тогда, зимой 93-го, в стекляшке, Кравченко чётко сформулировал национальную идею в четырёх словах: «Срубить бабло и свалить». Похоже, что полстраны теперь занято именно этим, а другая часть страны – честно пьёт. И только по этой причине не занята этим же.

Он постоял ещё немного. Перестав размышлять о грустной судьбе своего народа, Якубовский вернулся в номер, разделся, принял таблетку снотворного и лёг в кровать. Завтра ему предстоял сложный день. Через минуту он уже забыл о той сцене, невольным свидетелем которой случайно стал, и заснул. Проспал до девяти утра. Всю ночь во сне он всё продолжал размышлять о том, что происходит в одной, отдельно взятой, стране.

Но жизнь не стоит на месте. Утром в среду, 21 июня, приведя себя в порядок и поправив парик, Якубовский вышел из номера. Выпив чашечку кофе с пончиком, он прошёл в магазин при гостинице, где купил три огромных чемодана. Затем он подошёл к консьержу и спросил на немецком языке, где можно нанять телохранителей. По совету консьержа, он позвонил в частное охранное агентство «Вили Вонг Секюрити». Уже через двадцать минут два дюжих молодца усаживали Якубовского в электромобиль. Вообще, все жители Самоа отличаются гигантскими размерами, но таких бойцов Якубовский в жизни встречал редко. Даже в отрядах специального назначения.

Вместе с охранниками они проехали в «Западно-Тихоокеанский банк». Его там уже ждали. Якубовский предъявил паспорт на имя Гаврилы Кравченко, гражданина Казахстана. Разговор шёл на немецком языке. Проблем в банке не возникло. Якубовский-Кравченко зашёл с чемоданами в хранилище, где загрузил их тринадцатью вакуумными упаковками по пятьсот тысяч долларов каждая. Молодцы-телохранители погрузили чемоданы в электромобиль. Через пять минут они внесли их в «Национальный банк Западного Самоа».

В банке Якубовский-Кравченко отправил телохранителей дожидаться его на улице. Когда молодцы удалились, он предъявил паспорт на имя Гаврилы Кравченко, сдал наличность и, взамен, получил чек «Национального банка Западного Самоа» на сумму шесть с половиной миллионов долларов на предъявителя. С эти чеком Якубовский-Кравченко вышел на улицу, где его дожидались телохранители. Они вернулись в гостиницу. Расплатившись, он отпустил бойцов-самоанцев, подарив им на прощанье пустые чемоданы, а сам прошёл в свой номер.

В номере он переоделся, снял парик, но бриться не стал. Он поехал в «Первый банк Западного Самоа». Там Якубовский-Нушке положил чек «Национального банка Западного Самоа», выданный на предъявителя, на счёт Вольфганга Нушке. После этого Якубовский-Нушке вернулся в гостиницу. Проделанная им работа (с переодеванием и переменой паспортов) требовала выдержки, стальных нервов и колоссального напряжения, после которого он нуждался в серьёзном отдыхе. Якубовский плотно пообедал и снова принял снотворное.

На следующий день, в четверг, 22 июня, когда деньги были на счету, Якубовский-Нушке выписал распоряжение о переводе денег со счёта Вольфганга Нушке в «Первом банке Западного Самоа» на счёт Вольфганга Нушке в «Дрезднер банке» во Франкфурте.

Якубовский-Кравченко вылетел из Западного Самоа в Окланд рейсом 61 Новозеландской компании в 15:00 в четверг, 22 июня. Он прилетел в Окланд в 18:00 в пятницу, 23 июня. Прождав всего три часа, он вылетел из Окланда в 21:00 и приземлился в Лос Анжелесе в 14:30 всё той же пятницы, 23 июня.

Помотавшись бесцельно по Лос Анжелескому аэропорту, Якубовский-Нушке вылетел в Москву в 18:30 в пятницу, 23 июня и оказался в Москве в 18:05 в субботу, 24 июня.

Аннушка с нетерпением ждала его возвращения. Она не была в курсе всех деталей, но знала одно: то, что он сейчас делает, обеспечит их будущее до конца дней. О моральной стороне вопроса Аня не размышляла. О ней задумываются только те, кто не думает о материальной стороне. Они страстно любили друг друга, и она знала, что Якубовский никогда не предаст её.

Вполне возможно, что и Виктория Коваль-Шмидт думала точно так же….

Первое, что сделал Якубовский, приехав домой,   сжёг паспорт на имя Кравченко, а пепел спустил в унитаз. Затем он позвонил Станиславу Терёхину якобы уточнить время их завтрашней встречи. Притворившись, что связь прерывается, Якубовский попросил Терёхина перезвонить ему на домашний телефон. Терёхин перезвонил. Таким образом, Якубовский обеспечил подтверждение со стороны Терёхина, что он был в Москве в воскресенье, 18 июня и в субботу, 24 июня. Итого – 6 дней.

Пройдёт год. В прокуратуре начнут расследовать дело о хищении шести с половиной миллионов долларов. Якубовский, естественно, будет в числе подозреваемых лиц. И, естественно, следственная бригада рассмотрит все варианты перелёта Якубовского из Москвы в Западное Самоа и обратно в Москву. Они также учтут тот факт, что деньги зачисляются на счёт в 12 часов ночи. Следователи не учтут только одного – когда в Окланде, Новая Зеландия, только начинается новый день, то в Самоа предыдущий день ещё не закончился. По мнению следователей, Якубовский мог перевести деньги и совершить авиаперелёты минимум за восемь дней. А его не было, если предположить, что он отсутствовал, только шесть дней. Таким образом, Якубовский был исключён из списка лиц подозреваемых в хищении.

В воскресенье, 25 июня, Якубовский поехал к Терёхину. Он не брился уже много дней. Надев ту же самую клетчатую рубашку с закатанными рукавами, что и неделю назад, Якубовский снова смочил её водкой. Когда, в стоптанных туфлях и мятых брюках, он предстал перед Терёхиным, тот долго читал ему лекцию о том, что он ещё молодой мужик, что нужно держать себя в руках, не расклеиваться, а начинать заниматься делом… Теперь алиби у Якубовского было железное.

Якубовский сказал Терёхину, что всё понял. Что он уже приходит в себя и завтра-послезавтра едет по делам в Германию. О том, как там всё сложится, он обещал рассказать Терёхину, когда вернётся.



ГЛАВА 66
Москва
26 июня 1995 года

Владислав и Анна вылетели из Москвы во Франкфурт 26 июня. Они без проблем прошли паспортный контроль, получили свои вещи и отправились в гостиницу «Шератон», которая находится прямо на территории аэропорта. Прекрасно проведя время в номере, только к вечеру, шатаясь от усталости, они спустились в ресторан – поужинать.

На следующий день Якубовский оставил Аннушку в гостинице, а сам отправился в Бизнес-Центр, где помещалось отделение «Дрезднер банка». Там он получил банковский чек на шесть с половиной миллионов долларов. Кроме этих денег, на счету были ещё десять тысяч, которые Якубовский положил, когда открывал счёт и сто сорок тысяч, неиспользованных по злополучному контракту на поставку водки, поступивших из Финляндии.

Якубовский вышел с чеком из «Дрезднер банка» и перешёл в «Коммерц банк». Там он положил все эти деньги на счёт компании «Элефтерия, Лтд.» и отправил их на Кипр. После чего, довольный собой,  Якубовский покинул банк. Он вышел из терминала «А», прошёл подземным переходом на железнодорожную станцию, купил билет и сел в первый же поезд, направляющийся в сторону Мюнхена. Там ему предстоял очень тяжёлый разговор с Викторией.
























ГЛАВА 67
Мюнхен, Германия
27 июня 1995 года

После того как Якубовский и Аннушка стали жить вместе, он часто думал о том, как быть с Викторией. Не погибни Игорь, и речи не могло быть, о каких бы то ни было отношениях с Аннушкой. Но теперь, когда сбылось предсказание цыганки, Владислав не мог найти решения. Никакого. Справедливого или нет – решения не было. Он очень тепло, с большим уважением и, честно говоря, с любовью относился к Виктории. Но чувство к Аннушке было для него больше, чем любовь – он боготворил её. Якубовский был страстно влюблён в эту женщину с первой секунды их знакомства. Он с трепетом прикасался к ней. Её голос вызывал в нём такой прилив нежности, что, взрослый мужик, он ластился к ней, словно котёнок. Но самым замечательным было то, что и Аннушка испытывала точно такие же чувства к Якубовскому.

Так и не найдя решения, Якубовский приехал в аэропорт Мюнхена, где работала Вика. По пути к ВИП-сервис центру он зашёл в туалет, быстро почистил зубы и второй раз побрился. После этого, немного освежившийся, он купил Вике букет роз. Ноги отказывались идти к ней. Но что было делать?

Вика, увидев своего Владика, бросилась к нему на шею. Он же лишь слегка прикоснулся лицом к её щеке. Вика моментально почувствовала, что с ним произошла перемена. Умудренная опытом, она решила выяснить это позже. Её смена кончалась через полтора часа. Глядя в глаза Владиславу своими огромными голубыми глазами, Вика попросила его подождать её в зале ожидания рядом с ВИП-сервис центром. Он сел в кресло и подумал, что было бы неплохо зайти в банк и перевести на Кипр те шестьсот тысяч, которые они с Викторией привезли, когда приехали в Германию.

Когда Вика вернулась, Якубовский, сидя в мягком кресле, усталый от бессонной ночи с Анной и бесконечных переездов, крепко спал. Вика прикоснулась своей рукой к его щеке. Он моментально проснулся. Взял её руку и поднёс к губам. И только! Он встал, взял портфель, зажатый у него между ног, и они вместе пошли к стоянке, где был припаркован «Фольксваген-Пассат» Виктории.

По дороге домой, Виктория болтала без умолку. Она давно скучала по Владиславу и теперь пыталась наверстать упущенное. Она задавала вопросы и тут же сама отвечала на них. И тут она сказала такое, что заставило Якубовского забыть об усталости.

– Ты знаешь... – сказала Виктория. – Помнишь? Как ты в первый раз пришёл в «Шереметьево» и начал меня расспрашивать о Борисе Горянине. Так вот. Он здесь, в Мюнхене, с женой. Они сегодня вернулись из путешествия по маршруту «Романтише Штрассе» и пригласили нас вечером в ресторан.
– Кто? Кто пригласил нас вечером в ресторан? – не скрывая своего раздражения, переспросил Якубовский.
– Борис Горянин. С женой. А что тут такого? – растягивая каждое слово, не понимая, что могло вызвать такую реакцию Якубовского, ответила Виктория.

Встреча с Горяниным никак не входила в планы Якубовского. Тем более, сейчас, когда имя Горянина указано, как гаранта возврата денег, и Кравченко подделал его подпись. Якубовский видел «Гарантийное письмо» с плохо сделанной подписью Горянина. И, хотя Кравченко не сказал ему, где он взял это письмо, кроме Кравченко, никто другой этого сделать не мог. Для Якубовского их встреча была бы чрезвычайно опасной. Он с таким трудом выстроил цепочку, по которой деньги исчезли, а сейчас это может вывести на его след.
– Я надеюсь, что ты не сказала ему про меня? – спросил Якубовский. Он не поставил вопрос иначе: «Я надеюсь, что ты не сказала, что мы женаты?».
– А что тут такого? Мы давно знакомы. Ты что, стесняешься меня? – с обидой в голосе спросила Вика. – Нет. Не сказала, – она почувствовала в его вопросе перемену – Якубовский был уже не тот, что прежде. У неё даже слёзы накатились. И она замолчала.

Молчал и Якубовский. Он закрыл глаза, и в голове моментально созрел план.

Он отчётливо представил себе, как они заходят в квартиру. Виктория берёт вазу и ставит в неё букет. Затем Виктория, истосковавшись по ласкам, широким жестом сбрасывает с кровати покрывало и начинает раздеваться. Раздевшись, бежит в ванную комнату. Включает воду. Пока вода набирается, она чистит зубы. Потом она опускает ногу в ванну, пробуя кончиками пальцев температуру воды, и садится в неё. Пока вода наполняет ванну, она наливает в неё пенный шампунь. Минут через пять она зовёт его:
– Владик, Владик. Иди же сюда!

Он заходит в ванную. Снимает полотенце и елейным голосом спрашивает:
– А у кого это такая красивая ножка с такими вкусными пальчиками?
 
Виктория поднимает из воды ногу и протягивает ему для поцелуя. Он берёт её ногу правой рукой, накрывает стопу полотенцем и крепко держит. В это время левой рукой он хватает её колено и… резко, двумя руками, поднимает её за ногу вверх. От неожиданности голова Виктории уходит под воду. Она пытается вырваться. Барахтается. Но это только лишает её возможности сопротивляться. Она пытается вдохнуть воздух, но её голова под водой, и она лишь заглатывает воду. Через минуту всё кончено. Он медленно опускает её ногу на край ванны. Голова и туловище остаются под водой. Родители находят её только через несколько дней. Вызывают полицию. Естественно, что к этому времени никаких следов борьбы на теле не может сохраниться. Всё распухло от мыльной воды. Типично несчастный случай…

От аэропорта до дома, в котором они сняли квартиру, было максимум двадцать минут езды. Помолчав минуту-другую, Вика увидела, что Владик спит. Его рот приоткрылся, и он стал слегка посапывать. Виктория сосредоточилась на дороге и не стала его будить. Только когда Вика запарковала машину, она тронула его за плечо. От неожиданности он проснулся. Закрыл рот, при этом больно укусив себя за щёку. Виктория подумала, что он уже несколько дней не спал. Они поднялись на свой второй этаж и вошли в квартиру.

Вика взяла из кухонного буфета вазу и поставила в неё букет. Затем она, истосковавшись по его ласкам, широким жестом сбросила с кровати покрывало, и начала быстро раздеваться. Раздевшись, она убежала в ванную комнату. Включила воду. Пока вода набиралась, она уже успела почистить зубы. Потом она опустила ногу в ванну, пробуя кончиками пальцев температуру воды, и села в неё. Пока вода наполняла ванну, она налила в неё пенный шампунь. Минут через пять она позвала Якубовского:
– Владик, Владик. Иди же сюда…
























ГЛАВА 68
Майами, Флорида
15 июня 1995 года

Гаврила Петрович Кравченко вылетел из Москвы в Майами на следующий день после подписания контракта на кредит. Из Майами он должен был отправить распоряжение о переводе денег со счёта «Первой Российской корпорации» в «Пасифик Банк оф Чайна» на личный счёт Гаврилы Кравченко в Майами. Там же он должен был дожидаться Семёнова и Якубовского. Якубовский же, по их плану, должен был на день-другой остановиться в Мюнхене у своих новых родственников и затем также вылететь в Майами. Таким образом, Гаврила Петрович должен был лететь один компанией «Трансаэро».

Якубовский предложил Кравченко, в целях экономии, в Майами поселиться в мотеле. Он разыскал «Мотель-6», который находился на берегу океана. Якубовский потребовал от Гаврилы Петровича строжайшего соблюдения «сухого закона». Естественно, что Кравченко поклялся, что будет трезв, как стекло:
– Какое там пить. Мне же надо деньги переводить, – подтвердил он Якубовскому.

Он забыл, что давно подписал все распоряжения по переводу денег…

Кроме того, Кравченко крупно повезло. Во-первых, Якубовский дал ему в долг две с половиной тысячи долларов к той тысяче, которая у него была. Во-вторых, ему удалось отговорить Алевтину лететь с ним, так как у неё были дела в Москве. Единственным неудобством было то, что нужно было взять билеты не только туда, но и обратно – ведь вернуться в Москву Кравченко рассчитывал года через три, а то и четыре.

До Майами Кравченко долетел без проблем. Получил свой чемодан и вышел на улицу. Ему снова повезло. Таксист оказался русоплётом. Абхазский грузин из Сухуми. Ему пришлось бежать во время войны между Грузией и Абхазией. Вот и добежал до Майами. «Работы, – говорил таксист, – много. Никогда дома не бываю». Кравченко слушал его и мечтал о том, как он оттянется на пляже…

Таксист привёз к нему молодую девушку-украинку, работавшую, как таксист сказал, в системе обслуживания. Девчонка была настоящей красавицей. Она быстро освоилась с Гаврилой Петровичем. Даже осталась у него в номере. Ну, как было не отметить такое приятное знакомство, тем более что они остались вдвоём.

Якубовский не появился в Майами в течение условленных трёх дней. Не появился он и на четвёртый, и даже на пятый день. Кравченко попытался прозвониться Якубовскому в Германию, к его родственникам, но у него ничего не получилось. Деньги таяли на глазах. Галя, так звали новую знакомую Гаврилы Петровича, ещё в первый день выскочила, как сказала, в магазин, но, вероятно, забыла дорогу обратно. С Галей выскочили и две тысячи долларов. Гаврила Петрович кое-как сам добрался до продуктового магазина. Купил себе шесть литровых бутылок виски, бутылку кока-колы и чего-то там ещё пожрать.

Якубовский так и не появился. На десятый день пребывания в Майами, неизвестно каким образом, Кравченко нашёл того самого таксиста, который привёз его из аэропорта в гостиницу и познакомил с Галей. Гиви, так звали таксиста, сжалился над абсолютно потерявшим человеческий облик Кравченко. Гиви бесплатно отвёз совершенно синего президента «Агропрома» в аэропорт и дотащил его на багажной тележке к стойке регистрации компании «Трансаэро».
– Принимайте своего пассажира, – сказал он представителям авиакомпании.

Он сдал Кравченко, как груз. И уехал.

Дежурная вызвала врача. Это был далеко не первый подобный случай в их практике. Как Кравченко довезли до Москвы, история умалчивает. Но «Скорая» приняла его с борта самолёта и отвезла в наркологический диспансер, где его уже давно знали. Кравченко провёл там три месяца. Потом его перевели на вторую группу инвалидности – без права на работу.

Алевтина уже в открытую жила с Семёновым. Они с дочерью давно вернулись из Архангельского к себе – в двухкомнатную квартиру на «Соколе». Но, к чести для Алевтины, Гаврилу она не бросила. Раз в неделю приезжала к нему с передачами.

После выхода из диспансера Алевтина поселила Гаврилу Петровича Кравченко в той самой квартире, которая осталась от Якубовского в проезде Черепановых. Он быстро опускался. Начал подбирать какие-то банки, разбираться с другими алкоголиками...
– Нехорошая квартира, – однозначно убедились вечно сидящие перед домом старушки.







ГЛАВА 69
Мюнхен, Германия
27 июня 1995 года

Когда Вика ушла в ванную комнату, Якубовский подошёл к письменному столу, на котором лежало несколько книг и толстая тетрадь. Он открыл ящик стола, где лежали их с Викторией паспорта на фамилию Шмидт, Свидетельство о браке, выданное в Казахстане, документы на машину, второй ключ от машины и вторая связка ключей от квартиры в Мюнхене. Паспорт Шмидта и Свидетельство о браке Якубовский положил во внутренний карман пиджака, вырвал из тетради листок бумаги и написал:

Милая моя, Кэт! Солдат – всегда солдат.
Всегда твой. Штирлиц.

Владислав взял второй ключ от машины и связку ключей от мюнхенской квартиры. Секундочку подумав, достал из кармана ключи от Викиной квартиры в Москве. Обе связки ключей он положил на записку, а ключ от машины – в карман. Взял свой портфель и, тихо ступая по квартире, вышел на лестничную площадку, плотно закрыв за собой входную дверь.

Якубовский сел в машину Виктории и поехал в аэропорт. На служебной стоянке он поставил Викину машину на место, отмеченное знаком с её именем. Отделение банка, где лежали шестьсот тысяч долларов – деньги, которые они с Викой привезли с собой в Германию, было ещё открыто. Владислав написал распоряжение о переводе всех денег на Кипр – на счёт компании «Элефтерия, Лтд.». Потом, задумавшись, он разорвал это распоряжение и выписал другое – на пятьдесят тысяч, передав его клерку для перевода на Кипр. Затем он взял бланк банковского чека и аккуратно выписал на имя Виктории Шмидт оставшиеся на счету пятьсот пятьдесят тысяч долларов, что тогда составляло немногим более полутора миллионов немецких марок.

Владислав Иванович попросил у сотрудника банка конверт и листок бумаги и написал записку:

Милая Кэт! Так нужно.
Это приказ.
Будь счастлива. Штирлиц.

Эту записку и чек он вложил в конверт и заклеил его. На конверте вывел: Для Виктории Шмидт. Вернувшись к Викиной машине и открыв дверь, он положил конверт на переднее сидение. Сверху бросил ключ от машины, перевёл внутренний рычаг замка двери в положение «закрыто» и запер дверь.

С автостоянки Якубовский пошёл в гостиницу «Кемпинский» – рядом с аэропортом. Там он зарегистрировался и получил свободный номер. Поднялся наверх, Лёг в кровать и, не просыпаясь, проспал пятнадцать часов.

Проснувшись в середине дня, 28 июня, немного отдохнувший, Якубовский принял душ, побрился и хорошенько подкрепился в ресторане гостиницы. После обеда он зашёл в банк. Проверил наличие денег. Пятьдесят тысяч ушли на Кипр, а остальные были на счету. Он осторожно подошёл к автостоянке, остерегаясь возможной встречи с Викой. Машина по-прежнему была на стоянке, но уже не в том положении, в каком он её оставил. Конверта на переднем сидении не было. Владислав выписался из гостиницы, дошёл до железнодорожного вокзала и уехал во Франкфурт.

Во Франкфурте Якубовский, вместе с Аннушкой, провёл ночь в гостинице «Шератон». На Кипр, в Ларнаку, он улетел на следующий день – один. До субботы вылетов во Франкфурт не было. Поэтому Якубовский поехал в гостиницу, где когда-то останавливался с Игорем. Утром, зайдя в «Поплар Банк», он убедился, что у него на счету скопилось семь миллионов пятьсот пятьдесят тысяч долларов. Он перевёл все эти деньги на счёт компании «Невада Маркетинг Групп» в США.

В Ларнаке Якубовскому пришлось пробыть до субботы, 1 июля. Он звонил Аннушке каждый час. Просто чтобы слышать её голос. Наслаждаться её дыханием. Владислав не мог дождаться того момента, когда он снова увидит свою Анну. А пока он отсыпался, отъедался и купался в море. Правда, вода почему-то была холодной… И голос Виктории…

Якубовский вылетел во Франкфурт в субботу, 1 июля. Во Франкфурте они снова провели ночь в «Шератоне». Попарились в парной. Поели. Попили свежего немецкого пива. А в понедельник, 3 июля, улетели в Сан Франциско.

В аэропорту их встречал Михаил Луцкий с букетом красных гвоздик для Аннушки. Михаил не позволил им даже думать о том, чтобы остановиться в гостинице. Луцкие жили примерно в часе езды от аэропорта, в городе под названием Саннивэлли – Солнечная Долина. Через этот городок проходит Сентрал Экспресс Вэй, который и есть – Силиконовая долина. По дороге к Луцким, жившим в сравнительно небольшом, но отдельном доме, они проехали по Сентрал Экспресс Вэй. Михаил произносил названия компаний, а Владислав слушал и глупо улыбался. Он смотрел на Америку другими глазами, и ему было жаль зря потраченных лет. Жаль, что Игорёк уже никогда не увидит этого… Для Анны же удивительным в Америке было всё.

Луцкие показали им свой домик. Они пообедали, немного прошлись по их посёлку. Когда Владик и Аннушка легли в широченную квадратную кровать, любезно предоставленную хозяевами, она тихо захихикала и, слегка манерничая, прошептала:
– Владик, я тоже хочу такой домик и такую кровать.

Для Якубовского шокирующим стало наблюдение, как соседи Луцких вывешивают национальные флаги. И вообще, как они, без указаний, празднуют 4 июля – День Независимости. К празднику Луцкие купили хорошую баранину, замариновали её и зажарили на гриле.

В среду они сделали первую в Америке покупку. На имя компании «Невада Маркетинг Групп» они приобрели машину. Владислав решил, что надо ломать стереотипы, поэтому они должны жить как американцы. И машина должна быть американская. Грузовик марки «Форд». Пятиместная кабина. Очень комфортабельная. Мощный мотор. И лодку, и прицеп тянуть может. Но, самое главное, сравнительно безопасный. Это был решающий фактор для Аннушки, которая начала с опаской относиться к автомашинам.

Ещё через несколько дней, когда они полностью пришли в себя, Якубовские начали искать жильё. Нашли очень хорошую квартиру в большом комплексе в городке Санта Клара. Всего в нескольких кварталах от Луцких. С помощью Михаила они купили самую необходимую мебель, спальное бельё, кухонную утварь и посуду.

Дело стало «за малым» – легализоваться в Америке. С помощью того же Михаила они нашли адвоката, специализирующегося в легализации иммигрантов. Его звали Мазияр Султани. Иранец. Поговорив с Якубовскими, он посоветовал им, в первую очередь, зарегистрировать свой брак в Америке и как можно быстрее родить ребёнка. Эта мысль им и без того импонировала, так как у Аннушки была задержка и ей всё равно следовало бы показаться врачу, что они и сделали. Простой анализ подтвердил, что она ждёт ребёнка. В первую же пятницу, вместе с Луцкими, они поехали в Рино и зарегистрировали свой брак по законам штата Невада. Бракосочетание отпраздновали в хорошем ресторане.

Так, постепенно, Владислав и Анна Якубовские начали осваиваться в Америке. О своей прошлой жизни они вспоминали всё реже и реже. А ещё через несколько дней их адвокат Мазияр Султани принёс им первый американский документ – карточку Соушал Секюрити.







ГЛАВА 70
Мюнхен, Германия
26 июня 1995 года

Не дождавшись Владика, Вика смыла с себя пену. Она насухо вытерлась и вышла из ванной комнаты. Она, было грешным делом, подумала, что он снова заснул, и хотела пошутить над ним. Но Якубовского в комнате не оказалось. Тогда она прошлась по квартире. Владислава нигде не было.

Виктория обратила внимание, что ваза с цветами стоит на письменном столе. Подойдя к столу и увидев ключи и записку, она оторопела, застыв на месте. Тем более что в ящике не оказалось ни паспорта Владислава, ни Свидетельства о браке. Виктория поняла, что она больше никогда не увидит Якубовского. Обессилев от случившегося, она опустилась на стоящий у стола стул и разрыдалась. Ей было горько и обидно. Ведь она не сделала ничего, что могло бы изменить его отношение к ней. Всё вкусненькое, самое лучшее, было только для Владечки. Она и обстирывала его, и обглаживала, и в квартире был всегда порядок. А о том, чтобы посмотреть в другую сторону, даже не могло быть и речи.

«А может, он получил специальное задание? Может быть, он скрывается? Его ищут. Ведь он всё время спал. Её Владик рискует жизнью, выполняя трудное задание, а она такая…». Виктория, где-то там, глубоко внутри, всё ещё оставалась Советским человеком. Бедная женщина! Она даже не подозревала, что только что, чудом осталась жива! А не то – лежать бы ей сейчас на дне ванны с водой. Она осталась жива только потому, что в Якубовском уже больше не оставалось того самого Советского человека. И тут дело не в жалости. А в том, что он уже перестал быть этим «Хомо Советикус». И во многом это была заслуга самой Виктории.

А сколько всего ей хотелось рассказать Вадику. Рассказать, что третьего дня приехали из Фёдоровки на постоянное местожительство их знакомые старички – Константин Евдокимович Мурашов с супругой Мартой Генриховной. Никого из близких у них не осталось. А тут ещё беженцы из Таджикистана начали без разрешения селиться в больнице. Приезжих понять-то можно, а как быть больнице? Вот и подали они документы на выезд. Их выпустили за три недели. Даже собраться они не успели, как пришло разрешение. Так он и сжёг всё, что оставалось. Константин Евдокимович сжёг все истории болезней – всё равно этих людей уже больше нет. Тетрадь учёта рождаемости, бланки справок о рождении и смерти с гербом СССР. Даже печать сжёг. Плакал старик, но жёг. Всю свою прожитую жизнь сжёг он в «буржуйке».

И о том, как неожиданно появился Борис Горянин с женой. Они как-то странно смотрели на неё. Видно, что-то вспоминали. А потом вдруг Руслана, жена Бориса, спросила её: «А вашу маму, случайно, не Фрида зовут?». Вот и хотелось расспросить у них, откуда они знают мою маму Фриду…

До позднего вечера, причитая и разговаривая с уже потерянным для неё Владиком, рыдала Виктория. Не пошла она на встречу с Горяниными. Куда же она пойдёт с такими распухшими от слёз глазами? Так никогда больше не встретилась Виктория со своим биологическим отцом Борисом Горяниным. А если бы и встретилась, то что бы они сказали друг другу? Что бы это изменило?

Утром, после бессонной ночи, с зарёванными глазами, Вика встала и пошла на работу. Даже чай не попила. Не было желания. Вышла на улицу, а машины её нет. «И машину угнал, гад такой!» – возмутилась Вика и поехала на работу на автобусе. «А может быть, так ему было нужно? Вот я ругаю его, а он жизнью своей рискует. Задание важное выполняет», – продолжала сомневаться Виктория. Приехав в аэропорт, она всё же, чтобы рассеять сомнения, зашла на парковку. Увидев, что машина стоит на своём месте, Виктория обрадовалась: «Мой Владечка вернулся!». Но когда она подошла к машине и увидела на переднем сидении ключи и конверт, снова что-то защемило у неё внутри.

Виктория открыла дверцу. Достала и положила к себе в сумку ключи и только потом раскрыла конверт. Она прочла записку. Посмотрела на чек и ахнула. «Вот, я ругаю его, а Владик мне столько денег оставил. Любит он меня. Не любил бы, разве оставил бы столько?».

В этом Виктория была права. Владислав, чувствуя к себе её отношение, действительно хотел сделать для Вики максимум возможного, в этой сложной жизненной ситуации.

Днём, вырвавшись с работы, Вика пошла в банк и открыла счёт на своё имя.

На выходные Виктория встретилась со своими родными. Она рассказала, что с ней случилось, что Владислав больше не будет жить с ней, но оставил ей много денег. Мама есть мама. Они вместе всплакнули. А потом решили, что надо жить дальше с тем, что есть...

Время лечит. Через несколько месяцев Виктория уже практически не вспоминала о своём Штирлице. А незадолго до Рождества к ним в ВИП зашла группа офицеров из России. Это была группа экспертов Генштаба России по связям с военной организацией НАТО. Среди них был один сравнительно молодой генерал. Увидев Вику, он застыл, как вкопанный. И Вика тоже неотрывно смотрела на него. Вот что значит судьба! В тот день он улетел со своей группой в Москву. Они с Викой практически успели только обменяться номерами телефонов. Уже на следующее утро Георгий, так звали этого мужчину, позвонил ей и сказал, что подал рапорт о предоставлении ему пяти суток отпуска. Генерал вернулся через три дня. Он пришел к ней в ВИП в парадной генеральской форме с огромным букетом цветов.

Вику отпустили с работы. Они провели вместе остаток дня. Говорили… говорили… Не в силах сопротивляться своим чувствам (какая тут, ко всем чертям, гордость, если сердце сжимается от страсти!), Вика оставила его на ночь у себя, а на следующее утро они вместе поехали к её родителям, где Георгий попросил руки их дочери.

С тех пор они никогда не расставались. Ведь говорил же ей когда-то Якубовский, что такие женщины, как Вика, становятся женами генералов. Вот уж, действительно! Свою судьбу и на коне не обскачешь!

































ГЛАВА 71
Калифорния
8 августа 1995 года

Борис и Руслана проснулись от резкого телефонного звонка, многократно усиленного тишиной ночи. Они недавно вернулись из поездки по Европе и ещё не вошли в нормальную колею. Всё никак не могли отоспаться. На полусонное «Хэллоу» Бориса человек на другом конце провода начал палить скороговоркой:
– Я был в больнице у Кравченко, и он велел позвонить вам. Он спрашивает, когда вы намерены начать поставки пшеницы. Что мне ему передать?
– А вы уверены, что сейчас звоните мне не из больницы? Как вам удалось набрать номер, будучи в смирительной рубашке? – попытался отшутиться Борис. – И вообще, наверное, вам бы не мешало представиться.
– Да. Конечно. Меня зовут Алексей Семёнов. Я – сотрудник «Агропрома»…
– Как же. Я хорошо помню нашу поездку в Петрозаводск. Передайте Кравченко, что надо меньше пить, тогда черти не будут сниться и лечиться не придется. Кстати, молодой человек, это относится и к вам.
– Ну, зачем вы так? Я ведь серьёзно. Это не шутки. «Агропром» взял кредит в «Пищепромбанке» на поставку пшеницы. Шесть с половинной миллионов. У нас есть подписанная вами гарантия на возврат денег по кредиту.
– Кто подписал гарантию?
– Вы.
– Я? – только теперь Борис проснулся окончательно. – Извините. Вы не смогли бы прислать мне копию этой гарантии. И копию банковской проводки. Контракт мне не нужен. Я рассмотрю эти документы и, если я чего кому должен, то оплачу.
– Как мне прислать?
– Да хоть по факсу.
– Вы мне не подскажете номер вашего факса?
– Конечно, – Борис продиктовал совершено сконфузившемуся Семёнову номер факса.
– Так я высылаю.
– Буду весьма вам признателен, – закончил Борис, положил трубку и заснул.

Горянин не придал разговору никакого значения. Он расценил этот звонок, как знак того, что Кравченко что-то нужно от него. Они уже давно отвыкли от поздних ночных звонков, поэтому он не смог быстро сориентироваться спросонок.

Утром на факсе Борис обнаружил копии Гарантийного письма и банковской проводки.

Дело в том, что никто, а тем более Семёнов, не знал, что Кравченко подделал подпись Горянина. Подделал небрежно. Неумело. Настолько грубо, что когда Горянин получил копию так называемого «Гарантийного письма», то он рассмеялся. Не вызвала серьёзных опасений и банковская проводка на перевод денег. Эта бумага, в которой делались распоряжения о переводе денег через несколько банков, была напечатана на нескольких пишущих машинках с разными шрифтами. Самая простая экспертиза отбросит даже самые смелые предположения относительно презентабельности этого документа в суде.

«Пищепромбанк», хоть и был зарегистрирован по всем правилам, но являлся «карманным банком» владельцев Московского Опытного ликёроводочного завода, который использовался его учредителями для своих сомнительных операций. Справедливости ради, надо отметить, что все операции «Пищепромбанка» носили весьма сомнительный характер. Как, впрочем, и сами учредители. Короче. Это был если не «общак», в полном смысле этого слова, то что-то весьма схожее. Лицензии на операции с валютой и на внешнеэкономическую деятельность у этого банка не было. Они пользовались корреспондентским счётом в «Инкомбанке».

Копия проводки «Пищепромбанка» отражала цепочку распоряжений о переводе шести миллионов пятисот тысяч долларов со счёта «Агропрома» в «Пищепромбанке» в «Инкомбанк», затем в «Банк оф Нью-Йорк» и только потом – на счёт «Первой Российской корпорации» в «Пасифик Банк оф Чайна» в Сан Франциско. Каждое распоряжение содержало адреса, телефоны и номера корреспондентских счетов всех бенефициантов.

Горянин знал, что он-то никогда не открывал счёт «Первой Российской корпорации» в «Пасифик Банк оф Чайна», а корпорация была закрыта ещё в 1993 году. Он дождался утра и позвонил в Сан Франциско в «Пасифик Банк оф Чайна». Разговор с представителем банка был простой. Борис Горянин назвал своё имя. Потом он попросил дать ему сведения о состоянии баланса на счету «Первой Российской корпорации». Номер счёта он указал тот, который был указан в банковской проводке «Пищепромбанка».

Представитель «Пасифик Банк оф Чайна», проверив имена лиц, обладающих правом управления счётом, сказал ему, что такую информацию дать ему не может, так как его имя не стоит в списке лиц, имеющих право распоряжаться счётом. Этого Горянину было вполне достаточно. В конце разговора он попросил соединить его с начальником службы внутренней безопасности «Пасифик Банк оф Чайна». Начальника на месте не оказалось, поэтому Борис оставил устное сообщение о том, что у него имеется информация о финансовых махинациях, в которых замешан их банк, и попросил его перезвонить ему.

Затем, он нашёл в телефонном справочнике номер местного отделения ФБР и позвонил туда. Там разговор был ещё проще. После сообщения Бориса о финансовых махинациях, ему сказали, что они не занимаются такими делами. Но Борис проявил настойчивость и записал номер телефона, дату, время, имя и личный номер агента, с которым он говорил.

Начальник службы внутренней безопасности «Пасифик Банк оф Чайна» мистер Билл Холл перезвонил Борису через неделю. Во время разговора Борис отправил Биллу по факсу копию фальшивого «Гарантийного письма» и копию Сертификата, полученного из отдела корпораций при Секретаре штата Калифорния, о закрытии «Первой Российской корпорации» ещё в 1993 году. Конечно же, счёт в банке был открыт уже после того, как корпорация была закрыта. На замечание Бориса о том, что деньги со счета, по его предположению, ушли в день поступления на счёт, Билл Холл ответил положительно. Более того, он сказал Борису, что деньги действительно поступили на счёт в пятницу, 16 июня, а ушли в понедельник, 19 июня, в Западное Самоа на личный счёт Гаврилы Петровича Кравченко в «Западно-Тихоокеанском банке». Из этого банка их сняли наличными на следующий день после поступления. После этого следы денег теряются. Для дальнейших шагов требуется специальное международное решение, но оно не действует в Западном Самоа, потому что Самоанское законодательство гарантирует тайну вкладов и перемещений финансовых средств. В конце разговора Борис записал номер телефона, дату и время разговора с мистером Биллом Холлом.

Горянин знал, что, по Российскому закону, валютные средства, полученные в кредит, подлежат возврату в течение 180 дней. И в России существует жёсткий контроль над использованием валютных средств. Поэтому он ожидал дальнейшего развития событий, но не ранее начала января 1996 года. Для того чтобы себя обезопасить, он аккуратно сложил все бумажки в папочку. Надписал её и положил в металлический сейф, стоящий у него в кабинете.

Через несколько дней Горянин перестал вспоминать об этом. Ежедневные дела на стройке, работа с архитектором, заботы о продаже, ведение бухгалтерии, выписки счетов, отправка информации в банк – занимали всё его время. Тем более что они с женой только что вернулись из Европы. А, как известно, наверстывание рабочего времени, потерянного из-за отпуска, занимает в два раза больше времени самого отпуска.

Теперь у Бориса не выходило из головы, почему Виктория Коваль не пришла к ним. Они же так тепло встретились. Жаль, что он не успел спросить Вику, где она родилась. Руслана утверждает, что Вика очень напоминает Фриду из казахской деревни. Но это было так давно. Борис совершенно забыл о ней. Но Виктория, действительно, кого-то ему напоминает. Жаль, что она не пришла. Жаль-жаль! Но, что поделаешь? Время-то нельзя повернуть вспять! 


ГЛАВА 72
Калифорния
Сентябрь 1995 года

Наступила осень. Джорджу было 15 месяцев. Он уже бегал. Это был возраст, когда дети исследуют окружающий мир. Вот и он облюбовал себе место в кухне. Это было для него самое интересное место. Пришлось всё убрать, закрыть электророзетки, и повесить на дверцы шкафов крючки. Говорить он ещё не начал, хотя многое понимал и старался показать свой характер.

Мелисса начала второй учебный год. Принимая во внимание интенсивность нагрузки, у неё совсем не оставалось свободного времени ни на что. Да и на что оно ей, свободное время?

Снова приехал её отец. Вдвоём с Людмилой они возились с малышом. Сэру Чарльзу всё больше нравилась стряпня Людмилы. Теперь он находил вкусным всё, в особенности, торты и пироги. Он даже и представить себе не мог, что для него станет интересным само участие в процессе приготовления еды. По выходным, когда Мелисса занималась дома, они брали Джорджа и уезжали к океану. Интересно, что он без русского, а Людмила практически без английского, совершенно свободно общались друг с другом.

Очень близко от дома Мелиссы проживала семья Горяниных. Борис и Руслана, каждый имевшие свой бизнес, трудились от зари до зари, а если что не успевали сделать в будние дни, то доделывали это в выходные.

Борис продал свой первый дом с прибылью. На деньги, которые остались после того, как он расплатился со всеми поставщиками и банком, он купил ещё один участок земли. Но десять процентов от суммы продажи Борис положил на особый счёт. Там он планировал накопить деньги, чтобы в будущем вернуть их Мелиссе.

Эффективность работы Бориса заключалась в том, что у него не было работников на зарплате, он не имел офиса и склада. Ему не нужно было платить за сторожа, телефон, свет. Он сам был генеральным подрядчиком, суперинтендантом и бухгалтером. Заказы он размещал в маленьких компаниях, где общался только с первыми лицами, имеющими полномочия и принимающими решения на месте. Поэтому его эффективность была вне конкуренции.

К концу года Борис начал проектирование на четвёртом и пятом участках.

Существенную помощь бюджету оказывала Руслана. Она работала все семь дней в неделю. Шесть дней – парикмахером, а на седьмой день она убирала свой салон.
ГЛАВА 73
Калифорния
8 февраля 1996 года

Предположения Горянина подтвердились. В начале февраля 1996 года ночью зазвонил телефон. Борис поднял трубку. Понимая, что это могут быть только русские, он ответил весьма своеобразно:
– Ну, и кому это там не спится в ночь глухую?
– А мы вас разбудили? Извините. Мы бы хотели переговорить с господином Горяниным.
– Раз уж разбудили, то говорите.
– Это вы?
– А это вы?
– Извините. Вам звонят из Москвы. Из «Пищепромбанка». Это начальник отдела кредитования Тимур Наильевич Кагиров и рядом находится заместитель начальника юридического отдела Валентин Иванович Симакин.
– Ну и какой ущерб я причинил банку, что вы разыскали меня?
– Вам, господин Горянин, придётся вернуть шесть миллионов пятьсот тысяч долларов.
– Кому вернуть?
– В банк вернуть!
– И как вы это себе представляете? Я что, украл у вас деньги? Или вы мне их дали взаймы?
– Вы являетесь гарантом кредита на поставку пшеницы. У нас…
– А как быть с ключом от квартиры, где эти деньги лежат?

Но эта шутка Кагирову и Симакину почему-то не понравилась.
– Не перебивайте меня, а то нам придётся встретиться в другом месте!
– С этого момента поподробнее, пожалуйста, – ответил Борис, хотя этот разговор стал ему уже надоедать.
– Из нашего банка были похищены деньги, а вы, господин Горянин, принимали в этом участие. Вы являетесь прямым соучастником этого преступления.

Борис в свою очередь спросил:
– Давайте подойдём к этому вопросу с другой стороны. Ответьте не мне. Ответьте себе: когда вы в последний раз видели меня в банке? Когда я там что-то подписывал? И вообще, если я вдруг возьму и зайду завтра в ваш банк, хоть один человек меня там узнает?

Последний довод, похоже, подействовал, но им нужны были не доводы, а деньги. Перед тем, как проститься, Борис заявил:
– Вот что. Полгода назад я уже имел аналогичный разговор с Алексеем Семёновым из «Агропрома». Об этом разговоре я проинформировал ФБР. И о нынешнем разговоре я тоже планирую поставить ФБР в известность, поэтому  вы, господа, должны подумать, прежде чем будете посылать ко мне бандитов.

Это заявление Кагирову и Симакину тоже не понравилась. Они обиделись:
– Мы же не бандиты…
– А вот это, как раз мне и не известно.

В целом разговор закончился тем, что они будут вынуждены передать дело в Генеральную прокуратуру, а там уж умеют принимать верные решения. На том и распрощались.

Теперь Борис знал точно, что через полгода, максимум год, его куда-нибудь вызовут для дачи показаний. Поэтому он достал папочку с надписью «Банковские махинации Кравченко», записал дату, время и суть разговора с Кагировым и Симакиным. Затем он снова позвонил в ФБР. После сообщения Бориса о финансовых махинациях, ему снова сказали, что они не занимаются такими делами. Борис знал, что делает и записал номер телефона, дату, время, имя и личный номер агента, с которым он только что разговаривал.

Так совпало, что именно в этот день Анна Якубовская родила мальчика, которого они назвали Игорем. К этому времени они успели получить так называемую «визу для миллионеров». Якубовские полностью легализовались в США и получили «гринкарты» – документы на право проживания на территории США. Теперь для них наступило время для занятия бизнесом. Но каким?

После рассмотрения различных вариантов они с Михаилом решили, что наиболее спокойным и прибыльным будет купить жилой комплекс и сдавать квартиры в аренду. В городе Санта Клара, недалеко от большого торгового центра, они нашли комплекс, состоящий из 91 квартиры. После долгих переговоров они смогли купить его за пять миллионов наличными. Комплекс был заполнен на 80%. Но и при этом он приносил 136,000 долларов в месяц. С учётом всех расходов чистой прибыли оставалось $56,000 в месяц. Поди, плохо!

Для себя Якубовские купили прекрасный дом за полмиллиона. Обставили его. И стали жить. Через год у них родился ещё один ребёнок. Девочка.

Вот и сбылось предсказание цыганки. Не верь им после этого…





ГЛАВА 74
Калифорния
25 мая 1996 года

Прошло более двух лет, как Мелисса переехала в Калифорнию. И вот сегодня Мелисса Спенсер, облаченная в фиолетовую докторскую мантию и головной убор с золотым шитьём, гордо проследовала к трибуне, где ей были вручены Свидетельство об окончании школы адвокатов и диплом Доктора права. На церемонии присутствовали отец Мелиссы, Людмила и маленький Джордж. Всё было очень торжественно. Мелисса сфотографировалась с дипломом в окружении родных, и они отправились домой, где к вечеру собрались еще несколько её подруг по школе адвокатов, миссис Бенет, Шэрон и Лена-правительственная. Все дружно отпраздновали столь знаменательное событие.

На следующее утро, в воскресенье, Доктор права Мелисса Спенсер проснулась от того, что её сын каким-то образом умудрился вылезти из своей кровати и пришёл к маме. Пока он досыпал в её кровати, Мелисса успела сделать зарядку и пришла в ванную комнату – привести себя в порядок. Она смотрела на себя в зеркало. Прошло почти три года, как она рассталась с Борисом. Ей уже скоро тридцать. Лицо без морщин и фигура, как у двадцатипятилетней девушки. Только грустные глаза выдают её тайные мысли. Погрустив минуту-другую, Мелисса встала под душ. Струи воды смыли всю грусть и раздумья.

Мелисса вышла из ванной. Джордж успел проснуться – он стоял на кровати и пытался прыгать на матрасе, но у него это плохо получалось. Мелисса сменила ему дайперсы, помыла лицо и руки, и они вместе спустились в кухню. Там уже суетились «деда Чаилз» и «баба Миля». Они уже не скрывали взаимного интереса. Джордж, который на свой аппетит не жаловался, первым съел кашу с провёрнутой курицей, запив чашкой сока. После завтрака, нарядно одевшись, они поехали в протестантскую церковь. Людмила в бога не верила, но в церкви было всё так чинно, все вежливо здоровались друг с другом, и пастор говорил красиво. Поневоле понравится. Да и не ломать же компанию.

На следующий день Мелисса поехала в библиотеку своей школы и начала подготовку к экзаменам для получения лицензии на право адвокатской практики. Экзамены проводятся несколько раз в год. Следующий должен был состояться 27 октября. Для участия в экзамене Мелисса заполнила формы, которые миссис Бенет обещала тут же отправить.

И снова для Мелиссы наступили долгие дни. Она занималась по двенадцать часов в день, уделяя только один час на общение с Джорджем и домашними. Девять часов на сон – ей было необходимо хорошо высыпаться. Время на зарядку и еду. Вот, собственно, и всё…
 
Калифорнийский экзамен на получение адвокатской лицензии длится три дня по шесть часов. Вопросы охватывают семнадцать основных направлений деятельности адвокатов, в том числе – конституционное право, уголовное право, представление доказательств в суде, контракты, недвижимость, гражданское право, право собственности и наследования, профессиональную ответственность, формы юридических лиц, компенсации за ущерб и деловое право. Письменные ответы на вопросы занимают примерно 40% от общих зачётных баллов. Кроме того, на второй день экзаменов предлагается 200 вопросов, охватывающих отношения между штатами. Учитывая сложность экзамена, по статистике, его успешно сдают только от 35 до 55 процентов экзаменуемых.

Мелисса готовилась самым тщательным образом. Но когда наступил день экзамена, она очень волновалась. Мелисса успела ответить на все вопросы. Но, к сожалению, её имени не оказалось в числе успешно сдавших экзамен. Пришлось снова продолжить подготовку. Следующий экзамен должен был состояться в феврале 1997 года.

























ГЛАВА 75
Калифорния
25 февраля 1997 года

Джордж вырос и стал совсем взрослым. Шутка ли! Два с половиной года. Он превратился в настоящего проказника. Шалун говорил без остановки по-русски и по-английски. Английский он выучил благодаря деду Чарльзу и телевизору. Мультики он готов был смотреть часами. Это спасало Мелиссу, готовящуюся к повторным экзаменам.

Во вторник, 25 февраля 1997 года, Мелисса Спенсер снова была в числе экзаменуемых. На этот раз она успешно сдала экзамен.

Но после него, измученная, Мелисса нуждалась в отдыхе. И они вчетвером отправились на Гавайи. Две недели тёплого океана и сна сделали своё доброе дело.

Вернувшись домой, Мелисса начала искать работу. О том, чтобы куда-то переехать, и речи не могло быть. Она надеялась, что когда-то ей представится возможность встретиться с Борисом, и он примет участие в жизни Джорджа. Но пока такой случай не представлялся.

Мелисса имела существенные преимущества перед другими начинающими адвокатами. Во-первых, за плечами была Лондонская школа экономики и политических наук. Во-вторых, знание языков. После недолгих поисков она приступила к работе в качестве одного из помощников окружного федерального прокурора, представляющего правительство США. Офис федерального прокурора находился в Лос Анжелесе. Мелиссе приходилось тратить много времени на дорогу. В её обязанности входили дела, связанные с Европой, включая Россию. Русский она уже знала весьма неплохо: читала и писала, практически, без словаря, говорила свободно, но с британским акцентом.

В начале 1998 года к ней на стол лёг запрос Генпрокуратуры России: о вызове Бориса Горянина в качестве свидетеля для дачи показаний перед судом присяжных. Он вызывался по делу о хищении шести с половиной миллионов долларов из российского банка. Нахлынули воспоминания пятилетней давности: Кравченко, Якубовский…







ГЛАВА 76
  Калифорния
Апрель-май 1998 года

Как-то в середине апреля, подъезжая к своему дому после работы, Борис Горянин увидел у калитки двух скучающих молодых людей. Он остановился:
– May I help you? (18)
– We are looking for Mister Boris Goryanin. (19)
– He is here. (20)
– There is a certified federal mail for you. Please, sign up. (21)

Борис расписался в получении пакета. Молодые люди удалились. Он повертел пакет перед глазами. На нём была эмблема федерального прокурора. Внутри пакета находилось извещение о том, что мистеру Борису Горянину надлежит явиться 15 мая 1998 года в здание федерального суда для дачи показаний перед Большим Судом присяжных. Время: 9:00. Адрес… Парковка… В случае неявки… и так далее.

В пятницу, 15 мая, вместо своей обычной рабочей одежды: джинсы, лёгкая рубашка и кеды, Борис надел чёрные брюки, светлую рубашку с галстуком и туфли. Он выехал из дому, как обычно, в 7:00 утра. В этот день, вместо стройки, он поехал в Лос Анжелес, в здание федерального суда.

Постояв в пробках немного меньше предполагаемого, в половине девятого утра Горянин запарковал свою машину у здания федерального суда. Держа в руках папку с несколькими листками бумаги, он вошёл в здание. Предъявил водительское удостоверение чернокожему охраннику, прошёл сквозь скобу металлоискателя, и на лифте поднялся на девятый этаж. Дверь комнаты, указанной в извещении, ещё была закрыта. Борис стал ждать в коридоре. Через несколько минут ожидания к нему приблизился неуклюжий, небывало-огромных размеров в талии, охранник. В руках он держал пластиковый стаканчик, от которого исходил аромат кофе. Он приветливо поздоровался и предложил Борису пройти в соседнюю комнату и налить себе кофе.

Пока Борис наливал кофе, охранник, который оказался федеральным маршалом, открыл дверь зала суда. Когда Борис вернулся с кофе, охранник уже стоял у дверей и держал в руке список людей, принимающих участие в утренней сессии суда.

К 9 часам комната заполнилась людьми. Это было небольшого размера помещение: три стены в нём были обычными, а четвертая, находящаяся позади места, где сидел Борис, – стеклянная. Борис не мог видеть людей, находящихся за стеклом, зато они могли видеть и слышать всё, что происходит в помещении суда. Там, за стеклянной перегородкой, располагался Большой Суд присяжных вместе с представителем федерального прокурора. В помещении суда было несколько столов со стоящими около них стульями. Столы были расставлены таким образом, что не соприкасались друг с другом, образуя проходы между ними. Стулья же стояли только с одной, более длиной, стороны стола – по два стула вместе.

В 9 часов в помещение зашёл средних лет человек, который от имени федерального прокурора Южной Калифорнии огласил начало судебного заседания и попросил федерального маршала проверить список присутствующих. Маршал запер дверь и начал называть имена людей, поясняя, соответственно, в каком качестве они участвуют в этом заседании. Естественно, он не называл имена членов Суда присяжных. Борис в этом списке значился свидетелем. Перед столом Бориса находился стол, за которым сидели двое: мужчина и женщина. Мужчина был следователем Генеральной прокуратуры России по имени Станислав Иванович Терёхин, а женщина, имени которой Борис не запомнил, переводчик федерального суда. Ещё один представитель федерального прокурора располагался за соседним столом справа от Бориса, а за столом слева находился общественный защитник, который мог прийти на помощь Борису, если ему понадобится юридическая консультация. Перед каждым на столе лежало несколько листков бумаги и ручка. Борис положил перед собой папку, с которой пришёл.

Представитель федерального прокурора Роберт Блитц обратился к Борису:
– Mister Goryanin, do you need an interpreter? (22)
– Thank you. I don’t think so. (23)
– If so, let’s begin. Mister Goryanin. Please, stand up. Raise your hand and repeat after me. (24)

Борис встал, согнул правую руку в локте, расправив ладонь, и начал повторять за представителем федерального прокурора Робертом Блитцем слова присяги:
– I, (25)
– I, (26)
– Boris Goryanin, (27)
– Boris Goryanin, (28)
– In front of a Grand Jury, (29)
– In front of a Grand Jury, (30)
– I swear to speak true, the true, and only the true. (31)
– I swear to speak true, the true, and only the true. (32)
– And help you God. (33)
– And help me God. (34)
– Now, you may be seated, (35) – сказал Роберт Блитц. – Gentlemen. Mister Boris Goryanin is yours. You may proceed with your questions.(36) – сказал он Терёхину и сел на свой стул.

Терёхин помолчал. Заёрзал на стуле. Он задал вопрос по-русски. Переводчица перевела его вопрос на английский. Борис Горянин ответил им по-английски, а она перевела для Терёхина на русский ответ Бориса. И так было по каждому вопросу.

– Mister Goryanin. My name is Stanislav Ivanovich Teryokhin. I am a senior investigator of the General Prosecution’s Office of Russian Federation. We are here to ask you some questions. But before we will start, please for the protocol, tell us your name. (37)
– Boris Goryanin. (38)
– What is your address? (39)
– 314 Pacific Avenue, Huntington Beach, California. (40)
– What is your date of birth? (41)
– April 25, 1945. (42)
– Where you were born? (43)
– In the city of Moscow, in the USSR. (44)
– What is your education? (45)

Вот так, медленно продвигаясь, они в течение получаса разбирали биографию Горянина, пока не перешли к сути.
– Does name Gavrila Petrovich Kravchenko means something to you? (46)
– Yes. We use to be, as I was thinking, friends and business associates. (47)
– What do you mean? (48)
– Please, be more specific. (49)
– When you said friends, for how long you кnew each other? (50)
– Since, 1990. (51)
– How can you describe your friendly relations with Kravchenko? (52)
– Please, ask me direct questions, and I will give you a straight answers. (53)
– What did you do as friends? (54)
– First, we used to meet, to speak over the phone on a regular basis. We made plans for the future. We made plans to develop business together. (55)
– What kind of business? (56)
– «Agroprom» use to work on a program called «Revitalization of Russia». This program has supported by the Kremlin. Kravchenko was a brain of this program. My part was design and development on new progressive technology for construction of high quality town homes for reasonable price. Those houses would be attractive to military personnel and to young families in small towns. This kind of business generates a lot of work places and is a key for solving a demographic problem. He has connections in the Kremlin. On Kravchenko’s desk was a red direct line telephone, called “vertushka”. You should know what it means. (57)
– And what happened? (58)
– He started to have drinking problem. He was drinking a lot. Finally, he lost himself as a human being. (59)
– Being a friend, why you did not help him out? (60)
– Are you serious? (61)
– Yes. I am. (62)
– Let’s go to next question. (63)
– What do you know about purchase of grain? (64)
– I have nothing to do with it. (65)
– Why? (66)
– Because, we are not business partners any more. (67)
– But you signed «Letter of Guarantee» for six and a half million dollars. (68)
– Do you mean this? (69) – и Борис достал из лежащей перед ним папки полученную им по факсу копию «Гарантийного письма» с подделанной его подписью и показал её Терёхину.
– Yes, (70) – увидев «Гарантийное письмо», он утвердительно кивнул головой.
– This is not my signature. (71)
– But who signed this Letter? (72)
– I do not know. This is your job to find out. (73)
– This is precisely what we are doing here. (74)

Борис достал из кармана свой американский паспорт и протянул его федеральному маршалу для передачи представителю федерального прокурора и Терёхину. Тот посмотрел на подпись Горянина в паспорте и сравнил её с подписью на письме. Затем он, не говоря ни слова, вернул её федеральному маршалу.
– This is how my signature looks like. (75)

Борис снова полез в карман. Теперь он достал из заднего кармана брюк бумажник с вложенным в него водительским удостоверением. И протянул удостоверение федеральному маршалу.
– And here too, (76) – указывая на свою подпись, заявил Борис.
– Could you please, make several samples signature of yours in front of us? (77)
– Easy, (78) – с улыбкой произнёс Борис Горянин.

На листе бумаги, который лежал перед ним, Борис расписался несколько раз и передал этот лист федеральному маршалу:
– I hope it may eliminate at least one name from your list of suspects. (79)
– What do you know about this Letter? How did you get a copy of it? (80)
– On August 8, 95, Mister Alexey Semyonov called from Moscow. He asked me to return six and a half million dollars. I considered this as a joke. He supported his request by faxing me a copy of this Letter and Request for Payment from bank. (81)
– Have you discussed this matter with somebody? (82)
– Yes. I contacted FBI, (83) – ответил Борис. – And I called to «Pacific Bank of China». I spoke to head of security of this bank Mister Bill Hall. As the matter of fact, Mister Hall told me that, the money what are you looking for the next day after wiring from «The Bank of New York», had been transferred to «West Pacific bank» in West Samoa to Mister Kravchenko’s personal account. Further more. In a one day those money had been cashed out and taking from this bank away.(84)
– Have you been contacted by anyone else? (85)
– Yes. On February 8, 1996, Mister Kagirov and Mister Simakin from the bank called me. (86)
– And what? (87)
– I contacted FBI and let them know. (88)
– What FBI did? (89)
– They are constantly guarding me. Not only me, all American citizens as well. (90)
– With your permission, may I change the subject and ask you several questions on other case. (91)
– Sure. (92)
– I have your confession that you killed four citizens of Russian Federation. Is that correct? (93)
– Yes. With some corrections. They where not citizens. Citizens mean humans. They where sub-humans. They were animals. And I killed them in self-defense. I killed them defending not only my life. But the life of the dearest and best friend of mine. I defended her life and dignity as well. (94)
– Those are your words. Is there anyone who is able to support this statement? (95)
– I am verifying and supporting this statement. (96)




























ГЛАВА 78
Калифорния
15 мая 1998 года

– Я это подтверждаю, – повторил голос, который Борис узнал бы из миллиона других. Это был голос Мелиссы Спенсер.

Борис повернулся назад – в сторону, откуда доносился голос. Он был потрясен. Перед ним была Мелисса, поднимающаяся со своего кресла, стоящего рядом с креслом представителя федерального прокурора. Борис замер. Он, не отрываясь, глядел на Мелиссу широко раскрытыми глазами, не в силах произнести ни слова. Но взгляд его был красноречивей любых слов. Прошло несколько секунд, пока Борис сообразил, что Мелисса произнесла эту фразу на русском языке. В нарушение всех инструкций Борис поднялся со своего кресла. Он видел только её и никого больше. Мелисса, увидев, что Борис поднимается со своего кресла, повернулась к федеральному прокурору и умоляющим голосом попросила его:
– Mr. Blitz, please, call for recess. (97)
– The session of this hearing is in the recess for 10 minutes, (98) – перекрывая шёпот совершенно ничего не понимающих присутствующих, провозгласил представитель федерального прокурора.

Все поднялись со своих мест, а Борис и Мелисса, не обращая ни на кого внимания, бросились навстречу друг другу. Они обнялись, прижавшись друг к другу всем телом. Они простояли так несколько минут, пока все не вышли из комнаты. Когда они остались одни, Борис, уже не сдерживая своих чувств, начал целовать Мелиссу в глаза, губы, щёки. Мелисса отвечала Борису своими поцелуями. Наконец, когда первый порыв чувств прошёл, они отстранились и стали осматривать друг друга, радостно улыбаясь. Оба они, молчавшие до этого момента, начали говорить одновременно. Они, собственно, не перебивали друг друга, каждый спрашивал и, не дождавшись ответа на первый вопрос, задавал уже следующий. Поняв, как бестолково они выглядят, они остановились, счастливо засмеялись, и Борис, уже серьёзно, спросил:
– Мила, как ты? Как Джордж? Где ты живёшь? Как ты оказалась здесь?
– Боренька, милый. Я всё расскажу тебе. Давай дождёмся конца сессии. Я никуда не уйду. Ты мне веришь?
– Верю. Давай выйдем и выпьем чего-нибудь. У меня от волнения пересохло в горле.
– У меня тоже.

Держась за руки, они вышли в коридор, и пошли к кафетерию.

Когда Борис и Мелисса, держа в руках белые пластиковые стаканчики с кофе, вернулись в комнату, представитель федерального прокурора, понимая, что больше говорить не о чем, через переводчика спросил у Станислава Ивановича Терёхина, остались ли у него вопросы к свидетелю Горянину либо к Мелиссе Спенсер. Терёхин сказал, что он полностью удовлетворён ответами Бориса Горянина, а к Мелиссе Спенсер вопросов никогда не было.

Выполняя решение федерального судьи, прокурор попросил Бориса Горянина тридцать раз расписаться своей обычной подписью на специальном бланке, который он передал ему через судебного пристава. Борис выполнил эту, казалось бы, простую задачу с сильным волнением, но не от самого задания, а от присутствия Мелиссы. Мысли его были только о ней. Находясь как в тумане, он с трудом дождался окончания процедуры протоколирования допроса. Расписался на каждой странице протокола. На этом заседание Большого Суда присяжных было окончено.

Борис подошёл к Мелиссе. Улыбаясь от радости, что, наконец, он снова видит её, глядя на неё полными слёз глазами, он дождался, пока она попрощается с представителем федерального прокурора и Старшиной Большого Суда присяжных. Они вышли в коридор. Мелисса сказала ему на русском языке с лёгким британским акцентом:
– Боря. Подожди меня здесь. Я возьму свою сумочку, и мы уедем.

От того, что Мелисса рядом, да ещё и говорит с ним по-русски, он потерял не только дар речи, но и стал плохо соображать. Как это не было похоже на прежнего Бориса! Всё то время, пока Мелисса ходила за своей сумочкой, Борис продолжал повторять шёпотом «Мелиссочка, Мелиссочка. Милая Мила». Но увидев возвращающуюся Мелиссу, он взял себя в руки. Когда она приблизилась к нему, он уже серьёзным голосом спросил:
– How do you get involved in this case? Where do you live? Where is George? (99)
– Боря, говори со мной по-русски. Я знаю русский язык. Дома мы говорим по-русски. И Джордж знает оба языка.
– Ты говоришь, что дома вы говорите по-русски? Ты вышла замуж?
– Нет, Боря. Я не вышла замуж. После тебя я ни с кем никогда не спала. У нас русская няня. И мы с Джорджем учимся у неё. А живём мы в графстве Оранж. Недалеко от тебя. Боря, мы успеем поговорить. Давай уедем отсюда.

Они прошли на парковку. Подошли к машине Бориса. Он помог ей сесть на переднее, рядом с водителем, сидение и закрыл за нею дверь. Сел на место водителя, повернулся к Мелиссе и посмотрел на неё. Почувствовав, что более не в силах сдерживать радость встречи, обнял Мелиссу и начал целовать её лицо. Мелисса тоже не скрывала своих чувств. Она, дождавшись, когда Борис на мгновенье остановился, чтобы глотнуть воздух, сама начала целовать его. Как долго они насыщались близостью друг друга, сказать трудно. Но, слегка утолив нахлынувшие чувства, они, утомлённые поцелуями, откинулись в своих креслах.

Внезапно Борис почувствовал сильную боль в солнечном сплетении. Так уже было, когда там, в Новоматюшкино, Борис застрелил Черкизова. Гримаса боли искривила его лицо, и он положил свою руку на солнечное сплетение.
– Что с тобой? – с участием и волнением спросила Мелисса.
– Страшная боль. Как тогда. Помнишь?
– Да, дорогой. Я помню. Я всё помню! Давай полежим с закрытыми глазами. И это пройдёт.

Они взялись за руки и, закрыв глаза, откинулись на спинки сидений. От всплеска эмоций, связанного с этой долгожданной, но случайной встречей, они оба совершенно обессилели. И, едва коснувшись спинок сидений, оба уснули. Мелисса проснулась первой. Она, не выпуская руки Бориса, привстала и прижалась своими губами к его щеке. От прикосновения Мелиссы он проснулся. Боли он больше не чувствовал. Она прошла. Они улыбнулись друг другу. Борис повернул ключ в замке зажигания.
– А где твоя машина? – спросил Борис.
– Она стоит на служебном паркинге. Я надеюсь, что в понедельник ты привезёшь меня сюда, и после работы я уеду домой на своей машине. Я боюсь, что не доеду домой. У меня подкашиваются ноги. Я так рада, что я рядом с тобой. Что мы, наконец, встретились!
– Мне так странно слышать, что ты говоришь со мной по-русски. У тебя это так здорово получается. И акцент твой такой приятный. И ты сама такая дивная. Если бы я мог, то я бы съел тебя.
– Пожалуйста, не надо. Я не хочу, чтобы ты жевал меня. Видишь, какая я с костями.
– Ты хочешь сказать, что ты костлявая? Нет. Ты выглядишь замечательно.
– Поехали. Поехали. А то мы будем здесь шутить, а нам ещё далеко ехать. И тебе надо познакомиться с Джорджем. Вы понравитесь друг другу.
– На кого он похож? Мне бы хотелось, чтобы он был похож на свою маму.
– Но он похож на своего папу. И он очень много говорит. Как папа.
– Ладно. Давай будем двигаться, а ты рассказывай мне всё, что произошло с тобой с того момента, когда ты ушла в самолёт во Франкфурте.

Они выехали со стоянки. Проехали к въезду на скоростную дорогу. Дорога в направлении графства Оранж была забита. Машины едва двигались. Борис вёл машину чисто автоматически, а Мелисса рассказывала ему на русском и английском языках историю своей жизни за эти годы. Он молча слушал, не перебивая её рассказ. Мелисса, перескакивая с одного на другое, не стала долго останавливаться на плохих моментах, а о хороших рассказывала в подробностях, с деталями.

Мелисса окончила свою историю, когда они уже подъезжали к 605-му фривею. Всё это время Борис слушал Мелиссу, затаив дыхание. Только один раз, когда Мелисса рассказала, что произошло с ней в Женеве, не в силах сдержаться, он вскрикнул. Больше он не перебивал её. Когда Мелисса окончила, Борис спросил у неё:
– Но почему? Почему ты скрывалась от меня? Прятала мальчика? Почему? Я же искал тебя, но ты исчезла.
– Я знаю, что ты искал меня. Да, я пряталась. Но я сделала всё, чтобы быть ближе к тебе. Борис, как ты видишь продолжение наших отношений? Я слишком уважаю и тебя, и себя, и твою жену, чтобы быть твоей любовницей. Я не могу. И ты не можешь. Но Джорджу нужен нормальный отец. Как нам быть? Если ты спросишь меня, люблю ли я тебя? Я отвечу, что люблю. Очень люблю. Но я люблю тебя больше, чем просто мужчину. Я люблю тебя, как настоящего дорогого друга. Все эти годы у меня не было мужчины. И я никогда не выйду ни за кого замуж. Но спать с тобой я тоже никогда не буду. Я слишком люблю тебя и уважаю себя.

На одном дыхании высказав эту фразу, Мелисса замолчала. Молчал и Борис. Он понял, что она выстрадала, чтобы сказать это. Борис первым прервал молчание:
– Мне особо рассказывать нечего. Все эти годы я работал. Строил дома. Я был одновременно и строителем, и бухгалтером, и проектировщиком. Деньги, что ты дала мне, я удвоил. Этот миллион находится в Германии в том же банке. Кроме этого, есть ещё миллион, который я не трону без твоего согласия.
– Борис. Ну что ты? Я же верю тебе сейчас также как тогда. Я знаю, что ты умный и честный. Джордж у нас тоже умный! Ты не поверишь! Мы проверяли его способности. Психолог сказал, что у него коэффициент интеллектуальности не менее 175.

Они съехали с фривея, и Борис повёл машину на юг – в сторону океана. Он проехал два блока и свернул налево – в торговый центр. Там было два магазина, в которые он направлялся. Один детский, с игрушками, а другой – цветочный.

Борис с Мелиссой вышли из машины и направились в сторону магазина игрушек. Борис шёл рядом с Мелиссой. Шёл и не верил этому. Мелисса, увидев, что он улыбается своим мыслям, спросила его:
– Чему ты улыбаешься?
– Тому, что ты рядом. И я знаю, что мы будем рядом всегда.
– Да. Это правда. Я буду самым лучшим твоим другом.

Они вошли в магазин. Борис спросил у Мелиссы:
– Пожарная машина или строительный кран?
– Строительный конструктор.

Они купили большой строительный конструктор. Затем зашли в цветочный магазин.
– Пожалуйста, сделайте мне три букета. Два букета роз и один букет гвоздик.

Пока Борис выбирал цветы, а продавщица готовила букеты, Мелисса терпеливо ждала. Но когда они вышли из магазина, она спросила:
– Кому ты купил три букета?
– Красные розы для тебя, Мила. Я никогда не дарил тебе цветы. Другой букет для няни. Я же первый раз войду в дом. А гвоздики – Руслане.
– Руслана? Руслана твоя жена? Борис. А ты знаешь, что я знакома с твоей женой?
– Как знакома?
– Мы с ней друзья. И даже несколько раз вместе обедали. Она мне делает причёску.
– И ты не сказала ей о том, что мы знакомы?
– Ты же только сейчас назвал её по имени. И я только в эту минуту поняла, что ты её муж.
– А фамилия?
– Мы знакомы уже года три, но я никогда не знала её фамилию. И она не знает мою.
– Невероятно!
– А наша с тобой история? Разве это вероятно?

Они сели в машину. Борис сгорал от влечения к Мелиссе. Но он понимал, что их отношения, несмотря на всё то, что связывает их, больше уже не будут такими, какими они были прежде. И с этим надо смириться.

Через несколько минут они подъехали к дому, где жила Мелисса. От волнения приближающейся встречи с маленьким Джорджем, у Бориса дрожали колени, и снова пересохло во рту. Шутка ли сказать – впервые увидеть сына!

Они вошли в дом. На звук открывающейся двери в жилую комнату вбежал карапуз, в котором Борис узнал точную копию Антона, когда тому было четыре года. Увидев незнакомого человека, мальчик на мгновенье остановился. Подбежал к матери. Обнял её за ноги и прижался к ней. Джордж, не отрывая взгляда, смотрел на Бориса. И Борис смотрел на ребёнка. Не найдя ничего более подходящего, Борис протянул руку мальчику и сказал:
– Давай знакомиться, малыш. Меня зовут Борис.
Мальчишечка, оправившись от первого впечатления, внезапно затараторил:
– А я тебя знаю. Ты мой дедуська. Раньше ты был мой папа, а теперь стал старенький и стал дедуська.

Джордж убежал куда-то, но через минуту вернулся. В руках он держал фотографию Бориса, увеличенную с той, которую Борис вложил в сумочку Мелиссы в Тольятти. И действительно, на фотографии был Борис, но на шесть лет моложе. На карточке он выглядел практически так же, как его сын Антон сейчас.

– Вот это мой папа, когда был ещё молоденький. А ты стал мой дедуська.

И он подбежал к Борису. Тот поднял ребёнка на руки и крепко прижал его к себе. Вот так, обнявшись, они стояли несколько минут. В комнату вошла няня. Она увидела Бориса с Джорджем на руках. Старушка всё поняла. Она поняла, что Мелисса, наконец, встретилась с Борисом. Она сказала, обращаясь к мальчику:
– Джордж. Слезай, милый. Дедушке тяжело держать такого большого мальчика.
На что Джордж вполне разумно ответил:
– Это не дедуська держит меня. Это мы вместе держимся.

Старушка засуетилась, обращаясь к Борису и Мелиссе:
– Ну, что же мы так стоим? Давайте я вас всех покормлю сейчас.
– Но мы ещё даже и не познакомились.

Борис вернулся к машине и достал букеты с цветами и коробку с конструктором.
– Вот. Эти цветы для вас, – сказал Борис, протягивая няне пёстрый букет. – А этот конструктор для тебя, Джорджик.

Борис дал ребёнку огромную коробку с конструктором. Тот взял её и потащил, волоча по полу, уже предвкушая радость от подарка.

Всё это время Мелисса стояла у дверей с букетом в руках. Она не знала, как Джордж и Борис встретят друг друга. Но то, что она увидела, потрясло её. Ей было очень хорошо от того, как они встретились. Но если Борис, взрослый человек, справился с волнением от первой встречи, то Джордж поразил её своей детской простотой и непосредственностью. Теперь Мелисса была уверена, что всё будет хорошо. Её волнения были напрасны.

У Бориса от встречи с ребёнком всё внутри дрожало. Он принял приглашение Мелиссы и пошёл с ней осматривать дом. Всё было рационально, уютно, просто и чисто. Комната Джорджа располагалась на втором этаже. Она была оклеена детскими обоями с фрагментами из диснеевских мультиков. Там стояла детская кровать с перилами,  вся забитая игрушками. В спальне Мелиссы – узкая односпальная кровать, большой письменный стол с компьютером и принтером, полки, заполненные книгами на разных языках. На стене был подвешен телевизор. В третьей комнате тоже была узкая кровать.

– Это комната моего отца, он иногда приезжает к нам, – сказала Мелисса, водя Бориса по дому. – Его сейчас нет в Калифорнии. Он в Лондоне продаёт наш дом. Он скоро вернётся сюда и будет жить с нами.
– Я помню сэра Чарльза. Мы с ним говорили, когда были в Тольятти.
– Спускайтесь в кухню. Еда на столе! – прокричала снизу Людмила Петровна.
 
От волнения и близости к Мелиссе и ребёнку Борис не чувствовал голод. Он падал с ног от усталости.

– Мелисса, можно я сейчас уеду? Я обязательно приеду к вам завтра утром. Но сегодня у меня был очень трудный день. Я должен отдохнуть. И ты, наверное, тоже устала?

Мелисса сама едва двигалась. Это, действительно, была очень большая нагрузка. Она подошла к маленькому столику у двери, на котором лежала её сумочка, и достала свою визитную карточку и ручку. На обратной стороне карточки она написала домашний адрес и телефон. Борис обнял и поцеловал Джорджа. Малыш, было, расстроился от того, что «дедуська» уходит, но Борис сказал ему, что завтра утром они вместе будут строить дом, и Джордж успокоился. Борис попрощался с Людмилой Петровной и вместе с Мелиссой вышел к машине.

– Ты даже не можешь себе представить, как я счастлив, что ты и малыш так близко. Ты самая большая умница на свете, что всё так устроила…
– Я тоже счастлива, что это случилось, – сказала Мелисса, и слезы выкатились из её глаз.

Борис, увидев это, взял двумя руками голову Мелиссы и поцелуем высушил её слёзы.
– Всё будет хорошо, Мила. Ты ведь Мила? Правда?
– Правда, – качая головой в знак согласия, сказала Мелисса и поцеловала Бориса в щёку. – Обязательно приезжай завтра. Мы будем ждать тебя. Очень ждать. Ты тоже мой Мила!

Было примерно шесть часов вечера, когда Борис сел в машину и уехал. От дома Мелиссы до дома, который снимали Горянины, было минут десять езды. Уже открывая дверь гаража, Борис почувствовал сильную острую боль в груди, спине и левой руке. Он с трудом вышел из машины и, медленно передвигая ноги, вошёл в дом. Борису вдруг стало страшно, что он сейчас умрёт и никогда больше не увидит Руслану, Антона и Мелиссу с малышом. Кое-как преодолевая боль в груди, он дотащился до дивана и лёг. Визитная карточка Мелиссы была зажата у него в руке. Бориса окатило холодом, и он то ли заснул, то ли потерял сознание. К лежащему на диване Борису, виляя хвостом, подошёл Лорд. Пёс, не понимая, почему его хозяин лежит, и не гладит его, удивлённо гавкнул. Но Борис не двигался. Тогда Лорд стал громко лаять.

На лай собаки из своей комнаты спустился Антон. Он был уже дома, вернувшись из госпиталя, где работал врачом-реаниматором в отделении интенсивной терапии. Антон попытался разбудить отца, но тот застонал. Антон увидел визитную карточку в его руке. Он взял её и положил к себе в карман. Борис застонал снова. Антон понял, что с отцом не всё ладно. Он нащупал его пульс. Пульс был слабым и прерывистым. Антон взял телефон и набрал 911.
– Operator? Doctor Goryanin is speaking. Please, immediately send intensive care unit. My patient is suffering the massive heart attack. (100)

Антон сообщил адрес и положил трубку. Он снял с отца часы, вынул из заднего кармана брюк бумажник с документами. Аккуратно поднял его ноги на диван, снял туфли, которые тот не сумел снять сам, и подложил ему под голову подушку. Затем Антон открыл входную дверь, а сам вышел в гараж и принёс из машины свой чемодан с инструментами и медикаментами. Он достал капсулу с нитроглицерином и вложил Борису в рот одну таблетку. Надел стетоскоп и стал прослушивать сердце. По его мнению, состояние Бориса было критическим, но стабильным. Антон взял плед и накрыл отца.

«Скорая» должна была уже подъехать, поэтому Антон отвёл Лорда в кухню и запер дверь. И, действительно, он услышал сирену. К дому подъехала полицейская машина. Полицейский вошёл в дом и, убедившись, что это не ложный вызов, вышел на улицу – обеспечить свободный подъезд медицинской бригаде. Снова послышался звук сирены. Это была машина «Скорой помощи». Из неё вышли медики. Один из них достал чемодан и вошёл в дом. Они увидели Антона, устанавливающего иглу на правой руке Бориса. Все они были знакомы с Антоном, по работе в госпитале.
– Hi, Tony. How did you get here before us? (101)
– This is my dad. (102)
– I am sorry. But it seems you know what to do. (103)
– Thanks guys. I think so. I just got back home from my shift and found him here. (104)

Медики внесли кислородную установку, подключили подводящие трубки и укрепили их на лице Бориса. Через несколько вдохов ему стало легче. Лицо начало розоветь. И сознание вернулось к нему. Он попытался пошевелиться.
– Папа. Лежи спокойно. Не двигайся. Сейчас тебя отвезут в госпиталь. Я поеду с тобой.
– Антон, у меня в руке была визитная карточка Мелиссы. Ты помнишь её? Ты знаешь, о ком я говорю? Мелисса Спенсер, – с трудом выговаривая каждое слово, сказал Борис. – Я обещал ей и Джорджу, что завтра утром буду у них. Я случайно встретил её сегодня в федеральной прокуратуре. Позвони ей завтра утром. И ещё. Обещай мне, что ты сделаешь всё возможное, чтобы вы были вместе. Люби их. Помогай Джорджу. И матери скажи, что я всегда любил её. Будьте все счастливы и не ссорьтесь. Берегите друг друга.
– Кто это – Джордж?
– Всё. Мне трудно говорить. Потом, сынок. Потом…

Борис, успокоившись, что ему удалось всё сказать Антону, откинул голову на подушку и затих. Медики ввезли в дом носилки и аккуратно переложили на них Бориса.
– Tony, where do you want to take your dad to? (105)
– To Fountain Valley Regional, where I am working. I am going with you guys. (106)

Антон убедился, что визитная карточка Мелиссы у него в нагрудном кармане. Он запер входную дверь и уехал в машине «Скорой помощи» в госпиталь вместе с отцом. По дороге в госпиталь они связались по рации с приёмным отделением. Для Бориса начали готовить место в отделении интенсивной терапии.



























ГЛАВА 79
Лос Анжелес, Калифорния
15 мая 1998 года

Носилки, на которых лежал Борис, вынули из машины. На пути в госпиталь Бориса подключили ко всем аппаратам. Антон всё время был рядом с отцом. Всю дорогу они разговаривали. Это было нужно Антону для того, чтобы быть уверенным, что отец в сознании. Когда Бориса привезли в отделение интенсивной терапии, как раз туда, где работал Антон, он сказал отцу:
– Приехали. Теперь ты должен успокоиться и беречь силы. Я буду всё время с тобой.
– Ты должен отдохнуть, – прошептал Борис. Он знал, что Антон только, что отработал 24-часовую смену.
– Я привык к длительной работе.

Антон работал самостоятельно только три года. До этого, в течение трёх лет, будучи в ординатуре, он работал попеременно – два раза в неделю на 36-часовой смене и два раза на 24-часой. Всего 120 часов в неделю из 168 часов.

С момента как Борис дополз до дивана и до того как он оказался в госпитале прошло всего минут тридцать. Антон позвонил матери:
– Мам. Слушай. Пожалуйста, не волнуйся. У отца случился инфаркт. Он в госпитале. Я рядом. Тебе не нужно приезжать сейчас. Лучше будет, если ты приедешь к отцу утром.
– Ой! Ой! Что ты говоришь! Это в твоём госпитале? – запричитала Руслана.
– Мама. Я тебе сказал, не волнуйся.
– Это ты не волнуйся. А я еду.

Затем Антон позвонил своим более опытным коллегам для консультации. Доктора Штром и Петел узнав, что доктор Тони звонит им по поводу своего отца, сказали, что немедленно приедут. После этого Антон, выполняя просьбу отца, позвонил Мелиссе. На другом конце провода подняли трубку:
– Hello. (107)
– May I speak to Lady Melissa? (108)
– Here is she. (109)

Услышав голос Мелиссы, Антон отметил, что ему приятен тембр её голоса.
– My name is Tony. I am Boris’ son. I am calling you from the hospital. My father suffered a massive heart attack and he will be unable to come to you tomorrow? (110)
– What? What did you say? O, my Lord. Please! Please, tell me that you are kidding me, this is not a good joke, (111) – ещё до конца не поняв серьёзности сообщения, ответила Мелисса
– Well. Unfortunately, I am not kidding you. (112)
– Where are you? In which hospital are you now? May I come to see him right now? (113) – с тревогой, переходящей в жалобный тон, спросила Мелисса
– Please, do not come. First of all, considering his condition, he is doing fine. Secondly, you will not be able to be in the ICU. And finally, I will be with him all the time until his condition, I would consider stable enough. (114)
– But, how will they let you be with Boris? (115)
– I am a doctor. And I am working for ICU as a shift doctor. (116)
– Please. Please. Let me see him. If he would go, I will never forgive myself. (117)
– Let’s do this. Tomorrow morning I will come to you straight from the hospital. In case, something will go wrong, I will call you and get you here. I know, that your car is in LA. We will get it back on Sunday. Agree? (118)
– What are you talking about? I will get a cab. (119)
– Let’s get to this tomorrow. Are you all right? Please, do not cry. I will not let my father go. (120)
– Do you promise me? (121)
– I do. (122)
– What is your cell phone number? (123) 
– I will give it to you tomorrow. I cannot speak with you now. My colleagues are here. We will evaluate dad’s condition. I will call you in about forty minutes. (124)
– Please. I will wait. (125)

Антон и два других врача внимательно осмотрели Бориса. Антон сам взял у отца кровь на анализ. На мониторе они отследили показания датчиков. Когда были готовы результаты экспресс-анализа, в сопоставлении с другими показателями, все трое согласились, что это действительно обширный инфаркт. Счастье, что это случилось дома, и Антон был рядом. Иначе результат мог бы быть плачевным. Пожелав Антону удачи, врачи уехали.

– Лежи спокойно и ни о чём не волнуйся. Думай только о хорошем. Я точно знаю твой диагноз и знаю, как тебя лечить. Недавно я говорил с Мелиссой и позвоню ей снова. Но раньше я должен позвонить матери, – устало садясь на стул рядом с кроватью, сказал Антон.

Он набрал домашний номер. Руслана моментально взяла трубку. По определителю она узнала, что звонит сын.
– О чём вы говорили с врачами? Как Боря? – первым делом спросила она.
– Я дам трубку папе, а потом расскажу, о чём мы говорили с врачами, – он поднёс телефон к уху Бориса.
– Я в порядке. Антоша смотрит за мной хорошо. Мне только холодно и скучно.
– Ну, ты смирись и не командуй. Тони знает, что делает. Помнишь, тогда в Казахстане, я была рядом с тобой и ты поправился. Я завтра приду к тебе.
– Сюда не пускают.
– Меня пустят. Я знаю, что сказать, меня пустят. Ты, давай, не волнуйся. Тебе нужно отдыхать.
– Спокойной ночи. Ты не беспокойся за меня.
– Отдыхай. И не волнуйся. Ты, наверное, хорошо переволновался и довёл себя....

Антон отнял телефон от уха отца. Он посмотрел ему в глаза и спросил:
– Как давно ты встречаешься с Мелиссой?
– Да, в том-то и дело, что мы встретились только сегодня. Она работает помощником федерального прокурора по Европе…
– Ладно. Ты всё расскажешь после. Всё ясно. Ты получил приличную дозу адреналина во время допроса. Потом её встретил. И, наверное, ещё Джорджа увидел. Так?
– Так. Так. Но они же не виноваты. А как ты хотел? Чтобы я его не видел?
– Да. Они не виноваты. Но ты, когда выйдешь отсюда, должен заняться своим здоровьем, если хочешь продолжать быть с нами.
– Так. Начинаются нравоучения. Ты велел мне не волноваться. А сам волнуешь.
– Папа, а какая она?
– Она – самая лучшая... После твоей матери, конечно.
– А что ты скажешь маме?
– Это ты скажешь маме. Ты ей скажешь, что встретил свою судьбу.
– Не понял?
– А чего понимать? Я люблю Руслану. Кроме того, я же «дедуська». Да, так случилось. В конце концов, вы братья. Ты будешь нашему мальчику папой. И у вас ещё будут свои детки. А я буду глядеть на вас и радоваться. Ты звони ей. Звони, сынок. А я полежу спокойно.

Борис откинулся на подушке и закрыл глаза. Антон накрыл его двумя одеялами. Он отошёл в дальний угол и позвонил Мелиссе. Она ждала его звонка и сразу взяла трубку. Они поговорили минут десять. Он рассказал о состоянии Бориса. Договорились, что утром Антон заедет к ним.

Антон хотел немного поспать. У него, как у старшего по смене врача, был свой небольшой кабинет, к которому примыкала крошечная комната отдыха, в которой стояла маленькая кровать и прикроватная тумбочка. К комнате отдыха примыкала туалетная комната, в которой была маленькая раковина, туалет и душевая кабина. Во время смены дежурный врач, если удавалось, мог немного поспать и привести себя в порядок.

Но этой ночью Антону не удалось отдохнуть. В отделении скорой помощи заболел дежурный врач. Вечером привезли мотоциклиста. Молодой парень упал на дороге. И на него наехала едущая сзади машина. Вызвали Антона. Ему ничего не оставалось делать, как приказать дежурной сестре оставаться с Борисом. Только на таком условии он согласился помочь. Но спасти мотоциклиста врачам не удалось. Его травмы были не совместимы с жизнью. Затем, полицейские привезли мексиканца. При задержании он направил на них оружие. «Мекс» получил 8 пулевых ранений, два из которых в область сердца. И его не спасли. Уже утром, около семи часов, привезли беременную женщину. У неё отошли воды и начались схватки, только тогда её сожитель вызвал «Скорую». Пока медики приехали, пока доехали, ребёнок уже начал продвигаться. Антон был готов к приёму роженицы, но медикам пришлось принять роды, когда женщина ещё находилась в дороге.

К утру состояние Бориса стабилизировалось. Приехала Руслана. Антон принёс матери халат, чтобы её не выгнали, дал инструкции дежурной сестре держать его в курсе событий и передал всю информацию дежурному врачу. Затем он побрился, дал матери ключ от своего кабинета, взял ключ от машины Русланы и поехал к Мелиссе.

Мелисса с Джорджем ждали его. Естественно, Мелисса подготовилась к своей первой встрече с сыном Бориса. Короткое – белое с яркими цветами –платье на бретельках полностью открывало её руки и круглые плечи, шею и достаточно большую высокую грудь. Яркий цвет платья только подчеркивал матовую, покрытую нежным загаром, кожу. Красные туфли на высоком каблуке и короткая юбка усиливали красоту её длинных ног. С коралловой ниткой на нежной шее Мелисса выглядела лет на пять моложе.

Когда Антон позвонил, а Мелисса открыла входную дверь, то он, как в своё время Борис, испытал нечто похожее на удар молнии. Антон замер, как вкопанный. В первые несколько секунд он, практически, лишился дара речи.
– Как вы поживаете, Антон? – по-русски, но с явным британским акцентом, улыбаясь, спросила молодая женщина и протянула Антону руку для поцелуя.

 При этом она, как-то по-особенному, слегка повернула голову налево и набок, и это сделало её просто очаровательной.
– How do you do? (126) – по-английски и без русского акцента пробормотал Антон, но не поцеловал, а слегка потряс протянутую ему руку.

В это время у раскрытой входной двери появился Джордж. Стесняясь Антона, прячась, он обхватил Мелиссу за ноги и, с детской непосредственностью, но громко, заявил на русском языке:
– Мама! Ты опять перепутала. Ты сказала, что придёт братик, а пришёл папа. Вчера ты сказала, что пришёл папа, а это был мой «дедуська». Ты, мама, прямо, перепуткина.

Антон, всё ещё находящийся под впечатлением, которое произвела на него Мелисса, только сейчас сообразил, что они говорят между собой на русском языке:
– Как? Вы говорите по-русски? – спросил он изумлённо.
– А что в этом удивительного? Вы же говорите по-английски? – сверкнув своими лучезарными глазами, улыбаясь, ответила ему Мелисса. Ну, что же вы стоите у двери, пожалуйста, проходите в дом. Как Борис себя чувствует?
– Состояние папы я оцениваю, как стабильное. Но ему нужно быть под постоянным наблюдением. Этой ночью, к сожалению, я не мог быть всё время с ним, но я надеюсь, завтра вечером забрать его домой.

И Антон рассказал Мелиссе, как прошла ночь. Разумеется, Джордж слушал его рассказ с раскрытым ртом. Мелисса, в свою очередь, более чем заинтересовалась Антоном. Она же любила Бориса, а Антон был его точной копией, но на двадцать лет моложе. Понемногу, оба – Антон и Джордж – начали осваиваться. Глядя на смышлёного паренька, Антон сказал Мелиссе:
– Я выглядел точно так же, когда мне было столько лет, сколько Джорджу сейчас.
– Что вы имеете в виду?
– Всё. И внешность. И манеру поведения.
– Я хорошо себя веду. Я слушаюсь взрослых, – вступил в беседу Джордж. – А этот дядя на мотоцикле ударился, когда упал? – запомнив рассказ Антона, спросил Джордж.
– Я могу тебя покатать на мотоцикле, – стараясь увести Джорджа от этой темы, сказал Антон.
– Вы это что, серьёзно? Не пугайте меня, – волнуясь за малыша, сказала Мелисса.
– А вот смотрите, – Антон сел на диван, забросил ногу на ногу, раздвинул руки, изображая руль, и обратившись к Джорджу, сказал: – Молодой человек, пожалуйста, садитесь на мотоцикл.

Джордж, моментально приняв игру, улыбаясь во весь рот, вскочил к Антону на колени, схватил его за руки, и Антон, подражая звуку работающего мотоцикла, затрещал. От этой игры мальчик был вне себя от радости. Он спросил у Антона:
– А куда мы едем?

Теперь Антон сообразил, что тот может ехать так очень долго, и сказал, что они только пробуют мотоцикл, а пока учатся кататься во дворе. На что сообразительный Джордж заявил, что он уже умеет ездить. И ему нужно поехать в магазин за продуктами. Тут Мелисса, желая поближе познакомиться с Антоном, спросила его, не сможет ли он отвезти её в магазин, так как её машина осталась в Лос Анжелесе. Джордж, услышав, что Антон может уйти с мамой, заплакал:
– Мы же ещё не поиграли с папой, а ты, мама, уже забираешь моего папу.

Антон смутился, но протестовать не стал. Ему очень понравилась Мелисса. Она понравилась ему с того момента, как он впервые увидел её фотографию в газете, но сейчас, с каждой минутой, он влюблялся в неё всё сильнее и сильнее. И Джордж ему очень понравился. Он видел в нём себя. Идея стать для мальчика папой его уже больше не смущала. Отец был прав…

– Не надо  малышу плакать из-за пустяков. Возьмите ключи от моей машины, а мы с ним поиграем. Вы же скоро вернётесь? Я должен ехать домой – спать. Я не спал уже почти сорок часов.
– Тогда не надо. Вы выспитесь, а завтра, если Борису будет лучше, вы отвезёте меня в Лос Анжелес, и я заберу свою машину.
– Мелисса. Вы меня не поняли. Я не имел в виду не дать вам машину или уехать. Я не хочу, чтобы малыш плакал.
– Ещё лучше. Так он разбалуется совсем и будет командовать.
– Но мы же только познакомились. Позвольте, мама, пожалуйста, нам немного поиграть, – просящим голосом сказал Антон.
– Да, мама. Мы только немного поиграем с папой, – Джордж упорно продолжал называть Антона папой.
– Только далеко не уезжайте на вашем мотоцикле, – Мелиссе явно хотелось командовать самой, но, похоже, Джорджу удалось это сделать быстрее. И она смирилась.
– Ну, хорошо. Хорошо. Я скоро вернусь, а вы немного поиграйте.

Мелисса взяла у Антона ключ от машины и уехала. Она вернулась минут через сорок. Когда она вошла в дом, то картина, которую она увидела, потрясла её: Антон и Джордж, обнявшись, спали на диване. При этом Антон спал, облокотившись на спинку дивана, а Джордж, как маленький, лежал у него на руках, подложив одну руку себе под голову, а другой, обнимая Антона за шею. Глядя на них, Мелисса вдруг почувствовала, что устала быть мамой и папой одновременно. Она захотела уйти с работы и быть с ними дома. Стирать, готовить обед, и чтобы они слушались, когда она будет командовать. Мелисса сняла туфли и тихо, стараясь их не разбудить, внесла в дом продукты.

На цыпочках она прошла на кухню, надела фартук и начала готовить салат и пельмени. Ей хотелось понравиться Антону, но готовить она, честно говоря, ещё не научилась. И тем не менее…

Антон и Джордж продолжали спать, несмотря на запахи поджаренных гренок, пельменей и кофе, распространявшиеся из кухни. Вдруг Мелисса услышала плачь, проснувшегося Джорджа. Он, видимо, спал так крепко, что не успел проснуться и сбегать в туалет и, к своему стыду, малыш… обдулся. Естественно, что и Антон тоже намок. Он проснулся и не знал, что делать – злиться, смеяться или что… А Джордж перестал реветь и, продолжая оставаться на руках у Антона, заявил:
– Ты не волнуйся. Я немножко вспотел.

Услышав это, Мелиссе стало смешно от удачной шутки Джорджа и она начала смеяться счастливым смехом во весь голос. Рассмеялся и Антон. Такими смеющимися их застала вернувшаяся Людмила Петровна. Узнав в чём дело, она унесла Джорджа переодеваться, а бедный Антон так и остался в мокрых штанах. Он уже было хотел уехать – переодеться, выгулять Лорда и лечь спать, но Мелисса не отпустила его прежде, чем он поел. После того как они вместе пообедали, Антон уехал, пообещав, что к вечеру, по дороге в госпиталь, он заедет к ним с Лордом.

Джордж, мечтающий о собаке, запросился ехать с Антоном, но Мелисса была неумолима. «Антону нужно переодеться», – сказала она Джорджу, поднимая его на руки. И Антон, под рыдания Джорджа, наконец, уехал. Сидя в машине, он думал о Мелиссе и рассмеялся, вспомнив, как Джордж обдул его и сказал, что он вспотел. Антону было хорошо с ними. Честно говоря, уезжать ему совсем не хотелось.

Антон за пять минут выгулял Лорда. Насыпал ему еду, а сам, не имея сил принять душ, поставил будильник на пять часов вечера. Он позвонил матери и сказал, что вернётся в госпиталь часам к семи.



















ГЛАВА 79
Калифорния
16 мая 1998 года

В пять тридцать Антон подъехал к дому Мелиссы. В этот раз он был на своей машине – «джипе». Сзади возвышалась огромная фигура Лорда. Антон вышел из машины, приказав Лорду сидеть тихо. Он позвонил. Входная дверь ещё не открылась, как он услышал крик Джорджа:
– Мама, мама! Иди скорей! Это папа приехал!

Мелисса открыла. Улыбающийся Антон протянул ей букет красных роз. Мелисса учтиво поблагодарила Антона за внимание и пригласила войти. Антон спросил у Джорджа:
– Так ты хочешь познакомиться с Лордом?

У того от радости заблестели глаза. Антон сказал, обращаясь к Мелиссе:
– Пожалуйста, вы не волнуйтесь. Я буду держать ситуацию под контролем. Лорд очень деликатный парень, но ему нужно освоиться. А вы, молодой человек, прыгайте ко мне на руки. Джордж прыгнул, и Антон, подхватив его и прижимая к себе, подошёл к машине. Он открыл дверь. Когда Лорд выпрыгнул из машины, Джордж оценил его размеры, со страха зажмурил глаза и сжал кулачки. Антон приказал Лорду: «Рядом». Лорд, следуя за Антоном, вбежал в дом. Мелисса тоже слегка испугалась, когда огромная собачья голова уткнулась к ней в грудь и начала обнюхивать её.
– Вы дайте ему что-нибудь, например, пельмень, – сказал Мелиссе Антон.
– Мама, дай собаке пельмень, – продолжая держать один глаз закрытым, прошептал Джордж.

Антон велел Лорду: «Сидеть». Мелисса, тихонько ступая и стараясь не показать, что она боится, достала из кастрюльки пельмень и протянула его Лорду. Тот посмотрел на Антона. «Можно», – сказал хозяин, и Лорд, разинув, свою огромную пасть, высунул язык и деликатно взял пельмень.
– Я. Я… Я тоже хочу это… – зашептал немного осмелевший Джордж.
– Можно.

Джордж слетел с рук Антона. Но, видимо, тут же передумал. Поднимая обе руки вверх, он попросился обратно на руки к Антону. Оправдываясь, Джордж сказал:
– Хочется немного походить «а ручкав».

Пришлось Антону, с Джорджем на руках, и Мелиссой пройти в кухню. Антон взял пельмень и позвал Лорда.
– Ну, что? Ты дашь пельмень Лорду?
– Я буду здесь смотреть, – сказал умненький Джордж, которому не хотелось рисковать.

Но когда Антон протянул Лорду пельмень, и его голова оказалась рядом с Джорджем, Антон почувствовал, как что-то тёплое растекается по его брюкам. Джордж снова его обдул. Теперь, наверное, от страха. Мелисса сдерживалась, чтобы не засмеяться. Её плечи, грудь и живот затряслись. Антон тоже еле сдерживал себя. Но в какой-то момент их прорвало. Они начали смеяться. Да так, что Мелисса бросилась за салфеткой и начала утирать слёзы, покатившиеся из её глаз. Антон затрясся от истерического хохота. А виновник, взяв ручками Антона за щёки, спросил:
– Вы надо мной смеётесь? Да?

Мелисса с Антоном разразились новым приступом смеха. Глядя на часы, Антон, с Джорджем на руках, вышел на улицу, позвал Лорда, открыл ему дверь и тот впрыгнул в машину. Мелисса вышла за ними. Теперь Джордж сошёл с рук Антона.
– Куда папа едет?
– Штаны менять, – сказал Антон, и они снова с Мелиссой застонали от смеха.
– Папе нужно поменять брюки и он должен поехать к дедушке в госпиталь, – подыгрывая Джорджу, сказала Мелисса. – И тебе тоже нужно поменять штанишки.
– Ты приедешь к нам? – спросил Джордж Антона.
– А ты хочешь?
– Я тебя очень люблю. И Лорда тоже. Но он любит пельмени…
– А вы? – обратившись к Мелиссе, спросил Антон.
– Позвони мне из госпиталя. Как там отец. Я буду ждать, – сказала Мелисса, слегка прикоснувшись к руке Антона. Она уже всё для себя решила.

И Антон тоже всё для себя решил. Да. Отец был прав. Эта женщина – его судьба. Недаром он ждал её столько лет.

Он вернулся домой и переодел брюки. На всякий случай он положил в машину ещё две запасные пары брюк. Оставив Лорда дома, Антон уехал в госпиталь, продолжая мысленно разговаривать с Мелиссой и этим маленьким писуном – Джорджем.

В течение дня Антон каждый час разговаривал с матерью. Он знал, что происходит с Борисом. Приехав в госпиталь, Антон переоделся и прошёл в отделение интенсивной терапии, где находился Борис. Руслана была рядом. Антон решил пока не говорить матери про Мелиссу. Он внимательно осмотрел отца, прослушал лёгкие и сердце, проверил показания монитора, сделал кардиограмму. Состояние Бориса было стабильное. Ему нужен был покой. Дома будет лучше. Антон сказал отцу, что завтра он с ребятами привезёт кровать и необходимое оборудование, а вечером перевезёт Бориса домой и будет с ним. Руслана поддержала решение сына. Она была горда, что её мальчик уже вырос и стал принимать серьёзные решения… вот, только бы он женился и имел… деток…









































ГЛАВА 80
Калифорния
17 мая 1998 года

В эту ночь всё было спокойно. У Бориса появилась возможность отдохнуть, если это можно назвать отпуском. Он, получив дозу снотворного, спал. В эту ночь в госпитале происшествий не было. К вечеру все разошлись, и Антон тоже смог выспаться у себя в комнате отдыха.

Наутро приехала Руслана. Она привезла еду для Бориса. Мать не доверяла больничному питанию и готовила Борису сама. Антон, оставив мать с отцом, уехал на машине матери домой. Там он позавтракал, привёл себя в порядок, оделся и позвонил Мелиссе. Антон попросил её выйти к нему на улицу, чтобы они могли поехать и забрать её машину. Он подъехал к дому Мелиссы на своём «джипе». Но «писун-проказник», как его мысленно называл Антон, видимо, запомнив все разговоры взрослых о том, что нужно поехать в Лос Анжелес забрать машину, начал жалобно плакать, что он тоже хочет поехать с папой и мамой. Не помогали доводы о том, что у Антона в машине нет детского сидения. В конце концов, молодость победила и Джордж, устроившись на коленях у мамы, пообещав молчать всю дорогу, затих. Он даже согласился, на всякий случай, надеть дайперсы. Они заехали в детский магазин, где Антон купил детское сидение в машину. Он установил сидение, и, пристёгнутый к нему, Джордж через минуту уже спал.

Антон с Мелиссой ехали рядом. Они несколько раз встретились взглядом и улыбнулись друг другу. По всему чувствовалось, что им хорошо друг с другом. Антон спросил у Мелиссы:
– Как ты думаешь, почему Джордж упорно называет меня папой?
– Я думаю потому, что у меня в комнате в рамке стоит фотография Бориса. Ты сейчас выглядишь почти как твой отец. Джордж много раз видел её и запомнил. Я очень любила твоего отца. Но, когда мы встретились два дня назад после столь долгой разлуки, я сказала, что не представляю себя в роли любовницы, но и никогда не соглашусь на то, чтобы Борис менял свою жизнь. Да и он никогда этого не сделает, потому что любит Руслану.
– Какова же моя роль в этом спектакле? – с горечью в голосе спросил Антон.
– Давай не торопить события. Мы знакомы только второй день. Но если ты хочешь спросить, как я отношусь к тебе, я скажу честно, ты мне очень нравишься. И мне приятно быть с тобой. И Джорджу ты понравился. Это для меня очень важно. Не торопи меня. После того, как я вернулась из России, я ни разу не встречалась, ни с одним мужчиной. И не потому, что я ханжа, а потому, что я уважаю себя.
– Все эти годы?
– Кроме твоего отца, у меня в жизни был только один мужчина. Он обманом овладел мной и, если тебе интересно, я расскажу тебе об этом, но после. Тогда я не знала, что он подлец, и даже собиралась за него замуж…
– Да. Я видел фотографию, которую ты прислала отцу.

Они уже въехали в гараж федерального суда, когда Мелисса спросила Антона:
– Ты хочешь провести сегодня вечер со мной? Или ты должен быть с отцом?
– Нет, я взял на неделю отпуск, – ответил Антон. – Мать будет с ним. Я очень хочу провести этот вечер с тобой. Давай вместе поужинаем где-нибудь в ресторане.
 
В знак согласия Мелисса кивнула и положила свою руку на руку Антона. Он поднёс её руку к губам и поцеловал.

Они вышли из машины. Мелисса разбудила спящего Джорджа и стала вытаскивать его из машины Антона. Проснувшись, он начал капризничать и, сквозь слёзы, говорить, что хочет быть с папой. Антон попросил Мелиссу, чтобы она не волновалась и разрешила ему отвезти мальчика домой.
– Я буду ехать аккуратно, – заверил он Мелиссу.

Ну, что тут было делать? Она согласилась.

Убаюканный в машине, Джордж спал всю дорогу домой. Когда они подъехали к дому Мелиссы, Антон аккуратно вынул Джорджа из сидения и отнёс в его комнату. Мелисса вышла на улицу с Антоном. Они попрощались, договорившись встретиться к семи часам. Но в дом Антон заходить не будет, иначе Джордж опять начнёт рыдать.
 


















ГЛАВА 81
Калифорния
17 мая 1998 года

От Мелиссы Антон поехал в госпиталь. Наспех пообедав в столовой, он прошёл в отделение интенсивной терапии, погрузил на больничную кровать баллон с кислородом, набор необходимых приспособлений, медикаментов и лекарств, которые могут понадобиться в неординарной ситуации. Они с санитаром выкатили больничную кровать и остальные вещи на улицу. Антон подошёл к медицинской машине, стоящей у приёмного отделения. Он попросил знакомого водителя подвести оборудование к нему домой. Всё заняло не более тридцати минут. Они вернулись в госпиталь и перевезли Бориса на каталке в эту же машину. Антон поехал с отцом, а Руслана поехала в машине Антона. Увидев детское сидение, она начала расспрашивать Антона, что это значит, но он, улыбаясь, сказал, что готовит им с отцом сюрприз.

Уже была половина шестого вечера, когда они приехали домой. Переложили Бориса с каталки на медицинскую кровать. Антон быстро подключил все приборы и умчался в душ. Он дольше обычного брился, лучше обычного оделся и без десяти минут семь вылетел из дома.
– Ты не доставай его с расспросами, Руслана, – сказал Борис. – Похоже, что у нашего сына сейчас ответственный период в жизни. Когда время придёт, он сам всё расскажет.

Мелисса ждала Антона. Она была уже одета и крутилась возле окна, поглядывая на улицу. Она договорилась с Людмилой Петровной, что уйдёт с Антоном на весь вечер.

Мелисса оделась в закрытое чёрное платье, которое она купила для вечера в офисе федерального прокурора. Она надела чёрные туфли и нежные украшения из жемчуга. С маленькой сумочкой в руках она выглядела очень эффектно. Антон был поражён в самое сердце, когда вновь увидел её.

Они поехали в ресторан под названием «Джон Доменик» в Ньюпорт Бич. Антон зарезервировал там столик с видом на залив на восемь часов. Их усадили и принесли меню. Они заказали бутылочку итальянского «Кьянти», салат из овощей и филе палтуса. Антон, не убирая улыбки со своего лица, смотрел на Мелиссу. Мелисса подняла свой бокал, они прикоснулись бокалами. Мелисса спросила о состоянии Бориса, сказала, что навестит его после того, как поговорит с Русланой. И предложила выпить за его скорейшее выздоровление. Антон поразился тому, как она хорошо разбирается в русских традициях.
– У меня был хороший учитель, – не скрывая своего отношения к Борису, сказала Мелисса.
В ожидании салата, она положила обе руки на стол, и Антон моментально накрыл её руки своими. Она не отодвинулась. Ей были приятны ухаживания молодого Горянина.

Весь вечер они шутили друг с другом. Антон рассказывал ей всякие истории из своей практики. Она тоже делилась с ним историями из своей жизни. После ужина они немного прошлись по набережной. Антон взял Мелиссу за руку, но она вынула свою руку. Вместо этого она взяла Антона под руку обеими руками и прижалась к нему всем телом. Когда она устала так идти, Антон положил ей руку на плечо. Ему очень захотелось поцеловать Мелиссу, но он постеснялся.
– Извини, но мне пора домой. Завтра нужно на работу, – сказала Мелисса.

Они подъехали к её дому. Антон вышел из машины, открыл дверь для Мелиссы и, уже не в силах больше сдерживать своих чувств, обнял её и начал целовать в лицо и губы. Мелисса обняла его за голову и ответила ему долгим поцелуем. Антон спросил:
– Мы можем завтра снова встретиться?
– Я уже не могу дождаться завтрашнего вечера, но только если Борис будет чувствовать себя хорошо. Между прочим, если ты хочешь, то приходи днём погулять с Джорджем. Он будет очень рад, – добавила Мелисса.

Возвратившись домой, Антон осмотрел отца. Борису было значительно лучше, но Антон не разрешил ему лишний раз вставать с постели: только в туалет и обратно. В спальне, где находился Борис, балконная дверь была раскрыта настежь, только сетка препятствовала проникновению в комнату насекомых, и воздух был чистый с запахом цветов. Руслана была с Борисом всё время. Она только спускалась в кухню, чтобы приготовить поесть.

Весь следующий день Антон продолжал внимательно следить за состоянием Бориса – давал лекарства, прослушивал сердце и делал кардиограмму. Постепенно всё приходило в норму. Антон сказал родителям, что если так дело пойдёт дальше, то через пару дней больничную кровать можно будет увезти. Главное сейчас – это покой. Втайне от матери, Антон рассказал отцу, что встречался с Мелиссой и познакомился с Джорджем. Когда он дошёл до того места, как Джордж его дважды обдул, то Борис начал смеяться, да так, что из кухни прибежала Руслана и отругала Антона, что тот не щадит отца. Напротив, оправдывался он перед матерью, смех – это тоже лекарство. Но она прогнала его из комнаты. Тогда Антон сказал, что идёт на прогулку с Лордом, а сам посадил пса в машину и поехал к Джорджу.

Увидев Антона, Джордж обрадовался. Но когда он обнаружил Лорда, то весь сжался и попросился на руки к Антону. Малышу очень хотелось поиграть с собакой, но ему было очень страшно, ведь Лорд был такой огромный. Постепенно, немного привыкнув, он свесился с рук Антона и, зажмурив глаза, дотронулся до головы собаки. Убедившись, что Лорд не лает и не рычит, Джордж, осмелев, спустился с рук и даже дал Лорду несколько пельменей, оставшихся с прошлого раза. Теперь Джорджа нельзя было оторвать от собаки. Он начал бегать с Лордом по дому, бросать ему мячик и даже гладить. Джордж был горд тем, что преодолел страх. «Мой друг, Лорд», – говорил он, обращаясь к собаке.

Побыв часа два в доме Мелиссы, Антон с Лордом, под рёв Джорджа, который не хотел, чтобы папа уходил, уехали домой, на прощанье, пообещав приехать завтра.

Вечером Антон, пообещав родителям вернуться не позднее половины десятого, поехал к Мелиссе. Она только приехала с работы и была уставшей. Но, увидев Антона, усталость её мгновенно прошла. Джордж, забравшись на руки к Антону, рассказал матери, как он подружился с Лордом. Антон предложил Мелиссе поехать куда-нибудь поесть, пообещав, что завтра он приедет часов в пять поиграть с Джорджем и дождётся её приезда. Они решили пойти в ресторан «Клэм Джампэрс», находящийся на противоположной стороне улицы. Этот ресторан известен размерами тарелок и порций. Антон и Мелисса взяли салат-бар, заказали по бокалу красного вина и одну на двоих порцию второго. Им было хорошо друг с другом, и в воздухе было то самое электричество, которое возникает между людьми, когда они только начинают встречаться и нравятся друг другу. Антон любовался Мелиссой. Каждым её движением, каждым её словом и звучанием её голоса. Он ловил её взгляд. У Антона, как у большинства молодых врачей в Америке, было настолько загруженное и интенсивное обучение, а потом – каторжный труд в ординатуре, что, честно говоря, он не успел в молодости по-настоящему «погулять». В университете у него была подруга, с которой он жил. Это была капризная особа с непредсказуемым характером и абсолютная неряха. Её вещи были всегда разбросаны по квартире, которую они снимали, а грязная посуда оставалась в раковине до тех пор, пока Антон её не перемоет. Остальные его связи с женщинами были случайными и, кроме сожаления на следующее утро, других чувств не вызывали.

Теперь, когда он встретился с Мелиссой, всё было иначе. Да. Он раньше видел её фотографию. И он мечтал о ней. Но мечтал, как о сказке. Она не была для него реальностью. Теперь, наяву, ему нравилось в этой женщине всё. Её внешность, манеры, умение себя держать. Антона поразило, что у неё в спальне стоит узкая односпальная кровать. Но больше всего поразила Антона её верность Борису. Эта женщина сделала всё, чтобы быть недалеко от Бориса, и, в то же время, за все эти годы, не предприняла ни одной попытки связаться с ним, понимая, что это разрушит его отношения с Русланой. Но несколько вопросов для Антона оставались открытыми. Каково его место в этой, мало сказать сложной, запутанной жизненной ситуации? Какими будут его отношения с отцом? Как поведёт себя Руслана, когда узнает о Мелиссе и Джордже? И всё же, несмотря ни на что, он хотел серьёзных отношений с Мелиссой и хотел стать настоящим отцом своему сводному братишке.

Для Мелиссы эта ситуация тоже была далеко непростой. Как она выглядела в глазах этого человека, в которого влюбилась с первого взгляда? Мелисса осознавала, что любовь к Антону была, в своей основе, продолжением любви к Борису. Антон заменял, по сути своей, Бориса в настоящем времени. Бориса молодого и свободного. Тот Борис, которого она любила, любила до безумия, остался там, в России, а здесь он стал Антоном. Но как это сказать Антону? Какими будут их отношения с Антоном? Как Руслана отнесётся ко всему происходящему? Как быть, если Джордж привыкнет к Антону, а у неё с ним отношения не сложатся? Какое место в их жизни займёт Борис? И в то же время, она чувствовала, что её любовь к Борису преобразилась, она вспыхнула с новой силой и перешла на Антона. Мелиса вновь ощутила в себе то чувство, которое она испытывала к Борису. Чувство беспредельного желания быть рядом, ощущать каждой клеткой своего тела близость этого человека, которого она впервые увидела всего три дня назад. Конечно же, Мелисса чувствовала отношение Антона. Она радовалась тому, что встретила его, но больше всего Мелисса боялась потерять его.

Закончив ужин, они вышли из ресторана. Антон прикоснулся к руке Мелиссы. Она тут же взяла его за руку. Так они подошли к машине, стоящей под раскидистой магнолией. Антон открыл дверь для Мелиссы. Усадил её. И, не в силах больше сдерживать свои чувства и желания, стал целовать Мелиссу. Она, в свою очередь, обняла Антона и ответила на его ласку.
– Мелисса, милая. Поедем куда-нибудь. Я умираю от любви к тебе. Я хочу тебя, – прошептал он хриплым от волнения голосом.
– Я тоже, – замирая от счастья, в ответ Антону шепнула Мелисса.

Внезапно отстранившись от него, она стала серьёзной и решительно произнесла:
– Тони, милый. Пожалуйста. Не надо. Ты хочешь знать, люблю ли я тебя? Очень люблю. И именно поэтому я боюсь потерять тебя. Вдруг тебе что-то не понравиться и ты потеряешь ко мне интерес? Ты мне даже ни разу не сказал, есть ли у тебя девушка? Я же ничего не знаю о тебе, и ты не знаешь обо мне. Поверь мне. Я испытываю к тебе самые нежные чувства. Как долго это будет продолжаться? Как долго ты будешь любить меня? И я не свободна. Пожалуйста, не забывай, что у меня есть Джордж.

Антон снова обнял Мелиссу и стал шептать ей на ухо, перемешивая слова и поцелуи.
– Милая Мелиссочка, я помню, что у меня есть братик-сынок. А мы сделаем для него сестричку. Ты хочешь, чтобы у Джорджа была сестричка?
– Очень хочу. Я даже знаю, как мы её назовём. Её имя будет Мила или Милана. Потому что ты для меня милый. Я очень хочу, чтобы у нас была девочка. Я тогда не буду работать, а буду ухаживать за вами. Ты ещё не знаешь, как я вкусно варю пельмени из русского магазина, – ответила Мелисса, тихонько засмеявшись, как могут смеяться женщины, которые чувствуют, что они желанны и любимы.

Антон ещё сильнее прижался к Мелиссе. Она физически ощутила твёрдость его намерений сделать сестричку Джорджу прямо сейчас. Она понимала его чувства и, кстати, разделяла их. Но ей было страшно:
– А вдруг ты бросишь нас? Что тогда я буду делать с двумя детьми?
– С тремя. Ты же только что сказала, что готова бросить работу и ухаживать за нами. Так что тебе, дорогая, теперь придётся иметь на руках троих. А если у нас будут ещё детки? Что тогда?
– Ты шутишь, а мне что делать? Пожалуйста, дай мне время. И себе.

Мелисса снова обняла Антона и сама начала целовать его.
– Ты же чувствуешь моё отношение к тебе. У меня нет любовника. Я вообще не имела мужчину с тех пор, как… Тони. Мы ещё успеем наговориться. Мне завтра надо на работу. И Джорджа надо уложить спать. Я знаю. Он ждёт меня.

Когда они подъехали к дому Мелиссы, она повернулась к нему всем телом. Снова обняла его голову. Прижалась к нему. И сказала:
– Я так не хочу, чтобы ты уезжал. Мне так спокойно с тобой. Ты нужен мне, Тони. Ты нужен мне как мужчина. Как отец моих детей. Как друг.
– Ты такая красивая.
– Это я для тебя красивая, а ты для меня, – она сама поцеловала Антона и просящим голосом сказала ему на ухо, целуя его: – Приезжай завтра в это же время. Только в дом не заходи. Жди меня на улице. Джордж очень страдает, что мы уходим без него. И, пожалуйста, передай привет отцу.
– Я буду ждать тебя.

Мелисса выпорхнула из машины. Подходя к двери, она повернулась и помахала рукой Антону, продолжающему глядеть ей вслед. Когда Мелисса закрыла за собой дверь, Антон, всё ещё ощущая на своих губах вкус её губ, улыбнулся счастливой улыбкой мужчины, который чувствует, что любим женщиной, которую любит.







ГЛАВА 82
Калифорния
23 мая 1998 года

Всю неделю Антон провёл с отцом. Состояние Бориса стабилизировалось. Он уже не нуждался в медицинской помощи. Конечно, ему требовался уход, но он сам осторожно вставал со своей кровати, чистил зубы, брился и принимал душ. В это время Антон выгуливал Лорда, делал Борису лёгкий завтрак – овсяную кашу на воде и без масла, кусочек колбасы и тёплый чай. Антон завтракал сам, мыл посуду и кормил Лорда.

Как-то Антон поднялся с Лордом в комнату Бориса. Увидев Бориса, Лорд, которого к нему всё это время не пускали, обрадовался, облизал ему руки и, положив на грудь Бориса голову, замер. Он бы залез на кровать, но его не пускали, он знал это и потому не нахальничал. Помыв руки после общения с Лордом, Борис вернулся в кровать и лёг. Антон сел на стул, стоящий рядом с кроватью, и внезапно попросил отца рассказать о том, как он познакомился с его матерью.

Борис, не торопясь, с подробностями начал рассказывать Антону всё, начиная с поезда, в котором они ехали на целину. Борис рассказывал, а сам вспоминал подробности их встречи. Он вспомнил деревню, в которой они жили. Барак. Вспомнил поездки в Фёдоровку за цементом. Рассказал он Антону и о Фриде. О раненом офицере. О своей болезни. Борис рассказывал, а воспоминания сами возвращались к нему, как будто это происходило не с ним, а с кем-то другим. Борис видел себя со стороны. Раньше он не задумывался над происходящим, но теперь, когда для него прозвучал «первый звонок», он внезапно осознал, что Фрида тогда могла забеременеть от него. Борису захотелось найти её. Поговорить с ней. Прошло столько лет… И в этот момент Борис понял, что наступает старость. Он замолчал. Устав от рассказа и воспоминаний, он заснул.

Антон спустился в кухню. Приготовил завтрак и, пока Борис спал, поел сам. Антон не мог сосредоточиться на чём-то конкретном. Он слонялся по дому. Ждал, когда проснётся Борис. Ждал, когда вернётся с работы мать… Антон просто ждал, когда наступит вечер. Ждал, когда снова увидит Мелиссу. К шести часам пришла мать, и Антон покормил её. Руслана удивилась. Она шестым чувством поняла, что это неспроста. Теперь нужно ждать перемен. Когда Антон, вырядившись, куда-то умчался, она ясно осознала, что в его жизни, кажется, наступают те самые перемены, которых она ждала.

Так пролетело две недели. Каждый вечер Антон встречался с Мелиссой. Выходные дни они проводили с Джорджем. Им было легко и хорошо друг с другом.

В понедельник, 1 июня, Мелисса позвонила с работы и записалась в салон к Руслане на пятницу, 5 июня, на пять часов. Она была последним клиентом.

В пятницу, в назначенное время, Мелисса пришла в салон. Её лучистые глаза светились молодостью и счастьем. Мелисса выглядела великолепно. Руслана удивилась, когда Мелисса обняла её и, вместо того, чтобы заняться причёской, пригласила пойти куда-нибудь посидеть. Руслана предложила зайти в небольшой греческий ресторанчик, находящийся в этом же торговом центре. Они подошли к маленькому, на двоих, столику в углу зала. Официант принёс им меню. Руслана молчала, ожидая объяснения от Мелиссы, – что это всё значит. А Мелисса не могла собраться с мыслями. Она положила свою руку на руку Русланы и, глядя ей в глаза, молча улыбалась. Наконец, Руслана не выдержала. Она понимала, что Мелисса не может начать говорить. Тогда она, как можно тактичнее, спросила:
– Что-то случилось? Ты хочешь поговорить со мной?
– Случилось, – сияя лучистыми глазами, прошептала Мелисса. – Мама Руслана, я влюблена.
– Влюблена? Кто он? А я так хотела тебя познакомить с моим сыном, но он и слышать не хотел. Так кто же он?
– Твой сын. Тони.
– Тони? Как вы познакомились? Где? Не может быть! Я так счастлива. Почему он ничего не говорил мне? Это нечестно! Вы оба знали и скрывали. Это нечестно. Я так люблю вас всех, а меня игнорируют. Вот и мой Борис! Он получил инфаркт, потому что всё держит в себе и ничего мне не рассказывает. Он рассказывает мне только тогда, когда у него возникают проблемы. А как к тебе относится Антон?
– Мне говорит, что любит… Руслана. Но это ещё не всё, – уже серьёзным голосом сказала Мелисса.

В это время официант принёс им заказ: кусочки нарезанного мяса – гиро, гарнир, состоящий из риса, нарезанных и поджаренных на гриле овощей и соуса. Кроме того, он принёс горячие греческие лепёшки «пита». Мелисса спросила у официанта, есть ли в ресторане русская водка. Она попросила принести две рюмки и заказала квашеную капусту, солёные огурцы и помидоры. Всё время, пока официант приносил им дополнительный заказ, они обе молчали. Руслане было обидно, что ей ничего не рассказывали, но, в то же время, она была рада, что Антон, наконец, наладит свою жизнь.

Принесли водку и закуску. Они подняли рюмки. Руслана сказала:
– За твоё счастье! – и выпила всю рюмку сразу. Одним глотком. Также выпила и Мелисса. Обе, не сговариваясь, накололи вилкой по куску солёного помидора и закусили.
– Мелисса? Где ты научилась так пить водку? Так пьют только русские.
– В Тольятти.
– Где-где? Где… ты сказала?
– В Тольятти.
– Когда ты была в Тольятти? Ты никогда мне об этом ничего не рассказывала.
– Я не рассказывала потому, что у нас никогда не заходил об этом разговор. Я же никогда не знала твоей фамилии. Я не знала, как зовут твоего мужа. Ты никогда не называла сына русским именем. И я никогда не видела их фотографий. Правда?
– Правда. Да это так.
– Руслана? Ещё по одной?
– Давай, дочка. Я чувствую, что мы с тобой сегодня загуляем.

Мелисса подозвала официанта и попросила его повторить заказ. Он мигом принёс им ещё по рюмке. Теперь Мелисса подняла рюмку. Она сказала:
– Давай выпьем за тебя, за твоего мужа и чтобы вы оба были счастливы друг с другом.

Они чокнулись, выпили и закусили.
– Ты ешь. Ешь, давай. А не то мы тут с тобой дадим жару, – поучала Руслана.
– Ничего. Мы ещё выпьем?

Они немного поели. Руслана и Мелисса, обе, слегка захмелели. Мелисса подозвала официанта. Она обратилась одновременно – по–русски к Руслане и по–английски к официанту:
– Бог любит троицу. Please, bring two more shots of vodka. (127)

Руслана не пыталась возражать. Она уже чувствовала, что история Мелиссы только начинается. Официант ушёл. Руслана повторила вопрос:
– Так как ты попала в Тольятти?
– В сентябре 93-го года. Когда там начиналась гражданская война.

Принесли водку. Мелисса подняла рюмку:
– Я снова хочу, чтобы мы с тобой, Руслана, выпили за мир и любовь в твоей семье, в жизни с Борисом. Чтобы вы жили вместе долго и счастливо.

Тут Руслана обратила внимание на то, что Мелисса назвала её мужа по имени. Они чокнулись. Выпили и закусили. Водка делала своё дело. Руслана сказала Мелиссе:
– Мы тут, похоже, хорошо посидим. Давай позвоним Тони, чтобы он за нами приехал.

Мелисса взяла свой мобильник и набрала номер Антона. Антон, естественно, был дома с отцом. Он увидел номер Мелиссы и немедленно ответил.
– Тони! Это Мелисса, – слегка заплетающимся языком, она старательно выговорила эту фразу.
– Я знаю. А разве ты ещё не на работе?
– Я ушла сегодня раньше. Мы с мамой Русланой сидим в греческом ресторанчике возле твоей мамы. Как твой отец себя чувствует?
– Что вы там делаете? Я слышу по твоему голосу, что вы хорошо выпиваете.
– Разговариваем.
– Пьёте?
– У нас разговор очень серьёзный. Да. Мы немножко выпьем. Так надо. Иначе у нас разговор не получится.
– Почему вы меня не пригласили. Я бы тоже погулял вместе с вами.
– Тони. Если ты можешь оставить отца одного, то приезжай, пожалуйста, чтобы отвезти нас домой.
– Конечно. Папа чувствует себя хорошо. Я приеду. Когда?
– Через час.
– Я люблю тебя. Ты там не очень. И маме не давай. Она может много выпить.
– Я тебя тоже. Через час.

Руслана слушала этот разговор. Ей было странно, что эта женщина разговаривает с её сыном, а она сидит и слушает, как посторонняя. Это же ЕЁ сын. Ей стало грустно. Она понимала умом, что так и надо. Что это жизнь. Что сын уже вырос. Но это ЕЁ сын. Её ребёнок. Она подозвала официанта и повторила заказ. Он мигом вернулся с двумя рюмками.
– За вас с Антоном. Чтобы у вас всё получилось, – подняла рюмку Руслана. – Ты уж, дочка, смотри за ним. Тебе быть хозяйкой.
– Спасибо. Мама Руслана. Можно, я буду тебя называть просто мамой, а не в шутку мамой Русланой? – слегка заплетающимся языком спросила Мелисса.
– Можно, доченька, – сказала Руслана и вытерла глаза, которые как-то сами вдруг увлажнились. Её губы сморщились, но она не заплакала, а так…
– Так продолжай рассказ о Тольятти.
– Ну что ж, слушай.

И Мелисса, расчувствовавшись от водки и ситуации, подробно рассказала Руслане всё, что произошло с ней там, в России. Она говорила, но не называла имени человека, который был там с ней. Несколько раз она прерывала рассказ, обливаясь слезами. Она вытирала глаза салфетками и продолжала свою откровенную историю. Рыдала и Руслана. Ей было ужасно жалко Мелиссу. Они немного закусывали, но продолжали гонять официанта. Руслана начала вспоминать, что Борис рассказывал ей, когда вернулся в последний раз из России. И какая-то внутренняя тревога стала заползать к ней в душу. Но она давала возможность Мелиссе выговориться и выплакаться. Когда Мелисса дошла до того места, как она рассталась с этим человеком во Франкфурте, Руслана спросила у Мелиссы:
– Так вы не виделись с ним с тех пор?
– Нет.
– А ты не писала ему?
– Только дважды послала фотографии. Один раз, когда была в больнице. А второй раз, когда родился Джордж.
– И это всё?
– Всё. Я никогда не делала попытки разрушить его семью. Ведь он любит свою жену. И она любит его.
– А ты? А твой сын? Как ты попала в больницу?

Когда Мелисса начала рассказывать о том, что произошло с ней в Женеве, то Руслана уже рыдала почти в голос.
– Так ты так и не видела его, и он не видел своего сына?
– Видел сына, – ответила уже совершенно пьяная Мелисса. И для убедительности кивнула головой.
– Где? Когда?
– В пятницу.
– В эту пятницу?
– Нет. Две недели назад.
– Так он что, не любит тебя?
– Нет. И я не могу его любить. У него семья. Жена и сын.
– А ты, что же?
– Влюбилась в его сына.
– Так это был Борис?
– А ты что не поняла? – с удивлением в голосе спросила Мелисса.
– Ну, ты и хороша! Никогда не рассказывала мне.
– Что? Что я должна была рассказывать? Что меня чуть не изнасиловали бандиты в России и твой муж спас от смерти нас обоих, а потом – как зверствовал мой жених?

Руслана подвинула стул к Мелиссе и, обнявшись, они в голос зарыдали. Официант уже хотел выпроваживать их, но тут вошёл Антон. Он увидел мать и Мелиссу совершенно пьяными. Что ему оставалось делать? Он расплатился с официантом, вывел Руслану и усадил её в машину, затем нежно взял на руки свою пьяную Мелиссочку и отнёс её в машину. Она помогала ему, обхватив его голову руками и целуя его. Тут Руслана захотела увидеть маленького «Жорика». И Мелиссе тоже эта идея показалась отличной.

Они приехали к Мелиссе. Вошли в дом. Малыш выбежал навстречу. Он бросился на руки к Антону с криком: «Папа приехал!». Затем он увидел мать с незнакомой женщиной и застеснялся. Руслана поразилась, насколько ребёнок похож на Антона, когда тот был в его возрасте. В тот момент, с пьяных глаз, она ещё как-то не разобралась, что отец мальчика был не Антон, а Борис. Внимательно глядя на Джорджа и разведя руки для объятий, она спросила его:
– А с бабушкой ты не хочешь познакомиться?

Джордж посмотрел на уже «хорошую» Руслану и спросил у полностью «хорошей» матери:
– А кто эта тётя?
– Это твоя бабушка Руслана, – растягивая слова и кивая головой, сказала Мелисса.

Пока они знакомились, в комнате появилась Людмила Петровна. Она быстро сообразила, в чём дело, и понеслась на кухню накрывать на стол. Антон позвонил отцу спросить, как он там и не нужно ли ему чего. Борис ответил, что он в порядке. За него можно не волноваться. Он знал от Антона, что Мелисса и Руслана встретились. Для него лучше будет отсидеться в стороне.

На следующее утро, в субботу, Мелисса не могла поднять голову. Сказалось «отсутствие тренировки». Она пришла в себя только к середине дня. Приехавший к ним Антон принялся ей помогать. Баба Люда, видя это, ушла гулять с Джорджем, оставив Мелиссу наедине с Антоном. Она сказала им, что они вернуться через два с половиной часа. Когда они с Джорджем вернулись, то увидели, что Антон с Мелиссой перетащили односпальную кровать из спальни Мелиссы к Джорджу в комнату. Они сказали:
– Он уже большой, и ему уже можно спать на «взрослой» кровати.
– Он уже большой мальчик, – повторила баба Люда.

Детскую кровать Джорджа они разобрали и аккуратно сложили – «на всякий случай», а сами оправились в ближайший магазин покупать новую кровать.
– Там сейчас распродажа, – объяснили они Людмиле Петровне.
– Да, там сейчас распродажа, – как эхо повторила за ними баба Люда.

Не вышла на работу и Руслана, хотя у неё были записаны клиенты. Она довольно быстро пришла в себя. Дело-то привычное. Но на работу так и не пошла, решив серьёзно поговорить с Борисом. Потом, сообразив, что прошлого не вернуть, а Антоша с Мелиссой любят друг друга, решила спустить всё на тормозах. Тем более что Мелисса ей давно нравилась. И всё у них с Антоном будет хорошо. Руслана подошла к Борису, поднесла к его носу крепко сжатый кулак и сказала:
– Твоё счастье, что я ничего не знала. А не то бы прибила тебя за предательство.

Борис, сообразив, что Руслана с Мелиссой уже во всём разобрались, тоже решил не развивать скользкую тему. Сославшись на слабость, он закрыл глаза, притворившись, что спит… И заснул. Когда он проснулся, то увидел Руслану. Она сидела на стуле и смотрела на него. Она явно успокоилась. Руслана убедилась, что её семье ничего не угрожает. Сын женится. Люди берут женщин и с двумя детьми, а тут как-никак братик, подумала она. Ну, вылитый Антоша, когда был маленький. Она вспомнила маленького Антона. Вспомнила маленького Джорджа и ей захотелось снова увидеть малыша.

Когда Борис проснулся, она спросила его:
– А почему бы нам не съездить с Лордом, посмотреть, как там «Жорик» поживает?

Борис, который уже выходил на улицу, встал с кровати, привёл себя в порядок, и они поехали к Мелиссе. Когда они подъезжали к её дому, то увидели машину Антона с привязанным на крыше широким матрацем. Антон и Мелисса вносили в дом пакеты из магазина спальных принадлежностей. Они поздоровались. Отталкивая хозяев, первым в дом влетел Лорд. Он уже успел привыкнуть и ждал, когда ему снова дадут пельмени. Джордж обрадовался, что к нему приехали «дедуська с бабуськой».

Руслана, видя, что дети заносят новый широкий матрац, кинулась на кухню – помогать Людмиле Петровне накрывать на стол. Борис не мог угомонить расшалившихся Джорджа и Лорда. Антон с Мелиссой, пока перетащили всё наверх, установили раму и положили на неё основание, а потом и сам матрац, периодически отвлекались на поцелуи. Затем Антон пошёл вниз «наводить порядок», а Мелисса начала застилать кровать. Она взяла с Антона слово, что они оба не будут пить. «Нам нужен здоровый ребёнок», – сказала она Антону.

За столом, когда все собрались и начали отмечать покупку, Руслана первой обратила внимание, что Антон с Мелиссой себе не наливают. Она всё поняла. И не ошиблась. В эту ночь Антон не ночевал дома. Он переехал к Мелиссе.















ГЛАВА 83
Калифорния
7 июня 1998 года

Антон появился дома только к вечеру следующего дня. Он выглядел так, как ему и положено было выглядеть: немного смущенным и глупо улыбающимся. Он сказал родителям, что сделал Мелиссе предложение, и она его приняла. Он купил ей подарок. С этими словами он достал красную бархатную коробочку, в которой лежало красивое кольцо с бриллиантом в два карата. Родители, естественно, поздравили его и спросили:
– А где же невеста?
– Они уже едут.

Руслана с Борисом бросились переодеваться.

Через несколько минут весь их домик заполнился визгом Джорджа, который кинулся вдогонку за Лордом. Огромный пёс носился по всему дому, сшибая всё на своём пути, а за ним, не разбирая дороги, мчался Джордж. Мелисса расцеловалась с Русланой и осторожно подставила лоб Борису, который поцеловал её, под пристальным взглядом Русланы. Мелисса сказала, что они с Людмилой Петровной едут в аэропорт, встречать её отца, а пока, если можно, Джордж побудет у них. Мелисса спросила Джорджа, останется ли он с бабушкой и дедушкой, но малыш, разгорячённый беготнёй, наоборот, решил, что его не оставляют с ними. Он расплакался, сказав, что хочет остаться. А как только разобрался, мигом успокоился и, с новыми силами, помчался вслед за Лордом. В общем, всё начало входить в нормальную колею.

Пока Мелисса привезла отца, прошло два с половиной часа. За это время Руслана с Антоном накрыли праздничный стол. Борис, на правах выздоравливающего, отлынивал от работы. Он наблюдал за Джорджем. Сидя в кресле и глядя на этого «пацанёнка», Борис только сейчас понял, насколько он любит своего сына-внука. Всё хорошо, что хорошо кончается. Он очень жалел, что обстоятельства не позволили ему общаться с Джорджиком с самого дня его рождения.

К тому времени как Мелисса с Людмилой Петровной привезли отца, Борис уложил Джорджа спать на кровати Антона. Успокоился и Лорд. Все сели за стол. Антон официально, опустившись на одно колено, попросил у сэра Чарльза Спенсера руки его дочери леди Мелиссы Спенсер. Получив согласие, он надел на палец Мелиссы кольцо. Все снова начали целоваться и поздравлять друг друга. Сонного Джорджа Антон унёс в машину, а отца Мелиссы временно поселили у Бориса с Русланой в комнате Антона.

Свадьбу назначили на начало декабря. По просьбе Мелиссы, они решили венчаться в англиканской церкви. Антон, понимая, что для Мелиссы это очень важно, быстро согласился, хотя ему было всё равно. Он был атеистом. В конце концов, у них будет красивая свадьба.

Дружно, теперь уже большой семьёй, они отпраздновали день рождения Джорджа. Ему исполнилось четыре года. Сразу после этого события началась подготовка к свадьбе. Для начала, все принялись брать уроки танцев. Мужчины самоустранились, а женщины стали активно выбирать место для свадебного ужина, меню, цветы, пригласительные открытки, фасоны платьев и костюмов. Начались бесконечные обсуждения. Антон с Мелиссой надумали отправиться в свадебное путешествие на морском лайнере в двухнедельный морской тур вокруг Гавайского архипелага. Хорошо, хоть вопрос о маникюре и причёсках решался просто.

Борис начал разыгрывать пальцы игрой на скрипке, которую он давно не держал в руках. Он окончательно оправился после инфаркта и приступил к работе. Как и прежде, он с Лордом ежедневно ездил на стройку. Иногда к ним присоединялись дедушка Чарльз и внучек Джордж. Сэр Чарльз начал задумываться о вложении денег, полученных от продажи лондонского дома, в земельные участки. Цены на недвижимость росли, поэтому такое вложение казалось ему перспективным. Уверовав в успех, с помощью Бориса, который стал его партнёром, он вложил деньги в четыре участка для строительства.

Прошло семь месяцев с тех пор, как Борис встретился с Мелиссой. Пришёл декабрь, и, наконец, наступил день свадьбы Мелиссы и Антона.

С утра началась суматоха. В обоих домах все носились, одновременно натыкаясь друг на друга. Телефоны звонили без остановки, перезванивая один другого. Никто не должен был садиться, потому что изомнётся костюм или платье. Сэр Чарльз Спенсер оделся так, как может одеться только лондонский денди. Причем, настоящий. В церкви Мелиссу к алтарю вёл сэр Чарльз. Леди Мелисса шла под руку с отцом, как её учили идти в швейцарской «бордиг скул». Антон стоял у алтаря рядом со своими родителями. Он наклонился к отцу и шепнул ему:
– Я всё-таки дождался её, папа.
– Будь счастлив, сынок, – ответил Борис, дрожащим от волнения голосом.
– Прекратите. Как вам не стыдно! – шикнула на них Руслана.

Как прошла церемония в церкви, никто уже не помнит. Когда она закончилась, «молодые» сели в лимузин, а остальные гости заполнили два автобуса. Все поехали в город Лагуна Нигель в отель «Ритц Карлтон». Там их ждал праздничный ужин. Гости ещё со вчерашнего дня заехали в эту гостиницу, где планировали оставаться до воскресенья.

Руслана всё время дергала Бориса, чтобы тот сидел тихо и не выступал. Свадебным вечером руководил сэр Спенсер. Когда начали дарить подарки, отец Мелиссы преподнёс молодым ключ от виллы, одной из тех, которые достраивал Борис. Они заранее договорились о таком подарке.

В момент затишья Борис вышел на середину зала, взял в руки скрипку и заиграл. Сначала он сыграл «Свадебный марш» Мендельсона, а потом – «Муки любви» Крайслера. Окончив играть «Муки любви», не останавливаясь, Борис заиграл «Ночную серенаду» Шуберта. Мелисса всё поняла. На неё нахлынули воспоминания и она, казалось, без видимой причины, крепко обняла сына.

Потом начались танцы. Борис танцевал с Русланой. Отец Мелиссы не переставал танцевать с Людмилой. Он уже успел переехать в дом к Мелиссе, и они с Людмилой поселились в нижней большой спальне.

Объявили «Белый вальс». Мелисса подошла к Борису. Она остановилась перед ним.
– How do you do? (128) – с утрированным британским акцентом и глазами, полными слёз, сказала Мелисса и протянула Борису руку, но не для рукопожатия, а для поцелуя. При этом она, как-то по-особенному, слегка повернула голову налево и набок, что сделало её просто очаровательной.
– How do you do? (129) – с утрированным русским акцентом, улыбаясь, ответил Борис и поцеловал протянутую ему руку с такой галантностью, на которую был способен только английский лорд.

Они начали танцевать.
– Все эти годы я каждый день думал о тебе. Я вспоминал каждый миг, – сказал Борис.
– Я тоже, – сказала Мелисса.
– Я люблю тебя, так же, как любил тогда.
– Я тоже. Я люблю тебя так же, как и любила. Но сейчас я люблю тебя ещё больше. Я люблю тебя за наше с тобой прошлое. Я люблю тебя в настоящем. В твоём сыне и моём муже. Я буду любить тебя до конца моих дней в нашем с тобой сыне. А теперь я ношу твою внучку, дочь твоего сына. Нашу дочку я назову Милой. В честь моего самого Милого.
– Ты беременна? – с радостью в голосе спросил Борис.
– Да, – ответила она и улыбнулась. – Какое это счастье ждать ребёнка!

Танец окончился. Мелисса поклонилась Борису. Она снова протянула ему руку для поцелуя. Он прикоснулся губами к её, как всегда, холодным пальцам. Мелисса нашла глазами Антона, подошла к нему и, обняв двумя руками за шею, шепнула:
– Милый. Давай выйдем.

Они вышли на балкон гостиницы. Перед ними до самого горизонта стелилась светло-синяя гладь океана. Барашки волн, шурша о песок, накатывались на берег. Огромное, красное, какое может быть только в Калифорнии, солнце опускалось в океан, прячась за Каталинские острова. Мелисса с Антоном, обнявшись, глядели на закат. О чём они думали? Наверное, каждый о своём и об их общем счастье.

Впереди у них была жизнь. Обычная жизнь. С удачами и потерями. С дождливыми и ясными днями. Со встречами и расставаниями. Так пошли же им Бог, счастье, вот так нежно обнявшись, ещё долгие годы наслаждаться закатами и любовью друг к другу.



































ГЛАВА 84
Москва
12 января 2009

12 января 2009 года в Москве, в Большом Кремлевском дворце по случаю Дня работника прокуратуры собрались руководящие работники, прокуроры, следователи, ветераны. Среди присутствующих ничем не выделялись генерал-майор юстиции Станислав Иванович Терёхин и генерал-полковник в отставке Иван Фёдорович Филимонов. Долгие годы знавшие друг друга по совместной работе, они случайно оказались в соседних креслах. После приветственных речей, напутствий и концерта они решили продолжить встречу в тихом и уютном ресторане, которыми сегодня изобилует Москва.

Сели за столик в углу. Сделали скромный заказ. И разговорились. Вначале поговорили о прошлом, вспомнили давно пережитое. Как-то случилось, что Иван Фёдорович вспомнил о той служебной записке, которую давно ещё подполковник Терёхин отправил Филимонову на запрос прокуратуры о поездке подполковника Якубовского в США в 1993 году.

Терёхин помолчал, что-то вспоминая, и спросил:
– Товарищ генерал-полковник, вы слышали когда-нибудь об Элдридже Эймсе?
– А кто это?
– Значит, не слышали. Сейчас расскажу. Только с условием: когда мы выйдем отсюда, вы навсегда забудете об этой истории. Я вам ничего не рассказывал.
– Договорились.
– Мы с Владиславом Ивановичем Якубовским дружили ещё с училища. Он был очень способный к языкам. Что мне удавалось выучить за неделю, он схватывал мгновенно.

В это время принесли заказ. Пока официант расставлял тарелки и заполнял хрустальные рюмки, оба офицера молчали. Чокнулись. Выпили. Генерал Терёхин продолжил:

– Должен признаться, что и мне не приходилось часто встречать в нашей литературе упоминания об одном из наиболее активных наших агентов в США – Элдридже Эймсе. Я считаю, что его имя незаслуженно забыто, хотя, в своё время, он занимал достаточно высокое положение в разведке США. Этот господин был завербован нашей разведкой в 1985 году. Уже после первого контакта ему заплатили – 50 тысяч долларов. Тогда это были неплохие деньги. Но мы располагали средствами для оплаты наших людей.

Эймс был весьма активен. Он собирал и передавал информацию с первого дня работы на нас. Его арестовали 21 февраля 1994 года. После ареста он был осужден федеральным судом на пожизненное заключение без права на освобождение. Сейчас он находится в одной из секретных федеральных тюрем. Сведений о нём нет. Последний контакт с Элдриджем Эймсом состоялся в Вашингтоне. Как раз в то самое время, когда ваши бывшие сотрудники по «Агропрому» вели переговоры с «Глобал Ойл» о поставках нефти. Из этой нефтяной авантюры ничего не вышло. А ведь если бы тогда получилось продажа нефти, то ещё не известно, кто был бы нефтяным олигархом, Кравченко или… Но, как говориться, «жадность фраера сгубила». Хотя, в этом случае, вполне вероятно, что не жадность его сгубила, а водка.

По этому поводу я имел беседу с Горяниным в Лос Анжелесе в 1998 году. Представляете, во время дачи показаний перед Большим Судом присяжных он случайно встретился с англичанкой, которую спас тогда в России. Теперь она – американский федеральный прокурор в штате Калифорния.

Терёхин снова замолчал. Они выпили по второй. Немного закусили. И он продолжил:
– Контакты с Элдриджем Эймсом поддерживал ответственный работник службы внешней разведки, работавший под псевдонимом «Влад». «Влад» специально выезжал из Москвы на встречи с Эймсом. На этих встречах «Влад» обычно передавал Эймсу деньги суммами от 20 до 50 тысяч долларов.

Эймс был настолько активен, а информация, которую он добывал, была настолько ценной, что в период с августа 85-го по май 89-го, ему выплатили один миллион восемьсот тысяч долларов.

С 90-го до начала 93-го года личных контактов с Эймсом в США не было. В мае 1993 года Эймс переслал записку, требуя оплату за свои услуги. В июле 93-го состоялся контакт между Эймсом и нашим сотрудником «Владом». В результате контакта произошёл обмен документов и деньг. Это был последний контакт.

По одной из нескольких существующих версий, к специальной группе, занимающейся поисками утечки информации, был подключён экстрасенс. После длительной работы экстрасенс указал, что внутри ЦРУ завёлся «крот». Экстрасенс отобрал личные дела шести подозреваемых. Среди них был Элдридж Эймс. По другой версии, Эймса «сдал» один из руководящих сотрудников бывшего аппарата КГБ. Но, так или иначе, за этими шестью подозреваемыми, включая Эймса, установили наблюдение. Остальное –  было делом техники.

Как я уже говорил, Эймса с женой арестовали 21 февраля 1994 года при посадке в самолёт, когда они направлялись в Москву. Следственная группа установила, что за восемь лет работы Эймсу удалось передать 45 тысяч листов секретных документов. На основании этих данных в СССР, а потом уже в России, а также в странах Восточной Европы было арестовано более 100 агентов ЦРУ.

Как я уже говорил, он получил пожизненное тюремное заключение, а его жену Марию Розарио приговорили к 42-м месяцам тюрьмы.

Генерал Терёхин замолчал. Всё это время хранивший молчанье, генерал Филимонов спросил:
– Так вы говорите, что именно подполковник Владислав Иванович Якубовский и есть тот самый «Влад»?
– Я этого не сказал, – разведя руками, ответил улыбающийся Терёхин. Таким образом, он дал понять, что пора сменить тему.
– Кстати, а где сейчас находится Якубовский? Вроде, он был замешан в деле о хищении шести с половиной миллионов долларов?
– Якубовский в настоящее время проживает в США. Он в полном порядке. Именно я вёл расследование этого дела. В 98-м году я выезжал в США как представитель Генпрокуратуры России. Мы допрашивали в качестве свидетеля Бориса Горянина. В деле имелось поддельное гарантийное письмо, в котором указывалось, что Борис Горянин обязуется, в случае невыполнения контракта, вернуть все деньги.
– Ну и что?
– Он легко доказал, что это «липа». Он совершено вне подозрений.
– А Кравченко?
– Тот вообще не мог украсть эти деньги. Он был в глубоком запое.
– Тогда кто же? Якубовский?
– В том-то и дело, что и он не мог. У него тогда погиб сын. Он всё время находился в Москве. Он тогда тоже крепко запил. Я с ним лично встречался у меня на даче и проводил воспитательные беседы именно в то время, когда, якобы, Кравченко явился в банк в Западном Самоа и получил все деньги наличными. На Кравченко всё сходится. Но он не мог этого сделать. Не мог по определению. Он – алкоголик. А здесь нужен был трезвый расчёт.
– Тогда кто же?
– Только один человек мог. Якубовский!
– Но вы же только что сказали, что у него есть «железное» алиби.
– Есть. И сейчас подтверждаю. Но из всех фигурантов этого дела только Якубовский и Горянин имеют деньги. Горянин эти деньги заработал в США своим трудом и смекалкой. Он строил дома и продавал их с прибылью. А вот Якубовский – вдруг взял и разбогател. Хотя… после того, как он ушёл со службы, он «челночил». Тогда многие «челночили», но не каждый «челнок» в одночасье мог разжиться такой баснословной, по тем временам, суммой. А вот профессионально разработать и осуществить хищение нескольких миллионов долларов – это мог сделать только профессионал класса Якубовского. А у нас, товарищ генерал-полковник, всегда готовили отличных специалистов.
ПРИЛОЖЕНИЕ

1. Почему мы должны прятаться от этого мужчины? (Нем.)
2. Он что бандит? (Нем.)
3. Нет. (Нем.)
4. Чем он плох? Вы боитесь его? Почему мы всегда должны убегать от него? (Нем.)
5. Леди Мелисса. Это самое лучшее место для вашего скорейшего и полного выздоровления. (Нем.)
6. Спасибо. (Нем.)
7. Вы говорите по-немецки? (Нем.)
8. Естественно. (Нем.)
9. Law School Admission Test – Экзамен для поступления в школу адвокатов (США). (Англ.)
10. Дословный перевод: Социальной Безопасности. В действительности, это много больше. В США каждому легально проживающему в стране человеку выдают эту карточку с присвоенным ему регистрационным номером. Этот номер необходим для оплаты налогов, социального страхования, накопления пенсии, оформления на работу и учёбу, получения кредита, и т.д. Насколько известно, в России в настоящее время, этому аналога ещё нет. (Прим. Автора).
11. Преподаватель Русского языка ищет учеников. Оплата разумная. Простите, но я не имею машину. Звонить (714) 133-2266.
12. Спасатель на пляже. (Англ.)
13. Береговая охрана. (Англ.)
14. См. «Двенадцать Стульев» И.Ильфа и Е.Петрова. (Прим. Автора)
15. См. «Двенадцать Стульев» И.Ильфа и Е.Петрова. (Прим. Автора)
16. В те годы в Европе наличные деньги не вызывали вопросов. Мир изменился после 11 Сентября 2001 года. (Прим. Автора)
17. С этого момента, местное время прибытия и убытия самолётов, даты и время нахождения в воздухе исключительно важны для понимания осуществления плана, разработанного Якубовским. (Прим. Автора)
18. Чем я могу вам помочь? ( Одно из обычных американских приветствий. (Прим. Автора)
19. Мы разыскиваем господина Бориса Горянина. (Англ.)
20. Он перед вами. (Англ.)
21. Это сертифицированное федеральное почтовое отправление для вас. Пожалуйста, распишитесь. (Англ.)
22. Мистер Горянин, вы нуждаетесь в переводчике? (Англ.)
23. Спасибо. Я так не думаю. (Англ.)
24. Тогда начнём. Мистер Горянин. Пожалуйста, встаньте. Поднимите правую руку и повторяйте за мной. (Англ.)
25. Я. (Англ.)
26. Я. (Англ.)
27. Борис Горянин, (Англ.)
28. Борис Горянин, (Англ.)
29. Перед Большим Судом присяжных, (Англ.)
30. Перед Большим Судом присяжных, (Англ.)
31. Клянусь говорить правду, только правду и ничего кроме правды. (Англ.).
32. Клянусь говорить правду, только правду и ничего кроме правды. (Англ.)
33. И поможет вам Бог. (Англ.).
34. И поможет мне Бог. (Англ.)
35. Теперь вы можете садиться. (Англ.).
36. Господа, мистер Горянин в вашем распоряжении. Вы можете начать задавать ему ваши вопросы. Англ.
37. Мистер Горянин. Меня зовут Станислав Иванович Терёхин. Я старший следователь Генеральной Прокуратуры Российской Федерации. Мы здесь, чтобы задать вам некоторые вопросы. Но прежде, чем мы приступим, пожалуйста, для протокола, назовите нам своё имя. (Англ.)
38. Борис Горянин. (Англ.)
39. Где вы проживаете? Англ.
40. 314 Пасифик авеню. Хантингтон Бич. Калифорния. (Англ.)
41. Ваша дата рождения? (Англ.)
42. 25 апреля 1945 года. (Англ.)
43. Где вы родились? (Англ.).
44. В городе Москве, в СССР. (Англ.).
45. Какое у вас образование? (Англ.)
46. Имя Гаврила Петрович Кравченко вам знакомо? (Англ.)
47. Мы были, как мне казалось, друзья и деловые партнёры. (Англ.).
48. Что вы имеете в виду? (Англ.).
49. Пожалуйста, будьте более конкретным? (Англ.).
50. Когда вы сказали друзья, как давно вы знали друг друга? (Англ.).
51. С 1990 года. (Англ.)
52. Как вы могли бы описать ваши дружеские отношения с Кравченко? (Англ.)
53. Пожалуйста, задавайте мне прямые вопросы, и я буду давать вам прямые ответы. (Англ.)
54. Что вы делали как друзья? (Англ.).
55. Во-первых, мы регулярно встречались и общались по телефону. Во-вторых, мы строили планы на будущее. Мы строили планы развития совместного бизнеса. (Англ.)
56. Какого бизнеса? (Англ.)
57. «Агропром» работал над программой «Возрождение России». Эта программа поддерживалась Кремлём. Кравченко был мозгом этой программы. Моей частью была разработка и проектирование по новой прогрессивной технологии строительства домов городского типа по разумной цене. Такие дома должны были заинтересовать военных и молодые семьи в небольших городах. Эта деятельность способна создать много рабочих мест и является ключом к решению демографических проблем. Кравченко имел связи в Кремле. У Кравченко на столе был красный телефон прямой связи «вертушка». Вы должны знать, что это означает. (Англ.)
58. И что произошло? (Англ.)
59. Он начал пить. Он много пил. В конце концов, он потерял себя как личность. (Англ.).
60. Будучи другом, почему вы не помогли ему? (Англ.)
61. Вы это серьёзно? (Англ.)
62. Да. (Англ.)
63. Давайте перейдём к другому вопросу. (Англ.)
64. Что вы знали о закупках зерна? (Англ.).
65. Я к этому не имею никакого отношения. (Англ.).
66. Почему? (Англ.)
67. Потому, что мы больше не партнёры. (Англ.).
68. Но вы же подписали «Гарантийное письмо» на шесть с половиной миллионов долларов. (Англ.).
69. Вы имеете в виду это? (Англ.)
70. Да. (Англ.)
71. Это не моя подпись. (Англ.)
72. Но кто же подписал это письмо? (Англ.)
73. Я не знаю. Это ваша работа найти. (Англ.).
74. Это как раз то, что мы здесь делаем. (Англ.)
75. Вот как выглядит моя подпись. (Англ.).
76. Вот как выглядит моя подпись. (Англ.).
77. И здесь тоже. (Англ.)
78. Вы не могли бы сделать несколько образцов вашей подписи в нашем присутствии? (Англ.)
79. Легко. (Англ.).
80. Я надеюсь, что это сможет убрать, как минимум, одно имя из вашего списка подозреваемых. (Англ.)
81. Что вы знаете об этом письме? Как вы получили его копию? (Англ.)
82. Вы с кем-нибудь обсуждали это дело? (Англ.)
83. Да. Я связался с ФБР. (Англ.)
84. И я позвонил в «Пасифик Банк оф Чайна». Я разговаривал с начальником службы безопасности этого банка мистером Биллом Холлом. Между прочим, он сказал мне, что деньги на следующий день, как пришли из «Банк оф Нью-Йорк», ушли в «Западно-Тихоокеанский Банк» Западного Самоа. На личный счёт мистера Кравченко. Более того. На следующий день вся сумма была обналичена и унесена из этого банка. (Англ.)
85. Кто-нибудь ещё связывался с вами? (Англ.)
86. Да. 8 февраля 1996 года мне звонили из банка господа Кагиров и Симакин. (Англ.)
87. И что? (Англ.).
88. Я связался с ФБР и поставил их в известность. (Англ.)
89. Что сделало ФБР? (Англ.)
90. Они меня постоянно охраняют. Не только меня, но и всех граждан Америки. (Англ.)
91. С вашего позволения, могу я сменить тему и задать вам несколько вопросов по иному делу? (Англ.)
92. Конечно. Англ.
93. У меня есть ваше признание в том, что вы убили четырёх граждан Российской Федерации. Это правда? (Англ.)
94. Да. С одной поправкой. Они – не граждане. Граждане, имеется в виду – люди. Это были недочеловеки. Это были звери. И убил я их в порядке самообороны. Я убил их, защищая не только мою жизнь. Но и жизнь моего самого дорогого и лучшего друга. Я также защищал её жизнь и честь. (Англ.).
95. Это ваши слова. Есть ещё кто-нибудь, способный подтвердить ваши слова? (Англ.)
96. Я подтверждаю и поддерживаю это заявление. (Англ.)
97. Мистер Блитц. Пожалуйста, объявите перерыв. (Англ.)
98. Объявляется перерыв этого слушания на 10 минут. (Англ.)
99. Какое участие ты принимаешь в этом процессе? Где ты живёшь? Где Джордж? (Англ.)
100. Оператор? Говорит доктор Горянин. Пожалуйста, немедленно высылайте реанимационный автомобиль. У моего пациента обширный инфаркт. (Англ.)
101. Привет, Тони Где вы? В каком госпитале? Могу ли я прийти навестить его? (Англ.).
102. . Как ты оказался здесь раньше нас? (Англ.)
103. Это мой отец. (Англ.)
104. Извини. Но, похоже, что ты знаешь, что делаешь. (Англ.)
105. Спасибо, ребята. Думаю, знаю. Я только что вернулся со своей смены и нашёл его здесь. (Англ.)
106. Тони, куда ты хочешь везти своего отца? (Англ.)
107. В Фаунтайн Валей региональный госпиталь. Где я работаю. Я еду с вами, ребята. (Англ.)
108. Алло. (Англ.)
109. Могу я поговорить с леди Мелиссой? (Англ.)
110. Это я. (Англ.)
111. Меня зовут Тони. Я – сын Бориса. Я звоню вам из госпиталя. У моего отца обширный инфаркт и он не сможет прийти завтра к вам (Англ.)
112. Что? Что вы сказали? О, Боже. Пожалуйста. Пожалуйста, скажите мне, что вы шутите со мной. Это не хорошая шутка. (Англ.)
113. Хорошо. К сожалению, я не шучу с вами. (Англ.)
114. Пожалуйста, не приходите. Во-первых, учитывая его состояние, он в порядке. Во-вторых, вам не позволят находиться в отделении интенсивной терапии. И последнее, я буду с ним всё время, пока не найду его состояние достаточно стабильным. (Англ.)
115. Но как они разрешат вам находиться с Борисом? (Англ.)
116. Я врач. И я работаю в этом отделении интенсивной терапии сменным врачом. (Англ.).
117. Пожалуйста. Пожалуйста. Позвольте мне увидеть его. Ведь, если он умрёт, я никогда не прощу себе этого. (Англ.)
118. Давайте поступим так. Завтра утром я приеду к вам прямо из госпиталя. Если произойдёт что-то нехорошее, я позвоню вам и пропущу сюда. Я знаю, что ваша машина в Лос Анжелесе. Мы поедем за ней и привезём её в воскресенье. Договорились? (Англ.).
119. О чём вы говорите? Я возьму такси. (Англ.).
120. Давайте вернёмся к этому завтра. С вами всё в порядке? Пожалуйста, не плачьте. Я не позволю моему отцу умереть. (Англ.)
121. Вы мне обещаете? (Англ.)
122. Да. (Англ.).
123. Какой номер вашего мобильного телефона? (Англ.)
124. Я дам вам его завтра. Я больше не могу говорить. Пришли мои коллеги. Мы оценим состояние отца. Я позвоню вам через сорок минут. (Англ.)
125. Пожалуйста. Я буду ждать. (Англ.)
126. Как вы поживаете? (Англ.)
127. Пожалуйста, принесите ещё две рюмки водки. (Англ.)
128. Как вы поживаете? (Англ.)
129. Как вы поживаете? (Англ.)