Леди Мелисса, Часть 1, Алая Нефть

ЛЕВ АМУСИН





ЛЕДИ МЕЛИССА







ЧАСТЬ 1


АЛАЯ НЕФТЬ
















ОСТРОСЮЖЕТНЫЙ
ИСТОРИКО-ПРИКЛЮЧЕНЧЕСКИЙ
РОМАН

ПРЕДИСЛОВИЕ

Последнюю декаду прошлого столетия в России называют «лихие 90-е». Действительно. Российская история (в который раз!), совершив стремительный зигзаг, сделала поворот от политического тоталитаризма и социалистической (то есть управляемой) экономики к политической свободе и дикому, со “звериным оскалом” капитализму.

Невозможно игнорировать тот факт, что СССР распался в результате межнациональных противоречий, возникших в недрах Российской империи, сформировавшейся в результате блистательных побед царя Петра и его политических наследниц Елизаветы и Екатерины, использовавших гений политиков и полководцев того времени, и полностью завершившей своё формирование после Великой Отечественной войны. Вторым фактором, который повлиял на распад СССР, была… мировая цена на энергоносители. Пока мировая цена за нефть была приблизительно $16-18 долларов за баррель, иногда поднимаясь до $30 долларов, Советский Союз мог закупать зерно и продолжать держать в железном кулаке своих собственных граждан и граждан так называемых “Стран Народной Демократии“, и также мог подкармливать своих политических агентов во всём мире. Но как только, в конце 80-х, цена за сырую нефть опустилась до $10-12 долларов за баррель, СССР почувствовал себя обособленно. Факт распада СССР был зафиксирован подписанием главами трёх государств “Беловежского Соглашения” в 1991 году.

Победа над коммунистической диктатурой была победой всех россиян. Миллионы российских граждан вышли на улицы, после долгих лет морального и физического притеснения, совсем не потому, что в магазинах не было продуктов и товаров народного потребления, а потому, что люди устали молчать. Но… когда коммунистическая идеология была отброшена, в стране образовался моральный, этический и идеологический вакуум. Развитие капитализма в постсоветской России показало, что обществу необходимы моральные ценности не в меньшей мере, чем развитие капиталистических отношений в сфере производства, торговли и финансов. В этой связи, особое место занимает стремительное развитие “преступной” и “теневой” экономик.
 
“Преступная” и “теневая” экономики являются частью общенациональной экономической структуры общества. Эти понятия охватывают собой деятельность отдельных личностей и предприятий незарегистрированных официальной статистикой. Эта часть экономики не действует в рамках закона. Казалось бы, что в условиях социализма, когда государство контролирует все, без исключения, сферы деятельности людей, нет никаких возможностей развития “теневых“ экономических отношений. Однако дефицит продовольствия и товаров народного потребления является основой всех видов подпольных экономических действий.

“Теневики” были и есть всегда и везде. “Теневая” экономика, как часть экономической структуры, существует во всем мире, включая развитые страны Западной Европы и США. Обычно, на основании имеющихся данных, в развитых странах удельный вес “теневой“ экономики не превышает 10% Валового Национального Продукта. “Теневая” деятельность существует при производстве наркотиков и медицинских препаратов, незаконном извлечении и торговле драгоценными металлами и камнями, незаконной миграции и других видах деятельности, подпадающих под определения уголовного кодекса.

В СССР в одни времена “теневики” помещались в тюрьмы и трудовые лагеря, в другие времена – их расстреливали. Но уровень прибыли от этой деятельности всегда преодолевал страх наказания. Инфляция, кризис финансовой системы, получение сверх прибыли от незаконных операций приводят к созданию условий развития “теневой” экономики.

Причина быстрого роста “теневой” экономики в новой России заключается в переходе от централизованного и бюрократического управления народным хозяйством к системе свободного рынка. Другая питательная среда для развития "теневой" экономической деятельности это технический дефицит учёта сделанного или извлечённого продукта. Так например, в нефтяной промышленности все технические методы оценки количества извлеченной и транспортируемой (по железной дороге и по трубопроводам) сырой нефти производятся в объёмах, но учёт операций производится по весу. Переход от одной меры измерения к другой открывает возможности для незаконных операций. Важный фактор подпольной экономики в том, что основными средствами платежей являются наличные деньги, основными методами урегулирования деловых конфликтов становятся "разборки", а калькулятором для окончательных расчётов – автомат «Калашникова».

Но, с другой стороны, если бы не эти «лихие 90-е», если бы не формирование капитализма с его "звериным оскалом", если бы не формирование в России класса «новых» русских и не развитие суверенной демократии, то весьма вероятно, что рост мировых цен на углеводороды, как основной вид энергоносителей, мог бы остаться незамеченным для России. К началу 2000 года Россия была полностью готова к принятию "золотого дождя" нефтедолларов, которые изменили (в который раз!) весь курс мировой истории.

«Лихие 90-е» – этот период российской истории, со всей её сложностью и драматическим характером событий, сопоставим разве что со «Смутным Временем» XVII-го века. Переход от тоталитарного управления страной к "неограниченной" свободе, которая не может называться "демократией" по определению, сопровождался катастрофическими изменениями всего общества. Однако по причине сравнительно малого промежутка времени, прошедшего от рассматриваемых событий до наших дней, этот период российской истории ещё не изучен и не оценен исторической наукой. Историкам будущего ещё предстоит разобраться в понимании этих событий и их влияния на весь дальнейший ход российской и мировой истории.

События, которые легли в основу романа, действительно имели место в 1993 году. Тогда, в теперь уже далеком 93-м, цена «сладкой» Техасской нефти на Нью-Йоркской товарной бирже была около $14 долларов за баррель. Для сравнения отметим, что летом 2008 года цена сырой нефти на Нью-Йоркской бирже превысила $148 долларов за баррель, но уже зимой 2008/2009 цена упала до $38 долларов за баррель И, похоже, что эти скачки цен будут продолжаться ещё долго, реагируя на интересы спекулянтов «чёрного золота» …

Автор описывает исторические события, произошедшие летом и осенью 1993 года, – период, когда противостояние политических групп, связанных с российским президентом Борисом Ельциным, с одной стороны, и группой, примыкающей к Верховному Совету Российской Федерации, – с другой, достиг своего предела, что и привело к кровопролитию.

Чтобы читатель как можно глубже проникся духом времени, в которое происходят описываемые события, автор максимально приблизил к нему язык романа, описание характеров людей, их образа жизни, мышления. Поскольку задачей автора не является проведение исторического исследования, предлагаемые описания исторических событий достаточно кратки. В романе автор также не делает попытки разобраться в экономических, исторических и политических процессах и дать им свою оценку. На этом сложном этапе переходного периода экономическая жизнь страны только начала развиваться в новых политических условиях. В "сражениях" за владение средствами производства возник новый класс общества – «новые» русские. Эти люди часто соединялись с "преступным" миром и не останавливались ни перед чем для достижения своих целей. Они были готовы на все, чтобы использовать "приХватизацию" для захвата прежней "общенациональной" собственности. И как следствие – лилась кровь.

Несмотря на подлинность некоторых приведенных фактов, общее описание событий и персонажей в романе является плодом воображения автора и не может быть подтверждено документально. Да и нужно ли это? Ведь, несмотря на некоторое подобие, таких людей, а скорее фантомов, никогда не было. Описание компаний – сплошная выдумка, их адреса – вымышлены. Эти компании никогда не существовали, как никогда не существовали их офисы и работники. Если кто-то и попытается узнать родственников или друзей, автор официально объявляет, что он с ними не знаком и не знает никого похожего на персонажей романа. Автор заранее сожалеет и приносит свои извинения за возможные случайные совпадения и недоразумения.

Автор не претендует на художественную и историческую ценность романа и, рассматривая указанное выше, просит принимать этот роман, как лёгкое детективное чтиво, имеющее единственной целью – развлечение благосклонного читателя.







































ГЛАВА  1       Франкфурт, Германия
4 Ноября, 1993 года

747-й «Боинг» забив своё чрево пассажирами и командой, летел над океаном. Стюардессы начали толкать перед собой тележки с напитками. С деланной улыбкой они предлагали их пассажирам. Дошла очереди и до 48-летнего гражданина США русского происхождения Бориса Горянина. Он сидел в кресле у прохода и был погружён в свои мысли, когда молодящаяся фрау с обворожительной улыбкой обратилась к нему, обнажив при этом свои зубы, сделавшими честь любому мерину:
– Was m;chte, da; Sie trinken?(1)
– Vielen Dank! Nichts,(2) – ответил он.

Скоро салон заполнился ароматом, исходящим от предлагаемых пассажирам «Лозаньи» или «Курицы». Сразу же после эксперимента на людях, невинные жертвы этого чуда кулинарии, организовали очередь в туалеты. Они всё еще толпились в проходах, как начался показ «Pretty Women». Борис Горянин за последние шесть месяцев не менее десяти раз пересекал Атлантику и успел достаточно насмотреться на эту американскую «Золушку». Сейчас ему было не до гуляний Джулии Робертс по магазинам на Родео Драйв. Он был погружён в свои мысли.

Всего пол года назад Горянин не мог предположить, что жизнь перевернётся с ног на голову, и что он примет участие в многомиллионной нефтяной авантюре, которая могла бы сделать его финансово независимым. В результате, он чуть не погиб от рук бандитов. Но свершилось чудо. Он и сам уцелел, и спас от мучительной смерти молодую красивую аристократку. Будучи стареющим мужчиной, он добился взаимности у женщины почти вдвое моложе его. В результате этой любви, она ждёт от него ребёнка...

Горянину было о чём думать… «Что же произошло в Женеве с моей…? А действительно, кто она мне? Любовница? Девушка? Беременная девушка? Чушь какая-то… А если жена обо всём узнает? Даже думать не хочется. А! Будь, что будет… Вот влип, так влип. И жену люблю и Мелиссу люблю… Но что же случилось в Женеве? Почему они мне не говорят?» Борис Горянин, словно заклинания повторял снова и снова: «Встретимся ли мы с Мелиссой когда-нибудь снова? Что будет с ребёнком? И ведь, знал!… Знал же, что нельзя верить Кравченко, а может это не он? А кто другой? Якубовский?...»

Монотонный гул двигателей действовал лучше снотворного и Борис прикрыл глаза…



ГЛАВА 2
Москва
20 мая 1993 года

Конец мая в Москве – самое лучшее время года. Мягкий, чуть влажный теплый воздух. Запах цветущих деревьев и кустов. И, самое главное, – ещё не летит пух с тополей. Красота! Какой-то умник, из руководящих товарищей, в конце 60-х годов прошлого столетия велел посадить тополя на всех помойках Москвы. И, как водится, выбрали не те породы деревьев, которые соответствуют условиям средней полосы России, а те, которые на начальственные глаза попались первыми. В мае солнце ещё не разогревает дома и асфальт, заставляя народ бежать из города в деревню, на дачи или просто на свои законные «шесть соток». Так было и в ту весну, теперь уже далекого 1993 года.

В 20-х числах мая в Москве появилась интересная особа с более чем привлекательной внешностью. Звали её Лидия Остаповна Селина. У неё было служебное удостоверение, выданное кандидату экономических наук, члену Совета директоров, начальнику Отдела экономических связей Производственного Объединения «Тюменьнефтегаз». Будучи девушкой молодой и красивой, Лидия Остаповна везде принималась более чем любезно. Она стремительно пробежалась по некоторым московским министерствам. В одном из них кто-то из чиновников и посоветовал ей обратиться со своим делом в «Агропром» – «Мол, там мужики сидят толковые. Вам, Лидочка, они помогут».

Лидии Остаповне Селиной было 33 года. Роста она была выше среднего с фигурой девушки-десятиклассницы. Её длинные, более метра длиной, ножки были классической формы. Густые, слегка вьющиеся, цвета спелой пшеницы волосы, сплетённые в косу, были уложены на её голове венком, что придавало её облику утончёную женственность и привлекательность. Тонкие руки, с красивыми ухоженными ногтями, показывали, что их обладательница занимается исключительно умственным трудом. Лицо у неё было загорелое, тонкое с прямым небольшим носом и слегка полноватыми губами. Матовая кожа покрыта нежным загаром. Огромные серые раскосые глаза и слегка выпирающие скулы указывали на её волжско-уральское происхождение. Словом, Лидочка Селина искрилась молодостью, красотой и здоровьем.

Лидия Селина появилась в приёмной господина Кравченко – президента Финансово-Индустриальной корпорации закрытого типа «Агропром» около часа дня. Она была одета в короткое цветастое платье, облегающее её стройную фигуру. В очках в тонкой золотой оправе и с женским портфелем-«дипломат» в руках, она выглядела очень эффектно.

Возле лифта её встретил угрюмый охранник с дубинкой у пояса. Охранник, взглянув на гражданку Селину, направил её в приёмную главы «Агропрома», даже не потребовав паспорт. От двери лифта до входа в приёмную Лидия Остаповна проследовала вдоль коридора по затёртой зелёно-красной ковровой дорожке, лежащей поверх дубового паркета. Местами паркетины отсутствовали, но их заменили брусочки обычного дерева. Стены и потолок коридора были выкрашены бело-серой краской. При этом стены на высоту метр двадцать от пола были густо вымазаны какой-то лилово-голубой краской, с ярко-синей полосой шириной в один сантиметр наверху. Некрасиво? Безусловно! Но это был голодный и бедный 1993 год. Не то, что ныне!

Открыв дверь приёмной, Лидия увидела ещё одного охранника, пытающегося добиться расположения хорошенькой секретарши господина Кравченко. Увидев гостью, хорошенькая секретарша встала со стула, на деревянном сидении которого лежала засиженная ватная подушечка в пестренькой наволочке, и прошла в кабинет «Хозяина».

Выслушав представление секретарши Валерии о том, что у него в приёмной находится красивая молодая женщина, Кравченко, с трудом выждав, более из вежливости нежели по протоколу, положенные 5 минут, принял её у себя.

– Селина Лидия Остаповна, – в знак уважения кивнув головой, но не подавая руки, слегка по-волжски «окая», представилась посетительница.
– Очень, очень приятно. Гаврила Петрович Кравченко. Как говорится, чем я могу быть вам полезен? – с обольстительной улыбкой первого бабника на деревне, наклоняясь к гостье, осведомился Гаврила Петрович.
– Последние годы я работаю начальником Отдела экономических связей Объединения «Тюменьнефтегаз», имею наработанные связи по всему Тюменскому региону. С нашими нефтяниками у меня сложились прочные деловые отношения. В настоящее время я располагаю полномочиями представлять этих тружеников буровых и насосных станций в столице нашей Родины. Люди устали. Зарплату не выплачивают месяцами, а семьи-то надо кормить. Зима не за горами. Поэтому по линии профсоюза принято решение о выделении лицензии на продажу нашей нефти с целью закупки продовольствия и товаров народного потребления для работников Объединения и для города Тюмени. Но, к сожалению, у нас нет прямого выхода на столичное чиновничество. Речь идёт о продаже «за бугор» 500 тысяч тонн нефти типа «Урал». Документальная поддержка при мне. Теперь вопросы к вам, Гаврила Петрович: имеется ли у вас, возможность принять участие в этом проекте? Это раз. На каких условиях вы работаете? Это два. Я понятно излагаю?

Чтобы подумать о сделанном предложении, Кравченко предпринял отработанный прием. Слегка подтянув подтяжки на брюках 56 размера, он подошёл к висевшей у него во всю стену карте Советского Союза, простёр к потолку свои большие руки, вздыхая и покачивая головой, патетически воскликнул:
– Какую страну загубили, сволочи! – он уже готовился дать полное описание политической обстановки в стране и за рубежом, но на Селину этот приём не оказал никакого воздействия. Она спокойно ответила:
– Загубили или не загубили, и кто загубил кого – это всё вопросы спорные, а нам с вами здесь жить. Исходя из этого, надо определить какие технологии можно использовать в этой трудной экономико-политической обстановке. У вас имеется подготовленная кадровая поддержка, способная решать вопросы на местах?

Эта правильно поставленная фраза вернула Кравченко к реальности. Он подошёл к столу и решительно нажал кнопку вызова секретаря:
– Валерия! Пригласите-ка, пожалуйста, ко мне Алексея Семёнова, Филимонова, Исаева, Плюща, Феодору Васильевну и Наталью.

Первой, важно покачивая широкими бедрами, задрапированными широкой темной юбкой, в кабинет Гаврилы Петровича вошла, поправляя белую с короткими рукавами блузку, Наталья – крупная женщина средних лет, выполняющая функции сестры-хозяйки. Кравченко обратился к ней, зная, что всё будет выполнено как надо:
– Наташа, накройте, пожалуйста, стол на 10 человек. Если не хватит продуктов и напитков, пошлите моего водителя. Деньги даст Феодора Васильевна. Она даст столько, сколько будет надо. Пусть спишет их по статье «представительские расходы». Вопросы есть? Нет, вот и отлично! Приступайте к исполнению.

Кравченко давал указания Наталье, а сам, продолжая разглядывать гостью, считал в уме цифры. И мысли его разбегались: «500,000 тонн да на 102 доллара. Это же 51 миллион «зелёных». (По тем временам это составляло 255 миллиардов, родных, «деревянных».) Хм... Будут расходы, но должны быть и доходы... Хм… А сколько можно будет умыкнуть? Немало… немало…»

В кабинет Кравченко постепенно заходили вызванные им сотрудники. Как это было тогда принято, представляясь гостье, в дополнение к занимаемой в настоящее время должности в «Агропроме», они указывали должность, которую когда-то занимали раньше, ещё при Советской власти.

– Исаев Арнольд Иосифович, – отрекомендовался одетый в добротный тёмный костюм и светлую рубашку, но без галстука, высокий, представительного вида немолодой человек с крупными чертами лица. – Заместитель президента по юридическим вопросам.
– Арнольд Иосифович, в своё время, был в составе группы юридических экспертов в аппарате Михаила Сергеевича, – добавил Гаврила Петрович.

– Алексей Викторович Семёнов, – представился немного толстоватый мужчина средних лет в примятых брюках и голубой рубашке без галстука, – председатель Совета директоров «Агропрома».
– Алексей Викторович, – дополнил Гаврила Петрович, – занимал должность второго Секретаря Ленинградского Горкома партии ещё при Леониде Ильиче и всех последующих Генеральных Секретарях ЦК КПСС.

– Филимонов Иван Фёдорович, – пожимая «Приятной Даме» ручку, назвался следующий работник «Агропрома». Это был высокий человек с исключительно умным и открытым лицом опытного партийного работника. В отличие от предыдущих коллег, Иван Фёдорович был одет, несмотря на теплую погоду, в добротный серый в полоску костюм, безукоризненно выглаженную рубашку с красным галстуком.
– Исполнительный директор «Агропрома», – чётко произнёс господин Филимонов.
– Вы уж не стесняйтесь, Иван Фёдорович, – вставил Кравченко. И, обращаясь к очаровательной гостье, добавил: – Иван Фёдорович, ни много ни мало, занимал при Романове должность второго Секретаря Ленинградского обкома КПСС.

– Александр Михайлович Плющ, – громогласно провозгласил Кравченко. – Господин Плющ – наш главный эксперт по нефтяным вопросам.

Александр Михайлович Плющ, ничем не примечательный, среднего роста, слегка уже седеющий и лысеющий мужчина, окончил Московский Нефтяной институт. Он всю жизнь проработал в нефтяной промышленности и был лично знаком с большим числом нефтяников. В силу личных связей с работниками министерства и отрасли, Александр Михайлович реально мог решить многие «нерешаемые» вопросы.

– А вот и Феодора Васильевна! Это наш Главный бухгалтер! – елейным голосом Кравченко отрекомендовал немолодую крупную женщину в длинном тёмном платье и белой шерстяной кофте, увешанную, как новогодняя ёлка, золотом и бриллиантами.

Муж Феодоры Васильевны, вице-адмирал, был зам. Командующего Северным Флотом по тылу, а Феодора Васильевна занимала далеко не последнее место в отделе формирования продовольственной базы флота. В 91-м он был уволен из личного состава ВМФ как ГКЧПист. Но, в силу доказанной непричастности к основной группе заговорщиков, ему удалось сохранить адмиральскую пенсию, военную поликлинику и прочие привилегии.

– Товарищи, – открыл совещание Кравченко. Гаврила Петрович любил такие мероприятия. Он любил покрасоваться перед посетителями, при этом изрядно прихвастнуть. Как он говорил «создать имидж». – Наша сибирская гостья обратилась к нам с просьбой помочь нашим братьям-сибирякам. – и Гаврила Петрович рассказал собравшимся коллегам о предложенном проекте.

Когда Кравченко закончил, всё это время молчавшая Лидия Остаповна заявила:
– Руководство этой темой необходимо возложить на работника, обладающего солидным опытом руководящей работы, а конкретное исполнение – на грамотного сотрудника, хорошо владеющего иностранными языками и имеющего опыт проживания в странах дальнего зарубежья. Какие будут у вас предложения по подбору исполнителя? – умно нахмурив своё красивое лицо, спросила «Дама Приятная во всех Отношениях».

Кравченко, чувствуя, что Селина перехватывает руководство совещания, мгновенно отреагировал:
– У нас имеется постоянно проживающий в Соединенных Штатах наш соучредитель и член Совета директоров, грамотный, кандидат технических наук. Свободно владеет английским и немецким языками... – прервав свою речь, Кравченко, нагнувшись над столом, нажал кнопку вызова секретаря, –
– Валерия, пожалуйста, срочно наберите Бориса Георгиевича.
– Гаврила Петрович, – попыталась возразить Лера, – но там же глубокая ночь.
– Нестрашно, – отреагировал Кравчук. – Дело достаточно серьёзное.
– Как скажете, – ответила Валерия, и начала набирать номер оператора международной связи.

– Кандидатура Бориса Георгиевича всех устраивает? – спросил Кравченко, обращаясь к присутствующим.
Исаев с улыбкой развел руками, Стрекатилов и Филимонов молча кивнули.
– Возражений по кандидатуре Горянина нет, – объявил Кравченко. Он давно уже носом чуял запахи, доносившиеся из его комнаты отдыха, где Наташа заканчивала сервировку стола.
– Как давно ваш сотрудник работает по Американскому региону? – спросила Селина.
– Минимум лет пятнадцать, а то и более, – сообщил Кравчук, внутренне наслаждаясь неизбежно надвигающейся на законных основаниях выпивкой.

В это время зазвонил телефон. Валерия была на линии:
– Гаврила Петрович! Борис Георгиевич на проводе.
– Борис Георгиевич? Не разбудил? Как там ваше спортивное ничего? Сообщаю телеграфно. Как вам известно, в Тюмени дела совсем плохи. Чтобы хоть как-то продержаться, правительство выделило нефтяникам лицензию на 500 тысяч тонн нефти. Но у них нет выхода ни на покупателя, ни на Минэкономики, для получения экспортной лицензии, ни на трубу. Они прислали к нам своего представителя и ждут от нас помощи. В свете этого, не могли бы вы связаться с одной из «Семи Сестёр» и представиться как экспортёр. Мы намерены продавать эту нефть непосредственно через вас. Далее, прошу вас договориться о встрече с покупателем. Мы с министром Топливной промышленности и Энергетики готовы прибыть на переговоры, в которых вы примете участие как наш представитель. Всё. Жду вас в Москве, естественно, с результатами. Привет супруге. Жду вашего звонка. Обнимаю…

Кравченко положил трубку, не дожидаясь ответа Бориса Горянина, так как водочка была уже налита и выдыхалась, а этого допустить было никак нельзя.

Глубоко вздохнув, Кравченко теперь обратился уже к Лидии Остаповне:
– Завтра, уважаемая Лидия Остаповна, вы приступите к работе по документам с Арнольдом Иосифовичем и Александром Михайловичем. А пока, господа, прошу отобедать, чем Бог послал, – обратился Гаврила Петрович к участникам совещания, но более всего, лично к госпоже Селиной. – Прошу... Прошу, господа, к столу...

Гаврила Петрович Кравченко обожал застолья. Его личное обаяние на таких мероприятиях притягивало к нему людей. Кравченко поднял полный гранёный стакан:
– Друзья, – обратился он к собравшимся участникам выпивки. – Как говорится, не в деньгах счастье, а в их количестве: вот за то и выпьем!

Через короткое время все прилично «завеселели». К гуляющей компании подоспел бывший первый Секретарь Бауманского райкома комсомола столицы, а ныне экспедитор «Агропрома» Сергей Макарович Платонов. Серёженька, как его все называли, на банкет приглашен не был. Он сам пришёл. Выпив, как водится в таких случаях, свою законную штрафную, а потом и ещё несколько рюмок, он быстро догнал гуляющих. Оказавшись в кондиции, поставленным в подобных мероприятиях голосом, Серёженька затянул приятную для слуха гостей популярную в то время частушку:

Мы с приятелем вдвоём
 работали на дизеле,
Мы б работали ещё,
Только дизель… скоммуниздили...

Одним словом, вечер удался на славу. Лидия Остаповна пила аккуратно и в меру. Хранила молчание и осматривалась. И было бы всё хорошо, но только вот… загвоздка вышла. Не было у «Агропрома» лицензии на внешнеэкономическую деятельность и, тем более, не было квоты на экспорт нефти в страны дальнего зарубежья.

А так, не считая этих пустяковых мелочей, всё было преотлично.





























ГЛАВА 3
Калифорния
20 мая 1993 годa

Резкий звук телефонного звонка ворвался в густую темноту калифорнийской ночи. Борис Горянин, привычно, не открывая глаз и не включая свет, поднёс телефонную трубку к уху.
– Hello!(3)
– Is this 714-563-1214?(4) – спросила телефонистка с сильным русским акцентом.
– Speaking.(5)
– Please, answer. Moscow is on the line.6 – пропела телефонистка.

В телефоне что-то запищало, затем защёлкало. Наконец, Леонид услышал знакомый голосок Валерии – хорошенькой секретарши Гаврилы Петровича Кравченко. Она быстро затараторила, не слушая ответ Бориса:
– Это Борис Георгиевич? Борис Георгиевич, Гаврила Петрович просил соединить его с вами. У него какое-то очень важное дело. Гаврила Петрович? А, Гаврила Петрович… Борис Георгиевич на проводе.

Кравченко взял телефон.
– Борис Георгиевич? Не разбудил?..
По голосу Кравченко и доносившимся возгласам, Борис понял, что в Москве уже «хорошо сидят»…

Несмотря на раннее время: часы показывали половину пятого утра, после разговора с Кравченко, сна как не было. Полежав ещё немного, Борис встал, набросил на себя майку и вышел в палисадник. Глубоко вздохнув и ощутив свежесть ночного воздуха, задумался…

Семья Горяниных снимала небольшой двухэтажный домик. Свой дом они сдавали людям, которые ежемесячно платили сумму, превышающую размер ежемесячных платежей по закладной на дом и налога на недвижимость. Таким образом, Горянины как могли, сохраняли свой дом. Так как кроме доходов от небольшего бизнеса, которым занималась жена Бориса – Руслана, другого источника существования у них не было. Раньше Борис имел свой небольшой инженерный бизнес, выпускающий оборудование для электронной промышленности, но после того как калифорнийские законодатели напринимали законов об охране окружающей среды, и, тем самым, убили производство компонентов для электронной и полупроводниковой промышленности, в Калифорнии этого бизнеса не стало. Эти производства были открыты в странах Юго-Восточной Азии, а местные малые компании разорились, оставив десятки, если не сотни тысяч калифорнийских семей без источника существования, а штат – без достаточного поступления налогов в казну.

Борис вдыхал прохладный воздух, пахнущий океаном. Это было тихое тёплое калифорнийское утро. В воздухе слышались звуки птичьего пения. На магнолии, растущей в палисаднике, распустилось несколько огромных белых цветов, распространяющих тонкий аромат.

С первого взгляда предложение, сделанное Кравченко, выглядело заманчиво. Но Борис знал, что верить Кравченко нельзя. Он «кинет» любого и при первой же возможности. Хотя... два года назад, когда они начали налаживать связи, Кравченко переслал на счёт их совместной компании ни много ни мало – 250 тысяч долларов, которые, правда, быстро сам же и прогулял, но гуляли-то они вместе. С тех пор прошло два года. За это время Кравченко сильно изменился... Борис продолжал перебирать допустимые расклады... Чтобы минимизировать возможность быть «кинутым», нужно подвязать людей из «Агропрома». Стрекатилов – подлец, каких мало, а Филимонов, Исаев и Плющ – ребята честные, с которыми можно работать. Если им открыть счета в США, они будут доверять и работать, как говориться, в одной упряжке. Ну чего? Можно попробовать… Чем чёрт не шутит...

Борис сделал несложную зарядку. После ночного разговора он был возбуждён. Он принял душ и позавтракал. Начинался рабочий день, и нужно было приниматься за звонки. Первым делом он написал на листе бумаги название самых больших в США нефтяных компаний. Затем он набрал номер оператора бесплатных звонков и попросил номера телефонов шести ведущих нефтяных компаний.

Борис написал на листочке бумаги нехитрый спич, который планировал выплеснуть на их представителей. Он понимал, что пробиться к руководителям компаний будет сложно, практически нереально, но к их референтам дозвониться будет легче. Так и получилось. Переговорив с референтами руководителей департаментов, отвечающих за закупку сырья, Борис оставлял им свой телефон, по которому ему обещали перезвонить. За годы жизни в США, он знал, что продажа всего чего угодно, включая устройство на работу, прямо пропорционально зависит от числа налаженных контактов. Для возврата звонков нужно ждать два дня. Если в течение этого времени ему не перезвонят, тогда нужно сделать следующую серию контактных обзвонов.

Но уже на другое утро, в 8:15 утра по Тихоокеанскому времени, ему позвонили.

– Hello! (7)
– Good morning. My name is Jonathan Barker. I am returning your call from yesterday regarding purchase of crude oil Soviet mix. I am the Manager of Crude Oil Sales and Acquisitions Department of the Global Oil Sales & Research Corporation. Could you, please tell me more about your offer. (8)
– Sure. (9)
 
Борис достаточно подробно рассказал ему всё, что знал об этом.
– Is your information verifiable? (10) – спросил Бориса Джонатан Баркер.
– Of course. (11) – с полной уверенностью в голосе ответил ему Борис.
– But how I do know? (12) – продолжал сомневаться Джонатан Баркер
– Please, communicate all of your questions regarding this matter to Commerce Department of US Embassy in Moscow and let them spend taxpayer’s money. (13)
– You are right. I will do it. I will let you know. Have a nice day. (14)
– Same to you, (15) –ответил Борис и положил трубку.

Борис ликовал: первый контакт был налажен. Подождав ещё час, когда в Москве будет девятый час вечера, он набрал номер домашнего телефона Кравченко.
– У меня есть для вас новость, господин-товарищ Кравченко, – шуткой начал Борис и передал ему разговор с руководителем департамента, ответственного за приобретение сырой нефти.
– Если хотят, то пусть проверяют, – манерно, сделав вид, что обиделся, заявил Кравченко. – Мы уже достаточно большие, чтобы на равных иметь дело с Глобалом.

Они расстались, договорившись ждать следующего шага со стороны Global Oil.

Когда Кравченко сказал Селиной о том, что его человек имеет большой опыт работы в США, он не сказал ей, что Борис выехал из СССР в 1978 году.

Борис Георгиевич Горянин родился в последний год войны с немцами, которую в России называют Великой Отечественной. Его отец, ставший профессором ещё в молодые годы, преподавал в военном училище в Казахстане, а мать была студенткой медицинского института. В войну они выжили. Братья и сестры отца и матери, так же как и их родители, либо погибли в немецкой оккупации на Украине, либо на фронте. Уже после войны, в семье Горяниных родилась дочка, и жизнь стала налаживаться. После войны они вернулись домой, в Москву. Отец Бориса работал профессором в Плехановском институте, но когда началась развернутая Сталиным борьба с космополитами, ему предложили тихо уйти с работы и уехать из Москвы. Семья переехала жить в Казань. Отец стал заведовать кафедрой экономики в Казанском Финансово-экономическом институте. Но и это продолжалось недолго. В городе была традиция – на праздник «козлодрание» студенты местных институтов обычно напивались и устраивали в городе драки. За «сокрытие имён хулиганов» из партии были исключены несколько ведущих преподавателей из различных вузов Казани. Исключение из партии автоматически означало увольнение с работы. Семья Горяниных уехала на юг, в Николаев. Здоровье отца было подорвано, и он умер, не дожив до 48 лет. Мать Бориса работала в Москве, в Казани и в Николаеве участковым врачом. В любую погоду она бегала по участку, выписывала больничные листы и прописывала разрешённые к выписке лекарства – потому что других лекарств аптеки не имели.

В школе Борис учился довольно неплохо. Кроме того, несмотря на сопротивление молодого Бори, родители заставляли его заниматься игрой на скрипке. В 15 лет он пошёл работать на консервный завод учеником слесаря – сосед похлопотал. Борису повезло, так как на заводе выпускали консервы, значит, была еда. Борис быстро вошёл в коллектив, и, освоившись, вместе с другими «работягами», таскал на обед консервы, не прошедшие ОТК. Порой, удавалось украсть кости – на заводе выпускали тушенку. В паре с другим, таким как он «малолеткой», они перебрасывали мешок с костями через забор, так и подкармливали свои семьи. Благодаря хорошему питанию, полученному откровенным воровством с завода, к семнадцати годам он вырос под метр восемьдесят, стал заниматься штангой и накачал приличные мышцы. Вот так они и жили с матерью и сестрой в городе Николаеве.

Закончив вечернюю школу, Борис с первого раза в институт не поступил. В тот год ему не удалось хорошо подготовиться к вступительным экзаменам. Со второго захода он поступил в Николаевский филиал Одесского Политехнического института. После окончания первого курса, Борис, в составе студенческого строительного отряда уехал на целину. Там он познакомился с худенькой девулькой с огромными серыми глазами и отличной фигурой – студенткой Одесского Финансово-Экономического института. Её звали Руслана Катушкина. Расписались они в ноябре 1963. Из института Руслана ушла и устроилась на работу бухгалтером в столовую. А в июле 1964 у них родился сын Антон.

В том же году Борис перевёлся в Одессу. В Политехнический. Тогда же он пошёл работать в литейный цех: переворачивать опоки после плавок. Работа была простая. Лили чугун и алюминий. Лили через день. Плавка оканчивалась к обеду. Опоки остывали четыре часа. Борис приходил в литейный цех после занятий в институте. В цехе он переодевался в брезентовый костюм и надевал специальные рукавицы, заливал раскаленные опоки водой, переворачивал их, выбивая формовочную землю и отбивая летники, отбрасывал литьё в кучу, собирал опоки в стопки и после снова проливал формовочную землю водой. К восьми часам он был свободен. Конкурентов на эту работу было мало – не у каждого хватило бы здоровья. Бориса эта работа устраивала. Она не отнимала много времени, но приносила ещё 100 рублей в месяц, что позволяло продолжать учение. К этому времени его занятия музыкой переросли в привычку и, в дополнение к работе и учёбе в институте, ему удавалось выкроить час времени на игру на скрипке. Борис играл на хорошем любительском уровне и, вполне возможно, если бы его судьба сложилась по-иному, что он мог бы стать профессионалом высокого класса.

Учился Борис хорошо, все годы, получая повышенную стипендию. Преддипломную практику проходил в том же литейном цехе, в котором выбивал опоки, но теперь уже в другом качестве: студента преддипломника. Дипломная работа Бориса Горянина была научно-исследовательской. В ходе работы над дипломным проектом Борис разработал экспресс-метод определения внутренних напряжений в сплавах на основе алюминия, магния, титана и циркония – такие сплавы применяют в авиационной и ракетной промышленности. Определить внутренние напряжения в отливках необходимо при процессе термообработки с целью предотвращения разрывов деталей, – это значит предотвращения аварий в воздухе. Руководитель его диплома, профессор Христиченко считал, что его работа может быть хорошим заделом для кандидатской диссертации. Но на защите дипломного проекта Горянину поставили «хорошо». А без диплома «с отличием» путь в аспирантуру для него был закрыт.

При распределении после института Горянина не взяли в систему Министерства Среднего машиностроения, а направили на завод, выпускающий плуги. Завод был большой – две тысячи рабочих. В отделе кадров его направили помощником мастера в механический цех. Основной задачей Бориса было обеспечение изготовления конкретного количества деталей в смену по заданию сборочного цеха. И он начал подвозить тачки с заготовками к рабочим местам. Не выдержав этой тупой работы, он пришёл к своему профессору и попросился на работу к нему. Но профессор Христиченко сказал:
– Извини, сынок, не могу.

Конечно, «за взятки», либо через знакомых, можно было устроиться на «приличную» работу, но за Бориса просить было некому, поэтому шансов для него оставалось немного. Понимая, что получить квалифицированную работу в городе он не может, Борис уволился и уехал в Тольятти на автозавод. Там брали всех. Поселили его в общежитии. В комнате на пять человек. Позже ему выделили отдельную комнату в малосемейном общежитии, куда переехала Руслана с маленьким сыном.

Прошло три года. За это время Борис подготовил и сдал на «отлично» все экзамены кандидатского минимума. В 1971 году Борис Горянин поступил в аспирантуру в Твери – однокашник познакомил его со своим профессором. В 1975 он защитил диссертацию по молекулярной физике. Учёную степень Борис получил за разработку и изготовление уникального прибора для получения и исследования, так называемой, воды-2. Эта вода образуется при конденсации паров обычной воды на стенках тонких капилляров диаметром тоньше человеческого волоса. Свойства воды-2 существенно отличаются от свойств обычной воды. Такую воду теоретическими расчётами предсказали учёные из Института Физической Химии АН СССР, но увидеть эту воду, получить и исследовать ещё не удавалось. И тут снова началась та же песня... Вы же должны понимать... Ваша работа прошла на волне моего авторитета… Как долго можно терпеть такое несправедливое отношение?

В аэропорте Шереметьево-2 на таможне им устроили грандиозное прощание. Ночью, за сутки перед вылетом, при сдаче багажа, состоящего из двух чемоданов, вытряхнули все вещи. Они, видимо, искали там бриллианты. А на второй день, при выходе на посадку, им объявили, что самолёт перегружен и им полагается только одна ручная кладь на семью. У них было три места. Первое, – это сумка с бутербродами, пирожками и несколько пакетиков с сухими супами. Вторым был портфель. В нём находились три бутылки шампанского, три баночки красной икры и два блока сигарет для продажи в Вене. А третье место занимала скрипка. Решение было принято просто – в эмиграцию отправился портфель. Все бутерброды полетели в мусорную корзину, а скрипку Борис оставил какому-то незнакомому человеку, который пришёл провожать своих родных.

Естественно, что в США были свои проблемы. И получить приличную работу человеку, для которого английский – это второй язык, не просто. Пять лет ежедневно после работы Борис по два часа занимался английским. Теперь у него не было проблем с языком. Работая инженером на разных фирмах, Борис никогда не обедал на работе: только в машине, когда он отвозил в различные компании выполненные заказы и привозил новые заказы на конструкторскую работу. Постепенно, собрав немного денег, Горянины купили дом и организовали бизнес для жены.

В 1989 году муза дальних странствий и желание заработать денег, позвали Бориса в дорогу. В новой России ему удалось восстановить старые знакомства и наработать новые связи. Теперь Борис начал выполнять инженерные разработки для новых российских компаний в области строительства – в России был нужен американский опыт.

Постепенно Борис сблизился с Кравченко. У Кравченко был уникальный дар видения. Он был вхож в Кремль, знаком с самыми влиятельными людьми России. И если бы хоть малая часть его идей реализовалась, то и в стране было бы жить простым людям легче, и сам Кравченко мог бы стать, как это принято сейчас говорить, олигархом. Но этого не случилось, потому что он хотел всё сразу и сейчас, но только для себя одного.

На столе у Кравченко стоял особый красный телефон. Так называемая «вертушка». Это внутренняя специальная линия телефонной связи, по которой он мог, напрямую, минуя секретарей, выйти на всех самых влиятельных политических и экономических руководителей страны, включая самого президента, министров, членов Генерального штаба, финансистов и всех без исключения руководителей силовых структур. Но у Кравченко было и другое свойство, которое Борис отлично понимал. Кравченко не относился к типу людей, признающих элементарную порядочность. Ему нельзя было верить ни на секунду. С этим человеком в разведку можно было пойти только один раз – последний. Вот и думай тут, как быть…   Или не быть…




































ГЛАВА 4       
                Москва 21 мая 1993 года

На следующий день, прямо с утра, без пяти минут девять, Лидия Остаповна находилась в приёмной Кравченко. Следом за ней в приёмную зашёл Арнольд Иосифович Исаев. Широко улыбаясь, он пригласил её пройти к нему в кабинет. В коридоре Исаев не упустил случая сделать молодой женщине комплимент относительно её очаровательной внешности.

Пригласив Лидию Селину присесть на стул с колёсиками, Арнольд Иосифович начал внимательно изучать привезённые документы. При этом, чтобы доставить себе удовольствие от присутствия красивой женщины, Исаев изредко посматривал на неё. Селиной подобные взгляды были безразличны, она не придавала им ни малейшего значения – привыкла к тому, что стареющие мужчины теряют голову при общении с ней. Иногда Исаев задавал ей вопросы по существу дела. Селина отвечала быстро и чётко, показывая абсолютное знание предмета. Постепенно Исаев проникся профессиональным уважением к Лидии Остаповне.

Гаврила же Петрович в это утро жадно пил холодную воду. При этом он охотно делился с интересующимися его самочувствием сотрудниками:
– Колосники горят, – хриплым голосом жаловался он.

А как же колосникам было не гореть, когда вчера в дополнение к нескольким рюмкам водочки «для смазки», он самостоятельно принял на грудь 0.75 «вискаря» «Black Label», а затем, «для полировки», ещё и бутылочку «шампусика». При этом господин Кравченко нарушил основной закон пития: «Градус спиртного нельзя понижать. Можно только повышать», иначе и голове, и желудку поутру будет плохо.

Гаврила Петрович, несмотря на отвратительное самочувствие, дал указание юридическому отделу зарегистрировать новую компанию, создаваемую специально для операций с нефтью. Эта новая компания получила красивое название: 1-я Российская Нефтяная Корпорация.

Президент финансово-индустриальной корпорации «Агропром» Гаврила Петрович Кравченко был человек весьма незаурядный: высокого роста, широкоплечий, с красивыми чертами лица и густой шевелюрой. По характеру – далеко не жадный. Однажды, будучи в Лас-Вегасе в казино «Imperial Palace», Гаврила Петрович, проходя мимо «однорукого бандита», бросил в его чрево жетон достоинством в $1 доллар. У «бандита» снаружи загорелись лампочки, внутри что-то зашумело, запиликало и, в результате, «бандита» прорвало. Подошедший служитель принес Гавриле Петровичу выигрыш – $1,600 долларов. Кравченко, не раздумывая, сразу же разделил все выигранные деньги поровну между всеми членами группы, с которой он гулял. Он умел красиво говорить тосты за столом и комплименты женщинам, а также очень любил находиться в центре внимания коллектива. Но бабником всё же не был.

После окончания средней школы Кравченко поступил в Московский Историко-Архивный институт, который в те времена готовил работников отделов кадров и служил трамплином для поступления в ВПШ – Высшую партийную школу при ЦК КПСС. После окончания института Кравченко, проработав пару лет на периферии, вернулся в Москву и поступил в ВПШ. Познакомившись с нужными людьми за годы обучения в партийной школе, Кравченко был направлен на работу в Отдел руководящих кадров ЦК ВЛКСМ. Не бросая работы, Гаврила Петрович поступил в заочную аспирантуру при Историко-Архивном институте, где защитил диссертацию и стал кандидатом исторических наук.

В 1986 году, используя накопленный потенциал, личные связи, природное обаяние и приличное знание немецкого языка, Кравченко был направлен на работу в ГДР в качестве представителя Комитета молодежных организаций. Оттуда ему была прямая дорога в аппарат МИДа, КГБ, Комитет по Внешнеэкономическим связям, либо в Министерство Внешней торговли… но Горбачевские реформы круто изменили ход истории.

В 1987 году, понимая, куда всё катится, Кравченко вернулся в Москву и, собрав группу деловых партнеров, начал организовывать кооперативы, подминая под себя частные торговые точки, магазины и даже платный туалет на Ленинградском вокзале. В 1990-м они уже предлагали услуги по охране частных бизнесов от рэкета, не заметив как сами, по своей сути, превратились в рэкетиров. В конце 90-го и начале 91-го годов многие партийные работники побежали из партии. Кто-то организовывал частные фирмы, но кто-то не знал куда податься, потому что в большинстве своём, кроме пустой партийной болтовни, эти люди не умели делать ничего путного. Вот тут-то Кравченко начал набирать команду из бывших генералов, ответственных работников партийных и советских организаций. Все они обладали бесценным капиталом – личными связями. Все они были пенсионного возраста – им было что вспомнить и о чём поговорить. И ещё, почти всех их объединяла тоска по «бывшему» времени. Они продолжали надеяться на реставрацию советского строя, не понимая, что к власти уже пришли другие люди. И отдавать власть они не планируют. Вот и сидели бывшие руководители обкомов, горкомов, командиры дивизий и прочие бывшие руководящие работники в финансово-индустриальной корпорации «Агропром», выполняли одну единственную задачу –выколачивание бюджетных средств.
 
В качестве технологии, подходящей для этой цели, была разработана программа – «Возрождение России». Обширная многоцелевая программа эта включала в себя обеспечение жильем бывших офицеров Советской армии, строительство доступного жилья для населения страны, увеличение рождаемости, подъём сельского хозяйства, развитие малого бизнеса, усиление роли религии, как моральной основы общества России и так далее. Была ли программа «Возрождение России» липой? Безусловно, нет. Вопросы, затронутые в ней, и сегодня остаются основными национальными задачами. Более того, они долго будут продолжать оставаться актуальными и в обозримом будущем.

В течение последующих двух лет все средства, выделяемые из бюджета страны на эту программу, как-то сами по себе исчезали. Они расходовались на проектно-изыскательские темы, разрабатываемые в рамках «Возрождения России», зарплату многочисленных руководящих сотрудников, ежедневные банкеты и приёмы многочисленных делегаций казаков, фермеров, офицеров, жителей крайнего Севера и Юга России, поездки для проверки выполнения заказов и контроля над использованием финансовых потоков. Руководители «Агропрома» возводились в звания есаулов и атаманов, им подносились шашки, с которых пили водку, шаманские бубны, нагайки, бурки и папахи. Уже два года, как «Агропром» бился над выполнением программы «Возрождение России», но реальных результатов как не было, так и нет. И не могло быть.

Одновременно с работой по программе «Возрождение России», финансово-индустриальная корпорация «Агропром» вела оживлённую торговлю. Торговый Дом «Ацтек», которым занималась жена Кравченко – Алевтина, включал в себя несколько магазинов, столовых и, пользующееся успехом у молодежи, кафе «Молодежное», так как там по вечерам выступали известные исполнители и музыкальные группы.

Какое-то время обе организации – «Агропром» и «Ацтек» – размещались в нескольких выкупленных квартирах в доме номер 1 по Астродамской улице, недалеко от кафе «Молодежное». Но после того, как «братки» взорвали ночью гранату в кафе и бросили другую гранату в помещение офисов, таким незамысловатым способом попросив «не возникать», Кравченко выбил для офиса помещение в высотном доме номер 9 на Ленинском проспекте. В то время в здании размещался Госстандарт, Академия каких-то наук, несколько других организаций и банков. «Агропром» расположился на 10-м этаже.

Помимо обычной охраны здания, оставшейся с советских времён, «Агропром» имел собственную службу безопасности – более 200 человек. Возглавлял службу безопасности бывший работник 9-го Управления КГБ, подполковник Дмитрий Васильевич Черкизов.

Кроме охраны основного офиса, магазинов, зала игральных автоматов в гостинице «Измайлово», ими охранялся коттедж в дачном поселке Зарядье, примыкающий одним боком к бывшей «Ближней даче» вождя всех народов товарища Сталина, а другим – к коттеджу, занимаемому престарелым племянником товарища Ленина. Благообразный, застёгнутый на все пуговицы, старичок в одиночестве ежедневно медленно прогуливался по ухоженным дорожкам дачного посёлка, совершенно не вызывая интереса пришлых обитателей посёлка – «новых русских».

Коттедж убирала горничная. Она же готовила завтраки для гостей. Как было заведено, для почётных гостей «Агропрома» также выделялась дежурная машина с водителем.

Дом в Зарядье держали как частную гостиницу для уважаемых гостей «Агропрома». Туда же Кравченко предложил поселиться и Лидии Остаповне. Но она вежливо отказалась, так как жила в гостинице «Мир», расположенной в самом центре, в Большом Девятинском переулке, в пяти минутах ходьбы до Нового Арбата, что было значительно удобнее.

Кравченки сами жили в арендуемом доме в Архангельском. Въезд в спецпосёлок Архангельское был «под кирпич» и охранялся отрядом Московского ОМОНа. Дом Кравченко находился вблизи от дома, занимаемого семьей и.о. главы правительства Егора Гайдара и рядом с домом тогдашнего Министра иностранных дел РФ Андрея Козырева. Там же был теннисный корт, посещаемый самим Борисом Николаевичем Ельциным.

Все дома в Архангельском имели участки, окруженные высокими металлическими заборами. В огромном 7-комнатном кирпичном доме полы были выложены добротным дубовым паркетом. От старых обитателей сохранилась очень приличная тяжелая мебель и хрустальные люстры. В доме была огромная кухня с двумя гигантскими плитами для готовки на большое количество гостей, столовый зал, в котором можно было усадить 50 человек, биллиардная, бар, библиотека и прочие удобства. В доме, помимо обычной группы охраны, находился собаковод, который, в отсутствие хозяев, спускал на территорию трёх кавказских овчарок: двух сук и огромного кобеля по кличке «Хмырь».

Рассказывали, что прежде эта «бригада» охраняла ГУМ, но в другом количестве: «Хмыря» и пяти сук. Однажды ночью с целью грабежа в ГУМ пробралась группа бандитов – 12 человек, вооруженных ножами. Грабители не знали о кавказских сторожах. Утром в ГУМе нашли 15 трупов: 12 бандитов и тр ёх сук. Ограбить ГУМ тогда не удалось. Теперь «Хмырь» и его две боевые подруги охраняли дом Кравченко.

Самого Гаврилу Петровича возили на американском «Линкольне» с автоматической коробкой и «мигалкой». Всех членов семьи Кравченко – на «БМВ» 525-й модели. Кроме водителя, при них постоянно была охрана и порученцы. Руководящие сотрудники «Агропрома» пользовались чёрными «Волгами». В командировки ездили в спальных вагонах СВ или скромно летали самолётами в бизнес-классе. На содержание финансово-индустриального монстра «Агропрома», на зарплату его сотрудников и охраны требовалось несметное количество средств. Деньги тратились быстрее, чем поступали. При всём этом ещё требовались неучтённые дополнительные средства, выделяемые на взятки различным чиновникам.

Появление госпожи Селиной и её предложение оказалось как нельзя кстати. Эта сделка по продаже нефти, закупке продовольствия и товаров народного потребления могла реанимировать само существование дышащего на ладан «Агропрома».

























ГЛАВА 5               
Москва
21 мая 1993 года

В папке, которую госпожа Лидия Селина принесла с собой к Арнольду Иосифовичу Исаеву, были следующие документы:

1. Договор-поручение от Объединения «Тюменьнефтегаз», выданный кандидату экономических наук, члену Совета директоров Объединения «Тюменьнефтегаз» Селиной Лидии Остаповне, на право представления интересов Объединения «Тюменьнефтегаз» с целью продажи 500 тысяч тонн сырой нефти.
2. Копия свидетельства о регистрации Объединения «Тюменьнефтегаз».
3. Копия лицензии на землепользование, включающей добычу полезных ископаемых.
4. Копия лицензии на право реализации твёрдых, жидких и газообразных полезных ископаемых, добытых предприятием в соответствии со своей деятельностью.
5. Копия выписки из протокола собрания трудового коллектива Объединения «Тюменьнефтегаз» относительно ходатайства на выдачу разрешения продажи 500 тысяч тонн нефти, для задолженности по зарплате работникам Объединения, а также закупки продуктов питания и товаров народного потребления для работников Объединения.
6. Письмо от губернатора Тюменской области с просьбой удовлетворить ходатайство трудового коллектива Объединения о выдаче разрешения на продажу 500 тысяч тонн нефти за валюту, с целью погашения задолженности по зарплате работникам Объединения «Тюменьнефтегаз», а также на закупку продуктов питания и товаров народного потребления для работников предприятия и членов их семей.
7. Письмо Тюменского областного совета профсоюзов с резолюцией ЦК профсоюзов России о поддержке ходатайства трудового коллектива на выдачу разрешения на продажу 500 тысяч тонн нефти, с целью погашения задолженности по зарплате трудовому коллективу Объединения «Тюменьнефтегаз», а также закупки продуктов питания и товаров народного потребления для работников предприятия и членов их семей.
8. Технические условия на сырую нефть, предлагаемую для поставки на экспорт.
9. Проект Договора на поставку сырой нефти, предлагаемой для продажи на экспорт.

Все документы были на бланках, имели даты, регистрационные и исходящие номера, были подписаны руководителями предприятий и организаций, выдавших эти документы, и заверены гербовыми печатями. Все документы содержали положительные резолюции руководителей вышестоящих организаций. Исаев внимательнейшим образом прочитал каждую букву каждого документа. Каждый лист бумаги он посмотрел на свет, чтобы убедиться в том, что не имеется подчисток или исправлений. После чего он написал краткую служебную записку на имя Кравченко, что лично проверил все представленные документы по списку, и, по его личному мнению, никакого сомнения в их подлинности у него не имеется.

Примерно часам к одиннадцати, Исаев с Селиной прошли в приёмную Кравченко. Исаев послал исполнительного секретаря в машбюро, чтобы она сняла по две копии с каждого документа, а начальник машбюро засвидетельствовал подлинность снятых копий с оригиналом. Когда всё было сделано, Исаев с Селиной прошли в кабинет Кравченко. Тот просмотрел все документы, включая служебную записку Исаева, и вызвал Плюща. Он передал ему один комплект документов и велел приступить к выполнению.

В этот момент, всё это время хранившая молчание, госпожа Селина заявила, что прежде чем приступить к выполнению, помимо договорных обязательств, необходимо договориться о взаимных интересах. Кравченко поморщился, потрогал лоб рукой –вчерашний загул всё ещё продолжал отдаваться головной болью – и сказал, что она не будет обижена.
– Как это понимать, что я не буду обижена? – переспросила Селина. От волнения она ещё больше стала О-кать – Или мы люди серьёзные и договариваемся здесь «на берегу», или я потеряла с вами время. Я думаю, что в нашей столице найдётся ещё один такой «Агропромчик», как ваш.
 
Кравченко спокойно пропустил мимо ушей этот ««Агропромчик». Его явно не устраивала потеря такой выгодной для «Агропромчика» сделки и он покорно спросил:
– А какими будут ваши условия, дорогая Лидия Остаповна?
Лидия Остаповна четко ответила:
– Как принято на нашей с вами родине – десять процентов от прибыли, или пять процентов от сделки.

После получаса переговоров стороны начали соглашаться, что Селина лично получит шесть процентов от сделки. Лидия Остаповна потребовала составить договор на консультационные услуги между ней и «Агропромом», а также выдать ей аванс в размере пятидесяти тысяч свеже-зелёных североамериканских «баксов». Для этого, Кравченко вызвал к себе в кабинет Феодору Васильевну, главбуха, и попросил её выдать госпоже Селиной аванс в размере пятидесяти тысяч долларов. Феодора Васильевна посмотрела на него, как на известного городского сумасшедшего, и для усиления эффекта, переспросила:
– Пятьдесят тысяч каких? Деревянных?
 
Кравченко, сделав обиженное лицо, с пафосом ответил:
– Нет, милая Феодора Васильевна, эта гражданочка желает дол-ла-ра-ми.
– Дол-ла-ра-ми? – не унималась Феодора Васильевна.

Она подошла к столу Кравченко, приподняла какую-то папку, глянула на то место, где эта папка лежала, и, разведя руками, сказала, что она не видит на столе никаких долларов. Тогда Кравченко, обратившись со вздохом к Селиной, сказал:
– Вы теперь видите сами, как мне приходится работать. Я даю распоряжение, а мои приказы игнорируют, ссылаясь на отсутствие в стране валюты.

Лидочка Остаповна Селина, со спокойствием в голосе ответила:
– Я уже была в цирке и видела клоунов. Кроме того, я не одна и мне нужно делиться. Так вот, милые вы мои люди, или аванс или я пошла...

Чтобы спасти сложившееся положение, Исаев, понимая, что все предъявленные документы в полном порядке и что это будет хороший проект, предложил дать взаймы «Агропрому» свои личные двадцать тысяч долларов под двадцать пять процентов интереса в год. Это был исключительный шаг со стороны Исаева. В то время банки давали деньги взаймы минимум под сто, а то и под сто пятьдесят процентов годовых. Исаев, будучи честным человеком, абсолютно искренне хотел, чтобы «Агропром» не упустил эту выгодную для него сделку. Селина, Исаев и Феодора Васильевна договорились, что Лидия Остаповна придёт в «Агропром» на следующий день с утра. Они подпишут договор на консультационные услуги, и Селина получит аванс в сумме двадцати тысяч долларов.

Но никто в «Агропроме» не подозревал, что эта приятная особа, уже успела побывать с такими же документами на продажу нефти в торговой компании «Сольвейг», руководителем которой являлся господин Аркадий Фёдорович Фёдоров. И там, в «Сольвейге», руководство взяло на один день тайм-аут, чтобы, как говорится, собраться с мыслями.















ГЛАВА 6
Москва
24 мая 1993 года

Зарегистрированная на Кипре, торговая компания «Сольвейг» находилась в двадцати минутах ходьбы от «Агропрома», рядом с Зубовской площадью в уютном уголке старой Москвы.

В глубине двора располагалось здание начала XIX-го века, отстроенное после Отечественной войны 1812. Господин Аркадий Фёдорович Фёдоров, бывший зам. министра Сельского строительства СССР (было в СССР и такое министерство!) забрал под себя этот домик в конце 1988 года, когда самые прозорливые аппаратчики увидели, к чему дело клонится. Он оформил договор на аренду всего здания на 99 лет, регулярно вносил арендную плату, в размере 74 рубля 58 копеек в месяц, а в 1992 году заплатил вперёд за все оставшиеся 95 лет разницу в размере 85 021 рубль и 20 копеек. Что в то время составляло, при соотношении 5 тысяч рублей за доллар, – 17 долларов.

Договор на аренду был составлен с Мосгорисполкомом таким образом, что все правопреемники Мосгорисполкома должны соблюдать условия договора в течение всего срока его действия, при условии своевременной оплаты. Деньги в полном объёме были внесены на счет Мосгорисполкома в Сбербанке России. Таким образом, за целых 17 долларов господин Федоров получил в свое распоряжение бывший дворец какого-то графа. Но самое интересное заключалось в том, что по желанию арендатора, с целью увеличения полезной площади арендуемого помещения, здание разрешалось перестроить. Учитывая, что пятно застройки, с прилегающими незаконными гаражами, составляет 1.56 гектара, нетрудно видеть, какие потенциальные экономические возможности ещё таятся в скрытых уголках старой Москвы.

Занимаясь торговой деятельностью, компания «Сольвейг» торговала всем и со всеми: мазутом с Украиной с оплатой зелёным горошком в банках и прочими овощными консервами украинского производства, которые отправлялись в Якутию. Чем расплачивалась Якутия неясно, но позже компания «Сольвейг» приняла участие в разработке кимберлитовых трубок в Танзании. И, представьте себе, – в Танзании нашлись алмазы, сходные с якутскими. Торговали они и лесом, и фанерой со Скандинавией. Торговали на бартерной основе по принципу: товар-за-товар. И жили они преотлично.

Результаты таких операций, как-то сами по себе, превращались в валюту. Финансовые потоки замыкались на счета компании на Кипре и в Швейцарии. На особых счетах, накапливались наличные средства, выручаемые от продаж алмазов на Амстердамской бирже. Депозитирование наличности шло через Кипр, куда летал «для дозаправки» оформленный в лизинг ЯК-40. На самолёте были установлены дополнительные ёмкости для горючего, позволяющие ему находиться в воздухе до 10 часов. Салон самолёта был дооборудован спальными местами на 8 пассажиров и кухней. Также в самолёте находились два сейфа: один – для оружия и боеприпасов, другой – для денег и драгоценностей.

Вопросы по оплате за поставленный товар в «Сольвейге» решались отделом безопасности, которым руководил бывший командир воздушно-десантного полка полковник Владимир Павлович Школьников. Он начал свою военную карьеру, поступив в 73-м году в Рязанское воздушно-десантное командное училище. В училище, кроме обязательных предметов, он уделял особое внимание английскому языку и боксу. Постоянно учил новые слова, в специально оборудованном классе с магнитофоном отрабатывал произношение. А на третьем курсе он «заболел» ещё и испанским языком. В увольнение Школьников практически не ходил, предпочитал лишний часок покачаться в спортзале, либо посидеть за учебником английского или испанского.

Окончив училище с «отличием», лейтенант Школьников был направлен в новое, только формирующееся, подразделение спецназа. При этом учитывалось его знание иностранных языков и серьёзная спортивная подготовка. В 1979-м, когда в составе спецподразделения «Альфа» в количестве 43-х человек, Школьников принял участие в захвате дворца Амина в Кабуле, он был награжден орденом Красной Звезды и получил звание капитана. Прослужив в Афгане полтора года, капитан Школьников был направлен в Никарагуа, где получил звание майора и был награжден вторым орденом Красной Звезды. А затем, после успешного окончания академии Генерального Штаба, Владимир Павлович уже в звании полковника был направлен командиром полка ВДВ. В августе 1991 он добровольцем защищал Белый Дом, но в конце 1992-го, за несогласие с командованием по поводу конфликта в Чечне, он подал рапорт по команде и был уволен в запас. Один из боевых товарищей рекомендовал полковника запаса Школьникова в «Сольвейг».

Аркадию Фёдоровичу нужен был человек молодой, сильный, со знаниями языков, способный быстро принимать решение в неординарных условиях, и Владимир Павлович подходил ему как нельзя кстати. До применения грубости или насилия при получении оплат с клиентов дело никогда не доходило. Полковник Школьников умел решать все вопросы спокойно, без насилия, при этом никогда не унижая достоинства клиента.

У Школьникова всё же было слабое место. Он, как многие бывшие офицеры, не имел своего угла. «Сольвейг», а точнее, Аркадий Фёдорович, снимал для него однокомнатную квартиру в районе станции метро «Профсоюзная», что холостого человека вполне устраивало. Кроме того, в его постоянном пользовании была новая 540-я модель «БМВ» с 8-цилиндровым двигателем, автоматической коробкой и «мигалкой».

В отличие от «Агропрома», в «Сольвейге» одними из первых произвели так называемый «европейский» ремонт. Работали югославы. Они полностью привели в нормальное состояние наружные стены. В доме вставили новые окна с тройными стеклопакетами. Все внутренние стены и потолки аккуратно роликами покрасили светло-бежевой матовой краской, а двери и окна зачистили наждачной шкуркой, зашпаклевали и аккуратно выкрасили в белый цвет масляной краской. Они и мебель завезли из Германии. Компьютеров на всех, правда, не хватило – только на начальство.

В «Сольвейге» Лидию Селину встретили не с таким восторгом, как в «Агропроме». Там у неё была своего рода конкурентка, в лице Тамары – личного секретаря-референта Аркадия Фёдоровича. Злые языки поговаривали, что иногда Тамара допоздна задерживалась в кабинете у Аркадий Фёдоровича. После этого он уходил в душ и укладывался спать в личной комнате отдыха, Тамара тоже принимала душ, но не спала, а пила кофе и курила, размышляя о смысле жизни.

Тамара заподозревала гостью сразу – конкуренты нам не нужны. Но в кабинет к господину Фёдорову ей пришлось незнакомку пропустить. Документы на продажу нефти сомнений не вызывали. Всё было в порядке. Нужно было только отработать технологию продажи нефти и поставок продуктов питания с товарами народного потребления, что для «Сольвейга» было привычным делом.

На Владимира Школьникова Лидия произвела сильное впечатление. В 39 лет он не успел обзавестись семьёй и засматривался на красивых женщин, планируя, подкопив денег, жениться. Красавцем Школьникова нельзя было назвать, но он был весьма крепкого сложения, подтянут, всегда чисто выбрит и аккуратно одет. Владимир Павлович, несмотря на свой минимально возможный для воздушного десантника рост: метр восемьдесят, был в своё время неоднократным чемпионом Военных округов, где приходилось служить, по боксу в полутяжёлой весовой категории. Он ежедневно по утрам бегал не менее 5 километров, и, по привычке, продолжал качать мышцы. Школьников оставался военным человеком с армейскими привычками. При этом Владимир служил Фёдорову так же честно и надежно, как в своё время служил Родине.

Владимир Павлович был единственным человеком, которому Лидия Селина первому протянула руку. А он, не обладая галантностью, утопил её ручонку в своей огромной руке, слегка сжал её и держал, не выпуская, так долго, что Лидия даже немного покраснела. Но почувствовала себя с ним уверено и спокойно. Она поняла, что произвела желаемое впечатление на этого сильного человека, чья помощь впоследствии могла бы пригодиться.









































ГЛАВА 7
Москва
 24 мая, 1993 года
 
Был уже почти полдень 24 мая, когда Лидия Селина ушла из «Агропрома». Проведя там целое утро и разочаровавшись в действиях Кравченко, Лидия Остаповна вышла из здания Комитета Госстандартов и направилась в сторону Октябрьской площади. Прикрепленный к ней водитель, спросил Селину:
– Зачем же вы идете пешком, если можно воспользоваться машиной?
– Знаете, ходьба полезна для здоровья. Я вернусь через три часа. Но если я  задержусь с подругой, то попрошу вас встретить меня у гостиницы «Варшава» около девяти часов вечера и отвезти в гостиницу «Мир».

Действительно, сегодня на Лидии были туфельки на низком каблуке, что значительно удобней для ходьбы, но нисколько не ухудшает впечатление от её великолепных ног. Наоборот, Лидия стала выглядеть ещё более женственной.

Погода была по-весеннему отличной, и минут за тридцать неторопливой ходьбы она достигла цели своего похода: офиса «Сольвейга». На пути в «Сольвейг», Лидия проверяла, нет ли за ней наблюдения. Для этого она останавливалась у газетного киоска, пила газированную воду, зашла в гостиницу «Варшава». Ничего подозрительного Селина не обнаружила. Но и в действительности за ней наблюдения не было.

Приняли Лидию в «Сольвейге» вежливо, но сдержанно. Секретарь Фёдорова, Тамара, видимо, переговорив с шефом, немного успокоилась, но, в глубине души, всё же не доверяла Аркадию Фёдоровичу. Как бы то ни было, как только гостья вошла в приёмную, Тамара сразу же доложила Фёдорову о приходе Селиной.

Как водится, закрутившись в ежедневной рутине, Аркадий Фёдорович ещё не успел переговорить со своими экспертами, поэтому, когда Селина вошла к нему в кабинет, первым делом он спросил у госьтьи:
– Вы уже обедали сегодня?

Услышав отрицательный ответ, он тут же вызвал к себе по селектору Школьникова: 
– Владимир Павлович, вы бы не смогли свозить уважаемую Лидию Остаповну пообедать в «Метрополь». – И обращаясь к Лидии, добавил, – Через час, к вашему возвращению, я приму окончательное решение.

Аркадий Фёдорович имел своего личного повара, обслуживавшего руководство компании и гостей. Повар ежедневно ездил на рынок, покупал самые свежие продукты и готовил домашние обеды. Кухня примыкала к столовому залу приличного размера. Вероятно, и в старые времена здесь размещалась кухня, которая после недавнего ремонта была оборудована по последнему слову европейской техники. Конечно, они бы пригласили отобедать и Селину, но сегодня, во время обеда, Фёдорову было необходимо переговорить с экспертами без Лидии.

Вот так и получилось, что они со Школьниковым поехали в «Метрополь». Школьников был весьма польщен возможностью познакомиться поближе с такой очаровательной женщиной. И Селина, ещё во время их первой встречи положившая глаз на этого статного мужчину, была настроена весьма положительно. Проезжая мимо киоска, где продавали цветы, Школьников остановился и купил Лидии большой букет роз. Розы были прекрасны, и их запах моментально заполнил салон машины.

Увидев Школьникова с букетом, Лидия Остаповна с язвинкой спросила:
– Вы теперь всегда будете меня баловать цветами или это только сегодня покупка роз для дамы входит в список мероприятий?
– Нет. Сегодня это моя личная инициатива и цветы я покупаю только тогда, когда девушка мне лично нравится, – с явной обидой в голосе ответил Школьников.
– Значит я могу считать этот комплимент признанием в любви? – Спросила языкатая Селина.
– Если вы, Лидочка, считаете, что время пришло признаться, то я это делаю от всего сердца и готов подтвердить это поцелуем, – явно собравшись с духом заявил Школьников.

При этом у него от смущения лицо зарделось. По всему было видно, что он говорит это совершенно искренне и Лидия Селина ему ужасно нравится и больше всего на свете он не хочет, чтобы она обиделась на него. А Селина возьми и скажи, что лично она не против поцелуя, если, правда, после дело не зайдёт дальше.

Школьников слегка растерялся, хотя человека повидавшего жизнь как он, вряд ли можно смутить, и неловко поцеловал её в щечку. Селина, тоже немного смутившись, опустила взгляд и оценила его совсем ненахальное поведение, отметив про себя, что этот «ненахал» ей явно симпатичен. Перекусив салатиками из овощей и шашлычками, они вернулись в «Сольвейг» и сразу же прошли в кабинет к Фёдорову.

Аркадий Фёдорович, предложил Селиной и Школьникову присесть к столу, достал папку с документами:
– Компания «Сольвейг» приняла решение приступить к реализации вашего предложения. Мы берём на себя все расходы, связанные с закупкой и перепродажей нефти, расплатой с поставщиком нефти-сырца и всеми промежуточными партнёрами, а также с закупкой и поставкой поставщику продуктов питания и товаров народного потребления.

Затем, Фёдоров спросил у Селиной:
– А как вы видите вашу роль в этом проекте?

Лидия Остаповна помолчала, более из вежливости, чем размышляя (ответ на этот вопрос она продумала давно):
– Обычно посредники берут десять процентов от сделки. Если же «Сольвейг» сделает сто процентную предоплату, то я готова согласиться на шесть процентов, но в любом случае, мне нужно получить сто тысяч долларов сейчас, а остальные девятьсот тысяч – в процессе исполнения работ по контракту.

Она действительно должна была разделить свои комиссионные ещё с двумя людьми, которые всё организовали на месте. Фёдоров спросил Селину:
– Зачем вам такая большая сумма?
– Пятьдесят тысяч мне нужно передать одному человеку, а ещё пятьдесят тысяч, мне нужно  на покупку двухкомнатной квартиры в Москве (цены тогда были другие!), ремонт и приобретение мебели.

Школьников был поражен быстротой реакции Селиной, её правдивыми ответами по существу. Он почувствовал, что эта молодая, но умудрённая жизненным опытом женщина желает укрепить своё положение, при этом он понял, что частью её плана является создание семьи. Он, будучи старше неё, мечтал о том же. Школьников решил, что сделает всё, чтобы завоевать уважение и дружбу Селиной, и, в конечном итоге, жениться на ней.

Фёдоров подумал, что покупка квартиры в Москве привяжет Селину к «Сольвейгу» и, вероятно, он заменит Тамару Лидией, которая и моложе, и внешне более эффектна. А Аркадий Фёдорович знал в этом деле толк.

Таким образом, внутри «Сольвейга» разыгралась ситуация, при которой каждый участник тянул одеяло на себя. Но если Селина и Школьников были свободны и их влекло друг к другу зарождающееся чувство любви, то интерес Фёдорова и Тамары был порочен в своей сути. Оба были женаты и оба изменяли своим супругам.

Аркадий Фёдорович нажал кнопку вызова секретаря.
– Тамара, пригласите к мне в кабинет бухгалтера.

Бухгалтер, уже немолодая женщина, обладала огромным опытом. Она вела всю сложную бухгалтерию компании «Сольвейг». У Главного бухгалтера в подчинении находилось шесть счетоводов, которые едва справлялись с проводками, отчётами, начислениями зарплат, ревизиями, платежами и требованиями налоговой инспекции.

Это может показаться странным, но в те времена – в середине 90-х – суммарный налог, который предприниматели должны были платить родному государству, составлял ровно 103 процента. Еженедельные отчёты в районную налоговую инспекцию (причём, только главный бухгалтер мог представлять ту либо иную фирму, товарищество и так далее), изматывали. Нетрудно догадаться, что сами налоги не платили. Основная нагрузка при этом ложилась на главбуха, должность которого сравнительно мало оплачивалась, но ответственность была наравне с руководителем. Поэтому влияние главного бухгалтера на рабочий процесс было более чем существенным.

Аркадий Фёдорович, в присутствии Селиной и Школьникова, спросил главбуха:
– Мы можем найти сто тысяч долларов для Селиной?
– Если надо, то найдём.

Фёдоров помолчал, что-то прикидывая, и отдал распоряжение подготовить документы для оплаты услуг Селиной. Когда главный бухгалтер вышла, он снова позвонил Тамаре:
– А где сейчас «Каземирыч»?
– Он должен вернуться из Якутии через два дня.

Тогда Фёдоров спросил у Селиной,
– Вы могли бы прийти через два дня и приступить к работе над документами? К этому времени мы подготовим договор между вами «Сольвейг» на оказание консультативных услуг.

Ответ был положительным. Лидия Остаповна и Аркадий Фёдорович договорились о следующей встрече через три дня, 30 мая в 10 часов утра.

 Из кабинета Аркадия Фёдоровича Лидия и Школьников вышли вместе.
– Вы идёте куда-то?  Вы позволите мне подвезти вас? – Школьников предложил Лидии.
– Да. Если вы были бы так любезны и отвезли бы меня к метро «Октябрьская», я бы была очень признательна.

В машине Школьников спросил у Лидии:
– Я могу спросить вас, что вы планируете делать сегодня вечером?
– У вас есть конкретные предложения? – вопросом на вопрос ответила Лидия, глядя прямо в глаза Владимиру.

Школьников решил, что самое лучшее – это говорить то, что думает. Так он и поступил. – Лидия Остаповна. Вы мне очень нравитесь. Я прошу вас провести со мной время, чтобы мы могли лучше узнать друг друга.

Эта прямолинейность со стороны начальника охраны «Сольвейга» не могла не понравиться Лидии. Она согласилась. И они договорились встретиться в пять тридцать вечера, на том же месте, где он её высадит из машины.

В пять двадцать пять Школьников был в назначенном месте. Лидия Остаповна подошла через пять минут ровно в пять тридцать. Владимир Павлович ожидал её на тротуаре, рядом с машиной. Усадив Лидию на переднее сиденье и закрыв за нею дверь, он сел на место водителя и спросил, сколько у них есть времени. Лидия ответила, что её будут ждать на этом месте в девять часов вечера.

Школьников предложил ей посмотреть на Москву со смотровой площадки на Ленинских горах возле Университета, а затем вместе поужинать. Лидии этот план понравился и они поехали. По дороге молодые люди беседовали на общие темы, не обходя стороной и вопросы личного характера. Оба – Лидия и Владимир – не скрывали, что заинтересованы друг другом. Да оно и понятно – помимо личной взаимной симпатии, они «по жизни» нуждались друг в друге.

Погода в Москве было отличной, не жаркой. Пух с тополей всё ещё не начал летать. Деревья были зелёными. Вот только обилие всевозможных палаток, расположенных в самых невероятных местах, грязь на улицах, огромное количество пьяных, бездомных, бродяг и бесхозных собак город явно не украшали. Да тут ещё и дети-подростки бросались на машины с предложениями помыть окна.

На смотровой площадке было сравнительно немного народу. Продавали знаменитое московское мороженое. Фотографы с американскими «Полароидами» предлагали сняться на память. Старушки продавали цветы. Владимир купил для Лидии ветку сирени. Когда он предложил ей эту ветку, то коснулся её руки. Лидия не отдернула свою руку, вот так они и гуляли по смотровой площадке, держась за руки.

После Ленинских гор они поехали в район станции метро «Профсоюзная», неподалеку от того места, где жил Владимир. Он знал там один частный грузинский ресторан, который помещался на Нахимовском проспекте. Они заказали сыр, овощи, мясное ассорти и бутылочку «Кинзмараули». Им было хорошо друг с другом и, честно говоря, не хотелось расставаться. Но для первого свидания этого было достаточно.

Подъезжая к гостинице «Варшава», Владимир вдруг, как-то неожиданно для самого себя, предложил Лидии:
– Как вы смотрите на то, чтобы завтра пойти вместе со мной к моему бывшему командиру дивизии. У нашего генерала завтра день рождения. Все офицеры с женами либо без, всегда приглашены. У генерала собируться «афганцы», мне думается, что вы не пожалеете.

Лидия спросила с сомнением в голосе:
– А это удобно? Мы же виделись только первый раз.

Ей очень хотелось снова быть с Володей, как она уже мысленно называла его. Поэтому подумав, решила, что чем сидеть одной в гостинице, лучше провести этот вечер в обществе человека, который ей нравился всё больше и больше. Заодно и познакомиться с его друзьями.

– Да, товарищ полковник. Я согласна. Только с условием, что вы будете пить, как можно меньше, чтобы мне было спокойно.
– Уж в этом, вы можете не сомневаться. Это я вам обещаю. Только одну рюмку,  чтобы не обидеть хозяев. Так завтра в пять у входа в гостиницу Академии наук?
– Спасибо за приглашение. Я обязательно буду.

Выходя из машины, Лидия прикоснулась своей рукой к щеке Владимира и поцеловала его в другую щёку в знак благодарности за приятно проведенный вечер. Пройдя несколько шагов, Лидия обернулась. Увидев, что Владимир продолжает глядеть ей вслед, помахала ему рукой.

Она завернула за угол. Водитель уже ожидал её у гостиницы «Варшава». Лидия прошла мимо, вошла в вестибюль и, увидев, что Школьников не идет за ней, вышла из гостиницы. Снова убедившись, что он не наблюдает за ней, села в поджидавшую её машину. Поздоровавшись, водитель спросил, не нужна ли ей его помощь, но получив отрицательный ответ, включил зажигание и повёз её в гостиницу «Мир».










ГЛАВА 8
Москва
 28 мая 1993 года
 
28 мая Фёдоров был в своём кабинете в 8 утра, что было существенно ранее обычного. Он полночи провёл в телефонных переговорах. И всё из-за положения в Танзании. Ситуация там была сложная. Деньги уходили впустую. О каких-либо возвратах говорить не приходилось. Оборудование простаивало и ржавело, да и результаты геологических изысканий не давали надежд на реализацию грандиозных планов, которые в своё время привлекли инвесторов. Хорошо хоть инвесторы были, преимущественно, канадскими. Если бы это были «новые русские», то «разборки» были бы ему обеспечены....

Аркадий молча сидел в своём кресле и напряжённо думал. Непонятное предложение с нефтью не вписывалось в привычную схему. И хотя у него были деньги, и деньги немалые, степень риска превышала разумные 500 тысяч тонн. Это двенадцать танкеров. Сделка с нефтью, по мировым ценам, превышала 50 миллионов долларов. Откуда у этой молодой женщины выход на такой уровень? Безусловно, за ней стоят сильные люди. Но почему же они тогда не выходят сами в правительство? Это и есть вопрос, на который ему нужно знать ответ. И не от Лидии Селиной, а от своего проверенного человека. Такой человек у Фёдорова был.

Из приемной начали доноситься звуки. Это Тамара пришла на работу. Фёдоров нажал кнопку вызова:
– Тома, зайди ко мне, пожалуйста.

Тамара впорхнула в кабинет шефа, плотно затворив за собой первую дверь, а другую предусмотрительно закрыла на ключ.
– Что же ты не позвонил, Аркаша, что сегодня раньше придёшь? – кокетливо покачивая бёдрами и строя обиженное лицо, манерно спросила Тамара. – Или там чёрные танзанийки лучше?

И Тамара, приблизившись к шефу, начала раздеваться сама и одновременно проворно раздевать Фёдорова.
– Посмотрим, как ты соскучился по своей Томочке, – увлекая Фёдорова в его комнату отдыха, безостановочно продолжала говорить Тамара.

Минут через десять она прошла в душевую кабину. Теперь Тамара окончательно убедилась в том, что Фёдоров, если даже не соскучился по ней, то, по крайней мере, не забыл её. Усталый Фёдоров тихо заснул на диван-кровати. Когда Тамара вышла из душа, Фёдоров ещё спал. Одевшись и подколов волосы, тихо, стараясь не разбудить его, она начала прибирать разбросанные по всему кабинету вещи, аккуратно развесила его одежду на спинке стула. Затем, оглядев кабинет и убедившись, что всё в прежнем порядке, тихо вышла, плотно закрыв за собой вторую дверь и заперев снаружи на замок первую.

Проспав минут пятнадцать, Фёдоров проснулся, полежал ещё минуту-другую и прошёл в душевую. Там, под струёй воды, он вспомнил, что хотел попросить у Тамары срочно найти для него Петра Каземировича Вересаева, но та отвлекла его своими прелестями. «Вот баба-то, – подумал Федоров. – Откуда только силы берутся?»

Пётр Каземирович Вересаев, длинный худощавый мужчина 67 лет, всё ещё не прочь выпить, исполнял обязанности главного геолога, зарегистрированной на Кипре в 1990 году компании «Танзаниан Даймондс», которая хоть и являлась дочерней фирмой компании «Сольвейг», но, в отличие от неё, доходов не приносила. И хотя господин Вересаев не считал, что отсутствие алмазов – результат его деятельности, он чувствовал себя ответственным за происходящее, а потому рьяно стремился выполнять различные поручения господина Фёдорова, даже если они не входили в круг его обязанностей. Каземирыч, как его называл Фёдоров, неоднократно указывал своему патрону, что в Танзании промышленными разработками алмазов заниматься не эффективно, но патрон продолжал привозить каких-то иностранцев и прочих проходимцев. Рисуя грандиозные перспективы, Фёдоров показывал им когда-то случайно найденные необработанные образцы алмазов, сравнивал их с уже огранёнными южно-африканскими и якутскими. В результате, у гостей «ехала крыша», они уезжали, пересчитывая в уме доходы, а в Танзанию ввозились экскаваторы, грузовики, транспортёры, дробильное оборудование и классификаторы. Всё оборудование было брошено под открытым небом, и только сейчас начали завозить модули для возведения производственных помещений.

В Танзании постоянно находился сын Фёдорова – Иван с женой и дочерью. Жил Иван с женой неважно. Они постоянно ссорились на людях. Иван пил, а его жена – Валентина, от скуки или желания досадить мужу, не скрывая, переспала со всеми охранниками. В результате, тесть забрал внучку и поручил девочку заботам бабушки, а Валентину отправил обратно в Тулу, откуда она была родом.

Фёдоров-младший и Вересаев – оба закончили Московский Геолого-разведовательный институт. И хотя разница в годах была значительной, они сдружились. В своё время, по окончанию института, Вересаев был распределён на Тянь-Шань. Там, в посёлке Майлисай, он прожил 15 лет. В этом регионе нашли ртуть, уран, асбест и прочее, благодаря чему он приобрёл необходимый опыт и интуицию. Затем Пётр Каземирович переехал в Якутию, где руководил геологической службой. Иван же оказался в Якутии по распределению. Там они и познакомились, но начальником в те годы был Вересаев. Выйдя на пенсию в 65 лет, Каземирыч встретился с Фёдоровым-старшим и стал работать на него.

Вот и сейчас, Фёдоров планировал поручить Каземирычу отработать всю цепочку поставки нефти от производителя до загрузки в танкер, включая контракты, знакомство с непосредственными исполнителями, вручение взяток и отслеживание прохождения танкеров. Но самым главным было найти ответы на вопросы: «Кто стоит за Селиной?» и «Как выйти на этих людей напрямую?».

Для этого Каземирыч должен был начать с того, чтобы повстречаться со своими ребятами в «нефтянке», а они-то знали всех. И даже если не знали, то мигом бы разобрались.

Фёдоров уже мысленно наметил план действий: с одной стороны не торопиться с Лидией и держать её под присмотром, а с другой стороны, когда Каземирыч разберётся, тогда и принять окончательное решение.

Фёдоров нажал кнопку вызова Тамары:
– Тома! Срочно разыщи мне Каземирыча.
– Так он же на Кипре.
– А когда будет обратно?
– Из Кипра он летит напрямую в Якутию, а затем в Москву. Он будет обратно... – она начала листать свой рабочий журнал и продолжила: – Он будет обратно не позднее шестого числа, в воскресенье.
«Ну что ж, подождём до воскресенья», – покачивая головой и закусив нижнюю губу, подумал Фёдоров.
– А Ваня где?
– Сейчас подойдёт. Он отъехал ненадолго, – ответила Тамара.

Все сотрудники «Сольвейга» знали, что Тамара обслуживает обоих Фёдоровых: и отца, и сына. И они оба это знали. Но не обижались. Всё-таки, родственники. От Томки не убудет – на обоих хватит.














ГЛАВА 9
Россия
 1960–1993 годы
 
Лидия Остаповна Селина была родом из Тольятти. Жили они с матерью и бабушкой недалеко от города, в посёлке под названием ВСО-5 (Военно-строительный отряд № 5). Отец Лидии был военным, старшиной. Остап Селин, или, как его называла бабушка, Ося, служил во внутренних войсках, задачей которых была охрана заключённых. Хотя он непосредственно и не нёс караульную службу – он был «сундук», но рождён был в лагере, вырос в детдоме-колонии – постоянное общение с заключёнными и конвоирами сделало своё дело. Остап Алексеевич был хронический алкоголик и имел чудовищный характер. Он и умер-то по пьянке в 1971 году, будучи всего тридцати лет от роду. Лиде было одиннадцать лет, когда, возвращаясь зимним вечером домой, её отец упал и замёрз на улице, не дойдя до барака, в котором они жили, каких-то двести метров. После его смерти в доме наступил покой, не стало слышно пьяной брани отца, и больше никто не гонялся за матерью с ремнём в руках, чтобы «рубить присягу».

Мать Лидии, Фатима Булаева, – была татарских кровей. От неё Лидочка унаследовала нежную, бархатную со смуглинкой кожу и слегка выступающие скулы. Работала Фатима медсестрой в санчасти того же полка, где служил отец. Они там и познакомились. Мать была кроткая и душевная, но сломленая жизнью женщина. Дочерью она практически не занималась. После смерти отца Лиды, хоть и было ей всего двадцать семь лет, она вторично замуж так и не вышла, и всё продолжала жить с матерью мужа и дочерью в том же бараке. Бабушка Елизавета души не чаяла в Лидочке, заступалась за неё перед родителями, покрывала её детские проделки и шалости, учила маленькую Лидочку читать, писать и считать.

Бабушка Лиза, в своё время, жила с родителями в городе Калинине. В 37-м её родителей осудили на двадцать пять лет лагерей, а её саму – четырнадцатилетнюю девочку – отправили в Ижевскую колонию. В этой колонии для детей врагов народа она подружилась с такой же, как она, четырнадцатилетней горемыкой по имени Вера Козицкая. Через несколько недель Лиза влюбилась в старшего брата Веры – Осю. И Ося влюбился в Лизу без памяти. Они поклялись друг другу, что когда вырастут и их выпустят из колонии, то они поженятся. После окончания школы Осю выпустили из колонии, и он поступил в техникум. А потом, когда началась финская война, Осю забрали в армию и отправили на Финский фронт. Через год он получил отпуск и приехал к Лизе. Ей дали два часа на то, чтобы они вместе сфотографировались на память, но пока Ося с Лизой добрались до фотоателье, наступил обеденный перерыв. Они прождали фотографа на улице целый час. В результате Лиза опоздала вернуться в колонию к указанному сроку. За опоздание её посадили в карцер на три дня, а Ося уехал обратно на фронт. Он не знал, что произошло с Лизой. На следующий день в колонию приехал проверяющий. Не разобравшись, что к чему, он квалифицировал опоздание Лизы, как попытку к побегу. Поскольку к тому времени ей уже исполнилось семнадцать лет, Лиза стала считаться совершеннолетней. За этот проступок ей дали двадцать лет лагерей.

По дороге на Колыму молоденькая девочка семнадцати лет попалась на глаза начальнику пересыльного лагеря в Ставрополе-на-Волге. Он был высокий, стройный русоволосый бывший латышский стрелок. Он «культурно» изнасиловал молодую девушку, но спас её, оставив у себя в лагере. Вначале он держал её «на хлеборезке», а потом, когда беременность стала заметной, перевёл в счетоводы при лагерной столовой. В 41-м году Лиза, сама восемнадцати лет отроду, родила мальчика, которого назвала по имени своей первой и последней любви – Осей, или Остапом. Отец мальчика, начальник лагеря, распорядился выделить Лизе с ребёнком отдельную комнату в бараке, примыкающем к столовой. Первый год жизни младенец Остап находился с матерью в лагере, потом его отняли у неё, определили в детдом, а затем перевели в колонию для «малолеток».

До начала Великой Отечественной войны в этом месте намечалось строительство Куйбышевской ГЭС. Первым делом началось развёртывание строительных лагерей и военно-строительных отрядов. В начале войны из строительного лагеря, примыкающего к женскому лагерю в котором содержалась Лиза, всех мужчин определили в штрафбаты и отправили на фронт. Пропал куда-то и Елизаветин покровитель-насильник. Больше она его никогда не видела.

К 1943-му все временно пустующие лагеря были заполнены пленными немцами. Немецкие солдаты и офицеры получали помощь через Красный Крест, поэтому в столовой, где работала Елизавета, были продукты. Учитывая, что немцы умирали от холода и болезней, снабжение было усилено, а потому и работники столовой вместе с охраной питались лучше, чем до войны. К 1948-му году немцев отправили на стройки в различные города, и лагерь снова запустел. Но не надолго. Начинались новые сталинские репрессии и великие стройки коммунизма. Лагеря снова стали заполняться.

В 1956-м объявили амнистию. Под эту амнистию попал и женский лагерь. Сняли охрану и открыли ворота. Лиза разыскала сына, который был в детском доме. Она получила свой первый паспорт – заключённым паспорта не полагались. Когда Елизавете выписывали паспорт, она изменила заглавную букву своей фамилии с З на С и опустила две буквы: мягкий знак после Л и Д. Так она стала вместо Зельдиной – Селиной. Тогда же она вписала в свой паспорт сына, и стал он называться Остапом Алексеевичем (по имени отца-насильника) Селиным.

После освобождения Елизавета с сыном остались на поселении под Ставрополем-на-Волге, впоследствии переименованным в Тольятти. В 1956-м их лагерь расформировали, но бабушка осталась работать бухгалтером в той же самой столовой, которая теперь стала называться «Столовая номер 5». Они с сыном продолжали жить в той же комнате и в том же бараке, спали на тех же «шконках», и в комнате была всё та же «буржуйка». Её работа в столовой существенно облегчала их нищенское существование.

Когда время пришло, Остапа забрали в армию. Учитывая его жизненный опыт, его направили во внутренние войска. Полк, в котором служил Остап, охранял уже новые лагеря там же, под Ставрополем-на-Волге. Там возобновилось строительство ГЭС, и нужны были рабочие руки. В 1959-м, когда Остапу было 19 лет, он женился. А вскоре родилась маленькая Лида. Вот так все они и жили в одной комнате в бараке.

Бабушка, как могла, пыталась скрасить жизнь любимой внучке Лидочке – то конфетку даст, то карандаш с бумагой принесёт. В школе Лида училась хорошо. Иногда, глядя на других детей, ленилась, но в вопросе учёбы бабушка была непреклонной – не разрешала лечь спать или пойти к соседям «на телевизор», пока уроки не сделает. До десятого класса все уроки Лида готовила с бабушкой, но в середине десятого бабуля заболела, слегла и уже не встала. А было тогда бабушке всего 56 лет. Прошло четырнадцать лет, как нет бабули, а Лида её всё вспоминает. Теперь уже и матери нет. Одна Лидия осталась. Ни сестёр, ни братьев, ни тёток, ни дядьёв...

И подруг особых у Лиды никогда не было, только соседская девочка Ира Красильникова, её одногодка, вот и всё. Мать Иры, Светлана Николаевна, была ещё студенткой, когда забеременела от однокурсника-болгарина. Они любили друг друга, но тогда, в 60-х, был закон, запрещающий браки с иностранцами. Болгарин вернулся к себе на родину, а Светлана попала по распределению в Ставрополь-на-Волге. Там она вышла замуж за Красильникова, который удочерил её ребенка. Но потом Красильников запил и пропал куда-то. Светлана работала программистом, а потом руководителем вычислительного центра Тольяттинского института ВНИИНеруд. Она познакомила Иру и Лиду с компьютерами и начальными элементами программирования, что, в конечном счёте, ей не пригодилось, но понимание подходов к решению проблем осталось. Ира Красильникова была единственным человеком, с которым Лидия переписывалась.

После школы, в том же 1979 году, когда умерла бабушка Лиза, Лидия поступила в Тольяттинский Политехнический институт. Закончила его в 1984-м по специальности инженер-механик и получила назначение в Тюмень – в отдел главного механика Объединения «Тюменьнефтегаз».

Лидия знала, что она девушка красивая, поэтому в ранней молодости не торопилась выйти замуж. С кем попало не встречалась, редко гуляла в компаниях. Так уже было принято, что всё всегда оканчивалось повальной попойкой. Но спустя три года, устав от одиночества, она, по глупости и без любви, в двадцать семь лет вышла замуж за местного геолога. Ей понравилось, как он пел и играл на гитаре. Прожив с мужем три недели в комнате общежития для малосемейных, она ушла от него, вернувшись в своё общежитие. Лидия помнила, как пьяный отец гонялся за матерью, и не хотела повторения её судьбы. Хорошо, что не успела забеременеть. Да и когда было: после свадьбы муж так и не просох и до самого развода был пьяным. Потом приходил извиняться, но это уже ушло в прошлое...





















 















ГЛАВА  10
Москва
 28 мая 1993 года
 
Утром 28 мая, проснувшись, Лидия Остаповна полежала в кровати на несколько минут дольше обычного. Часы показывали 6:25 утра. Она принялась вспоминать вечер, недавно проведённый с Владимиром. Приятные воспоминания напомнили ей о сегодняшней встрече, назначенной на вечер. Лидия бодро встала, сделала зарядку, надела спортивный костюм и кеды, вышла на улицу, вдохнула свежий воздух и, наслаждаясь бодрящей свежестью московского утра, побежала «трусцой». В начале пробежки она направилась в сторону набережной Москва-реки. Пробежав один круг вокруг Белого Дома, повернула к гостинице. Так, побегав минут двадцать, она вернулась к себе в номер, распустила косу, разделась и с наслаждением приняла душ. Кожа у Лидии была гладкая, немного смуглая, нежная, бархатная кожа молодой, здоровой женщины. Намыливая тело, с удовлетворением ощутила твёрдость груди, и заодно напомнила себе про маникюр и педикюр.

Выйдя из душа, Лида высушила волосы и решила сегодня косу не заплетать. Волосы у неё были до пояса и требовали особого ухода. Она давно хотела постричься, но всё было жалко. Тщательно расчесав волосы, она затянула их на затылке резинкой и cколола заколкой. Затем привела в порядок ногти на руках и ногах. Лидия оделась так, чтобы было удобно находиться днём в конторе «Агропрома», а позже, вечером, пойти с Владимиром к его друзьям – надела чёрный брючный костюм с белой кофточкой, слегка открывающей её небольшую, но высокую грудь, а на ноги надела туфли на низком каблуке. В таком виде, высокая, стройная с причёской «конский хвост» Лидия выглядела лет на пять моложе своих лет, а белая с кружевами кофточка только подчеркивала сексуальную привлекательность её кожи. На всякий случай она сложила в пластиковый пакет лёгкую ночную рубашку, смену трусиков и лифчика, гребешок, зубную пасту и щётку, маникюрный набор и, конечно, косметичку. Положила всё это хозяйство в сумку, посмотрелась в зеркало и, оставшись довольна собой, прошла на кухню.

Легко позавтракав, она вышла к машине. Было уже около десяти часов. Но Лидия не торопилась. Приехав в «Агропром» практически в полдень, она приятно удивилась, что Исаев и Феодора ждут её. Селина прочитала договор: всё было так, как они обсудили накануне. Она подписала договор на консультационные услуги, а от «Агропрома» стояла подпись Исаева. Оставив себе второй экземпляр, Лидия получила двадцать тысяч долларов, в чём и расписалась.

Мысленно радуясь, но внешне сохраняя спокойствие, Лидия Остаповна попросила Исаева разрешение сделать несколько звонков. Тот сказал, что уходит на обед и его кабинет в её распоряжении. Сев за стол Исаева, Лидия сначала позвонила в Тюмень заместителю Генерального директора Объединения «Тюменьнефтегаз» Иосифу Клементиевичу Козицкому. Рассказав ему, что происходит в Москве, она обещала держать его в курсе и звонить каждый день. Затем Лидия достала ежедневник и набрала телефон агентства по недвижимости, с которым она раньше успела переговорить по поводу приобретения двухкомнатной квартиры.

Агентство по недвижимости помещалось на Новом Арбате, в высотном здании бывшего Министерства угольной промышленности СССР. Здание это было роздано в аренду под различные офисы. Преимуществом, по сравнению с другими помещениями, было то, что в одном из его офисов помещался Комитет ветеранов афганской войны. В то время это была отличная «крыша». На втором этаже здания находился банк «Аэрофлот». Одной из его дочерних структур и было агентство по недвижимости с таким же названием. Это было российско-британское совместное предприятие, работающее на только создаваемом в постсоветской России рынке недвижимости

Агентство «Аэрофлот» помимо скупки и перепродажи квартиры, но ещё и снимало в аренду за незначительную плату большие помещения у всяких там научно-исследовательских институтов, складов, заводов и прочих ведомств, – сроком на 49 лет. Затем эти большие помещения перестраивались под малые офисы. Строители их наспех ремонтировали, после чего агентство сдавало офисы в аренду на один год, но уже в сто раз дороже. Квартиры же использовались как взятки чиновникам за оформление и за дешёвую аренду офисных помещений. Те квартиры, которые не представляли особого интереса, перепродавались за комиссионные.

Агент по недвижимости Валентина была на месте и, казалось, ждала звонка. Селина представилась и напомнила, что они недавно встречались у них в агентстве и разговаривали по поводу возможной покупки двухкомнатной квартиры. Валентина отлично всё помнила и сказала:
– У меня на примете есть одна квартира на седьмом этаже кирпичного дома, находящегося по проезду Черепановых. Этот микрорайон был в своё время построен Министерством обороны для своих офицеров, поэтому в квартирах улучшенная планировка, высокие потолки и паркет. Хозяин квартиры скоро уезжает «за бугор» и готов продать квартиру за двадцать пять тысяч «зелёных». С учётом оплаты услуг агентства и затрат на оформление, покупка может обойтись немногим более тридцати тысяч. Но квартира в хорошем состоянии, не требует ремонта, и продаётся вместе с мебелью. Мебель не бог весть что, но на первое время хватит.
– Я готова посмотреть квартиру. Вы можете дать мне адрес?
– Записывайте.

Лидия подробно записала, как ей проехать по указанному адресу. Она сказала Валентине:
– Я на машине и могу выехать через пять-десять минут.
– Отлично. Я тоже уже выхожу и буду ждать вас у входа в подъезд.

Лидия написала записку Исаеву, в которой поблагодарила его за доброе к ней отношение. Оставив записку на столе, вышла из кабинета, закрыв за собой дверь. По дороге она занесла ключ Валерии и, с радостным удивлением, увидела приказ о её зачислении на работу в «Агропром» с первого мая сего года на должность эксперта с окладом двенадцать тысяч рублей в месяц. Лидия зашла в бухгалтерию и взяла у них выписку из приказа о зачислении на работу. В бухгалтерии её уже ждала зарплата за первую половину мая – шесть тысяч рублей. Получив деньги, она помчалась вниз к машине, радуясь как ребёнок тому, что произошло с ней за последние несколько дней.

Лидия села в ожидающую её машину, и они с водителем поехали по записанному адресу. В те времена по Москве ещё можно было днём проехать без «пробок». Валентина уже ждала их у подъезда. Вдвоём они поднялись наверх, а водитель остался ждать в машине.

В квартире сразу бросилась в глаза высота потолков. Большая прихожая. Прямо напротив входной двери – дверь в просторную 12-метровую кухню с плитой, большим холодильником, навесными шкафами, прилавком для готовки, столом и стульями. Две комнаты: 16 и 20 метров. Балкон. Лидии уж очень понравился вид с балкона – было видно далеко-далеко; и воздух был приятный, чистый, – не то, что в центре города. Раздельный санузел. На полу – паркет. И мебель, о которой говорила Валентина, хоть и не новая, но – две кровати, диван, горка из орехового дерева, письменный стол, обеденный стол со стульями и полностью оборудованная кухня. Хозяин оставлял даже какую-то посуду – ножи, вилки, кастрюли со сковородками. Действительно на первое время хватит, а потом... Но кто же знает, что будет потом?

Лидия поймала себя на том, что мысленно советуется с Владимиром. Ей хотелось, чтобы ему понравилась эта квартира. Усмехнулась сама себе. Это была вторая удача за сегодняшний день. Лидия сказала Валентине, что ей всё подходит и что у неё есть на сегодняшний день двадцать тысяч долларов наличными, но в течение двух-трёх дней будет и недостающая сумма. Она попросила Валентину начать собирать справки и приступить к оформлению документов. Валентина спросила, есть ли у Лидии работа в Москве. На что та с гордостью вынула из сумки выписку из приказа о её зачислении в «Агропром».

Заперев дверь на ключ, женщины вышли на лестничную клетку. Вызвали лифт и поехали вниз. По дороге Лидия переспросила Валентину:
– Когда я могу внести аванс?
– В течение двух дней я подготовлю все бумаги. Вы тогда заплатите всю сумму продавцу, прямо в нотариальной конторе, а мои комиссионные можно выплатить уже после получения ордера. Более того, если вы захотите сразу выкупить эту квартиру у государства, я также могу помочь сделать это быстро, но за дополнительную плату.

Лидии всё подходило. Она была на седьмом небе от счастья.

Когда Лидия вернулась на Ленинский проспект, было уже без десяти минут пять – Владимир определенно ждёт её. Лидия попросила водителя остановить машину у Шуховской башни. Оттуда было рукой подать до гостиницы Академии наук.

Лидия ничем не выделялась в толпе. Многие женщины несли сумки с продуктами. Никому в голову не могло прийти, что у неё в сумке находится двадцать тысяч долларов и двенадцать с половиной тысяч рублей, а иначе бы ей, с её сумкой вместе, была бы крышка.

Она быстро прошла до гостиницы Академии наук. Владимир Павлович стоял у машины. Одет он был в полную парадную форму полковника, с орденами и медалями, всякими значками и двумя ромбиками, свидетельствующими об окончании училища и академии. В руках у него был букет гвоздик. Лидия подошла к нему, смущенно улыбаясь. Видно было, что впечатление на неё он сумел произвести. Владимир мягко поздоровался с ней и, улыбаясь, протянул цветы. Лидия, продолжая смущаться, проговорила:
– Ну, зачем же мне столько цветов каждый день. Вы, наверное, потратили много денег? – спросила она, глядя прямо Владимиру в глаза.
Теперь пришла очередь смутиться ему:
– Во-первых, не так уж много, а во-вторых, я хотел вам сделать приятное, всё-таки не каждый день я встречаюсь с такой красавицей, – усадив Лидию в машину, он мягко закрыл дверцу.

Когда Владимир протянул руку с ключом к замку зажигания, Лидия, прикоснувшись к его руке, сказала:
– У меня к вам есть три вопроса. Первый: в гостях мы должны обращаться друг к другу на «ты» или на «вы»? Второй: моя причёска подходит для компании, в которую мы едем, или лучше заплести косу, как вчера? И третий вопрос: можем ли мы идти в гости с пустыми руками? Думаю, нам надо где-то остановиться, чтобы приобрести подарки и цветы.

Владимир на секунду замешкался и сказал:
– Отвечая на первый вопрос, – лучше на «ты». Хоть мы ещё и не пили «на брудершафт», а на второй вопрос скажу так: мне нравится всё. Вы мне нравитесь. А вот для компании коса будет лучше. Что же касается третьего вопроса, – так у меня уже всё в багажнике.

После получения аванса и осмотра квартиры, Лидию просто распирало от успеха. А тут ещё добавилася встреча с Владимиром. Лидия кокетливо посмотрела на него и сказала:
– Вы, дядя, не думайте ничего такого, я девушка честная, но если мы ещё не пили вместе, то хоть поцелуйте меня, чтобы мы официально могли говорить друг другу «ты». – И при этом посмотрела на него глазами, в которых гуляли чёртики.
 
Владимир, потерял на секунду дар речи, но справился. Одной рукой нежно взял её за плечи, а другой повернул её лицо к себе и мягко прижался губами к губам Лидии. Почувствовав, что она отвечает на его ласку, он начал осыпать её лицо поцелуями.

– Володенька, Володенька, – повторяла Лидия, пока он продолжал целовать её. Владимир, утолив первый порыв, остановился.

Лидия, улыбаясь, глядела на него, не говоря ни слова. Он включил двигатель, и они поехали. Положив цветы на заднее сидение машины, она вынула из сумки расчёску и заколки, повернула к себе зеркало и распустила волосы.
– А так я нравлюсь тебе? – сделав при этом ударение на слове «тебе».
Он посмотрел на неё долгим взглядом, и сказал:
– Ты действительно, нравишься мне больше так, – сделав ударение на слове «ты», – но коса подойдет лучше. Пожалуйста, после встречи распусти волосы. Ты такая красивая с распущенными волосами.

Лидия Селина действительно выглядела классно.

Привычными движениями сплетя косу, Лидия свернула её на голове, сколов заколками. Владимир украдкой посматривал на Лидию. Ему было приятно иметь такую спутницу. Он подумал, что вполне вознаграждён за своё долгое одиночество. Закончив возиться с волосами, Лидия достала косметичку. Вынув розовую помаду, она слегка подкрасила губы и, на глазах Владимира, превратилась в совершенную красавицу.

Генерал Потапов собирал всех своих офицеров в свой день рождения. Бывший командир Владимира Павловича в Афганистане, генерал-майор Михаил Петрович Потапов жил в большой четырехкомнатной «генеральской» квартире на улице Алабяна, в так называемом «доме КГБ». Потомственный военный, он проявлял заботу об офицерах, находившихся под его командой. Был в меру строг, но и справедлив. Его жена Ирина Владиславовна всегда была рядом со своим мужем. Только в Афганистане ей не пришлось побывать. Все годы афганской войны она провела с детьми в Москве. Теперь, когда дети не нуждались в их заботе, Ирина Владиславовна вела спокойный, размеренный образ жизни. Положение мужа позволяло не слишком заниматься бытом и «добычей» продуктов. Так и не получив высшего образования и не работая постоянно, Ирина Владиславовна полностью посвятила свою жизнь семье и заботам о муже и детях.

Подъехав к дому Потапова, Владимир остановил машину, достал из багажника сумку с подарками и букет цветов для Ирины Всеволодовны.
 
Возле подъезда дома, где жил генерал, стояло несколько десантников, по-видимому, для охраны. Владимир запарковал машину на свободной площадке. Лидия взяла свою сумку, где у неё были деньги и свой букет цветов. Один из офицеров подошёл, отдал честь и вежливо спросил документы. Владимир достал паспорт и военный билет и протянул офицеру. Тот нашёл фамилию Владимира в списке гостей и сказал, что он указан один. На что Владимир с улыбкой заметил, что когда составляли список, он был один, а сейчас вдвоём. Офицер обратился к Лидии и, отдав честь, попросил предъявить паспорт. Проверив документы, тот, снова отдав им честь, спросил, знают ли они дорогу. Владимир утвердительно кивнул.

Войдя в парадное, они увидели ещё двоих десантников. В руках у них были короткие автоматы.
– Ну и дела, – сказал Владимир Павлович, – ничего не понимаю, что происходит?
Ответ был получен в тот момент, когда они позвонили в дверь. Её открыл старший лейтенант, спросил имена гостей и провел их в гостиную, где Владимир с Лидой увидели группу офицеров в парадной форме. Среди них был заместитель Командующего воздушно-десантных войск России, генерал-полковник Седых, а генерал Потапов был в полной генеральской форме с погонами генерал-лейтенанта. Как потом выяснилось, недавно он стал заместителем Начальника штаба ВДВ России. В стороне от военных находилась группа женщин, включая генеральских жен.

Полковник Школьников чётко, по-военному, отдал честь, представился генерал-полковнику Седых. Снова отдал честь и поздравил генерала Потапова с присвоением воинского звания генерал-лейтенанта и днём рождения, и наконец, повернувшись к супруге генерала, представил Ирине Всеволодовне свою спутницу – Лидию Селину. Генерал Потапов подошёл к Владимиру, обнял его. Внимательно осмотрел Лидию и с восхищением в голосе спросил:
– Это там, на гражданке, таких красавиц распределяют? В гарнизоне таких девушек днём с огнём не сыскать.

Супруга генерала Потапова, знавшая Владимира ещё когда тот был лейтенантом, разрядила официальную обстановку, попросив его отнести цветы на кухню и, взяв Лидию Остаповну под руку, увела её с собой. Владимир подошёл к офицерам, знакомым либо по Афганистану, либо по иным местам службы, обнялся с друзьями и подключился к их расспросам о жизни: обычным разговорам давно не видевшихся друзей.

Генерал-лейтенант, обратившись к генерал-полковнику, сказал:
– Это тот самый полковник Школьников, о котором я вам недавно рассказывал.
Генерал Седых внимательно посмотрел на Владимира и сказал, обращаясь к нему и к генералу Потапову:
– Пока дамы накрывают на стол, давайте-ка, господа офицеры, пройдём в кабинет, чтобы я мог задать несколько вопросов полковнику.

Войдя в кабинет, генерал-лейтенант перехватил инициативу разговора:
– Это как прикажете понимать, господа офицеры? Полковник. Кадровый офицер, орденоносец, владеющий языками, и работает начальником охраны в какой-то частной лавочке. Это как же понимать?
– Да так и понимать, – ответил Владимир Павлович. – Подал рапорт по команде и меня уволили.
– Как так уволили? – с металлом в голосе спросил генерал Потапов. – Почему ко мне не пришёл? Ты знаешь, я своих сынов так просто не сдаю. Почему не пришёл ко мне, мальчишка? – с возмущением повторил он.
 
Владимир опустил голову, ему было стыдно своей слабости:
– Неудобно мне было. Стыдно, – тихо сказал он. – Нечестно тогда поступили со мной. Потому и не пришёл.
– На десантников обиделся? – не унимался генерал Потапов. – На обиженных – воду возят, – и, повернувшись к заместителю Командующего, сказал: – Товарищ генерал-полковник, если полковника Школьникова не вернут в строй, и мне нет места в армии.
 
Заместитель Командующего вспылил:
– Да что это за «десантура» пошла нежная вся такая, понимаешь! Одному неудобно обратиться к командиру, другой впадает в истерику. В общем, так. Завтра, полковник, чтобы ты был у меня в десять ноль-ноль. Я с вами обоими разберусь.

И он, положив руки на плечи генерала Потапова и Владимира, повёл их к гостям. На этом разговор был окончен.

Перезнакомившись со всеми собравшимися, Лидия получила кучу ничего не значащих комплиментов относительно своей молодости и внешности. Она всё время старалась держаться ближе к Владимиру, но и тот не отходил от неё. За столом, естественно, сели рядом. Владимир ухаживал за своей девушкой с особым вниманием. Поднимались тосты за родину, за ВДВ, за дам-с. И хотя пили много, никто не выглядел подгулявшим. Владимир сдержал слово – выпил только одну рюмку.

Часам к десяти гости начали расходиться по домам. Владимир попрощался с товарищами, а Лидия с новыми знакомыми. Спустившись вниз, они увидели десантников, продолжающих нести охрану. Те отдали честь полковнику и проводили их к машине.

Включив двигатель, Владимир, повернувшись к Лидии, спросил, не согласится ли она заехать к нему на чашечку кофе. На что она, ожидавшая этот вопрос, абсолютно серьёзно ответила:
– Я поеду с тобой. Но, пожалуйста, продолжай быть со мной таким же ласковым и внимательным, каким ты был до сих пор. И не обижай меня ни сегодня и никогда потом. Я же буду тебе верным другом, который тебя никогда не предаст.

Владимир обнял Лидию, хотел было её поцеловать, но тут комар зажужжал около её правого уха. Испугавшись, она дернулась, и Владимир, вместо щеки, куда он планировал поцеловать её, попал в губы. Лидия ответила ему долгим поцелуем.

Ночной город был пуст, улицы темны. Они ехали быстро – минут за пятнадцать добрались до площади Гагарина, и, развернувшись, проехали в район метро «Профсоюзная», к дому Владимира. В его подъезде стоял тяжелый запах кошек – чуть ли не все подъезды в Москве были такими: разбитые двери, громко хлопающие при каждом открытии и закрытии, разруха, вонь и грязь были почти везде.

Они поднялись на третий этаж. Вошли квартиру, где был типично холостяцкий антураж: не то, чтобы грязно, нет, но как-то неуютно. «Это дело поправимое», – подумала Лидия. В ванной комнате она распустила косу, слегка расчесала волосы и вышла к Владимиру.
– Так тебе нравиться больше? – спросила она, встряхивая головой.

Владимир, успевший снять парадный мундир, оставшись в рубашке, возился на кухне. Он выставил на стол какие-то чашки, тарелки, рюмки, конфеты. Торт «Шоколадница». Початую бутылку коньяка «Камю» и полную бутылочку «Амаретто». На плите уже стоял чайник.

Услышав вопрос Лидии, он развернулся к ней всем телом. «Всё, – подумал Владимир, – эта женщина должна стать моей женой». Он ничего не ответил ей. Просто молча глядел на неё и красноречиво молчал. Она же, всплеснув руками, разрядила обстановку известной фразой:
– Настаиваю на продолжении банкета!

От коньяка она отказалась, но не смогла устоять перед «Амаретто». Сев за столик, они подняли рюмки и отпили по маленькому глоточку.
– Володя, – обратилась к нему Лидия, – расскажи мне о себе.
– Да чего уж тут говорить, – ответил Владимир Павлович, – после школы – училище, а потом служба. Вот и вся биография.
– Я не это имела в виду, – ответила Лидия, – расскажи мне про своё детство, про родителей, есть ли у тебя сестры и братья. О себе расскажи.
Так, беседуя, они просидели почти до самого утра.
– Ой, тебе же нужно быть у заместителя Командующего к десяти часам, – вспомнила Лидия.
 – Да нет, – ответил Владимир, – не пойду я к нему. Поздно уже. Вот смотри, полжизни прожил, а ничего своего нет – ни угла, ни семьи, ничего нет.
– Всё у нас будет, – с уверенностью сказала Лидия.
– Так ты готова стать моей женой? – радостно воскликнул Владимир.
– А ты разве не просил меня об этом, полковник? – с шутливой обидой спросила Лидия.

Он опустился на одно колено и театрально, но абсолютно искренне, сделал ей предложение. Чем это всё закончилось понять нетрудно. Только утром он не вышел на пробежку, а она не стала делать зарядку – сил на это у них уже не было. Проснувшись, Лидия приготовила овсяную кашу, сделала бутерброды с колбасой и заварила крепкий чай. После завтрака, передумав, Владимир надел парадную форму и всё же отправился на приём к заместителю Командующего, а Лидия осталась дома ждать его.



 

 

 










ГЛАВА 11
Тюмень
 1988 год
 
В 1986 году, пробыв замужем три недели, Лидия снова оказалась в том же общежитии, в той же комнате, с теми же четырьмя девушками, с которыми жила до замужества. И хотя девчата не ссорились и жили дружно, но в 26 лет уже следовало бы иметь свой угол.

С работой в отделе главного механика объединения Лидия справлялась. Незадолго до замужества её даже повысили, переведя на должность старшего инженера. И зарплату прибавили. Так прошло два года пустой, однообразной, серой жизни.

Но в начале 1988 года с Лидией приключилось вот что. В Объединении «Тюменьнефтегаз», где работала Лидия Селина, замом Генерального директора Объединения работал некто Иосиф Климентиевич Козицкий. В Объединении все знали, что Генеральный директор не принимает ни одного решения по серьёзным вопросам, предварительно не посоветовавшись со своим замом. Понимая влияние этого человека на внутреннюю политику Объединения и принимая во внимание тот факт, что план всегда выполнялся и премии за перевыполнение плана выплачивали регулярно, народ уважал зама Генерального. Хотя многие его в лицо никогда не видели, и на Доске Почёта, что стоит перед входом в Управление Объединения, его фотография никогда не висела.

Родители Иосифа Климентиевича Козицкого перебрались в Петроград из Украины сразу после революции. В Петрограде его отец получил экономическое образование и работал вначале старшим, а потом и главным экономистом на Балтийском заводе. В 22-м году в семье Козицких родился сын, которого в честь Сталина, назвали Иосифом. Тогда было принято называть детей в честь вождей. Но в 34-м, когда Иосифу, или как его называли папа с мамой – Осе, было 13 лет, отец загремел по делу "Промпартии", был объявлен врагом народа и расстрелян. Мать арестовали на следующий день после ареста отца, а Осю с младшей сестрой Верой отправили на перевоспитание в Ижевск, в колонию для детей врагов народа. Вот там, среди детей бывших партийных и хозяйственных руководителей, артистов, командиров Красной Армии и прочих врагов партии и народа, Ося провёл четыре года. Он подружился со многими из них, ставшими впоследствии, также как их родители, выдающимися людьми – тяжёлые испытания, как ни грустно, только закаляют....

В середине 37-го года в колонию, где находился Ося, привезли новую партию детей. Среди них была одна сероглазая девочка по имени Лиза Зельдина, которой, как и Вере, было тогда 14 лет. Девочки подружились. Ося влюбился в Лизу с первого взгляда, но тщательно скрывал свои чувства к ней. А весной 38-го, почти перед окончанием школы, как-то оставшись наедине с Лизой, он не выдержал и, обняв её, нежно поцеловал, хотя тут же и испугался своего порыва, но Лиза, заплакав, открылась ему и сказала, что давно его любит. Счастье двух детей было недолгим. Краткие встречи тайком – дружба между мальчиками и девочками в колонии была под категорическим запретом. Единственное, что им оставалось, – притвориться, будто им нравится участвовать в театральном кружке. Но не было у них артистических талантов и из кружка их отчислили. А тут наступили выпускные экзамены, и вообще стало трудно встречаться. Тем более, что все их встречи происходили только на людях. Но Ося и Лиза, несмотря ни на что, продолжали любить друг друга. Они поклялись, что, выйдя из колонии, обязательно поженятся и будут жить вместе.

После окончания школы Осю, в 38-м году, выпустили и он поступил в Уфимский нефтяной техникум, а Лиза Зельдина осталась в колонии. В техникуме нужно было учиться два года. Эти два года он один раз в месяц отправлял Лизе письма. Она тоже писала ему один раз в месяц – больше не полагалось.

Иосиф, или иначе Ося, окончил техникум, и тут же был призван в армию. Он провёл всю Финскую войну в составе танкового полка, где служил помкомроты, ответственной за снабжение техники боеприпасами, горючим и смазочными материалами. В 40-м году Иосиф получил трое суток отпуска плюс шесть суток на проезд к месту назначения. И, естественно, он поехал в Ижевск – к Лизе и сестре Вере. Больше у него никого на всем свете не было.

Из Карелии в Ижевск пришлось добираться долго – приехал утром, на четвертый день своего отпуска, и в тот же день нужно было ехать обратно, чтобы не опоздать на фронт. В противном случае ему, как дезертиру, грозил военный трибунал с приговором по законам военного времени.

В колонии Осе, как фронтовику, разрешили свидание с сестрой и с Лизой. Молодые люди хотели сфотографироваться на память, но двух девочек вместе из зоны не выпустили – можно было только одной. Решили, что это будет Лиза. Ей недавно исполнилось семнадцать лет, и это был для неё подарок ко дню рождения. Лизе дали два часа сроку до её возвращения назад в колонию. Пока они с Осей добрались до фотоателье, пока прождали до конца обеденного перерыва, – прошло три часа. Лиза опоздала обратно на целый час.

Проводив Лизу обратно в колонию и не успев даже попрощаться с сестрой, Ося помчался на вокзал, чтобы успеть на свой поезд. Он не знал тогда, что Лизу, за опоздание на час, посадили в карцер на трое суток. Он не мог также знать и того, что, приехавший на следующий день проверяющий, решив проявить строгость, расценил её проступок как попытку к побегу, и что Лизе, в назидание другим, присудили двадцать лет лагерей.

Пока она ждала отправки на этап, по почте пришла фотография, где они были сфотографированы с Осей. Эту фотографию – единственную вещь – Лиза взяла из колонии с собой на этап. Такую же фотографию получил по фронтовой почте и Ося.

Позже, уже на фронте, он узнал из письма сестры, что случилось с Лизой. Но что он мог тогда сделать? Он писал, искал, просил, но всё безрезультатно. Лиза пропала.

Началась Отечественная война, Ося снова попал на фронт. Всю войну он провёл во втором эшелоне, оставаясь командиром роты снабжения танкового полка, а затем танкового корпуса. Войну закончил в Польше в звании капитана. Был награждён медалями. За время войны никаких выдающихся подвигов он не совершил. В самом начале войны его танковый полк попал в окружение в Белоруссии, но, неся потери, с боями, всё же удачно прорвался сквозь немецкое окружение. Ося был везучим: на фронте не погиб и даже ранен не был ни разу.

После демобилизации в 46-м он разыскал свою сестру Веру – она вышла из колонии и работала на оружейном заводе в Ижевске. Вместе они попытались устроиться в Ленинграде, но квартира, в которой они жили с родителями, давно была занята совсем другими людьми. Им пришлось уехать в Куйбышев.

Оба, Ося и Вера Козицкие, продолжали искать Лизу Зельдину, пытались наводить справки, но всё было напрасно. Лиза пропала. Ося часто рассматривал ту самую фотографию, из-за которой пострадала Лиза. Он прекрасно понимал, что причина их несчастья – не фотография. Виною была сама система.

Как-то на вокзале Ося совершенно случайно встретил своего однокурсника по техникуму, который сказал, что в Тюмени нужны нефтяники. Так они с сестрой перебрались в Тюмень. Обладая природным умом и легко ориентируясь в сложных взаимоотношениях со смежниками, министерством и транспортниками, Ося достаточно быстро вырос до главного технолога нефтеперерабатывающего завода.

Выше среднего роста, достаточно крепкого сложения, нельзя сказать, что красавец, но мужчина интересный, хорошо одетый, всегда гладко выбритый и опрятный, Иосиф Климентиевич пользовался успехом у женщин. Как-то, в 56-м году, находясь в Казани и повстречавшись со своим сокурсником-татарином, Ося познакомился, увлёкся, а вскоре и женился на его младшей сестре с красивым татарским именем Айгуль. Молодые провели медовый месяц в пансионате на Байкале, а когда вернулись в Тюмень, Айгуль поступила на работу в плановый отдел того же завода, на котором работал Иосиф Климентиевич. Новая семья поселилась в заводском бараке, где они прожили несколько лет, пока не получили от завода трехкомнатную квартиру. Жили дружно и счастливо, но не дал им Бог детей. Айгуль лечилась от бесплодия, но безрезультатно.
 
Иосиф Климентиевич оставался главным технологом завода до тех пор, пока экономические реформы Хрущёва не привели к укрупнению предприятий. Завод, на котором он работал, вошёл в состав Объединения «Тюменьнефтегаз». Была хрущёвская «оттепель», и Иосиф Климентиевич, используя накопившийся опыт и связи, перешёл в Отдел снабжения и сбыта всего Объединения. Когда, в 1964 году, уже пожилой Коммерческий директор Объединения вышел на пенсию, Иосиф Климентиевич переместился в его кабинет. А через какое-то время его выдвинули на должность заместителя Генерального директора. С тех пор прошло двадцать шесть лет. И ещё не было случая, чтобы Объединение «Тюменьнефтегаз» не выполнило план, а люди не получили премию. Большая часть заслуги в том принадлежала заместителю Генерального директора Объединения «Тюменьнефтегаз» по экономическим вопросам.

Так просто и спокойно жил Иосиф Климентиевич вместе со своей Айгуль тридцать лет, пока в 86-м году Айгуль не забрал рак. Ей было 56, а Иосифу Климентиевичу в ту пору было 64 года. А вскоре умерла и сестра Вера.

Прошло два года после смерти жены, когда случайно, зимой 88-го, он оказался в одном купе скорого поезда Тюмень–Москва с молодой красивой женщиной по имени Лидия Остаповна Селина.

Лидия ехала в двухнедельную командировку в Москву, в Госснаб СССР и, далее, в Ригу – на приборостроительный завод, выбивать оборудование для «Тюменьнефтегаза» сверх ранее утвержденного списка, а Иосиф Климентиевич ехал всего на несколько дней – на совещание в Министерство нефтяной и газовой промышленности СССР.

Несмотря на то, что оба они работали в одном объединении, ни Иосиф Климентиевич, ни Лидия Остаповна друг друга не знали. Лидия могла видеть заместителя Генерального директора только в президиуме на собраниях или на демонстрациях, а он никогда не заходил в отдел главного механика. Проведя два дня в одном купе и постоянно общаясь, они поделились рассказами о своей жизни, многое узнали друг о друге и подружились, насколько можно это краткосрочное знакомство назвать дружбой. Подъезжая к Москве, Иосиф Климентиевич и Лидия Остаповна обменялись телефонами и договорились, вернувшись в Тюмень, снова увидеться.

Вернувшись через две недели из командировки, Лидия узнала, что в отдел звонил зам. Генерального директора и просил её зайти к нему, когда вернётся. Она не забыла о пожилом человеке, которому выплакала всё, что было на душе. Не забыл о Лидии и Иосиф Климентиевич. Умудрённый жизненным опытом и умением разбираться в людях, он увидел в этой ужасно одетой, заморенной жизнью молодой женщине – умного, доброго и отзывчивого человека. К тому же ещё и красавицу. Кроме того, что-то в ней было такое, что волновало его и приковывало взгляд.

Лидия не сразу пошла к Иосифу Климентиевичу. Она подождала несколько дней, чтобы слегка прийти в себя после командировки. Затем, в воскресенье вечером, пошла в баню и хорошо пропарилась, снимая усталость. В понедельник, как могла, прилично оделась, слегка накрасилась и в половине девятого утра появилась в приёмной заместителя Генерального. Его секретарь сказала:
– Иосиф Климентиевич ожидает вас, но в настоящее время он на планерке. Вы лучше всего заходите в половине двенадцатого.

Ровно в половине двенадцатого Лидия уже была в приёмной. И хотя там было ещё несколько человек, секретарь сказала, что Иосиф Климентиевич ожидает её и просит пройти. Лидии было немного неловко, что она идёт вне очереди, но смущение быстро прошло, когда она переступила порог кабинета.

Увидев Лидию, Козицкий встал, вышел из-за стола и проводил её к креслу. Затем, нажав кнопку связи с секретарем, сказал, что будет занят до часу дня и просит всех, кто его ожидает, вернуться к часу – он всех примет, но чтобы люди не сидели и не ждали понапрасну, просит всем выдать талоны на обед в столовой.

Он с удовольствием отметил, что Лидия выглядит отдохнувшей и полной энергии, а не измученной, как в поезде.

– Ну, как прошла ваша командировка, – спросил Иосиф Климентиевич, глядя прямо в глаза Лидии. – Вы давно вернулись?
– Да не очень, – слегка волнуясь от обстановки, ответила Лидия. Она уже пожалела, что пришла.
– Я помогу вам, – спокойно сказал Иосиф Климентиевич. Он понял, что Лидия смущена и волнуется. Для того, чтобы дать ей время успокоиться, он начал рассказывать историю о том, как будучи ещё молодым, был направлен в командировку и не справился с простым заданием. Понемногу Лидия успокоилась. К ней вернулся румянец, и она даже заулыбалась.

– Вы есть хотите? – спросил Иосиф Климентиевич. – Сейчас обед и по КЗОТу всем положено есть.
– Что вы, что вы, я сыта, – начала было отказываться Лидия.
– Нет уж, – убедительным голосом запротестовал Иосиф Климентиевич. – Раз вы пришли ко мне, то, по законам гостеприимства, голодной я вас не отпущу. Прошу вас, – и он жестом пригласил Лидию пройти в небольшую комнату за его рабочим кабинетом.

Там уже был накрыт стол на двоих. Лидия действительно была голодна. Она не завтракала по утрам – в общежитии на кухне в любое время было полно народу, поэтому она ничего не ела до обеда.

Обед был простой. Салатик из капусты. Куриный суп с вермишелью и котлета по-киевски с гарниром. Пока Лидия ела, ей становилось спокойнее и теплее. После обеда Иосиф Климентиевич встал и налил ей и себе чай из стоящего рядом самовара. К чаю он предложил конфеты с печеньем.

Лидия очень понравилась Иосифу Климентиевичу. Её огромные серые глаза напомнили ему его юношескую любовь – Лизоньку Зельдину. Он наслаждался обществом этой молодой и красивой женщины. И Лидии было хорошо, тепло и спокойно с этим пожилым человеком.

Иосиф Климентиевич предложил Лидии принести ему заявку на оборудование, а уж он подскажет, что нужно сделать для её выполнения.

Так они беседовали, а стрелки часов приближались к часу дня. Когда Лидия поднялась, чтобы уйти, Иосиф Климентиевич вдруг сказал:
– Вы знаете, Лидия Остаповна, несмотря на разницу в возрасте, у нас с вами есть нечто общее: вы и я очень одиноки, и если вас не удручает общество пожилого человека, я бы рискнул просить вас встретиться в воскресенье и вместе прогуляться на лыжах.

«А почему бы и нет, – подумала Лидия, – чем сидеть весь выходной в обрыдлой комнате общежития, уж лучше провести день с этим умным, уважаемым человеком». Она согласилась. К тому же оказалось, что Иосиф Климентиевич живёт в соседнем доме, который, также как и общежитие, принадлежит Объединению «Тюменьнефтегаз». Они договорились встретиться в девять часов утра, когда станет светло.

Воскресный день выдался солнечным. Мороз был обычным, всего минус двадцать. Иосиф Климентиевич и Лидия встали на лыжню прямо у дома и, не торопясь, пошли к парку. Пройдя по парку малый круг, они остановились. Иосиф Климентиевич достал термос с горячим какао и предложил чашечку Лидии. Она с удовольствием согласилась, и он составил ей компанию. Подойдя к замерзшему пруду, где мальчишки играли в хоккей, они немного постояли, посмотрели, как ребята гоняют шайбу, и неторопливо пошли обратно. К дому Лидии они подошли уже в половине второго. Она порядком замерзла и, когда Иосиф Климентиевич очень вежливо пригласил её подняться к нему, она не отказала. Ей становилось всё интереснее с этим человеком, который много знал и, чего скрывать, пользовался очень большим влиянием в Объединении и в городе.

Квартира Иосифа Климентиевича помещалась на верхнем этаже трёхэтажного дома и была соединена из двух квартир – двухкомнатной и однокомнатной – в одну. Там были две ванные комнаты, две сравнительно большие спальни, гостиная, небольшой кабинет и скромная подсобка, где стояли стиральная машина и второй холодильник. В квартире было чисто убрано, вещи не валялись, где попало, всё было в полном порядке, чувствовался покой и уют.

Иосиф Климентиевич, чтобы согреться после лыжной прогулки, предложил Лидии принять ванну или душ. Она вошла в ванную комнату, предложенную хозяином. На вешалке, рядом с большим чистым банным полотенцем, висел махровый халат, а на тумбочке лежали шерстяные носки. Наполнив ванну горячей водой и погрузившись в неё, она ощутила давно забытое чувство тепла и спокойствия. Лидия с удовольствием грелась минут десять, но поняла, что надо выходить. Ей хотелось ещё оставаться в теплоте и неге и ощущать это чувство покоя, но всё-таки она стеснялась Иосифа Климентиевича.

Когда, насухо вытеревшись, в тёплых носках и халате, разомлевшая, она вышла из ванной, Иосиф Климентиевич, одетый в шерстяной спортивный костюм, хлопотал на кухне, выставляя на стол соленья, салаты и прочие вкусности. На столе в хрустальной вазочке «важничала» красная икра, а на плите, в кастрюльке, уже закипали пельмени. После утренней лыжной прогулки один только вид икры и солений, к которым добавлялся аппетитнейший запах пельменей, возбуждал просто волчий аппетит. На вопрос Лидочки, чем она может помочь, Иосиф Климентиевич только вежливо ответил:
– Что вы, Лидочка, всё уже готово. Вот только достану ещё и «по маленькой».

Он впервые назвал её просто по имени. Но это было так естественно, что ей стало совсем легко. Они выпили по рюмочке, закусили. Всё было вкусно, красиво, совсем не так, как в общежитии. Пили они из маленьких красивых хрустальных рюмочек, а не из стаканов, украденных в столовой. И водка была «Посольская». И грузди мочёные. И, трудно представить, икра...

После пельменей Иосиф Климентиевич достал из холодильника любимый Лидией шоколадно-вафельный торт и заварил чай в заварном чайнике. Во время обеда они непринужденно беседовали о литературе, о политике и разница в возрасте и положении чувствовалась уже всё меньше и меньше. Когда они закончили обедать, то Иосиф Климентиевич предложил Лидии отдохнуть и посмотреть телевизор. Она энергично запротестовала, заявив, что он накрывал на стол, а теперь её очередь мыть посуду. Иосиф Климентиевич помог поставить продукты в холодильник, а Лидия перемыла всю посуду.

Закончив уборку, Иосиф Климентиевич снова предложил Лидии отдохнуть, сказав, что вернётся через пять минут. К его возвращению Лидия уже крепко спала в кресле, подвернув под себя ноги. Он постоял, любуясь спящей чистотой этой красивой молодой женщины, глубоко вздохнул и, накрыв её пледом, вышел из комнаты.

Когда Лидия проснулась, уже смеркалось. Настенные часы показывали без нескольких минут четыре. Она проспала всего около получаса, но в такой теплой атмосфере, в таком спокойствии и уюте! В квартире было тихо. Лидия встала и на цыпочках подошла к комнате Иосифа Климентиевича. Он спал, подложив руку под голову. Стараясь не разбудить хозяина, она тихо прикрыла дверь в его комнату и вернулась в гостиную. В гостиной стояла немецкая стенка с большим количеством книг. Лидия подошла и, повернув голову набок, стала читать корешки книг. Её взгляд скользил с полки на полку. На одной из них она увидела несколько фотоальбомов. На фотографиях были Иосиф Климентиевич и какая-то женщина, вероятно, его жена. Она взяла альбом с более старыми фотографиями и, перелистнув, увидела фотографию, на которой молодой военный с лейтенантскими ромбиками влюбленными глазами смотрел на... её бабушку Лизу.

От удивления Лидия вскрикнула. Она не заметила, что Иосиф Климентиевич уже несколько минут тихо наблюдает за ней. Увидев хозяина квартиры, с широко раскрытыми глазами, она не могла найти слов от потрясения и только, разводя руками, взволновано спросила:
– Откуда это у вас? Где вы взяли это?
– Что Лидочка, – удивленно спросил Иосиф Климентиевич. – Что вас удивило?
– Это. Эта фотография, – и она показала ему фотографию, вызвавшую столь бурную реакцию. – Кто это? – спросила она, указывая пальцем на молодого военного.

Увидев фотографию, на которую ему показала Лидия, Иосифа Климентиевича поразило, что она спросила у него, кто этот военный. Но не спросила о том, кто эта девушка.
– Это я, – тихо сказал Иосиф Климентиевич. – А вы знаете эту девушку?
– Это моя бабушка Лиза, – шёпотом ответила Лидия и стремительно ринулась в ванную комнату. Там она быстро надела лыжный костюм, в котором пришла, лыжные ботинки и, схватив в руки шапочку, выбежала из ванной комнаты.
– Я сейчас буду обратно, – торопясь произнесла она и выскочила на лестницу, прикрыв за собой входную дверь.

Лидия сбежала вниз, промчалась к соседнему зданию, в котором помещалось общежитие, вбежала в свою комнату, достала из своей тумбочки маленький альбом с фотографиями и, схватив его, помчалась обратно к дому Иосиф Климентиевича. Вбежав в квартиру, она протянула альбом Иосифу Климентиевичу:

– Вот. Вот, смотрите, – она раскрыла альбом и показала точно такую же фотографию. – Это, – едва переводя дыхание, проговорила Лида, – это – моя бабушка.
– Что? Что вы сказали? Ваша бабушка? Это ваша бабушка? Где? Где она? – уже почти кричал Иосиф.
– Бабуля умерла. Четырнадцать лет назад бабушка Лиза умерла, – тихо проговорила Лидия.
– Умерла? – переспросил Иосиф Климентиевич. – Она умерла? – и Лидия увидела, что он не может сдержать слёзы, катящиеся из его глаз.
– Лизонька, Лизонька, – продолжал тихо повторять Иосиф Климентиевич. – Наконец, я узнал о тебе. Тебя больше нет. Нет, нет... – он повторял это снова и снова, тихо кивая головой в такт своим словам. Наконец, он произнёс, обращаясь теперь к Лидии: – Лидонька, это же Лизочка. Моя первая любовь, – и он рассказал Лидии всё, что произошло с ним и её бабушкой в Ижевске, и как он искал её бабушку целых шестнадцать лет и, так и не найдя, в 56-м году женился.

Лидия устало опустилась на диван, а Иосиф Климентиевич сел напротив неё в кресло, в котором раньше спала Лида. Лидия была в шоке от происшедшего. Ей было жалко бабушку и её загубленную жизнь. Ей было жалко и этого несчастного человека, который тоже много страдал от разлуки с её бабушкой. И она рассказала ему всё, что знала. И о том, что её бабушку изнасиловал начальник лагеря, и про отца, которого бабушка назвала почему-то Осей, и про нищенскую жизнь, которую они вели. И как бабушка, иногда подолгу рассматривая эту самую фотографию, тихо плакала. Иосиф Климентиевич, молча, не перебивая, слушал Лидин рассказ. В самых драматических местах он глубоко вздыхал и вытирал глаза руками. Только однажды он перебил её, когда Лидия сказала, что её отца бабушка назвала Осей.
– Да, да. Меня в детстве называли Осей. И Лизонька звала меня так.

Иосиф Климентиевич понял, что привлекало его в Лидии, – она несла в себе черты его Лизоньки Зельдиной. Он также понял потом, как изменилась её фамилия. В справке об освобождении Лизы, заглавная буква «З» была переправлена на «С», а мягкий знак и буква «Д» были потеряны. Вот так Зельдина стала Селиной. И сына своего она назвала Осей. По-видимому, потому, что так звали его.

– Перебирайся ко мне, внученька, – тихо сказал старик. –У меня кроме тебя не осталось ни одного близкого человека. Живи со мной, девочка. Вон у меня места сколько. Не смог я найти мою Лизоньку, но Бог послал тебя. И для тебя, Лидонька, я сделаю всё.

Лидия видела искренность этого пожилого человека, она верила ему. Молча кивнула и обняла старика. Так они сидели, обнявшись, как близкие люди, встретившиеся после долгой разлуки. Они молчали, потому что не было слов, способных выразить их чувства. Наконец, с сомнением в голосе, Лидия спросила:
– А что же люди скажут? Что они подумают?
– Что скажут? А ничего они не скажут, – ответил Иосиф Климентиевич.

Через несколько дней в многотиражке появилась та самая фотография и заметка о судьбе заместителя Генерального директора – про его юношескую любовь. Про то, как он долго искал свою невесту, а она мыкалась по лагерям, а теперь, через много лет, её внучка Лидия Селина и Иосиф Климентиевич случайно встретились.

– Теперь уже больше ничего не скажут, – сказал Иосиф Климентиевич Лидии.

Так в жизни Лидии появился ДЕДУЛЯ...

Лидия перебралась к Иосифу Климентиевичу. Теперь у неё была своя комната, своё жильё, но, самое главное, – общество человека, которому она могла довериться.













ГЛАВА 12
Тюмень
 1988-1993 годы
 
Недели через две после того, как Лидия переехала к Иосифу Климентиевичу, вечером, когда они обедали, он завёл разговор о её будущем.
– Лидочка, – начал он, – ты пойми меня правильно, я хочу подготовить тебя к серьёзной карьере. Конечно, если ты, внученька, не возражаешь. Но мне кажется, что у тебя есть потенциальные возможности, заложенные природой, чтобы стать крупным руководителем. Я предлагаю тебе подумать и, если ты согласна, давай начинать, не откладывая, потому что жизнь не ждёт и не стоит на месте.
– Я согласна, – с убеждением в голосе ответила Лидия. – Огромное спасибо вам. Вы столько уже для меня сделали. Я вам так благодарна.
– Лидочка, во-первых, давай договоримся быть на «ты». Во-вторых, это будет наша с тобой память о Лизоньке. Я ещё хочу сказать вот что: весной, когда сойдёт снег, давай вместе поедем в Тольятти к Лизочке.

На следующий день Иосиф Климентиевич позвонил в промтоварный обкомовский распределитель и организовал поездку Лидии для покупки вещей. В назначенный день он посадил Лиду в свою персональную машину, и они вместе поехали на склад. Там он велел ей не смотреть на цены и количество:
– Дочка, бери всё, что тебе понравиться.
Ситуация для Лидии была непростой, но она решила постепенно вернуть Иосифу Климентиевичу деньги за вещи. Они купили ей всё – от шикарной дублёнки до женского портфеля. Она показывала Иосифу Климентиевичу каждую вещь, кроме нижнего белья, и советовалась с ним. Нагруженные мешками и пакетами, они вернулись домой. Весь вечер Лидия перемеряла вещи, выходила из своей комнаты и показывалась Иосифу Климентиевичу – оба они радовались тому, как хорошо сидит на Лидии и как идет ей та или иная вещь.

Лидия сдержала слово, она отдавала Иосифу Климентиевичу практически все деньги, которые зарабатывала, оставляя себе немного на карманные расходы. К её удивлению, он эти деньги брал. Но, втайне, старик откладывал их для Лидочки «на чёрный день».

Прошла ещё неделя, и Лидию перевели в Отдел снабжения и сбыта Объединения на должность руководителя группы. А через месяц, когда при Тюменском Политехническом институте начали работать курсы по подготовке к сдаче экзаменов кандидатского минимума, она начала посещать занятия по английскому языку и философии. Теперь все вечера Лидия проводила дома за письменным столом. И к концу мая сдала оба экзамена на «отлично».

Пришла весна. Иосиф Климентиевич оформил себе и Лидии командировку на Новокуйбышевский нефтеперерабатывающий завод, и они вместе вылетели в «Курумыч» – аэропорт, обслуживающий города Куйбышев и Тольятти. Лидия с нескрываемой радостью вернулась в город, где прошло её детство. Она показала Иосифу Климентиевичу и ВСО-5, и столовую, где работала её бабушка. Он поговорил со старыми работниками, которые ещё помнили Елизавету. Потом они поехали на кладбище, где были похоронены Лидины бабушка и отец с матерью. Все они лежали рядом. Для Иосифа Климентиевича посещение могилы его любимой было очень эмоциональным. Могилы были запущены и требовали ухода. Он договорился с рабочими, и те привели могилы в порядок. И ещё. Иосиф Климентиевич заказал одну на всех большую надгробную плиту. Они с Лидой договорились, что вернутся обратно через месяц, чтобы оплатить работу. После посещения могилы Лизы, Иосиф Климентиевич как-то осунулся и постарел. Он по-прежнему ежедневно проводил на работе по 12 часов. Но что-то изменилось в нём. Он стал более сентиментален и привязался к Лидочке ещё больше.

В конце лета 88-го года Лидия Селина поступила в заочную аспирантуру при Тюменском Политехническом институте. Она начала подбирать и накапливать материалы для кандидатской диссертации по экономике нефтяной промышленности. Её научным руководителем стал заведующий Кафедрой экономики Тюменского Политехнического института известный в нефтяном мире профессор.

К концу 88-го года в Тюмени, как и во всей стране, стало появляться множество крупных и мелких фирм с различной формой ответственности. В то же время количество продуктов и товаров стало стремительно исчезать из магазинов. Иосиф Климентиевич и Лида пока не испытывали проблем со снабжением, так как отоваривались исключительно через систему обкомовского распределения, но рядовые работники стали всё настойчивее требовать от руководства Объединения принятия существенных мер по исправлению ситуации. В этой сложной обстановке Иосиф Климентиевич связался с находящимися в различных частях СССР предприятиями, производящими продукцию, использующую в качестве сырья тяжелые фракции нефти: смазочные жидкости и масла для автомобилей. Он предложил им закупить сырьё для производства их продукции за наличные средства.

Дело в том, что в составе Объединения было несколько нефтехранилищ с ёмкостями размером по 50 тысяч тонн каждая. Суммарное количество ёмкостей для хранения сырой нефти превышало миллион тонн. В процессе хранения сырой нефти, в результате различия в объёмном весе составляющих компонентов, в осадок выпадают более тяжелые фракции, которые вместе с песком, глиной и камнями оседают на днищах ёмкостей для хранения. Иосиф Климентиевич предложил руководству Объединения заняться очисткой ёмкостей от балласта и продать тяжелые фракции нефти нуждающимся в них производителям. У этих предприятий, выпускающих смазочные масла для автомобилей, не было недостатка в наличных деньгах, так как их продукцию реализовывали через мелкооптовую сеть и на рынках, где люди продавали и покупали этот товар за наличный расчёт. Полученные от реализации этого сырья деньги, он предложил использовать для прямых закупок продуктов питания и товаров народного потребления для нужд трудового коллектива Объединения.

Генеральный директор Объединения поддержал предложение, сделанное Иосифом Климентиевичем. Поддержал его и профсоюз. Всю весну и лето очищали ёмкости для хранения сырой нефти на нефтехранилищах. Проблему своевременной подачи под загрузку железнодорожных цистерн для перевозки тяжелых фракций нефти Иосиф Климентиевич, понимая политическую важность этого задания, сознательно поручил Лидии. Кроме того, он всегда мог подстраховать её, используя своё влияние и авторитет. Но Лидия справилась с этим, весьма сложным в организационном плане, заданием. Более 10 тысяч цистерн было подано под загрузку в течение 180 дней. Было сформировано около 200 железнодорожных составов, которые перевезли около 600 тысяч тонн сырья. При этом не было допущено ни одного сбоя.

В течение этого времени при Объединении были оборудованы магазины для продуктов питания и промтоваров. В результате реализации отходов Объединение выручило большие наличные средства, на которые были закуплены товары для магазинов. В городе заговорили об инициативе Объединения. Теперь они могли пережить зиму.

– Так держать, внученька. Молодец, – похвалил Лидию Иосиф Климентиевич. – Ты заработала серьёзный политический капитал. Теперь не будет никаких проблем с поручением тебе любого задания.

В начале 89-го года Селину назначили начальником Отдела сбыта Объединения, что являлось само по себе высокой должностью, а с учётом того, что Селиной было 28 лет, то её успех был значительным. Лидия Остаповна отлично понимала, что без подачи дедули, как Лидия дома называла Иосифа Климентиевича, ничего бы не произошло, и она продолжала бы прозябать, как прежде. И Лидия была безмерно благодарна ему за всё, что он для неё сделал.

За то время, что прошло с момента, когда Лидия Селина встретилась с другом детства её бабушки, прошёл почти год. Лидия сама отметила, как сильно она изменилась за это время. Из мелкого работника выросла до начальника отдела, училась в аспирантуре, приоделась и стала ухаживать за собой. Теперь еженедельно Лидия посещала салон красоты, где ей делали прическу, маникюр и педикюр без лака. Она стала употреблять импортную косметику и начала посещать недавно открывшиеся классы йоги и дефиле. Иосиф Климентиевич настоял, чтобы она начала делать утреннюю гимнастику и принимать холодный душ. Лидия следовала указаниям своего ментора и видела положительные результаты. Даже речь её изменилась и стала деловой. Лидия превратилась, в успешную деловую женщину.

В стране царил политический подъём. Все кинулись в бизнес. Лидия постоянно предлагала Иосифу Климентиевичу открыть то частный магазин, то зал игральных автоматов. Но он был равнодушен к её предложениям. Наконец, как-то в порыве политической дискуссии, Лидия в качестве аргумента привела факт, что люди оценивают ту либо иную политическую ситуацию, в том числе, и с учётом возраста дискутирующего. Иосиф Климентиевич на мгновение задумался, и сказал:

– Дело в том, Лидочка, что я не верю всей этой камарилье. Я не знаю как, я не знаю каким образом, но они своё «урвут». Им верить нельзя. А чем думать о мелочи, я скажу тебе, но только по секрету: руководство подумывает о приватизации трудовым коллективом нашего Объединения. А ты, внученька, проработай вопрос о том, как, с экономической точки зрения, сырая нефть, добытая из-под земли и затем прошедшая по трубам и ёмкостям, становится товаром. При этом обрати внимание на вопросы контроля за качеством и пересчётом объёмов в вес, а также вопросы внешнеэкономической деятельности малых предприятий, лицензирования и получения квот на продажу сырой нефти в страны дальнего зарубежья.
– Так у нас же показатели по добыче нефти-сырца снижаются из месяца в месяц, – ещё не поняв, в какую сторону Иосиф Климентиевич направляет ход её мыслей, ответила Лидия.
– К сожалению, это правда, – согласился Иосиф Климентиевич. – Но если ты помнишь, мы очистили все ёмкости для хранения нефти, а теперь постепенно их заполняем. Показания ухудшились, но наличной нефти стало больше. При этом, заметь, неучтённой нефти. Нефти, которая не прошла через вертушки. Эта нефть есть, но она не поступила в трубопровод. Если мы, трудовой коллектив, приватизируем Объединение, то эта нефть будет принадлежать трудовому коллективу, а не государству. Но время для приватизации ещё не наступило. И если так дело пойдёт, то в течение ближайших двенадцати месяцев мы этого добьёмся. Только, пожалуйста, никому не говори о нашем разговоре. Это большая тайна. – Иосиф Климентиевич не хотел рассказывать Лидии, что бандиты уже положили глаз на Объединение. Но местные бандиты не решаются пойти на открытую войну с руководством Объединения, а у залётных бандитов должны «перетереться» проблемы с местными, прежде чем они будут способны на такой шаг.

Лидия добросовестно проработала вопрос, поставленный Иосифом Климентиевичем. К её удивлению, она обнаружила, что добываемая нефть учитывается в мерах объёма, транспортируется в мерах объёма, но пересчитывается для оплаты в мерах веса. При этом определяющими являются отбираемые и передаваемые для анализа пробы сырой нефти. Погрешности ареометров – приборов для определения объемного веса жидкостей, употребляемых в настоящее время в нефтяной промышленности, доходят до одного процента от веса нефти. С учётом всех погрешностей измеряемых параметров, влияющих на определение количества продаваемой сырой нефти, допускаемая погрешность может доходить до двух с половиной процентов. Учитывая, что только одно Объединение, то, в котором работает Лидия, добывает и транспортирует в трубу примерно 20 миллионов тонн, то два с половиной процента составляют пятьсот тысяч тонн. С учётом стоимости нефти в 90-м году примерно шестнадцать долларов за баррель (в одной тонне нефти примерно семь баррелей), погрешность ежегодно оценивается почти в шестьдесят миллионов долларов. И это – по одному только Объединению «Тюменьнефтегаз».

Теперь Лидия понимала, почему Иосиф Климентиевич не хотел распыляться, оперируя такими цифрами. Другая проблема состояла в покупке квот на продажу нефти. Она выяснила, что многие говорят о покупке и продаже нефти, но только единицы сумели это сделать по-настоящему. Объединение сумело бы прокачать нефть по трубе к фланцу загрузочного трубопровода в морском порту, но получить деньги за проданную нефть, – это совсем другое дело. Для этого нужны связи в определенных московских структурах, выхода на которые у них нет. Кроме того, необходимо параллельно решить вопросы, связанные с закупкой продуктов питания и товаров народного потребления для нужд трудового коллектива. Для того, чтобы сформулировать задачу и обрасти нужной документацией, требуется время на подготовку. И Лидия осторожно, не привлекая внимания, приступила к подготовке решения этой задачи.

Наступил 92-й год. Лидия Остаповна практически завершила подготовку диссертации. Она успешно продолжала руководить Отделом сбыта. При обсуждении вопросов, связанных с приватизацией Объединения, Лидия несколько раз успешно выступила перед коллективом. Говорила она кратко и по существу. Годы учёбы и работы на руководящих позициях не прошли даром. Во всех её выступлениях, поступках и поведении сказывался высокий уровень её профессиональной подготовки. После завершения приватизации и оформления всех документов, относящихся к этому, Лидия Остаповна была кооптирована в Совет директоров, а Иосиф Климентиевич продолжал оставаться в тени.

Летом 92-го года обострились проблемы с бандитами. Одни предлагали «крышу». Другие, те, что «понаглей», открыто стремились завладеть предприятием. Генеральный директор и его заместитель практически перестали работать и только и делали, что «перетирали темы» с «братанами» разного уровня. Предприятие лихорадило, но нефть они продолжали качать. Вопрос был только в том, куда эта нефть уходила? На предприятии снова очистили хранилища и продали сырьё за наличные деньги. Поступившие деньги оприходовали и снова потратили на закупку продуктов питания и товаров народного потребления. Но зарплату и премию уже не выплачивали.

Осенью 92-го Лидия успешно защитила кандидатскую диссертацию. Документы отправили в ВАК для утверждения. Через три месяца её утвердили.

За осень 92-го и зиму 93-го все хранилища снова заполнили нефтью. Практически имелось 500 тысяч тонн неучтённой нефти, но вопрос с квотами на продажу нефти в страны дальнего зарубежья в течение всего 92-го года решить так и не удалось.

Весной 93-го года стало очевидно, что предприятие отстоять им будет не по силам. "Бандюки" заберут его. Хорошо, если это пройдет без кровопролития. Генеральному директору удалось договориться, что в течение лета они завезут продукты питания для людей на склады, и затем оба – Генеральный директор и его заместитель – уйдут на пенсию. Руководство города и области их поддержало. В обмен за такую поддержку руководству города и области пообещали передать часть продуктов питания и товаров народного потребления для нужд всей области и города Тюмени. Тогда-то Совет директоров и принял решение направить Лидию Остаповну Селину в Москву, чтобы она в столице нашла частную структуру, которая была бы способна быстро решить вопросы с продажей нефти за валюту. Её снабдили всеми справками, решениями и ходатайствами на продажу 500 тысяч тонн нефти.

Но только три человека знали о том, что в хранилищах, в дополнение к тем неучтённым 500 тысячам тонн, есть ещё 500 тысяч тонн неучтённой нефти, которую они решили продать параллельно, а вырученные деньги распределить между членами трудового коллектива. Этими людьми были Генеральный директор, его заместитель – Иосиф Климентиевич и исполнитель – Лидия Остаповна Селина.

Перед отъездом Лидии в Москву, в конце мая 93-го года, у них с Иосифом Климентиевичем состоялся долгий разговор. Иосиф Климентиевич выразил сомнение, что они будут оставаться в физической безопасности в Тюмени. Когда нефть уйдёт, им из Тюмени придётся уносить ноги. Пока будет идти продажа, они смогут быть относительно спокойны. Но потом бандиты могут отнять все заработанные деньги. И жизнь тоже.

На первое время он рекомендовал ей поселиться в гостинице «Мир», расположенной у посольства США, недалеко от Нового Арбата. Номера чистые, гостиница охраняется. Там есть хорошая столовая, где Лидочка сможет нормально питаться. И наконец, он сообщил ей название Кипрского банка, где он открыл счёт на своё и Лидочкино имя, номер этого счёта и пароль для снятия денег. На этом счету лежит двести тысяч долларов. Лидия удивилась, мол, откуда деньги? Иосиф Климентиевич сказал, что все эти годы он собирал и откладывал всё, что Лидия отдавала ему. И что он добавил туда свою долю. Деньги он конвертировал и перевёл для сохранности на Кипр.

Иосиф Климентиевич посоветовал Лидии купить небольшую квартиру в Москве, где им можно будет отсидеться. Кроме того, он настоятельно рекомендовал ей продумать вопрос о создании системы физической защиты. Как и каким образом, он не знал, но в этом вопросе он полагался на Лидию. Она была, по его мнению, полностью готова к самостоятельному принятию решений. И ещё он просил её быть внимательной, не доверяться людям и постоянно держать с ним связь по телефону и факсу.























ГЛАВА 13
Москва
29 мая 1993 года

Оставшись дома, дожидаясь возвращения Владимира, Лидия некоторое время не знала чем заняться,  Походив по квартире, она немного освоилась. Постепенно прибрала всю кухню – вымыла пол и посуду. Затем перестирала скопившееся бельё и развесила его сушиться на балконе. Владимира всё не было. Тогда она приступила к уборке комнаты – вытерла везде пыль, вымыла пол, развесила аккуратно вещи в шкафу. А Владимира всё не было. Устав ждать, она оделась и вышла на улицу. Перейдя на другую сторону, купила у женщин, торгующих у магазина, капусту, немного картошки и других овощей, а в магазине – свежий хлеб, кусочек какого-то мяса и сметану.

Из телефона-автомата у магазина она позвонила в агентство Валентине с просьбой показать квартиру её молодому человеку. Договорились снова встретиться там к шести часам.

Вернувшись домой, Лидия начала готовить щи и тушить мясо. К той поре пришёл  и Владимир. Он был сосредоточен. Но, увидев небывалую чистоту в квартире и застав Лидию за приготовлением обеда, почувствовал, что ждал этого момента всю жизнь, что теперь он действительно обрёл ту женщину, которая нужна ему и как подруга, и как мать их будущих детей. От этих мыслей стало тепло на душе. Просто, по-человечески, хорошо. И он успокоился. Подошёл к Лидии и начал шептать ей все тёплые слова благодарности, какие только знал, за то, что она появилась в его жизни.
– А ты, милый, – в моей, – тихо произнесла молодая женщина.

Владимир рассказал Лидии, что его бывший командир Потапов сделал ему предложение, которое полностью одобрил Командующий ВДВ. Так как Владимир в настоящее время в запасе, то его следует призвать на службу через райвоенкомат. При этом присвоить ему звание генерал-майора, а после прохождения специальных шестимесячных курсов назначить заместителем начальника Оперативного отдела главного штаба ВДВ. А это – уже должность генерал-лейтенанта. Ему дали двадцать четыре часа на размышление.

– Соглашайся, Володенька, соглашайся, – быстро отреагировала Лидия. – Ты военный человек. Это твоё. А начальником охраны в «Сольвейге» найдут кого-то другого.

– Но они не могут предоставить жилплощадь, потому что её у них нет. И зарплата меньше того, что я сейчас имею в «Сольвейге», – неуверенно произнёс Владимир Павлович.

– Вот ты, Володенька, раздевайся, сейчас мы поедим, а потом вместе поедем кое-куда, ты должен кое-что посмотреть, – загадочным голосом проговорила Лидия.
– Куда? Что посмотреть? – удивился Владимир Павлович.
– Теперь у тебя есть я и обо всём отныне мы будем думать вместе, – ответила Лидия. Она вышла в прихожую, принесла пачку денег, и рассказала ему о вчерашней новой квартире.
Владимир снова с восхищением подумал: «Вот это женщина!»

Наспех пообедав, – щи со сметаной были бесподобны, жаль, что нельзя было натереть корочку «Бородинского» зубчиком чеснока! – они поехали на встречу с Валентиной, чтобы вместе ещё раз осмотреть квартиру.
 
Увидев квартиру, о которой ещё вчера оба не могли и мечтать, Владимир принял решение, о котором завтра доложит Командующему – он возвращается на службу. У него теперь есть всё: и красавица-подруга, и квартира, которую они собираются вместе купить, и на машину деньги ещё остаются. Если ещё три дня назад Владимир жил по инерции и пребывал как бы в сонном состоянии, то теперь он ощутил огромный прилив сил и энергии. Он почувствовал себя, как после училища, – молодым волком, готовым к яростной схватке за свою стаю. И Лидия стала его стаей. Он был готов перегрызть глотку любому – за покой, за удовольствие быть рядом с этой удивительной, чарующей женщиной. Его женщиной!

У Владимира тоже скопилось около двенадцати тысяч долларов, и они попросили Валентину как можно быстрее получить ордер на эту квартиру.

После встречи с Валентиной, на пути домой, они решили держать в тайне от работников «Сольвейга» свои отношения: так, на всякий случай. И ещё договорились завтра, после возвращения Владимира от заместителя Командующего, поехать и подать заявление в ЗАГС на регистрацию их брака. Тогда и ордер будет выписан на обоих: семью Школьниковых. Это ничего, что они были знакомы друг с другом меньше недели – они верили своим сердцам.

Дома, когда легли, Лидия тихо сказала Владимиру:
– Володенька, я хочу от тебя ребёночка, – и с этими словами она раскрылась для него, поглощая его и отдавая ему не только своё тело, но и душу, и всю себя без остатка. И Владимир с благодарностью принял этот дар, сознавая свою ответственность не только перед Лидией, но и перед их будущим ребёнком, и детьми их детей.

На следующий день они улетели в Тюмень. Лидия хотела познакомить Владимира со своим, как она говорила, дедулей.

Дедуля встретил их в Тюменском аэропорту. Познакомились. Разговоры вели за накрытым по-праздничному столом, засиделись далеко за полночь. После, когда старик, не выдержав, лег отдыхать, Лидия с Владимиром, перемыв посуду, ещё некоторое время обсуждали происходящее, строили планы на будущее.

Лидочкин дедуля и Владимир понравились друг другу. Старик немного взгрустнул, что опять остается один, но они договорились, что в ближайшем будущем купят квартиру в Москве и для него. Перед посадкой в самолёт он взял с Лидии слово, что она будет звонить ему ежедневно, в 9 часов вечера по Тюменскому времени. Лидия пообещала. На том и расстались.

В Москву из Тюмени Лидия и Владимир вернулись излучающими счастье женихом и невестой.



































ГЛАВА 14
Вашингтон, округ Коламбия
17 июля 1993 года

Прошло почти два месяца, как Кравченко позвонил в Калифорнию и поручил Борису Горянину организовать встречу министра Энергетики и топливной промышленности России с руководством компании «Global Oil». За это время Борис провёл огромную работу по подготовке к этой встрече.

Борис Горянин прилетел в Вашингтон 17 июля 1993 года самолётом авиакомпании «Delta», выполняемым по маршруту Атланта–Вашингтон. Самолёт прибыл в Вашингтонский аэропорт имени Даллеса точно по расписанию в 13:43. Практически в ту же минуту к борту самолёта подъехал специальный автобус, водитель которого, с помощью гидравлических приводов, поднял пассажирскую кабину над землёй и причалил непосредственно к двери самолёта. Автобус перевез группу пассажиров в зал получения багажа. Получив свою сумку для костюмов, Борис вышел из этого зала и прошёл к стойке компании «Аvis», занимающейся сдачей в аренду автомашин. Он протянул своё водительское удостоверение клерку компании. Клерк, спросил у Бориса, не желает ли тот купить дополнительную страховку на арендованную машину, но он вежливо отказался. Получив ключи от автомашины фирмы «Pontiak» модели «Firebird», Борис прошёл к микроавтобусу, который доставил его к запаркованной машине.

Сев в машину, настроил зеркала, включил зажигание, и… остановился. В машине было невыносимо жарко. Борис включил кондиционер и открыл окна, давая возможность сменить горячий и влажный воздух внутри салона. «Как только здесь люди живут», –  подумал он. Через минуту его рубашка прилипла к спине, и он ощутил, что такое 36 градусов жары при 100% влажности. Наконец, закрыв окна, он выехал с парковки.

Борис свернул направо на Авиационный проезд, проехал около полумили, повернул налево на подъездную к аэропорту дорогу. Проехав две с половиной мили, он повернул на восточное направление 267 дороги в сторону городка Виена, расположенного в пригороде Вашингтона. Проехав немногим более 9 миль, Борис свернул направо на Спринг-Хиллз Роуд и сразу же выехал на Интернэйшнл-Драйв. По этой улице он проехал до Тайсон Бульвара, где находился отель «Ritz-Carlton». Вся поездка от аэропорта до гостиницы заняла не более получаса.

Вдоль 267-й дороги и на всех прилегающих к дороге улицах, поражала неистовость зелёных насаждений. В городе, построенном на болоте, и его пригородах произрастало невообразимое количество клёнов, дубов, магнолий, платанов, акаций и прочих деревьев. А ещё больше – субтропических кустов, выделяющих невероятный аромат. И потому летом воздух в столице Америки был весь какой-то влажный, тяжёлый и липкий.

Остановившись у входа в «Ritz-Carlton», Борис отдал ключи от машины дежурному. Вошёл в гостиницу и по ковровой дорожке прошёл к стойке регистрации. У стойки кроме Бориса никого не было. Протянув портье водительское удостоверение и кредитную карточку, Борис назвал своё имя и сказал, что для него зарезервирован номер. Портье быстро нашёл всю информацию в компьютере, ввёл дополнительные данные и номер кредитной карты. После чего вернул удостоверение и кредитную карту вместе с ключом от номера, сказав при этом, что лифт управляется тем же ключом. Затем портье предложил помочь внести багаж. Борис поблагодарил, но от помощи отказался. Узнав, как пройти к лифту, осматриваясь по сторонам, он прошёл в указанном направлении.

«Ритц-Карлтон» – это, пожалуй, единственная сеть гостиниц в США, квалифицируемая как пятизвездочная. Подъезд к гостинице, вход и вестибюль, были украшены тёмными породами мрамора. Повсюду лежали дорогие ковры. А стены, инкрустированные морёным вишнёвым деревом, были увешаны написанными маслом подлинниками картин, изображающих английские пейзажи, сцены из английской жизни и английской же охоты, а также портретами владельцев этой гостиницы. Вокруг, что называется, пахло деньгами, богатством и роскошью. Борис никогда в своей жизни не останавливался в таких дорогих отелях, поэтому всё здесь его удивляло.

Номер располагался на самом последнем, 23-м этаже, куда без ключа лифт не шёл. Выйдя из лифта, Борис обратил внимание на роскошно убранный зал с расставленными столиками. В углу зала находился гигантский стол уставленный блюдами с деликатесами и фруктами. Сбоку располагался бар, где на полках блестело разнообразием невероятное множество бутылок с водками, коньяками, разными сортами виски и ликёрами. За стеклянными дверьми холодильника были выставлены бутылочки с различными прохладительными напитками и соками. На отдельном столе, на мельхиоровых подносах манили к себе аппетитные пирожные, а рядом отсвечивали серебром пузатые чайники-кофейники с разными сортами чая и кофе.

Открыв дверь номера, Горянин ахнул – Джонатан Баркер зарезервировал ему огромный двухкомнатный номер. В первой комнате кровати не было. Зато был большой письменный стол, возле которого стояло кожаное кресло. Напротив кожаных диванов и журнального столика, на полу, на толстенном персидском ковре, стоял телевизор с экраном не менее метра по диагонали. В углу – холодильник с напитками и деликатесами. На стенах висели репродукции картин, подписанные авторами. Окна были зашторены, но когда Борис раздвинул их, то ему открылся панорамный вид на Вашингтон. Он сразу узнал высоченную бетонную стелу – символ столицы США.

В спальне стояла огромная квадратная кровать 2 на 2 метра. Напротив кровати – шкаф, за дверцами которого скрывался телевизор с большим экраном. На полу этой комнаты так же лежал мягкий, пухлый ковёр.

Одна дверь спальни вела в шкаф со встроенными полками, вешалками и, солидных размеров, сейфом. Другая – в ванную комнату, площадью не менее 25 квадратных метров, оборудованную гигантских размеров ванной-джакузи, душевой кабиной и туалетным столом с двумя раковинами. На гранитной плите туалетного стола было несколько бутылочек с жидким мылом, шампунями, лосьонами, а также каких-то пакетиков и коробочек с различными предметами туалета.

Приняв душ, Борис вернулся в комнату и увидел на журнальном столике свежие газеты. Когда он уходил в ванную, газет на столике ещё не было. Так, впервые в жизни, Борис ощутил и прочувствовал, что иметь большие деньги – очень приятно.

Телефон на столе зазвонил, и Горянин поднял трубку.
– Hello! (16)
– Mr. Goryanin? (17)
– Speaking. (18)
– Good afternoon, Mr. Goryanin. Do you have a minute? (19)
– Sure, I have. (20)
– My name is Mr. Eddie Pannington, Mr. Goryanin; Mr. Jonathan Barker gave me your name and room number. I will be participating in your meetings with the Global Oil Research and Sale Cоrporation as soon as all the parties arrive. As the mater of fact, could you tell me when you expect them? (21)
– Tomorrow afternoon. I will be picking them up from Dulles International airport. (22)
– Great. By the way, what are you doing tonight? Are you available for a dinner? (23)
– Yes. I am available, Mr. Pannington. (24)
– Great, I hope you will joint my girlfriend and me for a dinner tonight. (25)
– With great pleasure. Do you have some decent place in mind? (26)
– Restaurant “Maestro” is in this hotel. What about eighteen hundred? (27)
– Done. I will wait for you in the lounch of 23-rd floor, Mr. Pannington. (28)
– But how we will recognize each other? (29)
– One fisherman usually recognizes another fisherman from a distance. (30)
– I like this impression, Mr. Goryanin. I am loоking forward to meet you tonight. (31)
– Likewise, Mr. Pannington. (32)

«Пока всё идет отлично, Mister Goryanin», – сам себе сказал Борис. И поскольку делать всё равно было нечего, он включил телевизор и задремал.

Проснувшись в пятом часу и решив освежиться, он зашел в ванную. Какого было его удивление, когда он увидел полностью убранную ванную комнату. Не зная, как одеваться в этой обстановке, он решил, что светло-серый костюм – это лучшее решение. Но галстук все же не надел, поскольку ужин планировался формальный.

Без пяти минут шесть он был уже в зале с едой. Там произошла перемена блюд и сервировки столов. Вид из окна на Вашингтон захватил Бориса, но он не стал рассеивать своё внимание. Заметив моложавого прекрасно одетого парня, направляющегося в зал, он понял, что это именно тот человек, который звонил ему днём с приглашением на ужин.

– If I am not mistaken, Mr. Pannington? (33) – c улыбкой спросил Борис.
– And you are Mr. Goryanin. Am I correct? (34) – улыбаясь, ответил парень.
– Like I said, fisherman recognize other fisherman. (35)

Они пожали друг другу руки.
– Lady Melissa will joint us in a few minutes. (36)

И действительно через минуту в зал вошла молодая, лет двадцати шести, женщина немного выше среднего роста. Сказать, что её лицо было просто красивым – значит, не сказать ничего. Эта женщина явно обладала притягательной силой. Так, по крайней мере, показалось Борису. Может быть, такой её делали мягкие лучистые глаза серо-зелёного цвета, или рассыпавшиеся по её плечам волосы цвета тёмной меди. Чёрное открытое платье на бретельках полностью открывало её руки и округлые плечи, шею и большую высокую грудь. Цвет платья подчеркивал бледно-розовую, слегка матовую, кожу без всяких веснушек, которыми так отличаются британки. На шее – нитка жемчуга. Прямо под мочкой левого уха пикантная родинка, придававшая ей дополнительное очарование, – в паре с небольшой родинкой над верхней губой. В ушах и на указательном пальце правой руки также изысканно-тускло сияли жемчуга. Красивые, ухоженные ногти были покрыты бледно-розовым лаком. Мини-платье позволяло убедиться в идеальной форме её длинных ног, обутых в чёрные туфли. В руке она держала чёрную вечернюю сумочку.
 
– Lady Melissa Spenser. Mr. Boris Goryanin, (37) – представил их друг другу Пеннингтон.
– How do you do? (38)– с явным британским акцентом, улыбаясь, спросила молодая женщина и протянула Борису руку для поцелуя. При этом она, как-то по-особенному, слегка повернула голову налево и набок, что сделало её просто неотразимой.
– How do you do? (39) – с явно русским акцентом, улыбаясь в ответ, произнёс Борис, но не поцеловал, а слегка пожал протянутую ему руку. Все трое обратили внимание на эту неловкость со стороны Бориса, но сделали вид, что так тому и следует быть.
– So, let’s go downstairs to the restaurant “Maestro”,(40) – предложил мистер Пеннингтон.

Компания направилась в сторону лифта. Для Бориса появление леди Мелиссы было равносильно удару молнии. Он моментально был поражён в самое сердце всем её обликом. По его телу пробежала дрожь, и он с трудом сдержался, чтобы не показать, насколько сильно ему понравилась эта женщина.

– Is the last name Spenser, rather popular in England? (41)– чтобы заполнить паузу, спросил Борис. – I know one very famous lady with the very same maiden name. She is Princess Diana. (42) – пошутил он.
– Do you know Princess Diana? I could be a distant relative of hers, (43) – с обаятельной улыбкой ответила леди Мелисса.
– Really? (44) – уже совсем удивлённо спросил Борис.

Женщина молча улыбнулась. Борис впервые в жизни встретился с людьми «голубой крови». Он хмыкнул про себя и решил больше не шутить по-глупому. Горянин не чувствовал себя ущемлённым своим пролетарским происхождением, но ему явно импонировали простота и достоинство с какими держалась эта пара.

Они спустились ниже – на этаж, называемый мезонином, и вошли в ресторан. Подошедший администратор, явно знал леди Мелиссу и господина Эдди Пеннингтона.

– How are you, Lady Melissa and you, Mr. Pannington? How are you, Sir? (45) – обратившись ко всем троим, приветствовал их администратор.
 
Ресторан «Маэстро» был великолепен. Морёные, тёмно-вишнёвого цвета, стенные панели, инкрустированные различными породами древесины, были подобраны с безупречным вкусом. На полу лежали толстые ковры неброских тонов, а с потолка, поблёскивая хрустальными подвесками, изготовленными фирмой «Сваровский», светили люстры фирмы «Шёнбэк». Скрытые друг от друга столики, вкупе с приглушённым светом, создавали интимную обстановку. Атмосфера ресторана, впрочем, как и всего отеля, была пронизана стойким духом солидных старых денег, а любая вещь, любой предмет интерьера только подчёркивали богатство и роскошь этого заведения.

Администратор проводил их к столику и положил перед каждым книгу с выбором блюд. Поскольку Борис всё равно не знал, что выбирать, то он молча читал меню, продолжая украдкой рассматривать своих собеседников. В молодой, очаровательной женщине ему явно нравилось всё: лицо и фигура, и тембр голоса и нежный аромат духов. Мистер Пеннингтон, внешне, тоже казался приятным человеком, но было в нём что-то такое необъяснимое, что на подсознательном уровне сигналило Борису – с этим господином нужно быть предельно осторожным. Одет он был в дорогой синего цвета блейзер, тёмно-бордовую рубашку и тёмно-серые брюки. Всё было тщательно подобрано и смотрелось изысканно. Но в его облике угадывался тип делового человека, готового ради прибыли переступить черту и даже пройтись по трупам. Тонкие губы говорили о жадности и скрытности характера. Борис вряд ли мог заставить себя дружить с этим парнем, но деловых партнёров в подобных ситуациях не выбирают…

На обед они выбрали итальянский салат из помидоров с сыром и маслинами, а также бутылочку калифорнийского «Кабернэ де Совиньон» 90-го года. В качестве основного блюда заказали говядину «карпаччио» с пастой и к нему бутылочку калифорнийского же «Мерло», но уже 89-го года.

Леди Мелисса почти не пила, поэтому мужчины вдвоём распили обе бутылки сухого вина. Но если для Бориса это было нормально, то у «Эдика», как про себя, по-русски, стал называть его Борис, развязался язык, и Борис узнал, что Эдик, владеет в Швейцарии компанией «Пеннингтон Интернэйшенл», которая, в основном, торгует нефтью, а также продаёт и покупает опции на закупку металлов и продуктов питания. Кроме того, эта швейцарская компания представляет интересы нефтяного гиганта «Global Oil Резёрч энд Сэйл Корпорейшн». Торговый оборот компании «Пеннингтон Интернэйшенл» в прошлом году превысил один миллиард фунтов стерлингов. И ещё Борис узнал, что эта пара помолвлена, но не может вступить в брак, потому что Эдик не имеет соответствующего дворянского титула. Он уже приобрёл поместье в трёх часах езды от Лондона, что даёт ему возможность претендовать на титул барона (46). И тогда их брак получит благословение королевы. В настоящее время Эдик ожидает приглашения на встречу с Мажордомом Её Величества, для обсуждения процедуры введения в титул барона.

Расчувствовавшись от вина, обстановки и рассказа Эдика, Борис вспомнил, как после окончания института, с трудом устроился на завод помощником мастера, где его прямой обязанностью было обеспечение рабочих заготовками и он, молодой специалист, на тачке подвозил детали к станкам. За такую работу тогда ему платили 110 рублей, чего с трудом хватало на пропитание. И ещё он вспомнил, как будучи студентом первого курса, зимой, стеснялся пригласить девушку на свидание, потому что его пальто имело настолько плачевный вид, что в нём можно было успешно просить милостыню на вокзале. Борис подумал, что… богатые тоже плачут.

Обед был выше всех похвал. На десерт пили «капуччино». Борис предпринял неуклюжую попытку расплатиться, но будущий «барон Эдик Пеннингтон» был непреклонен. Поднявшись наверх, они пожали друг другу руки, распрощались и разошлись, даже не договорившись о следующей встрече.

Было около девяти часов вечера – время для сна ещё раннее, а потому Борис решил позвонить Маше, племяннице жены, которая жила в Вашингтоне. Он набрал Машин номер. К телефону подошёл, по всей видимости, её друг. Представившись, Борис попросил подозвать Машу. Из беседы с племянницей он выяснил, что из Парижа та переехала в Вашингтон, где живёт вместе со своим молодым человеком, что теперь она работает во Всемирном Банке, в отделе, курирующем, в частности, и Казахстан. Узнав, как и почему Борис оказался в Вашингтоне, она загорелась желанием приехать к нему в гостиницу, чтобы повидаться и познакомить его со своим парнем. Договорились на завтра, на 11:30 утра, так как после обеда Борис должен встречать делегацию из Москвы. На том и распрощались. Борис, с чувством выполненного долга, отправился спать.

Лежа в постели, Борис продолжал находиться под впечатлением, которое на него произвела леди Мелисса, пораженный обликом и окружавшим её ореолом. Так или иначе, молодая женщина возбуждала воображение Бориса. Её голос, всё ещё звучащий в памяти, не давал ему заснуть.

Борис давно был женат, имел сына и любил свою жену плотской любовью, а не только как просто спутницу жизни. Но леди Мелисса... – это что-то совсем другое. Из другого мира – мира грёз и сказок. Помечтав какое-то время, он и не заметил, как заснул сном младенца.










ГЛАВА 15
Вашингтон
18 июля 1993 года

Отец леди Мелиссы, по всей вероятности, мог находиться в родстве со знатным родом графов Спенсеров. Первые упоминания о Вильяме Спенсере, основателе клана Спенсеров, относятся к 1330 году, то есть ещё до правления Тюдоров. Но сам Чарльз Джон Спенсер – отец Мелиссы, не был графом и не известно, был ли он в действительности потомственным дворянином, хотя и неизменно подчёркивал свою связь с этим кланом, называя себя «сэр Спенсер». Но было это так или нет, – проверить не представляется возможным, потому что в середине XIX-го столетия в деревенском доме, который занимали родители прадедушки отца Мелиссы, случился пожар. Дом сгорел полностью, с амбаром и помещением для скота. А вместе с домом сгорели все вещи, все документы и грамоты на владение землёй и постройками. Тогда, оправившись от случившегося, прапрадедушка Мелиссы обратился к сэру Джону, 5-му графу Спенсеру, за помощью. Граф близко к сердцу принял трагедию, случившуюся в семье своего, вероятно, дальнего родственника. Он (или его секретарь) написал ему письмо с соболезнованием по случаю пожара, велел восстановить патенты на владение землёй и постройками и выделил достаточно средств, для восстановления хозяйства.

Жена графа, красавица Шарлота Сеймур, также не осталась безучастной к судьбе погорельцев. Она взяла под своё покровительство детей и направила их в школу, где те не только проживали, но с приличным воспитанием получили вдобавок ещё и хорошее среднее образование, которое стало хорошим началом их жизни. Она следила за успехами своих «протэже», а они, в благодарность, радовали её своими оценками. Таким образом, попав в поле внимания графа и графини, отдалённые родственники приблизились к графской чете и даже были внесены в список рассылки поздравлений к Рождеству. При этом графские послания начинались со слов «Милый кузен» или «Милая кузина». Дальше писем дело не пошло, но в списках рассылки поздравлений семья Мелиссы осталась. Поэтому, когда Борис спросил её о Леди Диане она ответила, что с большой долей вероятности состоит с ней в дальнем родстве.

Будучи выходцем одной из многочисленных ветвей этого древнего рода, Чарльз Джон Спенсер унаследовал от родителей и родственников достаточно средств, но был плохим бизнесменом и практически всё растратил. В молодости Чарльз Джон получил хорошее гуманитарное образование, увлекался театром, поэзией. Он регулярно посещал собрания Шекспировского клуба, членом которого состоял. От природы добрый человек, он принимал близко к сердцу проблемы других людей, а для решения своих проблем ни времени, ни желания у него не оставалось. Он постоянно принимал участие в сборах пожертвований для нуждающихся. Но не заметил, как сам оказался практически без средств.
 
Женившись на матери Мелиссы, которая, помимо своего приданого, унаследовала приличное состояние от многочисленных бездетных тетушек, Чарльз Джон как-то удалился от семьи, втянувшись в общественную деятельность и оставив всё хозяйство на жену. Он, конечно, оказывал ей формальные знаки внимания, покупал цветы и прочее, но, как оказалось, был не способен к семейной жизни и воспитанию дочери. Мать Мелиссы, понимая, случись что с ней, – муж будет не в состоянии заниматься девочкой, отложила для Мелиссы два миллиона фунтов стерлингов. Она составила завещание таким образом, что её душеприказчиком назначался не супруг, а банк, деятельность которого регулируется и проверяется попечительским советом, у супруга же не будет доступа к деньгам Мелиссы. При этом всей суммой Мелисса сможет распоряжаться только по достижении 35-ти лет. До этого времени ей полагалось ежемесячное пособие, достаточное для оплаты всех жизненных расходов, но только при условии, что она будет учиться на стационарном отделении одного из университетов. Согласно завещанию срок обучения и расходы, связанные с ним, не ограничивались, что, при разумных тратах, обеспечивало Мелиссе вполне безбедное существование.

Когда девочке исполнилось шесть лет, родители решили, что пришла пора родить ещё одного ребёнка. Беременность, к несчастью, оказалась внематочной, начался перитонит, а время для лечения было упущено –  мать Мелиссы спасти не удалось.

Маленькая Мелисса, потеряв матерь, попала в швейцарскую «бордиг скул» для девочек из зажиточных семей и стала называться леди Мелиссой. Всех девочек в этой школе иначе как «леди» не называли. Кроме преподавания основных общеобразовательных предметов, французского, немецкого, итальянского языков и религии, девочкам прививали интерес к искусству, обучали хорошим манерам, танцам, музыке, пению в хоре, умению правильно ходить, одеваться и занятиям физическими упражнениями. Не на последнем месте были так же домоводство, умение вести финансы семьи и ухаживать за грудными детьми. Дисциплина была строгой, но разумной. Им разрешалось посещать музеи, ходить в кино, театры на «приличные» спектакли, но только в форме школы и группами – по три девочки под присмотром преподавателя или родителей одной из воспитанниц, входивших в эту тройку.

Детство пролетело быстро. Она периодически приезжала к отцу на каникулы, а он изредка выбирал время и навещал её сам. Мелисса чаще проводила время в семьях школьных подружек, чем в обществе родного отца. Поэтому особо тёплые отношения между отцом и дочерью так и не установились. Только окончив школу и повзрослев, она начала лучше понимать отца и стала с ним ближе и терпимее.

Училась Мелисса легко. Поэтому логическим завершением образования было её  поступление в Лондонскую Школу экономики – одно из наиболее престижных учебных заведений мира. Закончив школу и став специалистом в экономике и управлении бизнесом, она получила несколько интересных предложений, но остановила свой выбор на швейцарской компании «Пеннингтон Интернэйшенл». Компания занималась международным бизнесом, размещалась в центре Европы, что сулило возможность поездок по всему миру. Зарплату ей предложили достаточную для безбедного существования. Кроме того, в обязанности Мелиссы входили многочисленные деловые поездки для решения вопросов по контрактам. В ходе этих поездок ей, практически без ограничения, оплачивали личные расходы, включая перелёты первым классом, бронирование лучших гостиниц и обеды в дорогих ресторанах. В качестве бонуса она ежегодно получала 24 тысячи фунтов стерлингов на приобретение одежды и косметики.

Прошёл первый год работы. Мелисса быстро разобралась с методами ведения бизнеса и составлением контрактов. В деловых переговорах иногда принимал участие сам хозяин компании  – Эдди Пеннингтон. Изредка он выезжал на встречи с партнёрами. С Мелиссой Пеннингтон всегда был исключительно вежлив и подчёркнуто корректен.

Спустя два года ей удалось отложить несколько десятков тысяч фунтов. Она почувствовала себя значительно уверенней. Но в жизни всё ещё оставалась неопытной и беззащитной молодой девушкой.

Как-то Мелиса и Эдди Пеннингтон летели в Южную Африку на переговоры по поставкам смазочных материалов для шахтного оборудования. Перелёт был долгим, и девушка задремала. Эдди сидел в соседнем кресле. Как-то так получилось, что её голова склонилась к нему на плечо. Эдди вдохнул исходивший от волос Мелиссы приятный аромат и почувствовал страстное влечение. Он не стал убирать её голову со своего плеча, напротив, он предался романтическим мечтам. Проснувшись, Мелисса немедленно попросила прощение за причинённое мистеру Пеннингтону неудобство. Но, вместо ответа, он попросил, чтобы с этого момента она называла его только по имени – Эдди. Даже в присутствии, как он выразился, королевы Англии.

Мелисса не планировала развития их отношений, но от знаков внимания не отказалась. По прибытии в аэропорт Йоганнесбурга, Эдди впервые получал два багажа – свой и Мелиссы. Приехав в гостиницу, она поблагодарила его за заботу, попрощалась и ушла к себе, в заранее забронированный отдельный номер.

Лёжа в ванной, она с улыбкой вспомнила о случае в самолёте. Но про себя подумала, что, в конце-концов, ей скоро двадцать шесть. Практически все школьные подруги уже замужем и имеют детей. Пеннингтон был хоть и старше неё, но «с положением». Почему бы не дать ему поухаживать?

Мелисса ещё была в ванне, когда позвонил телефон. Звонил мистер Пеннингтон с  предложением отужинать вместе с ним. С решением она колебалась недолго.

...После изумительно вкусного и романтичного ужина при свечах, пригласив её на танец и плотно прижавшись к ней всем телом, он дал ей почувствовать, что не на шутку возбуждён. Мелиссе стало страшно – такого рода опыта с мужчинами у неё никогда ещё не было. Они вернулись к своему столику и снова выпили немного вина.

На следующее утро она проснулась совершенно нагая в постели с Эдди. Его рука слегка сжимала её грудь. Он тоже был совершенно раздетый. Странным во всём этом было то, что Мелисса совсем не помнила, как окончился вечер. Сильно болел низ живота. На смятой простыне алели пятна крови. Но Эдди был очень вежлив и ласков с ней. Он помог ей встать и принять душ, а потом, опустившись на колено и поцеловав ей руку, сделал предложение выйти за него замуж. Растерявшись, Мелисса сказала, что согласна. И тут Эдди, несмотря на все мольбы и просьбы повременить, довольно грубо повалил её на кровать и овладел ею, вызывая острую боль в ещё не зажившей ране. При этом он несколько раз очень сильно ущипнул её за сосок. Резкая боль каждый раз пронзала тело девушки, она вскрикивала, но Эдди неутомимо продолжал упиваться своим физическим превосходством, получая от этого ни с чем не сравнимое наслаждение.

С этого момента, на правах жениха, он имел с ней секс при каждом удобном случае. Постепенно она начала привыкать к его щипкам, уже почти научилась не чувствовать боль и перестала вскрикивать каждый раз, когда он пытался удовлетворить свою похоть. Мелисса как-то смирилась с проявлением садизма с его стороны, но оргазма с ним так никогда и не испытала.

Они были в Йоганнесбурге в первых числах января 1993 года, то есть за полгода до встречи с российской делегацией в Вашингтоне. До этого они успели съездить в Лондон к отцу Мелиссы, а родители Эдди сами прилетали в Женеву. Несмотря на, казалось бы, отличную партию, какой являлся Пеннингтон, три проблемы мучили Мелиссу. Во-первых, она не любила Эдди и подсознательно чувствовала некоторую странность в его отношении к ней – Мелиссу настораживали и пугали его садистические наклонности. Второй проблемой была стремительность в развитии событий. И, в-третьих, с точки зрения невинной девушки, она не могла поверить в то, что вот так, запросто, вдруг оказалась в одной с ним постели. Это на неё не похоже. Мелисса не была ханжой. Она без оглядки вступила бы в близкие отношения с понравившимся ей мужчиной, но почему она не могла вспомнить ни единой детали той ночи в Йоганнесбурге?

Ответ на третий вопрос она получила весной в Германии. Случайно разбирая разбросанные Эдди вещи, она открыла его несессер. Среди бутылочек с одеколоном, дезодорантом и прочей парфюмерией, она увидела небольшой аптекарский флакон с надписью «Роксинол». Внутри него были таблетки синего цвета. Мелисса что-то слышала об этом препарате, но не помнила с чем это связано. Не сказав Эдди ни слова, она убрала все вещи на свои места, аккуратно развесила в шкафу рубашки и другую одежду. Затем привела себя в порядок и спустилась в аптеку, чтобы спросить у клерка, что он знает о «Роксиноле». Клерк разъяснил, что этот препарат запрещён к ввозу в США, но разрешён в Европе. Его применяют для снижения давления, но в больших дозах он действует как сильное снотворное. Важнейшим симптомом при этом является полная потеря памяти.

Мелисса была в шоке. Она всё поняла. Поплакав в номере, она решила, – что случилось, то случилось, но со своим женихом, мистером Пеннингтоном, следует вести себя осторожно и не очень ему доверять, а не то снова можно получить дозу «Роксинола».

























ГЛАВА 16
Вашингтон
18 июля 1993 года

Борис ожидал племянницу Машу и её молодого человека, сидя на диване в вестибюле гостиницы «Ritz-Carlton». Как водится, Маша опоздала на положенные десять минут. После приветствия и знакомства с Машиным другом, Борис пригласил их подняться к нему и позавтракать на этаже, где находился номер Бориса.

Маша была дочерью сестры жены Бориса. Для своих двадцати семи лет она выглядела весьма эффектно. Её родители были художниками и, как большинство людей этой профессии, с одной стороны, были талантливы, а с другой – беспомощны. Маша всегда училась «на отлично». После окончания частной католической школы в Нью-Йорке, её без оплаты приняли в Стэнфордский университет, находящийся в Пало-Алто, неподалеку от Сан-Франциско. Закончив «с отличием» Стэнфорд, где она защитила диссертацию по международной политике, Мария была принята в Высшую Дипломатическую школу в Париже. После обучения, вот уже год, она работала во Всемирном Банке, в отделе, курирующем все Среднеазиатские республики бывшего СССР, включая Казахстан.

Молодого человека звали Морис де Монье. Уловив в имени гостя приставку «де», Борис поинтересовался его «пролетарским» происхождением. На что тот, оценив юмор, скромно сказал, что он всего лишь виконт. Борис рассказал Маше и Морису о своих вчерашних знакомых и их проблемах, на что молодые люди сказали, что родители Мориса уже дали согласие на их брак, а поскольку во Франции нет короля, то другого согласия не требуется. Борис поздравил их с предстоящей свадьбой, а молодые люди, извинившись, вдруг перешли на французский, из чего Борис заключил, что они очень торопятся. На прощанье Маша оставила свою визитную карточку с телефонами в Вашингтоне и Алма-Ате.

Незаметно подошло время ехать в аэропорт для встречи москвичей. В услуги отеля входили встреча и проводы гостей на лимузине, поэтому Борис отправился их встречать в машине, «растянутой» на добрые десять метров. В зале выдачи багажа он увидел Кравченко, Исаева, Плюща и ещё одного, совсем не знакомого ему, человека. Кравченко, представляя их друг другу, сказал, что сам министр приехать не смог, но вместо него на переговорах будет присутствовать господин Владислав Иванович Якубовский – представитель Коллегии адвокатов России.
– У вас здесь, в «Америчке», не принято дразнить по имени-отчеству, поэтому зовите меня просто Влад, – с улыбкой, крепко пожимая Борису руку, сказал этот весьма скромного вида, со вкусом одетый подтянутый мужчина средних лет.

Получив багаж и разместившись в лимузине, они выехали из аэропорта, направляясь в гостиницу. Доехали довольно быстро. Возле стойки людей не было, поэтому регистрация не заняла много времени, после чего все они получили ключи от своих комнат, находившихся в непосредственной близости друг к другу.

Борис показал москвичам как пользоваться ключом от лифта. Насмеявшись и нашутившись, вся группа поднялась на свой, самый верхний, этаж. Все были приятно поражены и самой гостиницей, и прекрасным интерьером, и великолепным, открывающимся из каждого окна, видом на Вашингтон. Борис зашёл в номер Кравченко, показал ему как пользоваться всеми удобствами и, договорившись о встрече через полчаса, вышел, чтобы помочь другим.

Постучав в соседнюю с Кравченко дверь, Борис попал к Владу. Тот, улыбаясь, пригласил его к себе. Борис снова принялся объяснять как пользоваться благами цивилизации. Влад с интересом слушал, но внезапно спросил:
– Тут должно быть всё стоит на прослушке?
– Может, и стоит, ну и пусть. Нам-то что, – ответил Борис.
– А как же на это смотрит их хваленая демократия? – с ехидством в голосе продолжил Влад.
– А мне какое дело? – желая закрыть эту тему, ответил Борис.
– Ну, знаете! Так можно далеко зайти. Демократия-то загнивает!
– Загнивать-то загнивает, но согласитесь, что пахнет приятно. Даже больше того, совсем не пахнет, – со смехом закрыл вопрос Борис.
– Кстати, – продолжил Влад, – вы взяли машину напрокат?
– К сожалению, взял. Не знал, что у этой гостиницы есть такой исключительный сервис, а то бы сэкономил немного денег, – уже серьёзно ответил Борис.
– Вы не могли бы одолжить мне вашу машину на несколько часов. Плющ здесь впервые, и я бы мог покатать его по здешним местам. Предстоит много работы, а он, бедный, и Америки-то не увидит.
– Вы поедете вдвоём с Плющом? – переспросил Борис.
– Да, – коротко ответил Влад.
– Дам, – так же коротко отозвался Борис. – Вам когда надо?
– Ну, скажем, на несколько часов каждый день.
– Не забывайте заправлять бензин, – вынимая из кармана ключ от машины и передавая его Владу, сказал Борис.
– Машина ваша – бензин наш, – отшутился Якубовский.

Как и условились, через 30 минут все собрались в вестибюле верхнего этажа, где в большой открытой комнате с баром, словно специально поджидавшие их, уже накрытые, столы просто ломились от всяких вкусностей. Компания обильно поужинала, не преминув отдать должное содержимому бара.

После ужина Влад попросил москвичей вернуть ему деньги, которые он раздал всем перед вылетом из Москвы.
– Жене на шубу привёз, вот хочу ей обновку купить. Не знал, сколько можно везти, не декларируя, – объяснил он, обращаясь к Борису.
– До десяти тысяч можно, – уверено сказал Борис.

Якубовский пересчитал все деньги. Там было ровно двадцать пять тысяч долларов.
– Так, вы говорите, до десяти тысяч? Тогда на шубу хватит и шестнадцати с половиной. Остальные заберу домой – там они тоже пригодятся, - пряча деньги в карман,  объявил Влад.

Было очевидно, что Якубовский врёт про шубу, но ему никто не возразил. Все дружно  промолчали. Посидев ещё немного и поговорив ни о чём, вся делегация отправилась отправилась спать, памятуя о предстоящих завтрашних переговорах.

Борис уже успел принять душ и выходил из ванной комнаты с полотенцем через плечо, когда в дверь постучали. Это был Якубовский. Извинившись за свой непрезентабельный вид, Борис впустил его в номер. Специально тренированная, фотографическая память Якубовского зафиксировала на правой руке у Бориса, выше локтя, небольшое родимое пятно, по форме напоминавшее Австралию.
 
Якубовский обратился с вопросом:
– Скажите, Борис, у вас, случайно, нет какого-нибудь мешка для мусора – шубу надо будет  завернуть.
– Полно вам. Если вы купите шубу, то вам её в магазине как следует упакуют.
– Мы люди простые, – прикинулся Влад. – Нам и мешок для мусора сойдёт.
– Я постараюсь что-то придумать, – ответил Борис, понимая, что никакой шубы и не планируется. Ему просто для чего-то понадобился пластиковый пакет. «Так чёрт с ним. Пусть делает, что хочет», – решил Борис, закрывая за Якубовским дверь. Но, внезапно передумав, быстро оделся, вышел и постучал в номер к Кравченко.

Оставшись с Кравченко наедине, Борис спросил:
– Кто этот молодой человек на самом деле? Похоже, что он – из Конторы Глубокого Бурения?
– А вы что, сами не понимаете? – ответил вопросом на вопрос Кравченко.
– Мне думалось, что вы сможете найти дорогу сами, без их помощи.
– Мы-то без них можем, могут ли они без нас?

Они помолчали, размышляя каждый о своём, после чего Кравченко с досадой сказал:
– Его нам навязали. Было чётко сказано: «Если хотите иметь лицензию, квоту и ехать в Штаты без проблем, возьмите попутчика».
– Они хоть оплатили ваши расходы на поездку?
– Как бы не так. Мы везли сюда этого «хмыря» за наш счёт, – раздражённо добавил Гаврила Петрович. – А теперь бегай тут от него.
«Или помогай», – со вздохом подумал про себя Борис.
– Вы ясно выражаете свои мысли вздохом, – заметил Кравченко. – Хотя… – он помолчал немного, а затем продолжил: – Позвольте предложить вам краткую политинформацию. Дело в том, что после развала Советского Союза, в 1991 году, возникли новые государства. Одной из таких стран является «новая» Россия, президентом которой стал Борис Ельцин, а парламентом – Верховный Совет Российской Федерации. Однако не следует полагать, что в этих условиях борьба за власть стихла или прекратилась. Напротив, эта борьба в России не только усилилась, но и приняла новые формы. К началу лета этого года в политической элите России особо выделились две, враждующие между собой, группы политических деятелей. В первую группу входят сам президент Ельцин, министр обороны Павел Грачев, министр внутренних дел Ерин, начальник ГУО Михаил Барсуков и его заместитель Александр Коржаков, министр безопасности Голушко и глава ФАПСИ Старовойтов, а также несколько членов правительства, включая Виктора Черномырдина и Андрея Козырева. Ко второй группе относятся, прежде всего, вице-президент Александр Руцкой, председатель Верховного Совета Руслан Хасбулатов и некоторые депутаты Верховного Совета. В настоящее время противостояние практически достигло критической точки, и вопрос встал: кто – кого. Сторонники президента выработали план роспуска Верховного Совета. С целью подавления возможных выступлений оппозиции также спланированы силовые действия по захвату здания «Белого Дома», где находится Верховный Совет Российской Федерации. И нам, деловым людям, приходится всё время, как говорится, держать руку на пульсе. Вот и вздыхайте себе на здоровье.

– Неужели всё так серьёзно
– Да. Именно так. К концу лета – началу осени можно ожидать гражданскую войну.

Теперь уже Кравченко вздохнул и протянул для прощания руку Борису. Пожелав спокойной ночи, Борис вышел в коридор и, отпирая дверь своего номера, услышал телефонный звонок. Звонил Плющ. Виноватым и в то же время раздраженным голосом, он спросил:
– Я завтра не очень буду нужен на этом совещании?
– А у вас есть более интересные предложения? – пошутил Борис.
– Да нет. Мы же приехали на совещание в «Global Oil» (47), – продолжал оправдываться Плющ. – Но этот Якубовский тянет меня куда-то. Он сказал, что Кравченко в курсе.
– Да помилуйте, Александр Михайлович, я же не ваш начальник. Если вы с Кравченко считаете, что без вашего профессионального мнения совещание может обойтись, то ради Бога...
– Я ничего не могу сделать, – начал оправдываться Плющ. – Этот Якубовский сказал, что мы должны отлучиться ненадолго, а когда я вернусь, то мы посмотрим документы и откорректируем их, как надо. Тем более, что эта девица – секретарь Пеннингтона, занимается как раз его контрактами. Она, – продолжал Плющ, – окончила Лондонскую Школу Экономики и Политических Наук и является специалистом именно по нефтяным контрактам.
– Ну, раз так, то всё пройдёт без осложнений, – успокоил Плюща Борис. – Ладно. Не будем ссориться из-за пустяков. Когда вернётесь с прогулки, тогда мы и поработаем над бумагами. Надеюсь, без Якубовского.
– Спасибо, – с облегчением в голосе ответил Плющ и положил трубку.

Борис задумался, он не знал, что Мелисса имеет высшее экономическое образование. И ещё какое! Но, с другой стороны, было бы глупо кричать об этом на каждом углу. Эта женщина будоражила его мысли ещё несколько минут, но вскоре он заснул.

Ночью ему приснилось, что они идут куда-то с Мелиссой, держась за руки. Вдруг, испугавшись чего-то, они начинают убегать. Это что-то бежит за ними, пытаясь догнать и убить их, а они падают, летят куда-то и при этом начинают целоваться. Он чувствовал вкус её губ…

Борис проснулся от удушья, часы показывали половину четвёртого утра. Оказалось, что кондиционер не был включён, и в комнате стало очень жарко. Он встал, чтобы включить кондиционер, и поймал себя на том, что всё ещё ощущает вкус губ Мелиссы. Прогнав от себя это наваждение, Борис снова заснул. На этот раз – до утра.











ГЛАВА 17
Вашингтон
19 июля 1993 года

Утром Борис Горянин встретился с московскими гостями в половине восьмого. Наспех перехватив завтрак, предлагаемый гостям отеля, они спустились вниз, в вестибюль гостиницы.

Господа Джонатан Баркер и Эдди Пеннингтон, а также леди Мелисса уже находились в вестибюле, ожидая остальных участников переговоров. Борису, всё ещё находящемуся под впечатлением странного сна, было приятно снова увидеть Мелиссу, ощутить её близость. Эта женщина стойко завладела его воображением. Борис отдавал себе отчёт в иллюзорности своих мечтаний, но присутствие леди Мелиссы манило его, как магнит.

После процедуры представления и обмена рукопожатиями все вышли из вестибюля. У дверей отеля их ожидал микроавтобус с эмблемой компании «Global Oil». Салон машины поразил роскошью внутренней отделки. Оказавшись у дверей машины, Борис пропускал остальных участников делегации вперед. Джонатан Баркер и Эдди Пеннингтон продолжали что-то оживленно обсуждать возле гостиницы. Поэтому, когда леди Мелисса усаживалась в машину, он предложил ей свою помощь. Она оперлась на руку Бориса, и он, вполне уверенно, почувствовал её пожатие. Он ответил ей тем же. Это продолжалось только мгновенье, и никто не заметил, как между Борисом и Мелиссой установился свой, особый, контакт.

Когда машина тронулась, Борис несколько раз в пути бросал незаметные взгляды в сторону леди Мелиссы. Её глаза смотрели вперёд, но на губах играла чуть заметная улыбка. Казалось, что молодая женщина находится в своих мечтах далеко отсюда. Размечтался и Борис... Он представил себе, как целует эту нежную женщину – её губы, глаза, округлые плечи. Он представил, как снимает бретельки платья и целует её шею и грудь. Он уже вполне реально ощутил аромат её кожи, услышал дивный голос, отвечающий на его шутки. И тут пред ним предстали укоризненные, полные слез, глаза безгранично преданной ему жены. Борису стало не по себе… и он проснулся. Сердце бешено колотилось. Вероятно, всему виной были вашингтонская жара и влажность, иначе откуда бы взяться таким фантазиям?..

Пока Борис спал, они уже успели доехать. Микроавтобус остановился на парковке главного здания управления нефтяного гиганта «Global Oil».

Выйдя из машины, участники встречи направились к зданию, прошли сквозь «скобу» металлоискателя и оказались в просторном вестибюле, где находился отдел регистрации посетителей. Выполнив простые формальности по регистрации с указанием даты и времени прибытия, они прошли в секцию здания, где находились переговорные комнаты.

Господин Джонатан Баркер, на правах хозяина, попросил официантку предложить всем присутствующим кофе, чай, и прохладительные напитки. Тут же выяснилось, что официальная переводчица компании «Global Oil» внезапно заболела. Борис, возбужденный присутствием Мелиссы, а также в силу явной необходимости, взял на себя  обязанности синхронного переводчика.

Первым слово взял Кравченко. Он долго, почти около часа, говорил о спящем нефтяном гиганте, каким является Россия.
– Господа! – начал Кравченко. – До начала этой исторической встречи мне хотелось бы предложить вашему вниманию краткий обзор российской нефтяной промышленности, её экономического положения и, главное, перспектив развития нефтяной отрасли и экономики в целом. Нефтяная отрасль промышленности Российской Федерации находится в самом начале организационного переустройства, доставшегося в наследство после распада СССР. В настоящее время руководство отраслью возложено на Министерство топлива и энергетики. Господин министр обещал мне принять участие в нашей встрече, но, к огорчению, в последний момент планы его изменились, и он не смог приехать. Новое руководство России уделяет пристальное внимание этой отрасли, находящейся в состоянии, я бы сказал, не застоя, а шока. Судите сами, для продажи хотя бы одной капли нефти в страны дальнего зарубежья необходимо получить квоту. Решение о выдаче квот принимает специальная комиссия, но самих квот она не выдаёт. Вот и приходится нефтедобывающим предприятиям задерживать зарплату работникам, не говоря уже о нехватке средств для модернизации производства и обновления основных производственных фондов предприятий.

Но ситуация в отрасли налаживается. Недавно был подписан Указ президента России от 17 ноября 1992 года за номером 1403, регулирующий вопросы приватизации и преобразования в акционерные общества существующих государственных предприятий, производственных и научно-производственных объединений нефтедобывающей и  нефтеперерабатывающей промышленностей. Далее, уже совсем недавно, 22 апреля этого года, постановлением правительства была создана государственная компания «Роснефть», которая обязана координировать деятельность нефтяных компаний по добыче и переработке нефти, а также осуществлять прямое коммерческое управление пакетами акций акционерных обществ вышеупомянутых предприятий и объединений.

Наш топливно-энергетический комплекс, как и во всех нефтедобывающих странах, прочно связан со всей экономикой России. В советское время на развитие нефтяного сектора расходовалось более 20% денежных средств.

В настоящее время на долю топливно-энергетического комплекса приходится около 30% основных производственных фондов и примерно 30% стоимости промышленной продукции. До распада СССР в нефтяной промышленности использовалось не менее 10% продукции машиностроительных предприятий, 12% продукции металлургических предприятий, две трети производства труб, что в результате составляло более половины экспорта. Такая же тенденция, безусловно, должна быть сохранена при реорганизации отрасли и в новой России.

Экономические и технические процессы, происходящие в нефтедобывающей и нефтеперерабатывающей промышленностях, оказывают влияние на демографические процессы, обладают районо- и градообразующей функцией, оказывают существенное влияние на внутреннюю и внешнюю политику страны. Советский Союз сохранялся как единое государство до тех пор, пока цена на нефть колебалась в пределах 18-20 долларов за баррель. Как только цена на нефть упала до 10 долларов за баррель, Советский Союз прекратил существование. Такого решающего влияния нефти на политику ещё не было в истории. Эта тенденция сохранится в обозримом будущем, так как заменить нефть сегодня ещё нечем.

Более 90% добываемых объёмов нефти и газа расходуется на производство электроэнергии и используется на транспорте, включая производство бензина для автомобильных двигателей. Мировой спрос на нефть в течение прошлых лет ежегодно возрастал на 1.5%. Но, учитывая темпы роста экономики и народонаселения  Китая, Индии, Бразилии, Ирана и остальных развивающихся стран, спрос на нефть будет возрастать, а производство существенно не поднимется, если только не начать работать уже сейчас, сегодня. Я не удивлюсь, если цена в течение ближайших 10-15 лет возрастёт до 50-60 долларов за баррель, но, вполне вероятно, и выше, что приведёт к значительному изменению ситуации в мировой экономической политике. Такие страны как Саудовская Аравия, Нигерия, Кувейт, Габон усилят своё влияние за счёт увеличения роста добычи и повышения закупочной стоимости нефти.

Позволю себе заметить следующее, – по имеющимся у нас сведениям, запасы нефти в Венесуэле превышают запасы нефти в Саудовской Аравии. В Венесуэле они составляют, примерно, 80 миллиардов баррелей лёгкой и 250 миллиардов баррелей тяжёлой нефти. Такое положение в нефтяной промышленности, несомненно, отразится на внешней политике Венесуэлы и может вызвать непредсказуемые последствия, связанные с изменениями во внешней политике и с внутренним положением в стране.

Для развития экономики Венесуэлы до мирового уровня в нефтяную промышленность этой страны необходимо вложить 50-60 миллиардов долларов. Это намного больше, чем требуется инвестировать в нефтяную отрасль России. В то же время Россия, политически, значительно стабильнее Венесуэлы. Мы ожидаем изменений в налоговом и инвестиционном законодательствах, что определит и усилит ведущую роль России в системе мировой экономики.

В таких условиях роль новой России в мире становится более существенной, – повторил Кравченко. – Но также осмелюсь утверждать, что через несколько лет темпы выработки запасов нефти в России из-за устаревших технологий станут в 3-5 раз выше, чем в Саудовской Аравии, Венесуэле и Кувейте. Темпы добычи нефти в России приведут, в ближайшие годы, к сокращению разведанных запасов. Проблема лежит не столько в темпах разведки новых месторождений, сколько в непродуманной, нерациональной эксплуатации существующих месторождений нефти. Потери при добыче и транспортировке нефти, отсталые технологии добычи предопределяют комплекс задач, уже давно назревших в российской нефтяной промышленности.

На сегодняшний день, отбросив организационные проблемы и сосредоточившись только на технической стороне вопроса, я могу охарактеризовать состояние нефтяной отрасли, как не соответствующее современным технологиям. В отрасли наблюдается сокращение объёмов производства, сокращение прироста разведанных запасов, снижение темпов ввода новых месторождений, сокращение темпов разведочного и промышленного бурения и увеличение числа бездействующих скважин. В отрасли также отмечен переход на механизированный метод добычи нефти, сопровождающийся сокращением количества фонтанирующих скважин, наблюдается отсутствие резерва крупных месторождений, остро встаёт необходимость освоения месторождений, находящихся в труднодоступных районах Сибири и Крайнего Севера. Всё перечисленное требует обновления дорогого оборудования и освоения новых прогрессивных технологий.
 
В сегодняшней России имеются три нефтяных базы: Волго-Уральская, Тимано-Печорская и Западно-Сибирская. Основная из трёх названых – Западно-Сибирская. Этот, наиболее крупный нефтеносный бассейн, расположен на территории Курганской, Новосибирской, Омской, Свердловской, Томской, Тюменской и Челябинской областей, а также Алтайского и Красноярского краёв. Бассейн занимает, примерно, три с половиной миллиона квадратных километров. Большая часть нефтяных запасов располагается на глубине 2-3 километра.

Эта нефть, относящаяся к отложениям юрского и мелового геопериодов, характеризуется сравнительно низким содержанием серы – до 1,1%, парафинов – менее 0,5%, а также довольно высоким содержанием бензиновых фракций, доходящих до 40, 50 и даже 60 процентов. В настоящее время на территории Западно-Сибирского месторождения добывается основное количество российской нефти. На текущий, 1993 год, предполагается добыть около 250 миллионов тонн. Из этого количества 25 миллионов тонн будут добыты фонтанным методом, остальное – насосным способом.

В Западной Сибири находятся десятки крупных месторождений. Среди наиболее известных назову Мегион, Самотлор, Усть-Балык, Шаим. Практически все они находятся в Тюменской области, которая занимает почти 60 процентов площади Западной Сибири.

На сегодняшний день 80 процентов тюменской нефти приходится на пять основных управлений: «Колмнефтегаз», «Нижневартовскнефтегаз», «Ноябрьскнефтегаз», «Юганскнефтегаз» и «Сургутнефтегаз». Самое крупное из них – Нижневартовское.

Все эти месторождения страдают от нехватки финансирования и поставок оборудования, связанных со сложностью получения квот на продажу нефти. Но это надо пережить. И, в этом плане, мы являемся той самой первой ласточкой, без которой не наступает весна.

Несмотря на такие заманчивые перспективы, – продолжал Кравченко, – за последние годы, вы не поверите, не было продано ни одной капли нефти частными компаниями. Причина простая – нет квот на экспорт. Но мы оказались в уникальной ситуации. Дело в том, что мы официально зарегистрировали частное акционерное предприятие, имеющее право на экспорт нефти и нефтепродуктов. Наша компания под названием «Первая Российская нефтяная корпорация» зарегистрирована в Тюмени. У нас есть лицензия на право экспорта нефти для продажи в страны дальнего зарубежья. И вскоре, до конца этого года, мы получим квоты на продажу 500 тысяч тонн нефти, что составляет примерно три с половиной миллиона баррелей. Это вы, господа, уже знаете. Контракт мы готовы подписать уже сегодня. Но есть и проблемы. До настоящего времени не решён вопрос об определении стоимости нефти типа «Урал» или, как говорят ещё, «Советская смесь». Наша с вами цель – установить алгоритм расчёта за тонну нефти-сырца с учётом её свойств. Этим, полагаю, займутся эксперты. Параллельно, как вы знаете, имеются и вопросы по финансированию. Перед нами, господа, стоят глобальные задачи, так давайте же, не теряя времени, приступим к их решению!

Кравченко эффектно закончил свою речь. В зале для переговоров стояла тишина. Паузу прервал Джонатан Баркер. Он встал и начал аплодировать Гавриле Петровичу Кравченко.

Господин Баркер, занимающий должность управляющего Отдела закупок сырой нефти компании «Global Oil», начал своё выступление с того, что ему неоднократно приходилось бывать в России. Он пытался наладить контакты с представителями нефтяной промышленности, но каждый раз переговоры упирались в стену непонимания проблемы оценки стоимости нефти, в сравнении с вариациями цен на Лондонской бирже. Он особо отметил, что Российская сторона, в ходе переговоров, отказывалась понимать, что нефть может варьироваться по свойствам, что априори влечёт за собой и изменение цен. До этого момента российские партнёры предлагали к продаже нефть типа «Урал», отличающуюся довольно высоким содержанием серы и парафинов, по цене «Сладкой нефти» с низким содержанием серы и парафинов.

Джонатан Баркер закончил своё выступление словами:
– Я уверен, что при изначальном понимании проблемы и конструктивном подходе, мы выработаем алгоритм расчёта цены за нефть и решим вопросы финансирования, включая 100-процентную предварительную оплату.

На этом утренняя встреча в здании компании «Global Oil» закончилась. Кравченко, проголодавшись, был готов попробовать настоящий американский гамбургер. Но тут мнения разделились: Джонатан Баркер, Эдди Пеннингтон и Кравченко отправились в находящийся неподалёку ресторан «Макдональд», а леди Мелисса, Борис Горянин и Исаев остались работать над проектом Контракта на поставку нефти.

















ГЛАВА 18
Вашингтон
19 июля 1993 года

Утром того же дня Якубовский дождался, когда участники встречи уедут на переговоры. Он вышел из вестибюля гостиницы и подошёл к стоянке автомобилей, где был припаркован белый «Firebird», арендованный Борисом. Плюща с ним не было. Открыв дверь, он сел в машину, включил зажигание, подождал, пока машина немного прогреется, и выехал с парковки на улицу. Проехав два квартала, Якубовский свернул налево, затем ещё два раза повернул налево и, таким образом, снова оказался перед въездом на парковку у гостиницы. Он въехал на стоянку для машин, и, проехав ещё немного, припарковался. Затем, не выходя из машины, снова выехал с парковки и двинулся вдоль улицы.
 
Якубовский внимательно следил за зеркалами и окнами. Всё время он проверял, нет ли за ним наблюдения. Убедившись, что никто за ним не следит, он увидел аптеку с телефоном-автоматом, установленным недалеко от входа. Запарковав машину, подошёл к телефону и, забросив несколько монет, набрал номер. Когда гудки прекратились и включился автоответчик, Якубовский сказал по-испански:
– Hola, Senora Vargas. Este es Senor Don Fransisico Alvares. Soy Senor Gerardo Gomez' el amigo. Vine de Adjuntas Del Rio. Mi numero de telefono es cero, cinco, dos, cuatro, uno, ocho, siete, cuatro, cinco, uno, dos, dos, ocho. Muchas gracias. Tenga un dia de la reja. (48)

Это был пароль с закодированным сообщением, которое было составлено так, что даже понимая, что назначается встреча, весьма затруднительно было бы определить место, время встречи и опознание агента. Якубовский сообщил следующее: первые три цифры – 052 ничего не означали – это международный телефонный код Мексики. Зато три последующие выбраны так, чтобы, с одной стороны, они соответствовали коду города, в данном конкретном случае, – это был городок Аджунтас-Дель-Рио в провинции Гуанохуато, но с другой стороны, первая цифра означала день недели, когда должна состояться встреча минус два дня. Например, когда указана цифра 4 – это означает: 4 – 2 = 2, значит, вторник. Вторая цифра означает цель встречи: 1 – передача денег и получение информации. Третья цифра означает место встречи: 8 – это МОСТ и опознавательный знак SMILE – смеющаяся рожица – кружок с глазками и ротиком губами вверх. Следующие три цифры означают время встречи минус два часа, таким образом: 745 – означает 7:45 вечера минус два часа, то есть 15:45. Следующие четыре цифры это: 1 – цвет автомобиля – белый, 2 – легковой, 2 – американского производства, 8 – фирма «Pontiac». Обычно на такой машине для опознавания в окне устанавливается американский флаг. Такие флажки, с кронштейном для установки на дверце машины, продаются в аптеках. Этот приём удобен, так как  он указывает машину. А с другой – при опускании стекла дверцы флажок незаметно падает. Это сбивает наблюдателя, который концентрирует внимание на флажке, как отличительной особенности объекта наблюдения. Потеря ориентира на короткое время отвлекает внимание, а этого иногда бывает достаточно, чтобы успеть скрыться от наблюдения.

Якубовский вошёл в аптеку и купил несколько предметов, включая американский флажок для машины. Расплатившись и выйдя из аптеки, он сел в машину и поехал обратно в гостиницу. Припарковав машину, Якубовский отправился к себе в номер. Разница во времени между Москвой и Вашингтоном в сочетании с резкой переменой климата заставила Владислава Ивановича лечь в кровать. Заснул он мгновенно.























ГЛАВА 19
Вашингтон
19 июля 1993 года

У леди Мелиссы имелись заготовки типовых контрактов, используемых компанией «Global Oil», в том числе и на поставку нефти. Борис подключил к сети свой ноутбук и стал вводить в его память черновик намечающегося контракта. Присутствие Мелиссы и Исаева только отвлекало его, поэтому, набравшись храбрости, Борис вежливо попросил, а вернее, придумал для них повод, прогуляться. Ему очень хотелось побыть с Мелиссой, но работа требовала абсолютного сосредоточения. Перед уходом они договорились, что завтра Борис с Плющом отработают основные положения контракта и введут его в компьютер на английском и русском языках, после чего уже можно будет собраться вместе для уточнения деталей. Борис попросил разрешения вернуться в «Global Oil» на следующий день, понимая, что в гостинице они с Плющом спокойно работать не смогут. Выходя из здания, он заказал на завтра два пропуска – для себя и Плюща. На том и закончился этот рабочий день.

Леди Мелисса и Исаев вернулись в гостиницу часам к пяти. А около половины шестого приехал туда и Борис. Он созвонился с остальными участниками встречи – условились пойти поужинать в семь вечера.

Борис поднялся к себе в номер – нужно было принять душ и переодеться к ужину. Всё ещё продолжая находиться под впечатлением ночных и дневных видений, он всем телом желал ощутить присутствие леди Мелиссы. Ему очень хотелось быть с ней, но, в то же время, необходимо было отвлечься от этих мыслей… Чтобы уйти от наваждений, он начал громко петь. Постояв под контрастным душем, он испытал некоторое облегчение, – душ сделал своё дело, и возбуждение пошло на спад. Переодевшись, Борис вышел в холл, куда постепенно начали стекаться остальные участники переговоров.

К семи часам все были в сборе. Не хватало только леди Мелиссы. Эдди Пеннингтон сказал, что она устала и просит прощения за то, что не сможет принять участия в ужине. Бориса это успокоило. Он не хотел привлекать к себе внимание тем, что, против воли, постоянно останавливал заворожённый взгляд на этой очаровательной женщине.

Ужин они провели в том же ресторане, где леди Мелисса, Эдди Пеннингтон и Борис были накануне, за день до приезда москвичей. На этот раз им предложили зелёный салат «Цезарь», суп из лобстера и мясное филе «Миньон». Всё было отлично приготовлено. Только Кравченко громко сказал, что у нас, в «Белокаменной», с едой становится всё лучше и лучше. Появляются новые рестораны. И в них возрождают традиции исконно русской кухни. Спорить с этим никто не стал. Все увлеченно поглощали еду и напитки.

Джонатан Баркер предложил тост. Подняв бокал с вином, он долго говорил о России, об Америке и, вообще, о демократии в целом. Но его не слушали, потому что вещал он долго и скучно. Кравченко попросил Бориса выступить с ответным тостом.
– Жалко, что я не знаю английский. А то бы уж закатил им такой «спич»… – сжав руку в кулак, тем самым усиливая эмоции, сказал Борису Кравченко. – Вы уж не подкачайте, Боря.

Борис встал, поднял свой бокал, наполненный водкой, и сказал:
– Учитывая, что за нашим столом собралась разноязычная группа, я произнесу этот тост на двух языках – на русском и английском. Русский поэт Фёдор Тютчев ещё в девятнадцатом веке написал:

Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить:
У ней особенная стать –
В Россию можно только верить!

Он повторил сказанное ещё раз, но уже по-английски:

The brightest mind is not enough to comprehend the Holy Russia
The straight yardstick is not enough to measure size of Mother Russia
She has the secret please in heart
You may just trust in might of  Russia. (49)

– Вот! Вот это по-нашему! – поднявшись, сказал Исаев. – За Россию надо пить стоя!

Кравченко, вскочив со стула, перекрестил свой винный бокал, заполненный до краёв водкой, и одним махом выпил:
– За Россию всё-таки пьём! Молодец, Боря. Я знал, что ты не подведёшь!

Филе было подано с кровью. Овощи, приготовленные на пару, обрамляли этот деликатес. Естественно, что без водочки употреблять всё это было бы просто грешно. Но грешить-то как раз никто и не собирался. На десерт все заказали по огромному куску шоколадного торта и горячий английский чай.

Счёт за ужин, уже оплаченный компанией «Global Oil», официант передал мистеру Пеннингтону. Такие мелкие радости украшают жизнь, тонко подметил Якубовский, задыхаясь от количества съеденного.

После ужина компания решила немного пройтись. Прогуливаясь, группа распалась на две части. Кравченко, Плющ, Исаев и Борис обсуждали детали контракта. Якубовский, Баркер, и Пеннингтон говорили о чём-то, не имеющем отношения к теме переговоров. К десяти часам все поднялись наверх. Исаев и Плющ собирались звонить в Москву. Борис, сославшись на необходимость отдохнуть, чтобы быть готовым к завтрашней работе над контрактом, отправился к себе. Только Якубовский и Кравченко решили продолжить вечер в баре.

На следующее утро, отлично позавтракав, Борис и Плющ, совершенно не заботясь чем будут заниматься остальные участники переговоров, поехали в «Global Oil», продолжить работу над контрактом. Они зарегистрировались в отделе пропусков и прошли в здание. Мистер Баркер выделил им небольшую комнату для работы.

Раскрыв ноутбук, Борис и Плющ приступили к работе над черновым вариантом русского текста контракта. Они трудились практически весь день, оттачивая и шлифуя каждую фразу и предложение. Они не выходили из здания в течение всего дня, периодически попивая кофе с булочками и печеньем. К середине дня черновой вариант был составлен. Борис позвонил в гостиницу и попросил Кравченко с Исаевым собраться для дальнейшего обсуждения деталей контракта.

Кравченко и Исаев приехали минут через тридцать. Вчетвером они снова прошлись по всему тексту. Когда закончили обсуждение, было уже шесть часов. Борис позвонил мистеру Баркеру и поставил его в известность о степени готовности контракта, а также попросил пропуск на следующий день – для завершения работы над английским вариантом. Джонатан Баркер принёс Борису пропуск и сказал, что тот может оставить всё в комнате, чтобы завтра продолжить работу.

Они распрощались и вышли из здания, – машина ждала их на парковке. Вернувшись в гостиницу, Борис принял душ и переоделся, не уставая поражаться ненавязчивому сервису –  его рубашки были постираны и выглажены. Брюки – отутюжены и выглядели, как новые. «В такой гостинице, как у Христа за пазухой», – размечтался Борис. Но чувство голода быстро вывело его из иллюзорного состояния, и он резво примкнул к соотечественникам, которые уже сидели в холле за маленькими столиками и отдавали должное японским суши. Разобравшись, что при такой закуске не только традиционное японское саке, но и русский национальный напиток соответствует вкусовой гамме, а также, в дополнение, укрепляет решимость в сохранении статуса Курильских островов, они хорошенько приложились к «Столичной». Кто-то вспомнил популярную в Москве эпиграмму:

Как бы Боря ни крутил,
Нет России без Курил.

Бутылка «Столички» закончилась как-то очень быстро. И тогда, следуя мудрой политике интернационализма, в ход весело пошла шведская «Абсолютовка». Разгорячённые спиртным, воздавшие дань уважения японской кухне, москвичи решили, как и вчера, пройтись вокруг гостиницы. Погуляв недолго и вспомнив, что «на халяву и уксус сладок», все снова вернулись в холл своего этажа. Суши уже унесли, но при этом появились другие подносы с какими-то маленькими пирожками с мясом, сыром и прочими начинками. Пирожки были вкусными, да и водка всё не кончалась. Словом, вечер не прошёл напрасно.

На следующее утро Борис встал рано. Позавтракав, он спустился вниз. Микроавтобуса на обычном месте не было. Отсутствовал и его «Понтиак». Поэтому Борису пришлось обратиться к клерку, чтобы на лимузине его отвезли в «Global Oil». Он снова провёл весь день за работой, переводя русский текст контракта на английский язык. В гостиницу Борис вернулся к пяти часам вечера. Москвичей там ещё не было. Он раскрыл свой компьютер и, подключив портативный принтер, распечатал оба текста к завтрашней встрече. Затем спустился вниз, в Бизнес-центр, и снял – по числу участников переговоров – восемь копий контракта.

К шести часам вечера москвичи вернулись в гостиницу. Они провели весь день в Вашингтоне – съездили к Белому дому, взяли экскурсию по городу, побывали в Национальной картинной галерее, в общем, получили массу впечатлений. А теперь, памятуя о пирожках и суши, все были готовы повторить вчерашний вечер, разумеется, не забыв и про водочку...

На следующее утро, как обычно в семь утра, все встретились в холле. Наскоро проглотив завтрак, спустились к машине. Уже на выходе Якубовский спросил Бориса, сможет ли тот завтра проводить на самолёт его и Кравченко. Борис ответил, что, безусловно, сможет. Но тут же вспомнил, что у них билеты на послезавтра. Якубовский ответил, что ситуация изменилась, и они с Кравченко должны вылететь завтра, а Исаев с Плющом останутся ещё на один день для подписания бумаг. Борису было всё равно, кто подпишет документы – главное, чтобы дело делалось. Якубовский продолжал вызывать у него стойкое подозрение своей непонятной деятельностью. Но, с другой стороны, это вопрос не Бориса, а скорее, Кравченко. Пусть они делают, что хотят, для него главное – это контракт.

За короткое время Якубовский вторично вызвал удивление Бориса, когда не сел в ожидающий их микроавтобус, а направился вместе с Плющом на парковку к машине, арендованной Борисом.

Участники переговоров сели в микроавтобус и быстро доехали до офиса компании «Global Oil». Мистер Баркер уже встречал их у дверей. После обычной процедуры регистрации, все прошли в переговорную комнату.

Борис достал приготовленные копии контракта и передал их всем участникам. Каждый начал читать свою копию предложенного документа, одновременно делая пометки на заранее разложенных листках бумаги. К часу дня обсуждение контракта и работа над окончательным его вариантом была завершена. Когда остальные участники отправились в «Макдональд», Борис остался для внесения последних исправлений в русский и английский тексты.

Всё утро сегодняшнего дня, пока шло обсуждение контракта, Борис украдкой поглядывал на леди Мелиссу. Несколько раз их взгляды встречались, но, в присутствии Эдди Пеннингтона, Борис не показывал своей заинтересованности этой женщиной. А если бы и показал, то что? На что он мог надеяться? Он даже сам стыдился своей глупости, того, что вдруг начал проявлять внимание к леди Мелиссе. Кто есть он? И кто есть они? Просто – абсурдная ситуация. Решив для себя этот вопрос, он прекратил стрелять глазами в сторону леди Мелиссы и углубился в работу.






















ГЛАВА 20
Вашингтон
21 июля 1993 года

На следующий день, после обеда, Якубовский забрал Плюща из здания «Global Oil». Когда Плющ подошёл к машине, Якубовский попросил Александра Михайловича  поменяться с ним местами и сесть за руль, а сам занял кресло рядом с водительским. Они вернулись к гостинице, но потом, по просьбе Якубовского, направились от гостиницы в сторону парка, далее – к аптеке, где он вышел позвонить по телефону, затем, развернувшись, выехали с аптечной автостоянки на улицу. Во всё время пути Якубовский неотрывно наблюдал за зеркалами и окнами, стараясь определить слежку. Но ничего подозрительного не обнаружил.

Убедившись, что за ними нет наблюдения, Якубовский скомандовал Плющу двигаться по направлению к «Global Oil». Они выехали на Гэллоуз-Роуд, проехали здание «Global Oil», и двинулись в сторону городка под названием Виена. Достаточно быстро они достигли пересечения Гэллоуз-Роуд и Кастис Мемориал Парквей. Подъехав к мосту через Гэллоуз-Роуд, Якубовский приказал Плющу остановиться и посмотрел на часы. Они показывали 15:44. Постояв ровно одну минуту, Якубовский вышел из машины и сделал вид, что осматривает колесо. Позади них, примерно метрах в двадцати, остановилась белая «Toyota» модели «4-Ranner».

Якубовский вернулся в машину, сел и, пристегнувшись ремнями, спросил у Плюща:
– Александр Михайлович, вы помните дорогу обратно? – тот молча кивнул.
– Поехали в гостиницу той же дорогой.

Минут через десять они подъезжали к гостинице.
– Александр Михайлович, вы припаркуйтесь, а я выйду, – поднимусь наверх. Вы же ровно через шесть минут, выезжайте из паркинга, поезжайте направо и двигайтесь по часовой стрелке, вкруговую, по Тайсон Бульвару. Когда проедете так два раза, возвращайтесь на это же место и ждите меня.
– Понял, – тихо ответил Плющ. Он действительно понял, в какую передрягу попал, но выхода у него не было.

Якубовский вышел из машины и через три минуты уже был в своём номере. Там он достал фотоаппарат и мощный телеобъектив. Он встал у окна и стал наблюдать за происходящим внизу сквозь видоискатель аппарата, на который он установил телеобъектив, и теперь использовал в качестве бинокля. Он увидел машину, в которой находился Александр Михайлович. Затем узнал «Toyota» белого цвета.

Ещё через полторы минуты, как было условлено, Александр Плющ выехал из паркинга и медленно двинулся в сторону Тайсон Бульвара. «Toyota» также начала движение. Внезапно внимание Якубовского привлёк другой белый внедорожник марки «Ford Explorer». Обе машины, на расстоянии двадцати-двадцати пяти метров одна от другой, одновременно начали движение в сторону Тайсон Бульвара. «Ford Explorer» съехал с Тайсон Бульвара направо, на Парк Ран Драйв, и остановился. Но в это же время другой внедорожник, марки «Chevrolet Suborban», начал движение. «Chevrolet» свернул налево за машиной Александра Михайловича и «Toyota». Проехав до следующего перекрёстка под названием Вестбрэнч Драйв, «Chevrolet» свернул направо и остановился. В это же время начал движение второй внедорожник «Ford Explorer», но чёрного цвета,.

Все три машины продолжали двигаться одна за другой. Когда пошёл второй круг, чёрный внедорожник «Ford Explorer» съехал на Парк Ран Драйв. А вместо него выехал белый «Ford Explorer».

Якубовский всё понял. Он осознал, что слежка ведётся не за ним, а за «Toyota». Было ясно, что под наблюдением находится человек, которому он назначил встречу. Опыт подсказывал ему, что не нужно спускаться вниз. Пусть Плющ покатается, и, не зная что делать дальше, вернётся в гостиницу. Но тогда он не передаст деньги. И, таким образом, он не сможет оставить себе намеченные восемь с половиной тысяч. Якубовский решил, что самолёт летит в четверг, 21 июля. За это время его не успеют поставить под наблюдение. А тот, другой, всё равно уже «под колпаком». И ему уже ничем не помочь.

Якубовский сложил фотоаппарат, достал приготовленный фирменный пакет магазина «Sears» с вложенными в него деньгами и, закрыв дверь номера, спустился вниз. Александр Михайлович ждал его в машине. Они проехали по тому же маршруту, но на Галерея Драйв въехали на паркинг магазина «Sears».

Запарковав машину, Якубовский пошёл к «Sears’у». Александр Михайлович, держа в руках такой же пакет «Sears’a», двигался вслед за ним на расстоянии двадцати метров, когда из «Toyota» вышел среднего роста человек с небольшими усами, абсолютно неприметной наружности. В его руках тоже был фирменный пакет того же  «Sears’a». Он пошёл вслед за Якубовским, но находясь впереди Плюща. Зайдя в магазин, Якубовский прошёл вперёд. Незнакомец следовал за ним. Но вдруг Александр Михайлович, как-то не сумев справиться с дверью магазина, выронил свой пакет. Он нагнулся, чтобы поднять его, преградив тем самым путь в магазин двум прытким молодым людям. Пока он пытался извиниться перед ними за свою неловкость, находящийся в магазине Якубовский и незнакомец на мгновенье приблизились друг к другу, обменялись пакетами и тут же разошлись. Якубовский направился в примерочную комнату секции мужских костюмов, а незнакомец помчался в туалет. Несчастный Александр Михайлович, проклиная всё на свете, в магазин не пошёл. Он вернулся к машине, включил зажигание, пересел с водительского на пассажирское сидение и стал ждать Якубовского.

Якубовский появился через несколько минут. Сев за руль, он резко сдал назад и, развернув машину, поехал в сторону противоположную той, откуда они приехали.

Якубовский держал под наблюдением зеркало заднего вида, пытаясь определить, кто следует за ними. Всё было чисто. Они покатались ещё немного, после чего рванули в аэропорт, где Якубовский изменил дату вылета для себя и Кравченко. Вернувшись в гостиницу, они, чтобы расслабиться после напряжения, вместе с подоспевшим Кравченко, прилично опустошили бар и столы с закусками.




















ГЛАВА 21
Вашингтон
21 июля 1993 года

21 июля рабочая группа в составе Исаева, Плюща, леди Мелиссы и Бориса завершила составление рабочего варианта контракта на поставку сырой нефти, направляемой в страны дального зарубежья с целью переработки на условиях предоплаты. После чего, для окончательного улаживания возможных юридических вопросов, контракт отправили по факсу в Нью-Йорк – в юридическую контору «Leber & Associates, LLP», представляющую интересы «Pennington International» и « Global Oil Sales & Research Corporation».

Вечером того же дня Борис Горянин, снял трубку телефона, стоящего у него в номере.
– May I help you? (50) – тоном величайшей вежливости, на которую способен только великий и могучий английский язык, ответил клерк.
– Sure, you can. (51) – в тон клерку ответил Борис. – Tomorrow afternoon, I have to take my people to airport to see them off and after that to come back to this hotel. (52)
– There is no problem, Sir, (53) – ответил клерк. – The limousine is available for you at any time, Sir. Is the «Town car» would be large enough for you, Sir? (54)
– O, sure. It is more than enough. Thank you very much. (55) –  закончил Борис.
– To serve you is my pleasure, Sir (56).

Борису было безразлично, когда уедет Кравченко. Но почему он столь спешно уезжает до подписания контракта? Ясно, что это дела Якубовского. Ну и пусть себе уезжают. Всё равно, кроме трёпа, нет никакого дела. Хотя, без этого трёпа, который был сутью личности Кравченко, не было бы и контракта… Да! Сложная личность, этот Кравченко!..

Утром следующего дня, Борис позвонил Джонатану Баркеру узнать, не вернулся ли факс от «Leber & Associates, LLP». Факса ещё не было. Баркер позвонил только в половине второго и сообщил, что ожидаемый факс поступил на его аппарат, и он приглашает всех приехать и рассмотреть окончательный вариант контракта.

Борис постучал в дверь к Кравченко.
– Войдите, – раздался его голос.

Борис открыл дверь и вошёл в номер. Там уже находился Якубовский. На столе лежал маленький пакетик, который Якубовский, увидев входящего Бориса, схватил и положил к себе в карман.
– Не помешал, господа? – спросил Борис.
– Нет-нет, что вы, – почему-то вместо Кравченко ответил Якубовский. – Ну, я пойду к себе. А вы, Гаврила Петрович, поторапливайтесь. Скоро нам ехать. Вы поедете нас провожать?
– Я за тем и пришёл. Только что позвонил Баркер – он получил одобренный адвокатами Пеннингтона контракт. Баркер приглашает приехать к ним в офис, чтобы в последний раз взглянуть на детали и, если всех всё устраивает, подписать окончательный вариант.
– Я уже действительно ухожу, – заявил Якубовский и решительно пошёл на выход.
– Вот тварь, – злобно зашипел ему вслед Кравченко. – Вот дела-то! Не могу я ехать в «Global Oil», подписывать этот контракт. Я должен нянчить этого проходимца. Вы, Борис, вот что... Контракт готовили вы. И контракт этот между вашей компанией и компанией Эдди. Явную глупость вы не подпишете. Я вам там уже не нужен. Так что, я поеду с этим господинчиком... Но, блин!.. Да чтобы я… Ещё раз в жизни!.. Больше!..

Кравченко негодовал. Но негодовал он шёпотом. Видимо этот господинчик имел серьёзное влияние на Кравченко, если утаскивал его из Вашингтона столь поспешно.

– Значит так, вы, Борис, поезжайте с Плющом, а в аэропорт с нами поедет Исаев. Если что, то он всё-таки, адвокат. А вы заканчивайте с этим контрактом. Всё. Идите. Жду вас в Москве. Кстати, когда вас встречать?
– Я заказал билеты на субботу, 24 июля. Значит, буду в Москве в воскресенье, 25-го.
– Ну, всё. Всё. Давайте, идите. До встречи в Москве.

Они обнялись, Борис вышел из номера Кравченко, но в коридоре снова столкнулся с Якубовским. Тот, видимо, ждал пока Борис уйдёт. Увидев Бориса, Якубовский с елейной улыбкой протянул ему руку:
– Ну, прощайте, Борис. Может, ещё и свидимся. Приятно было познакомиться.

Борис пожал протянутую ему руку. И, вместо ответа, только поклонился и ушёл.

По дороге в свой номер Борис постучал к Исаеву. Тот отпер дверь. Вместе с ним в номере был и Плющ.
– Александр Михайлович, – обратился к Плющу Борис. – Мы с вами сейчас поедем в «Global Oil». Мне звонил Баркер, он получил контракт. А вас, Арнольд Иосифович, Кравченко просил вместе с ним поехать в аэропорт. У меня есть предложение, ребята. Давайте к вечеру, когда мы вернёмся, пойдем втроём пообедать в мексиканский ресторан.
– Идея отличная, – поддержал Бориса Исаев. – Я – за это предложение. Полагаю, что и вы, Александр Михайлович, не возражаете?
– Уж я-то? – вопросом на вопрос ответил Плющ.
– Ясно. Тогда договорились. До встречи, – подвел итог Борис.

Борис с Александром Михайловичем вместе вышли из номера Исаева, спустились вниз и на дежурной машине поехали в «Global Oil».

В комнате официальных переговоров «Global Oil Sales & Research Corporation» в торжественной обстановке в присутствии первого Вице-президента компании «Global Oil»  контракт подписали:
За «Pennington International»: Мистер Эдди Пеннингтон;
За «Global Oil Sales & Research Corporation»: Мистер Джонатан Баркер;
За «А/О Агропром»: Господин Арнольд Иосифович Исаев;
За «Агропром – США, Инк.»: Мистер Борис Горянин;
За «Первую Российскую нефтяную корпорацию»: Господин Александр Михайлович Плющ.

После подписания контракта все пожали друг другу руки и выпили шампанского. Борис всё ещё обмозговывал детали прощальной сцены с Якубовским и Кравченко. Даже факт отсутствия леди Мелиссы при подписании контракта и мысли о ней не могли отвлечь его от неприятных воспоминаний. Тут явно кроется что-то непотребное. Но что?





















ГЛАВА 22
Вашингтон
22 июля 1993 года

Леди Мелисса отсутствовала и во время, и после подписания контракта, когда они, по предложению Джонатана Баркера, праздновали это событие в гостинице. Борис знал, что Эдди Пеннингтон улетает в Женеву сегодня ночным рейсом, но он не знал, летит ли с ним Мелисса или остаётся в Вашингтоне. Борис решил не показывать вида, что сожалеет, что не смог с ней попрощаться.

Часам к четырём, когда Эдди Пеннингтон и Джонатан Баркер, тепло попрощавшись с Борисом и Александром Михайловичем, ушли, – из аэропорта вернулся Исаев.

– Ну как? Проводили? – спросил Исаева Александр Михайлович.
– Я должен вам доложить, господа, что этот Якубовский ещё тот фрукт, – объявил Арнольд Иосифович. – Перед выездом из гостиницы он передал Кравченко пакет, перевязанный липкой лентой. Кравченко брать этот пакет не хотел, но тот настоял. А в аэропорте он попросился пройти на регистрацию в самолёт первым. Кравченко же должен был идти на регистрацию минут через десять после Якубовского. Но места у них были рядом. Я представляю себе, как злится Кравченко, – закончил свой рассказ Исаев.
– Я думаю, что Кравченко примет на грудь свою дозу спиртного, тем более, что «на халяву» – тем и успокоится, – с сарказмом вставил Плющ.
– Действительно поведение Якубовского трудно назвать адекватным, – заметил Борис.
– Вы ничего не знаете, – с жаром начал говорить Плющ.

Александра Михайловича явно распирало от желания рассказать о том, что произошло с ним, когда он ездил с Якубовским. Но Борис Горянин предложил:
– Давайте пойдем, как договорились, в мексиканский ресторан, и там, Александр Михайлович, вы всё нам расскажете.
Они договорились встретиться в половине шестого у выхода из гостиницы.

Борис вошёл к себе в номер в ту минуту, когда зазвонил телефон. Это была леди Мелисса.
– Boris? I would like to say good - bye to you. It was a real pleasure for me to meet you. I really enjoyed working with you on this project. (57)
– Likewise, (58)– вежливо ответил Борис. Он, было, попытался шутить. – The next time you offer me your hand, I will kiss it. Farthermore... (59)

Но леди Мелисса перебила его:
– No more. Please, no more. Say nothing more. Please. Maybe, someday we will meet again... (60) – она замолчала.
Услышав в трубке её глубокое дыхание, она явно волновалась, Борис попытался что-то сказать ей на прощанье, но не успел – она положила трубку.

Борис лёг на диван –  у него перед глазами была леди Мелисса. Он старался отогнать этот образ и постепенно, не заметно для себя, заснул.

Проспал Борис недолго. Всего каких-то полчаса. До встречи с Плющом и Исаевым оставалось ещё сорок минут. Борис решил постоять под горячим душем, чтобы смыть беспрестанно преследовавшие его думы о Мелиссе. Её образ возбуждал его воображение, а мысли сбивались в комок. С этим наваждением нужно было кончать.

Он оделся и спустился вниз. Насыщенный влагой и ароматом растений жаркий воздух июльского вечера привел в порядок мысли Бориса. А тут подошли и Исаев с Плющом.
– Ну что, ребята, двинули пешком?
– Двинули.

Ресторан «Мексиканский Гриль и Кантина» находился в нескольких минутах ходьбы от их отеля, поэтому они очень скоро достигли цели своего похода. По дороге они успели обратить внимание на буйную зелень, орошаемую водой из спринклеров.
 
В помещении было прохладно и сравнительно безлюдно. Они попросили посадить их у окна, чтобы можно было насладиться видом оживлённой улицы и буйно цветущих растений. Заведение располагалось в очень удобном  и симпатичном месте.

Официант – молодой мексиканец, принёс меню. Пока они выбирали блюда, другой официант принёс в чашке чипсы и салсу. Ну, как тут было не заказать мексиканское пиво «Корона»? Живя в Калифорнии, Борис неплохо разбирался в мексиканской кухне. В качестве закуски он предложил взять куриные крылышки, замаринованные в уксусе с огромным количеством перца и приправ. Затем им принесли обжигающий рот суп «Менудо». А в качестве основного блюда они выбрали мясо, зажаренное с овощами и всякими мексиканскими специями. Естественно, что на столе тут же возникла бутылка текилы и нарезанный дольками лимон.

– Александр Михайлович, так расскажите нам, что с вами произошло, – обратился к Плющу Исаев.

Александр Михайлович рассказал про свои приключения с Якубовским, включая передвижения в машине и, главное, то, что произошло у входа в магазин «Sears». Они не нашли в рассказе Плюща ничего смешного. Всё это выглядело весьма неприятно.
– Ясно, что Якубовский получал от агента информацию и передавал ему деньги, которые мы привезли с собой. Теперь становится понятным и его поведение перед поездкой, по дороге сюда и в гостинице. Какие из этого можно сделать выводы? – решил подвести итог рассказу Плюща Исаев.
– Как вы думаете, Арнольд Иосифович, мне что-то угрожает? – с опаской в голосе спросил у Исаева Плющ.
– Я и не сомневаюсь, что, так или иначе, вы уже у них на крючке. Я хорошо знаю этих людей. Дай вам Бог, чтобы всё прошло для вас без последствий.
– Что вы предлагаете мне сделать? – взволновано спросил Плющ.
– А что вы можете сделать? – вопросом на вопрос ответил Исаев.
– На всякий случай, сделайте письменное заявление, которое завтра утром можно будет нотариально заверить, – предложил молчавший до этого Горянин.
– Но они не знают русский, – возразил Борису Александр Михайлович.
– В Америке нотариус заверяет не документ, а факт подписания именно вами этого документа. Для этого у вас есть паспорт, который удостоверит вашу личность. А мы с Арнольдом Иосифовичем будем свидетелями.
– Да, завтра я это обязательно сделаю, – покачивая головой в такт своим словам, сказал Плющ.
– Кстати, молодой человек, а на чьей автомашине разъезжал господин Плющ? – спросил Исаев у Бориса.
– Да. Я понимаю к чему вы клоните. Но, у меня есть алиби. Вы помните, что в «Global’е» всегда отмечали время прихода и ухода. Я подумал, что пошлю к ним запрос, чтобы они прислали мне соответствующую распечатку, – ответил Исаеву Горянин.
– Как бы эта история мне не аукнулась, – мрачно произнёс Плющ.
– Теперь, помимо этого эпизода, есть очень важный вопрос, не имеющий отношения к Якубовскому. Я хочу спросить у каждого из вас: вы верите Кравченко? Вы верите в то, что он нас с вами вместе либо каждого в отдельности не кинет? – спросил Борис у Исаева и Плюща.
– Я ему не верю, – четко и разделяя каждое слово, произнёс Исаев.
– Я уже не знаю, кому верить, – вставил Плющ.
– Так, мужики. Давайте мы с вами договоримся здесь, что называется, – на берегу. Договоримся о том, что каждый из нас не кинет другого. Кравченко вне сомнения переступит через любого, но через всех и одновременно сделать это ему будет значительно труднее, – выразил своё мнение Горянин.
– А как это можно проверить? – спросил Исаев.
– Да никак, – ответил Борис. – Думаю, словесного договора нам будет достаточно.

К этому моменту они уже успели съесть закуску и суп, а также выпить по три рюмки мексиканской текилы. Борис взял бутылку и начал разливать по четвертой рюмочке. Но тут Александр Михайлович запротестовал:
– Пожалуйста, мне больше не наливайте. Моя норма – три рюмки. Не больше.
– Но это в России рюмки по пятьдесят грамм, а в Америке по тридцать, – начал спорить Борис. – Вот у вас в сумме и будет норма – сто пятьдесят.
– Нет, – твёрдо произнес Плющ. – Три рюмки вне зависимости от размера. Если вы хотите, чтобы я оставался в вашей компании, то, пожалуйста, запомните мою дозу. Три рюмки. Не больше, – от волнения Плющ даже покраснел.
– Борис, не настаивайте, – попросил Горянина Исаев. – Мы разве с вами не осилим какие-то дополнительные тридцать грамм? У каждого из нас есть свои принципы, а уважение к ним – это основа демократического общества.

Обед прошёл отлично. Они шутили, смеялись, рассказывали анекдоты. Расплачиваясь по счёту, Борис обратил внимание, что двое молодых людей за дальним столиком, увидев, как они уходят, срочно попросили счёт и расплатились не кредитной карточкой, как Борис, а наличными.

Подходя к гостинице, Борис снова увидел тех же молодых людей, примерно в ста футах от них. В вестибюле гостиницы он поделился своими наблюдениями с Исаевым и Плющом.
– Хорошо, что мы завтра уезжаем, – сказал Плющ.
– А вы уверены, что стоит опасаться именно этих людей, а не людей Якубовского? – мне думается, что вы им не нужны, господин Плющ, – сказал Исаев. – Вы лучше пишите ваше заявление.
– Обязательно напишу, – глядя в пол сказал Плющ. – Да! Похоже, что я крупно влип в дерьмо, – и он глубоко вздохнул.

Они поднялись на свой этаж. В лаунче стояли накрытые столы. Бар был заполнен. Плющ ушёл к себе в номер писать заявление.
– Давайте-ка опрокинем по рюмочке ликёра, – предложил Исаев. – Время ещё не позднее, нет и девяти.
– Давайте, – поддержал предложение Борис.

Они налили себе по рюмке «Irish Cream». А потом ещё и по рюмке «Amaretto».
– Да, – с грустью в голосе отметил Исаев. – Живут же люди!
– Вот и мы, завершим контракт с нефтью – и нам станет жить легче, – с оптимизмом в голосе отозвался Борис.
– А вы уверены, что контракт состоится? – спросил Исаев.
– А почему же нет? «Global Oil» делает предоплату.
– Вот когда денежки будут на вашем счету, молодой человек, тогда они ваши.
– Я, всё же – оптимист.
– Посмотрим. Посмотрим...

На следующее утро, в субботу 23 июля, после завтрака, Борис поехал в «Global Oil». Он вернулся оттуда через час с несколькими страницами распечаток с компьютера. Это были отметки прихода и выхода из здания «Global Oil». Он привёз распечатки на всех троих.

Плющ и Исаев дожидались Бориса при входе в гостиницу. Они прошли в Бизнес-центр, где сняли две копии с уже подготовленного заявления Плюща. Клерк, имеющий лицензию нотариуса, заверил на всех трёх экземплярах заявления достоверность подписи Плюща, а также подписи Горянина и Исаева, как свидетелей. Борис взял три больших конверта из плотной бумаги и вложил в каждый из них по одному экземпляру заявления. Александр Михайлович заклеил их. Затем наклеил небольшие листочки бумаги на место стыка каждого из конвертов. Поочередно, они расписались на этих листках и поставили дату: Суббота, 22 июля 1993 года. Город Вашингтон, США. Плющ протянул один из конвертов Борису:
– Пожалуйста, сохраните это для меня. На случай если возникнут вопросы.
– Александр Михайлович, можете не сомневаться, – ответил Борис, принимая конверт из его рук.

Борис сделал несколько копий с подписанного вчера контракта, оставив себе только один оригинал и одну копию. А Исаев положил в свой портфель один оригинал и три копии. После чего все втроём вернулись в вестибюль. Подошло время отбывать в аэропорт. Самолёт Бориса улетал в Калифорнию через два часа. Московский рейс – через три. Все вещи были собраны. Со смешанным чувством они покидали эту прекрасную гостиницу под названием «Ritz-Carlton».















ГЛАВА 23
Москва
25 июля 1993 года

Начальник службы безопасности «Агропрома», бывший подполковник КГБ, Дмитрий Васильевич Черкизов, по обыкновению, встречал Бориса у трапа самолёта прибывшего из Франкфурта 25 июля 1993 года. Самолёт прилетел точно по расписанию в 18:00. В Москве, как и положено для этого времени года, стояла жаркая погода. Было душно. Всё предвещало грозу.

Они прошли, минуя паспортный контроль, в секцию VIP. Там поставили штамп прибытия в паспорт Бориса. Туда же принесли его багаж: складень с костюмом и прочими вещами. Портфель с документами, естественно, он держал при себе.

– Дмитрий Васильевич, – обратился Борис к Черкизову, – у меня для вас есть подарок. Я привёз вам американские кроссовки.
– Вот уж спасибо, Борис Георгиевич. Премного благодарен. Я же бегаю по утрам кросс по пять километров. Стараюсь держать форму. Вот и кроссовки рвутся. Качество, вы же сами понимаете, какое. А вот американские, надеюсь, послужат год-другой.

Он явно обрадовался подарку. Да и Борис старался доставить радость людям, которые к нему хорошо относятся.

Они прошли к машине и поехали в гостиницу «Мир». Борису нравилась эта гостиница, расположенная в самом центре Москвы в Большом Девятинском переулке, в одном квартале от улицы Чайковского, где находилось посольство США. Из многих номеров открывался прекрасный вид на Москву-реку и Белый Дом. До гостиницы «Мир» Борис останавливался в общежитии бывшей Высшей Партийной школы на Ленинградском проспекте. Но «Мир» был значительно лучше. Плюс – гостиница примыкала к бывшему зданию СЭВ, где сейчас разместилась часть офисов Московской мэрии, поэтому столовая там была на уровне ресторана, при весьма умеренных ценах. По утрам там накрывали «шведский стол», а вечером работал ресторан.

Они выехали из парковки аэропорта «Шереметьево-2» и начали двигаться по направлению к Ленинградскому шоссе. Мощный раскат грома возвестил начало июльской грозы. Хлынул настоящий московский ливень. Сухая земля жадно впитывала в себя влагу. Потоки воды смывали пыль с листьев, веток и деревьев, обновляя зелень огромного города. Водитель попросил разрешения прижаться к обочине и переждать минут двадцать, пока пройдёт основной фронт дождя. Они остановились. Приоткрыли окна и наслаждались чистотой озонированного воздуха и прохладой, которую принёс дождь.  Капли дождя пенились в лужах, показывая, что это не надолго. Минут через десять дождь пошёл на убыль.

Машины начали движение, и они поехали в общем потоке. Доехали до гостиницы «Мир» сравнительно быстро – минут за сорок.

Борис зарегистрировался в гостинице, поднялся на свой этаж вместе с Черкизовым и отдал ему кроссовки. Тот был по-детски счастлив. Поблагодарив ещё раз Бориса за подарок, Черкизов ушёл.

Было уже около восьми часов вечера. Борису нужно было продержаться хотя бы ещё час, чтобы лечь спать в девять и встать в шесть утра. Разница во времени между Москвой и Калифорнией 11 часов, – а это сильно сказывается на процессе адаптации. Борис спустился в вестибюль гостиницы, потолкался у книжного киоска, рассматривая новые книги, затем вышел на улицу. Побродив бесцельно вокруг гостиницы, он вернулся в свой номер, принял таблетку снотворного и лёг спать.

Утром, к восьми часам, Борис вышел на улицу, где его уже ждала машина. Он попросил водителя поехать в «Агропром», где была назначена встреча с Исаевым и Плющом. От гостиницы до Ленинского проспекта было рукой подать – они и доехали за пятнадцать минут. Поднявшись наверх, Борис прошёл в приёмную Кравченко. Валерия сказала, что Гаврила Петрович сейчас находится в Кремле и будет к обеду.

Борис вышел из приёмной и прошёл в офис Филимонова. Они с Иваном Фёдоровичем относились друг к другу по-приятельски. Друзья поздоровались. Немного поговорили. Договорились вечером вместе пообедать в ресторане гостиницы «Мир».

Выйдя от Филимонова, он прошёл в офис Исаева. Плющ уже был там. Они поздоровались и втроём, спустившись вниз к машине, поехали в транспортную фирму «Спецмортранс» для переговоров с целью заключения контракта на услуги по организации перевозки нефти по контракту с фирмой «Pennington International».

Фирма «Спецмортранс» размещалась на 4-ой улице Измайловского Зверинца. Доехать туда можно было либо от станции метро «Измайловский парк», либо со стороны Шоссе Энтузиастов. Фирмой «Спецмортранс» руководил капитан дальнего плавания Андрей Викторович Жуков – высокий крепкий мужчина предпенсионного возраста. Он возглавлял «Спецмортранс» практически с момента его возникновения с целью координации грузовых потоков на Кубу. Тогда в 63-м, после стабилизации политического противостояния между СССР и США под названием «Карибский кризис», возникла необходимость организации морского моста на Кубу. Туда пошли потоком оружие, оборудование и товары, а в обмен с Кубы поставляли сахар, ром, табак и сигары.

Жуков окончил Одесское высшее мореходное училище в 1960 году и пошёл в своё первое плавание третьим помощником капитана на 50-тысячнике – сухогрузе типа «Свобода». Их начали выпускать на Николаевском судостроительном заводе в конце пятидесятых. Через год Жуков уже был вторым, а в 1963-м – старшим помощником капитана. Когда осенью 63-го разразился «Карибский кризис», судно, на котором плавал старший помощник Жуков, оснастили военным оборудованием. На носу установили два 4-ствольных скорострельных 20-милиметровых пулемёта, а на корме – два 45-милиметровых орудия. Такое оснащение позволяло противостоять нападению со стороны потенциального противника.

В конце 64-го года Жуков был готов стать капитаном судна, но получил назначение на работу в Москве в качестве заместителя Директора «Спецмортранса». Причина такого служебного роста была простая – он был племянником самого капитана Соляника – Героя Социалистического Труда, депутата Верховного Совета СССР, знаменитого Капитан-Директора китобойной флотилии «Слава».

Популярность капитана Соляника и флотилии «Слава» была настолько велика, что в их честь слагались песни, а композитором Дунаевским даже была написана оперетта «Белая акация». Когда в конце мая из далёкого похода в Антарктиду в порт возвращалась китобаза «Слава» и 17 «Славенят», то весь город выходил их встречать. Но самую большую зависть сверстников вызывали ребята, родители которых ходили на «Славе» – они привозили им китовый ус, чучела летучих рыбок и предмет вожделения всех одесских пацанов – жвачку. Не какую-то там, фруктовую греческую, а настоящую, мятную, «Made in USA».

Жуков же получил не китовый ус и не пачку мятной американской жвачки, а 3- комнатную квартиру в Москве и должность на уровне зам. начальника Главка. Прошло два года. Директора «Спецмортранса» проводили на пенсию, на рукавах кителя товарища Жукова четыре нашивки сменились на одну, но широкую – он стал генеральным директором. С тех пор он уже двадцать семь лет бессменно руководил «Спецмортрансом».

Арнольд Иосифович Исаев был лично знаком с Андреем Викторовичем Жуковым по совместной работе на Кубе и, затем, в СЭВе.

Когда Исаев, Плющ и Горянин прошли в приёмную Жукова, которая помещалась на втором этаже небольшого особнячка, спрятавшегося между деревьев в глубине двора, – там их уже ждали. Секретарь Жукова, женщина средних лет, любезно открыла дверь в кабинет директора и все трое вошли в большую комнату, где за огромным столом сидел хозяин кабинета. Он встал, обошёл стол и обнялся с Исаевым, познакомился с Плющом и Горяниным. Исаев уже обо всём договорился. Осталось только прочитать контракт, проверить, нет ли там каких-либо серьёзных пробелов, и подписать.

Секретарь внесла поднос с кофейными чашками, печеньем и баночкой растворимого кофе, а через мгновенье вернулась с испускающим пар чайником. Жуков, попросил её взять у машинистки распечатанный контракт на организацию транспортных услуг для «Агропром – США».

Пока они разливали горячую воду в чашки и размешивали кофе, секретарь вернулась с четырьмя экземплярами контракта. Каждый получил свою копию, и они углубились в чтение. Прочитав контракт и не найдя в тексте ничего, что могло бы вызвать вопросы, Горянин и Жуков подписали его. Жуков вызвал секретаря и попросил её поставить печати и исходящие номера. Когда та вернулась с бумагами, Жуков попросил пригласить к нему Виктора Даниловича Захарова, который будет непосредственно курировать выполнение контракта.

Через несколько минут в кабинет, постучавшись, вошёл высокий сдержанный человек – это и был Захаров. Жуков познакомил Захарова с Исаевым, Плющом и Горяниным. Они обменялись визитными карточками. После чего, пожелав друг другу успехов, Исаев, Плющ и Горянин покинули кабинет Жукова и вернулись в «Агропром».

Вечером того же дня в гостиницу к Борису приехал Иван Фёдорович Филимонов, который, как уже говорилось, в своё время был членом ЦК КПСС, Вторым секретарём Ленинградского обкома партии.



















ГЛАВА 24
Москва
26 июля 1993 года

Иван Фёдорович Филимонов оказался в «Агропроме» совершенно случайно. Всю жизнь он провел на руководящей партийной работе. Это был настоящий аппаратчик, умный, грамотный, но ещё и честный человек, – свою работу всегда и везде выполнял добросовестно. Он никогда не был замешан ни в каком скандале, взятках, вымогательствах, связях с любовницами либо в чрезмерном пристрастии к спиртному. На работу ходил в чистых, выглаженных костюмах, купленных в обычных магазинах, а рубашки всегда были безупречно свежими. Иван Фёдорович старался быть справедливым со всеми, не считаясь с положением того или иного лица. И люди отмечали это. В Ленинградском обкоме его уважали не за должность, а за его деловые качества. Партийное начальство же, видя его принципиальность и честность, положило крест на его дальнейшем продвижении вверх по партийной лестнице.

В начале 1991-го, когда политическая ситуация в стране накалилась, он не спрятал свой партийный билет, как это тогда делали многие, но подал заявление на увольнение с должности второго Секретаря Ленинградского Обкома. Ему удалось при этом сохранить отношения и с партийной, и с государственной элитой страны, к которой он принадлежал. На работу в «Агропром» его порекомендовали в середине 91-го, когда, разработанная Кравченко программа «Возрождение России» получила одобрение Кремля. Иван Фёдорович был рекомендован высшим руководством страны, как человек, способный руководить выполнением этой гигантской программы. Именно с подачи Ивана Фёдоровича выделяли средства из госбюджета на её выполнение.

Кравченко познакомил их с Борисом Горяниным, когда тот привозил из США частных предпринимателей, способных вложить средства в экономику России. Иван Фёдорович и Борис вместе неоднократно выезжали в Питер, Архангельскую область и Карелию, где ещё с андроповских времён активно развивалась переработка древесины не как сырья, а в виде конечного продукта: фанеры, фигурного погонажа, мебельных досок, древесно-стружечных и древесно-волокнистых плит.

В Питере им удалось организовать для одного из инвесторов предприятие по переупаковке мебельной фанеры, закупаемой на заводе «Балтика». Действующие, по существующему ГОСТу, стандарты на упаковку мебельной фанеры не соответствовали международным требованиям к маркировке и самой упаковке. Поэтому такую фанеру нельзя было отправлять в США. Они наладили работу частного цеха, где фанеру перемаркировывали и переупаковывали. После чего такую фанеру без труда грузили на суда и направляли в порты Атлантического побережья США: Саванна (Джорджия), Майами (Флорида) и Галвестон (Техас).

Инвестор, о котором идёт речь, затратил менее 200 тысяч долларов на организацию цеха, включая оплату работников, в течение двух лет. Но этот инвестор оказался недобросовестным. Он перестал оплачивать счета за аренду помещения, пользование телефоном, электроэнергией, водой и отоплением. Он перестал платить людям за их труд и прекратил платить заводу за уже поставленную фанеру. В результате, его деятельность в России была прекращена.

За почти два года знакомства у Бориса сложились тёплые отношения с Иваном Фёдоровичем. Они иногда встречались вне рабочей обстановки, обсуждали бытовые и политические вопросы. Вот и сейчас Борис чувствовал, что Иван Фёдорович жалеет о том, что не принял участие во встрече в Вашингтоне и хочет именно от него узнать, что там происходило. Он, наверняка, успел переговорить и с Исаевым и с Плющом, а теперь очередь Бориса. В «Агропроме» происходила подковёрная борьба между разными личностями и группами. В такой обстановке держать руку на пульсе было не только сложно, но и крайне важно для продолжения своей деятельности в этой весьма непростой организации.

Иван Фёдорович постучал в дверь номера Бориса около семи часов вечера. Ресторан начинал работу в семь тридцать, так что они решили немного пройтись по набережной Москва-реки. Стояла довольно жаркая погода. Солнце уже не было в зените, но ещё было высоко над горизонтом. В отличие от южной части Калифорнии, расположенной значительно ближе к экватору, где к восьми вечера уже нужно включать свет, летом в Москве светло ещё и в десять часов вечера. Только к одиннадцати начинает темнеть. По реке шёл речной трамвай. Звучала музыка, но прохожих на улице было мало. Опасно. Бандитские разборки уже всем порядочно надоели, но таков был стиль жизни.

Они пошли по Большёму Девятинскому переулку в сторону Москва реки и свернули налево на Конюшковскую улицу. Дошли до бывшего здания СЭВ и перешли на другую сторону Нового Арбата по направлению к Смоленской набережной. На стене дома номер 31 по Смоленской набережной большими буквами было написано «Ельцин-Жид». Горянин и Филимонов прошли под мостом на Краснопресненскую набережную, прошли вдоль Белого Дома.

Вокруг Белого Дома чувствовалось какое-то напряжение. Усиленные наряды ОМОНа и милиции, заградительные барьеры, бетонные блоки, расставленные для задержки движения машин, свидетельствовали о том, что здесь не всё спокойно. Филимонов вкратце рассказал Борису о текущих событиях, связанных с усилением противостояния президента России Бориса Ельцина и Верховного Совета во главе с Вице-президентом Российской Федерации Александром Руцким и спикером Верховного Совета Русланом Хасбулатовым. Филимонов отметил, что, как он может оценить ситуацию, дело просто так не кончится. Впереди ожидаются серьёзные события. Его слова, впоследствии, оказались пророческими.

Пройдя до конца Белого Дома, они повернули обратно к гостинице. По дороге Борис рассказал Филимонову о том, как проходили переговоры, о весьма странном появлении в Вашингтоне Якубовского и о том, что Плющ, Исаев и Борис договорились на встрече в мексиканском ресторане, что для выполнения контракта им всем следует держаться вместе с Иваном Фёдоровичем.

Филимонов поблагодарил Бориса за сообщение. Он уже знал обо всём от Исаева и Плюща, но ему импонировала искренность собеседника.

Они вошли в ресторан. Посетителей, кроме их двоих, там не было. Слегка закусив и съев по тарелке борща, они, отказавшись от второго, выпили по чашке чая и разошлись. Борис отправился спать – сказывалась разница во времени, а Иван Фёдорович – домой к семье.

Филимонов и Горянин договорились о поездке в Новокуйбышевск, где располагался диспетчерский узел управления «Транснефти», организации, ответственной за прокачку сырой нефти по трубе от Тюмени в порт Вентспилс на Балтийском море. Иван Фёдорович пообещал связаться с управляющим диспетчерского узла и договориться с ним о встрече.

В ходе беседы, помимо других тем, Филимонов рассказал Борису об усугубляющемся конфликте между ним и Семёновым. Иван Фёдорович не вдавался в подробности конфликта, и они не стали развивать эту тему. Но теперь, поднимаясь в лифте к себе на этаж, Горянин вспомнил о том, как зимой они с Иваном Фёдоровичем поехали по делам «Агропрома» в Петрозаводск. По какой-то причине Семёнов увязался с ними. Борис ещё тогда заметил неприязнь, сквозившую между этими людьми, но решил ни во что не вмешиваться.

Борис вспомнил, что за всё время пребывания в Петрозаводске, Семёнов не встретился ни с одним человеком по своей личной инициативе. Все встречи были подготовлены Иваном Фёдоровичем. При этом Семёнов вёл себя довольно странно. Был какой-то напряженный и злой, отчего лицо у него постоянно краснело. Оживлялся он только когда немного выпивал... А тут ещё эпизод в ресторане... Они ужинали втроём в ресторане гостиницы. К ужину заказали по сто грамм. Семёнов повторил заказ, но Иван Фёдорович и Борис отказались, так он уговорил эти триста грамм самостоятельно.

Неподалеку от их столика, расположилась группа девиц. К этому времени уже основательно подгулявший, Семёнов пригласил трёх девушек пересесть за их стол. Хотя согласия на то от своих сотрапезников он даже не спрашивал. Оба, Иван Фёдорович и Борис, чувствовали себя неудобно в такой компании. Нельзя сказать, что девушки были плохие. Напротив – очень симпатичные. Но всему своё место и время. После ужина Борис расплатился за всех. Иван Фёдорович и Борис отправились в свои номера, а Семёнов ушел к себе с тремя девушками. Часа в два ночи в дверь Бориса постучал Филимонов и сказал, что Семёнов попал в историю. Сутенер требовал с него денег за всех трёх шлюшек, а поскольку у Семёнова денег не было, он стал разоряться, кричать, что он партийный босс из Ленинграда и требует милицию. Борис понял ситуацию – у Семёнова поехала крыша. Выяснив, что заплатить надо триста долларов, Борис, не говоря лишнего слова, достал требуемые деньги и передал их Филимонову.

Когда скандал утих, Иван Фёдорович вызвал к Семёнову «Скорую помощь». Как оказалось впоследствии – у того был запой, который лечили недели три. Борис и Иван Фёдорович уехали из Петрозаводска, оставив там своего сослуживца на попечение прикатившей к нему из Москвы супруги.

С тех пор Борис не разговаривал со Семёновым, так как его авторитет в глазах Бориса упал ниже плинтуса». И денег, естественно, он с него не требовал. Их, в любом случае, у Семёнова не было. А даже если бы и были…

















ГЛАВА 25
Москва
28 июля 1993 года

28 июля 1993 года Борис Горянин прибыл в «Агропром» к девяти часам утра. Сегодня они вместе с Исаевым и Плющом должны были ехать в В/О «Внешторгимпэкс» для подписания контракта на переработку и маркетинг сырой нефти от Объединения «Тюменьнефтегаз» через В/О «Внешторгимпэкс» с компанией «Агропром – США».

В реальности технология продажи нефти выглядела следующим образом: фирма «Pennington International» переводит деньги примерно за 40 тысяч тонн нефти на счёт компании «Агропром – США», которая, в свою очередь, оплачивает в долларах США услуги компании «Внешторгимпэкс», имеющей лицензию на внешнеэкономическую деятельность и квоты на продажу нефти в страны дальнего зарубежья, якобы, отправляемой на переработку. В/О «Внешторгимпэкс» конвертирует доллары в рубли и оплачивает рублями стоимость 40 тысяч тонн сырой нефти 1-й Российской Нефтяной Корпорации. 1-я Российская Нефтяная Корпорация и Объединение «Тюменьнефтегаз» не имеют лицензию на внешнеэкономическую деятельность и квоты на продажу нефти в страны дальнего зарубежья, и потому могут оперировать только рублями. При этом 1-я Российская Нефтяная Корпорация покупает у Объединения «Тюменьнефтегаз» сырую нефть и с помощью «Спецмортранса» и «Транснефти» доставляет эту нефть к терминалу для отправки её на переработку.

В рублях должны были оплачиваться услуги «Спецмортранса» и «Транснефти». Но обе эти компании не желали получать рубли, которые ежедневно теряли стоимость по отношению к другим валютам. Темп инфляции достигал 5 процентов в день! Поэтому контракты заключались в рублях, а на деле – в кассу (или не в кассу!) вносились доллары, фунты, марки или, на худой конец, франки. Другая проблема заключалась в том, чтобы найти компанию, имеющую лицензию на внешнеэкономическую деятельность и квоты на продажу нефти в страны дальнего зарубежья. Такой компанией как раз и было В/О «Внешторгимпэкс».

В/О «Внешторгимпэкс» размещалось там, где ему и положено – на 6-м этаже высотного здания на Смоленской площади, в помещении МИДа и бывшего Министерства Внешней торговли СССР.

От «Агропрома» до Смоленской площади дорога занимает от силы пятнадцать минут. Горянин с Исаевым прождали Плюща до без двадцати десять. Плющ так и не появился. Встреча была назначена на десять часов утра. Исаев предложил ехать туда без Александра Михайловича. Похоже, что он уже ждёт их там, тем более, что подписывать документ должен однокашник Плюща по «нефтянке» Валерий Николаевич Грушин. Они решили, что Плющ уже на пути в В/О «Внешторгимпэкс».

Припарковавшись на площади перед высотным зданием, Исаев наказал водителю, если тот увидит Плюща, передать ему, что они будут ждать его у Грушина. Войдя в бюро пропусков, они предъявили свои служебные удостоверения работников «Агропрома». Пропуска были уже заказаны на всех троих.. Плюща всё не было. Не было его и в кабинете Грушина. По-видимому, что-то неординарное произошло с Плющом. Раньше он никогда не опаздывал. А тут подписание важного контракта, а его нет. Грушин с Плющом ещё вчера подготовили контракт по принятой во «Внешторгимпэксе» типовой схеме. В контракте оговаривались условия поставки, оплаты, количества, требования и условия проверки качества нефти, поставляемой на переработку, а также технология, условия отбора и хранения проб.

Исаев и Горянин решили, не дожидаясь прихода Плюща, приступить к чтению контракта. Пока они читали и подписывали контракт, пока секретарь закончила процедуру оформления, прошло три часа, но Плющ так и не появился. Его не было ни в «Агропроме» ни у себя дома. Забрав свой оригинал и копии контракта, Исаев и Горянин распрощались с Грушиным, спустились вниз, сдали пропуска и поехали обратно в «Агропром».

Кравченко, наконец, появился в своём кабинете и при встрече тепло поздоровался с Исаевым, обнялся с Борисом Горяниным. Они рассказали ему о том, что практически все контракты подписаны, а завтра, в воскресенье, 1-го августа Борис с Филимоновым выезжают поездом в Новокуйбышевск, для завершения технологической цепочки по прокачке нефти от поставщика до пункта погрузки. Кравченко выглядел сильно уставшим. Его лицо было какого-то бордового цвета. Не похоже, чтобы он был в Кремле. Напротив, несмотря на чёткую и связную речь, казалось, что он несколько дней подряд сильно пил, да и запах от него шёл крепкий. Сивушный... Но, это дело такое… Рассея…

Выйдя из кабинета Кравченко и распрощавшись с Исаевым, Борис поехал к себе в гостиницу, договорившись вечером созвониться с Плющом и Исаевым.

Поднявшись в свой номер, Борис разложил все подписанные контракты по папкам, надписал папки и сложил их в портфель. После чего, не раздеваясь, лёг на кровать и заснул – всё ещё сказывалась разница во времени.

Разбудил его телефонный звонок Исаева:
– Плющ на работе так и не  появился и дома его сейчас тоже нет.
– Куда же он мог запропаститься? – спросил Борис.
– Сейчас по тревоге подниму службу безопасности. Будем искать. Меня это начинает беспокоить, – с явной тревогой в голосе сказал Исаев.
– А может?.. – попытался намекнуть Борис.
– Вот именно. Это как раз меня и беспокоит.
– Я буду у вас в офисе завтра утром, в девять часов.
– Вы когда выезжаете с Филимоновым в Новокуйбышевск?
– В восемнадцать пятьдесят с Казанского вокзала экспрессом «Жигули». За нами пришлют машину на вокзал.
– Ну, тогда до встречи. Значит, у меня ровно в девять! – Исаев положил трубку.

Борис разделся, принял душ, лёг в кровать и включил телевизор. Сначала по НТВ шла  программа новостей, а потом начался фильм «Ирония судьбы». Борис вспомнил молодость и с удовольствием начал смотреть кино. Когда фильм закончился, Борис уже спал. Он заснул под мерный шум работающего телевизора.




















ГЛАВА 26
Москва
28 июля  1993 года

Прошло больше месяца, как Фёдоров поручил Вересаеву разобраться в том, что происходит в Тюмени. За это время Вересаев успел встретиться с приятелем одного из своих друзей, начальником геологической службы Тюмени. Он расспрашивал местных хозяйственников, работников железной дороги, диспетчеров трубопровода, соединяющего скважины добытчиков с цистернами для хранения сырой нефти и с самой трубой, по которой нефть перегоняется к главному диспетчерскому пункту в Новокуйбышевске. Ему удалось переговорить с геологами Объединения «Тюменьнефтегаз». Водки было выпито много. Закусок съедено – на полк солдат. И денег, в качестве подарков, или, как теперь говориться, «сюрпризов» истрачено немало. Постепенно, у Каземирыча начала вырисовываться цельная картина состояния дел в Объединении «Тюменьнефтегаз».

А тут ещё ему стало известно, что на Объединение положили глаз «братки» и что существует договорённость, по которой Объединение получило право на продажу нефти в обмен на поставку продуктов питания и товаров народного потребления не только для трудового коллектива, но и для области. Собственно, это было известно, но Объединение должно было быть продано новым владельцам после завершения продажи нефти и после поставки продуктов питания и товаров. Это была прежде неизвестная информация.

Но самое главное, он узнал, что цистерны для хранения отходов недавно были очищены, а сейчас нефтехранилище заполнено сырой нефтью, на которую нет никаких документов. И количество этой нефти – около 500 тысяч тонн. То есть, реальная стоимость Объединения в настоящий момент значительно выше той, что фигурирует во всех финансовых документах. Примерно, на 50 миллионов долларов выше. После продажи нефти стоимость Объединения уже будет соответствовать той, что отражена документально. И произойдет это за счёт продажи неучтенных 500 тысяч тонн.

В среду 28 июля, во второй половине дня Вересаев позвонил Фёдорову и попросил о немедленной встрече. Они встретились у Аркадия Фёдоровича на его летней даче в посёлке Валентиновка. Когда Фёдоров узнал, что удалось за последнее время нарыть Каземирычу, то виду не подал. Он только вышел из комнаты и вскоре вернулся с тремя пачками стодолларовых купюр. Передал их Вересаеву и наказал тому съездить на две недели в Испанию или во Францию и хорошенько там провести время. И ехать он велел «прямо завтра». На следующий день Вересаев вылетел из Москвы в Париж. А оттуда – в Ниццу. Он хорошо потрудился и был доволен, что шеф оценил его труд.

Вернуться в Москву из отпуска Вересаев должен был 15 августа.
ГЛАВА 27
Москва
30 июля 1993 года

Утром, заехав ненадолго в «Агропром», чтобы скоординировать свои действия с действиями Кравченко, Борис столкнулся в его приёмной с красивой молодой женщиной. Они вошли к нему вместе.
– А, так вы уже знакомы? – спросил Кравченко.
– Да нет. Мы с этой милой девушкой только что встретились у вас в приёмной, – ответил Борис.
– Ну, так я вас представлю друг другу, – галантно предложил Кравченко: – Борис Георгиевич Горянин и Лидия Остаповна Селина.

Лидия протянула Борису свою руку, но не так, как это сделала леди Мелисса, – тыльной стороной ладони вверх, как бы предлагая поцеловать протянутую руку, – а по-мужски, для рукопожатия. Он коснулся руки Лидии и ощутил мягкость её кожи, но одновременно, почувствовал её силу.

Кравченко обратил внимание, что на безымянном пальце правой руки Лидии Остаповны блеснуло тонкое обручальное кольцо. С удивлением подняв брови, он спросил:
– И когда же вы успели замуж выйти?
– Вот успела, – улыбаясь счастливой улыбкой, с горделивым кокетством ответила Лидия.
– Так что же, и на свадьбе гулять не будем? – продолжал Кравченко.
– Вот закончим контракт тогда и погуляем, – прекращая шутливый разговор и переводя его в рабочее русло, ответила Лидия Остаповна.
– Лидия Остаповна и есть тот самый человек, организовавший контракт по продаже нефти со стороны тюменчан, – сказал Кравченко, обращаясь к Борису.
– А Борис Георгиевич организовал подписание контракта в Вашингтоне и сейчас работает по организации прохождения нефти по трубе в порт отправки. Кроме того, он организует финансовые потоки, – закончил взаимные представления Гаврила Петрович.
– Так вот какая вы, Лидия Остаповна… – начал было Борис, но Лидия посмотрела на него таким взглядом, что появившееся у него желание немного пофлиртовать моментально пропало.
 
Борис немного удивился, узнав, что Лидия имеет степень по экономике. Это как-то не вязалось с её женской привлекательностью. Несмотря на явную провинциальность, она определенно заслуживала внимания и уважения.

Проинформировав Кравченко и Селину о проделанной работе, Борис сказал, что из Новокуйбышевска он собирается вернуться через день, то есть во вторник утром, сразу после подписания контракта на прокачку нефти по трубе. И тогда же, во второй половине дня, планирует улететь в Женеву для встречи с Эдди Пеннингтоном.

Выйдя от Кравченко, Борис сказал Селиной
– Мне бы очень хотелось больше узнать о Тюмени. Я там никогда не был. – При этом он  добавил, – Мне какое-то время пришлось жить на Волге, но дальше – на восток от Волги – мне жить не приходилось. По вашему говору похоже, что вы тоже с Волги.

Селина сказала,
– Да. Я родом из Тольятти.

Тут Борис действительно удивился. Он тоже несколько лет прожил в Тольятти.
– А где вы жили в Тольятти?

На что Лидия ответила:
– На ВСО-5.
 
– Вы знаете, у меня была одна знакомая, которая жила в бараке на ВСО-5. Её звали Светлана Николаевна Красильникова.
– Красильникова? Светлана Николаевна? – удивлено спросила Лидия. – Это же мать моей подруги детства Иры. Мы жили с ними в одном бараке.
– Да, действительно у неё была девочка Ирочка.

Борис вспомнил, как в 70-м Светлана Александровна рассказала ему, что её сосед замерз на улице, не дойдя до дома каких-то двести метров.
– Это был мой отец, – тихо ответила Лидия.
– Как же мир тесен! – с удивлением вымолвил Борис.
– Это же надо, приезжает из Америки человек и оказывается, что он знаком с нашей бывшей соседкой по бараку. Мир действительно тесен, – почти шёпотом произнесла Лидия. Теперь она посмотрела на Бориса совсем другим взглядом. Он оказался своим.

Они вместе прошли к Исаеву. Борис спросил – известно ли что об исчезновении Плюща. Но никаких новостей не было. Прощаясь с Исаевым, Борис сказал ему, что после возвращения из Новокуйбышевска в тот же день улетает в Женеву.

– Везет же людям. Сегодня здесь, а завтра будет в Осле, и нам за вами, конечно, не успеть, шутливо перефразировал Исаев слова известной песни Высоцкого.
 
От Исаева они направились к лифту. Долгое время молчавшая, Лидия сказала:
– Я второй раз в жизни поражаюсь, насколько мир тесен. Когда вернётесь, я вам расскажу чуть подробней мою историю, и вы меня поймёте.
– Так вы меня приглашаете на свидание? – снова начал заигрывать Борис.
– Не растрачивайте свой пыл понапрасну, Борис. Вы же понимаете, что я не это имела в виду. Я недавно вышла замуж и сейчас познакомлю вас со своим мужем. Он – полковник воздушно-десантных войск.

В вестибюле к ним подошёл мужчина, выглядевший заметно сильнее и крепче Бориса.
– Борис Георгиевич, знакомьтесь, – мой муж, Владимир.
– Владимир, – представился мужчина, крепко пожимая руку Борису.
– Борис, – ответил Горянин.
– Борис Георгиевич работает в Штатах. Он занимается нашим контрактом со стороны США, – объяснила Владимиру Лидия. – До встречи, Борис Георгиевич, – закончила она. И, взяв Владимира под руку, они оставили Бориса в вестибюле, а сами решительно направились к ожидавшей их машине.

Борис тоже вышел из здания, поискав глазами водителя, он пошёл к своей машине.
– Куда теперь? – спросил водитель.
– Поехали в гостиницу, – ответил он.

Всю дорогу к гостинице Горянин молчал, вспоминая Светлану Красильникову. Он, конечно, не сказал Лидии, что познакомился со Светланой на курсах по подготовке к экзаменам кандидатского минимума. Они не обращали внимания друг на друга до тех пор, пока совершенно случайно не встретились в аэропорте «Куромыч». Борис направлялся в командировку на выставку новой техники в Сокольниках, а Светлана была направлена по какому-то делу в Вычислительный Центр АН СССР. Она была руководителем вычислительного центра Исследовательского института ВНИИНеруд в Тольятти.

Они вместе прошли регистрацию и сдали вещи в багаж. Вылет самолета задерживали, и они бродили по аэровокзалу, не зная, чем заняться. Борис, от нечего делать, начал заигрывать со Светланой. Она этому не препятствовала. Узнав, что вылет задерживается ещё на два часа, молодые люди вышли из аэровокзала и углубились в рощицу, окружающую здание аэровокзала. Погуляв среди деревьев, они вернулись назад как-то совсем подружившись.

Объявили посадку на их рейс. В самолете они сели рядом. Прилетев в Москву, Светлана сказала, что будет жить у тёти и дала ему тётин телефон. После этого, их более чем просто дружеские отношения продолжались примерно год. Потом Борис поступил в аспирантуру и уехал из Тольятти. Позже, когда он завершал работу над диссертацией, Светлана помогала ему на машине «Проминь» обрабатывать эксперименты. Вот, собственно, и всё. Вот так бывает: промелькнут в жизни люди и, вроде бы, никогда больше не пересекаются, а след остаётся на многие годы и тянется, порой, через всю жизнь...

Прощаясь с водитиелем, Борис попросил его заехать за ним в воскресенье в пять часов вечера, чтобы ехать на Казанский вокзал. Последующие два дня Борис провёл в одиночестве – не хотел никого видеть. Ему необходимо было побыть одному и хорошо отдохнуть.

В воскресенье, 1 августа, без пятнадцати пять вечера Борис вышел из номера. Выписался из гостиницы, но вещи оставил в их камере хранения, взяв с собой только портфель с документами.

Горянин и Филимонов ехали в двухместном купе мягкого вагона. Когда поезд тронулся, проводница стала разносить чай. Они мягко покатили по России: от Москвы по направлению к Волге. Борис знал, что Филимонов предпочёл поезд из-за возможности вдумчивого, неспешного разговора: во-первых, время не поджимает, во-вторых, обстановка располагает к спокойной, обстоятельной беседе, и, в-третьих, можно не бояться "прослушки". Хотя, всё может быть...

Борис доверял Филимонову абсолютно. Он был убеждён, что Иван Фёдорович просто честный человек. Вот и сейчас они спокойно обсуждали вашингтонские встречи и переговоры в деталях. Говорил Борис, а вопросы задавал Филимонов, направляя беседу таким образом, чтобы проанализировать поведение каждого участника. Борис подробно остановился на разговоре в мексиканском ресторане между ним, Исаевым и Плющом. Теперь, когда Плющ исчез, наверное, это было самой важной темой, отодвинувшей на второй план исполнение поставок нефти по контракту с «Global Oil».

Борис передал Филимонову, что им рассказал Плющ о своих поездках с Якубовским. И о напряжении, возникшем между Плющом и Якубовском. В ходе беседы Борис обдумывал, стоит ли посвящать Филимонова в подробности о письменном заявлении, сделанном Плющом в Вашингтоне.

Филимонов, словно читая мысли Горянина, спросил, может ли Исаев подтвердить слова Бориса. На что Борис ответил, что Арнольд Иосифович – юрист и поэтому его слово должно быть веским. Иван Фёдорович неуверенно покрутил пальцами и кистью рук.

Неожиданно он спросил:
– Боря, а ты умеешь хранить тайну?
Бориса слегка удивило, что Иван Фёдорович резко перешёл с ним на «ты», и, сделав неопределённое движение губами и головой, ответил:
– Наверное, могу.
– Так вот. Я ведь на партийную работу перешёл из прокуратуры. По образованию я тоже юрист. Окончил Юридический факультет Ленинградского университета в 61-м году. Работал следователем на периферии, затем вернулся в Ленинград. Начал работать в прокуратуре. Вырос до старшего следователя Ленгорпрокуратуры. Это – должность вроде майора. Тут мне предложили перейти на партийную работу. Рекомендовали поступить в ВПШ. Я согласился пойти на заочное отделение. При этом продолжал работать в прокуратуре. К моменту окончания ВПШ, я уже был одним из заместителей Прокурора города – это эквивалентно званию полковника юридической службы. Защитил кандидатскую диссертацию, благо, материала было хоть отбавляй, а затем и докторскую. Но в 79-м был утверждён вторым секретарём Ленинградского обкома и оставил юридическую работу, хотя вкус и опыт имелся. – Помолчав, он продолжил: – В те годы понятия законности были весьма и весьма своеобразными, но лично я старался оставаться справедливым... Да ты, наверное, сам знаешь о законности и справедливости, которые царили в нашей стране. Если бы всё было иначе, ты, наверное, не уехал бы в Штаты, а занимал бы сейчас какое-нибудь почётное место здесь, на своей родине. Уж в чём-в чём, а в людях-то я разбираюсь.

Филимонов снова замолчал. Молчал и Борис, понимая, что это была только преамбула. Настоящий разговор только начинался. Филимонов снова перешел на «вы»:

– Мне предложили перейти на работу в прокуратуру России, – продолжил Иван Фёдорович. – Должность должна быть достаточно высокая. Так что я из «Агропрома» буду уходить. И вам советую быть поосторожнее и поосмотрительнее. В особенности, с Кравченко. Он много и часто просто врёт. Ни в какой Кремль он не ходит. А если и ходит, так это только пить. Финансирование «Агропрома», в основном, выбивали Исаев, Феодора и ваш покорный слуга. Я приступлю к новой работе в конце сентября. Если к этому моменту Плющ не будет найден, то я лично займусь этим делом. Возможно, что в нём понадобится и ваша помощь.
Борис глядел прямо в глаза Филимонову:
– Иван Фёдорович, а не связано ли ваше новое назначение с той активностью, которую мы наблюдали прогуливаясь с вами недавно в районе гостиницы? – спросил Борис.
– Правильно мыслите, коллега, – полушутливо и полусерьёзно ответил Филимонов.
– Значит, резкого изменения в развитии событий следует ожидать в конце сентября или начале октября, – задумчиво сформулировал Борис. – А может ли это отразится на выполнении нефтяного контракта?
– Не думаю.
– Но в чём же дело? – снова спросил Борис.
– Да дело-то в том, что власть на местах захватили и продолжают захватывать бандиты. Дорога длинная, так что я успею рассказать вам о «теневой» экономике России, хотите?
– Ещё бы. Конечно же, хочу, – с жаром ответил на вопрос Филимонова Борис.
– Ну, тогда слушайте.

И Иван Фёдорович подробно изложил Борису историю возникновения и развития «теневой» и «преступной» экономики в России. Он закончил предположением, что самым первым и сложным шагом в будущем, по-видимому, станет модернизация «вертикали власти» с целью избавления от криминальных структур.

После рассказа Филимонова они долго молчали. Добавить к сказанному было нечего.

Ночь прошла быстро. Проснувшись утром, они наскоро привели себя в порядок, помылись-побрились. Когда Борис вернулся из туалета обратно в купе, Филимонов обратил внимание, что на правой руке выше локтя у Бориса было небольшое врожденное пятно, по форме напоминавшее Австралию.

Они молча глядели в окно, любуясь красотой русского лета. Проехали Сызрань, затем городок Чапаевск. Около десяти часов утра они расплатились за постели, а проводница, вернув им билеты, предупредила:
– Поезд прибывает точно по расписанию в десять двенадцать. Стоянка две минуты. Так что будьте готовы.
– Всегда готовы! – хором ответили они и оба рассмеялись.
– Трудно отвыкнуть от того, что впитано с молоком матери, – сказал Филимонов.

Поезд уже подходил к станции Новокуйбышевск, когда Борис спросил Филимонова:
– А в вашем новом положении, вы сможете общаться со мной?
– Понимаю ваш вопрос, – раздумчиво ответил Иван Фёдорович. – Я с честными и порядочными людьми могу общаться всегда. А вот по служебным вопросам, дай вам господь, обойтись без моей дружбы. Хотя я имею в виду вовсе не вас – в вас я как раз уверен. Но вот другие... – многозначительно добавил Филимонов.

Они вышли из вагона и прошли на вокзальную площадь, где разыскали встречавшего их водителя. Пока они доехали до диспетчерского узла, пока вели необходимые переговоры, перевалило далеко за полдень. Начальник Новокуйбышевского диспетчерского узла Пётр Семёнович Анисимов был предельно краток: два доллара за тонну прокаченной нефти наличными, на условиях стопроцентной предоплаты за весь объём контракта. И, как говориться, вперёд и вверх. По просьбе Бориса, секретарь принесла на фирменном бланке с подписью и печатью предприятия платёжное требование на сумму в один миллион долларов США.

Машина отвезла их на станцию, где, пообедав в станционном ресторане, они стали дожидаться своего поезда. 9-й фирменный поезд «Жигули» прибыл из Самары точно по расписанию в 16:27. Стоянка поезда на станции Новокуйбышевская – две минуты. Снова мягкий вагон и двухместное купе. И снова поезд, мерно постукивая, покатил по России, но теперь уже в обратном направлении: от Волги – к Москве. На Казанский вокзал прибыли во вторник, 3 августа, точно по расписанию в 7:31 утра.
























ГЛАВА 28
Москва
3 августа 1993 года

Выйдя из вагона, Горянин и Филимонов прошли на привокзальную Комсомольскую площадь, где их уже ждала машина «Агропрома». Вместе они поехали в «Агропром» и добрались до Ленинского проспекта к 9 часам.  В здании на 13-м этаже работала столовая. Они быстро позавтракали. Тут их пути расходились – Филимонов занялся своими делами, а Горянин пошёл к Кравченко обсудить текущее состояние дел по исполнению контракта. Борис должен был сегодня улететь в Женеву для открытия специального счёта в Швейцарском отделении Банка Национал де Пари. Другой счёт он планировал открыть для компании «Агропром – США».

Кравченко ещё не приехал. Борис попросил хорошенькую секретаршу Кравченко, Валерию, передать Гавриле Петровичу, что он ждёт его, а сам отправился к Исаеву.

После приветствия Горянин спросил у Арнольда Иосифовича, не нашёлся ли Плющ. Ответ был неутешительный – Плющ бесследно исчез. Затем Борис поставил Исаева в известность о твёрдой позиции руководства диспетчерского узла в Новокуйбышевске. На что Исаев прореагировал, подкрепив свою позицию жестом руки:
– Ваш друг Эдди заявил, что он организует предоплату. Вы увидите его завтра. Вам, как говорится, и карты в руки.
– Да, конечно это так, – ответил Борис. – Но речь идёт о сумме в миллион долларов. Это 100 пачек по сотне 100-долларовых купюр в каждой. Большой объем, знаете ли... Как они это привезут? Или я бы сказал: провезут?
– На ввоз в страну валюты ограничения нет, – с улыбкой продолжил Исаев. – Вот в обратном порядке… Это была бы проблема. Но и в этом случае, перед ввозом в Россию, деньги следует задекларировать на таможне. Таможенную декларацию нужно хранить до обратного пересечения границы. И нет более никаких проблем.

Они начали было обсуждать становящееся всё более серьезным политическое положение в стране, но тут в дверь кабинета Исаева постучала Валерия и сказала, что Гаврила Петрович ждёт Бориса.
– Хотелось бы надеяться, что сегодня Гаврила с утра трезв, – с сарказмом выдавил из себя Исаев. – Уверен, прежде, чем уехать, вы зайдёте ко мне попрощаться.
– А вы как думаете? – ответил Борис и вышел в коридор, закрыв за собой дверь.

Борис прошёл в кабинет Кравченко. Тот сидел в кресле за своим столом и, распаляясь, кричал на присевшую от ужаса Феодору Васильевну.
– Почему меня никогда не ставят в известность заранее! – багровея, громогласно орал Кравченко.

От натуги у него вздулись на шее жилы и, вскочив с кресла, он начал топать ногами. При виде вошедшего в кабинет Горянина, осмелевшая Феодора Васильевна перешла в наступление, заорав на Кравченко так же, если даже не ещё громче:
– Ишь, ты! Пьянь подзаборная! Разорался! Ты на кого орёшь, сволочь? Сидел бы, тварь, и работал. Тогда бы ты знал, что происходит. А сам, подлец, носишься неизвестно где! Говоришь, что в Кремль уехал, а сам-то по бадегам шнараешь. Я тебя, подлеца, на чистую воду выведу! Я таких подлецов, как ты, уже видала...

Видимо, остановить Феодору было уже невозможно. Борис чувствовал себя в этой ситуации весьма неуютно. Тем более, что он не не мог даже разобрать, о чём они орут. Понимая, что Кравченко ещё некоторое время будет не в состоянии обсуждать хоть какие-то вопросы, после окончания перепалки с Феодорой, Борис вышел из кабинета и закрыл за собой дверь. Он поманил рукой Валерию, и они вместе вышли в коридор.
– Что они там обсуждают? – полушутливо спросил Борис у Леры.
– Ой! Они каждое утро начинают так. Гаврила Петрович одолжил у Феодоры Васильевны 50 тысяч долларов и не отдаёт ей. Вот она и волнуется.

Борис сморщился в гримасе:
– Лерочка. Я буду у Исаева. Когда они успокоятся, позовите меня, ладно?

Не успел Борис дойти до кабинета Исаева, как его догнала Лера:
– Борис Георгиевич, Гаврила Петрович ждёт вас.

Борис вернулся в кабинет Кравченко. Гаврила Петрович сидел в своём кресле, как ни в чём не бывало. Он был спокоен и приветлив. Это был совершенно другой человек, чем буквально минуту назад. Феодоры Васильевны в кабинете не было.

– Чайку не желаете? – вместо приветствия спросил Гаврила Петрович у Бориса.
– Спасибо. Мы с Филимоновым уже позавтракали.
– Кстати, где он?
– У себя. Мы вернулись из Новокуйбышевска сегодня утром. И Иван Фёдорович планировал целый день быть в «Агропроме».
– Да, знаю я его желание работать! Бездельник! Ничего, прокуроры научат его и работать, и свободу уважать. «Дерьмократы» поганые.

Борис понимал, что, с одной стороны, Кравченко завидует Филимонову, но с другой, он рад, что Филимонов уходит. Так как доходы от контракта по нефти не придётся делить с Филимоновым. Будучи невольным свидетелем столкновения Кравченко с Феодорой, Борис осознал, насколько этот контракт важен для Кравченко, если он занимает деньги у сотрудников и не отдаёт долги.

– Так что у нас делается по контрактам? Мы сможем прогнать нефть в Вентспилс и загрузить в танкеры?
– Похоже, что сможем. – ответил Борис. – На сегодняшний день у нас есть все контракты. Контракты с «Global Oil», В/О «Внешторгимпэкс», со «Спецмортрансом». Кроме того, у меня на руках платёжное требование на один миллион долларов от диспетчерского узла в Новокуйбышевске за прокачку нефти по трубе от производителя до порта Вентспилс. Я надеюсь, что это всё.
– А что у нас по предоплате?
– Сегодня я улетаю во Франкфурт, а завтра утром буду уже в Женеве, где должен открыть специальный счёт для вас и счёт для компании «Агропром – США», на который должен лечь безотзывный аккредитив на первую поставку в размере 5 миллионов долларов.
– У меня к вам, Борис, будет огромная просьба. Вы когда откроете счёт, то пришлите мне, пожалуйста, генеральную доверенность на снятие денег. Нет. Я не то сказал. На управление счётом компании «Агропром – США».

Борис подумал: «Нет голубчик, ты сказал, что у тебя было на уме. Это сейчас ты стал юлить и выкручиваться. Ведь я-то беру всю ответственность на себя...»

Так он только подумал. Но сказал другое:
– Конечно, конечно. Какие могут быть разговоры. Мы же партнёры. Не так ли?
– Безусловно. Ну, тогда я не стану больше вас задерживать. Вы когда обратно?
– Вот как управимся со всеми вопросами. Я думаю, в середине сентября, когда передадут деньги для Новокуйбышевска и пойдёт первая партия нефти.
– Тогда удачи вам. Счастливого пути!

Они распрощались, и Борис вышел из кабинета Кравченко. По дороге в коридор он остановился возле Валерии:
– Счастливо оставаться, Лерочка.
– Опять уезжаете? Вот вы бы привезли бы мне чего-нибудь.
– А вы со мной хоть в кино пойдете? – отшутился Борис.
– Пойду. Обязательно пойду. Но вы привезите мне хоть что-нибудь, – пошутила Валерия.

Выйдя из приёмной, Борис направился к Исаеву, но дверь в его кабинет была закрыта. Борис прошёл по коридору до кабинета Филимонова – там дверь тоже оказалась заперта. «Ну да ладно, – решил про себя Борис. – Увидимся, ребята, после».

По дороге к лифту ему встретилась Селина. Она шла по направлению к приёмной Кравченко.
– Как дела, землячка? – Борис с улыбкой приветствовал Лидию.
– Это надо у вас спросить, земляк, – поддержала его Селина.

Борис постоял с ней ещё несколько минут, рассказал, что у него практически всё готово для прокачки нефти в Вентспилс. И что он едет в Женеву открывать счёт для накопления оплаты за поставленную нефть.

– А как у вас идёт подготовка к прокачке? Есть чего качать?
– Качать-то есть чего, – приложив правую руку к виску в виде военного приветствия, ответила Лидия. У неё это получилось так кокетливо, так по-женски, что Борис отметил про себя: «Вот красивая баба...» И Селина, прочитав его мысли, улыбнувшись, сказала Борису:
– Я это сама знаю, молодой человек.

Приехав в аэропорт «Шереметьево-2», Борис прошёл в секцию VIP, где без напряжения и без таможенного досмотра прошёл к паспортному контролю. Он заплатил за VIP обслуживание 200 рублей. После этого, обратившись к одетой в синюю форму «Аэрофлота» очаровательной блондинке с внешностью топ-модели, Борис спросил:
– Девонька, если мне понадобится, где я могу заказать VIP обслуживание?
– Так вы мне и позвоните. И я вас обслужу.

Девушка сказала, что её зовут Вика Коваль и дала свой домашний номер телефона и номер телефона для заказа VIP обслуживания. Борис записал её имя и телефоны в записную книжку.

Глядя на Вику, у него внезапно возникло ощущение, что он уже когда-то видел эту девушку: и белокурые волосы, спускающиеся локонами на плечи, и глаза – голубые-голубые, и губы - немного пухлые. Он стал вспоминать, где бы он мог её видеть. Но нет… Ничего так и не приходило на ум… А тут Вика пригласила Бориса на регистрацию и он сразу забыл о своих мыслях.

Пройдя паспортный контроль, Борис почувствовал голод. Он поднялся на второй этаж и прошёл в недавно открытый японский ресторан, где заказал порцию японского супа «Udon» за 9 долларов. Это уже была заграница. По крайней мере, по ценам.




ГЛАВА 29
Москва
3 августа 1993 года

Приземлившись во Франкфурте практически без потери времени, Борис помахал американским паспортом перед немецким пограничником (в те годы это было именно так) и пошёл к остановке миниавтобусов, которые розвозили людей по разным гостиницам. Через несколько минут шаттл повёз Бориса в гостиницу «Astron», располагающуюся в десяти минутах езды от аэропорта.

Зарегистрировавшись, Борис поднялся к себе в номер, оставил вещи, взял плавки и отправился в парную. Он делал так каждый раз, когда возвращался из Москвы. Парная прогревала душу и изгоняла усталость, накопившуюся за время пребывания в Москве, где неустроенность быта и неуютность ощущались во всём  и повсюду окружали тебя.

Пропарившись в сауне и окунувшись в леденящий бассейн, Борис взбодрился, после чего переоделся у себя в номере и спустился в ресторан. Заказав большой бокал свежего бочкового пива и настоящий немецкий шницель с гарниром, он расслабился. И, поднявшись наверх, умиротворённо заснул.

Проспал Борис до утра, не просыпаясь. Утром 4 августа он встал совершенно отдохнувший, позавтракал и не спеша поехал в аэропорт, оставив вещи в номере. В его руках был только портфель-дипломат с документами. Его рейс Франкфурт-Женева вылетал в 12:15. Когда Горянин прошёл регистрацию началась посадка на борт. Через час самолёт приземлился в Женеве. Несложный паспортный контроль, и Борис вышел в зал прилета. Какого же было его удивление, когда он увидел встречающую его леди Мелиссу.

– I don’t believe my own eyes. Is that you, Lady Melissa? (61)
– Sure! That’s me (62), – с улыбкой проговорила леди Мелисса, протягивая Борису руку.
– I am glad to see you here (63), – по-мужски пожимая протянутую ему для поцелуя руку, как бы дурачась, продолжил Борис.
– Okay. Okay. Please, that’s еnough. Try to be serious now. I only came to pick you up because all the others were busy. (64)
– And you are free? (65) – не унимался Борис.
– If I am not good for you, should I leave,(66) – с обидой в голосе проговорила Мелисса.
– You don’t understand. I never even dreamed to see you again. I like you a lot (67), – совершенно серьёзно, глядя прямо в глаза девушке, сказал Борис.
– All right. Do you have any baggage to claim? (68)
– No,(69) – проговорил Борис.
– So, let’s go. (70)

Борис действительно не ожидал увидеть леди Мелиссу, а увидев, снова не мог сдержать свой интерес к ней и пытался прятать его за шутливыми выходками, как ребёнок, хотя уже давно вышел из детского возраста. Он понял, наконец, что привлекало его в ней – её глаза. Глаза Мелиссы излучали тепло и доверчивость. Совершенно очаровательные, лучистые, с какой-то искоркой и, в то же время, полные пытливости и заботы. Хотя, справедливости ради, нужно отметить, что другие части тела Мелиссы привлекали внимание Бориса ничуть не меньше.

Они сели в большой «Мерседес» марки 400Е. Машина двигалась плавно. Мощь её двигателя чувствовалась в бесшумной работе. Чтобы немного успокоится после возбуждения, связанного с неожиданной встречей, Борис молчал. Молчала и Мелисса.

По телефону из Москвы Борис установил расписание своего, более чем краткого, визита в Женеву. Первое, что необходимо было сделать – это посетить банк. Борис, по предложению Эдди, решил открыть счёт для «Агропром – США» в Bank National De Paris. Затем, буквально на полчаса заехать в офис компании «Pennington International» – чтобы посмотреть, как люди живут.

Минут через тридцать они въехали в город и направились вдоль Женевского озера к банку, который размещался прямо на берегу, напротив знаменитого, бьющего прямо вверх, фонтана на улице Кюи дю Монблан, дом 1.

Проехав в гараж, Мелисса мастерски запарковала машину в крошечное пространство, предназначенное для парковки. Они поднялись в небольшом лифте на 3-й этаж, где находилась контора банка. Дверь им открыл охранник. Он провёл Мелиссу и Бориса в маленькую комнату, предназначенную для приёмов. Через несколько минут к ним вышел высокий красивый безукоризненно одетый мужчина лет 55-ти. Он поздоровался с леди Мелиссой, как со своей знакомой, и в высшей степени учтиво приложился губами к протянутой ему руке. При этом Борис обратил внимание на то, как она подала ему руку, – слегка повернувшись боком и отставив голову, – и на то, что этот франт исполнил всё с такой галантностью, на какую Борис Георгиевич физически не был способен.

После противного, по мнению Бориса, сюсюканья с Мелиссой этот щёголь («Определенно "гомик"»! – решил Борис) повернулся к Горянину и также церемонно протянул ему руку  и представился:
– Dominique De La Perrie. (71)–  I am Executive Vice-President of this Bank with Two Hundred Forty-Two years of history (72).
– How do you do, Sir, (73) – ответил Борис, пожимая руку, протянутую господином Де Ла Перрие.
– How do you do, (74)– с французским акцентом ответил вице-президент банка. – I know you will stay in Geneva just for a few hours only, so let’s get to work. (75)
– Thank you, (76) – с облегчением поблагодарил его Борис Горянин.

Борис открыл свой потёртый, видавший виды, портфель и достал красивую красную кожаную папку с документами зарегистрированной в штате Калифорнийской корпорации. Эту папку Борис «прибрал» у Кравченко, пообещав вернуть после открытия счёта в Женеве.

Мелисса попросила чашечку кофе. Она отсела в сторону и принялась делать вид, что, кроме кофе, её ничего не интересует.

Борис достал учредительные документы корпорации «Агропром – США», выписку из решения совета директоров об открытии счёта в Банке Национал де Пари, генеральную доверенность на открытие и управление счётом в этом банке, выданное Борису Горянину – президенту корпорации «Агропром – США». Борис начал заполнять предложенные господином Де Ла Перрие формы. Ни в одну из форм он не вписал имя Кравченко, словно, забыв о просьбе Гаврилы Петровича. Затем, Борис положил на стол налоговые декларации корпорации «Агропром – США» за последние два года, и свои личные.

– I don’t think we need these documents, (77) – внимательно изучив личные налоговые декларации Горянина, заявил господин Де Ла Перрие.
– I brought those documents so called «just in case», and because of that, let them to be on file. Would you mind including them in your file anyway, (78)– слегка смутившись, запротестовал Горянин.
– If you wish,(79) – покорно согласился вице-президент.

Борис знал, что делает. В соответствии с информацией, содержащейся в налоговых декларациях, подлежащие налогообложению доходы, указанные в них, были более чем скромные. Мало ли что может случиться. Если у него ничего нет за душой, то никто судить его не станет – самим дороже станется. А вот если бы он имел приличное состояние, то в этом случае, у него не было бы права на ошибку.

Господин Де Ла Перрие взял документы и вышел. Борис посмотрел на Мелиссу. Она сидела, держа пустую чашечку, и смотрела в упор на Бориса. Борис, взгляда не отвёл, а напротив, стал разглядывать милое его сердцу лицо Мелисы – с каким наслаждением он покрыл бы поцелуями это прекрасное лицо. Но как же она далека! Он криво усмехнулся своим мыслям и отвернулся. В это время в комнату вернулся господин Де Ла Перрие с чековой книжкой только что открытого счёта компании «Агропром – США».

Борис с Мелиссой распрощались с господином Де Ла Перрие и вышли из банка. Борис расхотел ехать в компанию «Pennington International». Ему стало стыдно своей бедности и поэтому расхотелось смотреть на чужие роскошные офисы. Он разозлился. Разозлился на свою жизнь, на бывшую родину, и даже на эту Мелиссу. Он не чувствовал себя хуже них. Ему было стыдно за свою бедность. Мелисса видела смущение Бориса, но, в силу отсутствия жизненного опыта, она отнесла это его состояние на свой счёт и ей стало любопытно и забавно. Она предложила ему проехаться по городу. Но Борис попросил её оставить машину на стоянке банка, а самим пройтись пешком до какого-нибудь маленького ресторанчика, где можно уютно и спокойно выпить кофе с пирожными. Это была давняя детская мечта Бориса, – оказаться в именно в Женеве с красивой девушкой, зайти с ней в маленький ресторанчик и выпить по чашечке кофе. Он, совершенно не стесняясь, рассказал об этом Мелиссе, и она обрадовалась, как ребёнок –  откровенность Бориса её явно подкупала.

Ресторанчик оказался рядом. Они сели за столик с видом на знаменитый Женевский фонтан. Борис извинился перед Мелиссой и прошёл в мужскую комнату. Достав из кармана маленькую коробочку, в которой находился дорожный бритвенный прибор, и нисколько не смущаясь, он снял рубашку, намылил лицо и гладко, второй раз за этот день, побрился. На всю эту операцию у него ушло не более трёх минут. Когда он вернулся к столику, Мелисса мигом обратила на внимание на его посвежевший вид. Он явно сделал это ради неё. Ей стало приятно такое отношение со стороны этого, в общем-то, чужого ей человека.

Им принесли кофе. Борис спросил у Мелиссы, не откажется ли она от коктейля или стакана вина. Она согласилась и попросила принести ей бокал «White Zinfandel». Это было калифорнийское вино. Он спросил у Мелиссы, не является ли этот выбор проявлением дружбы между американским и английским народами, здесь, в Женеве, – в городе Лиги наций.
– In this case, I have no choice as to order the Russian national drink (80), – добавил Борис и заказал себе тройную дозу водки и по бутерброду с ветчиной для себя и Мелисы. Погода была прекрасная, какая может быть только в Швейцарии, только в Женеве и только на берегу Женевского озера. Подошёл официант, и Борис повторил заказ. Так они сидели, шутили друг с другом и глядели на воду озера.

– If, my dear Lady Melissa, you are familiar with War and Peace, do you know who Leo Tolstoy’s favorite character was? (81) – спросил её Борис.
– Definitely, it is the young countess Natalie Rostov (82), – ответила Мелисса.
– I think, it was the princess Bolkonskaya. At the several occasions Tolstoy noted the depth and beauty of her eyes. His own mother was the prototype of this character (83).

Борис помолчал. Затем, глядя прямо в глаза Мелиссе, сказал, что у неё такие же лучистые глаза как у княгини Марии Болконской. При этом, как бы ненароком, он коснулся руки Мелиссы. Она её не отдернула, а наоборот, глядя прямо в глаза Бориса, ответила лёгким прикосновением другой руки. Тогда он нежно обхватил её руки, и они так и остались сидеть, глядя уже не на озерную гладь, а друг другу в глаза.

– My hands are always cold (84), – тихо сказала леди Мелисса.

Борис приложил её ладони к своему лицу, прижимая их к губам. Мелиса ощутила тепло, исходящее от Бориса. Она почувствовала на своих руках, его нежные поцелуи. И ей стало очень легко, приятно и хорошо. Борис сказал, что есть такая русская пословица: «Если руки холодные – значит, сердце горячее».
– Boris, you are seducing me like serpent seduced Eve. (85) – сказала леди Мелисса..
– First, I am not seducing but trying to please you. Second, in accordance to Leo Taksile… (86)
– О! Do you know Leo Taksile’s books? (87)– перебила Мелисса. – He is my favorite writer. In a boarding school I attended, his books wеre prohibited, but the girls, considered this merely a challenge, and read those books during them at night. Beside the point, it was good homework for our French lessons. (88)
– So, what did you want to say about Leo Taksile? (89)
– I wont to say that, in accordance to Leo Taksile, it was Adam who tried to seduce Eve, not the serpent, but the most private part of Adam’s body, which he gave Eve to hold. And the apples were not apples, but other, no less private, parts of Adam’s body, indeed, the most delicate, which he let her to touch only for educational purposes. (90)
 
От сказанного Борисом у Мелиссы перехватило дыхание. Она мысленно нарисовала себе картину того, что сказал Борис. С одной стороны, это была шутка, и, в тоже время, явная попытка со стороны Бориса сблизить их отношения, с третьей, – это была более чем бестактность, а скорее, пошлость. Она не знала, что делать, и потому, притворившись, что смутилась, сказала, что не помнит этого у Таксиля. Выпитая водка и близость Мелиссы сделали своё дело. Конечно же, Борис сочинил эту историю находу.

– I am sorry, (91) – сказал он, – if I said something wrong, it must have been the  Russian translation. (92)
– I understood, (93) – с иронией ответила леди Мелисса. – A translator’s error. (94)
– Let me read something to you (95), – сказал Борис. – This poem is by Alexander Pushkin. He was the great Russian poet. It is called “The Tenth Commandment”. I recently translated it just for you (96).

Продолжая держать бархатные руки леди Мелиссы, Борис начал читать:

Don’t covet things of other beings!
My Lord, have you commanded so?
There is a limit of my soul, You know ...
I am unable to  manage fillings.
I do not wish offend anyone.
I do not need his land and village,
Don’t need his horse and bull,
I look around me, very cool,
His slaves, his dome and even cattle…
You know me. I’m not a fool.
But his girlfriend…
O! She is pretty…
My Lord, I weak, My Lord, I’m rattled.
She has possessed the face of an angel’s,
It means: I lost this very battle.
My Lord, I’m asking for forgiveness.
Who’s able to command his fillings?
I covet to my friend’s enjoyment,
I can’t control my heart’s  employment -
I look. I languish. I’m depressed.
But… I am a slave of my conviction.
Being afraid of heart eviction.
I’m keeping silent … and suppressed. (97)

Широко раскрыв удивлённые глаза, Мелисса зачаровано внимала каждому слову, а когда Борис закончил чтение, произнесла:
– Nobody ever said to me such nice words as you just did. I am deeply touched. Boris, did you really mean it? (98)
– I always mean what I am say (99).
– Always? (100)
– Almost always (101).

Всё хорошее быстро кончается. Пришло время возвращаться в аэропорт. Уже без смущения поднеся к губам её руку,  Борис сказал:
– I do not know, what else will happen in my life, but I will never forget Geneva, this time, on the coast of Geneva’s Lake which I have spent with you. And how I warmed your hands, which you trusted me (102).

Глубоко вздохнув, он услышал горький вздох леди Мелиссы и её шёпот:
– I will not forget it, too (103).
 
Вернувшись в гараж, они сели в машину и поехали в аэропорт. До вылета самолёта Бориса оставалось ещё какое-то время. На автостоянке был полумрак, а в машине – затемнённые стекла. Когда Мелисса выключила двигатель машины, Борис обратился к ней со словами: «Я не знаю, увидимся ли мы ещё в этой жизни, но я хочу попросить вас – позвольте мне поцеловать ваши глаза». Мелисса молча посмотрела на Бориса, и в её молчании не было отказа. Он бережно обнял её и прижался губами к её лицу. Почувствовав трепет, исходящий от её тела, он больше не мог сдерживать себя. Борис стал покрывать прекрасное лицо Мелиссы поцелуями, одновременно одной рукой обнимая её, а другой освобождая её плечи от бретелек платья и, чуть касаясь, начал нежно гладить её грудь, неспешно скользя рукой всё ниже... Мелисса начала задыхаться, но не от отсутствия воздуха, а от избытка чувств, охвативших всё её тело и парализующих волю. Внезапно дрожь пробежала по телу Мелиссы, и Борис понял, что она испытала оргазм. Её учащенное дыхание подтвердило эту догадку. Лёгкими прикосновениями губ он продвигался ниже к шее и ещё ниже – обласкивая поцелуями её грудь. Мелисса задержала дыхание. Тело женщины не могло дольше скрывать того, что она испытывает. От наслаждения, ранее неведомого ей, Мелисса практически лишилась чувств.

Когда она пришла в себя, Бориса в машине уже не было. Но тело её всё ещё помнило его прикосновения. Радуясь этим новым ощущениям, она томно улыбалась, уже наверняка зная, что если этот «Son-of-a-Bitch» (104) когда-нибудь встретится ей, то устоять она не сможет. Ей снова захотелось увидеть Бориса. И чтобы он держал её руки в своих руках и согревал их своими губами, и говорил разные истории, и шутил, пусть даже не всегда удачно, но был рядом …

Борису, помимо перелёта из Женевы во Франкфурт, предстоял ещё и утомительный рейс за океан, в Лос-Анджелес. В четверг, 5 августа, он вылетел из Германии в Америку. И во всё время его пути домой мысли о Мелиссе неотступно сопровождали его...

Леди Мелисса вернулась из аэропорта в кондоминиум, который ей оплачивала компания. Дома, разнежившись в горячей ванне, её охватили мечты о том, как она, нет, не со своим будущим супругом Эдди, а с Борисом, человеком ниоткуда, предаётся настоящему, страстному сексу. От тёплой воды и эротических мыслей она снова ощутила прилив оргазма. Но после ей стало так тоскливо и одиноко, что, выйдя из ванны и переодевшись, она в лифте поднялась на верхний этаж того же дома – в пентхауз, который занимал её жених, мистер Пеннингтон. Эдди дома ещё не было, поэтому она открыла дверь своим ключом. Там она снова разделась и, наполнив ванну горячей водой с шампунями, погрузилась в пену.

Когда пришёл Эдди, Мелисса была ещё в ванной. Её красивое распаренное тело жаждало любви. Она позвала Эдди, и тот не заставил себя ждать. Быстро раздевшись, он с грубой похотью поднял её из воды и, повернув к себе спиной, с резвостью жеребца вошёл в её плоть – напористо и резко, как он и привык это делать всегда, стремясь подчеркнуть своё мужское превосходство. Он до боли сжимал её груди, сильно щипал за соски и тискал бёдра. И хотя Мелисса была готова к сексу и ждала мужчину, но от таких грубых ласк её желания остыли, а об оргазме не было и речи. В ту ночь Мелисса впервые тихо заплакала, поняв, что она не сможет полюбить Эдди Пеннингтона, но при этом всё равно вынуждена выйти за него замуж. Ей стало жалко себя. И от безысходности несчастная молодая женщина проплакала всю ночь.
























ГЛАВА 30
Москва
15 августа 1993 года

Вересаев прилетел в Москву из Парижа 15 августа, в воскресенье. По совету Фёдорова он провёл две недели на Лазурном берегу – Ницца, Канны, Монте-Карло… Он старательно объездил все маленькие городки на побережье и… не просыхал.

Каземирыч отдавал себе отчёт, что человек, владеющий информацией о «как бы ничейных» 50-ти миллионах долларов, – долго жить не сможет. И Вересаев гулял… напоследок.

Он ждал «гостей» в любую минуту. Он ждал их в гостиницах, на пляже, в барах, где он прокутил все 30 тысяч долларов, полученных от Фёдорова. Вересаев, к своему удивлению, вернулся в Москву. В его кармане было две бумажки по двадцать долларов и немного российских денег. В аэропорту «Шереметьево-2», его встретил опрятный молодой человек, державший картонку с его фамилией. Человек назвал себя Вадимом. Он представился как новый водитель «Сольвейг». Вежливый молодой человек взял сумку Вересаева, и они прошли к машине.

В Москве было не так жарко, как на Лазурном берегу. Молодой человек с сумкой в руках открыл багажник своей «копейки». Обычно в России в багажниках возили всякий хлам. Но этот багажник был пуст. Вересаев подождал, пока молодой человек откроет дверь машины со стороны водителя. Он хотел сесть сзади, но молодой человек сказал, что ему с ним рядом будет удобнее. Каземирыч глубоко вздохнул. Он оглядел забитую автостоянку, расположенную перед зданием Шереметьевского аэропорта, откуда много раз уезжал и куда много раз возвращался, выполняя различные поручения Аркадия Фёдоровича. Посмотрел на пустую банку  «Кока-колы», которую с шумом гонял ветер, на летевший обрывок пластикового пакета. Ещё раз шумно вздохнул и покорно сел в машину. Он всё понял...

В свою квартиру Каземирыч из аэропорта не вернулся. Не появился он и на работе в понедельник. И вообще, больше никто никогда его не видел. Вересаев исчез бесследно.









ГЛАВА 31
Москва
19 августа 1993 года

После исчезновения Вересаева Фёдорова несколько дней мучили угрызения совести. Так с ним всегда бывало, когда исчезали его враги или люди много знавшие, или, точнее, узнавшие о деятельности «Сольвейг». При этом он себя успокаивал тем, что действовал во имя высшей цели. Так было и на этот раз.

В конце августа, используя отчёт Вересаева, в котором тот пунктуально указал все имена, должности, адреса и телефоны людей, имеющих отношение к Объединению «Тюменьнефтегаз», Фёдоров условился о встрече с Генеральным директором Объединения «Тюменьнефтегаз» Николаем Васильевичем Свибловым.

На встречу со Свибловым Фёдоров вылетел на зафрахтованном компанией «Сольвейг» самолёте ЯК-40. С ним были шесть человек охраны, включая Школьникова. Два водителя и ещё два охранника вылетели несколько раньше, на грузовом самолёте АН-12. Они повезли с собой личную машину Аркадия Фёдоровича – 600-й «Мерседес» и машину охраны – «Шевролет-Саборбан». Это было сделано с целью «показать мускулы» «Сольвейга» и лично Аркадия Фёдоровича Фёдорова.

В Тюмени уже наступила осень. Было пасмурно. Низкие тяжелые тучи заволокли всё небо до горизонта. Деревья успели сбросить листву, и сухие листья, собранные ветром в кучи, перелетали с место на место. Пыли не было. Начавшиеся дожди смочили землю, но не настолько, чтобы развести грязь. Хотя и было достаточно холодно, но везде ещё стояли лужи, непокрытые коркой льда. В целом, картина начинающейся в Тюмени осени была неприглядной и малоприятной.

Школьников уже бывал в конторе Объединения. Он вместе с Селиной привозил на подпись контракты на поставку сырой нефти для «Сольвейга», поэтому он знал дорогу от аэропорта до управления Объединением и лично был знаком со Свибловым, не говоря уже о Горянинове. Когда машина Фёдорова с сопровождением подъехала к зданию управления, работники высыпали к окнам, и прохожие стали останавливаться. Это вам – не Москва. В далёкой провинции, как Тюмень в 93-м году, появление с таким антуражем могло быть приравнено к приезду самого президента России Бориса Николаевича Ельцина.

Хотя, к слову сказать, в четверг, 19 августа, у президента России были дела поважнее, чем поездка в Тюмень. Существующее политическое противостояние между администрацией президента и Верховным Советом Федерации достигло кульминации. Личная неприязнь между Борисом Ельциным, с одной стороны, и Председателем Верховного Совета РФ Русланом Хасбулатовым с Вице-президентом Александром Руцким, с другой, переросла в открытую войну. В стране назревала ситуация, могущая привести к гражданской войне. В этих условиях ни о каких поездках президента в регионы  не могло быть и речи.

Когда Фёдоров с охраной прошёл в приёмную Свиблова, у того шло рабочее совещание. Поднявшейся со своего стула секретарше, было приказано не вставать. Один из охранников открыл дверь и вошёл в кабинет Свиблова. За ним вошёл второй охранник. Школьников с другим охранником в это время находился в коридоре, перекрывая вход в приёмную, а ещё два человека стояли у входной двери в здание. Водители находились в машинах с включенными двигателями.

Фёдоров вошёл в кабинет Свиблова и представился:
– Меня зовут Аркадий Фёдорович Фёдоров. Мне необходимо переговорить с Генеральным директором наедине. Времени у меня мало, как говориться, ждут дела. Поэтому в вашем совещании объявляется перерыв. Попрошу оставить нас с Николаем Васильевичем наедине.
 
Попытавшегося было возражать начальника планового отдела решительно прервал грозный окрик охранника:
– Ты чо, мужик, не понял?

После этого все присутствующие вышли из кабинета Свиблова. Из приёмной их не выпустили. Они так и расселись в «предбаннике» Свиблова на стульях, в ожидании решения своей участи. Секретарь Свиблова протянула руку к телефону, но тот же охранник, который теперь находился при них, приказал ей не прикасаться к телефону, иначе он обрежет провода.

Николай Васильевич Свиблов, высокий мужчина, в свои семьдесят лет выглядел ещё совсем неплохо. Он принял «Тюменьнефтегаз» в 67-м году, когда ему было всего 44 года. С тех пор, вот уже в течение 26-ти лет, он руководил многотысячным коллективом.
 
Кровь ударила ему в лицо от такого откровенного хамства со стороны Фёдорова, но тот его успокоил:
– Не стоит беспокоиться, Николай Васильевич. Я не займу ваше время надолго. Вы меня выслушаете. И решение принимать будете сами. Я понятно говорю? Тогда продолжу. Я прибыл сюда с целью выкупить Объединение «Тюменьнефтегаз». И вам предлагаю за контрольный пакет акций один миллион долларов. В дополнение к этому я дам вам ещё три миллиона долларов. Эти деньги будут переведены на ваш личный счёт на Кипре в течение трёх дней после подписания акта о передаче контрольного пакета Объединения.
– Я могу подумать? – успокоившимся голосом спросил Свиблов.
– Думать-то вы можете. Думать – денег не стоит. А вот Объединения всё равно вам не удержать. Или я подгребу его, или кто другой, но это – вопрос только времени.
– Мне действительно надо подумать. Посоветоваться.
– Дорогой мой Николай Васильевич, я-то знаю, какая жаба вас мучит – пятьсот тысяч тонн нефти, которая находится в нефтехранилищах и которая нигде не числится. И вы планируете эту нефть продать.
– Но деньги получит трудовой коллектив. Люди получат. Рабочие.
– А вам-то какое дело до того, что получат рабочие. Сколько себе отхватите вы – вот что вас мучит. Я же вам без всяких условий, без проблем, связанных с продажей и получением денег, без взяток и без последствий, предлагаю, может быть, половину той суммы, на которую вы рассчитываете. Но это – сейчас. Сегодня. Не завтра! И не потом!
– И всё-таки я должен подумать.
– Я даю вам десять минут. Этого времени достаточно. А пока вы будете думать, ответьте мне на простой вопрос – Селина знает, что эти пятьсот тысяч неучтённые?
– На этот вопрос я отвечу вместе с ответом на ваш первый вопрос.
– Спасибо. Вы мне уже на него ответили. Кто ещё знает? А впрочем… Что мне до того, что кто-то знает или нет. Всё. Время пошло.

Фёдоров демонстративно посмотрел на свои часы и сел на стул. До этого момента, во всё время разговора со Свибловым, он стоял.

Прошло целых восемь минут. Свиблов сидел за столом. За тем самым столом, за которым он сидел двадцать шесть лет. В том же самом кресле. Он привык к своему положению. Как говориться, врос в него. И вот, – после стольких лет трудов – ему приходится принимать самое главное решение в его жизни. Причём, без того, чтобы посоветоваться со своим заместителем и другом Иосифом Климентиевичем.

– Я не могу так сразу. Я должен переговорить со своим замом. Я, наконец, не один и должен разделить деньги, которые вы предлагаете.
– Это не мои, а ваши трудности. Я же не прошу у вас совета, где мне взять эти деньги. Они будут ваши. И делайте с ними, что хотите. Денег, которые я вам предлагаю, вам хватит до конца ваших дней, заодно с вашим замом.

В душе Николая Васильевича бушевала целая буря страстей. Ему предлагали предать друга! Внезапно он вспомнил фразу из недавно показанного по телевизору какого-то заграничного вестерна. В нём один из героев произнёс очень вескую фразу: «Боливар не вынесет двоих». И, уже совершенно неожиданно для самого себя, он сказал:
– Согласен.
– Вот и чудесно. Я велю подготовить все документы. А вы приедете ко мне в Москву для их подписания.
– А вам не трудно, привезти их сюда? – попытался торговаться Свиблов.
– Ну что ж. Пусть будет по-вашему, – уступил Фёдоров. – Начальник моей службы безопасности привезёт их вам на подпись дней через десять. Вам дадут знать. Но до этого времени ни одна капля нефти не может быть продана. Это уже не ваша собственность. Надеюсь, что это понятно?
– Понятно, – глухо произнёс Свиблов.

В этот момент Генеральный директор Объединения «Тюменьнефтегаз» товарищ Николай Васильевич Свиблов ненавидел себя. Только что он продал своего многолетнего, верного  друга.
































ГЛАВА 32
Москва
26 августа  1993 года

Водитель автомашины, по предложению самого Кравченко, возивший Лидию Остаповну Селину, уволился 31 июля. Ему надоели постоянные задержки выплаты зарплаты. Когда Селина узнала, что Валентин, так звали водителя, не будет больше работать, она не удивилась, потому, что он ей постоянно жаловался на руководство «Агропрома», а лишь сказала позвонившему ей Черкизову, что благодарит его за беспокойство, но в машине больше не нуждается и просит не волноваться по этому поводу.

Через несколько дней, а точнее, в пятницу, 6-го августа, оставшись без машины, Селина пешком шла от метро. Тогда её и увидел, проезжавший мимо Черкизов. Он остановился и предложил подвести к «Агропрому». На что Лидия, в знак благодарности, улыбнулась, но сказала, что ей нужно как можно больше двигаться. И снова улыбнулась, но на этот раз её улыбка была полна счастьем женщины, ожидающей ребенка. Черкизов моментально всё понял. Он пожелал ей счастья и здорового малыша. Лидия зарделась, но отнекиваться не стала и продолжила свой путь пешком.

В понедельник 9-го августа, Черкизов зашёл к Кравченко, чтобы утрясти вопросы о сокращении охраны и водителей. Кравченко вызвал его с целью «сбросить балласт для сохранения средств». Естественно, что Черкизов боролся за каждого человека. В ходе разговора, когда они дошли до Гусева, который возил Селину, Черкизов сказал, что Валентин больше не работает.
– А кто же возит Лидию? – спросил Гаврила Петрович. 
– Да никто её не возит. Ей в её положении всё равно нужно ходить как можно больше пешком, – по-мужски пошутил Черкизов, как всегда шутят мужики, обсуждая баб в положении.
– И кто это постарался? – поинтересовался Кравченко, вспоминая, как Лидия Остаповна осадила его попытки ухаживать за ней.
– Ну, думаю, не баба, а всеш-ки мужик какой-то, – продолжил шутить Черкизов.
– Вот что, ты, Дмитрий Васильевич, отвечаешь за безопасность. А тут такой случай... Это прямо относится к твоему ведомству. Вот ты и узнай, что это за мужик такой. Узнай и доложи. Понял?
– Так точно. Понял, – по-военному ответил Черкизов. – Узнаю и доложу.

Обоим – Кравченко и Черкизову – было абсолютно всё равно, что происходит в жизни Селиной. Но так сложились обстоятельства, что Кравченко, в начальственном порыве велел своему подчиненному заниматься работой, а Черкизов, в порыве служебного рвения, бросился выполнять приказ. Он распорядился установить наблюдение за перемещениями Лидии Остаповны.

Степан Степанович Кулешов, бывший сотрудник службы наружного наблюдения, ведомства хорошо известного, имел опыт «наружника», или иначе «топтуна». Это их подразделение летом 62-го года, наблюдая на Цветном бульваре за женой одного из работников посольства Великобритании в Москве, обратили внимание на человека, оказавшегося в их поле зрения дважды. Человек, который привлёк их внимание, был полковник ГРУ Пеньковский. В тот день, нарушив должностную инструкцию, «топтун» самовольно оставив пост наблюдения, пошёл за Пеньковским и пришёл в Госкомитет по науке и технике СССР, в те времена размещавшийся в одном из зданий на улице Горького, где теперь находится мэрия Москвы. 22 октября 1962 года полковник Олег Пеньковский был арестован. Дальнейшая история известна.

Черкизов, понимая необоснованность указания Кравченко, всё же вызвал к себе Кулешова и велел тому проследить и узнать всё о Лидии Остаповне Селиной, где и с кем она живёт, с кем общается, куда звонит, куда ходит, имена, адреса и телефоны. Он выдал Кулешову сто долларов на представительские расходы. Кулешов сказал «есть» и рьяно приступил к выполнению.

В четверг, 26 августа, Кулешов позвонил Черкизову и попросил разрешения встретиться и доложить о проделанной работе. Черкизов удивился, что тот вообще занимается этой чепухой, но поскольку сам дал указание Кулешову следить за Селиной, велел явиться к нему на следующий день к 11 часам утра.

Явившись, аккурат, в назначенное время, Кулешов притащил с собой амбарную книгу, куда он заносил всё, что ему удавалось узнать. Когда, в процессе доклада, Кулешов дошёл до информации о том, что Селина сотрудничает с «Сольвейгом», а последний занимается поставками нефти и нефтепродуктов в страны ближнего зарубежья, Черкизов прервал доклад Кулешова. Он позвонил Кравченко и попросил срочно принять их. Уже давно забывший про своё распоряжение о наблюдении за Селиной, Кравченко, удивившись срочности, попросил их пройти к нему в кабинет.

Вышли они из кабинета Кравченко через три часа. Велевший своей секретарше Валерии никого к нему не пускать, Гаврила Петрович был просто-таки ошеломлён докладом Кулешова. Он сидел в своём кресле и молча слушал Кулешова, пока тот перечислял имена, номера телефонов, адреса и фамилии.

Кравченко, в силу своего склада ума, моментально «просёк», что в Объединении «Тюменьнефтегаз» скопилась неучтённая нефть. Именно поэтому Селина, по поручению руководства, заключила два контракта одновременно. Один контракт на поставку сырой нефти в страны ближнего, а другой – в страны дальнего зарубежья. При такой постановке дела, никто ничего не терял, а потоки нефти не пересекались. Но появлялась возможность не оплачивать за прохождение отправленной нефти… Тут было о чём подумать. Только не следовало торопиться с принятием решения.

Кравченко дал себе время на раздумья до понедельника, 6-го сентября. Нужно было тщательно собрать всю информацию, прежде чем звонить и договариваться о встрече с Фёдоровым. И ещё, – он решил позвонить в Калифорнию Горянину, чтобы узнать, когда они с Пеннингтоном планируют приехать и привезти наличные деньги для оплаты за прокачку по трубе.

В Калифорнии было 5 часов утра. Горянин сказал Кравченко, что он в Москву в воскресенье, 19 сентября, а Эдди Пеннингтон – в среду, 22 сентября. И уже 23 сентября они, вместе с Эдди, вылетают к начальнику Новокуйбышевского диспетчерского узла Петру Семёновичу Анисимову и в тот же день возвращаются обратно в Москву. После чего Борис возвращается в Калифорнию, ждёт поступления денег и, как только они поступают на счёт «Агропрома-США», вылетает в Москву, а оттуда в Вентспилс за платёжными документами. Таким образом, к концу сентября первая пробная партия нефти должна быть отправлена, и деньги начнут регулярно поступать на счета.

Борис, в свою очередь, спросил Кравченко о его мнении относительно дальнейшего развития и углубления противостояния между Верховным Советом и президентом. И как это может отразиться, во-первых, на таможне и прокачке нефти по трубе, и, во-вторых, на работе банковской системы. Кравченко не знал, что ответить, но нашёл выход, сказав, что у его жены в субботу, 19 сентября, день рождения. Они будут отмечать это событие в воскресенье. Будет много гостей, в том числе и самых-самых. Так что, прямо из аэропорта, – сразу к нам... Тогда и поговорим.

На том и порешили.













ГЛАВА 33
Москва
6 сентября 1993 года

После долгих раздумий Гаврила Петрович понял, что Селина и люди, которые направили её в Москву, действительно намерены выполнить свои обязательства по контракту и с «Агропромом» и с «Сольвейгом». С этой стороны они чисты. Он также понимал, что средства, вырученные от продажи нефти, действительно будут направлены на закупку продуктов питания и товаров народного потребления, которых в Тюмени давно не было и нет. Он не сомневался, что оставшиеся финансовые средства распределят между работниками Объединения. Тот аванс, который получила Селина, она отработала, а за оставшиеся комиссионные за услуги по контракту между гражданкой Селиной и «Агропромом», Лидия, безусловно, отчитается по всей форме. Но мысль, что «ОНИ» продают неучтённую нефть, не давала Кравченко покоя. Умом он понимал, что нефтяники заслужили эти деньги. Страна, на которую они работали и днём и ночью, и в пургу и в жару, не платит им зарплату, а магазины пусты... Но нефть... Нефть-то... Нефть ведь неучтённая...

Утром в понедельник, 6-го сентября, придя на работу, Кравченко достал телефонный справочник спецсвязи – «вертушка». Название компании «Сольвейг» там отсутствовало. «А вот моё имя там есть», – со злорадством подумал Кравченко, но тут же осёкся: «Сольвейг» оплачивает нефть своими средствами – это значит, что у них деньги есть. Он хмыкнул. А в «Агропроме», значит, и у Кравченко, – денег как раз нет. И кой толк, что он числится в «вертушечном» справочнике. О-хо-хо... Закряхтел Гаврила.

В амбарной книге, которую ему оставили Кулешов, Кравченко нашёл телефоны «Сольвейга». Он снял трубку и набрал номер:
– Алё, – ответила Тамара.
– С вами... – Кравченко положил трубку на аппарат, прерывая связь. Выходило не солидно...

Гаврила Петрович нажал кнопку вызова секретаря:
– Валерия, зайдите ко мне.
Не заставив себя ждать, Валерия возникла в кабинете шефа. Он протянул ей написанный им на листке бумаги телефон и имя Фёдорова:
– Свяжите меня с этим человеком, пожалуйста. Мне нужно переговорить с ним.
– Уже звоню, – молодцевато ответила секретарша.

Теперь уже Валерия набрала телефон «Сольвейга».
– Алё, – снова сняла трубку Тамара.
– С вами говорят из финансово-индустриальной компании «Агропром», наш Генеральный директор Гаврила Петрович Кравченко желает переговорить с Аркадием Фёдоровичем Фёдоровым.
– А его нет. Он в командировке. Должен вернуться через день-два. Тогда и звоните, – и она, даже не спросив их телефон, положила трубку.

Валерия передала весь разговор Кравченко. Он задумался: «Ну так что ж, подождём ещё день-два – это дела не меняет».



























ГЛАВА 34
Москва
8 сентября 1993 года

Прошло два дня. Наступила среда, 8 сентября. В два часа дня Гаврила Петрович велел Валерии опять звонить в «Сольвейг».

На этот раз Фёдоров был на месте. Тамара соединила с шефом:
– Слушаю вас, – поднял трубку Фёдоров.
– Вас беспокоит Гаврила Петрович Кравченко. Я – Генеральный директор финансово-индустриальной компании «Агропром».
– Что я сделал вам плохого? – пошутил Фёдоров, обескураживая тем самым Кравченко.
– Дело в том, что и вы, и мы занимаемся поставками нефти. Да... Тут возникли вопросы, которые я предлагаю, как говорится, перетереть.
– Перетереть, говорите? Значит, вы забиваете стрелку?
– Вроде того.
– Ну что ж. Давайте встречаться и перетирать. Я готов. Где желаете?
– Или у нас. Или у вас. Или – на Воробьёвых горах.
– Давайте так. Приезжайте ко мне завтра. Пообедаем вместе. Как говориться – преломим хлеб. Примем слегка на грудь. Там и перетирать будет легче.
– Вот это по-нашему. По-комсомольски, – бодро проговорил Гаврила.
– Все мы вышли оттуда, – ответил Фёдоров. – В час дня вас устроит?
– Нет проблем.
– Тогда – до завтра.
– До завтра.






















ГЛАВА 35
Москва
13 сентября 1993 года

Прошло три дня после встречи с Фёдоровым. Стараясь утешиться после поражения, Кравченко «пил по-чёрному». Ещё бы. Этот выскочка Фёдоров сказал ему что не нуждается в партнёрах и все вопросы решает сам. Ну, а денежки-то от Кравченко уплывают… к этому самому, чёрт бы его драл, Фёдорову.

В воскресенье Кравченко пить прекратил, а в понедельник, 13 сентября, прибыл в офис точно к девяти часам утра. В голове у него созрел план…

Войдя в свой кабинет, Гаврила Петрович вызвал Валерию и велел ей найти Якубовского, после чего пригласить к нему Черкизова.
– Дмитрий Васильевич ещё не появился, – через несколько минут доложила Валерия.
– Как только придёт, сразу направьте его ко мне, – скомандовал Кравченко.
– Владислав Иванович Якубовский на линии, – объявила  Валерия.
– Владислав Иванович, – поднял трубку Кравченко. – Как ваше спортивное ничего? – Не свойственным ему голосом, вдруг заблеял Гаврила Петрович. В такой тональности он говорил только с людьми, от которых он в высшей степени зависел. – Ну, тогда отлично, отлично. А у меня для вас есть подарок. Вы помните, там, в Вашингтоне, мы сделали несколько снимков. Вы там тоже есть. Как говориться на долгую память. Так я подошлю к вам своего человека. Он передаст вам конверт. Тогда, счастливо.

В действительности в конверте, который лежал на столе Кравченко, был только один снимок, который сделал Борис Горянин по просьбе Гаврилы Петровича на его фотоаппарате. На снимке были запечатлены Кравченко, Плющ, Исаев и Якубовский. Целью доставки конверта Якубовскому именно Черкизовым было фиксирование факта встречи Якубовского с Черкизовым.

Кравченко вызвал Валерию и велел ей написать сопроводительное письмо Якубовскому, к которому должна быть приложена эта фотография. Письмо надлежало зарегистрировать и поставить на нём исходящий номер.

– Гаврила Петрович, Дмитрий Васильевич в приёмной.
– Пусть заходит.

Черкизов вошёл в кабинет.
– Дмитрий Васильевич, тут у меня пакет для Владислава Ивановича Якубовского. Это ответственный работник известной вам организации. Поэтому я бы просил именно вас исполнить это поручение. Валерия сейчас зарегистрирует этот пакет, а вы уж передайте его лично в руки Якубовского.
– Будет сделано. Не извольте беспокоиться, – чётко, по-военному, ответил Черкизов.
– Да, кстати, – добавил Кравченко, – Горянин прибывает в Москву в воскресенье, 19 сентября, а Эдди Пеннингтон прилетает сюда в среду, 22 сентября. Вместе они летят в Новокуйбышевский диспетчерский узел к Петру Семёновичу Анисимову в четверг, 23 сентября, и в тот же день возвращаются обратно в Москву. Цель их поездки – передача Анисимову одного миллиона долларов. Наличными. Вы меня понимаете? На-лич-ны-ми! Было бы печально, если бы эти деньги пропали. Вы уж правильно распорядитесь. Ладно, Васильич?
– Будет сделано, босс. Не извольте беспокоиться, – снова ответил Черкизов.
– Да простит вас господь... – сказал Кравченко и долгим взглядом посмотрел на Дмитрия Васильевича.

Черкизов перекрестился и вышел из кабинета. Валерия принесла письмо на подпись Кравченко, поставила исходящий номер, заклеила конверт и отдала его Черкизову. Тот, не мешкая, уехал к Якубовскому.

Якубовский спустился к Черкизову, позвонившему ему с проходной. Они давно знали друг друга, потому и поздоровались как старые знакомые.
– Вот тебе пакет от Кравченко. Велел передать.
– Чего он там?
– Мне не известно.
– А что тебе известно? – спросил Якубовский.
– А то, что Горянин прилетает в Москву в воскресенье, а какой-то Эдди Пеннингтон прилетает в Москву в среду, 22 сентября. Они должны лететь в Новокуйбышевский диспетчерский узел к Петру Семёновичу Анисимову в четверг, 23 сентября, и в тот же день вернутся обратно в Москву. Эти двое должны передать Анисимову один миллион долларов. Наличными.
– Наличными? – переспросил Якубовский и свистнул.
– Да. Наличными.
– И что ты думаешь по этому поводу?
 
Вместо ответа Черкизов перекрестился.

– Даже так? Ну, тогда с Богом. Встретимся вечером в восемь, там, где обычно.
– До встречи.
– До вечера.






ГЛАВА 36
Москва
19 сентября 1993 года

Борис Горянин прибыл из Франкфурта в Москву в воскресенье, 19 сентября. Самолёт приземлился на двадцать минут раньше, чем следовало по расписанию. Черкизов, по обыкновению, встречал его у трапа самолёта. Они тепло поздоровались:
– Дмитрий Васильевич, рад видеть вас, – искренне проговорил Борис, пожимая руку Черкизова.
– Как долетели, Борис Георгиевич? – не менее радостно приветствовал Бориса Черкизов. – У вас парадная одежда с собой?
– Я знаю, знаю. Всё с собой. Переоденусь здесь же, в аэропорту. Пока подвезут багаж и поставят штамп в паспорте, успею привести себя в порядок.
– Так вы знаете, что мы едем прямо в Архангельское?
– Конечно, знаю. И подарок для Алевтины Михайловны у меня заготовлен.

Они прошли в помещение VIP-сервиса. Симпатичная Вика, работник ВИПа, сразу узнала Бориса. Они тепло поздоровались. Вика протянула Борису свою маленькую холёную ручку с длинными пальчиками, и у Бориса опять возникло чувство, что он уже однажды держал эту ручку. Но где? Когда? И ямочка на подбородке… Определенно видел. Но где?
 
– А у меня, Викуша, для вас подарок, – сказал Борис, доставая из портфеля, заранее приготовленные для Вики, три пары колготок и коробку американских шоколадных конфет. Незаметно для окружающих он протянул девушке подарки и 100-долларовую бумажку.
– Что вы. Не надо. Зачем вы это? – тихо зашептала Вика. Но мигом всё взяла и спрятала в ящик стола. – Вы, Борис, такой внимательный. Я, прямо, растрогалась. Вы, если что надо, не стесняйтесь, звоните. Мы всегда будем рады вас обслужить.
– Спасибо, – глядя прямо в ясные глаза Вики, улыбаясь, сказал Борис, отметив про себя, что с такой красивой девушкой не грех и время провести.

Он прошёл в мужской туалет, где быстро почистил зубы и побрился – за время полёта его лицо успело обрасти щетиной. Носильщики уже поднесли его вещи в VIP-зал. Борис достал из складного мешка выходной костюм, галстук и свежую рубашку. Джинсовку, в которой летел в самолёте, спрятал в пакет. Теперь он был готов ехать на именины Алевтины Михайловны, жены Кравченко.

На празднование дня рожденья съехались человек сто. Все люди нужные или близкие, но отобранные. Среди гостей были председатель Правления Центробанка по городу Москве Василий Дормидонтович Шорохов, первый заместитель Управляющего делами Президента России Константин Леонидович Черный, Управляющий делами Министерства внешних экономических связей Александр Робертович Волосной. Управляющий делами МИД России Иван Викторович Великий, и, как говорится, другие руководящие лица. Из сотрудников «Агропрома» были Альберт Иосифович Исаев и Феодора Васильевна с супругом. И для престижа и пущего антуража – несколько известных артистов, спортсменов и писателей.

Все сгруппировались вокруг одного из самых известных в то время людей в России. Он вещал:
– Указ номер 1400 о роспуске Верховного Совета мы обсуждали в Огарёво. Борис Николаевич пригласил к себе Козырева, Грачёва, Ерина, Черномырдина и Голушко. Мы с господином Барсуковым на это совещание не пошли. Но находились в соседней комнате, готовые в любой момент войти и поддержать Ельцина.

Указ одобрили все. Разногласия возникли лишь о дате роспуска Верховного Совета. Хотели 19 сентября распустить парламент, но, подумав, решили это сделать на день раньше, 18-го. Все-таки воскресенье, и в Белом доме никого не должно было быть. Мы надеялись без осложнений перекрыть входы в здание и не пустить депутатов на работу. 16 сентября мы начали обсуждать предстоящие события в деталях, до мелочей. Для этого Борис Николаевич пригласил Грачёва, Барсукова и меня в Завидово. Президент перенёс запланированное мероприятие на несколько дней, с 18 на 21 сентября. Такое изменение сроков может сработать и против нас. Во-первых, в будний день не пустить депутатов на работу будет значительно сложнее. Во-вторых, информация утекала… Депутаты узнали о наших планах и не покинули Белый дом даже в воскресенье. Вдобавок они подняли шум в прессе и начали запугивать очередным восстанием. Далее медлить не имеет здравого смысла, и во вторник, 21 сентября, Борис Николаевич Ельцин даст приказ ввести Указ о роспуске в действие.

После этого все разговоры в доме Кравченко в тот вечер были только о предстоящей публикации в прессе президентского указа о поэтапной конституционной реформе, который должен быть опубликован во вторник, 21 сентября, о возможной реакции на него и грядущих последствиях. Все мнения сходились на том, что руководство Верховного Совета созовёт экстренную сессию и постарается сместить Президента России Ельцина, последствия этой акции могут окончиться полномасштабной гражданской войной.

Но политические разговоры не мешали гостям дружно, весело и помногу пить и не менее обильно закусывать. Звучали тосты, звенели рюмки, а гости неудержимо хмелели.

Часам к десяти Борис потихоньку вышел к машине, в которой лежали его вещи, и водитель отвёз его в гостиницу «Мир», расположенную рядом со зданием Верховного Совета России – местом, в те дни, наиболее опасным в городе. Но пока всё было спокойно. Только усиленные наряды милиции, группами по пять человек, стояли вокруг здания и на всех прилегающих улицах и в переулках. Пока это было самое охраняемое место во всей стране, не считая, естественно, Кремля

20 сентября Горянин проснулся в пять часов утра. В Москве было ещё пасмурно. За окном накрапывал мелкий дождь. Он включил телевизор и, отыскав английский канал Би-Би-Си немного посмотрел текущие новости. Политический комментатор, по сути, высказывал ту же точку зрения, что Борис слышал вчера вечером из уст высших чиновников. Всё это не предвещало ничего хорошего.

Борис встал, привёл себя в порядок. К семи часам он спустился в столовую и позавтракал. Машина должна была прийти за ним к восьми утра. Ровно в восемь он спустился вниз. Борис попросил водителя заехать за Исаевым, который жил совсем неподалёку – на Фрунзенской набережной. У дома, где жил Исаев, Борис вышел из машины, чтобы подняться за Албертом Иосифовичем, но заметил его во дворе, выгуливающего своего пуделя.

Вчера вечером, на именинах у Алевтины, они не имели возможности свободно и спокойно поговорить. Первый вопрос, который Борис задал Исаеву, был относительно Плюща.
– Как? Вы ничего не знаете?
– А что именно я должен знать? Я же бываю в Москве наездами, а связь держу, в основном, через Кравченко.
– Плющ, или вернее, то, что от него осталось, был обнаружен соседями по дому. Жильцы обратили внимание на то, что над крышей постоянно летают и кричат вороны, чего раньше не наблюдалось. Когда на крышу поднялись работники ЖЭКа, то они обнаружили практически уничтоженный птицами труп. Вызвали милицию. Имя потерпевшего установили по служебному удостоверению «Агропрома», которое осталось практически неповрежденным. Но самое удивительное то, что рядом с телом находилась пустая 0.75 водочная бутылка. Вы же помните его норму: три маленькие рюмочки. Причиной смерти сочли чрезмерное алкогольное опьянение.
– Вскрытие, естественно, ничего не показало? – вставил Борис.
– Ваше мнение? – поинтересовался Исаев.
– Вы кого-то подозреваете? – уже совершенно серьёзно спросил Борис.
– Да всё тех же. Либо одного, либо другого.
– Вы имеете ввиду: либо Якубовский, либо Кравченко?
– Именно так, – многозначительно подвёл черту Исаев. – Знаете, что? Вы же планируете до отъезда повидаться с Филимоновым?
– Если получится.
– Передайте ему, пожалуйста, мою копию заявления, написанную Плющом в Вашингтоне. Помните? Я вам её сейчас принесу. А вы пока погуляйте с моей собачкой.

Исаев вернулся через несколько минут, держа в руках запечатанный конверт, в котором находилось письменное заявление покойного Плюща.

Они погуляли ещё немного. За это время Исаев успел сообщить Борису, что две недели назад Кравченко куда-то ездил и, вернувшись, был настолько вне себя, что не только орал на сотрудников, но даже в гневе сломал стул. Борис заметил, что ломка стульев – это что-то из школьной программы по русской литературе. Но Исаев не поддержал его шутливого тона и сказал, что в ближайшие дни он собирается уходить из «Агропрома».
– А как же контракт по нефти, который, как мы мечтали, может позволить нам заработать немного денег? – спросил Борис.
– А вы, дорогой мой, уверены, что контракт будет выполнен? – возразил Исаев.
– Понимаете. Я же не нахожусь здесь, в Москве. А что касается моей части, то я свою работу выполнил. Деньги за первую партию нефти должны поступить первого или второго октября, – ответил Борис задумчивым тоном. – Я не переведу ни единого доллара без подтверждения капитана судна.
– Но вы уверены в том, что именно вы распорядитесь деньгами? – продолжал возражать Исаев.
– Так они же должны поступить на счёт «Агропром – США».
– Я могу сказать одно – будьте, друг мой, предельно осторожны. Я бы не желал вам исчезнуть так, как исчез наш общий знакомый Плющ. И, кстати, не езжайте вы сейчас в «Агропром». Там сегодня делать совершено нечего. Кравченко не проспится до конца дня. А часам к четырём он приедет и скажет, что был в Кремле. Если бы вы знали, как мне надоело всё это. Как я завидую Филимонову! Для него нашлась настоящая серьёзная работа.
– Учитывая теперешнюю ситуацию и завтрашний Указ президента?
– А какая разница? Это что? Что-то новое? – с сарказмом произнёс Исаев.

Некоторое время они хранили молчание, напряженно обдумывая сложившуюся ситуацию.
– Да. Наверное, вы правы, – ответил Борис. – Никакой разницы нет. Хорошо. Тогда я поехал обратно в гостиницу.
– Желаю вам удачи. И будьте, пожалуйста, осторожны.

Они пожали друг другу руки и разошлись.






ГЛАВА 37
Москва
20 сентября 1993 года

В то время, когда Борис Горянин и Арнольд Иосифович гуляли с собакой, неподалеку от них, в доме напротив Зубовских казарм, в «Сольвейге», начинался рабочий день. И Аркадий Фёдорович начал его с того, что «потрудился» с Тамарой.

Завершив своё дело и немного отдохнув, Аркадий Фёдорович привёл себя в порядок и стал заниматься делами. Сначала он проверил поступившую почту, затем подписал подготовленные для него исходящие бумаги. Переговорил с главным бухгалтером, а затем попросил Тамару пригласить к нему Школьникова.

Владимир Павлович после встречи с Лидией Селиной стал другим человеком. Его словно подменили. Все сотрудники «Сольвейга» немедленно увидели перемену и моментально вычислили причину. Единственный, кто этого не заметил, был сам Школьников.

Вот и теперь, с радостной улыбкой на лице, он вошёл в кабинет шефа:
– Аркадий Фёдорович! Вызывали?
– Да, заходите, Владимир Павлович, и попрошу вас, пожалуйста, без церемоний. Садитесь. Садитесь, устраивайтесь, – Фёдоров указал начальнику охраны на стул, стоящий у его стола. – Как вам поживается?
– Отлично! – бодрым голосом ответил улыбающийся Владимир Павлович. – И можется, и живётся.
– Вот и ладненько. А как насчёт командировочки в Африку?
– Надолго?
– На несколько дней. Иван летит в Танзанию второго числа. Вы полетите с ним. Захватите туда с собой то, что ранее возил Вересаев, который куда-то запропал. Вы поверите? Уехал на отдых во Францию. И с тех пор от него нет никаких известий.
– Я занимался этим вопросом по своим каналам. Но вы совершенно правы. Никаких следов. Известно только, что он приземлился в «Шереметьево-2» и прошёл паспортный контроль. Больше никаких сведений нет.
– А я и этого не знал. Я думал, что он из Франции и вовсе не вернулся.

В голосе Фёдорова послышалась явная фальшь, которую раньше Владимир мигом бы заметил. Но он был счастлив, влюблён и любим. Весь мир был у его ног и радовался его счастью. Вот потому он и потерял бдительность – качество абсолютно необходимое для десантника, а, тем более, для начальника службы безопасности.

– Да. Так, возвращаясь к вашей поездке. Вы завезёте на Кипр и положите в банк нашу продукцию. Далее – полетите в Танзанию и возьмёте материал оттуда. Там, в Танзании, партия камней уже готова и ждёт вас. Но в случае недолгой задержки, Иван сможет вас развлечь. Там начался охотничий сезон. Так что отдохнёте денёк-другой! А затем привезёте камни сюда. Я знаю, что это не ваша работа, но, в связи с исчезновением Вересаева, у меня никого больше нет, кому я мог бы доверить это дело. Мы ищем человека на его место. Но пока, надеюсь, вы уж выручите нас...
– Раз надо, значит надо.
– Вот и отлично. Вылетаете первого либо второго числа. День вылета предварительно согласуйте с Иваном.

Владимир был немного расстроен предстоящей разлукой с Лидией. По утрам ей всё ещё досаждала интоксикация, и она нуждалась в его опеке. Но небольшой отдых никому не повредит, подумал он, продолжая оставаться в приподнятом состоянии духа и не замечая ничего вокруг.

Фёдоров, тем временем, пригласил к себе в кабинет своего сына Ивана.
– Вот что, Ваня. С тобой в Танзанию в этот раз полетит Владимир. Он не должен оттуда вернуться. Вы поедете с ним на охоту. А там всякое может случиться. Ну, тебя учить не нужно. Во всяком случае, несчастный случай во время охоты, – вещь понятная. Но, в любом случае, вернуться обратно в Москву он не должен. Ни при каких обстоятельствах. Не то он наделает нам делов со своей супругой вместе. Так что ты, сынок, уж постарайся.
– Всё понял. Всё сделаю. Не впервой.
– Ну и ладно. Давай, иди, сынок. Работай.



















ГЛАВА 38
Москва, Россия
21 сентября 1993 года

21 сентября президент России Борис Николаевич Ельцин выступил по телевидению и огласил Указ номер 1400 «О роспуске Съезда народных депутатов и Верховного Совета», а также о назначении на 12 декабря референдума по проекту новой Конституции и о выборах в Государственную Думу и в Совет Федерации.

После оглашения Указа по телевидению, по призыву лидеров опозиции, около здания Дома Советов (теперь – здания правительства РФ) на набережной Москва-реки и, прилежащих к зданию улицах, начал собираться народ. В 22:00 вечером 21 сентября на своё экстренное заседание собрался Верховный Совет. Решение было радикальным – согласно статье 121 Конституции Российской Федерации прекратить президентские полномочия Бориса Ельцина с 20:00 21 сентября 1993 года, то есть с момента оглашения Указа номер 1400. Вице-президент Александр Руцкой принёс перед депутатами Верховного Совета РФ президентскую присягу в качестве исполняющего обязанности президента Российской Федерации.

Толпа ликовала. Однако, как стало известно, «силовые» министры отказались подчиниться Верховному Совету РФ. Их уволили. Министром обороны, по решению Верховного Совета, был назначен В.Анчалов, министром безопасности – В.Бараников, а министром внутренних дел – А.Дунаев.

Борис Горянин телевизор не смотрел и о происходящем не знал. В ожидании приезда в Москву господина Эдди Пеннингтона и преодолевая разницу во времени между Калифорнией и Москвой, он честно отсыпался у себя в номере гостиницы «Мир», находящейся в каких-то 250 метрах от здания Дома Советов.















ГЛАВА 39
Москва
22 сентября 1993 года

22 сентября, во вторник, Борис с Черкизовым, приехали в аэропорт «Шереметьево-2» для встречи у трапа самолёта, прилетающего из Лондона, мистера Эдди Пеннингтона. Но какого же было удивление Бориса, когда он вместо Эдди, увидел выходящую из самолёта, улыбающуюся леди Мелиссу. Увидев её, его снова, как при их первой встрече, словно поразило ударом молнии. Но Борис держал себя в руках. Они поздоровались. Борис представил леди Мелиссу Черкизову. Таким образом, первоначальный план изменился. На следующее утро, первым рейсом, Мелисса и Борис должны будут вылететь в аэропорт «Куромыч». Из «Куромыча» они вдвоём должны будут проехать в расположенный за Самарой Новокуйбышевский диспетчерский узел к Петру Семёновичу Анисимову, которому нужно будет передать один миллион долларов наличными за прокачку нефти по трубе. Обычно такого рода операции всегда проводил сам Эдди Пеннингтон или его помощник – Антоний. Но в этот раз Антоний был в Латинской Америке, а Эдди получил долгожданную аудиенцию у Мажордома Её Величества. Аудиенция была назначена на 23 сентября. Так что, деньги привезла Мелисса.

Она была одета совсем по-европейски: чёрные лёгкие туфельки на низком каблуке и длинное чёрное пальто из тонкой верблюжьей шерсти. Шея обмотана чёрным же шерстяным шарфом. Волосы были заколоты очками от солнца. В руках она держала обычную дорожную сумку, другая сумка, меньшего размера, – перекинута через плечо. В таком виде Мелисса совсем не была похожа на ту леди Мелиссу, которую Борис увидел в Вашингтоне. Это была обычная женщина, только с уверенной осанкой и такими же лучистыми глазами как тогда, в день расставания.

Борис взял большую сумку у неё из рук, и они пошли к выходу. По дороге Мелисса сказала, что планирует вернуться в Москву в тот же день и вылететь в Лондон на следующий день, 24-го, утром.

– And where is your Eddy? (105)
– Aren’t you happy to see me? (106) – шутливо ответила Мелисса вопросом на вопрос.
– That is not the point. Eddy should have brought the money for pumping the oil. (107)
– All money’s in your hand. (108)
– Now, there is one more question. Where is your luggage? (109)
– I’m very low-maintenance person. I don’t need a lot of things. Do you have more questions? Instead of asking: how was my flight, or how am I, you are interesting in business, but little lonely girl means nothing to you. (110)

Борис не хотел продолжать эту беседу в таком духе. С тех пор, после встречи в Женеве, они не общались. Конечно же, Борис хотел бы видеть Мелиссу. Но он не планировал продолжения их отношений. Эдди Пеннингтон был их партнёр. Отношения с Мелиссой могли испортить не только исполнение контракта, но и перевернуть всю его жизнь. Борис даже надеялся, что они с Мелиссой уже больше никогда не встретятся. И вот тебе – такая встреча! У него внутри даже немного заныло.

Втроём они прошли в помещение VIP-сервиса. Красотка Вика, увидев рядом с Борисом незнакомую молодую женщину, тихо спросила Бориса:
– Это ваша дочь или племянница?
– Ну что вы, Вика. Это наш английский партнёр. Неужели я так старо выгляжу, чтобы подумать, что у меня может быть такая взрослая дочь.
– Ну, не обижайтесь на бедную девушку. Я же пошутила. Мир?
– Мир. Мир. С вами, красавицами, воевать не получается, – не менее шутливо, ответил Борис, незаметно вкладывая в Викину руку 100 долларов.
– Вы меня балуете, – кокетливо, прошептала Вика.
– Не балую, а пытаюсь пригласить на свидание.
– Только если пообещаете хорошо себя вести.
– Конечно, обещаю.
– Тогда позвоните. У вас есть мой телефон.
– Хорошо. Я обязательно вам позвоню, – пообещал ей Борис.

Горянин подошёл к скромно стоящей у стойки бара Мелиссе:
– Would you like something to drink? (111) – спросил Борис
– No. Thanks. I was just trying to kill the time, while you having good time with that Russian girl. (112)
– Are you jealous? (113)
– Yes, I am. I often become jealous. (114)
– Her name is Victoria. She is working at VIP-service, and she is really pretty. (115)
– I can see that, (116) – прошептала Мелисса.
 
В Москве стояла не по-осеннему тёплая погода. Листва на деревьях, вдоль дороги из Шереметьево в центр города, сияла всеми цветами осени. Мелисса с любопытством глядела в окно машины, хотя ей и приходилось бывать в Москве раньше, она с живым интересом слушала рассказ Бориса о тех местах, которые они проезжали. Они добрались до гостиницы «Мир» минут за сорок. Черкизов, Мелисса и Борис условились встретиться завтра в семь утра в вестибюле гостиницы, после чего Черкизов уехал.

Борис, сидя в кресле, ожидал, пока Мелисса заполнит регистрационную карточку гостя и получит ключи от своего номера. Он поднял её вещи к ней в номер. Было ещё не поздно, и они решили погулять до ужина по Москве. Пройдя дворами от гостиницы, вышли на Калининский проспект прямо напротив касс «Аэрофлота». По подземному переходу перебрались на противоположную сторону улицы, подошли к Старому Арбату и двинулись дальше по нему в сторону театра имени Вахтангова. Случайно прикоснувшись к руке Мелиссы, Борис снова отметил, что у неё холодные руки, и напомнил ей русскую поговорку. Она живо вспомнила Женеву и то, чем это всё закончилось. Улыбнувшись и  вдохнув московский воздух, Мелисса, чтобы показать, что сердце у неё действительно горячее, взяла Бориса под руку и тесно прижалась к нему. Так они дошли до ресторана «Прага», повернули налево, снова вышли на Калининский проспект и оказались у магазина «Мелодия». Магазин был открыт.

– Let’s go in, (117) – предложил Борис.
– Okay. It could be а fun. (118)

Борис открыл дверь магазина, пропуская вперёд Мелиссу. Они прошли мимо полупустых полок, но, по всему было видно, что полки начинают заполняться товаром. У прилавков, как обычно, толпились люди. Они прошли к секции струнных инструментов. Подойдя к прилавку, Бориса вдруг осенила идея.
 
– Девушка, – обратился Борис к продавщице, – можно посмотреть вот эту скрипку? – И он указал на одну из самых дешёвых скрипок. Продавщица молча сняла её со стенда и протянула Борису. Он взял инструмент левой рукой, а пальцами правой коснулся струн. Струны были спущены. Борис привычными движениями слегка подтянул их.

Теперь он уже знал, что делает. Он снова обратился к продавщице, попросив на этот раз смычок.
– Вы что, собираетесь играть прямо здесь? – недовольно спросила, порядком уставшая за целый день продавщица.
– Нет, – ответил Борис. – Я просто хочу попробовать инструмент.
– А вы не сломаете? А то мне попадёт от директора, – ворчливым голосом ответила продавщица.
– Boris, please, let’s go away. Don’t you see, that she doesn’t wont to help us? (119)
– Don’t worry, my fair Lady, (120) – мягко ответил Мелиссе Борис. – This is my territory. I know how to deal with nice but tired girl. (121)

Глядя на продавщицу, он понял, что та понимает по-английски. И девушка мягкой улыбкой оценила вежливость Бориса. Продавщица взяла смычок и передала его Борису.
– Только не просите канифоль. Этого я вам не могу дать.

Борис положил скрипку на левое плечо и, прижав её подбородком, левой рукой начал подтягивать струны, мягко водя по ним смычком. По его виду было ясно, что он делает это далеко не в первый раз. Вначале скрипка издавала звуки давно не смазанной садовой калитки. Но постепенно, почувствовав прикосновение мастера, покорилась и начала звучать так, как и должна звучать скрипка.

Наконец, после нескольких минут настройки, взяв первый аккорд, он повернулся к Мелиссе, заиграл, и скрипка запела его руках. Борис играл «Муки любви» Крейслера, глядя прямо в глаза Мелиссе. Скрипка начала петь о любви, и при этих звуках у Мелиссы перехватило дыхание. Она всё поняла. По какому-то совпадению, именно «Муки любви» было одним из её любимейших произведений. Окончив играть эту пьесу, не останавливаясь, Борис заиграл «Ночную серенаду» Шуберта. Постепенно стали подходить люди, но Борис продолжал играть, не замечая никого вокруг. Его взгляд был устремлён на Мелиссу. И она смотрела на Бориса, не отрывая от него своих лучистых глаз. Когда закончилась серенада, люди вокруг начали хлопать. И тогда он заиграл снова. На этот раз – «Очи чёрные». И тут, увлечённые игрой Бориса, стоявшие вокруг них люди, начали тихо напевать: «Очи страстные и прекрасные. Как люблю я вас. Как боюсь я вас ...». На этот раз, когда Борис закончил играть, ему устроили настоящую овацию. Он улыбнулся, вернул смычок и скрипку продавщице. Поблагодарил её, и они с Мелиссой вышли из магазина, улыбаясь посетителям.

Выйдя из «Мелодии», Мелиса взяла Бориса двумя руками под руку и прижалась к нему.
– Did you played for me? I know. Thank you. It was very kind of you. You made me fill good. (122)
– I was playing for you. And I am glad you like it. Thank you. (123)

Леди Мелисса, конечно же, нравилась Борису. Нравилась, не то слово! Именно, как женщина. И Борис тоже нравился ей, но при наличии обстоятельств, в которых они находились, с его стороны было бы просто глупо начинать этот безумный хоровод.

Вернувшись с прогулки, они зашли в ресторан и поужинали. После чего Мелисса сказала, что ей нужно сделать несколько телефонных звонков, и ушла к себе.







ГЛАВА 40
Москва
23 сентября 1993 года

23 сентября 1993 года по решению Верховного Cовета Российской Федерации в Москве открылся внеочередной 10-й Съезд народных депутатов России, который подтвердил все решения, принятые Верховным Советом. Однако предпринимать конкретные шаги по восстановлению законности депутаты не стремились, полагая, что одного их авторитета для противодействия президентской коалиции будет достаточно.

После ввода в действие Указа №1400, в здании Верховного совета были отключены сначала средства правительственной связи, а потом и вся телефонная связь. В Доме Советов, по приказу московского мэра Лужкова, были отключены все коммуникации – электричество, водоснабжение, канализация.

Ситуация накалилась до предела. Счёт пошёл на часы. Нависший над страной тяжёлым туманом, фантом гражданской войны начинал становиться реальностью.
























ГЛАВА 41
Москва – «Куромыч»
23 сентября 1993 года

Утром 23 сентября Борис и Мелисса не стали выписываться из гостиницы, так как они должны были вернуться в тот же день вечером. Более того, Борис оставил все свои вещи в номере. С собой он взял только портфель с документами и самыми необходимыми предметами туалета. В вестибюле гостиницы он стал дожидаться Мелиссу и Черкизова. Часы показывали ровно семь, когда появилась Мелисса. Молодая женщина после 9 часов сна, горячего душа и макияжа выглядела очень привлекательно. Практически одновременно с ней в гостиницу вошёл Черкизов. Погрузив обе сумки Мелиссы и портфель Бориса в ожидавшую их машину, они отправились в аэропорт «Домодедово», откуда осуществлялись регулярные рейсы в «Куромыч».

За ночь погода слегка поменялась. И хотя осень ещё не окончательно оттеснила лето, но уже чувствовалось её неумолимое приближение. В воздухе висела какая-то морось – то ли повышенная влажность, то ли лёгкий дождь. Они довольно быстро добрались до «Домодедово». Город только начал просыпаться. По московской традиции, люди начитали работать в разное время, поэтому на улицах было ещё мало транспорта. Кроме того, в те годы не было такого количества машин, как сейчас. Борис помнил ещё время, середину пятидесятых, когда московские улицы и проспекты были широченными (для тогдашнего количества транспорта) и ежедневно их мыли поливальными машинами. Но это время ушло, по всей видимости, навсегда.

Они приехали в «Домодедово» за час до вылета. Посадку только объявили, и на регистрацию стояла небольшая очередь. Вещи Бориса и Мелиссы не подлежали сдаче в багаж. Получив посадочные талоны, они подошли к Черкизову, чтобы попрощаться и договорится о встрече в «Домодедово» на обратном пути. К удивлению Бориса, Черкизов сказал, что летит вместе с ними. По плану Борис должен был лететь только с Мелиссой. Они же вдвоём должны были вернуться в Москву в тот же день. Это было полной неожиданностью, но не составляло проблем. Черкизов – начальник охраны Кравченко и должен знать своё дело. Его присутствие не меняло их планов. Даже, наоборот.

Уже в самолёте, усаживаясь в кресло рядом с Борисом, Мелисса взяла его под руку. И закрыв глаза, прижалась к Борису, чтобы ей стало теплее. Она молчала и не открывала глаз всё недолгое время перелета. Когда разносили завтрак, Борис отказался от него, чтобы не разбудить Мелиссу. Самолёт совершил посадку в аэропорту «Куромыч», и Борис, чтобы разбудить Мелиссу, коснулся её руки. Второй раз за этот день Борис удивился, потому что она неожиданно сжала его руку. Как бы не пришлось удивляться в третий раз, подумал Борис. Эта его мысль оказалась пророческой.

В «Куромоче» было значительно холоднее, чем в Москве. Пар клубами шёл изо рта. Мелисса ёжилась от прохлады в своём пальто, да и Борису в кожаной куртке было не жарко. Дубы, берёзы и осины стояли уже почти голые, только на некоторых ещё кое-где оставались красные и жёлтые листья. Дул небольшой, но порывистый ветер.

Выйдя из аэровокзала, они подошли к ожидавшим их двум машинам. И тут Борису пришлось удивиться в третий раз: Черкизов в весьма резкой форме заявил, что он едет с Мелиссой, а Борис поедет отдельно, во второй машине. Такая постановка вопроса показалась Борису странной, но возражать он не стал. Если начальник охраны Кравченко так сказал, значит так надо, но то КАК он это сказал, вызвало удивление.

В красных «Жигулях», куда посадили Бориса, водителем был огромный кавказец. Другой кавказец с чёрными зубами уже сидел на заднем сидении. В БМВ, предназначавшемся для Черкизова и Мелиссы, кроме водителя тоже сидел ещё один кавказец. Выглядели они все как-то подозрительно неопрятно, грязно. Вообще, всё это было очень странно и не вписывалось в привычную картину. Но раздумывать было некогда...

Они отъехали от аэровокзала. БМВ уверенно покатила вперёд, а машина Бориса слегка отстала. Подъехав к развилке шоссе М-5/Е-30 Куйбышев – Тольятти, Борис увидел, что БМВ поехала не в сторону Куйбышева, а в сторону Тольятти. Он спросил водителя, куда они едут, но тот ответил, дескать, подожди немного, не торопись, сейчас всё увидишь. Минут через тридцать они доехали до небольшого поселка Винтай, стоящего на трассе Куйбышев – Москва, и вдруг неожиданно свернули направо, на проселочную дорогу. БМВ продолжала двигаться впереди по проселочной дороге. Они ещё раз свернули направо. С левой стороны дороги, примерно в километре, показалась свиноферма, которая осталась сзади. Наконец, они достигли какого-то дачного поселка.

На указателе Борис прочёл: деревня Новоматюшкино. Проехав в самый конец улицы, почти на краю леса, они свернули к вполне новому дому с забором. Подъезд к дому был покрыт щебёнкой. Машина с Борисом подкатила к самому дому. БМВ уже стояла у крыльца. Водитель грубым голосом сказал Борису:
– Всё. Вылезай. Приехали.

Борис открыл дверь машины, взял свой портфель, и в этот момент кавказец схватил его за рукав куртки и потащил к крыльцу. Это было настолько неожиданно, что Борис даже не успел оказать сопротивление.

Кавказец втолкнул его в дом. Черкизов был уже там. Он подошёл к Борису и ударил его в лицо, но не кулаком, а ладонью:
– Что, падло, доездился, тварь поганая, – злобно выругался Черкизов. – Замочи его, – обратился он к кавказцу, – а суку эту прибереги. Я сейчас отъеду на двадцать минут, мне позвонить надо, а когда вернусь, мы ею займёмся. Кстати, ты завёз керосин? Не забудь разлить его по дому, когда палить начнёшь.
– Не гони пургу, хозяин, всё сделаю, как договорились, – ответил кавказец. – Наверху восемь канистр и внизу две. Для них хватит. – И подло засмеявшись, спросил: – Заставить этого лоха смотреть, как я буду драть суку, или замочить его раньше? Хозяин, а ты, по случайности, не забудешь заплатить за работу?

Два других бандита гадко засмеялись, показав гнилые зубы. Черкизов, не обращая внимания на вопрос об оплате, спокойно ответил:
– Дело твоё, но до моего приезда её не трогать. Я буду первым. Ясно? Так! Запри пока его в ванной, а я поехал.
– А вы чего ждёте? – обратился Черкизов к двум грязным уродам. – Гоните за выпивкой и жратвой. Эх, и оттянемся же мы сегодня! – противным голосом, по-бабьи, провизжал он.
Один из этих уродов спросил у кавказца:
– А где ключи от «Жигуля»?
– Где-где? В машине. Вот где, – ответил он.

Оба бандита, выполняя команду Черкизова, выбежали на улицу. Сели в «Жигули» и, включив мотор, рванули в ближайший сельский магазин. А огромный кавказец схватил Бориса за шиворот и, словно овцу, потащил в ванную комнату.















ГЛАВА 42
Деревня Новоматюшкино
23 сентября 1993 года

Кавказец взял деревянный брусок, упирающийся своей верхней частью в дверную ручку ванной комнаты и, таким образом, запирающий её снаружи, открыл на себя дверь и втолкнул Бориса внутрь. После этого, закрыв дверь, установил брусок на прежнее место. В ванной тускло горела лампочка. К своему удивлению, Борис увидел сидящую на краю грязной ванны, рыдающую леди Мелиссу.
– What did they do to you? (124) – c волнением, страданием и сочувствием спросил он у несчастной девушки. Та явно была в ужасе от этой, казалось, безвыходной ситуации.
– Th-th-they w-w-will r-r-r-rape m-me! I would rath-th-ther be d-d-dead. (125) – рыдая, с трудом ответила она, ожидая ужасной участи.

Борис понимал весь драматизм ситуации. Надо было немедленно что-то предпринять, пока он ещё не связан, не избит или изуродован бандитами. Времени есть всего несколько минут. Нужно что-то делать. Но что? Черкизов скоро вернётся, и тогда всё – конец. Да и без Черкизова кавказец способен свернуть шею Борису, как птенчику. А тут ещё и Мелисса. Что делать? Что же делать?

Взгляд Бориса упал на пол – там, на давно не мытом полу ванной комнаты оставались следы когда-то сделанной попытки ремонта. Кругом валялись тряпки, обрывки проводов, гвозди и прочий мусор. На стене он увидел электрическу. розетку. Прозрение пронзило его, как молния. Борис взял достаточно длинный кусок частично оголенного голого провода и крепко прикрутил его к ручке двери. Другой кусок провода он просунул под дверь так, чтобы провод перегнулся через порожек и длинным оголенным концом лёг на пол перед дверью. Набрав из крана немного воды в грязный граненый стакан, стоявший на раковине, он залил воду в щель между дверью и порожком, так чтобы вода вылилась на пол перед дверью. Затем осторожно вставил свободные концы проводов в электрическую розетку. Снова наполнил стакан водой и вылил его на пол. Леди Мелисса, перестав рыдать, но продолжая всхлипывать, наблюдала за его действиями. Она была настолько морально подавлена, что совершенно не понимала, что происходит.

В это время Борис услышал, как Черкизов сказал кавказцу:
– Так. Я поехал и вернусь через минут пятнадцать-двадцать, а ты, давай, действуй.

Кавказец пошёл в комнату. Взял заранее приготовленный, метра три длиной, кусок нейлоновой верёвки и двинулся в ванную комнату.

Борис услышал надвигающиеся шаги. По своему обычаю, в доме бандит был без обуви, в одних носках. Вступив в лужу с водой, он выругался, схватил деревянную подпорку, а другой рукой крепко взялся за ручку двери. Он даже не понял, что произошло. Электрический ток напряжением 220 вольт прошёл через всё его тело, через ноги и руку. Его огромное тело затряслось. Он пытался освободить руку, но судорога свела все мышцы – он потерял сознание. Всё ещё держась за ручку двери, тело его сползло на пол по противоположной от ванной стене коридора.

Борис осторожно вынул оба провода из розетки. Боясь, что бандит придёт в себя, Борис с трудом перевернул кавказца лицом вниз и нейлоновой верёвкой связал ему руки за спиной. Этой же верёвкой Борис связал ему ноги, затем, подтянув их к голове, крепко стянул руки с ногами той же веревкой. После этого он обмотал шею кавказца голым концом провода, а другим проводом перемотал ему руки. Кавказец, приходя в сознание, застонал. Но было поздно. Борис по очереди вставил концы обоих проводов в розетку. Огромное тело бандита вновь затряслось в конвульсиях от проходящего по нему электрического тока, и он опять потерял сознание.

Борис выдернул провода из розетки и, снова перевернув пленного, вытащил из кобуры, пристегнутой у того на боку, пистолет «Макаров», нажал на кнопку фиксатора обоймы и вынул её из пистолета. Проверив обойму (в ней оказалось четыре патрона), Борис оттянул кожух затвора – в патроннике был пятый патрон. Он вставил все патроны обратно в обойму, передёрнул кожух затвора, но не стал ставить пистолет на предохранитель. Мало ли что может случиться. Затем Борис проверил карманы кавказца. Вынул у него из внутреннего кармана пиджака паспорт и положил его в свой карман. Черкизов в любую минуту мог вернуться, – тогда опять силы будут не в пользу Бориса.

На шум из ванной вышла Мелисса. Бедняга была похожа на привидение. Она молча, с широко раскрытыми от ужаса глазами, наблюдала за тем, что делает Борис.

Кавказец продолжал лежать на спине в той позе, как его оставил Борис, отбирая пистолет. Внезапно тот тихо застонал. Борис схватил какую-то грязную тряпку с пола кухни, свернул кляп. Разжав зубы кавказца, он вставил кляп ему в рот. Затем перетащил его в кухню и положил углом, так чтобы тело не мешало закрыть дверь. Они вышли из кухни, и Борис закрыл за собой кухонную дверь.

– Please, go in the bathroom and stay there. I will let you know, when you come out, (126) – тоном, не вызывающим дополнительных вопросов, сказал Борис. Мелисса молча подчинилась.

Она вошла в ванную и закрыла за собой дверь изнутри. Борис прошёл в комнату и расположился прямо напротив входной двери. У него был только один союзник – внезапность. У него был только один шанс – он должен был успеть выстрелить первым.

Позиция напротив двери не понравилась Борису, но передвигать мебель он не стал. Черкизов был тренированный профессионал и мог почуять перемену в обстановке. Борис зашёл за низкую горку, стоящую возле окна, опустился на колени, а руки положил на прилавок горки, используя его как упор и стал ждать.

Дома, в Калифорнии, у Бориса было несколько единиц оружия: 6-зарядный револьвер «Кольт-Агент» с патронами 38-го калибра, автоматический 15-зарядный 9-миллиметровый «Таурус» бразильского производства. Иногда, раз в год, он ходил в тир, но не был профессионалом, как эти бандиты. Он никого никогда не убивал. Для того, чтобы убить человека, нужно что-то преодолеть в себе. Спустить курок далеко не просто. Для этого необходимо тренироваться.

Время остановилось. Чем дольше Борис ждал, тем сильней страх неизвестности сводил ему руки. Он слышал каждый удар своего сердца. Каждый новый удар мог оказаться последним. От напряжения вспотели руки. Борис опустил их вниз, оставив пистолет на прилавке, и в этот момент послышались шаги перед дверью – это вернулся Черкизов. Борис обеими руками схватился за пистолет. Всё его тело напряглось в ожидании.

Черкизов неслышно вошёл в прихожую. Закрыл за собой дверь и повернулся, намереваясь пройти в комнату. Тут, на полу перед ванной, он увидел лужу. Мигом что-то почувствовав, он потянул руку к кобуре, но не успел – Борис нажал на спусковой крючок пистолета прежде, чем Черкизов достал своё оружие.

Пуля попала Черкизову в живот и отбросила его назад к входной двери. Раненный, он всё же попытался дотянуться до рукоятки пистолета. Но Борис выстрелил снова. Увидев, что пуля прошла мимо, Борис выстрелил в третий раз и прострелил ему грудь. Стрелять Черкизов уже не мог. Силы оставляли его. Черкизов зарычал. Но не от боли, а от сознания, что ему конец. И от кого! От кого! От лоха!

Борис вышел из-за своего укрытия и выстрелил с близкого расстояния в четвертый раз, целясь Черкизову в голову. Пуля пробила ему череп. Мозги с кровью вытекали из отверстия в голове Черкизова. В ванной комнате леди Мелисса уже не рыдала, а выла и билась в истерике. Борис превратился в зверя. Подхватив с вешалки в передней какое-то тряпьё, он открыл дверь на кухню, подошёл к лежащему на полу кавказцу. Тот, сверкая глазами, смотрел на Бориса своими огромными ненавидящими глазами, мычал и пытался разорвать связывающие его верёвку и провода. Набросив на бандита тряпьё, Борис выстрелил ему в голову, используя последний патрон. Приподняв наполняющуюся кровью тряпку, он убедился, что кавказец мертв.

Борис понял, КАКОЙ путь он прошёл за те несколько минут, что находился в этом проклятом доме. От запаха свежей человеческой крови и вида трупов его стошнило –  вырвало прямо на пол. Борис перехватил воздух. Второй приступ рвоты, вызвав конвульсии и дикую боль в солнечном сплетении, заставил его схватиться за живот. Ему стало чуть легче. Первым желанием было бежать, но он помнил, как Черкизов велел сжечь его и Мелиссу. Кроме того, оставшиеся двое бандитов могли вернуться из магазина в любую минуту.

Промыв рот в кухне под краном, он вытерся тыльной стороной ладони. Пистолет кавказца оставался в правой руке. Слегка пошатываясь, Борис вышел из кухни и, подойдя к телу Черкизова, вынул пистолет из его руки – крови ни на пистолете, ни на руке Черкизова не было. Проверив обойму и, убедившись, что она полная, вернулся в кухню и чистой тряпкой протёр оба пистолета. Черкизовский ствол он спрятал у себя на спине, за поясом. Теперь Борис твердо знал, что он может стрелять и убивать. Он уже сделал это. И, если понадобится, повторит. Тем более, что, отправленные Черкизовым в магазин, двое бандитов с минуты на минуту должны вернуться.

Борис зашёл в ванную, где бедная Мелисса, закрыв лицо обеими руками, молча тряслась от ужаса и переживаний.

– Is that you? (127) – сражённая звуками выстрелов, шёпотом произнесла Мелисса. – I thought they killed you. (128) – Прошептала она: – You’ve saved us both. Will we run? I was praying for you, and Lord helped you. You are my knight!.. (129)

Борис понимал, что Мелисса находится в шоке. Он велел ей не выходить из ванной, а сам вернулся в комнату. Стараясь не испачкаться в крови, Борис развернул тело Черкизова, залез к нему во внутренний карман пиджака и изъял оттуда паспорт и записную книжку. Он искал ключи от машины, но в карманах брюк, обнаружил вдруг не то, что искал, а толстенную пачку денег. Не считая, он положил деньги к себе. Связка ключей нашлась на полу у двери. На ней был и ключ с эмблемой фирмы БМВ.

Под вешалкой валялся какой-то пластиковый пакет. Борис сложил в него пистолет кавказца с пустой обоймой, документы обоих бандитов и записную книжку Черкизова. Сумки с деньгами, которую Мелисса привезла с собой, в доме не было. Вероятно, Черкизов унёс её с собой, когда уезжал. Борис открыл дверь и, в два захода, вынес из дому их с Мелиссой одежду и вещи. Укладывая всё на заднем сидении машины, он обнаружил там сумку с деньгами и, положив в неё пластиковый пакет с пистолетом и документами бандитов, снова вернулся в дом – на этот раз уже за Мелиссой. Войдя в ванную и нежно взяв Мелиссу за руку, он, отведя пряди волос с её лица, бережно поцеловал эту милую, добросердечную и так настрадавшуюся девушку. Обнимая за плечи, он вывел её в коридор, стараясь вести так, чтобы она не видела, что там твориться. Оказавшись возле машины, Борис помог Мелиссе сесть на сидение и плотно закрыл дверь.

Борис вернулся в дом. Вошёл в кухню и, взяв со стола коробок со спичками, положил его себе в карман, а затем пустил газ в обе горелки и духовой шкаф. Потом притащил из коридора пластиковую канистру и вылил её в кухне, где уже сильно пахло газом, на тело кавказца. Содержимым второй канистры он полил всю комнату и тело Черкизова, лежащего в прихожей. Затем он поднял лежащие в луже – на полу перед дверью в ванную комнату – провода и прикрутил один из них к ручке двери ванной. Другой провод он перекрёстно прикрутил к ручке кухонной двери. Будучи одновременно открытыми, обе двери соприкасались одна с другой и не давали возможность войти в кухню. Оставив дверь ванной комнаты открытой, именно так, чтобы она мешала пройти в кухню, он вставил оба провода в розетку. Теперь, при малейшем движении двери, провода сойдутся, и возникнет искра, которая должна привести к взрыву газа.

Борис прикрыл входную дверь и вышел к машине. Вдруг, вдалеке, он увидел клубящуюся пыль, и едущие к дому красные «Жигули» – бандиты возвращались из магазина. Борис быстро открыл дверь БМВ и буквально вытащил из неё совершенно растерявшуюся Мелиссу. Он поволок девушку прочь от машины к растущим неподалеку от дома кустам, велел ей лечь на траву за кустами и лежать там молча, что бы ни произошло. Сам он, пригибаясь, перебежал за крыльцо дома и присел, прячась от бандитов. Борис вынул пистолет – он твёрдо знал, что убьёт обоих уродов, если те попытаются двинуться к нему либо к Мелиссе.

«Жигули» подъехали к дому и остановились. Один из бандитов подошёл к БМВ, увидел вещи и что-то сказал другому на их языке. Они открыли багажник БМВ, достали из него ещё четыре канистры и вошли в дом.

Борис же в это время выбежал из-за крыльца и перебежал за «Жигули». Он встал за машиной так, чтобы колёса скрывали его ноги. Взял пистолет двумя руками и, используя крышу автомашины в качестве упора, нацелил пистолет в сторону крыльца. Если бандиты выйдут из дома он пристрелит их. Теперь он точно знал, что сделает это. И не промахнётся. Борис сегодня уже убил двоих негодяев, убьёт и ещё двоих. В этом он был абсолютно уверен.

В доме был сильный запах газа, настолько сильный, что он заглушил запах разлитого бензина. Увидев лежащего на полу Черкизова, они подумали, что его завалил кавказец, который, наверняка, уже убил Бориса и Мелиссу. Они позвали кавказца по имени, но тот не отозвался. Они оглядели комнату – в комнате был порядок. Дверь в ванную была раскрыта. Один из них, чтобы освободить проход на кухню, толкнул эту дверь ногой. Оба провода сошлись вместе. Между ними пробежала искра. Страшный взрыв внутри дома разметал обоих бандитов. Дом мгновенно охватило пламя пожара.

На подкашивающихся ногах Борис подбежал к Мелиссе. Она практически была без сознания. Он подтащил девушку к машине. Снова усадил несчастную на переднее сидение. Затем подбежал к «Жигулям». Заглянул в бардачок, достал оттуда какие-то бумаги, отогнул солнцезащитный козырёк перед сидением водителя. Там были ещё какие-то бумаги. Забрав все документы и лежавшие на сидении водителя ключи от «Жигулей», Борис вернулся к БМВ. Открыл заднюю дверь, вынул из дорожной сумки пластиковый пакет и положил туда всё, что забрал из «Жигулей». Затем сел в машину и включил зажигание. Они медленно начали двигаться прочь от этого ужасного места. Мелисса сидела молча, глядя прямо перед собой. Борис тоже молчал. Они проехали ворота дачи и свернули налево на дорогу. Борис оглянулся – огонь уже охватил весь дом. Внезапно раздался ещё один взрыв. Похоже, что это взорвался газовый баллон. Послышались звуки лопающихся оконных стекол. Борис сознавал, что ветер раздует пожар. Пока приедут пожарные, учитывая количество пластиковых канистр, с чем они там притащили: бензином, керосином, – спасать уже будет нечего…

Острая боль в солнечном сплетении усиливалась, но нужно было бежать от этого места. Бежать прочь: как можно дальше, и быстрее.

Навстречу им не попалась ни одна машина, и они не видели ни одной живой души. Но это не значило, что они спасены. Долго использовать эту машину тоже нельзя – её могли разыскивать или она могла иметь радиомаяк. В то же время им обоим необходим был отдых. Хоть полчаса. Даже не для того, чтобы спать, но просто лежать, не двигаясь, с закрытыми глазами. Проехав по просёлочной дороге до первого поворота в лес, он свернул в него. Заехав за высокие, покрытые багровыми листьями, кусты, Борис остановил машину.
– Please, close your eyes, (130) – прошептал он Мелиссе.

Она, подчиняясь ему, закрыла глаза. Шатаясь от усталости, Борис вышел из машины, обошел её спереди, открыл дверь со стороны Мелиссы, и, управляя кнопкой на двери, перевел её сидение в лежачее положение. Резкая боль в животе не оставляла его. Борис вернулся обратно в машину и опустил своё сидение на уровень сидения Мелиссы. Он положил свою ладонь на её руку и закрыл глаза. Силы оставили их. Они как будто куда-то провалились.

ГЛАВА 43
Деревня Новоматюшкино
23 сентября 1993 года

Трудно сказать, как долго Борис спал. Проснувшись, он снова закрыл глаза. Постепенно боль в солнечном сплетении начала проходить. Силы понемногу возвращались к нему. Руки перестали дрожать. Борис открыл глаза. Девушка ровно дышала – казалось, что она спала. Он долго рассматривал её лицо. Внезапно из её глаза выкатилась слеза. Он понял, что она не спит. Борис поцеловал её в глаз, ощутив вкус солёной слезы. Он обнял Мелиссу, прижав её тело к себе, и жадно, но с нежностью, стал целовать её лицо, глаза, губы. Она прижалась к нему и отвечала на его поцелуи. Мелисса раскрыла губы. Они оба задыхались. Борис понимал, что этого делать нельзя, но недавно пережитое требовало выхода. Это не были поцелуи любви. Это была истерика. Это был выход стресса, скопившегося в них за последние несколько часов их жизней.

Осознание опасности вернуло их к реальности. Нужно было убираться отсюда и как можно быстрее. Прибор показывал уровень бензина на максимуме, вероятно, Черкизов, прежде чем приехать на дачу, заправил машину в деревне. Теперь на ней без заправки можно было проехать часов шесть, но машину могли начать искать. От машины нужно было избавиться. Но как это лучше сделать? И как быть без машины? Как уехать? Куда ехать? Эти вопросы требовали немедленного решения. Их жизнь полностью зависела от правильности принятого решения. Малейшая ошибка, и всё. Им обоим конец.

Внезапно Борис вспомнил, что, подъезжая к деревне, видел на шоссе указатель – «Больница». А что если там, недалеко от больницы, спрятать эту машину и попытаться договориться с водителем «Скорой помощи» отвезти их куда-то.

Через несколько минут они уже ехали по просёлочной дороге в направлении поселка Винтай. Примерно через восемь-десять километров, они увидели дорожный указатель: М-5/Е30. Это трасса Самара – Москва. Здесь же был дорожный указатель «Больница». Они свернули в указанном направлении. Немного не доехав до больницы, свернули за угол, ближайшего от больницы, дома. Увидев высокую кучу мусора, Борис заехал за неё и остановил машину. Они взяли все свои вещи, Борис запер машину и положил ключи от БМВ в карман.

Возле больницы стояло несколько машин «Скорой помощи».
– Мужики, – обратился Борис к курившим неподалеку водителям, – в Сызрань не свезёте?
– А чего дашь? Не близко ведь.
– Сотню «баксов» дам, – предложил Борис, зная, что это во много раз больше, чем надо.
– Годится, – сказал один парень, – мне бабки нужны. Садитесь, ребята. Погнали.

Они сели в «Скорую помощь» и быстро поехали в направлении трассы Самара – Москва.































ГЛАВА 44
Трасса Самара – Москва
23 сентября, 1993 года

Садясь вместе с Мелиссой на заднее сидение машины, на всякий случай Борис, незаметно для водителя, переложил пистолет из-за спины в карман куртки. Выехав на шоссе, водитель достал из нагрудного кармана рубашки пачку сигарет, вынул одну и, положив себе в рот, протянул пачку Борису:
– Курите? – то ли спрашивая, то ли предлагая, спросил он.
– Спасибо не курю, – вежливо отказался Борис.
– А тебя как звать, земеля, – спросил водитель Бориса.
– Меня зовут Борис.
– А меня, вот, Геннадием кличут. Крокодил Гена. Небось, слыхали про такого? – засмеялся водитель.
– А тебя как зовут сестренка? – весело спросил он Мелиссу.
– Она не понимает по-русски, – ответил за Мелиссу Борис. – А зовут её Мила.
– Во даёшь, братан! – с уважением, удивлением и, даже слегка завидуя, сказал Гена.
– What are you two talking about? (131) – спросила Мелисса.
– The guy asked your name, (132) – ответил ей Борис.
– What did you tell him? (133) – снова спросила Мелисса
– I said that your name is Mila. Melissa is very complicated. In Russian, Milaya, means “pleasant to my heart” or, I can even say, “my love”, (134) – слегка хриплым, изменившимся от волнения, голосом произнёс Борис.
– Do you really mean that? (135) – также изменённым от волнения голосом, спросила Мелисса.
– Did I ever lied to you, Mila? (136)
– Do you really mean that? (137)
– Yes, I really mean that. You are my Mila. (138)
– You are my Mila too, (139) – перейдя на шёпот, сказала девушка и положила голову на плечо Бориса. Он взял её за руку и начал нежно гладить её пальцы.
– Вы там не про меня говорите? – спросил водитель. – А то я не понимаю, а вы шутки строите, – с обидой сказал Геннадий.
– Да нет, что ты, – вздохнув, ответил ему Борис, – мы просто разговариваем.

Они уже проехали посёлок Зеленовку, как водитель снова спросил Бориса:
– А где ты, Борис, работаешь?

И тут в голове Бориса словно высветился весь план их спасения.
– В «АлмазБанке». Может, ты слыхал о таком?
– Как же не слыхал? Конечно же слыхал. У меня там шуряк водилой работает. Серёгой зовут. Он там ихнего директора по безопасности возит.
– Это мой друг, – сказал Борис. – И с Сергеем, который его возит, мы тоже знакомы.
– Во! – Геннадий хлопнул себя по колену. – Мир-то как тесен.
– Слушай-ка, Гена, – внезапно сказал Борис, – отвези-ка ты нас вместо Сызрани в Старый город – на Баныкина, в банк. И тебе ближе будет. И нам удобнее.
– А не поздно ли, там уже нет никого? – спросил Геннадий.
– Ничего. Всех кого надо, мы там разыщем, – с уверенностью ответил Борис.

И вместо того, чтобы повернуть налево – в сторону посёлка Жигулёвское Море и дальше, через плотину, на Сызрань, они повернули направо – к Васильевке. Затем, не заезжая в неё поехали через Комсомольский, мимо порта, а там, через Порт Посёлок, – по направлению к Старому городу.

Когда они подъехали к зданию банка на Баныкина, было уже за восемь вечера. Борис с Мелиссой взяли свои вещи и вышли из машины. На них пахнуло холодом. Изо рта шёл пар – осень брала своё. Борис заплатил водителю, и они попрощались с ним. Геннадий сказал, что подождёт минут десять, на тот случай, если охрана их прогонит. Тогда он завезёт их в гостиницу «Жигули», буквально в нескольких кварталах отсюда.

«АлмазБанк» занимал панельную пятиэтажку-«хрущевку», построенную ещё во времена возведения Волжской ГЭС. К удивлению, дом был оборудован лифтом. «АлмазБанк» выкупил все квартиры, переселил жильцов и переоборудовал здание под банковские нужды. В прежних квартирах теперь размещались офисы. Несколько однокомнатных квартир на верхнем этаже были отремонтированы, обставлены простой мебелью и использовались как гостиница. Раз в день туда приходила уборщица: меняла бельё, убирала и завозила продукты. Там и намеревался поселиться Борис с Мелиссой.

Борис позвонил в дверь банка. Вышел охранник и грубо спросил:
– Вам чего надо?
– Мне срочно нужно позвонить кому-нибудь из руководителей банка: либо Кислову –директору по безопасности, либо исполнительному вице-президенту – Лидии Турниной, либо самому Павлу Моисеевичу, – твёрдым голосом произнёс Борис.

Разобравшись, что Борис знает руководителей банка, уже несколько изменив интонацию, охранник сказал:
– Сейчас я вам наберу Кислова. Но не поздно ли будет?

Они подождали, пока зазвонил звонок. Трубку взяла жена Кислова – Таня.
– Танечка, вы ещё не спите? – спросил Борис. – А сам-то где?
– Борис! – узнав его по голосу, радостно сказала Таня. – Сейчас. Сейчас приглашу. Лёня, иди скорее. Это Борис звонит из Калифорнии.
– Борька! Рад тебя слышать, как ты там в этой Калифорщине? – шутливо начал Лёня.
– Во-первых, я не там, а тут, в Тольятти, в банке на Баныкина. Во-вторых, я не один, а с девушкой. В-третьих, скажи охране, чтобы дали нам ключ от гостиницы, что наверху. В-четвертых, завтра я тебе сам многое расскажу.
– Понятно, – отреагировал Леонид. – Дай-ка трубку охраннику. Завтра увидимся.

Борис протянул телефон охраннику. Тот молча выслушал и сказал только одно слово: «Слушаюсь», после чего открыл шкафчик и выбрал ключ от номера для приезжих.
– Вас проводить? – спросил охранник. – Или вы знаете куда идти.
– Спасибо, я знаю дорогу, – сказал Борис. И они с Мелиссой пошли к лифту.

Это было для них спасением. Бандиты не посмеют напасть на банк. Банк «крышуется» другими, ещё более «крутыми» бандитами. И разборки из-за каких-то третьих бандитов им ни к чему.

Борис с Мелиссой взяли свои вещи и поднялись в лифте на пятый этаж. Открыв дверь в квартиру и пропустив Мелиссу вперёд, он зажёг в прихожей свет. Помог Мелиссе снять  пальто и повесил его вместе со своей курткой на вешалку. В квартире было сравнительно тепло, сухо и тихо. Сняв обувь, по затёртой красной ковровой дорожке, они вошли в комнату. Там стояли две односпальные кровати. Возле каждой из них вместо прикроватного столика стояли стулья. На полу перед каждой кроватью лежали неровно разрезанные кусочки ковролина зелёного цвета. Никакой мебели в комнате больше не было. Мелисса тяжело опустилась на стул, по-бабьи расставив ноги. От усталости она не могла говорить. Но блаженное тепло и чувство безопасности возвращало её к жизни.

– Mila, if you would like, you can take a shower. I will fix some dinner for us, (140) –  предложил Борис
– You said, Mila? Do you still mean it? (141) – глядя прямо ему в глаза, спросила Мелисса.
– Yes, I do, (142) – не отводя глаз, просто ответил Борис.

Мелисса взяла свою сумку и направилась в ванную, а Борис прошёл на кухню. Он открыл холодильник: там были яйца, масло, копчёная колбаса, немного сыра и добрый кусок украинского сала. На дверце холодильника – початая бутылка водки, закрытая бутылка Рислинга и несколько баночек Кока-Колы. Борис достал сковородку, зажёг газ и поставил сковороду на горелку. У него перед глазами проплыла картина, будто он видит себя со стороны, разливающего бензин и взрывающего этот проклятый дом. Но он отбросил это видение. За этот день из стареющего мужчины он превратился в полного мужской силы «супермена».

На столе в хлебнице нашлась буханка хлеба. Он нарезал хлеб на тарелочку. Достал из холодильника продукты. Положил на сковородку масло и разбил четыре яйца. Нарезал сало, сыр и колбасу. Достал из настенного шкафчика рюмки и стаканы, а из выдвижного ящика тумбочки – ножи и вилки. Борис налил в чайник воду и, не включая горелку, поставил его на газовую плиту. Взял из пачки два пакетика чая «Эрл Грей» и положил их в две чашки. Разложив всё аккуратно на небольшом столе, он стал ждать Мелиссу. Вода в душе перестала шуметь, и он услышал её голос:
– Mila, please, come in and give me a towel. (143)

Борис открыл дверь ванной, где стояла мокрая Мелисса. Она смотрела на него своими лучистыми глазами и совершенно не стеснялась своей наготы.

Мокрые тёмно-медные волосы спадали к её круглым плечам, а серо-зелёные глаза излучали нежность. Коричневые кружки вокруг её сосков подчеркивали прелесть её бело-розовой, мраморной кожи. Соски на её грудях набухли и поднялись. Борис посмотрел вниз на девичий животик. Её бедра и коленки были настолько женственными, что у Бориса вспыхнуло естественное желание любить эту, по сути, незнакомую, но такую желанную, молодую женщину прямо сейчас. Он снял с вешалки чистое полотенце, и накрыл им Мелиссу, одновременно вытирая её тело. Она подняла вверх руки и, обхватив Бориса за шею, сказала:
– This what I promised when I prayed for you, when you fought for our lives, my Mila. (144)
– What would you have done, if they had killed me? (145)
– I would commit suicide. I couldn’t live any longer, if they had taken my body. Please, don’t say more words about this ordeal. Please, take a shower and make love to me. I bag you, to be my Mila for real. (146)
– But I prepare our dinner. (147)
– Cоmе on, you are fat glutton, (148) – смеясь, сказала Мелисса. – Don’t you wont me? (149) – спросила она, целуя Бориса в губы.
– I am sorry. I didn’t mean it. I thought, that you would be hungry. (150)
– Yes, I am hungry as lioness, but first thing shall be always first. (151)

И Борис, подчиняясь её и своему зову, начал раздеваться. Мелисса вышла. Он с наслаждением намылил тело и под горячим душем смыл с себя весь ужас этого кровавого дня. Ужас ушёл с мыльной пеной. Вытершись и обернувшись полотенцем, он вышел из ванной.

Мелисса, накрывшись простыней, лежала в кровати и ждала его. Он выключил свет и лёг рядом с ней. Борис почувствовал, как колотятся их сердца в ожидании любви. Он повернулся к ней и нежно поцеловал девушку. Она прижалась к нему всем телом и, обхватив его руками, стала целовать его лицо, шею, спускаясь всё ниже к его животу.

Сколько продолжался этот экстаз любви сказать трудно. Но всему, даже самому прекрасному, наступает конец. Мелисса замерла, отдыхая. Её тело, разморенное любовью, распласталось на кровати. Борис поцеловал её в живот. Она смущенно засмеялась и спросила его:
– Am I a good lover? (152)
 
Борис не хотел пускаться в сравнения и позвал её в ванную. Они мыли там друг друга, целуясь и ласкаясь. Снова облившись водой, они вытерли друг друга и нагие вышли на кухню. Яичница уже была холодная. Он налил водку в две рюмки, открыл баночку Кока-Колы, положил нарезанное сало на хлеб и протянул его Мелиссе. Сделав такой же бутерброд для себя, он поднял рюмку и предложил ей тост «За здоровье!». Мелисса знала этот тост. По-русски чокнувшись и поцеловавшись, они выпили водку, запили Кокой и заели салом. Затем повторили ещё раз. И ещё.

Мелисса быстро захмелела. Слегка заплетающимся языком, она заявила, что уже стала русской англичанкой, что она пьёт неразбавленную водку и заедает эту водку жирным салом. Разрезав давно остывшую яичницу, они кормили ею друг друга. Покончив с этим, выпили горячего чаю.

Часы показывали половину второго ночи, когда Борис с Мелиссой легли на разных кроватях, но, полежав так две минуты, он пришёл к ней, обнял её и так, прижавшись всем телом друг к другу, они заснули. Среди ночи оба одновременно проснулись. Так, лаская друг друга, они провели всю ночь.

В восемь утра позвонил Леонид. Он сказал, что принёс еду и идёт наверх. Борис попросил Леонида прийти не раньше, чем через тридцать минут. Вместе, продолжая шутить и ласкать друг друга, они приняли душ. Вытершись одним на двоих полотенцем, они оделись и стали ждать Леонида. Ровно через тридцать минут в дверь позвонил Кислов.

















ГЛАВА 45
Тольятти
24 сентября 1993 года

Борис отпер дверь. На пороге стоял Леонид Кислов. В руке у него был плотный пластиковый пакет с продуктами. Они обнялись. Борис представил их с Мелиссой друг другу. Друзья прошли в кухню. Мелисса, понимая, что её присутствие будет им только мешать, сказала, что пойдет заниматься своими делами и, войдя в комнату, решила немного прилечь, тем более, что ночь была достаточно насыщенной. Она разделась и легла, накрывшись одеялом и обхватив подушку руками, Мелисса почувствовала запах Бориса на подушке, блаженно улыбнулась и через мгновенье уже крепко спала.

В пакете, который принёс Леонид, была бутылка водки, несколько бутылок воды, две банки свиной тушёнки, банка овощных консервов, банка солёных огурцов, пакет с пирожками и буханка хлеба. Леонид сказал, что в лоджии есть мешок картошки и лук. Они быстро накрыли на стол. Открыли бутылку водки и разлили её по рюмкам.

– Барышню звать не будем? – спросил Леня,  глядя на Бориса. – Ты что, ушёл из дома?
– С чего ты это взял?
– А как прикажешь понимать происходящее? Кто эта женщина?

Борису ничего не оставалось делать, как всё рассказать Леониду. Он умолчал только о сумке с деньгами.
– Почему ты раньше мне ничего не рассказывал, мы ведь всё же друзья.
– А какая в этом была необходимость? До вчерашнего дня всё шло путём.

Видя, что Леонид не убежден до конца в правдивости истории, Борис вышел из кухни и принёс оба пистолета и документы, отнятые у бандитов. Он положил их на стол перед Кисловым.
– Ну, а теперь ты мне веришь? Да, и ещё. Черкизов ездил звонить по телефону из Новоматюшкино. Было бы интересно знать, кому он звонил, что доложил, и кого  поставил в известность?
– Правильно мыслите, сэр, – с раздумьем в голосе, поддержал ход мыслей Бориса, Леонид. – Кстати, сегодня прошла оперативка, что вчера утром при выходе из подъезда своего дома, по дороге на работу, был убит начальник Новокуйбышевского диспетчерского узла Пётр Семёнович Анисимов. Он был убит двумя выстрелами из «Макарова». Третий выстрел – контрольный, был сделан ему в голову. Пока больше ничего не известно. Но одно ясно, что это заказное убийство. Более того, его контору подожгли и сгорели все документы. Федеральная служба безопасности занимается этим вопросом. Время возгорания совпало с моментом убийства. Значит, действовали, как минимум, две группы.
– Мы ехали на встречу с ним, – глухо сказал Борис.
– Что-что?
– Да. Это так.

Теперь у Кислова не оставалось более и тени сомнений в том, что Борис рассказал ему правду. Они действительно в опасности. Их могут искать и бандиты, и ФСБ. Он поднял телефонную трубку и вызвал своего водителя Сергея, о котором вчера говорил Геннадий.

– Серёжа, слышь. Ты проскачи-ка в Жигулиху и поспрошай местных братанов, что там за разборка была вчера. Затем, по-скоренькому, сгоняй на телефонный узел в Новоматюшкино и узнай, куда пошли звонки от Черкизова. Запомнил? Черкизова. Между часом и четырьмя часами дня. И потом сразу назад – расскажешь мне.
– Понял, начальник. Разрешите приступить? – ответил Сергей.
– Давай, давай, Серёжа. И сразу назад, понял? И ещё, заскочи в больницу, может, там ребята чего знают.
– Понял. Всё сделаю в лучшем виде, – ответил Сергей.

Положив трубку, Леонид спросил у Бориса:
– Так. А какие теперь будут дальнейшие планы?
– Самым первым делом надо обеспечить безопасность отъезда Мелиссы. Учитывая политическую ситуацию в России, это лучше всего сделать через Казахстан. Там сейчас спокойно. Для этого мне нужно позвонить в Алма-Ату, моей племяннице Марии.

Леонид поднял телефонную трубку и набрал номер своей секретарши:
– Надя, закажи межгород на номер квартиры для приезжих, – он обратился к Борису: – Какой номер телефона в Алма-Ате?
– Сейчас...

Борис вышел в прихожую, где под вешалкой стоял его портфель. Достал из него записную книжку, вернулся на кухню и протянул её Леониду, раскрыв на странице с телефоном Маши. Леонид продиктовал его секретарше, и они стали ждать соединения.

– Как я понимаю, – сказал Леонид, – вам выходить отсюда сейчас нельзя. Нам надо разобраться в обстановке. Вернётся Сергей, тогда ситуация немного проясниться. Стволы тебе не нужны. Я понимаю, что это боевые трофеи, но без них жизнь будет проще. Я почищу их и сдам на склад.
– А вот это как раз делать не надо. Я положу их на каком-нибудь вокзале в камеру хранения. У меня есть друг в Генеральной прокуратуре. Они там разберутся.
– Ты прав, – согласился Кислов. – Ну, давай, поговори с Машей, а когда вернётся Сергей, я зайду и расскажу, что там происходит.

Лёня ушёл, а Борис, тихо открыв дверь в комнату, подошёл к спящей Мелиссе. Она лежала в той же позе, что и заснула. Борис тихонечко сдвинул одеяло. Ночная рубашка Мелиссы слегка сбилась на сторону, обнажив её грудь. Борис поцеловал её в бок и, ощутив опьяняющий запах тела Мелиссы, стал целовать её. Мелисса проснулась, открыла глаза и, повернув голову, посмотрела на лицо и губы Бориса. Затаив дыхание от блаженства, охватившего её тело, она вся приготовилась к любви… Но в это время зазвонил телефон – это был междугородний оператор. Борис побежал из комнаты в кухню и поднял трубку. Мария оказалась на месте. Сбивчиво, перескакивая с одного на другое, Борис заговорил скороговоркой:

– Маша, здравствуй, это я, твой дядя Боря. Мне очень нужна твоя помощь. Ты бы могла сейчас позвонить в Лондон, отцу той девушки, с которой я вас с Морисом познакомил летом в Вашингтоне. Контракт по нефти. Ну, помнишь? Леди Мелисса. В лаунче. Её отца зовут Чарльз Спенсер. Он, вроде бы, какой-то далёкий родственник принцессы Дианы. Мы с Мелиссой оказались в очень сложной ситуации в России. Я звоню тебе из Тольятти. Телефон может прослушиваться, но пока мы в полной безопасности. Я повторяю: мы здесь в безопасности. Я могу организовать её безопасный проезд в Казахстан, например, в город Уральск или даже немного южнее, но там её должен встретить представитель посольства с охраной. Без охраны я её не отпущу.

Борис позвал Мелиссу и попросил дать ему номер телефона её отца в Лондоне.

Маша спросила:
– Что я должна ему сказать?
– Скажи ему, что его дочь Мелисса находится в смертельной опасности. Поэтому он должен связаться с послом или с министерством иностранных дел, а они должны дать указание своему послу в Казахстане обеспечить безопасный проезд Мелиссы от Уральска до Алма-Аты, а потом и до Лондона. Если у них есть вопросы, они должны набрать этот номер телефона. Мы будем дома. Мы не можем выйти на улицу. Маша, пожалуйста, не звони в Калифорнию моей жене. Не надо её пугать.
 
Маша пообещала всё устроить и перезвонить после разговора с отцом Мелиссы. На этом они распрощались. Борис положил трубку и пошёл к Мелиссе. Она сидела на кровати босая, в одной рубашке. Борис почувствовал прилив нежности к Мелиссе. Не говоря ни слова, он обнял её и, слегка навалившись, повалил на спину. Она не только не сопротивлялась, напротив, вся подалась вперёд и, слегка откинув голову, приготовилась к ласке.

В этот момент в кухне снова зазвонил телефон. Это звонила Маша:
– Дядь Боря? Я дозвонилась до Лондона. Связь была ужасная. С её отцом я не говорила, но его секретарь – полный идиот. Хотя, мне кажется, что этот болван понял главное, что Мелисса в опасности и её нужно спасать. Они вам сами позвонят. Всё. Целую. Вам надо что-нибудь ещё? Говорите, не стесняйтесь. Да. И ещё. Имейте в виду, что в Москве творится что-то жуткое. По-видимому, там начинается гражданская война.

Поняв, что игра в испорченный телефон может иметь непредсказуемые последствия, он поблагодарил Машу и положил трубку. Борис вернулся обратно в комнату к Мелиссе. Мелисса стола на коленях:
– Boris. My Love. Please, pray with me. (153)
– Melissa? What are you doing? (154)
– Do you remember? Yesterday? In this house of horror? I prayed for you, my Mila, and our Lord helped you. Do you know that Lord protected you? Without him on your own, you would have never been able to fight those bandits and win. As of yesterday, I know how and why my great-grandmothers loved their knights at the tournaments. Because they were protected by the Lord and they won. You are the greatest warrior. If I were Queen, I would make you a Duke. (155)
– Why not a king? (156) – смеясь, сказал Борис. – It is good to be a king. (157)
– O no, my love, no. You are not my King. You are my Lord! (158)
– I don’t know, how I will continue to live without you. (159) – Внезапно она перестала шутить и сказала с серьёзным лицом: – Now, I am very serious. Please, get on your knees and give me your hands. (160)

Борис, подчиняясь Мелиссе, встал напротив неё на колени и протянул ей обе руки. Они взялись за руки, образуя круг.
– Close your eyes, and repeat after me: Oh, great Lord, savior and ruler of the universe, both of us are asking for your protection. Please, make our love for each other as endless as this circle. Please, help us in all our thoughts and in all our activities. Amen. (161)

Борис повторял вслед за Мелиссой каждое слово, которое она произносила. Они встали с колен. Мелисса прижалась к Борису, поцеловала его и тихо сказала:
– Now, I wish you to be my Lord. Please, take me in your hands and make love to me, (162) – шёпотом, хотя там никого кроме них не было, сказала Мелисса и, взяв Бориса за руку, сделала шаг к кровати.

Борис почувствовал прилив нежности к Мелиссе. Она не произносила ни единого слова. Она только тихо стонала от мук любви и наслаждения. Борис ещё и ещё целовал свою подругу в знак благодарности за её любовь и наслаждение. Когда Мелисса расслабила объятья и отпустила его. Борис прошёл в ванную.

Борис вернулся в комнату и, с удивлением, застал Мелиссу, продолжающую лежать на спине, но накрывшись одеялом.

– Melissa? Darling? What are you doing thear? You may get pregnant. (163)
– Yes, I know. I wish to have your child. My Mila, you always will be with me: first, inside me, and after, with me, and after, as my baby to the end of my days. This is what I prayed for, and you were with me. This what I asked Lord for, and you were with me. Please, kiss me. Kiss your Mila. Please. (164)

Только теперь он понял глубину чувств этой молодой женщины. Борис ощутил себя молодым мужчиной, полным сил. Он снова взял Мелиссу, но в этот раз взял, как брали своих наложниц полные сил молодые воины. Мелисса, сознавая, что это она спровоцировала его, покорно приняла его. И снова, когда он взорвался в ней, крепко держала его в себе, вытягивая из него всю разбушевавшуюся мужскую страсть и мужскую силу. Борис, полностью отдав Мелиссе всего себя, лёг на неё, опираясь на руки. И так они лежали, пока он не заснул прямо на ней. Проспав минут десять, Борис проснулся и, увидев, что Мелисса спит, тихо вышел в кухню. От усталости у него кружилась голова и слегка подташнивало.

Полностью физически опустошённый, он вернулся к реалиям. Ну, а что дальше? Дальше-то что?

Борис включил чайник, сел на стул и задумался. Вдруг он вспомнил, что видел трусы, лифчик и колготки Мелиссы, лежащие на стуле, и, подумав, что ей надо сменить бельё, тихо вернулся в комнату, взял её вещи и, пока согревался чайник, постирал их в ванной комнате. Развесив вещи на тёплом радиаторе, он вернулся в кухню, где уже вовсю кипел чайник. Налив горячую воду в чашку и опустив свежий пакетик «Эрл Грея», Борис подумал, что и у Мелиссы папа тоже может быть Эрл. По-нашему – граф. Ситуация с его увлечением Мелиссой, несмотря на всю взаимную глубину чувств, особенно со стороны Мелиссы, была невероятно сложной.

Ну, так что дальше? Дальше что? Борис продолжал задавать себе этот вопрос снова и снова. Он медленно пил чай и не мог найти ответа. Ответа на этот вопрос не существовало.

Он вышел в прихожую. Там на вешалке висела его куртка, во внутреннем кармане которой лежала пачка денег, тех, что он вынул из кармана Черкизова. Борис пересчитал их. В пачке было ровно 21 тысяча долларов и 10 миллионов рублей, что в переводе составляло ещё 2 тысячи долларов. Борис взял меньшую сумку Мелиссы, висевшую на этой же вешалке, и, открыв одно из отделений сумки, в котором находилась связка ключей, положил туда 18 тысяч долларов. Оставшиеся деньги спрятал обратно во внутренний карман куртки: «Кто знает? Ей могут понадобиться эти деньги», – подумал Борис.

Мелисса всё ещё спала. Тогда Борис снова отправился на кухню. Взял чистый лист бумаги и написал: «My dearest Mila! I love you with my entire hearth. Please, do not forget me. Your Boris» (165). Вынув из портфеля папку, он достал оттуда свою цветную фотографию – 3 на 4 сантиметра, снятую на случай, если понадобится делать дополнительную визу. Затем снова открыл сумку Мелиссы, завернул деньги и фотографию в записку и этот пакет положил в сумку Мелиссы, закрыв молнию кармашка с ключами. После чего повесил сумку на прежнее место.

Часы показывали половину пятого вечера. Борис набрал номер Леонида и попросил его, если тот не возражает, пойти вместе с ним в магазин, чтобы купить там кое-какие вещи. Леонид сказал, что сегодня не сможет и лучше перенести поход в магазин на завтрашний  вечер, когда все, кроме охраны, уйдут из банка.

За окном начинало темнеть. День пролетел как мгновенье. В соседней комнате спала женщина младше его на двадцать лет, желающая иметь от него ребенка. Её жених – торговец нефтью, мультимиллионер. Её отец – британский аристократ. Борис же женат и прожил с женой почти тридцать лет. Они познакомились в стройотряде на целине и поженились тогда, когда были ещё второкурсниками. У них общий ребенок, которому скоро будет тридцать. Они с женой любят друг друга. Они бедны... Но и отношения с Мелиссой были для Бориса не просто случайными. Он обожал эту молодую красивую женщину, которая отвечала ему взаимностью... Прямо, кошмар какой-то.

Услышав, что в соседней комнате проснулась Мелисса, он налил из чайника слегка подостывшую воду в чашку, положил туда пакетик чая и пошёл к ней.

Мелисса искала свои вещи. Борис попросил её лечь обратно в кровать, накрыл одеялом и начал поить её чаем из ложечки, как маленькую девочку. Борис понял причину своего отношения к Мелиссе. Она нуждалась в его защите. И он нежно заботился о ней. Ему было приятно поить её, кормить, даже стирать её вещи. Но, если это не любовь, то что это?

Закончив поить Мелиссу чаем, он попросил её оставаться в кровати, пока не высохнут постиранные вещи. Она не поверила, вскочила с места и выбежала в ванную. Убедившись, что Борис говорил правду, она вернулась в комнату, обняла его и долго держала в своих объятьях. Когда Борис отстранился от неё, то увидел, как слезы катятся по её щекам. Он видел, что вопрос «А что же дальше?» также мучает и Мелиссу.

Борис растопыренными пальцами откинул волосы со лба Мелиссы и приподнял её подбородок. Их взгляды встретились. Борис долго, не моргая, смотрел на неё, как будто старался насмотреться и запомнить её лицо на всю жизнь. Затем он нежно обнял её и прижал к себе:
– I love you so much, (166) – прошептал Борис на ухо Мелиссе.
– Me too. But what will we do? (167)
– I don’t know. (168)
– But you are grown-up. (169)
– Yes, I do. However, this situation doesn’t seem to have a reasonable solution. (170)
– I know. I studied philosophy. (171)

Они постояли так ещё немного. Наконец, Борис произнёс:
– I will write a statement for the office of the Attorney General. Please, do the same. (172)
– Yes. I will. (173)

В коридоре Борис достал из своего портфеля небольшую пачку писчей бумаги и ручку. Прошёл на кухню и сел за стол.

В Генеральную прокуратуру
Российской Федерации
от гражданина США
Горянина, Бориса Георгиевича

ЗАЯВЛЕНИЕ

Я, нижеподписавшийся, Горянин, Борис Георгиевич, гражданин США, 1945 года рождения, проживающий по адресу: ХХХХ Мэйн Стрит, город Хантингтон Бич, Калифорния, 92648, США. Телефон: 714 – ХХХ – ХХХХ. Настоящим сообщаю, что 23 сентября 1993 года, я прибыл в аэропорт «Куромыч»,  откуда мы с нашим английским партнёром – гражданкой Великобритании леди Мелиссой Спенсер – должны были вместе направиться в город Новокуйбышевск. Целью этой деловой поездки было произведение предварительной оплаты за услуги, предоставляемые Новокуйбышевским диспетчерским узлом в рамках заключённого контракта по прокачке нефти от поставщика в порт отгрузки. Оплата должна была производиться путем депозитирования на расчётный счёт диспетчерского узла наличных средств в иностранной валюте, ранее привезённой гражданкой Спенсер. Указанная валюта была задекларирована гражданкой Спенсер в момент прохождения таможни в аэропорту «Шереметьево-2» г. Москвы. Однако, сопровождающий нас в этой поездке Начальник отдела безопасности компании «Агропром», бывший сотрудник 9-го Управления подполковник Черкизов, Дмитрий Васильевич, при помощи ещё троих граждан, по внешнему виду похожих на кавказцев, против моей воли и против воли гражданки Спенсер заставил нас изменить маршрут. Эти личности завезли нас в посёлок Новоматюшкино в помещение брошенной дачи. Применив против меня грубую силу и оскорбив действием – ударом по лицу, Черкизов приказал одному из бандитов убить меня, а гражданку Спенсер изнасиловать и затем убить. После убийства Черкизов и его сообщники планировали наши тела сжечь, тем самым скрыв следы преступления. Для этой цели они завезли в дом несколько пластиковых канистр с бензином. Ранее физическому оскорблению была подвергнута гражданка Спенсер, бандиты заявили ей, что изнасилуют и убьют её и  при этом демонстрировали свои половые органы. Хотя самого изнасилования они совершить не успели, но привели молодую женщину в состояние истерики.

Бандиты заперли нас в ванной комнате, где мне удалось, воспользовавшись тем, что Черкизов отъехал позвонить по телефону, а двое его подручных были посланы за дополнительными канистрами с бензином, организовать орудие защиты из найденного на полу ванной комнаты медного провода. Я подсоединил один конец первого провода к электрической розетке, а другой конец этого провода бросил на пол перед дверью, просунув его в щель между дверью и полом. Второй провод я присоединил одним концом к металлической ручке двери, а другим – к электрической розетке. Когда оставшийся в доме бандит намеревался открыть дверь ванной комнаты, чтобы выполнить указание Черкизова и убить меня, он схватил ручку двери, тем самым подвергнув себя воздействию электрического тока. После этого мне удалось связать его, используя нейлоновый шнур, которым он намеревался связать меня. Обезвредив бандита, я завладел его оружием – пистолетом системы «Макаров».

Я перешёл из ванной комнаты в жилую комнату, находящуюся напротив входа в дом. Когда Черкизов вернулся, я из засады поразил его тремя выстрелами. От нанесённых мною огнестрельных ранений Черкизов скончался. Я же, продолжая находиться в состоянии аффекта, выстрелом в голову застрелил бандита. После чего  изъял у Черкизова и бандита их документы. Я также изъял у Черкизова его пистолет системы «Макаров» .

Оставшиеся два бандита должны были вернуться с минуты на минуту. С целью оказать им сопротивление и защитить честь, достоинство и жизнь – не только мою, но и молодой женщины, – я вылил из уже находившихся в доме канистр горючее вещество и включил газ. Кроме этого, я развесил медные провода внутри дома и подсоединил их к электрической розетке, чтобы при открывании двери провода, находящиеся под напряжением, соединились. Возникшая при контакте проводов искра, привела к взрыву и уничтожению бандитов.

Ставя Генеральную прокуратуру в известность о совершённых мною действиях, я прошу следственные органы учесть, что эти действия были спровоцированы бандитами, похитившими нас и удерживавшими нас против нашей воли с целью грабежа и убийства. Таким образом я защитил свою жизнь и жизнь иностранной подданной. Если бы мне не удалось предотвратить преступление, направленное против нас, то гражданка Спенсер была бы подвергнута сексуальному насилию со стороны бандитов и после этого убита в муках. Со мной они также намеревались расправиться мучительным образом. Прошу принять во внимание, что все указанные действия я совершил в рамках вынужденной обороны.

Изъятые у бандитов документы, оружие и ключи от машин прилагаю.

Подпись: Горянин, Борис Георгиевич. 24 сентября 1993 года
Boris Goryanin’s signature, VERIFIED.
A subject of Her Majesty The Queen of England
Lady Melissa Spenser. (174)
 
После того, как Мелисса расписалась в качестве свидетеля, Борис положил заявления и вещественные доказательства в три конверта и сложил всё в пластиковый мешок, который спрятал в своём портфеле.

























ГЛАВА 46
Тольятти
25 сентября 1993 года

Вечером, прежде чем лечь спать, Борис сдвинул обе кровати вместе. В кухне, в шкафчике под раковиной, лежало много пустых пластиковых пакетов. Борис разорвал шесть пакетов и, используя их как верёвки, связал ножки и спинки кроватей, а также в двух местах панцырную сетку. Затем он разложил оба матраца поперёк кроватей, накрыл простынёй и сверху положил подушки. Получилась отличная широкая кровать.

Прошли ешё одни сутки. На следующий день, в седьмом часу вечера, в дверь позвонил Леонид.
– В банке никого нет, а охране до нас нет дела. Давай сходим в магазин.

Борис начал, было, объяснять Мелиссе, что ему надо выйти в магазин, но тут зазвонил телефон. Борис взял трубку. Мужчина с явным британским акцентом представился:
– This is Mister Spenser speaking. May I trouble you to have my daughter to pick up the phone? (175)
– Certainly, this is my pleasant duty to help your daughter, Mister Spenser, (176) – с уважением ответил Борис.

Сказав Мелиссе, что звонит её отец, а сам он должен ненадолго отлучиться, Борис запер дверь на ключ, и они с Леонидом пошли в магазин.

– Я очень благодарен тебе за то, что ты делаешь для нас в этой ситуации, – обращаясь к другу, сказал Борис.
– Пустое. Для меня ты бы сделал то же самое, – ответил Леонид. – Ты хоть знаешь, кого ты там завалил? – спросил Леонид, когда они вышли на улицу.
– Один был начальник охраны Кравченко, другой гад был здоровенный кавказец, а ещё двое были так, простые мелкие бандиты. Ты лучше скажи, что узнал Сергей?
– От сгоревшего дома ничего не осталось. Одна зола и пепел. Во-первых, там было много бензина. Во-вторых, был ветер. Пожарные приехали через сорок минут после вызова соседей. Дом, считай, горел как минимум час. Там, вероятно, были ещё боеприпасы, потому что соседи слышали взрывы. Никаких следов нет и трупов нет. По-видимому, они полностью сгорели. Именно это и входило в их планы: сжечь вас обоих, чтобы следов не было. Учитывая сегодняшнее политическое положение, никто бы не стал вас искать. Далее Сергей узнал, что второй день не могут найти одного серьёзного авторитета и ещё двух бандитов. Я их фамилий не знаю. Это здоровенные «бандюки», которые находятся в федеральном розыске за совершённые ими убийства и ограбления на Кавказе и в России. Просто ума не приложу, как тебе удалось справиться с такими профи. Но бандюки считают, что это дело рук федералов. И подозревают в этом именно Черкизова. Бандиты считают, что это именно он с группой захвата и замочил авторитета с его подручными. Кроме того, пришла объективка, что Черкизов объявлен в розыск. Его ищет ФСБ. На станции «Скорой помощи» Сергею сказали, что Геннадий повёз каких-то москвичей – отца с дочкой на станцию в Сызрань. Сам Геннадий будет молчать, что он кого-то привёз сюда. И ещё. В деревне Новоматюшкино возле больницы найден БМВ 540-й модели. БМВ числится в угоне. Машина принадлежала убитому начальнику Новокуйбышевского диспетчерского узла Петру Семёновичу Анисимову. Менты забрали машину на штрафплощадку. И, как ты сам понимаешь, оттуда она исчезнет. Ну, вот так. А ты-то сам как?
– Отдыхаю, – без подробностей ответил Борис. – А куда и кому звонил Черкизов?
– Звонил по двум телефонам. Один звонок был сделан в «Агропром», а другой – в «Контору Глубокого Бурения». Туда мне не добраться.
– Всё ясно, – ответил Борис. – Либо Кравченко, либо Якубовский.

Он подробно рассказал Леониду о проделках Якубовского в Вашингтоне, о письменном заявлении Плюща и о его исчезновении. Этот рассказ не вызвал радости у Кислова. Он понимал, что они имеют дело с серьёзными проблемами.

На улице было уже весьма холодно и темно. Шёл мелкий моросящий дождь со снегом. Они вошли в магазин спортивных товаров. Борис купил Мелиссе байковый спортивный костюм какого-то фиолетово-чернильного цвета, две пары теплых женских трусов, четыре футболки с длинными рукавами и четыре пары теплых носок: по две большие и по две поменьше. Себе он тоже купил спортивные штаны. Выходя из магазина, он обратил внимание на тонкие хлопчатобумажные перчатки. И тоже взял две пары. Там же он купил колоду игральных карт. «У нас же нет никаких вещей», – оправдался он перед Леонидом.

Леонид спросил Бориса, как долго эта ситуация может продолжаться, на что Борис ответил, что это зависит от того, как быстро они решат вопрос с эвакуацией Мелиссы через Казахстан. Во-первых, у неё нет казахской визы и, во-вторых, ей нужно обеспечить безопасный проезд до Алма-Аты.
– А ты как будешь выбираться отсюда? – спросил Леонид Бориса.
– Я-то что, – ответил Борис. – Я вернусь в Москву, и сразу же – в «Шереметьево-2» на первый же самолёт, летящий куда-нибудь в Европу. Меня же не ищут. Хотя… кто знает?!

Леонид напомнил Борису, что банк имеет чартерный ЯК-40. Этот борт возит работников банка и автозавода с заводского аэропорта, находящегося в Тольятти, прямо в Московский аэропорт «Быково». Этот вариант ему представляется значительно проще. В этом случае не нужно ехать в Алма-Ату, а можно лететь в Москву, в «Быково», и затем, на машине банка, в «Шереметьево». Договорились, что Леонид всё узнает, и завтра вечером они продолжат этот разговор.

Друзья перешли на другую сторону улицы, и зашли в продуктовый магазин. Борис купил там буханку хлеба, бутылку водки, банку вишневого варенья, две банки овощных консервов, шесть пакетов сливок, три пачки пельменей и пачку сливочного масла, полкило сыра и килограмм «Докторской» колбасы. Возле магазина стояла женщина и продавала грибы. Борис купил у неё большой пакет подберёзовиков. За несколько минут, что они провели в магазине, ветер усилился. Поднялась настоящая, по-зимнему, метель.

Выходя из гAstronома, Борис подошёл к газетному киоску и купил несколько относительно свежих газет за 22 сентября: «Аргументы и Факты» и «Коммерсантъ». Он свернул их в трубку и положил в пакет с вещами. «Интересно, совпадает ли развитие событий с тем, что говорили знатоки на дне рождения Алевтины», – подумал Борис.

Вместе они вернулись в банк. Миновав охрану, распрощались. Борис поднялся наверх, отпер дверь и вошёл в квартиру. В квартире было весьма прохладно, так как окна не успели заклеить, и поднявшийся холодный ветер задувал в щели. Дверь в кухню была закрыта. Это Мелисса продолжала говорить с отцом по телефону. Сняв куртку, он постучал в дверь, деликатно прервав Мелиссу, чтобы вкратце рассказать ей о внезапно возникшем варианте – лететь в Москву, в «Быково», и, не желая более мешать телефонному разговору, вышел из кухни. За неимением стола, Борис разложил нехитрые покупки прямо на кровати.

В «Аргументах и Фактах» на первой полосе был напечатан Указ президента номер 1400. Знатоки были, как всегда, правы. Похоже, что и вправду, гражданская война может вспыхнуть не сегодня-завтра.

Скоро в комнату вернулась Мелисса. Борис сам надел на неё футболку и, прижав её к себе, целовал и нежно ласкал. Мелисса принимала его ласки, всем телом изгибаясь и прижимаясь к Борису. Следующими были носки. Борис взял правую ногу Мелиссы и перецеловал каждый пальчик на её ножке, затем, щекоча ей пятку, натянул носок. Мелисса, засмеявшись от щекотки, поджала ногу, и Борис увидел, что бельё она надеть не успела. Это было уже слишком. Сбросив с себя всё, он повалил Мелиссу, так и оставшуюся в одном носке...

...Со вторым носком история повторилась, правда, на этот раз всё началось и закончилось гораздо стремительней, чем накануне...

Вернувшись после ванной, Борис застал Мелиссу в слезах. Слезы молча катились из её глаз. Увидев Бориса, она разрыдалась в голос.
– You are… You are… I don’t … I cannot… cannot live without you. I need you! I need you every moment. I told my father that I want to cancel my engagement to Eddy. (177)
– Did this news make your father really happy? (178) – cпросил Борис.
– Of course not. Eddy’s appointment with Her Majesty was scheduled for September 29. (179)

Мелисса начала успокаиваться. Она надела свой спортивный костюм, а Борис – штаны и футболку. Теперь они совершенно не отличались от сотен тысяч людей, населяющих пространство, ранее называемое СССР. Держась за руки, они перешли в кухню. Борис разлил по чашкам сливки. И предложил Мелиссе выпить, сказав, что они восстанавливают силы.
– How we will do it – we do not have any paper and glue? (181)– засомневалась Мелисса.
– Trust me. I will do it (182).
 
Сварив клейстер из обычной муки, Борис споро начал оклеивать окна газетными полосками. Изумлённая Мелисса сначала с интересом наблюдала за процессом, а потом, включившись, и сама стала рьяно помогать Борису – размазывала клейстер ложкой  и подносила ему полоски с клеем. Передохнув, Борис сварил картошку, пожарил лук, перемешал всё с тушёнкой и поставил чайник на огонь. Мелисса, мурлыча под нос какую-то детскую песенку, накрывала на стол. В кухне стало тепло и уютно, запахло вкусной едой. Занимаясь этими нехитрыми домашними хлопотами, они постоянно шутили и подтрунивали друг над другом.

Нарезав хлеб, Борис намазал остаток тушёнки на два куска хлеба. Посолил и поперчил. Разлил водку. Мелисса с явным удовольствием наблюдала, как Борис готовит. Мужчины её круга никогда не опускались до готовки пищи, а тут... Ей это ужасно нравилось, да и картошка, размятая с тушёнкой, привела её в восторг. Ничего подобного она никогда в жизни не ела.

Был уже девятый час вечера. На улице бушевала буря. Ветер стонал и хлестал ветками соседнего дерева в окно. Метель наметала снежные завалы. Но было ещё не достаточно холодно, и слегка подтаивающий снег лепился к оконной раме. Борис зажёг найденную в шкафу свечку и погасил свет. От неровного, дрожащего пламени на стене зашевелились тени.  Несколько минут влюблённые  молча смотрели на огонь. Взяв Мелиссу за руки, Борис нараспев начал читать стихи:
Мело, мело по всей земле
Во все пределы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
Как летом роем мошкара
Летит на пламя,
Слетались хлопья со двора
К оконной раме.
Метель лепила на столе
Кружки и стрелы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
На озарённый потолок
Ложились тени,
Скрещенья рук, скрещенья ног,
Судьбы скрещенья.
И падали два башмачка
Со стуком на пол.
И воск слезами с ночника
На платье капал.
И всё терялось в снежной мгле
Седой и белой.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
На свечку дуло из угла,
И жар соблазна
Вздымал, как ангел, два крыла
Крестообразно.

Мело весь месяц в феврале,
И то и дело
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

Потом он перешёл на английский:

The snow blows through the earth
From all four corners.
Candle is burning on the desk.
Candle is burning.

As asphyxiated summer night
Insects are flying to the flame,
That snowflakes accumulate
To window’s frame.

The wind is forming on the glass
Rings and the Cross – like warning.
Candle is burning on the desk.
Candle is burning.

Shadows are dancing in the glow
On vaulted ceiling.
Crossing of lags, crossing of hands –
   The destiny’s  meaning.

Two shoes felt down on the floor
With loud sound.
The candle’s dropping waxing tears
On virgin’s gown.

The world was lost in snowfall
Without worming.
Candle is burning on the desk.
Candle is burning.

Seduction heat blows flame off
As love confessing.
The angel raises both his wings
In Holy blessing.(183)

Очарованная музыкой русской поэзии и потрясённая глубиной чувств услышанного по-английски, оглушённая завываниями ветра, Мелисса, вдруг ясно осознав всю сложность и запутанность своей ситуации, всю нелепость своего пребывания где-то между рекой Волгой и страшной Сибирью, зарыдала. Она заплакала так горько, как плачут маленькие дети, когда им страшно или обидно. Борис встал перед нею на колени и, как мог, пытался её утешить. Постепенно, устав плакать, Мелисса взяла себя в руки и немного успокоилась. И только когда она окончательно пришла в себя, они продолжили немудрёное застолье.

Борис предложил тост за Мелиссу – он перечислил все её достоинства и прелести, и они выпили за это. Мелисса, внезапно почувствовав прилив сил, на этот раз сама налила водку и подняла такой же тост за Бориса. Они снова выпили и закусили. Разгорячившись и снова разлив водку по рюмкам, она предложила выпить за их будущего ребёнка.

Выпить-то они выпили, но какого было Борису? Он ощущал себя предателем не только своей семьи, но и Мелиссы, и их будущего младенца, которого он, вероятно, никогда не сможет увидеть... Грусть мощной волной накатила на него, и теперь уже Мелиссе пришлось успокаивать своего любимого.

Так закончился ещё один день в Тольятти...
































ГЛАВА 47
Тольятти
26 сентября 1993 года

Когда Борис проснулся, за окном было ещё темно. Он тихо вышел в ванную, привёл себя в порядок и стал готовить завтрак на двоих.

Поджарив яичницу и разогрев чайник, он вернулся в комнату, опустился на колени перед спящей Мелиссой и долго смотрел на её лицо, ставшее за эти дни таким родным и любимым. Приоткрыв одеяло, он положил голову на её теплый живот, прижавшись к нему губами. Но почувствовав, что она лишь притворяется, что спит, он вытащил из подушки пёрышко и осторожно прикоснулся им к её носу. Не ожидая такого подвоха, она начала чихать и, не зная, что делать – злиться или смеяться, –  заворочалась, перевернулась на живот и спустила ноги в носках с кровати на пол. Борис увидел на спине Мелиссы, чуть ниже талии, две ямочки. Это было уже выше человеческих сил...

Начинались четвёртые сутки их пребывания на Волге.
 
Целый день они ничего не делали и только наслаждались общением друг с другом. Борис научил Мелиссу играть в «дурака». Когда она освоилась, он стал её обманывать и мошенничать, сбрасывать карты в отбой, шалить и дурачиться. От всех этих заигрываний он почувствовал, в конце-концов, что снова распаляется.

Мелисса сказала, что Борису противопоказаны сливки и игра в карты. Он, притворно смущаясь, согласился. Тут в дверь позвонили. Пришла уборщица. Борис дал ей пять долларов и при этом что-то произнёс, уборщица всё поняла и, сказав, дескать, дело молодое, стала быстро прибираться в комнате. Сменив постели и оставив четыре больших полотенца, она побежала в магазин. Всё это время молчавшая, Мелисса спросила Бориса, что он ей сказал. Борис ответил, что попросил купить ещё колоду карт и два пакета сливок. Действительно, уборщица принесла им колоду карт, белый батон, два пакета сливок и буханку чёрного хлеба.

Когда она ушла, Борис спросил Мелиссу, нет ли у неё настроения сыграть в карты, на что Мелисса, без обиняков, ответила, что хочет его и без карт. Борису ничего не оставалось, как выполнить нехитрое желание Мелиссы.

За игрой в карты на поцелуи Мелисса спросила, что это за родимое пятно у него на правой руке, так напоминающее по форме Австралию? Борис ответил, что пятно врождённое – у его отца было точно такое же. Тогда Мелисса спросила, где сейчас его родители. Борис ответил, что отец давно умер, а мать живёт в США. А как звали твоего отца, продолжала расспрашивать Мелисса. Он ответил: Георгий, по-английски –  Джордж.
– Like Saint George? (184) – спросила Мелисса и, получив утвердительный ответ, сказала: – If it will be a boy, I will name him after your father: George. (185) – Помолчав, снова спросила: – Is that possible to name a baby: Mila? (186)
– Yes, but Mila is the short form of Ludmila or Milana, which both are girl’s names. (187)
– If baby will be a girl, I will name her after you: Milana. You are my Milana, isn’t it? (188)
– You are my Milana. (189)
– Yes. I know. If it will be a girl, I will name her after both of us: Milana. (190)

Мелисса налила две чашки сливок, протянула одну из них Борису, и они оба выпили.

Для них это был настоящий медовый месяц. Правда, не месяц, а всего лишь несколько дней. Но, кто может сказать, сколько дней нужно провести вместе, чтобы испытать счастье любить и быть любимым до такой глубины, как Борис с Мелиссой?

После затянувшегося завтрака и совместного мытья посуды, Борис насухо вытер стол, достал из своего портфеля ручку с бумагой, прошёл на кухню и стал писать:

В Генеральную прокуратуру
Российской Федерации
от гражданина США
Горянина, Бориса Георгиевича


ДОПОЛНИТЕЛЬНОЕ ЗАЯВЛЕНИЕ

Я, нижеподписавшийся, Горянин, Борис Георгиевич, гражданин США, 1945 года рождения, проживающий по адресу: ХХХХ Мэйн Стрит, город Хантингтон Бич, Калифорния, 92648, США. Телефон: 714 – ХХХ – ХХХХ. В дополнение к моему заявлению от 24 сентября 1993 года сообщаю, что в результате опроса работников Новоматюхинского телефонного узла  установлено, что 23 сентября сего года между 13 и 15 часами, гр. Черкизов произвёл два телефонных звонка Один – в город Москву подполковнику Федеральной службы безопасности России гр. Вадиму Якубовскому. Другой звонок был сделан гр. Гавриле Кравченко, президенту «Агропрома».

Подпись: Горянин, Борис Георгиевич. 26 сентября 1993 года

Boris Goryanin’s signature, VERIFIED.
The subject of Her Majesty Queen of England,
Lady Melissa Spenser. (191)
 
После того, как Мелисса расписалась в качестве свидетеля, Борис приложил второе заявление к первому. Затем, вместе с другими вещественными доказательствами и заявлением Исаева, положил их в конверты и убрал в пластиковый пакет, который спрятал в своём портфеле.





















ГЛАВА 48
Тольятти
26 сентября 1993 года

Днём позвонил Леонид и сказал, что должен немедленно прийти. Через десять минут он уже был на пороге. Поздоровавшись с Мелиссой, Леонид сказал, что имеет для них хорошую новость: ЯК-40 находится на профилактике. Первый рейс в «Быково» планируется 2-го октября в девять часов утра. Самолет прибудет в «Быково» в десять тридцать. До «Шереметьево-2» ровно час езды. Стало быть, они могут улететь любым рейсом после часа дня.

Касса авиабилетов находится в Старом городе, рядом с гостиницей «Жигули», в нескольких кварталах от банка. Они могут туда поехать прямо сейчас на машине Леонида с его водителем Сергеем. Мелисса пошла в комнату одеваться.

Леонид сказал, что будет ждать их внизу. Борис вошёл в комнату и увидел Мелиссу, сидящую на кровати с опущенной головой. Посмотрев на вошедшего Бориса, она тихо сказала:
– I would give up everything I have, for the privilege and happiness to live here in this apartment, but with you, the dearest Mila. My Mila. (192)
– Look Mila, please! Please, do not tear my heart apart. You know and fill, how much I love you. But I also love my wife of thirty years. I cannot betray her either. This is nobody’s fault that I was born twenty-three years before you. When we met the first time, neither you nor I knew each other. But now, after we have been through, and we are in love… You know that, we won’t be able to survive in Russia. Think about our future. Let’s enjoy the time we have together – the God will see our happiness and find the way to bring us together again. (193)

Одевшись, они спустились вниз к машине, поздоровались с водителем и поехали в кассу. Там они взяли два билета на второе октября, рейс номер 3367, выполняемый «Люфтганзой». Самолёт вылетал из Москвы в 14:25 и прибывал во Франкфурт в 15:50.

Борис с Мелиссой решили провести ещё одну ночь вместе во Франкфурте и улететь на следующее утро 3-го октября, она – в Лондон, а он – в Лос-Анджелес.

Купив билеты, они с Леонидом вернулись к себе в гостиницу. Мужчины быстро соорудили нехитрый ужин, потом все вместе с удовольствием выпили немного, закусив жареной картошкой с луком и колбасой и запив чаем. После ужина Леонид, побыв с ними ещё немного, ушёл.

Мелисса, обратившись к Борису, сказала, что у неё есть серьёзный разговор к нему. Борис пытался отшутиться, но она была настроена весьма серьёзно.
– What are you planning to do with the money I brought? (194)
– What do you mean? Of course, to return this money to Eddy. (195)
– In my opinion, this would be very foolish of you. Eddy handles hundreds of millions of dollars. But you, with all respect to your skills, qualifications, and achievements, you are a poor men. You have done a lot of work, but Eddy will kick you out of this deal. (196)
– And Eddy to? Kravchenko will. This is for sure. But I thought that Eddy was a man of his word. How do you know about this? (197)
– I was present when Eddy spoke with Kravchenko over the phone with the help of Kravchenko’s interpreter. (198)
– And all this time, even back in Moscow, you kept silence? (199)
– First of all, I didn’t know you. Secondly, at that time, you were not yet my Mila. Third, I may be carrying your baby. Just in case, if something happens, you will have to take care of yourself, our child, me. And who knows else might happen?. This money is ours. We earned it. Let me put this way: I am giving you our money in trust. I know, that you will take gjjd care of it. When we will get in Frankfurt, please, open account in your own name and the rest is up to you. (200)
– How you can trust me? You don’t know me. (201)
– I am in love with you. I have trusted you with my whole body. Part of you will be with me to the rest of my life. And you say that I don’t know you. After all, you risked your life and saved mine. (202)
– Yes. Yes. You are right. I will do as you say. But what will you tell Eddy? (203) – Борис обнял Мелиссу. Он целовал её волосы и думал о том, как несправедлива жизнь.
– That we were kidnapped by bandits, (204) – спокойно ответила Мелисса.
– I really thankful that I was blessed with an opportunity to know such а wonderful Lady, Lady with capital “L”, as you are, my Mila, (205) –Борис взял Мелиссу за руку и галантно поцеловал ей тыльную сторону ладони.
– Ah. So you know how to kiss Lady’s hand? Why didn’t you kiss my hand in Washington, when I offered it to you? I wanted you to kiss my hand then, (206) – с притворной жеманностью сказала Мелисса.
– Perhaps, if I had kiss your hand there, I might not kissed all of you here. Which would you have preferred? (207)
– Everything. There, here, everywhere, and always. (208)

Тут Мелисса, хитро улыбнувшись, развернувшись спиной к Борису, подняла юбку и, оголив свою очаровательную попку с двумя ямочками повыше булочек, кокетливо спросила:
– Would you kiss my buns? (209)
– Your buns? I can, indeed, and I will not just kiss it, I will also bite them!  (210)– Борис схватил Мелиссу и начал целовать и покусывать её попку.
– Don’t do this. You are making me bruises. You are traitor! I trusted you with the best part of my body – my buns, and what do you do with it? (211)
– That gives you an idea, with whom you are dealing with. (212)

Затем, он схватил её и начал целовать ей спину... и всё остальное. Чем это закончилось, – ясно без слов. Вдоволь натешившись, они пошли на кухню пить чай...
 
Так прошло ещё три дня. Они жарили грибы, ели тушёнку и пельмени, пили сливки и водку, играли в карты. И любили. Любили друг друга, пытаясь за эти несколько дней прожить целую жизнь. Им не нужен был никто. И никто не существовал для них. Они наслаждались друг другом, своей близостью и взаимной любовью.

Борис позвонил в Москву своей знакомой девушке Вике из службы VIP-сервиса аэропорта «Шереметьево». Они договорились, что Вика будет работать в то время, когда Борис с Мелиссой должны будут приехать в аэропорт и регистрировать билеты, проходить таможню и паспортный контроль. Вика пообещала, сказав, что не видит никаких проблем и, безусловно, поможет своим друзьям.








 



























ГЛАВА 49
Москва, Россия
28 сентября 1993 года

28 сентября 1993 года Белый Дом был полностью блокирован силами ОМОНа, была дана установка «всех выпускать, но никого не впускать внутрь». Территория вокруг Белого Дома была оцеплена колючей проволокой.

После установления блокады Дома Советов, 29 и 30 сентября и 1 октября постоянно происходили столкновения народа с ОМОНом. ОМОН избивал участников митингов на площади Восстания, у метро «Краснопресненская» и «Улица 1905 года», людей просто загоняли дубинками в метро и спихивали вниз по эскалатору. Всё это не помогло режиму. Наоборот, ожесточённость борьбы только нарастала.

29 сентября с миротворческой инициативой выступил глава Русской православной церкви патриарх Московский и. Всея Руси Алексий II. В Свято-Даниловском монастыре начались переговоры сторонников президента России Б.Н. Ельцина с представителями Верховного Совета. Со стороны Верховного Совета в переговорах участвовали вице-спикеры Абдулатипов и Соколов. Со стороны Ельцина были мэр Москвы Юрий Лужков и. Первый вице-премьер правительства Олег Сосковец. Патриарх, облачённый в белые одежды, молча и внимательно оглядел всех присутствующих в монастырском зале, помолился за мир и призвал стороны не гневить Всевышнего и пытаться найти мирное решение. Тоном, не вызывающим дополнительных разъяснений, он обещал объявить анафему тому, кто первым прольёт кровь.

Представители Верховного Совета в качестве условия для начала переговоров потребовали восстановления связи, электричества и водоснабжения в Белом Доме, а сторонники президента выдвинули в качестве обязательного условия разоружение защитников Верховного Совета. После переговоров, обе стороны подписали протокол о согласии на эти условия. Однако Верховный Совет тут же был вынужден их дезавуировать, поскольку разоружение Дома Советов было равнозначно добровольной сдаче. Переговоры продолжались вплоть до середины дня 3 октября, но было очевидно, что обе стороны тянут время, готовясь к силовому решению.







ГЛАВА 50
Тольятти – Москва – Франкфурт
29 сентября 1993 года

29-го вечером, Мелисса внезапно почувствовала себя плохо. У неё поднялась температура, набухла грудь и заболел низ живота. Борис понял, что Мелисса беременна. Когда он поделился с Мелиссой своими подозрениями, она попросила его взяться за руки и, не выпуская рук Бориса, долго молча молилась. Мелисса благодарила Бога за то, что он свёл их судьбы вместе, за то, что они спаслись от бандитов, за их будущего ребёнка, за счастье, которое он им дал. Следующие два дня Мелисса проболела. Вечером 1-го октября они легли, как обычно, вместе. Борис, оберегая свою подругу, нежно обнял её. В эту ночь, свою последнюю ночь в этой комнате, они долго лежали не засыпая, наслаждаясь взаимностью чувств.

Утром 2-го октября Мелисса почувствовала себя уже вполне здоровой. Они позавтракали, оставили немного денег уборщице, взяли свои вещи и уехали вместе с Кисловым в заводской аэропорт. Проводив их к трапу самолёта, Леонид пожал руку Мелиссе и обнялся с Борисом:
– После всех этих дел должно пройти несколько лет, прежде чем всё устаканится, и ты сможешь снова приехать.
– А может вы с Таней приедете к нам в отпуск?
– Ладно. Давай не будем загадывать. Видишь, каким концом дела могут обернуться.

Они ещё раз обнялись, и Леонид, пожелав им счастья, уехал.

Полёт в Москву прошёл безо всяких приключений. Работники банка и заводчане не знали о том, что самолёт вернулся с профилактики, и не планировали лететь в этот день. Весь полёт Борис и Мелисса провели прижавшись друг к другу, не сказав ни единого слова. Зачем слова, когда их заменяют чувства!

Приземлившись в аэропорту «Быково» в 10:30, они обратили внимание на другой Як-40. Он был припаркован невдалеке от взлётной полосы. У самолёта не было одного колеса.

Борис договорился с водителем банковского микроавтобуса отвезти их в «Шереметьево-2» и попросил его ехать через Савёловский вокзал.

Проезжая по Москве, Борис обратил внимание, что на основных перекрёстках стоят военные тяжёлые грузовики, в количестве достаточном, чтобы перекрыть движение по магистралям города. Но он не стал вести политические разговоры с водителем. Это могло быть небезопасным.

По Новослободской они выехали к Савёловскому вокзалу. Борис велел Мелиссе остаться в машине, а сам бегом помчался к камерам хранения. Выбрав свободную ячейку, он положил в неё пластиковый пакет с запечатанными конвертами, записал номер ячейки и код замка и бегом вернулся к машине.

Вскоре они уже мчались по Ленинградскому шоссе и через двадцать минут были в «Шереметьево». Борис расплатился с водителем, и они с Мелиссой вошли в здание аэровокзала.

До вылета рейса оставалось немногим более часа. Они быстро прошли в секцию VIP-сервиса. Вика, как всегда была пунктуальна. С их паспортами она прошла в отделение паспортного контроля, вернулась минут через десять и предложила пройти за линию границы.

Глядя на Викторию, Борис в очередной раз поймал себя на мысли, что пытается понять, где он видел или мог видеть эту девушку. Внезапно он вспомнил, как много лет назад, будучи в стройотряде на целине, до того как сблизиться со своей будущей женой, он был в более чем близких отношениях с местной девушкой – немкой по имени Фрида. Так вот, по какой-то причине, Вика напомнила ему Фриду. Борис попытался расспросить Вику о том, откуда она, но в присутствии Мелиссы это могло выглядеть бестактно по отношению к ним обеим…

Если бы Вика была одета не в форменный пиджак, а в кофточку с коротким рукавом, то он бы действительно удивился. И, конечно же, увидев на правой руке Вики, выше локтя, небольшое врождённое пятно, контуром напоминавшее Австралию, – точно такое же, как у Бориса, – он бы непременно расспросил Вику о её матери,

Борис попросил её помочь им и взять большую, но не тяжелую сумку, в которой лежали деньги. Сам он нёс свой портфель, а Мелисса – небольшую сумку. В сумке, которую несла Вика, были деньги. Миллион долларов. При въезде Мелисса заполнила декларацию, в которой указала ввозимую сумму. А теперь, вся надежда была на Викторию. Так, втроём они вышли за линию таможни и паспортного контроля. Борис тепло попрощался с Викой и, как водится, незаметно передал ей две бумажки по сто долларов. Вика, на радостях, поцеловалась с Борисом и Мелиссой, а затем, грациозно покачивая бедрами, гордо удалилась.

Побродив бесцельно по аэровокзалу и убив ещё немного времени, они прошли на посадку в самолёт. Самолёт взлетел и точно по расписанию приземлился во Франкфурте. Казалось бы, тут можно подвести черту, но им предстоял ещё тяжкий процесс прощания. Зная это, они сдерживали свои эмоции.

Полёт прошёл спокойно. Прилетев во Франкфурт, Борис с Мелиссой прошли в помещение «Deutsche Bank’a», где Борис, в присутствии Мелиссы, открыл счёт на своё имя и положил на этот счёт один миллион долларов. От права управления этим счётом Мелисса категорически отказалась.
– If you wish, you may consider this money as a personal loan. I am landing you this money. Who knows, some day I might come to you and ask to return this money back to me. But for now, please use it wisely. I will not give you any advice. You know what to do with it. (213)

Выйдя из секции «А», они подождали микроавтобус и поехали в маленькую, но весьма уютную гостиницу под названием «Astron», где Борис уже неоднократно бывал. Она находилась рядом с аэропортом.

После регистрации в гостинице, они поднялись на третий этаж в свой номер, не раздеваясь, обнялись и стояли так долго-долго. Слёзы катились из глаз Мелиссы, да и Борис тоже расчувствовался. Наконец, отстранившись друг от друга, они сняли верхнюю одежду и спустились перекусить в маленький пригостиничный ресторанчик. За всё это время оба не проронили ни слова, и, вернувшись в номер, продолжали, не отрываясь, смотреть друг на друга, будто пытались запомнить любимые черты на всю оставшуюся жизнь. Внезапно Мелиса взорвалась от рыданий.
– I don’t make me let you go. I love you. Don’t you see my love? (214)

Она спустилась на пол, схватила Бориса за ноги и прижалась всем телом к его ногам. Это было уже слишком. Такого выражения чувств он вынести не мог... Обессиленые от любви, обнявшись, они упали на кровать и заснули в объятьях...

Проснулся Борис, когда часы показывали одиннадцать часов вечера. Им оставалось быть вместе девять часов. У Бориса пересохло в горле. Он встал, достал из холодильника бутылочку Кока-Колы, отпил и протянул напиток лежащей с открытыми глазами Мелиссе. Та сделала несколько глотков и опять заплакала:
– Nobody has ever taren care of me and never will, as you do. There is no need to ask you anything. You are filling my needs. Please, tell me what I have to do to keep you by my side? (215)

Тут ему в голову пришла мысль, как успокоить Мелиссу. Он сказал ей, давай подождём, и если мы поймем, что, расставшись, не сможем жить друг без друга, тогда мы разрушим всё и уедем в Тольятти. Мелисса, неожиданно для Бориса, быстро согласилась.

Они проснулись в пять часов утра, спустились вниз, выпили по чашке кофе с булочкой и тут, вернувшиеся силы заставили их подняться в номер и раздеться...

Наскоро привели себя в порядок. Наспех одевшись, они спустились вниз и на микроавтобусе уехали в аэропорт. Пошатываясь от усталости, они прошли паспортный контроль, и вышли к накопителю для посадки в самолёт на Лондон. Слёз у Мелиссы не осталось. Она их выплакала раньше. Они обнялись и стояли так вплоть до объявления посадки. В последний миг, прижавшись к Борису, она прошептала:
– Remember me, please. Do not forget me, my Mila. I will remember you until the last day of my life. (216)
– Melissa, darling. Please, call me if you will ever need me! And I will come to you at once. (217)


















ГЛАВА 51
Москва, Россия
2 октября 1993 года

В субботу, 2 октября, сторонники Верховного Совета проводили митинг на Смоленской площади в Москве. Во время митинга были спровоцированы беспорядки, в которые вмешался ОМОН. В ходе столкновения был убит пожилой участник митинга – ветеран Великой Отечественной войны. Это только подлило масло в огонь. Использовав подручные предметы, разогретые участники митинга перешли в наступление на ОМОН. На Смоленской площади возникли баррикады. В этот раз оппозиция одержала победу в силовой схватке.

Задолго до этих событий, летом 1993 года, партия «Трудовая Россия» наметила проведение на 3 октября 1993 года Вече народов СССР на Октябрьской площади. После указа № 1400 намеченная акция приобрела совсем иной политический смысл. К двум часам дня на Октябрьской площади, несмотря на сопротивление ОМОНа, собралось несколько сотен тысяч человек. Проходы к Кремлю и к Дому Советов были плотно перекрыты ОМОНом. После короткого митинга собравшиеся двинулись по Садовому кольцу в сторону Дома Советов.

На Крымском мосту людей встретили несколько цепей ОМОНа. Участники марша, преодолев сопротивление, продолжили движение к зданию Верховного Совета. То же случилось на Смоленской площади. Люди захватывали оставленные омоновцами грузовики и автобусы, для того чтобы ускорить движение. Когда митингующие, подходя к Дому Советов, шли мимо московской мэрии (бывшее здание СЭВа), оттуда по ним был открыт огонь.

Несколько сотен тысяч человек прорвали блокаду Белого Дома. Это было уже похоже на народное восстание. Здания мэрии и гостиницы «Мир» были взяты, над ними поднялись красные флаги. Войска, блокировавшие Белый Дом, разбежались. Немногочисленные омоновцы и солдаты ВВ, захваченные в плен восставшими, поспешили заявить о том, что они переходят на их сторону. На площади у Дома Советов царила атмосфера праздника: ельцинский режим свергнут!

Начальник штаба обороны Дома Советов А.Крючков предлагал восставшим пойти на штурм министерства обороны и Генштаба, которые остались практически без охраны. Захват Генштаба сделал бы открытой дорогу к захвату Кремля. Однако министр обороны Дома Советов В.Анчалов затягивал выполнение этого плана, и, пока тянулось время, А.Руцкой неожиданно призвал идти на штурм телецентра в Останкино.

Моральное значение захвата Останкино было понятно. Однако с военно-тактической точки зрения план похода на Останкино был губительным: значительная часть людей уходила на окраину, в противоположную часть города, и существовали большие сомнения, смогут ли восставшие сами включить эфир в случае своей победы. Тем не менее, походу к Останкино никто не воспрепятствовал.

К 6 часам вечера 3 октября у телецентра Останкино собралось около 150 тысяч человек. Руководившие митингом В.Анпилов и А.Макашов обратились к работникам телевидения с требованием предоставить митингующим слово в открытом эфире. Но работники телевидения заперли все входы в телецентр. Обстановка постепенно накалялась. Наконец, дело дошло до того, что грузовик митингующих протаранил вход в телецентр – и тут же войска спецназа открыли пулемётный огонь. Огонь вели по площади из всех зданий телецентра и из БТРов. Всего в Останкино было убито, по официальным данным, 46 человек, сколько на самом деле – неизвестно. В это время московское телевидение начало вещание из резервной студии на Шаболовке.

К четырём часам вечера 3 октября Б.Ельцин издал указ о введении чрезвычайного положения. Ночью с 3 на 4 октября президент собрал в здании генштаба совещание генералов, на котором обсуждали план захвата Белого Дома. Генерал Коржаков представил Ельцину своего заместителя Г.Захарова, который предложил план захвата План этот состоял в том, чтобы вывести на мост напротив Белого Дома танки и из них открыть огонь по Белому Дому, что должно деморализовать его защитников и обеспечить военное превосходство.

В 6:45 утра 4 октября, БТРы начали расстрел из пулемётов баррикады у Белого Дома, и войска МВД захватили первые этажи. Через несколько часов танки вышли на мост вокруг Дома Советов и начали расстреливать его из танковых пушек.

В течение нескольких часов соблюдалось относительное затишье: Руцкой всё ещё надеялся на приход в Москву верных ему частей. Когда стало ясно, что никто из военачальников не вступит в поддержку Верховного Совета, штурм возобновился с новой силой. ОМОН начал поэтапную зачистку этажей Дома Советов.

В этот процесс вмешалась группа спецназа «Альфа», подъехавшая к Дому Советов. С ними защитники Белого Дома договорились о капитуляции. Под защитой «Альфы» люди стали выходить из здания Верховного Совета.

В это самое время начальник охраны президента России генерал Коржаков с начальником ГУО Барсуковым в сопровождении группы «Альфа» проникли в Белый Дом и задержали там всех депутатов. Большинство депутатов обыскивали, после чего отпускали вместе с остальными защитниками Белого Дома. При этом были арестованы Руцкой, Хасбулатов, Константинов, Макашов и ряд других руководителей защиты Белого Дома. Их доставили в следственный изолятор «Лефортово». Через несколько дней за пределами Москвы был арестован В.Анпилов.

Всю сцену штурма Дома Советов снимал и показывал в прямом эфире (в том числе и по российскому телевидению) американский канал СиЭнЭн.





























ГЛАВА 52
Москва
2 октября 1993 года

Утром 2-го октября Лидия всё не хотела отпускать Владимира. Она никак не могла расстаться с ним, обнимала и безотрывно смотрела на него. А потом и вовсе разрыдалась. Владимир пообещал ей вернуться так скоро, как он сможет. Лидия, уже с явными признаками беременности, расцвела той красотой, которую приобретает женщина в ожидании материнства. Её формы округлились. И сама она стала как-то мягче, нежней. Но, что было делать? Работа есть работа. Они простились. И Лидия вышла на лестничную клетку, чтобы в последний раз перед разлукой обнять своего мужа. Владимир Павлович Школьников простился с Лидией и уехал в аэропорт «Домодедово», где находился на стоянке зафрахтованный компанией «Сольвейг» ЯК-40.
 
Как было условлено, Школьников прибыл в аэропорт в 9:00 утра. Ивана Фёдорова ещё не было. Он не появился и к 10:00. Владимир Павлович несколько раз звонил по телефону в «Сольвейг» но там не знали, где находится Иван. Тамары в офисе тоже не было. Как человек обязательный, Школьников решил ждать Ивана до 11:00, а потом вернуться в город. Но к 11 часам Иван появился. От него сильно разило спиртным. Он что-то буркнул в знак извинения, уселся в кресло и заснул, досыпая после вчерашнего. Он действительно провёл всю ночь и утро с Тамарой и теперь отдыхал.

Экипаж ЯКа, занял свои места и они, получив разрешение на вылет, вырулили из ангара. Но тут произошло непредвиденное. Самолёт наехал одним колесом, на небрежно оставленную ступицу с торчащими вверх болтами. Колесо взорвалось. Необходимо было его заменить. На складе такого колеса не оказалось, а снять с другого ЯКа они не могли, так как самолёт был зафрахтован и не принадлежал ни одной из местных компаний. Пока связывались по телефону с заводом, пока размещали заказ на доставку нового колеса - день прошёл. Новое колесо обещали подвезти к завтрашнему утру. Так что все договорились вернуться в город и снова встретиться завтра к 10:00.

К своему дому Школьников всегда заезжал не по короткой дороге, а обогнув детский садик – так он мог видеть машины, стоящие или отъезжающие от его подъезда. Ему показалось несколько странным, что он заметил одну из машин охраны «Сольвейга», отъезжающую от его подъезда. Он вызвал лифт, поднялся на свой, шестой, этаж. Подошёл к двери квартиры. Дверь оказалась незапертой. Страшное предчувствие охватило Владимира. Он подождал пока это чувство пройдёт, и мысли улягутся.

Владимир достал из кобуры пистолет с глушителем, отстегнул застёжку десантного ножа и кобуру запасного пистолета. Тихо отпер дверь и вошёл в прихожую, держа пистолет наготове. В комнате справа, которая служила им с Лидией спальней, послышался шорох. Владимир, направив пистолет в комнату, ногой толкнул дверь.

– Командир, это я, Городов, – послышался голос одного из охранников «Сольвейга».
– Ты зачем здесь? – спросил Владимир. – Что ты тут делаешь?
– А вы что, не в курсе? Хозяин приказал зачистить. Вот мы и кончили эту тёлку.
– Кого вы кончили? Тёлку?
– Так хозяин приказал. Там ещё Тамарка была, и сын его, Иван.
– Вы убили Селину?

В душе Владимира всё оборвалось. Он начинал понимать, что это не кошмарный сон. Это Фёдоров, после поездки к Свиблову, приказал убить Лидию. И они выполнили его приказ, не подозревая, что Лидия является женой Владимира.
– Так хозяин приказал. А я думал, что вы в курсе.

Тут до охранника дошло, что Владимир, по какой-то причине, не знает о приказе Фёдорова. Охранник потянулся к кобуре. Но Владимир был быстрее, – коротким ударом ребром ладони он перебил мышцы на руке убийцы. Тот закричал. Владимир взял его своей большой рукой за глотку.
 
– Заткнись, – приказал Владимир. – Кто ещё был с тобой? – спросил он.
– Курдюмов и Шаповалов, – понимая, что ему конец, ответил Городов. – Прости меня, командир, это хозяин приказал, – захрипел охранник.
– Где они?
– Сейчас вернуться, за канистрами поехали. Палить квартиру будем.

Владимир, коротким ударом в грудь, навсегда остановил сердце Городова. Вышел в прихожую и дождался возвращения Курдюмова и Шаповалова. Когда они вернулись и вошли в прихожую, он, из темноты, взял их обоих за шеи и ударил лбами с такой силой, что оба с проломленными черепами грохнулись на пол. Он проверил их карманы, достал из одного из них ключи от машины и положил к себе. Их оружие он не тронул. Оно ему было без надобности.

Владимир вошёл в большую комнату. Лидии там не было. Не было её и на кухне. Тогда он вошёл в ванную. То, что увидел полковник Школьников в ванной, потрясло его, боевого офицера спецназа. В тот момент больше не стало Владимира Павловича Школьникова, счастливого человека, готовящегося стать отцом, мужа красивой женщины, будущей матери. Тот человек перестал существовать. Вместо него появился монстр в обличии Владимира Павловича Школьникова, не имеющий ни смысла, ни желания жить, способный только отомстить за страшную муку, в которой приняла смерть его беременная жена.

Обнажённое тело Лидии, с распущенными волосами, головой вниз лежало в ванне. Её ноги разъехались в стороны и безжизненно валялись на полу. Из её заднего прохода продолжала сочиться уже застывающая, перемешанная со спермой, кровь.

Зомби по имени Владимир снял пиджак, засучил рукава, включил душ. Он поднял её ноги и положил их в ванну, потом перевернул тело своей любимой женщины лицом вверх. Лучше бы он этого не делал. Рот её был порван, один глаз выбит и висел на каких-то жилах. Груди, её красивые круглые груди, которые он нежно ласкал, боясь сделать больно, не имели сосков. Они были отрезаны. Живот был вспорот. Картины, страшнее этой, представить не возможно.

Владимир взял ручку душа и, как мог, начал смывать кровь с тела своей любимой. Он, наверное, как умел, молил Бога за упокой её души. Души ангела...

Он вернулся в комнату, открыл шкаф и достал полотенца и простыню. Тщательно вытер тело Лидии, завернул в простыню и вынес его на руках в спальню. Вся кровать была забрызгана кровью. Кровью его жены.

Владимир, достал из шкафа белое подвенечное платье, в котором они были с ней в ЗАГСе, надел на неё. Надел ей белую фату. На её ноги, которые он ещё вчера ласкал, надел белые носки. Владимир снял с кровати покрывало, расстелил его на полу и положил на него тело. Он тщательно завернул его в покрывало. Затем вышел на балкон, сорвал бельевые веревки и перевязал тело Лидии.

Телефон на столе в прихожей работал. Владимир набрал номер телефона Иосифа Клименьтиевича в Тюмени. После первого звонка тот снял трубку.
– Владимир? Владимир, что с Лидочкой? Я говорил с ней, когда она страшно закричала.
– Лидочки больше нет. Прости меня, деда, что я не уберёг нашу Лидоньку.
– Кто это сделал?
– Фёдоров и Свиблов. Свиблов продал вас, её и Объединение «Тюменьнефтегаз» Фёдорову. Фёдоров велел убить Лидоньку за то, что она много знала. Прости меня, деда, прости и молись за нас. Прощай, деда.

Он положил трубку, уже не слыша глухие рыдания старика Козицкого.

Было около девяти вечера, когда он вынес тело жены на лестничную клетку. Прикрыл дверь их квартиры: первой и последней квартиры в их жизни. Спустился вниз на лифте. Он перенёс этот кошмарный сверток в свою машину. Усадил его на переднее сидение, привязав, чтобы не упал в дороге. Затем стал перетаскивать канистры с бензином, привезённые Курдюмовым и Шаповаловым, в свою машину. Их было восемь. Похоже, что они планировали сжечь весь дом.

Домой подниматься нужды не было,: ни деньги, ни документы ему больше не были нужны. Владимир включил мотор и поехал в «Сольвейг».

У входа в «Сольвейг» стоял охранник – молодой парень по имени Слава. Он узнал Владимира.
– Как обстановка на объекте? – спросил у охранника Владимир.
– Нормально. Как обычно. Наверху Иван трахает секретаршу хозяина, – безразлично ответил охранник.
– Я проверю, – сухо сказал Владимир и вошёл в здание.

Там его встретил другой охранник, Колесников. Владимир отправил его к себе в кабинет, сказав, что ему нужно переговорить с ним и чтоб он дожидался его. Владимир поднялся на второй этаж и прошёл в приёмную Фёдорова. Там горел свет, а из кабинета Ивана, расположенного напротив кабинета отца, раздавались смех и повизгивание Тамары. Владимир толкнул ногой дверь и вошёл в кабинет. Тамара, стоя на полу в задранной юбке, локтями опиралась на столешницу, трусы валялись рядом. Иван, без брюк и трусов, в одной рубашке, трахал её сзади, держась за Томкину задницу обеими руками.

Услышав шаги Владимира, Иван повернул голову и рявкнул:
– Ты чего? Чего тебе надо? – он повернулся к Владимиру, чтобы ударить его.
Но Владимир страшным ударом «под дых» согнул его пополам. Затем прижал Тамару локтем к столу и спросил:
– Кто дал распоряжение ликвидировать Селину?

Тамара заверещала. Владимир прижал её сильнее и повторил вопрос. Задыхаясь, она произнесла:
– Аркадий Фёдорович.
– Иван и ты знали об этом?

Она молчала. Владимир надавил ещё сильней. Тамара, уже чуть слышно, просипела:
– Да.

Владимир поднял локоть и нанёс ей удар в позвоночник. Было слышно, как хрустнули кости и она, потеряв сознание, навсегда замолчала. Затем он подошёл к лежащему на полу, но уже начинающему приходить в себя, сыну Фёдорова.

– А это тебе за Лидочку, – сказал Владимир, прыгая на грудь Ивана.

Удар сокрушил рёбра Фёдорова-младшего, и из горла Ивана пошла кровь.

Владимир вошёл к себе в кабинет. Там, в оружейном сейфе, у него хранилось оружие –  снайперские винтовки с оптическими прицелами для стрельбы ночью, четыре противотанковые мины и десять противопехотных гранат. Колесников дожидался его. Это был молодой парень, недавно вернувшийся из армии. Он женился, как и Владимир, в июне, и теперь его жена ждала ребёнка.

– Вот так, слушай Колесников, если жить хочешь, беги домой. Будут спрашивать, скажешь, что я приказал. Понял? – переспросил Владимир.
– Есть, понял командир! Разрешите идти?
– Не иди, а беги! – приказал Владимир. – И Славу забирай с собой.

Владимир открыл оружейный сейф, достал из него кейс со снайперской винтовкой. Помимо лазерного оптического прицела, позволяющего вести огонь, как днём, так и в темноте, винтовка была оборудована глушителем. Он проверил магазин с патронами. Тот был полон. С нижней полки достал две противопехотные гранаты и перенёс в машину. Из машины он перетащил в здание четыре канистры с бензином и разнёс их по помещениям. Вернулся к себе в кабинет, достал, одну за другой, все четыре противотанковые мины. Три разместил в здании, а одну перенёс в машину.

Владимир ещё раз прошёл по кабинетам «Сольвейга», разливая бензин из пластиковых канистр на пол и на мины. Он вошёл в приёмную, и разложил противопехотные гранаты в кабинетах Фёдорова, Ивана и в бухгалтерии. В кухне он открыл газ, прихватил с собой полотенце и навернул его на большой нож, образуя факел. Покончив с этим, он вылил остатки бензина на полотенце и разлил на пол, дорожкой к выходу. Уже на выходе из здания, где никого не было, кроме тел Ивана и Тамары, он зажёг факел и бросил его как можно дальше вглубь. Огонь вспыхнул, разносясь по бензиновым дорожкам, коврам, охватывая мины. Теперь здание уже нельзя было спасти.

Владимир быстро вышел на улицу, сел в машину и отъехал от горящего изнутри здания «Сольвейга». Он уже был на Зубовской, когда услышал три мощных взрыва, а затем – несколько взрывов потише. Приехавшим пожарным осталось только смотреть на огонь, поглощающий то, что осталось от здания фирмы «Сольвейг».

Дача Фёдорова была в Валентиновке. Владимир лично разработал схему охраны. Он знал слабые места, которые собирался использовать для атаки. На даче, кроме основного здания, было помещение для охраны и собачник. Собак выпускали ровно в полночь. Но это было безразлично Владимиру. Даже свет для наведения и стрельбы по целям ему был практически не нужен.

Дача располагалась в конце улицы. Дорога к даче и улица, образовывали Т-образный перекрёсток, одним элементом которого был тупик длиной пятьдесят метров. Таким образом, когда эскорт машин выезжал с дачи, то головная машина, обычно это был «Шевролет–Саборбан», сворачивала налево, открывая для удара 500-й «Мерседес» Фёдорова. На эту операцию нужно было четыре секунды, потому что сзади «Мерседес» прикрывался другим «Саборбаном», исключающим возможность атаки.

Подъехав к даче Фёдорова с выключенными фарами, Владимир проехал в конец тупика, развернул машину передом вдоль улицы и остановился в тени развесистых кустов бузины. Фонарей на улице не было, только находящаяся за тучками луна слабо освещала землю. Темнота была союзником Владимира.

Он вышел из машины, достал из неё противотанковую мину. Неслышно ступая, отнёс её за подъезд к даче и установил на проезжей части, даже не маскируя. Он осмотрелся и активизировал мину.

Владимир вернулся к машине. Разложил гранаты на коленях тела Лидии. Под ноги ей он положил одну канистру с бензином набок, так, чтобы крышка была в верхней части. Ещё две канистры он расположил в салоне машины, а последнюю – оставил в багажнике, положив набок, но крышкой вниз.

Затем он достал из багажника кейс со снайперской винтовкой. Собрал её. Установил глушитель и прибор ночного видения. Остановившись на мгновенье, Владимир открыл крышку канистры. Бензин стал вытекать на дно багажника.

Владимир прошёл десять метров и, как кошка, влез на крышу сарая, которая примыкала к заброшенному дому, находившемуся в самом конце улицы. С этого места дача Фёдорова была в зоне прицельной видимости.

Владимир лёг в положении, удобном для ведения стрельбы. Он отчётливо видел столовую, где за столом сидели сам Фёдоров, его жена, внучка и сестра жены. На мгновенье он остановился, – девочка ведь не виновата. Но вспомнив, ЧТО находится там внизу, в машине, медленно взвел курок. Он не очень чётко видел самого Фёдорова, но две женщины и ребёнок были чётко различимы. Владимир несколько раз перевёл винтовку с одной цели на другую, выдохнул воздух и произвёл три выстрела.

Больше он даже не глядел в дом – зная, что там уже три трупа. Теперь очередь за Фёдоровым.

Владимир спрыгнул вниз, подбежал и быстро сел в машину. На даче послышались крики. Теперь оставалось ждать. Он открыл крышку канистры, включил зажигание. Мотор заработал бесшумно. Владимир начал произносить слова молитвы. Он молился за себя и за Лиду, свою Лиду. И ещё. Он благодарил Бога за четыре месяца счастья.
 
На даче охранники спустили собак. Послышался шум мотора «Саборбана», затем другого. Владимир знал, что «Мерседес» работает бесшумно. И ещё он знал, что там сейчас паника, и им надо вывезти Фёдорова в безопасное место. Его тело напружинилось. Послышался скрип отворяемых ворот дачи. Владимир выжал педаль тормоза и перевёл рычаг управления, держа ногу на тормозе, до тех пор, пока не увидел поворачивающий налево «Саборбан». Следом за ним медленно двигался «Мерседес».

Набрав полные лёгкие воздуха, он перевёл ногу с тормоза на педаль газа, вдавливая её в пол. БМВ рванул с места, стремительно набирая скорость. Мина взорвалась под «Саборбаном» одновременно с ударом БМВ в бок «Мерседеса», как раз в то место, где сидел Фёдоров.

Владимир погиб мгновенно при контакте. От удара загорелся бензин на полу салона. Огонь мгновенно распространился внутри машины. Из второго «Саборбана» выбежали охранники, которые пытались открыть дверь, противоположную, тому месту, где сидел, сжатый подушками безопасности, Фёдоров, но тут прогремел взрыв гранаты, затем – второй. Осколки разлетелись, разрывая подушки безопасности и тела Владимира, Лидии, Фёдорова и охранников. Начали рваться закрытые канистры с бензином. Наконец, взорвался бензобак.

Приехавшая через полчаса, вызванная перепуганными соседями, «Скорая» запросила по радио подмогу. Так они и ждали до самого утра, пока приедут пожарные и следователи. Наутро, когда приехали следователи прокуратуры, милиция и пожарные, они собрали тела охранников, вытащили из «Мерседеса» обгоревшие тела Фёдорова и его водителя с охранником. От БМВ, кроме обгоревшего каркаса, практически не осталось ничего. Он стал общим крематорием для Владимира и Лидии. Кроме пепла и каких-то фрагментов скелетов, следствие ничего не обнаружило. Передний «Саборбан», испытав на себе убойную силу противотанковой мины, стал последним местом пребывания на этой земле для пятерых охранников.

Наутро, к сгоревшему до основания зданию «Сольвейга», на машине подъехал егерь от Киевского райвоенкомата. В пакете на имя генерал-майора Школьникова лежали копия приказа Министра обороны РФ о присвоении полковнику запаса Школьникову Владимиру Павловичу очередного воинского звания генерал-майора и повестка, предписывающая явиться в райвоенкомат для получения военного билета офицера Российской Армии, а также направление на шестимесячные курсы при Генеральном Штабе Вооруженных Сил РФ.

Егерь потоптался вокруг и, не найдя никого, кто бы мог дать внятный ответ относительно местопребывания генерал-майора Школьникова, вернулся в райвоенкомат и сдал пакет на хранение в спецчасть.























ГЛАВА 53
Тюмень – Москва
2 октября 1993 года

Иосиф Клименьтиевич находился в своём кабинете в управлении Объединения «Тюменьнефтегаз» и разговаривал с Лидочкой по телефону, когда в дверь её квартиры в Москве позвонили. Лида сказала, что откроет дверь и посмотрит, кто там пришёл. Часы показывали 6:15 московского времени. Но, вместо милого ему Лидиного голоса, Иосиф Клименьтиевич внезапно услышал крик. Кричала Лида. Это был истошный крик умирающего животного. Затем послышался какой-то приглушенный стон. Затем в трубке слышались только мужские голоса: мат и смех. А потом раздались одни гудки. Иосиф Клименьтиевич набрал Лидочкин номер, но там никто не отвечал. Страх за Лидию холодом сжал сердце старика. Он набирал её номер снова и снова. Но ответа не было.

Он набрал оператора и попросил соединить его с милицией. Дежурный по городу, на просьбу проверить, что происходит в квартире Лидии, спросил:

– Ты, батя, чего? Не смотришь совсем телевизор? Посмотри, что делается. Война, батя. Гражданская война. Весь личный состав на военном положении. Извини, батя, но я ничем помочь тебе не могу.

Иосиф Клименьтиевич и сам знал о том, что в Москве происходит. Он уже третьи сутки не отходил от телевизора. Смотрел и дома, и на работе – шла постоянная сводка новостей. Да. Это Война. Гражданская война.

Иосиф Клименьтиевич вызвал своего секретаря, пожилую женщину, работающую с ним уже не один десяток лет.

– Мария Васильевна, – упавшим голосом проговорил Козицкий, – с Лидией приключилась беда. В Москве с Лидой случилась беда. Мне нужно быть там. Сделайте что-нибудь.

Мария Васильевна вышла, а Иосиф Клименьтиевич начал лихорадочно вспоминать все события, которые происходили в течение нескольких последних недель. Он вспомнил, что из Москвы приезжал Фёдоров из компании «Сольвейг». У объединения «Тюменьнефтегаз» с этой компанией есть контракт на поставку сырой нефти в страны ближнего зарубежья, и Лида там оформлена консультантом. В этой компании начальником отдела безопасности работает Владимир. Надо позвонить ему.

Он набрал номер компании «Сольвейг». Там ему сказали, что Владимир улетел в Африку и вернётся через несколько дней.

Когда приезжал Фёдоров, Школьников был с ним, но сделал вид, что не знаком с Иосифом Клименьтиевичем, просто дал знак ему, что позвонит позже, и действительно позвонил, извинился, но сказал, что так было нужно. Ещё он сказал, что Фёдоров сделал предложение Свиблову купить «Тюменьнефтегаз». Но Свиблов не стал обсуждать этот вопрос с Иосифом Клименьтиевичем. Первый раз, за всю историю их двадцатисемилетней дружбы, Свиблов не пригласил его принять участие в беседе и не стал советоваться с ним по этому вопросу. Всё это было очень странным. По телевизору уже передавали, что захвачена телестудия «Останкино». Что делается! Идёт война, и с Лидой приключилась беда.

Вошла Мария Васильевна, сказала, что самолёты на Москву летают, и что она взяла три билета на первый рейс: для Иосифа Клименьтиевича и для двоих людей из охраны Объединения. Самолёт вылетает в 10 вечера по Москве – у них есть время собраться, переодеться и взять с собой всё, что может понадобиться.

На работе старик оставаться не мог – его бросало из стороны в сторону. Сердце болело. Мария Васильевна поехала домой к Иосифу Клименьтиевичу вместе с ним. Водитель остановился на заправке, когда позвонил Владимир. Он сказал, что Лидочки больше нет. Что просит прощения, что не уберег её. И что её погубили Фёдоров и Свиблов. У старика, от услышанного, чуть не остановилось сердце. Мария Васильевна налила ему валерьянки. А когда пришли охранники, велела им взять валерьянку с собой в самолёт.

Они уехали в аэропорт. Когда самолёт приземлился в Москве, там была ночь. Аэропорт был полон народу. Везде стоял крик и плач. Они взяли такси и поехали на проезд Черепановых в квартиру, где жили Лидия и Владимир.

В Москве на всех основных магистралях и перекрёстках были танки и бронетранспортёры. К центру города подтягивалась боевая техника. В другое время Иосиф Клименьтиевич принял бы участие в обсуждении, кто прав и кто виноват, но небеса в России ещё только рушатся, а его мир уже рухнул. Ехать пришлось объездами. Пока они добрались до дома, начало светать.

При подъезде к дому вдали раздались звуки артиллерийской канонады.
– Слышите? – спросил водитель. – По Белому Дому из пушек палят.
– Вы уж не уезжайте, – попросил его Иосиф Клименьтиевич, расплачиваясь в десятерном размере. – Мы не надолго. Если всё в порядке, то мы вам дадим знать, а если нет... – и он заплакал.
– Понимаю, – сказал водитель и пообещал ждать.

Они поднялись на этаж. У Иосифа Клименьтиевича были ключи от квартиры. Он попытался открыть дверь, но руки тряслись, и он никак не мог попасть ключом в замочную скважину. Один из охранников попросил ключ и отпер дверь. Войдя в квартиру, они обомлели – на полу лежало три мужских трупа, а вся квартира была залита кровью. Кровь была везде.

Иосиф Клименьтиевич от того, что он увидел в квартире, стал сползать на пол. Его подхватил один из охранников, а другой пошёл на кухню за водой, чтобы разбавить валерьянку. На кухне в раковине он увидел отрезанную часть женской груди. Охраннику стало не по себе. Он открыл шкафчик, нашёл стакан и прошёл в ванную, чтобы набрать воды там. Но от увиденного в ванной комнате и запаха крови, ему, боевому офицеру, прошедшему Афган, самому стало не по себе. 

– Выводи Иосифа Клименьтиевича из квартиры, – сказал он другому охраннику. – Здесь ему делать нечего.

Пока один охранник выводил теряющего силы Иосифа Клименьтиевича из квартиры, другой проверил внутренние карманы у троих убитых. К его удивлению, все трое оказались работниками охраны компании «Сольвейг».

Свежий воздух на лестничной клетке немного успокоил Иосифа Клименьтиевича. Он собрался с силами, взял себя в руки и снова стал прежним сильным руководителем. Козицкий вернулся в квартиру:
– Сынок, – обратился он к одному из охранников, – дай мне пистолет одного из этих бандитов. А у вас оружие есть при себе?
– Есть.
– Здесь нам больше делать нечего. Это – работа для милиции. А мы поедем в «Сольвейг». Там надо разбираться в том, что здесь произошло.

Охранник передал ему пистолет. Привычным движением бывшего фронтовика, Иосиф Клименьтиевич проверил количество патронов и передёрнул кожух ствола. Затем поставил пистолет на предохранитель и заложил его за пояс брюк. Охранники оценили привычность движения Козицкого.
– Я, ребятки, прошёл всю Финскую и всю Отечественную. И за родителей своих «малолеткой» по лагерям помотался. Смертей в жизни навидаться пришлось. А вот за внучку я буду беспощаден. Буду мстить, гадам, до последнего.

Они вышли из квартиры, Козицкий взял ключ и запер дверь. Теперь ключ в его руках вошёл в замок с первого раза. Он подошёл к соседской двери и нажал на кнопку звонка. За дверью раздался старческий женский голос:
– Вам кого?
– Соседей, – ответил Иосиф Клименьтиевич.

Дверь открыла пожилая женщина, но, увидев троих мужчин, тут же её захлопнула. Она закричала:
– Вам чего надо? Уходите сейчас же. Я милицию вызываю. Милиция!
– Милая женщина. Я кладу на пол ключ от соседской квартиры. Там вчера бандиты убили мою внучку. Лидочку. Может быть, вы её знаете. Вызывайте милицию. Ключ от квартиры лежит на полу.

Они спустились вниз по лестнице. Уже выходя на улицу, услышали, как открылась соседская дверь – это соседка подняла ключ.

Водитель, как они условились, дожидался их.
– Теперь куда поедем? – спросил он.
– На Зубовскую. Там я покажу, – сказал Иосиф Клименьтиевич, с трудом опускаясь на заднее сидение машины.

Когда они добрались до Зубовской площади, там были слышны автоматные очереди и пулемётная пальба. Звуки доносились со стороны Смоленской площади. Это на набережной Белый Дом штурмуют – пояснил водитель.

Они пытались подъехать к особняку, в котором размещался «Сольвейг», но дома-то уже не было. Было лишь пожарище, да из земли торчали какие-то остатки бывшего строения. У остатков здания стояла пожарная машина и один милиционер. На вопрос, что тут случилось, милиционер ответил, мол, сами видите. Ничего не осталось. Некоторые, из стоящих вокруг людей, оказались ничего не понимающими работниками «Сольвейга». На вопрос, где можно найти Фёдорова, они объяснили, что Фёдоров живёт на даче в Валентиновке, но там телефон не отвечает. Козицкий взял адрес дачи, и они поехали в Валентиновку.

Ехать пришлось в объезд главных магистралей. Но водитель, коренной москвич, знал своё дело. До Валентиновки добрались сравнительно быстро. Когда подъехали к даче, то увидели несколько машин «Скорой помощи» и машину милиции. Здесь милиционер оказался более словоохотным. Он показал им, что осталось от БМВ, «Мерседеса» и «Саборбана», рассказал, что это БМВ врезалась в «Мерседес», но, похоже, что там была взрывчатка и горючее, так как от БМВ ничего не осталось. Всё сгорело.

Иосиф Клименьтиевич всё понял. Он молча опустился на колени перед тем, что осталось от БМВ, и так и стоял, пока охранники не подняли его и отвели в машину.

Водитель спросил:
– А теперь куда, ребята. Что-то вы меня сегодня по следам преступлений возите.
– Внучку мою бандиты вчера убили. А муж её им отомстил. И сам с ней себя уничтожил. Он отомстил. Теперь моя очередь пришла. Я мстить буду, – глухо ответил ему Козицкий. – Теперь гони обратно, в «Домодедово». Больше нам тут делать нечего.

В самолёт их посадили по броне. К утру следующего дня они уже были в Тюмени. Машина ожидала в аэропорту. Водитель привез Козицкого в управление, а сам отправился развозить по домам двух охранников, которые не спали двое суток.

Иосиф Клименьтиевич прошёл прямо в кабинет Свиблова, попросил выйти сидевшего там главного бухгалтера и, заперев дверь на ключ, сел на стул напротив хозяина кабинета.

– Ты за что мою внученьку продал Фёдорову? – спросил Козицкий у Свиблова. – Ты предал нашу дружбу. Столько лет мы были вместе, а теперь ты продал и меня, и девочку. Ей ещё жить бы да жить. И деток рожать. Беременной она была. А ты её продал. Она мучительную смерть приняла. И муж её, Владимир, тоже погиб. Но он погиб смертью героя. Теперь моя очередь пришла с тобой разобраться.

Свиблов, увидев лицо Козицкого, понял, что тот не шутит, и что ему пришёл конец. В ящике стола, с недавних пор, лежал всегда заряженный револьвер системы «Наган». Такими в НКВД расстреливали «врагов народа». Он потянулся к револьверу, но Козицкий уже держал наготове, под столом, направленный на Свиблова пистолет, и в тот же момент нажал на курок. Пуля попала Свиблову в печень. Но он всё же успел выпустить пулю из своего револьвера, когда Козицкий, в это же время, нажал на курок своего пистолета во второй раз. Оба выстрела прогремели одновременно.

Пуля из револьвера Свиблова пробила лоб Козицкого, и он откинулся на спинку стула, в котором сидел. А вторая пуля, выпущенная из пистолета Козицкого, попала в желудок Свиблова. От жуткой боли, пронзившей его тело, Свиблов закричал. Он откинулся в кресле, прижимая живот руками, но кровь вместе с жизнью вытекала у него между пальцами. Пока охранники, вызванные секретарём, взламывали дверь, Свиблов умер.








ГЛАВА 54
Калифорния
3–7 октября 1993 года

Самолёт, в котором летел Борис, приземлился в Международном аэропорте Лос-Анджелеса в 12:30. Он быстро прошёл паспортный контроль, но отсутствие у него багажа вызвало удивление при прохождении таможни. Человека не было в стране более двух недель, а он – без вещей. Однако все вопросы были сняты, когда Борис показал таможенному офицеру пропуск в гостиницу «Мир». В конторе таможни, куда его пригласили пройти, чтобы задать несколько вопросов, работал телевизор. СиЭнЭн вело прямую трансляцию из здания гостиницы «Мир», которую заняли и разгромили сторонники Верховного Совета. «Welcome Нome!» (218) – единственное, что оставалось сказать таможеннику.

Бориса, по обыкновению, никто не встречал. Из здания международного терминала он прошёл к стоянке автобусов. Микроавтобус с указателем на переднем стекле «Orange County» (219) довёз его домой за сорок минут. Жена была ещё на работе – кому-то ведь надо зарабатывать на жизнь. Сына тоже не было – взрослый, он жил своей жизнью.

Борис разделся, сел в кресло и включил телевизор. В эфире шёл прямой репортаж СиЭнЭн. В Москве был час ночи, но улицы были полны народу. Перед зданием Верховного Совета, где они ещё недавно гуляли с Мелиссой, стояли танки. Из некоторых окон шел чёрный дым. Здание горело.

И тут на Бориса сошло озарение. Вся эта история с их похищением была тщательно продумана и подготовлена. Леди Мелисса оказалась там совершенно случайно. Ведь её приезд был полной неожиданностью не только для Бориса, но и для Черкизова. Приехать должен был Эдди. Но Эдди был занят, поэтому он послал вместо себя Мелиссу. Или... потому, что его помощник был занят, и, не желая подвергать свою драгоценную жизнь опасности, он послал Мелиссу.

Остается получить ответ на один вопрос – кто послал Черкизова? Кравченко или Якубовский. Почему им обоим звонил Черкизов?

Разница во времени, в комбинации с усталостью от «медового месяца» и перелёта, разморила Бориса. И он заснул, сидя в кресле.

Разбудила его вернувшаяся с работы жена Руслана. Часы показывали восемь вечера. В Москве было семь утра. Они поздоровались. Обычно Борис встречал её с ужином, но он только вернулся, поэтому, полусонный, ничего толком не смог ей объяснить. Она поняла только одно – в России гражданская война, а ему чудом удалось избежать смерти. Ему и ещё одной женщине.

Борис проснулся в четыре часа утра. Первое, что он сделал, после того как принял душ, –  позвонил домой Филимонову. Трубку сняла его жена. Борис не был с ней знаком, но заочно они знали друг друга. Естественно, Филимонова дома не было. Он попросил её передать Ивану Фёдоровичу, что звонил Борис Горянин из Калифорнии и что у него для Филимонова есть информация государственной важности.

Голова у Бориса гудела. Он послонялся по дому и лёг спать. Проснулся уже вечером. По сути дела, он спал уже сутки. Борис встал с кровати, выпил горячего чаю и две таблетки снотворного. И снова заснул. На этот раз он открыл глаза около девяти часов утра. Только теперь его голова стала свежей. Он позвонил на работу жене и попросил её прийти пораньше.

Когда Руслана пришла домой, они сели к столу, и за ужином Борис рассказал ей всё – про их с Мелиссой похищение и как они скрывались в банке у Кислова, и про то, что Мелисса открыла для него в Германии счёт в банке. Он не рассказал жене только про свою связь с Мелиссой. Решил: будь, что будет. Жена была категоричной: нечего больше ездить в Россию. И точка. Борис и сам понимал, что в ближайшее время, он не поедет туда. Его могут там искать, на него могут повесить нераскрытые преступления. И вообще...

На следующее утро в среду, 6 октября, ему позвонили из банка. Менеджер отделения «Банк Оф Америка», где был открыт счёт компании «Агропром–США», господин Майк МакЭллиот поставил его в известность, что из Швейцарии на счёт компании пришли пять с половиной миллионов долларов. Деньги уже находятся на счету компании. Борис немедленно помчался в банк.

Отделение банка находилось прямо через дорогу от дома, где проживали Горянины. Когда Борис подошёл к двери офиса Майка МакЭллиота, тот, увидев его, помахал рукой. Майк передал Борису банковские документы на перевод денег из Швейцарии, из компании «Pennington International». В тот момент, когда они читали с Майком бумагу, к ним подошла одна из работниц банка и передала Майку телекс, в котором Кравченко требовал снять все деньги со счёта «Агропром–США» и перевести их на счёт компании «Агропром», в Панаме. При этом телекс не подтверждал факта отправки нефти.

Борис вернулся домой. Он начал набирать домашний номер капитана Жукова – руководителя «Спецмортранса». После двух попыток он, наконец, дозвонился до него. Жуков сказал, что танкер находится в порту Вентспилса и ждёт разрешения на погрузку, но они никак не могут связаться с Анисимовым из «Транснефти» и загрузить нефть.
– С Анисимовым? – удивился Борис. – Так его же убили ещё 23 сентября.
– Как его убили? – теперь уже удивился Жуков. – Мне Кравченко сказал, что они в постоянном контакте.

Сейчас Жуков всё понял. Борис понял всё уже давно. Он попрощался с Жуковым. И вернулся в банк. МакЭллиот удивился, что Борис вернулся так быстро.
– Майк, – обратился к нему Борис, – пожалуйста, верните деньги назад в «Pennington International».
– А как же распоряжение Кравченко?
– Отменяется, – категорически ответил Борис. – Он хочет украсть эти деньги.

Борис рассказал ему о разговоре с Жуковым. МакЭллиот предупредил Бориса, что «Pennington International» потребует компенсации за перевод денег. Если потребует, то заплатим, подвёл черту разговору Борис.
 
В пятницу утром, 7-го октября, в Москве уже был вечер. С Хасбулатовым и Руцким было покончено. Они уже давали показания в «Матросской тишине».

Борис, наконец, смог дозвониться до Ивана Фёдоровича Филимонова. Понимая нынешнее положение Филимонова, он был предельно краток.

– Иван Фёдорович, – начал Борис, – в продолжение нашего последнего разговора, пожалуйста, записывайте: СВ, четвёртый вагон, двадцать шестое место. Номер билета 2-4-8-1-6. Всё, прощайте.
– Спасибо. Понял. Прощайте, Борис. Берегите себя.

Борис знал, что Иван Фёдорович понял его. Дело в том, что Филимонов несколько раз называл Савёловский вокзал по-местному: СВ. Четвёртый вагон, двадцать шестое место означали: камера хранения, четвёртая секция, ячейка номер двадцать шесть. Код замка: 2-4-8-1-6. В эту ячейку камеры хранения Борис, на пути в «Шереметьево», положил пластиковый пакет с конвертами, которые он заготовил в Тольятти. Там же лежало заявление Плюща.

Теперь Борис знал, – в Генеральной прокуратуре будет известно и о Якубовском, и о Черкизове. А там они пусть разбираются сами.

Не прошло и получаса после разговора с Филимоновым, как позвонил господин Дэ Ла Перрие.
– We received money back from you. What does it mean? Do you understand that you are in breach of the contract? (220)
– It really means that I saved your money. If I would not sent them back to you, your money will be in Panama or even farther away. (221)
– But because you are not meet the existing contract, you have to compensate all expenses related to wiring money to your account with the Bank of America. (222)
– My dear friend. Please, listen to me. Number One: There is Force Major condition in Russia. Number Two: Please, check my Tax Returns for 1992. I do not think you will consider a legal recourse. Now, if there are no more questions, thank you for calling. Good-bye, my dear friend. Please, say Hello to my dear friend Mr. Pennington for me. – И с этими словами Борис Горянин положил трубку. (223)


























ГЛАВА 55
Лондон, Англия
3–7 октября 1993 года

Отстранившись от Бориса, Мелисса пошла в самолёт. Она предъявила свой посадочный талон бортпроводнику и повернула голову к Борису. Тот продолжал стоять неподвижно и неотрывно смотрел ей вслед. Увидев, что Мелисса смотрит на него, он шагнул ей навстречу. И она тотчас же рванулась к нему. Они обнялись. Снова на одно мгновенье прижались друг к другу, как будто закрываясь от всего остального мира…

Мелисса, теперь уже решительным шагом, направилась в самолёт. Она теперь знала твёрдо, что с одной стороны – это конец их отношений в прежнем виде, но одновременно и начало иных отношений. Какими будут эти их новые отношения она не знала, но знала одно, что они связаны судьбой до конца жизни. И ей стало легко.

Усевшись в кресло, Мелисса снова было принялась грустить, но накопившаяся усталость последних двух недель, заставила её закрыть глаза. Когда она открыла их снова, то самолёт уже готовился к заходу на посадку в аэропорте «Хитроу». По телевизору передавали прямой репортаж СиЭнЭн из гостиницы «Украина», которая находится на противоположной стороне Горбатого моста через Москва-реку, прямо напротив здания Верховного Совета РФ. Мелисса узнала это место. Они с Борисом были там вечером перед их поездкой в «Куромыч». Она только теперь поняла, ПОЧЕМУ Борис позвонил этой девушке Вике, чтобы она проводила их к самолёту. И мысленно начала благодарить Бога за её и Бориса спасение. Самолёт уже подруливал к терминалу, когда начали показывать, что танки стреляют в сторону Белого Дома.

После выхода из терминала, Мелисса прошла паспортный контроль и вышла в зал получения багажа. Там она увидела сэра Ховарда Виггинса – секретаря её отца. Он явно был растерян.
– Я потрясён тем, что сейчас происходит в России, – вместо приветствия сказал он, протягивая обе руки Мелиссе. – Как вы там уцелели? – с участием в голосе спросил.
– Сэр Виггинс! – радуясь встрече с давним знакомым, улыбаясь, воскликнула Мелисса. Она двумя руками пожала обе руки сэра Виггинса. – Нас защитил сам Всевышний, – уже серьёзно закончила Мелисса.
– Вас? Вы же там были одна. Ведь сэр Эдди Пеннингтон не был там с вами.
– Это счастье, что его не было. С ним бы я там точно погибла ужасной смертью.
– Кто же этот ваш спаситель?
– Один очень хороший мой друг. Мне его очень не хватает, сэр Виггинс, –  тихо добавила Мелисса.
– Как? У вас нет багажа? – снова удивился пожилой джентльмен.
– Да. Вот только эта сумка. Всё остальное осталось там.
– Слава Богу, леди Мелисса, что вы уже дома! – сочувственно воскликнул сэр Виггинс.

И они энергично направились к выходу.
– А почему же меня не встречает отец? Я так соскучилась по нему. Как он?
– Сэр Спенсер слегка недомогает. Сейчас мы поедем к нему, немного отдохнём, а потом я отвезу вас к вам домой.
– Что с отцом?
– Знаете, у него был, как мне кажется, не совсем приятный разговор с вашим женихом, после которого сэр Спенсер слегка занемог.
– Да. Да. Действительно, ненадолго заедем к отцу. Я очень хочу его видеть. Но вы не представляете, как я устала. Мне необходимо принять ванну. И спать. Спать. Как можно дольше...

«Ягуар» сэра Виггинса помчал их от аэровокзала. Мелисса открыла окно, жадно вдыхая привычный лондонский воздух. Лето прошло, но этот день выдался удачным – почти не дождило, и сквозь лёгкие облака просвечивало редкое солнце. Мелиса любила Лондон –  город её детства, она выросла в нём. Но сейчас усталость брала своё. Глядя на проплывающую мимо дорогу, она ушла в свои мысли. Постепенно, перескакивая от одного к другому, мысли вернули её к Борису. Интересно, что он делает сейчас? Наверное, спит в самолёте. Мелисса улыбнулась своим мыслям и закрыла глаза. Вскоре машина уже стояла перед домом её отца.

Мелисса, словно девочка, вспорхнула по знакомым ступеням и позвонила. Дверь ей открыла маленькая и аккуратная миссис Кокс, экономка отца, проживающая в этом доме, казалось, со времён королевы Виктории. Увидев Мелиссу, она принялась одновременно кричать, плакать, крестить, целовать и обнимать её. Миссис Кокс нянчила её с рожденья и была ей как бабушка. Мелисса расцеловалась со старушкой и, вырвавшись из её цепких объятий, не снимая пальто, помчалась к отцу.

Отец, в тёплом халате, с обвязанным вокруг горла шарфом, сидел в своём излюбленном кресле в своей привычной позе – с прямой спиной и вытянутыми ногами. На столике, стоящем рядом с креслом, находились телефон и серебряный звонок для вызова миссис Кокс. Правая рука его была прижата к сердцу. Увидев вбегающую Мелиссу, он быстро опустил руку. Но Мелисса успела заметить этот жест и, подбежав к отцу, опустилась перед ним, положив свою голову на колени отца. Рука его легла на голову Мелиссы. Некоторое время они оба молчали, а затем одновременно заговорили, задавая друг другу вопросы. Мелисса спрашивала его о здоровье, а он её – о приключениях в России и невероятном спасении от смертельной опасности.

Недолго пообщавшись с отцом, Мелисса, извинилась и заторопилась домой. Её квартира находилась на соседней улице в пяти минутах ходьбы. Она тепло попрощалась со всеми, сказав, что вернётся к вечеру, а сейчас ей нужно отдохнуть после всего, что приключилось.

Поздоровавшись с консьержкой, Мелисса поднялась к себе на третий этаж и подошла к дверям квартиры. Она сняла с плеча сумку, раскрыла молнию, а когда доставала ключи, пальцы её нащупали предмет, который там не должен был находиться. Она открыла входную дверь, вошла к себе, заперла дверь и достала из сумки незнакомый пакет. К её удивлению, она обнаружила в нём записку и фотографию Бориса, а также пачку денег. Она прочитала записку, улыбнулась фотографии и посмотрела на деньги. Когда он подложил ей этот пакет? Они всё время были вместе. Он не мог это сделать ни в Москве, ни во Франкфурте. Значит, ещё в Тольятти. Она пересчитала деньги – там было 18 тысяч. Но во Франкфурте в банке, когда они открывали счёт, все деньги, которые она привезла в Москву, были на месте. Значит, это были другие деньги – деньги Бориса, и он подложил их ей ещё в Тольятти.

Убрав деньги обратно в сумку, Мелисса сняла пальто и опустилась на стул, рядом с небольшим кухонным столиком. Фотографию и записку она положила перед собой и долго, не мигая, широко раскрытыми глазами изучала изображение Бориса.

Мелисса разделась, раскидав, по привычке, все вещи по всей комнате, но потом что-то сообразив, она аккуратно собрала их, приготовив к стирке, а сама босиком прошла в ванную комнату и стала наполнять ванну горячей водой. Пока набиралась вода, она расстелила постель. От усталости ей совершенно не хотелось есть. Только пить. Пить именно сливки. Но в её холодильнике было только несколько баночек с соками и бутылки с водой. Она вернулась в ванную, бросила в воду несколько шариков шампуня и, опустившись в мыльную пену, тотчас вспомнила, как они вместе с Борисом бегали в ванную. От того что всё это уже позади и, возможно, никогда больше не повториться, она всплакнула. Слёзы принесли ей облегчение, и она задремала в ванне. Но только на мгновенье. Встряхнувшись от нахлынувших воспоминаний, Мелисса заставила себя встать и вытереться, а потом, надев ночную рубашку, легла в постель, укутавшись в одеяло.

Проснулась Мелисса от телефонного звонка. В комнате было сумрачно. Звонил отец, спрашивал ждать ли её к обеду, но, пробормотав в ответ что-то невнятное, она снова заснула. Всю ночь ей снилось, как она пьёт холодные сливки прямо из пакета и ест солёные огурцы из огромной высокой банки, вытаскивая их руками.

Проснувшись утром, она почувствовала озноб и боль в груди от малейшего прикосновения к набухшим соскам. Но сейчас рядом с ней не было Бориса, и некому было за ней ухаживать. Полежав немного, она встала с постели, надела тёплый халат и тапочки и прошла на кухню. Всполоснула электрочайник и поставила греть воду. От боли и обиды за себя, своё одиночество она опять начала тихо всхлипывать. В эту минуту она могла бы броситься на Бориса с кулаками, но, на его счастье, его не было рядом. А где он? Мелисса перестала плакать. Вода уже закипела. Она достала чай «Эрл Грэй», но чайные чашки у неё были маленькие, не такие огромные как там, в Тольятти. И тогда Мелисса налила себе горячую воду в небольшую кастрюльку, опустила в неё пакетик чая и… рассмеялась. Ей стало смешно от своего состояния. Почему-то настроение как-то улучшилось. Она достала печенье и позавтракала.

Боль стихла, а потом прошла вовсе, и озноб прекратился. После тёплого душа, Мелисса оделась и позвонила отцу. Через несколько минут она была уже у него.

Отец ожидал её, сидя в том же кресле и в той же позе. Казалось, что он не сдвинулся с места, с тех пор как Мелисса оставила его вчера.
 
Сэр Чарльз Джон Спенсер встретил дочь, широко раскинув обе руки. Он любил свою маленькую девочку. Но любил по-своему. В Шекспировском клубе было принято докладывать об успехах своих детей. И сэр Чарльз Джон с гордостью рассказывал всем о предстоящей свадьбе дочери с бароном Пеннингтоном. Теперь его дочь вернулась из России, побывав там в исключительно опасное время. Она была похищена бандитами, чудесным образом спаслась, и вот она здесь – жива и невредима. Да. Им есть что рассказать друг другу…

Мелисса долго, во всех подробностях, рассказывала отцу о своих приключениях в России. Естественно, она не стала говорить ему о своих отношениях с Борисом. Сказала только, что им помог сам Всевышний. Отец же рассказал Мелиссе о своей жизни за это время, не посвящая её в свои финансовые проблемы и в подробности последнего разговора с Эдди Пеннингтоном. Он нехотя поведал ей о том, как пытался добиться разговора с послом в Казахстане и как в посольстве и в Министерстве иностранных дел его просьбы об организации спасения Мелиссы не были услышаны. Но, слава Господу, теперь всё уже позади: она дома и с ней всё в порядке.

За разговором они провели несколько часов, пили чай и уже было приступили к ленчу, как зазвонил телефон. Это был Эдди Пеннингтон.
– Мелисса, дорогая, я не пойму, неужели это так трудно позвонить своему маленькому Эдди. Я ужасно волновался за тебя. Ты была одна в этой кошмарной стране. Я слышал, что ты попала в какую-то историю. Но ты молодец, ты удачно вышла из ситуации.
– Эдди, это ты не нашёл времени позвонить мне. Я-то разговаривала с отцом через день. И в ситуацию я попала не сама – меня подставили. И не кто-нибудь, а мой маленький Эдди, как ты назвал себя. И не я вышла из ситуации, а Борис спас меня и себя от верной смерти.
– Ах, это тот весёлый нищий из Калифорнии. Ну, надо же! Никогда бы не мог подумать, что он способен на такое.
– На какое ещё такое?
– Ну, спасти тебя.
– Эдди, ты, вообще, понимаешь, о чём идёт речь? Эдди, нас обоих увезли бандиты прямо из аэропорта «Куромыч». У нас отобрали все деньги и собирались убить.
– А как ты об этом знаешь? Ты что же, говоришь теперь по-русски?
– По-русски я ещё не говорю, но желаю тебе не испытать то, что испытали мы.
– Я что-то не очень тебе верю. А ты уверена, что Борис не часть этого сценария?
– Наш разговор становится мне неприятен. Позвони в Москву заместителю генерального прокурора России Ивану Филимонову. И проверь то, что я тебе уже сказала. Больше я не скажу тебе ни слова.
– Так что же, вы и деньги не передали Анисимову? Ты же везла деньги на оплату транспортных услуг. Где деньги?
– А ты что, не знаешь, что Анисимова убили?
– Теперь и Анисимова тоже убили. И вас двоих убивали, и Анисимова тоже убили.
– Звони Филимонову.
– Вот что, отдохни день-другой. Я жду тебя с полным отчётом в Женеве. Скажем, 7-го утром. Я сам тебя встречу. А теперь – о главном. Я дал объявление в «Гардиан» о нашей свадьбе. Как ты хотела. Мы будем венчаться не в церкви, а в Лондонской мэрии. Так будет проще. И твой отец со мной согласился.
– Делай, как знаешь. Но если ты не позвонишь в Генеральную прокуратуру России, мой приезд в Женеву будет бессмысленным. Ты можешь меня уволить. Больше я работать в твоей конторе не буду. Если мне не доверяет мой босс, то это значит, что я уволена.
– Мелисса, бэби. Ну, что такого я сказал? Поставил под сомнение действия какого-то паршивого русского, и сразу стал твоим врагом. А Филимонову я позвоню. Кстати, ты знаешь его телефон?
– Позвони в посольство. Там тебе дадут номер его телефона. Всё. Я больше не могу говорить. Я устала. Приеду 7-го, – и Мелисса решительно положила трубку.

Отец, хранивший молчание в течение всего разговора Мелиссы с Эдди, посмотрел на дочь и глубоко вздохнул. Мелисса поняла, почему он расстроился после последнего разговора с Эдди. Это значит, что её отец понял, что Эдди хочет облегчить процедуру расторжения брака. Если бы они венчались в церкви, то расторжение брака было бы весьма сложным. В этом случае требовалось бы вмешательство королевы. Но расторжение гражданского брака – дело сравнительно простое. Кроме того, дети от гражданского брака рассматриваются иначе, чем от брака, освященного церковью. Например, рассмотрение правонаследования значительно сложнее. Итак, как понял отец, дело складывается непросто для его дочери. А нужен ли ей такой брак?
 
«А нужен ли мне вообще этот брак с Эдди? – подумала Мелисса. – Тем более что я беременна совсем не от него».

Мелисса подошла к отцу, продолжавшему сидеть в своём кресле. Она опустилась на колени, положила свою голову к нему на плечо и шёпотом рассказала ему, что она любит совсем другого человека. И что он старше её. И что он женат. И она беременна от него. И это тот самый человек, который спас её и себя от бандитов. И она хочет родить его ребёночка. А за Эдди она выходить замуж не хочет. И что она любит своего отца. И хочет быть рядом с ним и со своим ребёночком.

От услышанного, волосы на голове отца поднялись торчком. Он молча поднёс правую руку, сложенную ковшиком, ко рту. Мысли о том, как он будет рассказывать в Шекспировском клубе о столь необычайных приключениях его Мелиссы в этой непонятной и опасной России, отпали как-то сами собой. Он мог ожидать чего угодно, но это... ему не могло присниться даже в самом страшном сне.


















ГЛАВА 56
Лондон, Англия
7 октября 1993 года

Мелиссе действительно нужно было отдохнуть. После всех переживаний в России, её непростого положения, постоянных мыслей о Борисе ей определённо нужно было отоспаться, встретиться и поболтать с несколькими подругами, побыть с отцом. Она так и поступила.

Прошло уже целых четыре дня, как она рассталась с Борисом. Всё это время Мелисса практически непрерывно думала о нём. Она ощущала его каждой клеткой своего молодого тела. Она чувствовала присутствие Бориса в банке, куда отнесла деньги, положенные им ей в сумку. Каждое мгновенье она ждала, что, вот он появится, и ей сразу станет легко. Ей было так плохо без него, а он не появлялся… И Мелисса постепенно стала ощущать, что он никогда больше не будет с ней. Никогда больше не обнимет её, не поцелует. А ей так хотелось снова быть с ним. На третий день её мысли стали приходить в порядок. Она поняла главное – за своё счастье надо бороться! И бороться придётся не один день. Но как? И с кем? И с чего начать? И что делать дальше? На эти вопросы ответов у неё не было.

Днём 7-го октября Мелисса вылетела в Женеву. Она специально выбрала этот путь, чтобы переночевать в гостинице «Astron», где несколько дней назад они были с Борисом. Мелисса планировала вернуться во Франкфурт из Женевы вечером 8-го сентября. Её рейс, из аэропорта «Хитроу» во Франкфурт, вылетел и прибыл точно по расписанию. Мелисса прошла паспортный контроль и вышла из здания аэровокзала. Багажа с собой у неё не было, кроме среднего размера дорожной сумки.

В Женеве компания, в которой она работала, снимала для неё крошечную меблированную квартирку, состоящую из одной комнаты, в которой находилась и крохотная кухня, так называемая «китченэт». Прилавок на кухне был покрыт очень твёрдым искусственным покрытием, напоминающим гранит, и она была оборудована 2-конфорочной электроплитой, микроволновой печью, посудомоечной машиной, кофеваркой и соковыжималкой. В квартире также была ванная комната с туалетом, душевой кабиной, умывальником и небольшого размера стиральной машиной с сушилкой. Кроме кровати, в комнате стоял телевизор, был встроенный платяной шкаф и письменный стол с креслом. В шкафу, помимо полок, был сейф для драгоценностей и денег, а также встроенная гладильная доска с утюгом. Мелисса имела в своей квартире все необходимые вещи, косметику, аптечку, бельё и всё остальное, что нужно молодой женщине, поэтому она не обременяла себя багажом.

Мелисса прошла в конец здания, на остановку шаттлов. Минут через десять подошёл микроавтобус с надписью «Astron». Когда Мелисса садилась в шаттл, её сердце начало учащённо биться. Она почувствовала присутствие Бориса. Молодая женщина уже пожалела, что выбрала этот маршрут, но тут поняла, что сделала это не зря. Ей нужно было это. Ей нужно было снова пройти этот путь, потому, что именно этот путь приведёт её к любимому.

К удивлению и радости Мелиссы клерк, работающий у стойки регистрации, её узнал. Они перекинулись несколькими, ничего не значащими, фразами. Когда Мелисса взяла ключ от номера, то поняла, что клерк поселил её в тот самый номер, в котором она в последний раз ночевала с Борисом.
В номере Мелисса, совершенно обессиленная от избытка воспоминаний, опустилась на кровать. Она машинально сняла с себя кофточку, оставшись в блузке без рукавов. Почему-то сняла колготки и, неспособная соображать, автоматически пошла в ванную, чтобы их постирать. Постирав, она, как это делал Борис, разложила полотенце, положила в него колготки, выкрутила их вместе. От этой, с позволения сказать, деятельности, ей стало смешно и одновременно грустно. Однако, к её удивлению, она почувствовала себя как-то уверенней. Мелисса ещё не знала, что ей делать, но она уже была на пути к принятию решения, которое определит её дальнейшую судьбу.

Почувствовав голод, она спустилась в ресторан и с удовольствием съела шницель с овощами, отваренными на пару. Пиво пить не стала, но с удовольствием выпила чай с сухариками и вернулась в номер. Разделась и, свалившись на кровать, мгновенно уснула, едва коснувшись головой подушки. Проснулась Мелисса уже утром от боли в грудях. Её соски горели. Она едва дотронулась до них и от этого, казалось, лёгкого прикосновения, острая боль пронзила всё её тело. Мелисса уже знала, что так иногда бывает у женщин на ранней стадии беременности. Это через несколько минут пройдёт. И действительно, скоро ей стало лучше. Она умылась, оделась и приготовилась к выходу.

Наспех перехватив в ресторане лёгкий завтрак – сок, пару яиц с гренками – она вышла к шаттлу, который быстро домчал её в аэропорт к рейсу Франкфурт–Женева.

В Женеве Мелиссу встречала фрау Фрида Глобке. Эта, уже немолодая, милая женщина была секретарём Эдди Пеннингтона. За два с половиной года, что Мелисса работала в «Pennington International», они успели сдружиться. Выросшая без материнской заботы, Мелисса тянулась к женщине, годившейся ей в матери, а фрау Глобке, вырастившая с мужем трёх дочерей, понимала это и платила Мелиссе заботой и любовью. Мелисса, возвращаясь из своих поездок, всегда привозила какие-нибудь красивые безделушки для фрау Глобке, а та старалась угостить Мелиссу пирожными и печеньем собственной выпечки. Кроме того, фрау Глобке знала абсолютно всё, что происходит в конторе, но не сплетничала и держала всё в себе.

Вот только своего шефа, Эдди Пеннингтона она не очень любила, хотя никогда даже намёком не показывала этого. Но с Мелиссой всегда была откровенна. Узнав от Мелиссы, что произошло в Йоханнесбурге, глубоко религиозная, она была вне себя от негодования, что так можно было поступить с порядочной женщиной. Фрида была единственным человеком, сказавшим Мелиссе, что не очень рада её предстоящему браку с Эдди: «Ты еще наплачешься от него, девочка...»

Пройдя паспортный контроль, Мелисса, увидев фрау Глобке, бросилась к ней на шею с поцелуями - она была очень рада тому, что именно фрау Глобке, а не Эдди встречает её. На автостоянке они сели в машину и выехали из аэровокзала. Это была та самая машина, в которой Мелисса встречала Бориса и в которой он так нежно целовал её. Мелиссе стало тепло от самой мысли о Борисе. И она подробно рассказала фрау Глобке всё, что с ней произошло за последние две недели.

Их путь в контору компании пролегал мимо того самого ресторанчика, где они, казалось, так недавно мило сидели с Борисом, и Мелисса не удержалась и попросила фрау Глобке остановиться там на ленч. Фрау Глобке согласилась без лишних уговоров. Сидя за тем самым столиком, за которым они сидели с Борисом, Мелисса подумала, что отдала бы всё на свете, лишь бы он снова оказался с ней рядом. Чтобы шутил, пусть иногда не совсем умно, но шутил. И грел ей руки своими тёплыми руками. И смотрел на неё…

Когда фрау Глобке узнала о приключениях Мелиссы, то сказала только одно: «Тебе не нужно ехать в офис, девочка. Беги отсюда. Ты даже не представляешь себе, с кем ты имеешь дело. Это же чудовище!». На это Мелисса ответила ей, что твёрдо решила уволиться и сегодня вечером она возвращается во Франкфурт. «Ну, ну… – покачала головой фрау Глобке. – Я отвезу тебя в аэропорт сама. По дороге всякое может с тобой случиться. Это не человек. Ты его не знаешь. Это монстр».

Когда Мелисса с фрау Глобке вошли в контору, стеклянная матовая дверь в офис Эдди Пеннингтона была прикрыта. Он разговаривал с кем-то по телефону. Мелисса опустилась на стул рядом со столом фрау Глобке. Она молча ждала, пока Эдди закончит свой разговор. Внезапно она снова почувствовала, что грудь у неё начинает наливаться жаром, а боль в сосках становится невыносимой. Мелисса с трудом сдерживалась, чтобы не застонать. В это время дверь офиса Эдди раскрылась, и он вышел.

Увидев Мелиссу, он подошёл к ней и, взяв рукой за подбородок, повернул её лицо к себе и поцеловал в губы.
– Как долетела, бэби? Надеюсь, что фрау Глобке по дороге не закормила тебя пирожными. Учти, привыкай голодать. Я не люблю толстых женщин, – скороговоркой проговорил Эдди, поднимая Мелиссу за руку и подталкивая её в свой офис. – Я звонил в Москву Филимонову и проверил, что ты говорила мне о Горянине и Анисимове. Ты говорила  правду. Похоже, что эти деньги потеряны. Кравченко врал мне, а я ему верил и оплатил за нефть деньги 4 октября. Но ты представляешь? Этот тупой русский  вместо того, чтобы украсть у меня пять с половиной миллионов и уехать куда-нибудь в Бразилию, сегодня вернул все деньги обратно. Приятно иметь дело с честным человеком. Я надеюсь, ты с ним не спала в России? – ехидно улыбаясь, окончил Эдди.

Мелисса не успела ответить ему ни слова, как Эдди развернул её за плечи к себе лицом и, по привычке, ущипнул её за сосок. От этой безумной боли, молнией пронзившей тело Мелиссы, она закричала и, защищаясь, со всего размаха ударила Эдди ладонью по лицу. Не ожидая подобной реакции со стороны Мелиссы, Эдди на мгновенье опешил. Но, тут же придя в себя, он кулаком ударил Мелиссу в лицо, затем, с перекошенным от злобы и безумия лицом, схватив Мелиссу за плечи, начал наносить ей удары куда попадя. Мелисса, продолжая отбиваться от него, кричала: «Нет! Нет! Не надо! Мне больно! Пощади меня, Эдди! Борис! Борис! Где ты? Помоги мне. Спаси меня. Помоги мне!» Стараясь предохранить себя от ударов, Мелисса инстинктивно, прижимая локти к груди, закрыла лицо руками.

Эти истошные вопли Мелиссы слышала фрау Глобке. И она поступила так, как бы поступила на её месте любая швейцарская женщина – позвонила в полицию, заявив, что здесь убивают женщину.

В это время Эдди придавил обессилевшую от неравной борьбы Мелиссу к столу. Он развернул её спиной к себе и прижал ей локтем позвоночник с такой силой, что она перестала сопротивляться. Мелисса только тихо стонала. Эдди поднял ей юбку, и начал спускать с неё колготки. Несчастная женщина – от безумной боли, ужаса и причиненного ей оскорбления – потеряла сознание.

В это время в контору вбежали два полицейских. Фрау Глобке показала рукой на офис Эдди –  туда. Один из полицейских ударом ноги вышиб дверь.

Увидев полицейских, Эдди отпустил Мелиссу, и её бесчувственное тело сползло на пол. Видавшие виды полицейские на мгновенье опешили. Но один из них, уже немолодой крепкий мужик, нанёс Эдди сокрушительный удар в солнечное сплетение. Эдди согнулся пополам. В это время полицейский закончил с ним, нанеся второй удар в шею, а затем и в голову. Эдди упал. Полицейский без труда надел на него наручники. Другой полицейский по радио уже вызывал скорую медицинскую помощь.
Карета «Скорой помощи» от частной клиники «Chemin Des Grangettes» прибыла в контору «Pennington International» минут через пять после вызова. Эта пятизвёздочная широкопрофильная клиника, находящаяся на улице Чинэ Боуджэриес, считалась одной из лучших в мире. Пока санитары укладывали не приходящую в сознание Мелиссу на носилки, вкалывали ей болеутоляющий препарат, Эдди продолжал лежать на полу офиса. Он оставался на полу, когда Мелиссу выносили из его офиса. Он продолжал лежать на полу, когда приехал полицейский детектив, и во всё то время, пока полицейские фотографировали помещение, допрашивали сотрудников, снимали образцы крови оставшиеся на полу и руках Эдди. Придя в себя после шока, Эдди потребовал, чтобы к нему вызвали его адвоката. На это требование полицейский, тот, который надел на него наручники, поднёс к его носу кулак и сказал, что это будет его адвокат и судья одновременно.

Мелиссу же, тем временем, привезли в клинику, где её немедленно повезли в хирургическое отделение на операцию, опасаясь, что она может погибнуть либо от обширного внутреннего кровотечения, либо от сотрясения мозга.


























ГЛАВА 57
Женева, Швейцария
Октябрь 1993 года

Только на третий день после операции Мелисса начала возвращаться к жизни. В течение этого времени, врачи поддерживали её лёгкими наркотиками. Пронизанная иглами, трубками, подключённая к капельнице и аппаратам, Мелисса находилась в реанимации между жизнью и смертью. Случись это где-то в другом месте, а не в Швейцарии, она определённо бы погибла. Но искусство врачей сделало своё дело – и она начала приходить в себя.

Первый вопрос, который Мелисса задала врачу, когда пришла в себя, был: «Что с моим ребёнком?». Лечащий врач, доктор Краусс, пожилой мужчина, ответил, что об этом рано говорить – срок ещё очень маленький, и надо надеяться, всё пройдёт без последствий. Сейчас для неё главное – выполнять все предписания врачей и не волноваться. Старичок погладил руку Мелиссы и с лаской в голосе сказал: «Всё самое страшное уже позади. Вы выздоровеете и будете хорошей матерью своему ребёнку».

Когда врач вышел, в дверь палаты просунулась голова фрау Глобке, которая ежедневно приезжала в клинику, чтобы справиться о состоянии здоровья своей приятельницы. Сегодня она принесла Мелиссе букетик цветов. Поскольку ей не разрешалось подходить к пациентке, она глядела на неё несколько минут из-за порога и уходила. Вот и сегодня, помахав Мелиссе на прощанье, фрау Глобке ушла. Мелисса с радостью бы хоть немного поговорила бы с фрау Глобке, но ужасная тошнота, которая заполнила всё её существование, не позволяя ни о чем думать.

Мелисса не видела, что удары в лицо, которые ей нанёс Эдди, не прошли бесследно. Её левая часть лица опухла, бровь над левым глазом рассечена, глаз заплыл и был сплошным синяком. Благодаря болеутоляющим препаратам, Мелисса боли не чувствовала, но её плачевным состоянием озаботился пастор клиники доктор Вайс. Впервые увидев Мелиссу и узнав причину, по которой она попала в госпиталь, он позвонил своему приятелю – адвокату доктору Штэйнмаеру и попросил его стать юридическим советником леди Мелиссы Спенсер.

В то время как Мелисса находилась без сознания, доктор Штэйнмаер связался с управлением полиции центрального округа кантона Женевы и получил подтверждение, что в случае, если леди Мелисса Спенсер назначит его своим адвокатом, он получит копии всех материалов дела. А пока доктор Штэйнмаер должен быть уверен, что судья не назначит низкий залог, и что преступник Эдди Пеннингтон сможет выйти из тюрьмы и покинуть Швейцарию. Появление мистера Пеннингтона перед судьёй назначено на понедельник, 18 октября. К этому времени адвокат Штэйнмаер должен иметь все документы на руках, с тем, чтобы квалифицированно обосновать обвинения.

Доктор Штэйнмаер ежедневно справлялся о состоянии здоровья пострадавшей и, узнав, что она начинает приходить в себя, поспешил в госпиталь. Вместе с пастором Вайсом, доктор Штэйнмаер прошёл к Мелиссе.
– Уважаемая леди Спенсер, я являюсь настоятелем этого госпиталя. Меня зовут аббат Рихард Вайс, – обратился доктор Вайс к Мелиссе. – Уважаемый доктор Штэйнмаер, мой давний друг. Он – адвокат, практикующий в нашем кантоне. Позвольте мне отрекомендовать его, как честного и знающего юриста. Я убеждён, что доктор Штэйнмаер сможет справедливо представлять ваши интересы в суде.
– Мне сейчас трудно принять решение, святой отец. Я не знаю, как мне быть, – с трудом подбирая слова, тихим голосом ответила Мелисса.
– Дочь моя, несмотря на то, что наш Создатель и его Сын призывали к милосердию, моё глубокое убеждение, что такое зло, какое было причинено вам, должно караться в соответствии с законами нашей страны.
– Конечно. Он поступил со мной как бандит. И не было никого рядом, кто бы мог защитить меня.
– Дочь моя, не забывайте о нашем Спасителе. Он-то и простёр над вами свою длань. А фрау Глобке, которая вызвала полицию, а полицейский, освободивший вас из когтей дьявола? В этом-то и заключается Его защита.
– Да. Да. Я согласна с вами, святой отец, – и Мелисса, дрожащей рукой, подписала бумагу, дающую доктору Штэйнмаеру право представлять её интересы в кантоне Женева.

Аббат Вайс помолился за выздоровление Мелиссы и, благословив её, удалился вместе с доктором Штэйнмаером, сказавшим на прощанье, что зайдёт к ней через несколько дней, когда она немного окрепнет.

Молодой организм Мелиссы в сочетании с прекрасным уходом, который она получила в этом, одном из самых лучших госпиталей мира, делали своё дело и она пошла на поправку. Главное, что прекратилась тошнота и ужасные головные боли, которые сдерживались только лекарствами. Фрау Глобке, которая продолжала навещать Мелиссу каждый день, искренне радовалась за свою подопечную.

Во второй половине дня, 17 октября, к Мелиссе снова пришёл её адвокат доктор Штэйнмаер. Он спросил Мелиссу в состоянии ли она беседовать с ним. Сообщил, что у него имеются копии показаний фрау Глобке, полицейских и письменные заявления работников фирмы «Pennington International», результаты анализов крови и ДНК, фотографии, сделанные в конторе фирмы, офисе Эдди Пеннингтона и в госпитале, а также медицинские заключения врачей. Доктор Штэйнмаер предложил ей план, по которому пострадавшая подаёт в криминальный суд на действия, совершённые мистером Пеннингтоном, и два гражданских иска: один на мистера Пеннингтона и другой на фирму «Pennington International», поскольку злодеяние произошло в помещении фирмы и совершено её хозяином. Доктор Штэйнмаер спросил у леди Мелиссы, не будет ли она возражать против того, чтобы направить уведомление о случившемся в офис королевы и офис премьер-министра Великобритании, поскольку мистер Пеннингтон планировал быть возведенным в баронство. На что Мелисса ответила, что, поскольку она жертва преступления, то не чувствует стеснения. Тем более, что это – частная информация и она не станет известна широкой публике. Далее, доктор Штэйнмаер спросил Мелиссу, а как же быть с опубликованным в газете «Гардиан» сообщением о предстоящем вступлении в брак леди Мелиссы Спенсер с бароном Пеннингтоном, запланированном на воскресенье 17 октября. Мелисса задумалась. И тут она впервые за эти дни улыбнулась. Она улыбнулось той загадочной «джиокондовской» улыбкой, которой способны улыбаться только влюбленные женщины. Чёртики мелькнули в её глазах, и Мелисса спросила у адвоката, есть ли у него копия этой газетной страницы с объявлением. Получив утвердительный ответ, она попросила доктора Штэйнмаера отправить эту страницу в Америку и продиктовала адрес Бориса, который она, конечно же, помнила наизусть. Доктор Штэйнмаер понял, что это неспроста, но сейчас не стал уточнять причину этой несколько странной просьбы, а просто сказал, что выполнит её.

Доктор Штэйнмаер встречался с леди Мелиссой ежедневно. В течение нескольких часов они отрабатывали каждое слово обвинения. После его ухода Мелисса ещё долго размышляла над своей ситуацией и перспективами на будущее: «Совершенно определённо, что моя репутация запятнана. Ведь это же ясно, что: «То ли он украл, то ли у него украли, но осадок неприятный остался...». Все трейдинговые компании наблюдают за работниками конкурентов так же тщательно, как за работниками своих компаний. И в этой индустрии мне не удастся получить работу. Значит, нужно что-то менять. Но я беременна. И это не позволит мне полностью отдаться работе. А в современном мире, с вечной борьбой за выживание, я долго на плаву не продержусь. Кроме того, денег у меня не так уж и много – личные накопления и те, что оставил Борис. Вот всё, что у меня есть. Этого может хватить максимум на несколько месяцев, учитывая расходы на последующее лечение. Да и беременность может протекать по-всякому. Остается одно – пойти учиться. В этом случае я получу доступ к материнскому наследству. При этом нет необходимости стремиться проявить себя на новой работе. Но куда пойти учиться? На адвоката? А что! Это мысль. Хотя в «Старом Свете» для женщины немного возможностей. Но ведь есть Америка… Америка! А там Борис… Борис. Милый. Интересно, как ты там? Решено. Значит так: после выписки из клиники, я уезжаю из Женевы и возвращаюсь в свою квартиру в Лондоне. За лондонскую квартиру не надо платить, да и к отцу поближе. Кстати, надо узнать, как его здоровье! Мы не разговаривали уже больше недели. В Лондоне я сдам экзамен Law School Admission Test (224). И поступлю на зимний семестр в какой-нибудь университет в Калифорнии. Да! Именно в Калифорнии живёт Шэрон Смит. Мы же были так дружны в школе. Молли встретит и на первое время поможет. Вот это прекрасный план. И рожать я буду тоже в Калифорнии. Тогда ребёнок будет настоящим американцем. И Борис будет недалеко. Интересно, как мы с ним встретимся после разлуки. А запишу я ребёнка под двойной фамилией: Спенсер-Горянин. Джордж или Милана Спенсер-Горянин. Звучит, в общем, довольно неплохо…»

От принятого решения Мелисса радостно засмеялась. Ей стало легко и понятно. Вот так, улыбаясь своим мыслям, она счастливо заснула, набираясь сил для предстоящей жизни.
 
На следующее утро 18 октября, в то время когда Мелиссе делали ежедневные процедуры, тюремный автобус привёз мистера Пеннингтона на предварительное слушанье его дела в здание суда кантона Женевы вместе с группой других заключенных. Он предстал перед судьёй тщательно выбритый, в роскошном костюме от «Луи Ваттона» и в дорогих туфлях от него же. В то время как помощник прокурора кантона представил перед судом обвинительное заключение, в зал суда вошёл прилетевший из-за океана мистер Джонатан Баркер, давнишний приятель Эдди. Мистер Баркер, узнав о том, что произошло, не мог поверить, что его друг Эдди Пеннингтон, будущий барон совершил нечто такое, что привело его за решётку. Озирающийся по сторонам Эдди Пеннингтон заметил мистера Баркера и принял позу Муссолини – задрал голову вверх и стал раздувать ноздри. Когда прокурор окончил своё выступление, слово было представлено защитнику Эдди Пеннингтона, господину Вито Лавитерри. Защитник долго говорил о безупречной репутации своего подзащитного, о его вкладе в местную экономику, о предстоящей процедуре введения в баронство, и наконец, о готовящейся свадьбе с леди Мелиссой Спенсер. В конце своего выступления господин Лавитерри договорился до того, что сказал, что невеста мистера Эдди Пеннингтона, леди Мелисса Спенсер, сама спровоцировала своего жениха на столь бурный всплеск любовной страсти, и попросил суд снять все обвинения в адрес своего клиента и выпустить его из зала суда.

Наконец, слово было представлено адвокату леди Мелиссы доктору Штэйнмаеру. Он молча передал через судебного пристава выписку из истории болезни, медицинские заключения лечащего врача и хирурга, фотографии лица Мелиссы, сделанные по приезде в клинику, а также фотографии, сделанные полицейскими на месте преступления, в том числе, снимки Мелиссы со следами побоев на лице и теле.  Наконец, он передал копию письма, полученного из офиса премьер-министра Великобритании, в котором указывалось, что заявление о вступлении мистера Эдди Пеннингтона в баронство приостановлено до вынесения приговора суда кантона Женевы по делу обвиняемого мистера Эдди Пеннингтона. Доктор Штэйнмаер не говорил о репутации леди Мелиссы. Он только спросил суд, может ли считаться мольба о пощаде провокацией к столь бурной ласке, которая окончилась сотрясением мозга, трещиной лицевой кости и сильнейшим психологическим расстройством. Доктор Штэйнмаер передал два исковых заявления: одно – к компании «Pennington International», в конторе которой самим хозяином компании было совершенно это преступление, и второе – лично к мистеру Эдди Пеннингтону, о компенсации за нанесённый материальный ущерб, проявившийся в невозможности исполнять служебные функции, моральный ущерб, а также за нанесённые увечья, боль и страдание.

Решение суда было кратким: оставить обвиняемого под стражей в одиночной камере до суда. Все личные счета мистера Эдди Пеннингтона, счета компании «Pennington International» заблокировать до решения суда. Далее судья спросил у обвинения и защиты нужно ли им дополнительное время для работы с документами по делу и подготовки к судебному заседанию. Получив отрицательный ответ от обеих сторон, судья выяснил у своего помощника расписание заседаний суда. Суд был назначен на среду, 8 декабря 1993 года.

Когда судья вынес решение, Эдди Пеннингтон опустил голову, и его ноздри перестали раздуваться. Его приятель Джонатан Баркер понял, что надо что-то срочно делать с финансами компании «Pennington International» иначе убытки, в конечном счёте, понесёт «Global Oil». Перед приходом в зал суда, Джонатан Баркер собирался попросить о свидании со своим приятелем, но после увиденного и услышанного, это желание пропало. Выходя из зала суда, мистер Баркер поймал на себе взгляд Эдди Пеннингтона, но даже не отреагировал на него, дабы не испортить свою собственную репутацию. Джонатан Баркер вышел из здания суда и отправился прямо в контору фирмы «Pennington International», в которой «Global Oil» был основным финансовым партнёром. Ситуацию с фирмой нужно было спасать.







ГЛАВА 58
Лос-Анджелес, Калифорния
24 октября 1993 года

Было около четырёх часов дня, когда в дверь позвонил почтальон. Он протянул Борису пакет без имени и обратного адреса отправителя. Борис расписался в получении пакета. Он слегка недоумевал, от кого может быть это послание. В пакете был выпуск Лондонской газеты «Гардиан» за 7 сентября. На 8-й странице в полный разворот был портрет Мелиссы с Эдди Пеннингтоном. Оба они были одеты в вечерние наряды. Под портретом была подпись, сообщающая, что барон Эдди Пеннингтон и леди Мелисса Спенсер объявляют о дне их бракосочетания, который состоится в воскресенье, 17 октября 1993 года в Лондонской городской мэрии. Борис сразу же отметил, что они сочетаются браком не в церкви, то есть гражданским браком. Зная о том, что Мелисса весьма религиозна, это уже дало ему повод к размышлению.

Мелисса в своём вечернем наряде выглядела великолепно. Черно-белая фотография, сделанная два месяца назад, классически передавала её благородство. Красоту её лица дополнял изысканный бриллиантовый гарнитур – серьги  и кулон на тонкой цепочке. Волосы Мелиссы были уложены и удерживались тонкой диадемой выполненной, как и кулон, из белого золота с бриллиантами. Борис смотрел на Мелиссу и не мог оторваться от её взгляда, направленного прямо на него. Мелисса словно говорила с Борисом. В его ушах звучал её голос. И он смотрел и смотрел на неё... И не мог наглядеться...

Борис ещё раз осмотрел конверт, в который была вложена газетная страница. Раскрыв конверт в первый раз, он не заметил, что на нём отсутствовал обратный адрес. Теперь, внимательно рассмотрев его, он обратил на это внимание. Однако почтовый штамп указывал, что пакет был отправлен из Женевы 18 октября. То, что этот пакет был от Мелиссы, сомнения у Бориса не было, Но почему она не обозначила обратный адрес? А может так быть, что конверт отправила не Мелисса? Тогда кто? И зачем? Два этих вопроса, соединенные вместе, не давали ему покоя. Первый: почему бракосочетание происходит не в церкви? Второй: кто отправил конверт.

Вот за этим занятием его и застал вошедший в комнату сын Антон. Проследив за взглядом отца, он посмотрел на фотографию и увидел Мелиссу:
– Кто это? – спросил Антон.
– Это – та женщина, с которой мы спасались от бандитов, – ответил Борис, не отводя взгляда от Мелиссы.
– Да... – задумчиво произнёс Антон. – Она что же, выходит замуж? На такой женщине я бы женился, не раздумывая. – с уверенностью в голосе произнёс Антон.
– Ты прав, сынок. Если бы мне было столько лет, сколько тебе сейчас, и если бы я не был столько лет женат на твоей маме, то я бы тоже женился на этой женщине, не раздумывая, – не поднимая глаз на сына, ответил Борис. Он аккуратно сложил газету и бережно, словно она была сделана из стекла, передал её сыну.
– Ты меня познакомишь с этой женщиной? – спросил Антон.
– Вполне возможно, что это может случиться, – философски произнёс Борис. Ему не давала покоя мысль, что Мелисса и Эдди, хотя и объявили о дне свадьбы, но проводить её намеревались не в церкви. – Скорее всего, это так и произойдёт, – уже уверено произнёс Борис.
– Я буду ждать этой встречи, – ответил Антон, уходя в свою комнату и унося с собой газету.
– Я тоже буду ждать, – подумал про себя Борис.

В 10 часов вечера по лондонскому времени Борис позвонил Мелиссе в Лондон. Трубку никто не брал. Он снова позвонил в 2 часа ночи. Но и теперь трубку не брали.

Борис с трудом дождался 6 часов утра и позвонил в Женеву, в контору компании «Pennington International». Представившись секретарю фирмы, а это была фрау Глобке, он попросил о возможности переговорить с леди Мелиссой Спенсер. Фрау Глобке сказала, что леди Мелисса Спенсер в этой компании больше не работает и просит мистера Горянина впредь больше не звонить по этому номеру. Фрау Глобке считала, что Борис, если даже и не был непосредственной причиной того, что случилось с Мелиссой, всё равно несёт равную с Эдди Пеннингтоном ответственность за все несчастья, что пали на голову бедной женщины.

Борис больше ждать не мог. Он позвонил в туристическое агентство и заказал билеты на самолёт компании «Люфтганза» через Франкфурт в Женеву. 31 октября он был уже во Франкфурте. Самолёт приземлился в 10:30 утра, а рейс на Женеву был в 13:05. Борис едва успел перейти из терминала «В» в терминал «А» и пройти к своей секции, как объявили посадку на рейс, вылетающий в Женеву. Полёт прошел быстро и в 14:15 Борис был уже в Женеве. Взяв в аэропорту такси, он поехал в офис «Pennington International», надеясь всё же выяснить там, где находится Мелисса.

Подъехав к зданию, где размещалась контора «Пэннингтон Интернэйшенал», он расплатился с водителем и только намеревался открыть дверь, как увидел Джонатана Баркера. Борис окликнул его. В отличие от Де Ла Перрие, Джонатан Баркер оценил по достоинству тот факт, что Борис вернул деньги за нереализованный контракт на поставку нефти. Он вежливо поздоровался с Борисом, как со старым знакомым, и провёл его в свой кабинет. Усадив Бориса, он попросил секретаря приготовить для них по чашечке кофе.

Фрау Глобке принесла кофе. Немного поговорив о политическом положении в России, Борис спросил о том, как поживают Кравченко, Исаев и Плющ. Узнав, таким образом, что Джонатан понятия не имеет, что произошло в России, решил это тему не развивать, но в свою очередь стал расспрашивать Джонатана, о том, что происходит в Женеве и есть ли возможность для восстановления работ по контракту. Теперь настала очередь Джонатана Баркера удивиться. Он сказал Борису, что в настоящее время это представляется ему маловероятным. Он рассказал Борису, что Эдди Пеннингтон физически оскорбил леди Мелиссу, нанеся ей тяжёлые увечья и сейчас находится в тюрьме, а леди Мелисса была в госпитале и только вчера выписалась и улетела из Женевы. Куда – он не знает. Вероятно, в Лондон, где живёт её отец.

Борис попытался осторожно расспросить мистера Баркера о том, что произошло с Мелиссой, но тут, как назло, зазвонил телефон. Это был президент «Global Oil». Борису не оставалось ничего иного, как покинуть кабинет Джонатана. Он ждал минут пятнадцать, пока они не закончат говорить. Но и после Джонатан сказал, что ему нечего добавить к сказанному, потому что дело находится в суде, и он не может разглашать информацию, связанную с Эдди Пеннингтоном и леди Мелиссой. Он даже не дал ему телефон адвоката, по той причине, что не видел для себя ни малейшей возможности это сделать.

Борис попытался поговорить с секретарём компании фрау Глобке, но та, отвернувшись от Бориса, сказала, что он мешает ей работать и попросила его удалиться. На его просьбу взять хотя бы записку для леди Мелиссы фрау Глобке тоже ответила отказом. Ну что тут было делать Борису? Он повернулся и ушёл. Но он узнал главное: Мелисса пострадала от Эдди, и она больше не вернётся в Женеву. И ещё – она сейчас может быть в Лондоне.

Выйдя на улицу, Борис остановил такси и уехал в аэропорт. Он опоздал на регистрацию на рейс, улетающий во Франкфурт в 18:10, но ещё успевал на вечерний семичасовой. Борис прилетел во Франкфурт в 20:25.

Как обычно, на микроавтобусе он проехал от аэропорта к гостинице «Astron». За стойкой регистрации был клерк, которого Борис раньше не встречал. Борис попросил дать ему тот самый номер, в котором он был с Мелиссой, на что клерк ответил, что его уже сняла какая-то больная англичанка, передвигающаяся в инвалидной коляске. Поскольку этот номер был занят, то Борис согласился на любой из свободных номеров. Положив свои вещи в номер, находящийся на втором этаже, он спустился в подвал, в парную, чтобы снять стресс этого дня и обдумать ситуацию. Стресс-то он снял, но придумать ничего не мог. По всему выходило, что если Мелисса в Лондоне, то и ему нужно лететь в Лондон.

Было уже за 10 часов вечера, когда, распаренный после сауны, Борис поднялся в гостиничный ресторан. Входя в дверь ресторана, он увидел в другом конце коридора спину быстро удаляющейся монахини, которая катила впереди себя инвалидную коляску с сидящей в ней больной женщиной. Если бы он только мог знать, что этой женщиной в была леди Мелисса!

В 7:30 утра следующего дня Борис вылетел в Лондон. В 8:10 он был уже в аэропорту «Хитроу». В Лондоне шёл проливной дождь, а у Бориса зонта с собой не было. Пока он стоял в очереди на такси, он успел полностью промокнуть.

Адрес Мелиссы у Бориса был. Он сел в такси и быстро доехал до дома, в котором жила Мелисса в Лондоне. Но там его ждало разочарование. Неразговорчивая консьержка ничего не знала о том, где в настоящее время находится Мелисса. Борис звонил несколько раз по телефону отцу Мелиссы, но там никто не отвечал. На его удачу, кто-то забыл в телефонной будке зонт, и Борис подобрал его. Стало несколько удобнее передвигаться.

Не дозвонившись до отца Мелиссы, Борис  решил проехать в находящуюся неподалеку библиотеку, где попросил телефонный справочник Лондона. Довольно быстро найдя фамилию Спенсер, он выяснил адрес отца Мелиссы. Приехав к его дому, он разочаровался ещё раз – там никого не было.

Борис снова вернулся к дому Мелиссы. На листе бумаги он написал ей несколько слов о том, что ищет её и просит связаться с ним при малейшей возможности. Борис сложил листок бумаги и просунул его в почтовый ящик её квартиры.

В Лондоне оставаться Борису было бессмысленно, и он вернулся в аэропорт «Хитроу». В 17:05 он уже вылетел обратно во Франкфурт и к половине девятого вечера уже был в своём номере в гостинице «Astron». За целый день он не съел ни кусочка хлеба, если не считать лёгких завтраков в самолёте. Он был голоден и спустился в ресторан. После ужина, направляясь к лифту, он снова увидел монахиню, стремительно закатывающую инвалидную коляску в дверь лифта, и решил не торопиться и дать им уехать, так как в лифте было довольно тесно.

На следующее утро Борис проснулся в 6 утра и к семи часам уже успел позавтракать. Он взял свои вещи и подошёл к стойке регистрации. В это утро там был его знакомый клерк. Он спросил Бориса о его самочувствии и затем, совершенно неожиданно, спросил его:
– Why you didn’t leave with your Dame? (225)
– Dame? What Dame are you talking about? (226) – удивился Борис.
– The Lady you were here at the beginning of the month.You had occupied the room at the third floor. (227)
– What room on the third floor? (228)– снова переспросил, уже совершенно ничего не понимающий, Борис. – In which room? (229)
– In the very same room you stayed with her at the beginning of the month. (230)
– How I could be in the same room? This room was occupied by the old lady in wheelchair?  (231) – совершенно потеряв нить разговора, переспросил Борис.
– I am sorry, Mister Goryanin. But Lady Melissa Spenser occupied this room up until this morning. Her nurse Frau Gartwig was in the room across the hallway. They arrived three days ago. It was my shift. Lady Melissa had requested this room. She said that with this room she has very deep personal memories. Both of them have left about fifteen minutes ago. I said to her that I am sorry to see her in the wheelchair. I wished her to accept my whishes for her prompt recovery. She responded that she already better. And she is hoping to get well soon. (232)

Борис был в шоке. Он ездил в Женеву и Лондон в поисках Мелиссы, а она была в этой же гостинице в то же время, когда он был там. И он два раза разминулся с ней. Бывает же такое!
– Where have they gone? Where is she now? (233)– взволновано вскричал Борис
– Most likely to the airport, Mister Goryanin. The minivan should be back soon. We will ask driver, if he paid attention where they went to. (234)

Автобус вернулся минут через десять. Водитель сказал только, что видел, как они двинулись по направлению ко входу в терминал «А».

Доехав до аэропорта, Борис помчался в справочное бюро. Он несколько раз вызывал леди Мелиссу Спенсер с просьбой позвонить в справочное бюро. Но напрасно. Она не позвонила. Леди Мелисса исчезла. Ну, что тут поделаешь? И он прошёл на посадку в самолёт, терзаясь, что не увидел Мелиссу и не в состоянии помочь ей. Встретятся ли они ещё когда-нибудь? Этот вопрос снова и снова возникал у Бориса всю дорогу, пока он летел в Лос-Анджелес.

Встретятся ли они снова? Этот вопрос задавала себе и леди Мелисса, которая слышала просьбу Бориса обратиться в справочное бюро. Она видела его и в гостинице. Фрау Глобке позвонила ей. Она сказала о том, что Борис пытался навести справки о ней в Женеве. Но как она могла показаться Борису в том виде, в котором она была сейчас? В инвалидной коляске с повязкой на разбитом лице и распухшими от слёз глазами. Когда она увидела Бориса, входившего в ресторан гостиницы, ей и её сиделке удалось убежать от него. Но после этого удачного побега, Мелисса плакала всю ночь. Утром, посмотрев на себя в зеркало после бессонной ночи, она не выходила из номера весь день. А вечером –  снова чуть не столкнулась с ним в лифте. И вот теперь в аэропорту…

«Правильно ли я делаю, что убегаю от Бориса? Нет! Нет! Ни за что! Я не могу допустить, чтобы он видел меня такой. Я не хочу, чтобы он видел меня беспомощной и больной. Не нужно, чтобы Борис видел, как я страдаю. Я знаю, что он беспокоится обо мне. И этого для меня достаточно», – твердила себе эта мужественная женщина. «Встретимся ли мы когда-нибудь?» – задавала она себе один и тот же вопрос…
























Примечания

1. Не желаете чего-нибудь выпить? (Нем.)
2. Спасибо. Ничего. (Нем.)
3. Алло! Англ.
4. Это 714-563-1214? Англ.
5. Говорите. Англ.
6. Пожалуйста, ответьте. Москва на линии. Англ.
7. Алло! Англ.
8. Доброе утро. Меня зовут Джонатан Баркер. Я возвращаю вам вчерашний звонок, касающийся покупки сырой нефти Советской смеси. Я работаю менеджером отдела по покупке и продаже сырой нефти компании «Глобал Ойл Сэйлес и Резёрч Корпорейшн». Не могли бы вы рассказать немного больше о вашем предложении. Англ.
9. Конечно. Англ.
10. Вашу информацию можно проверить? Англ.
11. Безусловно. Англ.
12. Но как я об этом узнаю? Англ.
13. Пожалуйста, направьте все ваши вопросы относительно этого дела в коммерческий отдел посольства США в Москве и позвольте им потратить деньги налогоплательщиков. Англ.
14. Вы правы. Позвольте мне приняться за эту работу. Я поставлю вас в известность. Хорошего дня! Англ.
15. И Вам того же. Англ.
16. Алло! Англ.
17. Это господин Горянин? Англ.
18. Говорите. Англ.
19. Добрый день, господин Горянин. У вас есть минута? Англ.
20. Конечно. Англ.
21. Меня зовут Эдди Пеннингтон. Господин Горянин, я узнал о вас от господина Джонатана Баркера. Я буду участвовать в ваших встречах с «Глобал Ойл Резёрч энд Сэйл Корпорейшн», когда прибудут все участники. Кстати говоря, когда они прибывают? Англ.
22. Завтра после обеда. Я буду их встречать в Международном аэропорту имени Даллеса. Англ.
23. Прекрасно. Между прочим, а что вы планируете делать сегодня вечером. Вы свободны для ужина? Англ.
24. Да. Я свободен, господин Пеннингтон. Англ.
25. Прекрасно. Надеюсь, что вы позволите пригласить вас поужинать со мной и моей подругой. Англ.
26. С большим удовольствием. Вы знаете хорошее место? Англ.
27. Ресторан «Маэстро» в этой гостинице. Как вы относитесь к тому, чтобы встретиться в 18 часов? Англ.
28. Договорились. Я буду ожидать вас в вестибюле, господин Пеннингтон. Англ.
29. Но как мы узнаем друг друга? Англ.
30. Рыбак рыбака видит из далека. Англ.
31. Мне нравиться это выражение. Я с нетерпением жду нашей встречи сегодня вечером. Англ.
32. Я также, господин Пеннингтон. Англ.
33. Если я не ошибаюсь, господин Пеннингтон? Англ.
34. А вы господин Горянин? Я угадал? Англ.
35. Как я уже заметил: рыбак рыбака видит издалека.
36. Леди Мелисса присоединится к нам через несколько минут. Англ.
37. Леди Мелисса Спенсер. Господин Борис Горянин. Англ.
38. Как вы поживаете? Англ.
39. Как вы поживаете? Англ.
40. Ну, так пошли вниз в ресторан «Маэстро». Англ.
41. А что фамилия Спенсер так популярна в Англии? Англ.
42. Я знаю одну очень известную женщину с девичьей фамилией такой же, как и ваша. Это – принцесса Диана. Англ.
43. Вы знакомы с принцессой Дианой? Я, быть может, её дальняя родственница. Англ.
44. Действительно? Англ.
45. Как вы поживаете леди Мелисса и вы господин Пеннингтон? Как поживаете вы, сэр? Англ.
46. Барон - дворянский титул, позволяющий занять место в палате лордов.
47. Здесь Плющ употребил сокращение «Глобал Ойл» от полного названия компании «Глобал Ойл Резёрч энд Сэйл Корпорейшн». В Америке принято в разговоре называть компании в сокращенном виде.
48. Алло. Сеньора Варгас. Это Франциско Альварес – друг Джерардо Гомеса из Аджунтас-Дель-Рио. Мой телефон 052-418-745-1228. Спасибо. До свидания. Исп.
49. Перевод стихотворения Ф.Тютчева сделан автором этого романа вольным стилем.
50. Могу ли я вам помочь? Англ.
51. Конечно. Англ.
52. Завтра во второй половине дня я должен проводить моих людей в аэропорт и вернуться обратно в отель. Англ.
53. Нет проблем, сэр. Англ.
54. Лимузин в любое время к вашим услугам. «Таункар» будет достаточен для вас? Англ.
55. Конечно. Более чем достаточен. Благодарю вас. Англ.
56. Обслуживать вас – моя привилегия, сэр. Англ.
57.   Борис? Я хочу попрощаться с вами. Для меня было удовольствием познакомиться с вами. Я получила удовольствие от работы с вами на этом проекте. Англ.
58. Взаимно. Англ.
59. В следующий раз, если вы снова протянете мне вашу руку, я поцелую её. Более того… Англ.
60. Перестаньте. Пожалуйста, хватит. Не говорите ничего. Пожалуйста. Может быть, когда-нибудь мы встретимся снова... Англ.
61. Я не верю своим собственным глазам. Это вы, леди Мелисса? Англ.
62. Конечно, это я. Англ.
63. Я счастлив видеть вас здесь. Англ.
64. Хорошо. Хорошо. Достаточно. Попытайтесь быть серьёзным. Я приехала встретить вас, потому что все остальные заняты. Англ.
65. А вы свободны? Англ.
66. Есди я недостаточно хороша для вас, могу я уехать? Англ.
67. Вы не поняли. Я не мог и мечтать снова, увидеть вас. Вы мне очень нравитесь. Англ.
68. Тогда всё в порядке. У вас есть багаж? Англ.
69. Нет. Англ.
70. Тогда поехали. Англ.
71. Доменик Дэ Ла Перрие. Англ.
72. Я исполнительный Вице-президент этого банка с 242-летней историей. Англ.
73. Как вы поживаете. Сэр? Англ.
74. Как вы поживаете? Англ.
75. Я знаю, что вы намереваетесь быть в Женеве всего несколько часов, тогда приступим к работе. Англ.
76. Спасибо. Англ.
77. Я не думаю, что нам нужны эти документы. Англ.
78. Я привёз эти документы, как говорится, на всякий случай. Потому, позвольте им храниться в файле. Мне всё равно они не нужны. Англ.
79. Если вы того желаете. Англ.
80. В этом случае, мне ничего не остаётся, как заказать Русский национальный напиток. Англ.
81. Моя дорогая Леди Мелисса, усли вы знакомы с Войной и Мир, вы знаете кто был самыл любимым образом Толстого?(Англ).
82. Определённо, молодая графиня Ростова. Англ.
83. Я думаю, что это была княгиня Болконская. В нескольких случаях он отмечал глубину и красоту глаз Марии Болконской. Его мать была прообразом этой героини. Англ.
84. Мои руки всегда холодные. Англ.
85. Борис, вы меня искушаете, как змей искусил Еву. Англ.
86. Во-первых, я не искушаю, а только стараюсь сделать приятно, а во-вторых, согласно Лео Таксилю... Англ.
87. Так вы знаете книги Лео Таксиля? Англ.
88. Это мой любимый писатель. В школе, где я училась, его книги были запрещены, но мы, девочки, воспринимали это как вызов и по ночам зачитывались ими. А кроме того, это была хорошая тренировка во французском языке. Англ.
89. Так что вы хотели сказать о Лео Таксиле? Англ.
90. Я хотел сказать, что согласно Лео Таксилю, именно Адам искушал и соблазнял Еву. И что змей был вовсе не змей, а деликатная часть тела самого Адама, которую он дал Еве подержать, а яблоко, было не яблоко, а другая, не менее деликатная часть тела Адама, которую он тоже дал ей потрогать, но только с чисто ознакомительной целью. Англ.
91. Прошу прощения. Англ.
92. Если я что-то неправильно сказал, но я читал его в русском переводе. Англ.
93. Я понимаю. Англ.
94. Это была ошибка переводчика. Англ.
95. Позвольте мне прочитать что-то для вас. Англ.
96. Эти стихи написаны Александром Пушкиным. Он был самым лучшим русским поэтом. Стихи называются «Десятая заповедь». Я недавно перевёл их специально для вас. Англ.
97. А.С. Пушкин, 1821 год (вольный перевод с русского на английский, сделанный автором этого романа)


ДЕСЯТАЯ ЗАПОВЕДЬ
Добра чужого не желать
Ты, Боже, мне повелеваешь;
Но меру сил моих Ты знаешь –
Мне ль нежным чувством управлять?
Обидеть друга не желаю,
И не хочу его села,
Не нужно мне его вола,
На всё спокойно я взираю:
Ни дом его, ни скот, ни раб,
Не лестна мне вся благостыня.
Но ежели его рабыня
Прелестна… Господи! Я слаб!
И ежели его подруга
Мила, как ангел во плоти, -
О, Боже праведный! Прости
Мне зависть ко блаженству друга.
Кто сердцем мог повелевать?
Кто раб усилий бесполезных?
Как можно не любить любезных?
Как райских благ не пожелать?
Смотрю, томлюся и вздыхаю.
Но строгий долг умею чтить.
Страшусь желаньям сердца льстить,
Молчу… и втайне я страдаю. 

98. Никто и никогда не говорил мне таких прекрасных слов, что вы сказали сейчас. Я глубоко тронута. Борис, вы действительно так думаете? Англ.
99. Я всегда говорю то, что думаю. Англ.
100. Всегда? Англ.
101. Почти. Англ.
102. Я не знаю, что произойдёт в моей жизни, но я никогда не забуду Женеву, это время на берегу Женевского озера, которое я провел с вами. И как я согревал ваши руки, которые вы доверили мне. Англ.
103. Я тоже этого никогда не забуду. Англ.
104. Сукин сын. Англ.
105. А где же ваш Эдди? Англ.
106. Вы не рады видеть меня? Англ.
107. Не в этом дело. Эдди должен был привезти деньги за прокачку нефти. Англ.
108. Все деньги находятся в ваших руках. Англ.
109. Теперь ещё один вопрос. Где ваш багаж? Англ.
110. Я очень скромный человек. Мне не нужно много вещей. У вас есть ещё вопросы?  Вместо того, чтобы спросить, как прошёл мой полёт или как я себя чувствую, вы интересуетесь только бизнесом, а маленькая одинокая девушка ничего не значит для вас. Англ.
111. Вы не хотите что-то выпить? Англ.
112. Нет, спасибо. Я стараюсь убить время, пока вы так мило беседуете с русской девушкой. Англ.
113. Вы ревнуете? Англ.
114. Да. Я часто ревную. Англ.
115. Её зовут Виктория. Она работает в VIP-обслуживании. И она очень хорошенькая. Англ.
116. Я это уже заметила. Англ.
117. Давайте зайдем? Англ.
118. Это может быть интересно. Англ.
119. Борис. Давайте уйдём. Разве вы не видите, что она не хочет нас обслуживать? Англ.
120. Не волнуйтесь, моя прекрасная Дама. Англ.
121. Это моя территория и я знаю, как обходиться с милыми, но уставшими девушками. Англ.
122. Вы играли для меня? Я знаю это. Спасибо. Это было очень мило с вашей стороны. Вы подняли мне настроение. Англ.
123. Я играл для вас. И мне приятно, что вам понравилась моя игра. Спасибо. Англ.
124. Что они сделали вам? Англ.
125. Они изнасилуют меня. Я лучше умру. Англ.
126. Пожалуйста, идите в ванную комнату и оставайтесь там. Я позову вас, когда можно будет оттуда выйти. Англ.
127. Это вы? Англ.
128. Я думала, что они убили вас. Англ.
129. Вы спасли нас обоих. Мы убежим? Я молилась за вас и Бог помог. Вы мой рыцарь!.. Англ.
130. Пожалуйста, закрой глаза. Англ.
131. О чём вы говорите? Англ.
132. Парень спросил, как тебя зовут. Англ.
133. И что ты ему ответил? Англ.
134. Я сказал, что тебя зовут Мила. Мелисса очень сложно. По-русски «милая» означает – приятная сердцу. Я даже могу сказать «Моя любовь». Англ.
135. Ты это действительно имешь в виду. Англ.
136. Я когда-нибудь, тебя обманывал, Милая? Англ.
137. Ты действительно так думаете? Англ.
138. Да, я действительно так думаю, ты моя Милая. Англ.
139. Ты тоже мой Милый. Англ.
140. Милая, прими душ. А я в это время приготовлю нам обед. Англ.
141. Ты сказал Милая. Ты и сейчас так думаешь? Англ.
142. Да. Это так. Англ.
143. Милый, пожалуйста, приди и принеси мне полотенце. Англ.
144. Это я загадала, когда молилась за тебя. Когда ты сражался за наши жизни, мой милый. Англ.
145. Что бы ты делала, если бы они убили меня? Англ.
146. Я бы покончила с собой. Я бы не смогла больше жить, если бы они надругались над моим телом. Пожалуйста, не говори больше никогда об этом несчастном случае. Пожалуйста прими душ.и люби меня. Я прошу тебя стать по-настоящему моим милым. Англ.
147. Но я же приготовил нам поесть. Англ.
148. Перестань. Ты толстый обжора. Англ.
149. Ты меня не хочешь? Англ.
150. Прости меня. Я не это имел в виду. Я думал, что ты голодна. Англ.
151. Я голодна как львица, но первые дела, всегда делаются первыми. Англ.
152. Я хорошая любовница? Англ.
153. Борис. Моя любовь. Пожалуйста, помолись вместе со мной. Англ.
154. Мелисса? Что ты делаешь? Англ.
155. Ты помнишь? Вчера? В этом ужасном доме? Я молилась за тебя, милый, и наш Бог помог тебе. Ты знаешь, что Бог защитил тебя. Без Него ты бы один не смог сражаться с этими бандитами, и ты их победил. Со вчерашнего дня я знаю, как и почему мои прабабушки влюблялись в своих рыцарей на турнирах. Потому что их оберегал Бог, и они побеждали. Ты великий воин. Если бы я была королевой, то я сделала бы тебя герцогом. Англ.
156. Почему же не королём? Англ.
157. Быть королём - это хорошо. Англ.
158. О нет, нет моя любовь. Ты не мой король, Ты мой Господин! Англ.
159. Я не знаю, как я буду жить без тебя. Англ.
160. Теперь я буду очень серьёзной. Пожалуйста, опустись на колени и дай мне свои руки. Англ.
161. Закрой глаза и повторяй за мной. О, великий Боже, Спаситель, Правитель Вселенной, оба мы молим Тебя о защите. Пожалуйста, сделай нашу любовь бесконечной как этот круг. Пожалуйста, помоги нам во всех наших помыслах и делах. Аминь. Англ.
162. Теперь я прошу тебя стать моим господином. Возьми меня в свои руки и люби меня. Англ.
163. Мелисса, дорогая. Что ты здесь делаешь? Ты так можешь забеременеть. Англ.
164. Да. Я знаю. Я хочу иметь от тебя ребенка. Милый мой, ты будешь со мной всегда, сперва во мне, а потом, как мой ребёнок. Я молилась об этом, и ты был со мной. Это то, о чём я просила Господа, и ты был со мной. Пожалуйста, поцелуй меня. Целуй свою милую. Пожалуйста. Англ.
165. Моя дорогая Милая. Я люблю тебя всем сердцем. Пожалуйста, не забывай меня. Твой Борис. Англ.
166. Я тебя очень люблю. Англ.
167. Я тоже, но что мы будем делать?
168. Я не знаю. Англ.
169. Но ты уже взрослый. Англ.
170. Да. Это так. Но наша ситуация не имеет адекватного решения. Англ.
171. Я знаю. Я изучала философию. Англ.
172. Я напишу письменное заявление в Генеральную прокуратуру России. Пожалуйста, сделай то же самое и ты. Англ.
173. Хорошо. Я сделаю. Англ.
174. Подпись Бориса Горянина,  Подтверждаю. Подданная её Величества Королевы Англии, Леди Мелисса Спенсер. Англ.
175. Это говорит господин Спенсер. Могу я вас потревожить и пригласить мою дочь к телефону? Англ.
176. Конечно. Это моя приятная обязанность – помогать вашей дочери, господин Спенсер. Англ.
177. Ты... Ты… Я не... Я не могу…не могу жить без тебя. Ты мне нужен. Ты мне нужен каждое мгновенье. Я сказала моему отцу, что хочу отменить мою помолвку с Эдди. Англ.
178. Эта новость сделала твоего отца по-настоящему счастливым? Англ.
179. Конечно, нет. Аудиенция у королевы назначена для Эдди на 29 сентября. Англ.
180. Необходимо срочно заклеить окна, иначе мы здесь замёрзнем в снегах. Англ.
181. Но как мы это сделаем – у нас же нет бумаги и клея? Англ.
182. Можешь мне поверить. Я сделаю это. Англ.
183. Стихотворение Б.Л. Пастернака – «Зимняя ночь». Перевод автора этого романа.
184. Как Святой Георг? Англ.
185. Если это будет мальчик, я назову его в честь твоего отца Георгом. Англ.
186. А это возможно назвать кого-нибудь именем Мила? Англ.
187. Да. Но Мила это сокращенное имя от Людмила или Милана. И это имена девочек. Англ.
188. Если это будет девочка, то я назову её Миланой в твою честь. Ты моя Милана, правда? Англ.
189. Ты – моя Милана. Англ.
190. Да, я знаю. Значит, если это будет девочка, то я назову её Миланой в нашу честь. Англ.
191. Подпись Бориса Горянина - Подтверждаю. Подданная Её Величества Королевы Англии леди Мелисса Спенсер. Англ.
192. Я бы отдала всё, чем владею за привилегию и счастье жить здесь в этой квартире, но с тобой, мой милый. Дорогой мой. Англ.
193. Погоди, моя милая, пожалуйста, пожалуйста, не разрывай моё сердце на части. Ты же чувствуешь, как я люблю тебя. Но я люблю и мою жену, с которой живу тридцать лет. Я не могу предать её. Никто не виноват, что я родился на двадцать пять лет раньше тебя. Когда мы встретились в первый раз, мы не знали друг друга. Но теперь, после того, что мы прошли вместе и полюбили друг друга… Ты знаешь, что мы не можем выжить в России. Думай о будущем. Давай насладимся тем временем, что мы вместе, и Бог, увидев наше счастье, найдёт путь соединить нас снова. Англ.
194. Что ты планируешь делать с деньгами, что я привезла? Англ.
195. Что ты имеешь ввиду? Конечно, вернуть их назад Эдди. Англ.
196. Я лично считаю, что это глупо. Эдди оперирует сотнями миллионов долларов. Но ты, при моём полном уважении к твоему образованию, квалификации и достижениям, – бедный человек. Ты проделал и продолжаешь делать огромную работу, но Эдди выкинет тебя из этого проекта. Англ.
197. И Эдди тоже? Кравченко – да. Это точно. Но я предполагал, что Эдди – человек слова. Как ты узнала об этом? Англ.
198. Я присутствовала при телефонном разговоре Эдди и Кравченко, им помогал переводчик Кравченко. Англ.
199. И всё это время, даже в Москве, ты молчала? Англ.
200. Во-первых, я тебя не знала. Во-вторых, в то время ты не был моим милым. В-третьих, я беременна твоим ребёнком. На всякий случай, если что-то произойдёт, ты должен иметь возможность позаботиться о себе, нашем ребёнке, обо мне. И, кто знает, о ком ещё. Это наши деньги. Мы их заработали. Скажем так: я доверяю эти деньги тебе. Когда мы будем во Франкфурте, пожалуйста, открой счёт на своё имя – остальное зависит от тебя. Англ.
201. Как ты можешь доверять мне? Ты же меня не знаешь. Англ.
202. Я люблю тебя. Я тебе доверила моё тело. Часть самого тебя будет со мной до конца моей жизни. И ты говоришь, что я не знаю тебя. В конце концов, ты рисковал своей жизнью и спас мою. Англ.
203. Да. Да. Ты права. Я сделаю всё, как ты сказала. Но, что ты скажешь Эдди? Англ.
204. Что мы были похищены бандитами. Англ.
205. Я благодарен за ту благословенную возможность близости с такой замечательной Леди. Леди с большой буквы «Л», как ты, моя милая. Англ.   
206. Ты знаешь, как целовать руку леди? Почему ты не поцеловал мне руку, когда я протянула её тебе там, в Вашингтоне? Я хотела, чтобы ты поцеловал мне руку тогда. Англ.
207. Может быть, если бы я поцеловал твою руку там, я бы не целовал тебя всю здесь. Что ты предпочитаешь? Англ.
208. Всё. Там, здесь и всегда. Англ.
209. Ты поцелуешь мою попку? Англ.
210. Твою попку? Я могу и я буду не только целовать. Но я буду ещё и кусать тоже! Англ.
211. Не делай этого. Ты оставишь мне синяки. Ты – предатель! Я тебе доверила лучшую часть моего тела – мою попу, и что ты делаешь с ней? Англ.
212. Это даёт тебе представление о том, с кем ты имеешь дело. Англ.
213. Если ты хочешь, то можешь считать, что я дала тебе деньги взаймы. Я одалживаю тебе эти деньги. Кто знает, когда-нибудь я могу прийти к тебе и попросить вернуть эти деньги мне назад. Но сейчас используй эти деньги мудро. Я не должна ничего советовать тебе. Ты знаешь, что делать с этими деньгами. Англ.
214. Я не отпущу тебя. Я люблю тебя. Разве ты не видишь моей любви? Англ.
215. Никто не заботился обо мне и никогда не будет, как ты. Тебя не надо просить ни о чем. Ты сам чувствуешь, что мне нужно. Пожалуйста, скажи, что я должна сделать, чтобы удержать тебя? Англ.
216. Помни меня, пожалуйста. Не забывай меня, мой милый. Я буду помнить тебя до последнего дня моей жизни. Англ.
217. Мелисса, родная. Пожалуйста, дай мне знать, когда я буду нужен. И я приду к тебе. Англ.
218. Добро пожаловать домой. Англ.
219. Графство Орандж. Англ.
220. Мы получили деньги, которые вы нам вернули. Что это значит? Вы понимаете, что нарушили контракт? Англ.
221. Это значит, что я спас ваши деньги. Если бы я не послал эти деньги вам обратно, то ваши деньги были бы где-то в Панаме или значительно дальше. Англ.
222. Но так как вы не выполнили условия контракта, вы должны возместить все расходы, связанные с переводом денег с вашего счёта в «Банк оф Америка». Англ.
223. Мой дорогой друг. Послушайте, пожалуйста. Во-первых, имеются форс мажорные обстоятельства в России. Во-вторых, проверьте мою налоговую декларацию за 1992 год. Я не думаю, что вы обратитесь в суд. До свидания, мой дорогой друг. Пожалуйста, передайте привет моему дорогому другу мистеру Пеннингтону. Англ.
224. Law School Admission Test – экзамен для поступления в школу адвокатов (в США). Англ.
225. Почему Вы не уехали с Вашей Дамой? Англ.
226. Дамой? О какой Даме Вы говорите? Англ.
227. С той самой Дамой, с которой Вы были в нашей гостинице в начале месяца. Вы вместе с ней остановились в одном номере на третьем этаже. Англ.
228. Как в номере на третьем этаже? Англ.
229. В каком номере? Англ.
230. В том самом номере, в котором Вы были вместе с ней в нашей гостинице в начале этого месяца. Англ.
231. Но как же я мог быть в том же самом номере? Номер был занят. Его занимала пожилая женщина в инвалидной коляске и её медицинская сестра. Англ.
232. Извините, Мистер Горянин. Но леди Мелисса Спенсер занимала этот номер до сегодняшнего утра. Её медсестра находилась в номере напротив. Они приехали вместе три дня назад. Я тогда работал. Леди Мелисса специально попросила поселить её именно в этот номер. Она сказала, что с этим номером связаны её глубоко личные воспоминания. Они уехали пятнадцать минут назад. Я ещё сказал ей, что сожалею видеть её в инвалидном кресле. Я попросил её принять мои пожелания скорейшего выздоровления. Она ответила, что чувствует себя лучше. И она надеяться на быстрое выздоровление. Англ.
233. Куда они поехали? Где она сейчас? Англ.
234. Вполне вероятно в аэропорт. Минивэн должен скоро вернуться. Мы спросим у водителя, не обратил ли он внимание, куда они направились. Англ.