Когда хирург приблизился, Паша поднялся, а Светику не хватило сил. Она осталась сидеть, сжимая руку Кота, словно единственную ниточку с реальным миром.
- Он в тяжелом состоянии, – говорил врач, - переломы и ушибы, закрытая травма черепа. Общее переохлаждение и обморожение второй степени. Больше всего нас беспокоит отек головного мозга, который может повлечь осложнения и самое худшее - некроз.
Света задрожала еще сильнее, впиваясь занемевшими пальчиками в ладонь Паши.
- Мы ввели его в искусственную кому. Ближайшие дни будут решающими.
Паша почувствовал, как у него подгибаются ноги.
- Он ведь выживет? – дрогнувшим голосом прошептала Света.
- Молитесь, - ответил врач и сочувствующе, похлопав Пашу по плечу, ушел.
Это были самые страшные слова, которые Паша не был готов услышать.
- Паша… - прошептала Света, тормоша его за рукав, - Паша, он ведь не умрет? Я не смогу жить без Сёмы… Паш…
Котов присел рядом и обнял Свету.
***
Уже в коридоре на выходе из больницы к Котову и Светлане подбежала молоденькая худенькая журналистка с тощим наглым лицом. Следом за ней подошел оператором.
- Что вы чувствуете, когда ваш друг и напарник на границе жизни и смерти?
Паша брезгливо отстранился от микрофона, который нагло сунули прямо ему в лицо. Он вырвал его у девицы и грубо опустил камеру.
- Если не уйдете сейчас, то ляжете в соседнюю палату с переломами, - жестко предупредил Паша.
- Вы тот самый Котов Павел, который разговаривал с детоубийцей, - затараторила журналистка, надеясь на репортаж и повышение по службе. – В чем она призналась вам и в каких отношениях вы с ней состояли? Почему ее последнее признание было адресовано именно вам, а не членам ее семьи? Связано ли это с событиями, произошедшими с вами четыре года назад?
- Отлично, - перебил он ее, - если вы знаете, кто я, то знаете на, что я способен, поэтому хотите жить держитесь подальше от Семенова. Это касается вас лично и ваших коллег. Увижу ваш треп по телеку, приду и ноги переломаю.
Оператор, чувствуя всю глубину сказанных слов, предусмотрительно отодвинул в сторону навязчивую коллегу.
- Без проблем чувак, - согласился он.
Они пропустили Котова и Светлану к выходу.
- Пойдем к Семенову заглянем, - оживленно предложила она.
- Нет. Уходим отсюда.
- Ты что его испугался?
- Прояви уважение.
- Ты испугался! – расхохоталась она.
- Поехали отсюда, - ему очень хотелось сказать «дура», но сдержался.
***
Отвезя Светлану к ее родителям, Котов вернулся в ОВД и зашел к Мамонтову. У него как раз проводилось совещание всех сотрудников. Присутствовала даже майор Асмик Муродян – молодая да борзая особа, заступившая на должность начальника ОВД, после того как предыдущего киллер застрелил прямо у подъезда собственного дома. Имея сильных покровителей сверху, она вначале рвалась навести порядок в районе и взять в безоговорочное подчинение всех сотрудников. Через полгода ее деспотичного, самоуверенного и не совсем осознанного правления в силу своего еще «детского ума», коллектив ее ненавидел и считал стервозной дурой, а криминальная обстановка в районе просто вышла из-под контроля.
Неизвестно до чего бы все дошло, если бы Мамонтов, узнавший о готовящемся заказном убийстве Асмик, не поймал киллера в момент исполнения заказа. Мог бы чуть промедлить и избавиться от стервы, но предпочел остаться верным своей работе. И вот когда перепуганная она сидела на тротуаре в слезах и соплях, глядя, как опера скручивают убийцу, Мамонтов видимо испытал к ней отеческую жалость, и предложил вместо добровольного ухода, разделить сферы деятельности, дав ей шанс реабилитироваться и завоевать утраченное уважение.
- Девочка, давай лучше делать то, чему нас учили. Ты займешься бумажной волокитой в ОВД, а я буду воевать на улицах с плохими дядями.
С тех пор, вот уже несколько лет, они оба занимались своими обязанностями и не мешали друг другу.
Остановившись у двери Котов, молча слушал, как парни докладывают о результатах расследования и поисках нападавших на Семенова.
Как оказалось, пока Паша большую часть дня провел в больнице, ребятам удалось допросить служащих и почти всех прихожан церкви. Практически у всех было алиби, а у тех, кого оно отсутствовало, не было мотивов для нападения на опера.
- Первый удар по голове оказался самым сильным, - говорила Марина, после анализа медкарты и осмотра Антона. – Он свалил его с ног, Антон потерял сознание, в некоторой степени это его спасло от более тяжелых увечий. Ударили тяжелым металлическим предметом, по волокнам в ране, Семенов был в шапке, она смягчила удар. После чего его перенесли в другое место, где избили и нанесли остальные травмы, раздели, положили в багажник и вывезли на свалку. На теле найдены следы машинного масла, бензина и волокна черной ткани, аналогичной на трупе Исаевой.
- Убивали, - поправил ее Паша. - Его не избили, его убивали и решили, что он мертв, когда выбросили на свалке.
Присутствующие притихли. От случившегося с Антоном всем было тяжело, но каждый из них понимал, насколько хреново сейчас Котову, и что не исключена вероятность его срыва.
- Не драматизируй, Котов, - одернул его Мамонтов.
- Долгову допросили? – спросил Паша, не обращая внимания на его слова.
- Да, - говорил Глеб. - У нее и подруг алиби. После танцев девочки пошли по магазинам, потом посидели в кафе и разошли по домам. В кафе их видели, а вот ни камеры, ни сторож, ни служители, которые поздно расходились по домам, не видели, чтобы девочки заходили и выходили из церкви перед ее закрытием.
- Судя по силе и направлению первого удара, - вновь продолжила Марина, - нападавший ростом выше среднего и весом...
- Он смотрел в окно, - перебил и поправил ее Котов. – Антон, пригнувшись, смотрел в окно церкви, когда к нему подошли со спины и ударили.
Марина тревожно взглянула на Мамонтова.
- Говори, - Сергей предложил Котову высказаться, иначе он продолжит цепляться к словам коллег и перебивать остальных.
- Антон шел за кем-то иначе он не крутился возле магазина и ларька. После зашел на территорию вдалеке от ворот, подошел к окну и посмотрел, когда подглядывают в окно, то пригибаются, и поэтому удар мог нанести человек даже невысокого роста. Его свалило с ног, судя по следам, его сразу же подняли и унесли туда, где никто не заметил, как убивали.
- По времени не сходится, – сказал Сергей. - Если он следил за Долговой, то должен был быть в другом конце города, а не на территории церкви. К тому же его машина замечена на выезде из города, когда Долгова с подругами сидела в кафе. Как и почему Семенов оставил объект наблюдения не ясно. Что с его машиной? – спросил Мамонтов, продолжая совещание.
- Мы проверили все автосервисы, и говорили с Владом – докладывал Саша Юров, занявшийся поиском машины Антона, - который контролирует район по угонам. Машина на его точках не появлялась. Сейчас работаем с населением свалки, вроде видели, как ночью подъезжала легковая, устанавливаем вероятные дальнейшие маршруты. Ночью много снега нанесло, следы вычислить сложно. Не далеко от свалки имеется пруд. Хорошо бы водолазам проверить.
- Я договорюсь с МЧС, - поддержал Мамонтов.
- Охранник врет, надо его расколоть, – предложил Котов.
- Охранник видел на мониторах, - стал пояснять Лысенский, - как Антон прошел по территории к церкви, пока надел куртку, взял фонарь и вышел, то никого вокруг уже не было. Он обошел церковь несколько раз, проверил периметр и вернулся в свою коморку, которая находится на дворовой территории и перестроена из гаража в блоке существующих хозяйственных строений.
Когда более или менее выяснились все вопросы и установили новые задачи для работы, Марина протянула Сергей Михайловичу другую папку с отчетом судмедэкспертизы.
- Сегодня ночью был обнаружен труп бездомного подростка тринадцати-четырнадцати лет. Убит ударом в сердце обоюдоострым лезвием. Найден обходчиком на железнодорожных путях. На его одежде найдены волокна той же ткани, в которой привезли в парк тело Исаевой. По времени тело мальчика пролежало на путях более тридцати минут с того момента как по мосту проехала машина Семенова. Предполагаю, эти убийства связаны. К тому же на Антоне найдены волокна той же черной ткани, только его не заворачивали. Возможно, тело мальчика лежало рядом в багажнике.
Мамонтов заинтересованно развернул папку, и сразу увидел фото стопы мальчика с выжженным на ней символом в виде звезды в круге.
- Подобный символ был обнаружен на стопе Исаевой, - закончила Марина и тревожно взглянула на Котова.
- Серийный убийца? – спросил Мамонтов. – Или новые коммунисты?
- Сегодня утром я проверила невостребованные трупы, поступившие ранее, и обнаружила подобный символ на стопе еще двух людей. Они жили на улице или ночлежках, поэтому на них никто не обратил внимания.
- Серийный убийца, - сделал очевидный вывод Сергей и передал снимок Полищуку, - Гриша, проверь, что это может означать и чем грозит.
Он взял фото.
- Сергей Михайлович, это пентаграмма, - предположил Гриша.
- Без разницы, мне нужен полный отчет. Не исключено, что убийца следил за девочками, а Семенов ему помешал.
Когда все разошлись, Котов остался стоять, облокотившись о стену у двери. Вид у него был плачевным и потерянным. Его трясло, он осунулся и ссутулился, став каким-то серым и маленьким, беспомощным от подкосившего горя и чувства вины за Антона.
- Паша иди домой поспи. Ты вторые сутки на ногах, а до этого всю ночь по городу шатался в горячке.
- Убийца в церкви был, - проговорил Котов.
Мамонтов подошел к нему.
- Найдем мы убийцу. Иди домой.
- Не могу… только не домой …
- Иди, мы пока без тебя справимся.
- Не могу, Сереж… - он не поднимал на него глаза, боясь выдать рвущую сердце боль, – там никого нет.
Сергей тяжко вздохнул.
- У меня кроме Антона и Светы никого нет, - промямлил Паша.
- Котов, ты мне нужен в расследовании этого дела, но нужен в ясном уме. А ты едва на ногах держишься. Иди, поспи пару часов хоть в кабинете у себя, а потом будешь работать со всеми.
- Не могу я спать… они Сёму убивали, а я спать пойду… я следил, меня надо было убивать, а не его…
- Всё кончай нытьё, - он отвесил Котову пощечину, вырывая из путающегося клубка чудовищных мыслей. – Иди, отоспись, и начинай работать. Ты же знаешь, что я могу заставить, делать то, что я прошу.
Паша заметил, что костяшки пальцев шефа сбиты. Очевидно информацию о Семенове у криминальных источников, он выбивал лично.
- Я в кабинете полежу,- уступил Паша.
***
Со временем свалка так разрослась, что подступила к пруду со всех сторон, превратив его в сточную смердящую канаву, в которой было запрещено употреблять воду. Петр, местный старший среди тридцати пяти жителей, который сообщил в полицию о найденном его товарищами трупе, разговорившись с Юровым, с охотой делился всеми трудностями и радостями жизни на свалке. Саша внимательно слушал, кивая и по возможности обещая помочь или найти тех, кто бы помог жителям, в борьбе с участившимися разбоями бомжей, пришлых недавно из города и поселившихся по другую сторону свалки.
Здесь был свой замкнутый цикл жизни связанный с внешним миром только грузовиками, приезжавшими выбрасывать мусор из города. Отчасти жители вызывали отвращение своим деградирующим нищим видом, но они тоже были людьми, которых в эти места загнала жизнь и пороки.
С утра начало морозить и на поверхности водоема образовался тонкий лед, осложняя работу водолазам. Ребята с МЧС знали свое дело на отлично, быстро организовались, собрали оборудование, просканировали дно, определив наличие большого предмета, похожего на легковой автомобиль и начали погружение.
Водолаз показался над поверхностью, поднял вверх руку. На берегу включили лебедку и Юров подошел ближе к воде. Барабан медленно скручивал стальной канат, вытаскивая со дна машину. Спустя несколько минут над поверхностью показался кузов ауди.
- Сергей Михайлович, - тут же позвонил Саша. – Мы нашли машину Семенова.
***
Мамонтов лично осмотрел место, где напали на Антона, и после вошел в церковь, которая продолжала действовать, и как раз отец Филипп вел проповедь. Стоя у алтаря, он рассказывал главу 15 Евангелия от Иоанна.
- «…Сия есть заповедь Моя, - воодушевленного вещал он - да любите друг друга, как Я возлюбил вас. Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих».
Заметив присевшего на дальнюю скамью Мамонтова, отец Филипп сократил проповедь, вознеся руки к небу, призвал помолиться и прочитал вместе с присутствующими прихожанами «Отче наш».
Не скрывая интереса, Сергей разглядывал всех проходивших мимо него по проходу прихожан, пребывающих в блаженном состоянии.
Не то чтобы он был не верующим безбожником, но очень скептически относился к фанатикам. Люди бывают настолько слабы и зависимы от влияния других, что даже не замечают, как теряют себя и связь с реальностью, ослепленные своей безоговорочной верой.
Когда все вышли, отец Филипп подошел к подполковнику.
- Чем я могу вам помочь в этот раз?
- Это я могу вам помочь, если вы чистосердечно признаетесь в нападении на сотрудника полиции, нанесении тяжких увечий и попытке умышленного убийства. А еще вы можете всем облегчить жизнь, если признаетесь в серийных убийствах на религиозной почве.
Филипп, спокойно выслушав, даже не изменился в лице, оставаясь в прежнем одухотворенном состоянии.
- Побойтесь бога, какие серийные убийства? Как вы можете меня в этом обвинять?
- Ну, вас же уже дважды обвиняли в хранении и распространении наркотических веществ, нанесении тяжких увечий, - Сергей поднялся. В полный рост он был гораздо выше и шире в плечах сухощавого святящегося от лоска отца Филиппа.
- Узнали, значит, - догадался он.
- А то, Леонид Адамович.
Отец Филипп понимающе покачал головой.
- Вы не верите, что люди меняются перед лицом смерти?
- Верю, - сказал Сергей, как не поверить, когда у самого в подчинении такой «изменившийся». - Но мне тяжело верить в то, Леонид Адамович, что конченный нарик, вор и садист, отмотавший шесть лет в колонии строгого режима за побои собственной жены и малолетних детей, имеет право говорить о боге и читать проповеди.
Отец Филипп присел на скамью и предложил Мамонтову.
Прошлое всегда настигает. Как бы ни убегать, как бы ни прятаться, меняя внешность, образ жизни и направленность мыслей, прошлое все равно настигнет и ударит в самый неподходящий момент. Оно варварски разрушит новую жизнь, перевернет новые мысли, и заставит расплатиться ядовитой болью.
- Я был плохим человеком, и заслуживал наказания. На зоне, когда узнали, что я делал с детьми, мне отомстили соразмерно причиненному мной злу. - Подробности он опустил, понимая, что Мамонтову все прекрасно известно. – Когда я был по ту сторону жизни, я вдруг почувствовал Бога. Он смотрел на меня, на наркомана, вора и садиста, и я раскаялся. Я уверовал в Него, в Его любовь и прощение. Смиренно принял посланное мне наказание, и, выйдя, я твердо знал, что буду делать.
- Сделаешь новые документы, будешь дурить мозги заблудшим овцам, и собирать пожертвования? – подсказал Сергей, с присущим ему «черным» юмором. – И что всем бывшим зэкам позволено стать пастырями или они даже не узнали о твоем прошлом?
- Я решил, что буду доносить до нуждающихся слово Божие, чтобы они уверовали, и узрели истинный путь добра и любви, чтобы они не пошли судьбой Леонида Адамовича. Понимаете?
Он с надеждой смотрел в глаза подполковника, которые не отражали ничего и говорили о многом одновременно.
- Я сделал новые документы, - признался отец Филлип, - похоронил прошлое и уехал в другую часть страны, чтобы начать новую жизнь, в которой присутствует Бог и любовь. Мои прошлые грехи это мой пожизненный крест и раскаяние. Вы не можете сейчас обвинять меня в давних событиях.
- У тебя тут под окном человека пытались убить, на твой взгляд, на кого я подумаю в первую очередь?
- Я молюсь за него. Сегодня утром мы все молились о его здоровье.
- Ты мне лучше скажи, что мог делать убийца в твоей церкви в районе десяти часов вечера?
- В это время здесь никого нет кроме охранника.
- Ну, это мы сами проверим, а ты присмотрись внимательнее к окружению, может, заметишь что-то подозрительное. Глаз-то у тебя, Лёня, натасканный на «нечистых» сердцем, двадцать пять лет беззаконья, две отсидки и колония строгого режима зря не проходят.
Мамонтов поднялся.
- Если решишь, кого укрывать, якобы пытаясь обернуть подонка на путь любви и раскаяния, я сделаю так, что бог тебя больше никогда не простит и даже не посмотрит в твою сторону. Я ясно выразился?
Филипп покорно кивнул, соглашаясь сотрудничать.