Моим ровесникам

Лора Винтер
Для всех тридцатишестилетних девочек ;)

(Warning! Все, что здесь написано, это МОЕ восприятие реальности тех лет. Оно может быть сильно предвзятым и односторонним на ваш взгляд, но так я видела происходящее вокруг меня, так я чувствовала. В конце концов могу я написать то, что думаю или нет?!)

Я родилась в Советском союзе.  А вы?
Если вы родились в России, Украине, Белоруссии, Узбекистане, Грузии, Армении или еще в какой-то из стран СНГ, то вам это читать будет неинтересно.
Помните стеклянные бутылки с молоком и кефиром, закрытые разноцветной металлической фольгой? Нет? А мы, тридцатишестилетние, помним. А помните зубную пасту «Пчелка» с прополисом внутри? Никто про Колгейт тогда даже не слышал. Нет, это не ностальгическое произведение, навеянное снятым на эту же тему видео, о том, как раньше все было круто, и как сейчас мы стали грубее и жестче. Совсем наоборот.
Кстати, мне совершенно ни капли не стыдно за свой возраст. Мало того, я даже не пытаюсь его скрыть. Я не боюсь разглашать эту страшную тайну. Вот летать на самолетах боюсь, а про свой возраст говорить –  почему-то нет. Все равно никто мне его по виду не дает.
Цветной телевизор тогда был не у всех. У нас вот, например, долгое время был черно-белый. Страсть Господня! Мы часто переезжали, и родителям жаль было деньги тратить на дорогую технику. Работало только три канала. И когда по телеку шел какой-нибудь детектив, народ вымирал, и улицы были пустые.
Мы верили в сказки, в Бабу Ягу, в девочку из будущего с меелофоном, в Деда Мороза и в Ленина. Ну, в то, что Ленин самый-самый лучший, и вообще он вождь всех времен и народов. Мне лично Ленин нравился. У него на всех портретах был лукавый взгляд. Сразу ясно, что он не был занудой, как многие взрослые в моем детстве. А дети такое чувствуют. Потом, уже в школьные годы я где-то нашла его табель с оценками, увидела, что он гуманитарий, как и я, и еще больше прониклась. Вот ведь какую бучу смог заварить филолог. ;)
На зимние каникулы мы ходили всем скопом в кино на детские фильмы по льготным ценам: «Не бойся сказки, бойся лжи, а сказка, сказка не обманет. Тихонько сказку расскажи – на свете правды больше станет». Помните?
В детском саду и в школе с одинаковым упоением мы пели «Мурку» и «Гимн Советского Союза».
В Советском Союзе осталось моё счастливое детство. Но если вы спросите меня, хотела бы я вернуться туда сейчас, я отвечу «нет». Я чувствовала себя там некомфортно. Поймите меня правильно, я за дружбу между народами и стабильность в материальном плане, но что-то в той идеологии было не так для меня. Самопожертвование и героизм на благо родины – это не обо мне. Я эгоистка и трусиха, всегда такой была. Впрочем, как и большинство людей. Но я-то думала, что это я одна такая неправильная. На уроках мира мы изучали биографии детей-героев, на лето нам задавали читать «Как закалялась сталь» и «Молодую гвардию», а я отчетливо понимала, что если бы мне фашисты хоть издали показали те иголки, которые они собирались загонять под ногти, я тут же выдала бы всех, все рассказала бы, а что не знала – придумала бы от страха. Я никогда себя не обманывала и всегда знала, что я ненадежный человек, и «со мной в разведку никто бы не пошел». И мне было ужасно стыдно за то, что я такой несознательный ребенок, но ничего поделать не могла – оставалось только притворяться. О, да! Притворяться я умею хорошо. Виртуозно. Жизнь научила. Но не люблю. Поэтому не выйдет из меня никогда актрисы.
Все работали, никто без дела не болтался. Среди дня на улицах никого – все заняты каким-нибудь полезным делом. Я как-то один раз в будний день почему-то на улице оказалась в 11 часов утра. Не помню уже, почему я была не в школе, зато хорошо помню, что я чувствовала - было как-то не по себе. Вот все трудятся, а я лодырничаю. Ужасно! Муравей отбился от семьи.
Ходили на субботники… Так о чем это я? …А, да. О нас - тридцатишестилетних. Мы в какой-то мере уникальное поколение. Мы застали советские времена и еще помним обещания, что наши дети будут жить в коммунизме. Прикиньте, Брежнев еще был жив, когда я была маленькая! И взасос целовал ни в чем неповинных послов и дипломатов. Бедняжки! Это ж, наверное, ужас как страшно, когда на тебя надвигается такое чудо с мохнатыми бровями и целует зачем-то. А ведь я это считала естественным.
Мы наблюдали, как рушится великая страна, как погибает целая культура, и из этих обломков вылупляется что-то дикое и уродливое, как гадкий утенок, нелепый и смешной, и до ужаса наивный. А Запад смотрел на наши мучительные попытки создать что-то такое, что у них существовало уже века, и ухмылялся. Наконец-то они перестали нас бояться и стали презирать. В один миг черное стало белым, а белое черным. Буквально. Раньше быть богатым считалось мещанством, а в Перестройку вдруг оказалось, что это престижно и нужно к этому стремиться. Доморощенные кооперативы расцвели пышным цветом. А с экранов телевизоров продажные журналисты кричали о том, как раньше все было плохо и как теперь будет хорошо. Но хорошо почему-то не становилось. Наоборот, из магазинов исчезала колбаса и стиральный порошок.  В хлебном были такие очереди, что один раз мне даже оторвали пуговицы от пальто, а бедная мама вернулась домой с пятью целыми яйцами из трех десятков – остальные раздавили в толчее. Деньги резко обесценились и превратились в бумажки, называемые «купонами». Моя младшая сестра, которая этот период уже помнит, говорит, что тогда все время ходила полуголодная.
А мы, подростки в то время, смотрели, как бесстыдно врут взрослые, и как рушатся старые идеалы, и ничему и никому уже не верили. Теперь самые циничные скептики в нашем обществе – это мы, тридцатишестилетние. Но психика у молодых гибкая, особенно у девочек, мы пережили это и адаптировались в новом обществе, чего не скажешь о многих наших родителях, для которых распад Союза был все равно, что гибель Помпеи или крушение их персонального Титаника.
И все же … все же …
О чем вы думали, когда был Путч (ну, типа бунт ГКЧП)? Ни о чем вообще не думали? Быть того не может! Тогда наше общество было до ужаса политизированное. Все бабульки на скамейках у всех подъездов обсуждали политику со смаком, замирая в сладких судорогах от чувства вседозволенности, которого им так долго не хватало. В семьях это была тема номер один. Говорить же больше дома не о чем, на самом – то деле, только о политике! Разлады в семьях начались. Одни были за ГКЧП. Другие – против. Все затаились и ждали, чем же дело обернется.
А я, … что же думала я? Повлиять на ситуацию я никак не могла, из-за абсолютной своей зелености, и мнение свое я высказывать опасалась, так как оно не совсем совпадало с мнением взрослых вокруг меня. У меня были очень смешанные чувства. Вот тогда я поняла, что взрослею и начинаю видеть мир с разных сторон и подвергать сомнению все, что мне говорят.  С одной стороны хотелось, чтобы все вернулось и стало так, как было. Любому человеку хочется стабильности, и чтобы было, что пожрать. Все-таки отсутствие колбасы и денег начинало сильно доставать, к очередям-то мы как-то притерпелись уже. 
С другой стороны я понимала, что если ГКЧПисты победят, то не будет больше кооперативов, а значит чудных моднявых шмоток. Помните, такие брюки-бананы расцветок вырви глаз? Не помните? Я же говорила, что это только для тридцатишестилетних девочек! А узкие пластмассовые очки от солнца. Мне казалось тогда, что они офигенно мне идут. А разноцветная пластмассовая бижутерия? А яркая косметика? А подростковые журналы, где (страшно подумать!) писали про секс. Тогда разнообразная информация хлынула на нас потоком изо всех щелей. О цензуре вообще никто не думал. Детям продавали порнографию. Были бы деньги.  Мы, воспитанные на суровой морали социалистического общества, дорвались  до безнаказанного поглощения таких сведений, что и вообразить - то себе раньше не могли. Если вЕрхом непристойности в моем детстве была намалеванная углем на стене голая женщина, то теперь мы знали о сексе все, правда в теории. На практике пробовать пока не решались. Вбитые с детства нормы поведения пока еще давали о себе знать. Новое общество развивалось, как умело, и мы развивались вместе с ним. Период полового созревания у нас как раз пришелся на период созревания нашего нынешнего общества. Поэтому мне близка и понятна моя страна. Мы делали ошибки роста и взросления вместе. Я чувствую себя ровесницей новой эпохи. Это страшно льстит моему самолюбию. Мы тогда «обожрались свободой», если можно так сказать. Нас шатало из крайности в крайность. «ВСЕ ЗАПРЕЩЕНО» вдруг превратилось во «ВСЕ ВОЗМОЖНО».  Нам дали возможности, но не средства, чтобы их реализовать. Не знаю, как у вас, а у меня остался незавершенный гештальт. Мне все время чудится, что нас наемывают (знаете, как в том анекдоте: «Мы наемники и нас постоянно наемывают»). Отсюда какая-то вечная неудовлетворенность и четкое понимание того, что свобода – понятие относительное. Но за неё стоит бороться! Так же, наверное, думало большинство народа в 1991 году, и путч провалился. Наступило время «лихих девяностых», как их потом обзовут – время хаоса, анархии и вседозволенности. Мы стали взрослыми в это время. Из гадких утят мы превратились  в лебедей. Пусть не все из нас стали прекрасными, но мы точно не хуже предыдущего поколения и уж точно образованней последующих. Мои ровесники – это странный микс из мало сочетаемых элементов. Мы – меркантильные романтики, завидующие Ассоль, потому что она получила себе в мужья доброго и умного парня, да еще и богатого, что не менее важно. Ничего при этом не делая. Она просто жила и ждала чуда, и чудо её само нашло. (Мечта лентяя. ;)
Мы постоянно ждем от жизни какой-нибудь подлянки и не умеем строить долгосрочных планов, но все равно берем квартиру в ипотеку и рожаем детей.
Мы никому и ничему не верим и несем деньги в банк.
Однажды утром я проснулась и поняла, что если я не встану и не сделаю то, что надо, никто этого не сделает. Если никто не сможет взять на себя ответственность, то придется мне. Да, мы стали не по годам ответственные , теперь, пожалуй, с нами можно идти в разведку, только это не книжки и не пропаганда сделали нас такими.
Мы толерантные, потому что мы знаем, что ничего вечного в этой жизни нет, тем более принципов. Мы гибкие, но не ломающиеся. И пусть бабки говорят, что раньше все было лучше: люди добрее, вода мокрее и трава зеленее. Мы – произведение нового времени. Мы - это все, что у нас есть. Take it or leave it.
«И мы не сможем быть чище воды, кислотных снегов и дождей,
Мы не сможем быть добрее, чем есть, мы не сможем быть добрее людей.» © (Люмен)