Портрет для киллера

 

Настя стояла у окна и смотрела во двор. Второй этаж идеальное место для обзора, и она так делала каждый вечер. Она не знала, да и не могла знать, что это невинное занятие обернется для нее совсем с неожиданной стороны, беда уже незримо караулила ее.
Светлые каштановые волосы девушки легонько раздувались от дуновений теплого ветра и щекотали открытые плечи, прикрытые лямками легкого, топика, а большие голубые глаза из-под длинных, дрожащих ресниц смотрели на мир открыто, восторженно и счастливо.
Девушка была приезжая. Она остановилась у дяди, главного пожарника Москвы, так он себя называл. Он обещал ее матери помочь Насте с поступлением в театральное училище. Сегодня с семьей он уехал в загородный дом, и ей было скучно и одиноко.
В тот год Москва, как и вся страна, жила запахом перемен и новых свобод. Открывали архивы и всплывали страшные злодеяния коммунистов всех мастей.  И сносили памятники,  и переименовывали улицы и города, и в обществе с новыми свободами и возможностями, поселялось безверие в реальные возможности власти управлять страной, так как  люди потеряли все, что копили десятилетия, и откладывали на черный день, и зарплаты у людей стали нищенскими по сравнению с ценами в магазинах, в ларьках и на барахолках. Среди этого хаоса и безверия как грибы росли сомнительные кооперативы, и товарищества; и махровым цветом расцвела преступность, набившая руку на том, чтобы заменить государство в области взимания налогов с предпринимателей всех мастей и рангов.  Но Настя была далека от всего этого, и столица вызывала у нее только чувство необъяснимой радости и душевного трепета.
Она стояла у окна, а на скамеечке во дворе сидел парень в джинсах и клетчатой рубашке и читал книгу. Он был худощав, но видимо спорт не был чужд ему. Мышцы, особенно в районе плечей у него были накачаны, а черты лица неправильные, но приятные. Все дополнял прямой нос и черные волосы, подстриженные коротко. Нижняя половина лица у юноши была с легкой небритостью. Не с той, что забывают побриться, а которую оставляют намеренно, тщательно удаляя ненужное. «Наверно тоже студент? Почему тоже? Сама еще ни дня не училась, а уже причислила себя к московским студентам, — расслабленно подумала девушка, —  но он симпатичный!". У него была только одна странность, несмотря на лето руки его, были в тонких матерчатых перчатках.
Девушка широко открыла створки окна, поставила локти на подоконник и опустила голову на ладони. "Наверно студент живет рядом. Но он определенно ничего!» —  опять пронеслась и запала у нее мысль. Вчера она тоже видела его. Он два или три раза, не спеша, проходил под ее окнами. "Если бы он жил у них в Чите, было бы неплохо". Парень видел, что она на него смотрит, но не обращал внимания. И даже иногда как-то криво и недовольно поглядывал в ее сторону, будто она мешала ему усваивать его литературу. "Конечно, это был какой-то московский задавака! В Чите бы они непременно познакомились. Парень ей определенно нравился, но это же Москва". Она разочарованно вздохнула и пошла, прилегла на тахту.
В субботу днем его не было, а вечером она открыла окно и вновь увидела его. Молодой человек был на месте и опять с книгой в руках, а рядом лежала спортивная сумка. «Пришел! Не запылился!» —  уже как о знакомом подумала она, и опять поймала его быстрый недовольный взгляд. «Еще и нос воротит!! Воображала местный! Интересно, что у него в руках, учебник или какой-нибудь любовный роман? Наверно ему совсем не дают дома читать. Бедненький!».
Настя разыскала у дяди чистые листы ватмана, карандаш и резинку, тщательно вымыла разделочную доску, вытерла ее насухо и прикрепила к ней канцелярскими кнопками бумагу.
—  Отлично!  —  одобрительно сказала она сама себе и вышла на лоджию, которая тоже выходила во двор. Она уже давно не рисовала, и карандаш плохо слушался пальцев, но, увлекшись, девушка почувствовала былую уверенность, и все стало получаться. Смелые штрихи ограничили зону головы. Легкие, едва заметные осевые —  задали зону глаз, носа, волевого подбородка. Постепенно из этого хаоса черточек, линий все более явственно стали проступать черты лица молодого человека. Все было привычно. Задавака получался как живой. Она так и нарисовала его с немножко кислой физиономией. Взяв в руки импровизированный мольберт, она подняла его в одной руке повыше и стала, поглядывая на него, наносить завершающие штрихи, сравнивая с оригиналом. Она подспудно хотела привлечь его внимание. "А почему бы и нет!? —  пронеслась быстрая спонтанная мысль в голове девушки. —  Хочу я так! И все!" Но лучше бы она этого не делала, знала бы —  не делала.
Парень, очевидно, заметил, чем она занимается, и буквально подскочил как пружина. Видно было, что он не на шутку встревожился и рассердился. Что-то, бормоча под нос, он торопливо пошел прочь и вскоре скрылся за старыми, со следами побелки, тополями, которые росли посреди двора.
—  Ага! Не понравилось задавака! —  с улыбкой, самой себе, сказала девушка, с удовольствием любуясь своей работой. —  А поздно! ... Поздно милый! —  она еще больше расплылась в улыбке. —  Портретик вот он! Уже нарисован и, по-моему, ты получился очень похож!
  Ей нравилось рисовать, и она металась в своих увлечениях между театром и живописью. Думала поступать на худграф, но все-таки театр перевесил. «Так тебе и надо… обнимайся с тополями!» —  мысленно вновь улыбнулась она и, сделав губы трубочкой, послала дурашливый воздушный поцелуй в ту сторону, куда скрылся молодой человек.
Но, задавака ушел, и сразу стало как-то скучно и невесело.
— Что делать?! Абсолютно нечем заняться? —  невольно проронила Настя с вздохом и сладко и широко потянулась. —  Как все-таки хорошо в Москве! Чудесное место это ваша Москва, совсем не Чита и парни неплохие ходят... Ходят и ходят...
Никто ей не ответил, и девушка почувствовала, что слегка проголодалась. Она прошла на кухню и попила чай с пирожками, которые сама пекла утром.
Длинные косые тени от деревьев становились все гуще и длинней и, наконец, сумерки потихоньку укутали двор. Почти стемнело, но фонарей еще не зажигали. Настя, скорей по привычке, опять подошла к открытому окну. И "О! Чудо!!!" ... Она даже вздрогнула от неожиданности. Парень вернулся и сидел, как ни в чем не бывало на прежнем месте, и читал почти в темноте. «Чудной, да и только!! Что он там видит?! Странный такой! Может ему как-то дать знак, что я здесь? Пусть еще по психует! Он тогда становится таким милым и забавным. Студентишка!».
В это время из соседнего подъезда вышел погулять с небольшой собачкой, йоркширским терьером, грузный мужчина средних лет. Одет он был в дорогой импортный костюм Nike голубого цвета, но на ногах у него были тапочки. Судя по всему, он вышел на минутку и не собирался надолго задерживаться на улице.
Молодой человек мельком глянул в сторону мужчины и как-то необычно оживился, забеспокоился. Странная улыбка при этом озарила его лицо. Он небрежно бросил книгу в сумку, что-то достал из нее завернутое в газету и, набросив ремешок от сумки на плечо, направился в сторону мужчины.
Молодой человек шел, не торопясь, но в его походке было что-то неестественное. Он как бы делал усилие над собой, притормаживал, и не смотрел в сторону толстяка, пока не поравнялся с ним. Потом как-то лениво обернулся всем корпусом, и что-то коротко сказал ему... И ... и тут же раздался легкий хлопок. Просто хлопок, как будто кто-то ударил в ладоши. Так порой бахают по плечу старого друга, которого давно не видел. "Привет, старина! Сколько лет, сколько зим!?" Но мужчина, очевидно, не обрадовался встрече, а как-то чудно дернулся, протянул руки к парню, как бы хотел ухватиться за него, ища опору, и вдруг упал как подкошенный.  Собачка, подняв уши, присела, и весело побежала по дорожке, видимо решив, что с ней хотят поиграть. Но на нее никто не обратил внимания. Молодой человек на секунду другую замер в оцепенении, очевидно оценивая состояние мужчины, потом склонился над ним и поднес газетный сверток вплотную к его голове. Раздался еще легкий хлопок, в этот раз чуть мягче, как будто выбивали тяжелый пушистый ковер.
Это было все так неожиданно, что Настя буквально остекленела. Резче запахло смолистыми тополями, в ушах неприятно зашумело, наверно от волнения и легкий румянец бросился в лицо девушке. Она отказывалась верить своим глазам. Это был какой-то отвратительный плохо поставленный спектакль. "Если закрыть глаза - то ничего не будет!! — подумала она. —  Просто закрыть!!" Но она продолжала напряженно смотреть не в силах даже на секунду отвернуть взгляд оттого, что творилось во дворе дома.
Молодой человек меж тем торопливо засунул сверток в сумку и стал оглядываться. Он вел, вел глазами... и увидел ее в окне и вперился в нее взглядом. Этот взгляд был холодный и пустой. Как будто на нее уставились глаза неживого человека.  "Какие у него рыбьи глаза!" Настя вдруг с ужасом поняла, что, что-то произошло, и с силой и звоном захлопнула створки окна. От ужаса и нелепости произошедшего ее охватила оторопь. Она отскочила в угол и онемела. Мелкая противная дрожь сотрясала ее тело. Никаких мыслей не было. Было гадко и противно.
Окружающее сразу померкло в ее глазах. Весь мир и все вокруг исчезло, будто кто-то невидимый накрыл его темной пеленой. Стало холодно и пусто. Москва с ее красивыми башнями и рубиновыми звездами перевернулась с ног на голову. "Вот и столица! Вот и столица! —  долбила мысль. —  Как такое могло случиться!? Не почудилось ли мне!!?"
Спустя минут пять, когда шок прошел, девушка очень осторожно прокралась к окну. Встала у края и с замирающим сердцем глянула во двор. Ничего не изменилось. Так же лежал мужчина, а вокруг бегала его собачка. Только рядом с ним появилось темное пятно, которое все время увеличивалось. Парня не было. И вообще никого не было вокруг, а темнота начала окончательно скрадывать пространство.
Настя, поглощенная своими мыслями, и только что увиденным за окном, не слышала, как кто-то осторожно взбирается по водосточной трубе. Не заметила и легкой тени, которая стремительно метнулась и оказалась у них на лоджии. Когда молодой человек предстал перед ней, она не закричала и вообще не смогла вымолвить ни звука. Это было, как гром среди ясного неба и парализовало ее. Она смотрела на него, как наверно глядят на кобру, когда она в метре встает в боевую стойку перед атакой. Уже поздно, что-либо предпринимать. Время упущено. Осталось только принять неизбежный рок судьбы.
Киллер выглядел уставшим, но в глазах его читалась решимость и воля.
—  Уф-ффф! —  молодой человек еще не отдышался от подъема, —  ну сделл-ал-ала ты мне беременную голову за-ра-за!
Настя молчала. Молодой человек оперся на косяк и приходил в себя.
—  Ты … наверно меня не ждала касатка? —  спросил парень, наконец, обернувшись с кривой усмешкой на лице.
Настя, молча безропотно, сделала утвердительный знак головой.
— А я пришел, —  чуть с сожалением в голосе промолвил он и оценивающе, и бесцеремонно стал оглядывать ее с ног до головы.
Настя опять неопределенно кивнула.
— Немая что ли? Ты одна на хате? —  поинтересовался парень, заглядывая в коридор и прислушиваясь.
— Я-я ...одн-на! — сдавленно прошептала Настя, и голос ее показался ей самой себе чужой и незнакомый и звучал он как будто издалека.
Молодой человек быстро, но поверхностно заглянул в соседние комнаты и тут же вернулся. Настя сидела, пребывая в прострации. Ноги и руки ее, были полностью парализованы, а глаза и зрачки расширены.
— Ну-ну?! ... Показывай зазноба, что ты там накалякала? —  бросил он в повелительном тоне.
Дрожащими руками Настя вытащила из стола лист ватмана с его изображением.
— О! – Киллер удивленно посмотрел на Настю. – Клево мое мурло вышло! Ничего не скажешь. Умеешь. Наше вам с кисточкой!
Настя кисло улыбнулась и виновато развела руками. Наверно впервые в жизни успехи не порадовали ее.
— Копий не оставила? —  деловито осведомился киллер, собирая лоб гармошкой и смотря пристально и напряженно.
— Нет, нет… Это все! – торопливо и испуганно подтвердила девушка.
Молодой человек очень медленно сложил вчетверо листок с портретом и аккуратно положил его в боковое отделение спортивной сумки.
— Где-то училась? —  поднял он на нее глаза. —  Хотя что рамсить. Сплошное непотребство, — процедил он и при этом недобро усмехнулся. —  Возьму на память симпотка. Не возражаешь?
—  Берите, —  выдохнула Настя и опустила в пол глаза.
—  Прямо Алёнушка! Еще бы тебе возражать. Кто бы тебя спрашивал, кукленок.
—  Да это я так, —  промямлила Настя, не поднимая глаз.
—  Ну, это понты. Важно другое – если ты накалякала раз, ты можешь сделать это вновь. … Ты же можешь повторить? Скажи без базара.
Настя молчала вся сжавшись. Все внутри у нее замерло. Чувства, мысли, разум, сознание – атрофировались, и она превратилась в какую-то безвольную одноклеточную амебу, которой уже все равно, что будет дальше.
—  Я тебя спрашиваю? —вновь более настойчиво бросил киллер.
—  Да! Конечно. Я смогу, —  как от удара плетью вздрогнула Настя и подняла на него глаза.
—  Не брешешь. … Это мне нравится. Эх, жалко зазноба! Жалко. Ладно, вальну я тебя не больно. Как этого. Ты же видела, он даже не пискнул.
Киллер, не торопясь, достал из сумки сверток, завернутый в газету, развернул его. Газету сложил обратно в сумку.
—  Да ты не это... не дрейфь! ... Я же не фуфло какое-то. Умирать не страшно, если этим занимаются профи. Ясен перец, придется немножко потерпеть, но как без этого. Но это лучше, того, чем попасть к челу, который очкует, не уверен в себе или делает это впервые. Мне по барабану. Я привычный, так что с этим будет все в полном ажуре, —  он помолчал, разглядывая ее и добавил. —  Ну, ты же сама эту чахотку затеяла! Кого теперь винить. Расслабилась?
—  Уже сейчас? Не-е-ет! Я нет… —  сдавленно пропищала Настя, с трудом подняв глаза, на руку в которой он держал пистолет.
—  О как! ...Трепетулька! Зря! —  с сожалением и разочарованием произнес киллер. —  Что тут баланду травить. Тебе же хуже. Ну не напрягайся, будь паинькой!
Пистолет был небольшой, но длинный, а может, так, казалось, из-за набалдашника на стволе. Вороненая сталь приглушенно поблескивала и приковывала взгляд Насти. Так наверно гипнотизеры выкладывают на сеансе блестящие шарики, и лишают воли пациента. Киллер по-доброму улыбнулся и достал мягкую суконную тряпочку серого цвета.
—  Да, успокойся я еще не того... марафет наведу...есть время...
Не снимая перчаток, киллер неторопливо стал протирать пистолет, очищать, от каких-то неведомых пылинок.
—  Красава! —  опять улыбнулся он. —  Бесшумник на базе пистолета Макарова. Видишь, несмотря на массивный глушитель, он обладает хорошим балансом и использует штатные магазины от ПМ. Хотя, что я базарю... тебе это не интересно... и что ты в этом понимаешь.
Протирал он любовно, как бы гладил оружие, и в его движениях было какое-то мрачное и жуткое спокойствие и неумолимость асфальтного катка, который сам по себе катится с горки.
—  Пуля дура. Зажмуриться от пули в черепушку это самое легкое, что удалось придумать нашим предкам. Пожалуй, легче кони двинуть только от передозировки герычем. Но это не наша тема. Ведь так?
—  Я не знаю о чем вы? —  сдавленно прошептала Настя.
—  Да базарь нормально, дуреха. Ты же не дефектозная.
—  Хорошо. Просто так получается.
—  Я не гоню лошадей. Догоняешь? Настраиваюсь на работу. —  Киллер помолчал и продолжил. —   В смерти, конечно, ничего не может быть кайфового, и всегда не так красиво, как в советских фильмах про войну. Там туфта, высоко и с прекрасными словами умирают герои.  Этого не обещаю. Киношники все гонят. Смерть почти всегда бывает я бы сказал, страшна и нелепа, но что делать. Кто-то должен этим заниматься. Все мы когда-нибудь станем жмуриками. И я и ты. Ну, ты чуть раньше. Планида у тебя такая. А могло быть иначе. Да блин!!
Киллер закончил протирать пистолет. Так же аккуратно как перед этим укладывал портрет, сложил вчетверо тряпочку и неторопливо поместил ее в тот же боковой карман сумки.
—  Где тебе лучше?
—  Что??!!! — с ужасом не поняла Настя, хотя, конечно, давно все поняла, но спросила в слабой надежде, что ошиблась.
—  Ну, где лучше вальнуть, пиф-паф? На кухне? В ванной? Выбирай?
—  Я - я-яя-я не знаю. Честно.
—  Или здесь? Я и здесь могу, —  с ласковыми и добрыми нотками предложил киллер и в глазах его читалось сожаление.
—  Здесь наверно тоже можно. Как хотите.
—  Можно, не можно…что ты как овечка! Попроси что-нибудь перед смертью! – Парень сильней нахмурился. – Закурить? … может выпить хочешь?
—  Я …не пью и не курю, я из Читы приехала к дяде, это его квартира, он главный по пожарной части в Москве.
— Вот видишь! «Не пью-ю, не курю-ю…» —  растягивая слова, передразнил ее киллер. — Значит, здоровенькая помрешь.
—  Я поступать приехала в театральное, —  быстро проговорила Настя, —  экзамены закончились, завтра утром уезжать хотела.
—  Хотела она. Хотела. ... Мало ли кто что хочет…. Поступила?
—  Да, меня приняли.
—  Типа повезло тебе. А не светит, не поучишься уже. Чуешь, какой расклад. … Дядя помог?
—  Наверно, мама просила, я точно не знаю! – чуть виновато созналась Настя.
—  Дядя, конечно!! Ясен перец! Разве так в наше время из Мухосранска в театральный поступишь. Вот и дядины хлопоты пропадут. Жалко, может, артисткой бы стала.
—  Жалко, —  уныло согласилась девушка, и глаза ее стали влажные.
—  Так-то ты ничего, даже супер, —  киллер окинул ее хрупкую, нежную фигуру оценивающим взглядом, —  мне такие нравились и нравятся, – он поджал губу. —  Может, глядишь, и в киношку бы задвинули.
— Наверно, —  потерянно согласилась Настя
—  А тут все "беспонтово" оказалась не вовремя и не в том месте, —  процедил он сквозь сжатые зубы, усиленно потер лоб и сплюнул.
—  Ужасно глупо. Я понимаю.
—  Причем тут глупо, неглупо. Лажа все это!  Мало ли кто чего малюет. Вот ты меня нарисовала, другая еще кого, —  он помолчал немного. Случай…!!! Такие обстоятельства.  —  Он поднес ствол пистолета ко рту и дунул в него. Он отозвался глухим свистом. – Лепота! Чистенький!! Не люблю, когда не следят за стволами или относятся к этому спустя рукава. У меня и в армии оружие всегда было в идеале. Комвзвода не раз это отмечал. Стрельба и оружие, это мое. Как мне не хочется заниматься этим с тобой, …ты бы знала!
—  А вы же можете меня не убивать? —  жалобно спросила Настя, отводя глаза в сторону.
—  Ну, это ты брось "симпотка". Это я так сказал. Не обращай внимание.
—  Не убивайте, что вам стоит, —  взмолилась Настя, и в голосе у нее почувствовались задавленные слезы.
—  Ну, хватит жалость педалировать. Тут погоду делаю я! —  он закряхтел, как кряхтят, когда, хотят вежливо подать знак о своем присутствии. —  Что? Ничего так и не придумала, что бы хотела сделать перед смертью?!
—  Я- я - я ... не хочу у-у-мирать! —  промямлила девушка, теребя пуговицу на платье.
—  И я бы с радостью хотел дружить домами. И ходил бы к вам на именины, а придется на похороны. Работа у меня такая, —  он почесал затылок. —  Во! Осенило, придумал! Что ты там сдавала на вступительных, расскажи перед смертью: басню, стишок?
—  Я и то и то могу, —  чуть просветлев лицом, выдавила из себя Настя, и ресницы ее неожиданно затрепетали.
—  Ну, давай, задвигай, мне по барабану, —  с лаской в голосе предложил парень, —  послушаем.
Девушка напряглась, потерла лоб, виски.
—  Нет, не могу. Все забыла, —  с ужасом проговорила Настя, и глаза ее округлились.
—  Ничего тебя "клинит!" —  удивился киллер.
—  Простите! Извините…
—  Да блин! Что там у вас в Чите все такие?! Ей тут аут корячится, а она извините…, извините!!
—  Я ведь завтра могла бы уехать, уеду. Честно. Освободите меня!?
—  Да как я тебя отпущу голуба, —  он подошел и погладил ее по голове. Она испуганно сжалась. —  Не могу я.
—  Отпустите! И никто ничего не узнает, и я никому ничего не скажу.
—  Хм! Скажешь тоже. Это не в моих силах. Подстава.
—  Правда!
—  Сама подумай! И свидетель ты, и еще рисовальщица, каких поискать... мать твою!
—  У меня и билет есть на поезд, я вам покажу. Могу прямо сейчас уехать на вокзал, переночевать там... и на поезд, как будто меня и не было здесь совсем. Ну-у-уу вот так... как-нибудь?!
—  Да базар понятен, да не по понятиям это, … ничего не могу симпотка. За грязную работу с меня самого могут спросить и по полной!
—  Но ведь никто не догадается, —  горячо прошептала Настя и глаза ее светились робкой надеждой.
—  Догадаются. Кому надо всё узнают. А потом и замочат.
—  Замочат?!
—  Ну, убьют! За косяк. Вот ты свои художества повторишь. Мой портрэт (он так и сказал портрэт) развесят на каждом столбе. Меня будут искать и рано или поздно заметут, это все равно дело времени, ведь так?
—  Может быть. Но ведь это от меня зависит, а я не гу-гу. Наверно.
— Значит, я потенциально могу в СИЗО загреметь, и ... —  он поднял руку как бы ожидая ответа от девушки, но она была нема как рыба. —  И ... и на следствии, сдать заказчика.  А кто это допустит. У заказчика знаешь сколько "бабла". Если он почувствует такой расклад, пошлет еще киллеров, чтобы меня ликвидировали по-тихому.  Сам "закосячил". Засветился. Так что оставь я тебя, и мне крышка. Усекла?
—  Да- а-а, —  с потухшим взглядом промолвила девушка и опустила задрожавшие сильней ресницы.
—  Ну, закончили базар, куда двинем, —  с деланно залихвацкими нотками бросил киллер, но глаза его были грустные.
—  Ой! Подождите.  Секундочку! Я стишок кажись вспомнила! —  хватаясь как за соломинку воскликнула девушка.
—  Не длинный? – со вздохом спросил киллер.
—  Да нет, —  торопливо выдохнула Настя.
—  Базарь голуба.
Девушка напряглась, как-то вымученно улыбнулась и развела руками.
—  Опять забыла, —  пробормотала она с широко открытыми от испуга глазами.
—  Вот видишь, сама у себя пару минут жизни "слямзила". Ну ладно, идет, пару минут я тебе подарю. Может, в "толчек", в смысле в туалет перед смертью хочешь?
—  Да. Можно. Хочу.
—  Ну, пойдем, только не "шхерься", ни к чему. Я ногу поставлю, смотреть не буду.
Они прошли в туалет. Она безропотно устроилась на унитазе, посидела и встала.
—  Что? Никак? —  обернулся он, пряча улыбку в уголках глаз.
—  Я при вас не могу.
—  Мужчин боишься, …. … поди, и девочка еще?
Настя, молча обреченно, кивнула. Глаза ее были потухшие, и как бы закрыты поволокой и никаких мыслей в них не отражалось.
—  Блин! Ну и работка у меня!! Что зажалась?
—  Та-ак, —  неопределенно хмыкнула Настя.
—  Ну, выпить то хоть есть на этой хате?
—  Есть. Вот тут в шкафу, —  торопливо пробормотала девушка, делая непроизвольное движение всем телом к кухонному гарнитуру.
—  Спокойней дуреха, не дергайся.
— Извините.
Когда она раскрыла створки, глаза у молодого человека разбежались от обилия спиртного. Чего тут только не было. Дорогие водки, коньяки, бренди, всевозможные виски, ликеры, ром, джин. Он неторопливо и с удивлением рассматривал внушительную коллекцию.
—  Откуда?
Девушка пожала плечами:
—  Дядя не покупает точно. Дарят, наверно.
—  А что дядя не пьет?
—  Пьет, но не успевает.
—  Вот это подогрев!! "Кайфово" быть главным пожарником Москвы!! —  присвистнул киллер, —  мне вот за всю жизнь ничего не подарили. Выспоришь, и то обломают. А тут такой лабаз!
Молодой человек выбрал плоскую бутылку бурбона в объеме 0,75. Она была в деревянном ящичке и утопала в дубовых стружках.
—  Woodford Reserve ... 45 градусов, Кентукки! – шевеля губами проговорил он, — это в Америке? Однако! Не "палёнка?" —  деланно сморщился парень, нагоняя важности.
—  Да нет, конечно!! – отмела его подозрения Настя.
—  Я думаю, —  улыбаясь, согласился он. —  Давай тяпнем для храбрости. По шкалику. Хотя это конечно беспредел. Я на работе очкую пить.
Настя потянулась, доставая с верхней полки хрустальные фужеры.
Молодой человек внимательно проводил взглядом ее движения, изогнувшуюся фигуру девушки, неосторожно приподнявшийся край платья.
—  Ты это "симпотка" ... сдавленно процедил он и задумчиво забарабанил пальцами по столу... —  ну ладно, это ладно, давай стаканы.
Парень качнул горлышком и посмотрел на свет содержимое бутылки. Настоянный в дубовых бочках заграничный продукт заманчиво блеснул.
—  Живут же люди!! Никто им кишки не мотает, на блюдечке приносят. Не то, что мы гопники!
Настя промолчала, втянув плечи в себя и отводя глаза. Она почувствовала себя виноватой за дядю, но это чувство было быстрым и мимолетным.
—  Да! Этот, толстяк, которого я сегодня замочил … он тоже..., —  заявил киллер, как бы разговаривая сам с собой. —  Тоже не слабо устроился. Заслужил! Воруют, тянут, хапают и не могут остановиться. Даже меж собой не могут "добазариться." Как пауки в банке друг друга заказывают. На! —  он повелительно протянул распечатанную бутылку, —  наливай …, наливай, полный стакан. Вот! Нормалёк! Вон туда отойди в угол подальше, чтобы не слиняла, пока я пью.
Он размашисто одним залпом выпил, но на две трети. Остальное содержимое поставил на стол.
—  У-фф!! Да!! Офигенное пойло! ... Держи! —  он неожиданно и резко подвинул ей остатки бурбона, —  не брезгуй, пей из моего, тебе уже все равно. Давай.
—  Да я не это, я-я...
—  Да знаю, что не пьешь. Надо. "Кайфанешь". Не так страшно будет. И поскреби по сусекам, какого-нибудь "хавчика".
—  У меня пирожки. Сама утром пекла и курица холодная.
—  Молоток! Давай, —  одобрительно улыбнулся парень, и глаза его впервые за все время чуть оттаяли.
Настя принесла закуску и послушно выпила все до дна, отломила кончик пирожка.
—  Вот "симпотка"! Вот молодец! Прямо отличница! Была отличницей? —  лукаво посмотрел он на Настю.
—  В начальных классах.
Они стали ломать курицу руками и закусывать пирожками.
—  Вкусные! Блин! У меня ма... тоже такие раньше пекла, —  задумчиво вздохнул парень.
—  А сейчас?
—  Сейчас нет, —  скрипнул он зубами, и желваки у него заходили по скулам.
—  А что так?
—  Не печёт и все, —  он подумал и добавил нехотя. —  Не может.
—  Аллергия?
—  Да что ты пристала! —  вспылил он. —  Не встает она с постели. В больнице лежит.
—  Извини. Не знала. Ты ходишь к ней?
—  Ну а как же? Я что деревянный?!
—  Стра-анно?! —  вопросительно протянула Настя.
—  Что странного? Это работа. Так-то я нормалек. Она ясен пень, ничего не знает. И сегодня был. Завтра не знаю, как подфартит. Она ждет, всегда волнуется.
—  И после убийства к маме ходишь? —  с недоумением продолжила девушка.
—  Ну, ты даешь голуба! Бурбон по мозгам шарахнул? Это не убийство — это работа. Хорошо! Налей еще немного. Вот примерно то, что я тогда тебе оставлял. Нет, это много!
—  Отлить? —  удивилась Настя, приподнимая стакан.
—  Ну ладно. Оставь, —  выдохнул парень. —  Спаиваешь? —  посмотрел он подозрительно и пристально.
—  Нет, —  невинным голосом обронила Настя, испугавшись не на шутку, что он прочитал ее тайные мысли.
—  Пирожков-то больше нет?
—  Их мало было. Но я могу напечь.
—  Ишь! Хитрая бестия. У вас все в Чите такие? Что я тут с тобой буду сидеть до полуночи. Пиф! Паф! И в дамки. Мне тут высиживать совсем не резон. Не дай бог, мусора всполошатся.
—  Я просто сказала, —  с еще более невинным лицом заявила девушка.
—  Про-о-сто. Смотри у меня.  ... Вон там, что в тарелке? – Киллер вытянул руку по направлению к кухонному окну, закрытому легкой полупрозрачной шторкой.
—  Яблоки.
—  Неси. Хороший "хавчик". Закушу яблочками.
—  Пожалуйста, —  она поставила тарелку и тревожно подняла на него глаза. Молодой человек стал мягче. Напускная злобливость и блатной налет сошли с него, но порой все равно прорывались.
—  "Кайфово!" Нормальное виски у твоего родственника. Он что поди генерал?
—  Генерал.
—  Настоящий?
—  А какой еще бывает?
—  Ну, мало, ли. Хорошо быть генералом, —  он одобрительно кивнул, —  а тут куда податься. Ты что думаешь, я убийца?! Нет! Я исполнитель. Убивает пистолет. Я только нажимаю на курок. Они убийцы, я передаточный механизм. Винтик. Одно звено в цепи и не главное.
Киллер помолчал погруженный в свои мысли и продолжил:
—  Прежде чем нажать на курок знаешь, сколько событий происходит?! Обычно "тусня", подготовка недели две, а то месяц. Пацаны ездят, устанавливают маршрут, привычки клиента. Семья, работа, телохранители, если есть, водители, любовницы, съемные квартиры, коды подъездных замков, телефоны, фотографии в разных ракурсах.  Представляешь не того замочить?!
Он надолго замолчал, видимо о чем-то вспоминая.
—  Да-а! — парень доел яблоко, и огрызок положил в свою сумку, —  он тебя ни разу не видел, а ты прямо все про него знаешь. Вот он на блюдечке с голубой каемочкой. Пацаны могут засветиться. Им обеспечивают алиби. Как правило, отправляют в другой город. Дальше мой выход. Выбрать место и время согласно привычкам "терпилы". Подготовить проверить пути отхода. Скажем замки на чердаке сбить. Легенду, почему я здесь оказался. Работа!! ... мать ее! Просто работа, за которую платят хорошие бабки. А так! Я ма… люблю, "брателу", сестру. Меня замочат и им всем крышка. Давай и тебе еще маленько? —  Киллер вновь потянулся к бутылке.
—  Нет! Мне уже хватит. Пожалуйста, хватит! — взмолилась девушка.
—  "Спокуха"! "Ссыкуха". Убери руки, —  жестко бросил парень, —  я знаю, что делаю.
—  Чуть-чуть! Только совсем немножко, —  сдаваясь, согласилась Настя.
—  Много не налью, —  он закашлялся. —  Пей!
—  Ну, зачем?
—  Пей! Так надо, —  он помолчал. —  Я сказал!
Она выпила. Яблоко не взяла. Утерла губы кистью руки.
—  Ну, как вторая пошла? —  киллер добродушно улыбнулся.
—  Не знаю. Голова немного закружилась.
—  Это нормально. Закусывай. – Он подвинул тарелку. —  Держи вот яблочко.
—  Кружится.
—  Да ладно! В натуре? —  Он протер руками в перчатках крупное яблоко и подал ей. —  Садись. Вот сюда. Ага. Не бойся. – Он тоже устроился поудобней, немного откинувшись на стуле. —  Ты знаешь, как я стал киллером. Мы из Челябинска сами. Отец, мать приехали, вложились в новостройку на Соколе. Там все продали естественно. Нам должны были построить хату. И что? Да ни фига. Кинули. У отца инфаркт, мать слегла. ... Квартира съемная… Что делать? "Братела" балетными танцами серьезно занялся. Сестра — вот как ты. Нет чуть помоложе, на следующий год школу заканчивает. Я типа старший. На мне все сошлось. Москва! Столица мать ее!!
Он забарабанил по столу пальцами, и желваки у него на скулах заходили ходуном.
—  Дольщики правду начали искать. Главный чертогон отнекивается. Типа сам не при делах. Козью рожу строит. Наши "заявы" лежат себе и лежат. Никто не чешется. Одни отписки. А потом узнаю. Все повязаны. И прокурор и "следаки", фотки мне с ресторана "притаранили". Веселятся на наши гроши. Так мне захотелось его наказать. Порешу, думаю ублюдка генерального, будь что будет. "Ответка" за отца. Решил ствол надыбать, а купить не на что. Думаю, сунусь к "бандюкам" каким-нибудь. Сунулся. К одним, ко вторым, третьим. Но это "разводилово" оказалось. Это только в киношках снимают. Реальные пацаны на своем районе сами работают и лишний рот им ни к чему.
Парень закашлялся, взглянул на черное окно и продолжил чуть тише без былого напора.
—  Ну, зачем я им? Кто бизнес "крышует", кто проституток развозит, кто с тачками мутит. Возьми меня. Лишний рот, делиться надо. Послали меня короче к этой матери. Ушел. —  Он опять тревожно забарабанил по столу пальцами. —  Дальше случай помог —  обстоятельства. У братвы видать "затык" случился. Через полгода они меня нашли и базар завели:
—  Не передумал братан?
—  Нет, —  говорю.
—  Дело есть. Нам самим не по понятиям, вот ищем, кто бы взялся. Заказ разовый. Тебя никто не знает. "Вальнешь" одного пацана из соседней группировки по-тихому, достал сука. Но условие есть. Засветишься, мы в отказ пойдем. Идет?
—  А если выгорит? —  спрашиваю их.
—  Не гони! Там посмотрим, уклончиво так отвечают. Так и стал я у них в резерве. К себе не берут, но разовые заказы, иногда подкидывают. Ну и бабло соответственно. Не обижают. Может и правильно, что на дистанции держат. Киллера ведь вообще никто не должен знать. Блатная среда только на первый взгляд такая спаянная и "братанская", а стукачей и ссученных там не мало. А может, очкуют. Киллер он кто? Он вообще вне закона, семь или восемь человек завалить, это уже все одно. Один спрос. Представляешь если на тебе несколько "жмуриков, —  …полная свобода. Да тебе не понять. Что ты там примолкла?
—  Я не примолкла, – встрепенулась Настя. – Я слушаю.
Алкоголь развязал ему язык. Напряжение спало и стало его слушать приятно. Девушка прониклась к нему легким участием. Он уже не казался ей таким страшным. Она посмотрела на часы. Она посмотрела не для того, чтобы узнать время, а парень продолжил, не заметив ее взгляда украдкой.
—  Думаю, для них я так и остался фраером. Пользуются моими услугами, а я чужой. По фене я почти не ботаю, на киче не чалился, в кабаках с ними не сижу, с проститутками "ихними" не сплю.  Да-аа-а! – развязно хлопнул он себя по лбу. —  Не сказал самого главного! Этого генерального я все же сделал начисто. Ох! Уж он у меня на коленях поползал. Специально подгадал его в таком месте, чтобы нам не помешали. Что он мне только не втирал, не предлагал?! !! Да кто же ему поверит. Сбить с панталыку меня не удалось. Раньше надо было башкой думать, а не этим местом.
—  Убивать страшно? —  промолвила Настя.
—  Если уверен, что отморозок, то нет. А других почти и не бывает. Знаешь, за правду рубишься. Если бы у нас были не "заподлянские" законы. … Вникаешь! Никакие чистильщики бы не понадобились. Скажем, занял бабки под честное слово и тот кинул по полной. Развод чистой воды. Что делать тому, кто их дал, куда идти? Как наказать? Скажи?
—  Ничего нельзя сделать?
—  А что? По закону? Слово без бумажки в наших судах пустой звон. Только "вальнуть" гада, если у него совести нет. Вот нас горемык, представляешь сто сорок человек! Сто сорок дольщиков кинули. Люди последнее продали. Что ему простить? Пусть сазан жирует и живет припеваючи? Типа ему все можно, а мы быдло?! Ну, ровно у него все с ментами и в прокуратуре и "адвокатишки" его всегда отмажут, при нашем-то дырявом правосудии. И что? На таких управы нет? Закона нет, а справедливость должна быть. Кто его наказал? Я! ... Я преступник? Или я судья? А может палач?
—  Это другое дело.
—  Всегда другое дело. Так просто нас не вызывают. Только если нет других способов. Мы последняя инстанция справедливости, —  с облегчением подытожил парень.
—  А я? —  робко спросила Настя.
—  Ты что? —  не понял парень, сморщив лоб.
—  Я?
—  Про тебя особый базар…. Подставила ты и меня и себя.
—  Скорее себя.
—  Себя точно, —  с тяжелым вздохом произнес киллер и недобро посмотрел на Настю.
—  Ну ведь не нарочно.
—  Не счастливая у тебя планида голуба. Несчастливая. Некоторые родятся счастливыми – некоторые нет. Вот ты нет. Что уж теперь! Это теперь все равно.
Продолжение в следующих публикациях.