Семь эпизодов иного житья-бытия-7

Владимир Цыкалов
                ЭПИЗОД СЕДЬМОЙ – ДЕКАБРЬ

                Декабрь студит, не даёт стоять на месте, понукает,
                Мостит мосты, толстит свой лёд, пути в сугробах пролагает…
                Он провожает старый год без грусти, с песней, с хороводом,
                Даже не зная, что нас ждёт, когда столкнёмся с Новым годом…

Беседа с судебно-медицинским экспертом

     - …Вы знаете, доктор, прав был тот врач Филотим, сказавший тому больному, который протянул ему палец, чтобы он сделал перевязку, и у которого он по лицу и дыханию распознал язву в лёгких: "Сейчас не время, дружок, заниматься твоими ногтями", - Монтон (это действительно был он, к тому же в который раз был первым утренним посетителем кабинета Блэкса) расстегнул видавшие виды однобортное пальто и пиджак, поправил узел чёрного галстука и каким-то сверхпривычным движением разгладил воротник чёрной сорочки. – Должен Вам заметить, что утрата Алика – особая статья в жизни нашего Обчества человеков. Это был отменный индивид, разносторонний и весьма любопытный человеческий экземпляр.
     - Не могу не согласиться с Вами, уважаемый. Он (Алик – как Вы его называете) был очень интересным человеком. К такому выводу пришли все эксперты, которые находились в секционном зале в момент исследования его трупа. Столько аномалий никто никогда не видел! Должен вам сказать - удивительно, но факт: многие доки в области медицины считают, что с таким их количеством можно жить только условно. А он сколько прожил?! Да и умер-то – что поразительно! - ни от одного из них. А от воздействия экзогенного фактора!
     - Как же это произошло? Мы в конце ноября проводили его к себе на родину. Алик собрался навестить могилы родителей. Как-никак, а прошло десять лет, как они оба одновременно погибли – угорели в своём доме. Село-то недалеко отсюда. "Мне езды до дому, - он сказал, как сейчас помню, - пять часов на поезде или четыре часа на автобусе, или день на тракторе с прицепом". Хотел за неделю управиться. Обещал поминки с односельчанами устроить и вернуться в город. Ан, вот как сталось – через две недели в морг попал. От чего же он умер?
     - От острого отравления угарным газом на фоне тяжёлой алкогольной интоксикации. Пожарные утверждают, что он уснул на кровати с сигаретой или папиросой в руках.
     - Алик никогда не курил папиросы.
     - Значит, с сигаретой. Дома он был один. По всей вероятности после поминального ужина – на столах посуда расставлена, остатки пищевых продуктов. Очаг возгорания – кровать, на которой лежал умерший.
     - Умерший? Как же так?
     - Очень просто. Заслонка печи был закрыта. В крови судебные химики обнаружили семьдесят восемь  процентов карбоксигемоглобина. При вскрытии отмечены характерные изменения: ярко-красные трупные пятна, жидкая кровь алого цвета, такого же цвета полнокровные внутренние органы и скелетные мышцы.
     - Может быть, его убили?
     - Никаких телесных повреждений не обнаружено. Кроме участков посмертного обгорания тела.
     - Стало быть, Вы говорите, что Алик в момент смерти был сильно пьяным?
     - Такого количества промилле алкоголя хватило бы почти на двоих. Но причина смерти не вызывает сомнений. Паралич дыхания вследствие замещения гемоглобина карбоксигемоглобином.
     - Какая нелепая смерть! Через десять лет сыном ушёл за родителями тем же самым путём. Вот и не верь после этого в судьбу…, - Монтон немного помолчал. – Алик любил шутить, анекдотов знал превеликое множество. один постоянный член нашего отменного Обчества покинул белый свет. Теперь Алик вместе со Ставром, Радиком, Бацартом и Светляком перешли в совсем иную ипостась: из постоянных членов прямиком в почётные. И остались только два одиноких человека – Эвридика и я. Хоронить близких людей – поверьте моему опыту, весьма тяжело морально. Да и материально затруднительно по нынешним временем. O tempora, o mores…
     Он смахнул навернувшуюся слезу и тут же встрепенулся:
     - Извините меня, доктор. Вы знаете, как жаль, что исчезло такое великолепное единение человеков! Сердце кровью обливает, когда сейчас припомнил, как мы жили, шутили, смеялись. Да не скрываю, что и вино-водку потребляли. Не без того. А если задуматься, то можно, конечно, сделать примерно такой вывод: вот так, мол,  под пьяный смех и вымирают. Но поймите - алкоголь для них и для нас стал единственным щитом и единственной отдушиной в этом безумном, безумном, безумном мире. Я бы сказал: он превратился, как говорил пиит, в одну, но пламенную страсть.
     - Я бы, - судмедэксперт прищурился, - уточнил: не пламенную, а пагубную страсть.
     - Не слишком Вы, доктор, серьёзны в этом высказывании? Посудите сами. Если посмотреть на то, что творится вокруг, просчитать, каким иным методом можно сохранить свою неуязвимость при таких обстоятельствах, то окажется, что в том, что человечество называет пьянством, являясь составной частью общего, сам - отдельно взятый человек проводит большую – и, может быть, лучшую – часть своей жизни.
     - Отнюдь! Вы сами тому свидетель. Кстати, Вы всегда говорите об Обчестве человеков. Почему же "человеков"?
     - Слово это заимствовано у великого барда Владимира Высоцкого. Он как никто не понимал нашего брата. Это слово зафиксировано в его песне "Милицейский протокол" в предпоследнем куплете:
   Приятно всё-таки, что нас тут уважают:
Гляди – подвозят, гляди – сажают!
Разбудит утром не петух, прокукарекав, -
Сержант подымет – как человеков.
     - Теперь ясно стало. Что же я хотел сказать? А вот что. На счету вашего Обчества человеков шесть прерванных жизней. И прерваны они либо непосредственно самим алкоголем, либо иной причиной, но напрямую связанной с отягощающим фоном - сопредельным со смертью состоянием алкогольного опьянения. Ведь так?
    - Не шесть, а пять. Кеша так и не принял членство.
    - Не успел. Я бы так сказал. Поймите, такая жизнь – прямой путь к секционному столу. Кажется, именно Вы говорили, что судьба у каждого своя, одна для всех – анестезия?
    - Я подразумевал под этим словом – спиртные напитки.
    - Подразумевали… - повторил хозяин кабинета. – А статистика не подразумевает – она констатирует. Безо всяких сантиментов. Цифры сурово показывают, что каждый год россиян становится меньше примерно на 700 тысяч. Столько же человек, по официальным данным, погибло за 900 дней Ленинградской блокады. Но это дела прошлого. А что сейчас? Вот данные, которые заставляют не только задуматься, но и ужаснуться. 122 аборта приходится в России на каждые 100 родов! В 1990 году – 206 абортов на каждую сотню. Да, уменьшение на лицо, но… Факт не изжит. Со смертностью у нас дело обстоит из рук вон плохо. Мы уже 40 лет ничего с ней поделать не можем. Однажды удалось добиться устойчивого подъёма продолжительности жизни и снижения смертности – это было, если Вы помните, в 1985-1987 годах, в период горбачёвской антиалкогольной кампании. Хотя тогда многие, если не все, кричали, что это очередной перегиб главенствующей партии, что это чистейшей воды профанация, что эта мера ни к чему хорошему не приведёт. Но цифры показали обратное. А потом снова покатилось вниз по наклонной. Причин вымирания много: на первом месте стоят болезни системы кровообращения, на втором – отравления алкоголем, ДТП, самоубийства, убийства, третье место занимают онкологические заболевания. Кроме того, это и низкий уровень жизни, и стрессы, и алкоголизм… Но что характерно – и это хочется каким-то образом подчеркнуть: мы не самые пьющие в мире. Рядом с нами расположилась Великобритания. Но мы ей проигрываем по продолжительности жизни целых десять лет. А потому, что народ травится пойлом, всем тем, что булькает. Некоторые адепты предлагают перейти с водки на вино.
    - У меня, да и не только у меня одного, здесь возникает проблема, так сказать, поднимается вопрос, - прервал Монтон, – где уверенность, что вино продают качественное? Яркий недавний пример – исследование грузинских и молдавских вин. Даже государству пришлось от них отказаться, запретить их ввоз в страну. И поделом! А потом – что есть вино? Где-то мне встречал шутейный процентный анализ данного напитка: сахар – 10%, алкоголь - 12%, вода - 68%, истина - 10%. Шутка шуткой, то в каждой шутке есть доля правды. Не так ли? Доктор, может быть, всё-таки водочка полезней и безопасней? – Монтон улыбнулся и продолжил: - Ведь не зря, наверное, в народе толкуют: "Душа просит ананасов и шампанского, организм требует водки ". Мы даже и не ведали, что вода была без вкуса, без цвета, без запаха, пока Менделеев не добавил в спирт. Опять же рецепт народной медицины без спирта не существует. В указано: "Самое лучшее средство от всех болезней – это простая вода! Две капли, всего две на стакан спирта, и как рукой снимает". Так, может быть, вместо вина водочка? К тому же праздник без водки, что паспорт без фотки!
     – "Может быть"… Где гарантия, что водка не палёная? Не секрет, что вокруг и рядом этот спиртосодержащий напиток далёк от предъявляемых требований. Следственный аппарат МВД ведёт усиленную борьбу, а результат… Вам напомнить или как…?
     – Вы имеете в виду диэтилфталат?
     – Да. Именно его.
     – Эта ядовитая добавка вырвала из рядов нашего Обчества одного из членов.
     – А сколько таких, если можно так выразиться, "диэтилфталатников" по нашей статистики! Второй ракурс – тоже немаловажный: хорошо бы после выпивки не садиться за руль, не купаться, не чистить кулаком морду соседа. Что делать? – спросите Вы. Самое простое и всем доступное средство – оставаться дома, как говориться, от греха подальше. Глядишь, таким образом - сэкономим с десяток лет. А то ведь срамота и стыдоба: никакой инстинкт самосохранения не срабатывает! Создаётся впечатление, что в России он угас. Ценность жизни в нашем обществе низкая. Люди не дорожат своей жизнью. Кроме того, уровень - я акцентирую - нынешний уровень здравоохранения, мягко выражаясь, не на высоте. Необходимо вливать финансы огромными дозами? Может быть, и да. И, скорее всего, надо это делать! Но на данный момент даже серьёзные финансовые вливания со смертностью кардинально не изменят. Теренций очень давно написал весьма актуальные и для нашего времени слова: "Даже если бы сама богиня Спасения пожелала сохранить этот род, то и она не смогла б это сделать".
     - Но "ведь боги обращаются с людьми, словно с мячами", как заявлял Плавт. А Цицерон утверждал, что жизнью управляет не мудрость, но судьба.
     - Если на то пошло, он же – Цицерон – предупреждал: "Мудрому надлежит сдерживать порывы своей приязни, как сдерживают бег коня". Не помню – кто-то по поводу судьбы высказался следующим образом: "Судьба никогда не благоволит открыто".
     - Это сказал Квинт Курций.
     - Курций – так Курций. Более ценная цитата для нас – живущих на земном шаре – это цитата от Сенеки: "Один только разум может обеспечить безмятежный покой". – Блэкс замолчал ненадолго, обдумывая что-то, затем взглянул на Монтона с прищуром: - Может быть, резоннее называть вашу организацию Обчеством собутыльников? Ведь ваше объединение возникло на базе одного единственного интереса – напороться и забыться (да простит меня Владимир Высоцкий за искажение цитаты). Формула жизни вашего Обчества проста, как грифельный карандаш: "Водка, водка, огуречик. Вот и спился человечек". Разве не так?.. Ведь ваше Обчество пьёт в трёх случаях: когда плохо – от горя, когда хорошо – от радости и когда нормально – от скуки. И так с утра до вечера. И главное – к вечеру даже солнце краснеет от стыда за то, что увидело днём. А что потом? Утро вечера бодунее?.. И в этом суть замкнутого круга вашей вечнозелёной тоски. Как мудро заметил Владимир Высоцкий: "Вот о молчит наука!"
     - Если наука победит алкоголизм, люди перестанут уважать друг друга. Ведь алкоголь полезен – миллионы мужчин не могут ошибаться, - невпопад ляпнул Монтон.
     - Весьма дискутабельно Ваше изречение… Почему-то именно сейчас мне припомнился анекдот. Может быть, не ко времени, но всё-таки послушайте: "Иванов умер сладкой смертью: его на кондитерской фабрике задавило шоколадной плитой. Сидоров скончался от чистой смерти: поскользнулся в бане на куске мыла. Петров – от сытой: подавился котлетой. Фёдоров ушёл из жизни интеллигентно – читал газету и не заметил трамвая. А вот Васечкин ассенизатором работал… Сами понимаете". Простите за чёрный юмор – какое-никакое, но разнообразие. Но Ваше Обчество вымирает на одном и том же махровом алкогольном фоне… Поэтому, если, конечно, Вы согласитесь с переименованием Обчества, я предлагаю для него вот такой герб…
     Эксперт достал из ящика письменного стола лист бумаги, на котором было изображено следующее.
     - И ещё. Вы меня, как врача, конечно, извините, но мне кажется, что с момента нашей первой встречи Вы значительно постарели. Морщин прибавилось на лице.
     - Это, наверное, оттого, что я слишком много смеюсь…, - Монтон попытался юморнуть.
     - И, по-вашему, алкоголизм – это смешно?
     - Не готов сразу ответить. Знаю, что время – лучший доктор, но неважный косметолог… Позвольте выказать искреннее удивление Вашей начитанности. Это редкость – причём великая редкость! – по нынешним временам.
     - Спасибо на комплимент!
     - Я слышал, что помимо всего прочего Вы увлекаетесь стихосложением? – Монтон сделал попытку изменить ход беседы.
     И это возымело определённый успех. Судмеэксперт обладал особым чувством – или если хотите – чутьём переключения от одной темы к другой, искусно изображая, что он полностью идёт на поводу у собеседника, уставшего от серьёзного разговора. Вот и на этот раз он решил воспользоваться удобным случаем. Откровенно говоря, он и сам несколько утомился от тяжести предыдущих размышлений:
     - Да, я люблю поэзию. Это – искусство, как говорит Платон, лёгкокрылое, стремительно, лукавое. Поэтому позволяю себе экспериментировать. То, что мной написано, я называю рифмосплетениями. Мне кажется, что это не те стихи, что пишут профессиональные поэты. Но считаю, что если есть в человеке необходимость изъясняться высоким стилем, если есть хоть капелька этого таланта, то почему бы и нет? На мой взгляд, нельзя давать зачахнуть тому, что даровано человеку Богом. Задача самого человека – развивать дарованное свыше. А что такое развитие? Это работа! Работа напряжённая, работа рутинная, работа порой изнуряющая… Но, как известно, без труда не вытащишь рыбку из пруда.
     - Совершенно верно.
     - Должен Вам признаться, что к поэзии я пришёл через лучшую античную прозу. в школьные годы учительница русского языка и литературы, видя увлечение мифами Древней Греции, подсунула (да простится мне это слово!) мне книгу, которая изобиловала сведениями о том периоде развития древних греков и отрывками прозаических произведений. Это меня крайне заинтересовало. А когда я стал обладателем "Хрестоматии по античной литературе" для высших учебных заведений, изданной в конце сороковых годов прошлого века и переданной мне от моего прадеда, это в очередной раз перевернуло восприятие поэзии как таковой. Окунувшись с головой в античную прозу, в комедии Плавта, в сатиры Ювенала, в метаморфозы Апулея и прочие раритеты, я не мог не согласиться с мнением о том, что античная проза блещет поэтической силой и смелостью, что она проникнута той же вдохновенною одержимостью, которая отличает поэзию. Поэзии, и только поэзии, должно принадлежать в искусстве речи первенство и главенство.
     - Доктор, ужель лишь античная проза подвинула Вас к сочинительству?
     - Конечно же, нет. Я, как и все, учась в школе, встречался с высшими образцами поэтики. Это были произведения Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Тютчева и так далее, и так далее. Но если для других учебник литературы был неким государство с чёткими границами, то для меня и моих друзей он служит окном в мир поэзии. Мы не ограничивались тем, что цитировалось на учебных страницах. Мы искали и находили сборники этих авторов, знакомясь с их внутренним миром.
     - Неужели только учебник являлся для вас путеводителем в литературе? Никогда не поверю.
     - И правильно сделаете. Учебник – окно. С его помощью оказавшись в стране иного миросозерцания, наверняка, каждый, а не только мы, изменял своё отношение и к поэзии, и к прозе.
     - Доктор, Вы не могли бы прочесть что-то своё?
     - Сейчас? Нет. Я к этому не готов. Для этого нужен определённый настрой. И даже интерьер. Не для меня, а для слушателей. Не все воспринимают адекватно суть нашего бюро. Есть люди, которые восклицают: "Разве могут в этих стенах рождаться нежное и лирическое?!" Как будто мыслям и сердцу можно приказать: "Там творить можно, а здесь – нельзя!"
     - Какие глупости!
     -Единственное, что я могу себе позволить в ответ на Вашу просьбу, - это прочитать небольшое стихотворение. Одно из тех, оказавших на меня неизгладимое впечатление и служащих меня маяками в моменты собственного творчества:
   Так видим мы, склонившись у ручья:
Струю сменяет новая струя.
Друг с другом слиты, вдаль они текут,
Но друг от друга без конца бегут.
Одна другую мчаться заставляет,
Другая третью в беге обгоняет.
Погоня их и бегство – труд напрасный:
Ручей един, хоть струи вечно разны.
     - У Вас, доктор, изящный вкус. Это же весьма редко встречающиеся стихи известного французского гуманиста и поэта XIV века Этьенна Ла Боэси. Они обращены к его будущей жене Маргарите де Карль. Браво, браво, доктор! И напоследок… Прошу простить, что я и так занял много Вашего драгоценного времени. Поверьте, умный, начитанный, культурный и благовоспитанный собеседник подобен по нынешним временам крупному золотому самородку. Поэтому позвольте вдоволь насладиться общением с Вами. Когда такое случится? И случится ли?
     - Спасибо Вам на добром слове! Не слишком велика оценка Ваша? А то – смотрите – вдруг зазнаюсь?
     - Вам это не грозит.
     - В ответ на Ваш уверенный ответ и заверенья мне остаётся внимательно слушать Ваш вопрос.
     - Доктор, Вы затронули вопрос интерьера. Не могли бы Вы ответить, как же всё-таки сочетается в представителях вашей профессии отношение к таким полярностям, как жизнь и смерть? Мишель Монтень в своих трудах писал: "От мыслей о смерти более тягостной становится жизнь, а от мыслей о жизни – смерть. Первая нам не даёт покоя, а вторая нас страшит. Не к смерти мы приготовляем себя, это ведь мгновение.  Каких-нибудь четверть часа страданий, после чего кончается…" В кроется Ваш секрет и секрет Ваших сотоварищей в понимании бренности нашей жизни и вечности нашего духа?
     - Секрет этот зиждется в философии. Я сказал об этом несколько возвышенно. Но это правда. Хотя в ежедневности мы не задумываемся о философском подходе к этим, как Вы сказали, полярным явлениям. Но мы не охаем и не стенаем, глядя на мёртвое тело, мы не ахаем и не восторгаемся наступившим утром. Мы делаем свои дела, в том числе и профессиональные, спокойно, без излишней суеты. Торопясь – как бы успеть! Просто в отличии от многих, мы помним о том, что никогда нет времени, чтобы сделать правильно, но всегда есть время, чтобы сделать заново. Философично? Да. Высокопарно? Нет. Мой старший товарищ по ремеслу на вопрос интервьюеров – не страшно ли ежедневно видеть то, чем завершается жизнь любого человека – отвечает так: "Стоит ли сидеть с утра до ночи, с ночи до утра, сокрушаться в нелепости печальных событий и ждать, когда нагрянет гостья с острою косой?"
     - Ответ не мальчика, но мужа. Так говорили древние.
     - "Говорили древние…" Хочу сказать одну вещь: общение с Вами заставило меня вновь обратиться к Мишелю Монтеню, труды которого Вы очень часто и легко цитируете, и с трудами которого я сам знаком со студенческой скамьи. Знакомство это состоялось давно. И - что греха таить – призабылось. Существует такое наблюдение: если человек, в течение ряда лет усердно изучавший иностранные языки и практиковавшийся в частом их применении, перестаёт в силу объективных причин общаться со знающими их людьми – будь то уроженец той или иной страны, либо такой же увлечённый познаниями, то он забывает более, чем нюансы. Но стоит лишь встретиться с одним из тех людей, как тут же просыпаются живые воспоминания и приобретённые навыки. Также как и стремительно обновляются навыки вождения велосипеда и катания на нём, хотя это было несколько десятилетий назад.
     - Мне это знакомо. Я сам на себе подобное испытал.
     - К чему же я веду речь? Вы побудили меня вновь взять в руки написанное великим французским  мыслителем. И былое всколыхнулось… Так бы сказал поэт. И так говорю я. Но осмелюсь заметить, что впечатление об этих учёных трудах сложилось двоякое: они с одной стороны - как бы очень знакомы, с другой стороны – в них много неузнаваемого. Почему? Я отвечу маленьким примером. Как известно, в настоящее время печатается и перепечатывается очень много книг и книжонок. Совершенно недавно в книжной лавке вижу красочно оформленное произведение Гоголя. Она привлекла меня настолько, что я взял в руки и открыл обложку, чтобы узнать имя оформителя. И что я вижу? Надпись: "Издание исправленное и дополненное". "Ужели исправлено и дополнено собственной рукой автора?" – мелькнула одураченная мысль.
     - Забавно-забавно! Право дело, такого мне и не снилось, не то, что встречалось!
     - Но почему у Монтеня появилось мной неузнаваемое? Да лишь только по тому, что мой ракурс понимания с течением времени изменился. Круто ли или нет – это не самое главное. Важно, что сменились приоритеты, поменялись вкусы. В конце концов – согласитесь, что  каждый человек с годами и мудреет, и – представьте себе, как это не странно – умнеет. Вороша страницы, среди тысяч строк я стал отчётливо видеть то, что касается так или иначе моего профессионального труда. На данный момент или пригодится когда-либо. Вы не поверите, но я вновь стал конспектировать читаемое. Так вот: Вы только что спросили об отношении к двум полярностям. И я вспомнил, что в трудах Монтеня заложены мысли, которые помогут мне сейчас. Здесь, - на столе появилась довольно толстая тетрадь, - есть размышления, созвучные с моими. Может быть, это непрямой ответ, но тем не менее послушайте. "По правде говоря, мы подготовляемся к ожиданию смерти. Философия предписывает нам постоянно иметь перед глазами смерть, предвидеть и созерцать до наступления смертного часа, а затем внушает нам те правила предосторожности, благодаря которым предвидение смерти и мысль о ней нас уже не мучат. Так поступают врачи, ввергающие человека в болезнь, чтобы получить возможность испытать своё искусство и свои зелья. Если мы не сумели по-настоящему жить, несправедливо учить нас смерти и усложнять нам конец всего. Если же мы способны были прожить свою жизнь стойко и спокойно, то сумеем и умереть точно так же. Философы могут хвалиться этим, сколько пожелают. "Вся жизнь философов есть приготовление к смерти" (Цицерон, "Тускуланские беседы"). Но я остаюсь при том мнении, что смерть действительно конец, однако не венец жизни.  Это последняя грань, предел, но не в этом смысл жизни, которая должна ставить себе свои собственные цели, свои особые задачи. В жизни надо учиться тому, как упорядочить должным образом прожить, стойко перенося все жизненные невзгоды. Среди многих других обязанностей, перечисленных в главном разделе науки о жизни, находим мы и положение о том, как надо умирать, которое является одним из самых лёгких, когда мы не отягощаем его страхом". Каково написано?
     - Доктор, Вы знаете, что мне пришло на ум, слушая эти строки? Слова, рождённые этим же творцом: "Ум наш к старости коснеет и тяжелеет". И далее: "Нет стремления более естественного, чем стремление к знанию. Мы прибегаем к любому средству овладеть им. Когда для этого нас недостаёт способности мыслить, мы используем жизненный опыт, средство более слабое и менее благородное, но истина сама по себе столь необъятна, что мы не должны пренебрегать никаким способом, могущим к ней привести". И это отчасти сказано в противовес Квинтилиану, утверждавшему: "Учёность создаёт трудности".
     - Трудности… - задумчиво повторил доктор. – Трудности-сложности… Парадоксально! Обратите внимание, что трудности существовали, существуют и, вероятнее всего, будут существовать. В Прошлом, в Настоящем и в Будущем. Этот факт неоспорим…
     - За исключением Будущего. А может так статься, что там трудности исчезнут? Недаром во все века люди верили в Светлое Завтра.
     - Это из области фантастики. Человек – не то существо, которое способно спокойно пребывать в оптимизме. Он постоянно сам себе создаёт трудности и затем в основном успешно преодолевает их.
     - Пожалуй, Вы правы. Ох, как правы!
     - Но самое интересное заключается в том, что мнения древних и нынешних мыслителей созвучны. Поводы и предметы их обсуждения и осуждения, как ни странно это покажется, одни и те же. Они не потеряли своей актуальности. Да и вряд ли потеряют! Хотя бы потому что человеку всегда чего-то не хватает – как поётся в одной песенке: "зимою - лета, осенью - весны". Это что же должно произойти на планете, чтобы все народы враз помудрели?
     - Но не война же. Однако во время лихой годины всегда происходит переоценка ценностей. Не дай Бог – не дай Бог, только не это!
     - Конечно-конечно! Но давайте оставим в стороне всяческие гадания. Посмотрите, что получается. Созвучность размышлений, я бы здесь себе позволил применить слово – аналогичность, на фоне их актуальности – не это ли и есть то, что называется "параллельность наших миров" и "пересечение мировоззрений"? Надо лишь понимать, что параллельность и пересечение следует рассматривать в ракурсе временных факторов.
     - Ну почему же? Если эти же понятия проанализировать в одном временном пласте, то, может быть, мы  получим подобное подтверждение?
    - Никаких "может быть"! Мы получим один и тот же результат. Под временными факторами нельзя подразумевать протяженность самого времени. В этом и кроется парадоксальная геометрия жизни. Или если хотите – парадоксы жизненной геометрии. Характерными признаками являются как пересечение параллелей, так и параллелизм пересечений. Как когда-то давно, так и сейчас существовали и существуют группы людей с различными взглядами и оценками мироздания. Разница лишь в том, что условия их бытия в корне отличаются друг от друга: у них разные приоритеты, разные увлечения, разные взгляды на происходящее вокруг, разная самооценка, разные убеждения – буквально разное.
     - Не совсем понятна Ваша позиция, доктор.
     - Хорошо, можно и проще. Мой мир и мир моих друзей значительно отличается от мира вашего Обчества человеков. Схожесть между представителями этих миров – это внутренняя убеждённость, что именно так и надо поступать. Подчёркиваю – так, а не иначе. Но наши встречи свидетельствуют о несостоятельности вашего образа жизни. Где ваши постоянные члены Обчества?
     - Увы, уж многих нет, - вздохнул с печалью Монтон.
     - Позвольте пересказать Вам один недавно прочитанный мной анекдот.
     - Я никогда не против этого народного творчества.
     - Я тоже. Так вот. Бармен говорит своему знакомому: "Такое горе! Вчера умер один из наших постоянных клиентов. Замечательный был человек – совсем не старый. Каждый день выпивал у нас до десяти кружек пива и бутылку водки". "И от чего же он умер?" – спрашивает собеседник и слышит в ответ: "Понятия не имею…" Вы мне напоминаете того бармена последней фразой. Неужели Вы ничего не понимаете? Неужели Вам нужны другие аргументы и факты? Вы же не обделены философией. Но беда заключается в том, что, многократно цитируя Монтеня, Вы не делаете серьёзных выводов, необходимых для понимания. Так ли я сам живу? То ли я делаю? Вам кажется, что тот великий француз размышлял не о Вас и не о подобных Вам людях, щедро делясь своими наблюдениями, подсказывая наиболее верные и проверенные веками варианты поступки, тем самым исподволь наставляя на путь истины. И в то же время он нисколько не навяливает свой образ жизни.
     - А Вы сами, док… Извините, вырвалось само собой. Доктор, Вы верите в то, о говорите? В то, что это есть в действительности? Вас никогда не обманывали?
     - Много раз. Но я же верю в идею как таковую.
     - Вы – круглый… и-де-а-лист.
     - Всё остальное – наносное, напускное. Оно растворяется в кислотах и щелочах бытия. А на поверку остаётся истина.
     - Мне Вас жаль! не так просто, как Вы рисуете. Человеческие распри не имеют правил безоговорочной честности. Девиз многих – быть ближе к кормушке, быть сытым, ухоженным, быть в ряду благолепных. И заметьте – любой ценой. Как пел Булат Окуджава: "Мы за ценой не постоим". Доктор, как Вы всё-таки наивны в своих мечтах! Жизнь сурова. Это догма. Это аксиома. У другие правила, нежели у людей. У основной массы людей. Я сейчас не во что не верю и многое отвергаю.
     - Вы случайно не нигилист?
     - Я – не тургеневский Базаров, так как я - частичный нигилист. Я отвергаю не всё, но многое.
     - Отвергая многое, что же Вы – лично Вы - делаете – созидаете, разрушаете или сохраняете?
    - А почему я должен делать из вышеперечисленного? Мне для этого нужен лидер. Я чётко осознаю и даю себе отчёт, что лидером я не могу быть. Но в этом-то моя заслуга. Ибо если я не имею сил толкать локомотив вперёд, то у меня хватает совести не мешать это делать другим.
     - Ваш пассив, милейший, разрушает общее движение вперёд. Позволю заметить, что каракулизмы Вашего мыслизма несопоставимы с оптимизационностью ситуации.
     - Эко завёрнуто! Похоже на фразу сотрудника кафедры нашего медицинского факультета. Он как-то выдал: "Суправительная оценка окружающей внешней среды положительно свидетельствует о стабилизации переменчивости событиестойкости". Закручено-заворочено, но непонятно о чём. Однако Ваше высказывание не лишено логики.
     - Пассивное отношение – противник совершенствования человека и общества. Впрочем… Как говорится - каждый выбирает по себе. Но ведь были и есть рецепты, заслуживающие пристального внимания. Рецепты, выверенные предыдущими поколениями. А что оставите грядущим поколениями? Простите меня, но я скажу несколько нелицеприятно. После Вашей жизни может остаться лишь в лучшем случае гранитная плита, в худшем – надгробная табличка с годом рождения и годом смерти. Вы, кстати, и ваше Обчество человеков, не познали глубины изречения Мишеля Монтеня: "Ценность жизни не в продолжительности, а в пользе, которую мы приносим".
     Вослед за этим последовала напряжённая пауза. Монтон задумчиво свой выбритый подбородок, опустив глаза. Его лоб обильно покрылся капельками проступившего пота.
     - Вы, доктор, правы… Знать и ничего не предпринимать – паршивая человеческая привычка… Надо что-то делать… Пока не поздно… Пока есть время… Боже мой! Как правильно сказано: "Иногда вдруг понимаешь, что ты родился со смертельной болезнью, которая называется жизнью". И чем дальше ты уходишь от рождения, тем меньше осознаёшь, что будет завтра… Спасибо за урок. Вы заставили меня… Хотя не надо спешить с заверениями, надо обстоятельно обдумать… Что-то я у Вас засиделся. Вот отвлекаю Вас от работы. Прошу прощения, - Монтон встал и, сутулясь, приблизился к двери. Помедлив, он тяжело вздохнул и обратился к Блэксу:    - Я так расчувствовался. Простите мою наглость, но не могли бы Вы мне помочь?
     - Чем именно?
     - Вы не могли быть дать мне в займы пятьдесят рублей. Клятвенно обязуюсь вернуть. Я должен получить на следующей неделе денежное пособие. И сразу же занесу долг. "Долг платежом красен". Так ведь гласит пословица? Скрывать не буду – надо поправить мозги. После вчерашнего… Только прошу правильно меня понять. Ведь Вы же доктор…
     - Ясно. Я Вам поверю.
     Спрятав в карман пальто аккуратно сложенную купюру, Монтон покинул кабинет…

КОДА

      …За неделю до Нового года в кабинете судебно-медицинского эксперта объявился Монтон – трепетный хранитель очага прекратившего своё существование Обчества человеков. Поначалу Блэкс не узнал доцента: вся голова его была гладко выбрита. Исчезли бородёнка, усы и привычная щетина, также исчезла несуразная косичка волос, затянутая чёрным резиновым колечком.
     Монтон вернул одолженные в начале месяца полста рублей. Одновременно поведал о том, что после поминок Алика и иже с ним они с Эвридикой погрузились в затворничество. О возрождении Обчества они оба и не помышляли. Скучные, однообразные дни повергли спутницу его жизни в уныние, а затем и в глубокую депрессию. На днях вернувшись вечером домой, Монтон нашёл Эвридику в бессознательном состоянии. На стуле возле дивана, где она лежала, валялись несколько пустых упаковок разных лекарств. Приехавшая бригада скорой помощи (спасибо соседям, которые по просьбе возбуждённого увиденным Монтона позвонили по телефону 03) забрала Эвридику и госпитализировала в стационар дежурной больницы. Накануне посещения эксперта Монтону стало известно, что женщина находилась в реанимационном отделении. Блэкс связался с работающим в том отделении знакомым врачом, который заверил его, что Эвридику откачали, интенсивно и удачно откапали, утром этого дня перевели в общую палату. "Жить будет! Мы сделали всё, чтобы тебе было меньше работы!" – так прозвучала заключительная фраза своеобразного отчёта.
     Больше судмедэксперт с Монтоном не виделись. Правда, за день до Нового года доцент по телефону поблагодарил эксперта за оказанное содействие и сообщил, его подруга в удовлетворительном состоянии готовится на выписку, так что старый год они будут провожать вместе.
     Так закончилось их знакомство.
     Лишь на следующий день, встав как обычно рано утром, в ожидании закипания чайника эксперт почему-то с сожалением вспомнил, что где-то там, в параллельном мирке телепались два одиночества – председатель бывшего Общества многожёнцев прекратившего своё существование Обчества человеков Монтон и его спутница по жизни, многомужница Эвридика.
                А за окном начинался очередной год…