Рассказ соседа таксидермиста

 
 
Я вот чё хотел рассказать, тему одну свободную, без активов и припоя, надрыв, конечно, был, так от общуги процентов восемь, но развеял его в заболоченной части Ганга, и, если приходила на четырех ногах химера сослагательного наклонения, гнал зараз весь когтистый организм палкой, обмотанной паклей, пропитанной отстоялой уриной. Одним словом, забежал ко мне домой в квартиру на пятнадцатом этаже собакоид на ветвистых ногах, жукастого оттенка, с агатово-несоглошающимися глазами и кусающимся настроением. Я могу только догадываться, как  пахло на собачьем заводе доктора Добермана, но уверяю Вас, от существа, забежавшего пожить ко мне, разило, как от большой бочки для маркирования патронируемой поверхности, как минимум, Северных Кордильер. Вы спросите меня, почему я сразу не затолкал пришедшее национальное горе в мусоропровод, или не вымел вместе с мусором с пола лоджии?
 
Во-первых, оно, отстаивая свой собаковернитет, казалось, ротовой зубофрезой, могло отпилить конечность любой мыслимой толщины, во-вторых, агатово-несоглашающиеся дотоле глаза, становились такими бесконечно-конечными, что рука в ежовой рукавице делалась мягкой и безвольной, словно проваренная пару часов на хорошем огне с лавровым листом, луком и морковкой.
Так вот, значит, стал поживать, не наживая добра этот самый собакоид – леврет на подведомственной мне территории, не платя ни за коммуналку, ни за постой. Между нами говоря, я сам уже изрядно задолжал государству за эту самую территорию.
 Ниче, скоро отдам, разозлюсь на себя за безволие и неверие и в одномесячье сбацаю какую-нибудь работу, а хоть бы распишу сундук петухами и впарю его приезжему олигарху за хорошие деньги. За плохие и слабые деньги я его не отдам, столько труда, пота влажено. А то может, радиосхемку туда воткну, чтоб у петухов в шесть утра по местному времени зажигались желтые глаза и шумели невидимые крылья, потом через малюсенькие, но мощные колонки в унисон и в разнобой раздавалось разбойничье кукареканье. Потом самый цинк, оказывается, у сундука есть ноги, обычные куриные, только со шпорами. Он на них встает и начинает  ходить по квартире, а потом откуда-то снизу вдруг выпадывает яичко, не простое, а золотое, в смысле позолоченное. Яичко раскрывается, а в нем полно нафталина, которым можно пересыпать шерстяные вещи в сундуке, шоб моль их не жрала. От такого каламбура у олигарха от восторга отваливается почка, и он шлет по телеграфу в мой адрес еще много хорошего бабла.
 
Некоторые собирают синонимы слова совокупиться, есть, спать, а я коплю знания о деньгах. В моем словаре уже накопилось свыше ста шестидесяти значений!  Я могу охотно продемонстрировать некоторые из них: это самое бабло, хрусты, воздух, филки, пули, ярославли, листы, лавэ, капуста, хримата, эрги, знаки, рябы, хатки, мани, кати, зелень, пестряки, помощь, чиры, углы, валюта, столяры, копи, таньга, туманы, баки, зубы, бумаги, бандаж, поставки, цвет, дети лопаря, эквивалент, тети, дяди, джеферсоны, спинки, прикорм, облиганы, денаги, навар, звон, грев, монеты, лямы, лимоны, арбузы, косари, водянка, пиастры, дублоны, пистоли, гинеи, экю, ливры, и как вы уже догадались все валюты разных стран, а их сильно более ста.

Еще я сочинил текст к песне про октябрят, помните:
- Кто идет? Мы идем
- Дружные ребята
- Кто поет? Мы поем
- Октябрята!


У меня звучит стремно, весело и ознобно.
- Кто идет? Мы идем,
- Двигая форштевнем.
- Кто поет? Мы поем,
- Франкенштейны!
- Кривошипы, тяги, цапфы,
- Бурая кровища.
- Рот в кривой и злой ухмылке
- Ох, силища!
- Кто идет? Мы идем,
- Юные Энштейны.
- Кто поет? Мы поем,
- Франкенштейны!

Ну ладно, что-то меня на порожняк потянуло, тут еще такая тема проступает. На этаже со мной, лаз в лаз проживает мужчина один заядлый, спец по ментальным коммуникациям, прикладной семантике, приходно-кассовым операциям, приплодно-идиоматической коррекции, буровед, слововод, противник гастарбрехерства. К тому же, он в широких кругах слывет, как удачливый и дерзновенно импульсивный, отмеченный многими международными наградами таксидермист-надомник. В прошлом году на Венецианском бьеннале по таксидермии его композиция «Кто кого переслушает» заняла почетное пятое место.
 Почему пятое? Поясню, жюри так и сказало, что по мысли и задумке, его сценическая группа из северного оленя и пятнистой гиены, стоящих в двух метрах, но при этом не видящих друг друга, далеко опережает маститых законодателей. А вот, что касается сохранности меха, тут русский дал явную слабину, поскольку не обработанная дустом шкура породила какую-то особую моль с размахом крыльев среднестатического воробья, обитающего на Кольском полуострове. Вот бы здесь мое золотое яичко с нафталином и пригодилось.
 
Тут бы нашему таксу, не, невнятно, таксидеру, снова невразумно, таксидермиле озаботиться занасчет вразумительности своих занахороченных образцов, ан нет. Прибился к какой-то зазнобистой, обширной, итальянской заднице и стал отрабатывать задняк, уповая на безвредность здешнего шмурдяка, и всенепременно был бы прав, если бы иммиграционные службы в любовной связке со службой внешней разведки не изъяли запечетлевателя прижмуренной природы с изрядным бокалом обольстительно пахнущей граппы на террасе удовлетворенной сеньориты.
 
Она, трепетно храня в своих вагинальных премудростях непростой код ДНК потомка туристического воителя, запросто перемахнувшего Альпы и принесшего чего-то, что сгинуло в истории, так просто не могла смириться со своей потерей.
 
Первому сунувшемуся агенту она порвала ухо на две неравные части, второму выбила мениск, третьему проколола язык сразу двумя неряшливыми ногтями, на четвертого просто упала кабаньим боком и сразу отдавила что-то важное в подреберье, пятый не дожидаясь воспоследствий, тиская слабыми пальцами табельную «Беретту», не в силах инициировать начальную убийственную энергетику ствола, спасительно забыл о нем, уповая на святого Януария и придал своим чреслам дополнительное ускорение, боясь больше первородного гнева рассерженной мадонны, нежели испепеливости характера превалирующей дамы в здешнем языческом пантеоне.

Еще два дня фурия питалась русскими белками и никого ближе  двухсот метров не подпускала. Потом, видимо инстинкт самосохранения у мужика затрубил общую побудку и спешную эвакуацию. Сказавшись смертельно диаррейным, он отпросился в сортир, из которого через окошко размерами с хомячную нору, бесславно дезертировал, дезавуируя основополагающие принципы суверенитета и доброй воли.
 
Потерявшую костяк веры и надежды, вяло сопротивляющуюся большую итальянскую женщину долго с обоюдным смаком грузили в объемистый фургон местной гвардии, а она, с экономной амплитудой тряся своими сбитыми грудями, безучастно повторяла – где же мой Джованни?

По настоящему, мужчину звали Иваном Прохоровичем. По всей видимости, его папу снабдили звучным именем в честь героя книги «Угрюм – река». Но это, обратно порожняк.
 
Вот он сидит на своей солнечной кухоньке и рассказывает, как стал невъездным в Италию. Наши из органов долго и смачно цокали языками, откровенно восхищаясь русской удалью потомка мифического Луки, не углядев в инциденте ничего противоправного и безнравственного.
Но следующее бьеннале состоится явно без него, хотя можно с самоотверженным мученичеством послать свой новый шедевр, не присутствуя на празднике жизни. Будет даже авантажно с привкусом прошлогоднего скандальчика. Осталось дело за малым, надо продумать сюжет  и сделать меховую композицию.
- Как назывался твой предыдущий опус – невзначай интересуюсь я.
- «Кто кого переслушает», а что?
- А то, что в пику прошлогоднему шедевру можно забацать композуху под названием «Кто кого пересмотрит». Будет последовательно и изящно. Дело в том, что мой собакопостоялец, о котором я тебе рассказывал, кроме всего прочего, обладает удивительным свойством, не отводить глаза, когда на него смотрят. Он как бы из-за галактического упрямства может пялиться на тебя сколько угодно долго, лишь бы ты не отвел взгляда и, при этом может стоять, часами не шелохнувшись.
- Ну и?
- А если его задействовать вкупе с партнером на этой выставке. Тут налицо несколько плюсов: собакоида не обязательно умертвлять и брать на себя грех, в нем живом явно не заведется моль, и самое главное, когда устроители бьеннале увидят по оконцовке, что персонаж живой, восторгам их не будет предела, ибо это новое слово в мировой таксидермии.
- А кто будет его партнером?
- Ну, хотя бы я.
- И ты готов так стоять часами?
- Положим, сидеть не в пример комфортней, кроме того у меня в рукаве есть козырная фишка.
- Так-так, что это еще за фишка?
- Когда ты рассказывал про граппу, я вспомнил один рецептик коктейля на ее основе. Правда тогда использовалась обычная грузинская чача крепостью в семьдесят пять градусов, но это один компот на основе виноградного спирта. Неотъемлимыми компонентами там, помнится, были: жидкость для обработки мозолей и средство для растяжки обуви. Так, вот, выпив грамм двести этого эликсира, я пребывал в отупело-восторженном состоянии около трех часов, но опять-таки, небезосновательно побаиваюсь, что даже, четырехкратное употребление сего зелья изрядно сократит срок  моей жизни. Что поделать, я готов положить на алтарь дерзновенного поиска новых форм в искусстве свое здоровье.

Для иллюстрации предложения, я притащил упирающегося леврета, водрузил его на табуретку и стал откровенно пялиться на него. Тот, как я и говорил, стал отвечать мне взаимностью. За это время мы выпили пару пузырей и обсудили подробности будущего вояжа.

Не знаю, к чему бы привело мое бредовое предложение, скорей к фетяске и международному скандалу, чем к успеху и прогрессу. К счастью для меня и моего подопечного, соседа спешно вызвали на землю Франца Иосифа, где в прекрасном состоянии были обнаружены на глубине трех с половиной метров останки эндрюсарха и гарпогелеста в причудливом пируэте предмогильного танца. Прямо готовая композиция для очередной таксидермической выставки под названием «Кто кого переборет»?