В детстве у меня были два весёлых зимних праздника.
Они обычно шли один за другим – Ханука и Новый Год.
Про Новый Год я вспоминал в своих стихах и прозаических зарисовках часто – про ёлочные базары,
про блестящие игрушки – шарики, сосульки, фигурки зверушек и птиц, про мандаринные корочки на снегу.
А Ханука была всегда рядом, чуть раньше.
Мне нравился ритуал зажигания ханукальных свечей.
Я смотрел на ханукию, как на нечто чудесное,
ниспосланное свыше для того, чтобы мы, люди, приобщались к небесному.
Каждый день по свече, у каждой свечи своё назначение, свой знак.
Дед читает молитвы.
Бабушка Поля ставит на стол ароматные пышные пончики с абрикосовым повидлом.
Приходит соседская девочка Ревекка.
Она счастливая, родилась на Хануку.
Она, как говорят, третья ханукальная свеча.
- Ревекка, – спрашиваю я, – что ты чувствуешь?
Она смотрит на меня большими чёрными глазами и смеётся.
- Моя свеча, – говорит она, – моя личная свеча. Она принесёт много хорошего.
- Съешь пончик, – предлагаю я Ревекке.
Мы жуём пончики и смотрим друг на друга сквозь блеск ханукальной свечи.
Рты перепачканы в сахарной пудре.
Сладко! И, должно быть, впереди – сладкая жизнь.
А что?
По большому счёту, ханукальная свеча не подвела.
Ведь всё сложилось неплохо.
Правда, Ревекка?
Р.Маргулис