* * *
Через час Ефим приближался по четной стороне улицы Жуковского к окраине города. Рассеянный свет окон и номерных лампочек вырисовывал крутые склоны снежных нагромождений, теснивших пешеходную дорожку к домам. Уличные фонари висели слишком редко, да и свет этих немногих терялся в заиндевевших деревьях. Миновав дом незнакомки, тепло светивший окнами на противоположной стороне улицы, Ефим пошел осторожней, чтобы не пропустить ни одного движения на той стороне. Но условия для наблюдения были вовсе не такими идеальными, как ожидалось: снежные брустверы местами оказывались настолько высоки, что полностью заслоняли обзор, а сгустившаяся в коридорах пешеходных дорожек темнота позволяла различать разве что только неясные силуэты. Ефим прошел несколько раз дальний квартал, ожидая, не мелькнет ли под окнами какого-нибудь дома тень, а потом счел надежды на сегодняшний вечер тщетными: мало ли чью тень случится заметить - незнакомку через улицу ему сейчас все равно не узнать. Ефим остановился у крайнего дома и посмотрел на часы - двадцать минут седьмого. Вероятно, незнакомка с подругой уже ждут его. Можно представить, сколько уничижительных слов в свой адрес он лишил себя удовольствия выслушать! Впрочем, Ефим вынужден был признать, что все претензии к себе он, без сомнения, заслужил.
С места, где остановился Ефим, виднелись ворота парка и чуть дальше - автобусная остановка с толпой учащихся училища. Ефим ревниво смотрел на собравшихся под навесом остановки - им-то не составляло труда ежедневно видеться с незнакомкой. А он, к сожалению, не имел права стоять даже здесь! Ефим прощально взглянул на тающие в темноте деревья парка - и вдруг заметил двух девушек, бегущих возле металлической ограды. Они! Ефим отступил на шаг, хотя мог не опасаться, что за снежными брустверами обнаружит себя. Одна была в темной шубке и шали, а другая - в меховой шапке и красном пальто. Манера бега не выдавала в них балерин, однако то, что бежали они возле парка да еще с портфелями, - изобличало их. Скупость в проявлениях чувств всегда питала самовлюбленность Ефима, отпечатывалась на его лице особо импонирующими ему чертами: самоуглубленностью и внешней безучастностью к окружающему, но сейчас отнюдь не помешала ему вспыхнуть признательностью к этим девушкам, спешившим на встречу с ним. Не дожидаясь их приближения, Ефим отступил вглубь дорожки. Сугробы, дома, деревья выглядели неузнаваемо притихшими и кроткими. Чуткий неподвижный воздух улицы предупредительно усиливал каждый шорох и заставлял Ефима пристрастней всматриваться в противоположную уличную сторону. Идут! Ефим инстинктивно позаботился о присутствии на лице замкнуто-отсутствующего выражения и о придании себе подобающей осанки, будто девушки находились не на другой стороне улицы, а шли навстречу ему. Ефим понимал, что в данных обстоятельствах строгость к себе неуместна, и все же взглянуть сейчас на противоположную сторону улицы было выше его сил. Разве он рассчитывал найти присутствие незнакомки здесь волнующим и представляющим для него самостоятельную ценность вечера?! Ефим вспомнил интонации ее голоса, тихие и несмелые. Иначе, разумеется, и не могла говорить девушка, чей нрав незримо складывался под каждодневным влиянием этих аккуратных домов, палисадников, ровно расчищенных дорожек под деревьями. Чтобы не отстать от девушек, Ефим прибавил шаг. Идти по улице одновременно с незнакомкой было непрекращающимся открытием. Образ легко идущей девушки, погруженной в светлую необязательную за-думчивость, сообщал окружающему привлекательную склонность к соблюдению тишины. Теперь Ефим уже знал, что эти кварталы навсегда останутся для него реликвией.
Звук закрывающихся тяжелых ворот застал Ефима врасплох. Он поравнялся с домом незнакомки, не зная, идти дальше или перейти на противоположную сторону, чтобы на мгновение очутиться возле ее дома. Но возможность отдалить на время расставание с манящим и всепреобразующим соседством незнакомки перевесила во мнении Ефима соображения осторожности. В сущности, он уже целый день поступал так, будто задался целью развенчать собственное правило результативности, и от того, пройдет он сейчас два квартала по нечетной стороне улицы или нет - в его сегодняшнем отношении к этому правилу ничего практически не изменится. Ефим продолжал идти по дорожке вглубь улицы, решив перейти на противоположную сторону через один - два переулка. Перейти раньше - значило бы точнее обнаружить свои намерения непрошеному взгляду. Итак в последние дни он популяризировал свою персону явно не в меньших масштабах, чем за полгода работы на заводе. До следующей субботы он и носа не покажет в здешних местах и вообще ни разу не преступит своих правил. Он будет ходить только по тем кварталам, в которых его появление давно в глазах всех оправданно и привычно.
Пространство дорожки возле домов с нечетными номерами хранило в своих потемках одухотворенность минувшего дня. Идти в тишине, бесспорно сопутствующей незнакомке в ее прогулках, увлекало Ефима.
Внезапный стук ворот в отдалении, похожий на тот, который Ефим уже слышал, заставил его остановиться. Неужели за импровизированную прогулку он будет наказан? Дом незнакомки находился в полуквартале впереди, и вышли там или вошли - в потёмках было не разобрать. Если выяснится, что навстречу кто-то идет, придется не мешкая ретироваться. Повстречаться с родственниками девушки - еще куда ни шло, но где гарантия, что перед ним не возникнет ее подруга? Коварство этой особы им явно недооценено. Выждав немного и не заметив ничего подозрительного, Ефим осторожно пошел вперед. Нет, эти кварталы не могли его подвести. Вот ее дом! Ефим был не прочь снова остановиться, но отклоняться от роли прохожего становилось рискованно. Кроме того, он еще не прощается с незнакомкой: разве эти кварталы не ее второй дом! Он счастлив идти среди бесчисленных напоминаний о ней по этим кварталам, будто сотворенным из черт ее внешности, ее раздумий и загадочности. Ефима влекло поселиться в каждой частичке этих кварталов, чтобы самому пережить доверие и обаяние, которыми незнакомка одаривает их, когда идет по ним, светлая и ничего не замечающая.
* * *
К действительности Ефима вернул шум промчавшегося неподалеку «Икаруса». В глубине дорожки, на фоне ограды парка, Ефим различил прохожего. Да, навстречу кто-то шел. Но теперь, когда дом незнакомки сравнительно далеко, можно не опасаться встреч. Ефим снова почувствовал признательность к единомышленнически настроенной улице. При всей рискованности его сегодняшнего предприятия вечер сложился безукоризненно - во всяком случае, сегодня никому не было дано заведомо невыполнимого обещания. А прохожего можно постараться не замечать, хотя здешние жители вызывают оправданный интерес и благоговение - кому, если не жителям, здешние кварталы обязаны ухоженностью, тишиной и способностью оказывать влияние на воспитание незнакомки, ведь только уверенность, что эти кварталы обитаемы, наделяет их свойством согревать и будить воображение.
- Это вы?
Сдержанно-удивленный голос ошеломил Ефима. Незнаком-ка!? Вопреки логике перед ним действительно стояла она. Та же, угадываемая даже в темноте прозрачность взгляда, та же, свидетельствующая о склонности к самосозерцательности мягкость в чертах лица, и - неопровержимая способность одухотворять окружающее! Он не готов к общению с ней!
- Почему вы опоздали? Я только что проводила Наташу, - девушка произнесла это с прохладным участием, должно быть, полагая, что и холода и тепла в сказанном достаточно, чтобы в приемлемом тоне приостановить нечаянно возникшие отношения с незнакомцем и освободить ее с подругой от каких бы то ни было обязательств перед ним на будущее.
«Надо что-нибудь сказать - торопливо соображал Ефим, - а не смотреть на нее истуканом, будто маска хмурого превосходства способна сама по себе обеспечить благополучное развитие встречи».
- Если хотите, я могу посмотреть вашего сына, - принужденно уступила девушка, решив, по-видимому, что за молчанием Ефима кроется задетое родительское самолюбие. - Кстати, где он? - девушка оглянулась.
- Я сейчас все вам объясню, - сумрачно проговорил Ефим. - Идемте, я вас провожу.
Рассудительность и трезвость своих речений покоробила Ефима, но, с другой стороны, быть серьезным, казалось ему, нельзя лучше отвечает сейчас ответственности момента.
Помедлив - с чего это она вдруг должна выслушивать не интересующие ее откровения - девушка неохотно пошла рядом с Ефимом.
- Прежде всего, у меня нет и никогда не было детей, - не глядя на спутницу, отверженно произнес Ефим. - Я придумал одного случайно вчера, чтобы получить доступ к расписанию занятий в хореографическом училище. По расписанию очень просто установить, когда учащиеся расходятся по домам. Я рассчитывал увидеть вас на автобусной остановке или где-нибудь еще по выходе из училища. Выдав свой адрес, вы, сами того не ведая, облегчили мне задачу. О встрече с вами в подобных кварталах я даже не помышлял, - Ефим умолк. Говорить далее с пасмурной официальностью становилось невыносимым. В сущности, он все сказал - незнакомка не могла его не понять. Если она предложит ее оставить, он безоговорочно подчинится. Его неуклюжее признание могло нагнать на девушку только уныние. Конечно во взаимоотношениях с людьми она предпочитает непринужденный тон, естественно подготовленный событиями и идущий к ее рассеянности, к ее размеренному существованию. Ефим обреченно ждал. Откуда незнакомке знать, что перед ним оживают кварталы, которыми она возвращается из училища.
- Вы несовременный, да? - полуконстатируя - полуосведомляясь, мягко прервала молчание девушка.
Ефим воспрял - его сумрачность вовсе не отпугивала незнакомку! Возможно, его история даже развеселит ее!
- Свои правила я никогда не соотносил с временем, поэтому не исключено, что порой действительно не похож на сверстников, но с вами, думается, мы всегда жили в одном и том же времени, - воодушевление Ефима трансформировалось в уверенное аффектированно аккуратное произношение, к какому его с детства ревностно приучала мать, считавшая умение правильно произносить слова первоэлементом воспитанности.
- Вы хотите сказать, что я тоже несовременна?
- Не совсем так. Просто вашу привычку к самосозерцательности, ваше детство в этих кварталах, вашу интерпретацию «Танца с саблями» - я нахожу близкими мне и моим качествам, давшим вам повод заподозрить меня в несовременности.
- Кажется, я поняла, - медленно выговорила девушка, - Но должна вас разочаровать, - она вскинула на Ефима непродолжительный, полный неопределенных сомнений и ожиданий взгляд. - Мы не живем здесь и двух лет. Раньше я жила в интернате при училище, а вообще - совсем в другом городе. О моем детстве здешние кварталы ничего не могли рассказать.
- Уже рассказали, - скупо произнес Ефим. Признаться незнакомке, что он в плену у картин, которыми населило эти кварталы его же собственное воображение, Ефиму стоило усилий.
- Значит я отнеслась чересчур доверчиво к ним, - новый взгляд на свои взаимоотношения с кварталами, похоже, устраивал девушку ничуть не меньше прежнего и ни на секунду не изменил ее ровного тона.
На ней было короткое, сшитое в талию пальто вишневого цвета, меховая шапка и унты. Свет уличных фонарей, просеянный ветвями деревьев, полутенями выдавал свежесть ее лица и, теряясь в ресницах, сгущал во взгляде выражение беспретенциозности и тишины. Ефим отказывался поверить в осуществление своих грез - и все-таки незнакомка шла с ним!
Вечер цвел блуждающими хороводами разноцветных полос, теней, звезд - сонмом экзальтированных образов окружающего. Только незнакомка оставалась неприкосновенно ясной, проступающей их хаоса средоточием вдохновенности и уединения.
- Вам понравился наш концерт? - спросила девушка без заметного интереса.
«Я неприлично долго смотрю на нее», - спохватился Ефим и поспешил заслонить свою неловкость многословным ответом:
- Ярче других выглядят первые номера, точнее - первые три. Не будь остальных, концерт все равно можно было бы считать состоявшимся. Балет вторичен - директриса очень определенно признала это перед концертом, - он ступенью демократичнее музыки, всем обязан ей, но искусством становится только при ясном танцевальном прочтении музыкального произведения. Первые номера, в том числе ваш, принадлежат искусству. Я извлек из них исключительную информацию, - тут Ефим обнаружил, что от непринужденности, вот-вот было возникшей в его интонациях, не осталось следа. Снова преобладали рассудок и отвлечённость. Бесспорно, сегодня он не готов к прогулке с этой девушкой.
- Значит есть признаки, по которым искусство в балете можно отделить от чего-то еще? - девушка взглянула на Ефима с вниманием.
- Разумеется. И не только в балете, а в любом виде искусств, - Ефим оставил надежду предстать спутнице в респектабельном свете и почел благом хмурую сдержанность, вполне маскирующую его отношение к девушке, к их прогулке и к устремленному сейчас на него взгляду. - До концерта я с уверенностью мог судить только о беллетристике и живописи, - продолжал он, - а теперь понял, что критерий подлинности во всех видах искусств - один, - Ефима уже не коробила трезвомысленность своих откровений. Будь что будет, ему больше к лицу при любых обстоятельствах оставаться самим собой, чем следовать псевдосоответствующим обстоятельствам стереотипам поведения.
- Что же вы - говорите дальше, - потребовала девушка. Возможно, паузы собеседника и были уместны, но она почти ничего еще не знала о нем, чтобы позволить себе в молчании распространять на собеседника обаяние зимнего вечера. Правда, его визиты в училище уже сами по себе говорили о многом.
- Теоретизирования опустошают там, где все неповторимо индивидуально, поэтому для ваших будущих танцев лучше, если мои воззрения на искусство останутся тайной.
- Зато вашей практической деятельности, надо думать, никакие воззрения не претят.
- Само собой, инженеру не сделает чести консерватизм. Обретение общей культуры воспитывает более тонкий творческий алгоритм, - Ефим чувствовал, что каждой произнесенной им фразой отдаляет от себя девушку.
- По-вашему, хореографу и танцору больше к лицу невежественность, чем инженеру?
- Вы поняли меня не так. Просто я хотел уберечь вас от следования какому-нибудь теоретическому обобщению или канону.
Девушка остановилась у накренившихся в сторону улицы массивных ворот.
- Я пришла.
Ефим упал духом - так он ничего и не сумел сказать, больше того, почти всю дорогу держался вызывающе апатично, будто совсем не он был инициатором этой встречи. На какое внимание, на какую симпатию он смеет в таком случае рассчитывать?
Девушка стояла перед Ефимом, держа руки за собой. В полуотклоненном от Ефима лице и опущенном взгляде ее крылось тактичное ожидание неизбежной заключительной расстановки позиций и отношений и заведомое прощение собеседнику неловких реминисценций. А Ефиму мнилось в облике девушки лишь вынужденное пережидание общества навязчивого незнакомца.
- Давайте еще пройдемся, - превозмогая гнет своих умозаключений, предложил Ефим.
- Только до переулка, иначе меня потеряет мама, - буднично согласилась девушка.
«Что бы она ни думала обо мне, каждая минута рядом с ней бесценна!» - Ефим впервые проникся нежностью к девушке, до этого момента воспринимавшейся им лишь идеально.
Они пошли в направлении, откуда вместе пришли. Устанавливалась тихая, с дремлющими в пушистом одеянии деревьями, предновогодняя ночь.
- Вы инженер по призванию? - девушка умела задавать вопросы, все время оставаясь, казалось, занятой мыслями, далекими от содержания ее вопросов, будто они задавались собеседнику лишь из необходимости занимать его разговором.
- Вероятно, я не смогу ответить определенно. В детстве на меня очень влиял образ жизни отца - он работал тогда инженером; кроме того, мне импонировал культ технических знаний, исповедуемый кругом близких знакомых. Идеями я не бредил, но моя инженерная будущность для всех в семье относилась к само собой разумеющимся вещам, в том числе, для меня, - академичный тон не оставлял Ефима. - Иногда я ловлю себя на мысли, что мог бы с успехом трудиться на том или другом поприще - и все же, от профессии конструктора меня уже не отлучить.
Девушка ничем не выдавала своего отношения к словам Ефима, будто совсем не слушала его или все, что он говорил, она уже прочла в чертах этой улицы, благожелательно принявшей ее сумрачно-интеллигентного спутника.
- Зато вы, наверное, очень рано открыли в себе призвание? - отважился на вопрос Ефим.
- Настолько рано, что еще понятия не имела о балете и даже не умела читать, - с мягкой самоиронией возразила девушка. - Хореографическим училищем я обязана только маме. Сначала она, не жалея своего времени, регулярно водила меня в танцевальный кружок, а потом привезла поступать сюда. Она бывает счастлива, когда у меня что-нибудь получается или когда узнает о моем прилежании к занятиям. Я стараюсь никогда не огорчать ее.
В бесхитростном повествовании девушки Ефим узнал интонации, которыми наделил ее в своем воображении под влиянием училища и здешних кварталов. Он правильно поступал, что не сомневался в правдивости их рассказов; он будет и впредь внимателен к их речам, чтобы не забыть их язык и не лишиться привлекательного источника знаний о действительности.
Сейчас было бы очень уместно перенять тон девушки, но Ефим смог лишь с присущей себе серьезностью произнести:
- Давайте встречать Новый год вместе.
- Вероятно, с вашими друзьями? - с едва тронувшей губы улыбкой провидицы осведомилась девушка.
- Нет, с моими родителями.
- Все равно - я не смогу оставить маму одну, - от слов девушки повеяло ее прежней самоуглубленностью. - Праздники я всегда провожу с ней. - Девушка замолчала. Потом, неуверенно прибавила:
- Если хотите, можете прийти к нам.
В ответ Ефим не смог вымолвить слова.
Перед ними был переулок. Молча, будто совсем не они условились продлить прогулку только до переулка, Ефим с девушкой перешли его и очутились в интимном сумраке последнего квартала.
- Вам нравится сегодня? - тихо спросила девушка. Так, наверное, она спрашивала прежде лишь эти дома и кварталы, когда возвращалась здесь одна из хореографического училища, а окружающее благодарно запоминало ее, ее мысли и мечты, чтобы всегда тревожить прохожих сокровенными образами.
Ноябрь 1977 года - Август 1980 года.