Одно время, доцент филологического факультета Вениамин Бенедиктов полюбил вешаться. Как-то на даче у тёщи, неожиданно для Вени, по поводу его литературных способностей разгорелся спор, и у него внезапно закончились аргументы в свою защиту. Тогда ему и пришло в голову, что «этим» людям он никогда, ничего не сможет доказать. Ну не поймут они его. И он сказал, что с «этими» людьми ему не жить. Веня срезал во дворе бельевую верёвку и без мыла (чувствуете отсутствие опыта?) пошёл к шелестевшему зелёной листвой лесу. Тесть, тёща, жена, сестра жены Ириша, побежали за ним. Муж Ириши Александр Михайлович тоже пошёл, но не спеша. И даже брат жены Семён, не верящий, что Венька способен на поступок, закурив, вышел на это дело посмотреть.
Вениамин дошёл до ближайшей сосны, не без ловкости залез на неё и привязал верёвку к толстой ветке. Соорудив подходящего размера петлю, он надел верёвку на шею. Тут, конечно, родня заголосила. Среди голосящих выделялась тёща. Жена вторила. Ириша, сведя руки, молилась на что-то вверху сосны. Александр Михайлович хоть и обладал выдающимся басом, почему-то молчал. Веню увещевали прекратить. Тесть отговаривал вешаться убедительнее остальных: «Сорокалетнему мужику лезть в петлю из-за споров о литературе – бред». Но Вениамин был кандидат филологических наук, нужно было показать характер. И он прыгнул. По счастью, или по отсутствию опыта, Веня отрезал слишком длинную веревку, коленки разодрал, а повеситься не удалось. До дачи его несли на руках. Тёща рыдала, жена плакала, Ириша изредка всхлипывала. Тесть философствовал. Александр Михайлович молчал. И только Семён, бросив под ноги окурок, произнёс:
– Клоун.
Вениамину помазали йодом разодранные колени, заставили выпить тройную порцию коньяку и уложили отдыхать.
Веня понял, что сегодня вопреки не вовремя закончившимся аргументам он одержал верх. Успех необходимо было закрепить. Но как?
Что натолкнуло филолога Вениамина Валерьевича Бенедиктова на мысль написать роман – неизвестно. Стержнем романа были любовь и измена. Правда, сам он ни разу по-настоящему не был влюблён, и женился по расчёту (тесть был деканом филологического факультета), но с женой они, несмотря на отсутствие чувств с его стороны (о чём жена, разумеется, не догадывалась) были, в общем-то, вполне довольны друг другом. Счастью мешало количество её родственников. А изменить жене, и через это плюнуть в лицо всему её семейству, ему хотелось давно и очень, но всё как-то не выходило.
Знания о любви и измене Веня черпал из книг, сериалов, и большей частью из воображения. И когда (в связи с пишущимся романом) чтение по выходным решено было ввести в традицию, всё семейство его жены собралось на даче, и он стал читать готовые Главы.
Жена и сестра её Ириша, в первый раз слушая, смотрели на Веню с обожанием, и в местах трагических даже пытались всплакнуть. Когда дело доходило до постельных сцен, жена смотрела на Вениамина с удивлением, которое ей не удавалось скрыть, а Ириша смотрела на сестру с завистью.
Тёща надо и не надо старалась захлопать в ладоши.
Тесть ёрзал, часто выпивал, и видно было, что любовная тема перестала быть для него актуальной, но тёща так смотрела на него, когда он намеревался встать, что он снова вдавливал тело в кресло, наливал, выпивал, ворошил бороду и покашливал в кулак.
Муж Ириши – Александр Михайлович – молчал.
Семён минут десять слушал, смотря на Веню удивлёнными глазами, затем хмыкнув, ушёл на кухню и включил телевизор, при этом сделал громче звук. Такое отношение Вениамина оскорбило, но он стерпел.
Во время третьего чтения Вениамин заметил, что жена и Ириша перестали плакать, хотя трагизм, как ему казалось, нарастал. Очередная постельная сцена была настолько выразительна, что Веня, читая, не мог скрыть возбуждения, но жена только краснела и глядела себе под ноги, а Ириша смотрела на неё уже без зависти, но с сожалением.
Тёща перестала хлопать.
Тесть выпивал всё чаще, не вынимая пятерни из бороды, и смотрел на Веню так, как будто видел его впервые.
Семён не выходил из кухни.
Александр Михайлович молчал.
И вот, после очередного чтения Глав, когда Вениамин по обыкновению выходил пройтись, отдышаться, семейство обсуждало, как всё это прекратить. Жена и Ириша предлагали отвлечь Веню от романа, свозив его куда-нибудь, ну хоть в Таиланд. Тёща идею поддержала. Тесть повторял одно и то же:
– Нельзя же так издеваться над языком и людьми! Саша, – обращался он к Александру Михайловичу, – Саша, как же так можно, а?
Александр Михайлович – молчал.
Семён высказался откровенно:
– И филолог, и писатель, и мужик, ваш Венечка – говённый.
И когда Веня вернулся, состоялся тот самый разговор, перешедший в спор о литературе, из которого Веня, благодаря неудачному повешению, вышел, как сам он считал, победителем.
После этого, стараясь закрепить успех, Венечка читал ещё несколько раз. Но успех закрепить не только не удалось, а даже наоборот. И второй раз Веня побежал вешаться, когда уже ледок хрустел под ногами. Он добежал до сосны, оглянулся, за ним никто не шёл. Он стоял под сосной, не зная, что делать. Подумав, всё-таки влез на дерево и привязал верёвку. Никого. Он сделал петлю, просунул в неё голову, ещё раз осмотрелся – никого, ни одной души. Минут пять посидел на ветке, озираясь и, сняв с шеи веревку, полез вниз.