Шанс на инцест. детективный триллер

               
               
               
               
                Автор имеет честь уведомить               
                читателей, что все описанные               
                в романе события вымышлены,               
                хотя некоторые из них и       
                основаны на реальных фактах.               
               
               
     ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
     МУЖ

     Глава первая
     Убит, и все дела

     Мобильник замурлыкал, когда Сергей Кондаков уже подъехал к своему офису, двухэтажному старинному, умело отреставрированному особняку в самом центре Москвы. На часах было девять утра, и он ощутил нечто вроде беспокойства – в это время ему обычно никто не звонил. Только в том случае, если произошло что-то чрезвычайное…
     Заглушив мотор «лендкрузера», Сергей подключился, взглянул на определитель номера, который абонента, однако, не опознал, и произнес стандартное «алло».
     - Имею  сообщить тебе, козел, - раздался в трубке веселый, похоже слегка подпитой и абсолютно незнакомый ему мужской голос, - что  твоя сучка избавилась от твоего ублюдка. – После чего раздался совершенно идиотский гогот, и через пяток секунд связь прервалась.
Слова неизвестного кретина всерьез обеспокоили Кондакова, и он, не раздумывая,  набрал номер жены. Та соединилась не сразу – скорее всего, он ее разбудил, ведь в Швейцарии сейчас семь утра. Но делать нечего: Сергей не мог теперь пребывать в неизвестности - а вдруг…
- Анюта, извини за ранний звонок, но я очень беспокоюсь за твое здоровье. Зря я тебя все-таки отпустил так далеко от себя, да еще в чужую страну. Как ты себя чувствуешь?
Молчание. Долгое молчание.
      - Анюта! Да ответь же ради бога!
      - Я вчера сделала аборт, - услышал он наконец ее сдавленный, напряженный голос. – Это было необходимо… по медицинским показателям.
      - По каким, к чертовой матери, показателям! – взревел Кондаков. – Ведь в Москве ты была абсолютно здорова! Профессор Гартман говорил, что беременность протекает практически идеально. В чем же дело, Анюта? Ведь мы так хотели этого ребенка!
      - Я не могла иначе, Сережа. Прости меня, если можешь. И я тебя прошу – не звони мне пару недель, тем более что мобильник я все равно отключу. Теперь мне надо прийти в себя, собраться с мыслями… Приеду в Москву – все объясню. И знай: я люблю тебя, Сережа, несмотря ни на что.
     - Что значит: «несмотря ни на что»?!! – заорал он в трубку, но ответа не дождался: связь оборвалась. Он сразу же вновь набрал номер Анны, но выяснилось, что она действительно отключила свой сотовый.
     «Так… Надо отбросить эмоции, подключить аналитику», - попытался взять себя в руки Сергей, вновь заводя джип и загоняя его на охраняемую служебную стоянку.
     Но как их отбросишь, эти эмоции, - слишком долго он шел к своему счастливому браку. Вернее, обещавшему стать счастливым…
     С Анной Кондаков был знаком еще с общего для них детдома-интерната «Родник» в подмосковном городке Антипове, и их всегда тянуло друг к другу. Но в этом единственном в своем роде образцово-показательном учреждении, где снимались документальные фильмы о счастливом детстве советских детей, пусть и оставшихся по разным причинам без родителей, и куда водили всяческие иностранные делегации, порядки были строгие – ничего такого не дозволялось. Впрочем, были, были у Ани с Сережей и темные уголки, и неумело-несмелые объятия, и бестолковые, наспех, поцелуи…
     Как несколько позже понял Кондаков, кормили воспитанников в «Роднике», в отличие от других детдомов, действительно  хорошо, да  и преподавание велось на высоком уровне.
Ситуация круто изменилась  в девяносто первом году. Финансирование «Родника» сократилось очень существенно, и сразу же разбежались почти все учителя и наставники. К счастью, к тому времени ему и Анюте уже исполнилось по шестнадцать, они доживали, доучивались в детдоме последний год, и у каждого из них были почти в кармане ключи от однокомнатной квартиры. Жилье с пропиской в Москве немедленно выделялось воспитанникам этого элитного учреждения, как только они достигали совершеннолетия.
     И вот в тот последний год их житья-бытья в детдоме к Анне начал испытывать жгучий мужской интерес директор Чагин. В стране шла всеобщая либерализация, и то, что казалось совершенно невозможным и диким год-два назад, теперь выглядело делом вполне достижимым и совсем не криминальным – даже вроде бы естественным: директор детдома (разве он не мужик, в конце концов?)  стал добиваться любви своей воспитанницы (ведь она  красивая и уже  вполне созревшая девушка).
     Сергей временами  замечал на глазах Анюты слезы и пытался вызвать ее на откровенность: не в Чагине ли дело? Девушка долгое время отмалчивалась, но однажды выдохнула: да, директор пристает.
     Настали такие времена, когда пожаловаться было некому. А просто покинуть детдом они не могли – остались бы не только без аттестата, но и без своих законсервированных пока квартир. Жилье детдомовцы не получали, если уходили из своей альма-матер досрочно, не закончив среднего образования, - именно так сказал некий представитель органов государственного надзора, вручая им паспорта.
     Кондаков тогда впервые понял, очень остро и зримо, что теперь в жизни можно рассчитывать только на самого себя, и сделал из этого немедленный практический вывод. В плохо освещенном коридоре он подкараулил директора, зашел к нему сзади и накинул на голову наволочку. После чего нанес несколько увесистых ударов кулаками в закрытое голубоватым сатином лицо и тело Чагина – Сергей уже в то время был очень крепким и по-настоящему крутым пареньком.
     Директор наверняка понял, от чьих рук и за какие грехи он пострадал, но видимых санкций в отношении Кондакова не последовало, а к Анне Чагин сразу же охладел.
Но вдруг произошло нечто другое – непонятное и даже, как поначалу показалось Сергею, страшное. Анюта отдалилась от него, да и от своих немногочисленных подруг и ударилась в религию. Стала одеваться как монашенка, нося на голове черный платок, у нее появилась соответствующая литература, она по всякому поводу и без повода осеняла себя крестным знамением, на тумбочке у ее кровати обосновалась деревянная иконка Божией матери на подставке, и Анна то и дело что-то шептала себе под нос – видимо, читала молитвы. 
Для того времени, и их детдома в особенности, такое поведение выглядело чрезвычайно странным, и многие воспитанники покручивали пальцем у виска за ее спиной.   
     Сережа, конечно, пытался наладить с ней прежние, доверительные и почти любовные, отношения, выяснить, откуда свалилась на ее, да и на его голову эта напасть, однако постоянно нарывался на афронт со стороны девушки.
     И вот - вручение аттестатов, выпускной вечер… Последняя попытка Сергея объясниться с Анной…
     Все тщетно, и сразу же после того, как они покинули детдом, их пути разошлись…
Кондаков вошел в подъезд, над которым красовалась скромная табличка ЗАО «СБ». Поначалу их фирма называлась «Секьюрити бизнес», но, когда некоторые англоязычные слова, вроде секьюрити, стали выходить из моды, директор, а именно сам Сергей Кондаков, сделал из полного наименования своей конторы аббревиатуру. Получилось просто, солидно и даже таинственно.
Впрочем, фирма эта действительно занималась  достаточно таинственными операциями. Она, имея солидные связи на очень высоком уровне – в Администрации Президента, федеральном правительстве, Госдуме, ФСБ, МВД и прочих влиятельных структурах, - лоббировала самые различные проекты на чисто коммерческой основе. Заказчики были очень серьезные и денежные – в основном, крупные бизнесмены и региональная административная элита.
Секретарь находился уже на месте. Именно секретарь мужского пола по имени Виктор. Поначалу  в приемной, как и положено солидной фирме, сидела длинноногая дива, но, когда Анюта в первый раз посетила его офис и увидела эту красотку, она потом не разговаривала с Сергеем два дня. Вот и пришлось Кондакову, не сразу правильно оценившему внезапную холодность Анны,  произвести у себя в офисе небольшую кадровую революцию.
Виктор тут же бросился ему навстречу, держа в руках какую-то бумагу, но Сергей, буркнув «потом!», быстро проскочил в свой оформленный в минималистском стиле кабинет.  Ничего лишнего, все предельно функционально - большой стол для совещаний, рабочий стол, дюжина стульев, четыре кресла, сейф, ноутбук, несколько телефонов, включая спутниковый.
Потом он прошел в «потайную» комнату для отдыха и принялся варить себе кофе, не доверяя приготовление этого напитка секретарю.
… Да, их пути-дороги с Анной  сразу разошлись. Она, как потом выяснилось, не ушла по счастью в монастырь, а поступила в медицинский. А он… Его просто понесло по жизни, и Сергей, как и многие незаурядные личности девяностых годов, оказался среди братков, а со временем стал криминальным авторитетом столичного масштаба, создав серьезную бригаду рэкетиров. Но крови на нем не было – его пацаны работали с коммерсантами, можно сказать, интеллигентно.
И неизвестно, как в дальнейшем сложилась бы  судьба Сергея, не повстречай он случайно детдомовского однокашника Андрея Плетнева. Тот, наоборот, делал успешную милицейскую карьеру, имел чин майора и служил в МВД, в самом министерстве.
Андрей всего за один вечер, под бутылек водочки и детдомовские воспоминания, сумел вправить ему мозги – и вскоре Кондаков возглавлял уже не криминальную команду, а вполне легальное  охранное предприятие, созданное при активном содействии майора Плетнева.
 Последний, будто профессиональный скалолаз, быстро карабкался по иерархической лестнице, и вместе с его административными успехами росли коммерческие достижения кондаковского ЧОПа, преобразованного впоследствии в ЗАО «СБ».
…Девять тридцать. В это время каждый понедельник, каковой сейчас и был на дворе, начиналась летучка, на ней присутствовали только высшие руководители «СБ» - всего четыре сотрудника, включая Сергея. И только один из них был как бы человеком со стороны  - то есть не из их родного антиповского детдома.
Вошел Петр Грунин, чернявый, не слишком высокий, но плотно сбитый парень, простоватого вида, с умными и жалобными глазами  бездомной овчарки. Этот как раз свой, из «Родника». Одно время работал в МВД вместе с Плетневым, тот Грунина сюда и направил. Петр отвечал за внутреннюю безопасность «СБ» и осуществлял связи с различными силовыми структурами – как официальными, так и частными (включая криминальные – куда же без этого?). Несмотря на свою безобидную и даже вроде как беззащитную внешность, это именно ему приходилось вместе с ребятами из его отдела осуществлять боевые операции, когда того требовали интересы фирмы.
А вот и Руслан Ахмедович Цагоев. Темноволосый, как и Петр, и чем-то на него похожий.   Он был почти на тридцать лет старше Грунина и Кондакова и, не имея никакого отношения к «Роднику», в детдомовское братство не входил. Однако Цагоев сделал столько полезного для «СБ», что Сергей доверял ему ничуть не меньше, чем Грунину.   
Цагоев появился на работе после девятидневного перерыва – у Руслана Ахмедовича умерла мать, и он брал отгулы. Кондаков припомнил: когда Цагоев сообщил ему о ее смерти, Сергей невольно позавидовал своему подчиненному. Юного Руслана когда-то все-таки опекали родители, да и теперь у него есть счастливая возможность обустроить могилку любимой матери, время от времени приходить туда и скрашивать горечь утраты воспоминаниями о тепле материнских рук. Всего этого сам Сергей был лишен…
- Доброе утро,  Руслан Ахмедыч,  еще раз прими мои искренние соболезнования. – Эта донельзя заштампованная фраза покоробила самого Кондакова, но он  не был расположен подбирать некие особенные слова: его голову будоражил поток всяческих мутных мыслей и догадок, вызванных  загадочным звонком неизвестного придурка  и внезапным абортом, который сделала Анюта. Сергей никак не мог логически связать два эти события, хотя было совершенно очевидно, что такая связь существует. Он уже твердо решил, что надо бросать все дела и немедленно лететь в Швейцарию. Вот только проведет это совещание…
- Спасибо, Сережа, на добром слове, - грустно произнес Цагоев. – Смерть матери для меня… - Он тяжко вздохнул. – В общем, мать была для меня действительно самым близким человеком в жизни. Хотя мы с мамой часто и расходились во взглядах на эту самую жизнь.
Руслан Ахмедович имел выраженную кавказскую внешность со всеми  ее атрибутами, такими, как усы, орлиный нос и жгучие, черные глаза. Он и в жизни поддерживал имидж кавказского мужчины – не позволяющего себе каких-либо проявлений слабости. Поэтому печальная тональность его слов  поневоле привлекла внимание Кондакова. Он пристальнее взглянул на своего заместителя – да, смерть любимого человека, видимо, всерьез подкосила мужика. У него был такой вид, будто он все эти девять отгульных дней беспробудно пил, хотя Сергей знал точно: Цагоев никогда не злоупотреблял.
Впрочем, Кондаков  был сейчас не в таком настроении, чтобы кому-либо сочувствовать – его голову будоражили проблемы личного свойства. Сергея вдруг посетила дикая вроде бы мысль: на аборт Анну могли спровоцировать! Но кто и с какой целью?
- Мать, однако, уже не вернешь, а жизнь идет своим чередом, - продолжал между тем свой монолог Руслан Ахмедович. – На меня вышел один очень влиятельный и уважаемый в своем регионе человек. Он ратует за возвращение в премьер-лигу футбольной команды «Кавказ». Причем уже в следующем сезоне. - Должность Некрасова именовалась так: «директор по работе с клиентами». Именно он искал заказчиков, и именно он принес ЗАО «СБ» первый миллион, после чего, собственно, и был зачислен в штат фирмы на упомянутую должность.
- А разве формат следующего сезона уже не утвержден федерацией футбола?
Точно! Какая-то сволота спровоцировала Анну на аборт! Иначе, зачем ее понесло в Швейцарию, подальше от его глаз!? Сергей вполне мог пристроить жену в Кремлевку, как и планировалось. Но нет – Цюрих ей подавай! Тогда Кондаков решил, что это просто женская блажь, и уступил, но теперь-то ясно: аборт планировался уже в то время.
- Да, формат утвержден, но если найти уважительные причины, то можно внести в него коррективы, - вежливо возразил шефу Цагоев.
- Я не бог весть какой специалист в футбольных делах, но не могу припомнить случая, чтобы лигу расширили после того, как уже утвержден ее формат. Ведь все остальные клубы мгновенно поднимут страшный хай. Да и какие могут быть уважительные причины, кроме спортивных, для возвращения в премьер-лигу команды, которая оттуда вылетела?
Итак, аборт планировался – сомнений уже нет. Но  почему? Впрочем, Анюта никогда особенно не стремилась обзавестись ребенком. Не было у нее, видимо, того, что всякие умные люди  называют материнским инстинктом. Но поди ж ты – к чужим детям она относилась с удивительной нежностью, даже страстью! Создала и возглавила специальный фонд, помогающий малоимущим матерям-одиночкам…
- Здесь можно будет упереть на экстраординарность события. Ведь «Кавказ» хотя и плелся весь сезон на последнем месте в таблице, но вылетел из лиги, в конечном счете, из-за своей финансовой несостоятельности. Клуб попросту обанкротился, - продолжал приводить свои аргументы Руслан Ахмедович.
- А сейчас у него, значит, появились богатенькие спонсоры?
Да, Анюта не стремилась стать матерью, и аборт для нее выглядел бы даже естественным исходом (хотя она слово давала Сергею, что сохранит ребенка!), но причем тут какой-то дебильный мужик!? Откуда этот тип вообще знает, что Анна сделала аборт!? И для чего он сообщил об этом ему, Сергею, с такой неприкрытой издевкой!?
- Да, спонсоры появились, и неслабые. Достаточно назвать компанию «Тернефть».
- А какова цена вопроса? – Сергей вроде как поддался уговорам Цагоева.
- Нам оплачивают все наши накладные расходы, а десять лимонов поступают в кассу фирмы.
- Не слишком-то большой навар, если  учесть, со сколькими инстанциями придется иметь дело. Впрочем, последнее слово тут за Максом. Кстати, а где же он? 
Максим Полынин – «директор по реализации». Именно он вхож во «все и всяческие» кабинеты, и на нем лежит основная нагрузка по выполнению заказа - продвижению коммерческого или какого-то иного проекта. Но для Кондакова Макс – не просто ценный (точнее, бесценный) сотрудник…   
Сергей был, в принципе, очень замкнутым человеком, тяжело сходился с людьми. Такую натуру ученые мужи обозначают довольно-таки дурацким словечком – интроверт. Вот и в детдоме у Сережи среди пацанов не имелось близких друзей. Кроме одного – Макса Полынина. Тот вообще был, что называется, душой любого общества, имел кучу приятелей, и все же Сергея  он явно выделял. Макс являлся  как бы связующим звеном между Кондаковым и остальными детдомовцами.
После окончания интерната друзья вроде бы разбежались в разные стороны, но, как вскоре выяснилось, не так чтобы особенно далеко. Полынин быстро получил всероссийскую известность в качестве криминального репортера, причем консультировал его не кто иной, как криминальный авторитет Кондырь, он же – Сергей Кондаков.
Но Максим на преступной тематике не зациклился - ударился в политическую журналистику. Это удалось ему достаточно легко, поскольку персонажи его статей и очерков остались практически прежними.
В «СБ» его привел все тот же Андрей Плетнев, который после прихода к государственной власти  топ-менеджеров из Питера, сумел сделать удивительную карьеру, став самым молодым в стране милицейским генералом. И, поскольку Плетнев патронировал «СБ», будучи главным организатором этого учреждения, влияние и потенциал фирмы стали возрастать буквально с каждым днем. А главной звездой «СБ» быстро стал именно обаятельный, всезнающий, умеющий подобрать  отмычку к любому сундуку с секретами и войти в контакт с самыми высокопоставленными лицами обоего пола Максим Полынин.
И все равно дорог Кондакову Макс был иным – он разыскал Анну в каком-то забытом Богом христианском обществе милосердия, где она практически бесплатно работала врачом, и свел ее с Сергеем.
Но Кондаков при первой же встрече с ней ощутил: отчужденность Ани к нему сохранилась, однако чем она, отчужденность сия, объяснялась, он и сам не мог понять, и не сумел добиться от девушки внятного ответа. Между тем Сергей чувствовал – эта хрупкая, стройная, с удивительно милым лицом и большими, доверчивыми глазами девушка явственно тянется к нему, но нечто непонятное тормозит ее порыв.
И тут очередное чудо совершил Макс. Что уж он там Анне наговорил, какие сеансы психотерапии провел, Полынин Сергею не поведал. Но девушка будто  от чего-то освободилась, и  их отношения вдруг резко и неудержимо перешли в состояние, которое можно назвать естественным. А вскоре они оформили законный брак…
- Да Макс наверняка застрял где-нибудь в пробке, ведь вся Москва нынче превратилась в какой-то бестолковый автодром,- небрежно махнул рукой Цагоев. – А как у него идут дела с ивановским проектом?
С этим проектом повышенной  секретности у «СБ» были связаны особые надежды. Поступил заказ – как всегда, через Цагоева – от АО «Ивановские текстильные фабрики» (ИТФ). Те предложили «СБ» пробить в высших инстанциях новую форму одежды для Минобороны, МВД и заодно МЧС. Ношение и пошив  этой новой формы планировалось в течение двадцати пяти лет,  и  потому проект сулил миллиардные прибыли -  в долларах, разумеется. Сейчас в государстве завелись лишние деньжонки, и убедить руководство страны  модернизировать внешний вид своих силовых структур – не выглядело для такой пробивной организации как «СБ» совсем уж непосильной задачей.
Главная проблема была в ином: Полынину при активной поддержке Плетнева требовалось сделать так, чтобы заказ попал именно в руки ивановских ткачей – причем без всякого конкурса, что явно нарушало закон.
Вот Макс вчера и  поехал в Администрацию Президента – проконсультироваться на сей счет, то есть узнать, как такой вариант провернуть, кому и сколько дать, да и вообще выяснить все, что требуется для этого дельца. У него там, в Администрации, было множество всяческих друзей-«консультантов».
Но Максим до сих пор отчего-то не появлялся. Если бы он действительно  попал в пробку, то, конечно же,  позвонил бы Сергею, но от старого приятеля рингтона  до сих пор не последовало.
- Макс работает по этой теме, - скупо сообщил он Цагоеву. Скупо, потому что и сам толком ничего не знал, и набрал домашний номер  Полынина.
Раздались редкие гудки.
Подождав с минуту, Кондаков уже хотел  отключиться и позвонить на мобильник Макса, но в трубке вдруг раздалось негромкое «алло».
Сказано было едва слышно, но Сергей все же определил в голосе собеседника незнакомые ему интонации.
- Мне нужен Максим Полынин, а  с кем я разговариваю? – с предельной, даже можно сказать, непривычной для себя вежливостью осведомился он.
- А вы кто будете, гражданин? – с довольно нахальной  интонацией поинтересовался собеседник.
Мент! – тут же понял Кондаков. Причем мент мелкий, что-то вроде сержанта. С такими совсем по-другому надо разговаривать.
- Я – директор секретной организации Сергей Витальевич Кондаков. Наш очень важный сотрудник Максим Полынин сегодня не явился на службу. – (Именно так: на службу, а не на работу!). – И мы теперь разыскиваем его. Так, что там у вас произошло? Докладывайте по существу дела!
  Оробевший мент некоторое время издавал нечто вроде мычания.
Кондаков знал, что тот не имеет права отвечать на такого рода вопросы, и решил форсировать нажим. 
- Ну!! – прикрикнул на беднягу Сергей. -  Отвечай! Если тебе твоя служба не надоела.
Служба  менту как раз обрыдла до невозможности, но других приемлемых вариантов  трудоустройства у него пока что на горизонте не имелось.
- Так умер он, Полынин этот, - разом выдохнул милиционер и мгновенно услышал рев собеседника:
- Как умер!!?
- Да застрелили его, вот и все дела.

Глава вторая
Кулак блатаря
            
              - Я уже в курсе, - ответил  Плетнев на звонок Сергея с раздражающей Кондакова деловитостью: будто убит не их общий  друг, а какой-нибудь районный махараджа или султан Брунея. – И я тебе вот что скажу: ты в это дело сам не лезь, только дров наломаешь, привык ведь все нахрапом брать. А здесь – дело темное, и нужна ювелирная работа.
- Ты что же, Андрюха, не понимаешь, что застрелен мой самый близкий кореш? И я теперь должен стоять в сторонке и наблюдать за вашими ментами, за их, не к ночи будь сказано, оперативно-следственными мероприятиями?
Слова Кондакова – он это почувствовал – не понравились   генералу.
- А с чего ты взял, что Макс застрелен? – настороженно спросил Плетнев.
- Имею особо конфиденциальные источники информации. - В интонации Сергея сквозила скрытая усмешка: он, естественно, имел в виду разговор с неизвестным ментом.
- Ну, ладно, - после затянувшейся паузы хмуро выдавил Плетнев. – Подъезжай на квартиру Макса: тут разберемся, чем тебе можно помочь. Кстати, - многозначительно добавил Андрей, - не исключено, что в интересах расследования может быть наложен временный арест на все имущество Максима, включая и то, что находится на фирме.  Так что не худо бы позаботиться тебе об этой стороне дела.
И действительно! Ведь в руки следствия может попасть совершенно конфиденциальная информация, что создаст серьезные проблемы и «СБ», и самому Плетневу!
Конечно, Андрей, находясь непосредственно на квартире Максима, сумеет сделать так, чтобы опасные вещдоки были так или иначе нейтрализованы. Но здесь, на фирме, придется поработать ему, Сергею.
Он тут же направился в кабинет покойного ныне Полынина. К счастью, он знал код от его сейфа. Естественно, у приятелей были друг от друга личные секреты, но в служебных делах тайн между ними не имелось.
Он, не разбирая, выгреб оттуда все бумаги, диски и дискеты. Оставил лишь увесистую пачку долларов – это для оперов. 
Потом взгляд его упал на компьютер. Там явно находилась информация весьма деликатного свойства, пусть и в зашифрованном виде. Вся эта информация, понятное дело, могла пригодиться «СБ» и не должна была опять-таки попасть в руки следствию.
Но просто так компьютер не спрячешь. Придут те же опера и первым делом спросят: «А куда это вдруг делся компьютер убиенного лица? Налицо злостное похищение важной улики».
И начнут, начнут рыть – по всей фирме. И допросят всех – до последней уборщицы. И нароют ведь что-нибудь!
- Виктор! – позвал он секретаря. – Загальского ко мне. Срочно!
Загальский был заместителем Полынина и вообще  толковым малым.
- Гена, есть у тебя в отделе какой-нибудь клерк,  у которого  в компьютере не заложено особо секретной информации?
Загальский недоуменно захлопал ресницами.
- На случай обыска надо будет подменить компьютер Макса.
- Есть такой малый! – обрадованно закивал Гена. – Он в последнее время занимается исключительно отслеживанием кадровых изменений в высших эшелонах власти.
- Годится! Возьмите у него этот компьютер и поставьте на стол к Максу. А комп Максима я заберу к себе домой.
- А как же  всякие там отпечатки пальцев? – вновь захлопал ресницами Загальский.
- Ну, на всякий случай, поменяйте у этих компьютеров клавиатуры. Насколько я помню, мы закупали партию совершенно одинаковых машин. Всё, действуйте!
Теперь следовало покопаться в рабочем столе Макса. Ничего особенного  Сергей там не обнаружил, но «ежедневник» забрал.
И вдруг из этого «ежедневника» выпала фотография. На ней оказалась запечатлена девушка, точнее молодая женщина лет под тридцать, вероятно немногим моложе самого Макса. Снимок был неважного качества, сделан, скорее всего,  мобильником, да и носил как будто случайный характер. Шла девушка по улице, оглянулась – тут-то ее и щелкнули.
Но сам факт, что  Макс, известный дамский специалист, хранил это фото, оставлял мало сомнений - между девицей на снимке и Полыниным  созревали или уже существовали достаточно близкие отношения. Тем более что девушка была очень недурна собой, хотя не слишком внятное изображение и строгий  прикид офисной служащей не позволяли в полной мере судить о  достоинствах  ее экстерьера.
Сергей посмотрел на оборот снимка, но нет – никаких записей там не оказалось.
Кондаков уже было засобирался на квартиру Полынина, но вдруг хлопнул себя по лбу: о ком забыл, идиот, - об Анне!
- Петя, зайди ко мне, - позвонил он Грунину.
Тот, на правах старого друга, неспешно ввалился в кабинет директора:
- Есть какие-то идеи по делу Макса?
- Нет, но появятся, когда я посещу его квартиру. Однако проблема сейчас не в этом. – И он достаточно основательно пересказал суть утренних событий, связанных с Анной.
Грунин почесал затылок:
- Ну и дела! И что ты собираешься предпринять?
- Сам понимаешь, я из-за убийства Макса поехать в Швейцарию не могу. Да и ты мне по этому делу здесь, в столице, нужен.
- Так, что ты все же предлагаешь?
- Нужно направить к этим швейцарам двух толковых ребят из твоей группы  – с нюхом сыскарей и навыками боевиков. Они должны разыскать Анну и переправить ее в Москву.
- Для чего надо будет накачать твою жену наркотиками и сунуть ее в багажник автомобиля. Вариант вообще-то реальный, но у меня такое странное чувство, что он тебя не устроит.
Кондаков юмористический настрой коллеги не поддержал:
- Все гораздо проще: как только твои пацаны сообщат Анне о смерти Макса, у них проблем не будет. Она обязательно приедет или на его похороны, или на девятины.
- Похоже, ты прав, господин директор, - после небольшого раздумья согласился Петр. – Макс у Анюты был в большом в авторитете. В отличие, скажем… - Тут Грунин вдруг замолчал.
- В отличие от кого? – с большим подозрением в голосе спросил Кондаков.
- Да неважно…  Так где ее искать? Если конкретно?
Сергей грустно вздохнул:
- Если бы я сам знал! Вообще-то Аня говорила о Цюрихе. Однако о какой клинике шла речь – я без понятия. Но страна эта маленькая. Пусть пацаны задействуют наши консульства, свяжутся с местными детективными агентствами… В общем, они ее найдут – в этом сомнений нет. Самое главное - другое. Как ты понял из моего рассказа, жизни Анны может угрожать серьезная опасность. Во всяком случае, совершенно ясно, что вокруг нее крутятся какие-то подонки. Хорошо бы  взять их за задницу. 
- И?..
- По обстоятельствам. Но вообще за границей трупы на видном месте оставлять не принято.
Инструктивное предписание, по сути, было закончено, но Петр неожиданно продолжил разговор:
- Давно хотел спросить тебя, Серега…
- Спрашивай. Какие проблемы?
- Что тебя связывает с Анной?
- То есть?.. – изумился Кондаков.
- Анна – женщина, вся такая не от мира сего. - Он покрутил рукой в воздухе. - Я бы сказал, одухотворенная женщина. А ты ведь – вахлак вахлаком. Ну и какая между вами может быть связь?
- На первый раз я тебе, пожалуй, в морду не дам. Просто популярно объясню. Наш с Анной союз, - тут Сергей с очень серьезным лицом поднял палец к потолку, - заключен там, на Небесах. Можно сказать, по воле Божией.
Грунин ухмыльнулся и ткнул пальцем в пол:
- А может быть, этот ваш союз заключен там, и санкция на него дана совсем  другим деятелем?
- Ты все-таки, Петруха, в морду хочешь, - печально произнес Кондаков и сделал полшага вперед.
-Эй-эй! – быстро осадил назад Грунин. – Совсем ты, Кондаков, каким-то психом стал:  обычного стёба не воспринимаешь.
И вдруг Сергей  догадался, где может укрываться Анна, но  он решил пока оставить эту свою догадку при себе…

Плетнев встретил приятеля довольно хмуро.
- Иди гляди, - кивнул он куда-то в сторону.
Искать тело старого друга Сергею  долго не пришлось – тот лежал недалеко от входной двери. Кондакова  особенно задела такая деталь  - красивое, с благородным абрисом лицо Макса было настолько  обезображено, видимо, выстрелом в упор, что Сергей не мог на него смотреть без содрогания.
К немалому удивлению Кондакова, неподалеку находился еще один труп: совсем молодой парнишка, причем его-то шишковатая черепушка была в целости и сохранности.
- Что все это значит? – вновь подошел он к Плетневу.
Тот вместо ответа подвел его к высокому человеку в штатском:
- Знакомься: майор МУРа Антон Долгих. Про тебя я Антону уже рассказывал. Майор участвует в официальном следствии, но будет помогать  и в твоем частном расследовании, если таковое тебе столь необходимо.
Долгих с Плетневым были довольно схожи между собой: очень высокого роста, худощавой комплекции, интеллигентные лица, умные и проницательные глаза.
Кондаков отличался от них разительно. При его росте  метр восемьдесят он был ниже них почти на полголовы, но фигура его выглядела куда более атлетично: плечи и шея борца, а бицепсы – штангиста. При этом ни в образованности, ни в природном уме ему  бы никто не отказал, а взгляд его серых глаз будто прошивал собеседника насквозь. О таких людях принято говорить, что они видят на два метра под землей.
- Значит, будем сотрудничать, товарищ майор,- тихо, в соответствии с обстановкой произнес Сергей и протянул руку муровцу.
- Значит, будем, товарищ директор, - приветливо улыбнулся Долгих, неожиданно крепко пожимая протянутую руку.
- Ну, твой гонорар мы еще обсудим, а все накладные расходы я, естественно, беру на себя.
Долгих снова улыбнулся, на этот раз молча.
- Есть ли какие-то предварительные версии? – обратился именно к нему Сергей, поскольку Плетнев, пришедший сюда в генеральском мундире, дабы, видимо, показать, кто в доме хозяин, вдруг куда-то исчез.
- Картина вырисовывается типовая. Твой приятель оказался геем, пригласил к себе мальчика, но вслед за пацаном немедленно ворвались бандиты. Они сразу же расстреляли и хозяина, и его гостя, а потом провели тотальный обыск квартиры и унесли все, что посчитали нужным.
Максим, любимец женщин, - гей!? Сергею сразу же вспомнилось фото красивой женщины, которое хранилось теперь в его бумажнике, но он решил этот козырь приберечь для себя. 
С другой стороны, чужая душа – потемки. Вдруг Максу захотелось поиграть в бисексуала? Чем черт не шутит!?
-  А следы спермы в теле пацана обнаружены?
- Все пока в стадии криминалистического анализа.
Кондаков покачал головой:
- Нет, все равно как-то не складывается… Не похоже на обычный бандитский налет. Зачем подонкам убивать хозяина  квартиры? Они должны были его пытать, чтобы выяснить, где находятся главные ценности.
- Тут могло быть по-всякому. Допустим, Полынин оказал налетчикам активное сопротивление. И что им после этого оставалось делать?
- А для чего тогда контрольный выстрел в голову?
- Это мог быть обычный выстрел в упор в ближнем бою.
- Ладно, подождем результатов всех анализов. Кстати, личность мальчика установили?
- Пока нет.
- И вот еще что… Мобильник похитители тоже забрали?
 - Во всяком случае сотового телефона на месте преступления не обнаружено.
- Но мобильник-то у Макса определенно был. Я думаю, что операторы сотовой связи могут точно сказать, куда звонил и откуда получал звонки в последние дни Максим Полынин.
- Вообще-то это делается по решению суда…
- Майор, - состроил кислую рожу Кондаков, - давай обойдемся без чистоплюйства. – И он сунул в карман пиджака муровца десять купюр по сто долларов. – Действуй, а я пока тут похожу, огляжусь.
Не сказать, что бандиты перевернули квартиру вверх дном - Кондаков не обнаружил никаких серьезных следов шмона. Видимо, налетчики немного пошуровали и быстренько смылись. Даже картины, представлявшие немалую ценность, оказались на месте. Безумно дорогой сервиз из натурального китайского фарфора – тоже целехонек. Что же тогда забрали налетчики? Скорее всего, позарились на ноутбук да прихватили Максимкин мобильник. Ну, возможно, нашли в бумажнике жертвы несколько сотен баксов. В общем,  действовали явно непрофессионалы.
В кабинете Максима он наткнулся на собственный подарок – шахматы из слоновой кости. Макс был большим любителем этой игры, что натолкнуло Сергея на новую мысль.
Тут как раз образовался майор Долгих:
- Есть полный список телефонного обмена Полынина за последние три дня. С фамилиями. Но личности их еще не идентифицированы.
- Дай-ка взглянуть!
Уже первая фамилия – Тутыгин – привела Кондакова в волнение. Теперь ясно, с каким консультантом встречался вчера Макс в Администрации Президента! Вряд ли этот парень причастен к убийству Полынина, но, чтобы там ни было, ивановский проект следует довести до конца.
Он вернул Долгих список:
- Продолжай работу над идентификацией и прими от меня один совет. Этот убитый парнишка - какой-нибудь местный шахматный гений из расположенного поблизости Бауманского сада, где его Максим и подобрал. Сфотографируйте парня и раздайте снимки тамошним завсегдатаям. Положительный результат почти гарантирую. – И, уже находясь на пороге входной двери, Сергей обернулся и, повысив голос, обратился сразу ко всем присутствующим: - Зарубите себе на носу, ребятки: Максим Полынин любил поигрывать в шахматишки, но никогда – слышите!? – никогда он не был педерастом!
 
Из своего «лендкрузера» он сразу позвонил Тутыгину, благо знал номер его мобильника:
- Александр Владимирыч? Приветствую вас. Говорит директор фирмы «СБ» Сергей Виталич Кондаков. С вами вчера имел беседу наш сотрудник Максим Полынин. Вы, наверно, знаете о постигшей нас беде… То есть как?.. Не знаете, и знать не хотите? А ведь наша фирма столько вам…
Клиент разъединился.
Покрутив в руках мобильник, Кондаков пришел к выводу, что перезванивать Тутыгину бесполезно. Тот чересчур напуган убийством Максима Полынина и идущим по этому поводу следствием, которое еще неизвестно, куда выведет. Парень просто боится за свою шкуру и, в общем-то, правильно делает.
Но что тогда делать ему, директору «СБ»? В  Тутыгина вложен не один лимон, и он эти деньги честно отработал. Тут к консультанту Администрации Президента никаких претензий нет. Но сейчас горит ивановский контракт! А вчера Макс наверняка получил от того же Тутыгина всю необходимую информацию по этому делу.
Сергей вновь взялся за мобильник:
- Петруха! Мне нужно знать адреса проживания господина Тутыгина… Ну да, консультанта… Городская квартира и дача… И готовься к операции… Некогда нам его вываживать! Все надо провернуть сегодня же…  Никаких амбалов и навороченных джипов. Возьмешь скромную «шестерочку» и сам сядешь за руль…  Я сказал: один! Я буду с тобой в паре…

- Видишь его черный «мерс»? -  услышал Сергей по рации голос Петра Грунина. Тот сидел за рулем неприметной зеленой «шестерки».
- Наблюдаю. Когда у них рабочий день кончается, не узнал?
- Да буквально через пять минут. Могу еще сообщить, что, по агентурным данным, Тутыгин сегодня поедет не домой, а на дачу.
- Откуда узнал?
- Это тайна следствия, - ухмыльнулся Грунин.
- А все-таки?
- Жену его целый день пасли. От нее информация.
Сергей удовлетворенно хмыкнул: как правило, такая информация - всегда очень надежная.
- А вот и наш клиент! – обрадованно воскликнул Грунин. – Но что я вижу!?
А видел он то же, что и Сергей: Тутыгина сопровождал двухметровый мэн могучего сложения, причем с кобурой на поясе. Вполне очевидно, что, напуганный последними событиями, да и сегодняшним разговором с Кондаковым, консультант решил подстраховаться и нанял телохранителя. Заработанные с помощью «СБ» баксы ему таковую роскошь вполне позволяли.
- И что теперь делать будем, Серега?  Может, поднять  по тревоге группу поддержки?
- Не суетись. По сути ничего не меняется. Просто будем  действовать по слегка измененному плану.
- Ну-ну, - скептически буркнул Грунин.
Они коротко обсудили эти «легкие изменения», а потом долго и нудно ехали через всю Москву, пока наконец не выбрались за пределы МКАД на Дмитровку.
- А чего это интересно у Тутыгина дача не на Рублевке? – меланхолически вопросил Грунин.
- Статусом не вышел наш консультант. Да и на Дмитровке неплохие места.
- Между прочим, мы уже Долгопрудный проехали. Скоро финиш.
- Надо выждать момент, когда  они окажутся в правом ряду. Тогда действуй.
Такой момент пришлось ждать не слишком долго, и зеленая «шестерка» Грунина, резко прибавив в скорости, пошла на обгон «мерса», а потом нагло подрезала его, да так, что иномарка, как ни тормозила, врезалась в задний бампер «жигуля». Из него тут же выскочил Петр, мастерски матеря водителя «мерса», то есть амбала-телохранителя.
Последний тоже вышел на дорогу, причем не говоря ни слова, но вид его был столь грозен, что такое молчание пугало даже больше, чем любая ругань. Все также молча верзила подошел к Грунину, взял его за лацканы пиджака и эдак на полметра поднял над асфальтом. Он довольно долго держал Петра в таком положении, словно раздумывая, куда бы подальше закинуть эту шваль.
Грунин не являлся таким уж слабаком и мог оказать какое ни на есть сопротивление, но по сценарию операции ему полагалось быть предельно пассивным.
Тут рядом заскрипели тормоза «лендкрузера», из которого очень важно, неспешно вышел Кондаков, которого Тутыгин не знал в лицо.
- Что тут происходит? -  лениво, но грозно спросил Сергей.
Амбал, опустив Грунина на асфальт, в свою очередь осведомился:
- А вы кто такой?
- Полковник МВД Симбирцев. - Кондаков достал красные «корочки», каковые у него были на все случаи жизни, и, помахав ими перед носом  амбала, кивнул на его кобуру:
- У вас есть право на ношение оружия?
- Конечно, - с готовностью отозвался бодигард и протянул «полковнику» официальное разрешение.
Кондаков подчеркнуто тщательно просмотрел его и вновь кивнул на кобуру телохранителя:
-  Предъявите, пожалуйста, ваше оружие – мне надо сверить его регистрационный номер.
Амбал немедля достал ПМ и протянул его «полковнику».
Тот слегка приподнял «макарова», вроде как разглядывая его на свет, а потом рукоять пистолета внезапно  вошла в резкое соприкосновение с виском телохранителя. Верзила беззвучно рухнул на асфальт. Из-под содранной кожи возле левого уха сразу же стала сочиться кровь.
Грунин обеспокоенно опустился на колени рядом с поверженным телом:
- Не перестарался ли ты, Серега? Может, он того, насовсем?..
- Обычный солнечный удар, с кем не бывает? – без видимых эмоций заметил Кондаков. - Окажите пострадавшему первую помощь, товарищ Грунин. - И он направился к черному «мерседесу», где в полной прострации после увиденной им жуткой картины сидел консультант Администрации Президента. – Итак, господин Тутыгин, - мрачно произнес Кондаков, поигрывая окровавленным пистолетом телохранителя, - я – директор «СБ», и меня интересует все, что вы рассказали вчера  Максиму Полынину.
- Конечно, конечно, - едва слышно пролепетал консультант.
- У меня всего два вопроса по ивановскому проекту: кому и сколько?
- Да-да, сейчас, -  вроде бы даже приободрился Тутыгин, когда попал в родную стихию. – Записывайте…
- У меня диктофон, - сухо сообщил Кондаков. – На котором, кстати, останется ваш голос.
- Хорошо, хорошо. Итак, в Минфине Андрею Козыреву двести штук.
- Круто, однако, - недовольно буркнул Сергей.
- Такие сейчас расценки, - пожал плечами консультант. – Продолжать?
- Естественно, - и увидев, что рядом с ними стали останавливаться любопытствующие водители, Сергей добавил: - Да поживее!
- МЭРТ - Георгию Ефимкину сто пятьдесят. – И Тутыгин коротко взглянул на Кондакова, ожидая реакции последнего.
- Давай, давай, не тяни!
-Минобороны – Юлии Заславской сто пятьдесят.
- Кто она такая?
- Из финансового управления.
- Дальше!
- МЧС – Федору Артемову сто. МВД – Андрею Плетневу двести.
- Кому? Кому?
- Андрей Плетнев, генерал из МВД. Без него ни один серьезный вопрос в этом ведомстве не решишь.
Вот номер, так номер! Дружище Андрюха, оказывается, из собственного детища денежки сосет. Мало ему и без того самых больших процентов от всех заказов «СБ»!
- Это всё?
- Ну и мне…
Тут здоровенный кулак бывшего главаря рэкетиров врезался в табло консультанта Администрации Президента.
 
Глава третья
Серебряная пуля

- На хрена ты его треснул-то? – недовольно буркнул Грунин. - Нам бы этот штемп еще пригодился.
- Прости, брат, я был не прав. Нервы сдали. Больно рожа у этого чинуши отвратная. Да и вообще меня такие деятели раздражают, потому я с ними и не общаюсь. Но я, однако, не считаю  Тутыгина  потерянным для нас навсегда. Может, оно даже и к лучшему, что так получилось: в следующий раз этот малый посговорчивей будет.
- А кто  теперь  операцию с ивановским заказом проводить станет?
- Загальский, видимо. Он замещал Максима и был в курсе многих его дел. Да и наш друг Плетнев ему поможет: у генерала здесь, оказывается,  двойной интерес. Во всяком случае, не мы с тобой – у нас, мой друг, недостаточное дипломатическое образование. Как были мы вышибалами, так ими и остались.
Прозвучал рингтон на мобильнике Кондакова:
- Это Долгих говорит.
- Привет, Антон. Надеюсь, есть хорошие новости?
- Ну, в общем и целом. Во-первых, подтвердилась твоя версия о пареньке из Бауманского сада. Максим часто там играл, о чем сообщили многие свидетели. И этот пацан, звали его Герман Кошут, - был тамошним завсегдатаем. Он  действительно являлся шахматным вундеркиндом.
- Ну, это для меня, считай, не новость. Продолжай дальше, Антон.
- Тут такое дело… Идентифицирован список абонентов Полынина. В общем-то, ничего интересного, кроме одной фамилии… Скажи, не вела ли в последнее время ваша контора какой-нибудь текстильный проект?
Сергей нахмурился:
- Ты, наверно, парень никогда не слышал о таком понятии, как коммерческая тайна?
Долгих, похоже,  смутился:
- Дело в том, что я проконсультировался по этому вопросу с генералом Плетневым. Он просто слегка намекнул мне, что у «СБ» есть интересы в текстильной сфере.
- Ладно, хватит загадок. Говори прямо, что ты хочешь мне сообщить.
- Так вот, человек, с которым наиболее активно общался Полынин в последние дни – директор по продажам объединения «Московский текстиль».
Вот это ударчик судьбы, ничего не скажешь! Один его друг, Андрей Плетнев, пытается взять двойной гонорар с их общей фирмы, а его ближайший кореш Макс – так просто предатель! Тут уж, как говорится, собаке собачья смерть.
Тем не менее, был уверен Кондаков, расследование надо довести до конца. Если Макс и предал интересы фирмы, кто его все-таки завалил? Кому в данной ситуации выгодна его смерть? Нет, что-то тут опять не клеится.
- Давай установочные данные на этого директора по продажам. Все, что о нем знаешь.
Выслушав досье на директора, Сергей, кажется, понял, в чем тут дело. Но все это надо проверить. Всё.

На следующий день он сидел в «лендкрузере» напротив центрального офиса объединения «Московский текстиль» и ждал, когда закончит свою трудовую деятельность «директор по продажам». Ему теперь полностью была ясна ситуация, но хотелось все же уточнить некоторые нюансы.
И вот она появилась - да, безусловно куда более красивая, чем на фото, выпавшем из Максимкина «ежедневника». Прекрасная осанка, модельная походка, высокая стройная фигура, привлекательное личико. И много чего всякого выдающегося.
Сергей тормознул рядом с ней, когда она шла по тротуару:
- Девушка, куда вас подвезти?
- Извините, я замужем, - последовал сухой ответ.
- Но это ведь не препятствие для небольшого любовного романа, верно, Ирен?
Это имя Сергей выкопал в «ежедневнике» Макса и легко догадался, кого Полынин так называл. Но сейчас Кондаков пожалел, что употребил данный прием – девушка оказалась на грани обморока. Ее зашатало так, что казалось - она того и гляди рухнет на тротуар.
Сергей выскочил из машины и буквально на руках внес ее в салон. Здесь у него была фляжка коньяку, и Кондаков чуть ли не насильно заставил Ирину  сделать глоток, то и дело приговаривая,  что он – друг Максима Полынина.
Наконец девица вроде бы отошла.
- Еще раз повторяю, Ирина, что я друг и коллега Макса, и сейчас расследую его убийство. Я хотел бы задать вам несколько вопросов. Извините, если некоторые из них покажутся вам недостаточно скромными.
- Я вас слушаю, - как-то безропотно, будто попала в руки шантажиста, произнесла она.
- У вас с Максом были сугубо личные отношения?
Она повела на него удивленным миндалевидным оком:
- Я, кажется, вас не совсем понимаю.
- Деловые отношения вас не связывали?
Ирина пожала плечами:
- Мы просто любили друг друга.
- Вашу фотографию я показывал всем соседям Максима, однако никто не припомнил такой девушки, хотя внешность у вас, прямо скажем, запоминающаяся.
- Потому что мы не встречались у Максима: он боялся меня скомпрометировать, ведь мой муж – видный политик.
- Да-да, Аркадий Двинский…  Значит, Макс снимал для ваших встреч квартиру?
- Да.
- Поймите меня правильно, Ирина, - я не только друг Максима, но и бизнесмен, обязанный защищать интересы своей фирмы. Я должен быть полностью уверен, что вас связывали исключительно личные отношения…
- Я все поняла, - перебила она Кондакова, - вы хотите осмотреть эту квартиру.
-Вы не ошиблись.
- Ну что ж, это не так далеко отсюда.
… Да, то было банальное любовное гнездышко для коротких свиданий. Двуспальная кровать, стол, два стула, шкафчик. Вот, пожалуй, и все. Ни холодильника, ни телевизора. Короче, трахнулись и разошлись по своим любящим супругам.
В углу комнаты Сергей приметил с полдюжины пустых бутылок «Метаксы» - действительно излюбленный Максом напиток.
Кондаков открыл шкафчик, обнаружив там сорочку и пару галстуков – да, видел он их на Максиме.
- Присядем на несколько минут, Ирина.
Девушка послушно присела на край стула, плотно сжав колени и прикрыв их руками.
- У вас есть какое-то объяснение смерти Максима?
- Нет. – Она замотала головой, и на ее глаза навернулись слезы.
- То есть вообще никаких версий?
Ирина вновь покачала головой.
- А вот ваш муж… Он, наверно, достаточно ревнив. Вдруг он что-то заподозрил и установил за вами слежку?
- Вы хотите сказать, что мой муж мог заказать Макса?
- Вы сами это сказали…
-  Я бы почувствовала, что он подозревает меня. Но такого ощущения у меня ни разу не возникло.
- И ощущения, что за вами следят, у вас тоже ни разу не возникало?
- Нет.
Кондаков подумал, что он, пожалуй, копает на пустом месте. Девушка могла и не почувствовать профессиональную слежку, но зато Максим Полынин – чересчур опытный конспиратор, у него на все эти «хвосты»  настоящее шестое чувство.
- У меня нет к вам больше вопросов, Ирина. Кроме одного, последнего. На похороны Макса вы придете?
- Я не могу. Если меня вдруг заметят… 
Тут девушка разрыдалась буквально во весь голос, и Сергей подскочил к ней, чтобы как-то ее успокоить. Он стоял перед Ириной, нежно гладя ее волосы и шепча какие-то ласковые слова, о которых и не подозревал, что они есть в его лексиконе.
А она вдруг поднялась со стула, обняла его за плечи и прижалась к нему всем своим теплым и таким чувственным телом.
Сергею стало ясно, что девушка готова на все; более того – это сейчас ей было надо, даже необходимо. И отказать Ирине в  ее желании - просто жестоко.
Но отношения между Сергеем и Анной были такого рода, что исключали возможность его интима с другой женщиной в принципе. На тот момент он и сам не смог бы объяснить, почему так сложилось. Это понимание пришло к нему несколько позже.
А сейчас…
А сейчас они с Ириной, как говорится, расстались друзьями.

- Ты что себе позволяешь, сукин ты сын!? – услышал он по мобильнику голос Плетнева. Генерал позвонил рано утром и начал разговор без всяких там «здравствуй!» или «привет!».
- Ты это о чем? – невинно осведомился Сергей.
- Ты хоть понимаешь, на кого руку поднял? За Тутыгиным стоит вся Администрация Президента!
- Я очень уважаю нашего Президента, да и его Администрацию - тоже. Но, как тебе известно, нет правил без исключений. Впрочем, я уважаю и Тутыгина и готов принести ему свои глубокие извинения, причем в материальном виде. Ведь ему что-то там положено за содействие в ивановском проекте.
- Поздновато спохватился, уважаемый, - сейчас вся Администрация Президента поднята на ноги!
- Ага, и я теперь объявлен в федеральный розыск. Не гони волну, Андрюха, - понтуя, на мне вистов не заработаешь. Единственный, кому Тутыгин пожаловался на меня, так это ты. Больше некому – у меня на Тутыгина восемь чемоданов компромата. И еще одна сумка на колесиках.
Плетнев примолк, очевидно поняв, что взял неверный тон.
- Короче, отгрузишь ему двести тонн, - наконец вынес он свой «приговор».
- Отчего ж не отгрузить, если дело того стоит. Но мы решим этот вопрос так: половина сейчас, половина после положительной резолюции правительства по известному тебе проекту.
- Ладно, хрен с тобой. И еще - Долгих собирается заехать в твой офис: у него есть новости.

- Получены результаты баллистической экспертизы, - объявил майор. – Все выстрелы произведены из одного пистолета ПМ. Кроме контрольного в голову Максима. – И Долгих замолчал, как-то загадочно глядя на Кондакова.
- Значит, все-таки был контрольный выстрел? А ты что-то говорил об обычном выстреле в упор.
- Нет, теперь уже ясно, что был произведен именно контрольный выстрел.
- Интересно, из чего же это следует?
- Пуля, пробившая голову Полынина, была выпущена  из какого-то самопала, переделки из газового оружия иностранного производства. И пуля эта оказалась целиком серебряной, тоже самопальной отливки.
- Я ни хрена не понимаю, - округлил глаза Кондаков.
- Дело в том, что подобные пули применяют для уничтожения нечистой силы. Подчеркиваю, пуля не просто посеребренная – такие заряжают для мелких упырей. А  полностью серебряными пулями охотятся на очень серьезную нечисть, на вампиров каких-нибудь.
Кондаков некоторое время молча смотрел на Долгих в упор, пытаясь убедиться – говорит ли майор всерьез. Тот взгляда не отвел, и было очевидно, что он совсем не шутил.
- То есть ты хочешь сказать, что наш Макс Полынин являлся не иначе как вампиром? – При этом перед внутренним взором Кондакова предстал образ полногрудой Ирины: как-то не очень верилось, что Макс высосал из нее всю кровь.
- Я хочу сказать, что убийца мог считать Полынина нечистью.  Здесь нам придется вернуться к гомосексуальной версии.
- Зачем? Она же полностью опровергнута!
- Да, для нас. Но кто-то мог посчитать, что Макс зазвал мальчика к себе на квартиру совсем не для игры в шахматы. Понимаешь, есть такая секта без определенного названия, членов которой мы, в органах,  именуем ультрагомофобами, или сокращенно угофобами. Так вот, эти угофобы всех геев считают порождением нечистой силы и устраивают за ними настоящую охоту. То есть мы имеем дело с ритуальным убийством.
- А раньше такие убийства были?
- Были.
- Так в чем же дело? Наверняка все эти угофобы есть в ваших картотеках!
- Да, мы их всех уже проверили, но здесь, похоже, действовал какой-то тип, не попадавший ранее в наше поле зрения. Тем более что убийство серебряной пулей совершено впервые. То есть это явно кто-то новенький.
Кондаков вздохнул:
- Не скажу, что твоя версия очень уж убедительна, но за неимением лучшей примем ее за основу. Но, однако, как вы будете вести поиск этого психа?
- По разным направлениям, агентурным например. Но я в основном рассчитываю на Интернет. А, кстати, что там с нашим директором по продажам?
- Там все чисто, Антон. Это направление ваши люди могут закрыть.

В кабинет вошел несколько смущенный секретарь Виктор:
- В приемной девушка сидит, она из социологической службы, из ВЦИОМ. Сказала, что не займет у вас много времени.
- Да на хрен она нужна, Витя! Что, у нас других забот нет?
- Она очень просит, и у нее рекомендательное письмо от управляющего делами российского Правительства. – Виктор положил означенное письмо на стол шефу.
Кондаков взглянул на эту  бумагу, рекомендующую оказывать всяческое содействие Пырьевой Елене Викторовне: типовой бланк, факсимильная подпись – в общем, подделать эту фигню проще простого.
- Так позвать ее? – с надеждой во взоре спросил Виктор.
«Чем-то эта девица сумела его заинтересовать», - заключил Кондаков.
- Ладно, зови, - сжалился он над парнем, который уже пять лет служил ему верой и правдой.
Как только Елена Викторовна вошла, сразу стало ясно, чем она сумела зацепить Витюшу. Это была молодая и в высшей степени оголенная особа: грудь без лифчика, спина глубоко обнажена, короткая юбчонка выглядела мало что прикрывающей формальностью. Видимо, она еще что-то парню и пообещала - вроде приятного совместного вечера.  Но это, в общем-то, не его, Сергея Кондакова, дело.
- Добрый день, Сергей Виталич! – с места в карьер защебетала она и, не спрашивая на то разрешения,  плюхнулась  на мягкий стул, поближе к Кондакову. Его так и обдало жаром здорового девичьего тела.
Ее напор Сергея, однако, не смутил:
- Насколько я понял, вы представляете ВЦИОМ?
- О да! – жарко прошептала она и еще ближе придвинула к Сергею стул.
- Кто ваш куратор?
- Окунев Олег Фомич! – немедленно ответила она так,  будто только и ждала этого вопроса.
- Как ему позвонить?
Убедившись из разговора с господином Окуневым, что Пырьева Елена Викторовна действительно является сотрудником ВЦИОМ, Кондаков милостиво разрешил ей задавать интересующие ее вопросы.
- Наш Центр, Сергей Виталич, сейчас изучает следующую проблему: как адаптировались бывшие детдомовцы к реалиям современной жизни. Вы ведь – бывший детдомовец, верно?
- Верно.
Ее лицо озарила лучезарная улыбка:
- Как это должно быть романтично – жить в детдоме, без нудной родительской опеки! К тому же детдомовское братство – это ведь на всю жизнь, верно?
- Что вас конкретно интересует? – с некоторым уже раздражением спросил девицу Сергей.
Она тут же достала свой блокнотик, и ее сияющее лицо мгновенно обрело серьезный вид.
- Считаете ли вы, что состоялись как личность?
Вопрос показался Кондакову довольно туманным, но он уверенно кивнул.
- Каков ваш наибольший успех в жизни?
- Брак, - не задумываясь, ответил Сергей, на что девица как-то двусмысленно улыбнулась.
- А самая большая неудача?
- Потеря друга, - печально ответил он.
- Вас устраивает ваша работа?
- Да.
- А какие у вас есть интересы в жизни помимо работы?
- Хм… Боюсь, что других интересов, девушка, у меня нет.
- Как вы относитесь к свободной любви?
- Отрицательно.
- И вы ни разу не изменяли  жене?
- Нет!
Девица с большим подозрением посмотрела на него, но сделала пометку в  блокноте.
- Как вы относитесь к однополым бракам?
- То есть между мужчинами?
- Ну и женщинами.
- Поверьте мне, Елена Викторовна, - очень серьезно сказал Кондаков, - добром они не кончаются.
- Есть у вас дети?
- Нет.
- Но вы хотите их иметь?
- О да!
- Сколько?
Да хотя бы одного, подумалось Сергею, но какой-либо ответ он дать не успел: раздалась трель внутреннего телефона.
- Серега, - послышался голос Грунина, - наши ребята никак не могут вылететь в Швейцарию: проблемы с визами.
Этого только не хватало! Наскоро выпроводив девицу, он вызвал Грунина к себе.
Тот вошел в кабинет, широко улыбаясь.
- Чего лыбишься? Только что себя в зеркале увидел?
- Да вот встретил кое-кого  в дверях… И у тебя, значит, эта телочка интервью брала? Хотелось бы мне с ней подольше пообщаться, но в другое время и в другом месте.
 - Мне думается, что и на другую тему. Но хватит об этом. Визы я пробью сегодня же. Кто полетит?
- Кеша Комаров и Ваня Овечкин.
- Как у них с языками?
- Оба не раз были за кордоном и свободно владеют разговорным английским.
- Для Швейцарии одного английского может быть недостаточно.
- Кеша еще и прилично  шпрехает.
- Это уже лучше. Ну что ж, подходящие кандидатуры, вызови их немедленно ко мне.
Вошли два добрых молодца под метр девяносто, но было видно, что это – не обычные качки: больно глаза сообразительные.
К данному моменту Кондаков уже переосмыслил задачу, которую должны были решить эти ребята. Он уже понял, что Анну им найти не удастся. Поначалу Сергей не хотел говорить об этом  своим посланцам, дабы не расслаблять их – пусть пошуруют по всей стране в поте лица, вдруг да что выгорит. Но теперь он решил дать им вполне реальное и конкретное задание.
- Вот что, пацаны, то, что ранее вам, с моих слов, говорил Грунин, - задача для вас неподъемная. Я практически не сомневаюсь, что Анна сейчас находится в стенах какого-нибудь монастыря, и, естественно, вам до нее не добраться. Попытайтесь, конечно, по ходу дела установить ее местонахождение, но думаю, что это не очень реально. Соответственно меняется вектор ваших усилий. Необходимо, в первую очередь, установить клинику, где она делала аборт. Второе. Нет сомнений – кто-то наблюдал за ее пребыванием в этой клинике. Надо установить данное лицо.  Сейчас это самое главное. Скорее всего, вам необходимо будет связаться с местными детективными агентствами. Бабок не жалейте. В банке Цюриха на каждого из вас будет открыт счет на пятьсот тысяч евро. Вопросы?
- Вы думаете, что наблюдал за Анной в клинике кто-то из русских? – осведомился Кеша.
- Если так, то ваша задача была бы слишком простенькой. Но вряд ли наш клиент – такой идиот. Думаю, был подкуплен кто-то из персонала клиники, и скорее всего – через местное детективное агентство. Конечно, ребята вы смышленые, но вопрос здесь должны решить не столько мозги, сколько деньги. Швейцарцы, как все европейцы, - люди жадные, и их детективы исключением не являются. Теперь все понятно?
- Не совсем, - упрямо мотнул головой Ваня. – А если мы это лицо установим?
- Никакой самодеятельности! Немедленно сообщите мне по телефону. Тогда получите от меня дополнительные инструкции. Если больше вопросов нет, идите готовьтесь к отъезду. Вылететь необходимо сегодня же. Номер рейса я сообщу позже.
Когда ребята ушли, Грунин предложил:
- Почему бы не пробить списки всех вылетавших в Швейцарию за последние, скажем, десять дней? Вдруг да встретится знакомая фамилия.
- Сделай это, Петруха, - может, нам и повезет. Но на самом деле у меня уже сложилось стойкое ощущение, что мы имеем дело с каким-то изощренным подонком, который все рассчитал и все подчистил. Сейчас ведь даже ликвидацию можно заказать через Интернет. Боюсь, что примерно таким же образом действовал и наш общий друг.
- Но зачем ему все это надо?
- Он мне мстит, Петруха. Мстит, но я не могу понять, за какие грехи.
- А что у нас по делу Макса?
- Там вообще какой-то бред. Следствие считает, что его застрелили серебряной пулей, как, мол, возможного гомика.
- Действительно, настоящая херовина … А ты сам-то что думаешь по этому поводу?
- У меня нет ни одной мало-мальски приемлемой версии. Для меня ясно только одно – совершенно непонятно чей, но это заказ. Обычной уголовщиной тут и не пахнет, а эта несчастная серебряная пуля – просто для запудривания мозгов.  Ты знаешь, в  «ежедневнике» Макса я неожиданно прочел: мол, когда его будут хоронить, он хотел бы, чтобы игрался «Реквием» Моцарта. Как известно, кто-то заказал этот «Реквием» композитору, после чего исчез. То есть до сих пор никто не знает заказчика «Реквиема». Но мы нашего заказчика  установим. Обязательно установим! – И Кондаков хлопнул кулаком по столу.

В конце дня он вызвал к себе Загальского:
- Гена, что тебе известно об ивановском проекте?
- Немного, Сергей Виталич. Макс предпочитал работать один.
- А он вообще с тобой  прорабатывал реализацию хоть каких-нибудь проектов?
- Только уже на конечной стадии, когда все было практически решено. За мной оставалась техническая сторона – кому, в каком месте, в какой валюте…
Кондаков призадумался: похоже, ивановский проект проваливался. Впрочем, был еще Андрей Плетнев, да и Гена Загальский достаточно шустрый малый, чтобы быстро разобраться в ситуации.
Он протянул Загальскому кассету с показаниями «консультанта»:
- Здесь информация от Александра Владимирыча Тутыгина, который работает в Администрации Президента. Отсюда ты поймешь, как и что. Но платить будешь только из половины. Вторая часть – когда дело будет сделано. И еще - у нас с Александром Владимирычем был небольшой инцидент. Позвонишь ему и извинишься от моего лица. Скажи, что хотел бы с ним встретиться, дабы исчерпать конфликт. Заплатишь ему, сколько скажет, но тоже из половины. Попроси его о дополнительных консультациях.  У тебя, кстати, есть прямой выход на генерала Плетнева?
- Да, мы с ним встречались… по финансовым делам.
- Обязательно и с ним проконсультируйся. Этому придется заплатить сразу сто процентов.
Загальский понятливо кивнул.
- Тут есть еще один проект… Не очень он мне нравится… Но проект исходит от всеми нами уважаемого Руслана Ахмедовича Цагоева. Подойди к нему, поболтай по этому вопросу. Вот, пожалуй, и все.

Ночью его разбудил звонок Долгих:
- В своей квартире найден мертвым, с огнестрельными ранениями, Петр Грунин. Пока неизвестно точно, но очень похоже на то, что контрольный выстрел в голову был произведен серебряной пулей.

Глава четвертая
Можно ли все-таки переспать с директором по продажам?

Он, конечно, немедленно выехал на квартиру к Петрухе  Грунину. На душе было гнусно, но голова работала ясно и четко. Жалко, конечно, ребят – и Макса, и Петра. Но  директор «СБ» все более утверждался в мысли, что главной жертвой таинственного инфернала является именно он, Сергей Кондаков. Некто в черном с явным наслаждением методично уничтожает и его семейную жизнь, и его лучших друзей, и его бизнес. Прежде чем уничтожить его самого. И он, бывший уголовный авторитет и руководитель могущественной фирмы, ничего с этим поделать не может.
На квартире Грунина Сергей встретил до боли знакомую картину: сам Петр с окровавленной головой и аккуратно пристреленный мальчик лет пятнадцати.
У Долгих вид был почти победный:
- Ну вот, наша версия подтверждается. Некий неизвестный угофоб продолжает работать в том же духе. Грунин приглашает домой пацана для теперь уже совершенно ясных целей и получает серебряную пулю в голову.
Кондаков окатил Долгих презрительно-равнодушным взглядом:
- И тебя даже не удивляет, майор, что отстреливают только моих людей? Неужели в Москве гомиков мало! Грунин, кстати, таковым и не был – у него имелась постоянная женщина. Этого же несчастного малолетнего педерастика принесли в жертву не иначе только для того, чтобы поддержать твою дурацкую версию. Совершенно ясно, что убийца привел его с собой.
Долгих, похоже, растерялся:
- Но вообще-то уже установлено, что убитый молодой человек – известная в Москве проститутка.
- Вот именно! Поэтому его и прихватили на дело.
- Но почему Грунин открыл дверь убийце?
- Да все очень просто – тот ожидал Петра площадкой выше. И как только он открыл дверь… - И Кондаков безнадежно махнул рукой.
Сергей прошелся по квартире Грунина: опять та же история – прихватили ноутбук да мобильник.
Долгих подошел к Кондакову с несколько виноватым видом:
- Ну хорошо, а если мы рассмотрим другую версию?
- Какую? – вздохнул Сергей.
- Борьба за власть в вашем «СБ».
- Понятно, ты намекаешь на Цагоева.
- Именно! Хотя в случае с Максом у него стопроцентное алиби – я уже проверил. Насчет Грунина пока проверить, естественно, не успел. Но в любом случае он всегда мог нанять киллера.
- А что у тебя еще есть на Цагоева, кроме ничем не обоснованного подозрения?
- Я покопался в его биографии – она довольно темная. Он из репрессированной семьи. Его отец – видный конструктор авиадвигателей Талгатов. Однако Цагоев взял фамилию матери…
- Да так поступали почти все, у кого были репрессированы отцы! Что тут криминального?
Долгих пропустил эту реплику мимо ушей.
- Потом он участвовал в правозащитном движении, но почему-то ушел в бизнес. Это выглядит как-то странно…
- Да что тут странного!? Правозащитный рынок финансово очень слаб, зависит в основном от подачек с Запада. Много ли тут заработаешь? А Руслан Цагоев – мужчина, в котором течет кавказская кровь. Такие приучены делать бабки сызмальства. Вот он этим сейчас и занимается, и очень успешно. На хрена ему теперь приключения на собственную задницу! Ведь, принимаясь за ликвидации, он может потерять вообще все, включая собственную жизнь!
Майор развел руками и замолчал.
- Я тут вспомнил одну вещь, - задумчиво произнес Сергей. – У меня вчера была девица из ВЦИОМ, она же приходила к Петру, соцопрос производила. И вдруг в тот же день его убивают… У меня где-то визиточка ее осталась, и телефончик ее куратора имеется. Надо бы всю эту информацию всерьез проверить…

Утром засуетилась вся оперативно-следственная группа, когда выяснилось, что  ни Олег Окунев, ни Елена Пырьева во ВЦИОМ не числятся и  внештатно к работе данной организацией не привлекались. А номер телефона, по которому  Кондаков говорил с «куратором», принадлежал некоему НИИ, который больше напоминал грязный заброшенный сарай, где давно никто ни за что не отвечал.
В файлах МВД  снимка «Пырьевой» не обнаружили – значит, ранее девица под судом или следствием не была. На нее сделали фоторобот, который распространили и развесили в специально предназначенных для этого местах и раздали сексотам.
Соответственно появилась новая версия убийства Грунина: видимо, девица договорилась с ним провести вечер у него на квартире, и он открыл дверь на ее звонок. После чего «Лена» втихаря запустила убийцу.
Криминалисты также установили по следам на полу, использованному оружию и некоторым другим деталям, что убийцей Полынина и Грунина был, скорее всего, один и тот же человек.
И тем не менее с лица Кондакова не сходило угрюмое выражение: он считал, что расследование в целом топчется на месте. Да и из  Швейцарии не было никаких мало-мальски позитивных известий.

В середине рабочего дня Сергею вдруг захотелось слегка расслабиться, и он решил пойти прогуляться и выпить кружечку пива в открытом кафе.
Едва он сделал несколько шагов по тротуару, как рядом с ним притормозила шикарная красная «феррари». Пассажирская дверь приоткрылась, и из глубины салона раздался отдаленно знакомый женский голос:
- Молодой человек, куда вас подвезти?
Слегка оторопевший Кондаков остановился и заглянул внутрь салона. За рулем сидела сказочно прекрасная Ирина Двинская, в открытом красном платье под цвет своей машины, в красных же туфлях, больших рубиновых серьгах и коралловом ожерелье. Картина, что и говорить, была впечатляющая.
- Простите, но я женат, - улыбнулся он.
- Но это ведь не препятствие для небольшого любовного романа, верно, Серж? – С точностью до наоборот она продублировала тот, первый, их диалог.
Не совсем, а вернее, совсем не понимая, что стоит за этой ее игрой, Сергей, однако, решил – он ничего не потеряет, если примет приглашение девушки. И тут он заметил небольшую вмятину на заднем бампере.
- Чего ж не отремонтируете?
- Так надо. Это – на счастье.
Сергей подивился женским причудам и молча загрузился в салон.
- Куда поедем? – спросила она, сразу же стартанув, как на «Формуле-1».
- С чего бы, однако, такая раскованность? – в свою очередь осведомился он. – Разве вы уже не боитесь скомпрометировать своего мужа, видного политика?
- Нет, не боюсь.
- Удивительно, как быстро изменилась ситуация за какие-то сорок восемь часов.
- Ситуация действительно изменилась, причем кардинально. До вчерашнего дня у меня с мужем действовал брачный контракт, по которому, в случае моей измены, я оставалась бы нищей. Ну а в случае его адюльтера я получала значительные преференции. Вчера мне здорово повезло: я застукала его прямо в постели с одной журналисточкой. Причем со мной оказались две мои подруги. То есть два свидетеля.
- И это, конечно, произошло совершенно случайно, - усмехнулся Кондаков.
- Ну, скажем так: была проделана определенная подготовительная работа. Чтобы не поднимать большого шума, мужу пришлось пойти на пересмотр контракта на моих условиях. Я, например, могу в любой момент развестись с ним и при этом остаться до конца жизни обеспеченной женщиной. Кроме того, я получила солидные отступные наличными.
- Ну что ж, я полагаю, это была неплохо проведенная операция, - вполне серьезно заметил Кондаков. – Остается только вас поздравить. И теперь-то вы, конечно, сможете прийти на проводы Макса.
- Да будет вам! – Она еще глубже вдавила туфельку в педаль акселератора. – Нет смысла провожать то, чего нет. Макс - это уже прошлое. Хотя и, не буду  скрывать, прекрасное прошлое.   
- Думаю, и такая философия имеет право на существование. А теперь скажите, Ирина, зачем я вам нужен?
- Однако… Хорошенький вопрос для мужчины, находящегося наедине с женщиной. – Она немного помолчала. – Мне не дает покоя тот случай… Когда мы оказались наедине в съемной квартире… Мне было очень плохо, и мне страстно хотелось сочувствия и любви. И вы просто не могли этого не видеть! И все-таки вы ушли… Неужели я в тот момент была настолько  противна?
- Я бы так не сказал: вы были очень милы. Но, как я уже объяснил вам, - я женат.
Она резко замедлила ход.
- Вот посмотрите на меня, посмотрите внимательно, в целом и, так сказать, по отдельным позициям. Неужели я уступаю вашей супруге как женщина? – И в ее миндалевидных с поволокой глазах застыл немой упрек.
- Нет, Ирина, вы несомненно красивее моей Анны, - честно ответил он.
- Тогда в чем же дело, черт побери!?
- Понимаете, Анну на самом деле в чисто телесном смысле и невозможно с кем-то сравнивать. Она как бы из другого мира.
- Из другого мира, - скривила красивые пухлые губы Ирина. – И вы хотите сказать, что в принципе не можете изменить ей? Ну, например, провести ночь со мной?
Кондаков вздохнул:
- Вы действительно очень красивая женщина, Ирина. Но то, что вы предлагаете, невозможно. Это будет нечто вроде предательства по отношению к Анне.
Двинская стукнула рукой по «баранке»:
- Ты знаешь, на что способна отвергнутая женщина?! На самые страшные поступки, Серж. Но я сделаю по-другому. Что-то не так у вас с Анной. Что-то ненормальное. И я выясню, в чем тут дело. У меня очень хорошие связи во многих  структурах, которые принято называть компетентными. Поэтому жди меня с новостями. И, может быть, очень неожиданными новостями. – Она сердито замолчала и продолжила лишь в тот момент, когда они подъехали к офису «СБ»: -  Надеюсь, на прощание ты поцелуешь меня хотя бы в щечку, Серж? В качестве утешительного приза.
Сергей, поколебавшись, прижался губами к ее щеке, на самом деле с удовольствием вдыхая исходящий от этой женщины аромат.
- Спасибо, мой мальчик, - Двинская нежно потрепала его по щеке, - и до скорого свидания.

Эта встреча произвела определенное впечатление на Кондакова, и, вернувшись в офис, он призадумался, пытаясь разобраться в своих ощущениях. И дело тут было, конечно, не в невнятных угрозах Ирины, на которые Сергей не обратил никакого внимания.
Что он знал совершенно точно - это то, для чего ему нужна любовь именно Анны.
Живя в почти идеальном интернате, Сергей был отрезан от реального мира и воспитывался на книгах, где описывались высоконравственные отношения между людьми, и столь же высокие моральные постулаты проповедовали наставники детдома.   Но, как выяснилось из его последующего жизненного  опыта, весь мир – сплошное дерьмо и зверство, и он сам, Сергей Кондаков,   вынужден был принять законы этого мира, то есть тоже оказался подонком и мразью. По большому счету, аналогичным образом можно охарактеризовать и всех его друзей, включая даже погибшего Максима Полынина.
А вот Анна  - точно не мразь. Она осталась все той же детдомовской, наивной и доверчивой, девочкой, предельно чуткой ко всем болящим и страждущим на Земле. И это  ощущалось в каждом ее поступке, да и во внешнем облике. Ощущалось не только Сергеем, но и практически всеми, кто ее знал. И вот именно она, единственная в этом проклятом мире немразь, его по-настоящему любит. И только  такая удивительная ее любовь давала возможность Кондакову ощущать себя не только дерьмом и зверем, но и хоть немного человеком.   
И опять-таки это понимали или чувствовали все окружающие и по-настоящему завидовали ему: почему так – все живут в каком-то зверином мире, а Кондаков без видимых на то оснований удостоился чести стать человеком?  Это чувство зависти  было четко продемонстрировано в памятном разговоре с покойным ныне Петрухой Груниным. Шутливом вроде бы разговоре…
С этим все ясно, и ясно давно – вопрос в другом. Только что у него была встреча с одной из самых красивых женщин, каких он только видел в жизни. Да, может быть, вообще самой красивой.  Мало того – готовой пойти с ним на бескомпромиссный, стопроцентный секс, причем не обставленный никакими условиями. А он? Разве он не чувствовал к Ирине ясного и вполне конкретного влечения? Разве мысленно  не рисовал самые что ни на есть развратные картины, героиней которых была эта роскошная женщина? И разве нельзя совместить интим с Ириной и любовные отношения с Анной? Но он все же ответил «нет». Почему?
Видимо, ведя разговор с Ириной, Сергей все время вспоминал о той холодности, которая стала исходить от Анны, когда она увидела его слишком эффектную секретаршу. При всей своей идеальности Анюта оставалась вполне земной женщиной…
У Ирины с мужем был брачный договор, по которому, в случае ее адюльтера, она шла по миру. Двинская очень боялась нарушить этот контракт, хотя временами все равно рисковала –  слишком сильна была энергетика ее плоти, которая требовала постоянной разрядки.
По сути, у Сергея с Анной был тоже, только неформальный, брачный договор. И так же, как Ирина, Кондаков боялся его нарушить. Только Ирочка рисковала лишиться виллы на берегу Французской Ривьеры, а Сергей, в случае ухода Анны, терял способность оставаться человеком.
Всё, с этим он разобрался.

В его кабинете нарисовался Гена Загальский с довольно-таки унылой физией.
- Проблемы с Тутыгиным? – сразу  же догадался Кондаков.
- Именно, Сергей Виталич.
- Давай подробности.
- Консультант лежит в хирургическом отделении Кремлевки. У него сломаны нос и лицевая кость.
- Нда… И ты хочешь сказать, что он – отрезанный ломоть? Нам уже ничем не поможет?
- Вообще-то мне удалось с ним переговорить. Как я понял, от сотрудничества с нами он категорически не отказывается. Но Тутыгин требует миллион долларов в качестве моральной компенсации за побои. Плюс ко всему ему, в связи с нанесенными повреждениями, вроде как необходима пластическая операция, и он опять-таки требует, чтобы мы ее оплатили.
- Да, парень хочет иметь сатисфакцию по полной программе. А сколько стоит эта самая пластическая операция?
- Он еще не знает. Но говорит, сколько б ни стоила…
- Наломал я, однако, дров, - без видимого сожаления заметил Кондаков. Он соединился по селектору с Цагоевым: - Руслан Ахмедыч, напомни мне: что мы имеем с ивановской операции?
  - Это зависит от того, какой контракт ИТФ в конце концов получат. Если у них будет заказ на пошив одежды для всех трех ведомств – Минобороны, МВД  и МЧС, то пятьдесят миллионов.
- Всего-то?  Я без всякой калькуляции скажу, что эту сумму мы должны получить только за один контракт с Минобороны.
- Да, можно добиться от ивановцев и большего, но тогда наш гонорар мы будем получать с большой рассрочкой. А тут пятьдесят лимонов зелеными сразу.
- Мне не нравятся такие условия, Руслан Ахмедыч. Накладные расходы ИТФ нам не оплачивают, а они очень велики. Следует пересмотреть условия договора.
- Хорошо, я над этим поработаю. Я, кстати, хотел бы к тебе зайти.
- Заходи хоть сейчас. – Он обернулся к Загальскому. – Боюсь, что без Тутыгина нам не обойтись: он тут главный капельмейстер.   Навести его еще раз и скажи, что мы согласны на все его условия.
Едва закрылась дверь за Загальским, тут же объявился Цагоев, и тоже с невеселой физиономией:
- Так, что у нас с «Кавказом», Сережа? Ко мне тут Гена Загальский заходил, - он кивнул в сторону закрывшейся  двери, - похоже, у него вообще никаких идей по этому делу нет.
- Да, проблемы у нас с «Кавказом», и ты сам знаешь, почему: погиб Макс Полынин.
- А генерал Плетнев? Неужели он ничем тут не поможет?
- Генерал Плетнев, конечно, великий человек, но не Господь Бог. А тут, похоже, требуется именно божественное вмешательство.
Цагоев  помрачнел еще больше:
- Так, значит, дело безнадежно?
Кондакову  стало жаль своего коллегу. Конечно, далеко не все заказы фирма «СБ» могла выполнить, и никто из этого трагедии не делал: в целом прибыль продолжала оставаться на стабильно высоком уровне. Но здесь – случай особый. Сергей знал, что отец Цагоева был родом как раз из той южной республики, которую представлял «Кавказ». Потому-то руководители этого футбольного клуба обратились именно к Цагоеву в надежде на поддержку земляка. И тот не смог им отказать, хотя, наверно, понимал, что восстановить «Кавказ» в премьер-лиге уже в следующем сезоне  без всяких на то спортивных оснований фактически невозможно. Трудно даже сказать, на что надеялся Цагоев – если только на чудо. Так или иначе, он наверняка дал слово  землякам, что поможет «Кавказу», а теперь Руслан Ахмедович в глазах своих южных друзей будет выглядеть пустым болтуном, то есть не мужчиной. А что может быть позорнее, что может быть страшнее для кавказского человека?
- Ладно, Ахмедыч, иди: что-нибудь придумаем.
В голове у Кондакова и впрямь забрезжила одна идея.
Конечно, тут действительно необходимо вмешательство на уровне божественного. Например, если бы в федерацию футбола с просьбой восстановить «Кавказ» в премьер-лиге обратился руководитель Администрации Президента.
Но этот руководитель – человек новый, только что назначенный, подходов к нему никаких нет. Да и, по отзывам, он крайне осторожен и не слишком общителен по своему характеру.
Однако именно комбинация всех этих факторов – лишний раз к такому человеку с вопросами не полезешь! - давала возможность совершить Кондакову авантюрный ход.
- Веню ко мне! – приказал он секретарю.
Этот Веня был стилистом. Но не тем стилистом, что ставит прикид и макияж всяким там примадоннам. Веня в совершенстве владел различными литературными стилями и мог один к одному воспроизвести слог любого пишущего человека.
- Мне нужно письмо от имени нового руководителя Администрации Президента, - сказал Кондаков явившемуся по его приказу стилисту.
Тот кивнул:
- Есть у меня образцы его циркуляров. Излагайте суть, Сергей Виталич.
- Письмо президенту российской федерации футбола. Тезисно оно должно выглядеть так. Из-за того, что бедная финансовыми ресурсами республика не смогла содержать свой клуб «Кавказ», он вылетел из премьер-лиги. Наверно, это правильно по каким-то процессуальным нормам. Но здесь нельзя не учитывать социально-политической ситуации на Кавказе. Массовая безработица и отсутствие культурной инфраструктуры  не дают возможности населению, особенно молодежи, достойно проводить свободное время, что является основным фактором  ухудшения криминальной обстановки в регионе. И тут футбольный клуб «Кавказ» выполнял важную социальную функцию, собирая массы народа на свои матчи  и отталкивая их таким образом от криминальной среды, а также своей игрой создавая в республике положительный эмоциональный фон.  Что может произойти теперь, когда «Кавказ» покинул премьер-лигу? Легко себе представить отрицательные последствия такого положения дел. Насколько нам известно, сейчас финансовое состояние клуба «Кавказ» не вызывает нареканий: нашлись спонсоры, благородные и ответственные люди, понимающие, как важна для социальной стабильности в республике эта команда. А значит, и те причины, по которым «Кавказ» покинул премьер-лигу, более не существуют. Нам представляется политически очень важным, чтобы футбольный клуб «Кавказ» был восстановлен в премьер-лиге уже в следующем сезоне. Мы также полагаем, что формальную возможность для этого достаточно легко изыскать. Вы, конечно, понимаете, что Администрация Президента не может давать никаких указаний общественной организации, каковой является ваша федерация. Поэтому просим расценивать наше письмо как пожелание и считать его абсолютно конфиденциальным документом. Какие-либо ссылки на него или упоминание о нем недопустимы.  Всё. Готовь текст.
- Текст заделаем по всей форме, Сергей Виталич. Но вы уверены, что он покатит? Ведь федерация может легко  проверить достоверность письма.
- Ей не до того будет, Веня. Получив такой текст от такого лица, все руководство федерации тут же в штаны наложит. Не пройдет и недели, как будет принято положительное решение. Ну а если случится прокол, то,  что мы теряем? На нас выйти никак не смогут, если только это письмо не завизирую я лично. Но уверяю тебя, я этого делать совсем не собираюсь.
Веня хмыкнул и отправился исполнять свой служебный долг, но услышал в спину:
- Позови ко мне Гошу.
Вскоре явился этот самый Гоша, главный специалист по подделке документов.
Кондаков  сформулировал ему задачу, добавив под конец:
- Письмо пусть доставит посыльный, который должен быть снабжен специальной тетрадью в твердом переплете в цветах государственного флага с логотипом Администрация Президента Российской Федерации. Посыльный потребует, чтобы то лицо, которое получило это письмо, в той самой тетради расписалось. Причем  подпись должна быть разборчивой.
Вполне довольный делом своих рук, Кондаков решил пока более ни о чем не задумываться, пустив мысли в свободный полет. Полет продолжался недолго, поскольку был прерван звонком на мобильник.
Потревожил Сергея майор Долгих:
- Один из моих сексотов обнаружил ее!
- Кого? – лениво осведомился Кондаков, отчасти все еще  находящийся в стадии воздухоплавания.
- Ну эту… Пырьеву.
- Каким образом? – встрепенулся Сергей.
- Он традиционно прочесывает центральные магазины Москвы, в одном из них мой осведомитель ее и обнаружил. И любезно проводил до дома. Но она об этом, естественно, не ведала. Сергей, мы теперь знаем ее адрес!
- Кто еще обо всем этом знает? – взволнованно спросил Кондаков.
- Пока никто.
- Надо, чтоб никто и не узнал. За мной, сам понимаешь, не заржавеет. Когда он довел ее до дома?
- Да час назад.
- Я еду к ней.
- Один?
- Ну если только ты составишь мне компанию.
- Всегда!
Кондаков открыл сейф и достал двадцатизарядный пистолет Стечкина.

Глава пятая
Допрос «социолога»

Они ехали вдвоем в «лендкрузере» Кондакова.
- Я тут успел навести кое-какие справки, - сказал Долгих, заглядывая в помятую бумажку.
- Есть что-нибудь стоящее?
- Пожалуй. По интересующему нас адресу прописаны два человека. В частности Елена Пырьева.
- Что это может значить? – ошарашенно спросил Кондаков. - Она что, шла на дело под своей фамилией?
- Похоже на то, - пожал плечами майор.
- Человек участвует в подготовке  ликвидации под собственным именем! Никогда о таком не слыхивал. А кто еще там прописан?
- Дементий Пырьев. Это ее муж. Он будто бы работает программистом в компьютерной фирме «Контест». По какому месту работы числится Елена Пырьева, на данный момент установить не удалось.
- Я так понимаю, ваша оперативно-следственная бригада даже не искала  Пырьеву под ее собственным именем.
- Почему же? Такая проверка производится просто автоматически. Однако времени с момента преступления прошло слишком мало, а этих Елен Пырьевых в стране, да и в Москве наверняка целая прорва. Но, конечно, на такой вариант мы рассчитывали менее всего.
- Да, очень странно все это. Даже если наша красна девица вовсе не Елена Пырьева, а лишь имеет документы на данное имя, то все равно она здорово подставляется – ведь «социолог» зарегистрирована по месту жительства под этим именем официально!
- Скоро мы все узнаем, - сказал Долгих, вынимая из кобуры табельный ПМ и перекладывая его в карман пиджака. – Тормози, вот ее дом.
Загнав «лендкрузер» в соседний двор, Кондаков взглянул на часы:
- Восемь вечера. Интересно, пришел ли с работы ее муж, если он, конечно, вообще работает.
- Еще более интересно: не смылась ли куда-нибудь наша фигурантка. Но это мы сейчас установим. - Долгих достал мобильник и задал несколько вопросов неведомому лицу. – Фигурантка на месте, в квартиру никто не входил, - объявил он.
- Ну да, - усмехнулся Сергей, - ведь твой сексот остался держать квартиру под наблюдением. Я как-то даже не подумал о таком простом варианте. На каком этаже живет эта Пырьева?
- На втором. Думаешь, как попасть в ее квартиру? В принципе можно привлечь участкового.
- Бог с тобой, Антон! Ты бы еще предложил ОМОН пригласить. Мы должны ее захватить и допросить, что называется, с пристрастием. Здесь лишние глаза и уши нам ни к чему. Я вообще никому не могу доверять в этом деле, включая, уж извини меня, и вашей оперативно-следственной бригаде.
- Тогда что? Ждем ее мужа?
- А может, он уже в квартире? Пришел туда еще раньше супруги. Машина у этой бабы есть?
Майор опять заглянул в свою помятую бумажку:
- На нее зарегистрирована голубая «ниссан-алмера». Но вообще-то по магазинам девица ходила пешком. Впрочем, по всем этим супермаркетам она болталась поблизости от своего дома.
- Тогда пошли прогуляемся: есть вариант, что ее тачка торчит под окнами ее квартиры.
Им повезло: голубая «алмера» с соответствующими номерами стояла именно там, где они надеялись ее найти.
- Ну что, Антон, сумеешь сыграть роль угонщика?
- Вообще-то ты предлагаешь неоднозначный вариант, - покачал головой муровец. -  Ты рассчитываешь, что девица, услышав вой сигнализации, выбежит из квартиры, но она может выскочить на свой балкон – вон он! - и просто поднять хай. Тут же понабегут всякие мужики и наверняка набьют мне морду.
- Может быть и такое, если долго возиться с машиной. Угонять тачку надо быстро. Но я вижу, ты в этом деле не спец. Придется мне вспомнить кое-что из старых трюков. Ну а ты зайдешь в квартиру. Держи бабу под прицелом, пока я не появлюсь. И не веди с ней никаких разговоров – такие, как она, очень быстро могут засрать человеку мозги. Твоего имени и твоей должности при ней не называем – так, на всякий случай.
На том и порешили: Долгих вошел в подъезд, а Кондаков, выждав пару минут, достал отмычку и принялся вскрывать автомобильный замок. Пронзительный вой сирены раздался незамедлительно.
Как и предсказывал майор, хозяйка «алмеры» выскочила на балкон:
- Эй, ты что там делаешь, сукин сын!
Сергей оглянулся, секунд пять разглядывал девицу для идентификации, убедился, что это «социолог» и есть, после чего «добил» замок и не спеша залез в салон.
Пырьева металась по балкону и вопила что-то грозное и грязное, но, когда взревел мотор «алмеры», она тут же исчезла в недрах квартиры.
Кондаков не мешкая вылез из машины и направился к подъезду, в который ранее зашел Долгих.
…Сергей убедился, что майор исключительно четко выполнил установку: смертельно бледная Пырьева сидела на диване, держа руки за головой, а муровец стоял к ней вплотную, сунув пистолет хозяйке квартиры в рот. Такие действия даже суровому Кондакову  показались чересчур экстремальными, но он тут же убедился, что пистолет майора не снят с предохранителя, о чем «социолог», вероятно, не догадывалась.
- Отойди от нее, приятель.
Долгих вынул пистолет изо рта  Пырьевой, чем вызвал у нее невероятно глубокий вздох облегчения, и отошел на несколько шагов в сторону.
- А ну-ка встань с дивана, красавица, - хмуро приказал директор «СБ».
Та незамедлительно поднялась, все еще держа руки на затылке и глядя на Кондакова до предела выпученными, как у глубоководной рыбы, глазами.
- Ты знаешь, приятель, что бить женщин нехорошо? – обратился Сергей к майору, не сводя глаз с фигурантки.
- Конечно, это мне еще мама с папой говорили.
- Так вот, пусть наша красна девица знает, что сейчас она имеет дело с очень нехорошими дядями. – После чего ударом в солнечное сплетение Кондаков буквально насадил женское тело на свой кулак.
Пырьева охнула и посыпалась на пол.
Антон крякнул и осуждающе покачал головой.
Кондаков, конечно, не был садистом, но он считал, что волю жертвы к какому-либо сопротивлению, включая моральное в виде вранья, следует подавить чем раньше, тем лучше.
Сергей слегка пнул ее ботинком в щеку, вроде как приводя молодую женщину в чувство, и сразу задал главный вопрос:
- Кто убил Грунина? - Она, однако, молчала, слегка постанывая, и Кондаков, поставив ботинок ей на горло, повысил голос: - Отвечай, сука, пока тебя  вежливо спрашивают!
Пырьева выдала еще более громкий стон и вместе с ним выдохнула:
- Я – лейтенант ФСБ.
Кондаков с Долгих переглянулись, причем последний выглядел заметно встревоженным.
Сергей подхватил хозяйку квартиры на руки и усадил на диван. Сам присел рядом с ней, держа ее за талию, то есть фиксируя Пырьеву в сидячем положении.
- Ты  хочешь сказать, Леночка, - вкрадчиво произнес он, - что завалила Грунина по приказу  ФСБ?
- Я – офицер госбезопасности, - уже более твердо сказала она. – Все вопросы задавайте моему начальству.
- Удостоверение имеется? - мягко спросил ее Сергей и снял руку с женской талии.
Пырьева встала и, пошатываясь, направилась к шкафу, в котором находился секретер.
Кондаков характерным жестом указал Антону, что ее следует держать на мушке.
Порывшись в секретере, Пырьева вытащила «корочки» и, все еще пошатываясь, подошла к Кондакову, с расстояния в два шага предъявив ему удостоверение в развернутом виде.
Сергей, оставаясь сидеть на диване, жестом руки предложил удостоверение передать ему.
- Я не имею права, - сказала она слегка дрожащим голосом.
- Об этом никто не узнает, дорогая, - произнес Сергей вроде как вполне доброжелательно и вдруг, резко вскочив с дивана, выхватил удостоверение  из ее рук. – Присядь пока на стульчик, Леночка. - Он внимательно изучил документ, но признаков подделки не обнаружил. - Так кто все-таки убил Грунина? – теперь уже довольно спокойно спросил Кондаков.
- Откуда же мне знать!? – вскинулась Пырьева.
- А для чего ты брала у него интервью? Да и у меня, кстати?
- Я не имею права отвечать ни на какие ваши вопросы!
- Ты пойми, дура, простую вещь, - с ласковой интонацией старшего брата произнес Сергей, – у меня есть все основания подозревать, что именно ты убила моего лучшего друга. Если ты честно, ничего не скрывая, не станешь отвечать на мои вопросы, я тебя просто пристрелю к едрене фене. Следующим примерно образом. – Он вытащил из борсетки «стечкина» с уже навернутым глушителем и пару раз выстрелил так, что пули просвистели в непосредственной близости от головы Пырьевой – справа и слева.
Она взвизгнула и закрыла лицо руками,  будто была более не в силах выносить весь этот ужас.
- Кто отдал приказ насчет твоих  «соцопросов»? – Кондаков задал свой вопрос таким тоном, словно не сомневался, что теперь-то ответы будут незамедлительными и откровенными. И он не ошибся.
- Подполковник Маклыгин. – Она продолжала закрывать лицо руками, и ее голос звучал глуховато.
- Какова цель этих «соцопросов»?
- Установить ваши с Груниным ай-кью.
- Мой и Грунина умственный уровень?! – изумился Кондаков.
- Да. По результатам этих собеседований я должна была написать отчет.
- В каком  управлении вы с Маклыгиным служите?
- В научно-техническом.
- То есть иногда проводите какие-либо исследования нетрадиционных явлений? Вроде  парапсихологии?
- Да.
- Каков же был повод исследовать наши с Груниным ай-кью?
- Об этом я ничего не знаю.
- И даже не догадываешься?
- Нет.
- А исследовать еще чьи-нибудь ай-кью тебе не поручали?
Она немного помолчала.
- Нет, но, возможно, позднее я бы получила и другие подобные задания. Намеки такие были.
- Речь шла именно о детдомовцах? Или, может, о сотрудниках «СБ»?
Пырьева опять призадумалась.
- Боюсь, что не могу точно ответить на данный вопрос. Но мне кажется, что все-таки о детдомовцах.
Теперь призадумался Кондаков: что все это может означать? Он обернулся к Долгих:
- У тебя нет вопросов?
Тот пожал плечами.
Сергею пришло в голову, что надо бы до конца проверить принадлежность Пырьевой к ФСБ. Даже если удостоверение настоящее, оно могло принадлежать другому лицу. Как на грех, именно  убитый недавно  Грунин имел хорошие связи в госбезопасности. Кондаков мог, конечно, тоже позвонить кое-кому с Лубянки, но в данной ситуации ему желательно было оставаться в тени.
Он вышел в другую комнату и набрал номер генерала Плетнева:
- Андрей, у меня появились косвенные сведения, что разыскиваемая нами Елена Пырьева, подозреваемая по делу об убийстве Грунина, является сотрудницей ФСБ. Ты можешь проверить: действительно ли это так? А если это так, то какое отношение имеет ФСБ к убийству Грунина?
Кондаков услышал, как Плетнев издал тяжкий вздох.
- Я, конечно, попытаюсь узнать что-нибудь дополнительно, но уже сейчас ясно: Пырьева действительно из ФСБ. Оттуда нам только что позвонили и предложили прекратить ее розыск. Они уверяют, что  соцопрос был сам по себе, а убийство Грунина само по себе. Роковое совпадение, короче.
- А на хрена они вообще проводили свой соцопрос?
- Это вроде как  дурацкая инициатива одного из их чиновников. Маются от безделья, сукины дети.
Кондаков вернулся в комнату к Пырьевой и вернул ей удостоверение:
- Извините нас, Лена, произошло маленькое недоразумение. Я думаю, что этот небольшой инцидент останется только между нами, что, сами понимаете, в наших общих интересах. – Он вытащил бумажник и, не считая, положил ей на колени несколько стодолларовых купюр. – Это вам в качестве возмещения за понесенный моральный ущерб. Но если вам удастся что-нибудь узнать о мотивах, по которым вам был отдан приказ об изучении наших с Груниным ай-кью, я гарантирую вам куда более солидное вознаграждение.

В машине они долгое время не произносили ни слова.
- Ну и что ты обо всем этом думаешь? – первым нарушил молчание Кондаков. – А если конкретно: что-нибудь серьезное стоит за этими «соцопросами» или, как мне сейчас сказал по телефону генерал Плетнев, сие есть дурь какого-то чиновника от госбезопасности?
- В ФСБ ничего случайно не делают, - покрутил головой муровец. – И вот что настораживает и чему я не могу найти объяснения: некто, как я все-таки предполагаю, маньяк-угофоб, убил двух воспитанников твоего родного антиповского детдома «Родник», а ФСБ проводит так называемые соцопросы или, по-другому, изучает ай-кью у тех же антиповцев. Конечно, случайностей в жизни хватает, но здесь попахивает определенной закономерностью. Как сам думаешь – что такого особенного было в вашем «Роднике»?
Сергей пожал плечами:
- Да уж и не знаю, что в этом детдоме могло быть такого таинственного. Создан «Родник» в семьдесят пятом году как образцово-показательное учреждение – с единственной целью: наглядно продемонстрировать всему миру, как хорошо живется осиротевшим детям при Советской власти. Напомню тебе на всякий случай, что в то время велась тотальная холодная война с Западом, и «Родник» создавался как специфическое  оружие в пропагандистской борьбе с идеологическим противником. Режим питания и преподавательская работа у нас были действительно высокого качества. Остальные детдома наша родная держава  содержать на достойном уровне, к сожалению, не могла. Потому и водили всякие иностранные делегации именно к нам; естественно, что  о нашем детдоме часто снимали и рекламно-документальные фильмы. Вот, собственно, и все.
- Да-а, - неопределенно протянул Долгих. – А сколько было в вашем детдоме воспитанников?
- Тридцать человек, как сейчас помню.
- Со многими из них ты поддерживаешь отношения?
- Я не очень-то общителен по натуре. Но в прошлом году на очередную годовщину «Родника» Полынину удалось собрать нас всех, так сказать, на саммит. – И Кондаков с грустью добавил: - Теперь уж мы никогда не соберемся вместе в полном составе.
- Я заметил одну странную вещь: все антиповцы, которых я знаю или знал, - ты, Анна, Плетнев, Полынин, Грунин – одногодки. Что, в вашем интернате не было ребят другого возраста?
- Не было. И ничего странного я тут как раз не вижу. В этот образцовый детдом сразу набрали ребят с «нулевого» возраста, что совершенно логично. Зачем брать тех, кто постарше, то есть уже в большей или меньшей степени испорчен жизнью? А позже уже не принимали в «Родник» никого, что тоже вполне объяснимо –  зачем тратить деньги на дополнительное финансирование? Этот детдом и без того исправно играл свою роль в идеологической войне. Кстати, с ее окончанием он и прекратил свое существование. Здесь, правда, имело место демографическое совпадение – нам всем стукнуло по семнадцать, и пора было выходить в люди.
- А откуда вас всех набирали? Вот ты, к примеру, что-нибудь знаешь о своих родителях?
- Ничего, к сожалению. И это меня мучает и напрягает всю жизнь. Я чувствую себя каким-то ущербным. Говоря юридическим языком – пораженным в правах. Разыскать хоть кого-нибудь – мать или отца – мечта всей моей жизни. Но, сколько я ни дергался, концов не нашел. В подмосковном комитете по народному образованию, в систему которого вроде бы входил «Родник», никаких документов по детдому не нашлось. Да и вообще в девяностых поменялась вся бюрократическая структура страны, и, соответственно, документальные архивы передавались то в одну контору, то в другую, а в конечном счете исчезали к чертовой матери. Набирали же в «Родник», насколько я знаю, ребятишек непосредственно из роддомов – в случае невостребованности новорожденных. Ну, там отказ родителей или смерть при родах матери-одиночки.
Майор помолчал, а потом   вдруг усмехнулся:
- А ты знаешь, я, кажется, нашел рациональное объяснение интересу научно-технического управления ФСБ к вашему «Роднику».
- Ну-ка, ну-ка! – Сергей был так заинтригован словами муровца, что даже сбавил ход «лендкрузера».
- Дело в том, что, какими  бы пропагандистскими соображениями ни руководствовались высокие начальники, организуя ваш «Родник», по факту они образовали нечто вроде пажеского корпуса, Царскосельского лицея советского образца. Очень вероятно: большие государственные чины это быстро поняли и решили, что из выпускников «Родника» может быть создана руководящая элита великого социалистического государства, после чего перед дирекцией антиповского интерната поставили именно такую воспитательную  задачу. С началом либеральной революции все это, конечно, было забыто и похерено, но сейчас, когда страна поднялась на ноги, а ФСБ стала достойно финансироваться, там вспомнили о старом советском проекте и решили посмотреть - а что же из него получилось? Отсюда и все эти проверки на умственный уровень детдомовцев именно из «Родника».
- Ага. И ты полагаешь, что «Родник» курировался не комитетом по народному образованию, а КГБ?
- Ну, в этом-то  сомнений нет. Исходя из твоих же слов - «Родник» изначально задумывался как идеологический проект. То есть формально он курировался идеологическим отделом ЦК КПСС, а конкретно его делами, как обычно в таких случаях, занимался Комитет госбезопасности.
- Черт побери! Ведь все, что ты сейчас сказал, лежит на поверхности! Как я раньше до этого не допер?
- Тебе не до того было! – рассмеялся муровец. – Солидный рэкетир должен был думать совсем о других вещах.
Сергей хмуро покосился на него и, помолчав, задумчиво произнес:
- Значит, и все документы по «Роднику» находятся в ФСБ.
- Может, и не все, но основные бумаги точно там осели. Научно-техническое управление ФСБ в лице Елены Пырьевой и подполковника Маклыгина и действовало, исходя из имеющегося у него досье по «Роднику».
Всю дальнейшую дорогу они ехали молча, думая каждый о своем – но в принципе об одном и том же.
Это выяснилось, когда Кондаков тормознул, высаживая майора у его дома:
- Ну а тогда причем тут твой маньяк-угофоб, раз уж ты настаиваешь на данной версии?
Майор ответил сразу, не задумываясь, поскольку, видимо, об этом и размышлял все последнее время:
- Не могу найти объяснения, как мозги ни напрягаю. Хорошо бы попытаться достать документы по «Роднику» из ФСБ – есть шанс, что из них можно почерпнуть какую-нибудь идею.
Сергей кивнул:
- Этими документами я займусь в любом случае: вдруг они помогут мне найти своих родителей?  - И неожиданно пылко продолжил: - Кто бы они ни были, по каким бы причинам от меня ни отказались, я буду заботиться о них всю оставшуюся жизнь! Ты ведь, майор, насколько мне известно, из благополучной семьи и на самом-то деле не можешь себе по-настоящему представить, что значат в жизни родные мать и отец.
Долгих, тактично выдержав паузу, продолжил:
- Я со своей стороны еще раз как следует поработаю в Интернете по всем этим угофобам. Должен там  найтись какой-то след. И, кроме того, действительно нельзя исключить, что угофобы тут ни при чем и ведется  совсем другая игра.
- Объектом которой являюсь я? – Кондаков в упор взглянул на майора.
Тот молча кивнул и покинул салон «лендкрузера».

Глава шестая
Тет-а-тет с тремя женщинами

В этот день должны были состояться двойные похороны –  Максима и Петра, - и Кондаков явился в свой офис в настроении даже еще более мрачном, чем в последние, насыщенные трагическими событиями, дни.
Через пару часов в «СБ»  подвезут гробы с телами ребят –  здесь, в офисе, Сергей решил провести гражданскую панихиду. Ему вообще пришлось организовывать абсолютно все, ни с кем особо не советуясь: родственников у погибших детдомовцев не имелось, а в браке они не состояли.
Впрочем, у Грунина была некая Алла – не то чтобы гражданская жена, но часто и уже довольно долго посещавшая его подружка,  - но та оказалась в это время за границей. Сергей ей все же дозвонился, но Алла, узнав о гибели своего друга, только разрыдалась и сказала, что приехать на похороны не может, поскольку она сейчас находится в очень ответственной служебной командировке.
Что касается Максима, то у него имелось много разных женщин, и кому из них конкретно следовало бы сообщить о гражданской панихиде и, значит, вроде как пригласить на нее, Кондаков понятия не имел. Ну а всех разом, ясное дело, не позовешь, поэтому он решил вообще не связываться с подругами Макса.
Собственно, ранее он уже как бы предложил Ирине проводить ее друга в последний путь – в  общем-то, теперь уже ясно, что именно она была  последней любовью Максима. Но та довольно цинично отказалась, за что ее, впрочем, Сергей не осуждал: в чужие сугубо личные отношения он не только никогда не вмешивался, но даже не давал им оценки.
 Внезапно Кондаков ощутил, что его мрачное настроение вызвано еще некоей посторонней, не связанной с похоронами ребят, причиной, характер которой он пока  не в состоянии был установить. Явно произошло что-то неприятное и вроде бы  не так давно, но что именно? Чертовщина какая-то…
Он поднялся со  стула и вышел в приемную.
Виктор сидел за компьютером, лениво перебирая пальцами клавиатуру. Увидев шефа, вопросительно посмотрел на него.
Но тот молчал, вспоминая, не сказал ли ему что-то особенное секретарь. Может, это «что-то» Сергей пропустил мимо ушей, но оно засело у него в подкорке?
Виктор, помявшись, поднялся со стула – ему стало неудобно сидеть при стоящем возле него  начальнике.
- Есть что-нибудь новенькое? – наконец хмуро спросил его Кондаков.
Секретарь пожал плечами:
- Да вроде как ничего  заслуживающего внимания. Так, обыденные дела.
- А что за обыденные дела? – спросил Сергей  без особого интереса, по-прежнему копаясь в собственной памяти, дабы все же разобраться, что его вдруг так напрягло. 
- Ну, всякая чепуха… Уборщица, к примеру, у нас сменилась…
Какое-то время Кондаков тупо смотрел на секретаря, и вдруг лицо его разом приняло осмысленное выражение. Так вот оно в чем дело! Уборщица Нина Никитична, относительно пожилая женщина с добрым деревенским лицом, почти с самого первого дня основания «СБ»  каждое утро с миниатюрным пылесосом в руках встречала его  в вестибюле фирмы  застенчивой и  какой-то необыкновенно нежной улыбкой. И  он сегодня Нину Никитичну не увидел! Впервые за многие годы! Да где там сегодня!? Кондаков поднапряг свою память – он не встречал ее с понедельника, с того самого дня, когда начались все эти трагические события. А ведь Сергей обычно подходил к ней, интересовался ее делами, желал доброго здоровья и всегда следил, чтобы по всем возможным праздникам ей выплачивались приличные премии и вручались полезные для дома подарки. И вот в эту проклятую неделю он совсем забыл о той милой, доброй женщине, считая ее, между прочим,  живым талисманом фирмы на самом полном серьезе. Уж не из-за отсутствия ли Нины Никитичны в стенах «СБ» и начался весь этот кошмар?!
- Ты какую уборщицу имеешь в виду? – все также хмуро осведомился он.
- Нину Никитичну.
- А что с ней стряслось?
Виктор развел руками:
- Кажется, ничего особенного. Надо бы кадровика спросить, Вадим Михалыча.
- Вызови-ка его ко мне.
Вадим Михайлович Ильин руководил низшим, обслуживающим персоналом фирмы, и то ли в шутку, то ли всерьез назывался комендантом офиса.
Он вошел в кабинет Кондакова  с обычным для него крайне деловым видом, вытаскивая на ходу из папки сразу целый ворох бумаг, видимо, на подпись, что тоже было для коменданта характерно – раз вызывают к начальству, надо заодно решить в высоком кабинете все накопившиеся вопросы.
- Присаживайся, Вадим Михалыч. С твоей документацией разберемся потом. – Жестом руки он предложил коменданту засунуть его бумажки обратно в папку.
Тот несколько суетливо проделал эту несложную операцию и преданно, но настороженно взглянул в глаза начальству. В тоне Кондакова комендант почувствовал недовольство и сейчас мучительно гадал, чем оно вызвано. Но вопроса, который последовал от шефа, Ильин никак не ожидал.
- Что случилось с Ниной Никитичной?
- С Ниной Никитичной, говорите? – Комендант не сразу и сообразил, о ком идет речь. – Вы спрашиваете про бывшую уборщицу?
- Именно. А отчего это она  вдруг стала бывшей?
- Ну как… - Комендант недоуменно пожал плечами, не в силах взять в толк, почему директор ни с того ни с сего вторгается в его кадровую компетенцию. – Ей уже пятьдесят пять стукнуло. Может спокойно и на пенсию пожить. А я нашел молодую молдаваночку. Девочка старательная, да и фирма на зарплате может сэкономить – гастарбайтер все-таки. К тому же симпатичная она, молдаваночка эта, - будет, можно сказать, элементом и украшением интерьера.
- А Нина Никитична сама пожелала уйти на пенсию?
Тут Вадиму Михайловичу стало совсем неуютно. Он теперь отчетливо осознал, что Кондаков недоволен увольнением пожилой уборщицы, но почему босс так ею дорожил, коменданту было совершенно непонятно. К тому же до сего дня директор никогда не вникал в кадровую политику Ильина, и комендант не чувствовал в данной ситуации за собой никакой вины – он действовал в рамках своей компетенции. Тем не менее крутой нрав Кондакова ему был хорошо известен, и чем может закончиться этот вызов на ковер, оставалось далеко неясным. А ведь Вадим Михайлович очень дорожил своей работой в «СБ».
- Ну, я производил обычную ротацию кадров, - осторожно подбирая слова, пустился в объяснения комендант. – Посмотрел: у человека пенсионный возраст…  Поговорил с ней, она особо не возражала…
- Особо не возражала, говоришь. – Недовольный тон директора еще более посуровел, и Ильин невольно съежился. -  Значит, все-таки Нина Никитична хотела остаться на фирме, а ты ее попросту выкинул на улицу. Так, комендант?
Тут Ильин решил, что оправдываться в своей несуществующей вине, имея дело с Кондаковым, себе дороже – надежнее просто покаяться:
- Да, виноват я, Сергей Виталич. Не учел, что Нина Никитична – наш старый кадр, не проявил чуткости…
- Ладно, хватит! – Кондаков как-то брезгливо тряхнул рукой, будто отмахиваясь от навозной мухи. – Найдешь ее, извинишься и немедленно восстановишь в должности. И повысишь зарплату… в полтора раза.
- Есть, Сергей Виталич! – Ильин вскочил со стула. – А молдаваночку я тут же уволю…
- Погоди! – Кондаков на какое-то время задумался. – Оставь, пожалуй, эту девочку. Тем более, если она уже стала частью интерьера. А Нине Никитичне  надо подобрать более легкую и престижную должность – она это заслужила своей долгой и безупречной работой на фирме.
Теперь задумался Ильин, пытаясь сообразить, что бы такое подобрать неожиданной протеже директора. Но он уже понял, что шальная пуля, просвистев над ухом, не зацепила его, и потому  успокоившиеся мозги в прояснившейся голове быстро выдали оптимальный результат:
- Есть у меня… у нас такая должность, Сергей Виталич! Ушел на пенсию, по своей, уверяю вас, воле, - тут же, на всякий случай, пояснил он, - завскладом. Спокойная такая должность: сиди себе в своем офисе, выдавай инвентарь, получай инвентарь. Да и подсобный рабочий у Нины Никитичны будет.
- Выглядит неплохо, - одобрительно кивнул Сергей. – А зарплата?
- Двадцать тысяч рублей, согласно штатному расписанию. Это больше, чем…
- Сделай тридцать.
- Нужен приказ за вашей подписью.
- Подготовь. Теперь давай сюда свои бумаги…

Наконец-то! Долгожданный звонок из Швейцарии!
- Ну, что там у тебя, Кеша? Говори, не томи!
- Сейчас, Сергей Виталич… Мы тут с Ваней узнали про Петю Грунина… Как же это, а?
Кондакову стало неудобно перед ребятами. Сразу навалился на них со своей бедой, а у них ведь тоже горе. Все сотрудники отдела Грунина любили своего шефа, тем более что вместе с ним участвовали не в одной боевой операции.
- Да, завалили Петруху… Сегодня хороним его вместе с Максом.
- И кто же наших косит, Сергей Виталич? Неужели никак нельзя выйти на этого гада?
- Тут и от вас много зависит, пацаны. Сейчас уже ясно: Анна стала жертвой того же подонка, что и Петруха с Максом. Так что вы уж там постарайтесь.
- Мы взяли след, Сергей Виталич. Анна находилась в клинике доктора Визенталя. Это в районе Женевского озера.
- Как вам  удалось выйти на клинику?
- Воспользовались вашим советом: обратились к услугам местного детективного агентства. Ну, конечно, сперва выяснили, какое самое солидное…
- Так, и что дальше?
- Клинику она покинула в тот же день, как позвонила вам. Дальше ее следы теряются. Детективы обнаружить Анну пока не могут.
- Вы сказали им о моей версии относительно монастыря?
- Да,  они начали рыть и по вашей наводке. Но детективы говорят: если и узнают, в каком Анна монастыре, с ней даже побеседовать по телефону  не удастся, ежели она сама того не пожелает. Местные монастыри очень блюдут свою самостоятельность и неприкосновенность, и с ними никто связываться не хочет.
Кондаков на некоторое время замолчал, раздумывая, чем он может помочь своим сыщикам.
- Вот что, ребята, - произнес он наконец, - дайте в несколько газет в различных регионах Швейцарии  некролог о смерти Максима Полынина. Мол, трагически погиб, друзья в горе и прочее. А кто хочет выразить свои соболезнования и узнать какие-то подробности, пусть позвонит по телефонам… Укажите номера своих мобильников. И что еще важно – некрологи должны быть опубликованы на русском языке. Возможно, одна из газет с некрологом попадет в руки Анны, тогда она наверняка вам позвонит. Если этого не произойдет в течение двух дней, опубликуйте в тех же газетах ее фото, которое я вам дал перед отлетом. Дайте примерно такой текст: эту женщину из России по имени Анна Кондакова разыскивают ее родственники, сведения о ее нынешнем местонахождении или любая информация, которая поможет найти Анну, будут хорошо оплачены.  И не забудьте о самом главном: кто-то из персонала клиники пас мою жену, и этот «кто-то» был связан с тем ублюдком, которого мы разыскиваем, наверняка через детективное агентство. Посоветуйтесь на сей предмет с местными сыщиками.
- Да, мы помним ваши установки, Сергей Виталич. Наши швейцарские детективы работают и в этом направлении.
- И еще раз напоминаю: денег не жалеть! Как когда-то не жалели патронов…

На гражданскую панихиду собрались все бывшие антиповцы – двадцать семь человек. Все, кроме Анны. Многие выглядели совершенно потрясенными. Общее  настроение было не столько мрачное, сколько тревожное, будто каждый из детдомовцев ожидал, что может разделить в не столь отдаленном будущем участь Петра Грунина и Максима Полынина.
Характер надгробных речей был в основном сентиментальный:  вспоминали какие-то  случаи из жизни в «Роднике», героями которых являлись те, кого ныне провожали в последний путь. Из динамиков негромко раздавался «Реквием» Моцарта. Вроде как Макс завещал…
Прочувственную речь произнес и Андрей Плетнев. С Кондаковым, после инцидента с Тутыгиным, он держался подчеркнуто сухо.
К Сергею подошла Лариса Дмитриева. Нельзя сказать, что у Анны в «Роднике» имелось много близких подруг – девочек в антиповском детдоме было всего-то восемь человек, - но с Ларисой его будущая жена общалась наиболее часто и, как со стороны казалось Кондакову, наиболее откровенно. Но после окончания интерната их отношения оборвались.
- Как поживает Анюта? Что-то ее здесь не видно.
- Приболела Анна, сейчас лечится в Швейцарии. – Врал Кондаков, лишь имея на то особые резоны, но делать это не любил в принципе, а потому отвечал Ларисе суховато и неохотно.
- Извини за, может быть,  не совсем корректный вопрос, но Анюта - все же моя старая добрая подруга… Хотелось бы знать, как складываются ваши семейные дела?
«Вот и позвонила бы по этому поводу своей «старой доброй подруге», - с раздражением подумал Кондаков, вслух ответив чрезвычайно лаконично:
- Нормально.
Лариса посмотрела на него пристальным и каким-то странным взглядом и, с полминуты помолчав, сказала:
- Анюта – все-таки несколько особенная девушка. Ты помнишь, как в детдоме она вдруг ударилась в религию? Похоже, у нее были на то некоторые основания.
- Какие же? – насторожился Сергей.
- В двух словах не скажешь… Давай встретимся с тобой сразу после этих выходных и поговорим поподробнее в спокойной обстановке.
- Как тебе удобнее… - пожал он плечами.
Кондаков снял для поминок небольшой ресторанчик, но не все изъявили желание ехать даже на похороны: ничего не попишешь – дела. Поэтому устроили получасовой фуршет прямо на фирме, после чего оставшиеся детдомовцы и все сотрудники «СБ» на пяти автобусах покатили на Кунцевское кладбище.
Модное ныне церковное отпевание Кондаков решил не устраивать: в «Роднике», естественно, никого не крестили, и было совсем не похоже, что Полынин и Грунин свершили этот святой обряд когда-нибудь позднее.
На кладбище Сергея ожидал сюрприз: возле двух свежевырытых могил, под невысокой, но развесистой липой, он увидел женщину – всю в черном, от туфель и колготок до платка на голове. Но, пожалуй, для траура юбка у нее была коротковата, а декольте – уж совсем неуместно;  впрочем, его частично закрывал перекинутый через шею легкий шарфик.
Кондаков подошел к ней и, поздоровавшись, негромко сказал:
- И все-таки вы решили проводить своего друга, Ирина.
- Можно и так сказать. А можно и по-другому. – Она  вызывающе посмотрела ему прямо в глаза. – Я пришла, чтобы сообщить тебе, Серж, что тобой неслучайно интересовалась  ФСБ.
- Что ты имеешь в виду? – сразу напрягся он и подумал, что у этой Ирины и впрямь неплохие связи в «компетентных органах».
- Что-то нечисто там с вашим детдомом и  с вашими детдомовцами. В ФСБ теперь хотят побеседовать и с твоей Анной.
- Ирина, скажи напрямик, что ты обо всем  этом знаешь. – В голосе директора «СБ» послышались совсем не характерные для него просительные нотки.
 - Пока толком ничего сказать не могу, однако скоро узнаю все совершенно точно, - с неколебимой уверенностью заявила женщина в трауре. – Но у меня сложилось такое впечатление, что в этом «Роднике» над вами проводили какие-то эксперименты. И некоторые из вас вышли из детдома не совсем нормальные. Взять хотя бы твои отношения с Анной!..
- Потише, ради бога. – Ирина постепенно повышала голос, и на них стали недоуменно оглядываться другие участники похоронной церемонии. Сергей взял ее под локоть и отвел немного в сторону. – Неужели ты так говоришь только потому, что я не стал изменять жене, не переспав с тобой?
- А ты считаешь, этого мало!? Я в жизни никогда не была в таком дурацком положении!
- Успокойся наконец. – И, помедлив, добавил: - Очень может быть, что у нас с тобой все еще впереди.
- Да говоря эти слова, ты даже глаза в сторону отводишь! К тому же теперь какие-либо любовные отношения с тобой  неактуальны. Для меня вся эта история – только вопрос принципа! – Тут Двинская вырвала локоток из руки Сергея и сердитой походкой двинулась на выход.
Какое-то время он механически глядел Ирине вслед. Она старалась идти быстро, но давалось ей это с трудом: ее черные туфли на тонких высоких каблуках увязали в мягкой кладбищенской земле.

В ресторане, как это часто бывает на поминках, все очень быстро, после пары тостов, развеселились. Разве что не пустились в пляс.
Едва ли не более остальных опьянела Лариса, которая, сидя напротив Сергея, то и дело подмигивала ему и прижимала палец к губам – вроде как показывая, что они связаны некоей тайной.
Мрачным был один Кондаков. Теперь каждая встреча с Ириной расстраивала его все больше и больше. Ее непомерная красота начала-таки пробивать брешь в его оборонительных построениях. Вроде бы он все для себя объяснил – интим ни с какой другой женщиной, кроме Анны, для него невозможен. Но Ирина одним фактом своего существования ставила под сомнения все постулаты Сергея.
Имелась тут и другая сторона вопроса: Двинская как источник важной информации. Она продемонстрировала, что действительно имеет хорошие связи в ФСБ, поскольку знала об интересе секретной службы к его персоне.  А значит, эту женщину можно было бы использовать для добывания досье по «Роднику», которое наверняка имеется в госбезопасности.
Но разве Ирину теперь попросишь о такой услуге? Да она не сделает этого ни за какие деньги! И Сергей ее очень хорошо понимал – любая женщина исполнится ненавистью, предложив свою любовь и получив от ворот поворот. Что уж тут говорить об Ирине! Она-то знает себе цену. Знает, что все ее знакомые мужики только и мечтают о том, чтобы провести с нею хотя бы часок наедине. (Включая, между прочим, и его, Сергея). Конечно, его отказ - для нее совершенно неожиданный и просто катастрофический удар. Сучилось  немыслимое – оказывается, ею можно пренебречь как женщиной!
А вот если бы ситуация сложилась по-другому, если бы у него с Ириной имел место  пусть и непродолжительный, но близкий контакт, ее вполне можно было бы попросить о небольшой и хорошо оплачиваемой услуге – достать из ФСБ копию некоего, наверно не такого уж и секретного документа. Так, может, если это необходимо для дела…
Сергей вздохнул и опрокинул в рот рюмку водки.

- Вас беспокоит Елена Пырьева.
Звонок на его мобильник раздался, когда поминки уже подходили к концу. Сергей изрядно выпил, но алкоголь на его могучую натуру воздействовал слабо.
- Я вас слушаю, Леночка.
- У меня есть для вас информация.
- Я так понимаю, не телефонная?
- Естественно.
«Естественно», прежде всего, потому, что за эту информацию надо заплатить налом – так понял он ответ лейтенанта. Но неужели девчонка действительно разнюхала что-то серьезное? А почему бы и нет? Хотя ясно, что это не документы по «Роднику». Кондаков ведь обещал ей заплатить, если она узнает цель всех этих «соцопросов» или, точнее, установления ай-кью…
- Где нам удобнее встретиться?
- Вы ведь знаете, где я живу. В соседнем доме есть небольшое кафе…

Он не садился выпивши за руль и поэтому покатил на частнике. Предстоял разговор тет-а-тет уже с третьей женщиной за сегодняшний день, и опять на кону стояла какая-то тайна…
Пырьева была уже на месте, перед ней стояла чашечка кофе.
Сергей заказал себе такую же и, приветливо улыбнувшись лейтенанту, бодро сказал:
- Я весь внимание, Леночка.
Сейчас он мог наконец поподробнее рассмотреть девушку в ее  «естественном» состоянии. В «СБ» она придуривалась, изображая из себя одновременно социолога и секс-бомбу. В ее квартире Кондаков Пырьеву и не пытался рассматривать –  ненависть к ней, как к соучастнице в убийстве или даже убийце Петрухи Грунина, что называется, застила ему глаза.
Теперь выяснилось, что Елена Викторовна Пырьева – очень милая девушка, чем-то похожая на Анну: наверное, такими же большими и как бы  постоянно удивленными глазами.  Только в этих глазах у Лены не было того особенного небесного света и  чего-то совершенно потустороннего, что так отличало его жену от всех других женщин, да и от мужчин – тоже.
Между тем лейтенант положила на стол листок бумаги с небольшим текстом, буркнув при этом «вот».
Кондаков взял  листок в руки и прочел на нем три фамилии – они принадлежали женщинам из «Родника». В их числе Анны Кондаковой не оказалось, но имелась Лариса Дмитриева.
- И что это значит? – осведомился он.
- Мне приказано определить у этих женщин  ай-кью.
- Кем приказано? Подполковником Маклыгиным?
Елена молча кивнула.
- А для чего?
Она пожала плечами:
- Пока мне это неизвестно.
- А вы не могли сами поинтересоваться у Маклыгина?
- У нас это не принято.
Кондаков погрузился в раздумья. Информация Пырьевой лежала в русле версии Долгих об интересе ФСБ к «Роднику» как своеобразному пажескому корпусу и полностью опровергала слова Плетнева о случайном характере «соцопросов». Но Сергей и без той бумажки, которую он сейчас держал в руках, склонялся к мнению майора. Потому  на  деле сведения Елены обладали весьма малой ценностью. Более значим был сам факт, что лейтенант пошла на сотрудничество с Кондаковым, а значит, в перспективе от нее можно ожидать информации посерьезней.
Он вытащил бумажник и, отсчитав тысячу долларов, протянул их Пырьевой. При этом с легкой укоризной заметил:
- Я вообще-то просил вас узнать, для чего проводятся Маклыгиным все эти исследования.
Елена молча положила баксы в сумочку, после чего неожиданно расплакалась.
- Что с вами? – Сергей успокаивающе положил ладонь на ее руку.
- Мне очень деньги нужны, - сквозь слезы произнесла она и разрыдалась еще больше.
- Всего-то? А для чего, собственно?
- Мы с мужем разводимся. Он меня из квартиры выгоняет, - продолжала хлюпать носом Лена.
- Квартира в его собственности?
- Угу.
Насколько понимал Кондаков, по новому Жилищному кодексу муж Пырьевой действительно имел на это право, тем не менее Сегей попытался успокоить ее:
- Я не очень силен в юридических вопросах, но, раз вы зарегистрированы по месту жительства, просто так вас на улицу не выкинешь: Конституция не позволяет.
В ответ раздался новый всплеск рыданий:
- Он мне все равно житья не даст!
- И что же, ваша контора тут ничем помочь не может?
- Не-ет, - всхлипывая, протянула она.
«Как, однако, может ситуация в жизни поменяться! - подумалось Кондакову. - Бывшее когда-то всесильным ведомство не в силах помочь своему сотруднику в пустяковом жилищном вопросе».
- Значит, вам нужны деньги на новую квартиру?
Она молча кивнула, и в ее разом высохших  глазах мелькнуло что-то похожее на луч надежды.
Но этот луч быстро угас после ответа директора «СБ»:
- Квартиры в столице нынче стоят чрезвычайно дорого: более-менее приличная однушка – свыше ста тысяч долларов, а я, милочка,  филантропией не занимаюсь. – На какое-то время Сергей  задумался. – Я, пожалуй, мог бы взять тебя к себе на фирму, у меня бы ты получала побольше, чем в своей конторе, но пока ты нужна мне именно там. Попробуй все-таки выяснить, для чего Маклыгину  понадобились ай-кью воспитанников антиповского детдома. Мне кажется, задать  такой вопрос своему начальнику, которое тебе данное задание дает, - дело, совершенно естественное. Ведь, когда ты знаешь цель задания, то и выполняешь его более осмысленно и, следовательно, более эффективно. Но самое главное – другое… В вашем управлении должно быть досье по «Роднику». Из него сразу все станет  ясно. Попробуй найти подходы к этому досье.  Если удастся снять с него копию, то ты получишь двухкомнатную квартиру в любом, на твое усмотрение, районе Москвы и достойную должность в моей организации. А пока… - Он вновь потянулся в карман за бумажником и отсчитал две тысячи долларов. – Вот тебе на первое время для съемной квартиры.
Елена Пырьева приняла деньги с улыбкой благодарности на лице, но в ее глазах Сергей заметил тревожный блеск: он и сам хорошо осознавал, что задача, поставленная им перед лейтенантом, была не только нелегкой, но и опасной.

Вечером позвонил Долгих и взволнованно сообщил:
- Мы взяли след убийцы, этого маньяка!
Кондаков был не менее муровца взволнован его словами, но все-таки сначала уточнил:
- Кто это «мы»? Мы с тобой или ваши опера? – Сергей считал, что значительно быстрее, чем милиция, доберется через исполнителя до неведомого заказчика реквиема,  который, по его мнению, фигура куда как более реальная, нежели почти мифический угофоб. Да и возмездие Кондаков предпочитал вершить своими средствами.
Но ответ майора его разочаровал:
- Наша оперативная бригада расстаралась. Обшарили всю Москву и окрестности и нашли-таки в одном из киосков, торгующих подержанными мобильниками, и «сименс» Полынина, и «моторолу» Грунина.
- Излагай дальше, не тормози! – подогнал Кондаков майора, поскольку тот на какое-то мгновение замолчал.
- Продавец киоска купил их с рук у одного типа и может его описать. Характерно, что мужик, у которого купили эти мобильники, предлагал киоскеру и два ноутбука, но тот отказался, поскольку в компьютерах ничего не понимает и ими не торгует.
- А почему ты считаешь, что продавал мобильники и ноутбуки сам убийца?
- Потому что делал он это непрофессионально. Опытный перекупщик краденого сбыл бы вес криминальный товар по своим каналам. Так что наш это клиент, наш!
- Ну, хорошо… - Сергей призадумался. – А если убийцу вычислят, ты можешь сделать так, чтобы мы вышли  на этого парня раньше ваших оперов?
Голос майора потускнел:
- Это будет трудно сделать. К понедельнику растиражируют фоторобот предполагаемого убийцы по сексотам, гаишникам, кассам транспортных предприятий и тэдэ. И если парня  опознают менты, то  задержат на месте. Если опознают гражданские, то сообщат по прилагаемому в листовке телефону, а он, как ты понимаешь, не мой личный, или просто позвонят по «ноль-два». – Но тут же одновременно и извиняющимся, и нарочито бодрым тоном добавил: - Но я, конечно, сделаю все что смогу, а ты всегда будешь в курсе, ежели что…
 
Глава седьмая
Что тебе снится, заказчик реквиема?

Кончался сентябрь, а вместе с ним завершалась пора отпусков – не слишком любимая Кондаковым пора.  Анюта обязательно стремилась посетить в это свободное от грешных мирских хлопот время пару-тройку святых мест и тянула Сергея за собой. Нельзя сказать, что он был равнодушен к красотам Валаама или Кижей, но такой пассивный, чисто созерцательный отдых его не привлекал и даже утомлял.
А вот вчерашний воскресный день Сергей провел достаточно активно: поработал часок с железом в тренажерном зале, пробежался легкой трусцой по парку, от души поплавал в холодной  Москве-реке. А вечером он пошел на стадион, посмотреть футбол. В это воскресенье Сергей решил полностью отключиться от трагических событий последней недели, да и от каких-либо служебных дел – тоже.
Однако именно на стадионе это у него не совсем получилось. По соседству группа южных людей громко и оживленно обсуждала последние футбольные слухи, а именно – команду «Кавказ» будто бы собираются возвратить в премьер-лигу: то ли вместо другого клуба, потерпевшего финансовый крах, то ли за счет расширения элитного дивизиона.
Кондаков невольно улыбнулся – сработало-таки его послание!
А сейчас, в утренний понедельник, он торчал в пробке за рулем «лендкрузера». В другое время Сергей мог бы пребывать в немалом раздражении по этому поводу, но в данный момент многокилометровый затор оказался ему даже на руку.  Традиционную летучку он отменил за ее бессмысленностью: двое из четырех высших менеджеров «СБ» не могли на ней присутствовать по причине куда как уважительной, и спешить Кондакову было особенно некуда.   Мозги за день воскресного отдыха очистились от всякой  мути и накипи, и сейчас, не находясь в рабочем кабинете, он мог разложить нечто вроде интеллектуального пасьянса, не опасаясь, что его прервут какие-либо срочные служебные дела.
Для начала Сергей пришел к окончательному выводу, что за жизнь Анны опасаться не стоит, где бы она ни находилась. Если бы заказчик  реквиема имел цель ее ликвидировать, он так бы и поступил, а не затевал бы наверняка очень сложную комбинацию с провоцированием аборта.
Кондаков вспомнил, что Грунин хотел проверить списки авиапассажиров, вылетевших в Швейцарию за последние несколько дней на предмет знакомой фамилии.  Вряд ли он успел это сделать, поскольку в тот же день, как высказал данную идею, был убит. И перепоручить такую работу Петр не мог никому – швейцарская операция являлась абсолютно секретной, и о ней, кроме Грунина и Кондакова, знали только Кеша и Ваня, посланные на поиски Анны и пасшего ее неведомого соглядатая.
Петра сейчас замещал его ближайший помощник, Дмитрий Близнюк. Стоит ли ему поручить это дело – проверить списки не только авиакомпаний, но и пассажирских поездов? Пожалуй, нет. Не хотелось посвящать еще одно постороннее лицо в эту достаточно интимную историю.
А кроме того, данная работа теперь казалась Кондакову практически бессмысленной. Даже если заказчик реквиема и совершил оплошность, по своим документам съездив в Швейцарию, какую такую  «знакомую фамилию» Близнюк мог обнаружить в списках пассажиров? Только  из числа сотрудников «СБ», а это, по  сути, исключено.
Исключено не потому, что его коллеги в принципе вне всяких подозрений. Отнюдь нет. Да и  многие из них наверняка знали, что Анна уехала рожать в Швейцарию:  почти обезумевший от счастья - скорого появления на свет долгожданного ребенка, - Сергей не особенно скрывал факт и цель ее поездки. Однако все сотрудники фирмы - народ тертый и опытный в криминальных делах, и никто из них, задумав некое преступление, при его подготовке никогда не будет использовать собственные документы.
Кондаков стал припоминать имена, которые мелькали при выдвижении версий, хоть как-то объясняющих все эти трагические события. Выяснилось, что упоминалась только одна фамилия – Цагоев. Майор Долгих предположил, что для убийств Грунина и Полынина – с подразумевающейся последующей ликвидацией самого Кондакова – у топ-менеджера «СБ» имелся серьезный мотив: захват единоличной власти в фирме.
Однако  тогда зачем ему организовывать аборт Анны?
Но даже если допустить, что эти события – аборт и  убийства – между собой не связаны, Цагоев все равно не виделся Сергею в роли заказчика реквиема. И не потому, что он читал мысли Руслана Ахмедовича, как раскрытую книгу. Хотя глаза Кондакова казались чрезвычайно проницательными, как бы сканирующими душу человеческую, директор «СБ» психологом не был и никогда не пытался определить визуально – способен ли тот или иной человек совершить тот или иной поступок. Сергей считал, что, при соответствующей мотивации, все способны на всё. За исключением Анны, конечно.
Впрочем, и себя в последнее время он стал выделять из общего ряда. Никакой такой особой мотивации у него не было даже  в самой жизни, кроме одного-единственного стремления, что называется, к простому человеческому счастью: любимая жена и любимые дети. А это не предполагает обязательного свершения неких криминальных деяний.
А что касается всего остального… Деньги его уже не интересовали совершенно, поскольку он их имел в достатке и мог обеспечить многолетнее безбедное существование собственной семьи. Никакую карьеру Сергей строить не собирался, хотя в свое время и любил работу в «СБ» - рискованные операции ему приятно щекотали нервы. Но, что ни говори, все они очень часто были связаны с криминалом, а это в любой момент могло подорвать семейное счастье, к которому так стремился Кондаков. Он, конечно, честно и добросовестно исполнял свои служебные обязанности, пока работал на фирму, но душу такая работа теперь не грела, и Сергей уже для себя решил: пора с «СБ» завязывать и заняться какой-нибудь другой, более спокойной и интеллектуальной, деятельностью.
Возвращаясь мысленно к Цагоеву, Сергей пришел к выводу, что тому нет никакого смысла совершать убийства, дабы, по версии Долгих, «захватить власть в «СБ». Акции фирмы при ее создании были распределены поровну между Кондаковым, Полыниным, Груниным и Плетневым. Причем по условиям коллективного договора между ними, в случае смерти акционера, его акции не отходят к наследникам, а делятся между другими участниками сделки. Получается, что гибель Макса и Петра выгодна только двум физическим лицам – ему, Сергею Кондакову, и генералу Плетневу.
Но так кажется только на первый взгляд. «СБ» - не нефтяная компания и не сталелитейный завод. Ценности фирмы – не материального характера. Их носителями являются сотрудники «СБ», имеющие устойчивые связи в коммерческих кругах и высших государственных структурах. Вполне очевидно, что с гибелью Макса Полынина фирма потерпит серьезные материальные убытки – «реализатора проектов» такого уровня удастся найти еще нескоро. Если вообще удастся…
Тут Кондаков вдруг сообразил, что «СБ» все же обладает серьезной материальной ценностью – особняком, в котором фирма располагается. Это здание, находящееся в самом центре Москвы, досталось им в смутных девяностых практически задаром, благодаря стараниям Плетнева, но сейчас, конечно же, стоило немалые деньги. А если сюда прибавить стоимость земли, отведенной под особняк, которая по готовящемуся сейчас закону будет продана столичными властями хозяевам здания за символическую плату, то речь может идти о десятках миллионов долларов.
Сергей призадумался… Если не вдаваться в анализ морального облика Андрея Плетнева (в каковой, впрочем, Кондаков никогда особенно и не вдавался), а просто исходить из его финансового состояния, то напрашивается вопрос:  является ли для генерала сумма  в сорок-пятьдесят лимонов достаточным мотивом для убийства?
Однако ответить на этот вопрос Сергей не мог. В принципе Плетнев должен был иметь очень большие деньги, поскольку с начала девяностых крутился во властных структурах. Но вдруг по каким-то причинам, коих в жизни предостаточно, у него возникли финансовые проблемы? И тогда все может быть. Ведь Кондаков совсем не был уверен, что Плетнев строго придерживается в жизни того же принципа, что и Сергей: своих не сдают. А значит, и не убивают…
Но в любом случае получалось так, что Цагоеву весь этот криминал совсем ни к чему – не факт, что Плетнев, получив полный контроль над «СБ», не выкинет Руслана Ахмедовича на улицу. Если только…
Если только Цагоев и Плетнев не действуют в одной связке!
А почему бы и нет?  Они даже внешне чем-то похожи…
Каков, однако, может быть у них общий мотив? Да все тот же – генерал получает полный контроль над «СБ», включая особняк со столичной земелькой, и назначает Цагоева генеральным директором фирмы, полагая, возможно, что с реализацией различных проектов он, Плетнев, справится и без Макса Полынина, и уж тем более без Грунина и Кондакова.
Но данная версия имеет право на существование опять-таки при одном условии – аборт Анны с убийствами сотрудников «СБ» совершенно не связан, а у Сергея сложилось впечатление, что дело обстоит как раз наоборот. Но здесь он может и ошибаться – все эти события лишь случайно совпали по времени.
Под сомнение версию «Плетнев – Цагоев» вроде бы ставят и серебряные пули, применяемые против нечисти,  - к данному факту очень серьезно относится майор Долгих. Но как раз сам Кондаков считал всю эту чертовщину просто прикрытием вполне заурядных ликвидаций.
В результате, несмотря на просветление в отдохнувших мозгах, ни к какому определенному выводу относительно личности заказчика реквиема Сергей не пришел и, пока продолжал находиться в пробке, включил приемник, стоявший на произвольной волне. Оттуда полилась популярная некогда песенка «Листья желтые над городом кружатся». Он никогда особенно не вникал в смысл текстов такого рода произведений, хорошо понимая, что, по законам жанра, слова здесь являются формальным приложением к музыке. Однако сейчас его ухо вдруг резанула фраза: Листья желтые, скажите, что вам снится?
Да, еще детдомовская учительница литературы Эльвира Васильевна процитировала как-то на уроке фразу Пушкина: поэзия должна быть глуповата, пояснив, впрочем, что великий поэт в данном случае вроде как пошутил. Однако Кондаков  воспринимал эти слова Александра Сергеевича всерьез и верил больше ему, чем Эльвире Васильевне. И Сергей вдруг задумался над сутью этой песенной фразы.
Конечно, никакого такого смысла в ней  не было. И то, что сочинитель  текста этого старого шлягера, созданного для развлечения публики, всерьез задался идеей проникнуть в природу вещей, и его вдруг заинтересовала скрытая, потаенная жизнь увядших листьев, невозможно воспринимать даже с ничтожной долей вероятности.   Понятно, что ему были по барабану  все эти пожухлые листья, а уж  их сны  он вообще в гробу видал. Тогда откуда же взялась в воображении данного сочинителя выделяющаяся даже на фоне вполне идиотских, почти клинических, массовых песенных текстов такая предельно бессмысленная, до абсолютного маразма, фраза? Не стоит ли за таким космическим абсурдом нечто глубинное, не воспринимаемое без тщательного анализа?
Кондакову тут же припомнилась еще одна схожая песенная строка: Что тебе снится, крейсер «Аврора»? Не слова ли это одного и того же автора? Может быть, сие есть форма медитации? И, задавая заведомо бессмысленные однотипные вопросы, поэт пытается вырваться из абсурдности окружающей его бытовщины и выйти на чистое интеллектуальное пространство, дабы решить какие-то важные для себя проблемы, требующие предельного умственного напряжения?
Сергей представил себе, как поэт встает поздним утром с постели и, медитируя, обращается с одним и тем же вопросом к окружающим предметам. Например – что тебе снится, мой умывальник? И далее – что тебе снится, электрочайник?
И чайник отвечает. На все вопросы отвечает чайник – тут же припомнилась Кондакову не совсем точная цитата из стихотворения, которое юный Сережа разучил к очередному юбилею вождя.
А не воспользоваться ли этим сочинительским приемом для разгадки собственной проблемы?
А ну-ка…
Что тебе снится, заказчик реквиема?
Сергей прислушался к своим ощущениям, но ничего такого не почувствовал. Возможно, неведомому заказчику реквиема ничего не снилось в эту ночь, а может быть и так, что ему вообще никогда ничего не снится…

В дальнем углу вестибюля фирмы он приметил новую уборщицу – действительно, как и говорил  Ильин, симпатичная девчушка. Она работала, похоже, тем же пылесосом, что достался ей от Нины Никитичны.
А где же она сама, его «протеже»? Неужели Нина Никитична теперь, получив повышение и личный кабинет, не будет его встречать на пороге фирмы, как повелось уже много лет назад и приносило «СБ» и лично ему, Сергею Кондакову, счастье и удачу?
Нет, вот же она! Стоит чуть в сторонке, смотрит на него по-собачьи преданными глазами, смущенно и благодарно улыбается, а   по ее щекам текут крупные-крупные слезы.
Момент был, пожалуй, несколько интимный, и Сергей не стал подходить к ней, ограничившись приветливым взмахом руки.

- Некролог в газетах ничего не дал, - услышал он в трубке взволнованный голос Кеши Комарова. – Но в сегодняшней утренней прессе была опубликована фотография вашей жены  с продиктованным вами текстом, и нам уже позвонил один тип.
- И что он сказал? – взволновался и Кондаков.
- Сказал, что не знает нынешнего местонахождения Анны, но может сообщить кое-что любопытное о ее пребывании в клинике Визенталя. Говорит, что за ней следили, и он назовет по имени того, кто занимался этим делом.
- Ну, вы, конечно, взяли его за жабры? – нетерпеливо спросил Сергей.
- Мы с ним договорились о встрече – она состоится завтра в Женеве. Но он запросил за свою информацию не соразмерную с ней сумму – двести штук евриками.
Кондаков призадумался. Денег ему, конечно, жалко не было – не тот случай. Чтобы найти Анну и выйти на след заказчика реквиема, он заплатил бы куда  больше. Да вообще отдал бы любые бабки – нарежет еще капусты, дело  нехитрое. Но информатор из Женевы этого ведать не мог, однако потребовал очень крутой гонорар, как будто точно знал,  что его сведения таких денег стоят. А ведь в газетах был опубликован вполне заурядный текст - с просьбой за вознаграждение сообщить, где находится конкретный человек, вот и все. За такую информацию обычно выплачивается пять, ну десять тысяч долларов или евро, если, конечно, речь не идет о местопребывании какого-нибудь крупного террориста. Однако позвонивший пацанам человек даже не знает, где искать Анну, и тем не менее, видимо, считает, что его сведения еще важнее и ими непременно заинтересуются самым серьезным образом.
Что за всем этим стоит?
Может быть, требование швейцарцем такой большой суммы  объясняется очень просто: он видит, что имеет дело с русскими, а те, как привыкли считать на Западе, все сплошь нефтяные магнаты либо бандиты и поэтому  безмерно сорят легко нажитыми деньгами. 
Возможно, также, что на пацанов вышел  серьезный аферист, берущийся за дело только в том случае, когда светит  солидный куш, и не рискующий по мелочам.
Но все это, однако, не объясняет, почему предлагаются сведения, о которых в газетном тексте не запрашивалось.
Скорее всего, женевский информатор действительно знает многое об инциденте с Анной и умеет читать печатный текст между строк…
- Этот паренек как-нибудь представился? – возобновил Сергей разговор.
- Нет. И он предупредил, чтобы на встрече с ним присутствовал только один человек, а если он заметит слежку, то сделка не состоится. Кроме того, этот деятель заявил, что у него имеется специальный прибор, который обнаруживает подслушивающую и съемочную микроаппаратуру, и в случае ее использования при разговоре с ним…
- Понятно. А что за место встречи он предложил? Конкретно?
- Есть тут что-то вроде лесопарка в предместье Женевы.
-  А на каком языке вы общались с клиентом?
- На немецком.
- Значит, ты пойдешь, Кеша?
-  Само собой.
- И ты, конечно, не можешь позвонить мне во время встречи с этим типом, проконсультироваться?
- Угу, он сказал: мобильник исключен.
- Ну, что ж, мелочиться не будем, придется рискнуть бабками. Итак, все условия клиента по организации встречи с ним следует принять. На требуемый им гонорар соглашайся даже в том случае, если он укажет лишь лицо, следившее за Анной в клинике. Но  соглашайся не сразу – настаивай, чтобы наш анонимный информатор назвал человека или, что вероятнее, детективное агентство, нанявшего это лицо. Сдается мне, что он знает много чего интересного, и все это, в конечном счете, надо из него вытряхнуть.  Причем любыми средствами, если вдруг деньги не помогут, - сурово добавил Кондаков. – Поэтому личность клиента очень желательно установить. Но сами ничего не предпринимайте, посоветуйтесь, как это сделать, с цюрихскими детективами, с которыми вы сотрудничаете. Однако не следует с их помощью проверять сведения, которые вы получите от информатора: тогда  сыщики из Цюриха будут слишком много знать о вашей миссии и могут это каким-либо образом использовать. Полученные данные проверяйте сами или нанимайте других детективов. Всё, с Богом!

Андрей Плетнев появился  на фирме неожиданно, без предварительного звонка Сергею.
- Ехал мимо, дай, думаю, заскочу: мысль тут одна появилась, - пояснил он свой нежданный визит. – Но, во-первых, хочу тебя поздравить, так сказать, в предварительном порядке.  Правительство постановило разработать модели новой формы одежды для Минобороны, МВД и МЧС. То есть полдела сделано. Сейчас Тутыгин включился в работу, и, полагаю, исход всей операции будет положительный. – Несмотря на излагаемую им оптимистическую информацию, вид у генерала был довольно-таки хмурый. – Но я заехал к тебе не за этим.
- Есть что-то новое по делу  наших погибших ребят? - осведомился Кондаков, догадываясь, однако, что у Плетнева на уме нечто совсем другое.
- Нет, - махнул рукой генерал, - следствие пока в полном тупике. Нет никаких серьезных зацепок.
- Понятно, - с серьезным видом кивнул Сергей, – следователям нужны новые трупы.
Плетнев поднял глаза на Кондакова и вперил в него прямой немигающий взгляд:
- И совсем не исключено, что они скоро появятся.
- Что ты хочешь этим сказать? – озадаченно спросил Сергей.
- То, что нам следует пересмотреть наш договор по наследованию акций «СБ», - последовал неожиданный ответ.
Плетнев уселся поудобнее на стуле и выудил из кармана  штатского пиджака сигару в упаковке. Длинная и толстая гаванская сигара оказалась уже початой. Генерал  не спеша раскурил ее и с видимым наслаждением затянулся. Он очень любил хорошие сигары, но эту свою страсть старался не демонстрировать на людях, и тем паче в официальной обстановке. Андрей считал свою любовь к сигарам непозволительной слабостью, нечто вроде пьянства, которая подрывает его имидж сурового милицейского генерала, как говорится, без страха и упрека, поэтому предавался кайфу только дома или среди близких друзей.
Некурящий Кондаков прошел в заднюю «потайную» комнату, примыкающую к его кабинету, в которой у него находились кушетка, столик, четыре стула, холодильник и бар.  В этом баре, кроме разнообразных напитков, имелась и мраморная пепельница, каковую он держал едва ли не для одного лишь Плетнева, поскольку  практически никогда не вел официальных переговоров, коим делом занимались Цагоев и Полынин, и потому у Сергея редко бывали гости.
Он вернулся в кабинет и поставил пепельницу перед генералом, пытаясь сообразить, куда клонит  его старый приятель.
Что тебе снится, генерал Плетнев?
- Когда мы создавали нашу фирму, мы были одинокими холостяками, - продолжил Плетнев, нещадно обволакивая дымом страдальчески морщившегося Сергея, - потому и составили столь своеобразный договор. Но теперь у нас обоих есть семьи, а у тебя даже ожидается пополнение. Как, кстати, Анна?
- Да вроде бы все в норме, - не слишком весело ответил Сергей, на что генерал, озабоченный своими мыслями, не обратил внимания.
- Так вот… Нам в нынешней ситуации следует позаботиться о своих родных.
- То есть ты предлагаешь заключить новый договор?
- Зачем? Следует просто расторгнуть прежний, и тогда наследование акций «СБ» произойдет в обычном, определенном законом порядке.
Сергей внутренне улыбнулся. По дороге на фирму он в своем анализе возникшей ситуации не исключал варианта, при котором заказчиком реквиема оказывался Плетнев. Но выясняется, что и Плетнев имеет аналогичные подозрения в отношении Сергея: ведь если прежний договор между акционерами «СБ» будет аннулирован, для ликвидации Андрея у Кондакова не останется корыстного мотива. Так, видимо, рассуждал генерал.
Но может быть и по-другому: Плетнев всерьез опасается за свою жизнь вне зависимости от того, кто и по каким мотивам будет на нее покушаться, и хочет, чтобы его часть от собственности «СБ» унаследовала молодая и горячо любимая генералом жена Рита, с которой он сочетался браком всего-то пару месяцев назад.
Так или иначе, отметил Сергей, из числа подозреваемых им лиц Андрей Плетнев после сделанного предложения, по сути, выпадает.
- Не вижу здесь никаких проблем, - пожал Кондаков плечами, - можем хоть сейчас посетить нотариуса.
- Вот и славненько, - с видимым облегчением выдохнул генерал. - Тогда и откладывать это дело не будем? Поехали?
Кондаков накинул на футболку легкий пиджак и поднялся из-за стола. И тут заверещал его мобильник.
- Это Елена Пырьева, - услышал он взволнованный и полный тревоги голос лейтенанта госбезопасности.
- У тебя что-то срочное? – осведомился Сергей, заметив, что генерал, уже стоящий в дверях, сморщил недовольную гримасу.
- И срочное, и важное!
- Хорошо, говори, но постарайся покороче.
- Я звоню из подмосковного Красногорска. Приехала сюда для исследования  ай-кью Ларисы Дмитриевой. Она была в том списке, который я вам…
- Да, да, я помню. Излагай суть!
- Так вот… Квартира оказалась открытой, а Лариса – убитой!

Глава восьмая
Бегом к нотариусу!

- Ты кому-нибудь сообщила об этом?! – Кондаков невольно перешел на взволнованный тон своего агента.
- Подполковнику Маклыгину. Он сказал, чтобы я немедленно покинула Красногорск, а он сам сообщит о происшедшем, кому следует.
- Ты куда сейчас?
- В управление. Маклыгин ждет меня со всеми подробностями.
- Когда освободишься, позвони мне. Нам надо с тобой встретиться – мне тоже нужны подробности.
Плетнев, все еще стоя в дверях, слышал только слова Сергея, но этого оказалось генералу достаточно, чтобы обеспокоиться не на шутку:
- В чем дело?
- Убита Лариса Дмитриева. 
Ответ прозвучал с  промедлением, которое было совсем небольшим, но его чутко уловило опытное ухо милицейского генерала. Казалось, Плетнева взволновала не сама  эта трагическая информация, а предваряющая ее пауза.
Он с очевидным, хотя и неясным по своей сути  подозрением уставился на Сергея:
- От кого ты узнал об этом?
- От своего агента, - опять-таки не слишком быстро ответил Кондаков. Жизнь приучила его к тому, что важной информацией не стоит делиться ни с кем, даже с людьми, которым в принципе доверяешь, а в возникшей непонятной, а оттого казавшейся еще более грозной ситуации не следовало доверять вообще никому. Если только по серьезной необходимости. А Елену Пырьеву он считал своим личным секретным агентом, раскрывать которого нельзя ни в коем случае, хотя Кондаков понимал, что генерал, имеющий близкий контакт с Долгих, может ее достаточно легко вычислить.
Андрей схватился за мобильник:
- Говорит генерал Плетнев из министерства. Вам что-нибудь известно об убийстве гражданки по имени Лариса Дмитриева?.. Нет?.. Но есть неопознанные женские трупы… Подождите секунду. – Он обернулся к Кондакову: - Где это произошло?
- На квартире Ларисы  в подмосковном Красногорске. Если ты звонишь дежурному по ГУВД Москвы, то он, наверно, и не должен ничего знать об этом убийстве.
- Спасибо, - сказал Плетнев в трубку и набрал новый номер. Представившись, он задал тот же вопрос дежурному по областному ГУВД. – Ага…  А кто сообщил о происшествии?.. Анонимный звонок? А есть какие-нибудь подробности?.. Пока нет… Спасибо. – Он вновь вперил теперь уже не столько подозрительный, сколько растерянный взгляд  в Кондакова и хмуро бросил: - Ну, чего стоишь? Теперь нам тем более надо спешить к нотариусу.
Они поехали каждый в своей машине. По дороге, как и в утренней пробке, Кондаков погрузился в размышления. Убийство Ларисы Дмитриевой фактически опровергало сразу несколько рассматриваемых ранее версий.
Во-первых, Лариса не имела никакого отношения к «СБ», а значит, речь не идет только об уничтожении сотрудников его фирмы.
Во-вторых, Лариса не являлась близким Кондакову человеком, и, следовательно, его вывод, что все преступные действия заказчика реквиема  направлены лично против Сергея, не имеет под собой оснований.
В-третьих, отпадает версия Долгих о гипотетическом маньяке. Ну если только Лариса была убита серебряной пулей вместе с какой-нибудь девчоночкой…
А на первое место выходит общая особенность всех этих убийств – их жертвами стали воспитанники антиповского интерната. И теперь острое желание овладеть документацией по «Роднику» превращается  в жизненную необходимость: очень похоже, что под угрозой жизни и остальных антиповских детдомовцев, включая, естественно, и самого Сергея, и его жену Анну.   
              Наверняка такой же точки зрения придерживается теперь и  Плетнев – ишь, как засуетился насчет нотариуса! Да, любит он свою топ-модель Риту, любит – ничего не скажешь. Может, даже и собственную жизнь застраховал на какую-нибудь безумную сумму…
А ведь если Андрей действительно так думает, то он тоже должен попытаться выйти на бумаги по «Роднику» - в ФСБ у него неплохие связи. Или Плетнев все же мыслит как-то по-другому?
Поговорить бы со старым дружком со всей откровенностью, но его отношения с Андреем ныне заметно охладели. И это охлаждение, как теперь осознал Кондаков, связано даже не с избиением Тутыгина, а последовательным убийством двух их общих приятелей. И Сергей, и Плетнев интуитивно почувствовали нависшую над каждым из  них неведомую, но смертельную опасность и закрылись друг от друга – спасать собственную шкуру и директор «СБ», и милицейский генерал привыкли самостоятельно.  И действительно, борьба за свою жизнь – дело сугубо интимное. Тут все средства хороши, в том числе и такие, о которых не расскажешь и лучшему другу…
Теперь должна зашевелиться и ФСБ, продолжал размышлять над ситуацией Кондаков. Секретная служба исследует умственный уровень воспитанников «Родника», а тех последовательно убивают – очевидный повод для расследования. Тем более что ФСБ имеет документы по антиповскому интернату, а значит, может за что-то зацепиться.
А вдруг в этих документах и нет ничего особенного? Нет ничего такого, что помогло бы навести на след убийцы? Тогда и ему, Сергею, выходит, не стоит суетиться насчет тех бумаг.
Нет, достать документы по «Роднику» все равно необходимо – это последний шанс выйти на след его родителей.
…С юридическими формальностями в нотариальной конторе покончили быстро. При выходе из нее Кондаков все же попытался завязать разговор с генералом по существу происходящих событий:
- Так что ты все же обо всем этом думаешь?
- Об убийствах  антиповцев? – бесцветным голосом уточнил Плетнев.
- Естественно.
Ответ прозвучал неожиданно откровенно:
- Я ничего не понимаю, но мне очень страшно.
Сергей подумал, что сейчас  подходящий случай слегка приоткрыть карты:
- Андрей, а тебе никогда не хотелось узнать, кто твои родители? Ведь должны сохраниться документы…
- Прошу тебя, Серега, - перебивая его, страдальчески сморщился генерал, - не вороши прошлое, сейчас вообще не до этого. – И он, махнув на прощание рукой, погрузился в свою «ауди». Но тут же его голова высунулась из приоткрытого окошка: – А Долгих о Ларисе я сам скажу и передам областным, чтобы ввели его в курс дела.

Когда Елена Пырьева сообщила по телефону, что освободилась, он назначил ей встречу все в том же кафе возле ее дома. Но еще до  звонка лейтенанта Сергей имел беседу с другим своим источником из ФСБ – подполковником Родиным из оперативно-розыскного управления. Тот ранее немало помогал Кондакову и советом, и делом, но по интересующему Сергея вопросу не смог дать сколь-нибудь стоящей информации, хотя директор «СБ» был в разговоре с ним даже откровеннее, чем с Плетневым.
Зачем исследует научно-техническое управление ФСБ умственный  уровень антиповских детдомовцев? Да он, Родин, понятия не имеет, что творится в других управлениях.
Можно ли без особых проблем достать документы по «Роднику»? Нет, если этим детдомом занимается опять-таки другое управление.
Подходы к подполковнику Маклыгину? Вообще-то он - мужик упертый и скрытный, дело иметь с ним нелегко. К тому же в настоящий момент Маклыгин занимает должность и.о. замначальника управления и, естественно, мечтает от этого «и.о.» избавиться – посему  он сейчас не пойдет на какое-либо внештатное сотрудничество, если таковое может помешать его карьере. Во всяком случае, лично он, подполковник Родин, наводить с Маклыгиным мосты не берется.
Вот, собственно, и все, что сообщил Кондакову его информатор, и Сергей в очередной раз с грустью помянул Петра Грунина, имевшего в ФСБ обширные и эффективные связи.

Елена опять первой пришла в кафе, и вновь перед ней стояла чашечка кофе. На этот раз Кондаков взял у бармена два пирожных и поставил их на блюдечке перед Пырьевой. Та кивком поблагодарила его, но к пирожным так и не притронулась, как впрочем,  и к кофе.
- Рассказывай, Лена.
- О чем? – вздохнула она.
- О том, что  увидела в квартире Дмитриевой, естественно.
- А разве вы не имеете подробную информацию от своих друзей в МВД?
В вопросе Пырьевой прозвучал вызов, но Сергей понимал, что у нее нет намерения идти с ним на конфронтацию – просто молодая женщина была слишком деморализована свалившимися на нее несчастьями, что бы вести себя адекватно.
- Расследование только началось, - мягко пояснил он, - и мне пока ничего толком неизвестно.
- Вот  и я толком ничего не знаю.
Кондаков отметил, что губы у лейтенанта дрожат, как это бывает при обиде или  сильном стрессе.
- Просто расскажи, что ты увидела. Квартирная дверь, как ты, кажется, сказала по телефону, оказалась незапертой?
- Да. Я позвонила несколько раз в дверь, ответа не дождалась, потом повернула дверную ручку и вошла в квартиру.
- Ты предупредила Ларису о своем приходе?
- Да, я ей позвонила по телефону, и мы договорились о времени, когда я к ней зайду.
- И Лариса согласилась на этот соцопрос?! – Кондаков не скрывал своего изумления. – Ведь она наверняка знала об обстоятельствах, предшествующих гибели Грунина. На его похоронах об этом было много разговоров.
- Именно поэтому я представилась как сотрудница фирмы «Эйвон»: ее продукцией пользовалась Лариса Дмитриева, а представители этой компании обычно доставляют свой товар клиентам на дом.
- Какие, однако, тонкости из личной жизни Дмитриевой известно ФСБ. Получается, что Лариса была в оперативной разработке. Почему?
- Да ничего такого не было! – слегка сморщила губы Лена. – Просто после инцидента с Груниным пришлось искать новые подходы к объектам.
- Хорошо. Ты вошла, и что же дальше?
- Зря я, кстати, вообще входила, получила выговор за это от Маклыгина… - И ее губы, накрашенные бледно-розовой помадой (вероятно, от «Эйвон», подумалось Сергею), вновь задрожали.
Кондаков, встревоженный тем, что молодая женщина того и гляди заревет, успокоительно положил ладонь на кисть ее руки:
- Все уже позади, Лена. Продолжай.
- Если бы – позади… - Она и вправду слегка всхлипнула, но быстро взяла себя в руки. - Женское тело лежало почти у самого порога. Все лицо  в крови. Не было сомнений, что Лариса мертва, поэтому я сразу же покинула квартиру, уничтожив следы своего пребывания носовым платком.
- Сколько прошло времени от твоего звонка Ларисе до прихода на ее квартиру?
- Что-то около двух часов.
- А как ты узнала, что лежащая на полу женщина - Лариса? Ведь ее лицо было в крови.
- А кто же еще это мог быть?
- Допустим. А больше ничего такого… м-м… специфического ты там не заметила?
- Нет. Да я там ничего особо и не разглядывала: ясно было, что следовало скорее уносить оттуда ноги.
- Вообще-то такая реакция офицера ФСБ выглядит несколько странной, - сказал Сергей после небольшой паузы, взятой им на экспресс-анализ ситуации. – Возможно, Лариса еще дышала, тогда ее следовало попытаться спасти: вызвать скорую, оказать первую помощь, чему тебя наверняка учили по службе. Да и убийца на тот момент мог находиться в квартире, ведь ты звонила Ларисе менее двух часов назад. У тебя наверняка было оружие, и ты могла бы задержать преступника…
- У него тоже было оружие! - запальчиво перебила Кондакова Елена. – И если убийца находился в квартире, то слышал или видел, как я вошла. В таком случае я находилась у него на мушке, и ему ничего не стоило заодно пристрелить и меня! – Пару секунд помолчав, она добавила, понизив тон: - Но дело даже не в этом. После инцидента с Груниным наше управление не могло себе позволить такую роскошь – оказаться замешенным еще в одном, причем аналогичном, убийстве. Тогда на ФСБ уж точно бы навесили всех собак. – Елена еще несколько секунд помолчала. - Впрочем, неприятности для нашего управления уже начались.
- Какого рода?
- Руководство ФСБ решило провести расследование этих двух инцидентов – с Груниным и Дмитриевой.
- Ваши начальники будут сотрудничать в этом вопросе со следственной группой московской прокуратуры?
Пырьева как-то зябко пожала плечами:
- На данном этапе вряд ли. Может, потом, если будут какие-то путные результаты…
- Та-к, - протянул Сергей, потирая пальцами правый висок, что он иногда делал, если какая-то догадка, вдруг мелькнувшая в голове, внезапно уходила от него. – С этим пока все. Ну а что там у нас с Маклыгиным? Ты спросила его напрямую о цели исследования ай-кью антиповских детдомовцев?
- Да, - кивнула она со вздохом.
- Ну и каков был ответ? – спросил Кондаков не без некоторого внутреннего волнения, хотя понимал: если бы Пырьева что-либо вызнала по данному делу, то сообщила бы об этом в первую очередь.
- Никакого ответа не последовало. – Лена слегка нахмурила тонкие брови. – Маклыгин сделал вид, что не услышал моего вопроса. Это у него манера такая, когда он хочет показать, что подчиненный лезет не в свое дело.
- Угу. – Сергей подавил вздох разочарования. – А что с документами по «Роднику»? Ты не забыла о моем предложении?
- Только о нем и думаю.
Фразы такого рода обычно произносят с сарказмом, но Кондаков не уловил и следа иронии: ответ прозвучал вполне серьезно.
- И что, никакого просвета?
Собеседница молча покачала головой, и ее взгляд выразил сложную смесь горечи, сожаления и упрека.
Кондаков понял Елену так: я вся ваша со всеми своими потрохами, но не требуйте от меня невозможного. 
Он протянул ей заранее отложенную пачку весом в тысячу долларов.
- Это тебе за текущую информацию. И попробуй все же рискнуть, ведь у тебя теперь есть запасной аэродром – моя фирма.

Сергей вернулся в «СБ», где его уже ожидал Долгих, о чем они ранее договорились по телефону. У майора был сумрачно-встревоженный вид.
- Серебряная пуля в голову Дмитриевой и пристреленная девчонка в соседней комнате, - с ходу объявил он.
Кондаков грустно хмыкнул:
- Если бы Лариса не была опять-таки из нашего «Родника», то я бы подумал, что тут и вправду орудует твой угофоб.
- Одна версия не исключает другую, - упрямо покрутил головой муровец. – Убивают антиповских детдомовцев, и делает это некий маньяк-угофоб.
- Но почему убийства происходят  с гомосексуальной подоплекой? Ни Полынин, ни Грунин никогда не были замечены в подобных делах: первый имел целую кучу баб, второй – только одну, но зато постоянную. Ничего не знаю о личной жизни Ларисы, но почему-то уверен, что и у нее был мужик: это как-то сразу чувствуется.
- Что верно, то верно, - вроде как с сожалением кивнул Антон. – Ее дружка уже нашли. Он живет по соседству, в Красногорске, и сейчас дает показания тамошнему следаку. Но и девочка уже установлена – она нашлась в нашей картотеке. Ей четырнадцать лет, живет и, соответственно, спит, с кем придется. Сейчас задержан и допрашивается ее последний содержатель.
- Какая-то все это лажа, - махнул рукой Сергей. – Даже непохоже на нашего заказчика реквиема.
- Кого-кого? – поднял мохнатые белесые брови Долгих.
- Так я для себя называю возможного заказчика всех этих убийств, - скупо пояснил Кондаков, на что майор ответил удивленным выражением лица, но оставил странные, как ему показалось, слова собеседника без какой-либо реплики.
- Давай все-таки попробуем порассуждать, поставив себя на место этого маньяка-угофоба, - сказал он, на что Кондаков ответил скептической улыбкой, но в свою очередь промолчал. – Возьмем ваш «Родник». Порядки там, насколько я понял, были строгие: мальчики отдельно, девочки отдельно, минимум общения между полами, и за этим пристально следили суровые и хорошо оплачиваемые наставники. Воспитанники в «Роднике» жили до семнадцатилетнего возраста, а значит, в течение четырех-пяти лет испытывали бурный рост полового развития и, следовательно, искали возможность сексуальных контактов. С кем? С противоположным полом - практически невозможно. Отсюда неизбежный вывод – в единственном в своем роде образцово-показательном «Роднике» процветала однополая любовь. Разве не так было на самом деле, Сергей? – Этот вопрос муровец задал не без некоторого смущения и  старательно отводя в сторону взгляд.
Но Кондакова и вся речь майора, и последний его пассаж оставили совершенно равнодушным.
- Может быть, и так, - пожал он плечами, - ничего об этом толком не знаю, поскольку у меня не было в «Роднике» близких друзей за исключением Макса Полынина. Но ничего такого я  за ним не замечал. Меня же в то время вполне удовлетворяли тайные,  хотя и мимолетные контакты с Анной. Одного поцелуя в щечку мне хватало на неделю. Но дело здесь в другом. После окончания интерната прошло уже шестнадцать лет. Шестнадцать! И ты хочешь убедить меня в том, что через полтора десятка лет какому-то психу пришло в голову мстить сиротам за невинные, по сути, забавы, зверски убивая их? Неужели ты думаешь, что я поверю такому бреду! Извини, но по-другому эту твою версию никак и не назовешь.
- Ты употребил слова «псих» и «бред». И в этом суть вопроса! – воскликнул Долгих с несколько наигранным воодушевлением, поскольку слова оппонента его таки задели. – Убийца – маньяк, и этим все сказано. Ему что мужчины, что женщины, что дети – все едино. И для него нет срока давности. Позволю себе конкретизировать свою версию. Я считаю, что убийца – сам воспитанник «Родника». И он в отличие от тебя хорошо знаком с его сексуальными нравами. Возможно, тогда, в детдоме, его обошли любовью, и он остался один-одинешенек, вынужденно наблюдая за сексуальными играми других со стороны. А  сексуальная обида – это такая бомба без таймера, что может сработать в любой момент на протяжении всей жизни. Достаточно, чтобы в больном мозгу маньяка в какой-то момент замкнулись провода. – И тут  его лицо озарилось отблеском интеллектуального прорыва. – А может быть, наш маньяк был воспитателем в «Роднике»! Он любил молодых мальчиков и девочек. Возможно, будущий убийца пытался войти в контакт с Максом, Петром и Ларисой, но получил отказ. И вот теперь, когда все те же провода замкнулись, он им отомстил. А к тебе, Сергей, никто из воспитателей не подкатывался? – И он с тревогой посмотрел на Кондакова.
- Ко мне? Нет. И я, если следовать твоей версии, в полной безопасности, – сказал Сергей с легкой усмешкой.
Однако после «конкретной версии» муровца скепсиса по отношению к его рассуждениям у Кондакова поубавилось: он припомнил директора Чагина и его немаскируемый интерес к Анне, о чем девушка выразилась лаконично, но емко - пристает. А между прочим, именно Анюта стала, по версии Сергея, первой жертвой заказчика реквиема! Где-то теперь этот Чагин? И не стоит ли начать его поиск?
- Необходимо опросить всех антиповских воспитанников на предмет сексуальных домогательств со стороны наставников «Родника». – Лицо Долгих раскраснелось и лоснилось от удовольствия, будто он минуту назад опрокинул стакан водки. – Сейчас же позвоню следователю: пусть даст операм из бригады соответствующее поручение.
«Сказать ему, что ли, про Чагина? – рассуждал, между тем, про себя Сергей. -  Нет, разыщу директора сам».
- Погоди ты со своим следователем, - осадил он муровца. – Скажи лучше, что там с фотороботом убийцы?
- Ах да!  - Долгих полез в свой кейс и вытащил оттуда лист бумаги. – Вот, смотри. – Он протянул листок Кондакову с видимым смущением.
Почему смутился майор, Сергей понял быстро:
- Что-то не тянет этот усатый тип на наставника либо преподавателя нашего детдома. На вид ему лет тридцать пять, а может, и того меньше, а должно быть, как минимум, сорок пять. Да и не напоминает он мне никого ни из наставников, ни из воспитанников «Родника».
- Возможно, это нанятый киллер, - с довольно-таки кислой миной предположил Долгих: фоторобот поставил под удар свежеиспеченную версию майора.
- Тогда кто же из них угофоб: заказчик или киллер? – ехидно поинтересовался директор «СБ».
- Оба! – быстро нашелся муровец. – Оба они приверженцы одной и той же идеологии, вот в чем штука!
- Ладно, звони своему следователю. – А он, Сергей, позвонит Дмитрию Близнюку, замещавшему погибшего Грунина: пусть он разыщет директора Чагина.
- А что насчет документов по «Роднику»? – уже взяв в руку мобильник, вдруг спросил муровец. – Не удалось продвинуться в этом деле?
- Пока нет, - с видимым сожалением ответил Сергей и подумал, что надо бы все-таки переговорить на эту тему с Плетневым: у того в ФСБ много знакомых генералов.
- Я тут переговорил на эту тему с Плетневым, - совсем уж неожиданно, буквально дублируя мысли Сергея, заявил  майор.
- То есть ты ему сказал, что документы по «Роднику», возможно, в ФСБ и хорошо бы их оттуда вытянуть? – Кондаков теперь не сводил взгляда с глаз муровца.
- Да, примерно так.
- Ну и?..
- Плетнев считает, что в этих бумагах нет ничего такого, что помогло бы навести на след убийцы, иначе ФСБ его бы быстро вычислила. А  просить у генералов гэбэ эти документы ради простого любопытства он считает нецелесообразным: за всякую просьбу надо  платить какой-либо ответной услугой, а Плетнев не хочет быть обязанным ФСБ по такому пустяку.
- Хм… А мне вот не кажутся документы по «Роднику» совсем уж пустячными, - недовольно буркнул Сергей.
- Да и мне тоже. А возможно, и самому Плетневу не кажутся, - загадочно добавил майор.
- Что ты хочешь этим сказать? – встрепенулся Кондаков.
- У меня создалось ощущение, что наш генерал уже знаком с этими бумагами. Но это всего лишь ощущение, и ничего больше. – И Долгих развел в стороны свои длинные руки.


                ЧАСТЬ ВТОРАЯ
                БРАТ

Глава девятая
Некоторые особенности правого поворота

«Пусть так, - размышлял Кондаков, покидая офис фирмы и садясь в «лендкрузер», - у Долгих это ощущение, и ничего больше. Однако у меня тоже возникло схожее ощущение».
И действительно, три человека из «Родника» погибли, а Плетнев не желает даже взглянуть на документы по антиповскому детдому, мотивируя это свое нежелание совсем уж несерьезной аргументацией. На кону, можно сказать, стоит его собственная, Андрея Плетнева, жизнь, и он сам это чувствует - вспомнил Сергей  фразу генерала на выходе из нотариальной конторы, - а Андрюша менжуется, не хочет, видите ли, быть кому-то обязанным.
А может, это чувство смертельной опасности возникло у генерала именно потому, что он ознакомился с документами по «Роднику»? Но почему тогда Плетнев не ввел в курс дела его, Сергея Кондакова? Какая бы черная кошка между ними ни пробежала, они – старые знакомцы, однокашники, коллеги по «СБ».  И, в конце-то концов, оба - возможные жертвы неведомого убийцы!
В таких вот нелегких раздумьях он выехал со двора, где находился его офис, на Сретенку и был тут же остановлен гаишником.
- Старший лейтенант Брлцов, - неразборчиво представился  хмурый офицер ГИБДД и потребовал документы.
Сергей протянул права и техпаспорт  и,  как обычно в таких случаях  делают все водители, осведомился:
- А в чем дело,  командир?
Тот ответил не сразу, тщательно штудируя документы, и наконец строго произнес:
- Выполняя правый поворот, вы не включили, правый поворотник, господин Кондаков. – Потом он крайне подозрительно посмотрел на Сергея, приблизил к нему  лицо и шумно втянул ноздрями воздух. – Прошу вас покинуть салон и пройти медицинское освидетельствование. – И старший лейтенант указал на стоявшую поблизости мобильную медлабораторию.
Спиртного Сергей сегодня не употреблял, но поворотник, задумавшись о превратностях бытия, действительно мог не включить, поэтому решил не препираться с гаишником и последовал за ним.
В медлаборатории грубоватая тетка предложила ему дунуть в трубочку, потом долго и пристально рассматривала ее, после чего попросила Кондакова поднапрячься и повторить процесс.
Он повторил.
Медик снова вперилась в трубочку взором орлицы, ищущей жертву, и наконец повернула голову в сторону гаишника, недовольно буркнув:
- Ничего нет.
Старший лейтенант виновато пожал плечами, улыбнулся Сергею и вернул ему документы:
- Все в порядке, товарищ водитель. Извините за задержку.  Но сами понимаете… - И он развел руками.
Кондаков буркнул что-то типа «бывает» и вскоре опять оказался за рулем «лендкрузера».
Но не проехал он и километра, как его ожидал новый сюрприз, причем куда более неприятный. На своем затылке он ощутил прикосновение металла, и тут же раздался сипловатый мужской голос:
- Сиди тихо, мужик, а то черепушку прострелю. А будешь выполнять мои команды, отпущу с миром.
«Ограбление!» - пронеслось в голове Кондакова.
Он посмотрел в обзорное зеркальце. Сзади сидел незнакомый мужчина лет под тридцать плотного телосложения в камуфляже. В вытянутой в сторону Сергея руке он держал, по всей видимости, пистолет. В зеркале  из-за собственной головы Кондакова ствола не просматривалось,  но сомневаться, что налетчик вооружен, оснований не имелось.
- Что вы хотите? – спросил Сергей осторожно, не повышая тона. Он хорошо выучил эту маленькую житейскую мудрость: когда к твоей голове приставлен ствол,  разговаривать следует предельно вежливо.
- Поедешь, куда я тебе прикажу. Когда доберемся до места, я тебя отпущу.
- Хорошо. А что это за место?
- Не задавай лишних вопросов! – грозно прикрикнул налетчик. – Просто выполняй мои команды. Вот сейчас, на ближайшем светофоре, повернешь направо.
Сергей решил более ничем не раздражать незваного гостя и молча выполнял его приказы. Поначалу Кондаков полагал, что они поедут куда-то за город, однако не последовало распоряжения выехать на какую-либо магистраль, ведущую в область. Наконец они оказались в районе Сокольников, повороты приходилось делать все чаще, и Сергей догадался: финиш близок.
По дороге он мучительно размышлял: для чего  его похитили? А что это было именно спланированное похищение, сомнений уже не оставалось. И, конечно, в нем участвовал остановивший Сергея гаишник. Ведь мужичок в камуфляже проник в «лендкрузер» именно в тот момент, когда Кондакова тестировали в медлаборатории. Невозможно представить, что все это произошло случайно. Медичка в деле, возможно, не замешена, но старлей – соучастник, это понятно.
Последнее обстоятельство, а также то, что камуфляжник был не в маске, особенно напрягали Кондакова. Ведь оставшись в живых и оказавшись  на свободе, Сергей смог бы установить личности преступников. Уж мента-то – без проблем.
А значит, в живых его оставлять  не собирались…
Но если Сергея хотят убить, то почему это не сделать попроще? Без всяких фокусов с похищениями?
И тут Кондакова обожгла мысль: готовится инсценировка с мальчиком-гомиком и финальной серебряной пулей в голову. Как в убийствах других антиповцев…
Но тех, однако, пристрелили в собственных квартирах. Почему же для него решили сделать исключение? И куда его все же везут?
Сергей внимательно вглядывался в окружающие кварталы, пытаясь сообразить, припомнить: не бывал ли он здесь ранее по каким-либо делам. Вроде бы бывал, и совсем недавно…
Кондаков вновь напряг память.
А, впрочем, к чему он так мучительно пытается что-то вспомнить? В любом случае – надо уходить. И бывший главарь рэкетиров это делать умеет…
Но тут последовал очередной приказ похитителя:
- Сейчас заезжай направо во двор!
Ничего не остается, как повиноваться. Возможно, он свой шанс уже упустил. Думал слишком долго – что да как, зачем да почему…
               Сергей свернул в обычный московский дворик – не слишком большой и не слишком светлый из-за многочисленных густых деревьев. Но главное - двор этот не был безлюден: у одного из подъездов сидели легендарные многоокие московские бабули, в песочнице возилась малышня под присмотром парочки мамаш, а чуть в сторонке от них, возле сломанных качелей, столовалась стайка  алкашей.
Что все это означало? А то, что вот так, запросто, будто какую-нибудь лоховатую, безропотную овцу, отконвоировать Сергея в одну из квартир этого дома, где Кондакова ничего положительного ожидать не может, не удастся!
- Тормози у последнего подъезда! – услышал он команду похитителя и, выполнив ее, снова огляделся по сторонам: возле этого подъезда людей как раз не оказалось, кроме одной человеческой фигуры, контуры и пол которой скрывала голубая дождевая накидка. Фигура сидела на лавочке возле дома и при приближении «лендкрузера» никаких признаков жизни не подала. – Ну ты  просто умничка, пацан, - вновь подал голос налетчик, а дальше последовал совсем уж удивительный текст: - Сейчас я ухожу, а ты сиди спокойненько, к тебе скоро придут.
 После этих слов похититель открыл левую заднюю дверь и, высунув на улицу ногу, попытался покинуть салон. Сергей заметил, что при этом он засунул пистолет в карман камуфляжных штанов.
 Удобный случай, чтобы прихватить паренька! Что бы там дальше ни произошло, в руках Сергея окажется по крайней мере заложник, а это - уже козырь в неясной пока игре.
Мотор не был заглушен, и Кондаков ударил по газам, тут же затормозив.
Камуфляжник вывалился из машины и распластался на асфальте.
Подняться он не успел – директор «СБ» мгновенно оседлал его, положил лицом вниз и завернул за спину его руку, вытаскивая по ходу дела из кармана похитителя пистолет.
Налетчик с вывернутой рукой взвыл от боли:
- Да пусти ты меня, мужик! Я ж тебе ничего дурного не сделал!
- Действительно, отпусти его, Серж, - услышал Кондаков спокойный женский голос и невольно вздрогнул, узнавая его. Он обернулся: фигура поднялась с лавки и  откинула с лица капюшон. Сергей не  ошибся: перед ним находилась Ирина. – Это я попросила своего друга Костю – он, кстати, капитан ОМОНа - устроить нам с тобой свидание. Надеюсь, ты на нас не в обиде?
- Лучше уж приглашать на свидание более традиционным способом, - буркнул Сергей, вставая с омоновца и отдавая ему оружие, которое оказалось всего лишь макетом пистолета.  – Все могло закончиться куда как хуже. К чему такая экстравагантность?
- Да так, женский каприз, - неопределенно покрутила она в воздухе рукой. – Уж такой я несерьезный человек. Но пригласила я тебя для очень серьезного разговора.
Кондаков оглянулся на лежавшего еще совсем недавно на асфальте омоновца, но тот уже растаял в окружающей среде, будто фантом в пустыне.
- Ну садись в машину, коли так. Поговорим. – Сергей жестом гостеприимного хозяина распахнул переднюю дверь «лендкрузера».
На прекрасном лице Ирины отразилась гримаса легкого недовольства:
- Я не думаю, что разговор будет долгим, но желательно провести его хотя бы в минимально комфортабельной обстановке и не на виду у всего двора. – Она последовательно повернула голову налево-направо.
- Хорошо, что ты предлагаешь?
- А ты разве не узнаешь этот дом?
Действительно, еще при въезде сюда местность показалась Кондакову знакомой, однако в тот момент он никак не мог вспомнить – когда и по какому поводу здесь бывал. Но после появления на месте событий Ирины все встало на свои места.
Сергей усмехнулся:
- Выходит, любовное гнездышко еще функционирует.
Ирина презрительно скривила губы:
- Я смотрю, ковбой, ты возомнил о себе бог знает что! Просто эта квартира заранее оплачена еще на три месяца вперед, и здесь совсем неплохое место для сугубо конфиденциального, делового разговора. А конфиденциальность эта – подчеркиваю! – именно в твоих  интересах. В твоих личных интересах!
- Ну, раз разговор предстоит такой деловой и такой конфиденциальный, - Кондаков пожал плечами, - тогда вперед!
Они оказались все в той же, «Максовой», квартире, в которой, однако, многое изменилось: можно сказать, был произведен евроремонт и полностью обновился интерьер. Прежде всего, бросалась в глаза новая, причем очень широкая,  кровать красного дерева, покрытая синим шелковым покрывалом, расписанным узорами, напоминающими сюжеты «Камасутры». Кровать являлась частью гарнитура, в который также входили премиленький компактный гардеробчик, столик на колесиках и другой столик на гнутых ножках размером побольше, изящная тумбочка с ажурным ночником, два широких кресла и два мягких стула. Окна затемняли занавеси глубокого синего цвета. Свет в комнату подавался откуда-то сбоку, с двух сторон. Полстены занимало зеркало в витиеватой раме.
- Располагайтесь, господин Кондаков. – Ирина указала на одно из кресел, погрузила свое тело в другое, небрежно бросив накидку на ближайший стул и оставшись в синем, под цвет покрывалу и занавесям, обтягивающем макси-платье на бретелях с не слишком вызывающим декольте.
Да, декольте выглядело достаточно скромным, но Кондакову от того было не легче – он  старался сфокусировать взор на каком-то ином объекте, но это ему удавалось с трудом.
- И в чем же будет состоять предмет нашего разговора? – поспешил он перейти к существу дела, но внезапно подсевший голос подвел Сергея: эта женщина волновала его все сильнее.
Она же, заложив ногу на ногу, взяла в ярко-раскрашенные чувственные губы тонкую длинную сигарету и протянула Сергею зажигалку:
- Надеюсь, господин директор, вы еще не разучились ухаживать за дамами?
Кондаков послушно щелкнул зажигалкой и поднес ее к губам собеседницы, но та внезапно задула огонь и вынула сигарету изо рта.
- Я и забыла, что ты, Серж, не выносишь табачного дыма.
- Да кури, ради бога! У меня все друзья – завзятые куряки.
- А вот Анна не курит. Верно? – сказала она и как-то загадочно взглянула на Сергея своими синими с поволокой глазами, после чего легким движением шеи распустила собранные на затылке белокурые волосы по обнаженным плечам.
- Верно. Но что с того? – хмуро отозвался Кондаков.
Теперь он был уверен, что никакого делового разговора не предвидится. Эта женщина привыкла себе ни в чем не отказывать, и в особенности – в мужчинах. Не то чтобы она прямо-таки в него, Сергея, безумно втюрилась – хотя он знал себе цену и чувствовал, что многие девушки не прочь завязать с ним близкие отношения, но здесь определенно был совсем иной случай. На Ирину нашла блажь. Получив от него отказ, оскорбивший ее женское самолюбие, она теперь пойдет на все, чтобы добиться своей цели - оказаться вместе с ним  вот под  этим, исписанным игривыми рисунками, покрывалом. А потом Сергей получит отвод, и Ирина займется поисками чего-нибудь новенького и более остренького.
И, казалось бы, почему  не пойти ей навстречу? Разве Сергею не хочется того же самого? Страстно хочется! Да и какой придурок откажется от такой женщины!
Но ведь он уже как-то рассуждал на эту тему! Сама возможность, что о его интиме на стороне узнает Анна и в таком случае неизбежно уйдет от него, приводила Сергея в трепет.  Близкие отношения с Аней он сам определил для себя как наивысшую жизненную ценность, которой нельзя рисковать ни при каких обстоятельствах.
Но черт побери! Ведь эта Ирина – настоящая ведьма! Она для него как наваждение, от которого необходимо избавиться – и именно тем единственным способом, каким сама Ирина хочет избавиться от своей блажи! На самом деле – они с этой женщиной сейчас союзники. Всего один контакт или, если угодно, всего одна ночь – и они свободны друг от друга.  И главное – ведь никто, включая Анну, ничего не узнает!
Но как раз в этом Кондаков совсем не был уверен. Он считал, что женщины – в принципе, по натуре чрезвычайно мстительны. А потому Ирина может не ограничиться любовным свиданием с ним, а постарается довести сам факт этого свидания до Анюты. И наверняка –  документально подтвердит это. Где гарантия, что сие любовное гнездышко не  нашпиговано скрытыми камерами?
Однако уже ближайшая фраза Ирины показала, что у нее на уме нечто совсем другое.
- Что с того, говоришь? – задумчиво повторила она его вопрос. – А ты не находишь ничего странного в том, что у тебя с Анной  слишком много общего? Даже черты лица схожи.
- С чего ты взяла? – Кондаков невольно покосился в настенное зеркало. – Ни от кого, кроме тебя, ничего подобного не слышал. А впрочем, как говорят, муж и жена – одна сатана, - тускло пошутил он. Сергей не понимал, к чему клонит собеседница, и это стало его тревожить.
Что тебе снится, директор по продажам?
- Да, вы  похожи, точно брат и сестра, - все также задумчиво, с расстановкой продолжала она, будто не слыша его ответа. – Да вы - просто настоящие близнецы! – добавила Ирина, интонационно выделяя последнее слово.
Окончательно сбитый с толку, Сергей решил промолчать, ожидая, какой пассаж последует далее.
- Неужели тебе никто этого не говорил? А вот твоей жене кто-то определенно сказал нечто подобное. – Ирина теперь произносила слова, полузакрыв глаза, как в трансе; не говорила, а будто вещала. И вдруг она решительно и резко повысила тон: - Я, как и обещала, все узнала о вас с Анной! Вы – родные брат и сестра, двойняшки. А значит, совокупляясь, совершаете кровосмешение, инцест. Это самый страшный, но и самый сладкий любовный грех. Оттого вас так тянет друг к другу. Оттого вы не признаете других женщин и мужчин.  Тому, кто испытал инцест, обычные, тривиальные любовные отношения уже не приносят достаточного удовлетворения.
Ирина  открыла глаза и устремила прямой взгляд на Сергея, в котором читалась сложная смесь любопытства, неопределенного рода сожаления и ожидания реакции собеседника на свое сенсационное сообщение.
Однако Кондаков продолжал молчать. Он молчал, потому что не знал, как воспринимать слова Ирины. Поначалу они показались ему полной ерундой,  попыткой обиженной им женщины в изощренной форме отомстить ему. Однако постепенно эти слова будто стали открывать Сергею глаза – ведь они абсолютно адекватно объясняли поведение Анны с того самого времени, как он познакомился с ней. Слова Ирины объясняли всё.
Это началось еще с детдома - когда Анюта отдалилась от Сергея и нежданно-негаданно ударилась в религию.
Потом, уже после окончания интерната, Анна вообще разорвала с ним всякие отношения, а когда с помощью Полынина они вновь сблизились, Сергей чувствовал, что каждый шаг на пути к этому сближению давался ей с каким-то невероятным напрягом.
Да взять хотя бы ее поведение в постели! Даже обыденный супружеский секс превращался для нее в нечто вроде подвига. Она не то что бы, мучаясь, выполняла свои женские функции со скорбной миной – наоборот, всегда для Ани то был будто акт некоего восторженного  отчаяния, она в повседневности любила Сергея воистину как в последний раз: вот сейчас их тела сомкнутся, а потом обоих поглотит мрачная бездна.
Кондаков никогда не анализировал  ее необыкновенное, странное свойство - любить вот таким удивительным образом. Ему казалось, что это просто  особенность ее неординарной натуры,  доставлявшая ему ни с чем не сравнимое  чувственное наслаждение.
Однако теперь, после слов Ирины, все вставало на свои естественные места.
Еще в детдоме Анна каким-то образом узнала, что Сергей - ее родной брат. Но она уже успела полюбить его вполне женской и совсем не родственной любовью. Аня страстно сопротивлялась этому противоестественному чувству – обратилась к церкви и к Богу.
И, видимо, на время ей удалось подавить или, по крайней мере, приглушить свою страсть. Но тут на их общую беду (или все-таки на счастье?) объявился Максим Полынин. Похоже, она раскрылась ему: Максу доверяли все – особенно, женщины, дети и крупные государственные мужи. И он сумел ей сказать что-то такое – имелся у него и удивительный дар убеждения, - что сняло для нее табу, и Анюта стала женой Сергея.
И все же его супруга продолжала считать себя живущей во грехе, отсюда и ее странная форма секса, и – теперь уже это ясно – аборт. Она не хотела иметь ребенка от супруга-брата – дитя могло родиться неполноценным, да и этические мотивы сыграли здесь свою роль.
Ирина права и в другом: мол, кто-то совсем недавно «сказал твоей жене нечто подобное» - напомнил Анне о ее грехе: еще и потому она решила избавиться от ребенка. А то, как знать – может, Анюта и пошла бы до конца, на роды: загадочна все-таки ее душа.
И, видимо, Лариса Дмитриева, близкая детдомовская подруга Ани, знала о ее  родственных с Сергеем отношениях. Может, сама Лариска ей об этом и нашептала. По дружбе, так сказать. Сволочь, одно слово. Лариса, видимо, об этом и намекала ему на поминках, хотела и его просветить. Да не успела… Может, некто хотел этому помешать и пристрелил ее, болезную? Черт его знает…
А почему Анна молчала, ни слова ему не говорила? Да, в общем-то, ясно – почему. Считала, что тогда их любви наступит конец. А она этого допустить не могла - действительно любила его очень.
А он? Если Анна и вправду его родная сестра, что делать ему? Продолжать жить с ней, как жил?
Трудно сказать, если бы об этом никто не знал… Очень трудно.
Но, пожалуй, он бы все-таки остался с ней. Ему уже почти невозможно представить собственную жизнь без Анны как жены – со всеми ее трогательными странностями и до конца необъяснимой притягательностью ее натуры.
Да и почему, если отбросить предрассудки, брат не может жить с сестрой как с супругой?! Ведь с древних времен родственные браки пресекались по единственной причине – из-за вырождения рода.
И все-таки в создавшейся ситуации продолжение брака с Анной становится невозможным – втайне их близкие родственные отношения сохранить теперь не удастся. Об этом, вероятно, знает несколько человек, но у них, похоже, есть причины не раскрывать  секрета. Вся беда в том, что теперь о тайне их брака известно Ирине, а она-то молчать не будет – не для того под него, Сергея, подкапывалась. Или будет - на определенных условиях?
- Твои слова звучат как бред, - наконец произнес он максимально безразличным тоном и пожал плечами. – А ты сказала, что хочешь со мной поговорить серьезно.
- Бред, говоришь. – Она недобро скривила рот и потянулась за кожаной планшеткой, лежавшей на столе, на которую Сергей до сего времени не обращал внимания. Ирина вытащила оттуда пару листков бумаги и протянула их Кондакову: - Полюбуйся, милый.
Листки представляли собой ксерокопии текстов, выполненных на пишущей машинке. Буквы потеряли от времени былую четкость, но читались разборчиво.
КОНДАКОВ СЕРГЕЙ ВИТАЛЬЕВИЧ – родился 9 сентября 1975 г. Доставлен 16 сентября того же года из роддома г. Колчаново. Мать – Игошина Зоя Тихоновна 1950 г.р. скончалась при родах. Отец неизвестен. Родственники новорожденного не установлены. ФИО ребенку даны в детдоме.
На втором листке значилось:
Филатова Анна Федоровна – родилась 9 сентября 1975 г. Доставлена 17 октября того же года из роддома г. Колчаново. Мать – Игошина Зоя Тихоновна 1950 г.р. скончалась при родах. Отец неизвестен. Родственники новорожденного не установлены. ФИО ребенку даны в детдоме.
- И где тут указано, что мы брат и сестра, да еще близнецы? – несколько обалдело спросил Кондаков.
-Да это же прямо следует из текста, господин директор! – снисходительно пояснила Ирина. – Вы с Анной родились в один и тот же день от одной и той женщины в одном и том же роддоме. Какие тебе еще нужны доказательства? Или ты думаешь, что в этом захолустном районном роддоме в один день при родах скончались две женщины с одинаковыми паспортными данными? Впрочем, наверно есть такая вероятность – один шанс на миллиард.
- Так почему же нам дали разные отчества и фамилии?
- У меня есть объяснение, подкрепляющееся свидетельскими показаниями. Но этих свидетелей я тебе назвать не могу. Клятвенно обещала сохранить их имена втайне. Как ты видишь из документов, Анну переправили в детдом  через месяц после тебя. Возможно, у нее были какие-то небольшие проблемы со здоровьем. А в «Роднике», когда давали вновь прибывшей ФИО, просто не обратили внимания, что у нее общая мать с другим детдомовцев – ведь его, то есть тебя, привезли значительно раньше.
Кондаков после полуминутной паузы покачал головой:
- Не сказал бы я, однако, что мы с Анной тянем на близнецов. Ладно бы – брат и сестра, но близнецы!.. Не так уж у нас много внешнего сходства, как ты говоришь. Взять, к примеру…
- Вы просто не однояйцевые близнецы, - перебила его Ирина авторитетным тоном человека, досконально изучившего проблему. – Это однояйцевые – один к одному. А вы – многояйцевые, скорее всего гетерозиготные и к тому же разнополые близнецы, и совсем не обязательно должны быть разительно похожи. Но что у вас много внешнего сходства –  очевидно всем, хотя, может быть, не каждый тебе об этом скажет.
Сергей опять взял тайм-аут на размышления.
«Что ж, это возможно, что мы с Анной – брат и сестра, не очень похожие друг на друга близнецы, что бывает в природе. Возможно, но не обязательно. Нужны серьезные фактические доказательства», - определился он наконец.
- Откуда у тебя эти сведения? – Сергей помахал в воздухе ксерокопированными листиками.
Ирина несколько жеманно вздохнула:
- Я бы тебе все рассказала, Серж. Но с одним условием… - И она испытующе посмотрела ему в глаза.
Кондаков невольно перевел взгляд на кровать с разрисованным покрывалом: хотя ни к какому определенному решению Сергей еще не пришел, со стороны это могло  выглядеть так – мол, я понял твое условие и согласен его выполнить.
Ирина ответила взрывом хохота:
- Ишь, чего захотел! Не строй из себя эдакого неотразимого плейбоя! У меня была минутная слабость, но это уже в глухом и позабытом прошлом. – И вдруг она сделала серьезное лицо и понизила тон: - Мне известно, что твоя фирма оказывает содействие ивановским ткачам, пробивает для них очень серьезный правительственный заказ. Я предлагаю тебе отказать ивановцам и поработать на нашу компанию – «Московский текстиль».
Он, по сути, так и не смог себе до конца объяснить, почему когда-то на Дмитровском шоссе с такой злобой расправился с Тутыгиным. Ну, сволочь тот изрядная, ну, противен Сергею лично… Да мало ли таких! И что же – всем рыла чистить?
 И вот нечто схожее он ощутил сейчас и по отношению к Ирине. Да, она оказалась подлой сучкой и сейчас, по существу, шантажирует его, предлагая предать интересы собственной фирмы. Отказать ей трудно: ему действительно  необходимо знать всю правду и об Анне, и о собственных родителях, для чего ему нужны подлинные документы об истории «Родника», которыми, вполне вероятно, владеет Ирина или же может их достать. Кроме того, эта девица шантажирует его и другим – возможной оглаской того кошмарного для общества, в котором вращается Кондаков, обстоятельства, что он женат на родной сестре. Кошмар этот будет, конечно, не для общества, а для него и Анны.
Да, Ирина – стерва, но вариант договора, приемлемого для обеих сторон, с ней, конечно, был возможен. Обычная, на самом-то деле, ситуация.
Но Сергей сейчас испытывал и другие чувства. Информация Ирины как бы освободила его от неформального обета верности Анне. Интимную жизнь с собственной супругой он в тот момент посчитал уже невозможной. В то же время Кондаков находился наедине, в приватной обстановке, с красивой женщиной, а что она там говорит о «глухом и позабытом» не имеет значения.
Ненависть к Ирине и желание овладеть ею сплелись в нем воедино.
Он встал со своего кресла, приблизился к сидящей напротив женщине и, взяв ее за руку, рывком поставил на ноги.
Та молча подчинилась, и в глазах ее появилось выражение полуиспуга-полулюбопытства – а что же дальше?
А дальше он взялся двумя руками за верх ее роскошного платья и в один рывок разорвал его на две части – сверху вниз.
Платье упало к ее ногам, но она продолжала сохранять молчание, да и выражение ее лица почти не изменилось – разве что в глазах мелькнуло нечто похожее на облегчение.
Те же манипуляции Кондаков проделал с остальными частями туалета Ирины, которая вроде бы безропотно воспринимала всю эту экзекуцию над ее гардеробом.
Наконец женщина осталась обнаженной, и Сергей жестом Стеньки Разина, скинувшего за борт расписного челна персидскую княжну, бросил ее на постель с расписным покрывалом, не снимая последнего.
Никаких любовных прелюдий не было, Кондаков только скинул ботинки, и тут же вошел в нее, так, как это обычно бывает при изнасилованиях.
Завершение последовало тоже очень быстро, после нескольких интенсивных движений, и он сразу же отвалился на другую часть кровати.
- Так-то оно лучше! - последовала после нескольких мгновений молчания торжествующая реплика Ирины. – Надеюсь, в следующий заход ты позаботишься и обо мне тоже. – И она, склонившись над ним, закрыла его рот затяжным, будто рекордный прыжок без раскрытия парашюта, поцелуем, а Сергею он показался  безвременно-вечным, как сама Вселенная.
Но и вселенные имеют все-таки свое начало и конец, а Ирина, оторвавшись от  губ Сергея, стала раздевать его и продолжала покрывать мужское тело поцелуями.
И он, более ни о чем не задумываясь, начал отвечать ей.
И они любили друг друга долго-долго, и по всем правилам и без всяких правил, и были счастливы. До тех пор…
До тех пор, пока не забулькал сотовый  Кондакова.
Ирина застонала:
- Господи! Ну почему ты его не выключил?
- Не успел. – Он свесил руку на пол, где к тому времени обрели свое место его брюки, нащупывая настойчиво тренькающий телефон.
- Не надо! – Ирина слегка прихватила его руку. – Черт с ним, пусть звонит!
Но внезапно охватившее Сергея чувство тревоги заставило его поднять мобильник и взглянуть на определитель номера. Этот номер был Кондакову незнаком, но ему почему-то показалось, что он знает, кто звонит – заказчик реквиема.
Сергей соединился.
- Это я, - услышал он голос Анны.
- Ты где? – спросил Кондаков пересохшим от волнения голосом.
- В Швейцарии. И мне кажется, ты догадываешься, в каком именно месте.
- В каком-нибудь монастыре?
- Ты прав. Ты, как всегда, прав.
- Ты не собираешься возвращаться?
Ирина, именно в этот момент осознав, с кем общается Сергей, издала  какой-то  страшный звук, напоминающий звериный рык, и зарылась лицом в подушку.
- Что это было? – спросила Анна, и в ее голосе Сергей уловил тревогу.– Ты, кажется, не один?
Прежде чем ответить, Кондаков бросил короткий взгляд на не снятые с руки часы. Да уже почти полночь!
- Можешь не отвечать, - вдруг быстро сказала Анюта. – Ты мне никогда не врал, не стоит этого делать и сейчас. – И, помедлив, продолжила: - Значит, ты обо всем догадался. Ты прав. Ты, как всегда, прав. Мы не можем больше жить во грехе, и ты взял другую женщину. Кто она? Я ее знаю? А впрочем, это не важно. Прости, что я скрывала от тебя правду. И прощай.
Когда связь прервалась, Кондаков быстро набрал номер Анны, но та, как и в прошлый раз, уже успела отключиться.
Он тут же связался с одним из своих  швейцарских посланцев:
- Кеша! Мне только что звонила Анна. Она действительно скрывается в каком-то монастыре и возвращаться в Россию, похоже, не собирается.  Я сейчас продиктую тебе номер телефона, с которого она звонила, - возможно, это вам поможет установить ее местонахождение…  Желаю удачи!
Да, надо выяснить ее местопребывание, поскольку именно сейчас Сергею стало окончательно ясно: он никогда не расстанется с Анной как женой – будь она ему сестра, дочь или мать родная! И наплевать, что об этом кто-то подумает или скажет.
Ирина подняла от подушки заплаканное лицо.
- Я убью ее, - тускло сказала она.
Кондаков, в душе злясь на Ирину, поскольку считал ее виноватой в том, что Анна пошла на разрыв с ним, но, надеясь узнать от любовницы еще многое, нежно погладил ее по головке. Как сестру.
- Так откуда у тебя бумаги по «Роднику»?  Из ФСБ?
Но она молча убрала его руку со своих волос, встала с постели и побрела в ванную, буркнув-таки на ходу:
- Да, есть у меня там одна знакомая. – После чего раздался звук включенного душа.
Знакомая!? Уж не Лена ли Пырьева? Однако что же тогда получается – Леночка водит его за нос? Но, конечно, уточнять у Ирины, кого она имеет в виду, сейчас уже нет смысла. Если бы он свой вопрос по детдому задал хотя бы десятью минутами раньше, до звонка Анны… Черт, до чего все нескладно!
Тем не менее он, одевшись, едва дождался ее возвращения: даже не надежды, а, скорее, иллюзии на получение дополнительной информации от Ирины пока все-таки теплились в его сознании.
- А у тебя есть еще какие-нибудь бумаги по «Роднику»?
- Какие еще бумаги? –  холодно спросила она, не глядя на него, и принялась облачаться в одежду, которую достала из гардеробчика. Будто предвидела, какая судьба ожидала ее модельный прикид, в котором она прибыла на это свидание, и заранее подготовила смену белья.
- Ну, о статусе «Родника»… Вообще досье по антиповскому детдому.
- На фига оно мне нужно, это досье, - пожала она плечами и повернулась к нему уже в новом одеянии – легком голубом сарафанчике.
- А твоя знакомая может это досье достать? -  Вопрос был задан уже просто автоматически: ясно, что ситуация опять вернулась в стадию холодной войны и положительного ответа ожидать нереально.
- Ну, если договоримся по правительственному заказу… - Она насмешливо улыбнулась и ткнула пальцем в свой сарафанчик. – Предупреждаю: это у меня последнее. Порвешь – идти не в чем будет.
Он подошел к ней и в один прием разорвал ее сарафан пополам.
После чего, не прощаясь, покинул это уютное любовное гнездышко.

Глава десятая
К концам и началам

Ночью он навел все возможные справки и, пару часов покемарив перед дорогой, сел за руль «лендкрузера». Направлялся Кондаков в славный город Колчаново, что лежал на крайнем севере Московской области и имел статус райцентра.
Сергей сейчас испытывал  удивительное состояние: он возвращался к истокам, к временам  прамладенчества, и ожидал от этой поездки самого настоящего чуда, по меньшей мере разгадки тайны своего рождения, а то и обретения кого-то из ближайших родственников, например отца…
Впрочем, одну близкую родственницу он совсем недавно обрел: родную сестру. Но все-таки Сергей не мог всерьез воспринимать Анну  в таком качестве – для него она оставалась любимой женой.
Он вспомнил полуночный телефонный разговор с нею, и на душе вновь, как и несколько часов назад, стало  сиротливо и муторно: ведь Сергей потерял Анюту именно как супругу, похоже, навсегда. Он это ощутил еще в тот момент, когда она оборвала телефонный разговор, и в конечном счете  сорвал злость на Ирине.
Но сейчас, когда первые, бурные,  эмоции схлынули и осталась только мертвая тоска по Анне, он уже ни в чем не винил свою недолгую любовницу.
И действительно, отношение   Ирины к Сергею совсем не походило на  желание утолить жажду мимолетной постельной любви с ним, как он считал ранее.  Ведь она вроде бы свое получила, но страдала непритворно, по-настоящему, по-бабьи, когда поняла, с кем  Сергей беседует по телефону. Может, и не стоит говорить о том, что такая взбалмошная и не постоянная по натуре женщина, как Ирина Двинская, страстно и навеки  его полюбила, но уж наверняка стала считать Сержа своей эксклюзивной собственностью длительного пользования, которой она не желала делиться ни с кем.
Так можно ли ее за это винить? Этим, скорее, следует по-мужски гордиться.
Да и ее попытка переманить Сергея на сторону «Московского текстиля» казалась теперь ему совершенно естественной – она ведь защищала интересы своей фирмы. Имелся, конечно, с ее стороны очевидный шантаж, но разве Кондаков не применял тот же прием, если это шло на благо «СБ»? Да сколько раз!
К тому же у него теперь возникло ощущение, что, если бы не этот несвоевременный звонок из Швейцарии, Ирина бы о своем «Московском текстиле» более и не вспоминала. Она к тому моменту  достигла именно того, чего хотела.
Так что же он на нее обозлился? Ведь Сергей провел с Ириной несколько поистине волшебных часов, да еще и получил исключительно важную информацию.
Которая, впрочем, нуждалась в тщательной проверке…
Колчановский роддом – очень возможно, то самое место, где он, Сергей, появился на свет божий! – снаружи не выглядел таким уж задрипанным учреждением, каковые угнетают взор путника во всех периферийных советско-российских городках. Двухэтажное здание, конечно, являлось детищем малобюджетной соцреалистической архитектуры, но явно было не так давно отреставрировано-отремонтировано и имело вполне товарный вид. Кондакова почему-то данное обстоятельство смутно обеспокоило.
Сергей, против обыкновения, был в строгом костюме и при галстуке -  у него в портмоне лежало удостоверение помощника депутата Госдумы от партии «Единая Россия»: это должно существенно помочь в его поисках. И действительно, в кабинет главврача высокого московского гостя допустили без всяких проблем.
- По просьбе одного из наших уважаемых избирателей мы разыскиваем его родителей, -  объявил Кондаков. -  По его словам, он появился на свет именно в вашем роддоме.
- А как его фамилия? – поинтересовался молодой, не старше своего собеседника, главврач, сопровождая вопрос приветливой и в меру заискивающей улыбкой.
- В данном случае, это значения не имеет: свою фамилию вместе с именем и отчеством он получил в детдоме. Но мы располагаем всеми необходимыми сведениями о его матери. – И он положил на стол главврача листок бумаги.
Ознакомившись с текстом, главврач вроде как слегка помрачнел, что не укрылось от Кондакова, но в чем тут дело, он пока понять не мог.
Наконец, после довольно-таки продолжительного молчания, медик пожал плечами:
- Тут написано, что мать вашего избирателя, Игошина Зоя Тихоновна, умерла при родах… Не совсем понимаю, чем мы можем вам помочь.
- Хотелось бы узнать некоторые вещи: при каких обстоятельствах произошла  смерть Игошиной, где ее захоронили и почему ребенка не забрали из роддома отец или другие родственники. Думается,  ваш архив даст ответы хоть на некоторые вопросы.
              - Видимо, ваш  избиратель - уважаемый в стране человек, раз такая организация, как «Единая Россия», занялась его частным делом, - произнес медик после очередной паузы и вопросительно взглянул на посетителя.
А вот эта реплика Кондакова врасплох не застала: он ожидал именно такой реакции руководителя районного роддома.
- Партия «Единая Россия» старается выполнять просьбы всех своих избирателей и вообще граждан страны независимо от их социального статуса  и финансового положения, - с должным пафосом заявил он. – Но тут вы правы: речь идет о видном политике. В силу деликатности поручения я не могу назвать его имя.
- У нас есть проблемы с медицинским оборудованием, - решился наконец на прямую речь главврач. – Оно устарело, а некоторые аппараты попросту вышли из строя. К сожалению, наше областное правительство…
- Понятно, понятно, - мягко перебил его Сергей. – Конечно, и наш уважаемый политик, и партия «Единая Россия» помогут разрешить ваши проблемы. – И добавил с некоторым нажимом: - В разумных, конечно, масштабах. Напишите: что именно и на какую сумму вы хотите приобрести.
Главврач, оказывается,  такой список уже имел и тут же в отпечатанном на трех листах виде передал  посетителю.
Кондаков быстро его просмотрел, остановил взгляд на итоговой цифре в сто пятьдесят тысяч долларов и отправил бумаги в свой кейс.
- Я полагаю, что ваша просьба будет выполнена в полном объеме, - увесисто произнес он.
К его удивлению, главврач после этих слов только еще больше нахмурился и все с таким же кислым выражением на лице осведомился:
- Простите, а как с вами связаться, если что?
Сергей передал ему заготовленную визитку с вымышленным именем и реальным московским номером телефона, принадлежащим «СБ»,  – аппарат стоял на автоответчике, который просил абонента оставлять устные сообщения.
Главврач ознакомился с визиткой, неопределенно пожал плечами и вдруг заявил, отводя в сторону взгляд:
- Проблема в том, что несколько лет назад роддом сильно пострадал при пожаре. В частности, практически полностью сгорел его архив.
Вот оно что! Интуиция не подвела Кондакова – ему сразу не понравилось, что роддом выглядел как новенький. И вот почему хмурился главврач: пожаловал авторитетный посетитель, которого можно было серьезно развести на бабки, а его просьба оказывается невыполнимой.
Продолжать разговор выглядело безнадежным делом, но Сергей попытался использовать ничтожный шанс:
- Вы сказали: «практически полностью». Значит, часть архива все-таки уцелела?
- Весь семьдесят пятый год сгорел, это точно. – И тут в голосе медика проклюнулись ростки энтузиазма: - Но что касается захоронения Игошиной, тут можно вам помочь. Мы передаем тела умерших рожениц в городское трупохранилище, которое и совершает подобного рода захоронения.
Кондаков записал адрес указанного заведения, и тут его голову посетила еще одна обнадеживающая мысль:
- Есть версия, что Зоя Игошина родила двойню. Наверно, это не такое уж частое событие для вашего небольшого городка. Может, кто-то из старых акушерок  припомнит данный случай?
Лицо медика слегка оживилось:
- Выходит, ваш заявитель ищет не только родителей, но брата или сестру? – Сергей с возросшей надеждой кивнул, но главврач тут же вновь помрачнел: - Мы ведь принимаем рожениц не только из нашего города, но и из всего района. – И с гордостью добавил: - Даже из соседней Тверской области к нам рожать приезжают: мы ведь все-таки в столичном регионе находимся… Кроме того, дело-то было свыше тридцати лет назад, а за это время, согласно российским статистическим стандартам, - он ненадолго призадумался, - подождите-ка… на пятьсот рождений в год… В общем, с семьдесят пятого года у нас должно было родиться порядка двух сотен пар двойняшек. – Он почесал шариковой ручкой в затылке. - Да, не так уж много. Но вся беда в том, что никого из старых акушерок в нашем роддоме сейчас не работает. После пожара мы какое-то время не функционировали, и контингент сильно обновился.
- Ну, а адреса старых акушерок у вас есть?
- Я же говорил: был пожар, и весь архив…
Сергей, коротко попрощавшись, направился к двери.
- Так, как насчет оборудования? – услышал он в спину.
- Позвоните через недельку.

У пожилого директора трупохранилища, в отличие от молодого главврача, архив оказался в порядке.
- Семьдесят пятый год… Игошина, - бубнил он себе под нос, водя пальцем с кривым обкуренным ногтем по выцветшим чернильным строчкам пожелтевших страниц. – Игошина… Игошина… Нет ни хрена твоей Игошиной.
- А где же она? – в растерянности задал нелепый вопрос Кондаков. Найти в трупохранилище могилу матери, умершей более тридцати лет назад, он не рассчитывал, но все же надеялся хотя бы нащупать ее след.
- А где твоя Игошина, мне неведомо, сынок. – Старик пожал плечами и затянулся «Беломором».
- И что это может означать? Если она умерла в роддоме, то ее могли захоронить где-то в другом месте?
- Знамо, могли. – Директор посмотрел на посетителя, словно на недоумка. - Приехали родственнички и забрали тело.
- Ну а если родственники ее не забрали, то где еще ее могли захоронить?
- А больше нигде, только здесь, - твердо сказал дед.
Могла ли Ирина его надуть? – размышлял Сергей, покидая территорию мрачного заведения, этого последнего приюта сирых и неприкаянных.  В принципе, да, если бы не одно обстоятельство: сведения о его матери  она дала слишком подробные – фамилия, имя, отчество, годы жизни, а также место смерти и примерное место рождения. Причем «примерным» оно было до сегодняшней ночи, к утру Сергей его установил совершенно точно: Московская область, Колчановский район, деревня Хомутово, дом 11. Теперь он и собирался туда последовать. 

Деревня Хомутово оказалась вдали от шоссейных трасс, затерялась в глубине лесов, полей и болот, и Кондаков с трудом добрался до нее, благо ехал на джипе. Как он и ожидал, селение выглядело бедным и неблагоустроенным – такова участь всех населенных пунктов, дорога к которым не асфальтирована и подвержена перманентной распутице. Но он не слишком обращал внимания на невзрачность и некую неприкаянность деревни, душа опять наполнилась ожиданием чуда, а в голове стали крутиться знакомые с детства строчки: Вот моя деревня, вот мой дом родной!
Сергей ехал по главной и единственной сельской улице, в избытке оснащенной колдобинами, и взволнованно вглядывался в окружающие избенки. Были среди них аккуратные, ухоженные, украшенные деревянной резьбой, но большинство составляли заброшенные развалюхи, часть из которых носила следы пожара. Какое-то из этих строений и являлось для него родимым домом, в котором, впрочем, он никогда в жизни не бывал.
Номера на строениях отсутствовали и, вероятно, были ведомы только местному почтальону, и у Кондакова имелась свобода выбора: в какую избу обратиться  за информацией. Но он до сих пор не решил, кого, собственно, спрашивать и как представиться самому – козырять удостоверением помощника депутата здесь выглядело совершенно неуместным и неэффективным, а сказаться сыном Зои Игошиной казалось и вовсе глупым.
Наконец, увидев  у хилой, но еще державшейся на ногах избушки двух стариков, расположившихся на  бревнышке, он решил вступить с ними в контакт.
- Здорово, отцы! – бодро приветствовал он аборигенов, погружаясь штиблетами в дорожную пыль и прикрывая дверцу «лендкрузера».
- Здорово, - последовал ленивый ответ вразнобой, и оба деда вперили в разодетого городского пижона любопытные, но не слишком дружелюбные взгляды. Они-то были одеты, видимо, по моде здешних мест - несмотря на бабье лето с ясной двадцатиградусной  погодкой, в тулупах, из-под которых выглядывали линялые синие майки, и в резиновых сапогах с подвернутыми голенищами.
Бросив на них короткий оценивающий взгляд и определив, что перед ним не такие уж и «деды», а преждевременно, на почве некачественного алкоголя, состарившиеся мужики лет эдак по пятьдесят пять, Кондаков без лишних церемоний спросил:
- Выпить хотите?
- Еще бы! – Оба страдальца, один с всклокоченной бородкой, другой просто небритый, вперили в приезжего проникновенные взгляды и даже поднялись со своих насиженных мест.
Кондаков вернулся в салон джипа и извлек оттуда предусмотрительно заготовленную, «на случай», бутылку водки.
- Закуски вот только не прихватил, - извиняющимся тоном объявил он.
- Это уж как-нибудь, - отмахнулся бородатый мужичок и выудил из кармана ватника надкусанный огурец, между тем как небритый достал стакан.
Сергей, открыв бутылку «Путинки», нацедил через замысловатую пробку полстакана и протянул бородатому, который выглядел в этой паре вроде как за главного.
Тот произнес незамысловатое «будем!» и смачно захрустел огурчиком. Его приятель повторил эту комбинацию. Сергей от выпивки отказался, что мужики молча приветствовали.
- А тебя чего сюда занесло-то? – поинтересовался бородач после второго стакана, затянулся «Примой» и тут же сам подсказал Кондакову ответ: - Никак хочешь дом прикупить?
- Есть такая мысль, - с готовностью откликнулся Сергей и осторожно продолжил: - Мне вашу деревню один знакомый порекомендовал. Игошин его фамилия. Говорит, места тут грибные…
- Игошин, говоришь, - вступил в диалог мужик с щетиной. – Уж не Витюха ли?
- Он самый, - смело ответил Кондаков  и тут же, развивая тему в нужном направлении и уходя от расспросов о неведомом «Витюхе», добавил: - Говорит, он родственник Зое Игошиной.
- Да тут все Хомутово друг другу родственники да свояки, - махнул рукой бородач.
- А кто она, Зоя Игошина? – продолжал гнуть свою линию Кондаков.
- Зойка-то? – ухмыльнулся бородатый. – Сладкая баба была.
- Уж мне-то об этом лучше знать, - вроде как обиделся небритый. – Ты с ней и спал-то, поди, всего пару раз.
- Ну, не скажи! Да и потом – я-то первый у нее был.
- Ха! Первый! Она уж до тебя и под Яшку Глотова и под Андрюху, его брата, ложилась. А еще…
- И потом я  к ней не раз захаживал вместе с…
- А я…
- Погодите, мужики! – перебил их спор совсем приунывший Кондаков: к ужасу Сергея его мать оказалась деревенской потаскушкой, а отца родного в подобной ситуации сыскать непросто.  Существуют, конечно, всякие там тесты ДНК, но нужна ли ему на самом деле такая экспертиза? Ведь не исключено, что его биологический папаша сидит сейчас перед ним. И кого  из них он хочет себе в отцы – вот этого с опухшей рожей и нечесаной бородой, в которой запуталась попахивающая навозом солома, или того, щетинистого, с беззубым ртом и гематомой под обоими глазами? А ведь не так давно Сергей с пафосом заявлял Долгих, что  разыщет и возьмет на содержание мать с отцом, кто бы они ни были. Кишка, однако, оказалось у него тонка, когда дело дошло до суровой правды жизни. Да и  не такая уж она суровая, эта правда, - обычная реальность бытия. Так или иначе надо-таки докопаться до истины, найти все концы и начала, решил Сергей и спросил: - А где она сейчас, эта знаменитая Зоя Игошина?
- Так на кладбище, где ж ей еще быть, – весело ответил вдруг на глазах захмелевший бородач и потянулся за остатками водки.
- На каком?
- Да на нашем, Хомутовском, где ж ей еще быть. – И бородач под гневным, но молчаливым взглядом собутыльника, не поделившись с последним, влил остатки «Путинки» в свою разверзшуюся пасть.
- Отчего ж она померла?
- Да когда рожала в роддоме.
- А кого  она родила? – спросил Сергей с усиливающимся волнением.
- А хрен ее знает. Может, ты знаешь, Колька?
Тот пожал плечами.
- Может быть, знает тот, кто привез ее из роддома? – продолжал нащупывать след Кондаков.
- Да я ж Зойку и привез. – Бородач нашел в кармане ватника очередной огрызок огурца, хотел было заняться им вплотную, но, наткнувшись на нетерпеливый и требовательный взгляд горожанина, продолжил ответ: - Из роддома в деревню бумага пришла, что Зойка того… Мне председатель сказал: ты, Гриша, тракторист, так езжай на тракторе в Колчаново и забери Зойку, а то у нее близких родственников нет… Вот блин, какое дело: почитай, все деревенские мужики ее трахали, а тут, блин, близких, блин, нет. Ну вот… А никакого ребенка председатель мне брать не велел.
- И ты даже  не спросил в роддоме, кого Зоя родила?
- А зачем мне? Мне это ни к чему, - равнодушно пожал плечами бородатый и с тоской посмотрел на опустевшую бутылку.
- Ну, а могила Зои Игошиной сохранилась? – мрачно спросил Кондаков.
- А вон Колька должён знать, - бородач кивнул на своего дружка, - он от сельсовета приставлен к кладбищу.
Небритый важно кивнул:
- Да, я теперь главный по кладбищу, но где ее могила, не знаю. Много лет прошло, как Зойка помёрла. Близких  родичей у нее не было, и никто за ее могилкой не ухаживал. Знал, наверно, где она лежит, прежний смотритель, да тот уже с год как сам помер.
- А документы какие-нибудь от старого смотрителя остались?
- Да кому они нужны, бумажки какие-то? – вяло махнул рукой новый смотритель.
Телефонный рингтон прервал диалог Кондакова с местными выпивохами и по совместительству своими возможными родственниками. Впрочем, диалог этот уже, по сути, выдохся.
- Я вышел на маньяка-угофоба! – заорал в трубку Долгих.

Глава одиннадцатая
«Это совсем другое!»

Уже после первых фраз майора Кондаков завел «лендкрузер» и понесся в направлении столицы, унося на обшивке джипа пыль родной теперь для него деревеньки Хомутово.
Но он еще вернется сюда и доведет-таки дело до конца, окончательно определился   Сергей, слушая между тем  Долгих, который взахлеб расписывал свои подвиги. Да, решено: он разыщет  могилу матери, проведет все необходимые биологические экспертизы и установит своих подлинных родителей. Потаскуха – так потаскуха, алкаш – так алкаш: все лучше, чем ничего.
Хотя, конечно… Кондаков страдальчески поморщился, вспоминая обличие хомутовских выпивох и их устные мемуары. Да что уж теперь поделаешь – значит, судьба у него такая…
Антон, оказывается, вышел на своего угофоба, как и рассчитывал, через Интернет. «Дни и ночи», по его словам, он просиживал за компьютером и на одном из сайтов обнаружил-таки снимок добра молодца, который  сильно смахивал на фоторобот, составленный по описанию того самого киоскера, что приобрел мобильники убитых Петра и Макса.
Веб-сайт этот, что несколько удивило Сергея, специализировался на подборе брачных пар. Майор долго распространялся о своем особом методе, благодаря которому и нашел маньяка-убийцу.
- А ты фотку с этого сайта киоскеру показывал? – не выдержал и перебил его Кондаков.
- Само собой! Ты, наверно, запамятовал, что я в МУРе работаю.
- И киоскер, конечно, этого парня опознал?
- Естественно!  В ином случае я бы тебе и звонить  не стал.
- Надеюсь, кроме тебя, никто о твоем открытии не знает?
- Обижаешь…
- Да ладно, не такой уж ты нежный. Ну и в каком качестве этот угофоб на сайте фигурирует?
- В качестве товара, - хохотнул майор.
- А если яснее?
- Он подается как идеальный   мужской образец славянской расы. Причем указываются не только обычные параметры тела - рос и вес, но и объем  бицепсов, грудной клетки, ну и самое, надо полагать, главное - величина детородного органа в возбужденном состоянии.
- Ха! У нас, значит, теперь есть и его особые приметы. Ну и как ты собираешься выйти на этого секс-символа? У тебя уже есть какой-нибудь план?
- План есть, и достаточно простой. Нам нужна толковая и, очень желательно, симпатичная девушка. И было бы совсем неплохо, если бы она могла в трудную минуту постоять за себя. Хотя бы до того момента, пока мы не придем на помощь.
- То есть нужна крутая невеста?
- Так точно.
-  И у тебя подходящей дамы нет?
- Я думаю над этим. Не очень бы хотелось привлекать кого-то из нашей системы или из своих знакомых – мало ли как дело обернется. Маньяк – он и есть маньяк, - философски заключил майор.
Сергей сразу подумал о Лене Пырьевой  - вот стопроцентная кандидатура! Недурна собой, владеет приемами самообороны – в спецслужбе все-таки работает, к тому же у нее финансовые проблемы… Но  намек Ирины Двинской на знакомую из ФСБ поставил в отношении Пырьевой серьезный вопрос: не ведет ли она какую-то игру с Сергеем? Конечно, на Лубянке много баб работает, но информатор Ирины был, конечно же, из научно-технического управления… В общем, с Леночкой надо серьезно поговорить.
- Возможно, у меня найдется подходящая дамочка, - сказал  он в трубку. – Ничего не предпринимай до моего приезда в Москву.
- До приезда в Москву?! – изумился муровец. – А где же ты сейчас?
Проговорился! – чертыхнулся про себя Кондаков. Он совсем не собирался ни посвящать Долгих в свои отношения с Ириной, ни делиться с ним полученной от нее информацией, ни рассказывать о поисках собственных родителей. Все это было чересчур интимно.
- В области, - буркнул он, - по делам фирмы.

Дома Кондаков сразу же бросился к компьютеру.
Когда он подъезжал к Москве, раздался звонок из Швейцарии, но на этот раз не от жены, а от Кеши Комарова. Тот стал сбивчиво докладывать Сергею о своей только что закончившейся встрече с анонимным информатором, заломившим двести тысяч евро за  сведения об Анне.
Кондакову не понравилась чересчур эмоциональная, а потому бестолковая речь своего посланца, и он предложил Кеше успокоиться, собраться с мыслями и изложить события и комментарии к ним в письменном виде, отослав текст по электронной почте.
Послание, однако, еще не дошло – видимо, Комарову более привычен устный метод общения, и у парня возникают  проблемы при невербальном формулировании своих мыслей, подумал Сергей, переоделся в пижаму и пошел на кухню сварить  кофе.
Он успел отхлебнуть лишь пару глотков, когда услышал треньканье домофона. Этот звук изрядно удивил Кондакова – кто мог наведаться к нему в гости без предварительного звонка? Уж не тот ли самый таинственный душегуб, что гасит антиповских питомцев? Неужели теперь заявился и по его душу, стервец! Но какую туфту должен преподнести ему убийца, чтобы проникнуть в квартиру? Даже любопытно…
Не без волнения он снял трубку и услышал женский, вроде бы знакомый, но искаженный домофоном голос:
- Сергей Виталич?
- Он самый. – Кондаков силился понять, кому этот голос принадлежит, но успеха не добился.
- Это Лена.
- Какая еще Лена? – Сергей озаботился не на шутку: что-то не так.
- Лена Пырьева. – В ее голосе он отчетливо различил нотки укоризны.
- Ты одна? – после паузы спросил Кондаков, у которого этот визит возбудил самые мрачные подозрения.
- Конечно, - вроде как удивилась она.
- А что случилось?
- У меня проблемы, я хотела поговорить с вами… – Молчание.
- Отчего же ты не позвонила?
- По телефону было нельзя. А я как раз проезжала мимо…
Ему все это не нравилось, очень не нравилось. Но если девушке действительно нужна помощь и она рассчитывает на него, то держать ее на улице более нельзя – он будет выглядеть в глазах своего «агента» просто глупо.
- А откуда ты знаешь мой адрес?.. А-а, ну да, ты же из… Входи. – Он после секундной заминки позвонил  охраннику подъезда: – Леша, это Кондаков из двадцать  первой… Сейчас одна девица должна войти в подъезд…
- С чемоданом? – перебил его охранник.
- С чемоданом? – несколько растерянно повторил Кондаков. - Не знаю…
- Именно сейчас входит какая-то незнакомая мне девка с чемоданом. В синем платье, года двадцать два.
- Одна?
- Одна. – И после паузы Леша добавил: - Точно одна.
Беспокойства Кондакова эта информация не поубавила. Зачем Пырьева приперлась с чемоданом? А если этот чемодан большой, багажный, то в нем кто-то может и находиться. В таких саквояжах на колесиках натренированная женщина запросто может транспортировать человека…
Его «стечкин» остался в офисе, но дома имелся ПСМ – пистолет малогабаритный, но способный пробить стандартный бронежилет.
Сергей сунул оружие в карман пижамы и прошел в кабинет. Там у него располагался небольшой монитор, куда подавалась картинка с лестничной площадки, где находилась замаскированная миниатюрная видеокамера.
И вот на экране появилась Лена Пырьева. Действительно, со здоровым таким баулом на колесиках. Поставила его у двери в квартиру. Нажала на кнопку звонка.
Кондаков тоже нажал на кнопку на пульте управления домашней электроникой, сработало  запорное устройство, и дверь отворилась.
Пырьева, поскольку на пороге квартиры никого не оказалось, стояла и растерянно хлопала ресницами.
- Проходи, Лена, - сказал Кондаков по специальной громкой связи, нечто вроде селектора.
Лейтенант пару секунд потопталась на месте и наконец перетащила баул через порог. Дверь за ней тут же закрылась.
Сергей появился в коридоре и кивнул на баул:
- Что это?
Елена грустно и смущенно  улыбнулась:
- Мои вещи.
- Ты что же, жить ко мне пришла? –  Сергей по-прежнему не понимал, зачем без предварительного уведомления к нему домой заявилась лейтенант госбезопасности. Это непонимание плюс информация Двинской о знакомой из ФСБ реанимировали уже полузабытые подозрения Кондакова  по поводу  причастности Пырьевой к убийству Грунина,  и он держал правую руку в кармане халата, где в боевом положении находился ПСМ.
- Может быть, вы пустите меня на одну ночь, - к изумлению Сергея, сказала она и после паузы добавила: - Ведь вашей жены сейчас нет, и она ничего не узнает.
Кондаков продолжал обалдело стоять в коридоре, напротив нежданной гостьи, не зная, что и сказать.
- Вы так и будете держать даму на пороге? – не без кокетства, но и с очевидным беспокойством спросила Пырьева.
- Да-да, проходи, конечно, - спохватился он и взялся за ручку баула. - Извини, но твоя просьба так неожиданна… Иди за мной. - Похоже, она искренне удивлена, что ее встречают без жарких объятий, отметил Кондаков, но это, однако,  ничего не объясняло.
Баул оказался недостаточно тяжел, что бы в нем мог находиться взрослый человек, но зато  вполне мог поместиться подросток. Причем заранее пристреленный, пронеслось в голове у Сергея, а потом этого мальчика опознают как проститутку. Тем не менее Кондаков  отнес чемодан в гостиную.
Пырьева вошла следом и, оглядевшись, отметила:
- У вас тут очень мило.
Кондаков бы так не сказал: гостиная была оформлена по вкусу Анны и выглядела со всеми этими старинными канделябрами, тяжелыми шторами, картинами религиозной тематики и иконами довольно мрачно.
- Располагайся, - указал он  на широкий диван, - я сейчас постельное белье принесу.
- Не надо, у меня все с собой: и простыня, и одеяло, и подушка.
- Ну-ну, - вновь удивился он. – Как обустроишься, приходи на кухню, пить кофе. Там мне все и расскажешь.
- А можно я приму душ? – И она быстро добавила: - Полотенце у меня тоже есть.
Пока Пырьева находилась в ванной, Кондаков бегло осмотрел баул: нет, трупа не оказалось, да и бомбы какой-нибудь тоже не было. Может, где-то в вещах запрятан пистолет, но переворачивать весь багаж Сергей, понятно, не мог.
Лена появилась на кухне минут через десять, в  коротком  с васильками халатике. Сейчас она выглядела совсем юно, лет на восемнадцать. Куда как моложе и Анны, и Ирины, не мог не отметить Кондаков.
- Так кофе? Или, может, чего-нибудь выпьешь?
- Не откажусь и выпить с таким видным мужчиной. – И она как-то уж очень откровенно подмигнула Сергею.
Однако! Эта тоже прет напролом  к нему в постель, или здесь что-то другое?
- Коньяк французский подойдет?
- Еще бы!
«Наполеон» и очень кстати оказавшаяся в холодильнике  банка консервированных ананасов вскоре оказались на столе.
- Вроде как за знакомство, - произнес он скромный тост.
- За близкое знакомство! – быстро добавила Лена.
Он промолчал, а значит, как бы согласился с возможностью интима в их отношениях, но, пригубив коньяк, поспешил вернуть разговор к исходной позиции:
- Так что у тебя все-таки стряслось?
- Меня уволили, а заодно окончательно выгнали из дома! - выпалила она.
Кондаков пристально посмотрел собеседнице в глаза и увидел на ее ресницах самые настоящие слезы.
- Продолжай, - мягко сказал он, совсем не уверенный, что слезы искренние, а не вызванные каким-нибудь искусным приемом.
- Я попыталась достать для вас досье по «Роднику»…  В общем, Маклыгин схватил меня за руку. – Женщина вздохнула и замолчала.
- Тогда ты отделалась довольно легко.
Она не могла не почувствовать недоверие в его голосе и обидчиво поджала губы:
- Материалы, на которые я, так сказать, покушалась, не носят характера государственной тайны и не интересны для иностранных разведок. Поэтому меня невозможно было заподозрить в шпионаже, а значит, и подвергнуть уголовному преследованию.  Маклыгин понимал, что я выполняла заказ частного лица, и потребовал назвать его. Я отказалась, и он предложил мне другой вариант: я пишу рапорт об отставке, найдя благовидный предлог, а Маклыгин его подпишет и поддержит, умолчав о моем проступке. За это я должна была всего лишь переспать с ним. – Помолчав, лейтенант добавила: - Он давно этого добивался.
- Чего добивался? Твоей отставки? – с легкой иронией спросил Кондаков, все еще не определившись: можно ли верить рассказу Пырьевой и доверять ей в принципе.
Что тебе снится, Лена Пырьева?
На глазах молодой женщины вновь блеснули слезы, и она отвела взгляд в сторону:
- Я так и знала… Зря я на это пошла… А вы ведь обещали…
- Я свои обещания всегда сдерживаю, - твердо сказал он, - и ты в этом скоро убедишься. Но почему ты все-таки пришла ко мне с вещами? Я ведь давал тебе деньги на съем квартиры.
Пырьева тяжко вздохнула, и ее миловидное личико в этот момент вернулось к своим двадцати пяти годам:
- Я решила сэкономить деньги и держаться на квартире мужа, сколько могла. Но сегодня он закатил  такой скандал, что мне пришлось срочно уйти. Я думала, сегодня  переночую у вас, а завтра подыщу себе квартиру… - Елена исподлобья взглянула на него: с надеждой и мольбой.
Она не может врать, что ее уволили, размышлял, потягивая коньяк, Кондаков, поскольку понимает, что такую простую вещь он легко проверит. Ну, если только ФСБ затеяла с ним какую-то чересчур сложную игру, для чего документально оформила ее отставку. Но на фига им, гэбэшникам, все это надо? Наверно, не стоит усложнять и просто поверить словам Пырьевой. С другой стороны, внимание ФСБ к питомцам «Родника», несмотря на убедительную версию Долгих, все же остается загадкой. А тут еще и Двинская со своим информатором…
- Ты с Ириной Двинской знакома? – решил он не канифолить себе самому мозги, а задать собеседнице прямой вопрос.
 Та явно оказалась в замешательстве.
- Да-а, - после паузы мучительно выдавила она. Кондаков молча смотрел на нее,  как бы требуя подробностей их знакомства, и женщина продолжила: - Мой муж работал в избирательном штабе Аркадия Двинского на прошлых выборах в Думу.  Ну  я как-то и познакомилась с его женой. – Сергей, не говоря ни слова, буравил ее взглядом, и Пырьева добавила: - Мы стали не то чтобы близкими подругами, но так… тусовались иногда вместе на всяких вечеринках.
- Мне сообщили, товарищ лейтенант, - Кондаков не сводил с нее глаз, но говорил очень ровно и спокойно, - что ты дала Двинской некую информацию, которая касается «Родника» и лично меня. Это правда?
Она издала легкий стон.
- Надо было вам сразу об этом сказать… Но я не придала значения… - Пырьева страдальчески сморщилась.
- Ну-ну, продолжай, Лена, - почти ласково подбодрил он женщину. – Что такого особенного ты ей сказала?
Она сделала глоток коньяка:
- Ирина вдруг попросила меня раскопать какие-нибудь сведения о вас и вашей семье. Она обещала очень хорошо заплатить. А у меня было такое положение… Ну, вы знаете… И я сказала то, что знала.
- А что именно?
- Что я по приказу начальства исследовала ваш ай-кью. А для чего именно – я не знала.
- А насчет «Родника» что ты ей сообщила?
- Да ничего, - пожала она плечами. И, подумав, добавила: - Мне, правда, Маклыгин как раз перед этим намекнул, что предполагаются проверки и других антиповских детдомовцев. Вот что-то в этом роде я ей и сказала.
- И все?
- И все. -  Пырьева твердо взглянула в глаза директору «СБ».
Кондаков припомнил встречу с Ириной на кладбище: похоже, в тот момент она располагала именно информацией, данной Пырьевой.
- Это было после смерти Грунина, но до его похорон? – уточнил он.
- Да, - уверенно кивнула она.
Все сходилось. Пырьева, видимо, не врала.
- А где Двинская могла взять документы по  «Роднику»? Например, сведения о родителях детдомовцев? Может быть, у Маклыгина?
Лена неопределенно повела плечом:
- Возможно, такие сведения у Маклыгина есть. Но он – человек принципиальный, вряд ли выдаст служебную тайну даже за хорошие деньги.
- Принципиальный! – усмехнулся Сергей. – А как же его интимное предложение к тебе?
- Это совсем другое! – вспыхнула она.
- Но с помощью этого «другого» можно у него получить бумаги по «Роднику»? Тем более, как ты говоришь, здесь речь не идет о государственной тайне?
Лейтенант медленно покачала головой:
- Не думаю, что подполковник на это пойдет, ведь  он потом легко может стать объектом шантажа. А это совершенно недопустимо для Маклыгина, поскольку он сделал ставку на  карьеру в госбезопасности и не скрывает этого. Он совсем не мечтает, как многие другие офицеры из нашей конторы, перейти в коммерческую структуру.
- В отличие от тебя, к примеру?
- Да. – Она  бросила на него очередной умоляющий взгляд. – Ведь вы же обещали…
- Конечно, конечно… - Кондакову пришла в голову новая идея. – Ты говоришь, что дружишь с Двинской. А у нее есть какие-то документы по «Роднику». Можешь ты подобраться к этим бумагам?
Пырьева, похоже, ждала этого вопроса  и ответила без раздумий:
- Во всяком случае, это более реальный вариант, чем с Маклыгиным. Я могу попробовать.
- Попробовать в духе поговорки «попытка – не пытка»? А мне нужны не попытки,  результат нужен, - назидательно, в манере школьного учителя произнес Кондаков.
- Будет результат! – поспешила ответить она. – Обязательно будет.
Сергей взглянул на экран зачирикавшего мобильника: Долгих.
- Ну что, нашел подходящую девицу? – поинтересовался майор. – С операцией тянуть не следует.
- Нашел, - сказал он, коротко взглянув на Пырьеву.
- Тогда завтра это дело и провернем?
- Договорились. С утра подъезжай ко мне. – И, разъединившись, Кондаков объявил Елене: - С завтрашнего дня ты работаешь в фирме «СБ». – Он встал из-за стола. – Отправляйся отдыхать, а мне надо еще поработать. - И Сергей проследовал в свой кабинет.
Открыв электронную почту, он наконец обнаружил послание от Кеши Комарова.

Привет, шеф! Как я говорил еще по телефону, встречу со мной клиент назначил в лесопарке под Женевой. Я должен был там прогуливаться по аллеям, а он ко мне сам подойдет – я ему описал свою внешность и прикид. Как я докладывал, клиент сказал, что, если обнаружит слежку, подслушивающие устройства и скрытую видеосъемку, то сразу отвалит.
Мы, согласно Вашей установке, приняли все его условия, да и местные сыскари, с которыми мы работаем, подтвердили: лучше не рисковать и ничего с собой такого не брать. Мол, скорее всего, клиент – опытный профессиональный детектив и имеет специальный прибор, способный выявить и жучок, и микрокамеру. Говорят, что у них есть в Швейцарии такие приспособления. Но сыскари обещали, что в любом случае сумеют установить личность клиента после нашей с ним встречи.
Ну вот, ходил я, бродил по этим аллеям, наверно, с полчаса  после назначенного срока, держа в руке чемоданчик с баксами, прикрепленный к левой кисти замочком, а наш клиент все это время, надо так понимать, сек поляну –  прощупывал один я или нет. А вокруг шастал беззаботный  народец, и я тоже, на всякий пожарный, к встречным-поперечным приглядывался, но ни на кого глаз не положил.
В очередной раз проходя мимо небольшой кафешки, я решил выпить чашечку капуччино. И, едва я присел за столик, ко мне подошел мужик лет под сорок. Более точно определить его возраст было трудно: как  пошлый киношный шпик, он понавесил на себя всякую ботву – явно приклеенные усы и борода, большие темные очки, надвинутая на лоб светлая шляпа. Но, в общем-то, своей цели клиент добился: опознать его, когда он скинет этот маскарад, я бы не взялся.
- Гутен таг, - обратился он ко мне. – Их бин Марк.
Марком этот тип и должен был назваться. Я же представился своим собственным именем, как с ним и договаривался по телефону.
Он повел меня, то и дело озираясь по сторонам, куда-то вглубь парка, где побольше деревьев. Поскольку у меня при себе было двести штук, мне это не очень понравилось. Конечно, по сравнению со мной швейцарец этот выглядел жидковато, но он наверняка был вооружен, да к тому же мог привести с собой корешков. Поэтому у ближайшей лавочки я его тормознул.
- Хир, - говорю, - нур хир.
Он не стал залупаться и  мотнул  своей клееной ботвой: здесь, мол, так здесь.
Мы расположились на лавочке, и клиент, пробурчав «пардон!», стал водить по моей одежде каким-то приборчиком в виде черной палки с синим фонариком. Потом сказал «вундершон!» и молча  уставился на мой кейс. Ну, я похлопал по чемоданчику и говорю ему, мол, аллес гут, все бабки тут, цвай хундерт евриками.
А он:
- Цайген зи мир, битте.
Пришлось окрыть кейс и продемонстрировать наличность. Объясняю ему: получишь все это немедленно, если твои сведения о разыскиваемой мною русской женщине будут достоверными и помогут найти ее.
Надо было видеть, как клиент сразу же засуетился. У него имелось что-то вроде  борсетки, и он извлек из нее около десятка фоток Анны. Несколько штук были сняты, как я предположил, в клинике Визенталя, что клиент и подтвердил. Рядом с Аней на фотках находились разные люди в белых халатах. В одну тетку клиент ткнул пальцем, назвал ее Бертой Шпрингер  и сказал, что она следила за  Анной. Этот снимок я Вам  прислал.
Я спросил, по чьему заданию  была установлена слежка? Мужик ответил, что, по имеющимся у него данным, поступил заказ из России.
Ну я сразу резко напрягся – от кого конкретно, спрашиваю.
А он – мол, чего не знаю, того не знаю, но знаю  человека, который с русским заказчиком контактировал, и за обговоренный гонорар готов назвать координаты этого контактера.
По Вашей инструкции, я должен был бы сразу выложить бабки, но этот тип мне определенно не нравился, и я спросил, почему он так секретится и к кому предъявлять рекламацию, если его сведения окажутся  недостоверными?
Клиент ответил примерно так. Я  даю вам очень важную и опасную для моей жизни информацию. А я не могу рисковать своей жизнью и потому не могу никому доверять. Человек, о котором я вам  рассказываю, очень крутой и беспощадный, он рано или поздно поймет, кто его выдал, и тогда мне хана. Но моя маскировка поможет мне  отсрочить время до разоблачения, и, как только я получу деньги, то сразу уберусь из Швейцарии. Что касается рекламаций, то вы, мол, должны и сами уже понять, что я обладаю совершенно эксклюзивной и достоверной информацией.
Его слова прозвучали для меня не слишком убедительно. Наверно, он это почувствовал и решил тут же предъявить свой последний козырь: клиент показал мне еще одну фотку – с Анной и каким-то мужичком лет под тридцать. Впрочем, можете сами оценить его внешность – этот снимок мы Вам тоже отослали.
Спрашиваю, этот парень и есть тот самый контактер с русским заказчиком?
Оказалось,  тот самый.
Я, конечно, без особого желания, но, следуя Вашим указаниям, шеф, отдал ему чемоданчик с евриками, а он мне взамен снимок с контактером – на оборотной стороне фото были написаны его имя, Ханс Хаймлер,  домашний адрес и номер мобильника.
Прежде чем отпустить клиента, я предложил ему как можно подробнее рассказать о человеке с фотографии.
Вот его слова. Ханс Хаймлер служил детективом в крупном частном сыскном агентстве, но недавно, разбогатев после успешного выполнения русского заказа, решил работать самостоятельно. Сейчас он организует свое сыскное бюро. Для получения от Хаймлера нужной вам информации его лучше вывезти в Россию под предлогом встречи с важным заказчиком и пообещав крупный гонорар. Хаймлер на этот вариант пойдет легко, особенно после предыдущей удачной операции с русским клиентом. И в России из него можно выжать все, что угодно, а здесь с Хаймлера взятки гладки. Он, наверно, за  серьезные деньги согласится назвать имя заказчика из России, но может при этом легко вас кинуть. В Швейцарии его русской мафией не напугаешь – он будет чувствовать себя под защитой местной власти, а то и просто смоется куда-нибудь на какое-то время.
От себя скажу, что идея вытащить этого Ханса в Россию мне понравилась: там уж точно мы его расколем на все сто.
На том мы и расстались.
Теперь - главная неприятность: цюрихские детективы нашего клиента упустили - видимо, он лучше их знает местные окрестности. Правда, они клянутся, что все равно его через пару дней установят. Может, это и так, ведь, согласно условиям нашего с ними договора, их прокол влетит им в копеечку.
Пока все.  Бертой Шпрингер и Хансом Хаймлером   мы решили заняться с утра.
Обидно все-таки будет, шеф, если нас кинул этот тип с ботвой.
                Кеша, а также   Ваня.

Кондаков сразу же набрал номер Комарова.
- Кеша, послание твое прочел, вы все сделали правильно. Медсестру допросите, если только будет время. Основная ваша задача – вывезти в Москву этого Хаймлера. Сделайте все так, как рекомендовал клиент. Сулите Хаймлеру златые горы, но вытащите его сюда. Скажите, московский нефтяной олигарх хочет лично ему дать особо секретное задание. Если он потребует аванс – платите. Про Хаймлера, во избежание какой-либо утечки информации, своим швейцарским партнерам-детективам ничего не говорите. В общем, вывозите его поскорее.
- А визы?
- Обратитесь в российское консульство в Цюрихе. Спросите Крамаренко. Он сделает все, как надо, - я ему позвоню.
- А что с нашими сыскарями? Плюнуть на них и на клиента, которого они упустили?
- Ни в коем случае! Пусть ищут этого мужика. Оставьте им свои координаты. – Внезапно Кондакову послышался какой-то неясный звук за дверью. – Всё, держите меня в курсе. – Сергей разъединился и нащупал рукоятку ПСМ в кармане халата.
Он прислушался и ощутил какое-то шевеление за дверью. Будто кто-то стоял за ней и то ли подслушивал, то ли не решался войти.
Кто-то? Но ведь в квартире только Лена Пырьева! Что все-таки на уме  у этой девки!?
Вынув пистолет из кармана, он бесшумно приблизился к двери и рывком отворил ее.
- Ой! – вздрогнула Пырьева и рефлекторно прижала руки к груди: молодая женщина была топлес, в черных ажурных трусиках.
На взгляд Кондакова, выглядела она сейчас довольно-таки жалко. Он с раздражением сунул пистолет в карман, не забыв поставить его на предохранитель:
- Зачем тебе это надо? Я ведь не Маклыгин, ничего такого от тебя не требую.
Она залилась краской по самую шею:
- Я просто хотела… Неужели я вам совсем не нравлюсь?
- Нравишься, - мягко сказал он и чмокнул ее в щечку. – Но тебе надо отдохнуть. Завтра у нас с тобой трудный день. Иди спать.
Сам Кондаков, однако, долго не мог заснуть: образ обнаженной молодой женщины с миловидным лицом, стройным телом и испуганными, но зовущими глазами никак не мог выветриться из его сознания. Сейчас Лена уже вызывала у него не жалость, а совсем иные чувства.
Наконец, окончательно распалившись, он поднялся с кровати и двинулся к двери.
И тут Кондаков внезапно почувствовал приступ внутреннего табу по отношению к внебрачному интиму. Этот житейский принцип, выпестованный им в браке с Анной, оказалось, буквально въелся в его плоть и кровь и был способен подавить достаточно сильную физиологическую реакцию.
Вот только с Ириной Двинской он не сработал.
Но Ирина – тут на ум Сергею вроде как не к месту  пришла невнятная характеристика, которую дала Пырьева сексуальному домогательству Маклыгина, – «это совсем другое!».

Глава двенадцатая
Любовница для маньяка

Когда Кондаков встал, Лена еще спала, несмотря на девять утра. Пусть дрыхнет решил он, выспавшаяся женщина выглядит посвежее.
Впрочем, когда заявился Долгих, пришлось поднимать и ее. Сергей слегка похлопал Лену по щеке.
Та, раскрыв глаза, поначалу сладко улыбнулась, но тут же  ее лицо приобрело мрачное выражение.
- Что, уже на выход с вещами? – хмуро поинтересовалась она.
- Вставай, ты забыла, что теперь работаешь в «СБ»? – И он покинул комнату, но успел заметить, что на  физиономии Лены обрисовалась довольная гримаса.
Пока она принимала туалет, мужчины коротко поговорили.
- Офис деятелей с брачного сайта я установил совершенно точно, - объявил Долгих. – Это ночной клуб с подходящим названьицем «Вампир».
- Ты уверен, что нам не помешала бы группа захвата? – забеспокоился Сергей. – У нас, в «СБ», есть такая.
- Нет, я их прокачал – на них вообще ничего нет. Хохмят в основном. Забавляются, в общем, ребята.               
- Что значит - «забавляются»?  И ни в каких сексуальных делах они, что ли, не замешены? Для чего тогда сайт они открыли такой подозрительный?
- Просто девок дурят да завлекают. Жалоб никаких на «Вампир» не поступало.
- Ну хоть трахаются они с этими девками?
- Это само собой, однако. Но в чем тут криминал? Я же говорю, насилия не зафиксировано.
- Так, выходит, это просто-напросто бордель?
               Долгих поморщился:
- Все у тебя, Кондаков, как-то однозначно. Ведь клиентки трахаются, но гроши за удовольствие не берут, да и сами, кстати, не платят. И это бордель? Это что-то типа клуба «Кому за двадцать, двадцать пять и тэдэ».
-Охрана?
- Ну как обычно – несколько мордоворотов.
- Вооружены?
- Да, на ПМ имеют право.
- А где гарантии, что наш объект будет сегодня в этом самом «Вампире»?
Долгих посмотрел на собеседника несколько удивленно:
- Да никаких, естественно, гарантий нет. Мы же будем брать его на живца – на бабенку твою. Кто она, кстати? Защитить себя какое-то время сумеет? Пока мы не подвалим?
- Лена Пырьева, если помнишь такую.
Муровец присвистнул и  сделал большие глаза. Потом кивнул:
- Впрочем, этого следовало ожидать. Нужен ее снимок в купальнике – иначе на запрос на сайт не будет ответа. Аппаратик для моментального фото я прихватил.
- Это мы сейчас устроим. А как мы ее страховать будем, ты продумал?
- Ну, естественно на ней будут микрофоны.
- А оружие?
Долгих покачал головой:
- С боевым лучше не связываться. Достаточно небольшого флакончика. Вроде как духи. Но вырубает наповал, часика на два. – И он продемонстрировал продукцию с маркой «Ив Сен-Лоран».
Кондаков покрутил пузырек в руках с довольно-таки скептической физиономией:
- Скольких человек им можно вырубить?
- Ну это не калаш, конечно, - ответил Долгих довольно раздраженно. – Но мы исходим из того, что будем находиться рядом. И повторяю: все эти пацаны не опасны, за исключением, естественно, нашего клиента. А для него этого пузырька вполне достаточно.
- Ладно, - веско сказал Кондаков, - будем готовить нашу подопечную.

- Сначала выйдешь на их сайт и дашь понять, что тебе понравился этот полуголый цуцик на фото.
Лена взяла у Кондакова снимок и долго и придирчиво его рассматривала, что вызвало определенное раздражение у обоих  мужиков, которое они, впрочем, профессионально скрывали.
- А ничего паренек, выглядит вполне аппетитно, да и все остальное у него наверняка в порядке, - объявила Пырьева результат своего исследования.
- Тем проще будет у тебя задача, - сухо заметил Кондаков. – Притворяться не придется.
Пырьева ответила глубоким вздохом, как бы напоминающим о событиях прошедшей ночи, и вышла на сайт RUSMUZHIK.RU. Здесь она кликнула имя «Геша», которым было подписано фото полового гиганта.
Компьютером немедленно были затребованы ее возраст, антрометрические параметры и снимок в купальнике. Все это Кондаков заранее подготовил, причем без всякой подтасовки – Елене нечего было скрывать, и введено в компьютер. Тот побулькал несколько мгновений и выдал адрес …  клуба «Вампир»!
- Что и следовало ожидать! – удовлетворенно откинулся в кресле Антон.
Кондаков, однако, ожидал несколько иного результата – он рассчитывал на прямой выход  на «маньяка».
- Ну и что дальше? – буркнул Сергей.
- А дальше Леночка идет в клуб и, надо думать, получает адрес маньяка.
При этом последнем слове Пырьева, не будучи в полном курсе характера операции, невольно вздрогнула, но мужчины, привыкшие к определенному образу мысли и действий, не слишком обращают внимание на эмоции своих сподвижниц. Так было и в данном случае.
Кондаков и Долгих молча, не сговариваясь, окинули ее  оценивающими взглядами сверху донизу.
Та сидела, задрав  ногу на ногу, но под откровенными взглядами мужчин поставила ноги вместе и одернула юбчонку.
- Так в чем заключается мое задание? – несколько нервно спросила она. – Насколько я поняла, - Лена кинула взгляд на дисплей с секс-символом, -  этот парень – маньяк. Верно?
- Может, и маньяк, - небрежно отмахнулся Сергей. – Тебя это не касается: женщины в качестве трупов его не интересуют. – Здесь он невольно соврал: убийство Ларисы Дмитриевой Сергей упустил из виду.
- Значит, я могу рассчитывать только на изнасилование, - изрекла она с такой грустной интонацией, что оба мужика рассмеялись.
Впрочем, Кондаков тут же посерьезнел:
- В общем, Леночка, нам нужен этот парень. Есть подозрение, что это действительно маньяк, но его жертвы – только гомосексуалисты.
- Ясно – мне надо выйти на него. А чем я буду вооружена?
- Вот на этом ажурном поясочке для чулок как раз под твои параметры, - Долгих продемонстрировал вполне элегантный предмет женского туалета, - вмонтированы радиомаячок и очень чуткий микрофон. В сумочку положишь вот это, - Антон продемонстрировал «Ив Сен-Лоран». – Потом я расскажу, как им пользоваться.
Пырьева покрутила в руках убойный баллончик:
- Ну и так, в общем, ясно. Синее пятнышко – направление струи?
- Точно! Баллон рассчитан только на три нажатия, то есть на трех человек.
- Так, а что у нас с прикрытием?
Мужчины переглянулись.
- Да думаем, нас двоих хватит, - сказал почти двухметровый Долгих и невольно расправил грудь.
Теперь Пырьева внимательным взглядом оглядела их обоих,  после чего недовольно буркнула:
- Вообще-то на такие операции  взвод прикрытия дают.
- А мы, мадам, брать Брестскую крепость не собираемся, - сурово произнес Кондаков. - И операция наша носит частный, точнее корпоративный характер. Ты еще не забыла, что с сегодняшнего дня работаешь в «СБ»?
Пырьева подняла обе руки кверху:
- Все в порядке, босс. Это была лишь реплика  не по существу дела.

В «Вампир» собрались идти ближе к вечеру, а в течение дня поступила ценная информация: Ханс Хаймлер, детектив из Швейцарии, согласился вылететь в Москву для переговоров. Его ожидали завтра.
А днем Пырьева потребовала экскурсии по магазинам и бутикам для приобретения соответствующего прикида: ведь она должна быть неотразима, разве не так? А то вся операция провалится к чертовой матери.
Кондаков, вообще-то, считал, что девица и так выглядит слишком эффектно, но спорить по мелочам не стал.
Но та, конечно, отдуплилась по полной. Когда Кондаков обозрел ее в обновленном виде, то приказал переодеться в прежние «тряпки».
- Такие мужиков не ищут - за такими мужики сами голодными стаями бродят, - пояснил он.
Лена, однако, полностью приказу не подчинилась – особо понравившуюся ей блузку она оставила.

«Вампир» находился в районе Сокола, невдалеке от Ленинградки.
«Лендкрузер» Кондаков расположил прямо напротив входа в клуб, но на другой стороне улицы. Лена подъехала к «Вампиру» на такси. Два мордатых охранника внимательно и, пожалуй что, одобрительно оглядели девицу и пропустили без вопросов.
Далее сыщики могли  узнавать о том, что происходило в клубе, лишь слушая микрофоны, закрепленные на Пырьевой.
«Мисс, чем могу помочь?»
Вопрос был задан с некоей особенной смесью вежливости и наглости, что характерно для мелких функционеров, вроде метрдотелей-распорядителей таких вот притонов.
Кондаков приказал ей особо не мутить воду, и девица действительно сразу перешла к делу:
«Знаете такого?» - В этот момент она должна была продемонстрировать добра молодца с сайта rusmughik.ru.
«Так это же Коля!» 
Тут встрепенулись оба охотника за маньяками: Пырьева сразу вышла на цель.
«Конечно, я знаю Колю. Он – постоянный член нашего клуба».
Сыщики среагировали на словечко «постоянный» и переглянулись: неужели у «Вампира» есть картотека регулярных членов? Если поиски «Коли» зайдут в тупик, она может им пригодиться, да и вообще лишней в этом деле не будет.
«А простите за нескромность – он вам назначил  здесь свидание?»
«Нет, я разыскиваю его по личному делу».
Ну что ж, пока все шло по плану, хотя этот метрдотель оказался  любопытен более ожидаемого.
Последовала некоторая пауза, во время которой метр, видимо, пытался более тщательно визуальным образом определить, что собой представляет неизвестная девица.
«Коли сейчас нет, мисс, - теперь он говорил чрезвычайно вежливо, что сразу же не понравилось Сергею,  - но у нас немало молодых людей, которые почтут за честь составить вам компанию на вечер или… как вам будет угодно».
- Дело – дрянь, - заключил Кондаков. – Этого Коли, видимо, и вправду, сейчас в клубе нет, но просто так отсюда Ленку не выпустят: ты оценил, каким языком этот хер с ней заговорил – прямо-таки с французским прононсом.
- Не дергайся: мы это все ожидали. Посмотрим, что будет дальше.
Пырьева отвечала по инструкции: «Тогда вы, может быть, дадите Колин телефон? Дело в том, что мне нужен именно Коля».
«Увы, мисс, мы не даем телефоны наших постоянных членов клуба. Но есть взаимоприемлемый выход: Коля должен появиться буквально через полчаса, и вы можете его подождать в одном из наших кабинетов – подальше от посторонних глаз, так сказать».
Этот вариант был самый неприятный, но он тоже просчитывался.
«Хорошо, тридцать минут я готова ждать, но не более. Кстати, не могли бы вы сами позвонить Коле, что его ждет дама?»
«Естественно, мисс. Как вас ему представить?»
«Пусть это останется для него загадкой».
« Все будет исполнено, согласно вашим желаниям. Пройдите вот в этот кабинет, и я к вам сейчас же пришлю официанта».
Пока все шло более-менее по плану, и им эти полчаса или  чуть меньше полагалось ждать.
Но у Кондакова вдруг заныло сердце:
- Антоха! А ты уверен, что с этим «Вампиром» все в порядке?
Помрачнел и Долгих:
-Да-а, по большому счету насилие исключать нельзя. Но мы ведь контролируем ситуацию?
- Должны по крайней мере контролировать. Кстати, чем ты вооружен?
- АКСУ и запасная обойма. На один ночной клуб хватит, я думаю.
Сергей прихватил имевшийся у него дома  малогабаритный ПСМ, что показалось ему недостаточным. И потому вдобавок он взял настоящий эсэсовский свинцовый кастет, который  подарил ему кто-то из клиентов. Кастет пришелся  впору, и Кондаков подумал, что если придется ломать охрану клуба, лучшего инструмента не найти.
«Что будем заказывать?» - раздался, видимо, голос официанта.
«Один эспрессо без сахара».
«Будет исполнено, сударыня», - церемонно изъяснился половой и, по всей видимости, удалился.
- Черт!  А этот-то что здесь делает!? – Кондаков быстро огляделся по сторонам, чтобы отогнать «лендкрузер» в какое-нибудь неприметное местечко, но понял, что опоздал. Цагоев уже направился в сторону его авто. – Сиди в машине, веди прослушку, - хмуро сказал он Долгих, - а я постараюсь побыстрее от Ахмедыча отвязаться. – С этими словами директор «СБ» вышел на тротуар.
- Привет, дорогой! – Цагоев явно пребывал в приподнятом настроении. – Теперь тебе где-нибудь на Кавказе памятник поставят, улицы твоим именем называть будут!
- Брось, Ахмедыч! Это наша обычная работа. – Кондаков уже знал, что на вчерашнем экстренном совещании федерации футбола команда «Кавказ» была официально восстановлена в премьер-лиге. Сергей на ходу придумывал подходящую версию – чего ради он находится возле заведения сомнительного типа, но Цагоева несло, и его такие пустяки, видимо, не интересовали.
- Обычная работа, говоришь! – Он как поздоровался с Сергеем за руку, так до сих пор не отпускал ее и усиленно тряс. – Да это гениальная комбинация! Весь Кавказ перед тобой в долгу. Сейчас мы получим оговоренные десять лимонов, но тебе потом будет особый презент.
- Сейчас получим бабки? А где? – Кондаков  удивленно покрутил головой по сторонам. Взгляд его остановился на банке «Аверс» - через него «СБ» действительно нередко проводило финансовые операции. – А почему не налом, как обычно?
- Ну так удобно нашим друзьям. Да ты не бойся – в любом случае в накладе не останемся.
- А как и куда ты такие серьезные бабки повезешь?
- В хранилище нашего офиса оттранспортирую. А сопровождать меня будет вооруженная бригада моих земляков. С минуту на минуту должны подъехать.
Цагоев действовал не по инструкции «СБ» и явно превышал свои полномочия – чувствовал, что в организации его вес растет, особенно после ликвидаций Полынина и Грунина. Чем не мотив для их убийств, если вспомнить одну из версий Долгих? Но сейчас рассуждать на эту тему, так же, как и сделать выговор Цагоеву, время и обстановка не позволяли.
- Ну ладно, действуй – у меня тут дела кое-какие срочные, - и Кондаков, вырвав наконец руку из лап своего зама, нырнул в салон «лендкрузера».
И как раз вовремя!
«Разрешите присоединиться к вам, девушка, а то все столы заняты», - прогремел ломовой бас, наверняка принадлежащий какому-нибудь громиле, и у Кондакова  вновь заныло на сердце.
Пауза. Невыносимо долгая пауза.
«Пожалуйста, присаживайтесь».
А что ей еще оставалось ответить!
«Только я не один, со мною двое корешей», - нагло объявил громила.
«Здесь только четыре места, а я ожидаю своего друга», - твердо ответила Лена.
«Говно вопрос, - вступил в разговор уж совершенно отвязный фальцет, – как только твой хахаль заявится, мы ему угол освободим».
Возникли какие-то невнятные звуки, а потом…
«Ты куда, лахудра? Все, блин, обидеть норовишь», - взвизгнул все тот же фальцет.
Долгих сделал попытку выбраться из авто  с явным намерением устремиться в «Вампир», но Сергей успел вцепиться ему в плечо:
- Не рыпайся! Лена просто уходит из кабинета.
«Мисс! Вы, кажется, к нашему общему сожалению покидаете клуб?» - Это был метрдотель.
«Да, у меня более нет времени ожидать нашего совместного друга Колю. Вы ему, кстати, так и не позвонили?»
«Почему же? Звонил. – В голосе метрдотеля прозвучала обида. – Но он находится вне зоны связи».
«В таком случае – всего хорошего».
«Минутку, мисс… Я, конечно, нарушаю обычаи клуба, но, испытывая к вам личную симпатию и учитывая положение, в которое вы попали…»
Пауза.
«Спасибо, господин…»
«Эрик. Просто Эрик. Вот вам, кстати, и моя визитная карточка…»
«Я безумно вам благодарна за нее. До скорого, Эрик», - удивительно сексуально, резко понизив голос, просипела Лена и вскоре беспрепятственно вышла из дверей ночного клуба.

Пырьева шла вдоль фасада здания, а за ней семенил, надо полагать, Эрик, пытаясь поймать девушке тачку. Наконец это ему удалось, Лена села в черную «десятку», и Кондаков тут же пристроился ей в хвост. Ралли продолжалось, естественно, недолго, и вскоре Пырьева тормознула и вылезла из салона, Сергей немедленно подобрал ее.
Без лишних слов Лена протянула Кондакову визитку  «Коли», а именно Николая Вязьмикина.
             - Смотри-ка, даже домашний адрес есть, - удивленно покрутил головой Сергей. – Паренек живет на Беловежской улице. Это на окраине Москвы, в Западном округе. Ну что, брать его на квартире? – повернулся он к Антону. – Ленка наверняка сможет с ним договориться о встрече у него дома.
-  Давай сначала подождем Колю у клуба – если верить Эрику, он  с минуты на минуту  должен подойти.
            - Хорошо. Узнай пока по своим каналам – кто еще прописан в его квартире и что у него за тачка, если таковая вообще у Коли есть.
            Они вновь расположились напротив «Вампира», и Антон стал названивать по мобильнику.
            - В квартире с Николаем Вязьмикиным никто не зарегистрирован, - вскоре объявил он. - Коля – холост. Женат не был. Официальных детей нет. Мать и отец умерли. Имеет десятилетнюю голубую «шестерку».
            - А гараж есть у него?
             - Такими данными мы не располагаем. Но, судя по его дешевой развалюхе, вряд ли он держит ее в гараже.
             Они прождали у «Вампира» около часа, но ни голубой «шестерки», ни мужчины, наружностью похожего на Колю, так и не появилось.
             Кондаков повернулся к расположившейся на заднем сиденье Пырьевой:
             - Звони ему домой.
             - А что сказать?
             - Да все то же самое, как ранее договаривались. Тебе двадцать лет. Ты увидела его в Интернете и безумно в него влюбилась. Хочешь встретиться. Готова на всё.  Можно у него дома. Можно у тебя дома.
             - У меня – это у вас?
             - Естественно.
             Лена пару раз набрала номер Вязьмикина:
- Не подходит, - констатировала она.
- Теперь на мобильник.
Попытка тоже оказалась безуспешной:
- Не хочет трубку брать наш Коля.
- Как-то не нравится мне все это, - почесал лоб Кондаков. – Ну, делать нечего: рвем к нему домой.  А ты наблюдай за встречными машинами, - сказал он Долгих. – Может, Колина тачка появится.
           Однако, голубой «шестерки» с соответствующим номером по дороге не попалось.      
Вязьмикин, как оказалось, жил-поживал в шестнадцатиэтажном панельном двухподъездном доме. Они остановились у соседнего здания, где обосновался супермаркет, вылезли из машины и пешком двинулись  к цели. Долгих держал в руке небольшую спортивную сумку, где находился компактный автомат АКСУ.
- Судя по номеру квартиры, логово нашего маньячка на двенадцатом этаже первого подъезда, - объявил майор.
- Сколько там комнат, кстати?
- Две.
- Придется тебе, Лена, звонить: на мужской голос этот парень может и не открыть.
- Допустим, его дома нет. Что предпринимаем? – поинтересовался Долгих.
- Вдохновляет его старая «шестерка». Вряд ли у этого парня железная дверь с хорошими замками.
Вскоре выяснилось, что  версия Кондакова  верна: у Вязьмикина оказалась деревянная дверь в отличие от пяти его соседей по этажу.
- Если Коля откроет, - шепотом инструктировал Сергей Пырьеву, -  но, несмотря на все твои любовные признания, тебя не впустит, держа дверь на цепочке, прысни ему в рожу из баллончика. Баллончик этот сразу возьми в руку. А если дверь окажется не на цепочке, тут же отскакивай в сторонку.
- А зачем нужна эта химия? – Лена вытащила баллончик из сумки и подозрительно покрутила его в руках. – Еще неизвестно, какое эта фигня окажет действие. Лучше я этого парня просто вырублю.
- Каким же образом? – улыбнулся Кондаков.
- Ну, скажем ударом ноги в пах. Или ребром ладони по горлу. Да вы не волнуйтесь, у меня отработано несколько таких приемов.
- Ну-ну, - скептически хмыкнул директор «СБ», обозрев модельное, без видимых мускулов, тело девушки. – Так или иначе мы  будем рядом, у стеночки.
Пырьева нажала кнопку звонка. Из-за двери никакой реакции. Нажала еще несколько раз. Тихо.
- Всё. Отойди в сторону, -  распорядился Кондаков и вытащил из кармана пиджака связку отмычек.
Из-за двери по соседству тут же залаяла собака – глухо и ворчливо.
- Может, на фиг все это, - занервничал Долгих. – Высунутся соседи, хай поднимут. Спалимся почем зря. Потом доказывай следователям-прокурорам…
- Не скрипи! – оборвал его Кондаков, внимательно осматривая дверную скважину. – Просто стой на стреме. Кто высунется – мы в гости к Коле пришли.
Подбор отмычки продолжался недолго. Секунд через тридцать-сорок замок щелкнул, и Сергей осторожно приоткрыл дверь. Призывно махнул рукой остальным, и они на цыпочках вошли в квартиру.
Ни в одном из помещений Коли не оказалось.
- Давайте немножко пошарим здесь, - распорядился директор «СБ». - Может, что интересное найдем или просто прочувствуем, чем живет этот парень.
Обыск длился около часа. Но огнестрельного оружия, на что рассчитывал Кондаков, не нашли. Зато оказалось много националистической и всякого рода эзотерической литературы.
- Ты видишь это! – торжествующе произнес майор, демонстрируя Сергею небольшую брошюру, что-то типа самиздата, под названием «Трактат о нечистой силе». – И здесь о гомиках есть специальная глава. И вот что тут  написано, смотри: «Расстреливать пидоров следует только серебряными пулями, иначе душа этой нечисти переселится в тело другого живого человека».
- Да, убедительно, - буркнул Сергей, который в глубине души до сих пор не мог поверить в версию Долгих о маньяке-угофобе. – Возьми ее с собой, потом почитаем повнимательнее.
Он между тем наткнулся в бельевом шкафу на пачку долларов сотенными купюрами. Сергей их тщательно пересчитал – оказалось, около десяти тысяч баксов, – потом взял из пачки пару банкнот и стал поочередно рассматривать их на свет.
- Ну что, настоящие? – поинтересовался Антон.
- Вроде бы. Совсем новенькие, однако. Впрочем, экспертиза установит точно. Думаю, наш Коля сильно не обеднеет.  – С этими словами обе купюры он сунул себе в бумажник. – Бабки, выходит, он имеет. Что ж у него тачка такая задрипанная?
- Просто еще не успел новую купить – гонорар только-только получил, - выдвинул версию Антон.
- Похоже на то. Позвони своему дружку еще разок, - сказал Кондаков Лене, которая все это время принимала активное участие в обыске.
- Не подходит, - объявила она через полминуты.
- Надо найти его машину, а здесь нам больше делать нечего, - заключил Кондаков.
Они вышли во двор, и все вместе пошли вокруг дома, но на улице голубой «шестерки» не оказалось.
- Тут «ракушек» до хрена, - показал Долгих в сторону двух десятков уличных гаражей, как попало разбросанных во дворе.
- Что ж, пошли посмотрим, - кивнул Кондаков, - иногда на этих «ракушках» хозяева пишут номера своих машин или телефонов.
Была середина рабочего дня. Сыщики обходили гараж за гаражом, но все они оказались закрыты. На многих их них были наклеены предписания местной управы – убрать «ракушку»  с данной территории, далее следовала угроза о ее  ликвидации силами правопорядка. На некоторых гаражах имелись ответы хозяев с просьбами воздержаться от насильственных действий и контактными телефонами для переговоров.
Та «ракушка», мимо которой группа сыщиков  проходила мимо в данный момент, ничем особенным не отличалась от других. Однако Долгих вдруг поднял руку вверх и негромко сказал:
- Постойте.
Он взял в руку большой, с полполотенца, носовой платок и слегка дернул висячий замок, который, как и почти все остальные на «ракушках», был прикрыт обрезанной пластиковой бутылкой – защита от ржавчины.
Дужка легко вышла из гнезда.
- Ребята, отвалите отсюда метров на тридцать, - негромко, но так неожиданно строго распорядился майор, что Кондаков, ничего толком не поняв, безмолвно повиновался, увлекая за собой Елену.
Долгих между тем осторожно снял замок, завернул его вместе с фрагментом бутылки все в тот же носовой платок, и положил в  кармашек спортивной сумки. После чего открыл дверь гаража и осторожно вошел в него.
Майора не было минуты две-три, и Кондаков начал нервничать:
- А что он нас, собственно, попросил отойти в сторонку? Думает, там бомба, что ли?
- Да нет, он не хочет, чтобы мы оставили там свои следы, - авторитетно пояснила Пырьева. - Замок не закрыт, а просто подвешен. Это выглядит подозрительным. Возможно, в гараже совершено преступление.
Наконец появился Долгих, он был заметно взволнован.
- Похоже, это наш Коля. Он расстрелян.  Я должен вызвать оперативную группу.  А вы валите отсюда. Все подробности потом.
И Антон стал тыкать кнопки мобильника.

Глава тринадцатая
Краткий визит швейцарского детектива

Эту ночь Кондаков провел в одиночестве – Лена Пырьева за полдня сумела подыскать себе квартиру. А утром он поехал в аэропорт Шереметьево-2 – встречать швейцарского детектива Ханса Хаймлера, которого сопровождали Кеша Комаров и Ваня Овечкин. Вообще-то он приказал ребятам доставить сыщика в офис «СБ», но его вдруг обуяло острое желание немедленно приступить к допросу швейцарца – возможно, уже по дороге удастся его расколоть.
И такому нетерпению Сергея имелись серьезные основания: трудно было понять ход мыслей заказчика реквиема, а значит,  следующей его жертвой мог стать когда угодно  кто угодно, включая, понятное дело, самого Кондакова.
А что заказчик реквиема – фигура вполне реальная, стало окончательно ясно после ликвидации Николая Вязьмикина. Последний был исполнителем всех убийств детдомовцев – это, как сообщил Долгих, очень быстро установили криминалисты.
В «ракушке» Вязьмикина обнаружился и ПМ, использованный для расстрела «родниковцев», и тот самый пистолет, переделанный из газового, которым производились контрольные выстрелы серебряными пулями, и два глушителя на оба вида оружия. Там же оперативники нашли и форму для отлива пуль, и две уже готовые пули. И оружие, и пули соответствовали калибру пуль, найденных на месте убийств.
Кроме того, следы от обуви, оставленные преступником в квартирах жертв, принадлежали, как установила экспертиза, Вязьмикину, а точнее, его ботинкам военного образца. Отпечатков пальцев Вязьмикина в этих квартирах найдено не было – видимо, он орудовал в перчатках, - а вот стереть следы собственной обувки убийца не озаботился. Ведь он, скорее всего, не являлся профессиональным киллером.
А Вязьмикина загасил, вероятно, настоящий профессионал. Всего два выстрела – в грудь и контрольный в голову. Пистолет ТТ с глушаком он бросил там же, в гараже.
Оперативно-следственная бригада сейчас будет, конечно же, устанавливать круг знакомств и связей Вязьмикина, размышлял Кондаков, но он надеялся, что доберется до заказчика быстрее официальных структур.
Мотив ликвидации Вязьмикина – в отличие от убийств детдомовцев – выглядел совершенно ясным: заказчик обнаружил, что киллер попал под розыск и его личность фактически установлена, и немедленно избавился от него. Причем вряд ли заказчик самостоятельно провел ликвидацию – вероятнее всего, нанял профи.
Откуда, однако, он мог узнать, что следствие вышло на Вязьмикина? Наверно, это было не слишком трудно – ведь по неофициальным и официальным каналам распространялся его фоторобот. Тем не менее заказчик все равно оказался слишком хорошо осведомлен, поскольку этот фоторобот не предавался широкой гласности – его не показывали в СМИ и не развешивали на публичных милицейских стендах.
«Возможно, эта сука крутится где-то рядом, под боком», - хмурил брови Кондаков и вдавливал ногу в педаль акселератора.

Самолет приземлился строго по расписанию. Сергей позвонил Кеше:
- Я решил вас встретить на своем «лендкрузере». Представь меня Хаймлеру в качестве своего шефа, главы службы безопасности нефтяного олигарха, под именем «господин Лобов». Аванс ему выплатили?
- Да, он запросил десять тысяч евро.

Швейцарский детектив оказался на полголовы ниже Вани и Кеши, но довольно плотного телосложения. Его фигуру венчало круглое ничего не выражающее лицо, по которому трудно было что-либо сказать об интеллектуальных способностях сыщика.
Кеша представил Кондакова и детектива друг другу. Лицо швейцарца тут же расплылось не столько даже в любезной, сколько в подобострастной улыбке. Пожалуй, с ним проблем не будет, подумалось в тот момент Сергею.
 - Ваня, садись за руль.  Ты, Кеша, располагайся рядом с ним. Мы с мистером Хаймлером   будем на заднем сиденье. По дороге мы с ним немного побеседуем, а ты  переводи.
Так и расположились. Хаймлер -  в глубине  салона, Кеша сел на переднем пассажирском кресле, развернувшись назад вполоборота, Ваня Овечкин нажал на газ, и беседа началась.
- Как доехали, господин Хаймлер?
- Спасибо, господин Лобов, проблем в дороге не было.
- Вам в России ранее доводилось бывать?
- Нет, никогда, - после некоторой паузы ответил он.
- Надеюсь, вам у нас понравится.
- Я тоже на это надеюсь, господин Лобов.
- А вам не приходилось работать с русскими клиентами?
Швейцарец вновь призадумался.
- Вы не обижайтесь, господин Лобов, - наконец ответил он. – Но такое понятие как тайна клиента для меня священна.
- Я разве прошу вас раскрыть какую-то профессиональную тайну? – сделал удивленное лицо директор «СБ». – Просто в работе с русскими есть свои, и очень важные, нюансы, которых нет, скажем, при контактах с европейскими клиентами. Поэтому я и хотел узнать, имеется ли у вас какой-либо опыт в этой сфере.
- Понимаю вас, господин Лобов, - теперь уже очень быстро ответил швейцарец. – Да, моя фирма имеет такой опыт.
- А вас не удивило, что именно  к вам обратился столь авторитетный русский бизнесмен?
- Нисколько. Моя фирма тоже очень авторитетна. А вот о каком русском бизнесмене идет речь, я до сих пор не знаю.
- Очень скоро узнаете. Еще один вопрос, господин Хаймлер. Вас должны были предупредить, что на вас выйдут русские с деловым предложением: так и произошло?
Детектив теперь находился в явном затруднении. Очевидно, он  почувствовал, что все эти будто бы безобидные, даже вроде как обязательные перед заключением контракта вопросы преследуют на самом деле некую неведомую для него цель. Тем не менее ответ он нашел достаточно удачный:
- Конечно, знал. Ведь у нас разветвленная агентская сеть.
- То есть вы получили информацию от одного из своих агентов?
- Именно.
- Но имя возможного русского клиента ваш агент не назвал?
Швейцарец пожал плечами:
- Мы не занимались установлением личности русского бизнесмена. Для меня, например, вполне достаточно хорошего аванса. – И он вновь подобострастно улыбнулся.
Итак, с наскока установить личность того, с кем Кеша общался в окрестностях Женевы, не получилось. Сейчас Сергей впервые пожалел, что приказал своим ребятам ничего не сообщать нанятой ими детективной фирме о Хаймлере. Следовало все-таки узнать о нем, что только можно. Вдруг неизвестный тип в «ботве» подсунул им в лице этого Хансика туфту?  Но ничего – в офисе «СБ»  Кондаков из швейцарца вытряхнет всю  информацию, которой тот обладает. В любом случае, что-то он знает: хотя бы имя женевского анонима.
Сергей взглянул в окно и обнаружил, что машина стоит – похоже, находится в пробке.
- Что там, Ваня?
- Да вроде авария. – Овечкин  по плечи высунулся в окно. – Блин, все стоят, конца не видно.
И тут Кондаков вновь почувствовал острый приступ нетерпения. Нечего тянуть – вытряхнуть из этого козла всю известную ему информацию немедленно!
- Господин Хаймлер, работа, которую мы хотим поручить вам, оценивается нами в пять миллионов евро. – Он быстро взглянул в глаза швейцарца, у того мгновенно расширились зрачки.
- Сумма солидная, - пытаясь сохранить сдержанность, произнес сыщик, но голос его задрожал. – А в чем заключается эта работа?
- Нам необходимо найти, возможно быстрее, одного человека в Швейцарии, гражданина России. Как видите, работа не пыльная и не несет в себе ни малейшего риска. Но нам этот человек очень нужен.
- Ну что ж, не думаю, что при выполнении вашего заказа будут особые проблемы. Но мне, естественно, необходимо получить о человеке, которого вы ищете, как можно более подробную информацию.
- И она вам будет предоставлена. Но, прежде чем заключить с вами договор, мы должны быть уверены  в вашей полной лояльности по отношению к нам. Допустим, вы разыщете этого человека, а он вас перекупит – он тоже очень богат, поскольку обокрал нашего шефа.
- Я могу вам дать любые гарантии, которые только вас устроят, - заволновался швейцарец. – И потом мое доброе имя…
- У нас тоже имеется своя агентурная сеть в Швейцарии, - перебил его, сгорая от нетерпения, Сергей. – Один из наших агентов и назвал ваше имя в качестве человека, с которым можно иметь дело. Он позвонил мне и сказал, что за вас поручился очень авторитетный в  сфере детективного бизнеса человек, однако имя его я тогда, по телефону,  разобрал не очень четко. А потом наш агент вдруг перестал выходить на связь. Почему так произошло, сейчас разбираются наши люди. Но в данный момент я хотел бы знать имя того человека, который поручился за вас и наверняка рассказал вам, что на вас скоро выйдут русские. 
Кондакова сейчас даже не слишком волновала, насколько логична и убедительна выглядела для швейцарца эта наспех придуманная легенда. Он чувствовал, что названная им сумма произвела на Хаймлера впечатление – и это главное.
Однако швейцарец на какой-то момент задумался, но потом, пожав плечами, произнес:
- Да нет ничего проще. Это  Карл…
Хотя Кондаков пристально смотрел в глаза швейцарцу, но периферическим зрением уловил, что на шоссе происходит нечто необычное. Он тут же бросился на пол между креслами, но господина Хаймлера прихватить с собой не успел: автоматная очередь прошила тело детектива, а пара пуль раскроила ему череп.
После чего сидевший на заднем сиденье мотоцикла киллер бросил короткоствольный автомат на асфальт, а водитель байка дал по газам, ловко лавируя между стоящими в пробке машинами.

Глава четырнадцатая
Два директора

С одного взгляда было ясно, что Хаймлер безвозвратно мертв. Кондаков тут же стал набирать номер Долгих, по ходу спрашивая у своих сыщиков:
- Вы чего-нибудь заметили?
- Мотоцикл. Похоже, «Ява», - неуверенно сказал Кеша.
- Оба были в шлемах , - добавил Ваня.
- Негусто, - процедил Кондаков и в нескольких словах изложил ситуацию Антону, попросив того срочно приехать, дабы побыстрее вырвать их из лап ментов, которые с минуту на минуту прибудут к месту событий. По идее, эффективнее было бы позвонить генералу Плетневу, но охлаждение отношений с ним помешали Кондакову это сделать.
Впрочем, авторитета майора МУРа тоже оказалось вполне достаточно – после дачи свидетельских показаний сотрудников «СБ» особо не мурыжили и, записав установочные данные, отпустили восвояси.
- Звоните своим швейцарским коллегам, - приказал Кондаков Ване и Кеше, когда они остались вчетвером, - скажите, что женевского типа с ботвой зовут Карл, и предложите им собрать всю информацию о Хансе Хаймлере. Ну и, конечно, узнайте последние новости об Анне.
- А швейцарцам рассказать о том, что здесь произошло? – осведомился Кеша.
- Да. И, кроме того, напрягите мозги: кто мог пронюхать о приезде в Москву  Хаймлера? Да еще узнать – когда именно? Здесь, в России,  об этом никому ничего не было известно.
- Знал, естественно, наш женевский аноним по имени, как выясняется, Карл! – быстро ответил Вася. – Они же вроде  корешами с Хаймлером были. Ханс и сообщил своему приятелю, когда едет в Москву.
- Точно! И этот парень  всех нас кинул, - покачал головой Сергей. – Он взял бабки с меня, комиссионные с Хаймлера и позвонил заказчику всех этих убийств, что прибывающего в Москву швейцарского детектива следует убрать: мол, тот слишком много знает. Наверняка взял за это деньги еще и с заказчика.
- Я, конечно, не вполне в курсе ситуации, - вмешался в диалог Долгих, - но, если твоя версия верна, то ваш Карл сильно рисковал, посылая в Москву Хаймлера. Тот мог назвать и  имя женевца, и имя заказчика, прежде чем  его пристрелили.
- Все верно, но наш Карл теперь уже наверняка замел все следы. Смылся  куда-нибудь в Канаду по чужим документам. В общем, искать его - дело тухлое. Но вы, ребята, - обратился Кондаков к своим сотрудникам, - все равно езжайте назад, в Швейцарию. Продолжайте поиск и Анны, и Карла. Вдруг да чего выгорит. А что касается  заказчика, Хаймлер мог его вообще никогда не видеть и не слышать – Карл подсунул нам полную туфту. И именно он должен знать того, кто нам нужен.
- Может, и так, - с сомнением сказал майор. – Но есть другой вариант: ты стоишь у заказчика на прослушке. Я пришлю к тебе ребят из нашего технического отдела. Пусть они проверят у тебя квартиру и служебное помещение. И еще один момент: как думаешь, Сергей, насколько прицельно велась стрельба?
- В смысле?
- Киллер стрелял только на поражение Хаймлера? Тебя не боялся загасить?
- Не знаю. Как-то об этом не думал.
- А у меня вот сложилось мнение, что ты заказчику для чего-то нужен именно живым…

Отдав Долгих ключи от квартиры для ее проверки, Сергей направился в свой офис и сразу же вызвал к себе Дмитрия Близнюка.
- Захвати досье по Чагину. Посмотрим, что ты там наковырял.
Вчера Близнюк Кондакову звонил – мол, выполнил поручение шефа и собрал материалы на Чагина, но Сергею в тот момент было не до бывшего директора «Родника».
Однако еще до Близнюка  в кабинет Кондакова постучался комендант Вадим Ильин – как всегда, с кучей бумаг на подпись. Не хотелось сейчас, в почти экстремальных обстоятельствах, тратить время на такие вроде бы бюрократические пустяки, но Сергей понимал: контора должна работать, находиться в функциональной готовности что бы там ни происходило. И он кивнул Ильину: заходи.
Тот стал подавать на подпись один документ за другим, при этом как-то обиженно, причем демонстративно, сопя.
Кондаков поневоле должен был отреагировать:
- В чем дело, Вадим Михалыч?
- Нина Никитична хочет устроить к нам на работу своего мужа, - сказал он с мрачной укоризной. Вот, мол, эти директорские любимчики: дай им только волю или возможность начальственную слабину почувствовать – сразу норовят на шею сесть.
- А кто он такой, ее муж? – поинтересовался Сергей, не реагируя особо на эмоции кадровика.
- Ему сто лет в обед! – возмущенно выпалил Ильин. - Доходяга – едва ноги передвигает!
- А на какую должность он претендует?
- Подсобного рабочего. Есть такая вакансия у  Нины Никитичны на складе.
- То есть ты считаешь, что он с такой работой не справится?
- Ха! Да он ни с какой работой не справится! Я же говорю: он в любой момент загнуться может!
Кондаков, подписав последнюю бумагу, призадумался. Он никогда не занимался официальной филантропией и не отдал ни копейки ни в один благотворительный фонд. Не то, чтобы ему были чужды страдания больных СПИДом или бездомных животных. Он просто считал, что все эти пожертвования оседают в карманах чиновников и никакой гуманитарной отдачи не дают. Но оказать прямую поддержку нуждающемуся человеку - Сергей случая не упускал. Ясно было, что внушавшая ему какую-то невольную симпатию Нина Никитична имеет финансовые проблемы, потому  и хочет пристроить на непыльную работенку своего дряхлого мужа. Однако и за фиктивную работу денег Кондаков не платил из принципа.
- Зайди чуть позже, - сказал он заглянувшему в дверь кабинета Близнюку. Повернулся к коменданту: - А что за обязанности у подсобного рабочего на складе?
- Ну там, как обычно, чего-нибудь переставить-передвинуть, разгрузить-загрузить.
- Сделаем так, Вадим Михалыч… Ведь за работу склада будет отвечать непосредственно  Нина Никитична?
- Ну да.
- А она – женщина вполне, по-моему, здоровая, широкой деревенской кости, и ей только пятьдесят пять стукнуло. Если будет вместе со своим мужем справляться с порученным ей участком работы, говорить не о чем. А если дело пойдет наперекосяк – примем административные меры. Идет?
- Идет, Сергей Виталич, - не слишком весело кивнул кадровик.
- Тогда оформляйте нового сотрудника.
Досье на Чагина Михаила Александровича оказалось чрезвычайно лаконичным. До того, как стать руководителем престижного детдома, этот деятель был директором передовой школы. А после ликвидации детдома в 1992 году он уже более нигде официально не работал. Продал трехкомнатную квартиру в центре столицы и, видимо, жил, как рантье, на эти деньги, приобретя по дешевке однушку в Бирюлево-Загорье.  Адрес… Номер домашнего телефона… Мобильника у мужика почему-то не оказалось – видно, редко Михаил Александрович покидал свои бирюлевские пенаты. Жил Чагин в полном одиночестве.
У выхода из офиса находилась, будто поджидая Сергея, Нина Никитична, как всегда, глядя на него влюбленными глазами. Рядом с ней стоял очень пожилой мужчина болезненного вида с внешностью классического советского интеллигента – очки, седые волосы, добрые,  проницательные и всепонимающие глаза. Он пристально вглядывался в Кондакова, будто пытаясь в нем опознать старого, но забытого знакомого.
Ясно было, что это муж Нины Никитичны, и Сергей  остановился рядом с этой парой.
- Вы, наверно, наш новый сотрудник?
Старик с достоинством склонил седую голову:
- Василий Леонтьевич.
- А меня зовут Сергей Виталич. Рад знакомству. Хотелось бы познакомиться с вами поближе, но сейчас я, к сожалению, спешу.

Кондаков остановил «лендкрузер» непосредственно у подъезда, где проживал бывший директор «Родника», - он не думал, что в данном случае требуется соблюдать  особую осторожность или как-то маскироваться.
Заранее звонить Чагину, с целью договориться о встрече, Сергей  не хотел: вдруг экс-директор откажется, и что тогда делать? Решил поначалу покараулить клиента у подъезда – должен же мужик, к примеру, что-то хавать, а значит, и в магазин ходить. Но если в течение часа Кондаков его не дождется, придется принимать какие-то активные действия.
На руках у Сергея была  фотография Чагина, сделанная человеком Близнюка буквально день назад. Его сняли как раз выходящим из супермаркета с сумкой в руках. Похоже, с детдомовских времен директор сильно сдал: физия, которая ранее лоснилась благополучием, теперь была перекошена и омрачена какой-то вселенской безысходностью.
Разглядывая фото, Кондаков чуть не прозевал оригинал. Чагин все с той же сумой со снимка прошествовал мимо «лендкрузера» и двинул в свой подъезд. Сергей едва успел протиснуться за бывшим директором, пока не защелкнулся кодовый замок. Потом он зашел за Чагиным в лифт.
- Вам на какой? – спросил экс-директор, и тут его глаза, небрежно поначалу остановившиеся на лице Кондакова,  будто  увеличились в размерах.
Сомнений не оставалось: Чагин Сергея узнал.
- Я к вам, Михал Саныч, - называя директора по-свойски, по детдомовски, сообщил Кондаков.
- Да уж вижу, - буркнул Чагин, опуская глаза в пол.
- Поговорить бы надо. Домой пригласите или  зайдем в какое-нибудь местное заведение?
Чагин промолчал, но, когда лифт остановился, экс-директор вышел на лестничную площадку и кивком предложил Сергею следовать за ним.
- У меня, правда, не убрано, гостей не ждал, - открывая квартирную дверь, с горестным вздохом произнес Чагин. – Прошу вот сюда, на кухню.
Они расположились за кухонным столом, при этом хозяин не предложил гостю даже традиционного чая.
«Оно и к лучшему, - подумал Кондаков, - обойдемся без лишней тягомотины», и решил сразу приступить к делу:
- Ищу своих родителей. Может быть, вам известно, Михал Саныч, при каких обстоятельствах я попал в «Родник»?
- Поздновато вы, однако, о матери с отцом вспомнили, - сухо проскрипел Чагин. – Но, впрочем, это не мое дело. – Экс-директор замолчал, будто что-то обдумывая, и Кондаков решил пока его не напрягать, тоже молчал, постукивая пальцами по столу. Наконец Чагин разродился: - Времена на дворе, как известно, рыночные…
- Любые полезные для меня сведения, Михал Саныч, будут, естественно, оплачены, - поспешил успокоить его Сергей.
- Я могу вам представить документы, из которых совершенно ясно, где вы родились и кто ваша мать. Это будет стоить, – он окинул гостя быстрым оценивающим взглядом, -  тысячу долларов.
Кондаков молча полез за бумажником и немедленно отчитал требуемую сумму. При этом Чагин как-то посмурнел: понял, что мог заломить цену и повыше.
- Сейчас, - глухо произнес он и вышел из кухни.
Чагин принес те же документы, которые Сергею ранее предъявила Ирина Двинская. Только у нее были ксерокопии, а у экс-директора безусловно оригиналы, и Анна здесь не фигурировала.
- Отдать эти бумаги я вам  не могу, но у меня есть в квартире ксерокс, можете снять копию.
- Я так и сделаю. Но еще один момент, Михал Саныч: я женат на воспитаннице «Родника» Анне Филатовой, и она тоже разыскивает своих родителей. Хотелось бы получить аналогичные документы и на нее.
Не дожидаясь ответа, он отсчитал еще  тысячу долларов, а когда поднял глаза от стола на Чагина, то увидел на его лице поистине дьявольскую улыбку, которую хозяин квартиры, правда, попытался возможно быстрее погасить.
Он вновь вышел из кухни и вернулся с бумагами, которые Кондаков тоже уже видел у Двинской в копии. Все верно: его жена Анна – его же и родная сестра. Близняшка.
Особых чувств это у Кондакова, однако, не вызвало – эмоциональный удар по данному поводу он уже пережил ранее.
- А вы знали, Михал Саныч, что мы с Аней близкие родственники? – спросил Сергей даже без особого интереса.
Ответ последовал после продолжительного молчания:
-  Узнал… Но не сразу. Когда более внимательно изучил документы.
- И сказали об этом Ане?
На этот раз Чагин замолчал надолго – казалось даже, навсегда.
Что тебе снится, директор детдома?
- Говори, сука, - произнес Кондаков очень мягко, но его рука сделала мгновенный марш-бросок через стол и ухватила Чагина за ворот рубашки, сжимая его так, что хозяин квартиры стал пускать пузыри.
- Да… да… Только отпустите.
Сергей слегка ослабил хватку.
- Так ты сказал об этом Ане?
- Да, сказал. Ты же меня избил… ни за что.
Кондаков убрал руку с горла экс-директора:
- А теперь рассказывай все, что знаешь о «Роднике».
Чагин перевел дыхание.
- Да рассказывать особо и нечего. Образцово-показательное заведение… Для внешнего мира, так сказать… «Родник» курировался идеологическим отделом ЦК, а также КГБ, не знаю уж какое управление этим делом непосредственно занималось.
- А из КГБ кто тебя курировал? Фамилия?
- Ей-богу, фамилию не знаю. Представился, как Петр Антоныч.
- Ты его после ликвидации детдома видел когда-нибудь?
- Нет, не довелось.
Кондакову казалось, что, задавая все эти вопросы, он как-нибудь да выйдет на заказчика реквиема. Однако ответы Чагина ничего не проясняли.
- Ты знаешь, что за последний месяц убиты трое воспитанников «Родника»?
- Господи помилуй! – непритворно изумился и, похоже, чего-то испугался экс-директор. – И убийцу что же, не нашли?
- Нет. – В этот момент Кондаков не сводил с Чагина глаз. – Что ты об этом думаешь?
- Да что ж тут можно думать, - развел Михаил Александрович трясущиеся руки. – Не знаю я, что и думать.
Сергей вспомнил о версии Долгих:
- А из состава воспитателей не было кого-нибудь с отклонениями?
- Нет, нет! Все люди проверенные. Отбирали лучших из лучших.
- Ха! Лучших из лучших! А для чего ты к Ане клеился? Трахнуть девчонку хотел, зараза?!
Лицо Чагина приняло угрюмо-печальное выражение:
- Может, и хотел, да перехотел. Ничего такого в нашем детдоме вообще не было.
- Ладно, последний вопрос. – Кондаков достал фото Двинской из полынинского «ежедневника». – Знаешь ее?
Чагин кивнул:
- Заходила ко мне. Спрашивала про те же документы, что и вы.
Хотя бы с Двинской ясность полнейшая.
- А больше никто не заходил? – спросил на всякий случай, засовывая фото назад, в бумажник.
- Нет, по детдому нет.
К этому моменту Кондаков потерял интерес к разговору и собеседнику, а если бы был все так же сконцентрирован, то, возможно, обратил бы внимание, что ответ экс-директора прозвучал слишком уж поспешно.

                ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
                СЫН   

Глава пятнадцатая
Взять взаймы у генерала

В своем офисе Сергей обнаружил Долгих и еще двоих в штатском.
«Спецы из техотдела МУРа», - догадался Кондаков.
- Ничего у тебя не найдено, однако, - несколько виновато произнес майор. – И квартира твоя чистая, и офис.
- Возможна прослушка вашего мобильника, что мы установить не можем, - вмешался один из спецов. – Так что вам лучше для секретных разговоров обзавестись еще одним телефоном, но другого оператора.
- Да, да, спасибо, ребята, - занятый своими мыслями, несколько рассеянно отозвался Кондаков и сунул специалистам по двести долларов. – Ну что у тебя? - спросил Антона, когда они остались вдвоем.
- И по Вязьмикину, и по Хаймлеру одна и та же, в общем-то, ситуация: работал настоящий профи, и пока зацепиться не за что.
- А Плетнев какое-нибудь участие в расследовании принимает? – поинтересовался Сергей просто потому, что  генерала он давненько не видел и с ним не созванивался.
- Нет. И, похоже, он в отпуск намылился.
- В отпуск!? – изумился Сергей. – Нашел время! А откуда ты об этом знаешь?
- Вообще-то он чуть ли не втихаря решил куда-то в загранку свалить. А я узнал об этом от своей знакомой Зои: она с Риткой Плетневой дружит, та и проболталась.
- Ну и дела! Когда же он уезжает?
- Да вроде бы сегодня,  вечером наверно. А сейчас он еще в министерстве, это я точно знаю. Дела, видимо, сдает.
Когда директор «СБ» остался в одиночестве,  он поднял телефонную трубку:
- Андрей, что-то мы с тобой давно за бутыльком не сидели. А тут столько всякого произошло. Поговорить бы надо.
- Хорошо, но только не сегодня – занят очень.
- А когда же?
- Давай  созвонимся где-нибудь на неделе.
Что за черт? Выходит, информация майора неверна? Или генерал действительно втихаря решил сделать ноги? Но почему?
Что тебе снится, генерал Плетнев?
- Хорошо, Андрей, договорились. – Позвонил Близнюку: - Срочно выясни через центральную авиадиспетчерскую, покупал ли  Андрей  Плетнев билеты на  какой-нибудь рейс. – Потом набрал номер ушедшего пять минут назад Долгих: - Майор, а какие у тебя отношения с Плетневым?
- Что-то я не въезжаю…
- Ну я понимаю, что он генерал, а ты майор, но все-таки  ваши дамы дружат между собой…
- Да, мы иногда встречаемся в теплой компании: он, я, его Рита, моя подруга Зоя. Бывает, собираемся  у него на даче, бывает, у меня…
- Понятно! – нетерпеливо перебил Кондаков. – То есть ты можешь спокойно к нему подойти и попросить взаймы двести баксов.
- Что-то я вообще перестал вас понимать, товарищ директор…
- Езжай в МВД и попроси у Плетнева двести долларов. Ты, мол, случайно здесь оказался, и вдруг деньги понадобились. Потом купюры отдашь мне.
- А когда ж я ему должок верну, если он сегодня уезжает?
- Если генерал не хочет афишировать свой отъезд, то даст деньги без звука. Но ты скажи, что возвратишь баксы завтра. Интересно, как он отреагирует.
- Ну, хорошо, - недовольно протянул Антон. – Но только  не по душе мне все это. Причем тут при всех наших кошмарах Плетнев?
- Разберемся.
Кондаков собрался было в «потайную» комнату варить себе кофе, но тут к нему завалился Близнюк:
- Не помешал, Сергей Виталич?
- Говори, что у тебя.
- Плетнев билеты на рейсовые самолеты не брал.
- А что с чартерами?
- Насколько возможно, и эти рейсы проверены - по крайней мере на ближайшие три дня. Не светился там генерал. Но вообще-то, все эти чартеры, частные самолеты вот так, с ходу, точно не проверишь.
- Понимаю, но все равно не складывается что-то ни хрена, - поморщился Кондаков. – Придется тебе еще и поезда пошерстить.
- Уже сделано, Сергей Виталич. Следы Плетнева и там не обнаруживаются.
«Неужели Андрей двинет на авто? Или все-таки эта Зойка что-то напутала?»
- Вот что… Организуй две группы наружного наблюдения. Одну за генералом Плетневым, другую – за его женой. Немедленно! А жену его хорошо бы еще и прослушивать. Только без особых сложностей – просто сверхчувствительными микрофонами, работающими на небольшой дистанции, в пределах прямой видимости. Впрочем, не мне тебя всему этому учить.
Он сидел в «потайной» комнате и, прихлебывая горячий и несладкий черный кофе, пытался понять: если заказчик реквиема Андрей Плетнев, то на фига ему все это нужно? А кому вообще нужны эти дикие убийства? Они же не вписываются ни в какую реальную схему. Не иначе тут натуральный псих орудует.
Заверещал мобильник. Выяснилось, что звонивший не опознан, и Кондаков сразу напрягся.
- Сережа? - услышал он до щемящей боли родной голос жены.
- Да, это я, Аня. Я люблю тебя.
- И я тебя… И я тебя прощаю за ту женщину. Но как же мы с тобой будем дальше жить?
- Как жили, так и будем, - твердо ответил Сергей.
- Но ведь это большой грех…
- Значит, гореть нам обоим в аду. Синим пламенем. А кто тебе рассказал о том, что мы с тобою брат и сестра?
- Директор Чагин, - вздохнула она. – Хотел тебе и мне нагадить, потому что я с ним… потому что я с тобой…
- Понятно. А Лариса Дмитриева что-то знала об этом?
- Да. Я ей сама, дура, сказала. – И это стоило ей жизни, подумал Сергей. - Но она казалась мне не из болтливых, а я в то время так нуждалась в чьей-нибудь поддержке. А тебе сказать я не могла… Не знаю, как тебе это объяснить…
- Ты сейчас где?
- Я еще немного побуду тут, в монастыре. Потом приеду в Москву. Но я тебе буду звонить.
- Хорошо, родная. А теперь скажи, почему ты пошла на аборт?
- Был телефонный звонок. Грубый мужской голос сказал что-то вроде того: если я рожу,  все сразу узнают, что мы с тобой брат и сестра…
- Я все понял. А теперь напрягись, подумай, не заговаривал ли еще кто-то с тобой на эту тему?
- М-м-м, кажется, нет. Впрочем, какой-то намек был, или так мне показалось…
- Сергей Виталич! – заорал ворвавшийся в кабинет секретарь Виктор, держа в руке мобильник. – Близнюк звонит, никак пробиться к вам не может. Говорит, очень срочно.
- Прости, дорогая, попозже договорим, - быстро закончил Сергей разговор с женой. – Что у тебя, Близнюк?
- Плетнев покинул министерство, заехал за женой, они взяли три баула и на такси катят, кажется, по направлению к Домодедову.
- Продолжать наблюдение! Я выезжаю в Домодедово. – Уже выбегая из кабинета, он позвонил Долгих: - Занял у Плетнева баксы?
- Занял, прямо на ходу, в коридоре. Блин, было так неудобно…
- Вместе с баксами немедленно в Домодедово! В аэропорт!

В последние годы езда на автомобиле по столице и ближнему Подмосковью стала напоминать лотерею – из-за повсеместно и зачастую совершенно неожиданно возникающих пробок почти невозможно было угадать, сколько времени понадобится добраться до цели. Тут кому как повезет.
Кондакову не повезло. Он попал в затор уже в начале пути, прямо в центре Москвы. И ему пришлось довольствоваться комментариями Близнюка, которые тот давал по мобильнику.
Чета Плетневых действительно приехала в аэропорт Домодедово. Судя по тому, в каком месте они расположились, Близнюк  высказал догадку, что генерал с супругой улетают в Лондон бизнес-классом.
Вскоре его догадка подтвердилась: Плетневы пошли на регистрацию на лондонский рейс.
А чуть позже стало ясно, почему Плетневых не оказалось в списках ни одного из рейсов – они улетали по подложным документам. Человек Близнюка установил: генеральская чета зарегистрировалась под фамилией Андриановы.
Когда Кондаков наконец добрался до аэропорта, Плетневы  прошли все таможенные и пограничные процедуры и находились, можно сказать, уже за кордоном. Но Сергей изыскал бы возможность выволочь из дьюти-фри своего старого дружка - имелись у директора «СБ» по этой теме наработанные варианты. Но не было решающего доказательства, что Плетнев имеет отношение к трагическим событиям последнего времени. Возможная улика находилась в руках майора Долгих, который тоже где-то попал в тяжелый трафик.
Поэтому оставалось только наблюдать, как «Боинг» с генеральской четой, неспешно вроде бы разогнавшись по взлетной полосе, красиво взмывает в вечернее осеннее подмосковное небо  и берет курс на столицу авантюристов всего мира.
Но вот подвалил и Долгих, молча и как-то недоверчиво протянул Сергею две зеленоватые сотни.
Кондаков сравнил их с двумя купюрами, изъятыми из кошелька убитого угофоба Вязьмикина. Серия – та же, и номера банкнот несильно отличаются порядковыми числами.
Теперь все ясно. Ясно, но поздно. Или почти поздно…
-Близнюк! Готовь четырех бойцов для десанта в Лондон.

Глава шестнадцатая
Лишь бы он выжил!

Он тоже поедет в Лондон, но позже, когда поступит сигнал, что Плетнев взят под наблюдение. Там, где-нибудь на Бейкер-стрит, Сергей и допросит генерала.
Была мысль вывезти его в Москву – канал имеется. Но эта операция все-таки связана с немалым риском. Ну а главное, при всей убедительности косвенных улик против Плетнева, отсутствие  видимой мотивации в убойных акциях старого приятеля – даже версий никаких в голову не приходило - удерживало Кондакова от чересчур решительных действий.
Следующий день прошел без происшествий, а когда Сергей уже возвращался домой, зачирикал новый мобильник с новой же сим-картой – приобрел согласно совету технических экспертов из МУРа, что приглашал Долгих. Этот телефонный номер Кондаков сообщил лишь нескольким близким людям из своего окружения. По нему должны были звонить только на совершенно конфиденциальные темы.
Оказалось – на связь вышел Гена Загальский. Принес радостную весть, что правительственный заказ для ивановского текстильного объединения ИТФ уже почти в кармане. Надо только приложить дополнительные усилия со стороны МВД, а тут, как на грех, куда-то запропастился генерал Плетнев. Он сейчас не отвечает ни по домашнему, ни по служебному, ни по мобильному.
Сергей не знал, что и сказать Загальскому. В конце концов заявил прямо: Плетнев в отъезде и на него рассчитывать не стоит. Надо попытаться найти в МВД еще какую-то серьезную фигуру, на которую можно опереться в этом деликатном деле. Если в течение пары дней Загальскому не удастся на кого-нибудь выйти, то тогда подключится он сам, Кондаков.
 Сергей подогнал машину к гаражу, находившемуся во дворе его дома, и  вышел из нее, чтобы открыть двери ракушки.
- Заставляешь себя ждать, мой мальчик, - тут же откуда-то сбоку раздался насмешливый и теперь уже чересчур хорошо знакомый Сергею голос.
Он обернулся – конечно, то была Ирина Двинская. Сзади нее находилась красная «феррари» все с той же  вмятиной на заднем бампере.
- Что-то ты сегодня без своего омоновца?
Шуточка прозвучала довольно-таки кисло. Когда он в последний раз расстался с Ириной, казалось, что  с ней его больше ничего не связывает. Наваждение, которое  временами он испытывал при виде этой женщины, вроде бы сошло на нет. Но вот поди ж ты – встретил ее и снова почувствовал что-то вроде морока.
- А зачем нам кто-то третий, Серж?
Она подошла к нему и спокойно, как супруга, с десяток лет находившаяся с ним в браке, чмокнула его в щеку.
Чувствуя себя законченным алкашом, которому предложили стакан водки, он все-таки нашел в себе силы отказаться от заманчивого подношения и на поцелуй не ответил.
- Чего ты хочешь, Ирина? – спросил он холодно, но с подавленной тоской в голосе и невольно покосился по сторонам: его жена в доме  особо ни с кем не общалась, но охотников донести до нее полезную информацию в любом дворе наберется достаточно – это уж само собой.
Она чутко уловила его обеспокоенность и произнесла иронически участливо:
- Ах, я тебя, наверно, компрометирую, бедняжка! – И добавила с выверенной беспощадностью: - И ведь потом не объяснишь своей любимой сестренке Ане, что у тебя со мной просто деловые контакты.
Но как раз эта жестокая  реплика помогла Кондакову разом избавиться от своего рода наркотической зависимости, в которую ввергала его Двинская: гипнотически неотразимая женщина-вамп тут же превратилась в обычного шантажиста. И он обрел обычную уверенность в себе:
- Короче, девушка, говори, что тебе надо, и расходимся по своим сусекам.
- Беседа может затянуться. Отчего бы такому галантному кавалеру, как ты, не пригласить меня к себе? Если в тебе, конечно, осталось хоть что-то от мужчины.
- Ничего не выйдет, - быстро, пока искушение вновь не овладело им, ответил Кондаков. И добавил после паузы: - Тут напротив небольшой ресторан, поговорить можно и там.
- Ну что ж, пошли. По такому случаю я угощаю.
В ресторане она сразу повела себя так, будто и вправду пригласила его на некое собственное торжество. Скорее, для проформы поинтересовавшись его мнением, сама сделала заказ, причем довольно-таки серьезный, точно собиралась провести здесь не один час.
Кондаков не возражал – пусть себе тешится. Главное – опять не попасть под ее наркоз.
Пригубили коньяку без всяких тостов, и Ирина задала, видимо, главный свой вопрос:
- Что ж, ты так и будешь жить с сестрою, как с женой?
Сергей был к этому готов и нарочито равнодушно пожал плечами:
- А почему бы и нет?
- И ты совсем не боишься огласки?
- Поздно об этом говорить: мы живем с Анной не один год.
- Вот, значит, как ты все-таки решил. А что думает Анна?
- То же самое.
Ирина очень долго тушила окурок в пепельнице – похоже, таких ответов она не ожидала.
- Ну да хрен с вами обоими, - наконец выдохнула Ирина. – Я, собственно, не по этому делу хотела с тобой поговорить. – И Двинская  в упор взглянула на Кондакова.
Тот выдержал ее взгляд молча.
- Я знаю, что правительственное решение по заказу ИТФ на пошив формы для армии, ментов и спасателей уже принято. И ты что же думаешь - миллиард баксов, а то и больше, вот так, спокойно, уплывет в одни руки?
- Что-то в этом роде я от тебя уже слышал. – Сергей не спеша сделал еще глоток коньяка.
- Так в этой стране не делается, Серж. Фифти-фифти, пятьдесят процентов заказа должны быть переданы «Московскому текстилю».
- А почему ты со мной об этом говоришь? Что мешает вашей фирме поднять данный вопрос в правительстве?
- Не придуривайся. У вас все, где надо, схвачено и проплачено. Но надо делиться – как любили говорить в девяностые годы.
-Если тебе больше нечего сказать, будем считать вечер законченным.
Ирина вытащила из сумочки картонку, нечто вроде визитки, где были написаны какие-то цифры:
- Держи.
- Что это? – Кондаков взял картонку в руки. – Чей-то номер телефона?
- Именно.  По этому номеру ждут твоего звонка в течение ближайших двух часов.
- Хм. А если я не позвоню?
- Тогда неприятности тебе гарантированы. И не забывай, что твоя контора уже потеряла двух менеджеров.
- Ты что лепишь, сука! – Кондаков порвал в клочья в картонку и бросил мусор в тарелку Двинской. – Да если б я хоть на секунду поверил, что ты и твои шефы причастны  к убийствам Полынина и Грунина, я бы сразу, здесь же, раздавил тебя, как мокрицу.
Он бросил на стол три сотни зеленых и вышел из зала.
По дороге, немного охладев, вынужден был признать, что вел себя, как несмышленый пацан: номер телефона следовало взять. Решил подстраховаться и позвонил Диме Близнюку, объяснив ему ситуацию: тот много лет вместе с Груниным занимался такими вот наездами и знает, что делать в подобных случаях. Распорядился, чтобы он закрыл этот вопрос уже к завтрашнему дню.
Дома, заглянув в электронную почту, Сергей обнаружил послание от Кеши Комарова и Вани Овечкина. Как он и требовал, ребята прислали ему подробный отчет о своей командировке.

Привет из Швейцарии, шеф!
Есть кое-какие любопытные известия. Сначала насчет застреленного в Москве Ханса Хаймлера.  Он в свое время работал в известном детективном агентстве «Шлиссель», что находится в славном граде Цюрихе. Однако с полгода назад его оттуда поперли, как говорят наши контрагенты, из-за профессиональной непригодности. Сейчас местные детективы, с которыми мы сотрудничаем, пытаются узнать, проходил ли через контору «Шлиссель» интересующий нас заказ из России. И похоже на то, что действительно проходил, но вряд ли Хаймлер имел к нему отношение – его уволили несколько раньше. И, кстати, фото Хаймлера с Анной, которое мы Вам когда-то прислали, оказалось комбинированным: так сказали местные эксперты.
И самое главное. В тот же день, когда  ликвидировали этого  несчастного Хаймлера, но несколькими часами позже, в Цюрихском аэропорту, прямо в центре зала ожидания, был застрелен Карл Брюкнер – сотрудник все того же  «Шлисселя». Этот парень, наоборот, являлся ведущим детективом своего агентства, и ему поручались самые ответственные дела. Что любопытно – он улетал по чужому паспорту. Сдается нам, что это тот самый Карл, который, вероятно, подставил Хаймлера, и именно он выполнял заказ из России, и именно он имел с нами встречу под Женевой. Видно, кинув всех подряд, как Вы и предполагали, он хотел свалить куда подальше по заемной ксиве, но не сложилось у бедняжки.
Убийцу, кстати, задержать не сумели.
И вроде бы нам удалось установить монастырь, где скрывается Анна. Он находится в Энгельберге. Наши детективы, хотя и не очень качественно, но сфоткали некую женщину, не монашку, на территории монастыря – она очень напоминает Вашу жену.
Высылаем снимок и ждем инструкций.
Ваня и Кеша.

Кондаков тут же уткнулся в присланную фотографию. Женщина была плотно укутана в длинный плащ, а ее голову покрывал черный платок. Такое одеяние было совершенно нехарактерно для туристок, которые посещали территорию монастыря. Лицо было снято в профиль, и черты его с трудом просматривались. Но что-то во всем облике этой женщины действительно напоминало Анну. В конце концов, взвесив все «за» и «против» и активировав интуицию, он определился: да, перед ним его собственная жена.
Инструкция, переданная Кеше и Ване, состояли из двух пунктов: следить за Анной, но до особого распоряжения в контакт с ней не вступать и до конца прояснить историю с Карлом Брюкнером.

Звонок по «секретному» мобильнику почти разбудил его – Сергей уже лежал в постели и ощущал легкую дрему.
Он услышал взволнованный, почти панический голос Долгих:
- Покушение на Цагоева!
- Что значит покушение? – Кондаков сразу же стал натягивать на себя брюки. – Он что, жив?
- Да, его отвезли в «склиф», и он даже был в сознании. Сейчас его оперируют. Но врачи говорят: состояние его близко к безнадежному.
- Ты сейчас где?
- В «склифе», понятное дело.
- Я сейчас выезжаю.
Неужели эта сучка Двинская не брала его на понт и покушение на Цагоева – дело рук «текстильщиков»? Позвонил Близнюку:
- Что с «Текстилем»?
- У них «крыша» среднего уровня – ГУВД Москвы, то есть, по сути, МУР. Я знаю, кто конкретно там такими делами занимается. Вряд ли эти ребята способны нам серьезно нагадить.
- Но ты ни с кем из них не разговаривал?
- Пообщался с одним. Можно сказать, мой давний приятель. Знаю его еще по старым делам. Он не стал секретиться и предложил встретиться именно по тому самому известному нам вопросу. Я сказал – ок, а наши интересы на этой стрелке будет представлять генерал Плетнев из МВД. Он сразу заскучал и, в общем-то, дал задний ход. Я думаю, что вопрос закрыт.
- Когда ты с ним общался?
- Часа три назад.
- А где-то час назад тяжело ранили Цагоева.
- Ё…
- Попробуй узнать, не твоих ли старых приятелей из МУРа эта работа.
Кондаков жал на газ и думал только об одном: только бы остался жив Руслан Ахмедович! Да, Сергею было бы по-человечески жаль, если бы он погиб, но сейчас желание, чтобы Цагоев выжил, основывалось, скорее,  не на чувстве гуманности и приязни к старому своему сотруднику – его показания, очень возможно, могли вывести на след заказчика реквиема.

Глава семнадцатая
«Почему она?..»
 
- Говори быстро: жив он или нет!?
Долгих молча отвел взгляд, и Кондаков грязно выругался на весь вестибюль больничного корпуса. Присутствующие здесь дамы посмотрели на него кто с укоризной, кто с презрением, кто с ненавистью.
- Руслан Цагоев погиб, но успел кое-что сказать перед смертью двум сотрудникам «скорой помощи», - мягко произнес Антон.
- И что же он сказал? – Сергей оглянулся по сторонам: народу в помещении  хватало. – Лучше выйдем на  улицу.
- Короче, - начал майор и, по сути, сразу закончил. – Когда подъехала бригада «скорой», Цагоев был еще жив. И медики от него услышали: «Почему она?..».
- И это всё?
Долгих пожал плечами.
Пораскинув мозгами, Кондаков пришел к выводу, что в этих всего лишь двух словах заключена, однако, немалая информация.
- Итак, первое, - задумчиво произнес он, - убийца – женщина.
- Ну это само собой.
- Второе, Цагоев  что-то знал по всем этим делам. Он ожидал угрозы, но с другой стороны.
- Выглядит логично.
- А если хоть что-то знал, то почему молчал? А, майор?
- Сам был замешен каким-то образом.
- Тоже верно. Он имел дело с очень большими деньгами. В общем, я дую в офис и обыскиваю его апартаменты. Заодно и деньги надо из его сейфа изъять. Слишком там их должно быть много.
- Постой, а дополнительная информация тебя по этому убийству не интересует?
- Ты ж говорил: это всё?
- Все, что сказал Цагоев. Но есть кое-какие подробности ликвидации. К примеру, женщина расстреляла Цагоева в упор, выпустив всю обойму в живот и не сделав даже контрольного выстрела.
-  То есть убийца – не профессионал?
- Именно!
- Тогда основной мотив – месть?
- Похоже на то. Причем это может быть месть за твоих убитых ребят.
- Ну, не знаю. Версий строить можно сколько угодно, но без дополнительных доказательств мы вряд ли к чему придем. Что у тебя еще, майор?
- Орудия убийства не обнаружено. Но следы женской обуви тридцать седьмого размера имеются.
- Ладно, мне это уже не так интересно, - отмахнулся Сергей. – Я – в офис.
«Она! Кто же эта она? – размышлял он по дороге на работу. - Можно рассуждать только о  тех, кого я более-менее знаю. Первый кандидат – Двинская. Мотив – месть за убийство Макса Полынина, к которой как-то может быть причастен Цагоев.  Возможно, она любила Макса с большей страстью, чем старалась показать мне. А что Ирина спала со мной – так  для  этой женщины сие есть обычный физиологический акт. И мне она не хотела говорить о своей твердой уверенности в вине Цагоева, поскольку решила отомстить ему сама. И все это круто замешено на ивановском заказе. То есть сюда примешались еще и очень крупные деньги. Способна ли Двинская на убийство? Это как-то само собой очевидно.
И еще вариант – хуже не придумаешь – Анюта! Даже если ее когда-то засняли швейцарские сыскари – впрочем, не факт, что на том снимке именно она – Анна в любой момент могла прибыть в Москву. Мотив? Она тоже что-то знает, чего не знаю я. Мало того! Анна в последнем телефонном разговоре хотела мне рассказать нечто важное, по крайней мере необычное, а я, идиот этакий, ее перебил! И не перезвонишь ей теперь:  она поставила защиту от опознания номера. А могла моя жена пойти на убийство? По своим религиозным убеждениям – вроде бы нет. Но мне теперь сдается, что все ее религиозные принципы – только защита от того, что она сожительствует с собственным братом. А воля у нее такая, что если она почувствует опасность, грозящую ее семье…»
До этого момента Кондаков  крайне досадовал, что Цагоев  не назвал медикам имя убийцы, которую определенно знал. Но сейчас ему подумалось, что, может, оно и к лучшему.
И все же, в конечном счете, Сергей пришел к выводу, что вариант с Анной-убийцей выглядит наименее вероятным. А вот Плетнев, улетевший вчера вместе с женой в Лондон, вполне мог на следующий день вернуться назад, а значит, исполнить Цагоева могла другая женщина...
Он попросил Близнюка проверить, не вернулась ли чета Андриановых в Москву. Его шеф службы безопасности вскоре сообщил, что рейсовым самолетом они не возвращались, а все остальные варианты нуждаются в более тщательной проработке.

В приемной Сергей уже с утра встретил посетителя, который, завидев его, сразу вскочил с места в явной попытке преградить Кондакову путь, но был остановлен плечистым секретарем Виктором:
- Сядьте, гражданин,  о вас доложат.
Посетитель был достаточно щуплым, чтобы не вступать в перепалку с заведомо отрицательным для себя исходом.
Кондаков зашел в кабинет, и вскоре Виктор принес ему бумаги на подпись.
- Кто это там, в приемной? – вяло, весь в мыслях о последних событиях, поинтересовался Сергей.
- Говорит, Дементий Пырьев, бывший муж нашей сотрудницы Лены.
- А чего ему надо? – искренне удивился Кондаков.
- Личное к вам дело, говорит.
-  Ну, позови его.
В кабинет вошел достаточно плюгавистый по все внешним данным человечек, и Сергей был искренне удивлен, как Лена, вполне привлекательная девица, вдруг пошла на такой жизненный подвиг – связала с ним свою судьбу.
- Что вы хотите, молодой человек? – без лишних церемониалов начал Сергей.
- Алиментов! - последовал удивительный ответ.
- От кого???
- От вашей сотрудницы Елены Пырьевой. Вот решение суда.
Судебное постановление гласило, что, поскольку Дементий Анатольевич Пырьев получил инвалидность первой группы, будучи в состоянии брака с Еленой Викторовной Пырьевой, и не способен теперь зарабатывать на жизнь собственным трудом, то ему причитается двадцать пять процентов со всех заработков этой самой Елены Викторовны.
Кондаков еще раз подивился – с такими бумагами он еще не сталкивался:
- Зайдите с данным документом к нашему юрисконсульту. Он оценит и проверит правомочность такого постановления.
- Вы меня по вашим инстанциям не загоняете! А вместо меня сюда придут судебные приставы!
Сергей решил, что овчинка не стоит выделки, поскольку по бумагам бухгалтерии Пырьева, как и остальные сотрудники «СБ», получала сущие гроши, но его вдруг заинтересовала вся эта загадочная, на его взгляд, житейская история.
- А  что у вас за болезнь такая? – задал он первый вопрос больше для проформы.
- А это медицинская тайна,  которая вас не касается!
- Хорошо… мм… - Он заглянул в судебное постановление. -  …Дементий Анатольевич. Нашей бухгалтерии будет отдано соответствующее распоряжение. Но я хотел бы узнать побольше о личности нашей новой сотрудницы Елены Пырьевой. И в этом вопросе я рассчитываю на вашу помощь.
- Ну, пожалуйста. – Плюгавчик заметно расслабился. – Что  вы хотите узнать?
- Для начала историю вашего знакомства.
-  Тут все просто. Одно время я по контракту работал программистом на ФСБ и имел очень неплохие деньги. А еще я имел трехкомнатную квартиру практически в  центре Москвы. Ну Леночка и  стала меня обхаживать. Девчонка видная, вот мы и сошлись.
- А Ирину Двинскую вы случайно не знаете?
- Ну как же! Они с Леночкой лучшие подруги.
- И сейчас дружат?
- Конечно! Кстати, с помощью Леночки муж Двинской был застукан в постели с журналисткой, в результате чего брачный контракт супругов Двинских был пересмотрен в пользу жены бог знает на сколько миллионов.
-  А отчего вы поссорились с женой?
- Измена! Вы же должны были знать Максима Полынина, Ленка и спала с ним.
Кондаков долго и пристально, «взглядом следователя», смотрел в глаза посетителя:
- И вы к гибели Полынина отношения, конечно, не имеете?
- Только дурака из меня не надо делать, Сергей Виталич.
- А почему ваша жена и Полынин разошлись?
- А с чего вы это взяли? Они как трахались, так и трахались. Причем весь наш брак.
После ухода посетителя Кондаков позвонил Долгих:
- Надо бы  допросить Пырьеву и Двинскую на предмет их алиби на вечер убийства Цагоева. Лучше сделать это тебе в неофициальном порядке.
Сергей Двинскую все еще опасался –  при том воздействии, которая она временами на него оказывает, настоящего допроса не получится.
Да и Пырьева майора вряд ли обведет вокруг пальца – все-таки Долгих, в отличие от Сергея, опытный оперативник.

Глава восемнадцатая
«Еще есть вопросы, товарищ майор?»

На следующий день Долгих попросил Ирину приехать в МУР, чтобы вроде как уточнить некоторые детали, связанные с убийством Полынина. Она теперь была девушка относительно свободная (на что и рассчитывали Антон с Сергеем) и особо кочевряжиться не стала.
За этим допросом из соседней комнаты через спецстекло, позволяющее наблюдателю оставаться невидимым, внимательно смотрел Кондаков.
- Где вы были позавчера в одиннадцать часов вечера?
Двинская сначала выглядела ошарашенной, но потом закурила и вроде как успокоилась:
- А что такого случилось в это время? Опять кого-нибудь угрохали?
- Я хотел бы получить ответ на свой вопрос.
- Ну да, «здесь вопросы задаю я» – где-то это я уже слышала. Могу я получить консультацию у своего адвоката?
- Хотите позвонить ему по телефону?
- Нет, пригласить его сюда.
Долгих поморщился:
- Зачем вы все так усложняете? Вы же не подозреваемая и не задержанная. К чему же такой огород городить? Скажите, где вы были в указанное время, и мы разойдемся красиво.
- Я была дома, - быстро ответила она.
- Ваши соседи по дому этого не подтверждают, - с угрожающим холодком в голосе возразил майор. – Есть несколько показаний, что ваша «феррари» в одиннадцатом часу вечера выехала из гаража.
 Двинская повела красивыми полными плечами:
- Что здесь такого? Я люблю покататься поздно вечером, когда трассы не так загружены.
- А почему возвратились только под утро?
- Ну знаете ли! – вспыхнула Ирина пунцовым цветом. – Моя личная жизнь никого не касается.
Как только Долгих выписал ей пропуск на выход из здания МУРа, Кондаков позвонил Близнюку, и его люди незаметно выкрали мобильник у находящейся на рабочем месте Елены Пырьевой: нельзя, чтобы эти девицы сумели связаться друг с другом перед допросом бывшей эфэсбэшницы. После чего Дмитрий Близнюк предложил Пырьевой небольшую местную командировку в то место, где их ожидает господин Кондаков.
Близнюк теперь стал самым большим начальником после Сергея Кондакова, и девица безропотно подчинилась.
В то же время в самом МУРе между двумя коллегами по розыску завязалась небольшая перепалка, или, если сказать деликатнее, дискуссия.
- Я не пойму тебя, Сергей, на хрена нам эти две телки! Ведь против них вообще ничего нет, кроме того что обе они были любовницами Полынина. Да и то Пырьева – только со слов ее бывшего муженька.
-  А что мы теряем, если допросим их? Вот ты посидел, покурил с красивой женщиной – тебе что, очень похужело от этого?
- С красивыми женщинами проводят время в других местах.
Кондаков встал, подошел к окну и,  помолчав, заговорил с болью в голосе:
- Ты пойми одну простую вещь, Антоша. Моих людей отстреливают одного за другим, будто каких-нибудь беззащитных оленят по специальной охотничьей лицензии. Причем каждый из моих сотрудников ждет, что он станет следующим. И все они надеются только на меня. А я ничего, ну вообще ничего не могу поделать! Поэтому мы должны использовать любой, пусть и самый ничтожный, шанс. А Двинская и Пырьева  определенно чем-то повязаны, есть здесь какая-то тайна.
Привезли Пырьеву, и диспут завершился естественным путем, Кондаков же удалился в соседний кабинет со спецстеклом.
Елена выглядела заметно встревоженной, еще более обеспокоилась она, когда узнала Долгих:
- А кто вы на самом деле, и почему меня сюда привезли?
Антон отвечал подчеркнуто успокоительным тоном:
- Я – майор МУРа Антон Долгих. И вы могли бы догадаться, что я - друг Сергея Виталича.
- А где же он?
- Позвоните ему. – Пырьевой успели прямо перед МУРом подсунуть в сумочку мобильник.
Она не замедлила воспользоваться его советом.
- Сергей Виталич! Меня, кажется, арестовали! Я  не понимаю, за что?!
- Все в порядке, Лена. Майор Долгих – мой личный друг. Прошу вас отвечать на его вопросы предельно откровенно. Это очень важно для нашей фирмы и для вашего личного будущего. И прошу вас также прислушаться к советам майора, в частности никому не звонить, пока вы в стенах МУРа, и никуда не покидать это ведомство до особого указания Долгих.
Последнее предупреждение было, конечно, излишним, но Кондакову хотелось создать у Пырьевой впечатление, что она совершенно свободна в своем поведении.
Допрос начался точно так же, как и ранее, когда в кресле напротив майора сидела красотка Двинская.
- Где вы были позавчера вечером около одиннадцати часов вечера?
Лицо Елены сразу пошло пятнами:
- Господи! Дайте вспомнить… Да наверно была дома.
- Удобное словечко «наверно»: с его помощью  всегда можно потом отказаться от своих утверждений. Так вот, не наверно, а точно, поскольку показания ваших соседей оказались многочисленными и единодушными, в одиннадцатом часу вы завели свою «алмеру» и выехали со двора. Это так?
- Позавчера?.. Да-да, вспоминаю, действительно выезжала.
- Куда?
- Это личный вопрос!
- Здесь нет личных вопросов! Вернулись вы, кстати, где-то под утро. Верно?
- Верно, неверно! Я больше не хочу распространяться  о подробностях своей личной жизни. Вы что, репортер желтой прессы?
Долгих сделал короткий и едва заметный кивок в сторону спецстекла, и мобильник Пырьевой сразу же заверещал.
Она посмотрела на определитель, буркнула:
- Кондаков, - и вопросительно уставилась на майора.
Тот милостиво кивнул.
- Лена, на всякий случай предупреждаю тебя, что ты должна отвечать на все вопросы, в том числе и личного характера. Таковы уж условия работы в нашем «СБ». И если ты хочешь оставаться на этой службе и карьерно расти… В общем, имей в виду: беседа ведется без протокола и ее содержание останется только между майором и мной. Ну и тобой, естественно.
Когда Кондаков разъединился, она посмотрела на Долгих с отчетливо выраженной ненавистью:
- Ну зачем вам все это надо? Или просто в кайф в грязи ковыряться?
- Вы прекрасно знаете, Елена Викторовна, что мы расследуем серию убийств. После правдивого ответа на мой вопрос вы можете спокойно отправляться в свое «СБ».
- Дайте закурить, а лучше выпить.
- У меня только водка, - виновато произнес муровец.
- Сойдет!
В качестве закуски майор презентовал ей глазированный сырок, который купил для себя еще утром.
Пырьева хлопнула граммов сто двадцать, зажевала водку сырком, пару раз затянулась сигаретой, опять-таки предложенной Долгих, и выдохнула:
- Мы с Ириной занимались любовью.
- Понятно. А с кем?
Елена выпучила на него удивленные глаза:
- Что значит, с кем? Друг с другом, естественно.
Кондаков за стеклом давился хохотом – он несколько раньше майора разобрался в сути дела.
Долгих же никак не мог поверить в эту версию:
- Во-первых, ничего естественного я тут не вижу. А во-вторых, нам известно, что вы обе были любовницами Максима Полынина. А вы говорите, что занимались сексом с Двинской, то есть являетесь лесбиянками.
- Ну и что с того? Никакого противоречия я тут не вижу. Когда был жив Макс, мы занимались интимом втроем, после его смерти – вдвоем. Мы с Двинской – бисексуалы. Еще есть вопросы, товарищ майор?
- Да нет, все ясно: свальный и содомский грех, - подытожил Долгих довольно-таки хмуро: по складу характера, он очень тяжело сходился с женщинами, а Полынину достались сразу две, одна другой сексуальней. – Но требуется небольшое уточнение: адрес, по которому вы вдвоем-втроем встречались.
Адрес Пырьева назвала, и Кондакову стало ясно, что это все та же квартира в Сокольниках, где у него произошел контакт с Ириной Двинской.  Значит, скорее всего, не Макс снимал эту жилплощадь, а Ирина. Впрочем, какое это имеет теперь значение!
Однако Пырьева хороша! Жить ей, видите ли, негде! И кредит под квартиру у него выбила, и ночевать к нему приперлась. А квартирка-то, по сути, свободная стоит. В общем, стервоза в последней стадии эта Пырьева. И, похоже, они с Двинской друг друга стоят.
- Поедете со мной, откроете мне квартиру, - между тем распоряжался Долгих. - Мне ее осмотреть надо.
- А зачем?
- Чтобы точно узнать, были вы там или нет. Эта квартира – ваше алиби, понимаете? А иначе вы окажетесь подозреваемой в убийстве!

Глава девятнадцатая
Очередной удивительный посетитель

С Долгих он, конечно, не поехал – тот и без него легко справится с ситуацией: пригласит криминалистов, дабы собрать и идентифицировать отпечатки пальцев, оценит комплекс других типовых улик, опросит соседей.
А Кондакову работать надо, чтобы обеспечить надежную прибыль фирмы, а значит, и благосостояние ее сотрудников со всеми их отпрысками, женами, тещами, любовницами, собаками, канарейками, машинами… И прежде всего следует разобраться с Загальским – что же там происходит с ивановским контрактом.
Да и убитого Цагоева надо кем-то заменить. Пока и подходящей кандидатуры-то нет.
Но все его планы оказались нарушены еще в приемной. Там сидел очередной замухрышка, такой тщедушный, что Кондаков вполне серьезно решил, будто он может зашибить вусмерть этого заморыша парой щелбанов, как когда-то пушкинский Балда Попа с толоконным лбом.
И секретарь не оградил Сергея, как обычно, от встречи с  посетителем, а наоборот – счел нужным представить его:
- Вот, Шамиль Русланович Цагоев, сын, так сказать…
Кондаков мгновенно преобразился, как ему не раз уже приходилось делать по роду службы:
- Примите самые искренние соболезнования от меня и от коллектива всей нашей фирмы. Мы вам поможем организовать похороны и все расходы возьмем на себя. – И он проникновенно положил руку на плечо посетителя, пытаясь в то же время понять, откуда взялся этот ханурик, ведь Руслан Цагоев не был женат и, по идее, не должен был иметь детей, законных по крайней мере.
- Вообще-то, моя фамилия Талгатов: я взял фамилию деда, - неожиданно объявил Шамиль Русланович.
- Вот и славно, - автоматически отреагировал Сергей. – Пройдемте в мой кабинет, там все и обсудим. У вас, должно быть, какие-то просьбы будут.
- Да, будут! - неожиданно твердо и даже решительно заявил посетитель, и они проследовали в апартаменты директора «СБ».
Поторопив Виктора с приготовлением кофе, Сергей поинтересовался:
- А кто же ваша мама? Она будет на похоронах? Что-то Руслан Ахмедович о ней ни разу не упоминал. – Тут же поняв, что допустил неловкость, он небрежно махнул рукой. - Впрочем, в нашей фирме и не принято болтать о семейных делах.
- Моя мама не придет на похороны. Впрочем, так же, как и я.
- И вас не интересует даже, где будет могила вашего родного отца? – Этот вопрос был задан с неподдельным изумлением, а последние два слова произнесены с нажимом: ведь сам Сергей рос сиротой, и понятие родной отец являлось для него святым.
- Абсолютно не интересует. Я поясню, Сергей Виталич, в чем дело. Руслан Ахмедыч бросил мою мать и меня, когда я был еще младенцем, ради какой-то шлюхи, которую, кстати, тоже вскоре бросил, и с тех пор никогда не интересовался нашей судьбой.
- Ну раз так… - Кондаков развел руками. Задумался. – Послушайте, Шамиль Русланович, я вас очень хорошо понимаю. Но… - Сергей, словно призывая собеседника сосредоточиться на последующей фразе, поднял вверх указательный палец. – Ваш отец наверняка оставил после себя очень приличное состояние, и, кроме вас, не видно  на него  никаких претендентов. Хотя бы ради соблюдения приличий я призываю вас принять участие в похоронах своего отца, ведь вы унаследуете все его деньги и всяческое имущество.
- Черта с два! – При этих словах Талгатов вроде как подскочил на полметра над стулом. – Черта с два он мне чего оставил!
- Откуда вы это знаете? Разве завещание уже оглашено?
- Нет! Но у меня свои источники в нотариате, и я знаю содержание завещания моего так называемого отца.
- Ну хорошо, Шамиль Руланович, - устало сказал директор «СБ», которому этот малый уже успел изрядно надоесть. -  Ко мне-то вы зачем пришли? Да, произошла крупная житейская неприятность. Лишил вас отец завещания, но я-то не могу отменить его решения.
- Можете! – с поразительной уверенностью заявил посетитель.
Кондаков про себя усмехнулся: при всей многоплановости действий его фирмы отменой  завещаний она еще не занималась.
- Шамиль Русланович, - сказал он с мягкой улыбкой, - я, конечно, не последний человек на этой Земле, но все же не Господь Бог. – И Сергей встал, чтобы препроводить этого городского сумасшедшего на выход.
- Не торопитесь, Сергей Виталич, - в предостерегающем жесте Талгатов поднял вверх руку, - все не так просто, и вы многого, я бы сказал, очень многого не знаете и даже не предполагаете. Зато кое-что знаю я.
- Например? – устало спросил Кондаков и все-таки сел с идеей самому не связываться с этим имбецилом, а просто вызвать нажатием кнопки Виктора.
- Например, кому Цагоев завещал все свое состояние.
- Почему это меня должно интересовать?
- Потому что все свое нажитое, заработанное и награбленное он завещал только одному человеку. И этого человека вы хорошо знаете,  зовут его Анна Федоровна, в девичестве Филатова, а по мужу – Кондакова.
Тут последовала такая пауза, что весь МХАТ, начиная со Станиславского, как говорят в народе, отдыхает.
Если этот мозгляк прав, а Сергей почему-то не сомневался, что так оно и есть, существует только один вариант, почему завещатель именно подобным образом распорядился своим состоянием: Анна была его любовницей. Возможно, даже ради нее он бросил ту самую   «шлюху». Да и Анна имела выгоду от подобной связи – ей же так трудно было трахаться с родным братом! А все его, Сергея, рассуждения об  особом надчеловеческим статусе Ани – только его же мечтания, и ничего более. Но зато теперь-то никаких проблем – в развод и по разным берегам. Перед внутренним взором сразу предстал образ Ирины Двинской.
Пауза настолько затянулась, что прервать ее решился посетитель:
- Вы меня извините, но, возможно, вы сейчас рассуждаете в неверном направлении. Я ничего не знаю об интимных контактах Цагоева с вашей женой. Может, они были, а может, и нет. Но сделал он ее своей единственной наследницей не в качестве любовницы, а в качестве сестры. Так и написано в завещании.
- Слушай, что ты вообще тут несешь?! – взревел Кондаков.
Явно встревоженный реальной угрозой быть выкинутым из кабинета, Талгатов очень шустро достал из папочки, которую принес с собой, несколько листочков:
- Это ксерокопия завещания Цагоева.
Кондаков буквально выхватил листки из рук посетителя и быстро пробежал их глазами.
- Почему я должен верить этим бумажкам?!
- А какой мне смысл  вам всучивать фальшивку?
- Пока не знаю, но ты ведь еще не все мне сказал. Или показал. – Кондаков кивнул на всю ту же тонкую папочку в руках Талгатова.
Что тебе снится, Шамиль Талгатов?
- У меня есть  бумаги, проливающие свет на  убийства детдомовцев из «Родника». – Увидев, какой хищный огонь зажегся в глазах директора «СБ», Талгатов поспешно сказал: - Но они у меня не с собой. Более того, лежат в банковском сейфе.
- Так,  что ты хочешь за них взамен? Говори быстрее, козел!
- Ну как – что? Восстановить справедливость. Ваша  жена должна отказаться от завещания Цагоева в мою пользу.
- Допустим, мы оформим такую сделку, а в твоих бумагах окажется полная туфта?
- Во-первых, у вас такая фирма, что в этом случае без наказания меня она не оставит и разыщет где угодно. Во-вторых, в этих бумагах упоминаются  конкретные лица, которые могут подтвердить то, что написано, и еще многое дополнить.
- Хорошо. Тащи свои бумажки – получишь сто тысяч евриками в кэше.
- Мне нужно мое наследство.
- А Анна действительно сестра твоего отца?
- Все в документах, которые я вам передам, Сергей Виталич.
- Двести тысяч!
Талгатов почти застонал:
- Мне нужны все деньги отца.
- Анна путешествует неизвестно где, а тут люди гибнут, придурок! Пятьсот тысяч!
- У отца виллы, яхты…
Договорить он не успел: кулак бывшего блатаря молниеносно пересек стол и впечатался в висок Шамиля Руслановича. Тот рухнул на пол и, судя по его внешнему виду, потерял всякие чувства. Падая, он еще и зацепил чашку с кофе, которая залила стол, тоже упала на пол и разбилась, довершив таким образом картину некоей суровой  бытовой разборки.
Сергей вызвал секретаря. Тот вошел и, осмотрев экспозицию, несмотря на отличную выучку, с трудом смог скрыть изумление.
- Позови пару костоломов Близнюка и медика, который у нас сегодня дежурит.
Секретарь отправился выполнять поручение, а Кондаков позвонил в Швейцарию Кеше, объяснил, что теперь приоритетная задача - войти в контакт с Анной, если она действительно в Энгельберге: пусть жена немедленно (это слово повторить ей три раза) ему позвонит.
Тут объявился Долгих. Этот уже с неприкрытым изумлением рассматривал открывшуюся перед ним картину.
- Антон, у тебя две минуты, - резко бросил ему директор «СБ». – Давай излагай, что там у тебя, да иди по своим неотложным делам.
- Короче, показания Пырьевой подтвердились. Эксперты…
Тут в комнату вошли люди из группы Близнюка и медик, и Кондаков кивнул Антону:
- А теперь иди пока с Богом. Отдельное спасибо за исчерпывающий доклад. – Когда майор удалился, Сергей скомандовал медику: - Федя, приведи этого горизонтального в подобие вертикали.
Тот, осмотрев посетителя, заключил:
- Очень похоже на серьезное сотрясение мозга. В клинику бы его.
- В чувство его приведи, в клинику отправим позже.
Федя что-то недовольно пробурчал, но проделал некие операции над лежащим телом, и оно ожило.
- Пока, Федя,  выйди в секретариат. Ты можешь понадобиться в любую минуту, - объявил Кондаков. – А ты куда? – Он слегка толкнул попытавшегося встать Талгатова башмаком в грудь, и посетитель вновь оказался на полу. – Итак, где бумаги, Шамиль Русланович?
- Мое наследство…
- Наших людей убивают, Шамиль. Даже если мы тебя не тронем, ты все равно получишь приличный срок за недонесение.
- Мне все равно.
- Ты видишь этих людей? – Сергей кивнул на сотрудников Близнюка, один облик которых был способен навести ужас на любого смертного. – Это настоящие изверги. Они специализируются на добывании правды особыми средствами. И они ее из тебя добудут. Приступайте, ребята.
- Я умру, а правды ты никогда не узнаешь.
Что-то даже не в его словах, а в тоне, которым они были сказаны, да и во всем поведении Талгатова убедило Кондакова - так оно и произойдет. А раскрыть совершенные преступления и, значит, предотвратить новые убийства было жизненно необходимо.
Но Сергей никогда не поддавался шантажу, а действия Талгатова можно было квалифицировать именно таким образом, пусть и в своеобразной, особо изощренной форме. В голове Кондакова быстро сложился компромиссный вариант.
- Ладно, поговорим по-хорошему. – Кивнул «близнюковцам»: - Вы оба идите в канцелярию.
Те удалились.
- Итак, Анна – сестра Цагоева?
Посетитель молчал, видимо, взвешивая последствия своего ответа.
- Ты говорил, что об этом написано в твоих бумагах, но ты же их читал, значит, и ответ знаешь. Молчишь? А я хотел договориться с тобой по-доброму. То есть все хозяйство Цагоева оценивается и делится пополам между тобой и Анной.
- А моя мама?
- Не надо, Шамиль. Причем тут твоя мама? Анна хоть какую-то роль в жизни Руслана Ахмедовича играла, а вы с матерью вообще никакой. Кроме того,  твоей доли хватит не на одну маму.
- Я согласен, - прошелестел посетитель.
- Ехать в нотариальную контору сможешь или вызвать нотариуса сюда?
- Нет, я лучше поеду! – И Шамиль неожиданно живо вскочил на ноги. – И нотариус должен быть государственным.
- Ничего не выйдет, приятель. Я не смогу в государственном нотариате отказаться за Анну от половины ее гипотетического наследства. А мой нотариус все оформит в лучшем виде. Решайся, Шамиль, другого варианта вообще  не существует.
Талгатов молча склонил голову в согласии.

Глава двадцатая
Дневник заказчика реквиема

Конечно,  Сергей легко мог кинуть Талгатова, составив с помощью своего нотариуса завещание, которое не имело бы законной силы. Но жизненная ситуация достигла уже такого трагизма, что Кондаков не мог мельчить, ловчить и подличать – все мысли были об одном: разобраться в том, что произошло и отомстить заказчику реквиема. Поэтому нотариальный документ был составлен в полном соответствии с законом и согласно предварительной договоренности сторон.
Бумаги, о которых толковал Талгатов, действительно оказались в банковском сейфе.
- Вот, - Шамиль протянул Сергею потрепанную толстую тетрадь, которую в советские времена почему-то принято было называть «общей». – Отсюда вы все поймете. Или почти все.
Это «почти» не очень понравилось Кондакову, и он объявил Талгатову:
- С этого часа ты находишься под домашним арестом. Тебя поселят в отдельную квартиру с усиленной охраной. Но это ненадолго – пока я не дочитаю тетрадь.
- Но моя мама?..
- Маме позвонишь и скажешь, что находишься в краткосрочной служебной командировке. Или, наоборот, очень длительной, - угрюмо добавил директор «СБ», - это зависит от содержания тетради.
Два дюжих хлопца взяли под руки  обладателя многомиллионного состояния и не очень вежливо засунули его в микроавтобус  «мерседес» с зашторенными окнами.
Дома Кондаков отключил все телефоны, заварил кофе, прилег на диван и принялся за чтение «общей» тетради.
Очень быстро выяснилось, что перед ним дневник его недавнего зама Руслана Ахмедовича Цагоева.
Что-то Сергей практически пропускал, а на чем-то акцентировал внимание.

Отчего мне вдруг пришло в голову прибегнуть к такой дремучей традиции, как ведение дневника? Да просто не нашлось кому рассказать о том, что творится у меня на душе, а мне совершенно необходимо было выплеснуть все это каким-либо образом. Так я пришел к идее дневника.
Мой отец являлся великим конструктором ракетных двигателей, лауреатом двух Сталинских премий, Героем Советского Союза. Казалось, судьба была милостива к нему и к нашей семье, но все рухнуло в один миг.
Конструкторское бюро, которое он возглавлял, конкурировало с аналогичным бюро Бориса Ратнера. Оба эти бюро получили заказ на изготовление двигателей для межконтинентальных ракет, плюс к тому данные двигатели при небольшом перепрофилировании должны были использоваться и для космических кораблей.
Обе «фирмы» в рекордные, как тогда и требовалось, сроки подготовили свои «изделия» для государственных испытаний. Очень быстро стало ясно, что двигатели моего отца выглядят лучше ратнеровских по многим параметрам, и казалось, исход испытаний предрешен.
И вдруг за отцом, что называется, пришли. Тогда, в конце сороковых, такое случалось. Отцу инкриминировали участие в антиправительственном заговоре и сослали в холодную степь северного Казахстана «на свободное поселение», но под конвоем. И нас, конечно, с матерью туда же. Неделей раньше мне исполнилось три годика.
В той степи нам довелось провести семь ужасных лет, о которых я не хочу ничего рассказывать – бумага не выдержит всех этих мерзостей. Но вот отца наконец вроде как реабилитировали. Однако на него уже больно  было смотреть. На мать – тоже, но она как-то еще держалась. Я же только окреп в том суровом краю физически и созрел интеллектуально: у меня был лучший из всех возможных учителей – мой отец.
Конечно, при таком состоянии отца о переезде в Москву можно было только мечтать. Но мечтать оставалось недолго – отец после «реабилитации» протянул лишь месяц. Он будто  знал, в какой день умрет, и утром того же дня позвал меня к себе. Отец сказал мне, кто повинен в том, что вся наша семья оказалась в таком плачевном положении. Это – Борис Ратнер. Именно он, с понятной, в общем-то, целью – снять конкурента с дистанции любой ценой, - написал на отца ложный донос. Следователь МГБ, который вел дело отца, сам показал ему этот «документ». И, уже умирая, отец взял с меня горскую клятву, что я отомщу Ратнеру за все страдания нашей семьи. Как отомстить, отец сказать уже не успел. Но я и сам догадался.
... В Москве мы оказались только в начале шестидесятых. И здесь я узнал ужасную весть: год назад Борис Ратнер умер. Умер, окруженный почетом и славой.
Ну что ж, подумал я в тот момент, отец все равно должен быть отомщен, а потому пусть погибнут  ближайшие родственники доносчика.
Но у подлеца Ратнера не оказалось даже детей! А мстить его старухе вдове мне казалось неправильным – она ведь не его крови. Мне же теперь нужен был человек, в котором текла кровь мерзавца Ратнера.
Я стал искать его внебрачных детей, но все мои усилия оказались тщетны. И потом многие годы мысль, что я не исполнил завет отца и нарушил горскую клятву, постоянно угнетала меня.
И вдруг, когда я стал работать в «Мемориале» и был допущен ко многим секретным архивам, у меня появилась… не надежда, нет, скорее безумная мечта, что потомки Ратнера все-таки могут отыскаться. Оказалось, что еще в 1947-48 годах существовал совершенно нетипичный и даже невозможный для того времени проект под названием «Родник». Его, обладая, наверно,  какой-то сверхъестественной силой внушения, сумел пробить один генетик. Суть проекта сводилась к тому, чтобы отобрать сперму у выдающихся умов современности и оплодотворить ею  здоровых молодых женщин, в результате получив целую плеяду новорожденных гениев. Теперь такой метод, кстати, называется экстракорпоральным оплодотворением. Видимо,  проект этого генетика прошел еще и потому, что не требовал серьезных затрат. По сравнению, по крайней мере, с созданием атомной бомбы. 
Я считал, что уж у Ратнера-то сперму взяли наверняка, и стал рыть в этом направлении. Я так увлекся этим делом, что даже бросил молодую жену и сына младенца. И дорылся… Выяснилось, что после знаменитой сессии ВАСХНИЛ в 1948 году и выступления на ней Лысенко генетику прикрыли и этот проект – тоже.
Теперь-то уж казалось – все кончено совершенно точно, и будет вечно мучиться на том свете неотомщенная душа моего отца.
Но как-то, когда я уже вовсю занимался полулегальным бизнесом,  я оказал небольшую услугу тысяч на двадцать баксов одному гэбэшнику. Сидим мы с ним в культурном заведении, обмываем это дело, жуем шашлычок из осетринки под «Хванчкару», и он мне просто как байку рассказывает о проекте «Родник», который действует в наше время, то есть в 90-м году! Как будто его в 48-м и не запрещали! У меня глаза сразу загорелись, но я боюсь гэбэшника подробно о проекте расспрашивать, чтобы  его не насторожить.
Наконец придумал, как отреагировать: не верю, говорю, такой чепухе.
Он обиделся: как не веришь! Я сам знаком с человеком, который этот проект ведет – Ракитин его фамилия.
И грянул гром! У того генетика из сороковых была такая же фамилия.
Ну я сразу разговор замял, поскольку был уверен, что уж этого генетика как-нибудь, да разыщу.
Один вопрос мучил меня: новый это эксперимент или продолжение старого? Если новый, то и говорить не о чем.
На Ракитина я вышел быстро – через Академию наук. Я узнал о нем многое. Самое главное  - это был тот самый Ракитин, что пробил в сороковых годах проект «Родник».  Ученый оказался не слишком здоров и предпочитал работать дома, а не в Академии или где-то еще. Женат на какой-то неприметной тетке. Детей нет. (Вот тебе и генетик!). Живет довольно скудно, поскольку на академических харчах не раздобреешь, а дополнительного приработка у него не было. И еще один важный момент – любит выпить.
Побеседовать мне с ним требовалось в совершенно не публичной обстановке. Лучше всего – у него дома.
Пришло мне в башку сработать под журналиста. Звоню ему: мол, нужна популярная статья или интервью о современном состоянии генетики. Журнал назвал – какой уже не помню. Но обещал за интервью заплатить сразу наличными.
Он, конечно, с радостью согласился, а я прихватил с собой пару бутылок коньяку.
Приехал – и сразу коньяк на стол. Мол, для облегчения разговора. Ну, выпили, поговорили за жизнь. Я постепенно подвел его к теме экстракорпорального оплодотворения, или, как говорят эти  ученые, ЭКО.
И мужика понесло! Не требовалось ему больше и подливать! Чувствовалось, что он гордился делом своих рук. Вспомнил он и сороковые, и семидесятые, когда эксперимент возобновился.
И оказалось, что этот парень сумел сохранить в каких-то холодильных установках  ту самую сперму, которую собрал в сороковых годах!!! И теперь эксперимент продолжается на тех же семенах!!!
Я в нетерпении  крутился на стуле, как будто страдал геморроем, и дожидался возможности задать решающий вопрос. И вот генетик вроде как выдохся, и я его так ласково спрашиваю: а использовал ли он в своих экспериментах сперму знаменитого разработчика ракетных двигателей Бориса Ратнера?
И вдруг он как-то странно смотрит на меня и отвечает – ушам не верю: это, мол, государственная тайна. И даже сразу протрезвел, сука.
Ну тут меня уже понесло. Выхватываю  кинжал - и к горлу этому гаду: «Где живут потомки Ратнера?»
Он, вижу, в ужасе и шепчет одними губами: «В детдоме «Родник».
Фамилии, говорю, называй.
Отвечает уверенно, по памяти: Сергей Кондаков, Андрей Плетнев, Максим Полынин, Петр Грунин, Лариса Дмитриева.
 Хорошо материал знает. Специалист, твою мать.
Ладно, говорю, живи, сволочь. Но если соврал – убью. Я найду способ проверить твои слова.
Я и вправду рассчитывал сделать это.
И тут меня вдруг пробило: если брали сперму у Ратнера, то почему не могли взять семя и у моего отца? Он, правда, никогда ничего не говорил об этом, но отец вообще о многом умалчивал – работа у него такая секретная. К тому же он мог считать этот акт позорящим его как мужчину, но приказали – пришлось подчиниться.
А сперму Ахмеда Талгатова тебе, говорю, приказывали брать?
Приказывали, говорит. А потом приказали ее уничтожить, пришлось слить ее в унитаз.
После этих слов я не сдержался и звезданул рукояткой кинжала ему по уху.
Он отвалился от стола на кровать, на которой сидел, и испуганно так залопотал: мол, ему приказали заменить всю сперму Талгатова на сперму Ратнера, но одну порцию семян Талгатова он все же сохранил и успешно оплодотворил.
Ну я вообще просто воспрял! Через мгновение выяснилось, что у меня есть сестренка Анна все в том же  «Роднике»!
Я, естественно, приказал ему помалкивать и покинул его халупу в прекрасном расположении духа.
Дома я все рассказал матери.
У нас с нею еще с казахских степей сложились очень близкие отношения. Для меня не было человека дороже, чем она, а для нее – чем я. Мы всегда во всем советовались друг с другом, но ее слово оставалось последним. У меня и в мыслях никогда не было – ослушаться свою мать.
То, что она мне ответила, меня убило. Нашему Ахмеду на Небесах, сказала она, будет противна пролитая кровь несчастных детей,  зачатых в каких-то пробирках. Да и Анна из тех же пробирок – тебе не сестра, если мне она не дочь. Оставь их всех в покое – так закончила мать свою короткую речь, и, хотя я не был здесь согласен с мамой, не посмел ее ослушаться.
Тем не менее я продолжал готовиться к своему справедливому возмездию. Упаси Аллах – я не желал смерти матери! Но простой здравый смысл подсказывал, что, приехав совершенно больной из казахский степей, она не могла жить вечно. И тогда… Вот к этому «и тогда» я и готовился.

- Как хорошо все-таки воспитали этого парня. Не пьет, не курит, во всем слушается папу с мамой. Образцовый член общества. - Кондаков поднялся с дивана и взял мобильник. – Дима, освободи из-под ареста нашего пленника… Да-да, Шамиля этого. Извинись перед ним за доставленные неудобства и пошли кого-нибудь отвезти его домой. Или куда он сам захочет… Бестолковый мужик ты все-таки, Близнюк! Никакой слежки за этим парнем не вести. Нам он более не нужен.
Сергей заварил еще чашку кофе и продолжил чтение.

.…Деньги в нашей стране открывают все двери, и мне из ФСБ и Академии наук удалось получить очень важные документы. Они полностью подтверждали информацию Ракитина. Анна действительно была получена путем ЭКО из семени моего отца. Подумать только! Фактически потеряв жену и сына, я нежданно-негаданно приобрел сестру!
А те пятеро названные Ракитиным действительно несли в себе кровь подонка Ратнера!
Впрочем, это без всяких документов, просто по их рожам было видно! Я вообще-то самого Ратнера живьем не встречал, но зато тщательно изучил документальную хронику, где фигурировала его персона. Все пятеро были похожи и на него, и  друг на друга. Для меня они являлись уже трупами. Не знаю – может, только бабу, Ларису эту, пощажу: у нас на Кавказе не принято обижать женщин, поскольку за людей их  считать тоже не принято.
… С закрытием детдома «Родник» у меня начались некоторые проблемы: куда-то напрочь исчезла моя сестра Аня. Но, к счастью, детишки Ратнера почти все сгруппировались в одном месте – фирме «СБ».
У меня возникла мысль проникнуть в нее, дабы лучше подготовить неизбежные в будущем ликвидации.  Сказано-сделано, для этого пришлось применить испытанное средство – пожертвовать миллионом долларов из собственного кармана, но сделать вид, что я его заработал для фирмы. Став топ-менеджером «СБ», я с улыбкой наблюдал, как  ратнеровские детеныши радуются получаемым деньгам, не подозревая, что все эти баксы и еврики скоро пойдут на их похороны.
Но все более омрачало мою душу исчезновение Ани. Я решил всерьез взяться за ее поиски. Начал с посещения бывшего директора детдома. Может, он наведет на какой-то след? Этот тип сразу предложил продать мне документы по «родословной» Анны. Оказалось, он даже был не в курсе операции «Родник», ему лишь сказали, что он будет руководить элитным детдомом! Но «документы», то есть легенду, сочиненную «прозаиками» из КГБ, я купил. И не только на Аню, но и на всех ратнеровцев – могло в будущем пригодиться.

- И, видимо, пригодилось! – с раздражением бросил Сергей, вновь вставая с дивана.
Какую, однако, цель преследовал Чагин, намеренно скрыв от него визит Цагоева? Ведь узнай об этом факте Сергей, заказчик реквиема неизбежно попал бы под подозрение и практически сразу  был бы схвачен. Из дневника ясно, что Чагин сообщником Цагоева не являлся. Тогда какие были мотивы у бывшего директора его прикрывать?
А никаких таких мотивов не имелось здесь у Чагина! Он просто мелко гадил ему, Сергею, давая заведомо неполную информацию. Мстил за Аню и за избиение в коридоре.
- Близнюк, проводили парня?.. Хорошо. Теперь тебе другое задание. Обратного свойства. Пошли двух пацанов с  навыками боев без правил к знакомому тебе господину Чагину… Да, бывший директор детдома. Надо его отмудохать по первой категории, но без членовредительства. Впрочем, сломанные руки-ноги и уж тем более ребра не в счет. Пусть ребята работают без спешки,  основательно. Возможно, в процессе Чагин будет задавать какие-то вопросы типа «за что!?». Надо ответить так: в принципе за то, что ты, гаденыш, вообще по земле ползаешь и уже только этим - хорошим людям жизнь отравляешь, а конкретно тебе привет от Сергея Кондакова. Записал?.. Действуй!

…Анну я не нашел, она объявилась сама, но лучше бы не объявлялась… Произошло  ужасное – Анна стала подругой Кондакова, причем с очевидным прицелом на брак.
Имелось в их альянсе нечто совсем уж непостижимое. Я припомнил свой разговор с Чагиным, где тот упомянул о попытках любовной связи между юношей и девушкой из его детдома. А между тем они являлись родными братом и сестрой, о чем, правда, не знали. И вот Чагин расстроил их намечавшийся роман, сказав одному из влюбленных, что дело попахивает кровосмешением.
В тот момент я не придал никакого значения этой информации, поскольку все документы о происхождении воспитанников детдома – сплошная липа. Потом, покопавшись в этих бумагах, понял, что директор намекал на несостоявшийся роман между Анной и Сергеем Кондаковым, и я вздохнул с облегчением – липа помогла!
И вот на тебе! Это уже не юноши и девушки, а вполне себе взрослые люди, и тем не менее они спокойно идут на кровосмешение! Фиктивное, правда, но им-то откуда про это знать!
Имелась здесь одна тонкость, вызывавшая у меня просто нервную дрожь. Директор сказал о возможном грехе «одному из влюбленных», но кому? Хорошо если Кондакову – тогда все ясно: он законченный подлец и сознательно не поставит в известность Анну о словах Чагина.
Но если «один из влюбленных» - Аня… Я думал ниже шлюхи женщина упасть не может, но, выходит, ошибался.
Я стал внимательнее следить за их поведением и пришел к выводу, что так не ведут себя люди, занимающиеся сознательным инцестом. Но, в общем, я до конца так и не смог разобраться в ситуации и решил дожидаться дальнейшего развития событий.
…Умерла мама. Моя бесценная, бесконечно любимая, святая мама. Царствие ей Небесное, но руки у меня теперь развязаны, и все готово к действию.
Сразу же лечу в Швейцарию, на всякий случай по чужому паспорту. Там собирается рожать моя единственная сестра Аня. И кого рожать? Ратнеровского ублюдка!
У меня, кстати, с ней еще перед ее свадьбой состоялся неприятный и опасный для меня разговор. Я долго рассказывал о своем отце, а в конце рискнул  намекнуть, что  она может быть его внебрачной дочкой. Никогда не видел ее в таком гневе – пришлось закосить под пьяного…
Я уже знал, что в Цюрихе лучшее детективное агентство - «Шлиссель». В нем мое дело поручают вести детективу высшей категории Карлу Брюкнеру. Я прошу его произнести по телефону (на мобильник Ани) единственную фразу по-немецки (моя сестра хорошо знает этот язык): «Анна, не вздумай рожать ребенка от собственного брата!» Детектив смущен, но деньги делают свое дело: он так свирепо гаркнул эти слова, что у сестренки мог случиться выкидыш.
Поручаю Брюкнеру контроль над ситуацией, поручаю ему  нанять медсестру в клинике Визенталя, чтобы приглядывала за сестренкой, оставляю свои координаты детективу и лечу в Москву. Пора мочить первого ратнеровского вы****ка – к этому все готово. Уже в Москве узнал, что Аня сделала аборт и скрылась из клиники. Чего я и добивался.
…С кого начать? Кондакова я пока трогать не хотел. Я уже понял, что моя сестра всерьез влюбилась в этого негодяя, а я не мог причинять ей боль, поскольку тоже полюбил Аню. Братской, конечно, любовью.
Наиболее удобным объектом по ряду причин являлся Полынин. Значит, он и будет первым.
Исполнитель у меня уже был – нашел его по Интернету как активного гонителя геев. Я, кстати,  попросил его сообщить по телефону Кондакову о прискорбном случае с его женой. Как говорится, пустячок, а приятно.
Так вот, этот Николай Вязьмикин был от природы придурковат, но готов был на все  за деньги и идею.
Я убедил его, что Полынин - педофил и почти каждый вечер трахает пацана, которого приводит из соседнего Бауманского сада. На самом деле они играли  в шахматы – Полынин был любителем этого дела, а  парнишка обладал первым разрядом. Для полноты аргументов выложил Вязьмикину десять тысяч долларов...

Деньги из цагоевского сейфа Сергей перевез к себе на квартиру – целее будут. Он взял из бумажника все те же две сотенные купюры, позаимствованные у убитого Вязьмикина, и стал их сравнивать с цагоевскими деньгами. Быстро нашлись и аналогичная серия, и близкие номера банкнот.
Понятной стала  истинная причина того, почему у баксов генерала Плетнева и отморозка Вязьмикина одинаковая серия и схожие номера купюр. Эти деньги были взяты из одного источника – Руслана Цагоева. Генерал, вероятно, вел вместе с Цагоевым какую-то свою коммерческую игру, и второй оплатил первому некую услугу.
Стало все совершенно ясно с заказчиком реквиема – можно теперь и дневник в сторонку отложить, но Кондаков, конечно, прочитает его до конца: тут важны всяческие нюансы, - однако ничего не было понятно с генералом Плетневым.
- Близнюк! Четыре агента прибыли в Лондон?.. Похвальная оперативность. Установить наблюдение за объектом удалось?.. Как в воду канул? Дима, я разве не просил тебя послать лучших?.. Так это они вывозили из Лондона в прошлом году нашего клиента?.. И все равно упустили?.. Хреново работаете.
Как понять действия Плетнева? От кого он скрывается? Или, может, все не так сложно? Уезжает, а потом втихаря возвращается для проведения какой-то важной операции? То есть его ищут в Лондоне, а он как раз в Москве?
Ладно, надо хотя бы пролистать дневник до конца.

…Этот мудак зачем-то взял мобильник и ноутбук, хотя велел же ему ничего не трогать в квартире Полынина.
…Достал меня Ваха с этим «Кавказом». Не верит, что «СБ» не в состоянии проводить такие сложные операции. Очень противная сложилась ситуация, поскольку Ваха на Кавказе исключительно авторитетный человек.
…Поразительно, как легко следствие разобралось в механизме убийства Полынина. Этот прием больше нельзя повторять.
…Ваха начинает мне угрожать. Это уже просто опасно.
…Финиш! Вязьмикину сказано было просто застрелить Грунина в подъезде, так он устроил самодеятельность. Понравилось подонку детей пристреливать. И опять спер мобильник и ноутбук. Больше этого парня использовать нельзя.
…Ваха сказал, что его просьба насчет «Кавказа» звучит от него сегодня в последний раз. Это уже смертный приговор.
…Может, я стал мнительным, но что-то не понравились мне на поминках какие-то темные разговоры и перемигивания между Кондаковым и Дмитриевой. Так или иначе эту ратнеровскую суку надо убирать. Придется последний раз привлечь Вязьмикина – нет времени искать нового киллера.
…Этот козел опять устроил цирк. Но хоть от ратнеровской шлюхи удалось избавиться.
…«Кавказ» - в премьер-лиге! Кондаков – гений! Я, пожалуй, и вправду оставлю его в живых.
…По моей просьбе человек Вахи ликвидировал Вязьмикина, на которого вышли менты.
… Тревожный звонок детектива Брюкнера. Просит перевести ему двести тысяч евро, тогда он укажет, когда в Москву приезжает очень опасный для меня человек, тоже швейцарский детектив. Тот что-то пронюхал о нашей операции с Анной и хочет продать свои сведения русским. Не знаю, что и думать, но деньги переслал. Конкретные сведения от Брюкнера получил. Связался с Вахой, попросил принять меры. Он у меня теперь в неоплатном долгу за «Кавказ». Так и сказал: в долгу перед тобой до конца жизни. Я знал, что у Вахи агентура в Цюрихе, поэтому попросил его приглядеть и за Брюкнером.
…Как я и думал, Брюкнер подсунул мне куклу и попытался оторваться за океан, но был расстрелян людьми Вахи.
…Чудеса в решете! Ваха приехал в Лондон и попросил политическое убежище! И получил его! Этот убийца и террорист  - теперь политэмигрант!
…Как же трудно добраться до генерала Плетнева!
- Вот именно! – усмехнулся Кондаков и закрыл прочитанный до конца дневник заказчика реквиема.
 
Глава двадцать первая
Последняя ликвидация

Едва он включил все телефоны, раздался звонок Близнюка:
- Только что удалось установить: Андриановы действительно уже вернулись в Москву – на частном самолете. Это произошло в тот же день, когда убили Цагоева, за несколько часов до преступления. Что предпринять, Сергей Виталич?
- Отзови наших ребят из Лондона.
- И всё? – как-то недоверчиво спросил его шеф службы безопасности.
- И всё, Дима. Вопрос с Плетневым закрыт.
Относительно, конечно, закрыт. Какими мотивами руководствовался генерал, втихую устраняя заказчика реквиема, еще предстоит выяснить. Но это уже не дело Близнюка.
И тут же позвонила Анюта:
- Меня каким-то образом обнаружил твой Кеша. Случилось что-то очень серьезное?
- Ничего такого. Просто я решил, что тебе пора возвращаться домой.
- А как мы будем жить, ты уже тоже решил?
Радиоволна за тысячу километров донесла ее дрожащий, трепетный голос.
- Будем жить очень хорошо, - подчеркнуто бесстрастно произнес Сергей. – Документально установлено, что мы с тобой родственниками не являемся. Чтобы ты окончательно успокоилась, как приедешь, вместе сделаем анализ ДНК.
- Мне Макс когда-то так и говорил! – раздался ее теперь уже ликующий голос. – Он мне сказал: не верь чужим словам и мертвым бумажкам, верь только своему чувству. Макс меня тогда убедил, но не до конца. – И вдруг опять спросила встревоженно: - А ты точно-точно узнал, кто мы на самом деле?
- Точно-точно. – В голосе Сергея прозвучала грустная ирония: - Я – еврей, ты – мусульманка. Наша семья крепчает день ото дня.
Растерянно:
- Я что-то не поняла…
- Я пошутил. Приезжай скорей – я по тебе соскучился. Кеша и Ваня будут тебя сопровождать.
Сергей неспроста упомянул о своей новой национальности. Сейчас, когда полностью спало напряжение, связанное с заказчиком реквиема, то обстоятельство, что он, Сергей Кондаков, на тридцать четвертом году жизни вдруг ни с того ни с сего стал этническим евреем, всерьез озаботило его. Не то, чтобы он был каким-то идейным или органическим антисемитом, но все же Кондаков считал евреев особой нацией, с очень специфическим мироощущением и столь же специфической моделью поведения. Как раз ничего такого он в себе не ощущал.  Был мужик как мужик, и вдруг на тебе – евреем заделался.
Он залез в Интернет и поискал фото Ратнера. Долго смотрел  то на это фото, то на большое зеркало на соседней стене. Временами ему казалось, что это действительно его отец, но иногда вообще исчезало всякое сходство.
«Все дело в том, Сергей Борисович, - заключил он, - что у тебя, видимо, была русская мать. И не зря евреи определяют национальность по матери. Кстати, маму-то теперь попроще будет найти».
Он решил завтра же разыскать генетика Ракитина – дай бог, если тот еще жив – и окончательно разобраться в вопросе с собственными родителями.

С утра Кондаков двинулся на работу, попросив приехать туда и Антона Долгих.
В приемной его теперь ждал не очередной удивительный посетитель, а комендант Вадим Ильин.
- Сергей Виталич! Наконец-то вы пришли!  – обрадованно кинулся он навстречу шефу и тут же состроил скорбную физиономию. – Сообщили из судебно-медицинского морга, что можно забирать тело Руслана Ахмедовича. Я тут программу прощальной похоронной церемонии составил. Сначала гражданская панихида у нас в «СБ». Потом похороны на Троекуровском кладбище, рядом с могилой матери Руслана Ахмедовича. Потом банкет… ну в смысле поминки в ресторане «Националь». Вот  смета, всего-то тридцать пять тысяч  долларов. Но можно добавить, ежели что…
Кондаков взял из рук кадровика смету и медленно, на глазах у Ильина, будто разом уменьшившегося в росте, и обалдевшего взглядом секретаря Виктора, разорвал ее на мелкие клочки, которые аккуратно выбросил в корзину для мусора. Один клочок упал мимо, Сергей его поднял и столь же аккуратно вложил в корзиночку.
Потом вытащил  портмоне и достал  все те же две стодолларовые купюры, которыми Цагоев расплачивался со своим киллером Вязьмикиным.
- Держи, - сунул он баксы в наружный карман пиджака совершенно потерявшего товарный вид коменданта. – Возьмешь труп из морга и отвезешь его на Лианозовское трупохранилище.  Тамошние спецы лучше нас  знают толк в прощальных похоронных церемониях, потому как до хрена сколько хоронят  всяких бездомных да неопознанных. А если они спросят, нужна ли какая-то опознавательная табличка на захоронении, ты скажи, что покойник был человеком скромным при жизни и хотел бы таким же остаться на том свете. Так что - никаких излишеств. – И, поскольку кадровик по-прежнему оставался стоять на месте, только все больше съеживаясь в массе, Кондаков добавил ласковым тоном: - Выполняй,  Вадим Михалыч. Виктор, - он кивнул в сторону секретаря, - тебе объяснит, что я такими вещами не шучу.
Подъехал Антон Долгих.
- Твоя миссия закончена, майор. – Кондаков достал чековую книжку и, оторвав незаполненный бланк, расписался на нем и протянул  его муровцу. – Проставишь сюда сумму, которую, считаешь, ты заслужил, и сам получишь деньги в банке, поскольку чек на предъявителя.
Долгих какое-то время растерянно крутил чек в руках, а Кондаков в это время варил кофе.
- А в чем все-таки дело, Сергей? – очнулся наконец от легкого обморока майор. – Тебе уже все ясно?
- Абсолютно.
- Так кто же заказчик всех этих убийств?
- Он лежит в вашем судебно-медицинском морге. Если хочешь его увидеть, поторопись: я распорядился, чтобы его немедленно отправили на трупохранилище для утилизации.
- Значит, все-таки Цагоев, - кивнул Долгих, вроде как соглашаясь с поставленным диагнозом. – Но как ты это раскрыл?
- У меня есть неоспоримое доказательство – личный дневник Цагоева. Я эту вещь попросту купил, и ты не представляешь, за какие безумные деньги. Я бы дал тебе почитать, но там написано слишком много такого, что касается только меня и моей жены.
- Но нам же надо как-то  закрывать это дело, - задумчиво произнес муровец.
- Закроете. Чуть позже, может быть завтра, я тебе расскажу, как все происходило на самом деле, а МУР быстро отыщет всему этому массу доказательств. А ты еще и повышение получишь. Кофе будешь?
- Нет, спасибо, я лучше закурю, если разрешишь, а то как-то все неожиданно.
- Да дыми себе, что с тобой сделаешь.
- Ну хорошо, заказчик убийств мертв. Но его-то кто убил?
Кондаков отхлебнул кофе и с полминуты смотрел в окно. Потом  сделал еще глоток.
- Как ты понимаешь, в дневнике Цагоева этого не написано. Но у меня есть стоящая версия. Только это между нами, мужиками, майор.
- Могила!
- Помнишь тот день, когда генерал Плетнев с женой улетал в Лондон? Я тебе этого не сказал, но он зарегистрировался с Ритой под чужими паспортами.
- Вот как! – Долгих вскочил со стула и заходил по комнате кругами. – Тогда это многое объясняет, если не все.
- Именно! Дело в том, что Цагоев собирался убить и Плетнева, а тот откуда-то об этом узнал. Я полагаю, Андрей решил нанести упреждающий удар, но перед этим сконструировать себе алиби. Уехал в Лондон, потом втихаря вернулся и организовал убийство Цагоева.
- А убивал кто?
- Рита, естественно!
Долгих недоверчиво покрутил головой:
- Что-то я слабо представляю эту топ-модель в таком качестве.
- А что им было  делать? Этот вариант оказался наиболее безопасным для Плетнева. Самому мочить Цагоева ему было, видимо, не с руки -  кавказец знал генерала в лицо. А тут подходит к Цагоеву в подъезде красивая женщина, тот расслабляется и с ходу получает несколько пуль в живот. Выцеливать ничего не надо было - ребенок справится, не то что топ-модель.
- А зачем же они уехали по чужим документам, тем более если хотели обеспечить себе алиби?
- Да все в министерстве знали, что они уезжают в Лондон. Кто станет проверять, по каким они улетали документам? А чужие ксивы парочка использовала в целях личной безопасности. Ты этого не знаешь, но Цагоев устроил за генералом настоящую охоту. И, между прочим, я имею сведения, что в день убийства Цагоева  чета Плетневых  уже была в Москве.
Долгих вернулся на стул:
- Версия неплохая, тем более что Плетневы действительно уже вернулись в Москву.
- Что я тебе говорил!
- А сейчас  я тебе расскажу не версию, а просто несколько фактов. А ты сам сопоставь, как и что. Ты слышал что-нибудь о Вахе Малхазове?
- Фигурировал какой-то Ваха в дневнике Цагоева. Этот Ваха организовал несколько ликвидаций. А потом он, кстати, если верить дневнику, получил статус политэмигранта в Лондоне.
- Значит, это и есть тот самый Малхазов. Так вот, он был убит в том же Лондоне на следующий день после приезда туда Плетнева. Ты, я знаю, за международными новостями не очень следишь, но сейчас по этому поводу большой шум в европейской прессе.
- Ни хера себе! У нас  теперь что,  мочить бандитов посылают генералов?
- К истории вопроса. Ваха Малхазов – крупный чеченский командир времен известных  войн. Согласился сотрудничать с нынешней чеченской властью. Но потом от рук отбился, перебрался в Москву и стал тут крупным криминальным авторитетом. Его по линии МВД вел генерал Плетнев. Когда Ваха смотался в Лондон и получил там  убежище, встал вопрос об увольнении Плетнева из органов.
- Тогда зачем же Андрей бабу с собой взял?
- Не знаю точно. Может,  для прикрытия. В любом случае ни он, ни она лично Ваху не убивали. Тот подорвался на взрывном устройстве у себя дома. С нашей стороны говорят, мол, Малхазов был любителем изготавливать всякие бомбочки, вот сам и подорвался на одной из них.
- Ну а как могло обстоять дело в реальности?
- Ваха в Лондоне был окружен такими же бандитами, как он сам. С одним из них  была проведена специальная работа, кстати,  может быть, и Ритой. Очень часто у женщин такие дела лучше получаются. Так вот, человеку дают прослушать кассету с голосами детей, оставшихся на Родине, и намекают, что с ними не дай бог что-то случится, подкрепляют аудиосеанс крутой пачкой фунтов стерлингов и обещают новые квартиры тем же детям. Ты знаешь, Сергей, я – не специалист в этой сфере, но тут мер воздействия множество.
- И твоя версия неплохая, Антон, но я предпочитаю остаться при своей.
- Тогда еще парочка моментов. Оружия на месте покушения на Цагоева не оставлено. Но криминалисты считают, что был применен наган времен, вероятно, Великой Отечественной. Неужели такой металлолом использовал бы генерал МВД? И второе. Если бы генерал Плетнев  узнал, что Цагоев готовится его убить, он не стал бы устраивать описанный тобой цирк. Просто Цагоев вдруг исчез бы с лица земли, тихо и незаметно. А это я уже  как специалист тебе говорю.
- Ладно, в конце концов мне плевать, кто завалил эту гадину. Вам, в МУРе за это зарплату платят, вы и раскрывайте то, что считаете убийством. А по мне – так это просто справедливое возмездие.
Долгих пристально посмотрел в глаза Кондакову:
- Сергей, надеюсь, ты тут ни при чем?
Тот усмехнулся:
- А если бы был при чем, ты б меня что, заложил?
- Нет, - твердо ответил Антон. – И вот что… - Он показал незаполненный чек. – Как-то это мне не по душе. Искушаешь ты меня. Дал бы лучше конкретную сумму.
У Кондакова заверещал мобильник.
- Подожди, Антон. Слушаю.
- Привет, дорогой, - раздался голос Ирины Двинской.
- Привет и тебе, роднуля. Никак соскучилась?
- Хватит дурачиться. У нас к тебе последнее предложение. Мы больше не хотим делиться, мы хотим всё. А «СБ» должна просто выйти из игры. У меня дома пять больших кейсов, в каждом по два миллиона долларов. Ты забираешь эти деньги и больше не предпринимаешь никаких действий по правительственному заказу. Ты понимаешь меня? Мы тебе платим десять миллионов просто за то, чтобы ты ничего не делал. И перед ИТФ ты будешь чист: что ж тут поделаешь, если в фирме перестреляли всех топ-менеджеров?
- Через час к тебе приедут за кейсами. Идет?
Двинская, видимо,  растерявшись от легкого успеха, ответила не сразу:
- Ну, конечно. Жду. – И после паузы: - Ты меня все-таки хоть чуть-чуть любишь?
Кондаков вздохнул и разъединился.
Через минуту он инструктировал  своего зама по безопасности Близнюка:
- Возьмешь четырех человек, вооруженных АКСУ, и в бронированном джипе будешь сопровождать товарища майора. – Кивнул в сторону Долгих.
- А какова цель операции, Сергей Виталич? – спросил зам настороженно.
- Нужно забрать и сопроводить ценный груз. Будете находиться с майором, пока он вас не отпустит. Иди готовься.
- Что это значит? – Антон был не менее насторожен, чем Близнюк.
- Ты хотел конкретную сумму, ты ее получишь. Десять лимонов устроит?
- Ты хочешь сказать, в долларах? – Покачал головой: - Спасибо, конечно, но я на столько не наработал.
- Работодателю всегда виднее, Антоха,  кто на сколько напахал, - весело возразил директор «СБ». - Спорить бессмысленно, вопрос уже решен. Адрес Двинской ты знаешь, ее саму тоже – значит, проблем не будет. Заберешь у нее баксы в пяти кейсах и вези, куда хочешь. Мои люди всегда будут с тобой. Если возникнет желание  сдать бабки в банк – позвони мне. Я тебе дам адрес  дружественной нам финансовой структуры и сам позвоню ее директору, чтобы не возникло никаких проблем.
 Долгих действительно на столько не наработал - гонорар был, конечно же,  запредельным, но Сергей здесь учитывал, что майор МУРа может быть еще очень полезен. Ко всему эти десять миллионов все равно свалились с неба, поскольку и без того Кондаков принял решение о немедленной ликвидации «СБ».

Глава двадцать вторая
Пропавший паспорт

К вечеру, используя свои связи в Академии наук, он уже знал, где проживает по-своему знаменитый генетик Ракитин.
Накупив разной гастрономической всячины, Сергей оседлал свой «лендкрузер» и неспешно порулил в сторону Кунцева. 
Позвонить Ракитину он решил с дороги, но к телефону никто не подошел, что несколько смутило Кондакова, но не ослабило его решимости закрыть сегодня все вопросы о собственном происхождении.
Пятиэтажный дом из серого кирпича – вот, оказывается, где хранится главная тайна его появления на божий свет!
На звонок в дверь ответил женский голос ожидаемым «кто там?».
- Мне к Василию Леонтьевичу.
Чем-то этот ответ привел в исключительное волнение женщину по ту сторону порога. Внезапно сквозь тонкую дверь, кое-как обитую дряхлым дерматином, послышались тяжелые   вздохи и даже всхлипывания.
По-своему истолковав происходящее, Кондаков прокричал:
- С Василием Леонтьевичем что-то случилось?!
Последовало поспешное «нет, нет», и дверь наконец открылась.
В женщине с заплаканными глазами Кондаков с изумлением узнал  завскладом «СБ» Нину Никитичну.
- Здравствуйте, - растерянно захлопал он ресницами. – А дома ли Василий Леонтьевич?
- Дома. Проходите, пожалуйста, в комнату. – Она отошла в сторону, одновременно доставая из фартука  носовой платок и вытирая им глаза.
Оставив на потом вопрос, кем могла бы приходится Нина Никитична престарелому ученому, Сергей проследовал в комнату.
Первое, что бросилось в глаза, - огромное количество фотографий на стенах: эти снимки, по сути, выполняли функции обоев. И тут было, что посмотреть – одни только фото Иосифа Виссарионовича в самых неожиданных ракурсах чего стоили!
Странно, а ведь Сталина не разрешали снимать кому ни попадя.
- Это мне Вадим, личный фотограф вождя, понаделал, - раздался откуда-то сбоку скрипучий голос.
Сергей обернулся и какое-то время молча всматривался в лежащего на кровати изможденного болезнью старика.
- Добрый вечер, -  сказал он наконец, опять исполненный растерянности. – Мне кажется, мы с вами где-то раньше встречались.
- Верно, Сергей Виталич. Я ведь у вас на фирме подсобным работаю.
Вот оно что! Значит, Нина Никитична – жена генетика Ракитина! Видно, здорово бедствует семья, раз пришлось и больного старика на службу пристраивать. Наверно, все деньги на лекарства уходят.
Впрочем, когда Сергей видел Ракитина в первый раз, тот ему не показался таким уж доходягой. Видно, сдал старик буквально в последние дни.
И тут Сергея пронзила болезненная мысль: а ведь ему придется объявить этим людям об их предстоящем увольнении, в связи с ликвидацией фирмы.
Тут в квартире зазвонил телефон, на что никто из хозяев не отреагировал.
- Пусть себе звонит, - пояснил Василий Леонтьевич. – Мы давно уже ни от кого не ждем добрых вестей.
- Нина Никитична, - повернулся Кондаков к сидящей в углу комнаты на кровати хозяйке дома, - я вам тут принес кое-чего. Может быть, на стол накроете?
- Конечно, конечно, Сергей Виталич, - поспешно вскочила она и, приняв из его рук две большие полиэтиленовые сумки с самыми что ни на есть соблазнительными продуктами, поволокла их на кухню.
- Да, на русских бабах всегда дом держался, - тихо произнес генетик.
- Я хотел бы кое-что узнать у вас, Василий Леонтьевич. Предупреждаю, что на какие-либо государственные секреты я не претендую. Отвечайте только на вопросы, на которые считаете возможным отвечать. В любом случае, - тут он похлопал себя по левой стороне груди, вроде как по сердцу, но на самом деле по месту, где у него лежал бумажник, - я в долгу не останусь.
Эта тирада неожиданно вызвала у старика веселый смех:
- Да нет у меня от вас никаких секретов, Сергей Виталич.
Природа этого смеха и этого заявления осталась для Кондакова неясной, и он стал подумывать, а все ли у почтенного старца в порядке с высшей нервной деятельностью. Так или иначе он решил отложить серьезный разговор до того момента, когда накроют стол – припомнилась (и пригодилась) соответствующая ситуация из дневника безумного вендетчика Цагоева.
Впрочем, долго ждать и поддерживать беседу о погоде Сергею не пришлось: стол был собран за пять минут – как говорится, на скорую руку.
Кондаков сомневался, сумеет ли подняться старик с кровати, но тот  - может быть, при виде армянского марочного на столе – довольно бодро присоединился к общей компании.
Если хозяйка излишне суетилась вокруг Сергея и бессчетно благодарила его за «гостинцы», то Василий Леонтьевич никакого пиетета перед богатым гостем, видимо, не испытывал и закусывал коньяк черной икрой с исключительным чувством собственного достоинства.
- Так о чем вы хотели спросить меня, Сергей Виталич? – спросил он с благостной улыбкой на лице после второй рюмки.
- Не могли бы вы мне рассказать о проекте «Родник», к которому, по моим сведениям, вы имели непосредственное отношение? В принципе, я знаю о нем достаточно много, и меня интересуют лишь несколько конкретных вопросов.
-А могу я вас, в свою очередь, спросить: откуда вам вообще что-то известно об этом проекте?
Скрывать правду Кондаков не видел никакой нужды:
- Мне попался в руки дневник некоего Цагоева, который на днях погиб. Этот Цагоев в частности описывал визит к вам.
- Я хорошо помню этот визит. Он приставил к моему горлу нож и потребовал назвать имена потомков Бориса Ратнера и Ахмеда Талгатова – оба были выдающимися авиаконструкторами.
- Вы ему дали верные сведения? – Каждый вопрос Сергей теперь задавал с нарастающим волнением.
- Я ему дал официальные сведения.
- Вы хотите сказать, что эти сведения не совпадали с реальностью?
Виталий Леонтьевич поддел вилкой кусок малосоленой форели, который потом долго и задумчиво жевал. Кондакову ничего не оставалось делать, как в нетерпении ерзать на стуле.
Наконец генетик удовлетворил свою любовь к прекрасному и приступил к развернутому ответу на поставленный вопрос:
- Вы должны понимать, какое тогда было время. Я имею в виду  конец сороковых годов. В результате доноса Ратнера Талгатов оказался в ссылке. После чего ко мне пришли люди из МГБ и приказали уничтожить всю сперму Талгатова. Я, естественно, взял под козырек и на глазах эмгэбэшников слил сперму в унитаз. Поймите меня, я – обычный человек, тварь дрожащая, и испытывал ужас перед всеми этими «органами». Однако иногда, в пределах разумного риска, я старался совершать порядочные поступки. Мне был отвратителен доносчик Ратнер, и именно его сперму я слил тогда в бачок.
- Бог мой!  - совсем уж разволновался Сергей. – А чью же сперму вы использовали вместо ратнеровской?
- Как раз Талгатова.
- То есть все потомки Ратнера из вашего проекта на самом деле являются потомками Талгатова?
- Примерно так.
Первое, что пришло на ум Кондакову: как ни прискорбно, они с Анной – все-таки брат и сестра. Вторая мысль была иного рода: пытаясь отомстить за своего отца, Цагоев уничтожил его детей и собственных братьев с сестрой. Вот это сюжет! И тут же Сергей уловил: что-то в словах старика не сходится.
- Подождите! Но ведь моя жена Анна проходила по документам как потомок Талгатова! Как такое могло произойти, ведь его сперма была официально уничтожена?
- Поясняю. Когда в семидесятых возобновился эксперимент, я еще не мог сказать правду: спермы Ратнера нет, зато есть сперма Талгатова. Кто знает, как бы на это отреагировал КГБ – организация, которая была наследницей МГБ? Поэтому по всем документам я продолжал оперировать семенем Ратнера. Но однажды меня вызвал к себе в ЦК один большой начальник – как теперь говорят, кавказской национальности. Стал на меня кричать, какой же ты негодяй – уничтожил всю сперму такого великого человека, как Ахмед Талгатов. И опять я по вышеозначенной причине не мог открыть ему правду – от КГБ он бы меня не защитил. Но я сказал, что мне удалось сохранить немного семени Талгатова на одно оплодотворение.  Он был очень доволен и пробил в ЦК, чтобы это оплодотворение состоялось.
Сергей печально кивнул:
- Минус на минус дает плюс. Ложь, помноженная на ложь, дает правду.
- И опять-таки в данном случае было не совсем так…
Звонок в дверь заставил его умолкнуть.
- Пенсию принесли, - встрепенулась хозяйка и пошла открывать дверь.
- А где паспорт, Никитична?- вскоре донеслось из кухни.
- Ну зачем тебе мой паспорт, Вера? Ты же меня сто лет знаешь!
- Не положено, Никитична. Пока не найдешь паспорт, пенсию не получишь.
Раздался стук закрывающейся двери.
- Вот беда  - куда-то паспорт старуха засунула, теперь без него одни заботы, - пояснил Ракитин.
- Наверно, проще новый заказать, - отмахнулся от пустяковой, как ему казалось, проблемы Кондаков и поторопил старика продолжить свою мысль: - И что в случае с Анной было не совсем так?
- Как и в любом деле, бывали и в процессе оплодотворения неудачи. Хотя все делалось по науке, но… - Ракитин развел руками. – В случае с вашей женой и произошла накладка: семя Талгатова не дало плода.
- И что же было дальше? – Сергей слушал теперь генетика, открыв рот совершенно в буквальном смысле.
- Вы знаете, что начальство не  любит ссылок на объективные обстоятельства: неудача есть неудача. Спермы у меня, сохраненной с сороковых годов, больше не было. И я обратился к своему большому другу и выдающемуся физику, академику Кардышеву, довольно, кстати, похожему внешне на Талгатова. Объяснил ему ситуацию по-честному. Польстил: ты – великий ученый, на твоем семени наверняка взрастет настоящий гений, но, правда, под другой фамилией. Он отвечает: не мели чепуху, у меня  два сына, и оба – совершенные балбесы. Но, говорит, я тебя готов выручить, однако не так, как ты предлагаешь. Ты подгони мне бабу, которую ты собрался оплодотворить, и я это сделаю сам, как сумею. И я согласился на предложенный им вариант.
- Значит, Анна на самом деле является дочерью академика Кардышева? – потрясенно вопросил Сергей.
- Совершенно верно.
- А кто же ее мать?
Старик помрачнел:
- Здесь произошла не просто накладка, а трагедия: мать Ани умерла при родах.
Сергей какое-то время помолчал. Многое теперь стало ясно: с Анной – они, слава богу, не родственники; его отец –  конструктор Талгатов. Осталось задать последний вопрос.
- А кто же меня рожал?
- С тобой, - вдруг перешел на «ты» старик, - было все тоже не гладко. Семя Талгатова опять-таки не дало плода.
Нет, положительно, сегодня совсем не скучный вечер! Сергей больше не задавал вопросов, а просто в упор смотрел на генетика, ожидая его слов, как приговора.
- Да, не дало плода… - задумчиво повторил Ракитин, глядя куда-то вбок, на одну из фотографий вождя, а потом вдруг резко перевел глаза на лицо Сергея. – А женщина, у которой не задался плод, мне очень сильно нравилась.
Кондаков долго силился сообразить, что имеет в виду ученый, и наконец широко, от души, улыбнулся:
- И ты, отец, использовал метод академика Кардышева?
- Верно, сынок.
- А кто же моя мама?
Ракитин молча перевел взгляд на Нину Никитичну, которая сидела ни жива ни мертва.
- Я всегда это знал, - выдохнул Сергей, и сам в тот момент поверил в свои слова.
А потом он положил руки на стол, уткнулся в них лицом и зарыдал. Вернее, заплакал как-то щемяще, совсем по-детски.
Что было в этом плаче жесткого, заматеревшего мужика? Он и сам не смог бы объяснить, но плакал Сергей долго и временами отчаянно, а мать с отцом успокаивали его, как умели. Говорили, что в советские времена не могли открыться ему из-за боязни КГБ, а потом – из-за боязни, что Сергей их не поймет, почему не открылись раньше, и решили: пусть как-нибудь само собой все откроется. Но зато они постоянно следили за его жизнью, страдали его горем, радовались его счастьем. И устроились специально в его фирму, чтобы чаще видеть любимого сына.
Но он все плакал и плакал, пока не  услышал рингтон своего «секретного» мобильника. Сигнал телефона прорвался, будто отчаянный звон будильника сквозь тяжелый, мертвецкий сон.
Мгновенно придя в себя, он на определителе увидел - «Долгих».
Антон ему уже сегодня звонил, когда получил свои баксы у Двинской. Он решил воспользоваться советом Кондакова и положить основную часть денег в «дружественную финансовую структуру».
Потому этот второй звонок, да еще на «секретный» телефон, который использовался лишь из-за боязни прослушки  заказчиком реквиема, его несколько напряг.
- Сереж, тут такое дело… Мы вышли на убийцу Цагоева.
- «Убийца Цагоева», - усмехнулся Кондаков. – Для меня это звучит так же абсурдно, как «убийца маньяка». Маньяков не убивают – их отстреливают.
- В Уголовном кодексе нет такого понятия – «отстреливание», а есть понятие «убийство». А наше ведомство, сам понимаешь, работает именно по Кодексу.
- Ну, ладно, правовед, рассказывай про своего убийцу.
- Я просматривал отчеты территориальных столичных ОВД и наткнулся на тривиальный вроде бы случай. Одна женщина пыталась по чужому паспорту получить в банке кредит, но ее схватили за руку. Потом на допросе она созналась, откуда взяла этот чужой паспорт – нашла в подъезде того самого дома и в тот самый вечер, где и когда был убит Цагоев. Видимо, у стрелявшей лохушки паспорт и наган были в одной сумочке. Потому, доставая наган, она и выронила паспорт. Вообще-то группа захвата уже в полной готовности сидит в машине, но, поскольку речь идет о человеке, работающем, как выяснилось, в твоей структуре, я решил позвонить сначала тебе. Что вообще за человек эта Нина Никитична Ракитина? Какие у нее могли быть мотивы убийства Цагоева?
- Этот человек, Антон, - с какой-то угрожающе-суровой горечью отвечал Кондаков, - моя родная мать, которую я только что нашел. И если она действительно отстрелила этого маньяка, то только потому, что защищала от него меня, свое родное дитя. Вот так же и я буду защищать ее от твоей группы захвата. Положу всех, включая и тебя, Антон.
- Ты успокойся, Сергей, - испуганной скороговоркой зачастил Долгих. – Теперь совершенно ясно, что моя версия была ошибочной. Не волнуйся, вопрос закрыт. Но ты мне обещал рассказать обо всем, что натворил Цагоев…
- Завтра, Антон, завтра.
- Хорошо, тогда я тебе и потерянный твоей мамой паспорт передам.
Чета Ракитиных слышала только ответы своего сына, но и из них была понятна вся ситуация.
Когда Кондаков разъединился, глава семейства взял всю тяжесть объяснений на себя:
- После гибели Полынина и Грунина, о чем мне сообщила Нина, я припомнил визит Цагоева, и мне практически все стало ясно. Но он же мне представился какой-то чужой фамилией, то есть я знал убийцу только в лицо. И, когда я устроился к тебе на фирму, то как раз и увидел этого Цагоева. По всему раскладу выходило, что он, в конце концов, доберется и до тебя. Что делать? «Органам» я не доверял никогда, да и что я, кроме предположений, мог им сообщить? Конечно, будь я в подходящей физической форме, то Цагоев был бы застрелен мною, но… - Ракитин тяжело вздохнул. – Нина, принеси. – Хозяйка куда-то вышла из комнаты, а Василий Леонтьевич продолжил: - Я был на фронте с июля сорок первого, служил в полковой разведке. В апреле сорок второго осколком снаряда мне зацепило позвоночник. Комиссовали, но с той поры так этим позвоночником и маюсь.
В комнату вернулась Нина Никитична и протянула мужу какой-то кулек в целлофане. Василий Леонтьевич его развернул и достал черный наган.
- Это наградной. Мне лично командир полка вручил. Все время хранил его в боевом состоянии. Наказал Нине не бросать его в том подъезде.
- Лучше было б бросить наган, чем паспорт, - пробурчал Сергей.
- Не скажи! Я же говорю: наградной! В сорок первом за подвиги орденов не давали. И этот наган мне вместо Звезды Героя. – Ракитин печально покачал головой: - Жалко только патронов к нему не осталось – Нинка зачем-то всю обойму в этого упыря всадила.

                Эпилог

На следующий день Кондаков, как и обещал, встретился с Долгих. Обменялись информацией: Сергей в подробностях описал деятельность Цагоева, а Антон сообщил, что Плетнева повысили в звании и должности, а также, поговаривают, еще и секретно наградили орденом Мужества. А еще говорят, совсем уж конфиденциально добавил майор, что такой же орден получила и Рита Плетнева. Передал майор Сергею и злосчастный паспорт Нины Никитичны.
Позднее Кондаков свиделся и с самим генералом Плетневым. Спросил: знал ли он о плане «Родник». Андрей ответил, что  в принципе был в курсе, но не хотел знать никаких подробностей. Хотя  сейчас по всему миру развито экстракорпоральное  оплодотворение, ему до сих пор не по себе, что он был зачат каким-то неестественным способом.
Вскоре опергруппа Антона Долгих в блестящем стиле раскрыла все загадочные убийства сотрудников «СБ» и все другие преступления, связанные с ними, включая отстрел Цагоева – это дело повесили на оставшихся в Москве бандитов Вахи Малхазова. На них и так много чего было – один хрен, все получат пожизненное.
После чего Долгих, как и Плетнева, продвинули по служебной лестнице и дали подполковника. И сразу после этого он неожиданно женился на Лене Пырьевой.
Все семейство Ракитиных-Кондаковых вместе с приехавшей из Швейцарии Анной поселилось в большом доме, расположенном в  коттеджном поселке под Москвой.
Сергей, распустив фирму, решил заняться сельским хозяйством. Стал разводить коров симментальской породы. Но дела шли не ахти – то ящур, то коровье бешенство. Но один мудрый человек  посоветовал ему избавиться от убыточной говядины и закупить хрюшек. Внял совету Сергей, и бизнес пошел веселее.
И показалось тогда Кондакову, что вот оно – счастье. И в семье все в порядке – родители здоровы и счастливы, живя с любимым сыном; жена опять забеременела, но будет рожать уже здесь, в Кремлевке. И дело он нашел себе по сердцу…
Но вдруг стала появляться в поселке красная «феррари» со знакомой вмятиной на заднем бампере и все чаще, снижая ход, проезжала под окнами его дома.
И вспомнилось Сергею Кондакову, что есть и совсем другая жизнь, полная радости и горя, надежд и разочарований, оглушительных успехов и сокрушительных провалов, - в общем, всего того, что и составляет сущность человеческого бытия.
А красная «феррари»  проезжала мимо его дома с каждым разом  все медленнее и медленнее, призывнее и призывнее…

                СОДЕРЖАНИЕ

                ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
                МУЖ

Глава первая. Убит, и все дела
Глава вторая. Кулак блатаря
Глава третья. Серебряная пуля
Глава четвертая. Можно ли все-таки переспать с директором по продажам?
Глава пятая. Допрос «социолога»
Глава шестая. Тет-а-тет с тремя  женщинами
Глава седьмая. Что тебе снится, заказчик реквиема?
Глава восьмая. Бегом к нотариусу!
               
                ЧАСТЬ ВТОРАЯ
                БРАТ

Глава девятая. Некоторые особенности правого поворота
Глава десятая. К концам и началам
Глава одиннадцатая. «Это совсем другое!»
Глава двенадцатая. Любовница для маньяка
Глава тринадцатая. Краткий визит швейцарского детектива
Глава четырнадцатая. Два директора

                ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
                СЫН

Глава пятнадцатая. Взять взаймы у генерала
Глава шестнадцатая. Лишь бы он выжил!
Глава семнадцатая. «Почему она?..»
Глава восемнадцатая. «Еще есть вопросы, товарищ майор?»
Глава девятнадцатая. Очередной удивительный посетитель
Глава двадцатая. Дневник заказчика реквиема
Глава двадцать первая. Последняя ликвидация
Глава двадцать вторая. Пропавший паспорт
Эпилог