Глава вторая Жанна из Монсегюра

Елена Вереск
2.
- И что это значит?- вскочила я, когда мы с отцом остались вдвоем.
- Жанна - отец устало плюхнулся на роскошно застеленную кровать и спрятал лицо в ладонях. – Так надо.- Продолжил он глухо, - мне нужен новый союз, военный союз. Наших войск не хватает, мне приходится набирать новобранцев, крестьян которые едва могут отличить одноручный от двуручного меча! Неужели ты не видишь, во что превращается наша земля?- Эти тихие слова были хлеще пощечины. Я стояла и слушала, словно меня прибило громом, столько боли было в его словах и горечи, будто мы уже проиграли войну, начавшуюся девять лет назад, будто бы уже нет смысла драться дальше. Я подошла к нему, присела на корточки  и прикоснулась к щеке. Мой отец… мой грозный гордый отец. Менестрель в доспехах рыцаря, поэт в замызганных кровью сапогах, и в судороге от отвращения вытирающий меч о плащ пораженного врага.
- Я устал. Смертельно устал.- Он безвольно уронил голову ко мне на руки- Помоги мне дитя мое, помоги…- Я прижалась к нему, сама ищя защиты… перед глазами мелькали воспоминания…
Маленькая девочка в расшитом, белом платье для сна быстро пробежалась по холодным камням, но у раскрытых дверей опочивальни отца остановилась. Щедро лился свет на ночные каменные плиты, и доносились голоса.
- Вы должны склониться перед волей Святого Престола.
- Разбудите мою наследницу! – громко шикнула мать, ее стальной голос маленькая девочка бы узнала из тысячи- Будьте любезны сообщать о своей воле тише!-
- Сорча!- выдохнул отец, но разве возможно было укротить нрав моей матери?
Шелест щелка материного платья замер. Думаю, она застыла словно изящная статуя, буравя взглядом чужого человека, прибывшего с увещеваниями в край еретиков. Папа проявил свою милость, говорил этот человек, говорил, что им будет даровано прощение. Прерывистое дыхание графини разрывало тишину, воцарившуюся после этих слов. А потом был шелест раскрываемых крыльев. Или это отец вынул из ножен меч?
- Помоги мне, Беа…- Это говорил не граф, не мужчина и не отец. В его глазах читалась боль всей Окситании, это моя земля шептала разбитыми и сухими до мертвости губами смотря на меня глазами полными боли и надежды. Помоги мне, Беа.…
Это шептали поля и леса, горы и реки, эти слова приносил ветер на острие своего крыла. «Помоги мне, Беа!!»- Кричали пеплом сожженные деревни. «Помоги мне, Беа!!»- И разрубленные дети, изуродованные женщины, старики, устремившие последний взор в небо- в надежде и покое моля Её, Мать всего. 
И с моих уст сорвался вой…