Счастлив как Чингисхан. Часть 11. Письма Олы

 
Письмо первое

    Здравствуй, дорогая мамуля! Ты даже представить не можешь – какой восторг переполняет твою дочь! Я сижу в старой дырявой лодке – только не беспокойся, она  на берегу и давно брошена рыбаками, а в трех метрах плещется Байкал! Я не  ожидала, что он такой – не знаю как сказать, прекрасный, исполинский – у меня нет   слов, чтобы  выразить восторг бездонной туманной далью – таинственной и немного пугающей. Нашу маленькую бухточку с узким песчаным пляжем окружают скалы, стеной уходящие в воду. Сине-зеленые прозрачные волны бьются о камни, с гулом и треском    рассыпаются гроздьями сверкающих брызг! Как жаль, что ты этого не видишь! 

    Да, я забыла написать – где мы находимся. Это Кругобайкальская железная дорога. Станция называется Маритуй. Мы с Игорем долетели до Иркутска, сели на электричку до города Слюдянки на южном берегу Байкала и стали ждать «матаню».   Оказывается, только на этом смешном тепловозе из одного вагона и прицепной платформы можно добраться до места. Рената Львовна и Фома Акинфыч нас уже ждали.  Лагерь экологов прямо на станции – только спуститься с насыпи к реке Маритуйке. Она небольшая, течет среди огромных валунов, - мелкая, быстрая и шумная, как все горные реки. По обоим берегам высокие крутые склоны – один голый, степной, а другой покрыт лесом и густыми кустарниками.

    Рената Львовна сказала мне по секрету, что именно на этом месте - еще в студенчестве, познакомилась с отцом Игоря и его родителями. Представляешь, ее   бывшего мужа звали тогда Леликом! Я очень стеснялась, даже боялась встречи с  Фомой Акинфычем – Игорь говорил, что он суровый мужик из староверов. И,правда, его можно испугаться - огромного роста и густая борода лопатой. Но когда он подал   свою большую руку – тоже лопатой, я увидела глаза - очень светлые, добрые и смешливые, и  все страхи куда-то пропали. Так что – за меня не беспокойся, мне очень хорошо с ними, а Ренату Львовну ты сама прекрасно знаешь!

    Мамулечка, просто не поверишь в то, что сейчас прочитаешь! Только не волноваться! Я жива и здорова, со мной все в порядке. Твоя дочь Оэлун была! на дне! Байкала!!! На глубоководном батискафе «Мир». Иначе - ГОА, глубоководный  обитаемый аппарат! А Игорь мне страшно завидует!   

    За неделю до этого «Миры» сделали настоящее открытие! Исследователи, с ними  был  Фома Акинфыч, работали в районе остров а Ольхон. И на глубине 1400 метров, - как он рассказал нам, - вдруг увидели необычные пласты твердой породы. Сначала подумали, что это мраморы, но ошиблись. Под тонким слоем песка и глины лежало прозрачное как лед вещество, сияющее острыми гранями. Это были газовые гидраты, спрессованный со льдом метан. Много лет искали их в океане, но встречали    маленькие включения. А таких пластов как в Байкале, не было нигде. «Словно кусок золота держал в руке», - так сказал их пилот. Только чудо длилось недолго. При  всплытии к поверхности куски газогидратов взорвались и растаяли! Поэтому никто не знает, как осваивать такое месторождение. Представляешь! Уникальный энергоресурс  будущего и в огромном количестве! А запасов в Байкале, – сказал Фома Акинфыч,  - столько, сколько во всех разведанных месторождениях нефти и газа! Но Рената Львовна озабочена – если будут добывать это топливо, не пострадает ли экология Байкала?

    Теперь самое главное. В среду рано утром к нам подошел «Академик  Мстислав Келдыш», это  научно-исследовательское судно. С него спускается «Мир». В нем всего три места – для пилота, инженера и ученого-наблюдателя – Ренаты Львовны. И она упросила, чтобы взяли меня! Пилот долго не соглашался, а потом сказал: «Что с вами сделаешь? Ладно. Будем считать два бараньих веса за одного нормального человека!»  Ура! Ура! Ура! Игорь повесил нос, улыбался мне через силу, но у него все равно не было никаких шансов!

    Мамуленок! Фома Акинфыч зовет к завтраку. Он здорово готовит и не любит, когда мы опаздываем. Сегодня омуль «на рожне». Вчера вечером у них с Игорем был хороший улов! Целую, обнимаю! Твоя Ола с берегов "Моря ужаса и печали"



Письмо второе

    Милая мамушенька,  жучок-книготочец!   Меня просто разрывает на части  от того, что  ты в летнюю жару сидишь в Москве, а  я, как нерпа,   купаюсь в  прохладном  Байкале и   копаюсь на пляже  в  теплом  песочке   с  бело-розовой мраморной галькой,  матовыми халцедонами и  крошечными тускло-вишневыми гранатами. Игорь говорит, что  мы с Ренатой Львовной  похожи  на золотых  рыбок –   осыпанные  блестками  слюдистой  сверкающей  пыли.  Желания  «золотых рыбок» выполняют  мужчины – Игорь и Фома Акинфыч.  Они возятся у  «дырявого корыта»  - латают пробоину в лодке, а на маленьком костерке  у самого берега готовят обед. Не подумай, что мы совсем обленились,  –  моем посуду, собираем сушняк.   Я  иногда чищу картошку, а в основном  помогаю  Ренате Львовне с гербарием и фотодокументами.


    Мамулечка! Погружение было сказочным!    Батискаф стремительно    падал  в плотный мрак, казалось,  в ад,  откуда нет возврата на Землю.  Включили прожекторы,  и чувство   безысходности и  отчаяния усилилось.   Я в страхе закрыла глаза,  вспомнила тебя и приготовилась к  неотвратимому.   Аппарат как будто сжимался неподвижной  толщей,  плотной тягучей массой,  и она   поглощала его, стремясь раздавить.    «Ола,  посмотри сюда!»- прошелестел над ухом  взволнованный  тихий голос, и я с усилием открыла глаза.  То, что проплывало мимо  нельзя передать словами, нельзя  описать! Это было неземное, но и не космическое,    это фантастическое  чудо из  детских снов!    Его нельзя   сравнить ни с  одной – самой лучшей, иллюстрацией к путешествию Синдбада-морехода в подводное царство!
 
    В иллюминаторы заглядывали  длинные рыбины и их большеглазые  морды  казались сплющенными. Сверкающие  серебром  плавники и    гибкие   бока     медленно скользили  перед глазами как  тени.  Целые стаи сновали вокруг. Я в испуге прижалась к Ренате Львовне, когда увидела  наяву – не в фильме ужасов, множество извивающихся   скелетов.    А это были   голомянки,  они  почти целиком   состоят из жира,  и сквозь него просвечивает позвоночник.  Эндемики, которых нет нигде, кроме Байкала.

    Батискаф   приблизился к    скальному   обрыву,  стене,  рассеченной  вертикальными  разломами на правильные    колонны,  уходящие   в бездонную глубину.   В      лучах прожектора   они   переливались феерической   гаммой бархатно-черного,    розово-сиреневого,  голубого, ярко-синего и лимонно-желтого    цветов  всех   оттенков.  Эта легкая вуаль  из водорослей   колыхалась,  шевеля щупальцами,  как  лепестками лилии,    грудилась колониями  губок – причудливо изогнутых,       застывших,   словно пещерные сталактиты.   
    Среди этого великолепия во тьме,  молчаливо потрясенной  светом,     зияли  черные провалы.   Из них     взмывали  вверх  кипящие,  пенящиеся пузырьками   гейзеры  и падали куда-то вниз,  устремляя  за собой наш  хрупкий, почти игрушечный  рукотворный шар. «Ни один человек на свете до   «Миров», Ола, не видел     этого   подводного  царства  Байкала, и   оно    прежде не  видело человека», -   не отрываясь от  иллюминатора,  как бы про себя произнесла  Рената Львовна. Обняла меня за плечи  и тихо добавила:  «Мне кажется, что мы наблюдаем сотворение мира».

    Когда мы шли  по дощатому трапу с «Мстислава Келдыша»,  солнце уже  опускалось за Приморский хребет,  и   его  вершины  дрожали на  воде Байкала.   Наши мужчины,  поднялись с перевернутой на берегу  рыбацкой лодки и  пошли навстречу. «Мы уж вас заждались. А какой ужин  соорудил Фома Игнатьевич!» -  радостно сказал Игорь, но  заметив отрешенность на лицах,  замолчал.  Все вокруг казалось  до боли родным – и небо, карабкающиеся по склонам  сосны, зеленый мягкий ковер у говорливой реки.
    Наверное, так по-новому  видят привычное окружение проснувшиеся от долгого летаргического сна или длительной комы

    Ты знаешь, я  была потрясена  увиденным, словно побывала на другой планете.  Так много хочется тебе рассказать, но оставлю  до встречи, тогда  покажу фото и видео. Спасибо тебе огромное, что отпустила меня   к  Ренате Львовне. Наверное, эти впечатления  останутся на всю жизнь.

    Мам, а тебе нравится Игорь? Подумай, а при встрече ответишь на мой вопрос. Целую, обнимаю, хочу вместе с тобой побывать на Байкале.   Твоя Ола


Письмо третье

    Милая моя мамулечка!  Я сижу высоко-высоко, прямо на  верхушке   скалы. Заполнила  последнюю этикетку к гербарию.   Игорь копает почвенный разрез,    Рената  Львовна  будет его изучать. Передо мной Байкал, и я неотвязно думаю   о тайнах, к которым мне удалось прикоснуться.  Просто не понимаю – как можно было  это увидеть и не умереть от  ужаса и восторга!  До сих пор мороз по коже.   
    Сегодня  Байкал   ласковый и спокойный,   хорошо просматривается южный берег – город  Слюдянка,  а за ней хребты Хамар-Дабана. В темно-зеленой   тайге  выделяется большое белое пятно –  это   мраморный карьер.  Знаешь, здесь, как в  сказочном королевстве – автотрассы  и железнодорожная насыпь покрыты  этим сверкающим  белоснежным   камнем – такая роскошь!

    Недалеко от Маритуя  были  еще погружения «Миров»,   но  наши   в них  не участвовали.  А знаешь, на этот раз искали золото Колчака!   Фома Акинфыч  сказал, что  половину   золотого запаса Российской империи   в   годы  1-й Мировой войны правительство спрятало   в Казанском банке.   В августе 1918 года банк захватили белогвардейцы, а в  ноябре ценности перешли к Александру Колчаку. Он отступал на восток. Недалеко от Иркутска Колчака захватили  бойцы Чехословацкого корпуса и    выдали его  большевикам.  Чехи вернули   только   часть  золота   в обмен на    безопасный  выезд  из России.  Куда   исчез остаток  -  более 180 тонн – никто не знает.    Возможно,  оставили  у себя,   и    в   кризис  1920-1930-х годов у них  в стране  был  экономический подъем.    Но в течение 80-ти  лет  существует легенда, что золото из Казани   в Сибири.  Мы тоже так думаем – кто бы выпустил  чехов с таким богатством!  Предполагают, что    эшелон потерпел крушение  в районе   Кругобайкалки.

    На глубине  700 – 800 метров «Миры»  нашли  обломки вагона.  Может быть,  в нем и   было    золото Колчака.  Еще обнаружили   три  ящика с патронами времен гражданской войны,  поднять смогли только семь   патронов. Ой, а я  до сих пор не могу поверить, что мне выпала такая удача – увидеть  байкальское дно!

    Исследовательские  работы    у нас скоро заканчиваются.  Фома Акинфыч  едет   в село Ягодное под Улан-Удэ.  Там живут   староверы-раскольники  и его родственники.  Он называет себя  «семейским»!   Смешно, да?  Позже к нему приедет Рената Львовна.  А пока они с Игорем   навестят     Дмитрия Львовича – это брат Ренаты Львовны.  Я, как ты велела,  сегодня же позвоню папе.  Быть рядом и  не встретиться, конечно, нельзя.

    Мамушечка,  родная  моя птичка! Я тебя люблю! Целую, обнимаю! Твоя  «монголка»  Оэлун



Письмо четвертое

    Мамуля,  у меня все хорошо. Но я прошу тебя  не волноваться,  когда ты будешь читать мое послание.   Я ведь знаю – какая   ты сильная, постарайся  перечеркнуть прошлое!  Все сейчас  хорошо!  Все хорошо! 
    В общем, папа обрадовался, когда   ему позвонила, и как-то очень  смутился, узнав, что я на Байкале.   Приехал   на машине  в Слюдянку.  И был не один.  С трехлетним  Славой,  и  этот Слава – мой брат!  Представляешь! А мы-то с тобой ничего  не знали!   Очень тихий и серьезный мальчик, совсем не капризный,  с платиновыми, как у меня,  волосиками.  Оказывается, Ольга, мама этого малыша, оставила их  два с лишним года назад, попросту сбежала  в неизвестном направлении с каким-то кавказским бизнесменом. Папа выглядит усталым,  постарел, стал   маленьким, а, может быть, маленькой была я, и потому он казался мне большим. Довольно заметно хромает.

    Мы поехали не в Улан-Удэ, а в  деревню, в   дом твоих родителей и, конечно, твой.  Помнишь его?     Выглядит как игрушка из конструктора.  Резное крылечко и резные  наличники,  красная черепичная крыша.  Больше всего мне понравились    старинные - высокие и  крепкие ворота в улицу. А сверху прибита  железная подкова – на счастье.  Папа сказал, что   очень хотел  сделать такие ворота, но во дворе и в самом доме   ничего не менял. Все осталось, как было при нас, хотя я ничего из этого не помню.  Они со Славиком приезжают сюда  на выходные.  А потом мы вошли в дом, и я просто остолбенела. На комоде  в деревянной рамке стоит  большая фотография, где мы все втроем на Черном море.
    Славик забрался на стул, ткнул пальчиком  в тебя и сказал: «Мама Галя». Я взяла его на руки, а он так крепко прижался – ласковый теплый комочек, и ни за что не хотел меня отпускать. Так и заснул, держась за руку.  Папа спросил, как мы живем.  Я стала рассказывать, а он наклонил голову и больше не произнес ни  слова.  Утром случилось чудо, то есть, оно повторилось.  Ты рассказывала, что однажды в детстве,  не совсем проснувшись,  увидела огромного петуха, который  вышел из-за печки и гордо прошествовал мимо твоей кроватки.  А  солнечный лучик    через щель в ставне      переливался    радугой в  перьях  хвоста. Ты    приставала к бабушке – где этот петух, а она  говорила, что он  тебе приснился.  Я  уже  разлепила  ресницы от сна, и    этот  петух, - такой  красивый и  совсем  настоящий! – шел ко мне,   и  тот же  лучик  играл в  длинных  перьях!
    Мамушечка, папа  очень потерянный, как будто лишился твердости и воли,  а малыш растет без материнской любви и ласки! Пожалуйста, не сердись на меня! Я тебя обнимаю и целую тысячу раз! Твоя Ола



Письмо пятое

    Мамулечка, дорогая моя и самая любимая на свете!  Ты просила  разыскать Бабагаевых и выяснить  историю этой серой папки, которую  передала  тебе  Рената Львовна.  В Улан-Удэ мы приехали в понедельник вечером и сразу же  отправились по тому адресу – на  Первомайскую,  14,  который ты мне дала.  В квартире Бабагаевых живут другие люди. Мы пошли к  соседям, они отправили нас к старшей по дому – тете Дусе.   Выяснилось, что   на  Баира  Матвеевича в Москве  напали какие-то бандиты у метро.  Вот почему он к тебе не пришел, и Рената Львовна  говорила, что впервые увидела эту папку  тоже  возле метро. Помнишь?   
    После операции  Баир Матвеевич не вышел из наркоза.  Тетя Надя привезла его в Селенгинск,  на родину,  а сама с двумя  сыновьями уехала  в Австрию или Германию.    Но ее мать осталась в Улан-Удэ, а где живет – тетя Дуся не знает.

    С  каким трудом папе удалось разыскать  адрес Нины Ивановны, тети Надиной  мамы!   Мы были у нее на следующий день – тоже к вечеру.  Она – маленькая сухонькая старушка  в очках с толстыми линзами.  Не может говорить без слез. Ездила на похороны в Селенгинск.  Очень красивое песчаное  место у  Бори, так называет Баира Матвеевича, - на горке, под большой кудрявой сосной. Выбрала  сама тетя Надя.   Было следствие, но кто и почему напал на зятя, не могли установить. 
    Бабушка  осталась совсем одна,  переживает за  дочку  и внуков.  Уговаривали    ехать к ним,  Нина Ивановна  сначала  почти согласилась, даже сделала загранпаспорт,  и вдруг    решила остаться – здесь,  в Бурятии ее муж, а теперь  и зять.  Да и  сын где-то затерялся в последние годы, – может,  объявится, вспомнит мать. Так что надо ждать.  А  в последнем письме тетя  Надя написала, что   Жаргалка  и Витька    рвутся домой и ее саму  мучает ностальгия. «Нет, не приживутся они там», -  с надеждой в голосе сказала Нина Ивановна. А что было в этой серой папке,   бабушка  не знает.

    Мамулечка,  кроме своего письма я вкладываю в конверт этот мятый листочек. Таких много в нижнем ящике папиного письменного стола.  Я его расправила, как могла, но если тебе трудно разобраться, то  дублирую: «Галя, прости, прости»,  одна и та же фраза повторяется  бессчетное количество раз.

    Я тебя целую, обнимаю, люблю! И думаю – не я одна,  а еще  двое  грустных человеков:  стареющий в одиночестве взрослый и  ожидающий «маму Галю» малыш!

    Р.S.  А ты, мамуля,  не забыла,  что должна ответить на мой вопрос:  Как тебе   Игорь?  Кстати, он  послезавтра  будет у нас, и мы   большой компанией -  с папой и Славиком отправимся  к Фоме Акинфычу  в  Ягодное. У них с Ренатой Львовной там  будет свадьба.  С семейским хором -  в традиционных нарядах, старинными, староверскими  песнями!   Представляешь, как интересно?!  Приглашение уже получили,   а над подарками все еще ломаем голову!
 Твоя Оэлун из меркитских земель на Селенге



    Галина Гармаевна   аккуратно сложила   разрозненные страницы «Саги о Чингисхане»  в серую папку.   В сотый раз перечитала письма дочери. Разгладила по сгибам   листок,   исписанный  только  одной, обращенной к ней,   просьбой. Подперев рукой голову и глубоко задумавшись,  вдруг улыбнулась и   тихо произнесла:
    - Какое счастье -  этот волшебный петух все еще  в нашем  доме  за печкой! Надо спешить – ведь    он  появляется  только летом!