Диатриба
Дружеское послание в Тамбов
с южного берега Средиземного моря
1.
Любезный сердцу Анатолий!
Привет тебе, старинный друже!
На знаменитой антресоли,
Где принимал меня на ужин,
Прочти мой скромный эпистолий...
Но прежде я прошу в натуре:
Когда хромой твой почтальоне
Появится на верхотуре,
Держись за что-нибудь... рукой.
Боюсь я, друг далекий мой,
Что буря чувств-с тебя закрутит,
Да сверзишься. А ни к чему же...
Еще прошу: затепли свечку
В своем ухоженном дому,
Поленце брось в голландку-печку,
Чтоб тихим пламенем в дыму
Почтить «заблудшую овечку».
...В краю, где я живу из хлеба,
Так хлещет солнце в бездну вечну
Из бездны выцветшего неба,
Что страшен солнечный маразм!
Я б даже испытал оргазм
От вида камелька в сугробах –
Как некрофил над крышкой гроба.
Здоров ли ты, мой друг? А дети?
Очаровашки, помню, были...
Что не писал все годы эти,
Прости меня.
Корабль пустыни,**
Я жил, как плыл, и взят был в плети
Житейских мутных бурь песчаных...
Под коркой крепких междометий
Сочатся кровью сердца раны.
И я не просто не писал,
Но и стихов не накропал,
Когда б не осознанье роли
В системе нынешней неволи.
Закрой глаза на стиль мой. Села!
Так хочется сказать о многом.
Когда меня тоска заела,
Припомнились слова другого:
«Пожалуй, Родина велела!» -
Я их украдкой пел в солдатах...
По образцу я взялся смело,
Примерив шаг, светло, горбато,
Почти онегинской строфой
Обрушиться на твой покой.
(Сам Пушкин, помню, подражал,
Строча то станс, то мадригал).
Жаль, с Музой той, что вдохновляет,
Я расфуфыкался. «Фу!» - «Тьфу!».
Лишь кофе черный выручает,
Когда плету свою строфу...
А рифма оттого хромает,
Что в мехи старые
вино
Совсем иного урожая
Вливаю я.
А если кто
О правде пыжится сказать –
Глагольных рифм не избежать.
Но смолк глагол на русской ниве.
У Лукоморья ль будет вживе?
Излука моря не в России.
Мы - величайший из осколков –
От гиблой центробежной силы
Отпрянули в страну Востока.
В земле грядущего Мессии
Не значу ничего, не знаю,
На грани апокалипсии
Шатры взошедших*** охраняю.
Немало русских здесь.
Но, гля,
Мы из огня да в полымя!
Не потому, что хорошо тут
А потому, что там тяжел кнут
Бесправия и беспредела...
А результат одной атаки,
Отнюдь, не окончанье дела.
Я выходил уже на танки –
Душа моя вдруг воскипела!
Баллончик с газом, монтировка
Да амбразура злого тела –
Была моя экипировка...
Не я, увы, героем пал.
Зато итоги увидал:
Как вождь – страну – обштопал – нас,
Прижопив золотой запас.
Да, я не против коммунизма.
Ни за кого я. Против гнёта.
Всем разновидностям фашизма,
«Как птице крылья для полета»,
Гнёт важен.
И, хоть подавись, на:
Мечтают посткапиталисты
О сильной власти!
Нуворизма
Намеки даже ненавистны.
А жизнь везде одна и та ж
Для тех, кто чтит рабочий стаж...
Был занавес железных шор –
Возник долларовый забор!
Вот ты, мой друг, теперь рассейский,
Тамбовский волк и даже брянский,
Учитель скромный, постсавейский
Да правнучек слегка боярский,
Скажи по чести, по-житейски:
На пятилетку за три года –
До самой гадостной железки –
Свинтить не трудно...
Вышла мода
Контору всяку открывать –
Не нам тут языком плескать –
Все сделаем, нас не убудет.
Лишь бы достойно жить. Как люди.
Взойду ль в твой дом, привольный, барский?..
Он исподволь, но пятистенно,
Из года в год, от связки к связке,
Рос Афродитой белопенной
Из горбачёвской свистопляски.
Хозяин мой, вострил, ты, лыжи,
Свой дом, почти благоговейно,
Пытаясь довести до крыши,
Сквозь постсоветский перестрой...
Да, впрочем, я и сам такой:
Гонимый эмигрантским ветром,
Срубил квартиру прошлым летом.
Я не топил тоску в стакане.
По мне: чем дальше – тем роднее.
Ты там – в зеленой глухомани,
А я – среди барханных свеев.
Жизнь – потасовка на майдане...
Как атомарные частицы,
Что тянутся друг к другу втайне,
Пора б и нам объединиться.
Открыть бы фирму «Я да Ты»!
Киргиз-кайсацкие орды
Насытим чаем, водкой... Кстати,
Все дело только в предоплате.
2.
Теперь, дружище, вот о чем я...
У Лукоморья кот ученый
Все ходит по цепи кругом
И цепью той не зря бряцает.
Он деток сказками пугает,
Но припугнет и удальца...
Я о житье в краю чужом,
О том, как бросил я отца
В чеченском стойбище глухом,
Красоты невские восславил
И, очарованный легендой,
В порыве радости мгновенной
Взошел в страну мечты – Израиль.
С чужой семьей... Свою – оставил.
Душа моя цвела и пела.
Тючьв тючь - сиреневая пена.
Зимой цвела, как бы весной.
Я ощущал огромность мига
Играть в составе сборной мира
(Согласно древней Книге Книг).
И, вот, имея сей настрой,
Сомлев душой под сенью фиг,****
Безбожник вечный, горький гой,
Нырнул я в воду Иорданью
С толпой евреев-мессиан
На месте том, где Иоанн –
Предтеча, окруженный рванью,
Крестил Иисуса. По преданью.
С душой, коряво умиленной,
От чтенья классики паленой,
В тот миг я спал. И видел сон...
В зеленых пажитях лениво
Паслись стада. Неторопливо
Текли занятия селян.
Родник являл веселый звон.
И посреди лесных полян,
Блюдя классический канон,
Водили девы хороводы...
Обкормлен маковой отравой
Поэзии безумно старой,
Блажен я был все эти годы...
Совру – не видеть мне свободы!
Но, вот, скажу: с тех пор, дружище,
Веков прошло почти две тыщи!
И – блеф – былая пастораль.
И – бред – невинная пастушка...
Искони жил здесь непослушно
Немирный, страждущий народ.
Булатновыйный, словно сталь.
С категоричностью господ
Избрал он Б-га и мораль.
Не богонравный – богоравный!
Что ж землю, что подобна раю,
Не слабакам же доверяют!
Отделы кадров – это раввы.
Чтоб не проник чужой, да слабый.
Свидетели, пока живые,
Мы видим как века земные
Свершают свой круговорот,
Как после горьких жертв и взлета,
Постпугачевского умёта
Моя бессонная страна,
Как древний страждущий народ,
На поруганье отдана.
И, может, вновь Антанта ждет?
Утешимся! Нам нынче ведом
Железный постулат закона:
Кто был в плену, в крови, без крова –
Коль он народ – грядет Победа!
...От египтян лишь нет и следа.
Вернется все! Здесь ждут Мессию.
А в пореформенной России
Грядет монарх.
Уж пыль метут,
Стремясь в предсказанные сроки –
На Западе и на Востоке –
Навеивать очередной
Дурманящий, как дрек в цвету,
Сон несусветный, золотой.
То бишь, по-нашему – тюрьму.
А я, признаюсь в легком стебе,
Понаклевавшись местной пиццы,
Как наши северные птицы,
Что пролетают в знойном небе,
Скорблю о скудном черном хлебе...
И чрез него мое похмелье!
В чужом пиру найти ль веселье?
Своею северной душой
Я все люблю, все принимаю,
Но отстранённо понимаю,
Что каждый камень здесь твердит:
-Да кто ты есть, такой-сякой?
Мне пальма жарко шелестит:
-За всех ответишь здесь, герой!
Земля сия дана от Б-га
Не всем подряд валить по избам.
Ты знаешь, чей народ был избран.
И если разобраться строго,
То: «Вот порог. А вот – дорога!»
3.
Как жизнь любого инородца –
Так жизнь моя теперь течёт.
Всё как у всех: то чёт-нечёт,
То вдруг до сраки припечёт...
Но в чем уж точно нету сходства –
Так это в чувстве превосходства,
Утраченном, как та невинность,
Что дева с юности теряет
И не находит никогда.
Нет-нет да вспомнят иногда,
Что я – нацмен, что русский – я.
И мой апломб в тумане тает...
Как сердцу милая Одесса.
Демографический закон
Есть в мире.
Пусть он и дурен
(В посудной лавке – драный слон,
Не признающий политеса),
Но он гласит: «Избегнешь стресса –
Не проживая за границей...»
Что означает для невежды:
«А не живи среди чужих!
Обиделся – так на своих.
Не подавайся за холмы –
Пока хоть чуть живы надежды!»
Вопрос лишь в том, кого не злыми,
«Своими» склонен ты считать,
Кому подушки поправлять
Готов.
И – без лукавства, твою мать, -
Делиться мыслями двойными...
А снег в России синий-синий!
Под этим блочным одеялом -
По городам и по предместьям -
Мы жили вместе срок немалый.
Детей нам общих сочиняло
Провидец-время.
Помнит Б-г
Свои знаменья и возвестья!
Варяги, немцы и французы –
Культегери любых мастей –
Лишь в скромном качестве гостей
Несли прогресс земле моей –
От флота и до кукурузы.
Они родней мне, чем хунхузы,
Но ещё более – евреи.
Смотри: от века и до века
Мы пищу общую вкушали,
Мы песни пели, горевали,
Под танки шли, вошли в Берлин.
И гибли с верой в человека,
Начав борьбу с нуждой, рубищем,
Под гром возвышенных идей,
Не убоясь концлагерей,
И родственник наш – всех смелей,
Теряя кровь и кровью прыща!
Не говори теперь, дружище,
Что хорошо, мол, без таковских.
История необратима!
Она, порой, так задом смажет,
Что Царь и Б-г, и Землепашец,
Поэт в России – всё еврей!
Христос избрал нам побратима.
Какой народ! Романтик страстный,
Он в кровь добавил нам огня.
Он трезвенник (не я, не я),
А если пьёт, так пьёт не зря,
И никогда не будет праздным.
Не верь умам досужим разным.
Две тыщи лет прошло – не шутка!
И все мы – русские евреи!
А вот грядет какой чурек
И под прищур раскосых век
Рассею-мать ополовинит:
Всех баб сьебёт. Мужчин – в лакеи...
Цвет нации моей печальной!
Прости бессмысленных, прощай,
На клевету не отвечай –
В снегах пленительный твой край!
Мы чтим тебя свечой венчальной
Кто в Думе, кто в ночи у чайной...
Железный век, наш век двадцатый!
Извилиста, темна дорога...
Чинуши в сталинских ливреях
Одессу не дали евреям –
И, глядь, Израиль возродился...
Ах, всё в руце и в воле Б-га!
4.
Что ж, Анатоль, устал ты, чаю?
Без всякой выгоды считаю,
Что ж, мысли дерзкие читать?!
Но я и сам не понимаю,
Рубанок чей собой являю?
Ведь, помню, в век соцреализма
Не сдюжил я бытописать;
Теперь, на склоне жизни, в письмах,
Вдруг начал «нечто» прозревать.
Знай, друг, и я устал безмерно
От творческих позывов, колик...
Экзотикой взбодриться, что ли?
Да чужаку какая вера?
Что ни скажи – почтут все скверно.
Смотри: Земля наоборотна.
Страшны российские болота
И неоглядны, так сказать, -
Кой где лишь ягель шелудивый...
А здесь в любом углу, как дивы,
Вздымаются лихие смерчи
И – ну! – по дворику скакать...
О, упоенье чуда смерти –
В трясине ль, в вихре ль – увязать!
Нужна всего-то лишь привычка.
Живем – не тужим: в малахитах,
В тулупах, в пальмах, в эвкалиптах;
Мотаемся, живот напичкав,
На ишаках да электричках...
Наоборотный принцип всюду.
Туземную перевертуру
Пришлось нам срочно пережить:
Кто «Юрий» был, тот стал здесь «Ури»,
Игалем – Игорь, Сенька – Срулик;
Между Моше и Моисеем
Навек проложены межи...
Но, главное, умрешь евреем,
Коль выйдет голову сложить
От милой братской кровной мести
Арабов, друзов, бедуинов
Да африканских бабуинов,
Что по-отдельности и вместе
Хотят обжиться в хлебном месте.
Со мною те же превращенья!
Как Фауст, я омоложенья
Изжаждался среди осин.
А здесь, под пальмами, лохматость
Заколосилась. Вот, мол, на-кось!
Во всех микрорайонах тела...
Лишь голова ждала седин
И, не дождавшись, облысела;
Но выскочило на груди!
И, наконец, окрепли дёсны.
Я этот факт назвал бы чудом,
Когда б не рухнули вдруг зубы...
Под солнцем фриганы ***** белёсым
Я скрежетал ими. Сквозь слезы.
Тут не природы шутки странны:
Обрезанные обезьяны –
И гамадрилла, и гиббон –
По зоопаркам строят рожи.
Тут доллар самый толстокожий
Произрастает буйно, густо.
Оливки, апельсин, лимон,
Цветы, брюссельская капуста –
Десятки тысяч свежих тонн
Идет на экспорт. Дорожает...
Устав от прежнего безделья,
Бесплодия и запустенья,
Земля три раза в год рожает
И... людям раем угрожает.
Провижу: рай ли, мегаполис
Здесь будет вскоре. Воленс-ноленс.
Потворствует весь шар земной
Стремлению, труду и воле
Народа ищущего доли...
Вершиться божье предсказанье!
И «наши» с той, с «одной шестой» -
Хоть лето тут – готовят сани.
И, может, будущей весной!..
Да мне-то в том какая прибыль?
Народы ходят, словно волны;
В бурливой пене глохнут стоны,
Переходящие на хрипы.
Тут люди гибнут, словно рыбы.
Кто утонул, ****** кто застрелился,
Кто жутко, до смерти напился –
Жизнь до печенок достает...
Тут наших тотчас же клеймили:
Не то они в России пили,
Не то они в России ели.
И вот уже который год,
Березы наши, сосны, ели
Обгаживают наперед,
Душевной мучаясь простатой.
Интеллигентов, инженеров –
Былых советских маловеров -
С метлою, тачкой и лопатой
Шлют на х.й, то есть, за зарплатой.
А кличка подлая «русит»? *******
Хотят сказать, мол, на Руси
Евреев не было и нет.
Но я твержу: мы все – евреи –
Душой кто чище и добрее,
Кто в нужный час не будет с краю...
И «наши» так-таки в ответ
Ватагу «Русскую» сбивают,
В набег готовясь на кнесет. ********
Ну, а пока мои олимы *********
Порою с горя так напьются,
Наматерятся, надерутся,
Что пальмы вянут и оливы...
А я, притихший, сиротливо
Торчу под солнцем Ханаана,
Молю запойно: «Раанана!» **********
Есть городишко здесь такой.
И не пойму: -Иврит? Арабский?..
Все языки в сем государстве.
Как мертвый, я не иму сраму.
И по ночам, ах, боже мой!
Я полощу посуду срану
За разжиревшею ордой.
Да внемлю песням эмигрантов...
Но нет ни обновленья жанра,
Ни дерзости, ни эпатажа.
Вздыхают горестным дискантом
О схар-дире *********** да о машкантах. ************
Однажды лишь, как бы из гроба,
Услышал песню из Ашдода...
«Еще не истлели наши одежды,
Белые, словно белее их нет.
А души – без счастья, любви и надежды –
А души истаяли, как русский снег.
Еще в чемоданах припрятаны фраки,
Собольих нарядов пылится клубок...
Туземец смеется, досужий. Он враки
Рассказывать мастер – на то здесь восток!
Они раскусили нас, добрых и шалых!
Медлительность кобры в их детских глазах;
Жестокость – в усмешках их женщин рожалых,
Злорадство – в сыновьих колючих усах.
Они уничтожат нас – рано иль поздно.
Мы вымрем под звуки восточной зурны...
По опции жребий нам каждому роздан –
Не щит и не меч – плач метельной страны!»
5.
Да, Анатоль, в азийских штатах
Без перемен.
Европы запах
Как встарь не терпят и на дух.
Завет «не будь как сын востока» *************
В дыру мохнатую затолкан.
Зане, что сам Всесильный Вещий
Сверх молока и медовух
Взял и поставил белых женщин –
Жён, дочерей наших, подруг...
А интернационалисты,
К минувшему вскипая ************** злобой,
Уж славят образ жизни новой.
Все, впрочем, бывшие «правдисты»
Да записные публицисты.
И я был горд, что сделал выбор?!
Кто знал, что я судьбы микстуру
Сам истолок и выпил сдуру.
В леса багряные под Выборг
Махнуть бы мне...
Но «ох» и «ах»!
Уж дело не в родных гробах
И не в пристрастьи к пепелищам –
Нам лучше умереть, чем нищим
Вернуться с клеймами на лбах.
Обречены мы в Палестины!
Мы – проигрыш войны холодной
И перебранки всенародной:
И весельчак, и нелюдимый,
Обрезанный и кто обрит;
Готовые на легкий флирт
И недоступные святоши:
Те, кто сосет кальян с ано`шей
И кто беспечно жарит спирт... –
Никто надеяться не смеет
На благородство или братство.
Казнят спесивостью и чванством;
Им лучше, если нам труднее.
А бабы в кружевных портках
Снуют в присутственных местах
Себе,
эксгибиционистно
Вертя пупом, бренча монистом
На обтромбоженных ногах.
Сколь счастливы бедой народа!
Цвет нации моей, как пленных,
Мордуют в тяготах безмерных.
И – «аз воздам» - стране исхода!
Отмщенье – через униженье.
Здесь ценится одно уменье:
Жить на холяву или в долг...
Тихохонько ногою толк!
И вот, едрит твою, мгновенье...
Как сладко пнуть былых кумиров!
Как сладостно, их объегорив,
Вдогон подвесить кличку гоев!
Их жен, читающих Шекспира,
Всласть обесчестив, обсчитать.
И не для, ча, писать-читать!
Богатство, нажитое ложью, -
Вещдок любви к ним силы божьей!
На остальное наплевать!
О, этот леденящий ужас
Недвижных азиатских лиц,
Что улыбаются, нахмурясь,
Не дрогнув ни одной из мышц!
Подстать язык.
Когда-то он
На свет был явлен как «закон»
На двух лишь каменных скрижалях...
И вдруг, надвечен и астрален,
В угоду людям возрожден.
Мы «лё рашум» *15 несем, как стигму.
От бремени поникли плечи
И души русские калечит
Всемирный меркантильный стимул.
Кто всем был – стал теперь никем.
На белый цвет – чернушный крем.
На марше – «новое мышленье»...
А мне-то каково, поверь мне,
Мой друг далекий? Я – ни с кем.
Все больше тех, кого «своими»
Я называл меня стыдятся,
Мне вслед рукой взмахнуть боятся,
Не мнят об Иерусалиме
Как прежде, мол, «И-рус-алим».
Пришли увидели, стоим!
И вслух о Ришон-ле-Ционе *16
Не скажут «Рашен-на-Сионе *17...
Отечества былого дым
Уже не сладок – неприятен.
Все шире пропаганды зев...
Я был Владимир – стал Зеэв.
То есть, я – волк, как ты, приятель!
Что означает в сих местах
Подолгу прятаться в кустах пока не выделят кладбище, *18
Где бы адепт по вере низшей
Земле доверить смог свой прах...
6.
Прости, мой друг, прощай, пора мне!
Рехнувшийся под старость Гамлет,
Я вдруг заметил, что в стихи, в мою приятельскую шалость
Неистребимое вмешалось –
Ментальность снежного примата,
Явление страны стихий,
Где прямота, считай, - до мата,
Талант – ковец – чужой блохи,
Поэт – смутьян или чиновник,
И где чуть-что в припадке горя
Винтят мечтою в «лукоморья»
Творцы романсов, сторож, скотник
И рай-со-бесовский работник.
А что такое Лукоморье?
Туман летучий по-над взгорьем –
Надежд несбывшихся символ...
Отрада ослабевших духом,
Огрев мистическим обухом,
Она готова увести нас
От наших русских скорбных сел
Под ветви знойной Палестины. */19
Ах, знал я, знал я, есть орел,
Что плоть и душу нам терзает!...
От горькой водки, сладкой Верки
Усталое сознанье меркнет
И, блокируясь, воспаряет
В мифологические раи.
Особость северных народов:
Намёрзшись у родных фиордов,
Иллюзиями пламенеть
И устремляться пошлым стадом
В Аркадии да в Эльдорадо.
Священных книг переиначив
Смысл и пророческую медь,
В чужбину рвутся дети прачек,
Чтоб золотишко поиметь!
Природы южной цепь явлений –
Закаты местные, рассветы –
Слепыми бардами воспеты.
Ну, а слепой – он, хоть и гений, -
Наврет на сотню поколений!
О! Воспеванье всякой дряни,
Инфантилизм дворовой няни
И умиленности душой!
Поэзии былая норма –
Восторженность
Ну, а уж форма –
Мундир для стрёмного парада –
Изобретается любой.
И дела нет, что Эльдорадо
Собачьей выглядит дырой.
Крутая сущность романтизма,
Его уловок-палиндромов
Лишь в том, чтоб выманить из дома
Жертв продувного поэтизма.
В угоду королям туризма.
Вот, скажем, из Писанья строго...
Для изнывающих в дорогах
Сочилась из камней вода
Чудесно и необъяснимо...
Но, милые мои, здесь климат
Такой, что по утрам, веками
(А посейчас как никогда!)
Водой исходит каждый камень,
Автомобили, провода!..
Или сказанье об Эсфири...
О том, как волосы льняные
Закрыли прелести срамные...
Что ж, волосатее всех в мире
Сабры *20 - кавказцев бы укрыли!
А та булгаковская темень,
Что на Голгофский белый гребень
Свалилась... Так она – «хамсин» *21...
От Песаха до Шавуота *22 –
На полста дней, яично-жёлта,
Мятется мгла над Израилем,
Песком набита.
Нету сил
Отображаться тощим грилем
В зеркальных высверках витрин.
Весь день в германских «саламандрах»
Под жгучим солнцем клёво ль шлёндрать?
А надо же ещё работать!
Я в этом смысле (правда, правда!)
Не в рай попал – в преддверье ада.
Не только от жары мне амба.
Я в плен язвительного ямба
С начала повести попал
И, перегрет хамсинным ветром,
В краю, любовью не согретом,
На дне кофейных вдохновений
Я лишь в банальности впадал.
Прости, мой друг, но я не гений.
И – помнишь – плохо торговал!
За то про то я – мессианин... *23
В религиозную погоду
Приехал и – свалился в воду
Без средств, без сил и сын Иванин.
А горизонт довольно странен...
Эклектики *24 здесь и невежды;
Мелькают «Белые одежды»;
В квартале каждом по две-три
Разнотолковых синагоги;
Тут каббалисты, демайоги,
Астрологи, панки, знахарки
Да спидоноши до зари –
Всю ночь наяривают в сралки.
...Я вывод сделал, вот, смотри:
Где денег больше – вера круче,
Ценнее «божии» одарки.
Не надо бегать и к гадалке:
На денежной звезде падучей
Взойдут машияхи и дучи! */25
Ветхозаветным богом веет
От супер новой Иудеи.
Громят кладбища христиан;
Зияет место на Голгофе;
И мерзкий террористский профиль,
Над Западной стеной витая *26,
Прокисшей тряпкой осиян.
А «Крылья Родины», стеная,
Приносят новый россиян!
Их обрезают, женщин бреют.
И все вокруг уж – иудеи!
Остался я один еврей
С особой верою моей
В канве спасительной идеи...
Гляди, какие эмпиреи!
По-русски, значит, верхотуры.
Я, как всегда, вне конъюнктуры...
И вот мой жизненный итог:
На человеческих дорогах
Уж лучше уповать на Б-га *27,
Чем на попов да на браминов,
Что движут душ нетленный стог,
Засев на наших потных спинах.
Своих, поверь, не выдаст Б-г!
Отверг он спесь смешных радений,
Пустых традиций, ритуалов;
Путь людям смертным указал он:
Через любовь – из тьмы и тлений –
К огням божественных селений!
Нет, не к Кремлю. И нет, не к Риму.
И даже не к Иерусалиму.
Любовь откроет благодать
Преображения земного.
И нечего тиранить Б-га,
Его прощений домогаясь!
Что толку бесовски скакать!..
Не возлюбя людей, не каясь,
Любви всевышней не снискать!
Завет любви, завет Христовый –
Инструкция к спасенью мира,
Как для оркестра и клавира
Переложение основы
На нотный стан культуры новой.
Пусть пылесосит по дорогам
В желании пощупать Б-га
Турист.
Его «капусты» хруст
Разносится по континентам...
Я вопрошаю перманентно:
Где чаши некие Граалей,
Где тот неопалимый куст
И где разбитые скрижали?
Иерусалим без Б-га пуст!
Б-г есть любовь. Неосязаем.
А город возвращен народу,
Что жил здесь искони и - сроду.
Как будет дальше? Мы не знаем.
Мы – люди. Мы ведь умираем...
Вот и сейчас – как с того света –
Вершу, мой друг, посланье это..
Уже готовы пососать
Мой яд, неаппетитный, трупный,
Пальм минаретные уступы.
Но я – хоть всюду Русью пахнет, -
Я тщусь на родину слетать;
Весной, когда сиренью ахнет,
Легко на родине отстать...
В земле, струящей мёд и млеко,
На рынке вольных капиталов
Мне в рот текло – не перепало.
Но я здесь был – на взлёте века, -
Абаба, нравственный калека.
****
* ДИАТРИБА (гр.) – резкая, желчная, придирчивая речь с нападками личного характера.
** Верблюд. Дромадер или бактриан.
*** Репатриантов /олим/ - взошедших – в качестве сторожа.
**** Фига, инжир /перс./, смоковница – плодовое дерево семейства тутовых и его плоды, называемые в сушеном виде виноградными ягодами.
***** Фригана /гр. «хвост»/ - разреженная низкорослая растительность из колючих полукустарников и многолетних трав, широко распространеннная в Средиземноморье.
****** В августе 1994 г. в акватори городского пляжа города Ашдод погиб замечательный русский поэт Евгений Клячкин.
******* Ла русит /ивр./ - глагол «разрушать».
******** Кнесет – местный парламент
********* Олим, алим - /ивр./ восходящие в Иерусалим, репатрианты.
********** раанана /ивр./ - свежесть.
*********** квартирная плата
************ипотечная ссуда на покупку жилья.
************* Второзаконие, Исайя.
************** Кипа –ермолка, вязаная шапочка, которую носят последователи религиозного сионизма. Иврит-русский словарь, под ред. д-ра Баруха Подольского. Изд-во «Рольник», Тель- Авив, изд-во «Русский язык», М., 1992 г. Кипанутый, кипастый, кипеть, вскипать.
*/15 «национальность не установлена» - такая запись производится в израильском паспортах репатриантов.
*/16 Первый к Сиону
*/17 Русские на Сионе
*/18 В этой стране до сих пор нет общегражданского кладбища. Мертвецов малых конфессиий и трупы светских людей «пристраивают» к другим (вплоть до посмертного обрезания) за «бабки».
*/19 «Ветка Палестины», стихи русских поэтов об Иерусалиме и Палестине. Изд-во «Фирма Алеся». М., 1993 г.
*/20 Правильнее с ударением на первом слоге, что означает «кактус» - местный житель.
*/21 С арабского «пятьдесят».
*/22 Песах – праздник по весне в ознаменование исхода древних евреев из Египта, а Шавуот – праздник по осени.
*/23 Евреи-мессиане или мессианские евреи – религиозная община, исповедующая Иисуса Христа возвращенного – как сына еврейского Б-га и еврейской мамы.
*/24 Сочетающие противоположные воззрения. Например, материализм с идеализмом.
*/25 Мессия.
*/26 Остаток окружной стены Ворого Иерусалимского храма.
*/27 Псалтирь 113 5,6,8.
Ссылки по теме:
http://perorusi.ru/?p=86888
http://perorusi.ru/?p=86888