9. Следующий урок.
В следующую среду, когда началось занятие хора, Наталья Григорьевна подозвала Леру к себе и ласково спросила, не хочет ли та перейти к ней в другую музыкальную школу, немного дальше от дома, чем эта. Лера обещала подумать.
10. Новая музыкальная школа.
Наталья Григорьевна хоть и мучила Леру упражнениями и повторениями слабых мест в нотах, но страшно и нудно на уроках больше не было. Дорога в школу была длинная, до получаса ходьбы, но Лера успевала рассматривать меняющуюся по сезонам природу, людей; успевала обдумать и рассмотреть множество мелочей – от воробьёв до луж на тротуарах, от смеющихся продавщиц киосков до молоденьких курсантов у ворот военного городка... Фортепианный класс располагался как и в первой школе в подвальном этаже, но спешащих ног в окне не было, потому что напротив был палисадник, покрытый то снегом, то цветами, то лысыми стеблями, в зависимости от времени года. Сонаты и вариации, пьесы и этюды подбирались долго и тщательно, совместно с Лерой, в отличие от непременно заданных первой учительницей.
11. Ревность.
Вскоре Лера услыхала разговор о том, что Наталья Григорьевна выходит замуж. Но, к удивлению Леры, жених должен был идти в армию. Об этом шушукались родители учеников, сидящие в холле. «Какой маленький мужчина?» – думала Лера и ревновала счастливую Наталью Григорьевну, потому что казалось, что учительница стала менее ласковой, чем раньше. Но ребёнок воспринимает окружающий мир немного по-своему... «Всё-таки хорошо, что забирают в армию» – подумав, решила Лера и обрадовалась такой мысли.
12. Непростые отношения с мастерами музыки.
«А чтобы сказал Бах?» – взгляд Леры скользил по аскетичным голым стенам, украшенным монументальными, немного другими, чем в первой её музыкальной школе, портретами мастеров классической музыки. Самый старый и надёжный Бах, без которого было как-то не так, находился в дальнем классе, и Лера с ним не встречалась. К Моцарту не привыкалось. Он сразу ей не понравился, с первого дня, когда Лера увидала выпендривающуюся курносую старшеклассницу, виртуозно репетировавшую перед уроком моцартовкую Фугу. Только Глинка и новенький Бородин оставались хорошими. Оба приветливо встречали юную пианистку, приходящую на занятия.
«Шостаковичи», как Лера называла ещё двух композиторов на букву «Ш», проходили незамеченными. Видимо, от некоторого утомления. Освещение в небольшой классной комнате, хоть и достаточное, но немного теряющееся из-за поглощения мелом, которым были покрашены стены, придавало подобие классической эпохе, в которой из клавиш и струн извлекались звуки при сиянии свечей.
13. Формирование представления о вечности.
Хотя Бах уже умер страшно давно, Лере казалось, что он гордо набирает лет и лет с каждым годом и всё равно остаётся старшим и главным. Всё вокруг, и за пределами музыкальной школы, было огромной частью исторического времени и пространства с прошлым и будущим. И это было так природно, так естественно. Ноты, которые писались гусиным пером, а теперь напечатанные типографией, так и принадлежали старшему Баху и его младшим друзьям. Стулья, старинные и могучие, с полированной поверхностью, с замысловатым резным рисунком, тяжёлая доска для мела, исцарапанное кое-где старое пианино, но с прекрасным звуком, клавиши, на вид мраморные, с прожилками – всё пахло по-особенному, каким-то вечным и волшебным ароматом. Он слагался, возможно, из запахов древесины разных сортов дерева, из которых изготавливались инструменты, из бархата, висевшего тяжёлой красотой на окнах, из витающей в воздухе пылинок канифоли для струн, из кислинки от стальной резьбы на крутящемся стульчике, из многочисленных больших нотных листов с типографской краской разных времён. Этот букет ароматов утверждал вечность в титаническом труде людей многих поколений, приобщённых к культуре, отдающих за неё своё здоровье, силы и надежды на будущее.
14. Эпилог.
У Натальи Михайловны не было только духов. Она пополнела. Из её сумочки торчал ворох писем из армии. Но откуда приходили письма, юная пианистка ещё не догадывалась.
Бредут «этюды» чередой,
И «вариаций» скучный шаг.
А за окном поёт певец чудной–
Дрозд дерзкий,
Парковой культуры маг.
Свободно перьями шуршит
И гамм не повторяет вновь и вновь.
Он музыку свою вершит
А девочкам закон –
Учителям не прекословь!
Ты станешь птицей вольною потом,
Когда твой труд начнёт творить.
Когда за годом год,
За томом том,
Без радости труда не сможешь жить.
© Солька*, 5 октября, 2012.