Простая радость

Татьяна Боровая
      Зачем звать столько гостей, если их нечем кормить, - думал Ванька, сидя за длинным, растянувшимся на всю комнату, столом. В соседних двух комнатах - он видел это через открытые двери - стояли такие же, плотно подогнанные друг к другу, полупустые деревянные столы. Прямо перед его носом гордо возвышался бутыль с сизоватой жидкостью и несколько гранённых стограммовых стаканчиков. Немного дальше сиротливо стояла эмалированная миска, до самых краёв наполненная винегретом. Около миски лежали столовые ложки. Такая же унылая картина периодически повторялась на всех этих, не обещающих ничего хорошего, столах.

              Настроение у Вани было «на нуле». После того, как он отшагал пять километров по осеннему бездорожью, кишки у него не просто играли марш - там была такая симфония, от которой темнело в глазах и кругом шла голова. Люди всё подходили и подходили, всё плотнее подвигались друг к другу на таких же длинных, как и столы, скамейках. Иван не мог отвести глаз от миски с винегретом, понимал - этой еды не хватит на добрую сотню человек, заполнивших все комнаты большого дома.

              Ваня не знал никого из присутствующих, включая и самого виновника торжества - будущего солдата. В деревню, расположенную в украинской глубинке, Иван приехал в гости, и его - вместе с хозяевами, позвали на солдатчины в соседнее село.  А вообще они с мамой живут в южном городе, работают на большом заводе. Это были "семидесятые" – спустя годы их назовут «рассветом жизни» советских людей.

                Глядя на миску с винегретом, Ванька с горечью вспоминал, как провожала в Армию его мама! К приходу гостей на столе уже красовались маленькие салатницы с «оливье», тарелочка с селёдкой «под шубой», тоненько – до прозрачности - нарезанные кусочки колбаски и твёрдого сыра, горячая картошечка с кусочками мяса. Ванька проглотил слюнки, и с нетерпением посмотрел на миску с единственным блюдом. Да что уж попусту вспоминать – себе дороже...

                Ну, всё – кажется уселись. Кто-то начал объявлять тост. Кто-то наполнял рюмки. Иван машинально пододвинул поближе к себе ложку, смерил взглядом расстояние до миски с винегретом. Пришлось выпить свою порцию самогона – к спиртному Ваня был равнодушен, но не выпить его было невозможно - пили как-то наперекрест (если он не выпьет - останется без «горючего» сидящий напротив человек), это называлось: «Ты до мэнэ, я до тэбэ». Самогон оказался очень крепким – словно огнём обожгло все внутренности.

                Винегрет оказался очень вкусным. Протягивая ложку почти на расстояние вытянутой руки, Ваня ел его, не переводя дух, и только удивлялся – как это сидящие вокруг него люди кушают не спеша, спокойно доставая ложку-другую из общей миски. Видя, что Ваня ест с такой жадностью, кто-то учтиво пододвинул ему миску поближе, и содержимое в ней стало исчезать ещё быстрее.
                Ваня был худощавый, обыкновенный двадцатилетний паренёк, в еде не жадничал. Но сейчас у него что-то "перемкнуло". То ли от голода, то ли от выпитой сивухи, то ли от того, что винегрет был таким вкусным, он не мог остановиться, пока не замаячило дно миски. И тут только Ваня почувствовал, что, наконец - наелся...

                В это время в зал вошли несколько женщин, неся в руках большие тарелки. Одну из них поставили перед Ваней. Это оказался суп - капустник, и от него исходил такой аромат, что не попробовать его было невозможно. «Потеснив» винегрет, Иван, хоть и без особого рвения, съел ещё и тарелку капустника. Стало трудно дышать, Иван незаметно расслабил ремень на штанах. У него забрали пустую тарелку.
            Те же женщины поставили перед Ваней отдельную глиняную мисочку, доверху наполненную гречневой кашей. Каша пахла не менее вкусно, чем капустник, но места, куда её можно было бы втолкнуть, уже не было. «Но хоть бы попробую» - решил Ванька. Каша была заправлена жареным салом и луком – такой «душистой» каши он никогда ещё не ел! Расстегнув потихоньку на штанах верхнюю пуговицу, Ваня подыскал место ещё и для каши...

    Дышать стало совершенно нечем. Иван хотел выйти из-за стола, но это оказалось невозможно – он сидел далеко от двери, скамейка стояла вплотную к стенке, а просить выйти сначала ещё человек двадцать было неудобно.
                Тосты всё продолжались, и Ваня с горечью смотрел, как женщины вносят новые и новые блюда. Если бы он только знал раньше об обычае «сервировки» стола в этой деревне! Прямо перед ним поставили большое блюдо с заливным карпом – прозрачное желе играло при малейшем движении стола. Убрав почти пустую миску из-под злосчастного винегрета, при одном виде на которую у Ивана просилось наружу всё содержимое, женщины то и дело уплотняли стол, внося то копчёные окорока, отливавшие золотом; то лоснившиеся от жира домашние колбасы, нарезанные более, чем толстыми кругами; то желтоватую брынзу домашнего приготовления. В заключение принесли дымящиеся голубцы, щедро политые сметаной...

             Ванька с отвращением и завистью наблюдал, как его соседи по столу, приняв очередную перекрёстную стопочку, смаковали все эти деликатесы. При всём своём желании он не смог бы даже просто попробовать что - либо из этих невообразимо лакомых блюд. Бедный Ваня мечтал только об одном – скорее бы ему удалось выйти из-за стола...
            Когда гости всё-таки стали мало-помалу освобождать скамейку, чтобы перекурить, и Ваньке удалось выбраться на улицу – его восторгу не было предела. Прожогом - узнав, где расположена уборная, бросился к ней. Во дворе играла гармонь, потом её сменили песни, плясали весёлые ребята и девчата, хохотали пьяные бабы и мужики – деревня провожала в Армию своего солдата, а счастливый Ванька сидел под навесом расположенной на свежем воздухе сельской уборной, и, выпустив «погулять» свой винегрет, тоже по-своему радовался жизни...