Одинокая вишня

Евгения Козачок
Нина Акимовна вышла замуж за своего коллегу – жалела его всей душой. Его жена умерла через месяц после четвёртых родов. Для всех её смерть была шоком. В тридцать пять лет забрал Господь, осиротив четверых мальчишек. Дети были у бабушки  по материнской линии. За полгода она измаялась вся.

Наплакалась и по дочери, и над внуками – мал мала меньше. Особенно терзалась сердцем, когда кто-то болел. А если грипп, то все сразу. Хоть караул кричи.

 Стала бабушка всё чаще заговаривать с зятем о женитьбе:

 - Соню уже не вернуть, а малышам нужен глаз да глаз. Я уже не поспеваю за ними бегать, да и устала ездить туда-сюда. Вот у вас Ниночка на работе есть. Хорошая такая. Как она к детям льнёт, да и на тебя ласково смотрит. Нравишься ты ей. И дети к ней тянутся.

 - Я понимаю. Только Соню не могу забыть. Нина молодая ещё. И разница у нас в восемь лет.
 
 Со временем стали они чаще общаться, но никто не решался заговорить о своих чувствах. А тут, как на грех, заболели сразу и бабушка, и старший сын, Миша. Пришла Нина на время помочь и горе смягчить, да так и осталась. Окружила заботой малышей, души в них не чаяла. В каждом видела частицу Александра.

 Зажили ладненько, спокойно, в полном взаимопонимании, а позже и в обоюдной любви. Отец и мать Сони иначе как доченька Нину и не называли. И она к ним со всем вниманием и заботой. Сашины родители умерли, а у Нины живут далеко. Не наездишься.

 Всякое бывало за двадцать пять лет совместной жизни. Но все решалось тихо и мирно. Как вдруг горе – у Саши инсульт. Стало Ниночке невмоготу: трое мужчин в доме (старший учился в другом городе), и Саша к постели прикован.
 
 Каждое утро марафон: троих накормить, завтраки с собой, выпроводить и – к Саше. Поднимать, мыть, убирать, кормить, заставлять упражнения делать, чтобы хоть ложку мог держать. Приготовит ему всё необходимое, чтобы сам мог себя обслужить, и… на работу. Спасибо, что взяли пенсионерку. Учить ведь надо четверых, а пятому на лекарства, да массажисту немалые деньги платить.
 
 На четвертый год то ли массаж помог, то ли ежедневные упражнения, выстраданные Ниной (сам он не хотел и пальцем пошевелить), то ли организм воспротивился неподвижности, но пошёл-таки  Саша. Хоть и с костылями, но по комнате передвигался. Повеселел. Нина от счастья плакала. Радовалась вся семья.
 
 Но всего восемь лет и отвел им Бог радости. Саша как-то ускоренно начал худеть, и вскоре стал похож на подростка. Нина успокаивала его, а у самой сердце кровью обливалось от отчаяния. Но не в отчаянии горе. Горе в беспомощности человека перед навалившейся болезнью. Вердикт врачей убил всякую надежду: жить Александру осталось не больше месяца. Ужас перед неотвратимостью скорой смерти мужа пронизывал все её тело, проникал в самые потаённые уголочки мозга и кричал, умолял: «Господи! Помоги рабу твоему Александру в его страданиях, ослабь его боли!» 
 
 Тяжело смотреть на муки любимого. Знать бы, как помочь и когда руки подложить. Не уследила. Саша умер во сне. Это был самый тёмный рассвет в её жизни.
 
 Не успела свыкнуться с мыслью, что Саши нет, получила телеграмму: «Умер папа». Поехала за тридевять земель проститься с любимым, добрым, заботливым отцом. Побыла месяц с мамой. Предложила жить вместе. Мама не могла уехать от могилы папы.

 - От Анатолия никуда не уеду. Я ещё в состоянии себя обслуживать. 
 
 Уезжала с такой тяжестью на душе, будто гора навалилась. Ноги не могли перешагнуть порог, точно кто прибил гвоздями: «Не уезжай». Мама поцеловала, погладила по голове, как в детстве, и вытолкала Нину за порог:

 - Поезжай, доченька. Четверо на твоих руках.
 
 В пути не могла избавиться от тяжести навалившейся горы и от слёз, текущих по расщелинам этой горы, разрывая её на части. Больше всего досталось сердцу. Его кусочки так до конца и не соединились.

 Сердце стонет в предчувствии новой беды. Недаром в народе говорят: «Пришла беда, отворяй ворота». Через семь месяцев папа и маму к себе позвал.
 
 К душевной боли от потери троих самых дорогих людей, ушедших почти одновременно, добавились проблемы с детьми. Их словно подменили. Нина изо всех сил старалась готовить, убирать, стирать. Устроила на работу Гришу и Дениску. Старшим отдала свою трехкомнатную квартиру – разменяли на две двухкомнатные с доплатой. Доплатила родительскими сбережениями. И младшие стали требовать и себе по двухкомнатной – никак не меньше. Но где взять денег? Продала родительскую квартиру. Денег хватало только на две однокомнатные. Ни в какую!

 - Продавайте дом.

 - А где же я жить буду?

 Никто из них, как она полагала, родных ей людей не ответил на вопрос. Через месяц пригласили её на совет четырех. Старший взял бразды правления в свои руки и заявил: «Вы (ни имени-отчества, ни «мама», как раньше) будете жить в Доме престарелых. Наш продадим. На Вас документы подготовлены. Подпишите, что Вы согласны жить там».

 В глазах у Нины потемнело. День показался ночью. Не верилось, что все это происходит с нею, думала, что ослышалась. Не ослышалась. Братья кричали об этом до звона в ушах! Больше всех усердствовал Дениска, которого она растила с семимесячного возраста.
 
 
 Ничего не ответила «сыночкам», как всегда их она называла. На негнущихся ногах пошла в их с Сашей комнату. Слышала, как ссорились братья, деля будущие деньги от продажи дома, хозяйства, имущества. О Нине никто и не вспомнил. Как будто её уже не существовало не только в доме, но и в этом мире.

В оцепенении просидела до ночи. Братья из дома не уходили. Сидели, как коршуны, ожидая кончины добычи, чтобы потом растерзать её на кусочки. Спать не ложилась. Собрала самое необходимое. Утром сказала: «Давайте подпишу документы о своём согласии. Единственная просьба. Никому и никогда не говорите, куда вы меня отвезли. Будут спрашивать, отвечайте, что уехала жить в свой город, в родительскую квартиру».

Говорила, ни на кого не глядя. Боялась увидеть радость в глазах бывших сыновей.
 
 …Окно в узенькой Нининой комнатушке выходило на хозяйственный двор. Неприглядная, унылая панорама. Кустарников, цветов вокруг этого чужого дома не было. И только около её окна росла одинокая вишня, на которую, видно, никто не обращал внимания. Нижние ветки засохли. Убрать сухостой – и она заживет. Верхние веточки доставали до окна и при сильном ветре стучали о стекла, то ли приглашали к себе, то ли просились в гости.

Нина, немного придя в себя от пережитого, решила помочь вишне. Обошла дом, подошла к ней. Поразилась, как же она похожа на их домашнюю вишню, которую они с Сашей посадили у окна! На этом дереве такой же шрам. Шрам остался от Колиного велосипеда. Тисками сжало сердце. Обняла вишню и заплакала. Гладила её, как будто встретилась с родным человеком. Одиночество встретило одиночество.
 
Теперь Нина выносила стул, садилась рядышком с вишней и разговаривала с ней. В непогоду сидела у окна, чтобы видеть подружку. Попросила дворника убрать сухие веточки, рыхлила землю вокруг ствола, поливала. Весной всем на удивление, а Нине на радость, вишня зацвела. Да таким пышным цветом, словно невеста стояла в своём весеннем очаровании. Нина не расставалась с ней до сумерек. Засыпала с ощущением, что она у себя дома.

Однажды на рассвете Нину разбудил знакомый стук. Проснулась, пошла к двери. Остановилась и замерла. Стук – три длинных, один короткий и снова длинный – шёл со стороны окна. Подошла к окну. Белый, как цвет вишни, голубь стучал в стекло. Постучала и Нина по стеклу, приветствуя нечаянного гостя. Боялась, улетит. Не улетел. Открыла окно и положила рядом с ним крошки печенья. Поклевал, заворковал, словно поблагодарил, и перелетел на вишню.

Теперь у Нины было два собеседника: вишня, словно пришедшая из их двора, чтобы быть рядом с нею, и голубь, ежедневно встречающий Нину радостным воркованием.  Так и живут третий год втроем. Дороже для Нины никого нет. С ними она разделяет тоску, воспоминания, боль сердца.

 Дети за эти годы к Нине так ни разу и не приехали, даже не позвонили…

Декабрь 2012 г.
 
Спасибо моей подруге, Лиле, за поддержку моего творчества и фото из Интернета.