Битва во имя любви

                Павел Шилов               
 
                Битва во имя любви
   
                Роман
    Петька Аляпов, по прозвищу медведь, как его кликали в школе, начальник милиции не очень большого города в звании подполковника,  лежал на кровати, разнеженный и томный. Был он молодой, крепкий. Его ничем не обидел Бог. Большая голова, плотно сидевшая на толстой шее, небольшие ушки, прилипшие к ней, и выразительные карие глаза, выводили женщин из себя. Они прямо сказать млели от его взгляда, но он хотел иметь в своём арсенале одну единственную женщину - это Катьку Морозову, с которой сидел в школе за одной партой в течение десяти лет. Он так её любил, что даже мысли не мог допустить, что она вдруг взбрыкнет и уйдёт к другому мужчине. Сон был мягкий и радостный. Он гладил Катькины тугие груди и шептал ей на ухо ласковые слова. Она нежными ручками гладила по его животу и опускала их ниже. Потом она брала пучок длинных русых волос и водила ему по лицу. Он её крепко прижимал к себе. Она, податливая и счастливая, обнимала его и шептала:
   «Петя, Петенька, ты моя единственная надежда. Я так рада, что тучки ненастья разошлись и мы снова вместе, ведь ты любишь меня, любишь? Будем с тобой путешествовать по всему миру. Как хорошо, что ты избавил меня от этого ненавистного мне Васьки Лямова, от которого ничего не скроешь. Он твою душу видит насквозь, прикасается к ней своими щупальцами и ранит её, да так, что нет уже ни каких сил выдерживать его блудливый натиск».
И тут он почувствовал, что грубые мужские руки стаскивают с него брюки, прищемив кожу. Ему стало больно, и он мгновенно открыл глаза. Огромная лапища гладила его зад, потихоньку стаскивая  с кровати, где он лежал на втором этаже. Как он сюда попал, Пётр Иванович не мог понять. Чудный сон, который взвинтил душу и сердце, улетел, а навстречу ему он увидел пятерых незнакомых ему мужиков, улыбающихся и ждущих. Он никак не мог взять в толк, где он, потом дошло, что он в тюремной камере, а около его кровати топорщатся пятеро зэков. Ему  нестерпимо стало больно видеть эти лица, и жгучая ненависть пронзила его душу и сердце, и все его существо, и его душа пришли в ужас, от того, что он оказался в тюремной камере среди всякого зброда убийц и мошенников. Он начальник милиции одного из районных городков всеобъемлющей милой России, считавшийся на хорошем счету среди УВД, отправил не один десяток мужчин и женщин на скамью подсудимых. И вот!.. Он очнулся, хотел крикнуть своим подчиненным: дескать, мать вашу так, почему не докладываете обстановку в городе? Где дежурный по городу майор Волокжаев Петр Иванович? Но, увидев себя в тюремной робе, прикусил язык. И что странное, он лежал на второй полке, не чувствуя на своем теле ни боли, ни неудобств. Он не знал какой день и какой месяц. Голова была ясной и чистой. Во всем теле была какая-то недюжинная мощь, будто он выпил бальзам, который даёт невероятную силу. Он осмотрел помещение, где находился и подумал: «Это, наверное, во сне, я не мог сюда попасть, ведь я немалый начальник». И стал вспоминать последний день и вечер, когда он был в ресторане «Вечерний» пил водку. Одним словом отдыхал от всех забот и печалей. Валька Ветрова, его подруга ухаживала за ним, потом привела  в отдельный кабинет, стала угощать армянским коньяком, вскоре произошёл полный провал в памяти. И вот сейчас, глядя на тех, кто его окружал, он тихо вспоминал, что с ним произошло. И где искать причины, что он оказался здесь.
***
«Валька подмешала мне снотворное, - пронеслась шальная мысль, - а Катька запрятала меня сюда. Такой провал. Бабы меня обвели вокруг пальца. Меня, того, кто на подлогах зубы съел, и вдруг оказался обманут сам. Неужели это Божья кара за всё, что я делал в своей жизни, а особенно на работе в органах МВД, ведь  компрометирующие документы на Ваську Лямова, я сам подкинул ему в квартиру. Потом направил туда следственную группу во главе со старшим следователем Виктором Петровым, сказав при этом, что Васька Лямов, мой дружок, будь трижды неладен, занимается похищением маленьких девочек, увозит их в лес и там справляет свою дикую похоть. Конечно, я не сказал ему, что эта битва идёт из-за Катьки, да ему уже было всё - равно. Нюх ищейки был уже включен, а это в нашей жизни - главное. Петров, в начале известия, было покачал головой, мол, этого быть не может, Лямов не из тех, но я убедил его в этом. А потом, увидев кассеты, фотографии с места событий, убедился в том, что я не шучу, да и заломать такого известного человека, как писатель Васька Лямов очень престижно, начнёт трезвонить телевидение, сойдут с ума газеты, смакуя факты ложные и правдивые, а это ни что иное как бальзам на израненную душу. И вот моя затея лопнула, как мыльный пузырь. Я старался, давил на этого Петрова, ведь мне самому-то нельзя вести следствие, а так хотелось. Я только направляю и руковожу действиями милиции, но зато, как эффективно, комар носа не подточит. Васька в СИЗО сидел в отдельной камере, а вот меня почему-то бросили в общую. Бандиты. Кажется, проходимка Катька к кому-то зашла в подсознание и внушила ему, что я мерзавец, и должен сидеть, свои доводы подкрепила деньгами, а денег у неё море, да и мои, видимо, пошли в дело, ведь все ключи от квартиры и сейфа оказались у Вальки, а она точно отдала всё это Катьке. И вот итог! Но я жив и сумею за себя постоять. Но кто такие эти проходимцы, чтобы самого начальника милиции бросить в каталашку? Я схожу с ума: до чего дошли люди. Какая-то Катька провернула дело так, что мне может только присниться. Эх, мне бы такую женщину. Почему Бог не наградил меня такой энергетикой, чтобы владеть человеческими душами?».
Ему стало трудно дышать от душившей его боли и обиды. Тугой комок подкатывал к горлу, хотелось бить всех кто тут и рычать по-звериному. И тут он увидел смеющиеся Катькины глаза, которые говорили: «Ну, что, Петюнчик, попался! Я тебе ещё в школе говорила, не трогай мою любовь, дорого за неё заплатишь, а ты не хотел меня слушать. Жаль мне Валю, она ж тебя мерзавца боготворит. Сколько лет ты с ней путался, Петенька?» Он увидел плачущее лицо своей подруги Вали Ветровой, и горькие мысли пришли ему в голову: «Стерва, ты Валька, думал, верна ты мне, как преданная собака, а оказывается, ты верна своей подруге Катьке. Нету в тебе любви ко мне, нету. Будь ты трижды неладна – сучка дворовая».
Потом он увидел её взгляд полный любви и обожания, где слёзы застилали  глаза и текли по её скорбному лицу, но кроме ненависти и обиды на свою подругу, он ничего не ощутил в своей душе, хотя сколько уже лет она отдавала ему себя полностью. Сейчас в это самое мгновение Аляпов был вне себя. Тем не менее его уже окружили зэки, щёлкая языками и весело притопывая ногами. А один из них был очень наглый и его дерзкий взгляд выводил Аляпова из себя.
Пётр Иванович ничего не ответил на этот выпад зэка, а тот, понял молчание за согласие, начал действовать. Был он рыжеват и не в меру упитан. Его маленькие колючие глаза под цвет хаки пронизывали душу и сердце Петра Аляпова. А руки, словно две анаконды, только волосатые, прижимали его к железной койке, как говорится: не вздохнуть, не …….. Другие смотрели на него и улыбались. Им тоже было бы не прочь позабавиться с Петькой Аляповым. Но Боже, он же - мужик и не какой-нибудь, а  - настоящий, и при том,  ещё влюблен в жену своего друга Васьки Лямова. Они жили в одном дворе, ходили в один класс, и любили  синеглазую Катьку Морозову. Она – настоящее чудо природы, просто картинка. Все мальчишки его класса, да и школы в целом, были от нее в угаре. Аляпов был вне себя, ревновал ее к каждому, даже к телеграфному столбу, ведь он своими проводами несет такую информацию, что сердце может разорваться. Он окончил высшую милицейскую школу и быстро пошел по служебной лестнице, а его соперник Васька Лямов закончил институт гуманитарных наук и увлекся литературой, пописывая стишки и рассказы.  Петька просил своего друга написать документальную повесть о его подвигах, чтобы, конечно, прославиться на всю страну. Он таскал его везде, ввёл в штат своих сотрудников. Правда, внештатных. Василий Иванович, познакомившись с обстоятельствами дела, стал проявлять интерес к великому пониманию роли милиции. У него всё больше и больше появлялось материала для своей первой книги.  Досконально изучив работу милиции, он стал активно проявлять заинтересованность в раскрытии преступлений, а особенно тяжких, где было очень трудно разобраться и поставить, хотя бы предварительные выводы и версии. К нему стали обращаться офицеры, чтобы он выдвинул версию или подсказал, как ему вести себя в том или ином запутанном деле. И, конечно, Лямов никогда никому не отказывал. Авторитет внештатного сотрудника милиции рос не по дням, а по часам. И  вот однажды Пётр Иванович Аляпов обратился к нему с просьбой:
- Васька, давай сделаем с тобой такой эксперимент. Мне надо бы отлучиться из города недельки на две, не больше. Понимаешь, коммерческие дела захватили за глотку. Мои люди зашились. Оденеш мой мундир со всеми регалиями, ну, конечно, чуть-чуть свою физиономию подштукатуришь и примешь на время мои полномочия, ведь мы с тобой так похожи, почти, как две капли воды, хотя у нас отцы и матери разные. Бывает же так в нашей жизни. У тебя сейчас очень хорошо стало получаться. А я в это время справлюсь со своими делами. Надо же такое сходство иметь? Вроде мы с тобой совершенно чужие, но, поди ж ты, как распорядился Бог. И дружба у нас с тобой великолепная. Сколько лет вместе.
- Нет, Петька, не хочу я быть в твоей оболочке, - сказал тогда Василий Лямов. – Мне придётся принимать решения, расписываться в документах, а это ни что иное - как подлог. А за подлог есть статья. Попасть в тюрягу нет у меня нужды.
- Васька, да ты что? Это ж так интересно. Человек с улицы и вдруг возглавляет такое заведение.
- Хорошо, - наконец сдался Василий Лямов, - идея интересная. Я поработаю за тебя, но ты дай мне расписку, что я, ни за что не отвечаю в своих действиях и принятых мною решений.
- Дам тебе я эту бумагу, не беспокойся.
Аляпов уехал по своим коммерческим делам, не сказал Лямову каким. Телефон его молчал в течение  двух недель. Он вернулся из своей длительной командировки и был очень довольный. Петька просто сиял от радости. На вопросы Лямова, он только улыбнулся: мол, товар я получил высшего качества. И больше ничего не ответил. Ему кто-то позвонил, но он не стал разговаривать и перенёс этот разговор на потом.
- Вася, как дела-то у тебя? – спросил подполковник.
- Да, как сказать? Вроде ничего. Показатели раскрываемости не упали. А коллектив, мне кажется, не догадался. Молчат. Как воды в рот набрали. Петь, я ж писатель. Всё, я от тебя ухожу и сажусь за книгу. Но, чтобы написать её, надо много времени. Больше я здесь находиться не могу.
- Но ты, я думаю, не уронишь престиж милиции? И прославишь её подвиги. Мы ж с тобой друзья, - вкрадчиво вздохнул Аляпов. Он явно напоминал Лямову, чтобы тот поднял его авторитет.
- Не беспокойся. У меня всё записано, - ответил тогда Василий Иванович, криво усмехнувшись, дескать, эх, Петька, любишь же ты показать себя в выгодном для тебя положении.
И вот книга вышла. Правда, не та, которую ждал Аляпов. Лямов весь собранный материал переработал так, что трудно было разобраться, где и что. Названия мест были другие, герои романа тоже. Художественность писателя была на высоте. Но вот беда, подполковник увидел там себя в негативном свете и был взбешён.
«Васька – скотина, зачем ты так, ведь мы ж с тобой друзья? - рычал он как дикий зверь. – Я тебе всё предоставил, а ты? Как я теперь своим сослуживцам буду в глаза смотреть, ведь это мои подчинённые применяли нестандартные меры воздействия на подследственных, порой кулаками, химикатами и дубинками. А ты в таком красочном виде, вынес всё это на страницы своей книги. Разве это честно? Какой ты нахрен будешь мне друг! Да таких друзей за одно место, да в музей. Предатель»!
После выхода в свет романа, Василия Лямова приняли в союз писателей России. Он с блеском отметил это событье и решил жениться. Катя Морозова сразу дала ему согласие быть его женой. 
 Петька, конечно, был в шоке, стерпеть такое он не смог, стал думать, как бы от него избавиться, не прибегая к физической расправе. Кровь - это фу, так омерзительно. Надо придумать более цивильный способ для устранения соперника, и он придумал, да еще какой! У него в органах был его сотрудник - судмедэксперт, который делал замечательные снимки с места событий, мог сделать фотомонтаж. Аляпов знал, что до денег он охоч, тем более у него должна быть свадьба, да и дерево он рубил не по себе, но уж больно ему хотелось произвести хорошее впечатление на будущую тещу и тестя широтой души и богатством, граничащим с расточительством, как это было в старину с дворянами. А где взять энную сумму, он не знал. И Аляпов предложил ему услуга за услугу, он ему делает фотомонтаж, такой, какой захочет Пётр, чтобы упрятать Ваську на вечные времена, а он даёт ему деньги. Нити всего криминала города, были в руках Аляпова, так что в деньгах не было нужды, да и в материале, который он хотел представить на суд. Он уже уверовал, что дело, которое завёл против своего дружка – беспроигрышное, стоит только нажать на нужные рычаги. Где нельзя употребить власть, есть деньги, так что безвыходных положений в жизни не бывает. И он уже летал и чувствовал, как он наконец-то поднимется выше этого писателя, который своим влиянием и своей добротой души опутал всю элиту не только города, но и всей страны. Его, написанные вещи, разлетались по стране, захватывая не только Россию, но и страны СНГ, и уже готовые прыгнуть даже за рубеж. И это, конечно, бесило Петра Ивановича,  ведь этот Васька Лямов не только не боялся, а просто пренебрегал Аляповым, имея в своем арсенале дружбы множество великих  людей, и Петру Ивановичу хотелось его уничтожить и раздавить. Написанный Лямовым роман, где прототипом был, конечно, Аляпов, потрясло его до глубины души. И при упоминании его имени, подполковника трясло, как в лихорадке. Знал бы кто, как ненавидел, Петька Ваську, ведь он опять поднялся выше его, отобрав у Аляпова все, а главное Катьку, без которой Пётр не мог жить, хотя она и не обещала ему ничего, влюбившись в этого Лямова.
Он обратился со своей просьбой к генералу Завирухину, зная, что он каким-то путём создал себе зомби-команду и чуть что подключает её. У него где-то человек шесть таких молодцов. Как он ими управляет, Аляпов, конечно, не знал, но краем уха слышал, что у него в зомби-команде есть его друг Пётр Безматерных, который якобы переступил ему в деревне дорогу, так как был очень сильный и Николай с помощью какого-то зелья сделал из него непомнящего ничего, прямо сказать, монстра. Аляпов жаждал тоже из Васьки сделать. Но генерал не прислушался к его просьбе, хотя в арсенале Петра были некоторые улики, подтверждающие, что генерал Курапин, дружок Завирухина, грабит инкассаторские машины, где наводчиком на эти машины является одна и работников банка. Аляпову хотелось навести справки, а кто же эта женщина? И оказалось, что она является дочерью самого Завирухина, правда, родившуюся вне брака, и носившую фамилию матери. Он думал, что генерал его поймёт, но он чего-то испугался. А припугнуть генерала – значит получить пулю в затылок где-нибудь в тёмном углу. Генерал понимал, что Аляпов их и так не выдаст, ведь его служебная лестница, по которой он быстро двигался вверх, зависела только от него, то есть мистера Завирухина. И тогда Пётр Иванович начал действовать самостоятельно, чтобы избавиться от соперника. Аляпов знал, что Морозова - женщина необыкновенная. Может спокойно читать чужие мысли, и делать с человеком то, что другим просто не по силам. Пётр скрипел зубами, убеждал её быть с ним, но она не реагировала на зов его сердца. Он не зря ставил на неё свой расчёт, хорошо понимая, что с её помощью можно проворачивать такие делишки, что другим это даже и не снилось. Он был уже на взлёте, подготовил всё, чтобы избавиться от этого ненавистного ему Лямова. Ждал с нетерпением суда. Документы, компрометирующие друга, подготовил отлично, понимая, что Курапин и Завирухин на его стороне. И если бы не эта  Катька, которая из Аляпова сделала Ваську Лямова. Ох, уж эта Катька! Таким образом, он оказался здесь в СИЗО. Ему вспомнилась почему-то свадьба, которая, конечно, была на славу, пригласили и его, чтобы окончательно убить, как думал подполковник. И он, немного думая, заказал у одного знакомого столяра гробик, ну, такой маленький. Для того, чтобы вошла в него большая кукла. И он сделал его отменно.  Недолго думая, Пётр купил куклу – невесту. Этим подарком он был очень довольный. Заложил её в гробик. Ну, конечно, придал ему необыкновенный вид, положил его в общую груду подарков и стал ждать. Вот наконец-то жених и невеста начали смотреть, а что же им принесли гости? И, обнаружив гробик с куклой, Катька зашаталась и повалилась на пол. Подхватив её, Васька перекрестился, и, прочитав молитву, взял гробик. Он долго смотрел на Аляпова, пронизывая его душу и сердце до самого донышка. А Петру хотелось ужалить больнее и его и её, но не вышло нужного эффекта. После молитвы Катька Морозова, теперь уже Лямова, очнувшись в руках мужа, как бы воспрянула духом, открыла свои синие глаза, будто омуты и повела точеными бедрами, сказав при этом:
 «Вражина, ничего у тебя не выйдет. Мы будем жить долго и счастливо. Я нарожаю много детишек. Имя Лямова будет звучать, что бы это не стоило мне. Я люблю его».
Каково это было слышать Аляпову? Она была врач- хирург делала пластические операции, да так искусно, будто пекла блины. Денег у неё и Васьки было навалом. И Петька, ну, никак не мог прихватить своего дружка на каком-нибудь криминале, а так хотелось. Катька могла изменить внешность лица до неузнаваемости, и многие удивлялись: как это у неё получалось? Такая молодая, и на тебе, лучше её нет во всей России. К ней приезжали: артисты, певцы, музыканты. Одним словом, весь цвет страны. А этот рыжий зэк все сильнее и сильнее прижимал  Петра Ивановича к койке.
Аляпов сказал ему: «Отойди». Но не тут-то было, зэк вытащил заточку и попытался Петру подставить к горлу. Глаза его в это время светились радостью и превосходством. Он приплясывал и радостно улюлюкал, наслаждаясь собой перед сокамерниками.
- Чего ты с ним нянчишься! – крикнул один из них, - сдёрни его с койки и мы все потешимся.
Он подошёл совсем близко, чтобы сдёрнуть Петра с койки, держа в руках тоже заточку. Глаза его сверкали яростью.
     И тогда Пётр Иванович собрался с силой и что было моченьки, ударил его пяткой в лобик. Он перевернулся и, издав душераздирающий вопль, растянулся на полу. На Аляпова бросились его дружки, не зная о том, что подполковник в совершенстве владеет самбо и другими приёмами самообороны, да и природа его одарила неплохим здоровьем. Он не был рохлей, как некоторые. В одно мгновение вскочил, несколько ударов и движений руками и ногами и его обидчики лежали на полу, корчась и стеная от боли. Он наступил авторитету на лицо и, войдя в раж, начал прыгать на его груди. Аляпов ловил кайф победителя, чувствуя силу и взлет души. Чем бы это закончилось, угадать не трудно. Но тут открылась дверь, вбежали несколько надзирателей и палками стали волтузить его тугую спину. Затем оттащили в сторону.
 – Лямов,  к начальнику тюрьмы, – сказал один из них, когда Пётр немного пришел в себя.
Его спина покрылась синими полосами, где опускались резиновые дубинки, а душа стонала и выла от боли и безысходности. А в это время, почувствовав поддержку, зеки улыбались таинственно и загадочно, приходя в себя после глубокого потрясения, ведь такого яростного сопротивления им почти никто не оказывал, так как они были вместе, и у них была строжайшая дисциплина, плюс холодное оружье, да и тюремное начальство грело на этом ручки. И чтобы иметь такую власть нужно было платить. Загибуля вообще ходил как король, и власть его среди зэков была неограниченна. Непослушные безжалостно избивались, а порой и были порезаны ножами и заточками.
 – Какой я Лямов? Вы что белены объелись? Я Аляпов, начальник местной милиции. Петр Иванович Аляпов. Было бы вам известно – подполковник.
 – Хорошо. Там разберутся, кто ты, – улыбнулся надзиратель,- кто ты – это не моё дело.
В кабинете начальника тюрьмы был полумрак. Аляпов не сразу заметил молодого, подающего надежды майора Сидоркина. Он, развалившись в кресле, и, попивая кофе с коньяком, проникновенно смотрел на  восшедшего.
 – Лямов, ты чего устроил драку, в карцер захотел? – сказал он.
 – Гриша, я же Аляпов, начальник местной милиции, – взвыл тогда от негодования и боли Пётр.
 – Пётр Иванович, не верю. Ты - Лямов, и больше никто.  Посмотри на себя в зеркало. Какой же ты Аляпов?
Аляпов посмотрел на себя в зеркало, ноги его подкосились, а сердце чуть не выскочило из грудной клетки. Не дать, не взять, на него смотрел Васька Лямов, его соперник и его боль.
 – Этого быть не может, – заревел Аляпов, хватаясь за сердце, отталкивая от себя зеркало и, крестясь, читал молитву, которую он, конечно, не знал, а только повторял одни и те же слова.
 – Боже, сохрани и помилуй раба  Божьего Петра.
 – Так-то, Василий Иванович, скоро суд, ваша вина доказана, и никакие уловки вас не спасут, вам корячится вышка. Правда, смертная казнь сейчас отменена, но хрен редьки не слаще, пожизненное заключение на острове среди убийц и насильников, может быть, вам что-то даст.
Григорий Сидоркин смотрел на новоявленного зэка сквозь прищур своих тёмных глаз, вытянув длинные ноги на стуле, опустив свой тощий зад в глубокое и мягкое кресло, покрытое черной, натуральной кожей. Плоское лицо, как бы прямоугольник, с бегающим кадыком на длинной шее, зависало над пространством стола и этой комнатой. На душе была радость и довольство собой; что и он в этом мире что-то значит. «Ну, что герой, попался и ты мне на удочку. Я одним ударом срубил сто тысяч баксов, заодно подловил и тебя, мой дружок. За что Ваську Лямова хочешь упрятать? Он же ни в чём не виноват. Тебе нужна Катька, а мне денежки, - думал он. – Вот я сижу и пью кофе с коньяком, а ты валяешься у меня в ногах, ведь потому что я очень умный. Женщина для меня – не козырный туз,  так для развлечения и снятия нагрузки, а ты Петька её раб, вот и получил то, что заслужил». Был он ленив и томен. Длинные и тощие руки спокойно лежали на столе, покрытом толстой серой скатертью с тяжёлой бахромой  Кофе и коньяк смачно пахли, вызывая у Петра Аляпова надрывную икоту и струящиеся по подбородку обильные слюнки.
Начальник СИЗО, видя, что происходит с его бывшим начальником, улыбался и пламенел от чувств, которые его просто поднимали над креслом, ведь сейчас он властелин самого подполковника Аляпова. А это не так уж и мало. Он прихлёбывал из кружки ароматную жидкость и, войдя в раж, продолжал:
- Эх, Василий, Василий, как же ты так низко упал, а ещё писатель.
 – Гриша, ты что? Я же Аляпов Пётр Иванович, подполковник милиции, чего улыбаетесь? Не верите? Тогда вызовите мою мать и отца. Они-то уж меня ни с кем не спутают, вырастили, выкормили, в свет пустили и если они  не признают во мне своего сына, сделайте ДНК крови, сейчас столько средств, чтобы определить, а кто я.
 – Ты убийца и насильник, Лямов Василий Иванович. Все документы завизированы. Лента, на которой слышен твой разговор, когда вы мучили молоденькую девочку, отрезая у неё груди и все остальное. Вот и подпись начальника следственного отдела Петрова Николая Васильевича, который работал под  непосредственным руководством начальника УВД Петра Ивановича Аляпова. А ему я верю на сто процентов. Он честный и справедливый, да и Петров не лыком шит. Ухо не провялит.
 – Так это ж под моим руководством велось это следствие.
 – Не знаю, не знаю, иди в камеру, суд разберется. А мать и отец Аляповы вон тебя ждут. Если они тебя не признают – увы! ДНК мы делать не будем – дорого. Я верю им на слово.
Сердце Аляпова опустилось. Он видел отца и мать, которые рассматривали его со всех сторон, ведь он был – копия Васька Лямов не дать, не взять, тот же рост, те же губы, те же глаза. А голос у него с детства был похож на лямовский.
Мать стояла маленькая, запуганная. Видно было, что она находится не в своей тарелке. Петька чем-то был похож на неё, но вот на отца, ну, ни капельки. Он был какой-то другой, чем его сынок. У Петра глаза были карие, как у Васьки Лямова, а у его бати, серые и невыразительные. И структура  тела сына не как не подходила к  отцу. Он был невысокого роста, узок в плечах и сутуловат. Зато его сынок Петька превосходил его по всем параметрам, был наоборот – косая сажень в плечах и мощный развитый торс. Ноги, как две ступы, а руки, тяжелые и узловатые,  бугрились накаченными мышцами. Крепок был Петька Аляпов, не зря его ещё в школе называли медведь.
 – Мамочка, папочка, это я, – кричал Петька, и для успокоения души матерился на чем свет стоит. Конечно, не вслух, а про себя, чтобы они признали его, ведь он им - кровный сын. Но они так посмотрели на Петра, что мороз у него пошел по коже, и волосы на голове встали дыбом, толи от страха, толи ещё отчего.
- Васька – мерзавец – ты,- вздрогнула испуганно мать, а отец продолжил,- чего присватываешься? Нелюдь ты и твое место на дыбе или на костре. Прочь, сгинь - нечисть проклятая. Мы все прочли о тебе, что наш сынок накопал. Честь ему и хвала, только вот, где он? Куда ты его и твоя Катька затащили?
В комнате, куда Аляпова привели, был небольшой столик и четыре железных стула, прикрученные болтами к полу. Пахло чем-то неясным и отталкивающим. Отчего у него закружилась голова, и началось лёгкая тошнота. От усталости и неопределённости он еле держался на ногах. Железные наручники давили на кисти рук, но он стойко держался. Отец курил одну сигарету за другой и злобно смотрел на Петра своими блёклыми глазами. На нём был пиджак в мелкую, серую полоску, тёмные джинсы, сшитые где-то здесь в России вьетнамцами, и синяя рубашка в большую клетку. Пиджак был немного великоват, но это не смущало его. Жена же Вера тоже была не из красавиц: маленькая, полненькая, словно колобок, но вот глаза у неё были, что надо, карие с дерзкой искоркой, которые вдруг вспыхивали и пламенели.
- Мама, да я же ваш сын. Я! Мне кажется Катька - ведьма, это она сделала мне пластическую операцию. Ты же знаешь, какая она искусница в этом деле.
- Хорошо, тогда раздевайся и покажи родинки на своем теле. Я каждую знаю, где она должна быть, да и на лице после пластической операции остаются какие-то отметины.
Пётр быстро разделся и, показывая своё лицо, голову и тело, ждал с нетерпением ответа. И он не замедлил себя ждать. Мать, не сдерживая себя от гнева, который, как вулкан вырвался  из груди:
- Подонок, и ты еще заявляешь, что ты наш сын, родинки нельзя убрать с тела, но их нет на том месте, где они должны быть. Лямов, хоть немного совести у тебя осталось, или у тебя вообще съехала крыша? Ты что нам в сыновья набиваешься, мы еще в полном здравии и сына своего можем отличить от самозванца.
Она долго ругалась и плевала  в лицо собственного сына, которое от обиды и горя сжалось и померкло. И тогда Пётр решил, что придет в камеру, повесится или убьёт этого рыжего зэка, который причинил ему много горя.
В камере все стояли по стойке смирно, приветствуя своего нового вожака, или как они говорят – пахана. Аляпов свирепо взглянул на своего обидчика, тот опустил глаза, в честь  торжества и величья новоявленного авторитета. И у Петра пропал интерес выяснять отношения. Лицо бывшего вожака стаи было черное, веки, нависшие над глазами, придавали безжизненно отекший вид, будто его долго и мучительно били, доводя цвет до нужной кондиции. В помещении пахло мочой, и ещё чем-то. Спёртый воздух давил Аляпову на нервы. Он забился в угол камеры и затих. На какие-то доли секунды он закрыл глаза и увидел генерала Завирухина, который своими руками подмешивает в чай какое-то снадобье. Здоровенный капитан быстро отрубается, затем теряет память. Подъехавшая машина увозит его на край города, где в каком-то захолустном домишке чёрный монах вскрывает ему черепную коробку и внедряет туда небольшой предмет. Потом всё восстанавливает на место, смазывает голову светлой жидкостью, произносит какие-то странные заклинания, и вот уже могучий мужик ожил и зашевелился. Генерал прошептал что-то странное, отдал приказ своему новому зомби, который вскочил, схватил на кухне кухонный нож и побежал. «Эх, мне бы это снадобье, когда я был на воле, я бы своего дружка Ваську оприходовал. Завирухин  гад отказал мне в этом удовольствие. Я не прощу тебе», - подумал Аляпов. «ДНК ему ублюдку,- услышал он голос надзирателя,- девочек молоденьких насиловать и убивать хватило мужества, а ответ держать, так в кусты. Проходимец! Да таких, как ты, надо просто истреблять без жалости, легче будет всем». Аляпов хотел было закричать во весь голос, что все это фотомонтаж, а документы сфабрикованы. Здесь нет истины, но испугался, думая об отце и матери, которые не признали своего сына, ведь  Катька даже родимые пятна сумела перенести согласно структуре Лямова. Петра Ивановича  могло спасти только ДНК, но кто его сделает и на какие деньги. А может Катька и действительно ведьма. Как она из одного человека могла сделать совершенно другого, даже голос стал похож на лямовский. Он хочет кричать, что он Аляпов, но уже и сам начинает сомневаться в этом. «Эх, Катька, Катька - стерва ты, а ведь я тебя и люблю за эту стервозность. И вот, наверное, и поплатился. А как теперь быть? Да, а ведь Катька-то оказывается мне - законная супруга. Бог ты мой!.. Не было радости, так несчастье помогло. Хоть немного побыть её мужем, правда, только на бумаге, и то не совсем так. И чего я затеял эту бадягу, хорошо зная Катьку, да и Ваську, и их окружение? Одно вселяет надежду, может быть, разберутся в документах, предоставленных мной, и снизят меру наказания. Если нет – увы, Петр Иванович, трубить тебе где-нибудь за колючей проволокой вдали от людей. Эх, любовь, любовь и моя дикая зависть, - думал он, - что же ты сделала со мной?»
   В камеру втолкнули молоденького паренька, который попался на изнасиловании в подъезде семилетней девочки. Это за ним был уже не первый грешок. Аляпов очнулся, посмотрел на него. Он испуганно зыркал дьявольским блеском затуманенных глаз. А рыжий зэк уже заходил около него, предвкушая удовольствие и кайф, и только ждал согласия Петра. Но он молчал, жалко было паренька, но ведь он – то, ни одной девочки не пожалел. И Пётр махнул рукой. Тошно было слышать, как парень заверещал, когда с него сдирали одежду. Аляпов заткнул уши и ушел в угол камеры.
- Загибуля, осторожнее, - кричал кто-то из зэков. – Он такой ещё молоденький. Ему, наверное, где-то всего лет восемнадцать. У него ещё вся жизнь впереди.
Аляпов заткнул уши, закрыл глаза. Он, конечно, слышал, что происходит в тюремных камерах, но видеть вот так - всё наяву, было уж слишком. И он подумал: «Если бы не моя сила и натренированность – быть бы мне тоже ……».
Мир, в котором он плавился и цвёл, растекаясь на мелкие ручейки счастья, выставляя напоказ свои мощные, волосатые руки, грубый голос в одно мгновение вдруг рухнул и навалился на него своей таинственной громадой, улюлюкая и подсмеиваясь. А зелёная луна, как ему показалось, залила своим магическим светом сквозь зарешётчатые окна всё пространство камеры, где находились подследственные. И ему почудилось, что это неспроста. Он – Петька Аляпов и зелёная луна. А на фоне этого зазеркалья сверкнули смехом Катькины синие глаза. От этого видения у него мороз пошёл по коже. Он попытался молиться и не мог. Гнев от своего бессилья уносил его в далёкую пустошь, разрывая душу и сердце. Он скрипел зубами, щёлкал пальцами и думал: «Неужели и я когда-то превращусь в такого же, как вот эти. Людьми назвать их нельзя». Мысль уходила, терялась и возвращалась вновь.
- Мама, папа,- шептали его губы, что же вы? Ведь я ваш.
Он чувствовал свою беспомощность. И чтобы он сейчас не предпринял, не имело никакого смысла. «Мне бы хватку генерала Завирухина, я был бы настоящим человеком. Васька Лямов – мой дружок, ползал бы у моих ног, - думал он, - эх, жизнь! И куда я потратил свою энергию. Из Васьки, обладая таким талантом, вышел бы настоящий зомби. А это так прекрасно».

                Глава вторая
 
Вскоре над Аляповым состоялся суд. Его душа, прямо сказать, кричала, обливаясь кровавыми слезами, мол, я Аляпов Пётр Иванович, что же вы со мной делаете? Но когда ему задавали вопросы, он говорил, что он Лямов Василий Иванович и никто другой. Пётр Иванович точно описывал места, где он якобы, совершал свои злодеяния, смакуя при этом свои действия, вызывая у людей, слушавших его исповедь, дикую ярость, хотя там он ни разу не бывал. Катя, зайдя в его подсознание, руководила его мыслями. А он как автомат повторял её слова. 
Конечно, от суда Пётр Иванович ничего не ждал, зная, что документы, предоставленные им против Лямова, никто не будет проверять. Так оно и случилось. Но вот, что самое страшное, на суде присутствовал, кто бы мог подумать, да Васька Лямов только в форме начальника милиции. И был он Петр Иванович Аляпов  и уже полковник. Ну, копия – Аляпов. Такого нахальства,  Пётр Иванович еще не видел нигде даже не встречал, хотя сам себе да другу своему Ваське он признавался, что они похожи друг на друга как две капли воды.
Он подошел к нему, как друг, улыбнулся и сказал:
- И рад бы тебе, Василий Иванович, помочь, да не смогу. Уж больно ты кровожаден. В тебе, видимо, бес сидит, если ты этим занимался.
Аляпов хотел ему вмазать по фиономии, и как следует, но был в наручниках. От такого кощунства у него опустилось сердце. Ему стало трудно дышать, а судья все читал и читал его прегрешения. Не его, конечно, а Лямова, сфабрикованые Петром Ивановичем. И вот зачитали приговор. Он его не слышал, но понял – вышка. В советское время его бы расстреляли как Чикотило, но у нас сейчас демократия и смертная казнь отменена. Он обвел взглядом зал и увидел Катьку Морозову. Она была бледна, и ему показалось, не радовалась решению суда и своей победе, ведь теперь её муж Васька будет жить под чужой личиной. Её дети, которых она хотела рожать от любимого ей человека, будут не Лямовы, а Аляповы, то есть носить чужую фамилию.  Родители Аляпова придут нянчиться  с внуками, а мать и отец Лямовы даже не подозревают, что в полковничьей шкуре, ни кто иной, как их сын Васька, а это его дети. Правда, которых ещё нет, но будут. Вон Катька уже забрюхатела, кажется, у неё будет двойня. Весь яд и негодование Пётр Иванович хотел выплеснуть ей в лицо, чтобы она почувствовала его боль и его положение, в котором он оказался, а ведь когда-то сидели с ней в школе за одной партой. Он скрипел зубами и хотел выдавить из себя: мол, ты поганая стерва. Но вместо гадких слов у него вылетели:
 – Кать, я люблю тебя, и буду любить до конца моих дней.
Она улыбнулась, понимая, что он не мог ей сказать таких слов в настоящее время. Это были её слова, и он их высказал вслух, сам даже не соображая, что говорит. Она похлопала вот так обоими глазами, утверждая над ним свою власть, как она это делала в классе. Он опять заскрипел зубами, не зная как ей сделать больно, очень больно, но сообразил, что в настоящее время он Лямов, а она его жена: дескать, ты предательница, только, только еще вышла замуж, а уже путаешься с другим мужчиной. Не знаю почему, но у него язык стал как ватный, и он не мог ей ничего сказать. Она хотела и с Лямовым также поступать, но на него её чары не действовали. Он, улыбаясь, грозил ей пальчиком: «Катюша, не шали, я твои мысли читаю». И она его просто боготворила. Он был действительно над ней, захватив её мысли и чувства. Наверное, это и была у них настоящая любовь, а Аляпов хотел ей навязать свою, какую он понимал, но Катя её отвергла. И вот результат. Аляпов  получил вышку. А Лямов, которого он так хотел упрятать за решётку на вечные времена, в его одежде и по его документам, получил звание полковник, и  новое назначение.  Пётр Иванович мечтал о нём и днём и ночью, предвкушая  минуты торжества и общего настроя на взлёт души и какого-то безумства, охватывающего его, как кокон будущую  бабочку, чтобы родиться на свет в полной силе и здравии, а для этого надо пройти первоначальный путь. Он его почти прошел, и вот срыв, правда, не по его вине. Видимо, так распорядилась судьба или Бог. А он не верил ни, в судьбу, ни в Бога, думал - человек творец сам своего счастья, а оказывается, и нет. Есть какие-то силы, которые вмешиваются, разбивая все задуманные планы. «От этого хочется не просто реветь, а выть диким волком где-нибудь на краю захолустной деревушки ровно в полночь, вызывая безумный страх у животных в тёплых хлевах и вздрагивающих от нервного тика бабушек, трясущихся за своих курочек, козочек, овечек. Кто бы мог подумать, что Катька, с которой в школе я просидел десять лет за одной партой, способна на такое. Да это и во сне не приснится. Кто ей помогал, чтобы из одного человека сделать совершенно другого? Но ведь есть ещё и генетика, изменить её даже ученые не властны. Это нам завещано Богом. Может быть, Катька в нас генетику и не меняла, а вот обличье и родинки – запросто. Душой я, конечно, Аляпов Петр Иванович, но как мне доказать это, если я вылитый Лямов и нет мне на этом свете успокоения. Так распорядилась со мной судьба, а вернее Катька Морозова, призвав себе на помощь какие-то таинственные силы, еще незнакомые человечеству. Ай, да, Катька, да что об этом говорить, надо бы мне заняться было не Васькой, а Катькой, потом спасать её, доказывая, что она не могла совершить преступления, может быть, тогда бы она меня и полюбила. Олух я царя небесного, а еще подполковник, не просчитал все ходы – вот и результат. Придется теперь быть в шкуре Лямова и писать любовные письма моей милой «жёнушке», хотя и сердце обливается кровью. Конечно, она не будет мне отвечать, а я все же попробую. Только сначала мне нужно прийти в себя и уловить нужный настрой, и каждую неделю строчить ей свой душевный надрыв: дескать, как я страдаю и болею, не видя твоих милых глаз, в которых я читаю ответ на мои послания, мол, мы должны когда-нибудь с тобой встретиться. Тучи ненастья  рассеются, и мы с тобой будем вместе. Я же - твой муж. Скоро у меня родятся сын и дочка. Я хочу, чтобы ты назвала сына Василием в честь меня, а дочку Катей в честь тебя, чтобы родовая нить не порвалась, - так думал Аляпов, уходя из зала суда. Новая каверза, которую он задумал совершить, должна была вывести молодых из равновесия, - ведь они так мерзко поступили со мной. Скоро, скоро они закрутятся от моих посланий. Если не будут читать, придумаем что-нибудь другое, криминал на все способен. Даже мать с отцом отобрали. Разве можно это им простить, да – никогда, не под каким соусом. Они еще вздрогнут и не раз от гнева Петра Ивановича Аляпова. Мать с отцом не почувствовали зова моего сердца – какие же это родители. Ну, да ладно, я их могу простить. Они хорошие у меня – виновата только Катька, которая всё это состряпала, и она должна сидеть в тюряге. Надо же такое придумать, обладая таким талантом. Благодаря ей, я теперь узник до конца своих дней. Если бы не ресторан, в который я так любил ходить, где отдыхал душой и телом, а моя белокурая барменша Валька Ветрова с черными глазами утоляла все  мои прихоти, просто таяла, увидев меня в ресторане. Боже, что же я потерял в жизни и что приобрел»?
Валька спрашивала его:
- Петя, когда же ты женишься на мне? Пойми, я твоя единственная женщина, не пропусти свой шанс быть счастливым. Мы молоды, и многое можем сделать.
И она, как ни странно – подруга Катьки Морозовой. Но Аляпов не прислушался к страстному зову её сердца. Ведь она знала о нём почти все. И когда Пётр перепил у неё в ресторане, она отвела его в отдельную комнату и стала лизаться. Ему на миг показалось, что это Катька. И он нечаянно произнес её имя. Валька вскочила, как бешеная и, сверкая злобными глазами, опустила своего любовника в темный омут своего взгляда. Он обалдел и сразу протрезвел, но было поздно.  Белокурую Вальку было не остановить. Она своего Петра прямо съедала презрением, да таким, что можно было провалиться сквозь землю.
 – Это ты Катьке на свадьбу принес гробик, – закричала она, – не там ловишь свое счастье. Петя, очнись! Ведь она уже замужем и ждет двойню. Пожалей её и детишек. Они вот-вот появятся на свет.
 – А меня кто пожалеет? Ведь я люблю её.
 – Да пойми ты, дурень. Она не твоего поля ягода. Тебе не совладать с ней. Она не такая, как все мы. В ней есть что-то не подвластное нам.
- Валя, прости. Я не могу. Сплю с тобой, а мне, кажется, что с ней. Я сотру их в порошок. Иначе мне не жить.
- Нет, Петюнчик, не бывать этому.
-  А вот и бывать. Он уже взят под стражу, и скоро ему будет суд, документы мы с Петровым подготовили надежные – комар носа не подточит.
-  Петя, так он же ни в чем не виноват. Ты что делаешь?
- Мне что, с хлебом есть его виновность? Виноват, не виноват. Он стоит на моем пути, написал роман – прототипом у него, конечно, я. А мне что от этого?.. Ему слава и деньги, а я простой мент. Его может будут помнить в веках. А я умру, и всё тут, разве это справедливо? Чем он лучше меня? Да ничем. Понимаешь, Валя, я же похож на него, вот только Бог мне не дал таланту как ему.
- Так работай, в чем же дело? Заметят и тебя.
- А я работаю, да ещё как! Вот скоро суд, и Ваське будет вышка.
- Но это ж подлог.
- Вся наша жизнь - подлог. Если бы я не делал подлоги, разве бы был начальником милиции?
- Хорошо, Петя, давай выпьем. Я сейчас принесу коньячку пятизвездочного. Армянский коньяк - просто прелесть, время есть.
Она улыбалась, а Пётр шептал:
- Катя, Катенька, Катюша, как ты хороша.
Слова эти у него вылетали машинально. Он просто не мог руководить собой. И вскоре он провалился в беспамятство, очнулся через три недели в тюрьме, и уже в оболочке Лямова. Произошла замена одного узника на другого. Это было для него тайной за семью замками. Гришку Сидоркина и ещё кого-то из высокопоставленных лиц подкупили, вон они сообща и затолкали его в камеру. Сколько ж они вместе взятые получили за свою подлость по отношению к Аляпову и государству? Об этом история умалчивает. «Надо бы как-то разобраться в этом и по достоинству наказать майора, да и всех кто участвовал в этом заговоре против меня. Эх, руки у меня сейчас коротки, - думал Пётр Иванович, - прежние связи с криминалом остались у Васьки Лямова, который сейчас торжествует победу. Надолго ли? Он не способен быть таким, как я. Вскоре это все откроется, ведь он в милицейских делах – ноль. Так ли это, Петя? Очнись, ведь ты же сам его натаскивал быть ментом. И он преуспел в этом. Эх, и зачем я это делал? Думал с его помощью прославиться. Не получилось, и он снова взял верх надо мной. Где же справедливость? Виной всему – Катька».
Тем временем машина под усиленной охраной увозила Петра Ивановича Аляпова на постоянное место жительства в колонию строгого режима. Проводить его в последний путь пришел и Василий Иванович Лямов в полковничьей форме и при всех регалиях. Он был строг, но эта строгость давалась ему с трудом, ведь он был не в своей тарелке, но так уж вышло и ничего не поменяешь. Мать и отец Лямова даже не пришли проводить своего единственного сына Василия в последний путь. Они в нем души не чаяли и вот, кто бы мог подумать, что их сынок способен на такое, ведь как никак у него такая жена – просто чудо, а он? Так думали все: близкие и далекие. Круг же знакомых у него был велик и поэтому обвал был страшный, наподобие разорвавшейся бомбы дикой мощности. Суд был показательный, народу пришло так много, что негде было сидеть. Никто даже поверить не мог, но факты – упрямая вещь, и судья выносил их бесстрастно, будоража сознание людей. Не поверить в их подлинность даже ни у кого не возникало и мысли, ведь Аляпов знал о Лямове все, ну почти все, так как жил с ним в одном дворе пятиэтажного здания или попросту сказать – хрущобе. Ребятишки двора везде совали свой нос лишь бы подержать в руках пистолет «Макарова», который время от времени давал им Аляпов, начальник милиции. А сам хозяин пистолета не расставался со своей игрушкой ни на минуту, показывая всем, что он всегда начеку и криминалу не даст спуску. Поэтому, когда он представил документы на Лямова, никто и усомниться не мог, что это липа. И вот результат – суд прошел без сучка и задоринки. С места кричали:
- Смерть насильнику и душегубу. На дыбу его, на дыбу!
В него летели бутылки, и если бы не решетка, чем бы все обернулось, трудно сказать. Правда, сильно зарвавшихся, милиция выводила на улицу. Петр Иванович, сидя за решеткой, смотрел на разъяренную толпу и думал:
«Вот это эффект. Если бы здесь находился не я, а настоящий Лямов. Было бы куда лучше. Катька, ты умерла бы от горя».
- Ну, Василий Иванович, бывай, не поминай лихом, ведь мы с тобой в одном классе учились, жаль мне тебя,- подойдя к Аляпову, сказал настоящий Лямов.- Мы с Катей будем счастливы.
- Не сомневайся, Васька, - не сдерживая себя, прорычал Пётр Аляпов.- Но ты помни, что я ещё жив и у меня найдется сил и средств расправиться с тобой за все долги, которые ты мне задолжал. Месть будет жестокой. Я уже не буду приступать к вычурности. Я тебя обучил. Ты стал настоящим ментом. Я поражаюсь, как ты быстро сумел схватить наши привычки и устои. Ты, безграмотный в нашем деле и вдруг поднимаешься на олимп славы и торжества. - И он захохотал, выкатив из орбит огненные в ярости глаза. - Скажи своей ведьме, что я приду. Не забудь намекнуть и Вальке за оказанную мне услугу. Она знает какую. Да и майора Сидоркина и всех заговорщиков в этом деле предупреди. Я всё помню!.. Месть будет ужасной.  Я, Пётр Аляпов, не прощаю ничего.
Налетевший ветер поднял облако пыли и мусора, закружил его, издавая при этом стонущий звук отчаяния и боли. Вороны, что находились невдалеке, недовольно, поднятые на крыло, тревожно закаркали. И было в этом карканье что-то зловещее не подспудное разуму человека. Пётр Аляпов отвернулся, не в силах удержать свою боль. И как ни странно, у него по щекам потекли обильные слёзы бессилья.

                Глава третья

Василий Иванович Лямов в звании полковника и с чужим лицом пришел домой и сказал жене:
- Катя, я же не люблю эту службу, что мы наделали? Я ж – писатель! Лучше бы я сидел в тюрьме.
- Ты что? С ума сошел? А как же я бы была одна? А наши дети? Пусть уж лучше он сидит, что посеял, то и пожал. Поделом ему. Мы что-нибудь придумаем. В новом городе сразу подавай рапорт на увольнение и иди редактором местной газеты.
- Так меня ж не возьмут, скажут образования нет. Я же – Аляпов.
- А ты напиши статью, я думаю, местные власти оценят, если ты их сильно похвалишь. Они это очень любят. Главное, научись в глаза смотреть начальству и во всём поддакивать им, а остальное всё привяжется, да и я тебе помогу.
- Придется, хотя я хвалить не хочу. Писать надо деловую статью.
- Ну и напиши, в чем же вопрос? Я тебе помогу устроиться на новом месте вдали от бабушек и дедушек. Не хочу ничего иметь с родителями Аляпова, они подумают еще, что это их внуки, ведь как никак ты сейчас Аляпов, а я твоя жена. Официально с Лямовым я не разведена, что обо мне они подумают?.. А если они узнают, что я детей запишу на фамилию Лямова, они с ума сойдут. Лучше нам жить от них подальше. Понимаешь, детишек я уже вижу. Это мальчик и девочка – копия ты и этот факт нам не скрыть, Василий Иванович. Ну ладно, на первых порах не узнают – маленькие, но гены возьмут свое. Тебе они скажут: «С кем ты живешь? Она же детей родила от Лямова – этого насильника и маньяка. Олух ты – Петр». Ну и как ты оправдаешься?
- А никак. Я скажу, что дети мои и весь спрос.
- Это не ответ, Васенька, а генетика?
- Какая к черту генетика. Я люблю, а это главное.
- У нас нет под ногами почвы, и еще неизвестно, что преподнесет нам Петр Иванович Аляпов. Он же крепко связан с криминалом.
- Не пугай, моя Катюша, прорвемся. Я уже пуган.
Сказав это, Василий Иванович почесал в затылке, наклонился к животу жены, как  там чувствуют его детишки. А они, как ни странно сначала притихли, потом бурно стали колотиться, выражая единение душ.
- Катя, они отзываются,- сказал Лямов и улыбнулся мягкой отцовской улыбкой, граничащей уже с обожанием – его кровь. Он скинул гимнастерку, сел пить чай. Перед ним лежал паспорт на имя Петра Ивановича Аляпова, служебное удостоверение и остальные документы. Он посмотрел на фото. На него строго смотрел хозяин документа. Оказалось, что они похожи как две капли воды.
- Кать, а Кать, как ты сумела нас переделать? Я - Лямов в душе, а физиономия Аляпова.
- Я была под вдохновением, мне очень хотелось вытащить тебя из тюрьмы. Я  делала ему пластическую операцию на лице, а видела тебя. Ты руководил моими действиями и помогал мне. Я его три недели держала под действием сильнейших препаратов, думала, что он дуба даст. Он вроде жил и не жил. Очнулся только в тюрьме, и уже в качестве узника Лямова, которого так страстно хотел убрать из жизни, но это ему не удалось. Сто тысяч баксов, и мои руки спасли тебя. Да еще начальник тюрьмы оказался жадный до денег. Ему надо сказать спасибо. Он человек мудрый, знал, что тебя упрятали не по делу, да еще он за что-то хотел отомстить Аляпову. Я особо не вникала в их отношения. Мне надо было вытащить тебя и наказать главного виновника наших бед, Вася. Я люблю тебя. А если женщина любит, знаешь, на что она способна?
Она была немного грустна, теребила свои длинные, русые волосы и с наивностью смотрела в его глаза, ожидая одобрения и понимания.
- Теперь-то уж знаю,- рассмеялся Лямов и закружил свою располневшую половину, придерживая и лаская её взглядом.
- Васька, ты что забыл?- улыбалась она,- я скоро рожать пойду!..
- Все перемелется – мука будет – главное мы вместе.
- Спасибо, дружок, но и ты о-хо-хо, хорош мой друг,- вскрикнула она в приливе чувств. Я делаю все под твоим руководством. Ты вдохновляешь меня на новые свершения. Если бы в получении гробика от Аляпова, не ты, меня бы уже в живых не было.
- Да, Катюнчик, мы с тобой одно целое и разъединит нас только смерть.
 Забыв обо всем, они болтали и болтали, пока их разговор не прервал резкий телефонный звонок из другого города, который подействовал на обоих, как ушат холодной воды, вылитый им на головы.
- Полковник Аляпов!- раздался грубоватый голос на другом конце провода.- Генерал Курапин Игнат Федорович.- Вы должны прибыть к месту назначения завтра и приступить к своим обязанностям. В городе Ч криминал поднял голову, наши люди зашились в доску. Им не хватает опыта, а может быть и мозгов. Такого дьявола ты раскрутил – диву даешься, как это тебе удалось? Я высылаю машину. Квартира уже готова. Пётр Иванович, помнишь в министерстве внутренних дел, ты обещал мне многое, пора отрабатывать то, что задолжал.
У Лямова чуть не вырвалось: когда? Но он вовремя остановился, ведь одно упоминание об этом у генерала могло вызвать подозрение, а это граничило полным провалом. Как так - непосредственный начальник, и вдруг когда? Правда, Аляпов брал его на эти встречи, но не очень часто. Поэтому Курапина Лямов знал, но не так чтобы. И вот сейчас ему предстоит с генералом познакомиться воочию, узнать его характер и привычки. Было, конечно, страшно, но делать нечего.  Он думал: «Спасибо, друг мой Петя, что ты познакомил меня со всеми с кем мне придётся встречаться по работе. Я не забуду этой услуги никогда». Но он, конечно, не знал всех связей, где и с кем мог еще встретиться его соперник. Поэтому молчание и терпение на первое время должно его спасти, а уж там, как Бог положит на душу. Быть в шкуре Аляпова и пользоваться его привилегиями, для Лямова – кощунственно и неправдоподобно, но что поделаешь, если судьба так распорядилась. Он стал собираться, а жена напоминала: Василий, не делай резких движений, и все будет нормально, главное – слушай. А пока не стоит и Бога гневить: Аляпов в тюрьме, и когда он придет в себя от пережитого – покажет время.
На новом месте Лямова ждала уже куча дел. Папка  с нераскрытыми преступлениями, или как говорят в милиции - глухарями, предстала его взору. Подчиненные начали знакомиться с шефом. Были они разные по возрасту и званиям, но объединяло их одно, они хотели скорее узнать своего начальника, ведь новая метла метет по-новому. А Лямов даже не знал, как вести себя с ними. Секретарша, русоволосая женщина, лет тридцати, с ямочками на щеках и вздернутым носиком, похожая на взъерошенного воробышка, мягко улыбаясь, вошла в кабинет, и удивленно подняв серые глаза с нависшими клееными, длинными ресницами, спросила:
- Вам, товарищ полковник: кофе, чай?
- Чай, и пожалуй покрепче,- ответил Лямов.
- Вы так молоды, товарищ полковник, и уже такое высокое звание и должность.
Василий Иванович улыбнулся:
- Как вас зовут?
- Лена, - ответила она.
- А меня Петр Иванович, - сказал он, придав лицу строгое, содержательное выражение.- Будем знакомы.
Его хитроватая улыбка поразила секретаршу. Она подумала про себя: «А мужик вроде неплохой, сработаемся». И ещё она заметила, что у нового начальника нет строгости и той закомплексованности, которая свойственна всем военным высокого ранга. А полковник, как она считала,  это уже - не капитан. Она смотрела и не знала, как вести себя с новым шефом.
- Лена, ты почему такая скованная?- спросил Лямов.
- По правде сказать, я не могу еще прийти в себя. Вы такой необыкновенный человек, что у меня слов нет.
Лямов рассмеялся доброй и ласковой улыбкой:
- Я обыкновенный, Леночка, как и все, но каждый человек загадка.
- Да, да, Петр Иванович, понимаю. Вам документы предоставить?
- Давайте посмотрим, что там у вас.
Лямов содрогнулся от неизвестности и ответственности, которую он на себя взвалил. Взяв первую папку, изнасилованье с убийством молоденькой девочки, он задумался надолго, шевеля рукой густые русые волосы. Перед ним вдруг встал весь процесс судилища Василия Ивановича Лямова. То есть его. Факты, фотографии, улики и, конечно, ленты, на которых было запечатлено все от начала и до конца, неимоверной и страшной драмы. Кошмары этих видений вывели его из колеи жизни. Ночью он вскакивал и обалденно смотрел вокруг. Катя, испуганно говорила ему:
- Вася, ты ж не виноват. Все эти представленные документы, конечно, не фальшивка, но ты-то тут причем? Надо найти изувера и покарать его. Аляпов достукался, теперь нужно найти его сообщника. Это долг всей твоей жизни. Видимо, Бог отпустил нам немного времени, если мне удалось из одного человека сделать совершенно другого. Надо радоваться тому, что на нас с тобой возложена такая миссия, Вася, ведь там, указала она на космос: всё видят и всё фиксируют.
Она долго смотрела на него своими синими глазами, выражая общность мыслей и цели. А он никак не мог взять себя в руки. Конечно, ему хотелось раскрыть несколько дел, чтобы не упасть в грязь лицом. И он подумал: «А не этот ли хлюст представлял все эти документы, которые легли обвинительным актом в процессе слушания моего дела?  И если бы не моя Катька – сидеть бы мне до гробовой доски. Скорей всего, Аляпов прикрывал маньяка – стервец. Ну что ж, придется заняться им. Как фамилия-то ему? Не знаю, кажется, он в тени». Он снял телефонную трубку, набрал номер, и секретарша ответила:
- Алло. Я слушаю.
- Мариночка, это я Аляпов, подскажи пожалуйста фамилию судмедэксперта. Ну, понимаешь, выбило из головы со всеми этими передрягами. Уж больно он хорош специалист. Я думаю забрать его к себе.
- Петр Иванович, это вы? Ну, как на новом месте?
- Да ничего, осваиваюсь.
- Его фамилия Зайчик Атос. Все его любят и жалеют. Он такой милый. Слов нет.
- Понятно, Мариночка. Ну, будь здорова – привет всем. Как-нибудь заеду.
В кабинет набивались его сослуживцы по одному и группами. И когда все успокоились, он спросил:
- Все?
- Да, вроде все,- ответил за всех хмурый на вид, обрюзглый и, казалось, с дикого перепоя майор Иволгин.
- Будем знакомы. Я - Петр Иванович Аляпов, мое звание, полковник. Можно просто Петр Иванович, ведь нам работать вместе. А на поблажки не надейтесь. Я буду - строг, но справедлив. Теперь можно и докладывать что и как. С чего начнем, с какого дела?
Первым с места приподнялся майор Иволгин Руслан Петрович. Он сказал, что нашли труп десятилетней девочки Ларисы Шатиной, которая пропала две недели тому назад. Её нашла охотничья собака в лесу недалеко от города со следами дикого увечья. И была завалена сучьями. Почерк убийства тот же, что и с Лямовым. Преступник сидит, а преступления продолжаются. Видать действует его напарник.
Был он среднего роста. Никаких особых примет и отличий не было, вот только глаза: чистые и отзывчивые, поразили Лямова своей добротой и смелостью. Он смотрел на нового начальника, как бы оценивая его данные, ведь с ним придётся работать, может быть очень долго.
- Ваши предположения, Руслан Петрович?- спросил Василий Иванович.
- Да какие к черту предположения! Видимо, действует группа маньяков. Надо бы Лямова допросить, наверное, он не раскрыл их.
- Вряд ли он скажет что нового – хитрая лиса, сам сел, а своих дружков не выдал, но мы до них доберемся. Как веревочка не вьется, а кончик всегда найдется.- Лямов был хмур и строг. Молодость придавала его лицу уверенность и торжество наказания. Он уже знал, чувствовал, что разгадка где-то рядом, нужно только углубиться в дела.
Кабинет его был обширный с высокими потолками, оклеенными декоративной плиткой. На круглом и большом столе было много телефонов. С южной стороны на стене висел портрет президента, а с северной, оставшийся от старого хозяина портрет Феликса Дзержинского. Пол же был паркетный и блистал, как начищенный самовар, отливаясь медью. Тяжёлые шторы в голубизну прикрывали большие окна, создавая тепло и уют. Яркое солнце, вышедшее на небосвод, не мешало работе, а наоборот, как  бы, улыбаясь, приветствовало хозяина этого кабинета.
Следующим выступил подполковник Зазулин Иван Сидорович, который рассказал, что вчера в пятнадцать сорок было совершено нападение на инкассаторскую машину. Двое инкассаторов и сопровождающий их убиты. Один миллион пятьсот тысяч долларов пропали бесследно. По горячим следам ничего не успели сделать. Сигнал о нападении поступил только через два часа. Все меры приняты, но результатов нет. Бандиты, как в воду канули. Ни одной зацепки, и никто не видел – вот главное. Ведь день! Хоть бы какой след.
Зазулин был ещё не стар, но белый иней уже побил его чуть с кудринкой волосы, которые прядями свисали на оттопыренные уши. Он нервно водил глазами по лицам присутствующих. Сильные руки его чуть-чуть потряхивало. С правого уха и до рта, у него был заметный шрам – это как он говорил, был отмечен его подвиг на задержании особо опасного преступника, который с близкого расстояния выстрелил ему в голову. Пуля, не задев костей, прошла, как бы сказать мимо, оставив глубокий след в мягких тканях.
- Понятно,- вздохнул Лямов,- дороги из города перекрыты?
- Поздно, Пётр Иванович, за два часа не только наш городишко можно перепрыгнуть, но и куда посолиднее, - покачал головой Зазулин.
- С другими городами связались?
- А кого ловить-то? Все машины останавливать? Может они в нашем городе осели.
- Если требует обстановка, значит надо останавливать и осматривать все машины, а что поделаешь? Спросят, почему останавливаете? Скажете,  террористов ловим, поступил сигнал.
- Я уже звонил, подозрительной машины не обнаружено, видимо залегли.
«Плохо, Иван Сидорович, так можно и страну проворонить» - хотел было сказать Василий Иванович, но не сказал, пожалел подполковника, ведь он его старше и на много лет.
- Так ваши версии, как это могло случиться? Кто знал, что машина пойдет с деньгами? Вы были в банке?
- Конечно, я был и мои сотрудники, но пока безрезультатно.
- Не отчаивайтесь, Иван Сидорович, найдем. Сначала дайте информацию в местную газету и на телевидение, может быть, какая-нибудь появится зацепка. Обещайте вознаграждение за любую информацию. Второе. Установите слежку за местным криминалом  и людьми, вернувшимися из мест лишения свободы. Только это делайте без сучка и задоринки. Я, надеюсь, у вас есть осведомители. Попробуйте через них что узнать. Предлагайте деньги и все, что они запросят.
Следующие были квартирные кражи и драки на бытовой почве с применением холодного оружья.
- Все свободны. Занимайтесь своим делом. Иволгин и Зазулин, останьтесь! Давайте обсудим. Руслан Петрович, а может это не местный маньяк, а заезжий? Поймал девочку, воспользовался и бросил её в лесу.
- Возможно. Но я думаю, что преступление это одной цепи и связано оно с Лямовым и его делом, как вы думаете?
- Скорее это и так, но это всего предположение или версия, пока еще ничем не подтвержденная. Необходимо искать ключ к разгадке и как можно быстрее. Не дай Бог, маньяк поймает новую жертву. Он опытен и находчив.
- Но ведь вы уже занимались этим делом, Петр Иванович?
- Да, конечно, но все же я прошу вас повременить с выводами, накапливайте информацию, а выводы сделаем потом.
- Хорошо. Будем проверять версии. Первая – лямовская, почерк тот же, вторая – заезжий маньяк  посетивший наш город. И третья, может быть, самая тяжелая и неприятная – это родственные и другие связи девочки.
- Сколько у вас человек?
- Четверо.
- Не мало?
- Нет. Я думаю, справимся.
- Руслан Петрович, удачи.
«Неужели это действует Атос Зайчик?- подумал Лямов,- ведь что-то его с Аляповым связывало. Это – фотографии, которые делал судмедэксперт, хотя, наверное, Аляпов и думал, что это фотомонтаж. На самом же деле это были снимки с места преступления, и меня возили на места захоронений. Правда, не возили, а просто показывали какого-то человека с моей физиономией. Я же там нигде не был, да и быть не мог. А что это, если и в самом деле Зайчик? Боже, как запутана наша жизнь! Что мне делать, что? Пока не делать резких движений. Сколько же будет стоить человеческая жизнь? Вася, да ты ещё и трус, боишься наступить гидре на горло. Ведь ты никто - нибудь, а писатель. Надо посоветоваться с Катюшей, пусть она войдет в транс, может что-то увидит. Нет, не стоит её нервировать, ей скоро рожать».
- Ну, а с вами что делать, Иван Сидорович?
- Петр Иванович, ваша воля.
- Воля-то моя, но дальше что? На одной воле не уедешь. У вас есть осведомители из криминального мира? Вызовите по одному, пообещайте все земные блага. Главное, чтобы все было правдиво. От этого зависит цена нашей работы. Надо цепляться за малейшую ниточку, а вдруг она и выведет нас на настоящих грабителей. Из какого оружия были убиты инкассаторы и сопровождающая?
- Из пистолета «Макарова».
- Пули извлечены из тел?
- Да.
- Ну и что они показали? Есть какая зацепка, нет? Уж больно дерзко работала банда. Наверное, по наводке банка. Не исключено.
    - На пуле царапина от поврежденного ствола, а может с таким дефектом,  было выпущено это оружье.
- Необходимо в течение недели проверить у милиции все пистолеты Макарова, невзирая на должность и звания. Я сам проконтролирую это.
- Петр Иванович, под каким предлогом?
- Я думаю под предлогом изношенности и замены оружья. Всем говорите, что к нам поступила новая партия новейшего оружья. И если какой пистолет будет выбракован, заменим. Вот я думаю и все. А сейчас каждый занимайтесь своим делом.
Он окинул взглядом кабинет. Мысли ползли и ползли, не зацикливаясь ни на чём. Было такое ощущение, что он сунулся в чёрный омут. Дыхание его перехватило. Стало трудно дышать. Его кабинет на какое-то мгновение сузился и стал падать в какую-то бездну. Он хватал ртом воздух, но успокоения не было, потом на глаза нависла тёмная полоса, и как ему показалось послышался смешок Петра Аляпова, дескать, ну, как Васька, трудно. Будет ещё не так, иш натянул чужой мундир и думаешь ты командир. Нет, Васенька, ты ещё до меня мелок.
«А вот и нет, - подумал Василий Лямов, - я ещё себя покажу в деле. Мне, если что, поможет Катя».
В ответ, сверкнули смеющиеся и злобные глаза Петьки: «Уж, если только Катька».

                Глава четвёртая

А тем временем Катя металась по квартире, у нее начались родовые схватки. Сначала редко, потом все чаще и чаще. Она думала, что вот-вот придет её Василий и распорядится, но его не было, позвонить же ему не было возможности, да она и запамятовала  его служебный номер телефона, схватилась за мобильник,  с которым он не расставался. И вот, прорезав расстояние, её голос достиг адресата.
- Вася, началось,- сказала она упавшим голосом,- вызывай «скорую».
- Иван Сидорович, жена рожает, первые у неё роды, прошу на первое время меня уволить. Ой, да, «скорую». – Это «скорая»? Улица Ленина, дом 5 квартира 25. Женщина рожает.
- Поздравляю, Петр Иванович, - сказал Зазулин, - рад за вас.
- Спасибо. Ну, я побежал.
- Петр Иванович, служебная машина в вашем распоряжении,- сказал Иван Сидорович, - зачем же ножками топать?
Лямов подбежал к своему подъезду тогда, когда двое санитар выносили его жену  Катю на носилках. Она улыбалась ему мягко и как-то по-матерински, сделав болезненное выражение лица, граничащее с криком. Он подошел к ней, положил руку на милую головку, прикрытую густыми русыми волосами, заплетенными в тугую косу, поцеловал её и сказал:
- Катюша, не волнуйся. Я с тобой. Все будет хорошо. Я еду рядом.
- Кто это? - спросил потихоньку санитар у водителя.
- Новый начальник милиции Петр Иванович Аляпов, вчера только прибыл в наш город.
- Уж больно молод.
- Зато зубаст,- прошептал водитель,- легенды о нем ходят. Таких зубров крутил, вот и направили его в наш город для наведения порядка.
- Понятно. Молодой, но из ранних.
- Да уж, наверное.
- У-у-у,- издала душераздирающий крик роженица.
- Трогай!- подал команду Василий Иванович.
Водитель скорой помощи включил сирену, и машина помчалась к роддому.
- За ними, - подал сигнал водителю служебной машины Лямов, а сам не знал, что делать и куда девать свои чуть-чуть вздрагивающие от нервного возбуждения руки.
- Петр Иванович, нам за ними не угнаться. Они шуруют под красный, - сказал водитель, который был старше Лямова лет на десять.
- Ничего, успеем. Теперь особо спешить не надо Она в надежных руках.
Водитель ничего не ответил, приглушил скорость, и машина вписалась в ритм потока. Он смотрел на дорогу, не забывая при этом поглядывать на своего нового начальника, который думал о Кате. Водитель был  хмур и немного взволнован, но руки и ноги работали автоматически. Чувствовалось, что мужчина в своём деле профессионал на все сто.
- Вас как зовут?- спросил Лямов водителя.
- Василий, а по отчеству Иванович.
«Теска»,- чуть не вырвалось у полковника.- Ну, а я Петр Иванович Аляпов, начальник местной милиции. Будем знакомы.
- Нам уже читали о вас информацию. Вы такой, такой,- у водителя больше не было слов, и он замолчал.
«Какой, такой, – хотел было спросить Василий Иванович, но промолчал, подумав: - И зачем я лезу к мужику в душу, пусть они думают, что хотят».
Он, развалившись на удобном сидении, думал сейчас о жене, которой было больно, очень больно, а помочь ей нечем. Правда, Лямов забыл, что он на расстоянии мог внушать ей, и она понимала его. У них был как бы телепатический мост, которым они время от времени пользовались. А это было на уровне заболевания или выздоровления души. Порой он слышал её голос и посылал ей ответные импульсы. Это было тогда, когда они в этом нуждались. Но Катя ему не посылала никаких импульсов. И он начал волноваться. Водитель же уверенно вел старенькую девятку и думал о том, что как-то ему будет при новом начальнике милиции. При первом знакомстве, он вроде бы ничего, но ведь это только первое, а что будет дальше?
«Ну ладно, что будет, то будет»,- подумал водитель и завернул машину к роддому, где, поддерживая и помогая, вытащили из машины  жену  Лямова,  Катю.
- Можно ли мне присутствовать при родах моей жены?- спросил Лямов заведующую роддомом, женщину, которой уже далеко за пятьдесят.
На лице её появилась кисловатая  улыбка. А глаза говорили:  «И зачем  это тебе молодой человек. Всю жизнь, как я работаю, ни один мужик не пришел к своей жене: новое время, новое веянье, а если, что мои акушеры сделают не так? Боже, как же я перед ним оправдаюсь. Он все увидит своими глазами. В прошлом году у одной молоденькой роженицы остались кусочки плаценты, и она чуть не умерла. Сколько было скандалу, но на суд её муж не подал, видать не был слишком компетентен, да и с деньжатами у него, наверное, не густо, жива, и ладно. Без адвоката никуда, а где взять тити - мити, чтобы выиграть судебную тяжбу. Вот так-то, хотя страху он навел на меня и не мало. Такие люди не будут судиться, просто выследят и треснут по голове чем-нибудь тяжелым. Я что виновата, если мои акушерки работают спустя рукава».
Василий Иванович стоял и ждал ответа. Прошло несколько секунд замешательства, когда заведующая  роддомом очнулась и пришла в себя.
- Вас как зовут, товарищ полковник? - спросила она.
- Петр Иванович Аляпов, - спокойно ответил он, не снимая подозрительного взгляда с заведующей, - начальник милиции города.
- Для вас можно,  - ответила она упавшим голосом, и на её лице появился неподдельный  страх
От Лямова это мгновение не ускользнуло. На то он и писатель, чтобы замечать импульсы на чужих лицах, но вслух сказал:
- Где мне можно раздеться?
- В моем кабинете.
- Хорошо, а вас не стесню?
- Ну что вы, товарищ полковник.
А через несколько минут, он услышал в коридоре слова заведующей, которая отчитывала со злостью акушерку:
- Зинка - стерва. Хоть ты мне и родня, но смотри, если опять сделаешь ошибку, не дай Бог, пощады от меня не жди. В тот раз тебя защитили, потому что муж не проявил особой настойчивости. Загремела бы ты под фанфары  и я с тобой. Удалили матку у той девчонки, и все из-за тебя. Сейчас такое не пройдет. Её муж полковник и начальник нашей милиции, к тому же, он при оружии, моя милая племянница. Ну, Зинка, не падай духом.
- Мария Васильевна, а может, ты сама примешь роды у неё, - спросила Зина Лахундина,- мне боязно. Я вчера поругалась со своим Вовкой, ушла к подруге, и мы с ней поддали с горя. У меня до сих пор трясутся  руки. Ну, тётя, выручи.
- Нет, Зина. Как бы ты не ругалась со своим алкашом – это ваши проблемы, а работать ты должна со свежей головой. Понятно.
- А если он мне пустит пулю в лоб, у меня же двое детей.
- Ты сейчас плачешь, а сама подумала в тот раз, когда не проверила чистоту матки у молоденькой женщины, а ведь ей всего восемнадцать лет, и ты её оставила с чем?
- Ну, тётя, мне страшно. Может быть, пойдешь за меня. Я люблю тебя, выручи.
- Иди и не хнычь и будь внимательной. Пролетишь, на все воля Божья. Я тебе заступницей не буду. У меня у самой не все чисто в доме. Дочь - инвалид, трое внуков и внучка. Так что, своя рубашка ближе к телу.
Лямову стало страшно от услышанного, и он напряг слух, но больше ничего не услышал, видимо, Зинка, как назвала её заведующая, ушла в палату, куда сейчас привели рожать жену Катю, и он очень расстроился. У него в голову полезли всякие дурные мысли, он начал крутить в руках пистолет, вытаскивая обойму с патронами и опять, вставляя её на место. Руки его тряслись. Он как-то весь посерьёзнел и посерел. Лицо стало суровым и жестким, а карие, когда-то улыбчивые глаза, стали тёмными, как глубокий омут, куда проваливается всё, что ни бросишь. И заведующая роддомом, которая пришла позвать его, испугалась. Ноги её подкосились, но она успела схватиться за стенку. И Василий Иванович понял, что переборщил, быстро поставил пистолет на предохранитель и убрал в кобуру. Он подхватил женщину и сказал:
- Что с вами?
- Ничего, ничего. Сейчас пройдет. Работа такая - везде глаз, да глаз нужен. Пора бы и на пенсию, но как прожить на эти крохи, что даёт нам государство, к тому же дети, внуки.
- Да, конечно, трудно сейчас жить,- ответил он.
- Петр Иванович, пора. Кажется, началось, - сказала тихим голосом заведующая.- Уж больно живот у неё велик.
- Так у неё же двойня, - ответил Лямов.
- Ой, я еще не успела познакомиться с сопроводительными документами из гинекологии, а она уже и начала рожать.
Лямов был со всеми регалиями и при оружии. Он накинул на свои плечи белый халат, попытался сделать лицо доброе и ласковое, но у него долго не получалось. Потом силой воли он заставил себя улыбнуться, подбодрить упавшую духом жену и акушерку Зинку.
В палате на какое-то время воцарилась тишина. Зинка Лахундина  изнывала от безделья. Она была напряжена до предела, бестолково суетилась, создавая видимость работы. Её руки чуть-чуть потряхивало, а белые обесцвеченные волосы выбились из-под медицинской шапочки и упали на маленький лоб, прикрыв и без того невыразительные глаза, размытые черными ресницами, которые она не успела привести к нужной тональности. Она  была еще довольно молода, но то ли бытовуха довела её до этой «привлекательности», то ли водка, которую она употребляла, спасаясь от стресса и невезухи семейной жизни. Тело её немного обрюзгло и слегка колыхалось, придавая вид уже немолодой женщины, и только лицо, вытянутое от узкого лба к чуть выпуклым скулам, да кожа без единой морщинки под глазами, говорили сами за себя. По документам ей было всего двадцать восемь, но по – тому, сколько она пережила за эти годы, можно дать все пятьдесят. Когда её Вовка был в пьяном угаре, он кричал:
- Я тебя подобрал с помоста - потаскуха. Ты мне должна служить до гробовой доски, а ты мать перемать, как я выпью убегаешь и опять продолжаешь свой блуд. Вероятно, ты занималась им с пеленок. Ненавижу! У меня была хорошенькая женщина, звали её Ларисой – любо дорого посмотреть на неё, что ножки, идущие от головы, что талия, что взгляд. У-у-у!
И так было всегда, когда он доходил до полного созревания. Если же Зинка не успевала убежать, прихватив с собой сына и дочку, её ждала трёпка и хорошая. Правда, протрезвев, он становился ягненком, которого она могла и выругать, и толкнуть как бы нечаянно, но, когда хмель брал его за горло, ему вспоминалось все, и он хотел показать в полном смысле этого слова, кто хозяин в доме. Зинка летала из угла в угол, а дети кричали что есть силы: папа, не трогай маму, но он их не слушал, а соседи вздыхали: Вовка бьет – значит любит. Порой болели ребра и ныли синяки под глазами, но она от него не уходила, ведь трезвый-то он хороший, и она возместит свой урон на нем, а это так сладко. На другом мужике так не поездишь, он быстро укажет на дверь, а что дальше?
- Зинка, - говорила ей Мария Васильевна, тетка её,- уходи ты от него. Он же в одно прекрасное время, забьет тебя.
- Не-а-а, я живучая,- и пела ей песенку:
                Милый мой твои побои,
                Как с изюмом пироги.
                Милый бей меня покрепче,
                Только глазки береги.
- А все же Зинка ты – стерва, да ещё какая. Как ты можешь с ним жить. Я бы так и дня со своим не стала, если бы он только на меня хотя бы палец поднял, а не руку.
- У-у-у, тетя. Да это так приятно.
- Да уж велика приятность, приходишь вся в синяках.
- Зато, когда он трезвый, я ему всё отквитаю. Так-то.
- А о детях ты подумала? У них такой стресс.
- Да, конечно, дети.- И она продолжала,- Тетя, слушай анекдот. Это я слышала в одной деревне по прозванию «Подорожники» Так одна Машка говорила в деревне как? Как напьется её разлюбезный Иван, хватает свою любимую за волосы, и ну по дому таскать её, а она бедная кричит: «Ванька – гад жить с тобой не буду, а тем более ложиться с тобой в одну кровать». Вырвется от него к соседке и плачет, приговаривая: «Все, все больше жить с ним не буду». Проходит неделя, другая, эта Машка приходит к соседке и говорит: «Тася, а Тася, сегодня мой-то не побил меня, все тело чешется. Ой, не могу, не могу». Так-то, тетя.
- Ну, Зинка, ты законченная идиотка.
- А что поделаешь – такова жизнь.
Мария Васильевна хотела ей возразить, но промолчала, ведь в чем-то Зинка и права, привыкает и собака к палке, а тем более женщина – любящее существо.
Так что доводы Зинка приводила – железные, и Мария Васильевна Приволина, её начальница не знала, что на них ответить. Она хотела и желала разлучить племянницу с мужем, но у неё ничего не получалось. И все доводы, что так жить нельзя, натыкались на глухую стену непонимания: мол, а другие вон как живут и то ничего, а у меня всё нормально, ну, подумаешь, мужик пошумит с получки и аванса. На то он и мужик – нужна же и ему разгрузка, ведь он тоже человек.
- А-а-а!- раздался крик со стола, на котором лежала Катя Лямова. Она поднимала голову, тужилась, держась руками за специальные ручки. Акушерка Зина стояла рядом, ожидая ребенка, который вот-вот должен был выскочить. И он не заставил долго ждать. Издав крик, выскочил на свет. Акушерка приняла его и завернула в простынку, ловко перевязав пуповину. Это был мальчик весом три килограмма двести грамм. Девочка ещё готовилась к прыжку последовать за братцем, но пока обстановка не созрела, и она маялась там, ожидая выхода на свет. Но вот пришел и её черед, сначала появилась мокрая головка с длинными волосиками, потом плечи, наконец-то и она вся. Катя издала вздох облегчения и закрыла глаза.
- Зина, пусть она чуть-чуть отдохнет, и проследи, чтобы весь след вышел, - сказала заведующая роддомом.- Она очень устала.
«Теперь главное, чтобы матка осталась чистой,– думала Приволина и на лице и под глазами появились глубокие морщины – след тяжелого раздумья. – Сколько за свою жизнь я уже приняла младенцев. Были, конечно, и ошибки, но таких, которые происходят сейчас, не было. То ли женщины были другие, то ли произошло изменение климата. Скоро я уйду на отдых, еще с годик покантуюсь, поправлю свои финансовые делишки, и передам дела Зинке. У неё высшее образование, но уж больно она шалопутная  какая-то. Не наделала бы беды, ведь у неё мальчик и девочка. Их же учить надо и растить, а она, что вытворяет со своим Вовиком? Разве это выход из положения? Вовик трезвый, мужик как мужик, а уж попала ему стопка – вонючий козел, распускающий свою вонь по всей квартире, и ни какого нет с ним сладу. Пить ему вообще нельзя. Душа болит прямо о Зинке, как будет работать без меня».
 –  Зина, след весь вышел? – спросила заведующая.
- Вроде весь.
- А точнее?
- Надо подключить аппарат для осмотра.
- Действуй.
- Мария Васильевна, все чисто,- официально сказала и посмотрела на полковника, который медленно подходил к ней.
- Я сам проверю. Как работает этот прибор? Мне, кажется, Зина, ты невнимательно осмотрела, глаза у тебя в настоящее время не на том месте поставлены,- сказал полковник Лямов.
Он долго рассматривал стенки матки, чувствуя, что где-то остались кусочки плаценты, которые могут в скором времени привести к беде. И оказался прав. С правой стороны, куда он бросил свой внимательный взгляд, оказалась прилипшая часть следа.
- Мария Васильевна, вон с правой стороны, кажется, не все чисто, - вздохнул он и по лицу его потекли крупные капли пота, - проверьте, пожалуйста сами.
Приволина долго смотрела на это место, на которое указал полковник, потом одела очки, и еще раз посмотрела.
- Зина, взгляни, наверняка, это прилипшая плацента,- наконец-то сказала она.- Товарищ полковник, извините, устраним брак в работе.
Акушерка внимательно осмотрела это место, побелела, и по её лицу потекли крупные капли холодного пота. Она вся сжалась, ожидая удара, или пули, ведь полковник, как ей показалось, полез за пистолетом. А о нем такие слухи ходят по всему городу, что прямо в дрожь кидает.
Убедившись, что сердце не подает признаков тревоги, Лямов, поблагодарив медперсонал, вышел на улицу. Затем заглянул в магазин, осмотрел витрину с винами, спросил у продавщицы:
- Девушка, а у вас хорошая водка есть? У меня сегодня родилась сразу двойня: мальчик и девочка.
- Поздравляю, товарищ полковник. Рада за вас,- улыбнулась продавщица.- Вот эта водка для белых людей, пьют её и очень хвалят.
- Тогда ящик водки, колбасы самой лучшей, ну, конечно, и другой снеди, чтобы посидеть за столиком.
- Хорошо, товарищ полковник, я все сделаю, не первый раз. Платите деньги, наша машина доставит вам товар в целости и сохранности, только скажите куда?
Лямов подумал, почесал в затылке, дескать, нельзя бы с первых дней затевать пьянку на работе. Я еще никого не знаю, что обо мне подумают сослуживцы и, махнув рукой, сказал:
- Домой. Куда еще?
Девушка улыбнулась, ласково и доверчиво, записала его адрес и стала собирать продукты питания. Она отлично знала, что надо для такого события, и Лямов ей не препятствовал. Он вытащил из кошелька кругленькую сумму денег и вложил их в пухленькую ручку. Она сосчитала, дала сдачу, и он удалился. Не успел еще подъехать к своему дому, как продуктовая машина подрулила к подъезду. Из неё выскочил молодой парень и спросил:
- Вы полковник Аляпов?
- Я. Несите на второй этаж, двадцать пятая квартира.
А в это время полковник Лямов и его водитель поспешили в квартиру быть там первыми, там еще был полный беспорядок. Хозяйка еще ничего не успела сделать, да ей было и не до этого. Большой живот мешал ей нагибаться. Да к тому же почти сразу после ухода мужа на службу, у неё сразу начались схватки. Они сели на диван, раскрыли ящик с водкой, потом с напитками и с другой снедью. Водитель удивленно посмотрел содержимое и вздохнул, облизывая губы:
- Да. Наши мужички будут довольны, ведь вы Петр Иванович, пригласите их?
- Конечно. Для них и стараюсь, ведь у меня здесь знакомых никого нет.
- Не забудьте, Петр Иванович, пригласить генерала Курапина Игната Федоровича, смертельно обидите,- улыбнулся водитель.
- Можно, но где его искать? Напишите телефоны всех моих сослуживцев и кого можно пригласить? Сейчас я сяду за телефон и буду звонить.
- Петр Иванович, разрешите это сделать мне от вашего имени.
- В гости напрашиваешься? - рассмеялся Лямов. Ему стало весело, и как-то уютно и тепло.- Не волнуйся. Будешь сидеть на самом лучшем месте рядом со мной.
- Нельзя, Петр Иванович, генерал всегда сидит с виновником торжества, подливает и подливает ему, доводя до кондиции, чтобы тот по пьянке открыл ему какой-то секрет. Хитрый бестия, сам пьет мало, а сослуживцев доводит до полного созревания, пока не польётся водка изо рта. Сам говорит - печень у меня больная. Особенно любит, когда кто-нибудь скажет о своих методах работы и слабых местах, чтобы потом в нужный момент применить в своих целях
- Василий,  вы, что так говорите о генерале?- спросил Лямов.
- Я не говорю, я просто информирую, и ввожу вас в курс дела, чтобы вы знали, как себя вести. Ведь мне с вами придется работать. И, наверное, очень долго.
- Спасибо, дружище, за информацию, - сказал полковник, - только меня, я думаю, не накачает.
- Перед тем, как все съедутся, вы съешьте грамм сто вологодского масла из бочонка, будете непробиваемы для алкоголя. И чтобы он ничего не заподозрил, болтайте пьяным языком и несите всякие небылицы. Он попривязывается, попривязывается, поймет, что перед ним непростой орешек и потеряет интерес к объекту. Так было уже и не раз, но тогда он будет следить за вами и придираться, и на каждый промах будет слышен смешок: мол, я-то думал и рассчитывал на вас, а вы оказывается не просто офицер милиции, а мокрая курица. Конечно, услышав такой идиотский смешок – человека просто бросает в дрожь. Кажется, Петр Иванович, я вам все рассказал. Ну, а остальные офицеры мужики, как мужики, да вы и сами потом поймете.
«Не провокация ли это, - подумал Лямов, - стоило ли при первой встрече так подробно рассказывать о Курапине, ведь он меня совершенно не знает. Ну, да ладно, поживем, увидим». А вслух сказал:
- Василий, скоро вечер, не пора ли звонить?
- Хорошо, сейчас.
Он подошел к телефону, вынул записную книжку и начал звонить. Первым отозвался генерал Курапин. Он хмуро спросил:
- Кто звонит?
В ответ услышал незнакомый голос и насторожился, ожидая очередную каверзу. Последнее время ему не везло. То в одном месте, то в другом что-то случается, а в ответе за все – он - генерал-майор Курапин. Но сейчас  он был очень довольный. Его пригласили на вечеринку, или, как он выражался на мужскую попойку по случаю рождения у полковника Петра Ивановича Аляпова сразу двойни: мальчика и девочки. Есть где разгуляться милицейской братве. Пусть отдохнут. Он одел китель со всеми регалиями отличия, чтобы сразу знали, кто есть кто, и вызвал служебную машину.
- У Петра Ивановича Аляпова, что прибыл к нам в качестве начальника милиции города Ч, родилась двойня: мальчик и девочка, - объяснял он своему водителю. - Он пригласил всю нашу братию на вечеринку. А ты знаешь, как уставшие ребятки пьют - ужасть. Так вот: твое дело, чтобы не было ЧП, будешь развозить их по домам. Сам понимаешь – ночь.
- Все сделаю, Игнат Федорович, не одного не оставлю на улице, - ответил водитель. - А сколько лет Аляпову?
- Лет двадцать восемь, не больше,- ответил генерал.
- Такой молодой и уже начальник милиции такого огромного города и уже полковник, - удивился водитель. - Вот это прыжок по служебной лестнице! Ничего не скажешь.
- Володя, не удивляйся. Он молод, но зубаст – талант. Таких,  как он - единицы. Ну, прямо Шерлок Холмс. Посмотришь, как  он расшевелит всю нашу криминальную братию. Я специально попросил его в мое подчинение. Надо ставить туза козырного на молодёжь
- Игнат Федорович, а вы не боитесь, что он и вас подсидит, - сказал водитель.
- Ну, уж и нет. Я знаю все его сильные и слабые стороны. Это исключено. Ладно, Володя, поехали.
Потом отозвались и все остальные. Даже официантка столовой согласилась им прислуживать. Позвонив кому нужно, водитель сказал, что ему необходимо побывать дома. Василий Иванович его отпустил, а сам пока никого не было, вытащил из сейфа тайную картотеку полковника Аляпова  Петра Ивановича, которая находилась в квартире осужденного, стал рассматривать документы и фотографии криминальных лиц, ведь когда-то Петр Иванович все ключи носил с собой на поясе, боясь, что кто-то ими завладеет. И вот его любовница Валька - подруга Катьки подсыпала в коньяк снотворного, и всё закрутилось, завертелось до кощунственного видоизменения подполковника Аляпова, который сейчас сидел в тюрьме  вместо Лямова, а Василий Иванович, взяв дела в свои руки, управляет его делами. Он внимательно вчитывается в написаное и смотрит фотографии. Фамилии, имена, прямо вбиваются в цепкую память писателя. Лямов начал понимать, что отгадка всех происшествий, которые произошли здесь в городе, где-то рядом, ведь Аляпов строго взыскивал  проценты с криминала, предоставляя им свою крышу, записывая в своей ведомости все до последнего цента. Нашими деревянными он не брал. И, когда Лямов вскрыл сейф, пачки зеленых банкнот с изображением американского президента посыпались на пол. Он пришел в удивление, мол, откуда у начальника милиции столько денег? Пачки сыпались и сыпались, а Лямов никак не мог прийти в себя. Вскоре удивление сменилось испугом, что с ними делать? Попался ты Лямов, как кур во щи. И ещё он догадался, что вскоре весь этот криминал придет к нему за поддержкой и надежной крышей, за которую так щедро платили Аляпову. Его прошил холодный озноб. Он не знал, что делать. Сердце, готовое выпрыгнуть из грудной клетки, колотилось так, что нельзя было унять. И никакие разговоры, что все перемелется и будет мука, не давали успокоения. Он схватился за голову, но никаких мыслей не приходило. Чувство страха и опасности охватило все его существо. Лямов понимал, что он, его жена и дети сейчас в руках криминала. Его взрастил и воспитал сам начальник милиции Петр Иванович Аляпов, выбивая с них мзду, оставаясь сам в тени.
- Боже, лучше бы я сам сидел в тюрьме. Катя, что мы с тобой наделали?- взмолился он, воздев руки к небу.- Как выйти из этого положения? Я оказался в стае волков. К кому обратиться за помощью? И кто тебя, Василий Иванович, поймет?
Он ходил по квартире из угла в угол. Через два часа должны прийти его сослуживцы, которые, конечно, ждут богатого угощения. И оно будет. Напомнил заведующей столовой, чтобы поспешили с официанткой, там обещали дать ему подмогу для обслуги, ведь самому как-то неудобно.
Она пришла, такая красивая и молодая, быстро расставила все на большом столе. Сервировка была отменной. Лямов по-домашнему, был в гражданской одежде. Эти побрякушки, что висели на мундире Аляпова, надоели ему до чертиков, да и сама милицейская одежда выводила его из себя, но делать было нечего. «Назвался груздем, полезай в кузов». А что делать с сердцем, которое так саднило, так и кровоточило от надвигающейся беды. Он вытащил из чемодана икону Богородицы и стал усердно молиться. Конечно, если бы его кто увидел за этим занятьем, подумал бы, что полковник не в своем уме, но то полковник милиции, а это был писатель Лямов Василий Иванович, чьи книги только, только набирали вес, пробираясь сквозь тернии к звездам и пониманию всего происходящего. «Милый, милый Лямов, - думал он, - давай думай, думай. Эх, Петр Иванович, «друг ты мой ненаглядный», я осилю твою специальность, хотя и не люблю её. Это, видимо, мне, ниспослано свыше. О книгах же надо пока забыть, ведь Лямов осужден, и не имеет право на публикации. Сейчас я буду писать в стол. Может быть, когда-нибудь опубликую свои творения. Как там моя Катя, наверное, спит. Ну, отдыхай, отдыхай, Катюша. Ты славно потрудилась, родив пару славных малюток. Я уже обожаю их. Скоро, скоро я приведу тебя сюда».
               
                Глава пятая

Звонок в дверь, вывел его из глубокого раздумья. Он посмотрел в дверной глазок и обомлел. Перед его взором появилось лицо генерала Курапина, а за ним еще человек семь и все они были при форме, видимо, так уж у них повелось, если командир при всех регалиях, значит и все остальные. Лямов открыл дверь. Генерал по-отечески обнял его и сказал проникновенно, как это умеет только военный человек:
- Ну, Петр Иванович, молодец. Не подкачал. Первый раз и сразу - двойня. Учитесь хватать быка за рога. Не каждому это удается.
Он засмеялся, протянул подарок и цветы от себя лично и сослуживцев, и стал раздеваться, оберегая свой тяжёлый мундир, который сидел на нём как влитый.
- Ну, хозяин, куда одежонку-то бросить? - полушутя полусерьезно, сказал он.- Я думаю, на диване места хватит всем.
- Можно и на диван, не возражаю, лишь бы вам было уютно.
- Слушай, дорогой, а где ты такую красотку нашел?- спросил Курапин, рассматривая официантку.
- В столовой позаимствовал на время. Самому, я подумал, не справиться.
- Молодец, - сказал Игнат Федорович, - богато живешь.
- Чтобы вам всем угодить, да и праздник у меня сегодня самый большой. Представьте себе, моя жена Катя сегодня родила сразу двоих: мальчика и девочку. - По-дружески ударив генерала, затем всех остальных, он сказал: - Ну, друзья мои, за стол. Выпивка будет долгой. За каждый пальчик, носик, ушко и глазик. Так что расстегните ремни.
Он впервые посмотрел на официантку, на которую не обращал внимания, когда она собирала на стол. И понял, что она не дурна собой, но главное опустил из виду спросить, как зовут её. Это сделал генерал Курапин:
- Петр Иванович, а как зовут эту девушку?
Лямов заморгал глазами, и девушка пришла ему на помощь.
- Меня зовут Нина,- сказала она.
- Эх, Аляпов, Аляпов! столько времени быть вместе, и ты не спросил даже имени девушки, - покачал головой Курапин.- Я бы так не удержался, такая красотка! Эх, молодёжь, молодёжь! И куда у вас только глаза поставлены.
Нина зарделась от похвалы, и чтобы защитить престиж начальника милиции, который ей очень понравился, сказала:
- А мы с ним сразу познакомились, скорее всего, он запамятовал – такое событие.
Она повела точеным бедром, выставляя красивую ножку напоказ. Длинные рыжие волосы, явно подкрашенные, спускались ниже плеч к талии, придавая её лицу утонченность и женственность. Ей было не более восемнадцати лет. Но по поведению и манерам, она опережала своих сверстниц, которые, может быть, учились в институте. Девушка отличалась скромностью и какой-то томностью от которой у мужчин кружится голова в ожидании необъяснимого таинства встречи с ней наедине. Они могли смотреть на неё часами, испытывая в себе необъяснимый всплеск энергии, томившихся в уголках души и тела. Это чудо природы, восхищались многие, стараясь побыть с ней поближе. А она, загадочная и привлекательная, уходила прочь, оставляя надежду на встречу. Вот и сейчас, когда все были за столом, она нежным переливчатым голосом сказала:
- Петр Иванович, а может ещё что надо, я быстро сделаю.
Её глаза за длинными ресницами, выдали особый блеск, который сильно поразил Лямова, что он не мог понять, что это? Но на размышление не было времени, так как с места поднялся генерал Курапин.
- Ну, что, Петр Иванович, за твою жену, как её зовут-то?
- Катя,- сказал Василий Иванович.
- За Катю- женщину, которая на свет произвела сразу мальчика и девочку,- продолжал Игнат Федорович.- Я рад за неё. Пьем.
Все чокнулись, и стали жадно есть, потом кто-то сказал:
- Пригласите девчонку-то. Как-то неудобно, да и женским запахом будет попахивать – кайф.
Но она отказалась, сославшись на то, что спиртного не пьет. Вот поесть и посидеть в компании можно. Она быстро освободилась от столовской одежды и вышла к столу.
- Красотка!- защелкал языком подполковник Зазулин,- эх стар я для неё. И живет она в нашем городе?
- Нашел старика,- хмыкнул майор Иволгин,- да от тебя ни одна баба не ускользнула. Охоч ты до них, парняга.
- Ну, ну, ты! потише, - процедил сквозь зубы Иван Сидорович.- Я ведь могу и рассердится.
- На сердитых воду возят,- улыбнулся миролюбиво Руслан Петрович,- кто не любит красивых женщин, сэр?
Зазулин рассмеялся добродушно и открыто:
- Ну, я такой. Люблю баб, хоть тресни.
И снова зазвенели бутылки и стопки. Водка текла рекой. Кое-кто начал говорить о работе, о том, что наше следствие никуда. Но Курапин сразу пресек ретивых, что это является тайной за семью замками, и разглашать её, никому не позволено, ведь среди нас есть посторонний человек. Казалось, он не теряет рассудка, сколько бы водки не было выпито, хотя его сослуживцы уже на хорошем взводе. Он смотрит на Лямова, который не отстает от его закаленных бойцов к спиртному, но не пьянеет – вот главное.
«Неужели прохвост водитель рассказал ему обо мне, и полковник принял на грудь энное количество вологодского масла,- думал Курапин,- почему он трезв, как я, хотя половина дошла уже до самого донышка. Ай, да парень. Такого на кривой кобыле не объедешь, доведу же я тебя до кондиции, не будь я генерал Курапин, может быть, он, что и сболтнет по пьяне. А я намотаю себе на ус. Мне будет легче им руководить, это же так просто, как дважды два. Ну, еще стопочку. Ну, ещё. Будь человеком, Петя. Должен же ты сойти с катушек, должен».
И видимо, подслушав мысли генерала, Лямов вдруг пошатнулся и заплетающимся языком начал что-то бормотать, но отчетливо ясных слов было не понять.
«Дошел, - обрадовался генерал,- сейчас я его выведу на кухню, где никого нет, и задам ему несколько наводящих вопросов, должен же я его расколоть».
- Петр Иванович, пойдем на кухню покурим, надо отдохнуть немного от еды и водки, пусть все поуляжется, а потом добавим. Я даю тебе три дня отгула, чтобы ты вошел в норму, - сказал он, поднимая со стула отяжелевшего от водки полковника Аляпова.
Василий Иванович, прикидываясь пьяным вдрызг, повиновался и, пошатываясь из стороны в сторону, двинулся за генералом, который в уме  уже прокручивал серию вопросов, чтобы выудить у него ведения дел: дескать, почему у многих столько глухарей? А ты свел их до минимума. Я завидую твоей смекалке и воле, милый Аляпов, мальчик не в меру талантливый.
Лямов понимал, что Курапин трезв, и одно неосторожное слово или действие может раскрыть его обман. Он подумал: «Спасибо тебе, мой доброжелатель Василий в полном смысле этого слова. Это ты предупредил меня, век тебя не забуду. Ну, Игнат Федорович, кто кого переиграет. Мой водитель и теска – дока. Не подвел меня. Ну, Василий Иванович, не подведи». Он, пошатываясь и бормоча что-то себе под нос, зашел в туалет, заперся на задвижку, через некоторое время включил слив воды, и чтобы как-то сосредоточиться, думал, но ничего не приходило на ум, зашел в ванную, вымыл руки и двинулся на кухню, где ожидал его генерал. Времени было уже далеко за полночь и пора уже было расходиться, но все ждали, что скажет Курапин, а он молчал, надеясь на удачу, которая его может озарить, ведь как-никак Аляпов – загадочная личность, которая так быстро движется по служебной лестнице. Каким бы ты талантом не обладал, но чтобы в двадцать восемь лет иметь звание полковник и быть начальником милиции такого крупного промышленного города, как Ч, не каждому дано. Он вздыхал, тер нервно виски и вздрагивающие руки, не зная с чего начать. Вопрос деликатный, поэтому надо подойти к нему со всей осторожностью, а Курапин не знал как. Сейчас приказ не поможет, и раскрыть Аляпова нет никакой возможности.
- Игнат Федорович, Игнат Федорович, спасибо что пришли. Я рад, так рад – слов нет. Моя Катя, я уверен тоже рада, что вы возглавили это застолье,- шептал невнятным языком Лямов, наваливаясь на генерала.
«Хорош персик, - проносилась мысль, - слаб ты юноша до спиртного. Я в твои годы уже мог по водке кого угодно объегорить, но ты скис. Эх, Аляпов, Аляпов! Вот если бы ты выдал мне свои тайны, я был бы в восторге, но ничего моя Нинка, которую ты вызвал из столовой, наведет порядок. Уж будь уверен. Не зря, я её спас от сутенера, который отхватил бы за неё кругленькую сумму зелененьких. И теперь она служит мне и только мне. У неё вроде одна бабка и живёт она где-то в захолустье области, перебиваясь с хлеба на воду, а я дал Нинке все. Мне сорок пять, я еще в полной силе, дружок. Я тоже хочу, чтобы слава обо мне ушла в Москву. Ты еще мелок против меня. Служи верой и правдой стране, а я буду сливки снимать с твоих подвигов». Вслух же сказал:
- Петр Иванович, ну как квартира? Я специально для тебя подобрал.
- Спасибо, Игнат Федорович, угодили мне и моей Кате.
- В городе-то здесь бывали?
- Ну, а как же! бывал.
- Ну, и как он?
- Нормально.
- Я, думаю, тебя уже ввели в курс дела?
- М - да, Игнат Федорович, ввели.
- Ну, и что ты намерен делать? Ведь вся милиция обвешана глухарями.
- Я пока еще ничего не знаю, но я наведу порядок в своем городе. Клянусь, раскрываемость будет пока на восемьдесят процентов.
- Когда?
- Скоро. Игнат Федорович, я только приступил к своим обязанностям, а вы гоните как на вороных.
- Не я гоню - Москва.
Курапин окинул взглядом Лямова, тот еле держался на ногах, но откуда тогда такая ясная и четкая мысль?
«Уж не дурит ли его новый начальник милиции?- подумал он.- Я проверю, и тогда  буду знать как себя вести с ним. Это - не наши дураки, нажрутся,  и им всё - трава не расти. Крепок. Сколько водки опрокинул, а  рассудка не потерял. На ногах уже не держится, но попробуй вытяни у него что-нибудь дельное, не получится. Ну что ж, поживем, увидим».
Лямова повело и он, добравшись до дивана, прилег и закрыл глаза. В это время, не добившись ничего нужного, Курапин позвонил своему водителю, чтобы тот пришел, пора развозить мужиков по домам, время уже приспело, да и виновник торжества уже испекся, похрапывая на диване прямо в одежде. Его уже ничего не волновало кроме сна, убаюканного спиртными парами. Но это была видимость. Фактически Лямов не спал, а наблюдал сквозь щёлочки глаз за происходящим в квартире, где после его ухода на покой, командовал генерал Курапин.
- Все, мужички, пора и честь знать, поднимайтесь,- сказал он, отыскивая свою одежду.
Зазвенел звонок, и на пороге появился водитель. Он скептически улыбался, оттянув немного вперёд нижнюю губу. И казалось, что он сейчас или расплачется, или расхохочется: мол, я, что для вас уже лишний? Я столько лет работаю с вами, а вы брезгуете мной. Был он крепок и немного медлительный. Оголённые руки были покрыты пшеничной спелости пушком. И выглядел он, как белый гриб, выросший в сосновом бору на песчаной почве. Курапин знал и чувствовал, что с таким парнем не пропадёшь. Он тебя и в трудную минуту вытащит, да и где будет нужно, подставит своё мощное плечо.
- Володя, поешь, пока они собираются. Я разрешаю тебе выпить сто грамм, но не больше. У тебя люди, да ещё какие! Смотри, какие все они хорошенькие.
Водитель налил себе полстакана водки, одним махом выпил и стал усердно закусывать, перебирая блюда. Потом он встал по стойке смирно, ожидая команды.
- Володя, чего стоишь? Помоги Иволгину и Зазулину, видишь, как они постарались за своего шефа, не часто такое бывает.
Голос его был иронический и немного возвышенный. Он как бы парил над этим залом и людьми, которые со своими заботами и печалями собрались здесь у своего начальника и немного расслабились. Майор и подполковник, бормоча  что-то невнятное, медленно выходили из-за стола. Водитель бережно поддерживал их, чтобы не упали. И когда они оделись, он вывел их из подъезда и посадил в машину. После снова вернулся в квартиру за новыми гостями Лямова. Уходя с банкета, генерал Курапин отозвал в сторону Нину и тихо шепнул ей что-то на ухо, потом добавил уже громко:
- Все убери и помой, через три часа мой водитель заедет за тобой.
Скрипнула дверь, и все стихло. Нина осталась одна в чужой квартире рядом с пьяным мужиком. Как только все ушли, Лямов тут же очнулся, и, не открывая глаза, стал слушать, а что ж происходит в его квартире? Он напряг слух, чуть-чуть приоткрыл веки, прикрываясь ресницами. В душу рвался Катин голос, мол, Вася, не спи - это подсадная утка. Вон, вон она уже шастает по квартире, вынюхивает и подглядывает. Смотри, подошла к сейфу, там у тебя секретные документы Петра Ивановича Аляпова и много, много денег, пощупала дверь, попыталась набрать код, но потом увидела, что там есть ещё и замок, отошла. Сейчас подойдет к тебе и путем несложной телепатии и внушения, начнет у тебя выпытывать код и ключ от сейфа.
В это время девушка видела тот день, когда молодой мужчина, с лицом Петра Аляпова, ездил по деревням и агитировал молоденьких девчонок ехать в город Грязновец, якобы на хорошие работы с предоставлением жилья в общежитиях города. Он обещал девчонкам и их родителям манну небесную. А когда они подъехали к городу, он собрал паспорта, подвёз их к шикарному зданию, где и выгрузил свой товар. Девчонки были рады, что их хозяин оказался столь богат и щедр. Вскоре появились мужчины. Они под хмельком заходили в номера и пытались сходу завладеть девичьим телом, но девчонки подняли крик. И тогда к ним вошли здоровенные парни и объяснили им, что они должны отработать за проезд на машине в город,  а это не много не мало: двести, триста и более километров. А так как бензин дорогой, да и люди работали, то девчонки задолжали им огромные суммы денег. Девушки возмутились. И тогда эти мальчики силой раздели девчонок и отдали их в распоряжение подвыпивших клиентов. А, которая сопротивлялась, получала ремённой плетью несколько ударов, синие рубцы на нежном теле болели и ныли после такой экзекуции. Правда, это лицо, в притоне  она уже не видела, зато молодые мальчики усердствовали на славу.
Сейчас видя это лицо, у Нины вновь заболели рёбра и те места, где опускалась плеть. Она со злобой взяла кухонный нож и хотела вонзить его в грудь обидчику, но почувствовала, как в её подсознание стучится бабушка: «Нина, Нина, внученька моя. Не делай этого. Ведь это не тот человек. Петька Аляпов уже получил вышку. Это же находится перед тобой писатель Василий Лямов. Он перед вами ни в чём не виноват, сам, защищаясь, попал в такое нелепое для него положение. Выбрось свою злобу, очнись. Этот парень – прекрасный. Так что, Нинуля, ваш обидчик уже наказан, и кем? Да его женой Катей, которая провернула всё это дело».
Нина была в замешательстве. Какая-то неимоверная сила её потянула к спящему парню. Она бросила нож на кухонный стол, налила ему стопку водки, бросила туда травки, себе же налила соку, подошла к нему и мягким ласкающим душу и сердце голосом, произнесла:
- Пётр Иванович, давайте выпьем по чуть-чуть за Катю и твоих детишек, чтобы все они были живы и здоровы, и чтобы всё было хорошо..
Лямов не хотел пить с девушкой, но она так на него посмотрела, что он сдался. Он подумал: «В таких глазах не может быть подвоха. Девчонка искренна и наивна, стоит ли её обижать».
Вскоре Нина разделась. Раздела и Лямова. Он не сопротивлялся. Потом её нежные ручки, скользнули по телу молодого мужчины,  прильнула к парню и жаром зашептала:
- Вася, я хотела тебя убить, ведь человек, похожий на тебя, ездил по деревням, собирал девчонок, обещая им всякие блага, а сам всех их обманул, а его люди этих девчонок устелили под мужиков. Ты же его копия – писатель Лямов.
И тут он вспомнил, как подполковник Аляпов приехал из командировки и, прищёлкивая языком, сказал Лямову:
- Васька, я такой товар собрал, пальчики оближешь.
«Так вот какой он товар собирал – гадёныш! А я за него работал две недели», - подумал Василий Иванович. И ему стало очень больно, что и он замешан в этом деле. – Знал бы чем он занимается, придушил бы своими руками. А ещё когда-то был другом. На девчонках зарабатывал, и это - мент!»
Мысли его уходили далеко, далеко. Он на какое-то время отвлёкся. А в это время девушка действовала.  А он, ничего не сообразив, уже вошел в любовный транс, видя укоризненные глаза Кати, но ничего уже с собой поделать не смог. Нина, как щупальцами охватила его душу и тело, и не было сил сбросить её и сказать: дескать, что ты делаешь? Транс продолжался несколько минут. Нина показывала умение женщины любить и ласкать. Какая-то колдовская сила страсти управляла её телом и душой. Рыжие волосы спускались ему на грудь, так как он лежал на спине,  и это было что-то неправдоподобно. Он потерял рассудок и весь был в её власти.
«Ведьма, - думал он, - что же ты со мной делаешь»? Он, как мог держался, не проявляя эмоций, но силы были неравны. Он схватил её и что было моченьки, прижал к себе, ощущая наслаждение и легкость во всем теле. Её глаза при лунном свете излучали любовь и счастье. Ему показалось, что они зеленые, будто она в это время якшалась с луной. Вскоре женщина свалилась рядом и шептала ему на ухо, чтобы никто не слышал:
 – Отныне я твоя до конца моих дней. Я хочу родить от тебя ребенка, так как энергетика твоего тела и души не вписывается в каноны понимания. Ты не тот за кого себя выдаешь. У тебя не лицо - маска, сделанная умелой рукой. Конечно, твоя Катя искусница – честь и хвала, но биополе и то, что создано Богом, охраняет ангел хранитель. Моя бабушка Анастасия Ивановна, занимается знахарством и сбором лечебных трав, разбирается в этом очень хорошо. Тебя  зовут не Петр, а Василий, хотя я сама догадываюсь об этом, но вот моя бабуля утверждает, что ты писатель Лямов. Ты силен. С тобой ничего не поделаешь, не пробьешь твою защитную оболочку, окружающую тебя. Вася, я об этом не скажу никому, даже Курапину, который меня послал к тебе на квартиру ухаживать за вами, ведь он меня кормит и содержит. Я в вашем штате как миссис икс, хотя я работаю в столовой. Он приходит ко мне за любовью и лаской, а между тем я рассказываю ему о том, что видела, слышала, притрагивалась душой и телом. Так-то он, прохвост и гад хороший, но мне от него не вырваться. Он уничтожит меня. И если я буду от тебя беременной, а это будет точно сын, я скажу ему, что ребенок, Игнат Федорович, твой. Сегодня я скажу ему, что у нас с тобой ничего не было, но ты запомни этот день, час и миг, ведь на свет появится твой ребенок. И это будет новый Василий Лямов. Я не знаю ни твоего имени, ни фамилии, ни отчества, но я слышу голос моей бабушки, которая живет в деревне: «Нинка, он не Аляпов, а писатель Василий Лямов, но я не могу прочитать его мыслей и сообщить тебе что-нибудь новенькое. Он сильнее меня. Я рада, что ты встретила такого человека, но не надейся на взаимность. Такие как он однолюбы. Больше не пользуйся травкой, которой я тебя снабдила. Это плохо кончится. Он прочитал твои мысли и понял, почему был парализован. Если бы не водка, которая помогла тебе, у тебя бы ничего не получилось. Будь ему верной подругой. Не вздумай предать. Таких людей как он, не предают».
Нина вздрогнула, а Василий Лямов заулыбался.
- Что, Василий Иванович, весело?
- Смех сквозь слезы,- ответил он,- ведь ты точно родишь сына, а что мне позволите делать?
- Ничего. Жить и любить свою жену Катю и детишек, а мне уж будешь уделять внимание,  как придется. Я и этому буду рада, зная, что мой ребенок – кровь и плоть твой.
- Что это – жертвоприношение?
- Да ты что, Василий! Мне этот ребенок нужен как воздух, если он будет обладать той же энергетикой как у тебя. Я буду очень счастлива.
- А если нет?
- Поживем, увидим,- улыбнулась она.- Вася, я хочу, чтобы он появился. У меня сегодня самый опасный день. Я с Курапиным согрешу, чтобы скрыть наш с тобой грех, ради спасения тебя и меня.
- Эх, Нинка, Нинка,- прошептал Василий Лямов,- до чего же ты наивна, куда ты идешь? Ведь ты же ходишь по острию кинжала.
- У каждого  своя судьба, Василий. Я счастлива этой участи, вот если мне быть с тобой. Тогда?..
- Не суждено нам быть вместе, Нина. У нас разные пути, но я тебя в обиду не дам.
- Спасибо, Вася.- Она была грустна и печальна, все смотрела в окно и прислушивалась к звукам за дверью, ожидая, когда за ней приедет водитель Курапина, чтобы отвести её на квартиру, которую ей определил  генерал. Потом вся встрепенулась и замахала руками. - Василий, скорее готовь ванную, он же меня  всю обнюхает и если заподозрит в интимной связи с тобой, думаю мне, да и тебе будет очень плохо.
 Она недоговорила, схватилась за волосы, и на лице её появился испуг: мол, я не такая и смелая, чтобы шутить с самим Курапиным. У него же кругом свои люди.
Лямов встал, пошел в ванную комнату, включил горячую воду, облил ванную, затем вытащил мыло и шампунь, и начал помогать женщине, скорее помыться. Минутная стрелка бежала быстро, вот-вот должен был появиться водитель генерала. Пять минут, семь, восемь. Напряжение росло. Нина была уверена, что в машине, может быть, сам генерал. Она выскочила из ванной, обтерлась и стала одеваться, затем попросила фен, чтобы высушить волосы. Василий Иванович повиновался. Он сейчас ей простил травку с помощью которой, она ввела его в транс, и теперь хотел, чтобы об этом никто не узнал. Нина обещала молчать. Она шептала ему на ухо слова любви и верности, говорила, что им нельзя встречаться, это опасно для обоих. Если что, сама найдет его, когда это будет нужно.
- Иди в постель, прикинься пьяным, я сама открою дверь,- сказала она, изменившись в лице, которое стало чужим и покорным судьбе.
По лестнице уже стучали каблуки водителя. Звонок в дверь. Нина открывает. Перед ней сам Курапин улыбающийся и ласковый до неузнаваемости.
- Спит?- спросил он, а потом добавил, - слабак, куда ему до меня. Володя, давай выпьем по пять капель и хорошо закусим.
Нина не ответила. Здоровый храп мужчины разносился по всей квартире. И Курапин успокоился. Нина усадила их на кухне, подала водки, закуски, а сама сделала кислую мину лица, как будто ей хотелось плакать. Её карие выразительные глаза, прикрытые длинными клееными ресницами, были настолько подлинными, что усомниться в этом, не у кого не было смелости.
 – Ну что? – взглянул на неё Игнат Федорович.
У женщины из глаз закапали крупные слезы и потекли по щекам.
 – Ничего, – ответила она,- спит как убитый.
- Ты пыталась его возбудить?
- Нет, конечно. Я же люблю тебя.
Она прижалась к нему грудью, и глаза её засверкали. Он смотрел на неё с подозрением, нет ли каких следов на её милом лице? Но ничего не заметил. Нина предусмотрела и это, она навела макияж и подкрасила губы. Всё было так, как она пришла в эту квартиру.
- Нина, а где же ты ждала машину?- спросил он.
- А вон у окна на стульчике. Я уж думала не приедешь, засыпать стала. Что-то вас долго не было, Игнат Федорович.
Он хотел цинично выругаться, дескать, рядом такой мужчина, а ты дала маху, но не сказал, пожалел её молодость. Поседевшая от времени и нервотрепок голова была выпукла и походила на большой мясистый арбуз, если бы не поредевшие волосы, свисающие  на оттопыренные уши, которые Курапин забрасывал тяжелой, забористой рукой на свое место, где они должны были быть.
- Все, уходим, скоро утро, а мы до сих пор гуляем, - сказал он. - Нина, разбуди его, пусть за нами закроет.
Он показал на спящево Лямова, и хмуро подумал:
«Такую женщину пропустил, юнец. Я в твои годы ни одну не пропустил. Хлипкая пошла молодежь, не то, что мы».
Он небрежно толкнул Нину, и тяжелой угловатой походкой, знающей себе цену, вышел на лестничную площадку, ожидая женщину. Она подошла к Лямову, глаза её искрились смехом, но не промолвила ни слова, просто картинно встала около его кровати и нежно потрогала лоб. Василий понял её. Он как бы впросонках  забормотал:
- Что случилось?
- Петр Иванович, заприте за нами двери,- сказала она непринужденно и казенно.- Мы уходим.
Лямов встал, полусонно потер глаза, и, как будто ничего не понимая, смотрел на Нину и её окружение, стоявшее на площадке. Он был в майке и трусах, отчего его мощный торс выглядел очень рельефно, а тяжелые узловатые руки и широкая грудь, покрытая мягкой порослью,  говорили о том, что он в молодости,  да и до сих пор не теряет времени даром, следит за собой, развлекаясь физической нагрузкой.  Женщины, видя его фигуру, были просто в угаре.
«Не хотел бы я с ним встретиться в темном углу,- подумал генерал,- одним ударом сделает из тебя мокрое место. Эх, Аляпов, Аляпов, мне бы такую фигуру, а я разжирел, опух, посмотреть на себя тошно. Запрягу я тебя молодой жеребец, и глазом не успеешь моргнуть. Крышевал, наверное, у себя в городишке, да и я не терял время прихватить что-нибудь. Попробуй прихватить у меня что-нибудь, я тебе прихвачу, так прихвачу, мало не покажется».
Закрыв двери, Лямов подошел к окну, спрятавшись за штору. Служебная девятка, на которой Курапин мог появиться в любом уголке области, стояла, как говорится под парами, ожидая пассажиров. Генерал открыл дверцу второго сидения и, приглашая Нину сесть рядом, прижал её к себе. Она почувствовала боль, но не издала ни звука, подумав: «Терпи, Нинка, терпи. В жизни еще и не такое бывает. Надо научиться владеть собой. Вася, Вася, спасибо за нашу встречу. Я так рада, что ты появился на моем пути. Может быть, она будет единственной в моей жизни. Если я забеременела, я назову сына Василием в честь тебя. Милый, как не хочется быть рядом с этим мужланом, у которого в мыслях только деньги, женщины и вино, и никакой эстетики, глупый как бегемот».
- Чего нахмурилась, Нина? Я люблю тебя. Принимай меня таким, какой я есть,- ухмыльнулся генерал, цинично запуская руки под платье.- Вот сейчас приедем домой!.. Володя, нажми на газ.
Машина рванулась по спящим улицам города, выжимая из двигателя последние силенки. Лямов, долго стоял у окна и думал. Нина заложила в его душе уголок непонимания и секретности. Он не мог осознать, что произошло с ним, даже самому себе, а также признаться в этом. Но чувство вины перед женой Катей и маленькими детишками не ослабевало.
«Неужели я буду таким  же, как Курапин? Катя, Катя, - думал он. - Вот, если бы не её травка, я бы, наверное, на неё не клюнул».

                Глава шестая

Игнат Федорович открыл дверь своим ключом, зашел в квартиру, за ним и Нина. Квартира хоть и однокомнатная, но была новой застройки и обладала не малыми размерами. Паркетный пол сверкал при свете, отражая, как бы позолоту отменного качества лака, а стены и потолок были покрыты тончайшей доской кедра. Отчего в квартире стоял причудливый запах тайги. Двуспальная кровать была тоже изготовлена из кедра. Здесь Курапин отдыхал от всех бед и тревог, сидя в глубоком кресле около журнального столика, где лежала книга Булгакова «Мастер и Маргарита». Как ни странно, но он любил её, и, уходя в повествование, забывал всё на свете. А чтобы всё это было правдоподобно, часто причащался к бутылке, создавая себе уют и благоухание. Он включил свет, и сказал девушке, чтобы раздевалась. Она медленно, не торопясь, расстегнула пуговицы, сняла платье, затем всё остальное, и распустила длинные волосы, в которых усердно купался своей поседевшей головой генерал. Он тоже обнажил себя и чтобы возбудиться, прижался к ней. Медленно, но уверенно заработала кровь, и он с радостью сказал об этом стоящей почти по стойке смирно девушке:
- Крепок  Игнат Федорович, может еще не одну красотку облагородить. Встреча с таким человеком как я – счастье для любой женщины.
Он стал медленно, но с большим усильем начал прижимать её к себе, задыхаясь при этом, шептал:
- Ну, давай, Нина, давай. Принимай гостинец.
 Она заревела:
- Я что, извращенка какая? Я порядочная девушка.
А он настаивал на своем:
- Я тебя у кого отобрал? Не можешь ублажить генерала, который для тебя сделал все. Да работала бы ты сейчас проституткой, пропуская за сутки массу клиентов, и ничего бы за это не получила.
- Игнат, прости, но до тебя я была нетронутой, – плакала она.
- И что?- не успокаивался он, - да если бы, не я и мои дружки, которые ворвались вовремя, когда тебя четыре парня держали обнаженную, а этот пожилой грузин подходил к тебе, он весь дрожал от нетерпения. Я первый ударил того грузина между глаз, а мои дружки довершили дело.
- Хорошо! Но это уже была четвертая попытка. Я выводила оружие грузина из строя, когда он подходил ко мне. Но он не сдавался, платил огромные деньги, и начинал все сначала. Ему ничего не помогало. Сутенер улыбался, бил меня наотмашь, как это делал с другими девчонками. Правда, из нашей деревни он обманул четверых, обещая устроить в городе на хорошую работу, отобрал паспорта и бросил нас под мужиков.
- Ну, а чтобы ты хотела? Давай, давай побыстрей. Я уже не могу.
И тогда Нина встала, сосредоточив всю свою энергетику в одну точку. Глаза её стали темные, будто омут, было даже страшно взглянуть в них, и генерал почувствовал, что теряет мужскую силу. Он размахнулся и хотел ударить девушку в живот, как это делал с клиентами, которые попадали в его сети, но услышал старческий дряблый голос, как показалось ему, шел откуда-то сверху, распространяясь по всей квартире:
- Игнат, не смей обижать мою внучку, лишу мужского достоинства.
Он посмотрел на себя, потом на Нину, которая слегка улыбалась.
- Кто это?- взревел в припадке гнева Курапин.- Я убью эту стерву, в порошок сотру.
- Бегемот, успокойся. Отныне эта кличка тебя будет сопутствовать на этом и на том свете. Ты заслужил её, мерзавец.
Он ничего не мог понять, откуда этот наглый голос бьет по его ушным перепонкам, думал, что это Нина каким-то образом настроила магнитофон, который автоматически включился и сейчас выдает этот дикий приказ, и кому, да самому генералу. Он глазами начал шарить по квартире, но ничего не заметил, а голос не давал ему покоя. Курапин, видя свою беспомощность, начал одеваться.
- Ну, куда ты, Игнат? Давай похорошему,- сказала ему Нина.
- Чем я тебя буду, мать перемать,- грязно выругался он,- был настоящий мужик, встретился с тобой и вот на тебе – ЧП.
- Не волнуйся, все будет нормально, но если ты опять будешь настаивать на этом извращении, моя бабушка лишит тебя мужского достоинства. Разве вам не понятно, мой генерал?- улыбнулась она доброй и ласковой улыбкой, от которой у него опять загуляла кровь, и он вспомнил, как её привел сюда первый раз, бросил на койку и сделал свое дело. Почему вот сейчас она такая  капризная, не хочет ублажить мужика, если ему невтерпёж. Он чесал в затылке, но прижать её боялся, ожидая, что её бабка, которая живет в глуши, видит все это и в любую минуту отключит его мужское достоинство. А ведь ему ещё всего сорок пять лет, деньги есть, бабы к нему липнут, как мухи на мед. Он подумал, что неплохо бы убрать бабку, хватит ей мутить воду, но где она, внучка, конечно, не скажет.
Бабка продолжала:
- Игнат, нехорошее задумал. Сходи в церковь, покайся. Не сделаешь этого – век будешь маятся. Уж я об этом позабочусь.
- Да заглохни ты – карга,- закричал он в ярости, подбежал к своей одежде, выхватил пистолет и навел в грудь девушки,- я убью твою внучку – стерву, а потом и тебя отправлю на тот свет. Задержалась ты здесь, но я тебе помогу, будь уверена.
Он сверкал глазами, пытался нажать на спусковой крючок, но у него ничего не получалось. Обессилев от напрасных трудов, Курапин бросил пистолет в сторону и, почувствовав мощный удар в пах, потерял сознание. Очнулся, когда уже было светло. В окно заглядывало яркое солнце, в открытую форточку дул летний теплый ветерок. Генерал, поворачиваясь на спину, простонал:
- Где я, почему мне так противно и больно, что со мной?
К нему подошла уже одетая и причесанная Нина. Она ласково погладила его голову и сказала:
- Не волнуйся, Игнат, все нормально. Это у тебя от чрезмерного алкоголя в крови. Понимаешь, ты вчера был вне себя. Я еле тебя откачала. Не, я бы, милый, – тебе бы была уже хана. Шок, который может повториться, уже гуляет в твоей крови, временами он может вырваться наружу и тогда…
- Почему я ничего не помню?
- Так бывает от сильного перепоя и перегрузки души.
- Что ты несешь, какая душа, какой перепой? У меня весь пах разнесло. Я ничего не могу с собой поделать.
- Тебе помочь? Сейчас я разденусь и приведу всё в порядок, только дай слово, что ты не будешь дергаться, а то вся моя терапия пойдет насмарку, и ты останешься навсегда в раскорячку, и той болью, которая тебя поразила. Ты грешен, очень грешен, мой милый, Игнат Федорович.- Она крестила его, прижимаясь всем телом к нему. И он почувствовал облегчение. Боль ушла, и все встало на свое место.- Игнат, подари мне сына. Я хочу его иметь именно от тебя.
- Что у меня нет жены и детей?
- Есть, но они уже взрослые, а ты мужчина еще в самой поре. Такие, на дороге, не валяются.
- Родить от меня хочешь. Кто ты?
- Игнат, ты что забыл? Вот на этой самой койке ты лишил меня девственности. Я - Нина.
- Да, да что-то припоминаю. Я вырвал тебя у сутенера.
- А потом, что ты сделал со мной?
- Ты должна меня благодарить за это.
- Конечно, а как же иначе?
Нина поняла, что разговор для неё принимает неприятный характер, и мысленно обратилась к бабушке. Та уже была на связи, и прошептала ей:
- Отойди от него, внученька. Ты мешаешь мне включить свою терапию. Он опять набирает силу. Иди, свари кофе.
Игнат Федорович перебрался на койку, почувствовав, что всё его тело заломило, будто по нему пробежало множество человеческих  ног, а особенно снова неприятно стало в паху, словно там работали железные тиски, сжимая его плоть. Он застонал и провалился в беспамятство.
- Бабушка, что ты наделала? Ты же снова вырубила его.
- Надоел мне этот бандюга. Я не могу его простить зато, что он сделал с тобой. Я люблю тебя, внученька. Скоро я уйду в мир иной. Меня уже зовут туда. Больно даже думать, что этот оболдуй останется жить, но я обеспечу твою жизнь. Он будет у твоих ног, как послушный пес. Ты будешь им вертеть, как посчитаешь нужным. А пока пусть он мается, горяч больно: убью тебя карга и внучку твою. Он будет в таком состоянии ровно трое суток, ощущая, что с тобой занимается любовью, а когда придет в себя, признает, что родившийся сын кровь и плоть – его чадо. Ему даже и в голову не придет сделать ДНК. У тебя будет оригинальный сын, весь в Лямова и твою бабку Анастасию Ивановну. К Курапину не прикасайся. Он сейчас в отпуске, и его никто не хватится даже жена и дети.
- Спасибо, бабушка.
- Отдыхай, внученька. На работу не ходи, все оплачено. Курапин постарался.
Нина отодвинула генерала к стене, накинула на себя тонкое одеяло и заснула сном праведника. Игнат Федорович ворочался во сне, держась за свою плоть обеими руками, шептал её имя, и сладострастно издавал губами и языком звуки страсти. Проснувшись и, увидев, что бабушка сделала с генералом, Нина рассмеялась взахлёб. Она почувствовала и свою силу, которую ей капелька по капельке отдавала старушка. И она решила проверить свои телепатические способности, обратившись к Лямову, который крепко спал.
- Вася, как дела? Я вижу, ты ещё спишь, сонуля,- прошептала она в надежде, что он проснется и ответит ей на зов её сердца.- Я люблю тебя.
- Нина, ты что? Я спать хочу, генерал дал мне три дня отдыха,- ответил Василий, не приходя в себя.
- Ну, спи, спи, неженка.
- А я и не проснулся.
«Крепок,- подумала Нина,- даже во сне передает телепатические импульсы, превращая их в слова и речи. Я бы так, наверное, не сумела. Бабушка  меня не раз будила, врываясь в мой сон, а вот я её никогда. Может быть, потом обрету её силу, когда буду постарше, да и с таким мужиком, как Василий Лямов – всё возможно».
Она побежала на кухню, сварила себе маленькую чашечку кофе и, наслаждаясь его запахом, стала пить маленькими глоточками, думая о том, что на таком огромном расстоянии её бабушка феноменально, используя свою энергетику, правда, невидимую и неподвластную обыкновенному человеку, направила в нужное русло, и завалила такого человека, как генерал Курапин. Что это? Мне бы обладать такой силой воздействия. Я, несомненно бы приковала к себе Лямова. Он такой – душка. Мужик просто супер. Но я не могу, да и захотела всё равно бы, не стала. Мысли у неё текли и текли, как вода сквозь растопыренные пальцы, не оставляя в памяти ничего кроме того ужаса, что хотел с ней сотворить Курапин. Она содрогалась от обиды и горя, и плакала горькими слезами: мол, неужели я не имею права на семейное счастье. Он же своей похотью испортит меня. Бабушка, бабушка, ты у меня самая лучшая в мире. Я люблю тебя. Её сигналы достигли адресата.
- Нина, ты еще будешь  счастлива, только не мешай Лямову, и не стой у него на пути. Скоро он уйдет из милиции и посвятит себя полностью писательской деятельности. На него и его детей будет дикая охота криминала. Я тебя пугать не буду, но он над ними одержит победу.
- Спасибо, бабушка,- шептала Нина.- Я тебя век буду помнить, не я Богданова, то есть Богом данная, если забуду.
Нина оделась, привела себя в порядок и вышла из квартиры. Курапин спал, занимаясь во сне любовью. Он все так же повторял её имя, целовал её, войдя в транс. Богданова, увидев его действия, расхохоталась во всю силу своих легких и голоса, но он её не услышал.
«Ай, да бабушка, ай, да молодец,- подумала она,- вот это любовь она ему придумала».
- Нина, ты должна быть около его ровно в двенадцать часов пополудни на третьи сутки, если этого не произойдет, он может заподозрить неладное, примет это за принудительный сон, а пока гуляй и развлекайся, только не привязывай к себе парней, он может не простить измены.
- Хорошо, бабушка, я буду помнить,- ответила ей Нина и запела легкий мотивчик: «Любовь кольцо, а у кольца начала нет и нет конца».
«Потом он будет обессиленный,- напоминала ей Анастасия Ивановна,- прикинься, что и у тебя нет сил, и он будет рад этому. Выползи на кухню, свари кофе и принеси ему. Он скажет: «Нина, какая у нас была любовь, обалдеть можно. Что с нами? Где мы взяли столько сил? У нас будет точно сын, а вернее два или три». Ты только молчи и поглаживай его живот: мол, Игнат, мы еще с тобой и не на такое способны. Конечно, после такого случая он долго не сможет восстановиться как мужик, но ты не торопи его – главное ты сделала».
Нина заплакала. Слезы радости текли по её щекам, размывая нанесённую на лицо косметику. У неё складывалось все, как нельзя лучше. Мальчика, которого она родит от писателя Лямова, Курапин назовет его своим сыном и запишет на свою фамилию. Подло это, да ни в коем случае. Сейчас это очень модно, вот только ДНК работает не в тему, выявляя настоящих отцов, а они бывают безденежные: пьяницы и наркоманы. Но всё же под ложечкой что-то сосало и напоминало, что ты Богданова не в меру грамотная, а делаешь не то, что надо, ведь генерал Курапин ответственное лицо в государстве, и с ним надо как-то иначе. Если он ответственное лицо в государстве и надо вести себя соответственно этому статусу, приходила спасительная  мысль: клин выбивают клином, но успокоения не было. И она обратилась опять к бабушке,  которая рада была поболтать и дать наставления любимой внучке.
- Нина, внученька моя, ничего не бойся. Он же является крышей всего криминала области. К нему тянуться кровавые нити темных дел. Аляпова он испугался, что выйдет на него, и решил пригреть, чтобы легче было управлять, но у него ничего не получилось, вышку по нашим законам получил Аляпов, потому что Катя, жена Лямова создала на лице Аляпова копию своего мужа Василия Ивановича, а её муж Василий наоборот носит маску Петра Ивановича. Не парадокс ли, дитятко? Аляпов хотел упрятать Лямова на вечные времена, чтобы овладеть Катей, но оказался за колючей проволокой сам. Теперь пишет своим друзьям по криминалу письма, но те ему не верят, боясь подвоха со стороны правоохранительных органов. А Лямов взвалил на себя всю работу, потому что у него лицо Аляпова. И все это из-за Катьки, жены своей. Вот на что способна любовь женщины.
Нина шла и улыбалась, временами шепча губами какие-то слова. Она еще не могла освоить и привыкнуть к телепатии, которую Анастасия Ивановна освоила в совершенстве, живя в глухом местечке Вологодчины среди лесов и болот, собирая лечебные и приворожительные травы. Конечно, за помощью к ней обращались многие, и она никому не отказывала, помогала людям в меру своих возможностей. Как-то прибежала к ней молодая женщина с плачем и упала прямо в ноги: «Анастасия Ивановна, что мне делать, вышла замуж, а у него того, ну не действует».
- Приведи его ко мне,- сказала тогда бабушка Богданова,- я посмотрю на него, может быть, чем и помогу. Ты будешь рядом с ним, и  узнаешь всю правду.
Женщина привела своего Ивана. Он скромный и стеснительный стоял перед ней, а Анастасия Ивановна прошивала его своими глазами как рентгеном, потом сделала вывод:
- Ванча, зачем же ты соседке Машке обещал на ней жениться, говорил, что любишь. Это наговор по её просьбе. Она ж любит тебя больше жизни. А ты стервец!!! Любовь бросила эту девушку к бабке Лукерье, что живет за пятьдесят километров отсюда. Машка шла одна по лесной дорожке. Конечно, ей было страшно, но она шла. Лукерья пожалела девушку и наказала тебя, Ивашка. Я не хочу вмешиваться, она сильнее меня, да и справедливость должна восторжествовать. Не надо девушке морочить голову.
- Но, Анастасия Ивановна, мы же повенчаны,- взмолилась женщина.- Как я теперь буду жить? Моего же согласия не спрашивали, выдали замуж и все.
- Ладно, Варька для тебя сделаю. Их любовь всё - равно не сшить. А тебе надо жить, детей рожать,- сказала тогда Богданова,- я постараюсь помочь. Идите. Вот, если бы каждого прохвоста так наказывать, тогда, может быть, семьи были крепче.
Варька бросилась обнимать знахарку, но Анастасия Ивановна оттолкнула её со словами:
- Побереги ласку для своего подлеца, а то какая-нибудь бестия уведет его, если он не стоек в любви. Пока, Варька. Дай Бог тебе счастья.
С тех пор прошел не один десяток лет. Анастасия Ивановна постарела и еле двигает ногами, но её зоркий глаз и цепкий ум до сих пор служит добру. Деревушка, где она живет в своем доме одна, поредела и тоже постарела. Её когда-то большой красивый дом покосился, в окна дует, но она не покидает его: дескать, здесь я родилась, здесь я и умру. Мой отец здесь на кладбище, и все мои предки тоже. Куда мне ехать отсюда? Внучку Нину она уже не видела давно, с тех пор как она уехала в группе с другими девчонками в город. И вот она уже взрослая и, видимо, пошла в бабку Анастасию Ивановну, но ещё ей не хватает опыта и знаний, но это дело наживное, главное у неё есть то, о чем бабка так мечтала. С такой энергетикой девка не пропадет, вот только ей чуть-чуть постараться. Правда, ей Анастасия Ивановна помогла, когда сутенер и его окружение хотели произвести её в проститутки. Ей надоело, и она путем наущения внушила генералу Курапину, чтобы он пришел и вступился за бедных девушек, которых обманули и положили под мужиков. Что он и сделал. После этого сутенер и его окружение по живому бизнесу, попали в больницу, харкали кровью и были рады, что остались живы. Потом исчезли в неизвестном направлении. Их хозяин Пётр Иванович Аляпов, которому они относили заработанные женщинами деньги, был уже осуждён и не мог за них вступиться, да и против генерала, он бы, не пошёл, бросив свой бизнес на произвол судьбы. А девчонки, брошенные ими, остались в городе в поисках работы. Некоторые из них ночевали на вокзале, и питались, чем Бог послал.
- Нинка, ты,- услышала Богданова знакомый голос. Перед ней стояла Ленка Гордеева, с которой она училась в одном классе.- Здравствуй. Чего не признаешься?
- Ой, Лена, извини, засмотрелась. Ну, как ты живешь, где? На работу устроилась?- спросила она.
- Да нет, Нина. На вокзале живу, подружки подкармливают, которые сумели пристроиться, например, Маша Волошина, она устроилась продавщицей на местном рынке. У неё оказалась здесь родня, живет у них, частенько приносит мне поесть. У тебя нет денег? Есть хочется. Со вчерашнего дня маковой росинки во рту не было, а уже вечер сегодняшнего дня. Я не выдержу, уехала бы домой, да денег нет на дорогу. Вот беда. И здесь никуда не устроится, хоть снова на улицу. Нина, я в капкане. Боже, помоги.
- Пойдем, Лена, перекусим в столовой, а потом уж и разговоры. А то на голодный желудок плохо думается.- Они зашли в столовую, где работала Нина и заказали обед.- Давай, Лена, нажимай. Ты отощала, краше в гроб кладут.
- Нина, так это ж будет очень дорого такой богатый обед. Я не могу с тобой рассчитаться,- сказала взволнованно Гордеева.- Ну, спасибо подружка. Я так сытно не ела с тех пор, как разбежался наш притон.
- Ничего, Лена, ешь. Я тебе еще деньжат подкину, ведь мы с тобой, считай не чужие. С одной деревни, в одном классе учились и обе попали в беду. Выручать надо друг друга. Кстати, куда девался Вовка Кадушкин. Хорош, конечно, паренек. Вот только нас с тобой считал стервами, а ведь мы красавицы, не правда ли?
- Красавицы, вот только в жизни нам не повезло.
- Не отчаивайся, Ленка – главное, мы спасены, и у нас сейчас есть перспектива. Ты куда сейчас?
- Да куда мне, все ноги избила. Ищу работу. Многие предлагают интим. А меня тошнит от него.
- Я тебе, наверное, помогу. Но вот так сразу сказать не могу. Мне надо встретиться с одним человеком и рассказать ему о тебе. Будем Богу молиться, чтобы он нам  ниспослал хорошую судьбу после всех этих передряг.
Они вышли из столовой и направились к парку, откуда неслась музыка и крик молодежи. Горожане тянулись в прохладу под крону вековых деревьев. Нина подошла к ларьку и купила по мороженому. Лена ела с удовольствием, поглядывая на богатую подругу.
- Лена, я думаю, тебе на неделю хватит две штуки, а там мы снова встретимся. К тому времени я поговорю кое с кем и тебе сообщу. Деньги убирай подальше, чтоб не вытащили. Возьми, и не отчаивайся, Ленка. Прорвемся!
- Нина, такие деньги, я не знаю когда и отдам.
- Не в деньгах суть, все под единым Богом ходим. Не спеши с отдачей, отдашь, когда разбогатеешь.
Нина была грустная и немного подавленная. Чувствовалось, что она находится под тяжелым духовным гнетом. Ветер трепал её рыжие волосы, распущенные по плечам. Она не удерживала их, готовая заплакать. Казалось, что слезы висят на её ресницах и вот-вот скатятся бурным потоком.
- Нина, тебе тяжко?- спросила Лена.- Расскажи, что у тебя на душе. Я никому не скажу. Могила.
Богданова, нахмурившись, пожала плечами, глаза её еще больше увлажнились, готовые выплеснуть водопад слез. Но Нина огромной силой воли удержала нервы, и Лена только покачала головой, мол, не хочешь рассказывать, ну и не надо. Я не гордая, обойдусь. Они гуляли по парку, наслаждаясь свободой и тишиной. Парни пытались флиртовать с ними, но получали отказ и отходили в сторону. Еще немного, еще чуть-чуть говорили они сами себе, глотнуть воздуха, и распахнуть душу и сердце.
- Нин, а ты помнишь, как на выпускном экзамене по математике ты послала мне шпаргалку, у меня что-то башню заклинило, учителка видела и смолчала.
- Конечно, Лена, я помню это. Нас предупреждали: кто пошлет шпаргалку, тому сразу идет – двойка, и тому, кто в ней нуждается.
- Но ты ж не испугалась, выручила меня.
Богданова хотела ей сказать, как же я могла тебя предать, ведь ты ж моя подружка. Но не сказала, всматриваясь в лица людей в надежде увидеть тех мужчин, которые хотели с ней позабавиться, предлагая большие деньги сутенеру. Но сколько она не смотрела, никого не видела. И вдруг её взгляд остановился на грузине. Сомнений не было – это он. У Нины сразу пропало настроение, и она потащила Лену обратно в город, сказав при этом:
- Вон субъект, который домогался меня, кидая к ногам сутенера огромные деньги.
- Сутенёр-то жив?- спросила Лена.- Их же очень сильно измолотили палками, ногами люди в масках. Ужас было смотреть.
- Ты что, пожалела их?
- Просто страшно было. Ворвались какие-то мужики с резиновыми дубинками, и стали раскидывать весь этот мужской зброд.
- Надо бы, Лена, отбить им всем мужское достоинство, ведь они самые настоящие скоты. Ну, да ладно. Мне нужно домой.
- У тебя уже и дом есть?- спросила Лена Гордеева.
- Да что-то вроде общежития.
- А вот у меня вокзал.- Её глаза потускнели, закапали слезы, и она склонила свою голову на плечо подруги.- Нина, Нина, помоги. В деревню я ехать не могу. Понимаешь, что я скажу папе и маме? От меня воняет бомжатиной, а помыться и постирать белье негде. Кто меня возьмет на работу в таком виде.
- Пошли ко мне. Только, что увидишь, держи язык за зубами, иначе ты мне не подруга.
- Да ты, что, Нина, меня не знаешь?
- Знаю. Но предупредить не мешает. Дело очень серьезное. Я могу поплатиться жизнью.
- Нин, что это так серьезно?
- Да,  Лен, очень. Я боюсь.
- Может не ходить. У меня от твоих слов мороз идет по коже.
- Если будешь держать язык за зубами, ничего страшного. Пойдешь, не пойдешь? Я тебя отмою, накормлю, и спать уложу. В моем распоряжении двое суток.
- Нина, почему двое суток?
Богданова молчала. Ей не хотелось выдавать тайну, покрытую паутиной телепатического разряда. Да Гордеева все равно бы ничего не поняла. Ведь о бабушке Анастасии Ивановне Лена имеет смутное представление. Знает, что она собирает лечебные травы и помогает людям. А то, что она имеет мощное энергетическое поле, способное входить в подсознание другого человека, и руководить его действиями, она вообще не ведала. Да и Нина, даже под страхом смерти не выдала бы свою любимую бабушку. А она уже стучалась в её душу:
- Нина, Нина, не делай этого, опасно. Поговори с Лямовым, он устроит её в общежитье, найдет работу.
- Сделаю, бабушка, будь спокойна.
- Внучка, не шевели губами, заметно.
- Слушай, Лена, я сейчас свяжусь с одним человеком по телефону,- отошла в сторону, вытащила из кармана мобильник, который подарил ей генерал, но включать его не стала, боясь, что её сигналы подслушивает милиция. Она знала, что Курапин так ничего не делает. За все надо платить. Мысленно она обратилась к Лямову, дескать, Вася милый, послушай меня.
- Нина, не лезь в мое подсознание, а если нужно позвони, или напиши записку.
- Не могу, мой ненаглядный. Я думаю, за мной везде следят,- ответила девушка.- Моя бабушка меня предупреждала, а она у меня дока. И только этот разговор они не сумеют запеленговать.
- Хорошо! Что надо?
- Устроить на работу девушку, она моя подружка. Мы вместе с ней попали в беду.
- Какую беду?
- При встрече расскажу. Она живет на вокзале.
- Нина, у тебя и мобильник уже, и кажется очень дорогой,- запричитала Лена.- Неплохо устроилась. Ну, поздравляю.
- Кто это?- услышала Нина голос Лямова.
- Подружка Лена, о которой я тебе говорила.
- Постараюсь. Я ещё не совсем  освоился. Доверять ей можно?
- Вполне. Умеет держать язык за зубами.
- Красива?
- Очень.
- Умна?
- Нормальная.
- Как её фамилия?
- Лена Гордеева.
- Сколько ей лет?
- Скоро восемнадцать.
А писательская мысль Лямова уже задвигалась, забурлила. Он хорошо понимал, что без своих людей, преданных только ему,  он не выдержит, ведь ему нужны свои осведомители, о которых бы никто не знал, даже Нина, которая произвела на него неизгладимое впечатление своими чарами с приворожительной травкой, а ещё телепатией. Он думал, что только с Катей можно так разговаривать, но оказывается, и другие женщины могут с ним говорить наравных. Лямов понимал, что подсадная утка Курапина может вести двойную игру, но отступать было уже некуда.
«Василий, Василий,- забил старческий голос в его ушные перепонки,- не сумлевайся:  моя внучка будет предана только тебе».
«Кто это,- подумал он,- неужели бабушка Нины».
«Я, я. Кто ж ещё может быть,- запричитала Анастасия Ивановна.- Берегите мою внучку, будь её опорой и надеждой, Вася. Не обижай её. Она у меня очень хорошая».
«Постараюсь»,- вырвалось у Лямова, и он как бы уже своим согласьем связал свою жизнь с этой женщиной, потом одумался: что же я делаю у меня же жена и двое детишек. И тут он увидел скорбное лицо жены Кати, которая держала на руках его малышей. Она шептала:
- Вася, ты не виноват. Судьба. Я тебя не предам, не брошу, чтобы не случилось. Помоги девушкам, если сможешь. В интимную связь ты больше с ними не вступишь. Это тебе говорю я – твоя Морозова – Лямова.
Он стоял у окна и смотрел на улицы города, где проходили машины и люди, и чесал в затылке. Это было у него всегда так, когда он думал.
«Василий,- услышал он опять голос Анастасии Ивановны,- берегись Курапина. Он ехидна, нанесет свой удар в неурочное время и в нужном месте, ведь он крыша всего криминала области».
«Спасибо, бабуля,- подумал он,- я буду настороже».
«Он затевает против тебя что-то, ведь он боится, что ты своими способностями прикроешь его золотую жилу, а это для него считай – хана, деньги уплывут к тебе, он считает, что ты Аляпов, который упаковал писателя Лямова на вечные времена за колючку. Если, что я тебе буду помогать своими чарами, обратись только ко мне. Этот Курапин у меня уже на крючке и сорваться уже не может. Я разрушила его защитную оболочку, и теперь в любое время дня и ночи  могу зайти в его подсознание, не встретив даже малейшего сопротивления. У тебя же, Вася, мощное энергетическое поле, даже я со своим опытом не могу пробить его, если ты не захочешь этого. Береги его. Пиши свои романы пока в стол».
Голос Анастасии Ивановны  звучал старчески хрипло. Вскоре он стих, и Василий Иванович почувствовал облегчение. Все шло как нельзя лучше. Вот только с женщинами, которые его любили нежно и страстно, он никак не мог разобраться, чувствуя перед ними свою вину. А в это время генерал Курапин на койке Нины занимался любовью, не приходя в себя. Шли третьи сутки, как Анастасия Ивановна бросила его в любовный жар.

                Глава седьмая

Время шло к обеду. Игнат Федорович должен был очнуться  и возвестить Нине о своих ощущениях во время гипнотического сна. Девушка ожидала со страхом пробуждения генерала. Она разделась и прижалась к нему грудью. Он зашевелился  и произнес:
- Нина, как же было хорошо. Я, прямо сказать, на верху блаженства.
Он стал подниматься, и его шатнуло в сторону.
- Не понял,- произнес он, чувствуя, что весь выжат как лимон,- почему меня так бросает?
- Игнат, ты все силы отдал на любовь,- сказала Нина, держась за кровать, и нетвердым шагом пошла на кухню,- отдыхай мой генерал. Я приготовлю кофе. Ты выдержал экзамен, у нас будет сын или двойня.
- Да, возможно так,- возбужденно произнес он,- такая любовь – это дается не каждому. Хорошо, если я тебя наградил сыном, а если это будет двойня или тройня?
Курапин лежал на койке, наслаждаясь отдыхом. Он смотрел на девушку, которая, как и он, тоже шаталась, но весело и радостно несла голову. Игнат Федорович думал, что он её осчастливил. Конечно, ребенка, если он будет, обязательно запишет на себя. Такая была любовь, такая любовь – это - ни что иное - как подарок судьбы. Наконец-то Бог ему ниспослал настоящую женщину, с которой любые жизненные невзгоды ему будут по плечу.
«Боже, хоть я и мерзавец отменный,- пронеслась мысль,- но этого ребенка, а если их будет несколько, я воспитаю сам, не будь я генерал. Дам ему всё. Он будет моим продолжением».
Кофе было готово, и Курапин с наслаждением стал пить, ощущая как мало - помалу к нему возвращаются силы.
- Нина, тебе хорошо?- прошептал он ласково,- будь умницей, принеси что-нибудь выпить.
- Водка вон стоит под столом, оставил после того прихода, ты будешь?- спросила она.
Её карие глаза за длинными ресницами сверкнули радостно. У неё с сердца упал груз напряженности. Она догадалась, что её бабушка предусмотрела все до мелочей. Игнат Федорович ничего не вспомнит кроме любви к ней. Больше Нине ничего и не надо было. Василий Лямов, на которого она положила свой глаз, для неё недосягаем, но всё же, где-то в подсознании она тешила себя, что он будет её навещать, правда, не часто, ведь он дал бабушке слово быть надежной опорой для её ненаглядной внучки, которая ещё так молода.
- Нина, включи мой мобильник, где он?- спросил Курапин.
И стоило только включить телефон, как он услышал нервный крик жены:
- Игнат, где пропадаешь? Я уж грешным делом подумала, жив ли ты? Ведь у тебя такая работа, долго ли потерять голову, приходи скорее, я хочу посмотреть на тебя.
Он хотел подняться и не мог, тело ему не подчинялось, а в голове звучала какая-то дивная музыка успокоения, которая просто приковывала его к постели, не давая встать. Она заполняла весь его организм, душа, прямо сказать, таяла, улетая куда-то, где так хорошо и уютно. Не надо ни о чём думать, что-то решать, кого-то приводить в чувство отборным матом. Живи и блаженствуй.
- Нина, что со мной?- спросил Игнат Федорович,- у меня вообще нет сил. Ты что со мной сделала?
- Ничего. Видишь, я сама чуть жива. Нужно просто отдохнуть. Выпей водки и поспи.
- Телефон мой выключи, чтобы никто не мешал. Давай махнём с тобой на Канары, я думаю у нас с тобой медовый месяц. Хочется продлить этот кайф, как можно дольше. Ты согласна?
Он налил большой фужер водки, разом опрокинул его в рот, закусил колбасой, и тут же упал на кровать. Спал он часов пять как убитый. Нина смотрела на него и улыбалась своей загадочной улыбкой, которая так нравилась всем мальчишкам в округе. Ленка, её подруга, часто ей говорила:
- Нина, ты - волшебница, а точнее сказать – ведьма. Смотри, все ребята от тебя без ума, а ты дура набитая  влюбилась в моего Вовку. Что будем делать-то?
- Да ничего. Я на твоем пути не встану, переболею одна. Люби своего Кадушкина,- ответила тогда Нина Богданова,- ведь что не бывает по молодости.
- А ты чего, старая?
Нина тогда загадочно улыбнулась, но промолчала. Она понимала, что Вовка ветреный и не стоит их любви. А Кадушкин уехал в город искать для себя счастья, оставив их  ни с чем. Вскоре от него Ленке пришло письмо, что устроился в общежитье и поступил учиться в институт, но о любви ни слова. И Ленка очень расстроилась, а потом и сама попалась на удочку сутенеру. Что было бы дальше, если бы их не спасли, она не знает, ведь она уже начала привыкать к этому образу жизни, похоронив навсегда и любовь, и семейные узы. И вот, как озарение, что у неё будет все прекрасно, прорвался лучик надежды.
«Я люблю тебя, Лена. Будь моей»,- слышался ей мужской, нежный голос, полный обаяния и теплоты, который поднимал её над всеми горестями и бедами. Это окрыляло её и давало силы, хотя она и жила на вокзале. Но чувство собственного достоинства уже брало верх. К ней подходили мужчины, но все безрезультатно. Она не реагировала ни на какие обещания и посулы. И только внутренний голос говорил ей, что твое время не настало. Наученная горьким опытом, она была очень осторожна, оберегая свои документы, которые с большим трудом были изъяты у сутенера. Гордеева ждала, когда к ней заявится Нина Богданова. Время летело, а подружки все не было и не было. Она уже перестала ждать, когда под вечер Нина появилась рядом с молодым мужчиной лет двадцати восьми – тридцати. Он был спортивного телосложения, русые волосы коротко стрижены, а в карих глазах играли бесенята.
- Заждалась,- сказала Нина без предисловия,- пошли, устроим тебя пока в общежитие к девушкам, правда, ты будешь жить там одна в комнате. Отоспись, помойся, постирайся, а потом подумаем о твоей дальнейшей судьбе. Это Аляпов Петр Иванович, начальник милиции города. Познакомьтесь. Теперь твоя жизнь будет зависеть от него. Что он тебе скажет нигде, никому ни слова, даже мне. Тебе понятно с кем имеешь дело.
Лена прямо сказать остолбенела, она никак не могла взять в толк данную информацию, и поэтому дрожала и заикалась.
- Нина, Нина, зачем так-то? Я боюсь,- захныкала она в плечо подруги,- ты же знаешь, на что я способна. А ему, наверное, нужен интим. Я не хочу, Нинка.
Её серые стальные глаза и длинная русая коса пришли в движение, а тонкие изящные руки выбивали дробь. Она была мила и беззащитна как ребенок. Да фактически, она и была еще им, ведь школу кончила летом и хотела поступить в университет, но материальные трудности не дали ей использовать этот шанс. А потом все пошло наперекосяк. И от своей мечты она уже отказалась, даже не могла мечтать после всего, что с ней произошло. Её прямое назначение было идти на улицу, но она держалась изо всех сил, хотя и денег не было, питалась чем придется. И вот когда она встретила Нину Богданову,  у неё снова появился призрак определенности, да и как не появится, если подружка о ней стала беспокоиться.
- Что испугалась?- сказал Лямов, положив на её худенькое плечо тяжелую руку и, заглянул в глаза, - Лена, ты еще совсем ребенок, не боись, прорвемся.
Василий Иванович был вежлив и галантен. Его гражданский костюм и белая под черный галстук рубашка, выделяли его среди остальной толпы, крутящейся на вокзале, как интеллектуала. Он сразу понял свою ошибку, надо бы одеться попроще и не выглядеть белой вороной.
- Ну, что девчонки, поехали, – сказал он и улыбнулся добродушно, показав белые ровные зубы.
В машине их уже ждал немолодой водитель в милицейской форме, который покачал головой, мол, что начальник делает. У самого жена красавица только что родила двойню, а он уже занимается с молоденькими девчонками.
- Иваныч,- укоризненно покачал головой Лямов,- ты не так меня понял. Эти подружки нужны мне для работы. А сейчас в общежитие на Ленина.
Мотор девятки уркнул, и машина покатилась по указанному адресу. Нина вышла, а через несколько минут и Лена. Она никак не могла понять, для чего ею заинтересовался сам начальник милиции. Какую он ей отведет роль. А правду ей он не сказал, не объяснил. Просто поставили перед фактом и все тут.
Лямов поднялся на второй этаж, открыл своим ключом нужную комнату и пригласил Гордееву. Она со страхом вошла, и стала осматривать помещение, где стоял шифоньер, два стула, стол и деревянная кровать. Пол был запыленный и давно немыт. Видимо бывшая хозяйка давно уже оставила эти апартаменты, а после её здесь никто не бывал. За тонкой стенкой был туалет и ванная.
- Лена, вот тебе три штуки на первое время, отдыхай, приводи себя в порядок,- сказал он, положив на стол ключи от комнаты.- В скором времени ты будешь мне нужна. Нина мне сказала, что ты очень смелая девушка. Внизу есть буфет. Не хочешь питаться там, готовь сама. Подожди, сейчас я принесу тебе что-нибудь перекусить. Ты непротив?
- Конечно, нет. Я, кажется, сейчас бы съела целого быка,- сказала она, сглотнув слюнку.
Лямов нырнул в дверь и через несколько минут принес большой кусок колбасы, батон и бутылку лимонада. Лена без всякого стеснения накинулась на пищу, и Василий Иванович ушел.
- Петр Иванович, что-то вы очень быстро. Такая девка, глаз не отвести,- улыбнулся загадочно водитель.
- Уметь надо,- рассмеялся Лямов,- красивая, и работается быстро, а как же иначе, Василий. Жизнь она такова.
Он вдруг стал серьёзным и, обращаясь к водителю, сказал:
- Василий Иванович, у нас здесь есть хороший спортзал, где бы обучали людей приемами по обезвреживанию противника?- спросил Лямов.
- Петр Иванович, а как же, всё есть. Обижаете.
- И инструкторы хорошие?
- Надо думать, господин полковник.
- Ладно, ладно не обижайся. Нужно будет вот эту девушку натаскать самообороне.
- Зачем, Петр Иванович, она такая нежная и хлипкая, жалко её. Пропадет пацанка. Мужики сейчас – звери.
- Нужно для дела, она покажет ещё себя, милый Василий Иванович. Я вижу в ней хорошего бойца.
- Вам виднее,- усомнился было водитель, - я бы так побоялся куда либо посылать такую красотку. Слишком много алчных мужиков. Жаль мне её.
- Вот поэтому я и хочу к ней приставить опытного инструктора.
- А вдруг у них будет роман?
- Возможно. Не исключено. Я уже тут - пас. Любовь - это святое дело. Она тоже должна обрести свое счастье.
Генерал Курапин долго выходил после затяжной любовной анестезии. Когда-то млел от каждой симпатичной мордашки, теперь просто ухмылялся, дескать, подумаешь – красота неземная. У меня Нина намного лучше. И молода, и умна, и красива, да и скоро подарит мне сына, такого же симпатичного как она, от которого я просто сойду с ума. А время неумолимо. И вот Нина сообщила ему, что она беременна, и вскоре Игнат Федорович будет трижды отцом. Его старшие дети сын и дочь уже взрослые, и вот ему судьба дарит ребенка любви, так как с женой Зиной он сошелся по настоянию своего покойного отца, который утверждал, что лучше дочери его друга, Игнат не найдет себе жены.
И вот появилось это очарование. И всепоглощающая любовь захватила его с такой силой, что он даже думать не мог, как он жил без неё все эти годы. «Нина, Нина,- шептал он вне себя.- Я люблю тебя мой кареглазый цветок. Не могу на тебя наглядеться». Но прикасаться к ней у него не было сил, а она с надеждой утверждала:
- Игнат, потерпи немного, наберись сил, я же твоя верная любовь и надежная подруга. Ты молод, мой милый, смотри, уже у тебя на голове не осталось седых волос, а это говорит о том, что твой организм перестраивается и недалек тот день, когда мы снова захлебнемся в порыве страсти. Подойди к зеркалу, посмотри на себя, тебе сорок пять лет, а выглядишь на все тридцать. И это все от того,  что ты встретился со мной.
Сам же Игнат Федорович, замечая свою молодость и статность, смотрел на своих подчиненных, которые были намного моложе его скептически, мол, как вы стары против меня. Но вот беда сослуживцы ну никак не хотели замечать на его лице и в движениях молодость. Они смущенно смотрели на генерала и не могли понять эти происходящие в нем причуды, был мужик как мужик, а сейчас с ним что-то стряслось. Корчит из себя молодого и сильного, а самого частенько пошатывает.
- У меня молодая жена необычайной красоты,- как-то произнес он вслух.- И скоро мне родит сына. Я назову его Игнат. Разве не звучит Игнат Игнатович.
Курапин работал как вол. Он часто наведывался во вверенные ему подразделения, контролировал их. Все сведения области сходились к нему, но результатов по уменьшению процента криминальной обстановки, а уж какого-то события – на подобии суда над насильником и маньяком Лямовым давно уже не было. Что-то закисло его ведомство. Суды над преступниками, разваливаются как карточные домики. Опытные адвокаты и присяжные разбивают все доказательства следователей, не оставляя камня на камне от собранных улик и фактов. Он чувствовал, что его трон уже зашатался, хоть бы каплю свежей струи в рутину следственных органов. Аляпов и то ничего не может сделать, а ведь так он на него надеялся. Игнат Федорович вспомнил, что вот уже второй месяц он не прикасался к молодой жене. А Зинаида собрала его вещи и сказала:
- Иди к ней. Ты даже во сне шепчешь её имя. Влюбился, я у тебя не встану на пути. Все равно от тебя как от мужика уже никакого толку нет. Был мужик как мужик, а теперь?
- Я еще наберу силу,- сказал он твердо, - ты меня оскорбила. У меня это временно.
Курапин,  конечно,  не сказал почему ослаб как мужчина, но надеялся, что его еще время придет, да и Нина обещала и вселяла ему надежду и веру на хороший исход, ведь он до сих пор не может забыть мгновения той любви, которая  достала его до самого донышка уже измученной души, где он ощутил себя супермужчиной и расстаться со своими воспоминаниями, а уж поделиться с кем-то, он не хотел, думал, что он если кому-то расскажет, то ограбит сам себя. Курапин еще надеялся на величье любви, что он в скором времени будет счастлив, вот только когда, он наберется мужской силы, а пока надо терпеть, так сказала ему Нина. Наступит их злачная ночь, и от счастья они снова сойдут с ума. И вот это случилось снова.
Нина сказала ему:
- Игнат, раздевайся.
А сама уже лежала раздетая в кровати. И стоило ему только коснуться её тела, как он проваливался в сон сладострастия, чмокая губами, ухватившись обеими руками за свою плоть. Нина спокойно отодвигала его в сторону и шла в город, оставив Курапина заниматься любовью. Она улыбалась, призывая бабушку тоже посмеяться над причудами генерала. Но она понимала, что надо менять тактику поведения, иначе Курапин может заподозрить неладное, и тогда берегись Нинка. Мало тебе не покажется. Придуманная бабушкой любовь, может стать кровавой, ведь он генерал и насмешек не потерпит.

                Глава восьмая

Между тем, посланная Лямовым  Лена Гордеева на курсы по приобретению навыков самообороны, показала свои недюжинные способности и наносила удары своему инструктору так, что он не успевал защищаться. Он просто был ошарашен её подвижностью и резкостью, а главное расчетом, от которого нельзя избавиться и предугадать действия девушки. Опытный инструктор Леонид Семенович Попов впервые встретился с таким чудом природы. Она просто летала, войдя в раж. Тонкая, глазастая, подвижная, ноги, как говорят мужчины, растут прямо от головы, могли достать Леню в какой угодно позе. И он ничего не мог с ней сделать, надеялся только на силу и свой вес, с которым девчонка никак не могла совладать, ведь она всего была сорок семь килограмм, против семидесяти двух. Но это не мешало ей шалить с парнем, как ей вздумается. Он берег её и восхищался, а она, казалось, ненавидела всех особей мужского пола, была холодна и жестока. И он как-то не выдержал, взмолился:
- Лена, ты что делаешь? Я же живой и мне больно. Удары у тебя будь-будь. Если ты будешь так вести себя, я просто от тебя окажусь. Пусть Петр Иванович разбирается с тобой.
Его приунывший взгляд и скорченный от обиды небольшой рот с пухлыми алыми губами говорил о том, что он не ожидал от такой красотки агрессивного поведения, приведшего его, прямо сказать, в шок. Тёмные волосы, стриженные под ёжик, как бы ощетинились, готовые к схватке. Но он держался изо всех сил, боясь переступить рамки дозволенного, и только уши, стоявшие топориком, говорили, что он вот-вот сорвётся и крепко прижмёт баловницу к своей широкой груди, чтобы унять её порыв, который, как он понимал, вредит учёбе.
Гордеева сникла, её глаза, отдающие сталью, прикрытые длинными ресницами, потемнели, а темно-русая  коса упала на грудь. Но потом девушка встрепенулась, подошла к инструктору и сказала:
- Прости Леонид Семенович, я просто вхожу в азарт и не могу рассчитать свою энергию, но я постараюсь не причинять вам боли, только не разрушайте мой порыв. Ладно?
Спортзал был небольшой, но уютный. Инструктор Попов занимался с девушкой индивидуально, чтобы никто её из сослуживцев не видел – такое предписание было полковника Петра Ивановича Аляпова – Лямова. И Леонид Семенович не мог ослушаться начальника милиции города, хорошо понимая, что девушку готовят для важной работы. Он должен ей дать все то, чем он сам владел в совершенстве. Откуда она и кто её родные, Попов не интересовался, да и по взгляду ученицы понимал, что она ему ничего не скажет. «Умеет же Аляпов подбирать кадры,- подумал он,- молод – паршивец, а какая хватка, позавидуют даже генералы». Самому же инструктору Попову чуть-чуть завалило за тридцать. Он собирался уже жениться, но даму сердца никак не мог подобрать, Сколько встречался с девушками: одна курит, другая пьет, третья вообще - дура, а вот ту, которая бы подошла ему, не было и в помине. И тут его, словно посланный луч озарения то ли Богом, то ли его измученной душой пронзил его мозг и сердце: она, она. Но может быть, девушка - любовница начальника, ведь он так молод и красив, да кажется и мне наломает бока, если я встану на его пути, вон он какой! Но сердце. Ох, уж это сердце, если оно заболело, то от него уже никуда не уйти. И Попов никак не хотел её отпускать от себя. Он натаскивал и натаскивал, удивляясь, что девушка свободно берет такие, казалось бы дикие нагрузки, которые и сильный парень бы не выдержал. А Лена стала мягче к нему и податливей. Он понимал – это профессионализм и ничего больше. Скоро она уйдет от него, а он о ней ничего не знает, даже сколько ей лет. По виду школьница, лет пятнадцати – шестнадцати, но по хватке и силе – все двадцать, если уж врежет, мало не покажется. И вот, когда занятия уже были в полном разгаре, в спортзал вошел полковник Аляпов - Лямов. Он был в полной форме и при всех регалиях. Лена, увидев его, не сразу узнала того мужчину, что был в гражданской одежде, когда её познакомила с ним подруга Нина. Он также доброжелательно улыбнулся ей, заметив, как нервно задергался глаз инструктора Попова, и как зависла его рука.
«Да он, кажется влюбился,- кольнула шальная мысль Лямова,- стыдно бы не влюбиться в такую деваху, все при ней. Эх, Леня, Леня, одобряю. Она тебя не подведет». Сам же, как будто ничего не заметив, сказал:
- Леонид Семенович, как ученица?
- Нормально,- тихо ответил инструктор,- вы её скоро заберете?
- Пока нет надобности, пусть оттачивает боевые приемы. Сейчас я проверю на что она способна. Ну, Лена, не подведи своего учителя. Смотри, как он переживает за тебя.
Лямов снял мундир, повесил его на вешалку. Ему просто хотелось поразмяться, ведь он тоже имел звание мастера спорта по самбо, да и боевыми приемами он владел в совершенстве. Василий Иванович разделся, одел спортивный костюм, который принес с собой и, улыбаясь, подошел к Лене.
Широкая грудь, покрытая волосами цвета спелой пшеницы, бугристые мышцы ввели инструктора и Лену прямо сказать в трепетный шок. И Попов не выдержал, вздохнул завистливо:
- Силен бродяга. Вот это полковник!
- Ну, чего, язык проглотили?- Лямов улыбался добродушно и приветливо. На его щеках появились как бы подобие ямочек, как у милых девчонок.- Лена, к барьеру. Смелей, смелей, показывай чему научилась. Я жду от тебя серьезных результатов. Враг у тебя будет коварный и злобный, пощады он не знает. Так что, девушка, жаль мне тебя, но других вариантов выловить его, у меня нет. Ты должна быть готова ко всему. Возьмем его, тебя ждет награда, повышение в должности, юридический институт и цветущая жизнь на благо служения России.
- Петр Иванович, вы меня пугаете. Я такая трусиха, такая трусиха,- захныкала она.
- Ничего, ничего, мы тебя будем охранять всеми силами и средствами. Голову выше, Ленуля,- улыбнулся он и посмотрел ей прямо в глаза.- От тебя зависит наш успех. Что ж начнем. Я хочу убедиться сам, на что ты способна, ведь задание у тебя будет непростое. Можно и голову потерять, а ты так молода.
Гордеева преобразилась. Внутренний горделивый стержень взыграл на всю мощь. Сейчас она хотела быть именно той, о которой говорил ей Аляпов. И Лямов почувствовал, как девушка напряглась, собрав все свои силенки в кулак. Она запрыгала по ковру, ожидая противника. Василий Иванович не спешил, рассматривая летающую девушку. Он подумал: «А хороша девчушка, как козочка. Милая, милая Лена, я бы никогда тебя не послал в лапы этому дьяволу в человеческом облике, но уж больно он злобен и сколько ещё молоденьких девочек может погибнуть от его дикой похоти. Таких, как он, надо просто уничтожать. Им не место в нашем обществе».
Лена хотела показать свой коронный прием, красивой ножкой ударить по коленному суставу, затем, когда противник согнется от боли, довершить свое дело ударом в пах, или, вывернув руку, бросить врага на землю. Но Василий Иванович разгадал замысел противницы, сработав на опережение, но сделал это нежно и корректно. Ни инструктор Попов, ни тем более девушка никак не ожидали такой стремительной и мгновенной реакции полковника. Весь прием полковника длился сотые доли секунды. Лямов отскочил в сторону и мягко задушевно рассмеялся, дескать, вот так надо работать, чтобы противник не мог разгадать твои замыслы, а иначе грош цена всем нашим приемам, если он поймет, что вы с ним хотите сделать.
- Петр Иванович, господин полковник, вы просто волшебник. Я ещё у спортсменов нигде не видел такой стремительной реакции,- восхитился инструктор,- против вас кто здесь устоит, не знаю.
- Леонид Семенович, враг силен и коварен, а мы должны быть сильнее его и умнее. Лена, занимайся. Ты скоро мне понадобишься.
Он отошел, сделал зарядку, влетел на турник, затем на другие снаряды, зашел в душевую, умылся, оделся, подозвал к себе девушку и тихо прошептал ей на ухо:
- Лена, не жалей себя – это спасет тебе жизнь, пока ещё ты очень слаба против маньяка и насильника. Он умен, силен и коварен, да к тому же еще, я уверен, и вооружён.
Гордеева побледнела и как-то вся сникла. Она наконец-то поняла, куда её готовит полковник. Уходя, он сказал Попову:
- Гоняй её до седьмого поту. Если, что надо, обращайся прямо ко мне и ни к кому больше.
«Но я - мелкая сошка,- хотел сказать инструктор,- а вы начальник милиции города».
- Ничего, Леонид Семенович,- догадался Лямов,- так надо. Она еще очень слабо владеет боевыми приемами. Девушка, конечно, силенки у неё маловато, но зато реакция должна быть стремительной, чтобы противник не мог разгадать её мысли. Вам все понятно. Я тебе добавлю жалованье, если ты блестяще сделаешь свое дело.
- Постараюсь, Петр Иванович, только понимаете, Лена – не мужчина, у неё не хватает силенки, но приемами она уже владеет и неплохо. Одним словом – талант.
- Не хвастайтесь, Леонид Семёнович, она должна себя доказать в деле. Я ещё приду, и проверю – чему она научилась. У вас есть ватный манекен, вот на нем и пусть она отрабатывает свои удары.
Попов хмурился и внимательно смотрел на полковника, ожидая, что он ещё скажет. А Лямов просто улыбнулся, отозвал инструктора в сторону, так чтобы не слышала Лена, спросил:
- Уж не влюбился ли ты в мою девушку? Смотри, я бываю суров. Ну, ладно, ладно поздравляю.
Попов на какое-то мгновение стушевался, и это не ускользнуло от Лямова, подняв его настроение и прилив бодрости.
- Да не журись, Лёня, я тебе не соперник. У меня жена красавица и двое маленьких детишек,- сказал тихо Василий Иванович, подал руку и ушел.
Попов заулыбался, ответил на рукопожатие, повторив слова Лямова:
- Лена, к барьеру. Я зол на тебя, как лев на свою добычу. Учил, учил тебя, а пришел полковник и сразу тебя положил.
- На то он и полковник,- ответила она тихо.- Тебя бы он тоже спокойно уложил. Посмотри, какой он весь. А я всего-навсего - девчонка.
И на щеках её появились следы смущения. Она на миг зарделась, взяла в руки свою русую косу и тихо что-то промяукала.
«Боже, да он ей понравился,- кольнула острая боль под самое сердце.- А как же я, Попов Леонид Семенович»?
- Леня, к барьеру, защищайся. Я тебя жалела, а теперь, все – ты будешь у меня вместо манекена, на котором я буду оттачивать свои боевые приёмы, а за это за всё, тебе Петр Иванович увеличит зарплату. Я все слышала. У меня тонкий слух, молодой человек.
Она махала руками, ногами, головой, делала прыжки, резвилась и играла. Ей почему-то стало весело, или на неё нашло что-то такое, чего она и сама не знала. Ведь сейчас она билась с настоящим маньяком, пересиливая страх и свою внутреннюю слабость неокрепшей нервной системы. А «маньяк» и не защищался, но когда ему уже стало невмоготу, он резко схватил её за ногу и дернул на себя, почувствовав, что все его тело пробила дрожь. Он хотел прижать девушку, но она дернулась и завернула ему руку.
- Ленка, ты что, сдурела?- закричал он.- Я что маньяк, или какой убийца?
- Лёня, прости. Я вошла в раж, что со мной случилось после прихода полковника, я и сама не знаю. Он напугал меня. Я вся трясусь,- ответила Лена.
- Успокойся Гордеева. Перед тобой всего-навсего тренер Попов Леонид Семенович и при том - холостой.
- А мне чего от того, что вы - Леонид Семенович холостой, не иначе, как набиваетесь в женихи?
- Ох, и догадливая же ты, Ленка. Пошли в ресторан после тренировок или ко мне. У меня двухкомнатная квартира в центре города.
- Нет, Леонид Семенович, как-нибудь в другой раз. Я боюсь полковника Аляпова, не стоит расслабляться. Он может мне не простить и тогда…
Попов ничего не понял и повесил голову.

                Глава девятая

На следующий день Лена Гордеева не вышла на тренировку, и инструктор Попов начал волноваться. Он позвонил полковнику в его кабинет и нервно спросил о том, где Лена.
- Леонид Семенович, не волнуйтесь. Мы готовим её к заданию. Надо ей кое-какие приготовления сделать, чтобы уберечь от неприятностей, - ответил ему полковник Аляпов - Лямов.
- Петр Иванович, а вы не могли бы разрешить мне увидеться с ней, прежде чем она уйдёт на задание. Я хочу её предостеречь, ведь я самого главного ей так и не сказал.
Лямов мягко и доверительно улыбнулся и ответил:
- Леонид Семёнович, сегодня, наверное, еще можно, если не случится что. Приходи на улицу Ленина дом 5 квартира 25 к 15 часам. Я ей сообщу о вашем визите. А так она никуда не пойдет.
«Это ещё почему?- хотел возразить Попов,- она, что подвластная тебе. Уже заарканил её».
Но не сказал ничего. Смутная тревога за девушку схватила его за сердце, перехватив дыхание, передаваясь по нервным клеткам по всему телу. В глазах потемнело, но это было минутной слабостью. Вскоре он взял себя в руки и подумал с завистью, что вот, мол, плюгавенькая девчонка,  от горшка два вершка, а уж идёт на важное задание. Он же - Леонид Семенович, набравший силы и разума, сидит и учит людей боевому искусству борьбы с противником. И ему стало жаль себя, и до слёз больно. Вот сейчас скоро придёт группа молодых милиционеров заниматься, и он должен отдать свои навыки им.
В это время Катя Лямова зачищала ноготочки девушки, вставляя туда спецраствор в маленьких ампулах для того, чтобы сразу вырубить противника. Одна мельчайшая царапина и под кожу уйдёт её снадобье, которое в одно мгновение бросает человека навзничь и лишает его силы. Это, конечно, на несколько часов, потом он придет в себя, но дело уже будет сделано. Кате хотелось наказать маньяка. Она хорошо понимала, что он каким-то образом связан с Петром Аляповым, который получал от него настоящие шокирующие снимки. Людей просто бросало в трепет, стыла кровь в жилах. Такого наглого показа она ещё нигде не видела. Видимо, подполковник Аляпов был ему надежной крышей, если он всю свою властную мощь и все имеющие у него средства бросил против её Василия, которого она любила больше жизни, и если бы не её искусство и руки, сидеть бы её муженьку до гробовой доски в застенках тюрьмы. Но судьба распорядилась так, как это было нужно Кате. Аляпов сидит, а её муж Вася занимает его должность. Сколько времени так продлится, она не знала, только понимала, что главное всё впереди, и нужно быть готовой ко всему. Во время озарения она увидела лицо маньяка, и когда её Василий дал ей фотографию Атоса Зайчика, того, который служил верой и правдой Аляпову. Она с удивлением сказала:
- Вася, да это и есть тот маньяк, которого я видела вчера. Он явился в моё подсознание как-то нагло и властно. На его счету уже не одна загубленная душа.
- Хорошо, Катюша, а дальше что?
- Мне кажется, он скоро выйдет на охоту и нигде-нибудь, а в нашем городе, ведь он знает, что Аляпов здесь и может его прикрыть. Стой, стой, я видела его машину в тёмном перекрёстке, давай карту города, покажу где.
- Катюша, да ты спаситель мой, умница. Лену подготовила? Ей в косу надо поставить радиопередатчик, чтобы я мог с ребятами его преследовать, если он клюнет на нашу Гордееву. Она, правда, хороша.
- Хороша, но мне жаль её, столько она претерпела.
- Ничего. Скоро она обретет своё счастье. Кажется, инструктор Леонид Попов её полюбил. Если всё будет удачно, я объявлю её нашей сотрудницей и постараюсь присвоить ей пока звание старшего сержанта милиции, а после направить в юридический институт. Девчонка очень способная, да вот ей круто не повезло. Она из деревни. Я думаю, без нашей помощи, она пропадет. С нами она обретёт своё собственное я, и лицо. Правда, очень молода ещё, но хватка есть, да ещё какая.
- Вася, но она ведь женщина и очень молоденькая.
- И маньяк любит молоденьких. Понимаешь, пятилетняя девочка пропала в деревне Еловка. Милиция с ног сбилась, безрезультатно. Возможно, это действует наш Атос, ведь у него уже большой опыт заметать следы своих преступлений.
- Действуй, другого выхода нет. Мне, кажется, живым он не дастся, если Лена не сумеет его вырубить.
- Будем надеяться.
Василий Лямов видел Атоса один раз и то на суде. Он произвёл на него удручающее впечатление, всё время смотрел на него и заискивал. Маленькие глазки, не понять какого цвета, Зайчик постоянно прикрывал тяжелыми веками. А острый конец носа, как бы прошивал собеседника своей напряженностью. Зато тяжелый подбородок, выбритый до синевы, подводил черту сильного и непреклонного человека. На вид ему было где-то за тридцать, но по документам сорок два. А в жены взял двадцатидвухлетнюю Галю Лютневу, дочь знаменитого профессора химии Ярослава Лютнева, которая не хотела идти за него замуж, но он проявил недюжинные способности ухаживания: цветы, фейерверк красивых слов, обворожительная улыбка и барские подарки. Всё это произвело на девушку сильное впечатление. Она готова была идти за ним хоть на край света, лишь бы её незабвенный Атос находился рядом и говорил, говорил ей приятные слова, от которых на душе становилось так щекотно и радостно, что ей хотелось просто летать. А он, как ни странно, уходил куда-то и пропадал, бывало сутками. И когда она его спрашивала, он снисходительно улыбался, говоря ей всегда так:
- Милая, я же - мент. Меня посылают, вот я и езжу. Ты что, меня ревнуешь? Да я знаешь!
Зайчик захлёбывался от потока слов, и его широкая грудь колыхалась, приводя женщину в трепет. Она задирала его рубашку и гладила его волосатую грудь. Он от удовольствия мурлыкал, бормотал что-то несвязное и засыпал крепким, почти мертвецким сном. Галя смотрела на него и вздыхала:
- Атос, устал-то как, даже любимую женушку не целуешь! Ох уж эта милиция! Как я её ненавижу, почему он так часто в разъездах? Всю силу забираешь у мужика, а что остаётся жене?
               
                Глава десятая

Катя Лямова пеленала своих детей, когда её что-то тряхнуло. Она чуть было не выпустила из рук маленького Васю, увидев, что на своей машине «Нива» красного цвета, из гаража выехал Атос Зайчик, направляющийся  в сторону их города. Сомнений не было. Маньяк вышел на охоту. Езды при хорошей скорости два часа, а если придерживаться правил движения, все три, может быть, и больше. Катя видела лицо Атоса, который уже предвкушал кайф и усладу при появлении новой жертвы. У него просто чесались руки, а что происходило у него внутри организма, даже трудно себе представить. Оно как бы саднило, излучая дикую энергетику каннибализма. «Сейчас, сейчас,- думал он,- я найду маленькую девочку и увезу её в лес, чтобы никто мне не помешал насладиться её телом и криком. Та девочка с синими глазёнками и русыми волосёнками, что запечатлена на фотоплёнке уже в прошлом, и необходимо обновить свой арсенал и подогреть чувства. Вроде всё продумано до мелочей, шоколадка в машине, кукла тоже. Аляпов,  я ж его когда-то выручил – моя крыша. Он не посмеет на меня завести дело и отдать под суд, может быть, я пошикую ещё не один годок, ведь это так очаровательно – стонущая от боли девочка и ты её господин, а кругом ни души только лес, птицы, звери и она, ещё не окрепшая и не набравшая сил. Такой чудный и тёплый комочек, от которого просто хочется летать».
Утро. Суббота только что началась. Впереди ещё воскресение. В милиции Атоса Зайчика не хватятся, ведь он честно отработал неделю, теперь он будет отдыхать, как ему вздумается. Он сел на свою «Ниву» и поехал. Душа прямо трепетала и пела. А день был прекрасный, светило яркое весеннее солнце. Земля, стряхнувшая с себя снег, парила, выпуская нежные, причудливые лепестки зелени. В вышине гоготали гуси, покидая тёплый юг, где они пережидали холодную зиму, возвращаясь назад домой, чтобы вывести потомство. В груди Атоса не умолкала дивная музыка, приводившая его в трепет. Он смотрел по сторонам и гладил куклу, которая приносила ему удачу, ведь какая девчонка не клюнет на такой щедрый подарок, конечно, если рядышком нет родителей. Зайчик присмотрел в одной из песочниц города красивую, беленькую девочку, лет шести, семи. И вот сейчас он стремился туда, раздумывая, как подойдёт к девочке, как загорятся её глаза при виде такой шикарной куклы, да ещё шоколадки «Алёнка», и как он её посадит в машину, чтобы покатать.  Его потряхивало, да так, что он еле сдерживался. Он плохо смотрел за дорогой. Перед глазами была песочница и беленькая в ней девочка, просто маленький ангелок. Он яростно крутил баранку и давил на газ. Мощные, волосатые руки нервно подёргивались, временами сверкала лесная поляна, где он справлял своё празднество: дивная музыка, крик девочки, природа, водка, копчёная колбаса. Всё это вместе взятое вводило его в транс.
Катя Лямова следила за ним, войдя к нему в подсознание. Она читала его мысли, но отвести его от дурных намерений не могла. Видимо Атос Зайчик был проклят людьми и Богом. Сколько она не пыталась, ничего не помогало. Ей жалко было Лену, с которой она уже нашла общий язык и подружилась. Гордеева - молоденькая девушка, а он такой монстр, предугадать последствия их встречи очень трудно. Но Катя всё- же надеялась на хороший исход. 
- Василий, Василий, срочно готовь Лену, одежда чтоб была изысканной, ну и сам её вид. В её косу не забудь поставить радиоприёмник,- кричала Катя в свой мобильный телефон,- не опоздай, Вася,  маньяк вышел на охоту, опять может увести ребёнка.
- Руслан Петрович, – закричал в трубку телефона Василий Лямов, обращаясь к майору Иволгину, маньяк несётся к нашему городу на большой скорости, срочно бери группу захвата и ко мне. Да ещё не забудь позвонить Залулину, он в этом деле мастак. Я на улице Ленина дом 5 с девчонкой для приманки. Она хороша. Я надеюсь, маньяк клюнет на её чары.
Через десять минут пять милиционеров в штатском и при оружии, спрятаное под одеждой, поступили в распоряжение полковника Аляпова - Лямова.
- Руслан Петрович, у меня ничего нет против него, одни догадки, но улик – увы. Надо чтобы он сам раскрылся. Я думаю, что это непременно он. Ко мне лично поступили кое-какие данные, вот их то и надо проверить. Если моя версия сорвётся – будем искать. А сейчас, Василий Иванович,- обратился он к водителю,- жми вот сюда к выезду из города. Там есть тёмный переулок. Выпустим девчонку для приманки. Я думаю, такую привлекательную красавицу, он не пропустит, хотя он намеревался в нашем городе подыскать ребёнка.
- А вы откуда знаете, Пётр Иванович, - обратился майор Иволгин к полковнику Аляпову.
- У меня предположение, что это он.
- Кто?- скривился Руслан Петрович,- я ничего не понимаю.
Лямов ничего не ответил, скосив глаза на майора Иволгина. Он проверил свой пистолет и опять спрятал в кобуру.
- Оружье все взяли? Учтите, он вооружён.
Такая засекреченность полковника Аляпова – Лямова и его недосказанность, говорили сами за себя. Маньяк необыкновенный, и с ним надо держать ухо востро, а иначе можно и жизнью поплатиться.
- Ну, Лена, пора,- сказал Аляпов - Лямов,- мы рядом, если что, но ты надейся только на себя. Всё дело в секундах, прозеваешь миг, мало не покажется. Удачи.
Он поцеловал её в щёку, заглянул в глаза, которые слезились. Конечно, ей было очень страшно, но выхода не было, и она согласилась быть подставной уткой, сознавая, что ей будет очень трудно.  Маньяк должен быть обезврежен любой ценой.
Лена вышла на тротуар, ожидая «Ниву» красного цвета, которая неслась к городу, выжимая из мотора последние силёнки. Гордеева, увидев её, взяла в руки тугую тяжелую косу, стала переходить дорогу. У неё от страха затряслись поджилки, но она всё- же шла. Машина резко остановилась, и из неё выскочил мужчина. Тяжелой угловатой походкой он направился к девушке и закричал, да так, что у девчонки задёргалась голова, и начали от страха дрожать руки.
- Дура! Жить надоело! Куда летишь? – закричал, вышедший из машины огромный и, казалось, неуклюжий мужик.
Полковник Аляпов - Лямов, Зазулин, Иволгин и другие милиционеры смотрели на происходящее через бинокль. На улице не было ни души. Радиоприемник подавал сигналы. Разговор на дороге затянулся. Аляпов видел, как Атос Зайчик что-то доказывает девушке, а она вроде соглашается, а вроде и нет. Но вот она села в машину, видимо, решила действовать. А может быть, у неё уже появилась уверенность в себе, ведь Аляпов - Лямов начеку и не даст её в обиду. И на какое-то мгновение Гордеева поддалась порыву маньяка, который умел говорить красивые слова, впала в безмятежность, убаюканная теплом машины и легкой музыкой, которая звучала, призывая девчонок любить страстно и без оглядки, ведь жизнь даётся всего один раз. Так что нельзя упускать момента, если он вдруг нежданно и негаданно подвернулся.
«Ах, девчонки, девчонки, сколько в вас ненужной лирики,- сказал бы заядлый скептик, который ни разу в жизни не любил, - я вот так не могу, а вы только и знаете: любить, любить».
Вот уже машина Зайчика свернула с бетонки и неслась в сторону леса, а Лена никак не могла прийти в себя. Ей казалось, что она засыпает, а небесная музыка всё льётся и льётся ей в душу. Она потёрла виски, посмотрела назад. Милицейская девятка, а сзади «Уазик» далеко отстали от них. Впереди мелькнула маленькая захолустная деревушка. И, набирая скорость по бездорожью, Зайчик всё быстрее и быстрее удалялся от преследователей. Он, конечно, не знал, да и знать не мог, что полковник Аляпов – это не Аляпов, а писатель Лямов и он сделает всё, чтобы Зайчик сидел или был убит. Другово - быть не могло. Девчонка же, которую он подхватил на улице Лена Гордеева – подсадная утка, но ему было не до этого. Он хотел быстрей удовлетворить свои дикие наклонности, которые как могучий вулкан вырывались наружу, и не было сил противостоять им. Он смотрел на свою жертву  и восхищался ею – красотка.
- Дядя, ты куда меня везёшь? Лес же! Обещал привести домой, затопить баньку,- встревожилась  Лена, и на её лице отразился неописуемый испуг. – Я не хочу в лес там клещи. Они заразные.
 - Ещё немного и будет тебе, и банька, и вино,- усмехнулся Зайчик. И вскоре машина встала. Мотор заглох, и наступила зловещая тишина, которая давила на ушные перепонки своей тяжестью. Даже птицы притихли и не пели, а ведь был май, самая пора для любовных всплесков.
- Девушка, выходи. Я думаю, нам здесь будет очень хорошо, тишина, раздолье, птички поют,- сказал Атос, и по его лицу прокатилась довольная улыбка, граничащая с нервным взрывом. Но он пока держался, чтобы не спугнуть свою жертву. Лена беспокойно поглядывала по сторонам, ожидая милицию. А она, как это бывает, и очень часто, задерживалась или специально, чтобы дать маньяку войти в раж, или не успевала за преступником. Он же был уверен, что сюда уже никто не доберётся, ведь здесь Атос  бывал и не раз. Скорые могилки, где он прятал свои преступления, заросли травой и мохом, только кое-где ещё виднелась свежая земля. Конечно, горожане не показывали сюда носа, боясь клещей - сами понимаете, весна – их период размножения и живая кровь им нужна. Но даже это не останавливало Зайчика. Он был в приподнятом настроении духа и воли, предвкушая торжество над слабым существом. Как себя вести в такой обстановке Лена не знала, да и не могла знать. Броситься на него – значит подвергнуть себя ещё большей опасности. И она стала ждать, чтобы внезапно нанести удар, о котором противник даже не подозревает, иначе ей конец. А жить, так хочется, просто душа рвётся наизнанку. Она села на пенёк, ожидая, а что же будет дальше? Атос вытащил большое свёрнутое одеяло и расстелил на поляне, потом извлёк из багажника музыку, фотокамеру и другие приспособления, потом появилась бутылка водки и закуска: чёрный хлеб и дорогая копчёная колбаса украсила сервировку стола. Он вытащил из сумочки кривой нож, стал резать хлеб и колбасу. Девушка не принимала участия в его хлопотах вокруг стола. Она просто сидела и думала, а когда же нагрянет милиция во главе с полковником Аляповым? Неужели ей, хлипкой девчонке, придется биться один на один с этим матёрым мужиком? Ведь если он её ударит, ей будет не подняться, он вон какой, что в ширь, что в высоту, а она почти ребёнок – всего семнадцать лет. Лена забыла, что у неё есть мощное оружие, которым её снабдила Катя Лямова. Но при виде кривого ножа у неё закрадывался дикий, неукротимый страх, и это не ускользнуло от хитрого и коварного взгляда Зайчика. Он подумал: «Хорошо, девчонка!  Я рад, что ты живая, и буду надеяться, что твой вопль пронзит всего меня и мою крылатую душу. О, скоро ли это произойдёт?» Он улыбнулся очаровательной улыбкой, подошел к девушке, заглянул ей в глаза и положил на её худенькие плечи тяжелую узловатую руку, поросшую черной шерстью, от которой у Лены пошел выворачивающий душу и сердце тяжелый озноб, граничащий с обмороком. Он повернул к себе её лицо и поцеловал в засос. Она почувствовала боль. Оказывается, он просто кусал её губы и щеки. Потом, схватив свой кривой нож, быстро разрезал одежду девушки. Лена, не успев ничего сообразить, как оказалась связанной. Он медленно разделся и, взяв в правую руку нож, левой натянул на лицо чёрную маску, затем включил магнитофон с душераздирающим воплем ребёнка и фотокамеру, которая снимала все происходящее, стал подходить к девушке, держа свою плоть в руках.
«Вот и пришел твой конец, Ленка. Эх, Аляпов, Аляпов, где же ты,- подумала девушка,- зачем же такую молодую посылать, ведь я жить хочу».
Солнце выглянуло из-за ёлки. Магически сверкнул нож маньяка, опустив сердце девушки на самое донышко души. Высокие корабельные сосны стояли вокруг, притихшие и немые. И только дятел орудовал на самой верхушке одной из них. Он, зажав сосновую шишку, извлекал из неё семена. Потом, окончив свою работу, бросил её на землю. Кружась и вертясь в воздухе, она приковала внимание Лены. И будто какая-то незнакомая ей сила крикнула: «Ленка – это твоё спасение, не зевай». Казалось, шишка никогда не опустится на землю. И вот, как это и бывает в жизни, Атос повернулся, и она с большой высоты ударила ему по темечку. Такого нахальства со стороны дятла Зайчик не ожидал. Он дернулся, хватаясь за оружие, чтобы наказать наглую птицу, позволившую с ним так бесцеремонно поступить, и запнувшись, выронил пистолет.
«Ленка, пора,- забило по ушным перепонкам,- не зевай».
И она, изогнувшись, как змея, ударила обеими ногами прямо в пах маньяка. Он отлетел в сторону. Его плоть, рассечённая ногтями, кровоточила. Но он успел вскочить. Ударить же ножом девушку, или найти пистолет, не успел. Снадобье Кати Лямовой сработало мгновенно. И он, замахав руками, упал рядышком. А магнитофон криком маленькой девочки будоражил лес. Лена крутилась и вертелась, чтобы избавиться от веревки, но тщетно. Зайчик умел связывать свои жертвы как нельзя лучше. И вот, устав от попыток, она закричала на весь лес, уже, не опасаясь маньяка:
- Пётр Иванович, быстрее, на помощь.
Зазулин и Иволгин бросились к маньяку, сдёрнули с его лица маску и изумленно вдруг хором вздохнули:
- Пётр Иванович, да это ж - судмедэксперт Зайчик, что давал снимки на осуждённого вами писателя Лямова. Вот так дела, милиционер - маньяк!!!
Девушку развязали и одели. Покусанные губы, щеки и грудь смазали йодом. Теперь с её внешностью придется поработать Кате Лямовой. Она в этом деле, искусница. Маньяка Зайчика втолкнули в его Ниву и повезли в город.
Иволгин радовался:
- Ну, Пётр Иванович, ну, Пётр Иванович, с вас приходится: такого зверя заарканили! Не шутка. Сначала Лямова, а потом и его напарника, молодец. Это тебе зачтётся на том и на этом свете. Видимо крик Светы Марусиной он записал. Душегуб. Ребенку всего было пять лет. Изувер. Давай его прикончим. Что с ним возиться-то?
- Нет, Руслан Петрович, его нужно судить по всей строгости закона России. Пусть его приговорят к вышке. А зэки сделают то, что он вытворял с девчонками.
Машина по бездорожью шла туго и надрывно. Лямов молчал. Лена Гордеева плакала, жалея свою привлекательную внешность, на которую покусился маньяк. Майор Иволгин пытался её утешить, но безрезультатно. И тогда полковник Аляпов положил на её худенькие плечики свою мускулистую руку и, заглянув девушке в глаза, тихо и проникновенно сказал:
- Лена, не плачь. Ты совершила геройский поступок, не каждому такое по плечу. Я представлю тебя к награде. Скольким ты детишкам спасла жизнь, милая? Я горжусь тобой. А раны на лице и груди, моя Катя заделает. Так что всё будет в норме, девонька. Выше голову. Поступишь в юридический, о чем мечтала, выйдешь замуж, нарожаешь кучу детей. У тебя все складывается отлично. Сейчас я позвоню Кате, чтобы она приготовилась тебя принять. Сначала поживёшь у меня, пока не зарубцуются раны. А потом, я помогу тебе устроиться в жизни. Идёт?
Гордеева слегка улыбнулась. Ей немного стало легче. Майор Иволгин вынул из своей походной сумки бутылку водки, налил полкружки и поднес девушке к губам со словами:
- Ты, девушка, молодец! Выпей и тебе немного будет легче перенести боль и унижение. Ехать ещё долго. Он тебя завез очень далеко, но ты его наградила за это очень хорошо. Что тут скажешь, героиня. Такой удар. Твои ноготочки на ногах распороли его плоть, как ножичком. Если бы мы не успели прийти, он истёк бы, наверное, кровью. Когда он придет в себя, трудно сказать. Но это для него будет настоящий шок.
Руслан Петрович не знал, что в организме маньяка действует снадобье Кати и в большом количестве, ведь Лене удалось ударить своего врага обеими ногами. Так что?..
Дорога петляла по ухабам и рытвинам. Порой «Нива» падала в воду и, разбрызгивая её, шла к городу. А над головами завис косяк диких гусей, видно поднявшийся с поля. Птицы были настолько близко, что Иволгин выхватил пистолет и заводил коротким стволом по движущим целям. Он улюлюкал и чмокал губами.
- Петр Иванович, вот бы ружье! Точно бы пару штук завалил,- вздохнул он и опустил пистолет,- не попасть - не то оружье.
- А ты попробуй, Руслан Петрович, вдруг повезет, - сказал, улыбаясь, Лямов,- боевые патроны так и быть спишем. Тряхни, тряхни стариной. Вон новый косяк сейчас поднимется с дороги. Я тоже  не против заняться этим.
Он вытащил пистолет, приготовился. Тяжелые гуси медленно, медленно разбегаясь, поднимались вверх. Пистолетные выстрелы гремели не переставая.
- Попал!- закричал Лямов,- закусь хорошая будет. Патронов-то хоть осталось?
- Да вроде есть,- улыбнулся Иволгин,- а вы неплохо стреляете, Петр Иванович. Разрешите мне ещё один патрон использовать, если поднимутся гуси?
- Рискни ещё разок, Руслан Петрович, я думаю, рука у вас сейчас не дрогнет. Вон поднимается косяк. Василий, жми.
Водитель поддал газку, и машина почти врезалась в птичью стаю. Иволгин открыл огонь почти в упор. Два гуся, трепыхаясь, упали прямо под колеса машины.
- Хватит нам на закусь, прекратите стрельбу,- сказал, нахмурив брови, Аляпов - Лямов.
Иволгин был заядлый охотник и особенно любил бродить с ружьём весной, когда всё цветёт и набирает соки жизни. Он долго любовался пролетающими птицами, потом протяжно вздохнул:
- Курапину докладывать будем?
- Нет, - ответил Аляпов - Лямов, - это наши проблемы, и решать мы их будем сами.
- Так он же вас накажет.
Василий Иванович улыбнулся, мол, подумаешь, накажет. Я за должность не держусь, а вслух сказал:
- Я за это несу полную ответственность. Мы ещё не знаем всех его дел. Сейчас нам необходимо проникнуть в его квартиру, может быть, у него есть сейф, где он хранит свою продукцию. А для этого нужна санкция прокурора. Обыск - щепетильное дело, но без него в нашей работе не обойтись. Пока молчок, чтобы никто не знал, что мы захватили маньяка на месте преступления с поличным. Это даётся, други мои, не часто. Давайте выпьем за успех. Руслан Петрович, обнеси всех по шкалику, хотя бы по чуть-чуть. Приедем, милости прошу ко мне. Такое дело провернули. Спасибо нашей Лене, если бы не она?
- Но этоже вы разработали, Петр Иванович, свою версию и удачно её провели в жизнь. Честь вам и хвала за это.
Лямов, боясь сообщить, что его жена Катя - ясновидица, заслуга которой процентов восемьдесят в этом непростом деле, а уж потом только и его. Но идея подсадной утки, её тренировка, лично Василия Ивановича. Правда, Катя указала время выезда из гаража, и куда маньяк направляется.
А май просто благоухал, усиливая тепло и свет, от которого было радостно и как-то тревожно на душе. Косяки гусей тянулись с юга на север. Вся природа преображалась и чистилась после зимней спячки, выпуская из своих недр зеленые лепестки.
Атос Зайчик хрюкал стонущим  рыком, но не приходил в себя. Он был тяжел и массивен и выглядел в салоне своей «Нивы» глыбой, которая придавила мягкое сидение машины до основания. Машина скрипела, ведь она была забита людьми до основания.
- Я бы не хотел встретиться с таким зверем на узкой дорожке,- сказал майор Иволгин, – силища у него, наверное, дьявольская. А тут плюгавая девчонка вырубила его, да ещё как! У него не только грудь, но руки и ноги в шерсти. Страх, и только. Кинуть его к зэкам в камеру. Они-то знают, как с ним поступить.
- Что заслужил, то и получит,- ответил за всех Лямов,- наше дело доказать его вину и упрятать на пожизненный срок за решетку.
- Надеюсь, против таких убийственных улик он никуда не денется,- промычал Иволгин,- Лямов получил вышку, и он её получит, если не сдохнет раньше времени. Зэки ухо не провялят. Я думаю, грохнут его втихаря.
- Да, - поддержал его Зазулин, - такого зверя заломали. Как я рад, что всё прошло удачно.
Машина выехала на хорошую дорогу, где милиция оставила служебную девятку. Открылись дверцы, и все расселись свободно и с комфортом. Лямов вел «Ниву» сам. В ней сидел маньяк в наручниках, Лена и он - Василий Иванович. Остальные четверо расположились в девятке и «Уазике». Три машины: девятка, «Нива» и «Уазик» рванули к городу, где ожидал уставших людей покой и родные.
По приезду в город, Лену срочно сдали на попечение Кати. Сначала хотели в больницу, но испугались, что там испортят её юное лицо, да кстати и Лямов воспротивился, зная оригинальные способности своей жены. «Она просто волшебница в деле операций на лице и теле», - хотел  сказать он, но не сказал. Обезображенные лицо и грудь девушки Катя восстановит, как нельзя лучше.
- Милая, прими нашу героиню,- сказал Лямов жене,- она выполнила свой долг с честью. Вот как только она могла прозевать мгновение и позволить ему, чтобы навалиться и связал её, не пойму.
- Петр Иванович, мне кажется, он  - колдун, если сумел меня заговорить, как бы опьянить, ведь я же знала с кем имею дело, но всё же потеряла бдительность. Если бы не дятел, который сбросил ему сосновую шишку прямо на голову, может быть, меня бы уже не было в живых. Спасибо этой птичке, что спасла мне жизнь. Он на мгновение отвернулся, посмотрел на дерево, схватился было за пистолет, чтобы наказать нарушителя его спокойствия, и в это время я ударила его. Катя, как я благодарна тебе за всё. Если бы не твоё лекарство, меня бы, наверное, уже отпевали лесные птички.
- Петя, посмотри за детьми, а я займусь Леной. Хищник. Таких надо наказывать беспощадно. Им должен быть ад не только на том свете, но и на этом. Жизнь этим нелюдям должна быть мучительной и страшной,- прошипела Катя,- такое милое лицо обезобразить. Ну, он своё получил.
Лямова больше не стала распространяться в своих выводах и догадках. Её руки и мысли работали автоматически четко. Она промыла раны, сделала обезболивающие инъекции и приступила к работе, уже, не слыша и не видя ничего, кроме себя и своего внутреннего голоса, который руководил всеми её действиями.  Если смотреть со стороны, эти приёмы не укладывались в привычные рамки принятого и уже освоенного. Она действовала как бы по наитию, ловко и сноровисто.

                Глава одиннадцатая

А в это время, обеспокоенный отсутствием Лены Гордеевой в манеже, инструктор Попов не находил себе места. Он закрыл помещение на замок и пошёл к дому, где жил полковник Аляпов - Лямов, который обещал ему встречу с девушкой, но она к нему не вышла в условленное время. Он ещё больше заволновался, когда узнал, что его Лена уже на задании. Леонид Семёнович был вне себя, думая о том, что девчонка ещё мало подготовлена, да и силёнки совсем нет. Он ходил вокруг дома номер 5 и ждал. Вот подъехал полковник Аляпов - Лямов. Он был в гражданской одежде, а с ним подполковник Зазулин и майор Иволгин, и ещё несколько сотрудников. Они провели девушку с забинтованным лицом. Сердце парня оборвалось: Лена. Он подбежал, но с ним не стали разговаривать, быстро зашли в подъезд и вскоре все вышли. В квартире остались Аляпов – Лямов и Лена и конечно Катя.
Попов считал её уже своей, хотя девушка не давала ему ещё никакого повода так заявлять.
«Моя и всё,- билась у него в голове неотвязная мысль, с которой он никак не мог справиться, да фактически и не хотел.- Моя - и всё тут».
У него впервые так случилось. Раньше, конечно, такого с ним никогда не было. А вот сейчас её образ стоял перед ним и днём и ночью. Он хотел любоваться ею, и говорить, говорить до одури. Почему, он и сам не знал. Тридцать лет с гаком, а вот такое с ним впервые, пора бы уже и остепениться, но вышло наоборот, душа его встрепенулась и полетела. Леонид Семёнович потерял голову. Он стоял у подъезда и ждал когда выйдут из квартиры Зазулин, Иволгин и другие. Вот они вышли, сели в машину. Попов подбежал и спросил у майора:
- Руслан Петрович, Руслан Петрович, что с девушкой?
Иволгин, узнав инструктора, сказал:
- Лена ничего, мелкие царапины на лице и груди, а так всё в норме. Она – молодец! Хлипкая девчонка, а молодец.
Машина уркнула и с места рванула прочь. Попов стоял в замешательстве, идти в квартиру полковника или нет. И решил ждать. А чего, он и сам не знал, ведь Лена не выйдет – это уж точно. Но какая-то царапина сидела в его мозгу, что Гордеева выйдет или полковник Аляпов – Лямов скажет ему, что и как. Ждал он, конечно, очень долго. Вот уже начали загораться огни в городе, а он всё мучительно убеждал себя, мол, выйдет полковник, но этого не случилось. Вскоре милицейская машина вернулась, и из неё вышел Иволгин со своими сослуживцами, которые в руках и ногах несли что-то, от этого что-то так вкусно и заманчиво пахло, что у Попова потекли слюнки. И Леонид Семёнович догадался, наверное, маньяка сцапали.
- А ты чего здесь крутишься, Лёня? Поди - ко в нашу героиню втюхался. Ну что ж, пойдем, посмотри на неё. Я думаю, Катя уже привела её в божеский вид. Героиня - девка своими ножками такого хряка завалила, что до сих пор не может очухаться. Ноготочки его добро развалили так, что потребовался хирург. Правда, маньяк потерял много крови, пока везли. Леонид, язык за зубами держать можешь?
- Ну, а как же, Руслан Петрович, я же - мужчина,- ответил смущенно инструктор Попов.
- Тогда пойдем с нами, порадуйся успеху  девушки, и я думаю, нашему, ведь если бы не мы, неизвестно бы чем кончилось.
Они позвонили в квартиру. Двери им открыл сам Аляпов - Лямов, посмотрел на Попова внимательно, а потом на Иволгина, дескать, почему посторонние здесь?
Руслан Петрович улыбнулся:
- Пётр Иванович, видимо - это любовь, к тому же он наш мужик. Пусть посидит с нами, места хватит. Да и Лена может очнётся от наркоза.
Гордеева, укрытая белой простынкой, лежала тихо и безмятежно. Попов подошел к ней, взял её за руку, почувствовав сильное биение её пульса, он понял, что девушка его узнала и, наверное, ждала. Он прижался к её руке губами. Лена зашевелилась, но глаза не открыла, потом он услышал её голос:
- Лёня, это ты? Я так и знала, что ты придёшь.
- Лена, я тебя люблю,- ответил ей Попов.
Она закрыла его рот ладошкой, мол, видишь я какая теперь. Ты меня и не узнаешь. Это моё первое боевое крещение.
- Леонид Семёнович, Лена устала, пусть отдыхает. Я сделала всё что смогла. Недельки через две сниму повязки, тогда будет видно в каком состоянии её лицо и грудь. Маньяк искусал её,- сказала Катя, подойдя к нему.
- За нашу боевую подругу Леночку Гордееву,- раздался взволнованный голос полковника Аляпова - Лямова, - Лёня, иди выпей вместе с нами за скорейшее выздоровление нашей боевой подруги, прославленного сотрудника милиции. Такого крокодила завалила своими ножками, честь ей и хвала.
А в это время Катя Лямова шептала тихо и надрывно:
- Сдохнешь ты и твой Аляпов мучительной смертью, уж я постараюсь, моего Васю хотели упрятать на вечные времена за решётку. Не выйдет, господа хорошие. Вы ещё узнаете женщину, над счастьем которой вы занесли свою грязную лапу. Доберусь я ещё и до Петра Ивановича. Ишь, решил изголяться надо мной и моей семьёй. Ты плохо знаешь влюблённых женщин, Петька. Нужна мне твоя любовь, как пятая нога собаке. Эх, Петенька, ты и в школе-то был самый противный мальчик, а теперь и подавно. Но я сведу с тобой счеты. Моего мужчину втоптал в грязь, конечно, при помощи этого маньяка Зайчика. У которого и фамилия какая-то несуразная – Зайчик, а какие дела проворачивает – гадёныш.
Она хотела войти в транс и посмотреть, а сколько ж на его счету смертей? Но у неё что-то не получалось и она бросила своё занятье. Хотела выпить вместе с мужиками, но вовремя очнулась, ведь у неё двое малышей, и она кормящая мать. За столом же веселье шло полным ходом. Все радовались, что наконец-то удалось обезвредить злодея, который в течение нескольких лет орудовал в области, а может быть, и по всей России, ведь девочки пропадали то в одном, то в другом месте.
- Курапину ни слова,- пошатываясь, сказал Аляпов - Лямов. - Сами разберёмся, что с этим извергом делать. У нас ещё очень мало данных о нём. Я сам буду допрашивать его. Он мой должник.
Какой должник, так никто и не понял, только Иволгин вспомнил, что компрометирующие материалы давал именно Зайчик, а так был полный туман. Но в то же время Лямову накрутили на всю железку, и он мается где-то, «куда Макар телят не гонял». И всё видимо из-за этого маньяка Зайчика, который не поскупился Петру Ивановичу и давал то, что требовалось, а тот платил ему полной монетой.
Сейчас Атос Зайчик никак не мог понять, где он прокололся, и почему связанная девчонка, которая казалась очень хлипкая, ударила с такой силой, что вот уже третий день, а он никак не может по-нормальному прийти в себя. Сознание то приходило, то снова уходило. А перед глазами были вытянутые стройные ножки девушки. Мысленно он хватал их своими волосатыми руками, выкручивал и хватал зубами, испытывая при этом торжество и блаженство, перемешанное с болью и душераздирающим криком. Милое лицо и длинная русая коса, пленившая его в первые мгновения их встречи там на перекрёстке, вдруг стали ужасны. Ему казалось, что разнесчастная коса, от которой он пришёл прямо сказать в восторг, сдавила его плоть, словно железными тисками и непросто давит, а жжёт на медленном огне. Вот она схватила его поджаренное добро, и тычет ему прямо в лицо. Зайчик зашевелился, открыл глаза, а перед ним вдруг возник Петр Иванович Аляпов.
Маньяк с облегчением вздохнул:
- Наконец-то! А я вас так ждал, Пётр Иванович. За что мне такие муки? Я вам служил как пёс верный.
- Атос Валерьянович, оказывается, вы мне давали настоящие снимки и кассеты с криками замученных вами девочек, так ведь? А как мы договаривались?- спросил полковник.
- А вам какая была разница – настоящие это снимки или подделка, главное Лямов-то сидит,- не сдавался Зайчик,- и жену красавицу вы у него оттяпали.
- Да, да, Атос, конечно, ты прав, для меня тогда нужно было убрать моего соперника Лямова, но сейчас-то зачем ты продолжаешь своё грязное дело?
- Пётр Иванович, прости, не могу остановиться.
- Атос Валерьянович, я что-то не припомню, запамятовал, сколько я тебе за твою продукцию заплатил?
- Вы что забыли? Сто тысяч баксов. На эти деньги я такую свадьбу закатил! Да вы были на ней самым почетным гостем. Что вы мне голову-то морочите. Я один не сяду, потяну и вас, Пётр Иванович, за собой, ведь вы мне были надёжной крышей.
- Хорошо, хорошо, Атос! Не волнуйтесь. Сейчас придёт ваша жена, вот вы с ней и поговорите.
- Да вы что, полковник, в своём уме?
- Скорее всего – нет, но я ознакомил её с вашими причудами. И в одном из воплей пятилетней девочки, она узнала свою родственницу Настю Маркову.
- Девчонку ты подослал?
- Конечно.
- Скотина. А я тебе служил.
- Ты не мне служил, а себе. Пора бы и поплатиться.
- Я тебя достану, пидор!
- Вот сейчас придёт твоя любушка. Она-то тебя уж точно достанет за свою племянницу.
Лямов задумался. Играть полковника Аляпова ему не хотелось, но он хорошо понимал, что ещё не пришло его время, и если криминал так силен, есть опасность свариться в этом котле не только самому, но и всей семье, которую он без ума любит, а значит надо терпеть и вживаться в чужую оболочку. Тем более спасибо Кате, если бы не она? Он смотрел на Зайчика: ну глыба глыбой. А что значит шерстяная грудь и волосатые руки, да плюс ноги словно столбы, поддерживающие мощный торс. «Я думал маньяк хиленький, обиженный судьбой на всех и вся, такой зверёныш – типа хорька, который бзнёт и куры валятся с насеста,- вздохнул он, – а тут кто бы мог подумать – верзила и при том семьянин, уважаемый человек».
Лямов включил магнитофонную ленту с плачем Насти Марковой. Зайчик задёргался. Из соседних камер донеслось угрожающее рычанье:
- Подсадите нам его. Мы знаем, как с ним поговорить.
Зайчик побледнел в лице и завопил:
- Пётр Иванович, вы не сделаете этого! Пётр Иванович!
А крик девочки разносился по камерам, возбуждая сидящих там к возмездию.
- Почему бы и нет?- выключив магнитофон, сказал Лямов,- даже с большим удовольствием, ведь ты над детьми издевался.
Подошел майор Иволгин и сказал:
- Вам не страшно, Пётр Иванович?
- Страшно, Руслан Петрович, такую мразь надо давить без суда и следствия, или просто сжигать на костре, как это делала испанская инквизиция.
- Да такими мерами маньяка не исправишь. Он где-нибудь возьмёт своё.
- Зато у родственников будет удовлетворение.
- Наверное. Но мы стоим на страже закона.
- Да уж, такая у нас судьба. Может, его переместим в ту камеру, где так рьяно орут?
- Вот это уже дело. Пусть мужички над ним потешатся.
Зайчик, обезумев от страха, схватился за своё добро и тут же потерял сознание. Адская боль, которая стала, как бы утихать, пронизала его до самых кончиков толстенных его пальцев. Приходя в себя, он выл как дикий зверь. И Лямов подумал:
«Ай да Катя, ай да молодец. И главное ни один врач не догадается, что с ним. Хотя раны зарубцуются, но изматывающая душу и тело боль останется. Видимо, он скоро закончит свой жизненный путь в страшных муках, если за это взялась моя жена, а она…!»
Он не стал додумывать, зная, что его Морозова может ещё и не такое сделать.
- Пётр Иванович, покажи мне эту девчонку, которая сумела меня вырубить,- взмолился Зайчик, очнувшись от болевого шока.
- Зачем? Из тебя сейчас эти мальчики сделают девочку. Ты будешь в их руках настоящей девочкой. Они умеют это делать и превосходно. Видишь, как они ждут этого мгновения, - показывая на камеру, из которой так рьяно кричали, сказал Аляпов-Лямов
В это время, распахнув широко двери, в помещение милиции влетела жена Атоса Зайчика Нина. А с ней и её сестра. Нина, заламывая себе руки, кричала:
- Так вот ты чем занимался, уезжая от меня как бы по заданию милиции. Зверь! Нет, ты вурдалак. Я тебя на двадцать лет моложе, страдала, ждала, а ты, вон чем занимался, даже мою племянницу не пожалел. Так кто ты после этого? Кто? Изверг! Дайте, я его сама задушу – вот этими руками. У меня постоянно была мокрая подушка от слёз, что не дай Бог, ты погибнешь, ведь сейчас такое время!
Потом её, как заклинило, она стояла, хлопала глазами и не могла ничего сказать, лицо побледнело, и если бы не поддержал её Лямов, грохнулась бы прямо на пол. Была она в дикой ярости, и держалась только на злобе, граничащей с обмороком. А рядом была её сестра, чья девочка пострадала из-за её мужа – маньяка. Сестра скрипела зубами, посылая огненные взгляды в сторону Зайчика.
Увидев жену и её сестру Тоню, которая была чуть постарше Нины, Зайчик сморщился, как от зубной боли. Его плоть снова дала о себе знать.
- Нина, иди домой. Мне не до тебя, – взвыл он. И его мощная рука опустилась в брюки.- Сыну Сашке не говори ничего.
- Наоборот. Всё расскажу, какой у него отец.
- Ты убьёшь его.
- А если он будет таким же, как ты? Ведь твоя мерзость может и ему передаться.
- Я буду рад этому.
- Нина, как вас по батюшке? Я думаю вам необходимо уехать из города и как можно дальше, чтобы сын не узнал о похождениях отца, да и дети в таком возрасте очень злы и коварны, не дай Бог будут дразнить его, а может быть, даже и бить,- сказал полковник Аляпов - Лямов.- Я боюсь за парня, хотя он и не виноват, а вдруг сработает наследственность, что тогда? Не видит, не бредит, и ничего не будет напоминать ему об отце. Скажешь, погиб при исполнении служебного долга.
- Пётр Иванович, а где эта подсадная утка, на которую клюнул мой муженёк. Героиня говорит народ, такого хряка ухайдакала,- спросила Нина Зайчик.
- Он успел ей покусать губы, лицо и грудь. Лечится.
- Меня не кусал.
- Повезло вам.
- Где маньяк?- спросил прямо с порога, вошедший с улицы инструктор Попов.- Ах, вот он изувер.
Они встретились взглядами и поняли друг друга.
Инструктор прошипел:
- Я обучал девчонку – мразь ты поганая. Я горжусь ею, такого зверя завалила. Это ж надо!
Зайчик заёрзал и отвернулся в сторону. Его увели. Он скрипел зубами, держась за свою плоть, обвёл всех презрительным взглядом с мутной поволокой, но ничего не сказал. Его мысли в это время уходили к генералу Курапину, который должен был приехать, чтобы лично присутствовать на допросе, ведь такое не часто случается, чтобы маньяка взяли на месте преступления. Ох, уж этот Пётр Аляпов, который опять всех обошел. 
Узнав от своего осведомителя о произошедшем, генерал Курапин был на взводе. Полковник не доложил ему, не поставил в известность. А ведь в первую очередь, генерал должен знать, но этого не случилось. Он подумал: «Значит, строптивый Аляпов ведёт независимую игру, а это ни что иное как подкоп под мой престиж. Разве это допустимо?» Игнат Фёдорович хотел дать ему хороший нагоняй, но передумал. Он подъехал к тюрьме, где находился Атос Зайчик в плохом настроении, да и было отчего. Его подчинённый, просто сказать, обнаглел. Ведёт себя самостоятельно по отношению к высшему руководству, да и вообще беды с ним не оберёшься. Курапин вошёл в помещение, конечно, не один, а со своей свитой, так для поддержки своего престижа и, увидев, что здесь происходит, заволновался, но так, что не один мускул не дрогнул на его мужественном лице. Он бросил взгляд сначала на полковника Аляпова, потом на остальных.  И вот – главное, его руки чуть-чуть вздрагивали, когда он говорил. Он хотел сразу пойти в карьер, но передумал. Глядя на полковника Аляпова, который невозмутимо встречал генерала. Курапин сразу поостыл.
- Ну, что, Пётр Иванович, поймали маньяка и молчок. Нехорошо как-то от начальства утаивать такую информацию, - вздохнул он, потирая на своём лице, правый висок. – А как здоровье нашей героини? Она ж такая молодая и говорят очень красивая.
- Да ничего. Маньяк её покусал. Я думаю, моя Катя восстановит её внешность и грудь, - ответил невозмутимо Аляпов-Лямов. – Недельки через две она будет в норме.
 Курапин еле сдерживается. Он сжимал зубы, отчего на скулах выпирали мощные желваки, но полковник не реагировал на его внешние синдромы, как будто ничего не произошло. Генерал скептически улыбнулся,  чуть-чуть пожурил строптивого полковника, да и то, чего греха таить, так для профилактики, чтобы не задирал нос, хотя внутри всё клокотало и бурлило. Но он сдерживался – не ровен час, что его выгонят за непригодностью, а вместо него поставят этого молокососа, который не успел ещё опериться, а уж гремит на всю Россию. Может Курапин и сам виноват в этом, что не пресёк вовремя этого вундеркинда, влетевшего так стремительно на самый гребешок славы. Да он и сам помогал ему, а всё от того, что нужны были проценты раскрываемости, ведь верха требовали борьбы с криминалом, который, как спрут опутал всю Россию своими щупальцами и грозил уже подняться до небес. Но на его пути встали отважные люди, такие, как этот Аляпов, который провёл ряд молниеносных ударов. Молодой, дерзкий и смекалистый, его бы надо держать в узде, уж больно  он непредсказуем в своей самоуверенности, даже раскрыв этого маньяка Зайчика не доложил Курапину по инстанции. Что его выгнать с работы? А за что?
- Пётр Иванович, а где эта девчонка Лена Гордеева? – спросил генерал.
- У моей Кати на лечении. Этот маньяк изуродовал девчонку, а ей всего семнадцать лет, - ответил полковник.
- Наградить её надо орденом мужества.
- Да я уже об этом думал, только вот рапорт о награждении не написал. Вот немного оклемается и тогда…
- Сюда прийти она может посмотреть на свою добычу?
- Конечно, но, видите ли, Игнат Фёдорович, она очень расстроена. Стоит ли её тревожить? Пусть придёт в себя. Потом, я думаю принять её в штат милиции, затем направить в юридический институт. Девчонка очень способная.
-  Я подумаю об её устройстве. Пётр Иванович, к тебе зайти можно?
- Пожалуйста. Я всегда рад принять таких гостей, вот только позвоню жене, чтобы она чего-нибудь приготовила.
- Не беспокойся Аляпов, я долго не задержусь. Мне хочется посмотреть на девчонку, как она?
- Катя сделала всё возможное, что могла. Сейчас рубцы на лице и груди заживают, но она до сих пор не может войти в норму. Нужно время душевной реабилитации.
Полковник нажал кнопку вызова охраны и коротко приказал: увести.
- Пётр Иванович, а вы что так резко?- сказал Курапин,- я ещё ни одного вопроса не задал ему.
- А что с ним разговаривать-то! Маньяк, он и есть маньяк, физически здоров, психика в норме, а что у него на душе – одному Богу известно. Все девочки, которые пропали, я надеюсь – это его рук дело. Он указал места, где их закопал. Завтра пошлю людей, чтобы проверили его показания. Пойдём, Игнат Фёдорович, ко мне, смотреть на эту лощёную харю тошно.
- Я бы хотел задать ему несколько вопросов с глазу на глаз, конечно, без свидетелей.
- Будет ещё время, куда спешить. Он теперь в надёжных руках.
- Пошли Петро вздрогнем, обмоем твою удачу. А заодно я и познакомлюсь с Леной, вашей героиней.
Они сели вместе, и машина, резко набирая скорость, рванула к дому Аляпова - Лямова. Разговор не клеился, каждый думал о своём. Лямов, как писатель, обдумывал новый сюжет своей книги. Мысли крутились и крутились, и он уходил в заоблачные дали. А Курапину больно было видеть этого преуспевающего начальника милиции, которого он сам поставил на это место в надежде, что он будет благодарить его за оказанную ему услугу. Не получилось. Жаль. Сказать, что обязан ему, было как-то неудобно. Скрипнули тормоза, и машина остановилась. Генерал вышел из салона, похлопал водителя по спине и сказал:
- Подожди меня здесь. Я, наверное, скоро.
- Игнат Фёдорович, пусть и он зайдёт, чаю попьёт, как- никак с дороги,- сказал Аляпов - Лямов,- неудобно как-то водителя  оставлять без внимания. Он же был тогда, когда мы обмывали ножки моих детей.
- А куда без него денешься?- рассмеялся Курапин,- ладно пошли, если хозяин предлагает.
У подъезда стоял инструктор Попов. Он подбежал к Лямову и скороговоркой спросил:
- Пётр Иванович, как Лена?
- Поправляется. Да ты Лёня, заходи, полюбуйся на неё.
Обрадованный Леонид Попов просиял лицом. Глаза его заблестели, да так лучезарно и счастливо, что Лямов и Курапин переглянусь. И генерал решил грубовато пошутить:
- Пётр Иванович, мне кажется, его нельзя пускать к девушке. Уж больно у него глаза шальные, как бы чего не вышло, ведь он плохо обучил её, если девушка оказалась искалеченной.
- Да нет, Игнат Федорович, он хорошо её обучил, просто объект оказался нестандартный и очень хитрый,- вздохнул Аляпов - Лямов, а сам подумал: «Лёнька, Лёнька, влюбился ты по уши». – Лена, встречай гостя. К тебе пожаловал сам Попов собственной персоной, весь исстрадался, изболелся о твоей судьбе.
- Леонид, ты чего пришел?- спросила Гордеева, выйдя из комнаты, где смотрела телевизор.
- Соскучился по тебе,- смущаясь, ответил он.- Я ждал тебя, ждал, а ты не совсем подготовленная ушла на такое дикое задание.
- Я не могла иначе. Он натворил бы дел,  ведь он выехал на охоту за очередной жертвой, Лёня.
- Ладно, Лена, вы поговорите, а мы пойдём за стол,- сказал Лямов,- Игнат Федорович, раздевайтесь, стол готов. Лена, и ты, Лёня, все за трапезу, будем чествовать нашу героиню за её подвиг по задержанию очень опасного злодея. Леночка по праву заслужила орден. Правда, награду ещё надо подождать, но генерал Курапин на моей стороне.
- Лена, Лена, я люблю тебя,- зашептал на ухо девушке инструктор Попов,- я так переживал за тебя, что аппетит пропал.
- Лёня, успокойся. Я ещё не готова что-то оценить и предпринять,- почти с холодком сказала Гордеева.
У неё ещё не прошёл ужас от мужиков, которые досаждали ей там у сутенёра. И если она не соглашалась, её били смертным боем. И вот сейчас, глядя в глаза Попову, она понимала, что это всё может повториться, если согласиться, хотя бы стать его невестой. Он не знал, что девушка побывала в столь неприличном месте и изведала на себе жуткое насилье.
- Я буду ждать. Ты одна мне нужна. Понимаешь, Лена, Ленка,- глубоко вздохнул Попов, и хотел было уже уходить, направляясь к двери, опечаленный и расстроенный.
- А ты куда, старший лейтенант? Стол готов. Неужели не хочешь выпить за успех нашей героини. Она так блестяще врезала маньяку, что он до сих пор не может прийти в себя,- сказал Лямов,- что, Лёня, не уважаешь?
Попов улыбнулся открытости полковника, который снял свой мундир и переоделся в гражданскую одежду.
- Пётр Иванович, а вам идёт милицейская форма. Зачем же одеваться в гражданскую?
- Лёня, надо быть проще, а форма обязывает человека, как бы давит на него. А я хочу расслабиться,- ответил Лямов.- Лена, улыбнись Попову, кажется, он - неплохой парень.
               
                Глава двенадцатая

На кухне Катя подала телеграмму своему мужу, где чёрным по белому было написано, что приезжают родители Аляпова посмотреть на внуков.
- Что ты наделала, Катька. Я же не артист, и не хочу играть их сына,- прошептал на ухо жене Василий Лямов,- милая, милая моя жёнка, я даже представить не могу, как я буду с ними общаться.
- Как играешь полковника Аляпова, так сыграешь и влюбленного в них сына,- вздохнула Катя, - ты вспомни, ведь непременно ты у них был в квартире и слышал, как он обращался с ними. Я, например, заметила его грубоватый тон, когда он разговаривал с отцом и матерью. Не волнуйся, Вася, мы ещё с тобой отрепетируем и голос и повадки Аляпова. Не дрейфь, мой писатель, прорвёмся и тут. Видимо, такая наша судьба, ведь не мы же её создали. Поэтому я думаю и волноваться нам нечего. Так что, муженёк, держи хвост пистолетом.
Лямов успокоился, зная, что его жена Катя всегда подскажет что-нибудь важное, просто оригинальное. Он с улыбкой вошел в комнату, где за столом сидели гости в предвкушении пищи и вина. Он принёс из своих запасов сразу несколько бутылок отличной водки, которая блеснула при свете электрической лампочки теплом и радостью близкой к пониманию и сочувствию.
- Пётр Иванович,- вздохнул Курапин,- да у тебя не водка, а бальзам на растревоженную душу, сильнейшее лекарство, отказаться от него, нет сил. Я пробовал всего один раз в жизни и то у тебя. Где ты её достал?
Лямов хитро улыбнулся, мол, места знать надо. А сам резко встряхнул содержимое бутылки, отчего заискрились и заиграли пузырьки, вызывая у генерала вкусную икоту.
- Петька,- взмолился он,- не трави душу, наливай.
Он защёлкал пальцами и языком, создавая комфорт и близость в общении, пытаясь показать всем сидящим, что он - душа человек, и сейчас можно с ним разговаривать на равных, застолье – это святое дело.
Генерал выпил стопку, но закусывать не стал, ощущая в организме, как эта живительная слезинка растекается по жизненным артериям. Потом он погладил желудок и живот, и протяжно вздохнул:
- Хороша! Век бы такую пил, чувствуется отличная очистка, и сырьё не какая-то там древесина, как это раньше пили, водка под названием – сучок. Здесь же натуральный продукт хлеб – пшеница высшей пробы. Да, угодил мне полковник.
И он начал с азартом есть всё, что было на столе, похваливая  хозяйку и, поглядывая на неё с мужским вниманием, пристально и очарованно, отчего Катя засмущалась, покрываясь мелкими капельками пота. Лямов заметил это, но не сказал ничего. И тогда генерал перекинул свой взгляд на Лену. Лицо её было забинтовано, только были видны зелёные глаза, прикрытые длинными ресницами, да рот с блеском белых ровных зубов.
«А видать красавица,- подумал Курапин,- поправиться, надо будет подбить к ней клинышки, авось клюнет – генерал все же и ещё не очень стар. Мне кажется, Нина у меня симпатичнее, но для разнообразия можно и с этой прошвырнуться. Попов мне не помеха, вызову в кабинет как бы для служебного разговора, а там».
Лёня, заметив пристальный взгляд генерала на свою зазнобу, заёрзал на стуле, покрываясь красными пятнами. Девушка, сидящая рядышком с ним, заметила это, и ей стало жаль парня.
Она прошептала ему в самое ухо:
- Лёня, успокойся, всё будет нормально. С нами Пётр Иванович. Он не даст нас в обиду.
- Чего шепчетесь? В обществе секретов нет,- сказал Курапин.- Нехорошо, молодежь. Что на душе, говори прямо. Я выслушаю и приму соответствующие меры.
Но молодые молчали. Это была их первая тайна. И генерал, постукивая пальцем по столу, взялся за стопку.
- Хозяин, за нашу Лену – по полной. Девушки, а вы чего не пьёте? Разве так можно! Компанию подводите.
- Мне нельзя, у меня дети. А Лене я запрещаю. Не дай Бог, что с лицом случится.
Лямов и Попов пили мало, но зато за всех из них отдувался генерал.
- Ты водило, много не пей,- ворчал Курапин,- немного можно, но не переусердствуй. Иначе тебе будет харакири. Знай, кого везёшь. Мне пить можно, я не за рулем.
Широкоскулое лицо генерала покраснело от выпитой водки. Русые волосы, припудренные белым инеем, растрепались. И если бы не генеральские погоны и мундир, он походил бы на деревенского мужика, принимающий излишки водки на грудь.
- Что-то  мужиками от вас не пахнет,- хмелея, ворчал Курапин,- разве так пьют настоящие-то стражи порядка. Учитесь у меня, пока я жив. Эх вы, молодёжь! Кто как пьёт, тот так и работает.
Он опрокинул полную большую стопку водки, взял солёный огурец, закусил. Ему хотелось напиться до одурения и высказать Аляпову всё, что он о нём думает. А вот так в трезвом виде он не мог. Катя, прочитав его мысли, направила свою энергетику, чтобы он вырубился и не мог ничего сказать. Она ушла на кухню и оттуда, пустив энергетический пучок в подсознание Курапина, который быстро достиг своей цели, приказала ему: спать! Он забормотал что-то невнятное и ткнулся лицом в салат «Оливье». Его подняли, чтобы он не задохнулся, умыли лицо и потихоньку вывели из-за стола и уложили на диван.
- Ну что, водило, будешь забирать своего шефа, или он пусть поспит у меня на диване?- спросил Лямов.
- Нет, Нина волноваться будет,- промычал водитель Владимир Прутьев.- Она у него красавица и скоро родит ему сына.
Лямов встрепенулся. Он знал, что под своим сердцем Нина носит его ребёнка. И ему было не по себе, что этот уже немолодой генерал будет считаться отцом.
«Васька – стервец сблудил, да ещё и переживаешь о своём ребёнке»,- забилась тяжелая мысль. И он понял, что это его любимая жена Катя пробивается в его подсознание.
«Катя, я люблю тебя, понимаешь. Но это выше моих сил, чтобы кто-то другой владел тем, что принадлежит мне Ваське Лямову. Я же писатель»,- отвечал он ей.
«Я убью тебя, Васька. Ты изменил мне».
«Катя, я же не сознательно. Я…»
«Я понимаю, пусть Нина рожает ещё одного Ваську. Женщины вырывают тебя из моих объятий, мой писатель, но я тебя никому не отдам. Я, Катя Морозова, и должна быть счастливой».
«Ладно, ладно успокойся, милая. А то я замкнусь, и ты не пройдёшь в моё подсознание,- шептал он.- Я тоже имею сильное биополе».
Лямов подошёл к жене, заглянул в её синие глаза, отдающие чуть-чуть зеленью, положил тяжелую руку на плечо и вздохнул:
- Катя, Катька – чудо ты моё земное. Ты ж у меня одна такая. Понимаешь, я люблю тебя.
- Не льсти - предатель.- Она мягко улыбнулась, и её ямочки на щеках углубились ещё больше, принимая какое-то причудливое очертание добра и любви. Катя, сложив тоненькие пальчики, щёлкнула своего муженёчка по носу и выдохнула,- теперь я буду за тобой следить во все глаза и уши, а то женщины так и глядят увести от меня моё сокровище.
- Ну, уж, Катя, так и сокровище,- улыбнулся довольный муж.- Я, как и все – обыкновенный.
- Нет, Васька, не прикидывайся. Ты другой. И мне временами кажется, что мне тебя послал сам Бог.
Катя, не стесняясь никого, бросилась ему на шею, и замотала ногами. Он, улыбаясь, закрутил её вокруг себя. От такого бурного изъявления родительского счастья в кроватках зашевелились дети. Катя и Лена взяли малышей, перепеленали и пошли кормить в другую комнату. Маленький Васька присосался к одной груди, а Катька к другой. Прошло несколько минут, и малыши, успокоившись, крепко уснули.
- Пётр Иванович, помогите мне его вывести. Здоров как бык,- сказал водитель Курапина.- Я его довезу, а там поможет Нина.
- Зачем Нина, Лёня поможет,- сказал Лямов,- времени уже много. Да ты его завезёшь домой.
Они вывели бормочущего генерала на улицу. На небе не было видно ни одной звёздочки, весь небосвод был покрыт тучами, которые медленно наползали с севера, создавая преддверие обильного дождя. Природа затаилась, а тишина окутала всё вокруг. И тут зашевелились ветки деревьев, поднявшийся ветерок вздыбил с асфальта пыль и разный мусор.
- А мне ведь ещё до дому ехать сто пятьдесят километров,- вздохнул водитель,- сейчас завезу шефа и в путь по дождичку. Моя Настенька давно уже ждёт меня.
- Кто такая Настенька – любовница?- спросил, не сдержавшись Попов.- Уж больно ты тепло говоришь о ней.
- Почему любовница? Жена. Она у меня прелесть – всё понимает. Двадцать лет живём с ней в мире и согласии, срок, конечно, по нашим временам немалый.
Он сел в машину, пригласив Попова к себе на первое сидение. Тот нехотя сел. Ему хотелось ещё немного побыть с Леной, но стрелки часов неумолимо передвинулись, время прыгнуло уже далеко за полночь. И нужно было отдыхать, ведь девушка ещё не совсем здорова, и стоит ли её напрягать. Он понимал, что между ними уже проскочила близость, когда её оценивал сам генерал Курапин. Леонид понял, что Лена ему будет верной подругой: не предаст, не струсит, не обманет. Он не раз ей смотрел в глаза, но, ни разу не заметил в ней коварства и хитрости. Или она ещё не научилась, или у неё такой характер. И то, что девушка делала, ему очень нравилось, например, как она взыскательно смотрела на него.
- Пётр Иваныч, мне можно заходить к Лене?- попросил Попов.- Я, понимаете, переживаю за неё.
- Лёня, в чём же дело, заходи, я непротив, - сказал Лямов, улыбаясь в душе скромности парня,- наоборот, ей сейчас нужна поддержка и взаимопонимание. Так что старлей милости прошу.
Первые капли дождя упали на крышу машины, захлопали по асфальту. Ветер усилился, бросая мощные потоки воды на стёкла и лица, стоящих около её людей. Лямов, махнув рукой, спрятался в подъезде и крикнул:
- Ну, мужики, счастливого пути.
Мотор легко и плавно почти неслышно уркнул, и машина двинулась по пустынным улицам города, разбрызгивая по сторонам дождевую воду.
Из окна квартиры выглядывала  Лена Гордеева, оценивая Попова со всех сторон. Её тугая, русая коса была распущена, и волосы, рассыпавшись по плечам, блестели при свете электрической лампочки загадочно и таинственно.
- Ленка,- сказала Катя, подойдя к ней,- какие у тебя чудные волосы. Мне бы такие.
- Катя, у тебя что, хуже?
- Да нет, меня тоже Бог не обидел. Лёньку любишь?
- Пока не знаю.
- Быстрей разбирайся. Сейчас девки ухо не вялят, быстро в кровать затащат, а потом могут и вообще увести.
- Ну что ж, тогда видимо не судьба.
- Мне кажется, что он уже не раз обжигался об этих девушек, и сейчас ему нужен тихий покой и семейный уют.
- А я хочу учиться. Пётр Иванович обещал мне помочь.
- Конечно, какой вопрос Лена. Я тоже помогу, чем могу, но, может быть, это и есть именно твой мужчина. – Катя положила свою лёгкую руку на плечо девушки, заглянула ей в глаза и, не успокаиваясь, продолжила.- Лена, а мне кажется, Лёнька тебе будет верным мужем. Как он на тебя смотрит, Ленка!
- Я боюсь мужиков, Катя.
- Почему? Они же очень хорошие. Вот мой – мужик что надо.
- Так это ж Пётр Иванович. Таких как он, раз,  два и обчёлся. Тебе повезло, Катя. Завидую.
Лямова погрустнела, ей так захотелось очистить свою душу: «Что вот, твоя подруга Нинка затащила моего Васю на себя, да ещё вдобавок и забеременела, и сейчас ждёт сына. Глупая, конечно, но что поделаешь. Видимо её судьба такая. Эх, Нинка, Нинка, как ты  могла это сделать? Но я тебя не ругаю и могу понять, что перед таким мужиком, как мой Вася редко какая устоит. Видно не ты первая и, не ты последняя. И с этим надо смириться. Вася, Вася – котик мы мой ласковый».
- Ну что, девчонки такие хмурые? К столу! По чуть-чуть и спать,- войдя в квартиру, сказал Лямов.- Я так хочу. Устал.
Он посмотрел на жену и, не стесняясь Лены, поцеловал её в губы со словами: мол, ты у меня лучше всех.
Лена отвернулась и подумала с завистью:
«Вот мне бы такого мужика». Вслух же она сказала:
- Спать пойду, времени много. В деревне летом я спала долго, мама меня берегла.
Лямов, выпив стопочку, потянулся до хруста в суставах и пошёл спать, Катя, не убирая посуду со стола, ушла за ним. Она шепнула ему:
- Вась, а Вась, как «родителей-то» встречать будем?
- Не знаю, Катюша. Иди ко мне. Я думаю встретить их надо достойно. Они не виноваты в том, что случилось.

                Глава тринадцатая

Автобус, переполненный людьми, лихо подкатил к автостанции. Двери раскрылись, и оттуда высыпал народ. Чета Аляповых с радостными лицами, оглядываясь по сторонам, приподняли свои узелки и хотели уже идти к дому или подхватить попутное такси, как к ним подошёл Василий Иванович Лямов и со словами наигранной радости произнёс:
- Прибыли. Хорошо. Вот Катя будет рада. Мы вас ждали со дня на день. Вон машина, садимся. Василий, подъезжай поближе. Отец и мать приехали посмотреть на внуков.
- Петя, дай хоть полюбоваться на тебя,- обратилась мать Петра Аляпова к Лямову.– Иван, какого мы сына воспитали, залюбуешься: что стать, что ум.
- Ну-ну не хвали, Вера, – улыбнулся Иван Петрович, отец Аляпова, радостно обнимая Лямова.- Сынок, наконец-то и я стал дедом и теперь понянчусь с внуком и внучкой. Как назвали-то?
- Пока никак,- ушел от прямого ответа Лямов.- Ждали вас.
Иван Петрович, лет пятидесяти шести от роду, довольно заулыбался: «Смотри ко, сынок-то уже полковник, а родителей почитает. Кажется, пустяк назвать своих детей, но он советуется со своими родителями и это очень хорошо. А как же иначе - сын - продолжение рода Аляповых, тут уж никуда не денешься». Был он невысок, узок в плечах и неказист на лицо. Чуть-чуть поседевшие когда-то русые волосы растрепались, придавая вид задиристого мальчишки, который как бы похаживая, ищет себе достойного соперника, с кем бы можно было померяться силой. Было такое впечатление, что у него чешутся руки, которые он не знал куда девать. Это так часто бывает: идёт компашка подростков, а впереди вот такой заводило, как Иван, ищущий жертву для битья.
- Вера, вот неплохо бы внука назвать Иваном, а внучку Верой,- начал он понемногу закидывать удочку. Уже, предвкушая свою победу, ведь его Пётр не может поступить иначе. Это ни что иное, как родовое начало. И никуда от него не уйдешь, так предписано дедами Аляповых. А род Аляповых идет издалека. Древний род, каких сейчас очень мало, да и не ведут люди своей родословной, вот в чём беда. Получается, отпрыски неизвестных родов, как пылинки, разбросанные по всей России, а это что, да просто трудно высказать, не угадав в грязь, где можно запачкаться. – Петя, ты как, согласен?
- С Катей надо посоветоваться,- опять ушел от ответа Василий Лямов.- Не шуточное это дело – имя детей. Ведь от него зависит многое.
И он начал говорить, а что же связано с именем великих людей, которые когда-то жили на земле. И чем больше говорил Лямов, тем длиннее и недовольнее становилось лицо Ивана Аляпова. Ему было до лампочки от всех этих великих людей. Он хотел одного, чтобы род Аляповых продолжался именно в этом ракурсе, заведённым его пра пра. А остальное его не интересовало.
- Ты что, Петя, не хозяин в своей семье?- спросил недовольно Иван Петрович.- У меня так полный порядок, что скажу – закон.
- Сейчас другие женщины. Их надо умасливать, - вмешалась в разговор жена Вера. - Иначе жди от них неприятностей. Не то время, Иванушка. Ох, не то.
Она была небольшого роста, как и он, но более элегантна и обаятельна, глядя на эту пару со стороны можно подумать, что они брат и сестра. Только карие чуть-чуть с раскосиной глаза, отличали её от своего мужа, да походка уточки вразвалочку и, конечно, голос, мягкий и всегда ласковый, который проникал в глубину души.
- Иван, успокойся, пусть они называют, как хотят. Уже не то время, чтобы соблюдать традиции предков, да ты и сам уже не тот, что были твои родители, ушедшие в мир иной. Дай свободу – это их жизнь, их дети. Мы будем нянчиться с внуками и очень хорошо. Какая радость, что они появились вовремя, есть силы, да и средства, пока не бедствуем.
Машина, пробиваясь через пробки, медленно двигалась к цели. Иван Петрович Аляпов хмурился, почёсывая в затылке. Ему, конечно, не понравился ответ сына, но что поделаешь, придётся смириться, ведь как никак он не малая шишка в городе и это очень заметно. Молодой, но хваткий, таких во всей округе не сыщешь – талант от природы. И кто бы мог подумать, что его Петька добьётся таких высот, ещё считай и, не достигнув полного совершеннолетия, много ли? И тридцати нет, а он уже на такой должности. Так раздумывал Иван Петрович, вглядываясь в улицы чужого ему города Ч. А его жена Вера в это время вспоминала, как она пеленала крошку ребёнка красноватого и горластого, который постоянно кричал, вызывая у матери и отца глубокие вздохи, но всё прошло. Петька рос крепким и выносливым. Он бегал по городу, купался в реке, которая разделяла город пополам. Вода была не столь чистая, но зато тёплая и пахла чем-то непонятным, объяснения которому пацаны не знали. Порой они подхватывали мазут, потом оттирались керосином, но как бы никак, - было очень хорошо и весело. Вот только Петьке очень не нравилось, что Васька Лямов над ним почти всегда одерживал верх. Был вёртким, сильным и, конечно, очень умным и начитанным, временами приводя Петьку в дикую ярость. Но мальчик сдерживался, выражая готовность и поддержку Лямову, зная о том, что с дружком ему крайне не повезло, ведь он сильнее, умнее и может за себя постоять, да ещё как! Не раз Петька испытал на себе его тугие кулаки, удирая домой с разбитым носом. Он грозил Ваське издалека, но чтобы сказать в открытую, что у него было на душе, боялся. Мать ругалась, махала кулаком Ваське, но вмешиваться не хотела, пусть её любимый Петюнчик в своих делах разбирается сам. И Петьке ничего не оставалось, как юлить и изворачиваться, другого выхода он не знал. Детское самолюбие было вконец задето и раздавлено. Маленький Аляпов не мог смириться с этим, накапливая гнев и злость на своего дружка, который жил с ним в одном подъезде, учился в одной школе и даже в одном классе и сидел неподалёку, то есть и не где-нибудь, а за спиной. С одной стороны это хорошо, может и подсказать, а если потребуется и дать шпору, с другой - это очень плохо. Васька читает его мысли, как он это делал, одному Богу известно. Но Петька был точно уверен, что от окаянного дружка ничего не спрятать. Он как сыч выглядит и всё вынюхает, хотя и не интересуется этим. Какое-то природное чутьё ставит его дружка Ваську над ним, подчиняя его волю и жизнь себе. Странно, но Петька постоянно ощущал какое-то покалывание в груди, когда его дружок Васька направлял на него свои внимательные немигающие, покрытые какой-то синью и лучезарностью глаза, от которых по телу маленького Петьки проходил озноб. Он содрогался, как будто ожидая пощёчину, и глупо водил глазами. Васька у него был авторитет и немалый. Как что, пойду к Ваське. И все думали, что их дружбу не поколебать даже родителям, которые пекутся о детях, ведь были такие случаи, от которых не уйдешь, не спрячешься. Как-то, катаясь на лыжах с трамплина, Петька не рассчитал свои возможности, сделал переворот в воздухе, выкаблучиваясь перед девчонками, а вернее перед единственной из них – это Катей Морозовой и упал, подвернув ногу. От боли и неудавшегося сюрприза, Аляпов заревел. Катя, конечно, его уговаривала, но не так чтобы. А вот Ваське пришлось тащить парня на своём горбу. Но он справился с этой задачей и доставил дружка в травматологию, где незадачливому прыгуну оказали помощь. Уж как потом благодарили его отец и мать Петьки, так благодарили, что у Васьки перехватывало дыхание.
Он подумал тогда: «Мы с Петькой теперь - не разлей вода».
Но время шло. Васька каким-то седьмым чувством  начал ощущать, что их дружба какая-то хилая и никчемная. Он, находясь рядом с Петькой, ощущал какую-то тревогу, которая шла как-то подспудно из глубины души, может быть, даже тайного колодца,  запропастившегося где-то в мозгу на самом донышке. Записанная там информация, нет-нет, да и давала о себе знать, прорываясь под самое сердце, наводя там ещё не сложившуюся смуту. Ваське хотелось кричать, даже выть от своего бессилия, но выхода не было. Это было просто ещё ощущение тревоги, да и у кого её не бывает. Наверное, нет таких людей вообще. Вот и Васька  ещё совсем пацан, но уже был пропитан ею.
- Петя,- всё же не удержался отец,- мастак ты - первый раз и сразу двойня. Лют ты парень. Может это лямовские?
- Ты что, батя? Как этого злодея Лямова заломали, Катя  сразу ко мне. Зачем он ей. А сначала не хотела, кочевряжилась. Ничего, стерпелись. И вот уже произвели потомство. Ну, скоро увидите. Оба малыша похожи на меня. Кто сотворил это - чудо детей? Да, конечно, Петька Аляпов.
- Петька, ты таким хвастуном не был. Откуда это? Наверное, от Катьки. Она верховодила вами, а вы как малые ягнята за своей овцой.
- А вот и нет,- встрепенулся Лямов, и чуть себя не выдал вместе с потрохами, мол, она у меня всегда была на поводке.
Мать и отец Аляповы знали, что их сын Петька добивался близости с Катей Морозовой долгие годы и всё безрезультатно, и если бы не суд, не видать бы ему этой женщины как своих ушей. Они, посмотрев на своего сына, переглянулись, но промолчали: ведь сейчас он был такой важный, и такой неприступный, что от него просто шло какое-то отчуждение. Скорее всего, это от высокой должности. В такие годы так взлететь – шутка  ли?
Машина подкатила к дому. У подъезда с двухместной коляской стояла Катя и ждала чету Аляповых, заготовив приветственные слова и нужную в таком случае приветливую улыбку. Она готовила себя перед зеркалом, когда Лена отдыхала. И вот сейчас, поглядывая в маленькое карманное зеркальце, Катя выставляла язык и зубы.
«Всё вроде хорошо,- думала она,- встретим как надо. Может быть, махнуть за границу, пока ещё у меня голова и руки на месте, да и Васька не лыком шит. У него неплохие будут книги».
- Катюша, здравствуй!- Мать Аляпова заохала, завздыхала, обнимая невестку.- Я так рада, так рада за вас обоих и за малышей, которых вы произвели на свет. Открой, покажи.
Дети, не обращая внимание на суетливость старших и, прижавшись друг к другу, спали крепким сном.
- А ты, Петя, прав. Они и вправду похожи на тебя. В нашу родовую,- сказал отец, рассматривая детей.- Род Аляповых не прекратит своё существование. Браво, браво. Молодец, сынок!
Он обнял сына и рассмеялся добродушно и весело. Теперь у него было всё. Жена, семья и двое внуков, которые ещё правда очень маленькие, но пройдет некоторое время и они заявят о себе в полный голос. А пока они только сосут сиську, писают и спят. Но уже они появились на свет, а это главное.
- Вера, ну, как наши внуки?- спросил, улыбаясь, отец.- Я думаю, Петя, с тебя приходится. Позвони начальнику своему: пусть приезжает, погуляем.
- Папа, да он уже был. Мы обмыли каждый пальчик моих детишек, пока они были ещё в роддоме, – сказал Лямов.- Мне хочется посидеть с вами наедине без посторонних лиц.
- Резонно, - сказал Иван Петрович, – я думал как лучше, чтобы не испортить свою карьеру.
Лямов улыбнулся таинственно и многозначно. Для него такая карьера была пустым звуком. Он думал о свободе, когда он засядет за свой компьютер и будет выдавать один роман за другим, упиваясь выдуманными историями, правда, взятых из жизни, но пока это не для него. Сейчас он смотрел на Ивана Аляпова, как на стену, за которой он видел что-то новое и радостное.
- Петька, ты что, не рад нашему приезду?- вздохнул, всматриваясь почти в чужое лицо сына старший Аляпов.- Я ждал более тёплого приёма.
- Папа, прости, задумался, дела. Они навались на меня со всех сторон. Только успевай их разгребать.
- Да-да, Петя, понимаю, новоё место, новая должность. Ну, веди в дом, сынок.
Они вошли в квартиру. В большой комнате стол уже ломился от явств, они, прямо сказать, так и просились в рот. Завороженно сверкали бутылки с водкой и винами, напоминая Аляпову, что он ещё что-то в жизни стоит, если сын так его встречает, и на душе стало тепло и радостно.
- Петя, куда столько вина и водки?- удивилась жена Аляпова,- мы, что всё это должны выпить?
- Много - не мало,- рассмеялся Лямов,- не надо бежать в магазин за новой дозой спиртного. У меня всегда запас, так что, милые папа и мама, милости прошу к столу. Я думаю, мои женщины приготовили стол неплохо. Лена, а ты где? Выходи, чего спряталась? К нам с Катей приехали мои родители. Папа, мама – это Лена Гордеева, она у нас героиня. С её помощью мы заломали такого маньяка, что даже трудно и придумать что-то подобное. Он не только зверь, но какой-то монстр, таких людей не существует в природе. А вот у нас появился, да и нашу Лену искалечил. Она сейчас находится на лечении у Кати. Милая, милая Лена. Почти ребенок. И где она взяла столько силы и смелости?
Лена вышла из другой комнаты с завязанным лицом и шеей. Глаза, покрытые тайной зеленцой, из-под повязок скромно улыбались. Она поздоровалась с приехавшими родителями Аляпова - Лямова и ушла на кухню, притаившись там, чтобы её не больно занимали расспросами. Ей не хотелось начинать говорить всё сначала, слишком тяжело было вновь ощутить этот кошмар, который не уходил от неё вот уже в течение долгого времени. Искусанное лицо и грудь напоминали ей об этом лёгким покалыванием и жжением, но Катя давала ей надежду на лучший исход, стоило потерпеть ещё самую малость. И она терпела изо всех сил.
- А чего наша героиня прячется,- услышала она голос старшего Аляпова.- К столу. К столу. И ни каких оправданий. Такое геройство совершила не каждому мужику оно по силам. Лицо заживёт, грудь тоже. Катя сделает всё возможное, ведь она в этом деле искусница.
Он подошёл к девушке, заглянул ей в глаза и увидел слёзы, которые появились на ресницах мелкими капельками.
- Трудно тебе, видимо было, девушка, если до сих пор не можешь прийти в себя,- покачал он седеющей головой, положил ей на плечо руку и улыбнулся по - отцовски тепло и ласково. Отчего у Гордеевой на душе стало радостно и как-то уютно. Она подняла глаза и наконец-то осознала, что она совершила подвиг, и за это ей может быть награда, ведь ей уже Курапин и Аляпов обещали, вот только стоит ей оклематься, чтобы выглядеть достойно. Лена села за стол вместе со всеми  и стала есть. Иван Петрович, поднимая стопку, произносил тосты за детей, родителей и, конечно, не забыл и старшее поколение, которое произвели такого умного мальчика как их Петя. Катя была как бы, на втором плане. И это не ускользнуло от Василия Лямова. Он, чтобы сгладить маленький ляпсус в речи Аляпова, сказал:
- Что ты, папа? Да это моя Катя так постаралась. Она у меня умница. Вон, каких деток родила – прелесть. Мне кажется, мы на этом не остановимся.
Он загадочно улыбнулся, показывая ряд белых зубов, потом, чувствуя какую-то вину перед родителями Петра Аляпова за подлог, стушевался и начал усердно есть. В голове всё перемешалось, а успокоения не поступало. Катя, видя мужа в расстроенных чувствах, мигнула ему и сказала:
- Петя, что с тобой? Опять нагрянули эти воспоминания? Будет в твоей жизни ещё много отважных дел. Ты должен быть стойким. Надо девушке помочь, а ты раскис. Рядом с ней нет её родителей. Необходимо её пристроить, как следует – героиня всё же.
Если бы старший Аляпов был внимательнее, то мог бы заметить, что у парня на душе тяжёлый камень, но он не придал этому особого значения, ведь его сын Петька уже не простой валенок, а полковник и при том – не из последних. Лицо Ивана Петровича сияло и радовалось, и душа поднималась высоко, высоко. Он видел, как завидуют ему знакомые и родные, и от этого ему было ещё слаще и милее. Многие его просто побаивались, скажет ещё сыну, что тогда? Попробуй, отмойся – вон как поступил со своим дружком и однокашником, хотя и жили рядом и учились в одном классе. Васька частенько шпоры ему давал, когда учились в школе. И почему он вдруг стал маньяком - непонятно. Парень, как парень,  и вдруг – такое кощунство. Иван Пётрович от души жалел Ваську Лямова, он столько добра сделал для его Петьки, а сам оказался злодеем, да ещё каким! Хорошо, что Петька его раскрыл, а то сколько бы душ ещё  загубил этот слащавый маньяк. Там ему место. А ещё – писатель. Горе стране и людям, когда цвет России - писатели и вдруг становятся маньяками.
Иван Петрович сначала завидовал, что Васька и тут обошёл его сыночка Петьку, но вскоре понял, что нет. Его Петька поднимается, как на дрожжах по служебной лестнице. А Васька – что? Ну, может быть, напишет роман другой, но кто будет читать его писанину? Сейчас Интернет, кино по телевизору, артисты, певцы приезжают в город, так что книги сейчас не  в моде. Опоздал наш Васька  лет так на сорок, тогда ещё читали, а сейчас! Чудило этот Лямов, и зачем он только занялся таким трудом, от которого нет никакой выгоды – одни расстройства: как опубликовать свои работы, да ещё и продать бы неплохо. Катька только и зарабатывает деньги, если бы не она, летел бы Васька со своими романами в тартарары.
Его улыбающееся лицо было самодовольно и надменно. Он думал:  «Вот, какой мой Петька чуть что, любому быстро опалит крылья. Я рад за него. Кто бы мог подумать, что из него получится такой прекрасный сыщик и мент, которого побаивается вся округа. Это мой сын Пётр Аляпов».
Вино текло рекой. В этот момент старший Аляпов пил и не пьянел, ведь у него был такой сын, такой сын!
- Ну, Петенька, ну, Петенька, обрадовал ты меня своими достижениями, рад за тебя. Горжусь,- говорил он, улыбаясь и наливая опять новую стопку водки.- Какому Богу молиться, что он послал мне такого сына.
Его жена в это время сидела с Катей и не слушала разговор мужиков, но когда до неё донёсся очередной залп хвалебной риторики, она обернулась и сказала:
- Ваня, не перехвали сына-то. Он, не видишь, стесняется.
А Василию Лямову было стыдно и обидно выдавать себя за их сына, но он хорошо понимал, что не настало ещё время, чтобы открыться. У него поднывало сердце, кружилась голова. Аляпов же, знай нахваливал своего единственного сына.
- Отец, пойдём на балкон покурим, а то пьём и пьём,- поднялся из-за стола Василий Лямов. – Мне кажется, я сегодня сойду с катушек. Я никогда столько не пил. Как завтра буду работать и не знаю, что скажут мои подчинённые.
- Ничего не скажут,- заплетающимся языком пробормотал Иван Аляпов.- Гости приехали и никто - нибудь, а отец и мать. Это понимать надо. Кажется, я уже тоже на хорошем взводе. Конечно, я с радости, так я тоже не напиваюсь.
На углу стола ворковали женщины, убаюкивая малышей, которые начали заявлять о себе, что они тоже члены семьи и за ними нужен особый уход, а то, что такое – уселись за столом и на детей ноль внимания? Так не поступают. Дети всегда должны быть на первом месте. Катя, перепеленав детишек, кормила сразу обоих. Маленький Вася и его сестричка Катя, убаюканные теплым молоком матери, смачно чмокали. Потом заснули крепким сном. А женщины, забыв обо всём, говорили и говорили. Одна Лена по молодости молчала, отвечала только тогда, когда у неё спрашивали. Нервы у неё были на взводе. Девушка прокручивала в своей памяти события, произошедшие у неё при задержании злобного маньяка, и никак не могла успокоиться. Он даже ночью приходил к ней, смотрел злобными глазами и звал снова в лес. Она вскакивала вся в холодном поту, но успокоения не приходило. Какая-то мощная заострённость чувств проникла в самое сердце и мозг девушки, зацепившись там основательно. И Гордеева твердила, конечно, только про себя, мол, я сильная – всё выдержу. У меня ещё впереди институт, и красивая жизнь, я в этом уверена. Кажется, и Попов меня любит, а он человек уже устоявшийся. Пока не поступлю в институт, в деревню сообщать ничего не буду. Наверное, папа с мамой волнуются обо мне, но что я им сообщу, что нас обманул проклятый сутенёр, бросив всех деревенских девушек под мужиков. Нет и ещё раз нет. Мысли её уходили далеко-далеко, в то время, когда она законьчит институт и вплотную приступит к своим обязанностям. Она  ещё полностью не представляла, какая у неё будет работа, но чувствовала, что ей будет не сладко с таким характером, да и девчонки в институте, узнав, что она героиня будут завидовать ей. Вот как раз этого-то ей и не хотелось пуще всего, ведь ей и всего-то пока семнадцать, а такая о ней скоро пойдёт слава, когда на странице местной газеты появится её фото и рассказ о её геройстве, и самое главное, какая у неё будет награда. А если, не дай Бог, узнают, что она была в этом неприличном месте, откуда - путь только или на дорогу, или опять туда, откуда пришла.
- Лена, ты куда-то мысленно унеслась,- сказала ей Катя,- не волнуйся, всё будет хорошо. Мы с Петей сейчас за тебя в ответе. Давай поближе к столу. Можешь выпить немного хорошего вина или соку за компанию, а так сидишь, отрешившись от всего.  Нехорошо, не по-компанейски. Понимаешь, снимать свой стресс надо на людях. Одной тяжело избавиться от такого груза, что придавил тебя, моя милая Лена.
- Да-да, девушка надо быть больше на людях,- поддержала Катю жена старшево Аляпова Вера.- Всё пройдет, останутся только воспоминания, которые ты будешь передавать свои детям, а потом уже и внукам. А, может быть, ещё напишешь и книгу о своих переживаниях и той боли, которая пронзила тебя и не даёт успокоения.
Иван Петрович Аляпов внимательно смотрел на Лямова, который начал немного волноваться. Казалось, взгляд его доходил до самого донышка  лямовской души, но Василий, сжав зубы, молча стоял, вдыхая свежий воздух города.
- Петя, как будто ты и не рад нашему приезду,- выдохнул пьяным голосом Иван Аляпов,- что-то – не то. Чувствую, но не знаю в чём дело. Вроде всё как в лучших домах Лондона и стол, и обращение и речи, а вот не проходит у меня, что ты изменился и причём - в лучшую сторону, женившись на Кате. Раньше ты был какой-то немного не такой, то есть грубее, резче, а теперь как будто тебя подменили, или высокая должность обязывает тебя быть таким, или Катька Морозова переделывает  на свой лад. Одним словом, ты стал для меня как-то ближе, роднее что ли?
- Ну, что ты, папа. Я, кажется, всегда был таким, разве я к вам плохо относился?- скорчив лицо, произнёс Лямов.
- Конечно, нет, Петя. Вот только, когда тебе в очередной раз не везло с Катькой, ты приходил домой как грозовая туча, разбрызгивая по квартире громы и молнии, а так ты всегда с нами был вежлив и терпим.
- Бывает,- согласился Лямов,- это зависит от настроения, какой заряд энергии ты получил: на работе, дома, с посторонними людьми. Я ведь тоже не святой – как и все.
- Да-да, сынок, понимаю. Это всё происходит от настроения. Ну, пойдём, добавим, а то мне кажется,  маловато так отмечать рождение внуков, высокую должность и, конечно, блестяще проведённую тобой операцию по задержанию особо опасного преступника. Какой гадёныш оказался этот Зайчик, находясь под твоим началом. Кто бы мог подумать, что исчадие ада так рядом.
Он покачивался, но рассудок не терял. И Лямову составляло много труда, чтобы держать его мысль на должном уровне, а иначе он мог опростоволоситься с этой подделкой под его сына, который осуждён на пожизненное заключение в места отдалённые. Трудно ему давалась эта роль в разыгрываемом спектакле, но он держался и шёл до конца ради Кати и детей. Работа была не из лёгких, что значит для сугубо гражданского человека войти в роль начальника милиции крупного промышленного города почти с полумиллионным  населением. Если бы не увлечённая криминалом его литература, может быть, так бы и не получилось. А так он с присущей ему цепкости ума и большого  таланта быстро вник в новую структуру своей жизни, и уже начал показывать свой норов, хотя вначале только прислушивался к своим коллегам. И через несколько месяцев своей работы, о нём уже говорили в близких кругах МВД как об одном из талантливейших руководителей. Он, молча улыбался на похвалу своих сослуживцев и начальства, и пропускал хвалебную риторику в свой адрес мимо ушей. Вот и Иван Аляпов не может нахвалиться своим сыном.  Он смотрит на него, и не может сдержать своей радости. Она так и выплёскивается из его губ, то лёгкой шуткой, то целой бравадой вздохов и звуков.
- Петька, ну как же ты мог Зайчика-то заломать, а? Расскажи ещё раз. Что-то верится с трудом, что такие нелюди существуют,- ворковал он под самое ухо Василию Лямову.
- Папа, да устал я повторять одно и тоже. Надоело. Я ж не какой-то там хвастун, а начальник милиции, и моё дело факты, версии и дознания. Всё! А рассказывать – это дело журналистов и писателей. Они такое наврут,  читая их материалы в газете – уши вянут.
- Ну, уж так, Петя, и вянут. Мне так вот нравится, когда обо мне пишут. Ты, наверное, не в меня пошёл, а в свою маму, та тоже стесняется всего. Ну, пусть они врут, что тут такого, да если только один процент правды и то уже хорошо. Дурак не уразумеет, а умный промолчит. Чем больше пишут, тем больше почета, мой мальчик. Так то.
Он смотрел на Василия Лямова и вздыхал, мол, не в меня пошёл – жаль. Какие бы перспективы открылись перед ним, ведь мальчик очень талантлив, вот если бы ещё и наглости немного, было бы вообще превосходно. Петя, Петя, сколько ж в тебе совести и чести. Сейчас не то время, ой не то. Каждый для себя хочет урвать лакомый кусочек и пожирнее. У тебя ж двое детей, и для них надо создать небольшой плацдарм, чтобы они могли жить безбедно.
Русые с проседью волосы растрепались, а глаза похожие на два тёмных угля в ночи сверкали перламутровым отливом. Худой и немного сгорбленный, он двигался по квартире мягко и вкрадчиво, будто подбирался к своей жертве.
«Сынок такой же мерзавец,- пронеслась шальная мысль у Лямова и ушла, как налетевшая тучка среди ясного неба.- Сколько ж в них зависти и вот этого мелкого эгоизма, который так и выплёскивается время от времени наружу».
Лямову хотелось, чтобы его «отец» как можно скорее дошел до кондиции и лёг спать, но он был крепок на спиртное, ходил, пил и восторгался «своим» сыном. Потом вздохнул протяжно, издавая тяжелый утробный звук:
- Петька, вот у тебя работа так работа – мечта, да и только, а я всего на всего прораб на стройке, вот уже в течение нескольких десятков лет. Обидно. А куда денешься – годы. Что сделаешь; ошибка молодости. Может быть, ты мне работку найдёшь на старости лет. Так хочется побывать на взлёте жизни. Ведь у тебя такая власть, такая власть. Боже! Считай целый город у твоих ног. Мне бы побывать в твоей шкуре хоть денёк.
- Не завидуй папа, здесь могут убить,- промычал Лямов, изобразив на лице сильное опьянение и дремучую усталость.- Я уже готов и хочу спать. Устал от такой работы.
- Сынок, ты что? Только разгулялись, а ты уже спать,- взмолился Иван Аляпов.- Я так ждал этой встречи, так ждал! Ещё за внучку не выпили, да и за внука, конечно, и за встречу ещё полагается. Вон мать-то со сношкой как беседуют любо-дорого, и Лена слушает их очень внимательно. Если мы уйдём спать, всё застолье развалится. А так нам хорошо вместе. Ваську Лямова хоть ты вспоминаешь? Какой оказался злодей. Какой злодей! Кровь в жилах стынет от его изуверств.
- Он у меня всегда перед глазами. Друг ведь, и что его подвигло на это дело – парень был как парень и на тебе, маньяк, да ещё какой. У самого жена Катька – прелесть, да и только, а он,- мямлил про себя Василий Лямов. – Подарил мне её, да и зачем было и жениться, если по тебе плачет тюрьма. Но Катька Морозова ничего не потеряла от этого. Я думаю, она наоборот приобрела, сменив писателя на милиционера. Как - никак – престиж,  деньги. А писатель что? Да ничего. Просто бумагомаратель. Прочитают его книжонку и забыли, а милицию помнит каждый, потому что она -   всему  голова.
- Да-да,- кивал ему в тон Иван Аляпов.- Милиция – это великое дело и власть. Перед ней все трепещут. Как захотят, так и завернут процесс. Могут невиновного обмарать, что потом не отмоешься. Вот и меня чуть было не прихватили за прихватизацию стройматериалов. Подумаешь, немного продал. Мне ж тоже хочется есть хлеб с маслом.
Он качал головой и с любовью смотрел на сына, который уже клонил голову ко сну.
- Катюша, мама, я устал, пойду, отдохну. Работа дурацкая, все на тебя навалились. «Ты, Аляпов, должен, ты всё можешь – работай». А что я могу? Я ведь не семи пядей во лбу. Обыкновенный мент. Бывает, конечно, удача, но тоже не часто.
Багровый от выпитой водки, даже в такие минуты Лямов не терял самообладания. Казалось, его здоровье перемалывает все невзгоды жизни, на которые люди порой обращают очень большое внимание. Он шёл и смотрел на свою Катю, думая о том, что как ему повезло с женой. Зайдя в спальню, он, не раздеваясь, лег на одеяло и закрыл глаза. На душе было муторно и гадко, ведь теперь всю жизнь придётся врать и прикидываться. Хмель отошел, и на его место пришло отчаяние и боль души. Лямов вздыхал, ворочался, но успокоения не приходило. Тяжесть в груди заполонила всё его существо. Он открыл глаза и стал смотреть в потолок, где была наклеена узорчатая плитка.
Иван Аляпов гулял, закидывая за воротник одну стопку за другой, чтобы потом похвастаться у себя на работе, что как ему было хорошо у сына. Он подходил к жене, хлопал её по плечу и заглядывал  в глаза, дескать, как настроение. Она смотрела на него и улыбалась, мол, всё прекрасно мой Ванюша, а иначе и быть не могло. Мы ж воспитали сына и теперь вот приехали к нему в гости и радуемся от всей души, что он так хорошо устроился и процветает на своей работе. Не зря столько сил и энергии вложили в него. Жаль только, что его дружок оказался таким негодяем. Кто бы мог подумать, ведь  прекрасный парень рос, и вдруг!!!
- Матка, повезло нам с сыном. Гуляй по - нашему. Эх, жаль, гармони нет! Я бы сейчас отбацал народную гулевую,- кричал Иван Аляпов.
- Иван, хватит пить-то. Всей водки всё равно не выпить. Побереги себя. Петька молодой и то спать ушёл, а ты разгулялся, не остановить,- говорила его жена Вера, а сама смотрела и смотрела на Катю, которая как будто ненароком отводила глаза в сторону.
- Катя, а Катя, как тебя любит мой сын-то? Он сходит с ума по тебе. Это ж ценить надо. Не каждой женщине удаётся такое счастье,- говорила Аляпова. И с грустью смотрела на своего Ивана, которому отдала не один десяток лет своей жизни.
Иван Аляпов наконец-то выронил стопку и ткнулся носом в салат «Оливье».
- Дошёл,- сказала жена,- девчонки давайте его как-нибудь отправим на диван, теперь он до самого утра будет дрыхнуть, как убитый.
А Ивану Аляпову снился сон, вот его из прорабов выводят, предлагают вступить в партию Единая Россия, уже готовят мандат депутата области, и стремительное повышение по служебной линии. Он обласкан всеми партиями и чиновниками всех рангов. Во сне он улыбается, чмокает губами и шепчет благодарственные слова всем кто болеет за него, и всё это благодаря его сыну Петьке, который из грязи, да сразу в князи. Он смотрит, как ему стелют ковры, и он идёт уже важно и чинно. Кабинет, отведённый ему, чист и благороден: высокие потолки и красивая лепнина стен как бы призывают его, мол, ты один единственный кандидат способный работать здесь. Душа Аляпова рвётся от радости и счастья. И он уже другой жизни не хочет знать. Жена Вера в это время смотрит на мужа и думает: а что же снится моему Ивану и почему он такой возбуждённый, что даже трудно его понять. Катя и Лена в это время мыли посуду и молчали. Говорить было не о чем. Всё и так было ясно.

                Глава четырнадцатая

Утром, когда Иван Аляпов очнулся, Василия Лямова уже не было. Он с хрустом в суставах потянулся, выглянул в окно. Яркое майское солнце светило так забавно и радостно, что он поверил в сон, ведь в жизни всё может быть, стоит только постараться, а если есть ещё сильные покровители, то и дела можно обделывать быстро и без потерь. Он впервые с презрением подумал о своей работе, как о ненужной и унижающей его нравственный стержень, которая повторялась изо дня в день, не давая ему успокоения и радости. Столько лет он отдал ей. И что за это получил? Да ничего, кроме радикулита. И вот сейчас с помощью сына он может получить нормальные жизненные дивиденды. У него за плечами строительный институт, а это немало, было бы только желанье продвинуться по служебной лестнице. Вон другие, не имея ничего за плечами, а летают очень высоко. Иван Аляпов смотрел в окно огромного города и радовался, что всё так хорошо складывается. Вот сегодня придёт сын с работы, и он скажет ему о своей мечте, которую, может быть, он вынашивал всю жизнь, но осуществить её не было возможности. И только сейчас она появилась, и опустить её, значит потерять всё. А впереди радужно и ласково улыбалась жизнь, от которой ему вдруг стало тепло. Он уже мечтал поменяться квартирами, чтобы быть поближе к сыну и жить его мечтами и думами, чтобы его несравненный Петька делился с ним радостями и горестями и постоянно вводил его в круг своих обязанностей, ну, конечно, и работы: арестовывать маньяков и всякий зброд, мешающий людям жить и любить. В квартире была тишина. Видимо, все женщины были на кухне. В детской комнате крепко спали его внук и внучка. Иван засмотрелся на их личики и вздохнул, вспомнив маленького Петьку, уткнувшегося носом в подушку, но это было очень давно. И сейчас его внук, явно похожий на отца, также сопел и набирался сил. В голове от вчерашнего запоя всё гудело, тошнота подходила к самому горлу, но Аляпов держался, чтобы не показать свою слабость перед женщинами. Зайдя в туалет, он хотел сунуть пальцы в рот, но испугался, что его услышат. А ему не хотелось показывать свою слабость. Он умылся, причесался и пошёл на кухню. Женщины не заметили его, увлёкшись приготовлением пищи, ведь скоро должен прийти на обед и Василий.
- Катюша, дай тебя обнять как дочь. Спасибо тебе за всё. Я знал, что ты женщина на все сто, но чтобы так всё обставить и вести хозяйство, не думал,- вздохнул он, обнимая сноху.- Какое счастье свалилось на голову моего сына,  какое? Боже!!! Не зря он бился за тебя столько лет, наша несравненная Катюша.
Он пошатывался, хмелея от запахов кухни, где стояла газовая плита западного производства, мойка  из нержавейки и столы, конечно, последней моды. Иван почесал в затылке, похлопал жену по спине.
- Что, Иван, голова болит? Ты вчера сильно усердствовал. Садись за стол,- сказала Вера и потихоньку шлёпнула его по лбу в знак любви и полного согласия.
Лена в это время чистила картошку, всем видом показывая, что её не интересует их разговор. Лицо было забинтовано, одни глаза светились.
«А девчонка, видимо, ничего,- подумал Аляпов, - стройна, а какие волосы! Боже! У моей Верки никогда не было таких волос. Наверное, деревенская». Он хотел ей что-то сказать, но передумал. Женщины вытянули к нему разогретые от газовой плиты лица, да так и застыли, ожидая, что он скажет. Иван же не торопился что-то ещё сказать, и так было ясно.
- Папа, опохмелись,- сказала Катя, и повторила,- клин выбивают клином. На Руси всегда так было и так будет во веки веков, потому что – русский человек другой чем азиат или европеец.
Она взяла бутылку водки, налила ему целый фужер, потом подала кусок колбасы и черного хлеба.
Иван проглотил содержимое фужера и стал бойко закусывать, поглядывая на Катю, которая снова ушла на кухню.
- Телефон Петра у тебя есть, Катя?- спросил он.- Я хочу с ним поговорить.
- Конечно, есть, но по-служебному не стоит, вдруг подслушивают. Звони ему на мобильник.
Катя улыбалась чисто и открыто, давая понять, что и она не лыком шита, понимает кое-что в этом деле. Её лучистые глаза излучали спокойствие и уверенность в себе. Она не руководила на кухне, просто присутствовала. На плите журчала картошка и мясо. С улицы доносился шум машин и выкрики людей большого города.
«Неплохо бы заиметь здесь квартиру,- подумал прораб,- всю жизнь живу в захолустье, работаю как проклятый, а толку. Петька молодой, а уже в полёте огромного промышленного города. Даст Бог, переедет в Москву, ведь по всем данным у него великий талант, только бы кто не подсидел, желающих хоть пруд пруди». Вслух же сказал:
- Девчонки, как настроение? У меня так  превосходное,  как будто я попал в оазис любви и добра.
Его русые с проседью волосы висели на ушах тонкими прядями, а сильные руки искали место применения, но его не было, и он маялся, как обычный прораб, который без дела не посидит – закваска с детства, привитая его покойным отцом. Жена Вера, привыкшая видеть его всяким, вздыхала и смотрела на него с умилением. А ему вдруг вспомнилось, как он после института пришёл на стройку, неоперённый и жалкий, готовый служить каждому кто замолвит   о нём словцо  начальству. Ну, конечно, ни какое-нибудь, а хвалебное, от которого душа поёт. С рабочими же он был на ты. Не раз пристраивался к их застолью и никогда не платил денег. Они же, боясь разоблачения, не спрашивали с него мзду за вино, выпитое им. Но однажды и ему напомнили об этом. Иван, облизываясь с тихим сапом, ушел. После этого, дерзнувший сказать о нём нелестное, упал с балки. Правда, это было не высоко всего метра полтора, но ногу он подвернул капитально и выйти на работу уже не смог. Оказался на балке лёд. Была зима – вот и всё. Кто виноват в этом? Ну, конечно же, не прораб Иван Аляпов. После этого он прочитал инструктаж всем рабочим своего подразделения и остался очень довольный собой, и своим мастерством. Кто ж мог подумать тогда, что в мороз прораб вылил на эту балку ведро воды. Мелочь, а приятно. Каменщик хоть и с высшим разрядом и умница, но если посягнул на честь и достоинство начальника – получи награду. Сожалел ли тогда Иван Петрович о случившемся, да, конечно, нет. Он не раз приводил пример своим подчинённым и всегда заострял внимание о нарушении техники безопасности этим каменщиком, который пожалел стопки водки для своего начальника. Правда, он никогда не вспоминал о водке, просто его поняли, что с ним шутки плохи. После этого Иван Петрович смело шёл на запах и не ошибался. Его везде принимали за своего. С высшим же начальством ему не очень везло. Они не хотели с ним делиться ничем, а он жаждал быть рядышком с ними. Правда, маленькие уступки были и только, но чтобы продвижение по служебной лесенке – тут уж просто заклинило. Слухи до него доходили, почему, и всё на этом заканчивалось. Конечно, это не была катастрофа, но по самолюбию било и значительно. Порой он запирался в своей прорабской будке и не хотел никого пускать. Смотрел в потолок, на стройплощадку, где трудились его рабочие, грыз зубами ногти, думая, почему ж начальство держит его на расстоянии и не пускает в свой мирок. Где ж у них вообще совесть? Может быть, они боялись его сына Петра, это ему не было известно. Он не раз напоминал своему сынку, что неплохо бы пощекотать нервы руководству стройки во главе с Владимиром Ивановичем Сидоркиным, но его Петька на это не реагировал. Может сейчас, когда он поднялся так высоко, заинтересуется этим проходимцем, который не хочет принимать Ивана Петровича в свой круг. Сейчас как-то всё вспомнилось и заходило в его душе, и боль проникла глубоко, глубоко. Она готова была зареветь или завыть волком. И на ум всегда приходили одни и те же стихи, которые прятались или в его голове, или приходили откуда-то извне. Он и сам не знал.
                Обошли меня, объегорили,
                Я на милую речку сбегу,
                Окушков наловлю, чтоб не спорили,
                Душу этим свою сберегу.
                Улыбнусь, и ушицею чинно,
                Угощу своих недругов всласть,
                Перед ними я встану картинно.
                Ванька – тоже - козырная масть. 
«Да Ванька - настоящий чувак,- услышал он чей-то знакомый голос, но понять не мог, потом забила мысль,- хорош гусь нечего сказать».
Он потёр виски, запустил свою пятерню в жидкие волосы и подумал без доли смущения: «Это всё от водки в голове такая муть. Вот опохмелюсь, тогда всё войдёт в норму. Не будет меня мучить какая-то догадка, что и как. Я Иван Аляпов и требую к себе уважения. Я воспитал такого сына, который так нужен стране. А это мне далось не так просто». Руки его потряхивало. Он понимал, что так пить нельзя, но тут особый случай и за это его никто не осудит, ведь он у сына в гостях.
В кухне было тепло, уютно. Женщины улыбались, и Ивану Аляпову  это очень нравилось. Пахло приготовляемой едой и ещё чем-то приятным и ароматным, но он, конечно, не знал, просто думал, что Катя не подведёт своим искусством в кулинарии и накормит свёкра по-настоящему, как это подобает в лучших домах, где не скупятся  и делают это от души. Выпитый фужер водки размягчил его характер. Настрой вернулся в норму. И как это бывает, ему вдруг захотелось петь. И не какие-то там песни  типа о любви, а самые настоящие, патриотические, которые поднимают дух. Иван, сидя на диване, замурлыкал что-то весёлое себе под нос, но вскоре понял, что его не поймут – женщины заняты своим делом и вряд ли прислушаются к его монотонному пенью, от которого только ему было хорошо и уютно. Главное, что он усвоил – жизнь, которая была у нёго блёклой и нудной может в корне измениться, ведь сын достиг таких высот, если хорошо подумать, голова пойдёт кругом. Сын простого прораба, на которого никто даже не хочет взглянуть, и вдруг – полковник и начальник милиции большого промышленного города. Это не хухры - мухры, а хрю-хрю. Не каждому так везёт в такие-то годы. Конечно, молод ещё, зелен, но уже какая хватка. Просто диву даёшься, и откуда что берётся. Отец не хватает звёзд с неба, мать тоже, а сын вдруг…
Настроившись на размышления, Иван Аляпов не заметил, как пришёл Василий Лямов, который был чем-то очень сильно озабочен. Лицо его было напряжено до предела. А твёрдо сжатые зубы говорили о том, что он чего-то знает, но молчит. Катя, посмотрев в лицо мужа, встревожилась не на шутку. Она подошла, посмотрела ему в глаза и тихо спросила:
- Петя, на работе опять ЧП?
    – Такая наша работа, – хмуро ответил Лямов жене и стал раздеваться, скинув с себя полковничий мундир и обувь.- В районном городишке снова нападение на инкассаторскую машину и опять есть жертвы. Почерк бандитов тот же. Надо ждать, наверное, в скором будущем  повтора и у нас. Негодяи обнаглели в своей безнаказанности.
- Это - беда,- вздохнул Иван Аляпов,- но ты сынок, я думаю, не попадёшься на их приманку, ведь ты у меня – гений в этих делах. У тебя особый нюх на криминал.
Он хотел продолжить своё восхищение сыном, но, увидев, как посмотрел на него Василий Лямов, прикусил язык и больше не произнёс ни одного слова. Обедали молча. Говорить не хотелось, да и что можно было сказать от этого ужасного известия.
- Инкассаторы совсем молоденькие ребята, недавно пришедшие из армии, правда, один из них успел уже жениться. Жена беременная, уже на сносях,- пробурчал себе под нос Василий Лямов,- не скинула бы парня, узнав об этой трагедии.
У него сжались тяжелые кулаки, заскрипели зубы. И все окружающие его поняли, что попадись ему эти бандиты, пощады не будет. Его хмурые, налитые злобой глаза, говорили сами за себя. Василий даже отказался от стопки, предложенной ему женой Катей. Он просто отвёл её руку в сторону, как бы говоря: всё это -  не к месту и не вовремя. Иван было потянулся за стопкой, но рука его повисла, как будто, ожидая удара сверху.
- Пей, пей! Ты в гостях. Тебе можно,- сказал Лямов и улыбнулся,- какой отец не пьёт у сына. Можно! Папа, что притих? У меня такая уж работа, голова должна быть ясной.
Василий быстро поел, вызвал служебную машину и уехал. Иван выпил одну стопку, потом другую, но что-то не пилось и не елось, как это было вчера. Он поднялся, сказал женщинам спасибо и вышел на балкон. Тёмные и дурные мысли прилипли к душе и не давали покоя,  хотел перейти на что-то хорошее и доброе и не мог. Что-то не склеивалось в его сознании, уходило прочь, а вот куда было загадкой. Может быть, она была вот в этих самых больших красивых домах, где люди живут и, видимо, не маются, и только он, Иван Аляпов, всю жизнь неустроенный, мыкается – свету белого не видит – другие вон чего и то ничего. Мысль развивать он не стал, было обидно и больно за себя. Он смотрел на город долго и с завистью, на которую был способен только он, который уехал из небольшого городка чуть ли не в столицу, где ни разу не бывал, и вот теперь благодаря своему сыну Петьке, он наконец-то увидел большой промышленный центр. Если в скором времени повезёт, увидит и столицу родины, где он  будет жить вместе со своим сыном и внуками. Жизнь, конечно, изменится в лучшую сторону, а иначе зачем эти мечты, бессонные ночи. Это была его тайна. И он не с кем не хотел ею делиться, даже со своей женой.
- Вера, я пойду в город, проветрюсь,- сказал он жене.- Наверное, не раз придётся сюда приезжать, а города я не знаю.
На улицах сновали автобусы, трамваи, машины, было жарко как в большом котле, но Аляпову это очень понравилось, и он подумал: «Я буду жить здесь. Вот хочу и всё».
Улица Ленина уходила далеко-далеко. Он шёл, рассматривал яркие витрины, и ему было хорошо и уютно в этом новом для него городе, где тебя никто не знает.

                Глава пятнадцатая

Письмо Петра Аляпова пришло как раз в то время, когда его отец Иван Аляпов со своей женой Верой хотели уезжать к себе домой. Оно было адресовано Кате. Видя особую печать на конверте, старая почтальонка решила не бросать его в почтовый ящик, а передать адресату лично в руки. Ей казалось, что если она поступит иначе, то грех ляжет на её душу, которую она хотела сберечь от расстройства и разных неурядиц, ведь годков ей было уже немало. И не дай Бог потерять это письмо.  Быть может, оно даст ей что-то хорошее, и бросит в руки счастье, невиданное  с детских лет, когда её оставила мать в роддоме, а потом дом малютки и детский дом, кутерьма общежитий и трудный выход в люди, где она долго не могла найти своего места. Наглые мужчины, как она говорила о них, использовали её доверчивую душу в личных целях, не оставляя ничего взамен. Так она и осталась одна, неприкаянная и неухоженная мужским и людским вниманием, с множеством комплексов и боязни за свою неудавшуюся жизнь. Подавая письмо Кате, она внутренним чувством понимала, что оно необыкновенное и какой исход угадать будет очень трудно, ведь муж женщины, которой адресовано это письмо начальник милиции Пётр Иванович Аляпов, о котором так много говорят в городе. Письмо было какое-то особенное. От него шёл незнакомый, пугающий запах. Запах угасания и душевной нищеты. Катя с содроганием взяла в руки конверт и прочитала написанное, потом вскрыла его и с ужасом на лице стала читать.
«Милая моя женушка, Катя, здравствуй. Пишет тебе твой муженёк Вася. Я соскучился по тебе. Хоть и живёшь ты сейчас с этим негодяем Аляповым, который упрятал меня сюда на вечные времена, но я думаю, что моя любовь к тебе поставит всё на свои места. Катюша, Катенька, я не забыл наши встречи. А какова была наша первая ночь – просто я чуть не обалдел. Наверное, появившиеся у тебя дети, я уверен – мои, а иначе и быть не может. Мне, кажется, Петька-то твой  не способен сделать двойню, ведь он всегда был хиляк по женской части, всегда говорил мне, что якобы имел интимную связь с Нинкой, ну сама знаешь, с твоей подружкой, она, конечно, была слаба на передок, но я не верю, Петька, как всегда врал мне и всем нам. Скорее всего, он просто рисовался перед нами. Катюша, мне очень тебя не хватает. Понимаешь, я люблю тебя крепче, чем ты думаешь. Ты сошлась с Петькой, да он же глуп и ничего не понимает в любви. Может, мне пошлёшь свою фотографию, я так хочу, чтобы твоё отражение было у меня всегда около сердца. Здесь мне очень трудно. Пытаюсь писать новый роман, но ничего у меня что-то не получается. Душа не хочет работать, а как написать произведение, если во мне всё умерло. Милая, Катя, помоги. Пытаюсь писать стихи, но они тоже зависают где-то там, откуда нет возврата.  А так мне хочется удивить тебя чем-нибудь. Наверное, мой тот роман, что я написал на свободе, читают многие. Как я рад, Катя, хоть что-то сделал за свою недолгую жизнь. Пишу новый роман, но не знаю, как его отправить на волю. А пока, чтобы ты не сомневалась в моей любви к тебе, пишу стихи и все они посвящены тебе».
Он пытался возомнить из себя писателя Лямова, но у него ничего не получалось. Душа была мертва. Аляпов хотел её возбудить и не мог. Правда, мысли крутились в голове, примерно вот такие:
                В тебе огонь, о, милая Катрин,
                Глаза безумной страстью блещут,
                Как будто ты сошла с витрин,
                Огонь твой в мое сердце хлещет.
                И бьёт меня и жалит и кричит.
                Я задыхаюсь, я прошу пощады,
                Но разум мой скочурившись молчит.
                И нет ему мой друг услады.
«Катюша, я буду в каждом письме пытаться писать тебе новые стихи, ведь должен же когда-то ко мне вернуться поэтический дар. Я ведь Василий Лямов. Ты вышла замуж за Петьку, предала меня. Я тебя за это не браню и не виню. Может быть, ты и поступила правильно, но мне обидно, очень обидно, моя жена и вдруг отдаётся моему злейшему врагу, который упрятал меня, ни в чём не виноватого на вечные времена в каталажку. Я писатель и поэт и вдруг на меня свалилось такое несчастье. Мой друг, который до гроба обязан мне, посадил меня, да ещё и отобрал самое дорогое, любовь и счастье. Мои дети будут Аляповы, а сам я предан анафеме моими же родителями. Настроение у меня, конечно, не в дугу. Я надеюсь, что в скором времени разберутся и выпустят меня отсюда, где я должен сгнить и превратиться в прах земной, безымянный и никому ненужный. Я не упрекаю тебя ни в чём».
Пётр Аляпов хотел высказаться, наверное, так, но душа его не срабатывала, ведь таланта ему Бог не дал. И поэтому все его потуги были напрасны. Он смотрел в потолок камеры и плакал, создавая видимость, что к нему явился дар Божий. Перед собой он видел Катю и тянулся к ней.
               
                Моя душа к тебе стремится,
                И рвётся сердце на куски,
                Я умираю от тоски,
                Хочу я в призрак превратиться,
                Чтоб рядышком с тобою быть,
                И, глядя на луну, не выть,
                Как беспризорный волк голодный.
                Среди снегов во тьме холодной,
                Забытый всеми истукан,
                Ревущий как лесной шайтан.
Этими взбалмошными мыслями он закончил своё послание, уверовав себя в том, что Васька и Катька сойдут с катушек и начнут метаться. Что и требовалось Петьке от этого письма. Он понял, что Катька и Васька очень эмоциональные люди, и такое письмо введёт их, прямо сказать, в шок.
«Моя милая, Катюня,   я заканчиваю своё письмо и жду ответа, о, моя Катрин. К сему твой муж Вася Лямов».
Катя Лямова, ппрочитав письмо, побледнела. Она начала хватать ртом воздух и произносить одно единственное слово:
- Вот гадёныш, что удумал. Ну, это тебе так не пройдёт. Ты у меня за всё заплатишь. Какой роман, если ты два слова не можешь составить вместе. Кто тебе дал эти стихи, Петька? Ты не способен так писать. Я чувствую, что здесь что-то не чисто. Но я разберусь с этим.
- Что? Что стряслось? Откуда это письмо?- говорил встревоженный Иван Аляпов, а Вера –  его жена, положила руку на плечо невестке и заглянула в глаза.
Катя молчала, чтобы уберечь свою семью и себя от того позора, которым хотел наградить её Пётр Аляпов, прикинувшийся Лямовым и Катиным мужем, да ещё вдобавок, признав её детей своими. Конечно, женщина не могла простить такого надругательства над своей любовью и семьёй. И она решила безотлагательно паршивца наказать, чувствуя, что за его спиной стоит кто-то, занимающийся литературой, ведь Аляпов не мог написать такого письма, тем более стихов. Он всегда презирал стихи и прозу и, не скрывая, говорил: всё это – муть голубая, выдумка больных людей. В школе над ним посмеивались, но он не обращал на это даже малейшего внимания, улыбался и корчил гримасы. А сам штудировал и стихи, и прозу, хотя делал это с большим трудом и неохотой. Он отлично понимал, что это ему в жизни пригодится. Но к этому был холоден, как ледник среди океана. И ни что его не смогло возбудить и разогреть. И вдруг такие пронизывающие и душу и сердце стихи. Нет, так в жизни не бывает – человек  должен родиться поэтом или писателем. А давить на свою душу, вымучивая строки – бесполезное занятие, от которого не жарко, не холодно.
Тишина в квартире. Все смотрели на женщину, а она, ну ни как не могла прийти в себя, потеряв дар речи. Конечно, она могла ожидать всё от Петьки Аляпова, но высказать такое – это было сверх всякой морали и человеческого понимания. Вскоре, она взяла себя в руки, улыбнулась, сказав:
- Каким-то путём мерзавец Лямов узнал мой адрес, ну и написал письмо, да такое, что я не ожидала от него. Негодяй!
- Катюша, покажи. Я хочу быть в курсе.- Иван Аляпов сгорал от нетерпения узнать, а что же такого мог написать их снохе этот маньяк Лямов, который получил вышку по нашим законам. Но Катя не захотела открываться.
- Я его покажу Пете, вот только когда он придёт,- сказала она и пошла к детям, которые крепко спали, уткнувшись носиками в подушку. Вскоре успокоившись, она вышла в комнату. Глаза её были радостны и веселы, как будто ничего не произошло.
- Что стряслось, Катя?- в один голос заговорили Аляповы.
- Да не волнуйтесь – обыкновенный бред, сидит, делать нечего, вот и пишет всякие небылицы,- ответила  женщина, не смущаясь, - придёт мой Петя, посмеёмся вместе.
Зазвонил телефон. Катя взяла трубку. У неё чуть не вырвалось имя Вася, но она, как бы, проглотила язык, и никто ничего не понял. Потом пошёл разговор. Лямов обещал отвести родителей на автобусную станцию. А Катя напомнила ему о письме, правда, вкратце, но эффектно. И Василий понял, что теперь им покоя не будет, если Петька узнал их адрес, и нужно что-то предпринимать, а иначе может случиться непоправимое, ведь адреса, явки криминала он, конечно, помнит наизусть, и где гарантия, что не воспользуется ими, не подставив Лямова под удар.
Глядя напряженно в окно, по которому сквозил яркий солнечный луч, Василий видел милое лицо Кати, понимая, что руки врага очень длинные. Даже там он страшен своей властью, ведь не зря в его сейфе было столько баксов, и все сведения о «великих друзьях», которые конечно на свободе. И если они очнутся и поймут, кто есть кто, Лямову и Кате будет очень плохо. Они пока присматриваются. Скоро, конечно, начнут требовать с него откупные. А в это время Пётр Аляпов будет сидеть там, и ждать известий от своих друзей.
- Петя, мне письмо маньяка Лямова  жжёт руки,- кричала Катя в трубку.- Я больше не могу.

                Глава шестнадцатая

Громко и как-то некстати вдруг загудел в кармане мобильник. И знакомый голос Нины Богдановой загудел в ухо:
- Вася, Вася, у нас будет сын. Понимаешь сын. Я уже сходила в женскую консультацию. Да, я-то звоню тебе по другому делу. Боюсь говорить по телефону. Выходи к продовольственному магазину, что на улице Ленина. Ну, знаешь угловой дом. В двенадцать ноль-ноль в гражданской одежде, чтобы не бросался в глаза. Это очень-очень важно для тебя. 
Лямов оделся и немедля вышел из кабинета. Стрелки часов неумолимо двигались к двенадцати ноль-ноль.  Он спешил. Ему не хотелось задерживать женщину, да и не безопасно, а вдруг генерал Курапин за ней установил слежку, ведь она, как - никак - его любовница. Он вспомнил как после той злополучной встречи, буйная одурманивающая любовь и её трепет перед всесильным  генералом, который сводил девушку, прямо сказать с ума. Как она держалась в такой обстановке одной ей было известно. И вот сейчас она осмелилась сказать что-то главное, а сама, конечно, боялась. Как она могла сразу распознать его, что он не Аляпов, а Лямов, для него так и осталось загадкой. Сильно в сверх магическую силу он не верил, но Нина преподала ему такой урок, что он заколебался. Сейчас идя на свидание с девушкой, он просто не мог взять в толк, а чего хотела Нина от этой встречи, повидать его просто так или принесёт ему какую-то информацию о её генерале.
Лето было в этом году мокрое и неулыбчивое. Небо, часто хмурясь, поливало дождём землю и асфальт в городе. Тяжелые дождевые тучи, нависшие над городом, не давали людям успокоения и воли. Ребятишки, залезшие в холодную воду небольшой  речки, что протянулась посередине города, разделив его на две равные половины, как называли люди северную и южную,  выпрыгивали из неё, едва вода поднималась до щиколоток. Все изнывали от такой погоды и ждали тепла. Неутешительные прогнозы синоптиков выводили людей из равновесия. А тепло задержалось где-то и никак не хотело придти в город, чтобы утешить людей и всё живое.
Нину  Богданову он заметил в очереди, хотел подождать, но она кивком головы подала знак. И он, заглядывая через головы людей, наклонился над прилавком, где стояла девушка. Она на мгновение, поймав его руку, заложила в неё маленькую записочку вместе с кассетой, в записке было всего несколько слов, потом она вскрикнула:
- Осторожнее, чего навалился? Такой бугай.
А у самой на душе было и тревожно и радостно. И почему-то немного кружилась голова. Это, видимо, от того, что генерал Курапин не выпускает её в город, да к тому же ещё и беременность подрывает здоровье, ведь зародившейся плод отсасывает львиную долю энергии на своё существование и развитие.
Сейчас Лямов видел, как подурнела девушка, беременность не красит её. Он знал, что Нина носит у себя под сердцем его плод, отчего было радостно и немного грустно. Он потолкался ещё немного по магазину, посмотрел цены, окинул взглядом весь магазин и вышел. Записка, сложенная в несколько раз жгла его руку, а особенно кассета, на которой, видимо, записано что-то очень важное. И он, отойдя на большое расстояние, решил заглянуть, а что же ему написала Нина. В ней было написано:
- Он сегодня ночью принёс много баксов, скрывал от меня, а у самого был рукав в крови и ещё какой-то жидкости, если судить по-деревенски – это было ни что иное, как мозг. Скоро инкассаторская машина с огромной суммой долларов прибудет в наш город. Будь начеку. Я тебе сообщу, когда это произойдёт. А пока…
Ни имени, ни фамилии не было. Видно Нина написала так в целях предосторожности, ведь не дай Бог, записка попадёт в чужие руки, пощады ей не будет. Она ещё так молода и так красива, что и подурнев, вызывает таинственный взгляд мужчин. Конечно, не зря Курапин боялся, что её из под носа могут увести, ведь он уже довольно не молод, да и не так уж красив. Располнел не в меру, и движения уже не те, чем были когда-то – это так если отбросить лет пятнадцать-двадцать. А ему не хотелось, чтобы кто-то наставил ему рога.
«И так генерал Курапин, - задумался Лямов, почёсывая в голове своей огромной пятерней, - неужели это он ограбил инкассаторскую машину! Такого быть не может. Как же я выйду на него, он сейчас заляжет, как медведь в берлоге, попробуй его вытащить на божий свет, хапанули три миллиона баксов. Да, дела. Сам генерал засветился в грабеже. Боже, куда катится страна?.. Как же эту информацию проверить? Я просто в шоке. Ведь он уверен, что и это преступление повиснет в воздухе, как и другие. Второе ограбление инкассаторов и всё с убийством, неужели действует всё это он и его дружки? Наверное, сам он не участвует в содеянном, просто крышует банду. Если так, то он вообще будет недосягаем для следствия, а может направить его даже по другому пути. Вот беда, даже не с кем посоветоваться. Кому верить у себя в отделе ума не приложу. Ну да ладно, надо в первую очередь посоветоваться с Катей, что она подскажет, а уж потом будет видно. Милая моя женушка, сколько ж из-за меня на тебя свалилось бед, да ещё сколько свалится».
Задумавшись, Лямов не заметил, как подошёл к своему дому, как вытащил из кармана ключ и открыл дверь подъезда, затем позвонил в квартиру, где уже его давно ждали. Чета Аляповых, разволновавшись о письме Лямова, даже опоздали на автобус, который шёл прямо до их маленького городка. Все ждали, что скажет он. Катя вручила письмо мужу, и улыбнулась мягко и ласково, как это делает любящая женщина. Лямов взял письмо соперника, прочитав его, сначала нахмурился, потом широко улыбнулся, показав ряд белых молодых зубов:
- Катюша, не бери в голову. «Это к завтраму всё заживёт», так говорил Сергей Есенин. Пустяки, да и только, а ты у меня уже и расстроилась. Что ж ты такая-то у меня? Три к носу – всё пройдёт, и не такое ещё больные люди выдумывают. Сидит человек, вот и грезятся ему всякие небылицы.
Иван Аляпов с женой не приставали к нему, поняли, что прочитать письмо им не удастся,  и расстроились ещё больше. Они спешно засобирались и решили удалиться, но хозяин квартиры решил задержать их словами:
- Папа, мама, куда вы? Садитесь за стол. На дорожку выпьем, вам веселее будет ехать. Чего удумали, не дождавшись меня, уехать. Сын я вам – не сын! Раздевайтесь, раздевайтесь.
Ему самому захотелось выпить, отбросить все эти тревоги и беды, которые начинают обступать его со всех сторон, и как от них избавиться, он не знал, уже предчувствуя, что надвигается что-то страшное и непоправимое. Голова пухла и трещала, и Василий Лямов часто стал прибегать к спиртному, чтобы как-то сбросить или хотя бы немного облегчить душу. А она последнее время была не на месте. Открыться кому-то из сослуживцев он не мог, слишком большая опасность, вдруг он служит генералу. К тому же звонок Нины поставил его прямо в тупик. Конечно, ему не хотелось связываться с самим Курапиным, но другого выхода не было. Он чувствовал, что генерал не побрезгует, и если подвернётся случай, пустит свои щупальца и в его город Ч, а потом будет говорить, мол, плохо работаешь, Пётр Иванович, ещё не разобрался с тем глухарём, а уж повесил новый. Когда у тебя появится мудрость? Зря я тебя рекомендовал перед высшим начальством МВД на такой великий пост. Эх, зря. Молод ты, зелен.
«Нина, Нина,- думал Лямов,- подсказала бы ты, когда он нагрянет со своей бандой в наш город. Ладно, прикажу всем денежным толстосумам, чтобы о всех передвижениях больших денежных средств докладывали лично мне, а иначе генерала Курапина нам не взять. Он первым из каких-то своих источников узнаёт об этом. Наша беда в том, что у нас нет информаторов среди финансовых структур, да ещё на таком высоком уровне, когда перемещаются  такие суммы. Боже, что мне делать, ведь я не сыщик, а писатель. Моё дело писать книги и радовать людей своим творчеством. Я же занимаюсь не своим делом. Беда в том, что Аляпов сам себя загубил, встав на свой бандитский путь, думал ему всё дозволено, но моя Катька встала на его пути. Его награбленные баксы и, купленная им квартира, оказались в моих руках, надо бы всё это передать Вале Ветровой, которая помогла нам, если она, конечно, согласится. Я думаю, родители Аляпова не вмешаются. Женщина живёт одна, у неё ребёнок, видимо, от Петра. Комнатушка в родительской квартире маленькая. Валя Ветрова  мне и Кате сильно помогла, забрав ключи и все документы Аляпова, накачав его коньяком со снотворным порошком, а потом сдав его моей жене. Хорошие подружки. И девка очень хорошая, но что-то Петька её не оценил, увязавшись за моей женой. Правда, она работала в ресторане, но каждому своё. Вот уедут Аляповы, пусть Катя позвонит ей. Квартира пустует. Да и будет под присмотром, а после переведём на неё. Добро надо помнить и платить за него добром. Не ровен час, вдруг придётся прятаться от бандитов Петра Аляпова за границей».
- Петя, о чем задумался?- почёсывая в голове, спросил Иван Аляпов,- так будешь думать, скоро поседеешь.
- Да как же не думать, папа. Криминал вообще распустил крылья, парит над нашей землёй, как будто, так и надо. Законов нормальных нет, вот он и распоясался. Мы ловим, а кто-то их выпускает на свободу.
- Не расстраивайся, Петя. Пройдёт это время. Сейчас все хапают, не до законов.
- Сколько ж можно хапать, и так весь народ обворовали. Подняли тарифы ЖКХ, чтобы удовлетворить потребности дельцам, поднимая им зарплату. Только за один год удвоилось число   алигархов и это, когда все страны охватил кризис. Такое может случиться только в России, где старая Россия умерла, загубив свой веками накопленный интеллектуальный потенциал, а вырастить новый, ещё не настало время. Золотой телец захватил душу и сердце наших людей.
- Видимо, ещё не совсем обворовали, если такое продолжается. Двадцать лет хапают, и ни одного предприятия за эти годы не построено. Когда-то могучая страна свалилась на пятидесятое место, а может и ещё дальше. Нет патриотизма в наших людях, убили его в девяностых годах.
Оба замолчали. Женщины в разговор мужчин не встревали, были увлечены своими разговорами. Лена поправлялась медленно. Рубцы на лице и груди затягивались, не оставляя следов. И она уже чувствовала себя намного лучше, но Катя не разрешала ей снимать повязки, боясь, что девушка повредит ещё довольно слабую кожную ткань, которую с таким трудом удалось сшить и склеить, прибегая к самым невероятным способам, рассчитывая на то, что организм молодой – всё выдержит. И она не ошиблась. Девушка выдержала всё. Правда, температура иной раз прыгала, но Катя вовремя принимала экстренные меры, да к тому же, и Леонид Попов навещал каждый день, подбадривая и обещая девушке златые горы, от которых кружилась голова.  Но Лена не подавала ему никаких знаков внимания, убеждая себя в том, что ей надо учиться, и зарабатывать себе на кусок хлеба.
- Всё, пора,- вставая со стула, сказал Иван Аляпов,- мне завтра на работу, последний автобус с автостанции отходит через час. Надо ещё купить билет, да и добраться – путь неблизкий.
В это время у Лямова никак не выходила из головы Нина  Богданова и её маленькая записка, и, конечно, кассета,  которая приводила его в чувство нежданной эйфории. Он чесал в затылке, тёр виски, путался руками в своих волосах и думал, думал. Он стоял, как вкопанный несколько минут. Потом потихоньку стал приходить в себя, а время на размышление уже не было.
«Вот бы послушать кассету с разговорами этих бандитов, - подумал он и отошёл в другую комнату, потихоньку включил музыкальный центр и стал слушать. Он немного понимал английский язык и уже не сомневался в том, что это говорил сам генерал Курапин, а тот, который был на другом конце провода - генерал Завирухин. Трудно было понять о чём они вели речь, но было ясно, что они собираются прыгнуть, и именно в город Ч, где жила Нина и полковник Аляпов – Лямов. Передавая всё это, Нина дрожала от страха. Лямов сознавал её страх перед сильными мира сего. В каждом человеке он живёт. Но чтоже мне делать? Время неумолимо. Скоро инкассаторская машина, я уверен, появится и в нашем городе. А в ней, как я понял из их разговора, будут молодые парни и женщина, бухгалтер. Если я не приму решения, они будут убиты. Смертный груз, что я знал и ничего не предпринял для их спасения, ляжет на мою душу и души моих детей. А это так тяжко. Ну, что ж, Игнат, померяемся силами, кто кого? Я выхожу на стезю битвы. И пусть мне будет очень больно, но я пойду до конца. Хоть ты и мой начальник, но честь человека превыше и замарать её, я не имею права, ведь у меня растут двое детей, и скоро появится третий. Как они подумают об отце, писателе и человеке? А Нина всё же молодец, вот только как ей  удалось разгадать их тайны и коды, на которых они общались?»

                Глава семнадцатая

Подружка Кати, Валя Ветрова, отправив Петра Аляпова прямо на операционный стол, где Лямова сделала её ухажёра Василием Лямовым, поняла, что беременна и теперь придётся ребёнка растить одной без какой-либо помощи со стороны сильного пола. Была маленькая надежда на то, что Петька, если даже и не запишет своего отпрыска  на себя, но может быть, будет немного помогать. Но сейчас эта задумка у неё пропала. Мать давила на неё:
- Валька, забрюхатела ты, наверное, от Петьки Аляпова. Не зря, видимо, ты перед ним таяла. Где жить-то собираешься? В этой халупе, где даже скоро будет сесть негде. Кроме тебя у меня ещё двое, а батенька –  алкаш. Ему всё нипочем, знай заливает за воротник. Позвони Петьке, он такой сейчас большой начальник и скажи, что ты ждёшь от него сына, может быть, у него проснётся чувство отцовства. Сын всё же. Напомни Катьке, что она – бесстыжая, не успела мужика отправить в тюрягу, а уж прихватила его обидчика, вырвав у тебя его из рук. Ты понимаешь – он твой, а  она – стерва. А ещё - подруга! Как же ей не стыдно!
- Прекрати, мама. Я сама разберусь,- защищалась Валька.
Она сама хотела позвонить Кате, но не знала её телефона. Сходить же к родителям подружки, боялась. Вдруг заподозрят, что Валька претендует на место под солнцем вместе с Петькой, ведь они тоже не знали, что сотворили Катя и Валя. Об этом знали всего четверо: Катя, Валя, Васька, начальник СИЗО Гришка Сидоркин и, конечно, Петька, которого увезли на вечные времена из города, и возврата ему обратно уже не будет. И только горечь и обида терзали душу и сердце девушки. Она завидовала Кате, что у той так всё хорошо сложилось. У неё двое детей и любимый муж, и только она, неприкаянная и обиженная, осталась ни с чем, хотя, если бы не её помощь, Васька сидел бы, а Катька осталась бы одна с двумя ребятишками. И когда уж Вале было очень больно, она, зарывшись лицом в подушку, горько плакала, чтобы не видела её мать, которая, конечно, бы упрекнула её в этом, мол, плачь-плачь, а Катька с твоим хахалем в сыр масле катаются. Ветрова ждала звонка от Кати, но как, ни странно его не было. Она уже перестала ждать. Скоро срок рождения ребёнка. Валя думала, что её подружка уже забыла её, живя в любви и согласии. И вот междугородний звонок зазвенел громко и требовательно. Валя не стала подходить к телефону, подбежала её двенадцатилетняя сестрёнка Клава.
- Валя, это тебя спрашивает, я думаю Катя,- закричала она сестре.- Ну, скорее!
- Валюша, здравствуй! Ну, как ты там? Извини, что долго не звонила. Дела замучили. У нас гостили чета Аляповых. Сейчас уехали,- взволнованно говорила Лямова на том конце провода.
- Катя,  я тоже скоро пойду рожать. Нахожусь уже на девятом месяце беременности, - ответила грустно Валя Ветрова.
- Что, замуж вышла?
- Нет. Это Петькин ребёнок. Мама заела, не знаю, что и делать, хоть в петлю полезай. Жить неохота.
- Да ты что, Валя! Разве так можно, у тебя же скоро будет ребёнок.
- В квартире теснотища, ни каково продыху нет.
- Мы сегодня как раз с Васей о тебе говорили. У Петьки осталась двухкомнатная квартира, по праву она - твоя.  Он на днях приедет к тебе в город, поможет переехать, а после её переведём на тебя. С деньгами у тебя как?
- Неважно, Катя. Туго.
- Хорошо! Мы подумаем, как тебе помочь.
- Я буду за тебя молиться.
- Я люблю тебя, Валя. Я не оставлю тебя в беде. Обращайся к нам. Записывай мой номер телефона.
Она дала адрес и обещала, что скоро приедет её муж и сделает всё, о чём договорились.
В комнате Вали Ветровой вдруг стало как-то светлее и радостней, скорей всего это было от хорошей вести. У неё просто засветились глаза от счастья. Она подумала, что не напрасно бросила в жертву своего любимого ради чужой любви. Да он фактически и не принадлежал ей. Просто использовал для успокоения своей плотской потребности, которая выбивалась у него прямо через край. Бедная Валя хотела, чтобы он любил именно её и никого больше, но ничего у неё не получилось, как она не старалась. Он ходил к ней в ресторан, занимался с ней любовью, но не любил. Сейчас она вспомнила его улыбку, жаркие поцелуи, не принадлежавшие ей, и горечь и обида захлестнула её. Под сердцем у неё зашевелился маленький Аляпов, почувствовав, что маме плохо, очень плохо. Валя приложила руку к животу, чтобы успокоить младенца. И он, потолкав её руками и, видимо, ногами, вскоре успокоился.
- Валя, что сказала Катя, - поинтересовалась её сестричка Клава,- ты прямо изменилась в лице. Что, плохие новости?
- Нет-нет, Клава, успокойся. У них всё нормально. Живут, работают, детей растят.
Вале не хотелось посвящать сестру в то, что она услышала от Кати. Она боялась даже подумать и поверить в своё счастье. Двухкомнатная квартира, которую ей обещала подруга, могла ей только присниться, а тут забрезжила наяву, да ещё и деньги. Радости девушки не было предела. Она думала поделиться своим счастьем с сестрой, но испугалась спугнуть птицу своего счастья.
- Валька, ты что? – законючила было сестричка, - что у неё там, у твоей соперницы. Отбила Петьку, и довольна – бестыжая. Я бы так с ней не стала говорить: так поступить с лучшей подругой.
«Много ты понимаешь, - хотела было закрыть ей рот Валя, но передумала, - пусть они думают, что хотят. Раскрыть тайну – значит погубить себя, Катю и Васю».
Этот крест так и придётся им нести всю оставшуюся жизнь. Ведь его сотворил сам Пётр Аляпов, а они только защищались. Конечно, они понимали, что это противозаконно, но что поделаешь. У него была собрана такая убийственная информация против Василия Лямова, которую не сбросишь вот так запросто. Пока доказываешь, что ты не – верблюд, сколько уйдёт времени и нервов. Да и кто тебя будет слушать. Сидишь, ну и сиди. И никому до тебя нет дела.
- Клава, принесла бы ты мне попить, что-то в горле пересохло, - сказала Валя сестре.
Но та упёрлась, съедаемая любопытством. Она замкнулась в себя и обиженно поджала свои губки. Тонкие её косички разлетелись в стороны, когда она упрямо тряхнула головой при этом, опустив голову вниз.
- Ты что, сестрёнка, я же беременная и скоро рожу тебе племянника. Будешь нянчиться  с ним?
Девочка упорно молчала. Обида, казалось, захлестнула её душу и сердце, ведь Валя всегда делилась с ней по многим вопросам жизни, считая её вполне уже взрослой,  так как, Клава уже дружила с мальчиком, который на  «Восьмое марта» преподнёс ей цветы, и каждый день они в школу и из школы ходили вместе.
- Клавка, я тебе этого не прощу, - вздохнула протяжно Валя. – Ты у меня ещё попляшешь милая сестрёнка.
 Она поднялась со стула и пошла на кухню, налила чаю и стала пить. Сестра, чувствуя за собой вину, подошла к ней и сказала:
- Прости, Валя, я не права, но и ты меня обидела. Подумаешь, тайна. Ты мне всегда всё доверяла, а сейчас что же произошло?
Валя молчала. Отвечать на эти вопросы сестрёнке она не хотела, да и не считала нужным. Конечно, Валя не посвящала сестру во все свои перепетии  жизненного пути, но Клава думала, что сестра делится с ней всеми сокровенными мыслями. Видать вот эта уверенность и повлияла на размолвку. Сейчас она смотрела на старшую сестру и не понимала в чём же дело. И её ещё больше разбирало любопытство. Она взмолилась:
- Валюша, ну что с тобой? Я больше так не могу.
- Клавка, отвяжись! В таких делах ты ещё маленькая и я не обязана перед тобой отчитываться. Когда будешь взрослой, меня поймёшь, а сейчас. – Она встала и пошла в комнату, где легла на диван и закрыла глаза. – Больно любопытная.
Клава, уткнувшись в рукав кофты, захныкала, но Валя даже не повернула к ней головы, изображая себя спящей, не готовой на пустые разговоры. От такого невнимания к своей особе, Клава оделась и пошла на улицу, где её ждали друзья и подруги. А Валя, когда ушла сестрёнка, открыла глаза и стала смотреть в потолок, где, как ни странно, крутилась муха, будто бы попавшая в паутину. И девушке казалось, что вот и она, подобная этой мухе, попала в сеть, из которой возврата ей не будет. А лучик солнца вдруг пробился сквозь задёрнутые шторы и ударил по глазам Вали. Она на миг вздрогнула, подумав: «Валька, держи нос на ветер, пробьёмся. Скоро Васька мне привезёт ключи от квартиры Петьки. Теперь она ему не понадобится. У него же - государственная квартира до конца своей жизни. Петька, Петька, зачем ты всё это сделал, я ж люблю тебя до сих пор. У нас в скором времени родится сын. А тебя нет. Боже, как это несправедливо. Что я скажу парню, когда он подрастёт?»
На стене прямо перед глазами тикали стенные часы в желтой оправе. Стрелки медленно двигались по циферблату, нагоняя тоску и хандру. Валя потянулась на диване и решила всё же уснуть, чувствуя усталость. Врач ей прописал витамины, мол, вам девушка нужно, как можно лучше питаться, но средств не хватало, может быть, вот от этого у неё был упадок сил, порой кружилась голова, и было общее недомогание. Видимо, зародившийся под сердцем маленький Пётр Петрович требовал улучшения своей жизни. Но Валя не могла дать того, что требовалось будущему малышу. Лучик надежды всё же не покидал её. И вот проблеск появился. Валя стала ждать визита Васи Лямова, от которого сейчас зависела её судьба. Сейчас мать была на работе, отец неизвестно где, Клавка на улице с друзьями, а Дашка самая маленькая в школе. Она училась в первую смену.
Снова зазвенел телефон. Валя поднялась с дивана, и взяла трубку, приложила к уху.
- Слушай, подружка, мой Василий завтра приедет в город, примерно часам к двум дня. Приходи к дому, где квартира Петра Аляпова. Там, конечно, и встретитесь с ним. Понимаешь, оформлять квартиру на тебя сейчас нет времени, он запарился, как только разгребёт завалы, приедет. Если кто тебя спросит, дескать, почему ты здесь живёшь, скажи, что мне разрешил Пётр Иванович, а если вдруг придут его родители и спросят, отвечай, что звоните сыну, он вам всё объяснит,- кричала Катя в трубку, приводя душу подружки в трепет.
И Валя сказала сама себе вслух:
- Наконец-то и у меня будет двухкомнатная квартира. Теперь я не буду зависеть от матери, а когда рожу, я думаю, она мне поможет, ведь у меня будут деньги.
И она вскочила, и заплясала от радости. Ребёнок тоже, как будто, понимая настроение матери, завозился и стал колотиться ручками и ножками.
- Петя, Петя, милый, успокойся. У нас, наверное, всё будет хорошо. Я надеюсь на Катю и Васю, больше помощи мне ждать неоткуда. Твой папа – мерзавец. Я думала, он лучше, - шептала Валя, поглаживая свой округлый живот.

                Глава восемнадцатая

Генерал Курапин, боясь, что Нина может услышать его разговор с генералом Завирухиным, перешёл на английский язык в надежде, что его любовница Нина – деревенская девушка, а какого обучение в сельской местности, конечно, он догадывался. И поэтому, уверенно говорил о всех проблемах по телефону, не боясь, что она поймёт и передаст информацию кому-то другому. А, между прочим, Нина и её подружка Лена усиленно изучали в школе и дома английский и турецкий языки, и почти сносно могли общаться на обоих языках, даже с иностранцами, неплохо понимая друг друга. Они мечтали быть переводчицами и стремились к этому с пятилетнего возраста, но молчали открывать свой секрет.
Богданова, как будто, ничего не понимая, о чём беседует её мужчина, слушала, уткнувшись в книгу, а сама мотала себе на ус. И вот генерал, обсудив все вопросы по телефону, назначил день и час и конечно городок. Правда, всё это было закодировано, но Нине не составило большого труда, чтобы разобраться в этом. И ещё генерал Курапин сказал, что после удачного завершения, он уедет в Америку, где и останется на всю оставшуюся жизнь, там у него брат, оставшийся после войны, а женщину он найдёт и там, были бы деньги. Нинка что-то стервит, но что, он понять не может, поэтому за ней нужен глаз, да глаз. Нина почувствовала, как у неё заколотилось сердце, схватилась за живот и крикнула:
- Игнат, твой сынок зашевелился. Ух, как бьёт! Весь в тебя будет.
Она скорчилась от боли, держась за живот обеими руками.
- Знай наших,- улыбнулся снисходительно Игнат Фёдорович, - мы таковские робята. Раньше было как? Чуть что и драка. Так что, Нинель, принимай ещё одного сорванца.
Он погладил живот девушки и вышел, подумав: «Ребёнок затих, что бы это могло быть? Не узнал своего папу. Ну, скоро я отсюда смотаюсь. Пусть Петька Аляпов расхлёбывает всю эту кашу. Он молодой, ему и карты в руки, а я погрею животик где-нибудь на берегу океана в обществе молоденьких девочек. Ещё рывок, ещё. И я буду богат. Не сорвалось бы только. Не должно. Осведомитель надёжный, да и в доле он. Четверо инкассаторов – не беда, а пятая женщина от страха умрёт. Хорошо в тот раз провернули, даже московская следственная группа ничего не могла раскрутить. Вот как чётко организовали ограбление генерал Курапин и Завирухин, даже московским зубрам не по зубам. Они ещё застряли в Вельске, а мы уже готовимся покорить другой город, и это уже пятый по счёту. Ай да генералы. Ай да молодцы!»
Нина не находила себе места, ведь генерал собирается ограбить инкассаторскую машину именно в этом городе, где сейчас живёт она и где Василий Лямов является начальником милиции. Как сообщить об этом ему, она не знала. Телефон её, конечно, прослушивается, если генерал сказал, что его Нинка стервит, значит он её в чём-то уже заподозрил, но молчит сказать ей об этом вслух. Или он боится её бабушки, а может и её. Попробуй, разберись, что у него на уме. Маленькая обработка, которую они провели совместно с бабушкой, дала результат, но к сожалению не совсем, и он начинает понимать, что вся эта любовь – ни что иное, как внушение и издевательство над душой,  и ничего больше, да, видимо, кто-то помог ему избавиться от психического наваждения. Как всё было хорошо, и вдруг всё летит к чёрту. Эх, генерал, генерал! Какую тебе ещё придумать терапию, чтобы приглушить твоё варварство и бандитизм? Нина сидела у окна и смотрела на улицу. Ей так захотелось видеть Лямова, что она больше не могла. Она взяла свой мобильник, попыталась засекретить свой номер. И это ей удалось. Она заговорила на турецком языке, употребив имя Лена.
- Лена, кажется тебя. Кто-то бормочет на непонятном мне языке. Английский я чуть-чуть понимаю, а этот нет. Ты что-нибудь понимаешь?
- Пётр Иванович, кто там – женщина?  Дай мне трубочку,- сказала Гордеева. Она догадалась, что так звонить может только Нина Богданова, когда не может говорить  на русском и английском, ведь эти языки понимают многие, а вот турецкий, пока ещё просто не распространён.
Лена чуть не вскрикнула: «Нинка», но вовремя очнулась и стала слушать. По голосу девушка поняла, что подружка очень встревожена и хочет ей что-то сообщить очень важное да боится. У них была разработана система общения, чтобы никто их не понял. И так путём цифр и букв, которые произносила Нина, Гордеева поняла и вздрогнула, до нападения на инкассаторскую машину осталось несколько часов. Она отвела Лямова в сторону и сообщила ему эту неприятную новость, от которой у Василия приподнялись волосы. Ему стало очень страшно, ведь на дело идёт сам генерал, а он следов не оставляет. Генерал бросает вызов судьбе в последний раз, больше испытывать её не хочет. После такого известия писатель Лямов никак не мог придти в себя несколько минут. Он чесал в затылке, тёр виски, но придумать ничего не мог. Для него это был в прямом смысле шок. Да и было отчего, ведь на дело идут сами генералы. А это не простые бандиты. «Вася, ну что же ты? – заулюлюкал у него в подсознании голос Нины, - действуй, милый. Там же шесть миллионов баксов, и пять молодых душ. Они же не пощадят их».
- Зазулин, Иволгин, срочно ко мне с группой захвата, - закричал он по мобильнику, сначала одному, а потом другому. – Мне нужно человек двадцать.
«В чём дело? – хотел было спросить Зазулин, но воздержался, поняв, что полковник ему не ответит, да и некогда рассуждать. Приказ нужно исполнять. А мысль билась, - ну, Аляпов, опять кого-то прихватил. Наверное, банду, если требует столько бойцов. Тогда маньяка Зайчика заарканил, а кого сейчас? И где он только черпает нужную информацию? Не иначе, как у него провидение. Бандитов и маньяков всех мастей видит на расстоянии. Ай, да Петька, мне бы такой талант».
Когда все были в сборе, Лямов отвёл в сторону Зазулина и Иволгина и сообщил им полушёпотом:
- Друзья мои, в пятнадцать ноль-ноль к городу подойдёт инкассаторская машина, которая везёт шесть миллионов долларов. В ней едут четыре молодых инкассатора и женщина, бухгалтер. Банда, примерно из шести человек, может, чуть меньше или больше, уже не важно, нападёт на них, предварительно сделают взрыв, чтобы обеспечить доступ к деньгам. Нам необходимо прибыть туда незаметно, чтобы информация о нашем передвижении не просочилась к бандитам. Залечь там, и ждать, ждать, ждать. Я уверен, что в нашем городе найдутся для них осведомители, поэтому предлагаю прибыть к месту назначения с другого конца города, то есть через лес. Смотрите, чтобы кто не улизнул из наших, ведь сейчас всё возможно. На всякий случай отберите у всех мобильники. Не ровен час, кто позвонит им. Банда необычная.
Больше Василий Лямов не сказал ничего. Зазулин и Иволгин хлопали в недоумении глазами, но вопросов задавать не стали. Они подошли к своим подчинённым и потребовали мобильники. Те, конечно, нехотя, но сдали, предчувствуя важность и засекреченность задания. И вскоре милицейские машины двинулись совершенно в другом направлении от предстоящих событий. Долго петляли по лесным дорогам, и, наконец, встали на высокой поляне, вдалеке от проезжей дороги. Гуськом, один за одним, потянулись к мосту. Впереди шёл Иван Зазулин. Он хорошо знал здешние места, где постоянно охотился на птицу и собирал грибы. Замыкал колонну Иволгин и Лямов. У обоих за плечами были автоматы.
- Пётр Иванович, - обратился Иволгин к Лямову, - так что, будет бой?
- Не исключено, - ответил Лямов, - в банде очень серьёзные люди.
- Так кто ж они такие?
- Сам увидишь. Мне, кажется, живыми они не сдадутся. Очень много положено на карту. Стрелять на поражение будем в том случае, если они окажут сопротивление. Ну вот, слава Богу, мы вроде пришли первыми. Как будем располагаться, чтобы не перестрелять друг друга? Я думаю, вон этот злополучный мостик и канава, где бандиты заложат взрывчатку.
- Пётр Иванович, самое лучшее место я думаю вот здесь. Оно и от пуль защитит, да и не заметно.
- Мне кажется, вы уже подобрали и место, где расположится наша группа захвата, - улыбнулся Зазулин, подойдя к совещающимся. – Одобряю, здесь будет неплохо. А главное, всё на виду. Чувствую, будет жарковато.
- Мужики, - просто сказал Василий Лямов, - прошу вас не соваться под пули. Не хватало, чтобы ещё погибнуть от мерзавцев. Они идут на дело. У них всё продумано до мелочей. Не курить. Они скоро появятся. Среди их, наверное, есть не курящие, сразу почуют запах табака. А он в этом, считай девственном лесу, чувствуется очень сильно.
- Не курить! – крикнул Зазулин. – Иначе можно сорвать операцию.
Медленно тянулись минуты и секунды. Некоторые,  приехавшие сюда, уже стали сомневаться в том, что операция вообще начнётся. Лямов сидел за деревом,  задумчив и молчалив.
 В тот раз Курапин встретил инкассаторскую машину около банка, когда никто не думал, что кто-то может здесь напасть. А генерал эту операцию провёл и очень успешно. Он понимал, что везение может ему изменить, если наступать на одни и те же грабли и решил сделать засаду около города в лесу, где небольшой мост через маленькую речку. Замысел был прост. Сделать взрыв, чтобы машину перевернуло, а потом делай с ней что хочешь.
И вот, их разбитая «Копейка», медленно двигалась к мосту. Напряжение среди ожидающих росло. Заметят их или нет. Тишина и только тишина спасала их. Из машины «Жигули» первой модели, в народе эту машину окрестили копейкой, вышли пятеро, и все в чёрных масках и с автоматами в руках. Только глаза сквозь прорези сверкали зловеще и цинично. Они подошли к мосту с тяжёлой поклажей и стали сапёрной лопаткой рыть яму. Вырыв её, заложили туда взрывчатку. Вывели небольшой конец тонкого кабеля наружу и залегли далеко в канаве.
 И вот появилась машина из-за поворота. Лямов ждал, когда произойдёт взрыв, и он не задолил себя долго ждать, грохнул. Машина, вертясь и крутясь, улетела в канаву, где не так её было видно постороннему взгляду. Бандиты бросились к добыче, держа наготове автоматы.
- Вниманье! – закричал Василий Лямов в громкоговоритель. – Генерал Курапин, вы окружены, бросайте оружье. Сопротивление бесполезно.
В ответ раздался отборный мат. Группа заметалась и начала отстреливаться. Пули со свистом и рикошетом засвистели по лесу.
- Огонь!- тихо приказал своим сослуживцам Василий Лямов и дал короткую очередь по первому бегущему. Им оказался сам генерал Курапин, который, как будто на что-то наткнувшись, упал лицом в землю, подёргался и затих. Другие пустились в бегство к своей машине, что стояла в лесу, прикрытая от взгляда людей деревьями, но там их уже ждали люди Лямова. Схватка была жестокой. Бандиты не хотели сдаваться и решили лучше умереть, чем быть схваченными, и встать перед судом. Они отбивались с яростью обреченных, но силы были неравны, один за одним, погибли четверо, и только пятый бросил автомат и поднял руки вверх. Им оказался, никто иной, как племянник генерала - Игорь Тёмкин, который был правой рукой Курапина.
Он скрипел зубами и сверкал глазами, руки его нервно подёргивались, ведь оставался один единственный шанс – разбогатеть. Ещё бы чуть-чуть, ну самую малость для достижения своей цели, но этого не случилось. Дядька убит, а он сядет в тюрьму.
Майор Иволгин подошёл и сдёрнул с него маску.
- Ты кто? – прошипел он сквозь зубы,- такой красивый и молодой. Уж не племянник ли генерала Курапина?
Игорь Тёмкин молчал, поглядывая на других милиционеров, которые так и стояли в масках, сверкая глазами через прорези.
Василий Лямов подошёл к убитому им человеку и сдернул с головы маску. Перед ним было лицо самого генерала Курапина, который смотрел на него уже потухшим взглядом, потеряв боевой дух и изюминку своего превосходства, успокоившись на веки вечные, уже не думая о деньгах и славе. Лямов снял с лица маску и стоял долго и задумчиво.
В машине кричали и били руками, ногами и ещё чем-то тяжелым по салону. Лямов очнулся и крикнул, мол, все сюда. Сослуживцы сбежались, перевернули машину на колёса. Инкассаторы, выйдя из неё, поблагодарили полковника Аляпова-Лямова за помощь. Он, снисходительно улыбаясь, говорил: дескать, потом-потом, предчувствуя тяжесть в груди, которая сдавила его сердце и душу. Представь себе – сам генерал, их непосредственный руководитель, который вместе с ним совсем ещё недавно, обмывал ножки его детям, попался на грабеже, и поплатился за это жизнью. Радости победы полковник не чувствовал. Была на душе гнетущая тяжесть.
- Пётр Иванович, вы завалили своего непосредственного начальника. Браво!- сказал майор Иволгин и нахмурился. Что было у него на душе одному Богу известно
Проезжали машины, останавливались, но их тут же провожали дальше. Вскоре подкатили журналисты местной газеты. Защелкали фотокамеры, окружив Лямова. Он отказался давать интервью, сославшись на то, что ещё ничего не известно будет следствие по этому делу. Через несколько минут на такси подкатила и Нина Богданова. Увидев убитого генерала, упала ему на грудь и заплакала. Василий Лямов не подходил к ней, не утешал. Журналисты подбегали то к одному, то к другому, спрашивали, мол, кто эта молодая женщина и зачем она тут.
- Сволочь ты Аляпов, не пройдёт тебе даром убийство генерала. На его место метишь – сопляк,- крикнул кто-то из толпы.- Это ты подорвал машину с инкассаторами. Молодой, но из ранних.
Нина подняла голову и с ненавистью посмотрела в ту сторону, откуда доносился голос.
«Да он же был у Лямова в гостях, обмывал ножки его детей,- пронеслась шальная мысль,- это кажется тот, с кем Игнат постоянно созванивался по телефону. Кажется – это подсадная утка из окружения Василия Лямова, но кто он? Майор Иволгин или подполковник Зазулин, а может капитан Венькин, который заглядывал на меня, истекая соком страсти. Я вспомнила этого гадёныша, да, конечно, это он».
Вскоре на место преступления съехались газетчики и телевизионщики и посыпался град вопросов полковнику Аляпову, но он молчал, сжав челюсти, потом выдавил из себя:
- Следствие только началось. Никаких комментариев я давать не буду. Кажется, у этой банды уже не одно ограбление инкассаторов. Почерк один и тот же.
А на следующий день газеты пестрели заголовками: «Убийство генерала Курапина, преднамеренное или по неосторожности, а может полковник Аляпов метит на его место. Как это случилось, что генерал, возглавляющий областную милицию, вдруг оказался в банде. Может это подстава? А кто же тогда подорвал инкассаторскую машину?

                Глава девятнадцатая

Не прошло и часа, как закончилась операция по обезвреживанию банды грабителей, а уж радио и телевидение разрывались от сообщений происходящего. Высокопоставленные чины сходили с ума, задавали себе один и тот же вопрос: как же это могло случиться, что полковник убил генерала, который был на хорошем счету среди работников МВД.
Лямов, закрывшись в своём кабинете, молчал, уткнувшись в одну точку. Он не отвечал на звонки. Телефоны не переставали греметь. И секретарша Лена, постучавшись в дверь, испуганно сказала:
- Пётр Иванович, сам генерал- лейтенант хочет разговаривать с вами, кричит, ругается.
Лямов поднял трубку. По ушным перепонкам ударил грозный рык человека, который умел повелевать:
- Полковник, ты за что убил моего друга? Это я и он разработали план по поимке банды. Кто из вас подорвал машину? В порошок сотру подлеца. Ты кто такой - скорый на расправу? Мы с этим генералом  не один пуд соли съели, а ты одним махом перечеркнул все наши совместные труды. Бросай всё и немедленно приезжай ко мне с отчётом. Только один и не вздумай брать кого-то из своих подчинённых. Ты один в ответе за случившееся.
По приезде в город В Лямова уже ждала группа работников МВД, посланная  генерал – лейтенантом Завирухиным. Отобрав личное оружье, и, одев наручники, Лямова повели прямо в кабинет начальника особого отдела. Николай Степанович поднял тяжёлую большую голову, побитую поседевшим волосом и хмуро и проникновенно смотрел на  вошедшего.
- Ну, герой, расскажи, как ты лично подорвал инкассаторскую машину и убил моего друга, работающего со мной бок о бок уже в течение двадцати пяти лет. Ты ещё был сосунком, когда мы с ним давили банды грабителей и убийц. Отвечай, негодяй!!!
Он презрительно вглядывался в лицо полковника Аляпова-Лямова, вспоминая, как совсем недавно генерал Курапин докладывал ему, что подполковник Аляпов устроил судилище над писателем Василием Лямовым с целью завладеть его женой Катей. Тогда они подумали, что Аляпов будет их послушным орудьем, но как, видимо, они просчитались. Только писателя сумели посадить на вечные времена, как полковник тут же показал оскал зубов, посадив на скамью подсудимых маньяка Атоса Зайчика, считай своего дружка, который ему служил как верный пёс.  Конечно, женщина чудная, но надо и честь знать. Ты всё же мент, и на тебя смотрят люди, а ты что делаешь? Зная всё это, генерал просто входил в неистовство. Ведь чем отблагодарил Аляпов услуги и молчание начальства – вот в чём вопрос. Самого генерала грохнул – это того, кому он обязан всем, что он имеет. Он должен был ему пятки лизать, а на деле, что вышло? Неблагодарность, да ещё какая! Уму непостижимо. Завирухину было больно и обидно за Курапина, который вскормил и вспоил этого соска, и тот его отблагодарил автоматной очередью, ведь знал паршивец, что на дело идёт сам генерал и всё же переступил рамки дозволенного. А это как понимать? Кто он?
Лямов молчал, понимая, что, чтобы он сейчас не сказал – всё  обернётся против него. И тогда Завирухин выхватил из стола пистолет и замахал перед носом Лямова.
Василий Иванович сжался, чувствуя, как холодок прошёл сначала по спине, потом вошёл в сердце. Минутная слабость парализовала его нервную систему. Он вспомнил жену Катю своих детишек и, конечно, Нину, выдавать которую даже под дулом пистолета не хотел. Девушка дала эту информацию, значит, она надеялась на него. И он должен оправдать её доверье.
- Стреляй, генерал, чего ж медлишь? Глядишь все улики, как в воду канут. Я не боюсь смерти.- Лямов сосредоточенно смотрел прямо в переносицу генерала, чем вызвал его ещё больший гнев.
Завирухин подошёл к нему и, что было силы, ударил пистолетом по лицу. Войдя в раж, он бил и бил ненавистное ему лицо, посягнувшее на их свободу и деньги, которые, как ему показалось на миг, стали у него вырываться и улетать. Он видел, как его зелёненькие баксы прилипают к другим рукам, оставаясь в чужих кошельках.
«Сопляк, - думал он, - столько дел сделано, и всё напрасно, а если дочку привлекут к ответственности за наводку на инкассаторские машины. Она же работает в крупнейшем банке Москвы, оттуда идёт информация о передвижении ценностей и денег. Куш не плохой мы бы сорвали, если не мистер Аляпов со своими дружками. Ге – рр - оой! Раздавлю как гниду. Кто бы мог подумать, что этот сосок выйдет на охоту и удачно. Плакали наши миллионы баксов. Ещё бы немного ну чуть-чуть и я был бы богат, да и дочь моя. А сейчас что? Мы попали под подозрение. Конечно, найдутся людишки в милицейских погонах, которые с большим удовольствием раскрутят генерала Завирухина и всю его команду. Ненавижу – ублюдки. Всю жизнь мной понукали, а я только что расправил крылья, как мне на руки одели петлю. Этот Аляпов умрёт мучительной смертью. Уж я постараюсь. Я ему делал снисхождения, знал, что и он не чист на руку. У него свой круг криминала, а у нас с Игнахой был свой. И всё шло хорошо. Подлец! Не оценил нашей доброты. Не будь я Николай Завирухин, чтобы это простить. Ох, гад! Как я тебя не вычислил вовремя, думал, рука руку моет, а вон как получилось. Сколько я таких выскочек отправил в места отдалённые, накрутив им огромные срока при Советах. А сколько получили вышку? Мы с Игнахой делали дело «комар носа не подточит» и вдруг такой провал. Ещё бы немного и я жил бы за рубежом припеваючи. Курапин оказался хитрее меня, он за бутылку водки скупал у населения ваучеры. Его люди шныряли по всей области и за её пределами. На подставных лиц,  купил химический завод за бесценок. Он оказался умнее меня. Денег у него, конечно, куры не клюют. Вот бы зацепить их. Они уже ему не понадобятся»
Генерал торжествовал, видя, как полковник, обливаясь кровью, упал, теряя сознание. Он же в ярости бил ногами это ненавистное лицо, переворачивал бесчувственное тело и ещё более озлобляясь, наносил удары по почкам и печени, чтобы молодой человек не мог оклематься и прийти в себя после такого разбоя. А потом его люди принесли избитого полковника, раздели и бросили на съедение зэкам, зная, что оттуда он уже не выйдет живым. Там свои люди, знают, что сказать и что сделать.
Очнулся Аляпов-Лямов в СИЗО, где его обступили зеки. В гражданской одежде, неизвестно с какого плеча, Василий Иванович выглядел довольно плачевно.
- Ну, что полковник, бить тебя или сделать Машкой? – подошёл к нему один из сокамерников, видимо, пахан,- нам сообщили, что ты насильник молоденьких девочек. Так это, или начальство врёт?
- Я что похож на насильника? - прошепелявил Лямов. У него болело всё тело. Завирухин отменно постарался. – Помоги встать, друг. За что сидишь-то?
- Я тебе не друг. А сел я за то, что грохнул одного гада, который изнасиловал мою сестру, а потом ограбил нашу квартиру. Я вычислил его и…
- Я тоже, но только генерала, своего начальника. Хорошо разбогател пидор на чужой крови.- Говорить Лямову было трудно. Он надеялся, что его оставят в покое, но авторитет не успокаивался.
- Врёшь. Выгородить себя хочешь. Сам генерал Завирухин сказал, чтобы мы из тебя сделали женщину.
- Степан, не видишь, полковник чуть жив, пусть хотя бы поправится, - сказал сосед по койке.
Смотри, какой он бугай, поправится, нам всем глаза по вышибает. Он ведь полковник.
- Он же труп. Чего с него возьмешь. Умрёт с тебя же и спросят. Разве ты не понял. Это не маленькая шишка. Я не допущу этого.
- Ты что не веришь генералу Завирухину? Тогда тебя сделаем женщиной.
- Попробуй. Ты видел, кто его сюда бросил, сказав, что он  изнасиловал дочку одного капитана, и он его так отделал. Враньё. Так бы полковник ему и поддался. Это работа Завирухина и его друзей. Такой мужик не посягнёт на несовершеннолетнюю. Я в этом уверен.
- Ты в себе-то уверен – козёл! Он же посмотри – бомж. Какой он полковник, Слава? Полковников в СИЗО не кидают в таком виде.
- Конечно,- улыбнулся Вячеслав, чувствуя, как по всему телу идёт озноб. Это состояние выдержки далось ему с трудом. – На него – ясное дело наплели. Степан, у тебя есть мобильник, вызови медиков. Он скоро Богу душу отдаст.
- Что ж, наш достопочтенный  Вячеслав стал зарываться. Не пора ли с ним разобраться. Нам-то какая от этого польза, умрёт он, не умрёт.
Четверо отчаянных мужиков, заходя сзади и спереди, стали подступать к защитнику Лямова.
- Может, передумаешь пока не поздно?- прошипел пахан.- Я отходчивый. А, а, а, Слава!
 Василий Иванович понял, что если не помочь своему спасителю, произойдёт трагедия, а потом решится и его судьба. Он, превозмогая боль во всём теле, сжался. И только пахан подошёл к нему, как мощный удар по коленной чашечке опрокинул его навзничь. Степан отлетел в сторону и потерял сознание. Нога,  раздробленная в трёх местах, сильно кровоточила.
Открылась дверь, и надзиратель крикнул:
- Кто его так?
Но все молчали.
- В карцер захотели?
И опять всё тихо.
- Веселов, это твоя работа,- прошипел надзиратель.
- Нет не я. Это полковник.
- Какой полковник! Он же дышит на ладан. Чтобы нанести такой удар, нужна огромная сила. Ты что белены объелся? Да и какой это полковник? Скорей всего это бомж, выкинуть его на свалку и дело с концом.
- Нам приказали сделать его того…, - высказался кто-то из толпы. – Если ты его выкинешь, тебе не поздоровится. Понимаешь, он наш!
Надзиратель не стал выяснять, хорошо понимая, что здесь что-то не то. Загибуля дёргался и верещал. И ему ничего не оставалось делать, как только вызвать медиков и очистить камеру от раненых. А уж потом начальство пусть разбирается: кто есть кто.
Веселов молчал. Да и что он мог сказать, ведь он и сам ничего не видел. Произошло в сотые доли секунды, как удар молнии или ещё чего-то. Так что авторитету потребовалась срочная медицинская помощь. И когда она пришла, увидела полковника избитого до полусмерти.
- Кто его так?- спросил тюремный врач.
- Не знаю, говорят сам Завирухин. Нам сказали, что он изнасиловал дочку одного из сотрудников милиции, - сказал один из зэков.- Теперь он наш. Мы будем использовать его, как нам заблагорассудится. Это указание сверху. Тем более, чем ты докажешь, что это полковник, если на его теле вонючая одёжка бомжа?
- Кто его дал – это указание?
- Не важно.
Врач задумался. Он читал в газете о геройстве полковника Аляпова, который обезвредил банду грабителей совершавших дерзкое нападение на инкассаторские машины. Другие газеты и телевидение говорили, что это завистник, убивший своего непосредственного начальника, чтобы занять его пост. Молодой, но из ранних.
Лямов еле дышал. У него были сломаны рёбра, а лицо превращено в кровавое месиво.
«Сволочи, разве так можно, - подумал тюремный врач Пышкин Владимир Николаевич,- изверги никого не щадят». А вслух сказал:
- Он никого не насиловал. У него жена красавица, если это полковник, и двое маленьких детей. То, что он насильник – враньё. Недавно раскрыл маньяка Атоса Зайчика. Вот тот действительно монстр. Санитары, приготовить носилки, полковника вынесем отсюда. Его надо лечить, а суд разберётся кто прав, кто виноват.
- Вы не боитесь, что вас попрут отсюда,- прошипел сквозь зубы тот же зэк.- На острые грабли наступаешь.
- Мне уже бояться нечего – предпенсионный возраст. А работу, если понадобится, я найду. Опыт у меня большой, не пропаду.
- Ну-ну!!!
И было на этом лице столько боли и обид, что у врача по коже пошёл холодный озноб. Ему на миг представилось, чтобы они могли сделать с этим избитым парнем, вставшим на дороге грабителей. Он сделал обезболивающий укол Лямову. Носилки с тяжелым телом закачались по переходам старенькой тюрьмы, построенной в девятнадцатом веке.
- Саша, - позвонил он по мобильнику хирургу,- полковник Аляпов Пётр Иванович избит до такого состояния, что вот-вот издаст последний дух. Я думаю, наши держиморды отбили все у него внутренности, да к тому же наболтали на него в камере, что он насильник молоденьких девочек. Сделай ему операцию. Жаль таких людей. Я уверен, что его оклеветали. Позвони жене, пусть она определит он это или не он, ведь на его теле одежда бомжа.
- Иду. Рад помочь хорошим людям. Только как вот на это посмотрит генерал Завирухин, если это окажется действительно бомж. Да и кто принёс эту информацию, что это полковник Аляпов. Наверняка здесь что-то кроется, если пущен этот слушок. Бедный парень, ему бы жить да жить, а его искалечили. Что делать то будем, мистер Пышкин? Люди Завирухина снуют везде, если он не побоялся изметелить такого человека как полковник Аляпов Пётр Иванович. Я думаю, Володя, нам с тобой тоже не поздоровится. Ну, что ж рискнём.
Александр Станиславович Вяточкин родился в глухой деревушке Вологодской области, закончил среднюю школу, затем медицинский институт. С детских лет увлекался охотой. Однажды, глубокой осенью после выстрела по глухарю, он не успел заметить, как на него выскочил секач, сминая всё на своём пути, он пошел на растерявшегося парня и только выстрел в упор его друга Пышкина, остановил разъярённого зверя. С тех пор они держались друг за друга, словно братья по крови. Как говорится – хлеб и соль делили пополам. А событие, которое произошло около деревни на берегу маленькой речушки Сорки, что бежит среди леса, осталось у них в памяти, и когда им становится трудно, и жизнь утрачивает свои ориентиры, Пышкин говорит:
- Сашка, бросай всё, и поехали в нашу деревушку, посидим на бережку, погуляем с ружьецом по нашим с тобой местам, и конечно вспомним молодость. А Галька была хороша. Надо ш было тебе злодею в неё влюбиться. Я тебя предупреждал, что она не по тебе сохнет. Ты не послушал меня.
- Ну, опять завёл своё. Сам-то ты чего за ней бегал? Или не хотел уступить мне.
- Нет. Просто она мне очень нравилась. Точёная, как стройная берёзка. Не судьба  видимо.
- Да уж конечно. Сейчас она в Москве, бабушка уже. Правда, муж недавно умер. Рак крови. Видимо отравился чем-то. Он был химиком в одном из институтов. Разрабатывал новейшее оружье. Можешь написать ей письмо.
- Зачем? У меня хорошая жена, двое сыновей, и маленькая внучка, которую я, очень люблю. Она – прелесть. Всё время у деда висит на руках, да видишь времени нет заниматься с нею. Она кажется лицом в мать, а характер взяла деда – то есть меня.
- Рад?
- Скажешь тоже. Какой дед не рад, если отпрыски моих детей пошли в меня.
- Расхвастался тоже. Скоро и я буду дедом.
- Э-э-э, Сашка – это моя фамилия Пышкин. А у тебя две девки, выйдут замуж, фамилию потеряют.
Так спорили они, когда сидели вместе за столом, где в стопках булькала светлая жидкость, напоминая им молодые годы, когда они ревностно выполняли клятву Гиппократа. Но сейчас  задача у них была не из лёгких. Они хорошо понимали, что за всем этим стоит какой-то мафиозный бандитский клан. С другой стороны была потребность помочь умирающему человеку, кто с оружьем в руках встал на защиту людей. Конечно, достоверности у них не было, газеты писали разное, но суть была одна. Здесь что-то нечисто, ведь инкассаторы гибнут, деньги уплывают, а виновных нет. Может быть, Аляпов прав, за что и поплатился. Выживёт ли бедолага.
- Володя, позвони жене, мне некогда искать её номер телефона, но без её помощи мы не справимся, здесь нужна любовь и женская теплота, только она способна поднять мужика из такого состояния. Пусть она сидит рядышком, плачет и молиться,- сказал хирург Вяточкин,- любовь делает великое дело. Она подымает человека из мертвецов. Звони. А я пока подготовлюсь.
- Ало, ало! Эта квартира полковника Аляпова Петра Ивановича? С вами говорит врач Пышкин Владимир Николаевич.
А в это время Катя, обеспокоенная отсутствием мужа, оборвала все телефонные провода, но везде был один и тот же ответ: не был, не поступал, не появлялся. Мобильник тоже молчал. И вдруг пронеслась волна надежды. Она схватила телефон, но услышала чужой и незнакомый ей голос.
- Где мой муж?- раздался её тревожный крик, от которого проснулись дети. А Лена Гордеева подошла и заглянула в бешеные глаза Лямовой, в которых был неописуемый страх за жизнь мужа.
- Вас вроде зовут Катя. Срочно приезжай. Скоро начнётся операция. Пётр Иванович получил травмы несовместимые с жизнью, но будем надеяться на положительный исход.
В одно мгновение Катя стала белая, как смерть. Обеспокоенная состоянием подруги, Лена Гордеева сказала:
- Катюша, собирайся быстрей, автобус отходит ровно через час, ты ещё успеешь, а я за твоими ребятишками посмотрю. Если что, мне поможет Нина Богданова, моя подружка. Лямова быстро оделась и убежала. Она смотрела в окно, но ничего не видела. Слёзы застилали её глаза.
- Вася, Вася, не умирай,- шептали её  побледневшие губы,- а как же я без тебя, а наши дети Катька с Васькой?
В автобусе только смотрели на неё и молчали. Одна старушка хотела  успокоить её, но другая помахала ей рукой, мол, не мешай, женщина поплачет и успокоится. Но Катя не только не успокаивалась, а наоборот приходила в отчаяние, из которого трудно выйти, не применяя спецсредств. Так она и залетела в операционную.   
В операционной было тихо, только звенели инструменты о посуду, да голос хирурга временами доносился глухо:
- Настя, скальпель, зажим.
И опять всё было тихо. Операция длилась уже восьмой час. Весь мокрый от напряжения Александр Вяточкин мысленно обращался к Богу, чтобы он помог ему выстоять в этой схватке за жизнь человека. И когда операция была почти закончена, внезапно остановилось сердце.
- Эх, парень, ты что? Тебе жить надо,- закричал Вяточкин.
Время как будто остановилось. Попытки запустить сердце, не увенчались успехом, но хирург надеялся, что всё будет хорошо. Катя подбежала к мужу и не узнала. Его лицо было обезображено до неузнаваемости.
- Сволочи, гады,- шептали её губы,- врёте вы его не убьёте.
Русые волосы, распущенные по плечам, упали на его лицо. Она прижалась к нему и что-то зашептала, но слов было не понять. И тут она почувствовала, что сердце дало небольшой толчок, правда очень слабый, но Катя ошибиться не могла, потом второй и третий, и вскоре, на зло врагу, и по настоянию женщины, оно заработало ритмично. Лямова заметила, как по всему телу прошла какая-то судорога, и лицо стало приобретать нормальный цвет.
- Настя, наш мертвец-то ожил,- закричал Вяточкин, обнимая медсестру.- Вовка, я сказал, что любовь с человеком творит чудеса. А Катя утирала слёзы счастья, катившиеся из глаз, и смотрела, смотрела на мужа долго и таинственно, словно видела его впервые.
- Вовка, друг мой, да такое событье надо отпраздновать,- не успокаивался Вяточкин,- у меня от перенапряжения  трясутся руки. Я от усталости падаю. Надо ж выстоять около операционного стола восемь часов, сшивая порванные ткани.
- Саша, куда теперь его?- охладил пыл хирурга врач Владимир Пышкин.- А ты уверен, что в реанимации он будет в безопасности?
Вяточкин потёр виски, подумал:
- Володя, а ведь ты прав, надо что-то придумать, чтобы спасти парня. Давай сообщим в тюремные палаты, что наш пациент умер на операционном столе, так и не приходя в себя. Какова будет реакция генерала Завирухина?
- Идея, но где взять труп молодого парня примерно таково же возраста.
- Да в морге. Сегодня привезли труп бомжа, избитого до неузнаваемости. Кто будет разбираться, кто есть кто. Оденем на него полковничью одежду. Правда, где она сейчас находится, мы не знаем. Мне кажется, её захватил сам генерал. Когда объявим, что Аляпов мёртв, я думаю, и форма его найдётся. А Катя умная женщина, не сомневаюсь, она согласится на это, чтобы сохранить жизнь мужа. А когда всё утрясётся, будет видно. Надо поговорить с ней. Настя меня не выдаст. Я уверен в этом. Она умеет держать язык за зубами. Ещё ни разу не было прокола. Надо только её предупредить.
Катя Лямова молча выслушала доводы врачей, и согласилась. Она боялась, что если не спрятать беспомощного мужа где-нибудь подальше, может случиться непоправимое.
- Володя, пока он под наркозом, свези его к себе на дачу. Я надеюсь, он тебя отблагодарит за этот поступок.
- Саша, опасно. Его может растрясти по дороге, путь неблизкий. Сто пятьдесят километров.
- А кто за ним будет ухаживать?
- Кто? Жена, конечно, она вроде тоже врач. Я слышал пластические операции лица и тела делает очень искусно. Тем более ему ещё надо восстанавливать лицо.
- Убедил, но не совсем.
- Что поделаешь, надо рисковать. Чувствую, его не оставят в покое пока не добьют.  Видимо, он много знает.
- Наверное, жаль парня, совсем ещё молоденький.
Они сдали смену, не сообщив никаких подробностей. Только в морге, куда сообщил Вяточкин своему другу, готовили труп найденного на улице бомжа к захоронению  вместо полковника Петра Ивановича Аляпова, который якобы умер на операционном столе. Вскоре появилась и одежда. Откуда? Этого никто не знает кроме Завирухина. Его одели в мундир полковника и стали ждать дальнейших распоряжений от начальства, ведь он не малый чин.
Лямова, не приглашая санитаров, осторожненько  погрузили в санитарную машину, и повезли. За руль сел сам врач Пышкин, а затем в салон и все остальные: Катя,  хирург Вяточкин и санитарка Настя Иванова. Петляя по городским улицам, они мчались в неизвестное. Вот и дачный поселок. Дом из двух этажей прямо на берегу речки, укрытый яблонями и вишнями показался на горизонте. Громко залаяли соседские сторожевые псы, но Пышкин знал, что хозяева в городе, и можно не беспокоиться.
Осень. Из сада шёл запах созревания плодов. Ночь была тихая, спокойная. Небо, покрытое мириадами звёзд, уходило в бесконечность. Скрипнула калитка, открылись ворота, зашла машина, в доме загорелся свет. Яркая волшебница луна сверкнула из-за тучки по окнам и снова спряталась за тучку, как бы, не видя ничего, что здесь происходит.
- Володя, у тебя есть что-нибудь?- спросил Вяточкин.
- Саша, для такого случая всегда найдётся, да и ты у меня не частый гость.
Лямов, не отошедший от наркоза, крепко спал. Катя сидела около и не узнавала лицо своего Васи. Она тихо всхлипывала себе в рукав, стирая кулаком набежавшую слезу. Лицо стало грязным и по- детски милым. Увидев её в таком виде, врач Пышкин сказал, как можно нежнее и ласковее:
- Катюш, успокойся. Теперь, я думаю, всё позади. Скоро твой Петя будет здоров. Три к носу, всё пройдёт. Садись к столу. Наверное, есть хочешь. Мы ж с тобой вологодские.
Катя притихла, сходила на кухню, умыла заплаканное лицо и села к столу.
- Ну, что ж, компания? - улыбнулся Вяточкин,- за полковника Петра Ивановича, дай Бог, чтобы ему повезло в жизни. Пьём. Катя, а ты чего не подымаешь стопку? Выпей, сними стресс, помогает очень здорово.
- Знаю, понимаете. Мне сейчас не до этого. Дома маленькие дети остались с молоденькой девушкой. Да и муж в таком состоянии.
- Ничего, Катя, всё образуется, надо ждать и верить, и ещё раз верить, а иначе. Ну, будем.
Луна снова сверкнула по окнам. Лямов открыл глаза и простонал:
- Где я?
Катя вскочила и закрыла его рот поцелуем. Подошли врачи, поставили ему капельницу, и Василий Иванович заснул. «Неужели сейчас он должен утонуть в пучине неизвестности, где родившаяся мысль пропадёт, так и не достигнув своей цели, увязнет в предрассудках и дикой зависти, от которой никто не застрахован, – подумал врач Пышкин, - так ведь нельзя. Человеческая память должна жить, а иначе, что мы за люди? Мою деревню поглотило Рыбинское водохранилище. Там остались на кладбище мои предки, что дали мне жизнь. Я не могу туда сходить и отдать своё подчение. Боже, что же делается на нашей земле, ради сииминутной выгоды забывать свои корни, бросив такие богатые земли, где всё росло. Неизвестно чем всё это закончится».
Он смотрел на лежащего больного и вздыхал тяжко и протяжно: «За что так изуродовали парня, за что? Почему Бог не покарает злодея, который всё это устроил».

                Глава двадцатая

Ночью, когда генералу Завирухину доложили, что преступника полковника Аляпова унесли на носилках в операционную, он пришёл, прямо сказать в бешенство.
«Кто позволил этого бандита оперировать, пусть бы он подох в камере среди отчаянных убийц и насильников. Там ему место. Я разберусь ещё с Пышкиным и Вяточкиным. Нечего жалеть таких людей как Аляпов, надо просто уничтожать их как крыс. Расплодились», - подумал он, хватаясь за сердце, потом притих и тихо сказал:
- Позвоните, как закончится операция. Я беспокоюсь, человек всё же, но как вспомню, сколько он угробил наших людей, вся жалость проходит.
Он, схватившись за голову, вздрогнул:
«Что если этот сосунок выживёт, он молод и силён, и вдруг разоблачат меня. Курапин убит, а с ними, остался один, лучше бы и его грохнули. Нет свидетелей, нет дела. Сколько лет сходило с рук и вот полный провал. Как этот сосок мог разгадать наши замыслы? Где ж прокололись, Курапин? Ты уже мёртв, а я ещё думаю немного пожить. Вот только, если этот Аляпов выживёт, значит, мне будет хана. Нельзя допустить, чтобы он выжил. Скоро выйдет на свободу Стёпка Загибуля, его пошлю в больницу. Пусть он его придушит. А с этими врачами надо что-то делать. Своевольничают много. Пора отправлять их на заслуженный отдых. Пусть охотятся и рыбачат на своей Вологодчине – лапти деревенские. Перечить мне Завирухину. Ну, уж - дудки вам. Я ещё крепок. Игоря Тёмкина надо убрать, может продать – слизняк, весь в своего папашу».
Он ворочался с боку на бок и не как не мог  уснуть, в ярости скрипел зубами и стонал. Страх охватил его душу и сердце. Жена, лежавшая на соседней койке, молчала, боялась спросить, что его так мучает, да и знала, он промолчит, или пошлёт туда, где Макар телят не пас.
Перед самым утром, зазвенел его мобильник. Он сразу узнал голос авторитета.
- Товарищ генерал, полковник Аляпов умер на операционном столе. Его отвезли в морг. Мне сообщил об этом надзиратель Васька Хмырь, - кричал в мобильник Степан Загибуля. - Я тоже в больнице у меня нога поломана в трёх местах. Не знаю, как и получилось, или мертвец меня так ударил, или сокамерник Славка Веселов, который был против, чтобы мы потешились над полковником. Я разберусь ещё с этим Веселовым.
- Спасибо, Степан, за информацию. Похороны Аляпова состоятся в среду. Курапин говорил, что у этого полковника жена просто ангел, и, конечно, красавица. Вот бы потешиться с ней.
- В чём же дело?
- Да видишь ли, она не из простых. Врач пластических операций, а это сейчас очень модно, и говорят искусница в этом деле. А если это так, то у неё и связи, и деньги.
- Ну, генерал, тебе ли об этом беспокоиться. Каждая женщина падёт к твоим ногам, тем более жена погибшего мента.
- Попробую. Но это как-то второстепенно. Главное, может из неё какую - то информацию выбью, ведь были же нападения на инкассаторские машины. Я уверен, её Петька – главный бандит. И он, конечно, понёс заслуженное наказание. Степан, мне кажется, это – Божий суд.  «А слухи, пущенные в нужном направлении и нужное время – великое дело, - подумал он, -  и сбрасывать такой шанс со своих весов нельзя. Маленькая капля – камень точит. Теперь Загибуля, если он выйдет из тюряги будет везде шептать то, что я ему сообщил, хотя он, наверное, и догадывается – стервец. Но меня он никогда не выдаст. Тут уж надёжно. Режь его, рви на куски, слова не вымолвит против меня».
В среду, где-то к обеду, около дома,  где жил Василий Иванович Аляпов-Лямов, начал собираться народ. Гроб должен был прибыть ровно к двенадцати часам. Майор Иволгин и подполковник Зазулин подошли к Кате, чтобы высказать, плачущей женщине, своё соболезнование о безвременной кончине её мужа Петра Ивановича Аляпова, с кем им так мало удалось поработать. Катя понимала всю трагедию своего положения, но делать было нечего. На неё свалилось новое испытание, и нужно было выдержать, выстоять и не упасть. От этого сейчас зависела жизнь её Васи. Она, сжимая челюсти, выдавливала из глаз слёзы. И думала:
«Уж скорей бы закончилась эта процедура, сил больше нет. Да ещё этот генерал Завирухин смотрит на меня масляными глазами, наверное, я ему приглянулась. Давай, давай куманёк, чья возьмёт, ведь Вася к тебе поехал. Исчадье ты ада. Я с тобой поквитаюсь. Я Морозова – Лямова. Берегись голубчик. Наверняка в твоём кабинете моего избили мужика. Попадись мне только. Уж я с тобой поговорю, как это подобает любящей женщине».
Народ сходился, ведь полковник был такой молодой и столько успел сделать. Поймал маньяка, разгромил банду, которая грабила инкассаторские машины. На него были большие надежды, что он наведёт порядок в городе. Но вот его уже нет, и люди хотели проститься с ним. Плачущая Катя стояла около гроба, склонив низко голову. Омерзительно было то, что хоронят с такими почестями неизвестно кого.
«Только бы не упасть,- думала она,- только бы не упасть. Вася, как ты там без меня. Вася».
Генерал Завирухин не сводил с неё глаз, причмокивая языком, стреляя одним глазом: мол, хороша бабёнка, и, надеюсь, очень сладкая. Его поведение заметил майор Иволгин и шепнул подполковнику Зазулину:
- Иван, смотри, что старый кобель вытворяет, придётся взять жену Петра Аляпова под защиту, иначе, я не знаю, что он задумал.
- Да-да, Руслан, у неё такое горе, а он. Но она не замечает его.  Он, я в этом уверен, скоро вызовёт её в свой кабинет и тогда. После похорон надо её предупредить. Скорее всего, с его подставки загубили парня, а может он сам это сделал, ведь Курапин был его другом.
- Молчи, Иван, не дай Бог, донесут ему о нашем разговоре. Но я думаю, что с его позволения некоторые журналисты опозорили так Петра Аляпова, а вместе с ним и нас.
Майор молчал. Он тоже догадывался, что репортёры подкуплены. Не один здравомыслящий человек не сказал бы такое. Видимо, им хорошенькую сумму кто-то отвалил, если вот так, не взирая на ранги и положение, выплеснуть на страницы газет чернуху и опозорить всю милицию города. Значит, в высших слоях элиты кто-то заинтересован, чтобы всю вину происшедшего свалить на городскую милицию, которая не согласовала свои действия с руководством области. Не доложили, вот и стряслась эта беда. Генерал Курапин убит и с ним ещё трое.
На кладбище, где с полковником Аляповым пришли проститься горожане. А их было, очень много, несколько тысяч,  Завирухин отзвучил свою мысль более четко:
- Нам доложили, что инкассаторская машина захвачена неизвестными. Генерал Курапин, и ещё четверо милиционеров выехали на перехват. На сигнал остановиться, водитель и охрана проигнорировали. И тут взрыв. Курапин и его люди бросились на выручку, но тут полковник Аляпов и его люди из укрытий встретили их автоматным огнём. Четверо сразу были убиты, один остался жив. Это зять генерала Игорь Тёмкин, который чудом уцелел. Милицейская элита области погибла. Конечно, сигнал к нам поступил вовремя, и если бы не вмешательство городской милиции во главе с полковником Аляповым, всё было бы нормально. Теперь осталось узнать, кто сделал взрыв? И машина перевернулась. Хорошо, что она не загорелась. Так что, кто прав, кто виноват, я думаю, разберётся следствие и суд, а пока мы хороним главного свидетеля, который так нежданно скончался. Кто виновник его смерти, установит следствие. Хирург Вяточкин, допустивший полную безграмотность и свою некомпетентность будет привлечён к ответственности, не сумел спасти парня, не хватило ума и таланта.  В органах внутренних дел держать его, нет никакой надобности. Его знания и опыт, уже отжили своё. Медицина ушла далеко вперёд. А Вяточкин и Пышкин пользуются старыми запасами, вот и не могут поднять человека на ноги. Мы больше не можем допустить, чтобы эти – горе - специалисты занимали такие посты. Под ножом Вяточкина умер блестящий человек. Таких талантов, как Пётр Иванович Аляпов можно по пальцам перечесть, преданный своему делу и стране. Я понимаю, в этом деле он ошибся, не согласовав свои действия с нами. И вот - полный провал. Кто его так избил? Следствие, конечно, разберётся. Скорей всего это чья-то - месть. А что делать с врачом Пышкиным и Вяточкиным – дело ясное. Таким - не место быть в рядах милиции. Они позорят честь мундира. Нет бы, позвать нужных специалистов, если сам слаб в этом деле.  Вяточкин понадеялся на себя, и в результате парень погиб. Потеря для области и города ни с чем не совместима. Таланты рождаются редко. Блеснув, они уходят в мир иной. Если бы мы берегли их! Но нет! И это очень печально. Да ещё газетчики воду мутят, не разобравшись в деле. Облили грязью генерала Курапина и его группу. За что? У меня сердце обливается кровью. Человек, рискуя своей жизнью, хотел спасти людей и деньги. Но вышло всё не так, как мы задумали. Каким путём проскочила ложная информация к полковнику Аляпову, трудно сказать. Ведь не сорока же принесла ему на хвосте, если он, собрав массу вооружённых людей, вышел на огневые рубежи. Но мы ещё разберёмся, кто столкнул нас лбами. Ох, разберёмся! Не тужи, Пётр Иванович, спи  спокойно! Ты сделал всё, что смог. Я, как высший чин, склоняю свою поседевшую голову перед тобой и призываю всех, чтобы помнили тебя до скончания своих дней.
Речь генерала Завирухина была страстной, эмоциональной и убедительной. Голос его вибрировал, беря одну повышенную ноту за другой, вселяя в души собравшихся боль и смятение. Слушая его речь, Зазулин и Иволгин скрипели зубами, но молчали. На похоронах своего начальника, они поклялись, что найдут этого негодяя, который угробил Петра Ивановича, сделав молодую женщину вдовой, осиротив его детей. А генерал никак не мог успокоиться, обвиняя местную милицию во всех тяжких грехах. Он, как молодой жеребец, закусив удила, не как не мог остановиться перед препятствием, чувствуя перед покойником свою вину. Потом резко повернулся, услышав, как стала падать на гроб земля. Взял горсть земли и тоже бросил, почувствовав облегчение не только души, но и тела. И чтобы скрыть свою радость, нахмурился, сдвинув к переносице брови. Иволгин шепнул Зазулину, и пошёл к автобусу, который должен был отвести людей на поминки в столовую, где работала Нина Богданова, устроенная генералом Курапиным на кухню, но её сейчас не было там, она была в декретном отпуске. Узнав о смерти любимого человека, Нина, как и все горожане, пришла к дому, где собралась огромная толпа. Увидев плачущую Катю, она подумала про себя:
«Хороша. Разве такого ангела можно разлюбить? Да никак. А вроде, она плачет неестественно. Что-то в этих похоронах не то, какая-то заковыка. Катя, открой свои глазки, открой. Я посмотрю в них. Ну, что же ты! Ну, сделай милость для меня. Катюша, я  ж не чужая тебе под своим сердцем, я ношу его сына и назову тоже Васькой. Катя, Катюша, имей совесть. Я ведь тоже его люблю».
И Лямова подняла заплаканные глаза, ощутив на себе пристальный взгляд Нины. И каким-то седьмым чувством поняла, что это и есть та девушка, совратившая её Васю. Она опустила свой взгляд, подумав:
«Молодая, но из ранних. Кажется, она раскусила, что это спектакль, разыгранный на высшем уровне. Эх, девонька, ты под своим сердцем носишь, ещё одного Ваську. Обидно, но это факт. Я не буду строить тебе препятствий, что случилось, того уже не вернуть Мальчик должен родиться. Ещё один Васька Лямов – это вообще-то не так уж и плохо».
Около гроба, заламывая руки, выла мать Аляпова, а рядом с ней, утирая слёзы кулаком, стоял, согнувшись в три погибели, отец Иван, который не успел ещё очнуться от того, как он гостил у сына, ведь было ещё совсем недавно. И вот Петьки уже нет. Надежды, которые хранил прораб в своём сердце, рухнули, даже не успев ещё заискриться. Он, склонившись на дорогой гроб, плакал. Произнесённые генералом Завирухиным слова о том, что погиб сам генерал Курапин, непосредственный начальник сына, привели старшего Аляпова прямо в шок. Да ещё прошли слухи, что якобы, сынок метил на место Курапина – вот, видимо, и подстрелил его. Как это можно было вынести такое, ведь отец и мать в нём просто души не чаяли. Следствие ещё впереди, а генерал уже в случившемся обвиняет их сына, который был избит неизвестно при каких обстоятельствах. Если судить здраво их сын мог выстоять и не допустить до себя, ведь он почти всегда ходит с оружьем. Мать Аляпова кричала:
- Сынок, как же ты допустил, что тебя избили, Петя? Горе - то какое, ведь у тебя двое детишек! Их же растить надо. Петя, сынок. Как же теперь мы с отцом будем жить-то без тебя? Осиротил ты нас, ох, осиротил. Ваня, Ваня, я не представляю, почему наш сынок был избит, и кем? Генерал, он же уезжал к тебе с рапортом. Как же ты допустил до такого? 
Посмотрев на этот спектакль, Нина Богданова ушла домой, и заперлась в своей маленькой квартире. Она боялась, что родственники убитого генерала Курапина выгонят её из квартиры, так как она была только прописана в ней, но не имела собственности. Генерал хотел ей подарить её после рождения сына.
- Ну, где же ты, Лямов, мой герой и моя отрада. Вася, Вася, отзовись, ведь я тебя люблю,- шептали её губы. – Я верю, ты жив. Бабушка, бабушка, помоги. Ведь Вася жив?
- Жив, жив твой Вася, но он очень сильно избит генералом Завирухиным и сейчас находится на даче врача Пышкина. – Плачущая бабушка воочию встала перед глазами Нины. – За него нужно нам всем молиться. Он очень плох. На нём нет живого места.
И она тут же исчезла.
Нина включила диктофон и стала прослушивать плохую английскую речь генерала Курапина, видимо, с самим Завирухиным, который наставлял своего друга на путь праведный.
«Эта дискета может спасти моего Васю, - думала она,- надо сделать несколько копий, только, как и кому передать, чтобы самой остаться в живых. Я не могу рисковать своим сыном и собой».
- Иван, мне кажется надо срочно спрятать Игоря Тёмкина, единственного свидетеля банды Курапина, его – чует моё сердце, убьют. Уверен, Завирухину тоже отстегивали хорошенькую сумму, если он так яростно напал на нас, даже полковника Аляпова загубил, - вздохнул майор Иволгин.
- Руслан, почему ты так говоришь? Ещё ничего не доказано.
- Что тут доказывать. Пётр Иванович уехал к нему для доклада, а оказался в тюрьме в бессознательном состоянии, где и скончался на операционном столе.
- Ладно, разберёмся. Нужно писать письмо президенту, чтобы послали следственную группу из Москвы. Нам с ним не совладать. Мы его можем только уничтожить, но это не выход из положения. Нас арестуют, и конечно посадят, а он и его дружки опять будут на высоте.
Похороны были на высшем уровне, кругом люди, люди, люди. Кладбище было сухое и высокое. На деревьях сидели вороньё и галки, ожидая добычи.
- Мы найдём убийц нашего соратника и  жестоко покараем их. Спи спокойно, наш молодой товарищ, - сказал подполковник Зазулин.
Застучала о крышку гроба сырая земля, брошенная людьми из добрых побуждений. Вот и всё и нет главного свидетеля, который мог бы что-то сказать о случившемся, там у города на маленьком мосту, где протекает маленькая речка Сорка, что берёт начало из болот и течёт мутная и взбалмошная, будто её постоянно кто-то тревожит. Люди, притихшие и молчаливые, стояли и смотрели на небо, где собиралась тёмная дождевая туча, готовая извергнуть массу воды на головы людей. Завирухин подумал:
«Хорошо-то как, даже сама природа на моей стороне. Я ещё покажу себя, покажу, сосок ты не дал нам с Курапиным разбогатеть. Вот и поплатился, и гнить тебе в этой яме. Это говорю тебе я – генерал Завирухин. Я поступаю так со всеми, кто стоит на моём пути».
Ветер резко зашумел в ветвях деревьев. Поднялась на дороге пыль, которая облаком стала оседать на траву и листья. Люди зашевелились. Завирухин побежал к своей машине, что стояла на обочине, где сидел его водитель. Сплошная стена воды закрыла всё пространство. Быстро поставив крест, рабочие убежали к себе в будку, что стояла посередине кладбища. Уркнули моторы, автобусы, и машины отправились в город.
Катя Лямова облегчённо вздохнула, закрыв заплаканное лицо руками, ощутив невероятную жгучую боль в груди, которая не давала покоя: кто он в могиле? Но сказать, а тем более спросить у кого-то было нельзя; похоронен, и пусть земля ему будет пухом.
Она думала, как только Вася поправится, нужно бежать за границу, и там на время притаиться. Деньги есть, вот только, как их забрать с собой. На таможне могут прихватить. Ладно, как только Васе будет получше этот вариант необходимо обговорить с ним  Беда, сколько горя из-за этого Петьки Аляпова приходится нам терпеть. Когда же всё это кончится? Сколько ж ещё нам придётся мыкаться, чем же виновата наша с Васькой любовь? Эх, Петька, Петька, что ж ты наделал! Жалко мне тебя, так жалко. Десять лет с тобой сидела за одной партой. Кто бы мог подумать, что ты такой злодей Я же тебе ничего не обещала, даже, если бы тебе удалось упрятать Лямова, жить с тобой, я бы всё - равно не стала. Вон и этот негодяй Завирухин сошёл с катушек: пялится и пялится на меня. Умру, а у него ничего не выйдет. Если возьмёт силой, я устрою ему, как Атосу Зайчику.
- Катя, Катя,- услышала она приглушённый голос подполковника Зазулина, который сейчас исполнял должность начальника милиции, -  Игоря Тёмкина надо спрятать, а когда наступит наше время, мы его представим. Понимаешь, Завирухин постарается его или убрать, или выпустить, и тогда все наши труды пойдут насмарку. А мы можем загреметь на скамью подсудимых, ведь положили четверых во главе с генералом  Курапиным. Нужны деньги, чтобы купить начальника СИЗО. Завирухин, наверное, уже там. Я с Сидоркиным разговаривал, он просит пятьдесят тысяч баксов. У нас таких денег нет.
- Дам тебе я эти деньги, звони,- зашептала на ухо Катя Лямова.
Ей хотелось поделиться с подполковником своей тайной, но она боялась сделать это, ведь её муж Василий Лямов ещё очень плох, сейчас за его выздоровлением следит врач Владимир Пышкин на своей даче. А с ним Настя Иванова, медсестра хирурга  Вяточкина, которая ещё не успела обзавестись семьёй, и была на выходном. Она постоянно находилась около больного, следила за его температурой, дыханием и капельницей, подливая раствор, питающий жизненную деятельность больного. Настя всего раз видела полковника Аляпова и была очарована им. Он молодой, поджарый, ходил пружинистой походкой, как будто ласкал её израненное сердце, которое не раз подвергалось мужской агрессии. И теперь, видя сильное почти безжизненное мужское тело, она как бы проникалась материнской лаской, ведь этот мужчина не мог ей причинить боли, если он сам немощный. Настя была не сказать, чтобы красавица, но и дурнушкой её не назовёшь. Она без любви отдавалась страсти, потом долго корила себя, что опять не удержалась, слаба на передок.
«Но я же взрослая,- успокаивала она себя,- и мне нужен мужчина. Ну, а как же иначе!»
Глядя на Василия Лямова, она преображалась, часто расчёсывала по плечам распущенные волосы и смотрелась в зеркало. Это, конечно, не ускользнуло от пристального взгляда доктора Пышкина, но он молчал, ведь женщине уже за тридцать, но она ещё не замужем. Он уходил по своим делам, напоминая Насте о том, чтобы она не заснула. Больной ещё очень плох и за ним нужен глаз, да глаз. Она подходила к иконе, что находилась в переднем углу и подолгу молилась за здравие полковника Петра Аляпова, который пришёлся ей по душе. Взяв на работе два отгула, Настя хотела отдохнуть на даче у врача. Заботы о больном, её не затрудняли. Она хорошо понимала, что в случае выздоровления больного, её ждал хороший подарок, о котором она, может быть, всю жизнь мечтала. И вот сейчас, кажется, её мечта сбылась, хотя Настя понимала, что если Завирухин пронюхает, то всей группе будет очень и очень больно. Он разнесёт всю их компашку. Иванова стояла около окна и смотрела на волшебницу луну, которая как бы подмигивала ей, прячась за тучи, мол, не дрейфь, девушка, всё будет на ять.
В саду кричала какая-то птица, и слышался лай местных собак.  Ночь была, тихая и ласковая, как в детстве, когда мать качала  её в коляске, шепча на ухо тёплые слова любви. В соседней комнате доктор Пышкин спал крепким сном праведника. Он что-то бормотал себе под нос, но слов было не понять. Около больного они дежурили по очереди.
Лямов очнулся, обвёл мутным взглядом помещение, где он лежал и простонал:
- Где я? Что со мной?
Настя вскочила и запричитала мягким голоском, убаюкивая и лаская больного:
- Пётр Иванович, Пётр Иванович, вам нельзя шевелиться. Что больно?
Он застонал и опять потерял сознание. Услыхав голос больного, доктор Пышкин поднялся со своей кровати, пощупал пульс, и сказал:
- Сделай ему инъекцию морфия, кажется, ему очень больно. Он скоро придёт в себя.
После похорон, генерал Завирухин в столовой, где были поминки, выпил полный стакан водки, затем второй и с радостным настроением отбыл восвояси. На душе было тепло и уютно. Наблюдая за ним, подполковник Зазулин прошептал сквозь зубы:
- Мерзавец! Посмотрим, чья возьмёт. Угробил парня, и доволен. Но мы-то ещё живы и постоим за себя. Конечно, трудно будет противостоять такому монстру, а выхода нет, иначе он бросит нас в тюрягу. Вон как озлобленно бросает свои догадки нам прямо в лицо. Петька был уверен, что это – бандиты  и открыл огонь. А мы тоже не упали в грязь лицом, сразили ещё троих. Честь нам и хвала за это. Где же полковник взял информацию, что вот в такое-то время и там-то будет проезжать инкассаторская машина, которую попытаются ограбить бандиты. И это случилось. Петька опять же оказался прав, как это было с маньяком. Откуда у него такой нюх на преступников? Молодой, а какая хватка! Да за такого человека надо драться с утроенной силой.
Теряясь мысленно в догадках насчёт Завирухина, подполковник Зазулин уходил в чащу слухов, домыслов и кокетливых игр. Отчего на душе было тяжко и муторно.

                Глава двадцать первая

Генерал Завирухин решил проверить Игоря Тёмкина в тюрьме. Он подъехал, обнажив все свои регалии на груди, и, вызвав начальника тюрьмы майора Григория Сидоркина, который был переведён в город Грязновец вместе с полковником Аляповым, хмуро взглянул на него и спросил:
- Можно ли мне увидеться с капитаном Тёмкиным? Я надеюсь, он у вас?
- Был,- побледнел Сидоркин,- но сегодня во время прогулки бежал. Какая-то сволочь ему помогла. Ищем.
- Как бежал? Куда? Да ты в своём уме – майор? Тебя под суд за это отдать надо. Ну, ладно, найдём,- смягчился генерал.- О всех делах сообщать лично мне. Вот тебе мой телефон.
Он подал бумажку, где был написан номер мобильника, строго взглянул на вытянувшевося по струнке, и пошёл к выходу, думая о том, что капитан Тёмкин скоро появится дома, ведь бежать ему больше некуда, здесь ему будет защита и уют. Генерал улыбался: всё идёт как нельзя лучше – полковник Аляпов мёртв, Игорь Тёмкин бежал, все улики против Курапина уничтожены. Снова глухарь. Он вытащил из бардачка бутылку, которую хранил на всякий случай, открыл, налил полный стакан и залпом выпил. Стало ещё лучше. Завирухин праздновал победу. Он, заплетающимся языком, сказал водителю:
- Саша, выпей и ты, немного можно, скоро будем дома. Останови машину. Сейчас ночь. Нас никто не увидит, а и увидит так нам начхать на всех. Мы хозяева области. Ты меня понял. Не боись ничего, если рядом с тобой генерал Завирухин.
Язык его уже заплетался. Он хотел выдавить из себя, что одного гада сегодня уже закопали, но промолчал - неровен час,  ещё где-нибудь проболтается. На ум пришли слова из песни:
Что так жалобно стонет на болоте кукушка?
И не спит по ночам коростель.
Он вышел из машины, хотел помочиться на колесо, но передумал, отошел метров на пятьдесят и остановился. В небе сверкали звёзды. Он загадал желание. И тут, осветив небосвод, пронеслась звезда. Завирухин обрадовался, мол, это к счастью.
А потом вздохнул протяжно:
- Эх, Игнаха, Игнаха, столько лет гуляли  и всё было нипочём. Жить бы тебе, да жить, и вот этот сосок поднял свою зловещую руку. Как он мог? Я, конечно, отомстил ему за тебя, но где гарантия, что вот так же не отомстят и мне. Завтра и твои похороны, поминки будут в лучшем ресторане города. Где же ты хранишь деньги у любовницы Нинки, или у себя в гараже? Тебе они уже больше не нужны, а мне ещё жить, да жить. И тебя надо отмазать и произвести в герои. А на это нужны большие деньги. Эх, натворил же этот сопляк. И кто ж его проинформировал, что будет нападение на инкассаторскую машину? Ведь почти никто не знал, а вот подиш  ты - произошло то, чего я всю жизнь боялся.
Он долго ходил и бурчал себе под нос, не обращая внимания на то, что говорил ему водитель, который уже заждался его ждать. На востоке загорелась заря, окрасив небосвод кровавым покрывалом. Подул прохладный ветерок. Завирухин распахнул волосатую грудь навстречу ветру.  Из-под самых ног, выскочил коростель, пролетев несколько метров, снова упал в траву. Генерал шёл, а перед собой видел полковника Аляпова, которого бил пистолетом по лицу. Полковник не сводил с его глаз, пытался что-то доказать ему, рвался и не мог.
Завирухин уходил всё дальше и дальше в поле. Вот уже он пропал из виду. Брюки и ботинки от росы промокли, но он не обращал на такие мелочи никакого внимания. Просто шел и шел. Ему было хорошо и уютно. Он не мог насладиться одиночеством и тишиной. Было в этом что-то особенное и неподвластное ему. Какая-то сила вдруг овладела им, которая так и выпрыгивала из груди, растекаясь по всему телу. Ему хотелось от радости реветь и смеяться. Он решил при удобном случае навестить любовницу Курапина Нину Богданову и прозондировать у неё, не видала ли она что новенького в поведении генерала. Конечно, надо сделать это довольно тонко, чтобы не заподозрила женщина, что Завирухина интересуют только деньги, заработанные незаконным путём. И это были немалые суммы, которые Игнат положил в свой карман. Николай Степанович шёл и пел. Вдруг до него дошло, что за поясом у него пистолет и неплохо было бы позабавиться в поле. Он вытащил его, передёрнул затвор. В воздух поднялся чёрный ворон и завис над его головой.
- Ты чего, глупая птица, смерти хочешь,- закричал он и стал целиться. Рука дрожала, но он упорно водил стволом по маленькой мишени.- Я накажу тебя, ох, накажу.
Выстрел за выстрелом громко прокатились над притихшим полем. Ворон, сорвавшись, улетел, оставив Завирухина ни с чем, потом в вышине появился косяк диких гусей. Он летел высоко и подавал свои сигналы, подбодривая на высоте друг друга. Азарт охоты у генерала пропал. Он сел на холодный камень и заплакал. Ему почудилось, что над ним смеётся его лучший друг Игнат, мол, попался ты Николка, как кур во щи. И нет тебе уже спасения, полковник Аляпов ухлопает и тебя. Я в этом уверен. Сверкнули глаза Курапина в темноте и пропали.
- Игнаха, ты же мёртв, чего ты мне лапшу на уши вешаешь, Петька тоже. А я чист как стёклышко. Если найду твои денежки, буду несказанно богат. И это будет очень скоро,- сказал он вслух и закурил. – Да, ты, знаешь кто я? Я не какой-то там босяк – типа Петьки Аляпова. Во мне дух самого хана Тамерлана. Он пришёл ко мне из глубины веков, наделив меня великим талантом. Скоро вся Россия будет под моей пятой. Я, и только я, имею право на это пространство, что называется Русь. Ещё в мире нет ни у кого зомби, а у меня уже есть. И работают они у меня отменно. Мне бы только найти укромное местечко на земле, чтобы свои задумки протолкнуть в жизнь. Ох, Игнаха, и заживу же я скоро! Вот будет жизнь так жизнь! Взял бы я тебя в помощники. Мне с чёрным монахом будет трудно поставить на поток зомби - воинов, которые бы охраняли нас. Ты, я думаю, подошёл бы мне. Но, увы – судьба распорядилась по-своему. И мы уже не властны её изменить.
Он оглянулся вокруг, не слушает ли его кто сокровенные мысли, и встал, озираясь и растирая виски, которые стали немного побаливать от дум, водки и напряжения. Белые перистые облака стали рассеиваться от дуновения ветра. Восток багровел, сливаясь с облаками, которые  сгрудились возле ярких проблесков солнца.  Заря наползала на небосклон мощно и уверенно. Новый день входил в силу как обычно, не предвещая ничего, чтобы могло испортить хорошее настроение генерала. Ему захотелось ещё выпить, чтобы не терять ощущения того, что его так приподняло над мелочами жизни. Главное он уже много успел сделать. Газеты и телевидение прислушиваются к его мнению насчёт ограбления инкассаторских машин, а это не так уж и плохо. Генерал Курапин скоро обретёт посмертно звание героя России.
- Николай Степанович, Николай Степанович, поехали,- закричал встревоженный водитель.- Мне что-то не по себе, жена звонила, беспокоится, где мы.
- Сашка, да не волнуйся ты. Всё будет как нельзя лучше. Сегодня похороны друга. Игнат Курапин погиб от руки бандита. Понимаешь, обидно до слёз. Сколько лет работали рука об руку, и вот его уже нет, да к тому же ещё некоторые личности пытаются его опозорить, но я, конечно, не позволю глумиться над моим другом, вот только бы мне найти Игоря Тёмкина, который по словам Гришки Сидоркина, начальника тюрьмы, сбежал, и где он сейчас – ума не приложу. Если он дома, мы его сейчас увидим. Может он боится ареста и прячется – это уже будет сложнее. Водки осталось? Дай я допью, а то душа что-то скворчит, будто её жарят на сковородке.
Он зашёл в салон, и машина, набирая скорость, двинулась к городу. Сегодня встреча с Зинаидой, женой генерала Курапина. Он сообщит ей радостную весть, что убийца генерала похоронен, может быть, этим сообщением он облегчит боль женщины. Но вряд ли – последнее время они не жили вместе. Он постоянно находился у своей любовницы Нины, которая обещала родить ему сына. Вот с неё он и хотел начинать поиски денег генерала Курапина. А пока он хотел успокоить Зину. К тому же и узнать, не появлялся ли их любимый племянник  Игорь Тёмкин. «Ох, мерзавец! Увижу, придушу своими руками. Один из группы остался жив. Мне, кажется, он струсил, - думал он. – Кишка оказалась тонка. Видишь ли, ему своя жизнь дороже друзей и денег».
               
                Глава двадцать вторая

Небольшая церковь на краю областного города не могла вместить всех желающих поглазеть и проститься с убиенными милиционерами во главе с генералом Курапиным. Конечно, его отпевали отдельно. Здесь и народ был посолиднее, да и сам обиход был не тот. Около гроба Курапина стояла жена Зина и её дети Михаил и дочь Рита. А совсем рядышком с ними, стоял с непокрытой головой друг убитого генерал-лейтенант Николай Степанович Завирухин. Он усиленно молился и клал поклоны за упокой души убиенново. Взгляд его был непроницаем и холоден. На груди, когда он наклонялся, звенели ордена и медали. Поседевшая голова  в виде арбуза, отображала его напряжение и какую-то червоточинку, незаметную с первого взгляда. И только пристально посмотрев в его глаза, можно было догадаться, что он не больно-то и сожалеет о случившемся. Дикая мысль не покидала его. Он вновь и вновь прокручивал в своей голове то, что произошло там у моста небольшой речки, и как, посланная им группа для захвата инкассаторов и денег, вдруг сама попала в ловушку, расставленную полковником Аляповым. Он увидел, как гибнет его друг Курапин, отстреливаясь и убегая с места происшествия в лес. Но пуля дура, выпущенная соском, догоняет его. И он падает, зарывшись в придорожную траву. Страх охватил Завирухина. Он схватился за сердце правой рукой. Но боль не хотела его отпускать. Генерал тёр левую сторону груди, пытался облегчить страдания, но тщетно. Лицо побледнело, и если бы жена Курапина Зина, которая поддержала  его, он наверное бы, упал под ноги прихожанам.
- Николай, что с тобой? Тебе плохо? – спросила она, наклоняясь над ним. – Пошли на улицу. Подыши свежим воздухом. Конечно, я понимаю друг погиб при исполнении служебного долга. Это трудно переварить и принять, такая утрата! Ему ещё жить бы, да жить. Сорок пять, а его уже нет.
 Голос священника разносился по зданию церкви, вызывая боль и слезу в сердцах родных и близких. Он размахивал кадилом и повторял слова: Вечная память.
Зина была вся в чёрном, её дети тоже. Она смотрела на восковое лицо мужа, но не плакала. Ком боли и обиды застрял в её горле, и никак было не протолкнуть. Сын Михаил временами тёр виски, издавая при этом мягкое лаконическое шуршание. Ярко горели свечи, и лики святых отображали суть происходящего. Завирухину стало страшно, что, может быть, и его в скором времени вот так же будут отпевать, готовя душу человека в загробную жизнь. Вскоре он собрался с силами и мысленно ушёл в свои задумки. Он представил себе, как будет жить вдали от родины, и как девушки разных цветов кожи будут его холить и ублажать. Ему надоело ждать, скоро ли кончится панихида. Всё тело его жаждало воздуха и свободы.
  Нина Богданова хорошо понимала, что генерала уже не вернуть, а ей ещё жить да жить. К тому же у неё скоро должен родиться малыш, его надо кормить, одевать и дать путёвку в жизнь. А за деньгами генерала скоро могут придти, и потребовать их. Правда, эти деньги замешаны на крови, но людей уже не вернуть. Да и кому их отдашь? Вот вопрос. Она решила спрятать их в деревне у бабушки на чёрный день, пока всё не успокоится. Как решила, так и сделала.  Небольшой сейф обернула в несколько слоёв полиэтилена и закопала в саду под яблоней. Там сухо, да никто и не догадается. После так же тихо и спокойно вернулась домой и поспешила на панихиду, где отпевали её любовника. Она оделась во всё чёрное стояла в дверях церкви и плакала. Заметив её, жена Зинаида прошептала со злобой в голосе:
- Что, стерва, и ты припёрлась? Молодая проститутка. Убирайся отсюда. Забрюхатела. На что-то надеешься? Ничего не получишь.
Она вытолкнула девушку из церкви, и Нина, чтобы не упасть и сохранить ребёнка, вышла, села в автобус и уехала домой.
Панихида закончилась. Богатый гроб с телом генерала Курапина поднесли к могиле и поставили его на край. Начались высказывания и воспоминания. Первым выступил Завирухин. Он подробно рассказал о том, как был убит Курапин и почти вся его группа. Особое внимание было уделено полковнику Аляпову, как, не исполняя субординации, полковник нарушил святую заповедь, доложи начальству, а потом и действуй. И то если разрешит начальник.
- Граждане! Я взываю к Богу, чтобы он принял душу убиенного в свои палаты, ведь он грудью защитил тех людей, что были в машине, да не только их, но и шесть миллионов долларов. Некоторые средства массовой информации пытаются исказить факты и представить генерала Курапина и его группу бандитами. Но я заверяю всех перед Богом и родиной, которой я уже служу двадцать с хвостиком лет, что это всё наглая клевета на органы внутренних дел. Курапин не мог быть бандитом. Я знаю его не один десяток лет и заверяю всех, что он был честный, взыскательный и очень умный человек. Под его руководством органы внутренних дел раскрыли  тысячи преступлений разной направленности. Его люди обезвреживали банды террористов в Чечне и на Северном Кавказе. Он, как один из ярких руководителей, принимал активное участие по обучению молодого поколения милиционеров. Его заслуги перед родиной и обществом, которому он служил, отдавая всего себя, трудно оценить, да мне кажется и невозможно. Генерал Курапин – яркая личность на олимпе УВД. И вот его не стало. Страна потеряла блестящего руководителя в самом расцвете сил. Он многое бы еще сделал, но коварная пуля оборвала все его мечты и начинания. У меня сердце обливается кровью. Я не могу дышать. Игнат, я заканчиваю. Спи спокойно мой друг.  Вечная тебе память будет жить в наших сердцах.
Речь Завирухина была эмоциональной и трогательной. У многих людей на глазах стояли слёзы. Они представляли себе, как группа во главе с генералом бросилась на помощь людям в перевёрнутой машине и как люди полковника Аляпова, не заметив бандитов по своей неграмотности, открыли по группе Курапина шквальный огонь из автоматов. Потом выступил мэр города и многие другие. Но они, как ни странно, не касались этого случая, просто останавливались на незаурядной личности погибшего, жалея его, что рано ушёл из жизни, осиротив и милицию, и свою семью.
И когда опустили гроб, группа автоматчиков произвела троекратно выстрелы в честь погибшего командира. Завирухин тяжко вздохнул, взял горсть земли и бросил в могилу. А за ним и все остальные. «Вот и закончилась эпоха Завирухин – Курапин, - подумал он, - кто следующий выйдет на олимп милицейской славы Ванька Зазулин, Руслан Иволгин?»
Люди с опечаленными лицами уселись в автобусы и машины и двинулись на поминки.
В ресторане высшего класса, где справлялись поминки, генерал Завирухин мало пил. Он смотрел на окружающих его людей с тревогой и подозрением: кто бы, не сболтнул чего лишнего, ведь газеты об этом случае рассказывали разное. И только, когда генерал взял средства массовой информации в свои руки, газеты начали освещать только то, что он скажет. Но где гарантия, что кто-нибудь не вытянет язык, оправдывайся потом. Он сидел долго, потягивал водку отличной очистки, заедал её лимончиком. На лице его была мина скорби. И когда все стали расходиться, он решил напиться вдрызг, чтобы облегчить свою душу.
Жена Курапина  Зина подошла к нему и спросила:
- К этой шлюхе пойдёшь?
- К какой шлюхе? – поднял удивлённые глаза генерал.
- Ты что разве не знаешь, с кем путался мой ненаглядный?
- Нет, конечно, я только краем уха слышал, что у него очень молодая любовница, которая обещала родить ему сына.
- Проверь, какие у неё документы есть на квартиру. Я не хочу, чтобы она завладела ею.
- Зина, хорошо, завтра я к ней наведаюсь.
- Николай, наглости у этой проститутки, я иначе её и не называю, хватило придти в церковь и пустить слезу. Сколько у него было этих баб, и ведь ни одна не пришла проститься с ним. А у этой, хоть она и молодая, но совести ни на грош. Надо прижать ей павлиний хвост, иначе она разнесёт информацию, что у неё ребёнок самого генерала Курапина. А это недопустимо. Я посмотрела, она, конечно, красавица, но зачем ей вешаться на зрелых мужиков? Ясное дело что-то от этого хочет иметь, а иначе?.. Ей, наверное, лет восемнадцать, ему сорок с большим хвостиком.
- Ладно, Зина, не волнуйся. Я наведу в этом деле порядок. Будь спокойна.
- Надеюсь. Мы ж не чужие - столько лет жили в дружбе.

                Глава двадцать третья

 А на утро генерал Завирухин, опухший от пьянки, уже стучался к Богдановой в двери. Нина открыла  и испуганно взглянула на восшедшего.
- Не волнуйся, девушка, твой генерал – есть   бандит, поэтому я пришёл проверить его укромное жилище и деньги, которые он приобрёл незаконным путём, я должен их конфисковать, а так же дорогие ценности.
Богданова побледнела от страха, выдавив из себя:
- Он здесь никаких ценностей не хранил. Ищите.
- Квартира на ком?
- Она моя. Он подарил мне её в честь рождения сына. Его сына.
- Где ключи от гаража? Наверное, он там хранит награбленое.
- У него они всегда были с собой в сумке, с которой он не расставался.
- А где сумка?
- Не знаю. Он ушёл в тот злополучный день с ней.
«Понятно. Тупик,- подумал он,- ничего не получилось. Надо искать Игоря Тёмкина, может он прольёт свет на исчезнувшую сумку. Только бы его найти». Вслух же сказал:
- Гражданка Богданова, это следствие на высшем уровне и ты не должна разглашать тайну, иначе тебя тоже привлекут к ответственности. За разглашение, знаешь – срок до восьми лет. Вам всё понятно?
Нина молчала. Ей просто не хотелось с ним разговаривать. Она поняла, что всё это упирается в деньги, которые она успела спрятать. Из газет и телевидения было ясно, что здесь не всё так просто. Её любовник, генерал Курапин, хвастался перед ней дружбой с Завирухиным. И вот сейчас он заявляет, что Курапин бандит, который грабил инкассаторские машины, перевозившие большие суммы денег. Что это? Очередной подвох или шантаж? Она, конечно, не знала, но пожив рядом с генералом, кое-что усвоила. И это кое-что  давало ей свои плюсы. Она из деревенской девушки превращалась в городскую львицу, способную за себя постоять, а если надо было то и напустить туману. Сейчас, она подумала про себя:
«Хорош  дружок, стоило только случиться беде, как стая чёрных воронов слетается на падаль, а всё же Васька Лямов молодец, что прибрал стаю этих хищников. Сумею ли я выстоять? Нинка, отдай им деньги. Если они не найдут их в гараже, они приставят мне нож к горлу. Моя квартирка может быть разменной монетой в семье Курапиных, но у меня есть охранная грамота, написанная его собственной рукой, что если я ему рожу сына, эта квартира по праву переходит в мою собственность. Ещё немного и я стану матерью. А сына своего, я буду защищать. Лямов, конечно, жив, но где он? После похорон, пойду к Кате, спрошу. Она поняла, что догадываюсь, ведь Вася спрятан от генерала Завирухина. Одна шайка – лейка – бандиты».
Чтобы уладить все дела, Завирухину нужны были большие деньги, но он ещё не имел их в своём арсенале, да к тому-же Игорь Тёмкин как сквозь землю провалился. Дома он не появился, на тайной квартире тоже. И генерал рычал и скулил, подняв голову к небу, как будто прося помощи там, куда сходятся наши помыслы и желания. Вскоре он снова появится перед глазами Григория Сидоркина и начнёт его пытать, как это случилось и почему? Но майор, как говорится, упрётся рогом и от своих слов, ни вправо, ни влево – будет стоять на своём. И Завирухин, не имея под ногами твёрдой почвы, начнёт думать, а где же он сделал промах, ведь дело Аляпова ещё не закончено. Главный свидетель исчез, и не дай Бог, если из него вышибут правдивые показания. Он не знал, кому можно поручить столь деликатное дело, как найти Тёмкина, ведь все дела он вёл только с Курапиным, сам, оставаясь в тени. И вот сейчас ему нужно выйти на кого-то, кто бы мог разрубить этот узел, от которого у генерала сплошные неприятности. Он чесал в затылке, хмурился. Глаза сошлись к переносице. В них было страшно оказаться. Они были, как тёмные омуты, где могла существовать всякая нечисть, которая способна проглотить любого, кто встал на его пути. Они, как бы, затягивали туда  жертву, вселяя дикий неуправляемый страх.
«Гришка – сучий хвост, ты меня обманул, берегись! Я тебя из-под земли достану. Игорь не появился на похоронах своего родного дядьки, быть тебе моим личным врагом, а с ними я знаю, как поступать. Аляпов задрал нос, угробил Курапина и его группу, и вот его уже нет. Завирухин делает тонко и без ошибок. Практика и школа мастерства – великое дело, - думал он, сжимая кулаки и челюсти.- Я жить хочу не как нищий мент, а так, чтобы меня все боялись и уважали, а для этого счастья должны ещё шелестеть и деньжата. Сколько? Чем больше, тем лучше. А ты всего-навсего – начальник СИЗО».
Он смотрел на Нину, сосредоточив свой взгляд в одну точку, от которого у неё мороз пошёл по коже. Завирухин хотел достать её. Он применял огромные усилья души и глаз, чтобы запугать молоденькую девушку, но у него не получилось. Вскоре он начал терять силу воздействия, когда на помощь Нине пришла её бабушка. Она не стала заходить в подсознание к Завирухину, просто поддержала свою внучку, и та, воспрянув духом, улыбнулась генералу и сказала:
- Товарищ генерал, вам плохо? У Курапина осталась водка, может опохмелитесь.
- Нина, не откажусь. Да и погибший генерал, я думаю, будет не против.
Богданова вытащила из холодильника початую бутылку водки, налила ему чашку, отрезала кусок колбасы и подала.
«Неплохая девка, - подумал генерал, - у Курапина губа - не дура, такой цветок сорвал. Зинке я об этом ничего не скажу. Пусть разбираются сами. Скажу ей, я сделал всё что мог. Документы проверил, они в норме. Курапин не зря постарался. Зина, отвяжись от этой девчонки, пусть она живёт, как ей хочется. Всё же она носит под своим сердцем ещё одного Курапина. Будь милосердной. Это тебе зачтётся на том свете. Но, где всё-же генерал хранил деньги и ценности – вот вопрос? Деньги, конечно, немалые, но как их найти. Придётся сюда почаще наведываться, может, что и удастся у неё выудить. Сейчас девчонка запугана и вряд ли чего расскажет. А может мне припугнуть её Зинкой, мол, она хочет с тобой познакомиться. Сработает или не сработает эта наживка? Курапина рвёт и мечет, но я не буду ей помощником. У неё своё, а у меня своё, и мне плевать на её переживание. Игнат, прости, тебя уже нет, и наши связи уже рухнули. А на их место выходит чисто прагматичность и вера в завтрашний день. Игнаха, твои деньги я всё же найду, не будь я Николай Завирухин. Завтра обращусь с этим вопросом к чёрному монаху. Уж, он то, знает, как их найти. А пока надо отсюда отваливать. Ну, Нинка уж если ты меня провела, тебе зачтётся всё с лихвой. Пеняй на себя».
Он ещё посидел немного, осмотрел квартиру, спросил у Нины:
- Когда рожать-то пойдёшь? Такая молодая и зачем поспешила. Тебе надо бы институт кончить, получить специальность, выйти замуж, а потом уж и рожать.
Нина промолчала, и её глаза спрятались за длинными ресницами. И как ни странно, она прочитала его мысли и подумала:
«Ты хочешь меня обмануть, не выйдет. Хочешь попросить помощи у колдуна, пожалуйста, но и мы с бабушкой не будем сидеть сложа руки. Чья возьмёт – вот вопрос! Эх, Завирухин, Завирухин!»
Она поняла, что битва будет жестокой, и сообщила об этом бабушке.
- Нина, не бойся! С Божьей помощью мы от колдуна отобьёмся. Главное, не пускай его в подсознание. Ставь барьер на его пути. И когда он поймёт, что и ты не лыком шита и обладаешь мощной энергетикой, он отстанет от тебя, сказав своему хозяину, что ты ничего не знаешь. Конечно, сам себе намотает на ус. Я уже встречалась с такими колдунами. Они задаром ничего не делают. Если бы он знал, сколько у тебя денег, может быть, и взялся бы за это дело, но так!
Завирухин вышел из квартиры, спрятался за угол дома, вытащил мобильник, набрал номер чёрного монаха. Тот зразу вышел на связь. И когда генерал путём цифр и точек объяснил ему суть дела, колдун тут же попытался проломить защитную оболочку девушки, но не тут-то было. Он чувствовал, что ему кто-то мешает осуществить свой замысел, и прекратил начатые попытки, подумав:
«А девчонка видать не простая, умеет защищаться. Но я сделаю это тогда, когда она будет крепко спать. Видать всё же деньги у неё есть. Мне стоит постараться и самому забрать их у неё. Я ещё не стар и хочу пожить себе в удовольствие. Генералу я скажу, что у неё ничего нет. Зачем мне такой ценой зарабатывать кому-то деньги. Я и так ему очень многое сделал. А что он заплатил за выполненную работу? Мелочи, крохи и больше ничего. Её зовут вроде Нинка теперь она у меня на крючке. Я знаю, что с ней можно сделать».
Колдун был волосатый с магическим взглядом красных глаз, сидел под кедровой сосной на берегу океана и смотрел в сторону России, вертя в пальцах тонкий жгут из тростника, что находится около его дома. Небольшую избу из кедровой сосны он выстроил своими руками, не задумываясь о красоте и вычурности современных стилей. Маленькое деревцо сосны ему привезли из Сибири уже после, когда он уже набрал вес и силу. Привёзший это дерево, человек говорил, что сосна здесь не приживётся: мол, климат не тот, но она, как ни странно, прижилась, да ещё как! Стояла, пышная и раскидистая, и радовала глаз мага. Под этой сосной, видимо, она давала ему вдохновение, он делал свои опыты над людьми, которых привозили ему дельцы всех мастей. Сначала было женился, привёз в свой дом молодую женщину, которую в ночное время увёз из многодетной семьи. Она была русской эмигранткой первого побега из России. И всё было бы хорошо. Но воздух океана был вреден для женщины. И колдун решил отпустить её домой, дав ей большие деньги, которые сумел заработать на колдовстве и магии. Больше обзавестись женщиной у него не возникало желания. Вскоре он обрёл орёол всеведущего могучего колдуна. К нему стали приезжать те, которые хотели от жизни урвать многое. И он, конечно, не брезговал ничем, помогая своим клиентам обрести то, что они хотели. Его называли так, как он представлялся – мистер Ли Си Цын. В подарок для себя он требовал деньги и девушку от четырнадцати до шестнадцати лет. Но в каких целях он их использовал, никто не знал. Вскоре они исчезали из поля зрения любопытных, не появляясь больше нигде. Ходили слухи, что он их душами подпитывал свою энергетику, которая временами давала сбои. А желающих  пообщаться с великим магом современности было великое множество. Избушка, стоявшая на берегу океана, причудливо и уныло напоминала всем, кто здесь бывал, что это место непростое. Стоит только здесь побывать, как человек меняется, получив мощный заряд самосознания, что он один величественный и перед ним должны все стоять на коленях.
Николай Завирухин, познакомившись в свои молодые годы с Ли Си Цыном, воспрял духом. У него как бы в груди сразу появились знаки сверхчеловека, который должен управлять миром.
- Ну, а ты добрый молодец зачем пожаловал в мой пустынный уголок? – спросил тогда на чисто русском языке  Ли Си Цын. – Кто тебя обидел?
На всех полках и в шкафах  избушки мага лежали толстые, пожелтевшие от времени книги колдовства и черной магии, которые в темноте искрились, выделяя энергетику зла и коварства.  Он трогал их своими руками, гладил нежно и ласково, и разговаривал с ними. И ещё он разрабатывал какой-то маленький приборчик. Названия, которому молодой мент Завирухин, конечно, не знал.
- Ли дорогой, так что мне делать с моим дружком Петькой? Будь он трижды неладен. Перекрыл мне кислород. Самая красивая девушка в округе – его. Слава и почести принадлежат ему же. Он обладает такой силой, что одним ударом может снести быка или жеребца с ног. А что мне остаётся? Да ничего. Я задыхаюсь от ненависти к нему. В детстве меня девчонки и мальчишки звали Коля – бык. Девчонки меня дёргали за волосы, пинали ногами. Мне как-то было видение. Я увидел хана Тамерлана на коне с полным колчаном стрел за спиной, который меня учил уму-разуму. Я дрожал перед ним, чувствуя, как я весь чем-то наполняюсь. Он сидел на своей маленькой монгольской лошади и улыбался. А я не находил себе места. Мне казалось, что я обретаю крылья для полёта. Странное чувство, которое тогда охватило меня, я чувствую до сих пор,  - вопил тогда Завирухин. – Боже, как это прекрасно!
- Николка,  вот Бога-то тут не надо вспоминать, если ты на поклон пришёл к чёрному магу, иначе моя сила для тебя не будет действовать. Ты понимаешь меня? Я вижу из тебя будет толк, - улыбнулся тогда  Ли Си Цын. – Это в тебя вселился дух самого хана Тамерлана, дух вечности. Ты – велик. Получают такое напутствие только те, на кого надеются великие люди прошлого. Ты есть тот, на которого сделана ставка, и при том - беспроигрышная. И чтобы тебе утвердиться на земле, я дам тебе сначала снадобье, с помощью которого, ты обретёшь над своим дружком Петькой огромную власть. С девушкой, прилипшей к этому богатырю, ты не больно-то церемонься.
- Дорогой, Ли! Я люблю её.
- Забудь про любовь – месть – вот главное наслаждение жизни. Иди, Николка, и живи так, как тебя напутствовал хан Тамерлан и твой идеолог великий маг Ли Си Цын. Если я тебе понадоблюсь, приезжай снова сюда, вот под эту сосну. Она такая милая у меня. Я знаю, сейчас у тебя с деньгами очень трудно, но ты молод и со временем вернёшь мне все долги. А пока я работаю на тебя в долг.
С тех пор, конечно, прошло много лет. Связь Завирухина и колдуна не прекращалась. Завирухин часто приезжал за советом к великому магу и тот с помощью наущения и колдовства прятал улики против Завирухина, внушая людям, что этот человек велик и ошибок совершать не может, и только злобные силы, крутящиеся возле парня, мешают ему жить и творить великие дела. После генерал привёз ему шестерых здоровенных мужиков. В числе, их был и его друг детства Петька Безматерных. Идея заключалась в том, чтобы из человека сотворить настоящую гориллу. Долго думал и колдовал Ли- Си- Цын, но в конце концов у него получилось. И Пётр Безматерных, обладая недюжинной силой и своими размерами, стал похож на настоящую обезьяну. Что руки, что ноги, что голова. А главное человек покрылся чёрной шерстью. Завирухин тогда взглянул на своего дружка и слёзы радости потекли из его глаз: «Как хорошо, - подумал он. – Петька, мой дружок, без которого я жить не могу, наконец-то стал обезьяной, да не какой-то там мелочью типа макаки, а настоящей гориллой. Ай да Ли! Ай, да маг! Удружил, век не забуду. Ну, Петька, теперь я тебя буду водить на поводке в колючем для собак ошейнике. Ты заслужил это наказание, ведь знал, что из глубины веков в меня вселился дух Тамерлана. Но ты не придал этому значения. И вот ты у меня уже на поводке. Я ничего не забыл. Моя власть над вами, о, мелкие существа, скоро распространится далеко, далеко. Николка из маленькой сибирской деревни набирает силу и величье, правда, не очень быстро как бы это хотелось мне, но довольно надёжно. Мне кажется надо создавать секты по одурманиванию населения. Особенно большой эффект будет в школах. Распространение витаминов нужной концентрации приведёт меня к желаемому результату. Я об этом колдуну не доложу. Это будет моя идея. Вон по Сибири сколько этих сект, там свои боги, там свои вожди. И если их всех направить в нужное русло, какой будет прыжок к намеченной цели. Как же я раньше - то об этом не задумался. С этого дня я найду людей, поставлю всё на дыбы и объединю эти мерзкие секты, которые как на дрожжах растут. Люди продают дома, квартиры, всё отдают этим подонкам. Я своих людей зашлю в эти секты, припугну вождей, заставлю их работать на меня. Если они не подчинятся мне, сотру с лица земли. Секты разбросаю по всей России, и гуляй, гуляй рванина. Будет на моей улице праздник. Николка Завирухин нашёл своё место в этом чудном мире. Не зря было видение самого хана Тамерлана. Колдун для меня – мелочь. Не та хватка, не тот кураж. Мои витамины будут принимать дети всех школ. А потом с родителями отправятся в леса, болота, где для них будет новая жизнь – служение мне, то есть Николке Завирухину, который со дня на день будет велик и всемогущ. Вот только маловато нужных препаратов и чипов нужной направленности, но это ничего, скоро у меня всё это будет с избытком. Мои люди уже работают в странах СНГ. Скоро, скоро бывший СССР будет в моих руках. А там и весь мир. Вот только бы мне добраться до тайных обществ, которые существуют с незапямятных времён, но эта задача будет не из лёгких. У них мощный потенциал науки и денег. А у меня крохи, заработанные на крови».
Генерал Завирухин ждал звонка от мага с минуты на минуту. И вот, прорвав расстояние, хриплый голос Ли Си Цына,  возвестил ему о том, что у Нины денег нет, и заниматься этим делом не стоит. Зря потеряешь время и нервы, а они, как говорят врачи, не восстанавливаются.
- Но где же деньги, где? Игнаха, куда ты их спрятал, если великий маг не мог их увидеть? Но я же точно знаю, что ты – мой, погибший дружок, очень богат. Мы ж не раз ходили с тобой на дело. Ну, откликнись, ну, покажи, где их искать? Ведь они нужны мне для дела. Тебя надо очистить и отмыть от грязи, что облили тебя журналюги, да к тому же, и возвести в герои России. А это ой как непросто. Нужно проползти сквозь игольное ушко и не зацепиться. Деньги, деньги и ещё раз деньги. Мне уже напоминают в высших слоях власти, что неплохо бы и поделиться. А что я могу сделать? Ставки растут не по дням, а по часам, милый Игнат. Вон и Зинка твоя расфуфырилась, хочет с Нинкой свести счёты. Но я думаю, если бы ты был жив, не допустил бы вмешательства жены в твои личные связи, ведь это твои дела, и кто может на них посягнуть? Но где, всё же, эти деньги? И как найти тайный гараж Курапина, если чёрная магия несостоянии чего-то сделать?

                Глава двадцать четвёртая

    Прибыв в свой кабинет, Завирухин скинул мундир, туфли и лёг на диван спать, закрывшись изнутри на замок. На всякий случай положил заряженный пистолет себе под подушку, так для поддержания  сна. Он всегда это делал, прослужив в органах милиции не один десяток лет. Пистолет, лежащий под подушкой, согревал его душу и сердце, и был, как бы близким и понятным только ему одному. Он, когда был один, гладил его рукой и произносил свои заклинания, как будто призывая на свою сторону ещё и магию. Сейчас, развалившись на диване, он крепко спал, после того, как он похоронил своего друга Игната Курапина, и ещё троих миллиционеров, которые служили погибшему генералу верой и правдой. На похоронах он убеждал всех присутствующих в том, что полковник Аляпов бандит и выскочка. Ещё в милиции не успел опериться, как следует, а уж полковник, так не бывает, значит  кто-то вверху его точно оберегал и давал очередные звания и должности. И это нападение на своего непосредственного начальника раскрыло все его карты. А вот на улице он уберечься не мог, видимо, кинул лишнего за воротник, вот и наткнулся на какую-то компашку. Пацаны не любят ментов,  он же был на этот раз в мундире и при всех регалиях – вот и поплатился. Туда ему и дорога. Завирухин спал сном младенца. У него всё шло очень хорошо. Вот только Игорь Тёмкин не давал ему покоя. А так Завирухин – старый боец выходил ещё не из таких ситуаций и был чист и весел. На стене около дивана висел портрет Феликса, этого человека, жившего не очень давно, он очень уважал за железный характер и мёртвую хватку. Дзержинский смотрел на него как бы с укором, мол, слаб ты парень против меня, Коля, да ещё вдобавок и коварен. Нет в тебе революционной хватки, какая была у меня. Я раздавил всю контру, а ты что сделал? Завирухин отворачивался и тихо сопел себе под нос:
- Милый, Феликс, я тоже не лыком шит. Сколько пересадил всякого зброда, сейчас уже и не сосчитать. А какие были ухари – вот в чём дело. Борьба шла не на жизнь, а на смерть.
Ему показалось, что Феликс ехидно улыбнулся: мол, сколько из-за тебя пострадало невинных – герой, а ты ещё хвалишься.
- Феликс Эдмундович, лес рубят – щепки летят,- оправдывался он,- у кого не бывает ошибок.
«Но у тебя это были не ошибки, а умышленное искажение фактов в угоду кого-то».
- Я слабый человек, Феликс, на меня давят,- не сдавался генерал,- а так я парень ничего.
Эти разговоры проходили частенько, когда в кабинете Завирухин был один, и никто не мог подслушать его тайный разговор с портретом. Ведя такой разговор, он как бы хотел приблизиться к ореолу славы железного Феликса, впитать в себя хоть чуточку того времени, в котором жил председатель ВЧК. И сколько он не бился, ему не удавалось приблизиться к ореолу славы великого председателя, который, как ему казалось, ехидно улыбался, скорчив презрительную мину лица, отчего по жилам Завирухина пробегала лихорадочная дрожь. Он хватался за голову, не зная, что предпринять, ведь такие разговоры с портретом не только доставляли ему удовольствие, а как-то стабилизировали его внутренний мир. Генерал гладил руками портрет, выискивая на мужественном лице человека какие-то изъяны, которых у Завирухина, конечно, не было. И этим он гордился перед портретом. Ему казалось, что он обиженный всеми, с детских лет. И уже у него неостаётся сил противостоять наступлению негативных явлений, которые подступают к нему со всех сторон. Он искал поддержки у портрета, думая о том, что от него идёт энергетика и сила  величья, которой, как казалось Завирухину, у него было очень маловато. А он жаждал, чтобы о нём говорили, перед ним снимали шапки мужчины, а женщины мягко и ласково улыбались ему. Душа его просто страдала и плакала, когда он шёл по городу при всём параде, нацепив регалии отличия себе на грудь. И, проходя мимо, милая мордашка женщины отворачивалась от него, он был просто вне себя. Его впалая грудь колыхалась от обиды и горя, выбрасывая на его лицо красные пятна раздражения. Но этого, конечно, никто не видел. Он всячески скрывал свои чувства (не ровен час, ещё заметят, и тогда позору не оберёшься). А его он боялся с детства, ведь даже девчонки в школе могли с ним, что угодно сделать. Завирухин пытался заниматься спортом, чтобы как-то укрепить своё здоровье. Но сколько он не бился, силы почти не прибывало, только была натренированность и больше ничего. Он также с трудом затаскивал на грудь двухпудовую гирю, которой знакомые парни просто играли. И это его приводило в бешенство. В спортзал он забыл дорогу, купил себе гантели, гири и начал заниматься дома вдали от любопытных глаз. И, конечно, ему немного подфартило. Он чуть-чуть округлился и мало по малу стал набирать мышечную ткань. Труд был колоссальный, но победа требует жертв. Вскоре он умело и практично заламывал руки пьяницам и алкашам у себя в районе. Его усердность, конечно, заметили, и он быстро начал подниматься по служебной лестнице, хорошо понимая, что его продвижение никак не обходится без помощи  Ли Си Цына. Он чувствовал его поддержку и участье и благодарил пока словами за оказанную ему помощь. Но этого ему было маловато.
«Мне бы, Феликс, хоть сотую долю твоей власти, - хотел сказать Завирухин. - Я бы был очень доволен, ведь если сравнить твоё лицо и моё, то я думаю, у меня оно оригинальнее. Ну, почему, так всё несправедливо в жизни? Я красив, умён и стою ниже председателя ВЧК».
«У тебя, что власти мало?» - как показалось Завирухину, вздохнул Дзержинский
 «Ты мог карать и миловать, а я не могу. Я только собираю улики, арестовываю людей, а суды довершают своё дело».
Николай Степанович спал и ему снился сон, что как будто из могилы вылезает сам Аляпов и давит его за глотку. Он очнулся и услышал стук в дверь. Тугой галстук перехватил его горло.
«Что это?- подумал он,- Аляпов и в могиле опасен. Неужели это предупреждение? Зачем я его так. Ведь Курапина уже нет. Эх, моя несдержанность, да к тому же злоба, выработанная годами общения с криминалом. Колька, Колька, ты каким-то стал не таким. Кажется, этот сосок и на том свете будет тебя преследовать. Ну, да ладно, сейчас главное найти Игоря».
Он подошел к портрету, и ему опять показалось, что железный Феликс ему подмигнул, дескать, не дрейфь генерал, всё будет хорошо, даже очень хорошо, открыл дверь.
- Товарищ генерал,- обратилась секретарша, миловидная блондинка – лет тридцати пяти сорока. – Вам чай, кофе?
- Света, что пишут газеты? – спросил он, отвернувшись, чтобы не дышать на женщину перегаром.
- Николай Степанович, всё тоже. Следствие по убийству генерала Курапина и его группы не сдвинулось с места, ведь главные фигуранты этого дела мертвы. Они бы могли пролить свет, но видишь сам. Так что вам принести?
- Чаю, и покрепче. Голова трещит.
- А может тебе опохмелиться. В нашем буфете есть.
- Неси. Семь бед – один ответ.
Секретарша ушла. Завирухин опять взглянул на портрет и понял, что Феликс его понимает.
«Чушь какая-то в башку лезет,- подумал он,- что я постоянно разговариваю с собой. Что у меня уже крыша съехала, постоянно советуюсь с портретом. Правда, он мой кумир, но нельзя же так».
     Он хотел давно выкинуть его за ненадобностью, но вспомнил, сколько с ним разговаривал – охота сразу отпадала. Румяная и домашняя Света принесла бутылку водки прямо из холодильника, налила ему сразу гранёный стакан, принесла закусить. Завирухин засмотрелся на неё долго и пытливо и спросил тихо и вкрадчиво:
   - Света, ты меня любишь?
   Женщина засмущалась и ушла к себе. А генерал смотрел на портрет Дзержинского и думал, что делать с Игорем Тёмкиным, который как сквозь землю провалился. Нет его нигде. Он выпил водку. Хмель мгновенно ударил в голову. Николай Степанович подошёл к портрету и спросил:
    - Феликс, что мне делать?
    Феликс, конечно, молчал. И тогда генерал сдёрнул портрет со стены и бросил его под диван со словами:
   - Завтра выкину на помойку.
   Он застонал и снова упал на диван. Но это продолжалось недолго, так как начался день, и надо было что-то делать, куда-то звонить и напоминать, что в его руках все нити власти. От него зависит многое. Главное, то, что криминал всё чаще и чаще стал врываться в его жизнь, а он хотел покоя и, конечно, наслаждения. Беда, которая потрясла область, тяжёлым грузом легла на его сердце. Оно стало заметно поднывать и болеть. Неудачное нападение на инкассаторскую машину и убийство сразу четверых сотрудников милиции плюс смерть полковника Аляпова, который провернул эту операцию, как бы придавила его. Злость, которую он выдавил из себя, когда к нему пришёл Аляпов с докладом, не как не могла успокоиться и прийти в мирное русло. Завирухин чувствовал, что в груди колышется вулкан. Он пытался сдержать его и не мог. «Ну, почему я не выкинул на свалку этого соска, почему? Даже мёртвый полковник Аляпов внушает мне страх, ведь капитан Игорь Тёмкин так и не появился в орбите моего влияния. Может его спрятали и сейчас выбивают признание. Какое дикое наказание этот страх. Уж лучше бы сразу обухом по голове, не надо бы думать и переживать. И всё это оттого, что я понадеялся на Курапина, который уверял меня, что Петька Аляпов - свой парень. Какая недальновидность у зрелых людей, ведь сосок – он и есть сосок. И удивляться тут нечему. Молодой, порывистый, ему нет дела до наших переживаний. Выпендриваться – его стержень», - думал он.

                Глава двадцать пятая

     Зинаида Курапина, жена генерала, к своим сорока годам уже успела вырастить сына и дочку. И вот, стоя в церкви, она, прямо сказать, исходила желчью, увидев молодую любовницу своего мужа. Она думала: «Стервятница! Иш, чего захотела, подай ей квартиру, деньги. Кукиш тебе! Езжай в свою деревню, и там соблазняй медведей в лесу. Здесь тебе не место. Это наши мужики. Уж, я позабочусь, когда нет генерала. Выкину тебя за пределы города. Ты – великая блудница, скинешь своего ребёнка. Неужели, я буду делиться с тобой чем-то! У меня Мишка и Ритка, и эта квартира, что купил папаша, нам не помешает. Завтра же пошлю Мишку, пусть выкрадет эту бумагу. Если не удастся это сделать, есть другой способ, вытравить плод моего муженёчка. Хоть ты и был генерал, но всё - равно - дурак великий. Разве можно какой-то шлюхе отдавать квартиру? Не я буду, если она всё же родит. Не бывать этому. Уж, я сумею постоять за свою семью. У меня есть порошок, который Мишка должен будет всыпать ей в чай. Завтра, завтра я его пошлю Он у меня высокий и симпатичный, и эта проститутка не устоит перед его чарами. Молодая, но из ранних».
Её сынок Михаил Курапин, студент Государственного университета, всячески отказывался ехать в другой город по приказу матери, но Зинаида настояла на своём. Она плакала, доказывая сыну, что блудливую девку необходимо лишить квартиры и выгнать её из города Ч обратно в свою глухомань, где она родилась и выросла.
И вот он, молодой и красивый, позвонил в квартиру,  где жила Нина Богданова. Она  открыла ему дверь и долго смотрела в лицо парню, вспоминая его образ, потом произнесла:
- Миша, а ты какими путями ко мне заявился? Заходи. Мой дом для тебя всегда открыт. Чаю хочешь? Я сейчас поставлю чайник. Будь как дома.
Студент Курапин долго смотрел на располневшую девушку, соображая, что к чему. Два противоположных чувства боролись в его душе, которое переборет, он ещё не знал. Нина  ушла на кухню и подумала: «Наверное, мать послала его сюда разобраться со мной. Надо с ним держать ухо востро. Не дай Бог что-нибудь всыплет в чай, когда я отвернусь и через некоторое время скину моего Васю. Я сама себе не прощу. На вид уж больно он милый человек, но куда ему до Васи Лямова. У того, что статность, что ум, что энергетика, идущая из души и сердца. Милый Миша, хоть ты и студент третьего курса, но меня уже невозможно соблазнить. Я столько повидала за свои восемнадцать лет, что голова идёт кругом. Твой батенька, вот на этой самой койке, лишил меня девственности, или сказать попросту изнасиловал. Я, конечно, не ожидала это от мента и не успела приготовиться, как уже потеряла девичество. Мишенька, я отомстила ему. Если ты всыплешь мне своё снадобье, берегись, месть моя будет жестокой».
Михаил Курапин держал в руке пакет с лекарством, от которого женщины делают выкидыши, и не знал всыпать ей его в чай, или пожалеть своего будущего братика Он видел злобное лицо матери, которая кричала на него:
- Мишка, будь наконец-то мужчиной. Эта стерва разбила нашу семью. Втоптала меня, да и вас в грязь, разве ей можно это простить.
Он внимательно смотрел на Нину, разыскивая на её лице стервозность, и ни как не мог принять решение. Девушка входила в его душу, выталкивая из неё негатив  и агрессивность. Он начал убеждаться, что его папаша и здесь проявил свою самостоятельность, принудив её к сожительству. И вот теперь папаши уже нет, а расхлёбываться за его содеянное, приходится матери и сыну.
Курапин улыбнулся и сказал внятно:
- Нина, а ты знаешь зачем я сюда пришёл?
Богданова долго смотрела на него: радоваться или сожалеть? Но потом ответила:
- Миша, ты ж не убийца, чтобы взять на себя такое. Тебе двадцать лет. Как бы ты стал жить с таким камнем в душе, - вздохнула она протяжно. – Я знала зачем ты пришёл, но надеялась, что ты не такой, как твой папаша, ведь тебе жить да жить. И моя надежда оправдалась. Спасибо, Миша, ты настоящий парень. Таких как ты – единицы.
- К тебе заходить можно, если я буду в этом городе? – поднимаясь с кресла, спросил он. – Мне кажется, сюда скоро нагрянет моя мама. Она очень зла на тебя. Не пускай её. Я боюсь за тебя и за моего будущего братика. Нина, ты неплохая девчонка, но, видимо, у тебя такая судьба.
Нина промолчала. На душе стало грустно и обидно, что она не может сказать этому парню всё, что накопилось у неё на душе. Она заморгала глазами и попросила:
- Миша, заходи. Я когда рожу, тоже думаю поступать в медицинский институт. Мне очень хочется лечить людей.
- Пока, - сказал Михаил Курапин, - я думаю, теперь мы будем постоянно встречаться.
И когда он вернулся в свой город В, его уже ждала мать. Зина, сузив в одну точку свои тёмные глаза, проникновенно смотрела на сына. А он, не отводя своего взгляда, набрав в лёгкие воздух, выдавил из себя:
- Я что, похож на убийцу? Чтобы потом всю жизнь маяться, тем более Нинка хорошая девчонка, и мне, кажется, наш папуля взял её силой. Не могла она вот так ни с того, ни с сего, лечь под него. Мне кажется, эта девчонка ещё покажет себя. Есть в ней что-то, мама. Отвяжись от неё, прошу. Не кликай беду на нашу голову, может плохо кончиться.
- Много ты понимаешь – сопляк! Да такие девочки сами лезут под мужиков. Он же - не работяга, а генерал. И бабы липли к нему, как мухи на мёд.
- Может и так, но Нинка не та.
-Уж, не влюбился ли ты в неё – голубчик? Смотри! Твой папа мотал мне нервы, да ещё кажется, и ты перехватил его инициативу. Я не потерплю этого, хоть ты мне и сын. Завтра же поеду в этот несчастный город Ч и накажу эту проститутку.
- Мама, уймись! Не делай ей зла. Пойми, она, как и ты жертва. Не делай из неё врага. Я тебя очень прошу. Она ещё, довольно молода! Не губи её.
Зина сверкнула злыми глазами в сторону сына и ушла в другую комнату. Ночью она очень плохо спала, ей казалось, что её любимый сынок Мишка уже в объятьях Нинки, которая шепчет ему на ухо мерзкие слова насчёт матери, и он мотает себе на ус, мол, я знаю, что моя мама дрянь, а что поделаешь? Но я не буду её слушаться, ведь я мужчина.
Рано утром, когда в квартире все ещё спали, Зина Курапина встала, попила чаю и пошла на первый автобус, который отходил в пять двадцать. Настроение было – из рук вон. Она взяла билет, и вскоре подали автобус. Он был шикарный и вместительный. Место для Зины оказалось у окна. Она уселась, откинула назад спинку и стала думать, как она разделается со своей соперницей, которая вздумала родить от её мужа. Автобус, как ей казалось, двигается очень медленно. Ей хотелось скорей увидеть испуганные глаза девушки и потешиться вволю над ней, сбросить боль и обиду, накопившуюся за долгие годы с мужем. В Нине она видела не только свою растраченную по пустякам молодость, но ещё что-то большее, на которое у неё не было слов. «Вот, если бы не эти шалашовки, я, наверное, была бы счастлива. Они и только они виноваты в моей судьбе. Но я хоть с одной из них разделась, как Бог с черепахой, - думала она, - Нинка, ты оказывается подлее всех его баб, а у него их было не сосчитать. Нинка, Нинка, такая молодая и красивая, как ты могла!»
Курапина вышла из автобуса, взглянула в записку, где был адрес своей соперницы, спросила у прохожей, как найти такую-то улицу, и, сверкая злобно глазами, направилась в нужном направлении. Вскоре она почувствовала, как ноги стали ватными, а в душе появился страх. «Что бы это могло быть? Нинка, неужели ты колдунья? – подумала она. – Но я твоё колдовство сломаю, да и не верю я в это. И, слава Богу. Какое, может быть, колдовство в нашем веке. Зинка, вперёд к намеченной цели».
А страх закрадывался помимо её воли. Вот он стал уже подступать к горлу, стало трудно дышать, и чтобы как-то облегчиться от этого непонятного ей состояния, она зашла в магазин, взяла для храбрости чекушку, кусок колбасы, и прямо за углом из горла причастилась. Водку она зажевала колбасой и пошла к Нинке. Около подъезда, она ещё немного причастилась к бутылке. И ей стало очень хорошо. Но вот, как назло, под ногами оказался коварный лёд. Зина вступила на него. Красивые сапожки на высоких каблуках разъехались, и женщина хлопнулась лицом прямо об лёд. Сколько она лежала не помнит. Прохожие, видя её в таком состоянии, только улыбались: дескать, бежала, видимо домой хотела опохмелиться, да не тут-то было, самую малость не учла, ледок,  вставший на её пути.
Нина Богданова, предчувствуя, что Зина у её подъезда, вышла и, увидев женщину в таком состоянии, стала трясти, но женщина, оглушённая падением, мало что понимала, шепча ей что-то невнятное. И девушка, вытащив из кармана мобильник, вызвала «скорую». Машина подъехала быстро. Курапину погрузили и увезли. Так она познакомилась с городом Ч.
- Внученька, - забила в её подсознании бабушкина приглушённая речь. – Ну, как там наша героиня? Я всячески старалась удержать её от посещения твоей квартиры, но тщетно. Она прёт, как танк. Пришлось применить меры воздействия.
- Бабуля, зачем же уж так-то? – спросила Нина.
- Немножко не рассчитала энергетический пучок, направленный в подсознание женщины, вот она и грохнулась так. Я думаю, ей будет наука: не надо сеять зло людям.
- Я сообщу Мишке, что его мамаша в больнице.
- Сообщи. Когда-то Зинка была неплохая девка, но пожив с Курапиным, осатанела. Может быть, этот урок ей поможет. А за восстановление её лица, мне, кажется,  возьмётся наша Катя. Правда, ей сейчас не до неё, но в скором времени, она освободится. Ну, пока. Не переживай, береги себя и Васю.
- Миша, Миша! – закричала Нина в мобильник. – Твоя мама попала в больницу. Она поскользнулась на льду около моего подъезда. Я случайно вышла из квартиры, хотела идти в магазин и тут увидела её всю в крови. Она ударилась лицом об лёд. Разбитая чекушка водки валялась около её головы. Понимаешь, мне показалось, что она пьяная в дугу.
- Я предчувствовал, что так примерно оно и будет, но её остановить было нельзя. И вот результат. Нина, ты знаешь? Она ж, у нас, не пьёт. Даже запах водки не переносит. Что с ней стряслось, даже трудно понять.  Ты меня пустишь переночевать, если это потребуется? Что с мамой, я ж не знаю? А  в гостиницу идти как-то несподручно, да может, и мест нет. Здесь всё же мой папка жил.
- Миша, мы ж нечужие, заходи, если понадобится, - вздохнула Богданова. – Я за мир и дружбу.
- В какой она больнице-то? Я же вашего города не знаю.
- Найдём. Позвоним на «скорую», которая сегодня дежурит, и всё будет ясно. Приезжай. Можешь захватить с собой и Риту, я с ней познакомлюсь.
- Вряд ли она к тебе поедет. Она ведь тоже зла на тебя.
- Время расставит всё по своим местам. Держи голову выше, Миша. Когда мать твоя поправится, я предлагаю, чтобы её лицом занялась Катя Аляпова.
Она чуть не брякнула Лямова, но вовремя прикусила свой язык.
- Это не та ли женщина – жена полковника Аляпова, который убил моего отца?
- Та. Но лучше её, в стране специалиста нет. Она искусница в этом деле. У неё дар от Бога.
- Да, - вздохнул Михаил. – Как тесно мы все переплетены. Ладно. Сейчас поговорю с Ритой. Я надеюсь, мы успеем на этот автобус ещё до обеда.
Зина лежала под капельницей. Она долго не могла понять, где находится в настоящее время и придти в себя. Голова болела, нога тоже, ведь она была сломана в двух местах и на скорейшее выздоровление ей надеяться не совсем разумно. Она пришла в себя, увидела белый потолок и медсестру в белом халате.
«Почему я здесь? – мелькнула мысль и угасла.  Она вдруг вспомнила, как у неё разбежались ноги, и не успела вскрикнуть, как грохнулась головой об лёд. Было такое впечатление, что её кто-то с силой толкнул, но рядом никого не было, значит и винить кого-то, не проходится. Вот только боль зловещая и злая не даёт покоя, - Зинка, за что тебя так? Неужели ты так сильно прогневила Бога? Не верю! Нинка проститутка. Разве можно за неё так безжалостно карать? Она не заслуживает к себе внимания. Мишка предупреждал меня: мама, не ходи. Она необыкновенная. Я не послушалась, хотела отомстить блудливой девке, а вышло наоборот. Сама и пострадала. Нога заживёт, а вот что с моим лицом. Неужели к Катьке Аляповой идти на поклон. Её мужик застрелил моего Игната. Сволочь, конечно, он - порядочная. На его место метил, но жёнушка сама его грохнула за любовника Ваську. Отчаянная женщина, я бы, наверное, так не смогла. А вообще-то всё возможно, если Нинкиного выделка решила отравить, значит и мужичка могла бы. Эх, бабья доля. И окаянная любовь, которая закрывает разум. Мой Игнат всю душу у меня измочалил. Я уже сама себя не знаю. А вроде и спасла меня Нинка – эта блудливая овца. Стоит ли мне ей мстить, если мой муженёк слаб был до женского пола. Да и какой мужик откинет женщину, если она на него вешается. Наверное, преданные мужики одной женщине, только в романах, да и то, мне, кажется, уже одряхлели. Всему виной бабы, которые трясут подолом. А мужику что? Вот мой Игнат, пусть земля ему будет пухом,  и не терялся. Мне же оставалось, что придётся. Я ж его так любила, что любой бы снесла башку. Я ему отдала двадцать два года своей жизни. Мне ещё всего сорок, а дети уже взрослые, да и я по годам-то молодая, а душа у меня уже рухлядь: злая, ничтожная и коварная».
В палату вошла медсестра со шприцем. Зина взглянула на неё, и почему-то ей стало страшно. В своём городе В, ей чего-то было уютнее. Она не боялась уколов, а здесь было какое-то предчувствие, но оно тут же пропало, когда молоденькая, светловолосая медсестра с карими глазами, прикрытыми ухоженными ресницами, улыбнулась ей мягко и ласково, и Курапиной стало легче. Она поняла, что в городе Ч её не обидят, ведь он ничем не уступает городу В.
После укола, Зина уснула тревожным сном. Она просыпалась, что-то бормотала и опять засыпала. Так продолжалось несколько часов. Ей доливали капельницы, подбивали подушку, следили, чтобы она была укрыта – простуда для неё сейчас - страшный бич. В её большом городе нет-нет, да и звучала пространная речь: мол, что поделаешь, город Грязновец – рабочая слободка. Там не может быть интеллектуалов, когда культуры – ноль. Придут работяги с завода, им уже не до чего. Они должны зарабатывать мускулистыми руками деньги, пить вино и матерно ругаться. Что поделаешь! Каждому своё. И только там, где есть культурные центры, которые облагораживают общество, можно надеяться на полёт интеллектуальной мысли среди народа. Курапина просто боялась города Ч, и вот волею судьбы она оказалась в больнице. Ей казалось, что врачи и медсёстры такие же грубые как работяги с натруженными руками, но вышло всё наоборот. Она чувствовала мягкое обращение к ней медперсонала, его участье в судьбе молодой женщины, и потихоньку, правда не сразу, была благодарна этому городу, который не оставил её в беде. Зина спала, и ей, казалось, что она попала в оазис любви и понимания. Она открыла глаза и прямо перед собой увидела свою соперницу Нину, сына Мишу и дочку Риту. Они стояли и ждали, когда она очнётся.
- Нина, и ты здесь? – тяжко вздохнула Курапина. – Я поскользнулась у твоего подъезда на льду. Так меня встретил город Ч. Зачем ты вызвала скорую, ведь я приехала отобрать у тебя квартиру и мстить тебе.
- Зина, зачем это делать, Игната уже нет? И ты не знаешь всей подноготной нашей жизни с ним. Очнись, не бери грех на душу. У тебя отличные дети, ты всем обеспечена. Найдёшь мужика, и будешь жить с ним припеваючи, забудешь вот эти кошмары, что частенько тебя посещали. Пойми, я тебе не враг. Не накручивай себя. Прошу. Миша и Рита остановились у меня. Может, когда-нибудь ты всё поймёшь, а пока досвиданье. С твоим лицом будет заниматься наша Катя. Она тебе и твоему Курапину тоже не враг. Так сложились обстоятельства. Я думаю, скоро всё прояснится, а пока надо ждать. У нашего начальника милиции, подполковника Ивана Зазулина – всё под контролем. Следствие ведут профессионалы своего дела, вот им только мешают высшие чины области, которые замешаны в махинациях и подлогах.
Нина улыбнулась чистой и открытой улыбкой, сверкнув ровными белыми зубами, тряхнув густыми рыжими волосами, достойно, поддерживая обеими руками свой живот, вышла.
Зина Курапина и её дети не знали чем занимался глава их семейства. И когда на страницах газеты появилась статья скандального журналиста, который специально занимался жареными материалами, о том, что якобы сам генерал Курапин возглавлял банду налётчиков, привело семью, прямо сказать в шок. Зина, узнав, что её муж убит при таких-то обстоятельствах, упала головой в подушки, да так и застыла, не проронив слезы. Мишка и Ритка, обнявшись, горько плакали. Но потом официальное заявление Завирухина и других чиновников немного успокоило их. А всё же осадок остался. Семья чувствовала, что здесь что-то не то, но объяснить им происходящее было некому. Игнат постоянно жаловался на нехватку денег: дескать, я не малый начальник и работа у меня связана с риском для жизни, и почему мне так мало платят, если я и моя семья перебивается с хлеба на воду. Ну, не парадокс ли? Он делал ставку на Америку: мол, вон как там хорошо получают чиновники в погонах, я же какие-то гроши. И всё отчего, да не ценят милицию высшие чины страны.
Семья и представить не могла, что в его ведение химический завод, миллионы баксов, спрятанные в тайниках и готовые для отправки за границу в иностранные банки, где он, как и Завирухин хотел обосноваться на берегу тёплого океана, вдали от России, оставив все свои блудливые похождения там. Семья же ему только мешала. Если бы Зина и её дети всё это знали?
- Мама, видимо, Нинка, знала нашего папу лучше, чем мы, если она жалеет нас, зная, что ты решила ей мстить, - сказал Михаил, взяв горячую руку матери в свою. – Что же у неё есть против нашего папы, что? Мне кажется – девка эта - уникальная, хотя ещё так молода.
Зина молчала. После посещения Нины Богдановой, её чувства агрессивности как-то притупились. Она смотрела в потолок и видела потухший взгляд своей соперницы. Каким-то седьмым чувством женщина вдруг стала понимать, что девчонка тут не причём. Во всём виноват её Игнат, а с ним и Завирухин, который хочет спрятать все улики нападения на инкассаторскую машину. Скорей всего барыши они делили пополам.
Это пока ещё было только предчувствие, но доказательств, конечно, не было. За свою жизнь с ним, Зина поняла, что её муж может обвинить совсем не виновного. Ей не раз об этом напоминали те, кто был оболган и посажен в тюрьму. Но она как-то не придавала этому значения. Уверяя себя в том, что её муж очень честен и справедлив. А у кого не бывает ошибок? Все люди этим грешат, и только Бог один - прав. И вот сейчас после стольких лет жизни с ним, начали закрадываться сомнения в её душу, что её муженек не так уж и безгрешен, не беря во внимание женщин, которых у него было хоть пруд пруди. Сейчас она видела наивные глаза Нины, которые притягивали её к себе. Ей хотелось войти в них и остаться там. Они были такие милые, наивные и чудные.
Зина тяжко вздохнула, ощущая жгучую боль в груди. Почему это происходило, она, конечно, не знала. То ли чувство вины вдруг охватило её, то ли обида, что жизнь она прожила не так, как хотелось, надеясь всё на своего Игната, который был ей всем: руководителем, кумиром и, конечно, любовником, когда был под вдохновением. Но это было не столь часто. И она, глядя сейчас в потолок, жалела себя, свою молодость и то, что она не закончила ВУЗ, который бы сейчас ей очень пригодился, ведь погибший муж не оставил ей ничего кроме долга, взяв в кредит иномарку, да и разбил её по пьянке. А кто теперь за неё платить будет? Знамо дело, жена и дети. Банк, где он взял большой кредит, уже напоминает об этом. Но что может сделать жена и её двое детей, не вставшие ещё на ноги? Курапина хотела отвоевать у своей соперницы шикарную однокомнатную квартиру, сомневаясь в том, что получится у неё этот вариант или нет? Понадеялась на Завирухина. Тот обещал, но пальцем не пошевельнул, чтобы чем-то помочь. За убитого мужа генерал обещал большую компенсацию. Она подумала, что этими деньгами она рассчитается с банком. А воз и ныне там. А банк уже накинул удавку на их семью и потихоньку стягивает концы, предлагая продать квартиру. Случайно она узнала, что у него где-то есть трехэтажный гараж, но где он, Зина не знала. Муж никогда не посвящал её в свои дела. Что у него? Как? На какие деньги живёт семья? И, когда он схлестнулся с Нинкой, деньги ей также поступали на её счёт. И вот после его смерти этот поток прекратился, и она не знала, как жить, да к тому же ещё этот коварный кризис. Она хотела устроиться на работу, да куда сунешься без образования? Генерал Завирухин только обещает, а банк с кредитом мужа, давит всей мощью, даже пустил к ней вышибал, одетых во всё черное. Вот они-то и прихватили женщину: или квартиру продавай, или в петлю полезай. Она сказала им, мол, вот получит компенсацию за погибшего мужа при исполнении служебного долга, как обещал Завирухин и тогда она рассчитается с банком. Но этого не произошло. А время шло. Банк давил всей своей мощью, но выхода не было. Одно время Зина хотела наложить на себя руки, да испугалась тяжкого греха. К тому же ещё и дети не устроены, кто им будет помогать, если вдруг они окажутся на улице без средств существования: голодные и холодные.
Михаил и Рита пришли к Нине Богдановой где-то часа через три и, понурив свои головы, рассказали ей всё, о том в какое состояние попала их семья. Они плакали, не зная выхода из создавшегося положения. Миша сказал, что он пойдёт работать, институт побоку – главное рассчитаться с кредитом и как-то наладить семейные дела.
Нина молчала, что она могла сказать? У детей Курапина денег не было даже на обратный путь в город  В, ведь путь не так уж и близкий, а у них даже поесть было не на что.
- Оставайтесь пока у меня. Я думаю, у вас скоро всё утрясётся, главное не теряться, - вздохнула она, - Миша, сходи в магазин. Он рядышком. Купи хоть пива. Мне, конечно, нельзя, но вам необходимо снять стресс, а я с Ритой чего-нибудь приготовлю поесть.
Нина вытащила из кошелька пятьсот рублей и отдала её парню. Курапин взял и вскоре вернулся с покупками. Молодые люди устроили маленький праздничек за знакомство.
- Нина, а где у тебя родители? – спросила вдруг Рита.
 Нина погрустнела  и ответила:
- Нет у меня их. Я сирота. Старенькая бабушка в деревне живёт одна. Родители погибли в автокатастрофе, когда мне было восемь лет.
Молчание длилось очень долго. Слышно было, как стучат о тарелки металлические ложки, да шелестят руки. Вскоре Нина встала и включила лёгкую музыку, которая не раздражала нервную систему, а наоборот успокаивала её. Плотно перекусив, молодые люди решили отдохнуть. Нина устроилась на свою кровать, а Миша и Рита, отвернувшись друг от друга, раскинув диван, тоже улеглись. Спали они часа два. Очнулись, когда уже на улице опустилась ночь.
Михаил встал, открыл тяжёлую штору и долго смотрел на незнакомый ему город, который сверкал разноцветными огнями. Он начал сознавать всю ответственность, за свою мать и сестру. Он сейчас хозяин и должен принять какое-то решение, но где взять разум и опыт жизни? Двадцать лет – это и много и мало. Идти в милицию по стопам отца он не хотел, а другой работы пока не предвиделось. Правда, как давнишний друг отца, Завирухин обещал ему хорошо устроить куда-нибудь на выгодное место, но обещание так и осталось пока обещанием. А банк, в котором отец взял большой кредит, всё туже и туже затягивает удавку на шее их семьи.  Ещё немного и он заставит продать квартиру, и тогда куда? Его мать Зина бегала по городу в поисках помощи от родственников, но кто даст? Сами живут не ахти как, и лишних денег у них, конечно, нет. Вот бы найти гараж отца, всё какая-то бы надежда была. А он, как сквозь землю провалился, ведь отец никогда не вспоминал о нём.
«Всё это слухи, - думал Михаил, - но где же правда? Неужели мой отец был настолько беден, что не оставил нам кроме долгов ничего. Надо спросить у Нины, может всё же, я отыщу гараж, а там и ещё чего-нибудь»?
- Нина, может тебе известно, где у отца трёхэтажный гараж? – не поворачиваясь к ней, спросил Курапин, - понимаешь, погибаем. Маму жаль, она вне себя.
Нина Богданова долго молчала. Она связалась с бабушкой в деревне. И та сказала ей:
«Внученька, они попали в беду, и кроме тебя им никто не поможет, если знаешь? Откройся. Не губи семью, она ни в чём не виновата. Отец, конечно, мерзавец, но их можно пожалеть и простить, - сообщила ей бабушка. – Может они нам ещё и пригодятся. Мне кажется Зина неплохая женщина. Она сумела воспитать достойных людей. То, что она хотела сделать с тобой – это просто от незнания, нищеты и полного безразличия людей к ней и её семье».
- Миша, я бы вам, конечно, помогла, но я точно не знаю, где его гараж. Одно я точно знаю, что у него он был. Сейчас ничего не могу сказать. Я уверена, что у него всё на подставных сделано, и найти его очень и очень трудно, и никто тебе не поможет. Если он числится на ком-то, то тот кто-то постарается его оставить за собой. Вот карта, мне кажется, он наносил сюда объекты своей  недвижимости. А вот это место, где он хранил свои ключи от гаража. Завтра утром езжай, ищи гараж, я надеюсь, что он теперь будет ваш. Завирухина увидишь, ничего ему не говори об этом. Иначе? – она не договорила, вздохнула и пошла на кухню. – Эту карту береги. И не дай Бог, если она попадёт в чужие и алчные руки».
- Спасибо Нина. Я чувствовал, что ты женщина очень добрая и справедливая, - вздохнул он, утирая катившуюся по щеке слезу. – Завтра я проверю батьки закрома.
- Будь осторожен. Не ровен час, поживиться на чужое сейчас много желающих, - сказала Нина. – Сейчас у вашего гаража, надеюсь, кто-нибудь крутится. Не доверяй Завирухину, и не жди от него помощи.
- Нина, откуда у тебя такие заверения? Мой отец с ним дружил не одно десятилетие, - почёсывая нижнюю челюсть двумя пальцами, сказал Курапин.
- Предчувствие, - просто ответила Нина Богданова, не высказав всего того, что она знала о нём.
Михаил Курапин только криво усмехнулся, дескать, много ты понимаешь, девчонка. Но сам себе намотал на ус. Он прочитал все газеты, опубликовавшие статьи о случившемся инциденте. Чёрная мысль закрадывалась в душу, что здесь что-то не то, но потом Завирухин убедил всех, что Игнат Курапин – герой России, попавший под пулю бандита полковника Аляпова Петра Ивановича. И, конечно, сомнения прошли. Он опять воспрянул духом, что скоро отцу присвоят героя России за совершённый им подвиг по обезвреживанию особо опасной банды. Михаил ждал, что Николай Степанович вот-вот зайдёт к ним и сообщит эту радостную весть. Но этого не произошло, и вот сейчас семья находилась в бедственном положении, униженная и оскорблённая, ждущая от высшего начальства УВД реальной помощи.
Рано утром, как только начали ходить автобусы, Михаил Курапин уехал на поиски сокровищ своего отца, который семье ничего не докладывал о своих делах и начинаниях. Он утверждал, что кроме этой мизерной зарплаты, ничего не имеет.
Сейчас, сидя в автобусе у окна, Михаил смотрел на город, а мысли крутились всё вокруг отца, так внезапно ушедшего в мир иной. Он до боли тёр виски, но спасительной мысли не приходило. Какая-то одуряющая паутина закрыла его взор, будто плеснув в его подсознание чёрный дёготь. Он вздыхал, боясь проехать нужный ориентир. На краю города, на высоком пригорке он увидел полуразрушенный одноэтажный дом из красного кирпича.
«То место, - ударила мысль. – Ведь Нина ткнула на карте пальцем именно в эту точку».
Он вышел из автобуса, осмотрелся, вытащил из походной сумки бинокль, что дала ему Нина Богданова, стал всматриваться в силуэт здания. К полуразрушенному зданию вела асфальтированная дорога. Он заметил, что в его середине находится огромная металлическая дверь. К зданию он сразу не пошёл, встал за толстое дерево и стал просматривать близлежащие окрестности. Нежданно-негаданно его взгляд упёрся  в машину «Мерседес» серого цвета, что прижалась у обочины где-то метрах в двухстах. Михаил навёл туда бинокль. И к своему удивлению увидел в салоне машины знакомую личность. Это был никто иной,  как сам генерал Завирухин. Был он, конечно, в форме и при всех регалиях. Он частенько прикладывался к бутылке, при этом внимательно следя за объектом. Михаил по своей молодости хотел к нему подойти, но вспомнил напутствие Нины и остался на месте. Так длилось несколько часов кряду. Курапин уже стал замерзать. И тут генерал вышел и направился к зданию. Он нетерпеливо оглядывался вокруг, держа руку в кармане. Что думал тогда генерал Завирухин понять нетрудно. Запах лёгких денег выводил его из себя. Он ещё толком не знал, что это и есть гараж своего дружка генерала Курапина, которого он благословил в последний путь. И тот уже живым не вернулся. Завирухин тщательно разглядывал и обнюхивал каждый кустик, рытвинку и ямочку, но ничего серьёзного не заметил. Сплошное запустение видел он вокруг, и только огромные железные ворота не давали ему покоя. Он подошёл, осмотрел калитку на воротах, подёргал. Всё было сделано надёжно без сучка и задоринки. Магнит, приставленный им к металлу, не прилипал. Значит ворота, калитка, петли: всё сделано из нержавейки, да ещё толщина металла приводила в ужас генерала.
«Неужели, Игнаха, всё это соорудил? – подумал Завирухин, - где и денег столько взял. Но я разнюхаю кто хозяин этого заведения? Мне бы денежки Курапина и можно бы мотать из России. Как я устал жить в постоянном напряжении и страхе за свою жизнь, а ведь во мне великий дух. Надо ж такое случиться, что через столько веков, он вдруг вселился и именно в меня простого деревенского парня Кольку Завирухина из глухой сибирской деревушки. Кто бы мог об этом даже подумать? Все обтирали об меня ноги. Кричали: Коля чмо. Я всё терпел. И вот настал мой злачный день, который может продлиться, если мне не помешают, всю оставшуюся у меня жизнь. И ни где-нибудь, а на берегу тёплово окияна, где роскошные женщины, невиданной красоты будут ублажать все мои прихоти. Хоть бы скорей это случилось. А для полной уверенности в себе, надо бы как-то уломать Катьку. Хоть я её и ненавижу лютой ненавистью, но без неё и без монаха Ли Си Цына, мне будет трудно удержаться на плаву. Очень много врагов и конкурентов всех мастей. Колька, какую трудную миссию взвалил на тебя хан. Даже трудно себе представить, что можно овладеть всем миром. Но я овладею им. На меня возложена эта великая обязанность самого хана Тамерлана, и я должен её исполнить, чтобы не случилось».
Он ходил вокруг этого запущенного здания и оставлял свои метки, невидимые простым глазом. Вскоре он вернулся к своей машине, вытащил бутылку и присосался к ней. Михаил Курапин ждал, он боялся пошевелиться или блеснуть стёклами бинокля. Не ровен час, Завирухин вдруг поймёт, что за ним следят, и начнёт преследование. Он же вооружён, и где гарантия, что он не пристрелит свидетеля, узнав, что это сын Курапина? Деньги всё загладят, всё смоют. Завирухин посидел в машине еще некоторое время, потом завёл мотор и уехал, надеясь на то, что завтра он снова вернётся сюда и продолжит своё исследование местности, а может ещё удастся кого-то увидеть здесь. Ведь не может же быть, чтобы такой важный объект быть без хозяина, если ворота и двери сделаны из нержавейки. Наверняка, здесь есть и сигнализация, выведенная куда-то на пост. Стоит только нарушить её, как может что-то произойти. Или откуда не возьмись, вылетит калёная стрела, или группа молодчиков, вооружённая автоматами сцапает тебя, или жидкость брызнет в глаза. И отправит тебя в мир иной. «И никто не узнает, где могилка твоя»
Михаил Курапин вышел из своего укрытия и по меткам отца, оставленным на карте, подошёл к зданию. Он запустил руку под кочку и извлёк оттуда связку ключей от гаража, коды. Нажав на кнопку, перед ним открылась дверка в небольшой лаз. Он пролез туда, дверка закрылась. Сплошная магическая темнота окружила парня, но где-то, через несколько секунд, помещение осветилось, и Михаил направился дальше покорять лабиринты отца. Кругом всё сверкало и светилось. Курапину показалось, что он попал в царский, сказочный дворец. На какое-то мгновение его охватил страх, что ему отсюда не выбраться. Здесь ему под сводами этого великолепия будет удивительная могила. Но он превозмог себя, собрался с духом, посмотрел карту, нашёл люк для спуска вниз, пульт управления подъёмником был перед глазами, и нажал кнопку. Металлическая дверца открылась. Михаил вступил на пол, и кабина начала опускаться вниз.
- Батько! – вздохнул сын, - зачем тебе это великолепье? Тебя ж раздавят завистники типа Завирухина. Неужели ты хотел жить вечно. Прошло несколько лет со дня начала перестройки, а ты уже создал такой подземный дворец! Откуда у тебя такие деньги? Откуда?
Кабина лифта опускалась ниже. И вот уже подземный нижний этаж. Михаил вышел, осмотрелся. Огромное пространство, разделённое на множество комнат, ещё больше удивило парня. Он подошёл к большому письменному столу и сел в мягкое шикарное кресло, покрытое чуть-чуть тонкой позолотой. Ему показалось, что он находится в царском дворце. И вот-вот к нему должны выйти слуги и служанки, и, приветливо улыбаясь, предложат ему соки, слабые и крепкие напитки, от которых голова пойдёт кругом. На столе лежала ручка и настольная тетрадь, видать хозяин недавно заносил в неё какие-то данные.
Михаил взял её в руки и прочитал: «Дневник моей жизни». На первой странице было написано красными, жирными чернилами. «Нинка что-то стервит. Я уверен, она меня не любит, ведь я привёл её домой, бросил на кровать и трахнул без её на это согласия. Она даже опомниться не сумела, как дело уже было сделано. Вот какой молодец Игнат Курапин. Есть ещё порох в пороховницах. Мой сынок, Мишка с ним кашу не сваришь, весь в свою матушку Зину и деда Артёма, прослужившего в милиции всю жизнь в звании майора. Интеллигент – хренов  А я за него расхлёбываюсь. Кажется, над нами, стали сгущаться тёмные тучи. Последний раз иду на дело. Дочка Завирухина скоро сообщит нам, что из банка Москвы, выехала очередная инкассаторская машина. Было бы только побольше денег, и я навсегда завязываю. Сколько трупов сделали, Боже! Колька Завирухин хочет взять тридцать процентов от выручки, оставаясь при этом в тени. Хрен ему с маком – больно жирён, как на дело идти, так его нет, а обагрённые кровью денежки – ему подай, да ещё по больше. Нас, если считать, семь человек. А ему одному такую сумму – нет уж – кукиш тебе с маслом, чтобы быстро проскочило во рту. Нет, Колька, ты хитёр, но и мы не лыком шиты. Скоро и я смотаюсь из России, она хоть мне и очень мила, но своя шкура дороже. Я ещё довольно молод, чтобы вот так идти и сдаться правоохранительным органам: мол, Игнаха Курапин бандит, унёсший не один десяток жизней. Не дождётесь. Я отъявленный бандит, а Колька Завирухин не только бандит, но ещё и проходимец высшей пробы».
Читая дневник своего отца, Михаил просто содрогался от ужаса. У него текли по щекам крупные слёзы, он их не вытирал, ведь здесь некому было следить за ним. Он открыл дверцу стола и увидел початую бутылку коньяка самой высокой пробы. Незаметно для себя, он присосался к горлышку изящной посудины и пока не опорожнил её, пил. Хмель ударил мгновенно, так как Михаил не злоупотреблял спиртным. Он уронил голову на стол и очнулся только в середине ночи. Идти домой не хотелось. Михаил перебрался на диван и уснул крепким мертвецким сном, похрапывая и стеная. Во сне он видел отца, который успокаивал его, дескать, сынок, ты же знаешь меня. Я же очень хороший. И если я где-то перешёл рубеж дозволенного, то это всё от того, что я очень люблю вас. Вот эта любовь, чтобы вы жили безбедно, и заставила меня перейти закон морали и чести, да и кто его сейчас не обходит, если хочет обогатиться. Миша, Рита и Зина – мы же одна – семья».
Михаил очнулся с болью в сердце. Он внимательно осмотрел помещение и увидел автомат. Взял его в руки. Боевое оружье было со сбитыми номерами, а рядом лежали боевые гранаты и пистолет самой последней серии, который вот-вот должен был поступить на вооружение в органы милиции, спецподразделений и армии. Курапин потрогал оружье и вздохнул протяжно:
- Отец, ты не тот за кого ты себя выдавал. Мне очень больно, что я твой сын.
Он поднялся и стал исследовать нижнее помещение. И какое же было его удивление, когда он увидел новенький «Мерседес» без единой царапины, который отец уже списал, как разбитый и неподлежащий ремонту. Он открыл дверцу и сел на место водителя. Думы у него уходили далеко, далеко. Михаил не знал, что ему делать от свалившегося на его семью вдруг такого богатства. Зелёные баксы, которые он заметил под облицовкой машины были почти везде. Они ещё не совсем были укрыты. Видимо хозяин готовился к скорому отбытью за границу. И только ждал очередной партии денег. Но ему круто не повезло. Очередная попытка ограбить инкассаторскую машину провалилась. И вот теперь облицовка машины висела чуть-чуть прихваченная болтами и саморезами. Она ждала, но хозяина уже похоронили. Новый её владелец ещё не появился, да и появится ли вообще, вот вопрос, ведь машина уже списана.
«Папа, зачем ты, имея такое богатство, свалил на нас свой кредит? И тут хотел обмануть нас, сбежав за рубеж  Эх, отец, отец! – думал он. – Я ж тебя так любил, хотел походить на тебя».
А в это время сестра Рита и его мать Зина места себе не находили. И только Нина успокаивала их:
- Жив он и находится в гараже. От обиды и горя он хорошо принял на грудь. Вот сейчас приходит в себя. У отца в столе есть водка и коньяк. Он очень много выпил, не закусывая.
- Нинка, врёшь! Быть такого не может, он вообще ничего не пьёт, - замахала руками его мать. – Я ручаюсь за своего сына.
Богданова, придерживая свой округлившийся живот, улыбнулась, но ничего не сказала. Она вышла из палаты больницы в коридор и стала ждать Риту.
Михаил, обследовав весь гараж вдоль и поперёк, был удивлён размерами и красотой данного сооружения. Из записок, которые он прочитал, молодой Курапин понял, что его отец думал снести со временем старое здание, а на его месте поставить ещё несколько этажей типа старинного замка, только в современном стиле. На столе лежали чертежи будущего респектабельного здания, к нему подходы и главное будет отмечена территория, где намечался забор, чтобы кроме ворот с другого конца никто не мог проникнуть к его величественному коттеджу.
Сын Курапина чесал в затылке, пытаясь что-то выдавить из себя. Он теперь понял, почему Завирухин столько времени слонялся около этого полуразрушенного здания. «Нинка молодец, - подумал он, - спасла мне жизнь. Может быть, валялся бы я сейчас где-нибудь в канаве с дыркой в затылке. Не знаешь, где найдёшь, и где потеряешь. Если бы я всыпал тогда Нинке порошок или ударил её по животу, как это предлагала мать, мы бы потеряли всё. Сейчас я выйду потихоньку обменяю баксы на рубли и буду рассчитываться с кредитом. Только бы не встретиться с Завирухиным. Он ужасен. Пощады от него ждать не приходится. Не зря он здесь крутится, хочет найти деньги моего отца, а потом и рвануть за границу греть зад. Почувствовал, что жареным запахло вот и начал волноваться. А ещё друг?»
Он поднялся наверх и стал в бинокль осматривать местность. Машины Завирухина на том месте, где раньше стояла, не было. Но душевная тревога парня не проходила. Михаил чувствовал, что генерал где-то здесь. И не ошибся. Он поднял бинокль и увидел на том самом месте, где ещё вчера он сам там сидел, вдруг сверкнули стёкла. Курапин навёл свой мощный бинокль и увидел кислую мину генерала. Оставив машину невдалеке, Завирухин стоял в развилке двух толстых осин и наблюдал за объектом. Время летело медленно. Но генерал, казалось, устроился основательно. Он также как и в тот раз потягивал из горла что-то хмельное и никуда не хотел двигаться. Так прошёл час, затем второй и третий. Михаил начал волноваться, что мать, сестра, да и Нина беспокоятся о его судьбе. Но куда денешься? Нужно ждать. Звонить нельзя, вдруг генерал прослушивает его телефон. Хотя по совету Нины, он оставил его дома. Но всё же. Завирухин, поднявшись со своего места, пошёл проверять объект, за которым он следит с тех пор, как погиб генерал Курапин. Когда-то под этим самым делом,  чуть-чуть хмельной погибший случайно проболтался. А Завирухин намотал себе на ус. Конечно, с тех пор прошёл не один год, но Завирухин этого не забыл. Достоверных доказательств у него не было, а чувство, что это гараж именно Курапина, не покидало его. И поэтому, он так упорно, наблюдал за ним, зная, что именно там его дружок хранит свои сокровища, то есть деньги. Вскоре, убедившись, что на объекте никто не появлялся, Завирухин ушёл, чтобы вскоре снова появиться. На это время чтобы во всём разобраться, генерал взял отпуск.
Михаил Курапин, убедившись, что генерал уехал, вылез через этот же лаз, что заходил и был таков, оставив его в том же положении, как и раньше при отце. Он направился в больницу к матери, зная, что Рита и Нина уже там.  На душе было тревожно. Он зашёл в банк и обменял стодолларовую купюру на российские деньги, купил матери всё, что было нужно.
- Ну, и как? – спросила его мать, вглядываясь в задумчивое лицо сына, - нашёл?
- Спасибо Нине, без её поддержки, я бы, наверное, был бы уже труп, - ответил он, хмуро, и по его лицу пробежали тени. Зубы сжались, играя желваками. Глаза сузились и смотрели в одну точку.
Он выдавил из себя с болью в голосе:
- Наш отец не тот за кого он выдавал себя всю свою жизнь. Он – мерзавец.
Мать заметила, как сын что-то быстро повзрослел, стал более медлителен и задумчив. С его лица сошла радость и детская наивность. Он даже не улыбнулся, увидев своих близких..
Зина хотела его спросить, что, мол, там произошло, но не стала. Она поняла, что её сын потрясён увиденным и теперь находится в глубоком шоке.

                Глава двадцать шестая
.
     Находясь между жизнью и смертью, Василий Лямов бормотал что-то невнятное. Сознание, то пропадало, то опять возвращалось. Но он никак не мог понять, где он, и кто эти люди, дежурившие около его постели и днём и ночью. А Кати не было, и он мысленно звал её на помощь. Скоро появилась и она. И с ней Лена и дети. Она сразу лечение мужа взяла в свои руки. Врач Пышкин только удивлялся на что способна женщина которая любит. Он дал ей рекомендации, как вести себя с больным. Чувствуя, что жена рядом, Василий зашевелился и открыл глаза. Катя упала ему на грудь и зарыдала. Слезы радости и облегчения текли и текли из глаз. Они упали на избитое лицо мужа, и он сказал:
     - Катюша, успокойся. Я скоро поправлюсь. Вот только не знаю, что с моим лицом. Оно горит, будто на раскалённой сковородке. Это Завирухин меня так разделал. Я не ожидал, что он меня ударит пистолетной рукояткой. После удара я потерял сознание. Что было дальше, не знаю. Оказался в тюрьме. Вокруг меня заходили зэки. Хорошо, что один из них заступился за меня, видя, что мои минуты жизни сочтены. Но когда авторитет и его дружки хотели над ним поизгаляться, я собрался с силами, и ударил этого бандита по коленной чашечке. Что было дальше, убей – не помню.
    - Товарищ полковник, этим ударом ты спас себя и того парня, ведь наглецу потребовалась срочная медицинская помощь. И когда мы зашли в камеру, увидели тебя. Ты умирал. Нужна была срочная операция. Поставив гипс твоему «дружку», хирург Вяточкин возвратил тебя с того свету. Операция длилась почти восемь часов. Шанс, что ты выживёшь, был минимальный. Или любовь женщины, или твой ангел хранитель спас тебя. Я врач терапевт выхаживаю тебя. Вы находитесь на моей даче. Это Настя Иванова, медсестра, которая помогала хирургу резать вас, молодой человек. И вот – результат! Ну, Пётр Иванович, поправляйтесь, а мне нужно на работу. Предоставляю вас вашей жене. А у Насти два отгула, так что она побудет здесь.
    Сказав своё слово, врач Пышкин удалился. Старенькая «Волга», которую он купил ещё в молодости, набирая скорость, устремилась к городу. Владимир Николаевич думал о том, что как поступил генерал Завирухин, занимая такой высокий пост. Полковник Аляпов тоже не лыком шит, а вот подиш - ты, проморгал этот удар. А скорее всего он уже был в наручниках. Вот и получилось. Да может, он просто не хотел сопротивляться, и генерал  воспользовался этим случаем. Как бы - не так, но пока об этом – молчок. Николай Степанович не потерпит лишних слов и сплетен в свой адрес. Пусть полковник Аляпов выздоровеет, и сам решит, а наше дело маленькое. Главное, чтобы никто не проболтался.
    Катя смотрела и смотрела в лицо мужа, и не как не могла его узнать. Оно почернело, покрывшись сплошной коростой. Ей потребуется много времени, чтобы привести его в нормальный вид. Но она надеялась, что Бог её не оставит и даст новые силы и вдохновение, ведь Лена Гордеева поправляется и скоро Катя снимет с её лица повязки. Она была уверена, что с Леной будет всё в порядке, вот теперь только Вася, который пока ещё очень плох, и заниматься его лицом преждевременно.
    Большой деревянный дом стоял на отшибе дачного посёлка и выглядел рельефно и загадочно, а рядом протекала маленькая речка, берущая своё начало из болота, где когда-то в свои детские годы купался Пышкин, и вот сейчас этот дом стал его вотчиной, где он отдыхал и набирался сил. Конечно, об этом доме никто не знал, кроме близских. А сейчас здесь лечился Василий Лямов.
     - Лена, ты не предашь нас? Петру Ивановичу нужен покой и хорошее лечение,- вздыхала Катя, глядя прямо в глаза девушке.- Понимаешь, я боюсь за него, ведь я люблю его.
     - Катя, вы мне как родные, приютили, обласкали. Я что – злодейка какая, что, не вижу добра? Да пусть меня на кусочки режут, я вас не выдам. Катя, Катюша, Катя!
    Гордеева захлёбывалась от волнения, охватившего её. Дети, ухоженные и вовремя накормленные, крепко спали. Конечно, Лена и догадаться не могла, что это не Пётр Иванович Аляпов, а писатель Василий Лямов, который попал в этот переплёт не по своей вине, судьба  окаянная распорядилась его жизнью и жизнью жены и детей. И он поступал так, как требовал его моральный стержень. И вот – итог. Если бы он, хотя на йоту отступил от своих принципов, может быть, было бы совсем иначе. А пока, забинтованный, с кислородной подушкой, Василий Лямов находился между жизнью и смертью. Катя, Лена и Настя стояли на коленях перед иконой Божьей матери, и в слезах просили его выздоровления. Правда, Катя не называла имени, она мысленно взывала к Богу, боясь, что это открытие будет для девушек шоком. Они уверены, что здесь лежит полковник Аляпов, который не побоялся и вступил в единоборство с бандой грабителей. Бандиты, конечно, отстреливались и большинство из них были убиты. Сейчас идёт следствие, которое возглавил сам генерал Завирухин, боясь, что информация проскочит на страницы газет, и он окажется соучастником данного преступления. Этого он допустить не мог, ведь подполковник Зазулин и майор Иволгин, участвовавшие в обезвреживании банды, молчать не будут, наверняка полковник Аляпов посветил их в свои замыслы. Может быть, даже открыл им источник своей информации. А это очень опасно и страшно. Конечно, Завирухин даже представить не мог, что план, разработанный вместе с Курапиным, вдребезги разнесёт молодой полковник Аляпов.
     Солнце катилось к закату, дачный посёлок, утопая в вечерних сумерках, притих и как-то весь расслабился, ожидая покой от дневной усталости. Катя смотрела на речку, где в кустах шебаршились мелкие птички. Ей было тревожно, и в тоже время как-то радостно на душе. Она уже уверовала, что её Вася обязательно выздоровеет, и они, если удастся, залягут где-нибудь за границей, пока не прояснится ситуация. К ней подошли Лена и Настя, и, обнявшись, стали смотреть на закат солнца, где тёмные тучи стали закрывать светило. Говорить было не о чём. Они просто чувствовали друг друга и общую беду, которая нагрянула внезапно и придавила их своей тяжестью. Можно бы больного занести на второй этаж, там ему было бы спокойно, да и подальше от постороннего глаза, но этого делать нельзя, ведь больной совсем ещё плох, и шевелить его без надобности, нельзя. Хорошо, что соседи не заглядывали на огонёк к Пышкину, а то – объясняй им, откуда и зачем здесь посторонние люди.
    Октябрь, войдя в раж, нещадно поливал дождями. Гуси и журавли косяками тянулись к югу, навевая тоску на израненные сердца женщин  Печаль прямо разъедала душу. Жизнь давала свои уроки, ударив внезапно поддых.
    Лямов застонал, и, может быть, впервые осознал, что с ним приключилось, и что жизнь его держится на волоске. Он позвал:
   - Катюша, как наши дети? Где они? Я бы хотел их видеть.
    Лямова схватила сначала Васю, а потом Катю и показала отцу. Дети захныкали, потом зачмокали губами. Катя раскрыла грудь и стала кормить, убаюканная и обласканная  детьми и мужем. Василий смотрел на жену и детей, чувствуя, как к нему постепенно возвращаются силы. Но как ни странно, сейчас он видел перед собой озлобленное лицо Завирухина, который цедил сквозь зубы, как  ему показалось одну единственную фразу: «Сосок, ты за всё ответишь. Я уничтожу тебя». Лямов вздыхал, роняя в подушку слёзы радости, что он жив, и что Завирухину не удалось убить его.  И ему казалось, что несмотря ни на что, он выживёт, и будет жить долго и счастливо. А в это время Катя смотрела на него, лаская взглядом и трепетным сердцем.
 Дом светился и пламенел, будто его специально кто-то раскрасил в эти цвета. Лямов чуть-чуть приподнялся, повёл глазами и увидел Лену и Настю, которые тоже смотрели на него неотрывно. Он с большим трудом улыбнулся, и его голова опять упала в подушку. Его губы зашевелились, и было слышно, как он вздохнул:
- Спасибо вам, девушки, за всё, я не забуду ничего, если останусь жить.
Он уснул тревожным сном, постанывая и храпя. А Катя, склонившись над ним, вздыхала и плакала, устремив свой взгляд на икону Богоматери. Она встала и приоткрыла окно. Запах, увядающей земли, ударил ей в расширенные ноздри. И она подумала, вглядываясь в очертания деревни:
«Боже, сколько же зла на земле, и почему оно свалилось именно на нас с Васей? Кому мы сделали плохо? Эх, Петька, Петька, что же ты натворил? Ты же знал, что я люблю Ваську? Сколько ж надо иметь нахальства, чтобы перейти нам дорогу. Я женщина и простить тебя не могу. Если бы не ты, мой Вася был бы здоров и счастлив со мной. Мне кажется, что ты чем-то похож на него, неужели ваш стержневой корень где-то пересёкся. Быть такого не может. Я его ощущаю, когда захожу в твоё подсознание».
Деревня на берегу маленькой речушки, приплюснутая мощными берёзами вокруг домов, тянулась неровными рядами прямо к воде, где бегали дети, и где женщины стирали бельё.
- Катя, схожу на речку, - сказала Лена Гордеева, - удочки у хозяина, я думаю, есть, так хочется наловить рыбки на ушицу. Я временами ловила даже больше папки. Он говорил: «Ну, Лена, ты и молодец у меня». Так что будем надеяться, я и сейчас не подведу, что-нибудь, да пумаю. И угощу вас свежатиной.
- Сходи Ленуля, - улыбнулась Катя Лямова, - а мы тут посидим, поболтаем с Настей о жизни.
Лена поискала удочки, нашла их и, накопав червяков, пошла, искать себе укромное место, не видимое людским глазом. Устроившись поудобнее на свисающий к воде толстый сук, насадила на крючок червяка,  плюнула, как это делают заправские рыбаки, и закинула крючок с червяком в воду. Вскоре поплавок утонул, и Лена резко и ловко подсекла рыбёшку.
- Сорожка, как я рада,- улыбнулась она, и, поправив червяка, снова закинула удочку. Удача сама шла к ней в руки. Через несколько минут, насадив рыбёшку на ветку через жабры, она опустила связку в воду, чтобы рыба не потеряла свой товарный вид, и продолжала ловить. Не прошло и часу, как она вернулась домой и принялась за чистку. Увидев её за таким занятием, Катя и Настя воскликнули:
- Лена, ты что, действительно наловила?
- Заяц трепаться не любит, так говорил мой отец в таких случаях,- ответила она, и улыбнулась тепло и по-матерински, застеснявшись и покраснев.- Ведь я, девушки, с пяти лет на реке.
Гордеева говорила мягко и доверчиво, чтобы не показаться перед старшими подругами заносчивой и неуважительной.
- Ленка,  ну, у тебя и хватка, не пропадёшь, из любого положения выйдешь – молодец. Я бы так не смогла. Ты, наверное, и на охоту ходила?- Катя удивлённо вздыхала, восхищаясь действиями подруги. – И из ружья стреляла по дичи?
- Приходилось. Отец ждал сына, но не получилось, родилась я, вот я и заменила ему недостающее звено. Правда, на тяжёлые работы он меня не посылал. Берёг.
Лена улыбалась, рассказывая, как они с отцом ходили на промысел, добывая рыбу и зверя. Однажды она вывихнула ногу и отец, бросив добычу, состоявшую из трёх зайцев, взял на руки дочку и понёс через лес домой. Лене, конечно, было больно, но она боялась издать звук. Думала, что отец ещё будет гордиться дочерью. И вот сейчас, чтобы поддержать жизненный тонус всех присутствующих в этом доме и угодить больному, она пошла на рыбалку. Да и самой ей уже было невтерпёж. Тоска по природе сказывалась, и Лена с большим удовольствием выполнила свою миссию. Если бы отец узнал в какой переплёт попала его любимая дочь, он бы камня на камне не оставил от тех людей кто бросил деревенских девчонок под мужиков. Но всё обошлось. Правда, душевная травма у девушек была настолько велика, что некоторые во сне бредили или кричали, взывая к Богу.
Лямов опять зашевелился, и, почувствовав запах ухи, потянул носом:
- Катюша, у вас вроде уха? Ложечку принеси мне. Что-то так захотелось.
Губы его шептали еле-еле слышно. Но чуткий слух жены услышал этот почти неслышимый вздох. Катя подбежала и увидела открытые глаза мужа. Она бросилась к нему и зарыдала:
- Лена, а ты молодец. Больной хочет ухи. Ленка, Ленка ты откуда появилась? Уж не провидица ли ты какая? Я бы так не догадалась. Спасибо, Леночка, что бы я без тебя делала?
Катя высушила слёзы, налила в тарелку ухи и стала кормить своего ненаглядного Васю. Он проглотил несколько ложечек жидкого отвара, посмотрел на Лену. Губы его зашевелились и все услышали:
- Спасибо, Лена. Теперь я буду жить, если за меня болеют такие девушки, как Лена, моя Катя, и ты. Тебя вроде Настей зовут.
Иванова раскраснелась, ведь на неё обратил свой взгляд полковник Аляпов, который прославился на всю Россию Правда, слухи о нём идут такие разноречивые, что не знаешь, что и думать, но вроде парень он что надо.
Она, потупив взгляд, сказала:
- Это я помогала хирургу Вяточкину резать и сшивать по частям вас Пётр Иванович. Шансов, что вы будете жить, у нас почти не было, но сейчас я надеюсь, что вы не подведете нас. И правда когда-то восторжествует.
Лямов попытался улыбнуться, держа за руки  женщин. И вскоре уснул. Катя прослушала пульс, сердцебиение и осталась довольна. Она сказала:
- Давай по чуть-чуть выпьем, снимем стресс. Я больше не могу. Нужно хоть немножко расслабиться. Кажется, моему Пете стало немного лучше, если он поел ушицы. Лена, Лена, какая же ты умница и ты Настя.
А на дворе была уже тёмная ночь. Яркая луна светила прямо в окна. Собаки не брехали, утомлённые за день. Катя вышла на улицу и, глядя на луну, заложила руки за голову, вздохнула с горечью:
- Такое злодейство надо наказать. Я прокляну тебя – коварный убийца. Я из-под земли тебя достану. Ты ответишь за моего мужика полной меркой. Это я тебе говорю – женщина. Ты знаешь, на что способна любовь. Будь же ты трижды проклят – злодей.
 Её мысли путались. Она смотрела на луну, черпая оттуда эту ненависть, которая разъедала её душу, превращая её во что-то дикое и отвратительное. Но это ей нравилось. Катя седьмым чувством понимала, что генерал Завирухин на этом не успокоится, и ей самой придётся с ним схватиться, конечно, не  на поле брани. Как он на неё смотрел; глазки становились масленые, а с губ стекала слюна сладострастия. Ей надо было срочно возвращаться в город, но на кого ей оставить мужа, который ещё очень слаб, подавая лишь первые ростки жизни.
«Скоро генерал Завирухин вызовёт меня к себе, и надо быть во всеоружии, чтобы не запачкать себя, не унизить, ведь он хочет добить всю мою семью. Фанатизм дьявола велик – одни глаза чего стоят, - думала она. – Я слабая женщина, но постоять за себя и свою семью сумею».
               
                Глава двадцать седьмая

Генерал Завирухин, наслаждаясь горячей  жидкостью – кофе с коньяком сидел на диване у себя в коттедже на берегу небольшой речки и обдумывал, как он поступит с Катей, женой предателя Аляпова, который посягнул на святая святых; убил его друга генерала Курапина с которым они вдвоём не один пуд соли съели. Месть должна быть жестокой и коварной. Сначала он хотел пригласить её к себе,  высказать ей чувства сожаления о случившемся, и пообещать  всякую помощь, и если она на это клюнет, ввести её в штат милиции, конечно фиктивно, чтобы потом меньше было мороки избавиться от неё, как от лишнего балласта, который засоряет органы внутренних дел. Долго он думал, но прийти к единому мнению не мог. Он видел её глаза, грудь, руки, и заходился от злости. В нём сидел червь, который сосал и сосал, подтачивая его нравственный стержень, который и так-то был рыхлый как болотная трясина, выпускающая из себя ядовитый газ гниения. Дух же Завирухина был такой, что и сама фамилия – весь из подлости и стяжательства. И когда погиб Курапин, он понял, что и его песенка спета. Может год, два, три, а может быть, через неделю его престиж лопнет, как мыльный пузырь и придётся ему расплачиваться за все свои грехи. Сейчас у него власть и деньги, заработанные на крови. Что ему взбрело в голову он и сам не знает, только вдруг он стал перелистывать годы своей службы. И везде, когда кто-то возносился выше его, он пытался подсолить его службу, чтобы человек не зарывался, а всегда чувствовал присутствие Кольки Завирухина. Сидя в большой прекрасной комнате в мягком кресле, он смотрел на лес, где когда-то собирал грибы и ягоды. Сейчас он уже давно не ходит, боится, как бы не встретить тех кого он оболгал и бросил в тюрьму. Он рассуждал так, что каждый человек должен отсидеть в тюрьме хотя бы год. Нет таких людей, чтобы в жизни ничего не украли, не набили кому-то физиономию, да и вообще тюрьма – это горнило личности. Все великие революционеры прошли через это. Так что – простому человеку, да и другим – святая необходимость. Он взял портрет Кати в руки, сделанный втихаря его другом во время похорон, и, разглядывая его, стал прищёлкивать языком: мол, хороша, и везёт же людям. Как я их ненавижу. Я хочу её немедленно видеть и лобызать, лобызать эти чувственные губы, купаться в её волосах. Я ещё не стар, и имею на это право. Жена моего подчинённого – моя жена. Я хочу её – вот и весь смысл.
Нетерпение Завирухина росло с каждой минутой. Он уже ощущал, как её будет раздевать, пусть она даже будет сопротивляться, но это ещё больший кайф, чем та, которая сразу соглашается. Незаметно он перешёл чисто на коньяк. И тут его вдруг осенило.
- Катька – гмыра, да оказывается, что ты ещё и хорошая плутовка, не будь я генерал, и не догадался бы, ведь ты любила Ваську Лямова и вышла за него замуж. Ваську посадил Аляпов на вечные времена, а ты переметнулась к нему – хороша птичка, нечего сказать, но я раскрою твою тайну. Наверняка, эти детишки Васьки Лямова, - воскликнул он, опрокинув шестую стопку конька. – Кажется, неплохо устроилась. С такой женщиной и пообщаться неплохо. А может приписать ей убийство полковника Аляпова – неплохая идея, тем более она была замужем за Лямовым. Вот и версия. Мы раскрутим это дело, найти бы только Игоря Тёмкина – он мастак на эти дела. А сейчас надо послать человека к родителям Кати и выяснить кое-что. Может удастся найти двух свидетелей по этому делу, ведь точно эта женщина ненавидит Аляпова, который разделался со своим соперником. А я буду твоей могилой, умная и богатая женщина. Ты возбудила во мне страсть, и она страшна, как океан обид и боли, как гнойная рана. О, если бы это случилось! Скоро, скоро ты окажешься в моих объятьях.  Я буду для тебя дьяволом.
Завирухин хмелел всё больше и больше. Мысль о том, что он находится на верном пути, не давала ему покоя. Руки дрожали, как в лихорадке. С ним всегда было так, когда он цеплялся за что-то важное в своей жизни. Он видел, как женщина на коленях ползёт к нему и просит, чтобы он защитил её, ведь у неё малые дети, как они останутся без матери. Отца нет, он погиб от уличных бандитов, которые убили и ограбили его. «А я бедная женщина, оставшаяся без средств существования, молю вас войти в моё положение, призываю Бога себе в помощь». Глаза её были, бешеные и просящие. Он убеждал себя в этом, что так оно и будет, стоит только потерпеть и применить максимум усилий и Катька будет у его ног, заплаканная и униженная. А он проявит к ней чувства внимания, и тогда.
Вызывая в себе чувства сострадания, накликанные коньком и нервозностью, Завирухин сам чуть не плакал, утирая катившиеся по щекам слёзы, какой он хороший, вот только не все люди понимают его и всячески хотят унизить и раздавить. А он только защищается. Если бы не эти людишки, как бы ему жилось хорошо и вольготно.
- Коля, Коля, - шептали его губы,- какой всё же ты сентиментальный. Не понимает тебя никто. А ведь ты очень хороший. Наверное, тебя оценят только на том свете
Выпив ещё несколько стопок, он ткнулся носом в стол и захрапел. Так он отдыхал от будних дней, закрывшись у себя на даче, предоставив полную свободу своим  подчинённым. Утром он вставал, как огурчик, делал зарядку, обтирался в речке холодной водой, вызывал водителя и уезжал на службу в город. Первым делом по своим каналам он осведомился об Игоре Тёмкине. Известия были неутешительны. Капитан до сих пор был неизвестно где. Все потуги найти его были безуспешны. Завирухин хорошо понимал, что если он не найдёт капитана, ему будет очень трудно отстоять дело об ограблении инкассаторской машины и убийстве генерала Курапина и его подчинённых. Ведь у Аляпова столько свидетелей, и все в голос скажут, кто есть кто, тем более они действовали непременно по наводке, но кто осведомитель он не знал. Перебирая в памяти множество вариантов, генерал так ничего и не понял. В таких случаях Курапин был самый лучший советчик, но его уже нет в живых. А без него Завирухину было очень трудно. В кабинете на столе лежали папки с документами, но ему не хотелось браться за них. За долгую службу всё это осточертело и приелось, хотелось новизны и нового шика. Он не хотел размениваться по мелочам, но заноза с Катей Аляповой засела глубоко и искала своего выхода. Без Тёмкина он не хотел поднимать этот пласт, а нужно. Полковник Аляпов умер на операционном столе. Это – не маленькая шишка в УВД. Так что разбираться будут по всей строгости закона. Почему он был так жестоко избит, и почему оказался в тюремной камере? Вопросы, вопросы на которые не хотелось отвечать.
«Хорошо, - думал он, уперев свой взгляд в папки с документами, - если приедут следователи из Москвы, что я им скажу. Их не проведёшь на мякине. Эх, моя горячность! И зачем я так его избил? Злоба, злоба и алчность. Хотелось больше ухватить пока можно. А вот такие, как Аляпов стоят на страже закона – сволочи. От них одна головная боль и больше ничего. Петьки Аляпова больше нет, а с его гмырой я разберусь сам. И мне поверят, что Катька угробила своего мужика. У меня железная версия. И ей не уйти от возмездия. Её первый мужик – писатель Лямов сгниёт в тюрьме, а второго я убрал собственноручно, и кто поверит ей. Обвинение этой женщине надо предъявить как можно быстрее, но сначала я потешусь с ней. Уж больно она хороша, прямо сказать – картинка. Кажется я зарвался, отупел. Не вижу своей выгоды, а ещё стремлюсь быть властелином мира. Мой пращур хан Тамерлан не осуществил своей мечты завладеть миром, поручил мне доделать его дело. И я обязан выполнить его волю. Он надеется на меня. А Катька, бабка и её внучка Нинка, облодающие особой энергетикой, не подвластные человеческому разуму, обязаны служить мне и только мне. Все тайные общества, существующие на земле, накопившие огромные богатства, как материальные, инаучные и другие живут обособленно и не хотят меня принять в свои ряды, видишь ли я простолюдин, деревня. Тогда почему сам хан Тамерлан завещал мне эту великую миссию. Значит я человек высоких кровей, не чета там каким-то масонам, которые, боясь своего разоблачения, как крысы прячутся по своим норам. Тайные общества существуют с незапямятных времён. Пришли они из среднивековья, а может сущствовали ещё и раньше. Были на них гонения, но они выдержали и продолжают жить. Сильны, конечно. Без магии и телепатии мне к ним не подступиться, а ведь у них, я уверен ключи владения миром. С этими женщинами, я обрету своё счастье и уверен буду властелином мира, разгадаю коды тайных обществ и подчиню их себе».
Он снимает трубку и спокойным голосом, насколько это возможно, говорит:
- Иван Сидорович, это вы? С вами говорит генерал Завирухин. Немедленно арестуйте жену полковника Аляпова Екатерину. Есть подозрение, что она угробила своего мужика. Я сам буду контролировать расследование. Посадите её в отдельную камеру, пусть посидит.
- Товарищ генерал, у неё же маленькие дети. На кого же их она оставит? - сказал подполковник Зазулин. – Да и вина её под сомнением.
- Мне лучше знать. Выполняйте! Это она отомстила за своего первого мужа писателя Василия Лямова. Я уверен. Мне уже звонят из Москвы: почему я не принимаю меры. В области такое творится, а дел никаких. Глухарь, нанизанный на глухарь,  повисли на моей голове. Я что,  этот груз должен носить в себе? Ты, Иван, говоришь о детях. Её дети пойдут в детдом, не они первые, не они последние. Понимаешь, она преступница, обладающая чарами магии. Где гарантия, что она не выскользнет из наших рук?
 «Да, - почесал в затылке   подполковник, - дела. Пётр Иванович бы разобрался. У него везде осведомители, а нам с этим справиться не по силам. Катя не виновата, она просто ангел. Кажется, Завирухин хочет и её угробить, чтобы замести следы. Мерзавец! Где ж на него управа?»
Он хотел ещё что-то сказать, но слов не было, и он решил об этом сообщить майору Иволгину, который от Петра Ивановича был просто в восторге, ведь за такое короткое время, а сколько было сделано полезных дел?  Да и Катя ему очень нравилась, всегда обаятельная, ласковая и добрая, а это немало для человека, который постоянно рискует своей жизнью. И встречает она просто чудесно. Разве могла такая женщина убить своего мужа, да никогда. Но как это доказать упрямому начальнику? Как ввести его в дело, над этим надо подумать и очень хорошо. Зазулин смотрел в окно и сосредоточенно думал.
- Ну, что Руслан будем делать-то, ведь я уверен, он скоро появится здесь, и тогда нам с тобой не сносить головы, - сказал Зазулин. – Понимаешь, я не могу арестовать эту женщину по указанию своего высокого начальства – это выше моего понимания. Я что – не человек? У неё же малые дети.
 Под вечер где-то к восемнадцати ноль, ноль в дверях  милиции появился сам собственной персоной генерал Завирухин. Он явно был не в духе. Руки его нервно подёргивались, а в серых его глазах бушевал огонь лютой ненависти и злости. Этим взглядом он ошпарил всех присутствующих, отчего у некоторых задрожали колени.
- Подполковник Зазулин, где арестованная? Я вам утром звонил. Что, нужно ещё напоминать? – прошипел звеняще Завирухин,- да вас всех надо разогнать. Сколько дел завалено. Дармоеды! Вам не сойдёт с рук расстрел милицейского десанта. Это я их посылал. У нас была информация, что банда налётчиков выйдет на дело. А вы нам помешали. Где эта банда? Подполковник Зазулин, что вы на это скажете?
- Лично я ничего. Операцией руководил сам полковник Аляпов, с него и спрашивайте. У него вся информация.
- А вы что – пешки? Куда послал начальник, туда и бежите? Аляпова уже нет в живых. В ответе за это преступление, несёте вы, подполковник Зазулин.
- А что нам? – снисходительно улыбнулся Залулин, - наше дело телячье.
- Как ты сказал? – багровея в лице, заревел генерал. – Я тебя снимаю с должности. Майор Иволгин, немедленно доставить сюда арестованную, пока она не сбежала.
- Господин генерал, во-первых, ей бежать некуда, а во-вторых я не воюю с женщинами, у которых малые дети, да и доказательств её вины нет.
- Но она – преступница, убившая своего мужа. Как вы не понимаете, что она вышла замуж за писателя Лямова, и вдруг она оказалась женой полковника Аляпова. Что, я неправ? Он же упрятал Лямова за решётку на вечные времена – вот и мотив для убийства. Что вам этого мало? Хорошо! Зазулин не хочет арестовывать женщину, Иволгин тоже, тогда кто выполнит мой приказ? - Все молчали. Было лёгкое шевеление в рядах милицейских офицеров, но никто не изъявил желание. – Пугало, я вижу, ты непротив выполнить святую миссию по аресту преступницы, ведь по её наущению произошло это убийство.
- Я непротив, но тогда и меня убьют, а у меня только что родилась дочь, - ответил старший лейтенант. – Против воли своих командиров и сослуживцев я не пойду.
- Что это – бунд? – взревел генерал, - да я знаете вас всех.
Он недоговорил, захлебнулся словами, побледнел, и казалось, что его хватил удар, но через несколько минут, он пришёл в себя, обвёл всех мутным взглядом, и ничего не сказав, вышел на улицу. Вскоре подполковник Зазулин позвонил Кате по мобильнику и сообщил ей, что по приказу Завирухина, она должна быть арестована за убийство своего мужа полковника Аляпова, тебе необходимо на время спрятаться пока не прояснится всё. Женщина, конечно, испугалась, она только, что хотела ехать домой в город, но такое сообщение её просто ошеломило. Она подошла сначала к Лене Гордеевой, потом к  Насте Ивановой, и, упав им на грудь, горько зарыдала. Сквозь всхлипывания Лена и Настя узнали, что Катю ждёт беда. Завирухин вскоре её арестует за убийство своего мужа Петра Ивановича Аляпова.
- Девушки, не выдайте меня, пока не прояснится, вот выздоровеет Петя – всё будет поставлено на свои места, - вздохнула она. – Боже, за что нам такая участь? Разве мы с мужем хотели всего этого.
Записанный на пленку разговор генерала Курапина об инкассаторской машине и размноженной на несколько копий,  был тем доказательством, от которого бы затрещал престиж генерала Завирухина. Но все эти копии были спрятаны в деревне в надёжном месте. Нина хранила их, как зеницу ока, хорошо понимая, что без этих доказательств её любимому Васе будет просто не выстоять. А доказать свою невиновность по делу убийства милиционеров во главе с самим генералом, будет очень проблематично. Одна копия была у Лямова, согласно её он и действовал. Он хорошо знал голос Курапина, и не сомневался в том, что операцией по ограблению инкассаторской машины руководит сам генерал, но он пошёл на это, ведь если не он, то тогда кто же прекратит этот разбой. Безобразие, которое обошлось такими жертвами, что даже трудно в это поверить. Сам герой Василий Иванович Лямов в тяжелом состоянии, спрятанный от людского глаза, сейчас живёт в деревне, набирается сил, чтобы предъявить по счетам высокому руководству. За что его искалечили.
Завирухин же никак не мог прийти в себя после случившегося. Он понимал, что если он не арестует жену Петра Аляпова, смерть полковника может зависнуть на его совести, ведь зэки могут и проболтаться. Они же видели в каком состоянии был брошен в их камеру избитый до полусмерти Аляпов, да ещё с напутствием, что он насильник. Выдуманного капитана нет, нет и его изнасилованной дочки, тогда кто же совершил сиё преступление?
Люди генерала, посланные на поиски женщины, сбились с ног, но Катя, как в воду канула. Телефон её не отвечает. Куда она пропала, никто не знает. Генерал часто навещал милицию, и, сверкая глазами, рычал тихо, но внятно:
- Говорил я вам, арестуйте немедленно, не послушались, и она пропала. Кто-то из вас сообщил ей? Почему в наших рядах приспешники убийц и насильников? Я вас спрашиваю подполковник Зазулин. Эта дрянь понесёт заслуженное наказание, будьте уверены. Такого мужика загубила, сволочь! Ей нет места на этом свете.
Он ещё долго кричал и возмущался нерешительностью местной милиции, и совсем расстроившись, уехал к себе, кожей чувствуя, что узелок завязывается крепенький, и если он не найдёт Катьку, ему будет очень плохо. Конечно, он мог бы разогнать местную милицию за невыполнение его приказа, но если эта бадяга появится в Москве, как он оправдается , ведь тогда копать будут капитально, а у московских сыщиков опыт в таких делах ой, ой, какой. И если уж они зацепятся, тогда и связи, и власть не помогут. Средства массовой информации сразу уцепятся за это дело, позора тут не оберёшься. Да причём здесь позор, если корячится статья с немалым сроком. А годы-то немаленькие, и неизвестно куда ещё посадят. Конечно, зэки такой возможности не упустят и на славу поиздеваются. Клин выбивают клином. В жизни всё имеет своё начало и конец.
- Николай Степанович, вас куда вести?- спросил шофер.
- На дачу, куда ещё. Я очень устал. Душа, прямо сказать, кровоточит.
Он вышел из машины и отпустил водителя, сказав при этом:
- Саша, ты молодой, езжай, развлекись, но будь на связи, вдруг мне понадобишься.   
    Солнце опускалось за горизонт, окрасив небосвод ярким цветом. Николай Степанович, напрягая слух и внимание, смотрел в одну точку. Мысли не донимали его, было полное опустение души и тела. Он вытащил из комода бутылку водки, налил бокал и выпил, сразу стало немного легче. Он понимал, что зарвался, но отступать было уже некуда, или могила, или большой тюремный срок под старость лет. Он хотел на поиски Кати отправить свою зомби-команду во главе с Петром Безматерных, но испугался, что они её и её детей придушат как мух.
«Всё дело в Зазулине, - думал он, - но я его обведу вокруг пальца. А вот, как и чем, я ещё пока не знаю, но что-то с Ванькой надо делать и немедленно, а иначе этот зарвавшийся подполковник, патриот России, загонит меня в ловушку. Кукиш тебе Ванька, кукиш. Я ещё не потерял мозги. Скоро сюда прибудет наркокурьер с Таджикистана, а подкинуть тебе героин не так уж и сложно. Ты мне стал поперёк горла. Я сведу с тобой счёты. Не я буду Колька Завирухин из деревни Подорожники. Подсажу ко твоего нового сотрудника, что прибыл к тебе на помощь прямо из училища на иголочку, а потом обвиню тебя Ванька, что в твоём подчинении наркоманы. Этот мальчишка будет крутиться, где бы ему найти на очередную дозу, а я в это время буду ловить кайф. Ванька же с ума сойдёт – мент и вдруг наркоман. Мальчишка уж больно хорош – круглый отличник. Наверное, тоже патриот. Ненавижу патриотов. Они везде как бельмо в глазу. Россия – умереть за тебя, почётно. А если я ниспослан свыше. Я должен жить и делать своё дело».
Он вышел на лоджию, что находиться под самой крышей коттеджа, сел в глубокое кресло и стал смотреть в небо. Звёзды из далёкого космоса улыбались ему тепло и ласково. И ему показалось, что голос хана Тамерлана шепчет ему на ухо: «Молодец ты Колька. Как я рад за тебя. Ты пойдёшь далеко, далеко. Не зря я на тебя бросил свой взгляд. Ещё немного и ты будешь велик. Сметай все преграды на своём пути. Ты теперь Завирухин – Тамерлан».
Завирухин очнулся, поискал взглядом хана, но не нашёл и очень расстроился. А звёзды светили и радостно улыбались. И он снова закрыл глаза. И только он погрузился в сон, как увидел плачущего Зазулина, которой сидел в своём кабинете и горько плакал над своей судьбой, проклиная и службу, и Завирухина, и всех тех кто встали на его пути.
«Попался, мил человек, будет тебе ещё и на кисель, да и на пиво, - вздохнул Завирухин, поглядывая на яркую луну, которая спряталась за верхушки леса и оттуда посыла косые лучи на коттедж генерала. – Двое зомби приволокут на явочную квартиру этого ещё неоперённого в нашем деле мальчика, и я сам введу ему усиленную дозу героина. После этого он будет наш. Так-то Ванька я поквитаюсь с тобой. Завтра я сделаю своё дело».
Молодой лейтенант, поблёскивая новенькими звёздочками, гордо ходил по городу Ч с высоко поднятой головой. Он совсем недавно окончил училище и думал жениться, но вышла незадача. На него Зазулин возложил пока ещё не очень сложные задания по расследованию убийств на бытовой почве, но ему хотелось дерзать. Следствием он занимался с упоением. Ему хотелось проявить себя на поприще по раскрытию наркодельцов и в других сложных делах. Он рвался в бой. У него был нюх на криминал.
- Что, Михаил? – сказал ему подполковник Зазулин, вызвав его в кабинет. – С этими заданиями ты справился блестяще. Я думаю тебя пора уже направлять на более сложные дела. Пойдёшь в группу майора Иволгина на подкрепление. У него не хватает людей. Парень, будь всегда начеку. Ты сейчас будешь работать в особом риске. На тебя может открыть охоту местный криминал. Так что глаза имей и сзади, и спереди, и по бокам. А особенно будь внимательным в подъезде.
Воронин улыбнулся, расправив широкие плечи, хитровато повёл серыми глазами, мол, не пугай, мы уже пуганые, чуть-чуть сморщил прямой когда-то в драке раздробленный нос.
Зазулин улыбнулся, дескать, зря ты парень петушишься, прижмут, не так запоёшь. Все мы храбрые до поры, до времени. Он похлопал по плечу молодого лейтенанта и направил его в следственный отдел, где в это время готовились к захвату очередной партии наркотиков. Майор Иволгин был хмур и сосредоточен.
- Пополнение, - вздохнул он, увидев пышущего здоровьем молодого лейтенанта - хорошо. Нам нужны молодые кадры. Бандиты пошли изворотливые и наглые. Видимо, нам не хватает их резвости и таланта, но мы возьмём их опытом и терпением. У нас всё ведь будет на отлично, так что ли, лейтенант.
- Будем стараться, господин майор, - ответил, улыбаясь, Михаил Воронин.
Они выдвинулись на перехват машины, которая двигалась из города В в город Грязновец, но к сожалению нужную машину не встретили, толи их предупредили, толи произошло что-то непредвиденное. И Иволгин, созвонившись с подполковником Зазулиным, решил ждать в лесу. Ждать пришлось долго. Вот уже скоро должен быть и рассвет, но нужная пятёрка не появлялась. Дежурившая эту машину группа милиционеров  стала понемногу дремать. И вот, рассеивая фарами предутренний туман, машина выскочила из-за поворота. На приказ Иволгина остановиться, водитель поддал газ. Михаил Воронин, выскочив на дорогу, стал стрелять одиночными по колёсам автомобиля. Вскоре машина, потеряв управление, сунулась в канаву. Водитель и, сидящий в машине, попытались избавиться от оружия и наркотиков, но им этого не удалось. Проверив обшивку машины и всё остальное, где можно бы спрятать всё необходимое, Руслан Иволгин сказал:
- Михаил, а из тебя получится неплохой мент. Могеш, молодец. И стреляешь ты неплохо. Не зря ел хлеб в училище.
От такой похвалы Воронин просто расцвёл как маков цвет. И, вздохнув протяжно, сказал:
- Гальку мою сволочи посадили на иглу. Я люблю её, хотел жениться, а она… У меня к ним свои счёты. Накинули на её голову мешок, когда она шла вечером из института, и увезли  в гараж. Там изнасиловали и напичкали героином. И кто бы мог подумать!? Сделал это её одноклассник  Федька. Придёт из тюряги, я его всё - равно убью. Такую девушку загубил – подонок. Красавица и очень умная. Мы вместе с ней учились в школе. Она моложе меня на два года. Сейчас ей всего девятнадцать. У нас с ней уже заявление было подано в ЗАГС.
- Лечить надо девчонку пока она окончательно не свихнулась. Сколько времени сидит на игле? – спросил Иволгин.
- Два месяца. Жаль её, сейчас постоянно просит деньги на дозу. Мать и отец скоро свихнуться. Отец ловил этого супостата, чтобы грохнуть, но у него ничего не получилось. Милиция опередила, и он сейчас сидит.
Воронин взял за шиворот того, кто на вид был славянской внешности, отвёл его в сторону, взял из багажника лопату, взмахнул ею, но не ударил. Преступник от страха сжался, убрав голову в плечи. По щекам его потекли крупные слёзы. И тогда Михаил выдавил из себя:
- Или ты будешь сотрудничать с нами, или я тебя сейчас закопаю живьём. У вас где-то четыре килограмма чистейшего героина. Сколько молодёжи вы бы отравили этим зельем. Кому вёз?
Наркокурьер молчал.
- Что с ним делать, мужики? – спросил лейтенант.
- У тебя с ними свои счёты, делай с ними что хочешь, - ответил за всех майор Иволгин
Лейтенант крюком руки поддел парня под челюсть. Тот, забившись ногами, упал под куст. Михаил, оттащив его от дороги на несколько метров, стал усиленно копать яму. Он поглядывал на парня искоса, усиленно откидывая лопатой землю.
- Вот здесь будет кладбище всем, кто посмеет завести в наш город наркоту, - вздохнул он протяжно. – Это говорю вам я, представитель молодого поколения. Вы куда мою страну толкаете?
Он взял лежачего наркокурьера за ногу и поволок к яме. Преступник молчал. Лейтенант осторожно положил его в яму и стал медленно засыпать ноги, поглядывая на закрытые глаза наркокурьера. Все молча ожидали, а что же будет дальше. Майор Иволгин, отойдя в сторону, звонил подполковнику Зазулину. Земля уже подбиралась к самой голове парня, когда он, очнувшись, посмотрел в глаза Воронину и выдавил из себя:
- Твоя взяла. Я ещё хочу жить, откопай меня. Хотел разбогатеть, не получилось. Мою мать и двух сестёр теперь прихватят. Они перебиваются с хлеба на воду в деревне. А работать негде. Этот чурка сообщил уже, что нас, наверное, прихватили менты.
- Сам дров, - заверещал низкорослый с чёрными глазами второй арестованный, - тебе сколько заплатили? Как будешь отрабатывать?
- Отрабатывать теперь оба будете за решёткой, - успокоил их Иволгин, - твоя, моя не понимает, не так ли, господин иностранец? А может быть, за вас обоих отработает наша земля. Мы заставим вас уважать Россию. Один здался давай затаскивай этого героя. Не знает всё что знает – закопаем.
- У мэня мать, отэц, жэна и четверо дэтэй, - глубоко вздохнув, выдавил из себя иностранец, - убиёте мэня, как оны будут жить?
- «Кто с мечом пожалует к нам в гости. От меча и погибнет» - Так что рассчитывать вам не на что. Или мы вас закопаем в яму, или весь этот героин закачаем поровну в вас. Другого выхода я не вижу. Вы приехали кормить этим зельем нашу молодежь, почему бы вам самим не испытать этого кайфу? Я думаю, начнём вот с этого землячка. Накачаем его, и пусть он балдеет, потом и второго. Мне кажется, его нужно пожалеть, ведь он признал свою вину и согласился с нами сотрудничать. Тебя, как звать-то?
- Сафар, - ответил иностранец.
- А твоё имя, молодой преступник? – прошипел Воронин.
- Кирилл, - прошепелявил разбитыми губами второй.
- Молодец, - похлопал по плечу лейтенанта майор Иволгин. – Всё пора ехать. Обоих допросим в городе. А сейчас все садимся в машину. Лейтенант, глаз не спускай с них. Тебе поручаем столь великое дело.  Гальку твою от наркотической зависимости может излечить одна наша знакомая бабка. Только ты свою деваху не бросай. Она не виновата в том, что произошло. Бросишь – пропадёт, - нахмурился Иволгин. – Смотри сам не попади на иглу. Мне кажется и на тебя скоро откроется охота.
- Почему, товарищ майор? – спросил Воронин побледнев.
- Предчувствие, молодой человек, красив ты и очень энергичен. А таких криминал очень боится и постарается напакостить.
- Вы что сговорились, господин майор? Подполковник сказал тоже.
- Михаил, зови меня просто Руслан Петрович, - сказал Иволгин, - так будет более прилично.
- Так вы мне не ответили.
- А что тут можно ответить. Предчувствие – вот и всё.
- Да! – почесал в затылке лейтенант.
Машины с добычей пылили к городу. Вскоре Иволгин сдал арестованых и их зелье куда следует, и группа направилась по квартирам на заслуженный отдых. Сердце в груди молодого лейтенанта от радости таяло и играло. Он забыл о предупреждении Иволгина и Зазулина и шёл навстречу судьбе с открытым забралом, подчиняясь только инстинкту. И тут перед самым его подъездом мелькнула тень. Лейтенанта будто обухом ударило по голове – они. Он замедлил шаг, вытащил табельное оружье и спрятался за дерево. Сердце билось, как пойманная в сетку птичка. Минут двадцать стоял недыша, ожидая нападения сзади. Вскоре приоткрылась немного входная дверь подъезда, и высунулась в щель чья-то голова в чёрной маске. Сквозь зловещие прорези сверкали, наполненные ярой злостью дикие глаза. Человек был очень мощный по своей фигуре, затем выглянул и второй. Он тоже был под стать первому.
- Сволочь, куда-то вильнул. Неужели мы выдали сами себя. Батя не простит этого, - выругался первый. Так было всё хорошо и вдруг провал. Только хлороформ испортили.
- Саня, не отчаивайся. Мы его так или так, а на иглу посадим, - продолжил второй, - куда он денется этот сопляк. Видишь ли, он милицейское училище закончил с отличьем. Служака. Ненавижу. Он нам  ещё попортит крови. Да и хозяин от него не в ударе, прочитав его документы и сопроводительную записку.
Воронин понимал, что ему с ними не справиться, тем более они тоже вооружены, да к тому же, вероятнее всего, их кто-то прикрывает. Преследователи сняли маски и убрали их в сумки, бросив в кусты тряпку, пропитанную хлороформом. К ним подошёл третий. Где он был – трудно сказать. Но по всем данным, он не заметил, засевшего в кустах лейтенанта.
- Кеша, ты его видел? – спросил первый.
- Нет, не видел. Он, наверное, махнул к своей подруге. Выследим, куда он денется. Пошли домой.
Лейтенант в это время смотрел на них во все глаза, держа наготове пистолет. Память на лица у него была отличная. Поэтому, он не сомневался, что все они в скором времени попадут к нему в руки. Зазулин и Иволгин были правы, когда напутствовали его. И вот результат, он не может сдвинуться с места. Ноги будто одеревенели, а голова была ясной и чистой. Красная, кровавая заря уже окрасила небосвод. Над головой Воронина зачирикали воробьи, мол, что стоишь тут – уходи. И он, очнувшись, посмотрел на восток, перекрестился, поставил на предохранитель свой пистолет и вошёл в подъезд, где было тихо и спокойно, и где чувствовался запах непрошеных гостей. На полу валялись окурки. Их было много. Видно его ждали очень долго.
«Спасибо вам мои начальники, если бы не ваше предупреждение, я, наверное, был бы уже на игле, но кому я так помешал, кому? Мне, кажется, кто-то из высшего начальства хочет развалить нашу милицию. Кому же подполковник перешёл дорогу, и кому наркокурьеры везли этот героин, - думал он, - Галька, я тебя вылечу, и мы с тобой поженимся. Если Руслан Иволгин обещал – значит нужно верить, что какая-то бабка  может её вылечить. Будем надеяться. А сейчас спать, спать».
Где-то в полдень, немного поспав, лейтенант позвонил Иволгину, и рассказал о том, как его ждали в подъезде двое здоровенных мужиков, а третий был в секрете.
- Ты их запомнил? – спросил майор.
- Обижаешь, Руслан Петрович, они до сих пор стоят у меня перед глазами.
- Фотороботы нарисовать можешь?
- Конечно. Я ещё и окурков набрал. Можно отпечатки пальцев взять, да и слюну на анализ.
- Приезжай в лабораторию, я тебя буду ждать. Только никому, нигде об этом. Они сами идут в наши руки.
А в это время генерал Завирухин не находил себе места. Ему доложили, что наркокурьеры, доставляющие ему наркоту, схвачены. Кем, они не знают, так как нападавшие были все в масках, и лицо своё не открыли. Генерал попытался связаться со своими людьми, но те только отмалчивались. Он не знал, что делать, и тут прибыли эти трое, которые стерегли Воронина. Они объяснили ему, что произошло, и генерал от злобы позеленел. Он схватил первого за грудки и начал его трясти.
- Козлы вонючие, - рычал он, - и окурков, я думаю, накидали. Он вас обвёл вокруг пальцев. Я предупреждал вас, что он не простой. Теперь пеняйте на себя. Оружье на стол!
Все повиновались. Он подошёл к столу, взял пистолет первого и выстрелил ему в грудь, затем таким же способом убрал второго и третьего. Нажал кнопку, вызвал двоих с носилками и тихо произнёс:
- Закопайте их в лесу, чтобы никто не видел. Езжайте в глухомань.
Трупы были убраны и погружены на «Газель». Милицейские знаки на машине дали ей беспрепятственный выезд из города и дальнейшеё продвижение в лес.
«Нет, Ванька, больше я тебе не доставлю удовольствия раскручивать мои дела. Ты и так уж очень много знаешь обо мне, - думал он, - я уверен, что и наркокурьеров схватил ты и спрятал их. А всё же, я твоего нового мента посажу на иглу. Он не внушает мне доверья. Уж слишком патриотичен и энергичен.  От таких, как он, что угодно можно ожидать. Они талантливы до умопомрачения».
 
                Глава двадцать восьмая
 
Нина Богданова, почувствовав, что срок рождения маленького Васи, настал, пришла в трепет. Схватки участились. Она хотела найти свою подругу Лену Гордееву, но телефон её молчал, попыталась дозвониться до Кати, но безрезультатно, и ей пришлось вызывать скорую самой. Из деревни приехала бабушка, решившая помочь милой внученьке. И когда машина подкатила к дому, она села вместе с Ниной и укатила в роддом. Бабушка стояла около роддома и молилась, посылая успокоительные импульсы внучке. Конечно, живя в деревне, она не знала, что такое телепатия, но хорошо понимала её действия. Она видела свою внучку и говорила:
- Ну, милая, ну ещё немножко и твой Васька выскочит и закричит, возвещая всему миру, что на свет появился ещё один Васька Лямов. Я рядом, я с тобой. Не беспокойся. Всё будет хорошо. Твой любимый пошёл на поправку.
- Хорошо, бабуля, хорошо. Я слышу твои позывные. Посылаю импульсы Васе, но он молчит.
- Нинуля, у него же всё лицо избито. Он не может принимать твои импульсы, вот поправится, тогда и ответит. Я думаю, он не забыл тебя. Это не тот мужчина, чтобы забывать хорошее. Ты сделала для него очень многое.
- Бабулечка, ведь я люблю его. Что поделаешь, что в жизни так не повезло мне.
- Крепись моя девочка, всё будет хорошо. Будь уверена, Завирухин скоро загремит, и твой Вася будет героем, а пока терпи. Катю ищет генерал, чтобы свою вину убийства полковника Аляпова свалить на неё, а она в бегах. Если её поймают, её детей возьмёшь ты. Вы теперь – не чужие. Успокойся внученька. Я помогу ей. Вот только её мужик чуть поокрепнет, я увезу всю их семью в глухомань. Там их никто не сыщет, а пока нашему Васе надо войти в норму.
- Спасибо, бабуля. Ой, бабушка, умираю.
Анастасия Ивановна стала резко молиться, повернув голову на восток. Вскоре услышала крик младенца, и тяжкий вздох облегчения  внучки. Губы её шептали:
- Боже, ты услышал мою молитву, теперь плод любви моей милой внученьки будет жить. Как я рада, Боже. Я знала, что ты не оставишь мою Нину в беде.
Прохожие, проходя мимо, смотрели на старушку, но не прерывали её молитву. А она не замечала никого, уйдя полностью в себя, чтобы её внучке было полегче.
- Бабушка, я устала. Я засыпаю, - услышала старушка голос Нины.- Вася хороший даже не красный. Вес три семьсот.
- Спи, внученька, спи. Ты совершила подвиг. Теперь я спокойно пойду домой. Завтра снова сюда приползу, - сказала Анастасия Ивановна и пошла на трамвай, чтобы добраться до квартиры Нины. Она приехала сюда за неделю до родов милой внучки, захватив с собой травы и разные настои, а ещё старинную библию, перешедшую к ней от её далёких предков. Кого? Точно она уж и не помнит. Правда, генетическая ветвь у неё записана, но кому конкретно принадлежала эта книга ей неизвестно.
Анастасия Ивановна поставила на газ чайник, чтобы заварить травки для успокоения души и тела. И когда вода закипела, она пошла в туалет, вымыла тщательно руки с мылом, сориентировалась в квартире, где восток, помолилась и всыпала траву в кипяток. Пошёл дурманящий запах, и старушка села пить это зелье, припорошив его сахарным песком, который быстро растаял. Анастасии Ивановне было под девяносто, но по взгляду и по осанке, как она держалась, можно было дать всего шестьдесят с хвостиком. Выпив настой, она легла на диван и заснула мертвецким сном, принимая заряд бодрости на оставшиеся дневные часы. Это был её распорядок дня, которому она следовала неукоснительно. После отдыха в течении двух часов, она вставала, бодрая и весёлая, готовая снова творить чудеса. Она направила своё внимание на роддом, где лежала Нина, и, увидев её спящей, подумала, что пусть она ещё спит, скоро принесут Ваську для кормления, а пока он тоже отдыхает, вытянувшись во весь рост.
Знахарка направила свой взгляд на коттедж, где отдыхал Завирухин, увидев его пьяным, вздохнула:
- Утомился великий злодей, не дна бы тебе не покрышки изуверу, такого мужика искалечил. Выздоровев, он покажет ещё тебе кузькину мать. Не зря моя Нинка втрескалась в него, хоть он и женат. Ничего бы у неё не получилось, если не моя травка. Эх, Нинка, Нинка, и на что ты променяла свою молодость? Не в меня. За мной мужики вереницей бегали, но я выбрала для себя самого лучшего, и прожили мы с ним не малый срок. И если бы не эта проклятая война, которая отобрала его у меня, он бы, наверное, до сих пор был бы жив, ведь здоровье у него было железное, да не какая-то там ржавая железяка, а железо высшей пробы. Таких мужиков, как мой Иван уже нет, а если и есть, то очень мало. Как он носил меня на руках, как целовал. Боже! Я видела эту танковую битву на Курской дуге. Мой Иван был водителем танка. Он бросил свою тридцать четвёрку прямо в бочину тигра. И тут же его машина загорелась. А он оказался раненый и не мог выскочить. Я кричала, я просила его. Ваня, милый поднажми, ведь я тебя жду. У нас же трое детей! Но всё безрезультатно. Я слышала его голос: Настя, Настя, прощай, больше не встретимся на этой земле. Грохот от орудийной пальбы, скрежет танков, и стоны, стоны людей – всё это во мне живёт до сих пор. Нина, Нина, я после гибели своего Ивана никого из мужиков к себе не подпустила. Как будешь жить ты, я уж и не знаю. Отпустит ли Василий твою душу, ведь она у тебя почти девственница. Ещё не замараная пошлостью, от которой многие женщины сходят с ума. Он то, конечно, отпустит, ведь он очень порядочный, а как же ты?
- Бабушка, как ты? – услышала она голос внучки. – Я кормлю своего Васю, он такой миленький и голодный. Он просто – прелесть. Кажется, он вылитый Лямов.
- Хорошо, внученька. Это и есть – плод любви. Как себя чувствуешь, милая? – спросила  бабушка.
- Пока не очень хорошо, всё болит внутри меня.
- Это скоро пройдёт. День, два и ты почувствуешь себя лучше. Тебе чего принести-то?
- Не знаю, кажется ничего не надо.
- Так не годится, тебе надо много есть, чтобы не потерять молоко.
- Бабушка, а как там Лямов? Наведи на него свой взгляд.
- Я стараюсь, но мне кто-то мешает, кажется, Катя. Она боится за своего мужа.
- Ты же такая сильная и умная, бабуля.
- У Кати очень сильная энергетика, её трудно пробить, да если ещё она на взводе.
- Бабулечка, постарайся, ведь я родила ему сына. И я хочу знать, как он там?
    - Хорошо, Нина. Только не мешай мне. Нет, не получается. Катя поставила в своё подсознание защитную сетку. Надо ждать и попробовать ночью, когда она будет спать. Скоро ночь.
- Нина, ты, кажется, родила, - забилась чья-то мысль в подсознании Богдановой. – Мой Вася потихоньку пошёл на поправку. Я скажу ему, что на свет появился ещё один Лямов. Их будет уже трое. Я сначала хотела тебя раздавить, растоптать, растерзать, но потом подумала – на всё воля Божья. Понимаешь, у меня нет к тебе даже злости. Я даже тебя полюбила за твою смелость. Если что надо обращайся прямо ко мне. У меня двое детей от Васи, а у тебя один. Стоит ли нам делить его, если так получилось. Слушай, кто-то упрямо стучится в моё подсознание. Я защищаюсь, но сил у меня уже не хватает. Она сильнее меня.
- Катюша, это стучится к тебе на приём моя бабушка. Она хочет тебе сообщить, что ищейки Завирухина вот-вот встанут на твой след, и тогда? Ты знаешь сама, что будет тогда. Слушай мою бабушку, у неё очень сильная энергетика. Она не прочь увести и спрятать вас в глухомани, пока Вася нетранспортабелен.  Не куда вы с Леной не суйте нос. Мобильники свои не включайте, иначе вас засекут. Генерал начеку.
- Спасибо, Нина, на добром слове. А как зовут твою бабушку?
- Анастасия Ивановна – вот как её зовут. Ты слушайся её – она тебе не враг.
- Хорошо, Нина. У тебя маленький Васька кажется не плох.
- Спасибо Катя. Я думаю, сообща мы одолеем Завирухина. Он негодяй искал деньги Курапина, но не нашёл. Даже ключи от гаража у меня хотел забрать. Всё ищет, ищет улики, как бы кого подставить.
- Нина, деньги у тебя в деревне, в надёжном месте спрятаны. На чёрный день пригодятся. Помоги тебе Боже, ведь ты такая молодая и одна. А деньги – всегда деньги. Курапин конечно – мерзавец изнасиловал тебя, я об этом знаю.
- Не надо Катя, его уже нет, и пусть земля ему будет пухом. Его место там. Он много зла нанёс людям вместе со своим дружком.
- Не буду Нина, поправляйся, потом что-нибудь придумаем.
Нина повернулась на бок. Её маленький сынок, напившись молока, крепко спал, хлюпая носиком. Богданова смотрела в потолок, набираясь сил. Скоро её выпишут из роддома, и тогда, она не знала, что будет тогда. Сейчас ей надо будет растить сына. А на чью фамилию его записать: Курапина нет, Лямов официально в тюрьме. Ему дали вышку. Он не выйдет. Хотя в тюрьме благодаря Кати сидит не Лямов, а Аляпов, но всё же. Конечно, если всё прояснится, то Василий Иванович не оставит своего сына в беде, возьмёт его на свою фамилию. Лямов не из тех, чтобы разбрасывать своих детей по белому свету. Нужно ждать, когда писатель поправится. Конечно, после такого избиения ему трудно будет оправиться, но он молодой, операция прошла нормально, и теперь нужно только ждать. Организм, схватив живительные силы, начнёт быстро входить в норму. Ведь не на пустом же месте он набирает эти силы. Обе женщины, да и его дети, отдавая свою энергетику, ждут его возвращения в строй сильным и невредимым назло врагу и тем, кто бы хотел его смерти. Но его организм уже вступил в струю сопротивления недугу, и осталось только ждать. Вот-вот наступит перелом к лучшему. А пока капельницы, уколы и таблетки. Да, смерть стучалась в его двери, но он чувствовал, что рядом его Катя, а сзади её, ветхий старец, который заглядывал ему в душу, успокаивал, ласкал, и его присутствие около койки больного, придавало ему силы. Кто он? Конечно, Лямов не знал, но какая-то благостная энергетика наполняла всю комнату, где он лежал. Полуживой Лямов, заглянув в глаза старцу, испугался его проникновенности взгляда. Да, старец был не прост. Он, прямо сказать, читал мысли Лямова, и направлял их в нужное русло, восстанавливая утраченную энергетику больного. Боль утихала, а навстречу ей выплывали картины счастья и торжества. Вот он увидел свои первые неизданные книги – красивые и в толстых переплётах. Душа его встрепенулась и рванулась к ним. Старец улыбнулся и исчез, будто прошёл сквозь стену. Это всего было тысячные доли секунды, но они были главными в его выздоровлении. Вскоре температура стала резко понижаться. Он приподнялся и впервые улыбнулся Кате и детям.
- Катюша, а оказывается, я ещё жив. Ты случайно не видала старца в ненашенской одежде, будто он спустился ко мне с другой планеты.
- Вася, что с тобой? Уж, ты в своём ли уме? – встрепенулась жена Катя. – Нет, я никого не видела.
Она долго смотрела на своего Васю, ласкала его взглядом и улыбалась. Катя всё поняла, но заострять сказанное мужем не стала. Лены и Насти не было, и она спокойно могла разговаривать с мужем, у которого болезни наступил переломный период, и ещё где-то неделя другая, и её Вася встанет с койки. А пока внимание и ещё раз внимание.
- Васенька, может тебе куриного бульончику сварить, я живо. Слушай, мне кажется, тебя посещал Святой Николай Чудотворец. Ты Васька ещё нужен здесь.
- Свари, Катя, что-нибудь вкусненькое. Пора бы уж давно самому есть, залежался. Какое сегодня число? Нина не родила?
- Родила ещё одного Ваську, теперь вас трое, а это сила. Три семьсот весом и рост пятьдесят четыре. Парень весь в тебя – плод любви, как говорит её бабушка Анастасия Ивановна. Вася, а меня милиция ищет, ведь это по моей наводке тебя так избили. Ты же уже похоронен. Вот и документ.
- Как так получилось?
- Да очень просто. Тебя избитого бросили в камеру. Ты сам рассказывал, как ударил пахана в коленную чашечку, и сам чуть-чуть не отдал Богу душу. Это-то тебя и спасло. Пришли врачи, и, увидев тебя в таком состоянии, сразу приступили к операции. Правда, Завирухин сначала поднял крик, но потом одумался. Ему доложили, что ты на столе скончался, а вместо тебя был похоронен бомж, опившийся какой-то дрянью. Его лицо было так обезображено, что Завирухин, чувствуя свою вину, даже постеснялся заглянуть.
- Теперь я покойничек, Катенька. Это и к лучшему. Меня не будет преследовать «мой лучший друг Завирухин», который так хотел моей смерти. Но он у меня на старости лет сядет за решётку. У меня есть доказательства, что это он направлял банду Курапина на инкассаторскую машину.
- Нина дала тебе плёнку?
- Она. Кто ещё мог подслушать, да еще и записать такой материал.
- Нинка – молодец, она твоя – погубительница, она твоя и спасительница, видимо, посланная тебе Богом, ведь, если бы она не дала ту злополучную записку, ты был бы жив и здоров. А с этой плёнкой ты сейчас можешь отправить самого генерала туда, где Макар телят не пас. Куда кинешься – вещественное доказательство.
- Катя, Катя,- услышала  жена Лямова голос Нины, - чувствую Васе лучше, если ты с ним разговариваешь. Передай, что я ему родила сына. Он будет – Богданов – звучит. Хочется, чтобы фамилия моей бабушки и моя не пропала даром. Этот ребёнок Богом данный. Катя, Катя, ищейки Завирухина напали на твой след. Не сегодня, завтра, они будут у тебя. Они допрашивают мою бабушку, пока ещё вслепую, но в их вопросах уже что-то просматривается, если вспомнили врача Пышкина. Не ровен час, нагрянут, и тогда будет всем плохо: тебе, Васе, Пышкину и Вяточкину. Пышкин взял мою бабушку едет к вам, готовьтесь. Он отвезёт вас в глухомань, где живёт моя Анастасия Ивановна.
- Спасибо, Нина. Я скоро соберусь.
Машина подкатила, и приезжие, не раздеваясь, погрузив осторожно больного, двинулась по Вологодским ухабам вдаль, навстречу судьбе. У доктора Пышкина был двухнедельный отпуск.
Нина, когда все от неё отвернулись в роддоме, помахала рукой.

                Глава двадцать девятая

Генерал Завирухин, отчаявшись найти капитана Игоря Тёмкина, впал в уныние. Его нервозное состояние дошло до апогея. Он по пустякам срывался на подчинённых. И по всему его облику было видно, что с генералом творится что-то не то. Он частенько стал приходить на работу под хмельком, был раздражителен и резок. Его руки начало потряхивать день ото дня сильнее и сильнее. Раньше он с сослуживцами был внимательный и корректен, теперь с ним случилось что-то неладное. Многие думали, что это происходит с ним от потери его лучшего друга Игната Курапина. И кто мог даже подумать, что гвоздь его состояния находится совершенно в другой плоскости. Всегда подтянутый, улыбающийся и вдруг раскис, да так, что и не выскажешь. Под глазами появились тёмные мешки, а волосы стали совсем белыми, и с лица сошла заготовленная улыбка. Проходя мимо знакомых, он или не замечал их, или просто кивал головой и уходил проч. Найти капитана Игоря Тёмкина и жену полковника Петра Аляпова ему не удавалось. А это значит, что они, чем больше пропадали, тем меньше у него было шансов выиграть это дело. Завирухин уже кожей ощущал, что скоро вот-вот грянет гром, к которому он был не готов. Он даже представить себе не мог, что найдутся силы, способные потягаться с ним. Ведь он всю жизнь был на высоте. Его слово было весомо. Жадность фраера сгубила. И вот, оторвавшись от твёрдой земли, он завис, да так, что порой было трудно дышать.
Тем временем, когда Завирухин находился в прострации, Игорь Тёмкин, чтобы спасти свою шкуру, поливал налево и направо генерала Курапина и Завирухина. По его утверждению, что эту банду из милицейских чинов подготовили они. Он даже сообщил, что и те ограбления, и убийство инкассаторов – их рук дело. Почему? Он всего на всего – капитан и не должен отвечать за дела генералов. Разве это справедливо? Игнат Фёдорович накопил себе богатства, имел молодую любовницу, которая ему вот-вот родит сына. Он ещё не знал, что Нина уже родила. Обида на своего дядьку была настолько оголённая, будто искрящие провода высокого напряжения, от которых  идёт не только огонь, но и разряд неимоверной силы. Ему казалось, что самая красивая девушка Нина, и она принадлежит Курапину. Это несправедливо, ведь ему уже под пятьдесят, а ей всего – восемнадцать. Как он мог её охмурить – козе понятно. Он ей сделал однокомнатную квартиру, дал деньги, и девушка живёт припеваючи.
Следствие велось тайно. Зазулин и Иволгин, боясь утечки информации, сами допрашивали капитана. И когда им было уже многое известно, они получили плёнку разговора Курапина и Завирухина, уже хотели документы отправить генеральному прокурору страны, чтобы тот направил следственную группу, но всё как-то оттягивали с их посылкой. Они боялись, что им не поверят, и все их труды пойдут насмарку, ведь главного свидетеля полковника Аляпова нет в живых. Он руководил операцией по задержанию банды, а значит, у него есть доказательства ещё более весомые, чем показание капитана и плёнки с разговором двух генералов. Хорошо, если бы ещё найти деньги, но это, конечно, невозможно. Видимо, они уже находятся в зарубежных банках, отправленные на подставных лиц, либо глубоко закопаны в землю. Хоть так, хоть этак, но денежки уплыли. Завирухин думал, что если не удастся найти Тёмкина и Катю Аляпову ещё неделю, ему нужно бежать из страны. Его сыщики, разосланные во все уголки области и за её пределы, не могут захватить ни Тёмкина, ни Аляпову. Они всегда опаздывают. Стоит только наткнуться на след, как тут же разыскиваемых кто-то предупреждает. Но кто? Вот это загадка. Утечки информации не должно быть – люди все проверенные. Генералу служат уже не один год. А всё же беглецов кто-то предупреждает. И это уже не первый раз. Кажется, Екатерина Аляпова была уже в руках. И где-то за три часа до прибытия сыщиков Аляпова пропала с маленькими детьми, и сколько не искали её, она как в воду канула. Видать генерал прав – это по её наводке убили полковника Аляпова. Царство ему небесное. Но никаких веских  улик и доказательств её вины у сыщиков не было кроме записки Завирухина, что это – главная версия, ведь её законный муж был писатель Лямов, и вдруг как снег на голову, им оказался полковник Аляпов. Хороша птичка – нечего сказать. А вскоре, даже трудно в это поверить, один журналюга опубликовал разговор его с генералом Курапиным, и это было уже что-то из рамок вон выходящее. Чтобы вот так бесцеремонно бросить тень на самого генерала Завирухина – это уж слишком. Откуда он взял эту информацию, уже и не понять. Но она была, как раз некстати, ведь генерал уже подготовил материалы в защиту Курапина и его людей, погибших от рук полковника Аляпова, и вот на тебе, нашёлся писака, который одним росчерком пера навел тень на плетень. И как теперь отмыться – трудно даже представить. Но генерал не особо-то расстроился. Пока он ещё был в силе. И мог дать любой приказ. На него уже начали коситься сослуживцы, но он был непреклонен. Писаку привлечь к ответственности. За нанесённый моральный вред потерпевшему – это значит генералу Завирухину, взыскать с журналюги двести тысяч рублей. Клеветника отстранить от занимаемой должности, чтобы другим было неповадно чернить честь мундира высокопоставленных лиц. Первую судебную тяжбу генерал выиграл без особого труда, где прижал, где подсластил, а где и прямиком приказал. Но удовлетворения от случившегося, он не получил, ведь капитана Тёмкина до сих пор нет, и где он – одному Богу известно. Ему доложили, что родители Петра Аляпова каждый месяц являются на кладбище и поминают своего сына, ушедшего в расцвете своих сил. Он подумал, что надо навестить их на кладбище – это хороший знак внимания к своим подчинённым, погибшим от рук своих врагов. Завирухин позвонил куда следует, чтобы проверили, нет ли четы Аляповых на кладбище, и когда ему сказали, что они там. Он приказал задержать их на некоторое время пока он не подъедет, чтобы сообщить им интересную информацию по поводу смерти их сына Петра Ивановича Аляпова. Он оделся, как и подобает генералу при всех  регалиях и направился к машине, где его ожидал водитель. Глаза Завирухина сверкали, и весь он был какой-то возвышенный и чопорный, как будто побывал на голгофе жертвенного огня, испытав её могучую силу. И теперь, чтобы не растерять эти приобретённые свойства, сел в машину на второе сидение и задумался над тем, что он скажет родителям Петра Аляпова о его жене Кате, которая сейчас в бегах.
Машина подкатила к кладбищу, Завирухин степенно вышел и направился к родителям бывшего полковника. Он сделал скорбное выражение лица, подал руку Ивану Аляпову, отцу погибшего сына, с матерью поздоровался кивком головы.
- Да, рано ушёл из жизни Пётр Иванович, очень рано. И всего-то ему было где-то двадцать с гаком. Эх, Петя, Петя! Катька – стерва тебя сгубила. Ох, уж эта несчастная любовь. Вышла замуж за насильника и убийцу писателя Лямова, а после оказалась в объятиях вашего Петра. Понимаете, это она подослала ребят, чтобы они его измолотили. Наверное, кругленькую сумму заплатила им. Ведь, что получается Петя упрятал своего соперника в тюрягу на вечные времена, а Катя отомстила вашему Пете. Резонно!
- Наверное,- тихо ответил Иван Аляпов, - только нам от этого не легче, сына-то не вернёшь. Не будешь же жене мстить, у нас же два внука.
- А вы уверены, что это его дети, ведь имена-то детей: Вася и Катя, а значит ваш Петя здесь – не пришей, не пристегни.
Иван Аляпов изменился в лице, а его жена Вера, подняв голову вверх, начала молиться, вздыхая:
- Нет-нет, такого быть не может. Петя у нас - не дурак, разве можно такое спрятать от родителей. Николай Степанович, такого быть не может.
- Может и не может, но лучше всего сделать ДНК. Тут уж анализ точно скажет чьи это дети.
Над кладбищем зависла тёмная туча. Мелкие дождинки упали на одежду Аляповых, защёлкали по листьям деревьев. Завирухин поспешил удалиться, чувствуя, что теперь Аляповы не успокоятся и доведут дело до конца, ведь он дал им только импульс, а уж остальное пусть доделают сами. Он очень был рад тому, что хоть что-то сделал. Значит, живёт он не напрасно, хоть кому-то делает добро. Ему хотелось плясать от счастья. Теперь Катя у них на крючке, а значит, если она появится в их поле зрения, они непременно доложат ему, то есть генералу Завирухину. Он дал им номер своего мобильника и укатил на службу. А в это время Иван Аляпов мотал головой и скрипел зубами:
- Поганка. Как она могла так облопошить Петьку, ведь он у нас был умный мужик. И вот какая-то Катька обвела его вокруг пальца. И кого, да подполковника милиции. Петя, как же ты мог? Неужели она действительно колдунья?
Жена его плакала, утирая катившиеся из глаз слёзы, но молчала. Ей даже было тошно вспоминать Катю, и то, как за ней бегал Петька. А она неприступная твердила ему одно единственное слово: нет. И вот на тебе – она оказалась женой Петра. Да этого даже в сказке придумать нельзя. Но это случилось. И как будто по мановению волшебной палочки – раз и в дамках. Загадка и ещё раз загадка. И как бы её разгадать, сейчас не представляло возможности. Всё ушло, как будто ничего и не было, а в груди боль, и могилка сына, над которым кто-то вволю потешился. Иван Аляпов устремился взглядом в небо, шептал:
- Боже, кто же прав? Помоги мне разобраться, если это действительно сделала Катька, я убью её. Единственного сына обезобразила и бросила в могилу. А ещё плакала, обливаясь слезами – артистка. Ненавижу!
- Ваня, не надо. Не рви душу. У меня такое предчувствие, что здесь что-то не то. Возьми себя в руки. Прошу. У меня сейчас сердце остановится. Генерал чего-то недоговаривает. Кажется, наш Петя и его жена Катя перешли ему где-то дорогу, вот он и сходит с катушек. Всё разложил по полочкам. Но материнское сердце не обманешь. Не зря газеты толкуют одно и тоже происшествие, но по- разному: официальные твердят одно, независимые другое. Надо ждать.
- Да чего ждать от этой дряни, она в бегах, а значит виновата. Почему она прячется от милиции? Да потому, что рыльце-то несомненно в пушку. Эх, Петька, Петька!
Он стоял около кладбища с непокрытой головой. Сеял мелкий, изнурительный дождь. Притихшая природа затаилась, отдыхая и приходя в себя после жарких и сухих дней. Она как бы блаженствовала, набираясь сил. Скоро должны ударить морозы, но они где-то застряли и не хотели появляться, уступая своё место тёплым дням и мягкому осеннему солнцу.
Генерал Завирухин ещё не успел добраться до конторы своей службы, как зазвонил его мобильник. Радостный голос командира сыщиков просто разрывал ушную перепонку Завирухина.
- Николай, Николай! Наконец-то мы нашли, где залегла Екатерина Аляпова. Представляешь, её увезла одна бабка в Тотемский район в тьмутаракань. Мы вычислили. Кажется, она с детишками и Лена Гордеева там. Ну, та героиня, которая заломала маньяка Атоса Зайчика.
- Саша, откуда эта информация?
- Да как откуда? Любовница Курапина - Нина родила сына. А её бабка приезжала к ней помочь, но тут вдруг она исчезает, а с ней исчезает эта Аляпова и Лена Гордеева. Нину мы не стали допрашивать, она ещё в роддоме, но факт налицо.
- Сколько километров до этой бабки?
- Точно не скажу, но если смотреть по карте где-то под триста  будет, а если будут объезды, то не избежать хорошего хвостика.
- Без меня не выезжать! Я хочу её застать в коечке тёпленькой. Бабку мы тоже арестуем за укрывательство опасной преступницы. Наконец-то я увижу глаза этой Катьки. О-о-о, как я хочу этого!!! Слышь, никуда не сообщай, что мы их арестовали. Свезём в наш замок, что на берегу бездонного озера. Вода там – прелесть – чернота неимоверная, ничего не разглядишь.
- Договорились.
-  Когда тебя ждать?
- Завтра в восемь у того замка. Поедем на двух «Уазиках» бензину берите больше, да и продуктов питания не забудьте. Путь – неблизкий мало ли может что случиться, да и бабка, видимо, не лыком шита. Не гляди, что ей под девяносто.
- Я понимаю, Николай, твою тревогу. Но будь спокоен, не первая это колдунья в наших руках, да и сам ты в этом деле – не новичок.
- Хорошо, Саша, ждите в восемь. Захватите на всякий случай три охотничьих ружья. Говорят там много медведей.
- Обижаешь, Степаныч, у нас же автоматы, а это не какие-то там ружья. Что нам какой-то там медведь. Вмиг из него сделаем решето.
- Не хвались, не хвались. У нас в деревне один охотник тоже хвалился, но как увидел настоящего зверя – в штаны напустил.

                Глава  тридцатая.

Совсем нежданно - негаданно Валя Ветрова, подруга Кати получила из тюрьмы письмо от Петра Аляпова, в котором он утверждал, что всегда любил только её, но вот разлучница Катька Морозова  встала на их пути, и всё расстроила. Он, конечно, ещё не знал, что его уже нет в живых. Официальную бумагу о смерти Петра Ивановича выдали его родителям уже несколько месяцев назад. Сейчас он просил, чтобы Валя сходила к его родителям и в милицию и рассказала всю предысторию его заключения под стражу, а затем и осуждение по закону России. Он надеялся, что ему скостят срок, ведь он же - не столь великий преступник – любовь, вот она злодейка, что с ним сделала, да ещё Катька – главная преступница, которая так лихо всё провернула. Ну, конечно, и Валька не упала в грязь лицом, помогла своей подруге избавиться от притязателя на её любовь. Подруги они верные с детского садика дружат. Женихов никогда не делили, потому что Валя Ветрова никак не могла сравниться с Катей в красоте, да и в умственном развитии. И Валя понимала это – у них было просто взаимопонимание и любовь друг к другу. Поэтому письмо Аляпова насторожило Валю ещё больше, чем она ожидала. Она хорошо знала характер Петра. Живя в квартире Петра со своим маленьким сыном, Валя хорошо понимала, кто подарил ей жильё. Женщина думала:
«Петька в своей мести не перед чем не остановится, он всегда был такой, где гарантия, что он не вытряхнёт меня из этой квартиры. А как я буду жить с сыном? Сейчас мне помогает Катя, стоит только предать её, как все денежные поступления на мой счет прекратятся. Боже, а как хочется, чтобы рядышком был любящий мужчина, но его нет. Надежды на Аляпова никакой. Вероятно, он уже дошел до кондиции в своей ярости, выпусти дикого зверя из клетки и он натворит таких дел, что и на том свете не расхлебаешься. Нет, уж лучше жить с сыном. Может быть, ещё повезёт мне, ведь – не плохая я женщина. Ох, был бы у меня только мужик. Петька – пёс! И за что я тебя только люблю? Сама попыталась вырвать тебя из сердца, но не получилось. Ты мне почти каждую ночь снишься. Смотри гад, подушка вся мокрая. Нет, Петенька, тебе верить нельзя, если ты своему другу устроил такое, что от тебя ждать? Ведь он тебе помогал, гордился тобой, а ты и загордился. Ну, так что ж – видимо, это твой крест, и нести его ты должен сам, мне Катя дороже тебя. Она мне ближе родной сестры мой милый Петюнчик. Я хочу, чтобы ты забыл меня, и не напоминал больше о своём существовании. Тебя уже нет Петя. Я ещё не поставила в своём сердце могилку для тебя, ведь у нас с тобой общий сын, и я не могу переступить эту черту. Когда-то всё всплывёт наружу. Маленький Петька подрастёт, спросит, а где мой папка? Что я ему скажу? Скажу, что он был негодяем. Мама, зачем ты меня рожала от негодяя, чтобы плодить на земле негодяев? Помогать тебе я не буду, отвечать на твои письма тоже. Тебя на земле уже нет, вот только, что делать с моим сердцем? Петя, Петя, как бы мы с тобой жили хорошо, если бы не твои закидоны. Знаю, что не простишь мне той ночи, когда я напоила тебя коньяком, подмешав туда снотворные таблетки, а потом сдала тебя Кате. Хорошо я сделала это или плохо – судья мне только Бог. Это мой крест и с ним буду до конца своей жизни. Петя, ведь ты же меня не любил, а только справлял свою похоть. Да хоть сына мне оставил, и то – это нормально. Вот только подрастёт мой сынок, я думаю найти себе мужа. Молитвами Кати я похорошела. И не далёк тот день, когда в жизни повезёт и мне. Я надеюсь и молю Бога, чтобы мне наконец-то повезло. Прощай, Петька, тебя нет».
Валя долго смотрела в окно, потом в лицо сына, который лежал и чмокал губами. Видимо, ему снился сон. И маленький Петька был, конечно, доволен. Вот только боль в сердце матери не проходила, она была жгучей и нестерпимой, как ожог после крапивы, ныла и ныла душа, но Валя терпела, как могла. Одна была её отрада – это подруга Катя, но она неизвестно где. На позывные не отвечает, как будто хоронится от кого. Но Валя верила, что Катя не могла вот так пропасть, а совсем недавно она получила денежный перевод, когда деньги были уже на исходе, а помощи не от кого нет – все её родственники живут не ахти как – перебиваются, как говорится с хлеба на воду, и хотели бы помочь, да нечем. Остаётся одна надежда на Катю и Васю, но по телевиденью и в газетах было объявлено, что полковник Пётр Иванович Аляпов погиб от рук каких-то уличных бандитов. Катя при таком извещении, когда ей позвонила Валя, недвусмысленно что-то ей сказала, но Ветрова ничего не поняла, а после Лямова пропала неизвестно куда. И теперь Валя беспокоилась за эту семью. Их связывало что-то большее, чем дружба двух женщин, если уж Валя могла своего любовника отдать на растерзание Кати, значит, привязанность их друг к другу была настолько большой и сильной, что ей могут позавидовать даже те, кто связаны узами кровного родства. А Катя ей приходила всегда на помощь, когда Вале было очень трудно. И вот в настоящее время Катя и Вася содержали Валю и её ребёнка на свои кровные никогда даже не вспомнив об этом. Сейчас Валя хорошо понимала, что подруге очень трудно, она хотела быть рядом с ней и разделить её боль пополам, но куда деть маленького Петьку? Да, Вася умер. Это всё затянувшиеся происки Петра Аляпова. Может быть, и не совсем так, но у неё было именно такое предчувствие. Если бы тогда Петька не совершил гадость по отношению к Васе – всё было бы иначе. Василий Лямов мог бы быть настоящим писателем и уважаемым всеми человеком, но ему пришлось одеть чужую личину – и вот результат.
- Эх, Васька, Васька, ты не мог поступить иначе – это твоё кредо, - вздыхала она. – И почему Катя, имея такой талант и такие возможности, не уничтожит этого проклятущего Петьку? Я бы на её месте разделалась бы с ним за все грехи. Он же – исчадие ада.
Ещё, может быть, долго бы ругала своего бывшего любовника Валя, но ей показалось, что её кто-то ударил по черепушке. Она подняла глаза на окно, где в проблесках солнца вдруг увидела отражение Кати. На руках она держала маленьких детей и улыбалась. Катя шептала:
«Валя, Валя, Вася жив. Он поправляется после сложнейшей операции. Скоро, скоро он встанет на ноги. Валя, не ищи нас, не тревожься. Тебе это повредит. Молоко может пропасть. Мы уже почти в строю. Нас ищет наш главный враг – генерал Завирухин – это он искалечил моего Васю».
Валя протёрла глаза. Видение исчезло.
«Что это? – подумала она, - я что? Уже совсем рехнулась? Катька и вдруг на окне пятого этажа, да ещё с ребятишками – бред, да и только. Но мне стало намного лучше. Эх, Катька, Катька какая ж в тебе сила! Успокоила меня – спасибо».
Заплакал маленький Петька, протягивая руки к маме.
- Мой сынок, - шептали её губы, - есть захотел. Весь-то, как гуня мокрый. Эх, Петька, Петька! На горе я тебя родила или на счастье. Ведь твой батенька – такой, такой, слов нет.
Ей не хотелось больше вспоминать своего бывшего любовника, и она всё своё внимание уделила сыну, который с жадностью чмокал губами и мял своими ручками женскую грудь. Да, Вале казалось, что он копия того Аляпова, который сидит в тюрьме, и конечно не знает, что у него родился нежеланный для него сын. Валя уговаривала его, что она родит ему сына. Но Петька ни в какую не соглашался, ссылаясь на то, что он ещё не может быть отцом, а сам постоянно путал имена её и Кати. И вот после долгих раздумий Валя решила родить. Правда, опять же не без уговора Кати, которая ей обещала всяческую помощь. А слово она держать умеет. Как злились на неё родители Петра Аляпова, не желая отдавать ей квартиру, говорили Лямову: «Петя, у тебя растёт двое пацанов: мальчик и девочка. Зачем отдавать Вальке Ветровой квартиру. За что ей такой богатый подарок – не слишком ли? Не известно с кем нагуляла, а за это ей аш целую квартиру. Петя, не твой это ребёнок. Ой, не твой. Мы не примем его в свою родню. У нас – родословная что надо. Да и ты Петька не лыком шит – полковник. А это уже - не малый чин. Поэтому у тебя уже и круг общения не тот. Нет, не пойдёт нам какая-то барменша из ресторана – не тот коленкор, не то влияние. Побаловался и хватит. А как же? В молодости все парни вот так балуются, женятся же или по любви, или по расчёту. Нет, Петька, не отдавай квартиру Вальке, какое пятно ты на себя обуешь? Все твои знакомые и друзья будут пускать слухи, что такого красивого парня не принял в свою семью, а ведь он – копия ты. Но ты Петя не обращай на это внимание. Рёбёнок не мой – и всё тут. Пусть докажут, что он твоя кровиночка. Сколько детей по России брошенных отцами и ничего, да и как ты докажешь твой он или не твой, если девки к мужикам липнут, как мухи на мёд. Какой мужик откинет, да нет таких в природе и быть не может».
Но не упрёки, а тем более разговоры не подействовали на Лямова и его жену Катю, они отдали квартиру Вале. И теперь она тряслась, как бы, не открылась их тайна, которую прятала тройка: Лямов, его жена Катя и их подруга Валя, да ещё начальник тюрьмы Сидоркин, которому Катя отвалила кругленькую сумму зелёных за эту тайную сделку.
Ветровой, конечно, жаль было своего Петьку, но у неё не было даже малейшего шанса овладеть его душой и телом. Она понимала, что Пётр Аляпов ей не принадлежит, и с болью в сердце пошла на этот риск.
- Эх, если бы Петька был мой! – вздыхала Валя, убаюкивая сына. – Да не делал бы выкрутасы вместе с маньяком Зайчиком. Наверное, он скоро умрёт в диких муках. Катя постаралась, а Лена ввела ему снадобье своими ноготками, и шито-крыто, даже экспертиза ничего не могла определить, почему здоровый человек так мучается. Говорят, что это ему – Божья кара. Маньяк то впадает в сознание, то кричит от боли. Потом, закрыв глаза, просто стонет, а когда его боль отпускает, он встаёт на колени, и, повернув голову на восток, усердно молится. Катя, Катя, как ты его наказала? Катя. Ну, ты молодец. Их так и надо. Одного проучить – другому будет неповадно. Вот бы и Петьку так наказать. Ух, было бы хорошо! Навек бы запомнил, как людям делать пакости, только бы помучить так несколько лет, а потом бы вылечить. Может быть, он осознал бы, а потом пришёл ко мне, ведь он не так уж и плох, только вот сидит в нём какая-то заноза, которая постоянно его бросает из крайности в крайность. Нет, здесь он не нужен, я боюсь его.
С затуманенными глазами полными слёз Валя уснула на диване, и ей приснился сон, как будто она снова обнимается с Петром Аляповым, который шепчет ей на ухо одну единственную фразу:
«Прости, милая, я перед тобой очень виноват. Спасибо за сына. Теперь наш род не пропадёт. На свет появился ещё один Аляпов. Как я рад, Валька. Ты у меня умница. Как я люблю тебя. Какой же я был осёл, что тебя такую славную женщину не оценил вовремя, влюбился в Катю – и вот результат. Ох, если бы заранее знать и предвидеть, но нам этого не дано. Может Катька всё знает, но не я, а ведь она  - порядочная стерва».
Валя проснулась и вздохнула тяжко:
- Когда же ты от меня отвяжешься гад. Долго ты ещё мне будешь душу тревожить? Да пойми ты чудовище. Тебя уже нет. Для меня ты умер тогда, когда  напакостил Васе и Кате.

                Глава тридцать первая

Пётр Иванович Аляпов, выглянул в зарешётчатое окно своей камеры. Солнце катилось к закату. А кругом вода, вода, временами садились дикие утки, долго плавали, потом поднимались на крыло и исчезали в голубой лазури, если это был солнечный день. А если  было пасмурно, душа просто трепетала и ныла. И казалось, что ты заброшен на этот остров не по людской воле, а какая-то нечистая сила в диком гневе подставила тебе своё злобное плечо и выкинула  в это безлюдное и гнилое место, где нет свободы и счастья,  а сама жизнь издевается над тобой и днём и ночью. Особенно невмоготу при сиянии ярких звёзд, когда душа стремится в небо, а там, среди созвездий ты замерзаешь, превращаясь в сосульку, и не кому тебе улыбнуться, помахать нежно рукой, и сказать: Петя, ты мужик, что надо, вот только тебе не повезло в жизни, но надо надеяться, что ещё не всё потеряно. Будет и для тебя ещё радость и вздох во всю грудь – значит и я не совсем плох. Боже, где моё счастье? И почему я его закопал в самом расцвете сил. Кто виноват в этом? Неужели я Пётр Аляпов не заслужил простого человеческого счастья, чтобы рядом была любящая жена и кучка детей. «Пропала жизнь и все мои думы и чаянья. Я жду писем от папы и мамы, уверяю их, что я Пётр Иванович Аляпов – ваш кровный сын и при том - единственный, но они меня не слышат, а это больно, хочется волком выть на этом острове, сбежать отсюда нельзя. И охраны не столь много, но здесь всё продумано до мелочей. Можно только душой стремиться в мир, где ты родился и вырос. И где познал первую безответную любовь. А потом пошло, поехало. И не было сил удержаться и остановиться: мол, Петька, что ты делаешь, очнись.   И мучиться тебе в этой камере до конца своей жизни. Какая несправедливость Боже! Накажи злодейку Катьку. Почему я должен страдать из-за любви к ней». – думал он. И откуда-то сверху на него полились слова. Он и сам не ожидал этого.
                Пропади, сгинь нечистая сила,
                Вырви сердце моё из груди,
                Я хочу, чтобы  Катька завыла,
                И кричала мне дико уйди.
                Я бы бросил к ногам свое сердце,
                Вот: мол, кто я Катюша, пойми,
                И не надо мне злобного перца,
                Ну, возьми же его ты возьми.
                А потом бы упал пред тобою,
                И затих бы навек  навсегда,
                Ты б глазами своими с мольбою,
                Утешала б меня иногда.
Эти слова, дошедшие до него откуда-то, возбудили  его, да так что он, ну никак не мог успокоиться, всё твердил и твердил их пока не почувствовал, что на глаза у него наворачиваются слёзы, от которых нет ему спасения. Сейчас он не понимал за что сидит в этой камере под усиленной охраной милиции, и почему ему так плохо. А в это время его дружок Васька, напялив на себя его мундир, красиво живёт с любимой женщиной, забыв о том, что его дружок Петька прозябает на этом острове в тюрьме для особо опасных преступников.
- Что, Васька, плачешь? – спросил его сокамерник Петька Лапченко, который загремел тоже на вышку, но совсем по другому делу, чем Аляпов. – Зря ты расстроился. Понимаешь, там не ошибутся, если ты Лямов, так и будь им. А то я полковник милиции Пётр Иванович Аляпов. Выдумки всё твои. Вот я Лапченко – так куда мне от этого деться – рецидивист и убийца. Мне уже за сорок, но я не плачу. Жизнь проходит. Ну и что? Тюрьма – мой дом родной.
Хмурый взгляд и твёрдая походка – говорили об одном, что он не просто бандит со стажем, но  ещё и человек, который знает за что сидит. Сейчас он смотрел на Аляпова, что, дескать, как издеваться над молоденькими девочками, а потом их убивать, так герой, а как ответ держать так – слёзы. Слюнтяй – и больше ничего. Грубые черты лица: глаза чёрные – чуть навыкате, удлинённый нос, толстая шея, покрытая крупными морщинами и крепкие жилистые руки. Такому бы мужику работать и работать где-нибудь на лесоповале, а он сидьма сидит почти всю свою сознательную жизнь.
Их было двое. Лапченко хотел было взять над Аляповым  верх, подошёл было к нему, пока спал его сокамерник, чтобы сделать того, но в это время Петька зашевелился и открыл глаза. Схватка была неравной. Неповоротливый в своих действиях Лапченко надеялся только на свою силу, которой он обладал в избытке. Аляпов же тоже был силён, к тому же он был тренирован и мог одним ударом ребра ладони сломать несколько кирпичей сразу. Так что Лапченко, надеясь на свою силу, жестоко просчитался. Он получил сразу несколько ударов по почкам, печени и голове. Удары были настолько сильными, что Лапченко потерял сознание, а когда очнулся, спросил:
- Петька, ты меня сделал ……? Если так, я тебя убью.
- Больно ты мне нужен, я не занимаюсь этой грязью, - ответил Аляпов, - что я такой же как ты? Я умру, да не пойду на это, понял. И больше ко мне не приставай, иначе убью.
- Конечно, молоденькие девочки слаще, - процедил сквозь зубы Лапченко и добавил: - Как жить-то будем, опасаясь каждый за свою шкуру. Ты бы послал своей разлюбезной письмо, в котором попросил бы, чтобы она прислала тебе резиновую надувную Катьку, похожую на себя, и трахали бы мы её с тобой вместе, если сама не может быть твоей женой. Васька, у меня от твоих ударов внутри всё болит. Зачем так бить? Я же твой сокамерник. Нам же ещё долго жить вместе. Мы убьём друг друга, а если будет Катька, этого не случится. Дурная энергетика будет сброшена.
- Да, не буду я ей писать об этом, стыдно. Я ж люблю её. Что она подумает обо мне?
- Ты пожизненный зэк, что она может о тебе подумать? К тому же – проходимец  высшей пробы.
- Не такой я уж и проходимец
- Ты больше чем проходимец, ты просто мерзость каких свет ещё не видел. У меня нет слов кто ты.
Катя Лямова будто, подслушав их разговор, съездила на завод, где выпускают резиновые игрушки, и заказала для себя куклу, похожую на себя. Ровно в назначенное время она приехала. Ей накачали Катю номер два, и она осталась довольна. Кукла была похожа на неё. Свернув резиновое изделье, она выехала к себе, показала его Лямову, который не остался  равнодушен изделием фабрики, да и сумма за такую куклу была заплачена немалая.
- Эх, Катька, Катька – стервозная у тебя душа, - сказал Лямов,- любого столкнёшь с дороги, если он на твоём пути.
- Милый Васюта, я бьюсь за нашу семью. Я не хочу, чтобы какой-то подонок глумился над нами.- Катя улыбалась магически, вытягивая своё милое лицо, играя мышечными желваками. Она повисла на шее мужа и, заглядывая в его глаза чистой синей лазурью, шептала: - Вася, Вася, как я тебя люблю, ты мой единственный мужчина, вот только навязался на нашу душу этот тип, не стряхнуть его, не избавиться. Он тут. Даже, получив вышку, он не оставляет нас в покое. Что я должна сделать, Вася, обладая такой мощной энергетикой? Ведь он нас будет доставать всю жизнь. Это – не человек. Вбил себе в голову, что я должна принадлежать ему. По какому праву?
- Сердцу не прикажешь, - вздохнул Лямов, - оно точит и точит, как ржа железо.
    - У Вальки сын - его сын.
- Но он об этом не знает.
- Да если и узнает, не отреагирует. Вот если бы у Катьки оказался его сын, он был бы на седьмом небе.
- Наверное. Ну, так что, посылаем?
- Давай. Я только начиню его снадобьем, а то он больно раскрутился, стихи стал писать. Конечно, они не его, кто-то ему в этом помогает. Он ли, нет ли? Кто их разберёт. Вроде за Аляповым это не наблюдалось.
- Всё возможно. Особые условия, да к тому же хочет показать, что и он не лыком шит, если Васька поэт и писатель, то и Петька не ударит в грязь лицом, если борьба идёт за женщину.
Катя и Василий упаковали игрушку в хорошую красивую коробку и написали: лично Васе Лямову. У Зазулина был знакомый охранник на зоне через которого подарок был доставлен именно Петру Аляпову. Развернув его, он крикнул:
- Катька – сучка, ты что, наши мысли читаешь? Мы только что об этом подумали, ты уже преподносишь мне подарок. Спасибо. Как мне тебя и отблагодарить, не знаю.
- Васька, - взвыл сокамерник Лапченко, - вот это у тебя баба. Не пропадём, хоть она и резиновая, ну всё же. Накачивай быстрей, вот и насос.
Игрушку растянули на полу. Аляпов, взяв насос, начал усиленно качать воздух. Резиновая кукла на глазах превращалась в красавицу, похожую на живую Катьку, что груди, что ноги, что голова, а какая была коса – чудо, да и только. И Петька не стерпел, начал целовать и обнимать создание искусства. Он быстро скидывал с себя одежду, дрожа от нетерпения. Лапченко наблюдал за действиями своего сокамерника, и когда тот вошёл в экстаз, у него промелькнула жгучая мысль, сделать то, о чём он давно мечтал. У него получилось. Лапченко надменно торжествовал победу. Он хитро улыбался: мол, наконец-то восторжествовала справедливость, и насильник и убийца молоденьких девочек понёс заслуженное наказание.
Аляпов поднялся, отбросил ногой в сторону куклу, злобно рыкнул:
- Ты наглец чего выкаблучиваешься? Я полковник милиции Пётр Аляпов, никогда не насиловал и не убивал детей. Ты что скотина сделал, тебе мало куклы?
- Полковника милиции интереснее трахнуть, чем какую-то там куклу. Он всё же живой, да при том ещё и полковник. Ты Васька Лямов, и не присваивай чужую фамилию, успокойся. Ты теперь моя жена. Я сделал то, что было нужно в таком случае.
Глаза Аляпова сверкнули презрением и ненавистью. И откуда-то сверху он услышал наивный и нежный голос Кати: «Не волнуйся мой Петя, ты теперь стал наравне со мной. Поздравляю тебя с новым именем Маша. Чудное имя, береги его». Он завыл от нестерпимой боли, которая проникла в его сердце и плоть, и что было сил, ударил своего сокамерника ногой по печени, потом с такой же силой по почкам. Лапченко мгновенно потерял сознание, а когда пришёл в себя после уколов врача, его сокамерник Васька, избитый до крови охранниками лежал связанный, испачканный грязью и горько от бессилия плакал, кусая до крови свои сочные губы. Он вспомнил всё: и куклу в гробике, подаренную на свадьбу другу Ваське Лямову и тех, погибших девочек, которых фактически бросил под маньяка Атоса Зайчика. Он услышал их плач, который фигурировал на суде, наяву увидел фотографии, сделанные маньяком на месте своего преступления. Кровь и боль ударили в его сердце. Он завыл, заскрипел зубами, и Лапченко, очнувшись, тихо выдавил из себя:
- Всё же я тебя гада опозорил. Скоро узнают все, и охранники тоже, которые и разнесут эту весть по всему лагерю. Я скоро умру, ты отбил мне внутренности, но мой подвиг зачтётся на том свете. Этот позор будет всегда с тобой. Узнав об этом, твоя жена Катя будет рада тому, что с тобой приключилось. Да, я бандит и разбойник, но до такой гадости, как ты не дошёл. Тебя земля наша не примет в свои объятия, а душа твоя будет блуждать в пространстве тьмы, как неприкаянная. Я верю в это.
- Заглохни. Чего раскудахтался. Я в милиции давил вас, как сусликов, - шипел сквозь разбитые губы Пётр Аляпов. – Вы все передо мной на корячках стояли.
Он не мог успокоиться, дёргался и визжал, видя перед собой наивные Катины глаза, которые слегка были немного ироничны: мол, Петенька, по заслугам каждый награждён. И это его бесило больше всего. Его полковника милиции избили и скрутили, как дикого волка. Аляпов успокоился и стал думать, а что ему делать дальше, ведь ему и тридцати лет нет.
Лапченко подёргался и затих. Петька понял, что это он отправил своего сокамерника на тот свет. Сожаления в душе не было. Наоборот, радость переполняла всё его существо. Он крикнул:
- Уберите труп из камеры.
Но на его крик никто не отозвался. Охранники сидели и, молча смотрели телевизор, где проходил футбольный мачт между Россией и Италией. Он подумал: «Напишу я всем, раскрою тайну своего ареста, выведу на чистую воду маньяка Зайчика. Местный криминал, который мне отстегивал валюту, будет, конечно, шокирован, постараются меня убрать, но это лучше, чем сидеть здесь. А может мне заменят вышку на какой-то срок – всё будет хоть какая-то надежда, что я выберусь на свободу, чтобы отомстить Катьке Морозовой. Если бы не она со своим искусством делать пластические операции, я бы не сидел сейчас здесь. Эх, Катька, Катька! За что ты меня так, ведь я тебя люблю больше всего на свете».
Футбол кончился победой Италии. Расстроенные охранники, увидев мёртвое тело Лапченко, взъярились и стали ногами пинать связанного по рукам и ногам Аляпова. Он закрывался от ударов, как мог. Сбросив гнев, они  вытащили труп, позвонили начальству и успокоились. Аляпов обдумывал письмо, которое пошлёт генералу Курапину, священнику, матери и конечно Кате. Это будет исповедь человека, осуждённого по закону России.
                Исповедь.
Я Пётр Иванович Аляпов, подполковник милиции, приговорённый к пожизненному заключению за действия, которых я не совершал, всё произошло по тому, что я влюбился в Катьку Морозову, с которой мы сидели в школе за одной партой, но она отвергла мою любовь. Тогда я решил любыми путями избавиться от моего друга и соперника Василия Ивановича Лямова, за которого она вышла замуж. Такой обиды я простить не мог. Почему именно ему досталась эта женщина и на каком основании? Помню, ещё, когда мы учились в первом классе, она отдала мне своё сердце, но это конечно был детский лепет, но я то этого не забыл, мечтал, что она будет со мной до конца моей жизни и просчитался. В шестом классе она резко изменила своё мнение и стала меня избегать, а я всей душой стремился к ней. В это время мой дружок Васька даже пальцем не пошевельнул, чтобы завладеть её сердцем. Она сама прильнула к нему. Мне говорили, что их любовь якобы заключена на небесах, но я не верил в это. Я шёл напропалую. В девятом классе, видя, что я её теряю, я решил ей признаться уже как взрослый мужчина, мол, Катюша, я люблю тебя, страстно люблю. Понимаешь, жить без тебя не могу. Будь моей на вечные времена. И что она ответила: «Мой Петя, мой Петюньчик, но я другому отдана, и буду век ему верна». Меня затрясло. Я схватил её за руки, пытался поцеловать, но Катька меня оттолкнула, сказав при этом: «Не липни ко мне мальчик, наша любовь с тобой прошла – детство уже позади, найди себе другую – вон например Вальку Ветрову, она для тебя просто клад». Я ж тебя люблю, Катя. Я заплакал от горя. Она вздохнула протяжно: дескать, утри слёзы юноша. Мне было больно и обидно. Она отвергла меня Петьку Аляпова, корни моей родословной уходят в глубь России к роду великих князей, а Катька – простолюдинка без роду и племени и отвергает меня, отдав своё сердце тоже простолюдину, человеку, непомнящему своего родства. Этого я вынести не мог. На каком основании Бог награждает великим талантом таких людей, как Васька и Катька. Им работать где-то на заводе, или ещё где, но не лесть с суконным рылом в калашный ряд великих людей России. Я по роду своему должен быть там, а не этот Васька. Обида и боль накапливалась у меня в душе с геометрической прогрессией, заполнив всё моё существование. И когда он выпустил свой первый роман, прототипом был, конечно, я. Его с ручками приняли в союз писателей России. Он на высочайшем уровне по - княжески отметил это событие. Какого было мне? Его поздравляли, давали лестное напутствие. Не кто-нибудь, а великие умы моей страны. А у меня опять загулял червь зависти. Я понимал, что не каждому дано писать романы, но почему Ваське дано, а мне нет. Тогда я решил зарабатывать деньги любым способом, думал, что если я буду несказанно богат, Катька сама ко мне приползёт. Я весь городской криминал подчинил себе, собирая с них мзду. Прикрывал их тёмные делишки. Одним словом – делал деньги и не малые. В моём сейфе скопилось более трёх миллионов баксов, наверное, все они достались Ваське, ведь он является сыном моих родителей, какого мне кровному их сыну? Даже думать мне об этом противно, ведь это просто какое-то кощунство. Я называю фамилии всех тех кого я прикрывал. Вот они – список невелик, ну и не мал. Эти люди сейчас занимают высокие посты. Но как они туда пролезли, да при помощи меня, ведь я им был крышей. Сколько дел можно бы раскрутить, но я спрятал все улики. И всё это, чтобы завладеть Катькой, но не получилось. Она оказалась умнее меня. Кто бы мог подумать, что майор Сидоркин пойдёт на подлог, сдаст меня Катьке за какие-то там сто тысяч баксов. Знал бы я об этом, я бы не пожалел полмиллиона лишь бы упрятать моего соперника Ваську. Я, конечно, догадывался, что документы, предоставленные мне Зайчиком подлинные, но на всё закрывал глаза. И вот Господь наказал именно меня. Наверное, Атос Зайчик ещё на свободе, его нужно срочно брать, ведь это он душитель маленьких девочек. Неужели бы я подполковник милиции и пошёл на это, да никогда. Я вполне здоровый мужчина и не страдаю нестандартной сексуальной зависимостью. Боже, помоги мне выбраться отсюда. Дай мне шанс искупить свою вину. Мой духовный пастырь Владислав, я обращаюсь к тебе. Конечно, в церковь я не ходил, в этом не было нужды. Теперь я понял, что был неправ, и вот наказан. Меня на родине все презирают и ненавидят. Даже мой папа и моя мама уверены, что я - Василий Лямов, а настоящий Лямов живёт со своей женой Катькой и в ус не дует. Я посылаю эту исповедь в три места: одну настоятелю нашей церкви, вторую генералу Курапину, а третью, как ни странно, директору нашей школы, где я учился. Эта женщина хорошо знает мою душу, и может быть, она что-нибудь сделает для меня, ведь я не совеем ещё потерянный человек. Разве в этом грех, что я влюбился и жить не могу без Катьки. Она днём и ночью стоит перед моими глазами. Игнат Фёдорович, господин генерал сделайте для меня милость, я буду вам служить как преданный пёс. Ну что вам стоит послать ко мне медиков и взять кровь на анализ ДНК, а потом у моего папы или мамы – это ж копейки. Если кто мне поможет покинуть эту обитель, я щедро расплачусь.
                К сему Пётр Иванович Аляпов, 
                Подполковник милиции, а   
                Ныне зэк.
Эти послания, как он и обещал, послал в три места. Одно послание получил генерал Завирухин, второе директор школы, который передал исповедь Петра подполковнику Зазулину, а третье получил священник Владислав. До Кати и своей матери у него не дошли руки. Он хотел это сделать в следующий раз, как придёт вдохновение и развернётся душа, обливаясь кровью. А пока он надеялся, что и этого хватит, ведь начало пробуждения подано, и недалёк тот день, когда луч света блеснёт и для него. Такого быть не может, чтобы его оставил Бог на растерзание охранников.
Завирухин, подняв руки к небу, произнёс:
- Я, видимо, грохнул писателя Лямова. Поделом ему – не будет лести не в своё дело. Аляпова нужно просто извести, убрать, стереть из памяти и как можно быстрее, чтобы он не натворил дел. Многие,  фамилии которых, указаны в исповеди – почтенные люди. Я разве позволю позорить их честь и достоинство. А варлагана Петьку уничтожу руками его отца. Это будет честнее всего. Чтобы завоевать Катьку пошёл на такие мерзости – подонок.
Священник Владислав, махнув кадилом и подняв голову вверх, вздохнул протяжно:
- На всё воля Божья. Эх, Петька, Петька! Как ты низко опустился. Кто бы мог подумать, что ты такой подлец.
Один только подполковник Зазулин, вздохнув, выдавил из себя:
- Оказывается это писатель Лямов так раскрутил эту шайку и пал смертью храбрых. Надо срочно взять анализ крови у Ивана Аляпова, а потом уже и у его сынка Петьки. Я уверен, что один экземпляр послания получил Завирухин, он, то уж, точно примет необходимые меры вплоть до уничтожения  заявителя, ведь такие замелькали чины. Боже, что мне делать? Я слаб против них, вот если бы писатель Лямов был жив, голова у него на месте. Ну, что ж, поживём, увидим, а пока нужно срочно организовать поездку на этот остров, где находится наше Чудо - юдо. Кого послать, кого?
Он долго думал, тёр чуть поседевшие виски, но ничего придумать не мог. Сотрудников много, но на это важное задание послать некого. Могут потерять бдительность и пасть от рук  убийц Завирухина, которые закопают тела прямо в лесу. Тогда ищи свищи своих людей.


                Глава тридцать вторая

Узнав подробности смерти своего сына от генерала Завирухина, Иван Аляпов долго матерился, не стесняясь в выражениях, потом наступили на него чёрные дни запоя. И когда он пришёл в себя решил мстить Катьке Морозовой. Он иначе её не называл, как  дрянь и колдунья. И наступит день, когда он утолит свою жажду мести. И это произойдёт скоро. Так думал обиженный на всех и вся отец Петра Аляпова. По подсказке генерала, он знал, что внуки Васька и Катька – не являются детьми его сына Петра, а значит и разговор с их мамашей будет короткий и безжалостный.
С работы его уволили за прогулы, и сейчас, не зная, что делать, он бродил из конца в конец своей трёхкомнатной квартиры, полученной при Советах. Хотел связаться с генералом Завирухиным, но тот на связь не выходил. Или не считал нужным, или просто игнорировал Ивана Аляпова, который весь исходил на желчь вместе со своей супругой Верой. Это она на старости лет свихнулась, бес залез в её душу и не давал покоя ни днём, ни ночью. Она хотела сходить в церковь и помолиться за усопшего сына Петра, но этот бес вздрючивал и вздрючивал её нервы и доводил до беспамятства. Порой она подходила к фотографии и, скрестив руки на груди, долго смотрела в знакомые черты сына, который снисходительно улыбался, дескать, вот я какой смотрите и любуйтесь мной. Я есть – Пётр Аляпов, начальник местной милиции. Кто скажет, что я плох. У меня есть всё – связи, власть и, конечно, деньги и не малые. Трепещите людишки. Не вздумайте мне противоречить. Мать, утирая слёзы, плакала, целуя портрет сына. Своими действиями она доводила себя до полной эйфории, и, обращаясь к мужу, говорила:
- Иван, жизнь для меня потеряла всякий смысл. Зачем жить, если жизнь уже закончена. Понимаешь, она нам не принадлежит. Какая жизнь без сына.
«Да за таким мужиком жила бы, как за каменной стеной, - думал Иван, глядя на портрет. – Катька – сволочь! Разве так можно. Угробить парня в самом расцвете своих сил и возможностей. Ну что ты за женщина? А ещё училась с ним в одном классе, даже сидела с ним одно время за одной партой. О, злость моя, куда ты выплеснулась на старости лет. Надо думать о душе, ведь старость стучится в двери, скоро и костлявая заглянет в глаза, а у меня такой сумбур в башке. Сердце источает яд, который прямо сказать расползается по всему организму, и нет сил противиться ему. Катька, я бы тебя своими руками задушил – вот только бы тебя встретить. Несомненно, ты сейчас в бегах. Преступница. И все мысли, и поступки у тебя преступные. С кем опять снюхалась? Кто тебя и твоих пацанов оберегает? Кто?»
Мысли уходили куда-то в пустоту мироздания и возвращались оттуда диким воплем. Иван Аляпов не просто говорил сам с собой, он дико выл, как загнанный в клетку зверь. Глаза его сверкали, и чтобы поддержать этот настрой, он поливал за шиворот, вспоминая Завирухина, который не побрезговал приехать на кладбище и вместе с ними помянуть Петра стопкой водки.
- Вот это человек, вот это мужик, - говорил Иван Аляпов, вспоминая слова генерала, от которых кровь ударяла прямо в голову.- С таким не пропадёшь. Я бы с ним пошёл в разведку.
Иван Аляпов и сам не знал, откуда у него берётся такая энергетика, которая сминает всё на своём пути. Здесь здравый смысл отсутствует, а на его место выползает такая чехарда, что порой и самому становится страшно. Временами перед его взором появляются наивные глаза Кати, и хочется верить, что она в этом спектакле не виновата ни в чём, но тут же появляется злобный взгляд Завирухина, он обжигает сердце и рвёт его на куски. Этот взгляд тащит его в чёрную паутину, где спряталась женщина. Вот она, защищаясь от взгляда Завирухина и Ивана Аляпова своими нежными руками, шепчет: не виновата я, не виновата, поймите. Но её голос глушится раздражающим чуть с хрипотцой голосом: преступница ты, и нет тебе жизни в этом мире. Звук голоса ширится и растёт, он заполняет всё жизненное пространство, где находится Аляпов, и уходит ввысь и ширину, потом эхом бьёт по ушным перепонкам, удаляясь к звёздам. Хочется прямо встать и бросится на обидчицу. Но её нет и в этом – трагедия положения, когда душа клокочет как бушующий вулкан, а выбросить накопившуюся энергетику некуда. Бывает, она бросает человека не по назначению, и от этого становится ещё больнее. Хочется выйти в тёмную ночь в безлюдное место, сесть на землю или камень, и, задрав голову на Луну, выть от своей безысходности, утоляя жажду мести. А вчера около магазина, где он стоял за бутылкой водки, совсем незнакомая ему молодая женщина попала под горячую руку, и Иван Петрович сбросил на неё свою дурную энергетику. Но ему крупно не повезло, рядом с ней оказался её муж, который одним ударом в левый глаз, бросил рассвирепевшего мужика на пол, да ещё потом уже  лежачего ударил ногой под рёбра.  Так что урок для Ивана Аляпова был очень ощутимым. Он понял, что бросаться на молодых женщин очень опасно и затаился, слушая жену. Он стал уговаривать свою Веру ехать с ним в город, где живёт Катька Морозова с детишками, и может быть, подвернётся случай увидеть её одну где-нибудь около дома, чтобы ему никто не помешал сделать своё дело. Он становился демоном в полном смысле этого слова.
Со своей женой Верой приближался он к дому, где совсем недавно гостил у сына. Навеянное очарование того торжества не давало ему покоя ни днём, ни ночью. Злость прямо выпирала из его груди. Увидев молодого человека, ходившего около дома, он стал накручивать себя. Тут из дома вышел сосед Катьки. Иван Петрович познакомился с ним, когда был в гостях у сына. Тому примерно было лет, как и Аляпову. Поэтому у них сразу сложились неплохие приятельские отношения. И вот сейчас, когда не стало сына, он подошёл к нему и спросил:
- Где эта ведьма, Жора?
- Какая ведьма, Иван?
- Да Катька Морозова, что была замужем за моим сыном Петром.
- Нет её. Квартира опечатана. Приезжал генерал, и по его указанию это было сделано. А что случилось?
- Да это Катька моего Петьку уханькала. У неё был муж, он оказался маньяком. Мой сынок упрятал его на вечные времена в каталажку. Катька нашла какую-то шпану, заплатила им деньги, и моего сына не стало. Сейчас она, видимо, в бегах, а с ней и Ленка Гордеева. Ну, та, которая завалила маньяка Атоса Зайчика. Помнишь? Ещё об этом трещало телевидениё, да и газеты не упали в грязь лицом. Что Катька, что Ленка - обе – мерзавки.
Услышав такое высказывание от незнакомого мужика, Леонид Попов подошёл и спросил:
- Ты кто такой, чтобы порочить честь и достоинство милых женщин? Какое ты на это имеешь право? Суд определит кто прав, кто виноват. А пока никто не вправе говорить что-то.
- Мне сказал сам генерал Завирухин об этом. Понял. Он скоро приедет и разберётся, кто есть кто.
- Кажется, мужик ты вообще съехал с катушек.
- Я отец полковника Аляпова. И точно знаю, что моего сына в могилу загнала Катька Морозова. А ей помогала Ленка Гордеева тоже хорошая штучка. Ничего не скажешь.
- Вот что, дядя, ты говори, да знай меру. Не то заработаешь себе на ужин.
- А ты кто такой, чтобы указывать мне? Что думаю, то и говорю.
Скандал уже начал принимать критический характер. Чувствуя, что её Иван вот-вот сорвётся, жена Вера постаралась урезонить мужа, но не тут-то было. Он распалялся всё больше и больше при виде соседа Кати, который только качал головой: мол, надо же такая милая женщина и способная на это.
Видя, как реагирует сосед от слов Аляпова, Попов не выдержал и злобно прошипел, медленно выпуская воздух из лёгких:
- Ещё слово и я на себя не надеюсь. Ты достал меня. Я хорошо знаю Катю, Лену и полковника. Катя не могла так с ним поступить. Она любила его.
- Любила говоришь? – Иван Аляпов побагровел от душившей его злобы. Он выхватил нож, приготовленный для Катьки, и сделал выпад в сторону Попова. – И ты заодно с ними? Так вот получай.
Раздался хруст и крик. Иван Аляпов лежал с переломанной рукой, а рядом валялся нож, купленный в магазине «Оружье» перед поездкой сюда. Леонид Попов, вынув из кармана мобильник вызывал наряд милиции и скорую. Вера стояла рядом, смотрела на своего Ивана и плакала, но так тихонечко и не в голос, проклиная и Катьку, и город, и Ленку, и этого парня, который сломал мужу руку. И всё бы ничего, но оказалось, что этот парень милиционер, а с милицией Аляпову встречаться не хотелось. Он попытался набрать номер генерала Завирухина, но тот молчал. Боль в руке пронизывала всё его тело. Вскоре приехал врач скорой. Ему наложили на руку гипс и отвезли в отделение милиции для дальнейшего выяснения обстоятельств. Его жена Вера ругалась на чем свет стоит, пыталась даже креститься, призывая Бога на помощь. Но всё безрезультатно. Так закончилась первая поездка мести для Ивана Петровича Аляпова и его жены Веры.
Помолчав некоторое время, вскоре в милиции, где находился Иван Аляпов, появился генерал Завирухин, который, увидев арестанта, прошипел:
- А этот чего тут сидит? Ничего не нашли поинтереснее? Столько бандитов, а вы схватили безобидного мужика. Вам не стыдно? Сейчас же выпустить и заняться настоящим делом.
- Он с ножом бросился на нашего сотрудника Попова, - защищался милиционер. – Зачем его выпускать? Хорошо старший лейтенант сумел увернуться, а если бы промахнулся?
- На то и филин, чтобы заяц не дремал.
- Я выпущу, но вы дайте мне письменное подтверждение, не то меня подполковник Зазулин в порошок сотрёт.
- Я его и тебя сотру в порошок. Быстро, чтобы на моих глазах его выпустил. Письменное подтверждение ему подавай. Да кто ты такой, чтобы мне указывать?
Скрипнули ключи, камера открылась. Не веря в своё освобождение Иван Аляпов, подошёл к Завирухину и подал ему руку благодарности, сказав при этом:
- Я уж и не думал, что меня вот так запросто освободят, нападение на сотрудника милиции.
- Иван, он был в гражданской одежде?
- Да. Если б я знал, что он милиционер, разве бы я посмел. Он мне угрожал, и я просто защищался.
- Хорошо! Где нож?
- У них, как вещественное доказательство.
- Разбёрёмся. Пошли, Иван. У меня к тебе дело. Понимаешь, писатель Лямов на этом острове разбушевался, убил своего сокамерника Лапченко, который сделал его Машкой, и разослал письма: мне, священнику Владиславу и ещё кому-то, я пока не знаю. Он твоего покойничка Петьку сравнял прямо сказать с грязью. Видишь ли, он не виноват – мерзавец. А куда попрёшь против фактов. Твой сынок молодец, такого маньяка заломал. Кто бы мог подумать, что поэт и писатель занимался этим. Иван, давай выпьем, мне трудно говорить без допинга. Вот бутылка, мало будет, добавим. – Поседевшие брови Завирухина вздрагивали. Он смотрел на Ивана проникновенно и требовательно. Они сидели в милиционерской машине на втором сидении и разговаривали. Он вытащил письмо, написанное рукой генерала, якобы от писателя Лямова, и сказал:
- На вот почитай, что пишет этот писатель. Он камня на камне не оставил от доказательств твоего сынка. Писатель, а башка на месте. Хоть твоему Петру уже ничего не угрожает – он мёртв, но я думаю для тебя и для твоей жены – это позор, который невозможно смыть. Если эта писанина появится на страницах газет, я уже не ручаюсь ни за что. Пока у меня всё под контролем. Священник эту писанину отдал мне, осталось найти ещё одну, но это дело времени.
Они пили и вели разговор, за которым было понятно, куда клонит генерал. А он клонил в одну сторону, чтобы избавиться от лишних свидетелей. Не дай Бог, какое ещё грязное пятно попадёт в его огород. Завирухин думал: «Попался голубчик, ты сам ухлопаешь своего сынка своими же руками. Он стал неблагонадёжен для меня. Ох, и трагедия же будет для тебя, когда узнаешь, что грохнул свою кровиночку. Он заработал это. Нет бы молчал о своих связях с криминальным миром, так нет, решил очиститься от скверны. Не выйдет, милый. Я не допущу этого. На то я и генерал. А ты всего на всего подполковник, а ныне зэк. Ты должен умереть от рук своего батеньки. Для этого ты и создан. Так я хочу. И так будет. Ты переступил рамки дозволенново, мой дорогой Петенька. Тебе нужен защитник Курапин, так его отправил на тот свет твой дружок – писатель Васька Лямов, а я отправил его. Мы кажется уже квиты. Вот только ты ещё маячишь на белом свете и твой батенька, но скоро я разберусь с тобой, а заодно и с ним».
- Николай, так неужели это написал Васька Лямов? У него же нет специального образования? – вздохнул Иван Аляпов.- Что будем делать-то подскажи – ты генерал – власть.
- А что я смогу? Да ничего. Я тоже - маленькая сошка. Могу только подсказать. У меня есть человек, который всё знает, что делать в таком случае. Вот если хочешь, завтра он придёт к тебе, и с ним вы решите всё. Сейчас давай на посошок и разбежимся. У меня ещё очень много на сегодня дел, а я и так уж хорош.
Иван отвернулся и стал смотреть в окно. Злость закипала в его душе с такой силой, что он хотел прямо сейчас, если скажет генерал, идти и своими руками придушить этого ненавистного Лямова, который посягнул на честь и достоинство его семьи, опозорив Петра, павшего от руки Катьки Морозовой. А её возлюбленный Васька клепает на его Петьку. Ну – не кощунство ли это? Аляпов смотрел в окно и думал, хотя и был уже довольно пьян. Мысли были разные. Они роились в голове, как пчёлы в улье, и были одна зловеще другой. А в это время Завирухин налил водки чуть не по полному стакану, и незаметно для Ивана вытащил из кармана пакетик с белым порошком и всыпал собеседнику, который в водке быстро растворился, не оставив даже малейшего следа. Вскоре Аляпова повело, и он клюнул носом в кресло машины. Завирухин сказал водителю, мол, трогай. И они отвезли Ивана Петровича на квартиру. Проснувшись утром рано, Аляпов уже ничего не помнил. Голова трещала будто её давили в тисках. Он решил опохмелиться. И когда он это хотел сделать, сунув руку в карман для того, чтобы найти там деньги, которых у него, конечно, не было, обнаружил исповедь якобы Лямова, но вспомнить, кто ему дал, не мог. Он прочитал её от и до. В это время в квартиру позвонили, вошел мужчина средних лет и сказал, что он сосед с пятого этажа, недавно вселившийся в квартиру. Он сказал, что видел в каком состоянии Иван Петрович вошёл в подъезд, и хочет помочь ему. Он вытащил бутылку водки и сказал:
- Я слышал, тебя вроде бы Иваном зовут? Давай за знакомство выпьем. Нам, наверное, придётся жить здесь много лет.
- Давай, - нехотя ответил Аляпов, - голова трещит спасу нет.
- Понимаю, сам не раз был в таких ситуациях. Ты хоть что-нибудь помнишь, где ты нализался.
- Убей, ничего не помню. Какая-то чёрная полоса стоит перед глазами. Почему? Не знаю.
- Со мной это тоже случалось, когда перепьёшь.
Потихонечку, не сразу, но собеседник стал нравиться Аляпову. Он хорошо понимал критическое состояние человека, угадывая его настроение, и в конце концов окончательно растопил набегавшийся  было в первые минуты холодок отчуждения. Иван вздохнул:
- Если бы не ты, я, наверное, уже дал бы дуба. Тебя хоть как зовут-то, мой спаситель?
- Степан Волков - будем знакомы. Иван, что-то в тебе есть притягательное. Почему я к тебе пошёл с бутылкой? Уж я и не знаю. Потянуло – вот и всё. Мне кажется, мы будем дружить семьями. А это у тебя, что за бумажка?
- Моего сына Петра оклеветал его дружок Васька Лямов, осуждённый на пожизненное заключение за изнасилование и убийство малолетних девочек. Мой сын вёл это дело. Жена Васьки – ох, и ведьма, подговорила каких-то бандитов и разделалась с моим Петькой. Не Петькой, конечно, а с Петром Ивановичем, полковником  милиции. Чтоб её разорвало на кусочки.
- Дай почитаю, может, что и посоветую.
- Да что тут посоветуешь! Он где-то на острове в море. Где его искать, да и кто нас туда пустит.
- Не надо отчаиваться. Я знаю это место. У меня есть знакомый охранник. Думаю за деньги можно с ним договориться. Сейчас гроши любят все. Так что с этим проблем не будет.
- Да у меня и денег-то нет.
- У меня есть. Я могу тебе одолжить. Появятся деньги, отдашь. Ну, так что? Есть желание посмотреть в глаза Ваське, тогда собирайся. У меня машина. Я как раз хочу попутешествовать в тех местах, могу захватить тебя с собой. Поспи немного. Я тоже отдохну, ехать в таком состоянии – накликать на себя беду. Гаишники сейчас как звери, пасут – спасу нет. В ночь едем.
Он поднялся на этаж выше, прислушался. И когда закрылась за Аляповым дверь, спустился вниз и был таков. А когда стемнело, он снова постучался в квартиру. К тому времени Аляпов уже был готов ехать с ним хоть на край света лишь бы взглянуть в глаза человеку, позволившему очернить его сына Петра. И какого сына? Да того, что в городе навёл страх на весь криминал. Не жалел себя, не жалел людей. И что из этого вышло? Смириться с этим Иван не мог. Сердце прямо изнывало и требовало мести, самой жестокой и самой кровожадной. А когда он закрывал глаза, перед его взором появлялся всегда улыбающийся Васька Лямов, который прямо издевался над чувствами Ивана Аляпова. Он крутил у виска пальцем: мол, Ванька ты – дурачок, да ещё какой, да и Петька весь в тебя ни дать не взять. Иван мгновенно просыпался, хватал ртом воздух и смотрел в потолок, растирая руками бьющееся сердце. Это видение в настоящее время посещало его во время сна почти каждую ночь, и было стопроцентным его атрибутом.
Новенький «Уазик» стоял у самого подъезда. Новый знакомый Аляпова, сидя за рулём, приветливо улыбался. Он вышел из машины, открыл дверцу заднего сидения, пригласил.
- Заходи, Иван Петрович, располагайся  поудобнее - путь не близок. Заедем в лес, разведём костёр, передохнём, выпьем по чуть-чуть, да и снова в путь. Гаишников там нет, машин тоже. Если и встретится какая, так только днём. А так по этому лесу простые люди боятся ехать – здесь пошаливают.
- Степан, а ты чего, не боишься? – На лице Аляпова появился настоящий испуг. – Я боюсь ехать особенно ночью   

                Глава тридцать третья

Группа из шести человек на двух «Уазиках» во главе с генералом  Завирухиным отправилась в дальнее путешествие по Вологодчине. Путь был неблизкий – считай не одна сотня километров по бездорожью и лесу – туда, где по словам разведки окопалась по мнению генерала главная преступница Екатерина Аляпова. Кажется, Завирухин просчитал всё до мелочей. Он взял карту Тотемского района и компас на случай, если придётся брести по лесу и болоту. Настроение было прекрасное.  Душа трепетала и пела. Ему даже не хотелось пить, что последнее время стало нормой, чтобы сбросить стресс, который опутал его с ног до головы и завладел душой и телом. А лучистый день светился и плавился, и генералу казалось, что он вступает в новую фазу жизни, где для него всё будет хорошо, стоит только доехать до места и взять Катьку тёпленькую прямо в постели, ведь она просто – очаровашка: что глаза, что ножки, что фигурка. Век бы смотрел на неё и любовался. Это ж чудо природы. Такие женщины рождаются не часто, да и Ленка расцвела как маков цвет – персик, да и только, как скажет настоящий грузин, но вот семье Катьки предана, как собака. Надо ж иметь такую душу, чтобы вот так, быть сестрой и нянькой  одновременно. Если понадобиться страдать и плакать, и быть наивной, и по-детски упрямой.
Завирухин задумался, как он привезёт обеих женщин к себе в коттедж и будет наслаждаться; сначала с одной, потом с другой, а когда наскучат они ему, отдаст вот этим харям, которые сидят рядом с ним и дышат в его затылок.  Они, вышколенные и опробованные в деле; не задают лишних вопросов, чтобы не делал их хозяин, не требуют лишнего. Удовлетворённость и какая-то необъяснимая нега царила в машине и за её пределами. Хотелось жить на всю катушку, ведь жизнь даётся всего один раз. «Упустишь – не наверстаешь,- думал он,- а силы ещё есть, и большой грех разбрасываться ими. Нужно собраться и прожить остаток жизни на полную, чтобы не было мучительно больно вспоминать на старости лет, когда придёт немощь. А от этого никому не избавится. Так что, Николай Степанович, вперёд и с песней».
Асфальт кончился. Машины въехали в смешанный лес. Дорога петляла между деревьями, местами булькала под колёсами вода. Чтобы не забуксовать на влажной почве, пришлось включить передок, так как началась низина, где на обычной машине не проехать. Но Завирухин не унывал, его испытанные трудяги, были и не в таких переплётах. Вскоре поднялись на бугор, и моторы заработали без натуги: ровно и спокойно. Временами с дороги поднимались глухари и глухарки. Завирухин, взяв автомат у одного из своих людей, пытался стрелять, но всё безрезультатно. И, бросив пустую затею, начал материться, мол, говорил я вам козлам, что надо брать ружья, а вы? Ну, зачем нам они? Сейчас бы с мясом были. Вон сколько птиц, и ещё непуганые.
Медленно, но уверенно машины двигались к цели, вот уже несколько часов кряду. Ещё немного и они достигнут этой злополучной деревни, где спряталась Катька с детьми и Леной. Ещё немного ещё чуть-чуть. Завирухин уже чувствовал на себе испуганный взгляд женщин, плач детей, крикливый вой старухи, и по всему телу проходила приятная истома: «Я тут – я ваш господин. Что хочу, то и сделаю с вами. И мне здесь никто не указ».
Лес был смешанный: сосна, ель, берёза, осина. Грибов было хоть отбавляй, разной всячины, но это не привлекало мужиков. Они ехали с одной целью – взять преступниц, как можно быстрей и вернуться с добычей обратно в город.
Генерал справлялся с картой на местности. И всё шло как нельзя лучше. Вот и большая поляна, а где же деревня? Но деревни не оказалось. Должна быть, но её нет. Может быть, была она лет тридцать назад, а сейчас даже старых печек не оказалось. Была или не была – вот вопрос.
Завирухин вышел из машины, осмотрелся. Стояла ясная осенняя погода. В небе ни единой тучки, будто его кто-то почистил и покрасил в ясную лазурь. Генерал тяжко вздохнул, взявшись за голову. Куда идти дальше, он не знал. Прошёл по дороге вперёд несколько метров. Она оборвалась лесным массивом. Ему показалось, что за этим леском кто-то кричит. Он направил туда слух, и вроде бы снова повторился этот крик. Генерал был уверен, что там или деревня, или хутор – несомненно. Он вытащил компас, сверился по карте, созвал всех и спросил:
- Вы слышали, там вроде слышатся людские голоса? Поехали!
- Куда ехать? Дороги нет,- ответил один за всех чеченец.
Так звали молодого парня Алексея Маргулина, который вернулся из Чечни, где потерял правый глаз. Его задело вскользь осколком разорвавшейся гранаты. На работу он устроиться не мог, и его знакомый посоветовал ему обратиться прямо к генералу Завирухину. Что он и сделал.
- Пошли пешком, мне кажется, тут недалёко, - неторопливо сказал генерал. – Я думаю за этим небольшим леском деревня.
Не успели они ещё пройти и полкилометра, как увидели, что машина, которую вёл Алексей Маргулин, вспыхнула. Все бросились к ней, чтобы сбить пламя. Думали, что кто-то её поджёг и сейчас несомненно будет удирать. Завирухин и его команда стали беспорядочно стрелять в разные стороны, но поджигателя не оказалось. Волею судьбы, или ещё чего-то переполнился бензином карбюратор, выдавил прокладку. Конечно – это случайность. Такого быть не могло. Но это случилось. Мотор был перегрет, и где-то в проводке оказался плохой контакт, который и дал искру.
- Козёл! – закричал Завирухин на Маргулина, - знал, что проводка - говно, почему не снял клемму с аккумулятора?
Огонь быстро охватил моторный отсек машины и ворвался в салон, где стояли канистры с бензином, пища и, конечно, водка. Правда, оружье у каждого было при себе, но оно было в таком случае лишним.
Видя, что все их потуги несущественны, чтобы потушить огонь в машине, Завирухин крикнул:
- Лёшка, козёл недоделанный, спасай вторую машину.
Маргулин бросился в кабину, но откуда-то появившийся ветер бросил струю огня в его сторону. Алексей, закрывшись курткой ещё пытался что-то сделать, но тщетно, огонь уже бушевал и вот-вот должен был произойти взрыв. На какое-то мгновение он увидел плачущую мать и годовалую дочь Машу, которая тянула к нему ручки. Он резко вскочил и что было сил, рванулся прочь. Ударной волной его сбило с ног. Он оглянулся и увидел, что и вторая машина объята пламенем и вот-вот тоже грохнет. Огромный столб огня рвался в небо. Было нестерпимо жарко, да так, что казалось, одежда и волосы вспыхнут. Он вскочил и ещё отбежал несколько сот метров, туда, где лежали на земле его товарищи по несчастью. Кто ругался на чём свет стоит, кто смотрел на огонь, понимая, что обратно им придётся идти пешком. Нет пищи, нет для сугрева водки, которая бы облегчила их бедственное положение в этом случае. Ничего нет кроме оружья. Если оно есть – это уже неплохо. Вскоре грохнула и вторая машина, разбросав брызги бензина далеко-далеко. В одно мгновение трава и мелкий лес вспыхнули. Волна огня пошла, убыстряя свой ход, но ненадолго. Тихо начал спадать жар. Пламя, как бы сжалось и похудело. Потом и совсем потухло. Только лишь кое-где догорали ветки и корни деревьев.
Завирухин подошёл к леску и стал вслушиваться в звуки природы, стараясь услышать человеческие голоса. И вот – о, счастье до него донеслась нежная музыка, которая вселяла надежду, что где-то рядышком есть человеческое жильё, там можно обогреться и набраться сил, и узнать как бы, между прочем, а где живёт знахарка Анастасия Ивановна Богданова: мол, у нас есть к ней дело. Долго слушал генерал и решил, что Катька живёт именно там, откуда доносится эта замечательная музыка. Душа вновь возрадовалась после взрыва машин. Не всё ещё потеряно. Ох, не всё. Лес как бы улыбался, купаясь в солнечных лучах. От него шла убаюкивающаяся энергетика. Птички перелетали с места на место. Божья идиллия, да и только. А музыка  лилась и лилась. Она звала и возвеличивала человеческие желания и стремления, прибавляя силы. Он встал во весь рост, потянулся, вытащил компас и карту, и стал на ней намечать путь дальнейшего движения группы. Его окружили со всех сторон, заглядывая в карту. Услышав музыку, настроение у всех поднялось, ведь где-то здесь совсем рядышком человеческое жильё. А значит – не пропадём – пробьёмся.
- Ну, что пойдём. Кажется мы у цели. Скоро бандитка и её помощники будут в наших руках. Ещё немного, ещё чуть-чуть. Как я хочу увидеть её взгляд, Боже! Я вижу её и днём и ночью. Я болен. Я просто раздавлен. Катька – мерзавка, как ты могла разделаться со своим мужиком? Как?
Генерал до чего задрючил свой мозг, что временами, стал думать, что это не он разделал полковника Аляпова, а именно его несравненная жена Катька. Но потом приходило просветление, и картинка, где он усердно буйствовал, нанося удар за ударом по этому ненавистному лицу. Временами он вообще терял действительность, и тогда, потирая виски, с трудом вспоминал, а в чём же он всё же виноват? И ему казалось, что он чист со всех сторон, ну просто белый козлёночек, которого хотят слопать плохие тети и дяди. Он вытащил из кобуры пистолет, прочёл дарственную надпись от руководства страны, погладил нежно оружье и опять спрятал назад. Группа, вытянувшись в цепочку один за одним, шла за генералом. Замыкал её чеченец Маргулин. На него не смотрели – он был виновен в потере машин. Он тяжко вздыхал, не признавая своей вины. И, потупив взор, старался не отстать от группы. Лес был густой и девственный. Они метр за метром пробирались на звуки музыки. Но, почему-то, сколько они не шли, желаемой деревни, или хутора не было. И генерал начал сомневаться – уж не леший ли их водит? Но это просто было минутное сомнение, или слабость. Вскоре музыка стала слышна отчётливее. И у всех поднялось настроение. Они поднажали, ведь день уже клонился к концу. В чаще леса заметно потемнело. И надо было искать ночлег. И будто, как назло, лес закачался, а под деревьями зашипела вода. Музыка, идущая справа от группы, вдруг резко прекратилась, а навстречу ей послышался дикий нечеловеческий хохот. И всё стихло, только качались, выросшие на поверхности озера огромные сосны, бросив свою крону ввысь.
Темнота опускалась, как по мановению волшебной палочки. Солнце ещё пряталось за верхушки деревьев, а здесь уже была почти сплошная тьма.
В это время, выключив музыкальный прибор, Анастасия Ивановна стала направляться к своему дому, где с автоматами засели доктор Пышкин и хирург Вяточкин, приехавшие к ней проверить Петра Ивановича Аляпова, а заодно и поохотиться, ведь здесь лес девственный. Они отдыхали, находясь в отпуске. Доктора хорошо понимали, что если к ним прибудет Завирухин со своими людьми, им не поздоровится. Он уничтожит всех, даже маленьких детей. И решили, что лучше принять бой, чем попасть в руки генерала. Старушка Анастасия Богданова решила отвести беду. И сделала она это блестяще.
- Анчихрист проклятущий пришёл к нам, ни дня бы тебе, ни покрышки, - шипела бабушка, выходя с места, где она вызывала группу Завирухина на себя, - тебя я утоплю в этих местах – исчадье ты ада. Иш чего удумал – уничтожить всех нас. Я твои мысли читаю на расстоянии.
Она с палочкой шла по берегу безымянной речки, которая впадает в бывшее озеро, заросшее травой и сосновым лесом. Сосны, подпирая небеса, качаются на мягкой поверхности озера. Место, куда завела старушка своих врагов, было гибельное. Редко кто мог отсюда выйти, да особенно ещё  ночью. Знахарка шла и думала. И мысли уходили далеко, далеко в детство, когда она босоногая бегала по этим местам, и ей было хорошо и весело. Но вот сейчас тоска и боль сдавили её сердце. Анастасия Ивановна смотрела в жуткое и тёмное небо, где начали проявляться яркие звёзды.
- Сука – Катька с бабкой – это их проделки. Провели меня, как последнего идиота, - кричал в ярости Завирухин.
Он вытащил из кобуры пистолет и стал стрелять во все стороны в надежде, что если кто здесь есть, шальная пуля может зацепить его, а это значит, тот, кто издевался над ними, будет наказан по заслугам, и уйти уже без посторонней помощи не сумеет. Чеченец в этой затее не участвовал, знал, что она бесполезна. Тот, кто завёл их сюда, скорее всего, залёг за деревьями или камнем, попробуй найди его в этой темноте, ведь он знает каждый куст здесь, и уйдёт в любое время от преследования.
- Ты чего козёл – вонючий не стреляешь? Хочешь показаться умнее всех. Че-че-нец! За сгоревшие машины ты у меня ответишь – гадюка. Может ты служиш Катьке? Отвечай – подонок! Она тебя купила? Ты по её заданию сжёг всё наше барахло и выдал ей маршрут нашего следования? – Генерал, брызгая слюной, неистово кричал, грозя Маргулину пистолетом. – Я тебя уничтожу. Думал, ты мне будешь служить, а ты?
- Я служу России, а не тебе генерал, - ответил хладнокровно чеченец. – Я капитан, отдавший здоровье на алтарь процветания родины.
- Слова! Пустые слова! Чем тебя отблагодарила родина – нищенством. Да если бы не я, ты бы сдох с голоду. Родина!..
Он, заученным ударом пистолета, сбил с ног капитана, который тут же потерял сознание, обливаясь кровью.
- Снимите с него всё, и пусть он замерзает в этой болотине. Здесь его место. Придёт медведь, рысь или какой другой зверь и довершит его ничтожное существование. Таких людей не должно быть на этой земле. Привяжите его к дереву. Здесь я думаю, ему никто не помешает. Его одежду, обувь, документы и мобильный телефон сжечь, чтобы никто не знал, кто это здесь покоится. А нам надо искать сухое место, где можно устроить ночлег, - сказал Завирухин.
Он спустил брюки, зомби понимали, что сейчас произойдёт и, держа в руках свою плоть, стал подходить к уже раздетому Маргулину, и тут, как это и бывает, он увидел сначала сияющие лаской и нежностью глаза Катьки Лямовой: мол, Коленька, не порти себя. Я жду тебя. Катя начала потихоньку раздеваться, сверкая глазами, манила к себе. Её длинные, русые волосы облегали, как будто по заказу выточенный мастером высшей категории стан молодой женщины, руки уже касались его плоти. Он вздохнул, подался было к ней, и тут же зацепился ногой за корягу и, теряя равновесие, упал, ударившись лбом в сосну. На какое-то мгновение он потерял сознание. Исковерканное сосновой корой, лицо его сильно кровоточило. Он подумал, озираясь на своих зомби: «Хорошо хоть эти роботы не угробили меня. Катька и тут подставила меня». Он вытащил из кармана носовой платок, помочился на него и обтёр лицо. Он ещё в детстве, живя в сибирской деревушке, когда травмировался, делал тоже самое. И вот сейчас вспомнил об этом так, как под руками ничего из медикаментов не было: ни ёду, ни спирту, ни даже водки, чтобы как-то обработать раны и не допустить инфекции, которая в таких случаях может прицепиться. Он заскрипел зубами. Страх подбирался к его горлу. А смеющиеся Катькины глаза не отпускали его душу и сердце. Он не знал, куда выбросить свою дурную энергетику, веря в то, что молодая женщина всё видит и расскажет всем, что они сотворили с Лёшкой Маргулиным. Он грязно выругался отборным матом и с удовольствием помочился на почти безжизненное тело. Его примеру последовали и другие. Так он делал с теми, кто косвенно или сознательно наносил ему какой-то вред, затем  вытащил снова компас и решил куда-то отойти, но так, чтобы остались ориентиры.
Под ногами всё больше и больше качалась почва. Завирухин, защищаясь от Катькиных смеющихся синих глаз, вышел на чистушку. И тут же, прорвав неплотное покрывало озера, ушёл почти полностью под воду, хорошо, что реакция Гориллы была мгновенной. Он, схватившись за ветку дерева, устел схватить за волосы своего хозяина и вытащить его к сосне, которая качлась из стороны в сторону. А смеющиеся Катькины глаза не давали ему покоя. Он скрипел зубами, мол, стервоза я тебе за всё отомщу. Найду тебя, найду. Не будь я генерал Завирухин. Глаза его в это время сверкали яростью и какой-то безысходностью. Мокрая одежда облегла его тело и стала холодить. Он держался изо всех сил, чтобы не показать свою слабость, ведь перед ним не люди, а роботы, каких он создал сам. Он надеялся, что они поймут его и пожалеют. Он же их кормит и поит, и они должны на него работать. А как же иначе? Хозяин! На какое-то мгновение у него в мозгу сверкнула мысль благодарности к Петру Безматерных, тоесть Горилле, который спас его от неминуемой гибели, но эта мысль так же ушла, как и появилась. Вскоре и видение Катьки, и её глаз пропало. Она почему-то бросила его на произвол судьбы. Группа во главе с генералом сломали небольшие сосенки, очистили от веток и стали потихоньку метр за метром двигаться в одном направлении. И вот им повезло. Пройдя где-то около пятисот метров, наконец-то нога встала на твёрдую почву.
- Привал, - сказал Завирухин, - дальше не пойдём – опасно. Ломайте ветки, и устраивайтесь на ночлег. Эх, сейчас бы стаканчик водочки, да и кусок колбасы – не повредило бы. - Он облизал сухие губы, подума: «А всё равно я найду тебя Катька и разделаюсь с тобой, как Бог с черепахой, не пожалею и твоих выродков. Я - генерал Завирухин!!! Убери, убери свои глазищи, сгинь с моего пути, сгинь – несчастная, ведь я пришелец из глубины веков. Мой праотец хан Тамерлан».
Он стал искать спички, чтобы развести костер. Его зомби-команда стаскивала к костру сухие сучья и мелкие деревья, которые сумели сломать. У него непопадал зуб на зуб. Руки его дрожали. Горилла подошёл, взял у него коробок, чиркнул спичку. Сухие ветки вспыхнули, и огонь начал пожирать дрова. Завирухин скинул с себя всё и начал выжимать и сушить одежду. Он сдёрнул с Гориллы одежду и напялил на себя. Пётр Безматерных не возражал. Ему было не холодно и без одежды, шкура, натянутая на его мощный торс, спасала его от холода.
 Глаза Завирухина даже в темноте сверкали каким-то красным отблеском и пугали его людей. Он вертел на пальце пистолет, снятый с предохранителя, который в любое время мог выстрелить и убить или ранить кого-то из его группы. А глаза Кати вновь пристали к нему, они лукавили и ехидно смеялись. И чтобы он сейчас не предпринял, они были рядышком. Что было с ним, он не знал. Пытался дозвониться до своего мага  Ли Си Цына, чтобы тот избавил его от этого наваждения и не мог. Он хотел спросить, что это такое с ним? Но кто-то постоянно мешал ему, рыдая и надсмехаясь.
Алексей Маргулин очнулся поздней ночью, почувствовав, что  замерзает. Руки его около сосны были крепко связаны капроновой верёвкой, которая больно врезалась в ткани. Они затекли,  опухли и не слушались. Он издал тяжкий болезненный вздох.  Капитан  хотел пошевелиться, чтобы как-то размяться и не мог. Резкая боль в руках, бросила его на землю, но он не упал, так как был привязан. В небе светили яркие звёзды, но чеченцу от этого было не легче. Боль пронизывала всё тело, и не было сил к сопротивлению. Он смотрел в небо, молил Бога, чтобы тот послал ему быструю смерть, но она не приходила. И тут ему показалось, что кто-то к нему идёт. Сверкнул мощный фонарик и тяжелый хрип мужиков. Они подошёл, один из них вытащил из-за голенища охотничий нож и разрезал верёвки. Вонь от мочи стояла такая, что подошедшие закрыли нос рубашкой. Обтёрли самогоном всё тело, дали Маргулину выпить, потом помогли переодеться и  тайной тропой пошли к дому, где скрывалась Катя, Лена, бабушка Анастасия, Василий Лямов и его дети. Это были Владимир Пышкин и хирург Александр Вяточкин. Они, на носилках, а где своим ходом, доставили Алексея Маргулина в дом Анастасии Богдановой.
Генерал Завирухин в лице капитана Маргулина, не зная того, приобрёл ещё злейшего врага, который способен на всё. Ведь его честь и совесть попрана, и при том самым позорным способом. За это он не мог ему простить. Он готов был рвать на куски генерала и его дружков, но пока ещё не было сил.
Когда капитану стало немного легче, он подошёл к Кате и спросил:
- Это за тобой генерал отправился в такую даль? Что ты ему сделала?
- Да ничего, - смущённо ответила Катя. – Мой муж полковник Аляпов разгромил банду, которая напала на инкассаторскую машину. Они её сначала подорвали, и только хотели воспользоваться деньгами, а там было не много - не мало, шесть или восемь, точно не знаю миллионов баксов. Бандой руководил его дружок генерал Курапин. Когда открыли огонь, он первым попал под автоматную очередь. Завирухин вызвал моего мужа, обвинил его в том, что он лезет не в свои дела. Якобы, эта операция была разработана им и погибшим генералом. Если так, то где же банда? Нигде её не нашли. Она пропала, как в воду канула, а на месте её оказались трупы милиционеров. Зять Курапина Игорь Тёмкин дал показание, что это они напали на инкассаторскую машину, и это уже у них не первый случай. А ищет он меня за то, чтобы свалить на меня убийство моего мужа полковника Петра Аляпова, содеянное им. Он вызвал его к себе и избил до такого состояния, что мой Петя чуть не отдал концы. Потом его бросили в СИЗО на съедение зэкам. Там его обнаружили врачи и сделали ему операцию. Мы, чтобы его не уничтожили, сумели спрятать. Он сейчас с нами. Лечится. Вот и всё. Полковник Аляпов, то есть мой муж, разгромил банду Курапина, спас людей в инкассаторской машине. Ну, конечно, и деньги. Вот за это он и пострадал.
- Ясно, - прошептал Маргулин и нахмурился, сведя глаза к переносице.
- Лёша, ты же считаешься инвалидом. Глаз-то у тебя вроде не вытек. Кто тебя лечил? – спросила Катя. – Мне, кажется, у тебя перебит главный нерв около глаза.
- Да кто лечил? Обычно кто - армейский коновал, да и то в спешке, - ответил капитан. – Может быть, он и не плохой врач, но понимаете – война. А потом уже было не до этого. Да и где возьмёшь такие огромные деньги на операцию. Я обращался к своему начальству, они обещали помочь, а воз и ныне там.
- Тебя надо чуть подремонтировать, и немного изменить внешность. Понимаешь, если сыщики Завирухина обнаружат, тебе будет не здобровать. Уничтожат и выбросят где-нибудь в лесу. Как они сделали сейчас с тобой. А может у них есть тайник, где они прячут трупы. Ты их внешность хорошо помнишь?
- Их забыть нельзя.
- Тогда вот что. Я тебе меняю внешность, постараюсь вернуть тебе зрение правого глаза. Левый я думаю у тебя в норме. Следи за ними, узнай кто они, откуда и чем занимаются. Только подробно.
- Катя, для этого нужны большие деньги, а я  - сама понимаешь – нищий. И семья у меня голодная и без квартиры.
- Деньги я тебе на расходы дам, а вот насчёт квартиры пока надо повременить. Ты видишь, у меня связаны руки. В город мне показаться нельзя, везде шмыгают сыщики Завирухина.
- Я их всех по одиночке перебью.
- Лёша, пойми, тебя вычислят. Этот мерзавец будет герой, а тебя, нас и твою семью смешают с грязью. Полковник Аляпов, то есть мой муж, после тяжелейшей операции сейчас лечится у меня. Вот он то и приказал узнать о них всё, что возможно. А потом, мы примем меры. О нём никому, нигде. Его нет, он похоронен. Пока тебе и этой информации хватит. Выпей самогону, и иди спать. Твои «друзья» наверное, крепко спят, или утонули в болоте. Утром узнаем, где они, а пока спать.
Завирухин очнулся рано, когда солнце только, только выглянуло из-за горизонта. Он потянулся до хруста в суставах, проверил пистолет. Костёр догорал. Генерал поднялся, подкинул дров и пошёл искать грибы. Сорвав несколько белых, он нанизал их на ветки и стал жарить. Живот подвело. Ему казалось, что он бы съел сейчас целого барана, но где его взять?
Один за одним поднялись остальные, и тут же разбежались в поисках грибов, окликая друг друга, чтобы не заблудиться. Нашли,  пожарили их на костре, поели, сели и стали думать, как им найти эту бабку Богданову, а вместе с ней Катю и Лену. Думали, думали и пришли к выводу, что им нужен проводник кто-то из местных, который бы хорошо знал эти гиблые места. Они поднялись и пошли в поисках какой-нибудь деревни. Шли по солнцу, здесь почему-то не работал компас, стрелка прыгала туда и сюда. Завирухин уже хотел выбросить его как никчемную игрушку, но пожалел, он не раз его спасал в других лесах. А солнце, как назло, спряталось за тучи, поселив страх в душе генерала. Конечно, он мужик прожженный, но здесь он растерялся и не знал, что ему делать. Какая-то неведомая сила сковала его железную волю.
- Гиблое место, - вырвалось у него из глотки, - как можно здесь вообще жить?
Соучастники этого похода впервые увидели генерала в таком состоянии. Всегда самоуверенный и дерзкий, он сейчас раскис и был неузнаваем, будто кто-то его подменил. Но прошло какое-то время, он обошёл сосну, посмотрел на ветки и решил, что двигаться нужно по кроне деревьев, ведь с южной стороны крона всегда гуще. И они двинулись в путь, но сколько не шли, видели только лес да болото. Вот уже в течение нескольких часов одно и тоже. А где же население? Нет его, как и не было. И у всех было на душе, где же люди? Ну, должны же быть. А их нет и нет. Даже намёка на жизнь людей нет. Девственная природа: ручьи, речки и болота, от которых устали любители острых ощущений. Им хотелось отдохнуть, помыться в баньке, и, конечно, вволю поесть. Но такого удовольствия пока не предвиделось. А солнце, как назло, улыбнётся с небес своей магической силой и тут же пропадает, как будто его вообще нет. Завирухину, казалось, что играет только его больное воображение и больше ничего. Смотришь, что-то наклёвывается, и тут же исчезает, и идти приходится вслепую.
Они долго бродили даже, не подозревая, что деревня рядышком стоит только немного очухаться и привести себя и мысли в порядок, как на горизонте что-то появится. Наконец обессилев и побросав в топких болотах уже ненужные автоматы, правда, нигде не зарегистрированные, они упали на полянке среди высоких сосен и стали ждать смерти, проклиная в душе и Катьку Морозову и бабку Богданову, и всех кто с ней жил. Так они лежали, пока не наткнулся на них один из местных охотников, который сообщил куда следует. Идти и передвигаться, у них уже не было сил. Местные жители и дачники вынесли их из леса, напоили, накормили, и спать уложили. А Завирухину снилась Катька. Её лучезарные глаза манили и звали к себе, обещая ему всякие земные блага. Он тянулся к ней и хрипел:
- Колдунья, ведьма, я уничтожу тебя. И все забудут, что ты когда-то жила на этой земле. Во мне сейчас только ненависть к тебе. Не дай Бог, она перерастёт в серьёзные чувства. Но я сумею с ними справиться и вознаградить тебя за всё, что ты с нами сделала. Мой друг Курапин ныне в земле. Его уже нет. Его взгляд призывает меня к мести. Скоро, скоро ты затрепещешь в моих руках. О, с каким наслаждением и жестокостью я вопьюсь в тебя, чтобы уничтожить сокровище местной элиты. Колдунья, ведьма будь ты трижды неладна. Это ты навела своего Аляпова на группу Курапина. И он её почти полностью уничтожил.

                Глава тридцать чётвёртая

Уставший от безделья, чеченец Маргулин слонялся по дому, как неприкаянный. Надрезы на лице, что сделала Катя, чтобы уберечь человека от возмездия Завирухина, медленно заживали. Порой, чтобы избавиться от жгучей тоски, он брал у соседа ружье и шел на охоту пострелять, как он говорил птичек: глухарей, тетеревов, рябчиков. Леса здесь были девственные, дичи водилось много, но он не усердствовал, возьмёт одного глухаря или тетерева и домой, если рябчики – они маленькие, то трёх, четырёх. Душа же его прямо изнемогала, жаждала мести. Такое, что с ним сделал Завирухин, он простить не мог. Он – капитан Российской армии, положил на алтарь нашей победы своё здоровье, опоганен и осквернён и кем, да вроде бы высшим начальником милиции, а на самом деле монстром в погонах. Его позор – был позором всей страны, за которую бы не моргнув глазом, он отдал свою жизнь. Чеченец понимал, что она ему не принадлежит. Он дал клятву на верность Родине, а Родина для него больше чем жизнь. Маргулин понимал, что если уж полковника Аляпова так разделали, то что сделают с ним, если он хоть одно слово где-нибудь вякнет. А он хотел уничтожить их всех, но полковник запретил ему это делать. Улик против Завирухина вообще нет. Среди высшего начальства он на хорошем счету. И попробуй достучись до умов и сердец тех, кто стоит в высших эшелонах  власти.
- Лёша, - сказал Василий Лямов, - займись слежкой за ними. Ты же бывший разведчик. У тебя способности я думаю, наверняка есть. Так что, тебе и карты в руки. Если будешь им мстить – мсти. Я тебе – не судья. Может я бы, тоже сошёл с катушек, если бы со мной это сделали. Мсти, понимаешь – это не люди. А наши законы несовершенны. Я, как только поправлюсь, приеду в город, и мы с тобой это дело провернём. Но будь осторожен – у тебя дочь, жена и мать. Эти звери не остановятся ни перед чем. Сам не вмешивайся ни во что. Я тебе предлагаю стать предпринимателем. Скупай у населения: грибы, ягоды. Купи ларёк. Найми двух продавщиц. Деньги я тебе дам. Раскрутишься, вернёшь. Прогоришь – не важно. Наша цель – Завирухин и его банда. Узнай фамилии, имена и чем они занимаются. Я уверен, что они все бывшие уголовники. Не светись, иначе тебе будет очень плохо. Может тебе сменить фамилию и паспорт хотя бы на время. Да, надо. Попадётся твоя фамилия, на глаза кого-то из членов банды, и тогда!!! Я думаю, тебе не надо объяснять, что будет тогда. Сам видишь, на что они способны. Мне кажется, они секут предпринимателей. 
Катя, я думаю, в целях конспирации Лешё необходимо сменить фамилию и паспорт. Напиши записку подполковнику Зазулину, он тебя уважает. Укажи всё, что здесь произошло. Он поймёт – мужик с головой. Обо мне – ни слова. Рано. Я ещё не совсем оправился.
- Хорошо, Петя, я сделаю это, - сказала Катя.
- Катя, напиши этому подполковнику, чтобы взяли меня на службу и дали мне пистолет. Работа у меня будет очень опасная, а как тут без оружья? Они же вооружены. На меня полковник Аляпов возложил особое задание, - сказал Маргулин.
Он ушёл на сеновал и лёг, не зажигая света, вспомнил деревню, речку, лес, где бегал босоногим мальчишкой, потом военное училище, присвоение очередного звания и Чечня. На этом военная карьера закончилась. И только осталась боль души и ранение глаза. Вот и всё, что его связывало с тем периодом жизни, да ещё глаза ребят, которые не давали ему покоя. Они везде были с ним. Ведь их тела остались там, на вершине горы. И капитан Маргулин не сумел их даже похоронить, отступая и унося с собой раненых. Надо было думать о живых. Сейчас он был благодарен Кате, путём каких-то манипуляций и, конечно, несложной операции восстановившей ему зрение правого глаза, из-за которого он был комиссован из армии. Но сейчас, когда, улыбнувшись, она сказала ему, что, мол, Лёша, ты снова годен к военной службе. Он замахал руками: дескать, нет, больше я не могу служить, устал от воинской службы. На гражданке появилось много дел. Это важнее. Надо выловить негодяев, может быть, легче будет жить нам всем. Но этот последний для него бой, когда капитан Маргулин повёл свою группу в разведку и попал в окружение вакхабитов, где много полегло его ребят. Отстреливаясь и отступая, они всё же ушли, но Алексей не может забыть этот день и час. Бой был короткий, но дерзкий. Кто-то из высокого начальства предал их, но кто? Так и осталось загадкой. Эта загадка не даёт ему покоя до сих пор. Он видел, как его ребят резали ножами, но что он мог сделать? Сам был связан и пленён. И вот кто-то, спрятавшись за камни, открыли прицельный огонь по бандитам, и капитан был спасён. Нож, занесённый над его горлом, выпал из рук одного из них, и сам он, обливаясь кровью, ткнулся к ногам Маргулина. Подбежавший один из солдат, рискуя своей жизнью, разрезал на руках верёвки, сунул в руки заряженный автомат и открыл огонь по неприятелю. Всё это, лёжа в темноте на сеновале, он вспомнил сейчас с такой четкостью, что на душе стало тревожно. Того солдата он спасти не мог. Он погиб в этом бою, выполняя свой перед Родиной долг. Маргулин помнит фамилию этого парня, его лицо, взгляд и доброе сердце. Белобрысый, крепкого телосложения из средней полосы России, Саша Афанасьев был скромным и неприхотливым парнем. Гроб с его телом он сам отправил на Родину. Не доверил никому столь ценный груз. Его девушка лежала на гробу и плакала навзрыд, мать тоже. Отец утирал горькие слёзы. Эта картинка стояла перед глазами так внятно, что не было сил от неё избавиться. Какая-то душевная паутина, хоть он и не виноват в гибели людей, охватила его и не отпускает. Он видит их, видит их гибель, и сердце обливается кровью, что ничего не мог сделать для спасения  ребят. Вот они встают перед его взором и как будто с укором смотрят на него капитана Маргулина. Он хотел погибнуть вместе с ними, но не получилось, видно Всевышний не хотел этого, оставив его на муки и испытания. И как это понять, как привести чувства и поступки в соответствие с совестью и Божьим повелением, он не знал и поэтому страдал ещё больше, погружаясь в религию, где хотел найти ответы. Он всегда с собой носил маленький молитвенник, и когда ему было очень уж трудно, он вынимал его и читал.
- Лёша, пошли погуляем с детьми, - раздался голос Лены, - чего там лежишь? Совсем закиснешь. Жить надо, парней уже не вернёшь. Ты не виноват, что кто-то вас предал.
Он не ждал своего оправдания, он просто умирал от тоски и горя.
«Я умру, - забилась тревожная мысль, - а этот басурман будет спокойно, третировать Петра, Катю, Лену и меня. Нет уж - кукиш, Коленька! Не на тех нарвался. Мы ещё покажем свои молодые зубы. Ты должен быть уничтожен. А иначе на одной земле жить с тобой нам тесно, да и опасно. У Кати с Петей маленькие дети, у меня тоже. Я люблю свою дочку Машу, люблю свою жену».
Он спрыгнул с повети, схватил Лену и закружился с ней, улыбаясь, закричал:
- Жить будем, Ленка. Сгинь хандра, сгинь.
Они посадили детишек в коляску и поехали по дороге в лес. Вскоре дети уснули. Алексей, нахмурившись, рассказал ей о себе и о том, как служил в Чечне, как был ранен и как потерял своих разведчиков. Через неделю он уехал в город, получил от подполковника Зазулина новый паспорт на имя Сергея Завитаева и вернулся к себе домой.
- Ты кто? – встретила его в дверях квартиры жена Ольга.
- Сергей Завитаев, - улыбнулся он снисходительно и показал свой новый паспорт.
Дочка долго, долго смотрела на незнакомого ей дядю, потом прошепелявила, но довольно внятно:
- Папа.
Маргулин схватил в руки дочку, расцеловал её и долго смотрел ей в глаза. Потом попытался так же расцеловать Ольгу, но она его оттолкнула и закричала:
- Ты кто, мужик?
- Да Лёша я! – Твой муж, что не узнала? Чутьё твоё должно было подсказать тебе, - сказал он уже серьёзно.
- Ты ж утонул в трясине, так сообщил нам генерал Завирухин.
- Это конспирация, чтобы он меня не узнал. У тебя новый муж Сергей Завитаев – поняла. Предприниматель.
- Лёшка, да ты где возьмешь деньги-то, чтобы открыть своё дело? У меня же нет денег Ребёнок маленький, куда я с ним пойду. Тебя не было три месяца. Я думала, умру с голоду, хоть на панель иди.
- Оленька, всё прошло. На деньги и иди в магазин, и что-нибудь купи, а я посижу с дочкой.
Она схватила тысячу, потом постояла, подумала и сказала:
- Нет, Лёша, не могу. Ты мне в таком виде незнаком.
- Ольга, но дочка меня признала.
- Дочка маленькая, что с ней возьмешь. А в ответе за неё я.
- Так нужно, Оля. Да пойми ты меня, если Завирухин и его дружки узнают, что я жив, уничтожат меня и мою семью, да ещё прихватят и много других. Больше не зови меня Лёшей, поняла. Этой фамилии нет. Я сменю паспорт, когда уничтожу банду Завирухина.
- На, на, деньги! – закричала женщина. – Я боюсь тебя.
- Оленька, успокойся. Не надо так нервничать. Я тебе расскажу всё, что со мной произошло. И как я остался жив. Ты пойми, Оля. Ты моя единственная. У нас же дочь.
Он обнял её и поцеловал в заплаканные глаза. Она почувствовала знакомый поцелуй мужчины и успокоилась. Спутать она его не смогла. Он был один такой незаменимый и такой горячий. Женщина соскучилась по мужу и сейчас отдалась на волю судьбы и Бога. Она смотрела ему в глаза и не могла поверить своим глазам и ушам. Глаза те же любящие и отзывчивые, его голос ни с кем не спутать, вот только лицо. Она прильнула к его широкой груди и горько зарыдала. И Алексей Маргулин услышал её плач души:
- Лёша, приходил кто-то, и сказал, что ты негодяй и паршивец, и тебя взяло болото к себе, потом он предупредил, что не надо о нём думать, мол, дам тебе деньги, только будь поласковей со мной, а то я скучаю без женской ласки. Он был здоровенный, и какой-то чумной. Сказал, что ещё придёт и будет ходить до тех пор, пока я не отзовусь на его зов. Денег он, конечно, мне не дал, да я бы и не взяла их. Он не уходил, и бросил меня на койку. Грудь мою своими лапищами сдавил так, что я закричала от боли. Не помню, как его ухо попало мне в рот, я  надавила зубами. Он отшвырнул меня, как ненужную тряпку и что-то хотел со мной сделать. Я ударилась головой об угол кровати, и закричала, что было силы. Он вскочил и убежал, пригрозив мне лютой смертью.
- Скотина, - прошипел Маргулин, - меня чуть не угробили, да ещё жену превращают в дерьмо. Их надо уничтожать без сожаления. Покажи грудь. Что он натворил – поганец. Оля, срочно на машину, едем к Кате. Сейчас я позвоню начальнику городской милиции, может быть, выделил мне «Уазик». Оля, это очень опасно. Грудь разнесло, дочь у нас маленькая, тебе ещё всего двадцать два года. Тебя нужно лечить пока не поздно. Я отвезу тебя в одно место, там изумительный врач от Бога. Даже мне вернула зрение правого глаза. Пошли в магазин, закупим продукты питания. Никому не говори, что мы уезжаем далеко. С квартирной хозяйкой я рассчитаюсь, дам ей пока задаток на месяц вперёд, чтобы нам её пока она оставила, скажем, что поехали к моим родителям в Москву.
 Он скрипел зубами и злобно сверкал глазами, вытащил из кармана пистолет, потряс его в руке и снова спрятал в карман. Жена с изумлением смотрела, уж её ли это Леша: всегда ласковый, дарящий ей цветы на дни рождения, разные праздники, да и так просто?
- Не бойся, Оленька. Сейчас я выполняю особое задание руководства города, а без оружья никак нельзя. Пойдём в город, одевай Машу, купим продукты и газету. Нужно нам сменить место жительства, поближе к Завирухину.
- Не надо, Лёша, я боюсь. Он тоже пялится на меня.
- Это его хобби, уничтожает не только своих врагов, но и их женщин и детей. Это – исчадие ада.
Он смотрел на знакомую квартиру, в которой они жили уже несколько месяцев, но она была не своя, а чужая, и привыкнуть он к ней не мог. Они разговаривали шепотом, чтобы их не услышали посторонние люди.
Они вышли из квартиры, их ждала уже соседка и хозяйка квартиры, она, наливаясь злобой, прошипела:
- Не успела похоронить по человечески мужа, а уж спуталась с другим – шлюха. Лёшка мужик был что надо. Когда деньги за квартиру отдашь? Я тебя выгоню.
- А мы скоро и сами уйдём. Я предприниматель Сергей Завитаев, будем знакомы, - улыбнулся он. – Оля пошли. Слушайте, как вас зовут, не знаю. Мы сейчас сходим в город, закупим продукты питания и вернёмся. Вы не уйдёте?
- Нет, - ответила соседка, - я вас буду ждать.
Из квартиры высунулась её дочка и вздохнула:
- Мама, какой красавец! Лёшка носил её на руках, и этот, кажись, тоже будет. Везёт же бабе. У неё ребёнок, а у меня никого нет, и я никак не могу найти стоящего мужика. Отбить что ли его у неё, ведь не по праву занимает чужое место – тихоня. Что я, любить что ли не умею, мама? Почему такая несправедливость? Мне двадцать один год, но я ещё не любима, и когда я ещё буду ею?
- Яна, у тебя имя привлекательное, да и сама ты красавица, встретишь ещё свою любовь. Я в этом уверена, - сказала мать дочери. – Недолго ей быть счастливой. Ой, недолго, чует моё сердце. А его не обманешь. Мужик-то уж больно хорош, доченька. Я бы на твоём месте пошла бы за ним на край света. Ещё, кажется, он при деньгах. Не опусти свой шанс. Поверь мне, не один стоящий мужик не пройдёт мимо тебя. Всякая шантрапа, наподобие её бывшего мужа Лёшки, тебе в подмётки не годятся. Ты у меня хоть дать, хоть взять - на все сто. Вся в меня. Я ведь тоже была о-хо-хо. От парней отбоя не было. Да и сейчас я ещё на что-то гожусь.
Где-то часа через два чета Маргулиных снова появилась на площадке, открыли дверь своим ключом и зашли. Они устроили небольшой праздничек ради встречи и возвращению блудного сына Алексея, как в квартиру позвонили. Как ни в чём не бывало, Оля пошла открывать. В дверях стоял тот, кто сдавил её грудь.
- Что пустишь, Оля? Понимаешь, мы теперь с тобой кровью повязаны. Моей кровью. Я не могу жить без тебя, - сказал он и надавил на дверь с такой силой, что женщина отлетела.
Был он огромный и неуклюжий. Бычья шея сходилась с тяжелыми тугими плечами. Огромные, волосатые руки, похожие на лапы дикой гориллы, красовались вдоль корпуса его мощного тела. Глаза немного навыкате, чуть с огненной краснотой, придавали его виду неукротимость и свирепый нрав. Направив свой огненный взгляд на Алексея Маргулина, он злобно прошипел:
- Шлюха, я говорил, что приду. Что я хуже этого червяка, который ползает около тебя. Хуже, да?
Он угрожающе надвигался. Оля, моргая от страха глазами, уходила в сторону мужа. Дочь Маша заплакала в детской кроватке.
- Успокой её – пентюх. Не то я из тебя сделаю крошево, да и дитятко не пожалею, слишком – горласта. Это меня раздражает и портит нервы. Я не могу терпеть.
- Тебя никто сюда не звал, можешь проваливать, как пришёл, - спокойно ответил Маргулин. Чувствовалось, что в его голосе напряжение. И он еле сдерживается. – Прочь мерзость отсюда. Чтобы духу твоего здесь не было – горилла. Тебе не женщин любить, а в джунглях  жить со своим племенем.
- Что ты сказал? – В руках пришельца блеснул кривой бандитский нож. И глаза стали красными от крови. – Да я тебя, знаешь.
Голос его потонул в грохоте выстрела. Нож вылетел. Рука, пробитая пулей, обвисла. Он не ожидал такого поворота событий, стоял и хлопал глазами. Весь пол залит был кровью. Маргулин вспомнил этого героя, с которым ему пришлось ехать в одной машине, когда они искали Катю Морозову
- Ты сполна ответишь за грудь этой женщины и девочки. Из-за тебя она испугалась так сильно. А сейчас за тобой приедет машина, и мои люди в лесу тебя закопают живьём. Ты заслужил это. Не думай, что тебе будет суд. Таких, как ты, не судят.
Он подошёл, ударил корчившегося от боли бандита по челюсти. Тот перевернулся и упал. Маргулин хладнокровно накинул на его руки наручники, и пристегнул к батарее. Он позвонил Зазулину. Машина подъехала быстро. Трое в масках вывели бандита из квартиры. На прощание Алексей сказал:
- Закопайте эту гориллу живьём в ближнем лесу. Хватит, покоптил небо.
- Помилуйте, не закапывайте меня живьём. Я тебе всё расскажу про генерала Завирухина, - взмолился он. – Я служу ему вот уже в течение десяти лет, скорее всего в два раза больше. Со мной ещё четверо. Я назову фамилии, имена всех кого знаю, только не зарывайте меня живьём.
- Перевяжите ему руку, чтобы раньше времени не издох, - сказал Маргулин, а сам подмигнул Зазулину, который был тоже в маске. Он отвёл его в сторону и прошептал, - Иван Сидорович, я думаю спрятать его пока в гараже, но глаз с него спускать нельзя. Зверь очень опасен. Ещё бы немного и он бы из нас троих сделал крошево.
- Он человек Завирухина?
- Конечно. Искали вместе Катино лёжбище.
- Нашли? – улыбнулся Зазулин.
- Сам знаешь.
- Катя с Леной, дети и бабуля как?
- Нормально. Когда же всё прояснится?
- Я думаю скоро, если зверь вышел на охоту. У него все рычаги власти. Нам нужны неопровержимые улики и чем больше, тем лучше. Будем надеяться. Иван Сидорович, посмотри, что сделал злодей с моей женой, вломился в квартиру, бросил мою Олю на кровать и пытался изнасиловать. Грудь своими ручищами раздавил так, что она посинела. Мне срочно надо к Кате. Только она может её спасти. Дай машину. Я сам её поведу. Спасать нужно женщину.
- Хорошо, дам тебе «Уазика», - ответил подполковник и улыбнулся, - спасай свою ненаглядную.
Бандита увели. Им оказался бывший рецидивист Пётр Безматерных, скрывавшийся от правосудия несколько лет при поддержке генерала Завирухина. И, чтобы он не сделал – всё было шито-крыто. Сидели другие, только не он. Он нужен был хозяину в это перестроечное время, когда огромные богатства страны прилипают как по мановению волшебной палочки к нечистым рукам.
Через несколько минут, в квартире всё успокоилось. Соседка, испугавшись такого соседства,  даже не позвонила в милицию, хотя слышала выстрел, и видела, как незнакомые ей люди увели в наручниках звероподобного мужика огромных размеров. Что произошло, она не знала, даже представить не могла, только сказала дочке, чтобы не строила соседу глазки – опасно. Да и об этом инциденте говорить нельзя – неровен час – придёт сосед и перестреляет всех.
Ольге казалось, что она впервые наелась досыта с тех пор, как пропал её муж. И вот теперь он вернулся при деньгах и власти, да ещё и при оружье. И она не знала радоваться ей такому превращению её мужа, или бояться. Одно она точно поняла, что их жизнь уже будет не та, чем раньше. Её Лёша встал на какую-то ей непонятную стезю, а как там будет – одному Богу известно. Кто эти люди, и почему они такие скрытные. Обед был богатый с шампанским и деликатесами. Откуда он взял столько денег, что живёт на широкую ногу? Оля давно уже не видела таких денег.
Водитель подполковника Зазулина, раньше возил Петра Аляпова – Лямова, теперь приехал за Маргулиным, но Алексей сказал, что машину поведёт он сам.  На что водитель ответил; дескать, приказ подполковника доставить вас в любую точку области. У вас маленький ребёнок, да и жена не вполне здорова.
- Да меня мой начальник убьёт, если увидит тебя со мной, - вырвалось у капитана.
- Кто твой начальник, Сергей? Уж не Катя ли Аляпова, жена погибшего нашего командира? Да она милая женщина.
- Да-да, - спохватился Маргулин, - она.
Он, конечно, непротив был, что машину поведет водитель Василий Иванович Крышов, но как на это посмотрит полковник. Конспирация должна соблюдаться чётко. Маргулин понимал, что ему такую даль одному не выдержать – дочь маленькая, да и жена пока держится на честном слове. Стоит ей только расслабиться, как может произойти, непоправимое. Чего он очень боялся. Кажется, у жены температура, и она вот-вот может потерять сознание. Ехать надо немедленно – проволочка смерти подобна. И где-то, через час, машина отъехала.
Сначала шёл асфальт, потом началась ухабистая дорога, и лес. Деревья, покачиваемые небольшим ветерком, тихо шептались. Небосвод был чёрен и бездонен, только светились яркие звёзды, да  перепуганные птицы, вылетая из-под самых колёс, парили вдоль пучка света. Маленькая Маша в руках мамы крепко спала на заднем сидении. Маргулин наблюдал за дорогой. Порой он смотрел назад, нет ли за ними следа, но ночь показывала сплошную темноту без каких любо проблесков света сзади.
Они ехали по бездорожью несколько часов кряду, и пожилой водитель заметно стал уставать.
- Василий Иванович, давайте я подменю вас, отдохните, - сказал Маргулин, - сколько часов уже за рулём?
Водитель вышел и, склонив голову на подлокотник, уснул. Алексей смотрел по сторонам и думал о жене, дочке и деле, которому он теперь посвятит жизнь. Он видел лицо Завирухина, страшного в своей злобе, Гориллы,  и его товарищей того дикого похода на беззащитных женщин и детей и полковника, который был не в состоянии что-то предпринять. Он приходил в ужас только от того, что был в одной упряжке с этими людьми из-за неведения и своего безденежья. Ночь клонилась к утру. После таких передряг и волнений Маргулин устал, глаза стали слипаться. Чтобы не испытывать судьбу дальше, он поднялся на бугорок, отъехал в сторону, выключил мотор и тоже начал дремать.
Солнце ударило по глазам, зашевелился ребёнок. Мать проснулась и стала кормить её одной грудью, чувствуя, как другая наливается свинцовой болью, от которой она, сжимая плотно зубы, стала всхлипывать. Алексей проснулся, взглянул на жену и дочку и заскрипел зубами. Он увидел воочию Гориллу в деле и содрогнулся от страха за жену. Водитель тоже зашевелился и хотел сесть за руль, но Маргулин сказал:
- Уже не так далеко, скоро приедем. Отдыхай, Василий Иванович. Сейчас нас встретят Катя, Лена, бабушка и маленькие детки. Маша, играть будешь с ними.
- Да, - ответила девочка. Она только - только начала говорить, и ещё каждое слово давалось ей с трудом.
Алексей осторожно вёл машину. Вот уже и то место, где у них тогда сгорели сразу две машины. Он объехал это место, завернул немного влево в прогалину. На канаве, которая пересекала дорогу, стоял мост. Видимо, их уже ждали.
- Здравствуйте, здравствуйте, дорогие гости. Ждём вас, ждём, - встречала их приветствием бабушка Анастасия Ивановна.
На крыльцо выскочила Катя и Лена. За ним степенно вышел и Василий Лямов с голым торсом. На теле были красные  швы от операции. Правда, они уже зарубцевались, но цвет ещё не потеряли. Он был, конечно, исполосован прилично. Прямо сказать, хирург Вяточкин собирал его по частям. Если бы не уход жены Кати, молитвы бабушки и её травки неизвестно бы чем всё это кончилось. Любовь и участье в судьбе, человека может поднять из мёртвых. Видимо, это и произошло.
- А это кто? – удивился водитель, - не как Пётр Иванович. Свят, свят. Ты же умер. Мы горевали по тебе, товарищ полковник. В такие годы загубили тебя – изверги. Ты что из могилы вылез?
- После, после, Василий Иванович, сейчас заходите в дом, раздевайтесь, мойте руки и за стол, поди - ко устали. Лёша, что с твоей женой? – спросил Лямов. – Она, что у тебя, болеет? Катя, быстро осмотри женщину.
Катя и сама, видя, что жена Маргулина еле держится на ногах, подошла к ней, заглянула ей в глаза.
- Оля, что с тобой? – спросила она.
- Горилла раздавил мне грудь своими ручищами. Он позвонил, сказал, что от Лёши. Я открыла дверь. Он ввалился в комнату, долго смотрел на меня, видно изучал, потом начал поливать грязью моего Маргулина, тогда я скала ему – убирайся. Он схватил меня, бросил на койку и сильно сдавил своими лапищами грудь. Я взвыла от боли, и вцепилась зубами в его ухо. Он отбросил меня в сторону и выбежал, брызгая кровью. За свою жизнь трусил, как бы не попала инфекция – поганец. Вчера опять приполз, но меня от его нападок спас муж.
- Ясно, - вздохнула Катя.- Оля, что с грудью-то будем делать? Я не хочу тебя пугать, но она у тебя отмирает. Ты слишком поздно обратилась ко мне. Тебе надо было в этот же день идти к врачу. Понимаешь, у тебя может развиться рак. Сейчас позову бабушку Анастасию, кажется, она тебе поможет.
Анастасия Ивановна вошла тихо, и, склонив голову немного набок, слушала Катю, потом посмотрела, потрогала грудь и вздохнула:
- Да, милая, тяжко тебе будет. Мужик-то не бросит, если будешь даже с одной грудью? Не бросит, Лёшка не из таких. Повезло тебе девонька с мужиком, не каждой из баб так везёт. Я постараюсь вылечить тебе грудь, но это будет больно, очень больно. Ты красивая женщина и назло нашим врагам, ты должна вылечиться. Он надеялся, что сделал тебя инвалидом. Врешь гад. Эта система Завирухина, и ты её приводишь в действие. Здесь она не сработает.
Анастасия Ивановна дала женщине выпить какой-то настойки, и та провалилась в глубокий сон. Вместе с Катей они долго колдовали над раздавленной грудью, а когда всё сделали, вышли к столу, утомлённые и мокрые.
- Ну, Катюша, давай по чуть-чуть моей настоечки за компанию. Оля пусть отдыхает. Она измучилась до такого состояния, что еле держится на ногах. Бедная женщина, надо ж встретить такого урода на своём пути.
Руки у бабули дрожали от перенапряжения, но она держалась бодро, и не показывала своей усталости. В глазах её светились счастливые бесенята.
- Как там моя Оля? – вскочил из-за стола Маргулин.
- Спит сном младенца, измучилась бедняжка, - ответила Богданова, - сегодня она не проснётся. Будет спать беспробудно целые сутки. Ты, Лёша, не волнуйся, мы сделали с Катей, что смогли, остальное – Божья воля. Будем молиться, я думаю Бог её в беде не оставит и пошлёт ей исцеление, а мы с Катюшей ей поможем. Ну, давайте за Олю, чтобы ей повезло.
На большой кровати спала маленькая Маша, дочь Ольги и Алексея. Она приподнялась на локотки, обвела всех взглядом и заплакала. Катя вскочила, подняла девочку на руки и сказала:
- Вся-то мокренькая, есть хочет.
Она переодела девочку в сухое, сунула в рот грудь. Маша поела и стала проявлять интерес ко всему, что её окружало. Потом потянула руки к папке. Он взял её и заулыбался.
- Лёша, что, дочка тебя признала что ли? Катя так старалась, а дочь – раз и признала, - хмыкнул Лямов.
- Родная кровь, как не признать папу, - вздохнул Маргулин. – Я и не сомневался в этом, что поделаешь – моя дочь.
- Собирайся, Лёша. У тебя важное задание. Они ухо не вялят. Я уверен, что Завирухин уже хватился пропажи своего верного пса.
- Да, Пётр Иванович, я думаю, он всех своих поднял на рога. Наверное, у меня уже на квартире побывали его головорезы. Не рассказали бы им соседи, что случилось.
- Ты в квартиру не заходи. Там слежка. Обратись к Зазулину. Он мужик умный, и за твоей квартирой кто-нибудь наблюдает из его людей.
- Хорошо бы.
- Жену и дочь оставляй. За ними нужен уход, не меньше месяца. Твоя жена  у нас полежит, очухается, примет нормальный вид, и тогда?..
Маргулин скрипел зубами, глаза его горели огнём возмездия:
- Я его уничтожу. Не будь я чеченец Маргулин. Я насмотрелся там, что они делали с нашими ребятами. И применю эти пытки на горилле. Он заслуживает это.
Катя, подслушав разговоры мужчин, вышла и сказала:
- Лёша, это не гуманно так обращаться с человеком, хоть он и великий злодей. Я тебе дам маленькую ампулу, запусти её под ноготок злодею, и всё – твоя месть будет удовлетворена, не применяя никаких усилий. Он будет захлёбываться от дикой боли пока он жив. Снадобье будет действовать всю оставшуюся  жизнь. Сейчас ещё не разработан метод распознания,  от чего так сильно страдает человек. Для злодея страдание – высшая награда.
- Катюша, но это незаконно подвергать человека на вечные муки, - вмешался Василий Лямов.
- А они законно сделали, раздели Лёшу, привязали его к дереву, да ещё и помочились на него как кобели, - парировала Катя. – Если бы не я, они бы трахнули его.
- Что, если будут вот так все мстить, тогда зачем законы, власть, ну и так далее, будет сплошной беспредел.
- Мою Олю изувечили, неужели я ему прощу? – прошипел чеченец.- Да я из него душу вытрясу, хотя у него её нет. Но всё же. Что, Пётр Иванович, разве не так? Вот твою бы жену искалечили мерзавцы, ты бы что сделал?
- Наверное, тоже, что и ты. Я ведь тоже человек, хоть и в погонах.
- Понятно. Я и буду действовать так, как мне подскажет совесть. Можно так, господин полковник? - спросил Маргулин.
- Лёша, понимаешь, я тебе не судья, - ответил Лямов.
Под вечер Алексей Маргулин и водитель Василий Иванович выехали в город. На прощание Лямов сказал:
- Василий Иванович, обо мне ни слова. Я ещё очень слаб принимать какие-то решения. Дойдёт до Завирухина, он меня добьёт. Меня нет. Я похоронен.
- Пётр Иванович, я буду докладывать вам всё по мере возможности, а сейчас мне надо срочно к Зазулину., - сказал Маргулин, Он нахмурился, почесал в затылке, по привычке отдал честь и попросил: - Уж вы побеспокойтесь о моей семье-то.
А небо вызвездило. Яркая луна светила и радовала душу. Маргулин думал: «Я всё прошёл, но такой наглости и такого кощунства не видел. За что же я тогда воевал, положив свою группу разведчиков на пьедестал победы. Чьей победы? Неужели эти Завирухины и им подобные будут владеть нашими душами и нашим богатством, что дала нам сама природа, а значит и Бог?»

                Глава тридцать пятая

Завирухин  ждал Гориллу с нетерпеньем, который  ушёл от него утром к Ольге Маргулиной, но так и не вернулся. Что случилось с ним, он не знал. Не могла же слабая женщина разделаться с ним, как в первый раз, когда она ему откусила правое ухо. Он сосредоточенно смотрел в одну точку своего кабинета, где ползала зелёная муха. Настроение было скверное. Он понимал, что Горилла так исчезнуть не мог, ведь он даже в живых нигде не значился. Генерал давно уже подготовил документы о его смерти и передал их родным. Так что теперь Горилла находился между небом и землёй. Ни дома у него нет, ни семьи. Он даже никогда и не вспоминал о ней. Это был – зомби хозяина. Что скажет хозяин, то он и делает. Много пришлось потрудиться Завирухину, но результат превзошёл все ожидания. Пятеро остальных тоже не упали в грязь лицом, служат хозяину верой и правдой. Они тоже ничего не помнят, ничего не знают. Вот только ему не повезло с чеченцем Маргулиным. Под руками не оказалось зелья, делавшего из человека зомби. Две, три дозы и он – готовенький. И уже делай с ним что хочешь. Он - твой. Первые годы он ничего не понимает, потом привыкает к своему образу жизни и уже ни о чём больше не думает. Горилла – экземпляр исключительный и твердый как монолит. Сколько потребовалось времени, чтобы он стал послушным, когда Завирухин присмотрел его в тюрьме, где он сидел за тяжкие  преступления. И всё же удалось его приручить. Зелье стоило не дешево, но игра стоила свеч. Да и Горилла понял, что кроме Завирухина ему деваться некуда: семьи, близких, друзей нет, хозяин кормит и поит и в случае подставляет ему женщину над которой Горилла делает что угодно, хозяин защитит его и убережёт от всех неприятностей, ведь у него нет ничего кроме клички. Значит он – собственность хозяина, как собака, лошадь и корова. Если же вдруг будет полный провал, хозяин его откинет, как ненужную вещь. Вшитый небольшой приборчик, регулирующий мозговую деятельность объекта, хозяин по радио может включить и тогда срабатывает система деградации человека. И сколько бы не бились над ним медики и учёные, память не возвратится. Она будет стёрта навсегда.
Предчувствуя такой поворот событий, подполковник Зазулин спрятал Гориллу у себя в гараже,  куда не поступали ни какие импульсы связи. Он вызвал туда хирурга Вяточкина и врача  Пышкина и объяснил им, что к чему. Горилла и сам не знал, что у него вшит такой прибор. Его обнаружили в голове, но боялись, что-то предпринять, чтобы не стереть память.
Иван Сидорович тёр виски, закручивал пальцы на руках, но ничего не мог придумать, как избавиться от приборчика в голове Гориллы, чтобы не стереть его оставшуюся кой какую память, ведь это так нужно для следствия. Врачи тоже были в полном неведении. Они впервые встречаются с таким беспределом. Как можно превратить человека в зомби?  Генералу Завирухину это удалось блестяще. Долго думал над этим вопросом Зазулин, но так ничего придумать не мог. Осталось одно – снять всю информацию с головного мозга и записать на плёнку или диск. И когда он приступил к этому, Горилла вдруг заупрямился, дескать, я передам свою информацию тому, кто ему прострелил руку. Иначе он умрёт.
А время шло. Заподозрив, что Горилла схвачен настоящей милицией, которая сейчас вышибает у него показания, Завирухин усиленно подавал импульсы, чтобы стереть оставшуюся память у своего зомби. Но у него что-то, ничего не получалось. Связь была начисто прервана. Когда-то генералу предлагали разработчики этой системы за хорошую мзду автоматическое стирания памяти, но он отказался. И вот сейчас он хватался за голову, бил себя в грудь кулаком, и нещадно крыл себя матом.
Зазулин же слышал об этом звон, да и только. Он даже представить себе не мог, что человеком можно управлять как роботом. И вот перед ним настоящий робот. У него нет фамилии, имени, отчества. Есть только кличка – Горилла. А всё остальное – вымышленное. У него даже нет паспорта. У любой техники есть, а у него – увы…
- Мужик, как хоть твоё настоящее имя? – спросил подполковник.
- Горилла, как ещё? – ответил арестованный, - другого имени у меня нет.
- Ну, как тебя звали в детстве?
- Так и звали.
- У тебя, что детства не было?
- Не помню.
- Кому служишь?
- Генералу Заврухину.
- Где живёшь?
- В бараке на краю города.
- Это где?
- Да у реки.
- Свет, отопление есть?
- Нет.
- Сколько вас там?
-  Со мной пятеро.
- Все зомби?
- Что это такое?
- Люди непомнящие своего родства.
- Неужели это бывает?
- Да бывает – вот например ты и твои дружки, живущие рядышком. Вы ничего не помните.
- Я знаю, что я Горилла. Знаю Завирухина и тех, кто со мной живёт в бараке.
- Не густо.
- А мне больше ничего и не надо.
- Жаль парень мне тебя.
- Пожалей себя – урод, Придёт генерал, покажет тебе кто есть кто. Ты - мелочь против него.
Горилле надоел этот допрос, болела рука, и сильно хотелось есть. Ещё он помнил, что к какой-то женщине его послал Завирухин, но у неё оказался мужик с пистолетом, выстрел и рука его повисла. А до красивой женщины он так и не сумел дотянуться, хотя в руке держал кривой нож, который сделал когда-то на зоне. Да так и не расставался с ним до сих пор. Сейчас его здоровая рука была пристёгнута к батарее. Он делал какие-то попытки освободиться, но тщетно.
Зазулин смотрел на него в упор, стараясь понять хоть что-то. Их глаза встретились, и Иван Сидорович понял, что Горилла не так уж и прост,  как кажется. Есть у него затаённоё, которым он, как показалось подполковнику, очень дорожит.
- Придётся тебя закопать живьём. Знаешь, там на болоте, где вы помочились на Маргулина. Место  вполне подходящее для таких, как ты, - невозмутимо вздохнул Зазулин.- Горилла,  завернёт тебя вон в тот материал, да отвезём, если ты не хочешь с нами сотрудничать.
- Я расскажу всё – только не тебе, а тому, кто в меня стрелял, - прошипел Горилла, - ты мне не внушаешь доверья
-  Я прострелю тебе другую руку, иначе ты ничего не поймёшь, - сказал подполковник и стал целиться в кисть. – Да в такую лапищу не промажешь.
Долго он водил стволом по руке, потом, еле сдерживая кипевший в душе гнев, выдавил из себя:
- Хорошо, подождём Завитаева. Уж он-то знает, как открыть твой рот. Думаешь, за незнанием мы тебя простим? Нет, мил человек, тебя будет казнить народ. Не суд – честный и справедливый, а народ, кому ты сделал гадость. Скоро и твой Завирухин будет здесь. Осталось совсем немножко. Тот кто в тебя стрелял, на него имеет огромный зуб. Уж он-то своего не упустит.
Горилла молчал, сведя брови к переносице. И вдруг Зазулина осенила мысль, что бабуля Богданова его может расколоть, она обладает магической энергией, которая проникает в подсознание человека и может выудить у него любую информацию. Подполковник повеселел. Он весь обмяк, расслабился и запел лёгкий мотивчик. Капитан Николай Рассохин и Горилла посмотрели на него внимательно. Уж не тронулся ли умом подполковник? А Зазулин просто не находил себе места от радости. Душа его играла и пела. Он наконец-то понял, что с помощью бабки, он может достигнуть многого, если она его расколет. А расколоть она его может и при том, запросто.
- Накорми его. И не спускай с него глаз. Этот зомби очень опасен. Мы не знаем кто он, и чем он занимался раньше, - сказал Зазулин. – Дверь не открывать. Радиоволны не должны сюда проникать, иначе мы можем потерять всё.
Он только вышел из гаража на поверхность, как тут же зазвучал мобильник. Грозный голос Завирухина бил по ушным перепонкам и раздражал подполковника, который хотел было позвонить Маргулину, и как бы намёками сообщить ему, чтобы он привёз с собой старушку Богданову.
- Подполковник, мать вашу так, где пропадаешь? Я три битых часа не могу до тебя дозвониться, - кричал в трубку генерал. – Что, с работы захотел слететь? На твоё место немало желающих найдётся. Почему Ивану Аляпову сломали руку? Если сына нет, так и защитить отца некому?
- Он бросился на инструктора Попова с ножом, ну тот и применил приём самообороны, - ответил Зазулин.
- Что, обязательно руку ломать, ведь он отец Петра Аляпова.? Преступницу нашли?
- Какую преступницу?
- Как какую? Ты что с луны свалился? Все в округе знают, что Катька Аляпова угробила своего ненаглядного муженёчка, а ты, как будто, ничего не слышал. Плохо работаешь подполковник. Я подумаю о твоей замене. Разберись с этим инструктором, и займитесь поиском преступницы. Надо во всей этой истории разобраться и, невзирая на ранги наказать.
Завирухин чувствовал, что Катьку хорошо охраняют, и может быть даже милиция. Поэтому он решил, чтобы весь штат милиции города был перед его взором. Он сосчитает их по пальцам. Имеет генерал на это право? Да имеет.
- Люди на задании, господин генерал. Нет возможности собрать их всех вместе, - ответил Зазулин.
- Отменить все задания. Я хочу видеть людей воочию. На тебя поступила жалоба, что ты персонал милиции используешь не по назначению, мой дорогой. Государство платит огромные деньги на вас, чтобы наши люди были в безопасности, а вы чем занимаетесь?
- Не правда, - не сдавался подполковник, - из моего коллектива жалоб поступить не могло.
- Я что вру? Я тебя снимаю с занимаемой должности. Готовься!
- Когда сдать дела и кому?
- Я ещё подумаю, кого поставить на твоё место. Сейчас приезжай в отдел, будем разбираться с тобой. Наломал ты дров. А дел положительных очень мало. Ты и твой кабинет обвешался глухарями.
Завирухин был уверен, что Катька Аляпова находится под покровительством самого Зазулина, может быть, даже и охраняется его людьми. А это будет ох, как трудно найти её. Вот скоро выйдет из тюрьмы авторитет, уж он-то точно найдёт эту Катьку. Осталось ждать совсем немного. Он не зомбирован, поэтому мозг у него работает нормально. Вот ему-то и хотел он отдать все полномочия по поимке Кати, Лены и бабушки Богдановой.
В кабинете начальника милиции Завирухин сотрясал кулаками воздух, брызгая во все стороны слюной. Он чуть ли не матерился, хватаясь за оружье, и секретарша в испуге прятала своё лицо от взгляда генерала, но он упорно хотел видеть её глаза. В припадке гнева, губы его шептали: «Светка – стерва, скажи хоть что-нибудь, чтобы мне на что-то опереться», но секретарша, зная своего начальника, молчала, чем и выводила из себя генерала. Он думал: «Плюгавая девчонка, а тоже дерёт свой нос. Ненавижу - сволочь. Все они тут спелись. Никакой информации не выудишь. Как бы хорошо было, хоть что-то узнать, куда делся Горилла, да неплохо бы и о Катьке, а ещё о той беде, которая постигла Курапина и его группу. Где Игорь Тёмкин? Пропал. Вероятно, его где-то держит Зазулин, ведь я обвинил полковника Аляпова, что он помешал проведению операции по поимке настоящих бандитов, а в этой группе был и Зазулин. Может быть, и его руки обагрены кровью погибших. Вот он и крутиться, боится расплаты. Но я всё равно упеку вас всех за решётку, не будь я Николай Завирухин.  Миллионы баксов улетели. Разве за это можно простить кого-то? Гады. Ещё бы чуть-чуть, ну самую малость. Я был бы велик, как никогда. Мишка Воронин так и не посажен на иглу. Зазузин докладывал мне, что он талант, сколько уже раскрыл сложных дел. Вырос, оперился - уже настоящий ментяра, как Петька Аляпов. Хорошо, что я убрал его и успел замести следы. Молодой русский медведь Мишка Воронин поднимается на свои мощные лапы. Скоро, скоро заревёт во всю свою  глотку, возвещая, что на свет появился новый талант. Сволочь, но я всё - равно тебя посажу на иглу. Я не допущу, чтобы в России вырос новый мент, который будет распутывать трудные дела, как запутанный кроссворд. Надо, надо опалить ему молодые, дерзновенные крылья. Но я уверен Ванька Зазулин и Руслан Иволгин костьми лягут, а своего Мишку не дадут в обиду. Любят они таланты. Вся их гнилая политика заключается в этом. Неужели они не понимают, что дураками легче управлять. Вот я, как только начал подниматься по служебной лестнице, сразу начал избавляться от этих умненьких и талантливых. И успешно дошёл аж до звания генерал – лейтенант. А если бы я воспитывал их и поднимал – шишь бы мне удалось так высоко подняться. Голова нужна, и талант особый. Ванька Зазулин – талантливый мент, но с головой у него что-то не то. Вот Петька Аляпов был мужик что надо, но толи крыша у него съехала, толи захотелось повыделываться, смотрите, мол, я какой? А результат – могила. Я его убрал собственноручно. Не задирай свой нос. Знаешь, от чего кормишься».
Завирухин исподтишка смотрел на лейтенанта Воронина и скрипел зубами. Ему не нравилось, что в милиции появился новый и талантливый мент, который в скором времени может перепрыгнуть не только Аляпова, но и самого Завирухина. Нюх на криминал у него особый. А главное, его не подкупить. Люди Завирухина пытались подкупить парня, чтобы он работал на них, значит на Завирухина, но он остался верен Ваньке Зазулину. Генералу доложили, как действует молодой лейтенант. Он уже хотел накрутить ему уши, но испугался, что единственный осведомитель, который находится в подчинении майора Иволгина, может проколоться, и тогда Завирухину будет ещё трудней управляться с вверенными ему подразделениями МВД.
«Любят же менты Ваньку Зазулина, - подумал он, - позавидуешь. На меня мои подчинённые только косятся, и, кажется, если бы они меня не боялись, сожрали бы и косточек не оставили. Мишка - гадёныш с какой любовью и уважением смотрит на своего начальника УВД, но я тебе молодой медведь устрою. Ты век будешь молиться на меня».


                Глава тридцать шестая

Ольга Маргулина очнулась после долгого сна ровно в полдень. Она не могла понять, где она, только чуть-чуть болела правая раздавленная грудь, да мешали наклейки на проколах в трёх местах, а так было почти нормально. Она приподнялась на локти, осмотрелась. Большая комната в деревенской избе была затемнела тёмными шторами. Свет от окон не проникал внутрь. Ей никто не мешал. Было тихо, тепло и уютно. Свет от лампады еле – еле пробивал темноту. Ей было хорошо. Она поняла, что здесь она защищена и никакой Горилла больше не коснётся её тела. Ольга прислушалась к звукам раздающимся в доме, и услышала голос своей доченьки, которая ворковала с чужой тетей. «Это Катя, - пронеслась мысль, - моя Маша с ней, и ей, наверное, хорошо. Боже, мой, какие люди, меня и Лёшу совершенно не знают приютили, дали кров и деньги, да ещё и лечат меня». Она хотела подняться и выйти на голоса, но тут, словно почувствовав, в комнату вошла Катя, зажгла свет и сказала:
- Оля, лежи, лежи. Тебе не больно? Покажи грудь. Да она уже вроде ничего, начинает заживать. Синюшность проходит, а на её место выползает розовость. Это уже неплохо. Мы с бабушкой молились за тебя, и Бог услышал нас. Маша твоя играет, я кормлю её своей грудью. Молока у меня много, хватает всем. Даю соки.
- Спасибо, Катюша, за доброту и уют, - вздохнула Маргулина. – Я не знаю, чтобы я делала без вас. Катя, где Лёша?
- На задании. У него самая ответственная задача.
Ольга долго молчала, приходя в себя. Ей казалось, что её Алексей ушёл навсегда, оставив её здесь в лесу с дочкой среди чужих людей. Она  загрустила, но ненадолго. Взглянув в добрые Катины глаза, спросила:
- Катюш, мы здесь надолго?
- Ничего не могу сказать, пока всё не утрясётся. Ты поняла, что Завирухин охотится на нас. Грудь у тебя раздавлена, что это случайно? Оля, успокойся. Я тебе сейчас поесть принесу, но сначала выпей настой из трав. Он конечно неприятный, но выпить ты его обязана. От этого будет зависеть твоё здоровье.
Катя принесла настой, и смотрела на женщину, пока та не выпила его до последней капли. Выпив, Ольга поморщилась. Из глаз потекли обильные слёзы.
- Катя, что это? – спросила Маргулина, отдышавшись и набрав сил. – Я  такой гадости ни разу не пила.
- Это снадобье бабушки, она-то знает в нём толк. Грудь-то твою, она лечила. Я только сделала проколы.
- Вы обо мне ведёте речь? - открыв дверь, сказала старушка Богданова, - как самочувствие, внученька?
- Да ничего, бабушка, боль потихоньку проходит.
- Ты пока доченьку-то к груди не прижимай. Молоко потихоньку сдаивай в кружку. Трое сорванцов выдуют. Катя, грудь-то у неё как? Синюшность спадает?
- Кажется, ей стало лучше.
- Я рада, Бог всемилостив. Раскрой халат-то, покажи, что мы с Катей натворили? – Она долго смотрела, соображая, потом продолжила: - Ты бы Катя наложила свежий компресс на грудь-то, скорее заживёт. Говорите, я пойду к деткам.
Василий Лямов бродил около дома и думал. Мысли были очень грустные и больные. Он не как не мог понять, что делать с этим Завирухиным и его зомби-командой, которая вот-вот сюда нагрянет. Здесь дети, женщины, старушка и он ещё не совсем оправившись после трагедии, что приключилась с ним по воле генерала. Ещё бы немного и он бы ушёл в мир иной. Видно Богу угодно сохранить ему жизнь. Значит для чего-то, он это сделал.  Василий хмурил лоб и тёр виски. Смерти он не боялся, побывав на смертном одре. Одно было чувство тревоги, если Лёша Маргулин не вычислит их вовремя и не опередит, тогда всем будет хана. Жаль детей и женщин. Эти люди не знают жалости, да и сам генерал поощряет их на это, ведь он такой же человеконенавистник, как и они. А здесь болото и лес. Ищи, никогда не найдёшь. Сгинули, пропали люди. Где? А кто их знает.
Ольга потихоньку встала, осмотрела себя в зеркало. На неё смотрела молодая женщина с длинными тёмными волосами и карими чуть с зеленцой глазами. Прямой нос и припухшие розовые губы придавали её облику очарование и женственность. Худоба давала ей свои плюсы и минусы. Она думала: «За что нам такая беда, за что? Разве мы Бога прогневили? Лёша воевал в Чечне. У него контузия, спасибо Кате вернула ему зренье правого глаза. На меня напал дьявол воплоти. Такой зверь, что так от него не отделаться. Мой папа и моя мама далеко в Сибири, трудно без них. Зато Лёшка мне попался - парень, что надо, я за ним, как за каменной стеной. Он не подведёт, не струсит».
- Прекрати меланхолию, Оля, пошли к столу, ждём именно тебя. Бабушка сказала, что ты вот-вот должна проснуться и не ошиблась. – Катя прошла, взглянула в зеркало: мол, и я не лыком шита всё при мне, осмотрела себя и осталась довольна своим внешним видом. – Сегодня мы нажарили грибочки по рецепту бабули – вкуснятина, пальчики оближешь. Ты, я думаю, такой пищи ещё и не пробовала – деликатес.
Она улыбнулась, взяла женщину под руку, и они вышли к столу, где уже сидел Василий Лямов и бабушка.
- Кать, может быть, немножко вспрыснем за знакомство. У бабули такая чудная настойка, - сказал Василий. – Я бы предпочёл её пить и день и ночь. Она даёт мне жизнь.
Богданова вся просияла за похвалу. Даже лицо её пошло небольшими пятнами.
- Петя, так уж и хороша моя настоечка, - улыбнулась она, - Боже, ох, ты и подлиза стал, живя среди женщин.
- Бабуль, она просто изумительная. Такой нектар, наверное, пьют только Боги, - улыбнулся он завораживающей улыбкой. – Ты просто искусница.
- Да уж!
Бабуля не могла даже что ответить. Ей казалось, что её старческое сердце сейчас разорвётся от счастья. Она сходила на кухню и вытащила из старинного шкафа, который делал её отец, небольшой графинчик зеленоватой жидкости и поставила на стол со словами:
- Сегодня не грех и стопочку пригубить. Оле уже лучше. Я думаю, бандиты к нам пока не нагрянут. А если и нагрянут, у меня есть место, где вас спрятать. Да и сама я спрячусь вместе с вами. Уж больно они мерзкие существа. Начнут измываться. Лучше умереть, чем к ним попадаться в руки. Я думаю, Лёша найдёт над ними управу. Он на них очень зол. Это даёт ему силы.
- Петюньчик, ты у меня не сопьёшься здесь? – спросила, улыбаясь, Катя.- Уж больно ты рьяно взялся за бабушкино зелье.
- Оно мне придаёт силы и надежды. Я выпью, чувствую себя орлом, парящим над этими лесами и болотами, страх пропадает, а на его место выплывает что-то сверх магическоё. Я уверен, бандиты в нашу местность не пройдут. Лёша их остановит. Не будем на этом зацыкливаться. У всех налито? Я поднимаю бокал за нашу бабушку, Катю и Олю. Дай Бог вам всего, чего вы хотите. Поехали.
- Я не буду, у меня грудной ребёнок, - сказала Маргулина, - отстраняя от себя маленькую рюмочку.
- Оля, это тебе не повредит, - сказала бабушка, - наоборот придаст силы тебе и детям. У тебя улучшится настроение. Петя, прикажи всем пить. Ты полковник или нет? Да и дети уже подросли, так что, если что голодными их не оставим.
- Они умные женщины и без приказа выпьют, - вздохнул Лямов и опрокинул стопку в рот.
За ним выпили бабушка, Катя, и Оля, плотно поели и пошли отдыхать. Маргулина долго не могла уснуть, а когда уснула, ей снова приснился горилла с кровавыми глазами, который шёл на неё как дикий зверь. Отступить было некуда, спрятаться тоже. Вот он уже совсем близко. Оля кричит, но голоса не слышит. Сзади его какой-то генерал, который руководит его действиями. Под ногами генерала раздаётся мощный взрыв, и всё пропадает. Охваченый ужасом, Горилла падает к её ногам и плачет, прося пощады. У неё в руке длинный клинок, направленный в сердце зомби. Но она не хочет им воспользоваться. Стоит и смотрит в глаза маньяку. Она проснулась, в кроватке заплакала Маша, потом маленький Вася и сестрёнка Катя. Мать Катя поднялась, распеленала своих малышей, заменила пелёнки и дала им грудь. Оля тоже поднялась, перепеленала свою дочь, хотела дать ей грудь, но Катя запретила ей делать это. Грудь Ольги ещё не зажила, и тревожить её нельзя. Маргулина успокоила свою дочь. Накормив детей, Катя приодела их и опустила на пол поиграть и взялась за Машу.  Сейчас Ольга представила себе, чтобы было, если бы это был не сон. Она вмиг облилась холодным потом. В её глазах был испуг, граничащий с умопомрачением, и Катя отреагировала вмиг, направив всю свою энергетику в подсознание женщины, чтобы восстановить ей покой и жизненную благодать.
- Он уже мертвец, Оля, тебе нечего его боятся. Скоро его закопают в болоте. Ты что думаешь, Лёша отпустит его на свободу? Да никогда. Он за свою жену любому перегрызёт глотку. Он же тебя любит, Ольга.
Маргулина бросилась на грудь Лямовой и зарыдала в голос. Она долго крепилась, не хотела показывать своей женской слабости, но слёзы сами полились из её глаз:
- Катя, Катя, прости меня. Я устала. Я стала бояться всего. Мне хочется жить без страха, как все люди, а мне перекрыли кислород. Я ещё так молода.
- Оля, а я что старая?  Посмотри, что они сделали с моим мужем. Если бы я дала волю слезам? Понимаешь, его бы давно уже не было в живых. Мы его собирали по частям. Ты видишь, что у него с головой, а если посмотреть на тело? На нём уже нет живого места. А я не теряю духа, потому что я его люблю. Со временем его лицо я приведу в порядок. А вот как душу? Его интеллект и энергетика всегда стояла выше меня. Я не могу до него дотянуться. Это мой кумир и мой вождь. А ты расслабилась. Бывает и у меня слабинка, но я отбрасываю её в сторону, ведь я тоже женщина. Оля, нам нельзя падать в панику, враг силён, пощады он не знает. На его устах и в глазах написана смерть. У нас с тобой маленькие дети, мы обязаны их воспитать и сделать людьми. Мы – женщины
Может быть, она ещё долго бы читала свои проповеди Ольге, но тут вошла бабушка, и разговор утих
- Катя, - сказала она, - мне необходимо ехать в город. Кажется, без меня Гориллу не раскрутить. Он утаивает от следствия информацию. Я думаю зайти в его подсознание и снять всю информацию оттуда. Потом легче будет и Лёше, да и подполковнику Зазулину. У него уже много собрано улик против Завирухина и его зомби-команды, но видимо, пока этого мало.
- Бабушка, возьми и меня с собой. Там мой Лёша, сказала Ольга Маргулина.
- Не ровен час. У тебя дитё, да и сама ты пока ещё тоже дитё. Я старая, смерти мне боятся нечего. Век прожила, ловить уже больше нечего, жаль вас, жаль Нинку – внучку мою. У неё ребёнок, Васей назвала. Не дай Бог Завирухин нагрянет ещё раз к ней. Ищет деньги Курапина, с которым грабили инкассаторские машины, да подлинные документы на собственность химического завода, ведь якобы контрольный пакет акций был у Курапина, правда хозяином числился там совершенно другой человек.
- А тебе, бабушка, откуда это всё известно? – спросила Ольга.
- Поживёшь с моё, может быть, и не это будешь ещё знать, - улыбнулась снисходительно Богданова. – Я много пожила, много видела. Эх, девчонки, как хороша жизнь. Пожить бы ещё этак лет двести, да посмотреть,  куда выскочит наша цивилизация?
- Бабуля, мне бы прожить столько, сколько прожила ты, я бы была очень довольна. - Глаза Ольги повлажнели, покрылись мутной поволокой. Она вспомнила мгновение приближения Гориллы, его безумный взгляд, железные руки и тяжелый почти нечеловеческий вздох, и мороз прошёл по коже, ударив в сердце. – Я боюсь за свою жизнь, за жизнь моей Маши и мужа Лёши. Не дай Бог, он попадётся к ним в руки.
- Оля, этого не произойдёт. – Богданова хладнокровно одевалась, поджидая машину, которая должна была её подвести к автобусной остановке. – Катя, я тебе всё показала в случае, если вдруг нагрянут зомби Завирухина.
- Спасибо, бабушка, я всё помню. – Катя обняла старушку и зарыдала в голос. – Я век тебя буду помнить.
Ольга тоже повисла на шее бабушки. Из другой комнаты тоже вышел Василий Лямов. Он посмотрел на бабушку, улыбнулся доброй сердечной улыбкой и сказал:
- Не пуха, не пера.
- К черту, - рассмеялась бабка. – Васька, ты меня уморил своими шутками. Спасибо. Ты молодец, живи долго и счастливо.
Потом, спохватившись, начала называть его Петей, чтобы Ольга ничего не узнала, ведь где гарантия, что по прибытию в город Маргулина не откроет кому-нибудь тайну. Чуда в жизни не бывает, преданность – относительна. Так что старушка Богданова, познав её, относилась к ней философски. Вузов она не кончала, но с детских лет и до старческих седин не расставалась с книгой. В них она черпала знания, нужные ей.
- Бабушка, ты надолго?  Я боюсь за Лёшу, как он там? Ведь этот дьявол Завирухин на всё способен. – Ольга хмуро смотрела вверх, где с севера на юг тянулись белые перистые облака, и ей казалось, что из этих облаков, вот-вот выскочит группа захвата, которой будет руководить лично генерал. Откуда появился этот гад со своими зомби, она не знала, но была уверена, что такой человек не мог родиться вот так просто на пустом месте, наверное, в него вселилась нечистая сила, которая точит и точит его мозг и сердце. И он уже не может остановиться, сказать – всё, «Я пойду в монастырь замаливать грехи». Что ещё спросить старушку на прощание, какой крест уготован ей, молодой женщине и её дочке Маше, которая совсем ещё маленькая. – Бабуля, увидишь Лёшу, скажи ему, что я люблю его, пусть он себя побережёт, ведь у нас маленькая доченька. Её растить надо.
Этими словами Оля хотела закончить свою мысль, но душа её стремилась в город, где сейчас находится её муж, и где разворачивались события, которые в корне меняли устои её жизни. Она не могла сидеть, вот так сложа руки, когда её Лёша подвергался  смертельной опасности, и где его враги были на белом коне и с шашкой в руке. Ольга не могла понять, что, распечатав третье тысячелетие после рождения Иисуса Христа, люди так и не могут понять и принять главного: не убий, не укради, не соври.

                Глава тридцать седьмая

Старушка Богданова ехала в город. Укачиваемая автобусом, она клевала носом, просыпалась и снова клевала. Вот и город. На остановке её встретил подполковник Зазулин и Алексей Маргулин. Ей подали руки, и бабуля довольная вышла из автобуса, где уже стояла милицейская машина. Бабушка внимательно осмотрелась и сказала на ушко Маргулину:
- Тебе привет от Оли. Она тебя любит и очень. Теперь смотри, за нами следят, вон с того балкона в бинокль, а невдалеке стоит «Жигулёнок», это ему звонит он по мобильнику, сообщи подполковнику. Я думаю, это люди Завирухина. Он вам не доверяет, если устроил за вами слежку. Он ищет пропавших. Без них он, как без рук.
- Поедем, я тебя отвезу к Нине, - сказал Зазулин, - когда они прекратят слежку, потом на место, где находится Горилла. Бабуля, ты, наверное, устала – всё же возраст. Сколько лет-то вам?
- Да немного, мил человек, скоро девяносто, - улыбнулась старушка.- Меня вот только беспокоит внучка Нина, а так бы можно уже и на вечный покой, устала от жизни. Вся душа изболелась о ней.
- Лёша, на том углу за поворотом выскочи, и если этот «Жигулёнок» проследует за моей машиной, сделай снимки. Вот тебе фотокамера. Место там удобное. Я надеюсь, они тебя не заметят, но будь начеку, как бы тебе не грохнули по голове.
Алексей Маргулин или Сергей Завитаев, выскочив из машины, спрятался за дерево, включил фотокамеру. Жигулёнок пятой модели приближался. Алексей успел сделать несколько снимков, как почувствовал, что его левое ухо обожгло, и закапала кровь. Выстрела он не слыхал. Он упал на землю, попытался спрятаться за ствол дерева. Вторая пуля ударила в кору тополя. Видимо кто-то стрелял в спешке, если не поразил цель с первого выстрела. Маргулин вытащил «Макарова» прицелился. Выстрел оказался удачным. Преследователь закрутился на месте. Из пятёрки выскочили двое, хотели схватить пострадавшего и увести, но капитан открыл по ним огонь. Зацепить он никого не сумел, но выстрел из машины добил того, кто стрелял по Маргулину. На грохот выстрелов к месту происшествия подскочила милицейская машина, посланная Зазулиным. Ухо Маргулина перевязали и вызвали скорую. Следственная комиссия начала разборку. Документов или каких-то вещей у убитого не было. Сделали снимки, взяли на анализ кровь. Объявили по телевизору и в газетах, дали снимки убитого, но никто не отозвался. Стали искать пятёрку, её нашли в тёмном лесу сгоревшей. Ни номеров, ни каких-то отличительных знаков на ней обнаружено не было. Следствие зашло в тупик. Снимки, что сделал Маргулин в спешке, были не очень чётки, да и нападавшие были в масках. Одно было ясно – в машине сидели четверо, один, из которых, погиб. Но кто они откуда – было загадкой.
Зазулин понимал, что это всё происки Завирухина, но никаких улик не было, а догадки в счёт не идут. Ему нужен капитан Игорь Тёмкин и Горилла, спрятанные подполковником, но не дай Бог, если генерал чего разнюхает, тогда Зазуля берегись – пощады не будет, сделает он из тебя месиво и опять свалит на кого-то, как поступил с писателем Василием Лямовым. Прятку эту надо держать в строжайшей тайне. Неровен час – пронюхают. Бабку, надо доставить её туда незамеченной, а как?
Нина Богданова встретила свою бабушку ласково, поставила чайник, вскипятила  его.
- Бабуля, ты, наверное, устала. Садись на диван. Я сейчас всё приготовлю, пока Васька спит, - сказала Нина и пошла на кухню.
«Нину и бабулю надо охранять, - мелькнула у подполковника мысль, - если перевести их в какое-то другое место, а где гарантия, что по дороге их не выследят и не обстреляют. Необходимо их тоже где-то спрятать. Завирухин совсем сошёл с катушек, но доказательств его вины нет. Есть запись, которую опубликовали в газете, будто бы он давал указание, как ограбить инкассаторскую машину, и всё. Хитрая бестия, не сразу раскусишь. Писатель Лямов жив, он-то уж точно скажет, кто его хотел отправить на тот свет даже без суда и следствия, просто захотелось и – всё»
Расстроившись от неудачной попытки, проследить за действиями подполковника Зазулина, Завирухин впал в транс. Его прямо сказать трясло. Глаза, налитые кровью, были бешены. Он не пустил к себе тех, кто постоянно его охранял и мог подставить свою грудь под пулю, ведь он за всё им платил и щедро кормил. Это были его люди, его рабы, которых он держал, не приближаясь на близкое расстояние, чтобы не бросить на себя тень. У него были свои схроны, где он прятал для них свои приказы. Многие из них его даже не знали. Просто чувствовали, что у него железная хватка, и он никого не пощадит. Вот и сейчас, когда дело было на грани провала, они тряслись от страха за свою жизнь. Конечно, если бы они знали всех тех, кто ему служит, было бы легче. Но, как назло, все его люди были окутаны тайной.
Он шипел вслух, находясь в своём коттедже:
- Что мне делать с этими мерзавцами, что? Чуть не провалили всё дело. Неужели не могли без шума и пыли грохнуть этого мента, фотографировавшего их. Промазал – придурок, и сам попал под пулю. Хорошо, что о нём нет никаких сведений. Машину сожгли – шут с ней – не велика потеря, а вот, если бы кто попал в руки Ваньки Зазулина живым? Тут была бы настоящая трагедия.  Слава Богу, ещё успели добить и сбежать. Наверное, мента тоже зацепило, но он всё же отстреливался и успел ещё ранить моего человека. Да, видимо, у Зазулина неплохая команда. Хотел сменить – никто не согласился занять его место. Вот она гнилая человечья совместимость. Кому она нужна? Круговая порука и больше ничего. О, Русь моя! Сколько ж в тебе дешёвого патриотизма. Я поражаюсь. Откуда ш тогда я сам? Из какой генетики и каково мироздания прибыл на эту землю Колька Завирухин – сын собственных родителей? Может их всех тоже отправить в тот тайный колодец, что покрыт тайнами на берегу речки Сорки. Да гастробайтеры на совесть мне сделали коттедж и прилегающие к нему постройки, но вот беда – деньги стали требовать за работу. Пришлось пустить по этому тоннелю, а там колодец. Они же сами его для себя и сделали. Все там и лежат, ещё неугодный мне кандидат в губернаторы области. Видишь ли, у него на меня пало подозрение, что у меня тёмные делишки с криминалом. Много денежек я вложил, чтобы вывести его в этот колодец. Здесь надёжно, никто не узнает, а если кто и узнает, я взорву тоннель. Мои связи с тем миром будут перекрыты. Заряды заложены, пульт у меня в кармане. Так что Ванька потягаемся ещё. Писатель Лямов допрыгался. Петька Аляпов я думаю, тоже скоро отдаст Богу душу. И только я Колька Завирухин должен жить на этой земле так, как считаю нужным. И никто мне не указ.
Он смотрел на лес, речку и небеса, которые, как ему казалось, сдвинулись к его обители и давят своей мощью. И это как он думал хороший знак для его процветания, если даже небеса на его стороне. Что ещё нужно человеку? Ему хотелось радоваться, но вместо радости перед его глазами возникал избитый им писатель Василий Лямов и его жена Катя, в глазах которой сверкал огонь возмездия, и это портило Завирухину настроение. Он ни как не понимал, что на каждое ядие есть противоядие. Небеса говорили одно, а душа кровоточила, обливаясь слезами, как будто сильнейшая наркота поразила весь его организм, и душевные силы уходили куда-то в пустоту мироздания. А перед глазами возникали баксы, евро, фунты-стерлинги. Их было столько, что они не укладывались в огромный вагон. Вагоны с его деньгами тянулись один за одним, и всё на Запад, где он хотел найти для себя укромное местечко – пожить на старости лет в своё удовольствие где-нибудь у моря. Вода синяя, синяя нежно облегает его ноги и конечно живот. Ему хорошо, забыты невзгоды жизни. Он упивается плодами своей деятельности. Вот только эти Катькины глаза, которые просто выводят его из себя.
«Я избавлюсь, избавлюсь от вас, - шептали его губы, - и это будет очень скоро, моя милая Катя. Глаза твои пропадут в потоке других глаз».
Подполковник Зазулин долго думал, как провести старушку Богданову в свой гараж, где находится зомби, который напал на Ольгу Маргулину. Он понимал, что люди Завирухина начеку. И для старушки, да и для него может плохо кончиться, да ещё и Игорь Тёмкин, давший показания против Завирухина и Курапина погибнет, ведь эти люди не знают пощады. И всё же расколоть Гориллу-зомби было его честью. Борьба шла обоюдоострая – кто победит, кто погибнет в этой битве – уже не столь существенно, если на грань поставлена честь и достоинство страны и милиции в целом. А Зазулин дорожил своим мундиром. Честь родины для него – свято. Мозг его работал на пределе. Следствие велось непосредственно под его руководством. Оно было тайным и щепетильным. Завирухин догадывался, что подкоп идёт под его деятельность, но он не обладал доказательствами. Подполковник понимал, что он и его команда ходит по острию ножа, но отступить – значит предать честь страны. Старушку Богданову переодели, натянули на лицо парик и маску, накрасили. И вот она уже при всём параде села в элегантную машину, предоставленную Зазулиным, крутнулась по городу, и вскоре оказалась в тайном гараже подполковника, где на неё со страхом смотрел огромный волосатый мужик с зелёными глазами. Она долго смотрела на Гориллу, изучая его. Он ёрзал, отводил взгляд, но она везде его доставала, проникая в его подсознание. Потом резко скомандовала:
- Горилла, спать! Спать! Ты должен всё вспомнить, кто ты и откуда? Как ты связан с Завирухиным? А теперь я перевожу твоё загадочное подсознание в руки следствия. Иван Сидорович, начинайте. Он уже готовенький.
Зазулин подключил записывающую аппаратуру и начал задавать вопросы, на которые Горилла лихо отвечал. И оказалось, что он из глухой сибирской деревушки под названием Сосунки. Эту кличку деревне дал предок Завирухина Демьян давным-давно. Она, правда, сначала была неофициальной, потом как-то незаметно вклинилась в документы, да так и осталась там до наших дней. И так Горилла сам того, не замечая, открыл всё, что от него требовалось. Ребята из этой деревни, которые не хотели драться деревня на деревню, тоже назывались сосунками, они просто не желали поддерживать боевой дух против своих сверстников из других деревень, хотя многие из них были настолько сильны, что одним ударом кулака сбивали жеребца с ног. Вот откуда шёл род Петра Ивановича Безматерных, а ныне Гориллы. Посадили его первый раз за убийство, которого он конечно не совершал. Так нужно было видно Завирухину, родом из ближней деревни. Знал он силу Петра, и подстроил так, что по пьянке Безматерных попал на скамью подсудимых, якобы изнасиловав, а потом и убив красивую соседку Машу – девятнадцати лет от роду. Срок-то немаленький намотали. В деревне не верили, что Пётр мог убить любимую девушку. Он с неё пылинки сдувал, хотел осенью жениться, но тут приехал после окончания милицейской школы Завирухин и начал его подпаивать. Что случилось потом – никто не знает. Девушку нашли около Петьки Безматерных, который был в дрызг пьяным у себя на сеновале. В руке его был шёлковый шарф девушки, которым  и была задушена местная красавица. В деревне говорили, что на неё имел виды сам Николай Завирухин, но она, по-видимому, ему отказала. И он в отместку сделал это. Безматерных был в шоке, но он, конечно, ничего не помнил. После попойки, которую устроил Колька Завирухин, трещала голова несколько дней. И что главное, он даже не мог вспомнить свою фамилию и даже имя, а уж, что говорить о девушке – тут был полный провал. Память пропала начисто. В душе была только злость и неистребимая ярость. И люди удивлялись – всегда спокойный – и вдруг! Но обследование человека никто даже и не думал провести, а что же с ним? Вскоре Завирухин вытащил его как-то из тюрьмы, как невменяемого, и тех пор он служит ему верой и правдой, не зная о том, кто такой он, и кто такой генерал Завирухин.
Сейчас войдя в подсознание Гориллы, старушка искала, где же таиться информация о его прежней  молодой жизни и, найдя её, воскликнула молодо, сверкая глазами:
- Иван, есть – вот она! Петя, Петя голубчик, да ты оказывается сибиряк, а Колька Завирухин – твой друг детства. Ага – вот оно что! Откинься ко на двадцать лет назад. Поведай нам свою судьбу. Да, да вот ты направился свататься к Маше Сиротиной. Ей девятнадцать лет было тогда. Ты полон сил и здоровья с цветами идёшь к девушке, а навстречу тебе Колька Завирухин недавно окончивший милицейскую школу и в звании лейтенанта вышел тебе навстречу. Он улыбается, радуется твоему счастью, а сам зазывает тебя выпить с ним стопочку. Ты упираешься, но он усердно настаивает, говоря, что давно не виделись, и за встречу необходимо хоть чуть-чуть пригубить – друзья всё же с детства. И ты сдался. Вот он подсыпает тебе что-то в стопку. Петя, ты выпиваешь и теряешь рассудок, а потом засыпаешь мертвецким сном. Маша ждёт тебя. К ней приходит Колька Завирухин, зовёт её на танцы, но она не соглашается с ним идти. Тогда он говорит ей: «Кого ждёшь? Да он плевать на тебя хотел, нажрался и дрыхнет у себя среди свиней. Тоже мне мужик. Эх, Маша, Маша! Ведь я люблю тебя. Выходи за меня замуж» - «Нет Коля, не проведёшь меня. Ты что-то ему подсыпал – вот он и вырубился. Всё же видимо ты большой – негодяй. Иди, я с тобой не пойду. Да я и не в духе» - «Эх, Маша, Маша, и на кого ты свой глаз положила, да он твоего мизинца не стоит, не только что. И кличка у него Горилла – не красы, не радости. Подумаешь, одним ударом быка с ног валит. Сила есть – ума не нужно. Так пойдёшь со мной на танцы?» - «Отцепись, нет, конечно.» - «Ты ещё пожалеешь. Ох, пожалеешь, Машка, что отказала мне. Тебе нужен только я, и никто больше». – «Коля, а если я скажу об нашем разговоре Пете, что тогда?» - «Да ничего, просто я бы не хотел этого делать».
- Петя, Петя, ты видишь, он уходит от девушки, скрипит зубами и матерится на чём свет стоит. Видишь, он что задумал – негодяй. А вот что, смотри дальше. Он уговаривает её подругу из соседней деревни, её вроде Светкой зовут, чтобы с ней пойти на танцы, и Маша соглашается. А зря. Вот танцы. Все кружатся. Колька на Машу ноль внимания. Заклинило. Злоба на лице так и брызжет, ведь он в милицейской форме, а это в деревне престижно. Смотри, Петя, смотри. Ты ж не видал его. Я возвращаю этот кадр в твою память. В то время он тебя уже вырубил, чтобы завладеть всем, что принадлежит именно тебе, Петя. Красавица Маша страдает без тебя, видимо, предчувствуя что-то дурное, но она никак не может взять в толк, а что именно может случиться. Вон она подошла к Светке и сказала, что без Петра на танцах ей скучно и пока ещё светло она пойдёт домой, здесь идти до дому всего два километра, правда впереди небольшой перелесок, но что с ней может случиться летом и притом в родных местах. Видишь, Светка шепнула Кольке, что твоя невеста уходит, и он сразу насторожился, но не бросился вдогонку за девушкой, повременил, а потом тихонько слинял. Обходной тропинкой он обогнал Машу и вышел ей навстречу. Смотри, смотри, девушка обезумела от страха, а помощи ждать неоткуда. Он подходит к ней и бесцеремонно берёт её за длинную косу. Маша кричит. Он зажимает ей рот, пытается бросить её на землю. Маша сопротивляется. Он бьёт её милицейским способом, и она теряет сознание. Быстро оттаскивает её с дороги и делает своё грязное дело, затем снимает с неё тонкий шарфик и душит. А ночью труп девушки перетаскивает к тебе во двор и бросает его около тебя. Всё! Ты уже попался. Даже средство убийства – шарфик – в твоих  руках. У него всё продумано. Не досталась ему – значит никому. Теперь ты всё понял кто твой враг, кто изнасиловал и убил твою невесту.
- Бабуля, ему необходимо из головы удалить микрочипс, чтобы Завирухин не уничтожил его, - сказал подполковник Зазулин. – Я боюсь, что он сотрёт его память, потом убьёт его навсегда.
- Сейчас Ваня я сделаю надрез и вытащу эту штуковину, только мне нужно вымыть руки, очистить душу от всей этой скверны и усердно помолиться.
Она, закатив глаза, долго молилась, и когда дошла до кондиции, вытащила медицинский скальпель, намазала чем-то, то место, где будет разрез, нажала так, что даже не пошла кровь, вскрыла и удалила из головы ненужный уже предмет, потом снова мягкой ваткой смазала разрез, и осталась довольна. Шрам, который тут должен быть, пропал, так что Завирухин не поймёт, что микрочипса там уже нет. Бабуля улыбнулась одними щёлочками глаз и вздохнула, обращаясь к подполковнику:
-  Ванча, а с тебя приходится.
- Анастасия Ивановна, всё будет. В чём дело? – ответил он и рассмеялся. – Ко мне поступил новый сотрудник, а его невесту Галю Черкасову вечером, когда она шла из университета, было уже темно, её одноклассник Федька с группкой дружков, выследили. Увезли в гараж, трахнули хором, и посадили на иглу. А наш Михаил хотел жениться на ней. Бабуля, помоги избавить её от наркотической зависимости. Лейтенант очень хороший парень к тому же талант от Бога. Пропадёт девчонка, красавица и очень умная.
- Отказала Федьке?
- Видимо так.
- Привози. Заодно и с парнем мы с Катюшей познакомимся. Может и одолеем мы с ней эту заразу, что идёт от дьявола. Где этот мерзавец то?
- Сидит. Дали ему трёшник. Конечно, и другие понесли наказание.
- Мало дали. За такое надругательство над девушкой, нужно наказывать на всю катушку. Я думаю, мы с Катей вылечим её. Иван, я думаю, ты сделаешь встречу Гальки и Федьки. Пусть они посмотрят в глаза друг другу.
- Это нетрудно сделать, только зачем? Галька ж не простит ему.
- Какой ты Ванча всё же недогадливый, а ещё мент.
- Божью кару хотите ему устроить.
- А что делать, Ваня, если мерзавцы всех мастей растут как грибы после тёплого дождя. Им ничего не страшно, что хотят, то и делают.
- Ой, бабуля, что вы делаете! – вздохнул Иван Сидорович. – Боже, страна сошла с катушек. Что же нас ждёт, там, в далёком будущем?
- Лечить надо страну-то, Ваня. Золотой телец опутал душу и сердце людей. Сейчас без крови не обойдётся. Мы с Катей покажем, как это делается.
- Не Катя ли устроила Атосу Зайчику этот картабалет? Он долго мучился. И на тот свет ушёл в тяжких муках.
Старушка Богданова замолчала, устремив свой взгляд в потолок гаража, молчал и Зазулин.
- Вот немного отдохну и начну его будить, - вздохнула она, поглядывая на Гориллу, который распластался на диване.
- Давай, бабуля. Интересно, что он скажет.
- Горилла, ну, очнись же,  очнись - паршивец, - кричала старушка Богданова, но его как будто заклинило. И старушка, размахнувшись, со всей силы ударила по лицу мужика, - Петька, враг царя небесного, приди в себя. Ты обрёл имя и фамилию. У тебя была девушка Маша Сиротина. Твой друг, Колька Завирухин изнасиловав её, отправил на тот свет. Я призываю твой разум и энергетику души к мести. Петька, бисова твоя душа, очнись!
Медленно возвращалось сознание. И Горилла обвёл мутным взглядом всех присутствующих,  медленно, растягивая слова, спросил:
- Где я?
- В аду, где ж тебе ещё быть. Посмотри, у тебя все руки в крови. Сколько ты этими ручищами наделал людям бед, а ведь ты агроном. У тебя высшее образование, - тихо сказала Богданова и добавила, - отвяжите его, он уже не опасен. К нему вернулся разум и главное память. Я ещё поработаю с ним. Петька не плохой мужик. Он ещё себя покажет. А пока накормите его и пусть он спит. Я поживу с ним здесь с недельку, приведу его мысли и чувства в порядок, укажу кто его враг, кто друг. Иван, надо ж так над человеком издеваться. На парня натянули шкуру гориллы, а он даже и не знает, что он человек, а не животное. Кто-то её насадил очень искусно, просто комар носа не подточит. Увидишь его на улице, может кондрашка хватить.
- Бабушка, - спросил Зазулин, - тебе охрана нужна?
- Пока, наверное, да. Могут сюда прорваться сыщики Завирухина. Они уничтожат всех: и меня, и Игоря Тёмкина, да и Петьку Безматерных. Да он ещё совсем плох, рука не зажила.
- Спасибо, бабушка, за помощь. Я думаю, когда он выздоровеет отправить его в деревню Сосунки. Пусть он проведает мать, отца и всех родных.
- Да, да, Ваня. Ты хорошо придумал. Вот ещё что. Пусть он поищет тот шарф, которым была удушена его невеста. Авось пригодится.
Подполковник догадался и спросил:
- Бабушка, а как же суд?
Она долго смотрела в сторону, ничего не произнося, потом сказала:
- Ваня, высший суд – это Божий суд. И все мы перед ним бессильны. А он заслужил именно этот суд. И пусть его покарает рука обиженного им.
Зазулин и Маргулин молчали, что они могли сказать на доводы старушки, зная наши несовершенные законы.
Богданова хмуро смотрела на распластавшегося на полу человека, который спал крепким сном младенца. Проснувшись, он вздохнул:
- Кто я?
- Петька Безматерных – вот кто ты из деревни Сосунки, - сказала старушка, - я молилась за тебя, чтобы вернуть тебе память так нагло отобранную Завирухиным. И мне, кажется, у меня получилось. А шкуру гориллы мы с тебя в скором времени снимем. Подделаем немного и в путь. А пока на улицу тебе в таком виде появляться опасно Петька Безматерных обрёл имя и фамилию. Скоро не будут тебя звать Горилла. Ешь, набирайся сил. То, что ты был несколько лет зомби, ты в этом не виноват. Вся людская кровь, пролитая вами, ляжет на Завирухина, который сделал вас такими.
- Это я понимаю, где моя деревня?
- Где-то в Сибири среди дикой тайги.
- Там и кладбище, где похоронена Маша Сиротина?
- Да Петя. У тебя ещё родители живы, да и Машины тоже. Тебя отвезёт на машине Алексей Маргулин. Да не забудь шарфик прихватить, которым Завирухин задушил твою невесту, потом при помощи колдовства чёрного монаха, сделал из тебя зомби – гориллу.. Сначала предупреди родителей, чтобы они не испугались. Уж больно ты страшен в таком одеянии. Пусть это сделает Лёшка. Двадцать лет ни слуху, ни духу, и вот на тебе, вместо сына - обезьяна, да ещё какая. Посмотри на себя в зеркало. Когда всё у тебя прояснится, мы с Катей избавим тебя от этой амуниции. А пока мы подумаем, как разгадать тайны чёрного монаха.

                Глава тридцать восьмая

Лейтенант милиции Михаил Воронин вёз свою невесту в деревню к бабушке. За рулём был водитель Василий Крышов. Галину Черкасову трясло и лихорадило. Она еле сдерживалась. Машину бросало из стороны в сторону. Михаил как мог уговаривал свою невесту. Она понимала, но всё тело требовало новой дозы. Она, плача и вздыхая, просила, чтобы он сделал ей инъекцию героина. Воронину было жаль девушку. Он любил её. И чтобы не случилось, надеялся, что Галька самая, самая надёжная девушка. И стоит только избавить её от наркотической зависимости, как она станет той же радостной и приветливой Галькой, Галечкой, Галинкой. Душа была его, прямо сказать, на взлёте. Он думал, как её поведёт под венец. Пригласит всех своих сослуживцев Зазулина, Иволгина и других, которые, конечно, ему очень приятны.
День клонился уже к вечеру. Солнечные блики ударяли по верхушкам деревьев. Дорога через лесной массив была ужасной. Но «Уазик» натружено урча, пробирался всё дальше и дальше. Михаил изнемог, видя как мается его невеста. Он смотрел в её зелёные глаза, ласкал взглядом и целовал, целовал её слегка припухшие губы и нежно говорил ей красивые и приятные слова:
- Галя, ну потерпи. Ну, успокойся. Осталось совсем недолго ехать, а там бабуля, Катя, Оля и другие. Я думаю, они тебя быстро избавят от этой заразы, и ты снова заживёшь, как и раньше.
- Нет, Миша, - шептали её губы, - как раньше уже не будет. Мою душу и тело испоганил Федька Новиков и его дружки. Боже, как я хочу увидеть его глаза, хотя бы плюнуть в них. И в школе-то он был самый поганинький, а вырос и вообще осатанел.
- Подполковник обещал сделать вам встречу, только вот зачем? – потянул носом Воронин. – На твоём месте, я бы не захотел с ним встречаться.
- Надо, Миша, надо. Я не могу успокоиться. Такое кощунство со мной сотворил мой одноклассник.
Я убью его, иначе мне не жить. Миша, прости меня.
- Но тебя ж посадят.
- Пусть. Я готова на всё. Мне уже терять нечего. Моя честь и достоинство растоптано и осквернено. Душа, прямо сказать, стонет. И нет ей места на этой земле.
- Галя, Галя, очнись. Я ж люблю тебя, - шептал ей на ухо лейтенант. – Если тебя посадят, что будет со мной. Давай лучше я разделаюсь с ним, не погань свою душу и сердце.
- Это моя забота очиститься от этой нечисти, и я это сделаю. Я - русская женщина, а меня втоптали в грязь. И кто?
Михаил Воронин понял, что его невесту Галину Черкасову не уговорить, и он согласился на эту жестокую месть. Он ещё не знал чем может кончится её задумка, но вдруг осознал, его Галька – твёрдый орешек, с которой надо жить в мире и согласии. И тогда она превзойдёт все его ожидания.
Машина двигалась медленно. Вскоре появилась яркая луна и осветила дорогу. На душе у всех стало как-то веселее. Василий Крышов сказал:
- Скоро приедем, уже вот-вот появится дом знахарки, которая обещала принять нашу красавицу.
- Скорей бы, надоело трястись по этим кочкам и ухабинам. Всё тело просит покоя.
Но вот скрипнули тормоза, и водитель остановил машину. Он открыл капот, выключил аккумуляторную батарею. Из дому один за одним вышли все. Лямов обнял водителя и спросил:
- Василий Иванович, какими судьбами в наши края?
- Товарищ полковник, Пётр Иванович, со мной наш новый сотрудник лейтенант Михаил Воронин. Кстати, у него хватка, я думаю, настоящего мента. Молод ещё, но задор есть. С девушкой ему не повезло. Её одноклассник напакостил ей. Шла одна из института. Он подговорил своих дружков, выследили её, одели на голову мешок, рот заклеили скочем, увезли в гараж, трахнули её хором, да ещё вдобавок посадили на иглу. Мается теперь девчонка. А Мишка её любит. У них уже было подано заявление в ЗАГС.
- Кто это? – спросил Воронин Крышова.
- Наш начальник УВД, Пётр Иванович Аляпов, а это его жена Катя. Пётр Иванович был сильно избит и брошен в тюрягу, как будто неопознанный, совершивший тяжкое преступление человек. Наши врачи сделали всё возможное, чтобы он выжил. Жена своей любовью и мастерством вылечила его и поставила на ноги.
- Так это и есть тот легендарный Аляпов, который якобы разгромил банду генерала Курапина, что грабила инкассаторские машины, убивая находящихся там людей, рад познакомиться. Молод. – Он чесал в затылке, и с восхищением смотрел на человека, чьё имя было у многих на устах. – Какой варяг, попадись такому в руки, мало не покажется. И вы все были под его началом, даже Зазулин.
- Да, молодой человек, даже Зазулин, - вздохнул Василий Лямов. – Поговорили, теперь к столу. Умывайтесь. Я сам вам полью. Здесь нет кранов, водопровода. Умывальник вон висит на заборе, но лучше будет, если я за вами поухаживаю.
Он улыбался доброй, идущей из самого сердца теплой улыбкой, похлопывая приезжих по спинам, мол, как хорошо, что вы приехали. Я так рад хоть какая-то весточка с большой земли. Вскоре он вынес полное ведро холодной воды, хозяйственное мыло и махровое полотенце, и крикнул:
- Василий Иванович, к барьеру.
Водитель не спеша разделся, бросил куртку, рубашку и майку в салон машины, затем кепку. За ним последовал и Воронин. От этой простецкой встречи на душе парня стало тепло и радостно. Он улыбнулся и понял, что он такой не один, если что на его защиту встанут его старшие товарищи. А это не так уж и плохо. Он промурлыкал:
- Мишка, Мишка, где твоя сбергкнижка.
- Весело. Это хорошо. Миша, держи нос по ветру. Всё заканчивайте и в дом. Бабуля и моя Катюша приготовили такой вечерний ужин, пальчики оближешь.
- Товарищ полковник, куда я попал? – спросил очарованный тёплым приёмом лейтенант Воронин.
- В оазис тепла и любви, - ответил Лямов, - наша бабуля создаёт здесь этот климат. Она у нас молодец. Нас приютила и спрятала от злого гения, да к тому же ещё и готовит всякие вкусности.
В это время, уложив девушку на кровать, Анастасия Ивановна и Катя Лямова, осматривали Галину Черкасову. Руки, которой были исколоты и немного припухли. Бабуля налила в стопку своё снадобье, которое она называла лекарством и подала девушке. Снадобье было зелёное, и от него шёл не очень приятный запах. Но надо было выпить. Галина, закрыв глаза и вся жжавший, выпила и тут же провалилась в длительный и безмятежный сон. Она, раскинувшись на сенном матрасе, издавала еле слышные вздохи радости. Михаил подошёл, посмотрел на свою девушку и остался доволен.
- Пусть отдыхает, - вздохнула протяжно Богданова, - обе белые ручки исколоты. Какое же нужно иметь безжалостное сердце, чтобы такое небесное создание изнасиловать и посадить на иглу. Дьявол во плоти этот Федька Новиков, если он совершил такое. Ну, да ладно, жизнь расставит всё по своим местам и воздаст каждому по заслугам.
- Откуда вы знаете его имя и фамилию? – спросил Воронин, - ведь вы ж его ни разу не видели, живя здесь среди дикой природы.
Знахарка таинственно улыбнулась, но не ответила, и лейтенант стоял в замешательстве и хлопал своими тёмными глазами, прикрытыми длинными ресницами.
«Да, - подумал он, - не простая бабка. Видит человека насквозь».
- Молодой человек, вы что, сомневались в этом? – улыбнулась она мягкой приветливой улыбкой, - вот наш друг Петя не сомневается в этом. – И она повторила мысли лейтенанта: «Не простая бабка, видит человека насквозь»
- Как мне вести себя? – спросил он, - если от вас ничего не скроешь.
- А так и веди себя, как Бог положил на душу, мы поймём. Плохое, задумал – подскажем, поругаем, хорошее – похвалим, а как иначе? - И она рассмеялась молодым задором, похлопав парня по плечу. – А вот Петю не раскроешь, если он этого не захочет. Крепок  начальник милиции, хоть и молод, закроет своё подсознание на все замки, и ничего с ним не поделаешь.
- Ясненько, - сказал Воронин, - одним словом колдовская семейка. Могу ли я вписаться в неё.
- Можешь, если будешь нам верить и уважать нас, - подойдя к разговаривающим, проворковал Лямов напевным голосом. - Мы люди не  гордые. Что так смотришь на меня, молод, а зубов нет. Так это мой начальник меня так отблагодарил, узнав, что мы разгромили банду его дружка Игната Курапина, который напал на инкассаторскую машину, вёзшую из Москвы шесть миллионов баксов.
А ночь была уже в полном разгаре. Ярко светили звёзды, и волшебница Луна таинственно кралась по небосклону. Её магический свет проникал в закрытые окна избы. За столом уже шёл разговор раскрепощённо и порой на повышенных тонах. Но всё было в рамках дозволенного.
- Бабуля, а мою Гальку вылечите? – спросил Воронин. – Я люблю её.
- Миша, я думаю да. Сейчас поспит она у меня несколько суток. Её тяга к наркотику немного поутихнет, потом Катюша введёт ей своё снадобье, которое будет действовать не один месяц, и я думаю, она забудет, что когда-то была наркоманкой. Метки от уколов заживут, ручки станут белыми, как у ласковой лебёдушки крылья, и ты Мишка будешь её обнимать.
Воронин заулыбался, поблагодарил всех присутствующих за хлеб и соль и вышел на улицу, где уже похолодало, ведь на дворе была уже осень. За ним вышел Лямов и водитель Крышов. Водитель закурил. Лямов и Воронин были некурящие.
- Пётр Иванович, что мне сказать Зазулину? – спросил Крышов. – Он меня убьёт, если, что. Я скрываю от него такую тайну.
- Василий Иванович, пойми. Рано открывать эту тайну. Понимаешь, нет меня. Я умер на операционном столе и похоронен.
- Иван Сидорович так верит в меня, а я его предал. Как-то не по-людски, не подружески.
Лямов улыбнулся:
- Ты же мой водитель. В чём же дело, Василий? Я так в тебя верил.
- Но тебя же, товарищ полковник нет, а Иван Зазулин является моим непосредственным начальником.
- Василий, ещё немного, и я думаю, всё прояснится, потерпи. Ивана я очень уважаю, но сейчас ещё я не могу раскрыть свои карты. Окончательный разгром банды не за горами. Скоро я своими планами поделюсь с подполковником, а пока свои мысли держу в секрете.
- Пётр Иванович, моя Галька хочет встретиться с Федькой Новиковым. Он сейчас в тюряге. Вы бы могли устроить моей невесте эту встречу.
- Встречу устроить нетрудно, но вот зачем? - ответил Лямов. - Она ей ничего не даст.
- Галька хочет посмотреть в его глаза и плюнуть в них.
- Резонно, но этот зверь может нанести ей смертельный удар. Я не могу на это согласиться. Её смерть будет висеть на моей душе.
- Но она, как заколдованная твердит одно и тоже «Не увидев его глаза, я не могу на этом свете жить» Моя Галька, что с ней, я не знаю.
- Хорошо, Миша. Я об этом поговорю с бабушкой и Катей, и мы что-нибудь вместе придумаем. Идёт?

               
                Глава тридцать девятая 

Чтобы не засветиться перед сыщиками Завирухина Петра Безматерных переодели, на голову одели парик, приклеили бороду. В таком виде его повезли  на легковушке. Ехать пришлось долго, но другого выхода не было. И вот он идёт вместе с Алексеем Маргулиным по знакомой с детства дорожке к дому. Сначала заходит на кладбище и ищет могилку любимой девушки, так и не ставшей его женой, хотя до свадьбы оставалось считанные дни. Но, увы – счастье ушло, как вода сквозь растопыренные пальцы. Воспоминания нагрянули, как лавина ветра, сметая всё на своём пути. Он нашёл могилку девушки по фотографии в рамке на кресте. Открыл калитку и тихо вошёл, сел на скамейку и горько заплакал, наверное - первый раз в жизни. К могилке, наклонилась белая сирень, так любимая Машей. Он приблизил своё лицо к фотографии и застыл, и ему послышалось, как будто из могилки с ним говорит девушка:  «Петя, Петя, как же ты мог допустить, оставить меня одну на растерзание этого монстра, ведь я тебя так любила, мой милый. У нас были бы дети, много детей».
- Колька меня опоил какой-то дрянью, - шептали его губы, - я убью этого гада, задушу тем же шарфиком, что он тебя. Маша, Маша, прости меня. Я через двадцать лет пришёл к тебе за покаянием. Спасибо бабушке одной, которая сумела вернуть мне память, и вот я здесь. Понимаешь, я же был зомби, ничего не понимал, что хозяин мне скажет, то я и делал.
«Верю, Петя, верю, - слышался её нежный ласкающий голос, - живи долго, искупи свои грехи, ведь у тебя их очень много, хотя они не твои, а этого изувера, но совершал-то он их твоими руками, значит и твоя душа не может быть чистой».
Небольшое сельское кладбище утопало в зелени. Ухоженные могилки, похожие одна на одну, наводили гибельную тоску на человека, вернувшегося после двадцатилетнего перерыва тьмы и невежества снова к людям. А деревья качались, издавая невероятные звуки, как будто хотели рассказать что-то ему. Он прислушивался к этим звукам, но понять ничего не мог. Хотел уже уходить с кладбища, но тут услышал знакомый голос:
- Не как Петька Безматерных пожаловал собственной персоной в наши Сосунки. Ты – убийца, чего крутишься возле могилы моей дочери? Не сгноили тебя в тюряге. Явился. Да как ты посмел? Она тебя так любила, ирод.
Пётр Безматерных поднялся. Он был ужасен. И отец Маши попятился назад со словами: свят, свят – горилла. Откуда она в этих местах. Неужели сбежала из зоопарка. Нужно срочно звонить в район, чтобы приехали и забрали её. А то не дай Бог, что-нибудь тут натворит. Это такое чудище. Он забыл, что недавно к нему заходил незнакомый капитан милиции и предупредил, что прибыл Пётр Безматерных, который выглядит, как настоящая горилла, способный пугать людей, ведь его таким сделал генерал Завирухин. Но он очень добрый и отзывчивый человек. Поверить в такое превращение было невозможно. Весь волосатый, с огромной головой и длинными руками, он был действительно страшен.
- Я не убийца и не насильник. Я любил вашу дочь. Вы что не помните, что у него было поцарапано лицо и укушено ухо, но следствие не придало этому факту никакого значения, а напрасно. Сидеть бы надо ему, а не мне. Он уже дослужился до генерала, но я этого мерзавца достану и отомщу за себя и за Машу. – Он, стирая со щёк катившиеся слёзы, говорил внятно и доходчиво. – Убийца и насильник Колька Завирухин. Он поймал её в перелеске, когда она с танцев бежала домой. Там её изнасиловал и задушил, а потом приволок её труп, и подбросил ко мне. В это время я был невменяемым. Я всего у него выпил стопку самогона, и меня понесло. Хотел бежать к Маше, но не смог. Зелье, которое он мне всыпал в стопку, было настолько сильное, что я провалился в какую-то чёрную пропасть, и двадцать лет блуждал в ней: ничего не помня, ничего не зная. Старушка Богданова вывела меня из забытья.
- Она что колдунья? – спросил подошедший.
- Не знаю, но что-то в ней есть. Она лечит людей, спокойно заходит к человеку в подсознание и может узнать любую его тайну. Она показала всё, что происходило в тот злополучный день. Я видел тот момент, когда он через лес по тропинке обогнал Машу, выйдя ей навстречу. Он с ехидной улыбочкой подошёл к ней, взял за косу, накрутил на руку. Маша закричала. Он пытался закрыть ей рот рукой, но она укусила его за палец. Тогда он ребром руки ударил её по шее, и она упала, потеряв сознание. Очнулась, он терзал её. Она ещё пыталась как-то защититься и укусила его за ухо. Да видимо настолько сильно, что он, не закончив процедуру полового акта, вскочил, ударил её ботинком по лицу, а потом накинул шарфик на шею и затянул его. Бросив труп девушки, убежал залечивать раны, а когда настала ночь, он вернулся и притащил его ко мне. Вот и всё, что было в тот злополучный день. Видимо он имел на неё виды, ведь она была самая красивая девушка в округе. Мне кажется, он предложил ей руку и сердце, но она отказала ему, ведь она любила меня.
- Петька, хорошая сказочка – не правда ли?
- Емельян Иванович, это - сущая правда. Да кстати, шарфик тот у вас не сохранился случайно?
- Какой?
- Ну, тот, которым была задушена Маша.
- Сохранился. Я его храню, как вещественное доказательство, только не знаю пригодится ли он.
- Емельян Иванович, дайте шарфик мне.
В глазах и лице Петра было столько мольбы, что старик Сиротин спросил не без любопытства:
- Петро, а зачем тебе он – шарфик-то?
- Нужно, - только и сказал Безматерных.
Старик подумал, почесал за ухом и сказал:
- Раз надо, пошли. Жаль доченьку. Растил, растил, и вот её уже двадцать лет как нет. А сердце до сих пор болит. Мать постоянно её вспоминает. Боже, какому же надо быть извергу, чтобы задушить такое милое создание. Петя, ведь ты не мог же это сделать? Не мог? Ты же любил мою Машу?
- Емельян Иванович, я с неё пылинки сдувал, а вы такое говорите. Ведь мы же готовились к свадьбе.
- Так тебя же посадили, Петя.
- Сажают и невиновных.
- Вся округа была в шоке Петька Безматерных и вдруг – насильник и убийца своей невесты. Конечно, большинство жителей округи не верят, что ты убийца.
- Отец, давай помянем Машу?
- Давай, Петя. Я понимаю, ты не виноват в том, что случилось двадцать лет назад. Колька злодей на неё пялился, да всё безрезультатно. И порешил её накануне вашей свадьбы, а суд обошёл этот факт стороной. Как же милиция – неподкупная, ей и только ей вера. Многие пытались защитить тебя, но где там! Их даже во внимание не взяли. Приезжал сюда года два назад Завирухин. Весь такой простецкий, ну просто - душа человек, а у самого не только руки, но и душа в крови. Ходил по деревне, даже на могилку Маши  большой букет роз положил и пустил скупую слезу. Постарел, но держится молодцом. Правда, частенько озирается, как будто ждёт удара в спину.
- Есть причины – вот и озирается.
- Как не быть? Генеральскую форму даже ни разу не одел. Всё в гражданке, всё в гражданке.
- Хватит о нём. Как ваше здоровье-то? А как жены? Мама моя как, здорова? А отец?
- Да, живы, Петя, живы. Тебя ждут. А ты запропастился. Давно бы должен вернуться, а тебя всё нет и нет.
Горилла не ответил. Он пригнул свисавшую ветвь сирени на могилу, понюхал. Его тёмные волосы слегка побила седина, мощные руки двигались плавно и уверенно. Он болтанул бутылку, так, что она запенилась, открыл её и подал Сиротину. Тот взял и отпил несколько глотков прямо из горла, потом передал товарищу. Они допили бутылку и со слезами на глазах вышли с кладбища. Емельян Иванович завёл его домой, снял с гвоздика тот шарфик, которым была задушена его дочь, и передал его несостоявшемуся зятю со словами: с Богом – сын мой. Он, конечно, не знал для чего Пётр Безматерных берёт у него этот шарфик, но где-то подкожным чувством догадался, что их несостовшийся зять идёт на великое дело.
- Не забудь навестить отца и мать, - сказал Сиротин. Он на прощание прижал к своей груди Гориллу, заглянул в его глаза, мокрые от слёз. – Когда ещё встретимся-то снова, да и встретимся ли вообще. Жизнь то, видишь ли какая – сегодня человек жив, завтра его уже нет. Да и мать с отцом уже, немолоденькие. Ждут тебя не дождутся. Этот милиционер, что предупредил меня о твоём приезде, наверное, у твоих родителей. Спеши, чтобы кто тебя не увидел в таком виде. Этот злодей постарался, дочь мою угробил, а из тебя сделал чудище. И как это ему удалось, ума не приложу. Петя, ты же – чистый горилла. Как жить-то будешь?
- С меня скоро снимут эту шкуру, а пока я должен быть в ней, - сказал Пётр Безматерных и, сутулясь, пошёл домой, где его ждали родители и Алексей Маргулин, который боялся его встречи с деревенскими людьми. Не дай Бог ещё выскочат с ружьями и пристрелят.
Пётр Безматерных появился ровно через двадцать лет, когда его невеста была изнасилована и задушена своим же шарфиком, а потом в наручниках его сажали на машину и везли куда-то, где, как ему сказали находится тюрьма. На него смотрели сельчане и качали головами. А в это время участковый Николай Завирухин объяснял соседям и всем кто его хотел слушать, как Пётр Безматерных  в пьяном угаре совершил это преступление. Конечно, это было давно. С того дня много воды утекло, но оголённая боль осталась и живёт, набирая новую силу.
- Петя, - увидев из окна сына, бросилась навстречу Горилле мать и повисла на его сильной шее, обливая слезами и целуя парня. – Я так ждала, так ждала тебя. Где же ты был столько времени, сынок?
Вышел и отец. Он обнял сына, но ничего не сказал, и только мать, захлёбываясь от счастья тараторила и тараторила, будто ручей, прорвавшийся из недр земли. Она смотрела на сына долго и внимательно и не могла наглядеться, как - никак – своя кровиночка. А он, отвыкший от ласки, стеснялся её порыва красивых слов. Большой, неуклюжий, он ходил по дому, как великан, прогибая половицы своим весом, головой чуть, не стукаясь о матицу, хотя потолок был намного выше, чем в других деревенских избах.
- Покажись, покажись сынок, дай наглядеться на тебя, чувствую, что скоро сорвёшься и улетишь неизвестно куда, - вздохнул отец, обнимая сына. – Где же ты пропадал все эти годы? Никакой весточки от тебя не было, и вот – счастье, прибыл, порадовал стариков. Ну, спасибо, сынок. Садись, есть, наверное, хочешь.
- На могилке был у Маши, встретил там её отца, помянули девушку. Емельян-то Иванович совсем плох стал, еле ходит. Такой удар, кто может выдержать,- вздохнул Пётр Иваныч, поглаживая рука об руку. – Колька сволочь задушил мою невесту, а меня сделал зомби. Я почти двадцать лет служил ему, не зная кто я и кто он.
- Петя, а кто такой зомби? – спросила мать. – Я что-то впервые слышу это слово. Кажется, оно очень плохое.
- Да уж куда лучше, ты живёшь и вроде не живешь, - промычал отец. – Человек – бревно. Разница в том, что зомби ходит что-то делает, но ничего не понимает. Встретил бы нас на улице, прошёл бы мимо, вот и всё. Даже, если бы ты его остановила, он бы тебя не узнал. Эх, Колька, Колька, знал бы я, что ты сделал с моим сыном и с его невестой, я бы тебя пристрелил. Таким как ты, нет места на земле. Как тебя только земля носит?
- Не надо, отец. Он получит за свои грехи сполна, теперь я знаю кто он. Недавно одна старушка, вернувшая мне память, явила мне тот день, когда мой дружок Колька встретил мою невесту в перелеске, попытался её взять по-хорошему, она не поддалась на уговоры. Он её попытался взять силой. Она исцарапала его лицо, и тогда он ударил её, что было моченьки, милиция знает куда бить. После удара она потеряла сознание. Он воспользовался этим, но когда он забрался на неё, она пришла в себя и укусила его за ухо. Колька взвыл от боли, вскочил, ногой ударил ей по лицу, затем затянул шарфик на её шее. Я сам видел, как он это делал.
- Такого, Петя, не может быть, - сказал отец, - ты же был в то время невменяемый, да и валялся ты на дворе.
- А я и не говорю, что такое может быть. Меня старушка Богданова ввела в какое-то для меня непонятное состояние, и я сам увидел, что проделывал мой дружок двадцать лет назад в том месте совсем рядышком от деревни. Я слышал её крик, пытался бежать ей на помощь, тоже кричал, но меня держали, ведь это, я думаю, был просто сон, но я видел всё это, как наяву.
- Не знаю, Петя, что тебе и сказать, можно ли вернуть вспять давно прошедшие события, ведь двадцать лет прошло с тех пор, - вздохнула мать, - я такого отродясь не слыхала.
- Я что-то подобное читал, но где и когда, убей, не помню, - сказал отец. – Когда уезжаешь, Петя?
- Сегодня в двадцать ноль- ноль, - ответил Пётр и вытащил шарфик, показал отцу.
- Да, этим шарфиком мерзавец отправил на тот свет нашу будущую сноху. Ох, как она была прекрасна, - прослезилась мать. – Я надеялась, что у вас всё будет хорошо. Петя, ты мог часами носить её на руках и радоваться семейному счастью. Милая Маша, как рано ты ушла из жизни.
У Петра текли слёзы, выпитая водка не только не помогала, она как-то расслабляла нервную систему, приводя её в дисбаланс. Он чесал в затылке, бормоча что-то нечленораздельное, хотел что-то сказать родителям и не мог. Мысли и чувства путались, переполняя друг друга. А в доме была обстановка та же, что и двадцать лет тому назад. Он поднялся из-за стола и, пошатываясь, пошёл по избе, потом вышел во двор, увидел корову и телёнка, подошёл. Корова в знак приветствия, или прося гостинца, промычала, поднимая голову и глядя на гостя, почему-то доверчиво, ведь она его видела впервые. Он протянул к ней руку и погладил протянутую к нему морду. Корова, вытянув длинный язык, пыталась его облизать. Безматерных подошёл к тому месту, где он лежал в тот злополучный день, и упал на сено. Оно было, как и тогда, душистое и приятное. Он хотел уснуть, но сон не шёл. Воспоминания нагрянули и не давали покоя, а перед глазами стояла улыбающаяся Маша Сиротина. Она была настолько милая и чувственная девушка, что он не мог отвести от неё взгляда. Вскоре глаза его сомкнулись, и перед ним появился улыбающийся Колька Завирухин собственной персоной. Его уста и глаза прямо сказать ехидно смеялись: «Эх, ты пентюх! Я твою Машку трахнул, а ты берёг её, видимо, для меня – молодец, сладкая была девка, да и у меня ты работал изрядно. Сколько людишек ты своим кулачищем грохнул. Одним словом – Горилла. Отец твой, да все ваши родственники по мужской линии Гориллы – здоровы, медлительны и обаятельны. Девки таких любят. Хорошо на вас ездить. А вот я сам на них езжу». Язвительный тон и хитрая улыбка вывела Петра из себя. Он размахнулся и ударил по этой ненавистной роже. Завирухин пропал так же внезапно, как и появился. Безматерных зашевелился и проснулся. Хмель ушёл, будто его и не было. Он думал, как вернуться к своему другу Завирухину, чтобы тот ничего не заподозрил в его поведении. И решил посоветоваться с Богдановой, затем с подполковником Зазулиным. Злоба и ненависть раздирала его грудь. Сердце билось учащенно, пульс зашкаливал за все допустимые нормы. Он приподнялся, посмотрел на свой мобильник, подаренный ему отцом. Время подходило, и пора уже было отправляться в дорогу, вот только куда деть телефон. Отказаться от подарка – неудобно, а увидит Завирухин – пристрелит на месте, догадается, что к чему. Всё же он решил взять подарок, а пока на сохранение отдать Зазулину. Он вошёл в избу, отец и мать отдыхали. Пётр, задевая головой за матицу, сказал:
- Ну, прощайте, мои родные. Бог даст, может ещё и свидимся, а пока мне надо ехать – дело есть и при том неотложное.
Он ничего не сказал, да родители и не спрашивали, понимая, что сын не может простить своему другу это кощунство, которое он совершил над его девушкой и им самим. Они расцеловались. Отец и мать в один голос сказали:
- С Богом, сынок. Пусть все твои начинания увенчаются успехом. Чтобы не случилось, мы на твоей стороне. Сейчас мы и Сиротины будем молчать и ждать от тебя весточки. Петя, зайди к ним попрощайся, ведь они нам не чужие. Нас сроднила одна боль, одни чувства, да не забудь ещё заглянуть на кладбище. Ну, с Богом! Если он появится снова здесь, я его без суда и следствия пристрелю. Жить мне уже осталось немного.
Безматерных вышел, сказав при этом:
- Кажется, меня здесь никто не видели, молчите и вы. Сиротиным я сообщу об этом. Завирухин не должен об этом знать, иначе мне не снести головы.
Синее небо, побитое перистыми облаками, тонуло в своей безмятежности. Солнце клонилось к закату, утонув в белой пористой тучке. А она заполонила горизонт и плавилась в небесной синеве, медленно растворяясь на отдельные крохотные шатры, которые плыли с юга на север, придавая надвигающемуся вечеру причудливость и успокоение.
Пётр шагал медленно. Говорить не хотелось. Перед глазами он видел плачущую Машу. Он вздохнул со свистом в голосе:
- Батя, каков вечер, вот бы рядышком шла Маша!
Но отец не ответил. Пётр Безматерных открыл походную сумку, вытащил зеркальце, посмотрел на себя и протяжно вздохнул: мол, ох и страшен я. Алексей Маргулин беспокоился, что его кто-то увидит. И тогда берегись Завирухина. Смерть Петру обеспечена, затолкал Петра в машину и дал газ.

                Глава сороковая

«Придётся всё же послать Лёшку Маргулина. Он один, мне кажется, способен разобраться в этом. Неужели действительно наша Катя совершила такое, что даже родители Аляпова не узнали своего милого сынка. Ай, да Катя – молодец! Вот на что способна любящая женщина. Таких как Лямова мало. Вот они русские женщины – честь им и хвала. А что они делали в войну, Боже!» – била радостная мысль закоренелого до мозга костей подполковника  Думы Зазулина ушли далеко, далеко. Он вспомнил, как пришёл его дед с войны весь израненный, и как за ним ухаживала  бабушка. Но недолго прожил дед – раны оказались несовместимы с жизнью. Они не спеша, потихоньку подтачивали здоровье деда, и в конце концов добили его. Война, что тут поделаешь. Она не щадит никого. Сейчас, он понял - идёт война: беспощадная, безнравственная и оголтелая. Вход идёт всё. - Эх, генерал, генерал, не уйти тебе от возмездия. Мы общими усилиями достанем тебя. Мерзавца Петьку Аляпова вскроем, и мир узнает - кто есть кто. А пока труд, повседневный труд, от которого мозги уходят набекрень. Ну, ладно, надо дело делать, ведь за нас его никто не сделает».
Он вытащил мобильник, набрал номер Маргулина.
- Лёша, - зазвучал его голос, - давай ко мне быстро. Дело есть.
- Иван Сидорович, пока не могу. Пошлите мне подмену. Нельзя упускать момент,- ответил Алексей.
- Ладно, ладно! Я в курсе. Уже подобрал тебе замену.  Рули, не теряй время. Мы можем опоздать.
Он смотрел в одну точку. Серые, отдающие сталью глаза, были сосредоточенно-ждущие. Руки чуть-чуть вздрагивали. Это был крайний градус его напряжения мысли, когда в его кабинет не вошёл, а ворвался запыхавшийся Маргулин. Зазулин, не поворачивая головы, подал письмо Петьки Аляпова со словами:
- Алексей, читай и быстро собирайся в командировку на чудо остров, где находится этот Петька. С тобой будет медсестра, которая возьмёт у мистера Аляпова анализ крови на ДНК. Надо точно определить кто это – Аляпов или Лямов.
Прочитав письмо Аляпова, капитан Маргулин почесал в затылке и спросил:
- Иван, да дела. А кто же тогда лечится у старушки Богдановой, который считается мужем Кати. Его называют Пётр Иванович Аляпов?
- Как? Он же похоронен. Это скорей всего писатель Лямов Василий Иванович. Что, он разве жив – чертяка? – Радости Зазулина не было предела. Глаза подполковника светились и сияли. Он как будто сразу подрос. – Так что же ты паршивец не сказал мне об этом раньше? Как он там? У-у-у- негодяй! В тайне от меня держите. Убью! – Он выхватил пистолет, заводил стволом, подыскивая сердце, потом заулыбался. – Надо бы тебя грохнуть гада, такое событие скрыл от меня.
- Иван Сидорович, я не виноват. Понимаешь, дал клятву Кате и как его там Васе, Пете, что буду молчать. И конечно, не сказал бы ничего, но вы меня подполковник Зазулин просто вынудили нарушить данную клятву. Я что виноват?
- Ах, ты негодяй! Опять Иван Зазулин виноват? Ну, вы молодцы! Завирухин валит за проведённую операцию на нас. - Он улыбался, почёсывая руки.- Выпить бы сейчас, Лёшка, какую хорошую весть ты принёс мне. Живём, писатель Лямов жив.- Он открыл сейф, вытащил бутылку водки, разлил по гранёным стаканам, подмигнув Маргулину, опрокинул содержимое стакана в рот, закусил огурчиком, вытащив его из трёхлитровой банки. – А теперь за дела. Ну, как там Лямов? Завирухин хотел его стереть с лица земли, не получилось, и слава Богу. Я так рад, так рад, ведь он столько хорошего сделал для нашего города, разгромил банду грабителей, поставил высшее начальство с ног на голову, и всего за несколько месяцев. Мы прозябали здесь годами, а он пришёл, блеснул и ушёл. Я думаю, в милиции он больше работать не будет, не тот уровень воспитания, да и интеллекта. Эх, Лёшка, Лёшка! Как я завидую его таланту. Он написал роман о милиции, видно прототипом был его друг Пётр Аляпов. Конечно, книга чудная. Я прочитал её взахлёб. Наверное, она не понравилась его другу. Чувствуется, что он проходимец из проходимцев. Завирухин и Курапин знали кого ставить на такую должность, ведь он по сравнению с нами вообще салага, - Зазулин улыбался. Он понял, что скоро люди узнают, кто есть кто и воздадут заслуженные награды каждому. - А как же на том острове чувствует себя настоящий мент Пётр Иванович Аляпов чьи подвиги у всех на устах. Лёша, Настя Иванова ждёт тебя. Машина уже готова. Вот тебе от меня поручение, покажешь его начальнику этого лагеря. Смотри, тебя могут опередить посланники Завирухина. Ты, может быть, встретишь их в дороге. Там места тёмные. Возьми с собой автоматы и пару гранат на всякий случай. Хорошо, если всё пройдёт удачно. Но как говорится, будь начеку. Помощи ждать тебе неоткуда. Наткнётесь на людей Завирухина, пощады не ждите. Лес всё укроет. Береги Настю – она очень хорошая женщина, только вот Бог не дал ей семейного счастья.
- Молодая?
- Да нет. Тридцать с лишним. Лёша, позови её сюда. Вон она около машины крутится. Надо объяснить, что к чему. Чтобы она знала, на что идёт.
Алексей Маргулин был в гражданской одежде, и Настя Иванова не сразу поняла, к ней обращается этот молодой человек, или к другой Насте. А когда поняла, подошла. Он улыбнулся ей и назвал свою фамилию. Она взаимно заулыбалась. Алексей хотел немного флиртонуть, но подумал: зачем женщине делать какие-то намёки, если у него прекрасная и молодая жена, которая не перенесёт измены, надеясь, что Лёшка её муж, и ни одна женщина не может посягнуть на их счастье.
Машина двинулась. Вскоре асфальт кончился, и началась ухабистая канитель и дикая непролазная хлябь, которая сотрясала душу и сердце. С дороги взлетали тетерева и садились на деревья, не боясь людей, да мелкие птички перелетали дорогу. Солнце упало за лес. Верхушки деревьев покрылись яркой позолотой. Медленно, но уверенно надвигалась ночь, распуская полотнище тьмы.
- Василий Иванович, - обратился Маргулин к водителю Крышову, - отдохнём. Ищи площадку, где можно встать, да подальше от людских глаз. Дорогу освободи. Я думаю вон там, видишь, навален лес, вот там и спрячемся. – Он вытащил фонарик, осветил дорогу, увидев след от протектора машины, вздохнул: - Опоздали – проклятие. Это, наверное, проехали люди Завирухина. С ними встречаться нет нужды.   
Они отъехали от дороги в лес, припорошили свой след и затаились. На их счастье на небо набежали тучки, и стало совсем темно. Над головами пролетел филин, отыскивая добычу, да какая-то птица встревожено прокричала во тьме ночи. Настя впервые, оказавшись в лесу, испуганно вздрагивала.
- Есть хочешь? – спросил её Маргулин.
- Нет, Лёша, что-то не хочется. – Лес больно страшный, того и гляди появится медведь или леший и заявит о своих правах.
- Не бойся, Настя, зверь осенью сыт, да он и сам боится людей, а леший это только в сказках. Так что поешь и попробуй хоть немного уснуть. И ты, Василий Иванович, подремли, а я покараулю. Мне конечно не привыкать. Чечня дала большой опыт.
Он вытащил автомат, осветил фонариком, проверил. Тишина в лесу была мёртвая, даже кузнечики не трещали. Ветер, который шевелил верхушки деревьев, стих. И Маргулину казалось, что он попал в какое-то другое измерение, которое не поддаётся человеческому разуму, вот если бы только не комары, крутившиеся около лица и рук. К счастью Иванова, зная о действиях насекомых, позаботилась о препарате против кровососущих. И они сейчас не очень - то доставали.
Маргулин смотрел в небо и по сторонам, но всё было тихо и спокойно. Стрелки часов, как назло, будто встали на месте. Ему казалось, что волшебница ночь ему и его спутникам принесёт удачу. Он вытянулся, расслабился, вспоминая Чечню, бои без правил, лица своих ребят, вставшие перед глазами, которые ушли в мир иной, так и не поняв за что они отдали свою молодую жизнь, и жгучая грусть по ушедшему, охватила его душу и сердце, но сон потихоньку подкрадывался и брал своё.
- Василий Иванович, что-то меня в сон потянуло, покарауль часок, я вздремну, а то, как бы не уснуть, - сказал Алексей, вытягивая уставшие ноги. – Набегался за день, просто уже нет сил.
Водитель зашевелился, открыл глаза, посмотрел на часы и сказал:
- Алексей, отдохни, скоро уже будет светать.
Он взял в руки автомат и затаился, но ждать долго не пришлось. Вдалеке послышался напряженный гул машины. И через несколько минут сверкнули фары по заснувшему лесу. Маргулин зашевелился, открыла глаза и Настя. Машина встала напротив их. Из неё вышли двое – это Иван Петрович Аляпов и его напарник, и руководитель Степан Загибуля. Они быстро развели костёр и стали пить. Из разговоров было ясно, что они съездили на тот остров и повидали Петра Ивановича Аляпова, тоесть по их мнению Василия Лямова, хотя Загибуля уже точно знал, что это Пётр Аляпов и никто больше.
- А всё же каков наглец этот Лямов без стыда и совести подбегает к вам и кричит: «Папа, какими судьбами? Я так соскучился по тебе и маме. Наверное, поняли, что я ваш сын, а не Васька Лямов, будь он трижды неладен со своей Катькой, сделали из меня козла отпущения». А вы, Иван Петрович, здорово ему сказали: «Мой милый сынок погиб от рук твоей мерзкой бабы, которая организовала на него покушение и группа молодчиков избила его так, что он скончался на операционном столе. Ты и твоя Катька – мои злейшие враги. Мы приехали у тебя взять ДНК крови, хотя и так ясно, что ты лгун и мошенник – Васька Лямов. Вот это врач, который возьмёт у тебя кровь на анализ, так приказало начальство, ведь ты разослал везде бумаги. Мне генерал Завирухин открыл на тебя и твою Катьку глаза. Она сейчас с детьми скрывается от правосудия, но я верю, что её найдут и покарают за моего сына, убиенного по её наущению». Каков ты молодец! Так сказать – это какое сердце нужно иметь и какую ненависть, Иван Петрович. Пьём за тебя. Ты поступил, как настоящий патриот своей родины. Васька, видимо, понял, свой смертный час и не захотел давать свою кровь. Но ты вызвал охрану. На него надели наручники и пристегнули к кровати. Он гадёныш заскрипел зубами, сверкая на меня и тебя своими мерзкими глазами, когда я открыл медицинскую сумку и вытащил шприц, наполненный ядом. Ты сам ввёл этот яд ему в руку и прошипел: «Умри гад». Я рад был за тебя. А как рад будет Завирухин даже представить себе невозможно. Хоть он и генерал и должен стоять на страже закона, но есть Божий суд. И это я думаю – справедливо. Иван Петрович, ты - молодец. А этот негодяй Лямов ещё кричал: «Батя, ты что делаешь, своего сына отправляешь на тот свет. Будь ты трижды проклят и во веки веков». Хватило ещё совести присватываться к вам. Ну, за удачный поход.
Медленно, но уверенно день вступал в свои права. Сначала запели птицы, потом появились проблески дня. Аляпов и Загибуля уснули около костра мертвецким сном. Храп разносился далеко за пределы костра. Маргулин, уйдя по дальше в лес, чтобы не разбудить спящих, вызвал к телефону Зазулина и сообщил о случившемся.
- Арестуйте, - сказал подполковник, - только оденьте маски, чтобы без шума и пыли. Я посылаю группу людей. Они заберут арестованных, а вы будете продолжать свой путь дальше. Алексей, нигде никому ни о чём, поняли. Это наша тайна.
- Понял, товарищ подполковник, - ответил Маргулин и обратился к водителю. – Я беру этого бандита, а ты постарайся надеть наручники на Аляпова. Каков всё же он мерзавец – собственного сына отправить на тот свет своими руками, даже внутри не сработала ни одна жилка. Ну, Василий Иванович, с Богом пошли. Учти, если проснётся, бей по голове. Оглуши, только не убей. Они нужны нам живыми.
Но операция прошла успешно, даже очень хорошо. Преступники были уверены, что сюда никто не заглядывает, поэтому пили под завязку и поплатились. Сначала очнулся Загибуля, подёргался, увидев наручники, взвыл от обиды и горя, подумал, что это с ним сделал Аляпов, но, увидев своего напарника в таком же состоянии, завыл от страха. Кто одели им наручники и привязали к деревьям, ведь – не лесные же силы? Но людей нигде не было. Страх закрадывался в душу. А вокруг ни души, только поют птицы, да трещат кузнечики. Идиллия и только. Загибуля хотел кричать, но от страха у него перехватило горло. Он попытался освободить наручники, но кроме боли ничего не добился и затих, ожидая дальнейших событий, которые всё же должны вскоре свершиться. Они долго ждали, но никто не появлялся. В это время за ними наблюдали три пары глаз. Маргулин, отойдя от группы на далёкое расстояние, постоянно связывался с подполковником, который решил с задержаными разыграть спектакль, из старых запасов вытащил страшные маски и белые халаты. Вместо глаз на масках были страшные зелёные огни, которые сверкали так, смотря на них, в души человека волей, неволей закрадывался дикий страх, который проникал в сердцевину человеческой сознания, что и надо было Зазулину и Маргулину. В этих негодяях они хотели увидеть страх и только, больше от них они ничего не ждали. Загибуля – прожженный рецидивист, Иван Аляпов не отстал от него и тоже отличился. Для Степана тюрьма – родной дом. Он её не боялся, а Иван его – поткаблучник.
Туман заволакивал лес, оседая плотным молочным покрывалом. Уже в двух шагах ничего не было видно. Зазулин, Маргулин и другие подходили сразу с четырёх сторон, неся в своих руках чёрные кресты, на которых были изображены страшные муки людей. Какой-то невероятный гул шёл от них, будто сейчас низвергнётся бездна, и они полетят в тар, тартары. Эффект, конечно, был на все сто. И первым не выдержал Иван Аляпов. Он издал душераздирающий крик, эхом, вернувшийся к ним. Его напарник Загибуля держался долго, но потом тоже не выдержал, когда увидел, как запылали два костра совсем необычные, какие-то волшебные. Или это ему показалось, а может быть, было на самом деле. Костры горели, и страх забирался в души преступников неумолимо и надменно. Они пытались молиться, но на руках были наручники. И тогда они пытались вспомнить хоть какие-то слова молитв, но тщетно. Безумство, охватившее их, не знало предела. Глаза, что это были за глаза? Муть, боль, страх – вот, что они выражали. А костры горели и горели. Подошедшие молча поставили столбы, а над огнём, как бы металлические перекладины, или колёса, на которых должны были жариться преступники. У милиционеров на масках были рога, а зелёные глаза, на которые без содрогания души и тела смотреть было нельзя, говорили о том, что это лесная нечистая сила, вставшая на защиту человеческого закона жизни и смерти. Они подошли, длинными крючьями затащили на вертушку Загибулю, который от страха сразу потерял сознание. Его отнесли в сторону, дали нашатырь. Он зашевелился и прошептал бледными губами мертвеца:
- Где, я?
- В аду, - услышал он, скрипучий, старческий голос, - жарим тебя, скоро будем есть. Выкладывай, что у тебя за душой. Фамилия, имя, отчество. Кто тебя послал на это преступление? Откройся, сохрани свою душу, хотя тело ты уже потерял, оно наше. Но душа – это вечность, не дай, чтобы мы её выбросили в бездну, как отходы человеческого мусора. Загибуля, или кто ты там? Мы о тебе знаем всё, но ты должен очисть свою душу, чтобы она была ещё на что-то годна, ведь ты когда-то был неплохой парень. Мы знаем, что ты был крутым в лагере, и вышел только по просьбе генерала Завирухина, который сумел замести следы твоего преступления, ведь ты - злодей наивысшей пробы, наравне с генералом. Ты помнишь избитого полковника, которого генерал бросил вам на съедение, помнишь? Теперь мы будем тебя кушать. А может, и не будем, у тебя слишком много гнили, как бы на тебе не отравилась сама нечистая лесная сила.
Загибуля от таких дебатов снова потерял сознание. Его запеленали, как труп и положили в машину, чтобы увести в город. Он уже всё рассказал и расписался в протоколе, поэтому душевную экзекуцию проводить уже было нецелесообразно, и они принялись за Аляпова, который от страха дрожал.
- Ты знаешь, Иван, кого ты отравил, - разносился по лесу всё тот же старческий, скрипучий голос, будто из подземелья, - сына кровного, Петьку своего. Нет тебе прощения. Это – тяжкий грех, он не отмолим. Подводите вертель – будем его тоже жарить, но его, как и Загибулю выбросим на съедение диким хищникам. Лесная нечистая сила брезгует такими преступниками. Чтобы облегчить свою душу перед Богом и людьми, рассказывай всё – это не пройдёт даром. Твой рассказ останется в веках, как самый тяжкий грех. Мы собираем его и копируем, потом внедряемся в души людей и этим ядом отравляем их жизнь и счастье.
Аляпов не дослушал всего, что хотел ему сказать лесной голос, произошёл сердечный приступ. Правда, его сумели откачать, и тогда Зазулин сказал:
- Представление окончено. Пора и честь знать. Преступники чуть живы. Едем в город. Их надо спрятать, как и Игоря Тёмкина. Машину, на которой они приехали, загнать в гараж и всем молчать. Необходимо будет привести сюда писателя Василия Лямова, он когда-то руководил нами, и был нещадно избит Завирухиным, но сейчас вроде бы оклемался, и я надеюсь встреча с Загибулей ему будет полезна. Лёша, Настя, и ты Василий не задерживайтесь, жмите на остров, пока Петьку не похоронили. Анализ ДНК нужен как воздух.
Водитель Крышов, не останавливаясь ни на минуту, петлял по изгибам лесной дороги. Если было можно, он объезжал глубокие лужи, где машина могла застрять, а где это было невозможно, он включал передок, и, не останавливаясь, машина выползала на другой берег. Так продолжалось несколько часов. Но, наконец-то, блеснул просвет, и они увидели озеро, где находились особо опасные для общества преступники. Василий Иванович остановил машину, вышел, и, протирая пот носовым платком, устремил свой взгляд на остров, где должен был находиться этот лагерь. Но сколько он не вглядывался в синь озера, никакого острова не видел. Вода, вода и только вода. Хотелось искупаться в этих лазурных струях, но была уже глубокая осень, и надо было сделать дело, а уж потом и всё остальное. Вскоре им повезло, сам начальник лагеря оказался на берегу озера. Посмотрев документ, он поднял на Маргулина синие выразительные глаза.
- Снова комиссия. Что анализа не получилось? – спросил он. – Ох, уж этот Лямов, с ним одни неприятности. Недавно убил своего сокамерника, который сделал его Машкой, а в ответе я, майор Клепанов Юрий Владимирович. Здоров как бык. Его берут охранники вшестером. По два, три там делать нечего. Агрессивен, как дикий зверь. И сколько его не бьют – бесполезно. Отлежится, и опять за своё. Его сокамерник Лапченко был умный, да вот не повезло. Сколько лет сидел и ничего. А подсадили к нему этого идиота, сразу всё пошло наперекосяк. Дрались они не один раз, но верх всегда одерживал Лямов. Он и приёмами владеет в совершенстве и удар у него страшный. Как-то врезал моему охраннику, так еле отходили мужика, а ведь он молодой, недавно женился, ребёнок маленький. Я боюсь, что он может кого-нибудь убить. Всё надеется, что его выпустят. Он считает себя невиноватым. Просто следствие не полностью разобралось.
- Скорей всего это не Лямов, а Аляпов, - вздохнул Маргулин, - кажется, произошла подмена одного человека на другого. Вот он и бьётся и доказывает, что он не Лямов, а Аляпов, полковник милиции.
- Расскажи,- попросил Клепанов. – Я ведь ничего не знаю.
- Долгая история, Юрий Владимирович, - вздохнул Маргулин.- Я сам её не очень-то хорошо знаю. Знаю одно, что писатель Василий Лямов и Пётр Аляпов в детстве были друзьями. Жили в одном доме, учились в одном классе, дорогу им перешла умная и красивая девчонка Катя Морозова. Она сначала флиртовала с Петькой пока была молоденькая, а как повзрослела и поняла, что к чему Петьке дала под зад и втюрилась в Ваську Лямова, который обладал недюжинной силой, умственными способностями и даром предвидения. Стоило только Ваське одним пальчиком поманить любую девчонку школы, как та прямо сказать теряла рассудок, но он этим не пользовался. Петька хотел достичь успехов Лямова, но кишка оказалась тонка. С тех пор он затаил злобу. Хотелось вернуть Катьку, не получилось.
- Теперь всё ясно, но кто ж это Лямов или Аляпов?
- ДНК покажет.
- Но как всёже произошла подмена?
- Я думаю, Катя сделала Петьке пластическую операцию, она в этом искусница. У меня глаз не видел сколько лет, повредил в Чечне, вылечила. Теперь им вижу лучше, чем здоровым. А мою жену искалечил маньяк, раздавив ей грудь. Мы думали, что придётся удалять, но она что-то сделала с одной бабулей. И моя Оля сейчас снова здорова. Вот за эту женщину у Петьки с Васькой и произошла битва. А остальное всё привязалось.
Клепанову подали служебный катер. Маргулин и Настя Иванова сели рядышком. Разбивая, встречную волну острым носом, катер быстро двигался к острову. А там его уже ждала встревоженная охрана, Лямову стало плохо, и он умирает. Его корёжило и ломало. Он выл от боли и скрипел зубами. Местные медики, не зная, что ввели больному, терялись в догадках. Настя, подслушав разговор преступников, которые ввели тройную дозу смертельного яда, не думала, что Аляпов ещё жив. Он должен был умереть где-то в течении часа после инъекции. Но что случилось, она не знала. А дело оказалось очень простое. Катя, хотела извести Аляпова медленно в течении нескольких лет. Вот это снадобье и встало на пути смертельного яда. Завирухин, конечно, даже подумать не мог, что есть противоядие его яду, который он по своим каналам завозил аж с Тибета, где один монах за большие деньги снабжал его. Если бы он только знал, что эта плюгавая девчонка и тут встала на пути, он бы бросил все основные силы на её поимку, но он и тут просчитался. И так, теряя свои шансы всегда быть на высоте событий, он приходил в бешенство от того, что не в состоянии овладеть ситуацией. Час расплаты медленно, но уверенно приближался. Он не только понимал это умом и сердцем, но даже кожей чувствовал свой крах, видя, как шерсть на руках начинает дыбиться, покрываясь мелкой испариной. Он принимал решения, но результатов было немного. Какой-то несчастный подполковник Зазулин опутал его со всех сторон. Снять его, стереть в порошок, у него не было оснований. Осведомители докладывали, что подполковник не докладывает ему, ведёт двойную игру, но как его уличить в этом, он не знал. Сколько бы на него Завирухин не расставлял хитроумных ловушек, Зазулин их спокойно обходил почти без потерь для себя. Обидно, но это факт. Может быть, ему кто-то помогал и предупреждал, но кто? Отправив родного отца на уничтожение сына, он радовался, что его система сработала безотказно. Иван Аляпов доверился ему и своими руками ввел своему сыночку тройную дозу смертельного яда. И когда, пахан Загибуля доложил ему, что всё сделано без сучка и задоринки, он с облегчением вздохнул:
- Одним мерзавцем меньше. Не будет язык распускать. А то видишь ли! Ему сидеть надоело. Проморгал – сиди. В таких случаях помощников  нет. Петька, из тебя бы вырос хороший волчара не останови тебя вовремя, хотя ты и так уже им был, но держал от нас с Курапиным свои делишки в тайне. Правда, мы знали о тебе многое, но не всё, и это очень обидно.
От таких хороших известий, находясь у себя в коттедже, он налил себе кружку водки и залпом выпил. Развалившись в мягком кресле, гладил себе грудь и мурлыкал под нос пошленький мотивчик, который возбуждал в нём похотливую страсть. Он думал о Катьке недосягаемой и желанной, хорошо понимая, что от неё идёт какая-то сила, которой нет среди его окружения. «Завладеть бы этой женщиной, подчинить бы своей воле, было то о чём я всю жизнь мечтал, - думал он, - везёт же дуракам и пьяницам». Себя же он считал не только умным, а просто гениальным, который отработал столько лет и ни разу не прокололся. Он набрал номер телефона, хотел услышать голос пахана, но сколько не звонил, абонент молчал, или он в дугу пьяный был, или с ним случилась беда.
А между тем пахан и его сообщник Иван Аляпов с завязанными глазами уезжали в город. Они так и не поняли, что приключилось с ними, и кто их прихватил. Только страх, безумный страх сковал всё их существо. А перед глазами сверкали огромные костры, на которых они жарились, издавая зловоние. Казалось, боль проникает в их нервную систему откуда-то из другого измерения. Огромные чудища приближаются близко, близко, облизываются, выдыхая из своих пастей смрад и нечистоты. Они склизкие, как медузы, расползаются и тут же собираются в тугие сгустки.
В камере, Настя, подумав, ввела Аляпову в вену не то чтобы нужное лекарство в таком случае, а наоборот. Внутренний голос ей приказал – вот это и только. И представьте себе, Петька перестал корчиться и открыл глаза. Он знал медперсонал внутренних войск.
- Настя, а ты как тут? – спросил он.
- Приехала у тебя взять анализ крови на ДНК, руководство МВД послало, хочет узнать кто ты? – ответила она тихо и спокойно.
- Я Аляпов Пётр Иванович - полковник милиции. Вчера ко мне приезжал батя с каким-то хлюстом, якобы тоже медиком, ввели мне в вену и помимо её какую-то гадость целый большой шприц, вот меня и заколотило. Я ему говорю, что я твой сын, а он на меня пялит страшные глаза и рычит.
Настя не ответила, она набрала полный шприц крови, слила её в специальный сосуд и плотно закрыла.
Пётр Аляпов потихоньку приходил в себя. Он успокоился, и, поглядывая на Маргулина, молчал. Потом всё же не выдержал, спросил:
- Я хотел бы знать через какое время будет готов анализ? Кто этим занимается конкретно?
Маргулин не ответил, промолчала и Настя.
- Так в чём всё же дело?- возмутился Аляпов. – Батя приехал, ввёл какую-то гадость, а вот теперь вы взяли анализ.
Алексей долго смотрел на Аляпова, потом не выдержал и сказал:
- В шляпе молодой человек. Письма ты рассылал? Вот мы и разбираемся. К тому же нужно знать, что тебе ввёл в кровь твой дражайший батенька. Вам всё понятно.
Маргулин отвёл в сторону начальника лагеря и шепнул ему на ухо:
- Больше к нему никого не пускайте, опасно. Он хранит в своей памяти много секретов. Его попытались убить, но что его спасло, ума не приложу. Тройную дозу сверхмощного яда он выдержал и не загнулся. Не было ещё случая, чтобы кто-то после его введения в кровь, выжил. Это единственный в практике случай.
- А вы откуда знаете? – спросил Клепанов.
- Я много читал, - улыбнулся Маргулин, - и при том, я - разведчик. Всего доброго, Юрий Владимирович. Настя, ты готова?
- Да, у меня всё, - ответила она.
Служебный катер лагеря вздрогнул и полетел на большую землю.
- Лёша, и это отец, я прямо поражаюсь. Не узнать сына, который кричит: «Папа, я твой». Это просто, что-то не то, - вздохнула Настя, - а всё же какой мерзавец батенька. Понимаешь, сам ввёл яд  в вену сына. Я только не пойму, почему он до сих пор жив?
- Видимо, небеса так распорядились, - сказал Алексей Маргулин. – Люди здесь уже бессильны что-то сделать. Вот я сколько потерял ребят в Чечне, но сам остался жив. Как мне дальше жить, я даже представить себе не могу. Вроде я и не виноват, а душа болит.

                Глава сорок первая

Приехав в город, Пётр Безматерных сразу обратился к подполковнику Зазулину. Он показал шарфик, которым была задушена его невеста Маша Сиротина. Они сидели вдвоём и долго думали. Шарфик лежал на столе, на котором было написано: Маше за любовь. Пётр.
- Слушай, - вдруг воскликнул Зазулин. Он был большой выдумщик на проказы.- Петя, а ты купи таких шарфиков штук двадцать, нарисуй буковки, и повесь Завирухину в кабинет на видное место. Он увидит, и я, думаю, вспомнит, что он сделал с твоей невестой. Идёт?
Горилла поднял глаза на подполковника: мол, зачем, и как я туда зайду? Да и надо ли это делать, ведь очень рискованно.
- А ты не волнуйся. Его секретарша - моя знакомая. Она любит хорошо одеваться, сходить в ресторан, пококетничать. А на это нужны деньги и немалые, - шмыгнув носом, как мальчишка, сказал Зазулин. – Я уверен, что у неё имеется ключ от его кабинета, хотя он и недоверчив. Но она -хитрая бестия. И своего не упустит. Я думаю сто долларов, чтобы повесить шарфик ей хватит.
- Сто баксов, не так уж и мало. Где я их заработаю? – сказал Безматерных. – Он же меня из своих сетей не выпустит живым.
- Не волнуйся, деньги найдём. Я сейчас пробегусь по магазинам города, поищу такие шарфики, или куплю материалу. А разрисовать – это твои проблемы.
Зазулин вызвал служебную машину и отправился на поиски нужного товара.  Ему сразу же повезло. Он увидел готовые шарфики, как раз такие, которые ему требовались. Поговорив с продавщицей, он затоварился, и вскоре Безматерных напечатал на них необходимые слова. Правда, на оригинале краска немного выцвела, и Петру пришлось потрудиться, чтобы всё соответствовало оригиналу.
Иван Зазулин пригласил секретаршу Завирухина в самый шикарный ресторан города, обсыпал её любезностями и намёками. И вскоре он заметил, что за ними следят две пары глаз. Это молодой мужчина и женщина. Он пожал секретарше руку, дескать, пошли, в машине я тебе всё объясню. Водитель Крышов и двое сотрудников в гражданской форме были начеку. Они стояли около дверей ресторана, ожидая своего начальника. Зазулин сунул руку в карман, дал сигнал опасности. Он, держа даму под локоть, как галантный мужчина, открыл дверь, косясь на этих двоих, которые тихо как бы незаметно, оставив на столе деньги, сошли вместе с ними. Они вышли и тут же спрятались за деревья, стоящие рядышком. Мужчина и женщина, выхватив пистолеты, заозирались вокруг. Мужчина зло прорычал, готовый к стрельбе:
- Сволочи, ушли. Видимо, пронюхали.
Увидев невдалеке машину, они бросились к ней. Ночь была тёмная и зловещая. На небе ни единой звёздочки не было видно. И как назло, машина, прикрытая тенью деревьев, стояла, отражая существо ночи. Секретарша, дрожа от страха, не издавала ни единого звука. Люди Зазулина включили мощные фонарики, направляя свет в глаза преследователям. Ослеплённые, не видя ничего, они открыли беспорядочную стрельбу из пистолетов, прыгали и вертелись, пока не споткнулись.
- Руки, - из-за дерева крикнул Зазулин, - бросай оружье, стреляем на поражение.
Первой бросила женщина. Она закричала:
- Не стреляйте, сдаюсь, и подняла руки.
Её напарник, изрыгая отборный мат, попытался её ударить, но был ранен в руку. И тоже бросил оружье, сгибаясь от боли. Он шипел и ругался, что всех передавит, если только будет свободен. Кто их послал, Зазулину было ясно. Отводить в камеру предварительного следствия было не резон. И их снова отправили в потайное место, чтобы ни одна собака не смогла взять их след.
- Что, Света, ты нам поможешь. За ценой мы не постоим, - сказал Зазулин секретарше Завирухина, - понимаешь, он мерзавец в молодости изнасиловал и задушил вот этим шарфиком невесту нашего друга Петра Безматерных. Он глумится над всеми нами. Да что тебе говорить! Я думаю, ты и сама догадываешься. Повесишь в его кабинет вот этот шарфик на самое видное место. Недавно был юбилей – двадцать лет, как совершил он первое преступление, обвинив своего друга Петра Безматерных в содеянном, подпоив его какой-то гадостью. Света, помоги. Двести баксов за то, что ты повесишь. Если он изорвёт или сожжёт его, установи вот эту маленькую камеру. Мы тебе купили чёрную одежду, крест и маску, чтобы он тебя не узнал. Камеры наблюдения у него стоят в кабинете?
- Ну, уж ты, Иван, загнул. За кем следить-то? За собой? – вздохнула секретарша. – Посторонний кто сунется,  узнает – не пощадит.
- Так ты же деньги зарабатываешь. Двести баксов – не малая сумма.
- Добавь ещё пятьдесят. Плата за риск.
- Хорошо. Вот сегодня когда он уйдёт и повесишь. Будь осторожна. Чтобы нас с тобой никто не видел из его людей, встречаться не будем. Я не хочу тебя подводить. Проверь у него в кабинете, нет ли камеры слежения, и если есть, снимай плёнку и заменяй на нашу. Мы сделали так, как будто ты проходишь сквозь кирпичную стену. Завтра, данные плёнки тебе доставят. Я позвоню, мой человек тебе доставит их. Прячь их надёжно, чтобы комар носа не подточил. У него везде глаза и уши.
Светлана Драницына  - тридцати трёх лет от роду, прекрасная на вид с милой мордашкой и ногами, идущими от ушей, незамужняя, умеющая ладить с начальством, была вне всякого подозрения у Завирухина. Она выполняла все его прихоти, кроме сексуальных. Могла налить ему и водочки и коньячку и сказать ласковое слово. Одним словом – не секретарша, а прямо сказать - клад. Генерал надеялся на неё, как на себя. Временами он выписывал ей безразмерные премии, гордился ею. Она, конечно, радовалась, что он к ней так относится, но хотела большего. Женское чутьё говорило ей, что он ведёт тайную от всех жизнь. С кем-то он встречается, решает денежные проблемы и так далее. Ей хотелось съездить на Канары, и там флиртануть с каким-нибудь крупным воротилой, чтобы купаться в шампанском и быть на высоте, и чтобы деньги прямо валялись под ногами, а пока не получалось, и она довольствовалась малым. Когда Завирухин ушёл, она вошла в кабинет, обшарила всё что смогла, но даже признаков камеры не обнаружила, повесив шарфик, где у него когда-то находился портрет Феликса Дзержинского, перекрестилась и вышла.
А на утро, когда он открыл свой кабинет, ему показалось, что в кабинете кто-то есть. Он осмотрелся и, увидев шарфик, побледнел. Кровь ударила в виски. Он схватился за сердце, хотел принять валидол, но лекарства не оказалось, так как на сердце он никогда не жаловался. И вот оно заколотилось. Боль пронизала всё его существо. Завирухин хотел вызвать секретаршу, но передумал. Вскоре немного отошло. Он взял шарфик, поднёс к губам. Ему почудилось, что он ощущает запах её тела. Потом сработала мысль: как он здесь оказался? Надо бы послать на экспертизу, но передумал: какой дурак оставит свои отпечатки. Немного успокоившись, он вышел во двор и щёлкнул зажигалкой. Шарфик вспыхнул. Он растоптал пепел и вошёл в кабинет. Секретарша, уткнувшись в свой компьютер, молчала.
Лицо генерала было тёмным, а что у него было в душе одному Богу известно. Но, тем не менее, он пытался держаться, как мужчина. Руки его слегка вздрагивали, ведь совсем недавно прошёл тот день, когда он двадцать лет тому назад задушил любимую девушку, которая не согласилась быть его невестой, а впоследствии и женой. Стерпеть он не мог, что душа Маши Сиротиной принадлежит не ему, а другому, который по его умственному понятию - не стоит её мизинца. Но, чтобы душой и телом она принадлежала кому-то, он вынести не мог. Двадцать лет прошло с той трагической минуты, когда он схватил её за длинную косу и пригнул к земле. Она вскрикнула от боли и произнесла его имя, которое просто взбесило  до предела Завирухина. Имя Пётр он вынести не мог. В этом человеке была недюжинная сила и душевная мощь, которой Завирухин боялся и страдал, прикрываясь дружескими чувствами к нему. Маша обладала необъяснимой  и какой-то нежной красотой, прекрасно пела, была обаятельна, молода и чувствительна. О такой женщине он думал с юных лет, мечтал и днём и ночью. Во сне он тешился с ней, нежно обнимал и целовал. Она отдавалась ему и пела: «Коля, Коля, Николаша на край света я с тобой». И когда он узнал, приехав после учёбы, что его Маша выходит замуж за человека, которого он ненавидит, в глазах у него потемнело. И вот тогда-то он решился на крайние меры. А день был прекрасный, светило яркое солнце. Все знакомые, увидев на нём мундир милиционера и две звёздочки на погонах, поздравляли его с успешным окончанием училища. Он, прямо сказать, цвёл от этих слов и думал, что все молодые девушки округи должны были пасть к его ногам. Этот день подсказывал ему хорошее будущее, быстрое продвижение по служебной лестнице и успех среди женщин. Но Боже, где же справедливость? Единственная красавица в округе, о которой он так мечтал, принадлежит не ему, а другому. Конечно, это было выше его душевных сил. Внутренний голос ему говорил: «Колька, ты самый красивый парень, и ты должен владеть не только этой девушкой, но и всем миром, потому что в тебе живёт и здравствует дух Тамерлана. А это уже вечность. И ты должен и обязан утвердить на этой бренной земле своё предназначение».
Этот шарфик напомнил ему, о том, что произошло в тот злополучный день, когда вокруг всё цвело и улыбалось, он получил отказ от той девушки, которую он в своей душе поднял до небес, выпестовал, вскормил и дал волю своим чувствам.
- Света, ко мне никто не заходил?- попытался он узнать хоть что-то, как появился этот шарфик у него в кабинете и на самом видном месте. – Мне сегодня нездоровиться.
- Нет. Я ничего не знаю, - ответила секретарша. – Ключ же от кабинета только у вас.
- Да, да, - промычал генерал, - что-то я не в себе.
Он долго думал, стараясь сдержать свои эмоции, кто мог подкинуть этот злополучный шарфик, ведь это была улика против Петра Безматерных, которую, обезумев от препарата, держал он в руках, и сейчас этот злополучный шарфик оказался в кабинете Завирухина. Что это такое?
«Неужели Бог наказывает меня, напомнив о том, что я уже давно забыл. Многие годы, занимаясь любовью с женщинами, я произносил слово Маша. Они вскакивали и начинали со мной браниться. Я вспоминал имя женщины, утешал её, как мог, - думал он, - узнаю, кто это сделал, разделаюсь на все сто. Кто бы это ни был: женщина или мужчина, посажу на кол. Мерзавцы!  Кто бы это мог сюда проникнуть, ведь ключи от кабинета только у меня».
Светлана вытащила из своего сейфа бутылку «Столичной» и произнесла со словами сочувствия:
- Николай Степанович, выпейте, легче будет. На вас лица нет. Так нельзя переживать. Что на службе завал?  Я не могу вас видеть в таком состоянии, ведь я люблю вас пуще своей жизни.
Она выдавила слезу, которая потекла по щеке, оставив след, на подкрашенном лице. Это участие секретарши произвело на него неизгладимый след. Он взял бутылку, налил полную кружку водки и с жаром выпил. Стало немного полегче, притупились воспоминания, и на их место выплыл образ Кати Лямовой, которая, как и Маша Сиротина была для него недосягаема. Он взялся за голову и задумался. Было обидно и больно, что к его ногам не падают умные и красивые женщины, а те с которыми он имел связь, по его расчётам были второго сорта.
- Николай, миленький, - ворковала секретарша. – Мне больно видеть тебя таким. Улыбнись и скажи мне что-нибудь весёлое, ведь ты так много знаешь разных побасенок. Пройдут тучки ненастья, и всё будет хорошо. Надо только верить.
- Да, да, Света. Я надеюсь. – Он подошёл, поцеловал её в сочные, накрашенные губы, улыбнулся хитроватой улыбкой и подумал:  «Не волнуйся, Светка - конфетка, мы ещё повоюем, поживём на широкую ногу, главное найти деньги да акции моего дружка, ему уже они не понадобятся. Курапин, где же твой тайник, неужели я  не найду твои денежки? Я уже отправил часть своих баксов за границу, где хочу обосноваться. Вот только найти бы: Гориллу, Игоря Тёмкина, да ещё эти двое пропали, что я посылал, чтобы убить Петьку Аляпова. Но куда пропали эти несчастные Загибуля и Аляпов, посланные мной, чтобы отправить на тот свет  нашего молодого мента, который решил выдать все криминальные секреты правосудию, если его не выпустят, так как его осудили не заслуженно, ведь он - не насильник и не убийца малолетних девочек, скорее всего сам пострадавший? Он просто не хотел вмешиваться в дела Атоса Зайчика, который предоставлял ему нужные материалы, чтобы разделаться с писателем Лямовым. Беда. Телефоны их молчат, и вот, как назло, этот шарфик ровно через двадцать лет появился. Неужели Петька Безматерных пришёл в себя. Он одним ударом снесёт мне полчерепа своей рученькой, и есть за что, но я его сразу проверю, если вытащили чип из его черепушки, я сразу замечу. Нет ещё таких специалистов, которые бы не оставляли следов. Это только в сказках, а в сказки я не верю».
И тут зазвонил сигнальный звонок, который был у них специально оборудован в тайнике, куда доступа никому не было. Звонок, конечно, был простенький и не обладал никакими свойствами, кроме как дать понять, что с ним хочет встретиться один из зомби – команды. Он сунул руку в карман и вытащил приборчик. На дисплее появилось имя Горилла. Он обрадовался этому сообщению, и на душе стало тепло и приятно.
«Наконец-то появился, - подумал он, - я уверен, скоро появятся и другие».
Он улыбнулся секретарше, подошёл, положил ей на плечо руку, заглянул в глаза. Она погладила его руку и снова прослезилась.
- Николай, я вижу, что у тебя всё хорошо, как я рада, - всхлипнула она, и стала усиленно гладить его руку и голову.
- Светунька, успокойся. У меня всё нормально. Я как был на коне с шашкой в руке, так и остался. Тучки ненастья уходят. – Он встал, снял милицейский мундир, принарядился в гражданский костюм, улыбнулся секретарше. – Я, наверное, сегодня не приду, дела. Что будет срочного, звони мне на мобильник.
Он налил себе ещё водки, поблагодарил секретаршу и ушел. А она быстро осмотрела себя в зеркало, обтёрла на щеках подтёки и улыбнулась, генерал ей поверил, значит всё в норме – можно жить. Драницына восстановила свой внешний вид и задумалась о своей жизни: пора бы и замуж, но где найти послушного мужика, который бы любил её и прощал бы все её женские шалости. Вот только заработать денежки и можно в омут с головой, но как открыть сердце для любви, ведь оно на замке с тех пор, как она поверила одному. И вот прошло уже несколько лет ожидания любви и счастья, но она никак не может понять, где сделала ошибку, и почему он её покинул, она делала всё, чтобы удержать парня, но не получилось. Светлана не хотела называть его имени. Его образ всегда был перед глазами. Завирухин набивался ей в любовники, но она сумела дипломатично ему отказать. Он был не против, и  настаивал на близости просто так для краснова словца, ведь у него и так была не одна женщина.
- Горилла, где был столько времени? – прорычал Завирухин, увидев Петра Безматерных. – Раздевайся, я проверю тебя. С Ольгой Маргулиной что сделал?
- Я раздавил ей груди и вволю над ней потешился, - ответил, не смущаясь, Горилла. А потом, сам знаешь.
- А где её дочка? – не унимался разъярённый генерал. Он подошёл, осмотрел голову, где был заложен нужный чипс. Свежего шрама не было, а старый был такой же, как и много лет назад. И он успокоился – значит, никто не разгадал его тайны. Подсознанием Гориллы владеет он и только он. Завирухин вытащил из кармана ключ, решил стереть всю информацию в голове, но передумал, видя, что Горилла ему верен, как никогда, - ты, что и с дочкой поступил так же, как с её мамой?
- Я работаю по вашей инструкции и только, - ответил Пётр Безматерных.
Завирухин для успокоения совести задал ещё несколько вопросов, но конкретного ответа не получил и успокоился окончательно. Горилла не вышел из состояния, которое создал ему генерал. Он до сих пор – зомби.
Старушка Богданова боялась, что её пациент расколется перед натиском Завирухина. Она вошла в его подсознание и руководила его поведением.
- Слушай, Горилла. – Он его никак не звал, как только по кличке из-за его большого роста и огромной силы. – Помнишь поездку, как мы искали преступницу Катьку, которая уничтожила нашего сотрудника полковника Петра Аляпова. Царство ему небесное. Так вот, она - эта бандитка до сих пор на свободе, а это недопустимо. Ты меня понял?
- С трудом, - ответил Пётр Безматерных и залопотал что-то несвязное. Потом он захохотал дико, показывая руками, как он будет давить своими ручищами её нежные груди, из которых может быть польётся молоко, ведь дети-то у неё хоть и подросли уже, но ещё и невелики..
У Завирухина померкло в глазах, не дай Бог попасться такому монстру в руки, уж он-то знает, что нужно сделать. Испарина вышла у генерала на лбу и щеках. Ему вдруг стало очень жарко, потом по всему телу прошёл озноб, хотя температура на улице была плюсовая. И он не выдержал, прорычал:
- Показывай свои художества на жертвах, только Катьку Лямову не трогай своими ручищами. Я с ней буду разбираться сам. Понял? А иначе я пускаю тебе пулю в твой пустой лоб.
На душе Петра Безматерных стало, как в жаровне. Он хотел задушить своего обидчика, но голос бабки Богдановой говорил ему: «Петя, рано. Терпи, ещё не время. Он может тебя пристрелить, да и его охрана начеку. Не успеешь вякнуть, пуля закроет тебе рот». Он молчал, но силы уже были на исходе. И чтобы себя не выдать, он закуролесил и ушёл в туалет.
«Сволочуга, - думал он, - добраться бы только до тебя. Уж я бы показал тебе, как давить женские груди – урод. Ничего святого у тебя нет и не было, такую девушку угробил, создал для себя группу зомби, которая проворачивает для тебя твои тёмные делишки, но недолго тебе владеть нашими душами осталось. Скоро для тебя нагрянет Божий суд, поверь мне. Он будет безжалостный, но справедливый. Ты заслужил это. Я достану тебя, клянусь перед Богом и Машей».
Он долго сидел в туалете, ждал, когда Завирухин уйдёт, и он останется один при своих интересах и думах. А думы были тяжелые и кровавые. Он представлял себе, как схватит своего «дружка» в объятия и как начнет тискать, сначала в полсилы, потом в полную, и как Завирухин будет крутиться и страдать в его руках. А он будет играть с ним, как кошка с мышкой, ведь генерал заслужил такую участь. «Пора, пора, - думал Безматерных, - я уже чувствую его в своих руках, принимаю. Это Божья кара, и скоро свершится праведный суд. Я просто балдею. Я вижу свою бывшую невесту Машу. Она одобряет мои будущие поступки. О, моя Маша, злой губитель разлучил нас. Теперь мы сведём с ним давнишние счеты. Я так на это надеюсь. Если Колька Завирухин не сумел меня расколоть, значит, всё будет в норме».

                Глава сорок вторая

Подполковник Зазулин не знал, что делать с преступниками, которых на территории его гаража стало уже очень много. Он боялся, что Завирухин нагрянет во главе ОМОН а, и его карты будут биты, ведь у генерала власть, связи. А до президента и генеральной прокуратуры далеко, далеко.
«Привезу ко я сюда писателя Лямова, - думал он, - парень он башковитый. За такое короткое время навёл страх на милицейский криминал. И как он сумел так быстро вжиться в роль начальника милиции такого большого города. Я просто не могу взять в толк. Специального образования нет, а поди ж ты все у него бегали по струнке и делали каждый своё дело. Пахан, как Завирухину удалось отмыть его – убийцу и насильника и привлечь в свой лагерь – ума не приложу. Да, у генерала талант. Тут уж с ним не поспоришь, пролезет сквозь игольное ушко. Загадит любого кто стоит на его пути, но и мы не хлебаем лаптем щи. Так, что, Иван, вперёд, ведь со мной писатель Лямов Василий Иванович, его жена Катя, бабка Богданова и много других».
Он вызвал Алексея Маргулина и сказал:
- Лёша, срочно вези сюда писателя Лямова. Он мне нужен, как воздух. Без него у меня что-то теряется в мыслях. Я не могу соображать так, как соображает он. Да к тому же у него кругом связи. Вот кто бы мог подумать, что он одним махом уничтожил банду грабителей инкассаторов. Ведь сейчас всё тихо. Завирухин не успел собрать новую, зная, что мы работаем жёстко, но в рамках закона. Если бы тогда бандиты генерала Курапина не открыли по нам огонь, можно бы избежать жертв, но они этого не сделали, и Василий Лямов отдал приказ стрелять на поражение. И вот результат.
- Когда ехать? – спросил Маргулин.
- Сегодня, прямо сейчас. Бери водителя Крышова и дуй. К вечеру, или завтра утром, он должен быть здесь. Это архи важно. Ведь он видел пахана в камере. Я хочу им устроить очную ставку. Загибуля  по указке Завирухина ездил на остров, чтобы отравить Петра Аляпова. Анализ ДНК на Петра Аляпова готов. Это истинно он, да и быть не могло. Катя своего Васю сумеет защитить. Сколько тысяч баксов она вбухала Сидоркину, чтобы спасти мужа. Леша, я горжусь такой женщиной. Как она ему верна, Боже! Ну, давай, давай шевелись, промедление – смерти подобно, как сказал Владимир Ульянов. – Он обнял Маргулина и сказал: - Мы оба ходим по острию ножа.
Алексей Маргулин обрадовался этой поездке. Он сильно соскучился по жене и маленькой дочке, быстро вызвал водителя, и машина, проглатывая расстояние, устремилась вдаль.
- Что, Лёшка, рад? – спросил водитель Крышов, - давно, давно ты не видал свою жёнку, да и дочку. Я думаю, они по тебе обе соскучились. Скоро, скоро эта встреча состоится, только бы не подвела машина и дорога, ведь несколько дней лил дождь. А дорога там о-ё-ё. Проморгал, и залетишь.
Но всё обошлось, и к обеду машина подкатила к дому бабки Богдановой. Ольга, жена Маргулина, гуляла по лесной тропинке, и, заметив машину, сначала испугалась: уж, не Завирухин ли прибыл со своим маньяком, который раздавил ей грудь. Но, увидев Алексея, бросилась к нему с криком:
- Маша, папка приехал.
Она повисла на его шее, и слёзы радости покатились из её глаз.
Обнимая и лаская её, он спросил:
- Ну, как здесь, Оля?
Она сквозь всхлипывания сказала:
- Хорошо, но только очень тревожно и скучно без тебя. Ты же не был не один месяц.
- Не плач, успокойся. Я ж только тебя люблю, и ни какой другой женщины мне не нужно. Понимаешь, дела. Я сбился с ног. То одно, то другое наворачивается. Вот опять меня направил Зазулин к писателю Лямову.
- А где он живёт? – спросила настороженно Ольга Маргулина.
- Так с вами живёт не Пётр Аляпов, а писатель Василий Лямов.
Ты чего ещё не в курсе?
- Нет. Я его зову Петя, да Петя. И он отзывается на это имя. Катя может и зовёт его Васей, но только без меня. Сюда прибыла с сыном внучка Анастасии Богдановой, Нина с маленьким Васькой. Петя и с ним нянчится, и называет его ласково – сынок. Она нутром почувствовала, что скоро к ней нагрянет Завирухин со своей зомби-командой, и сбежала. Как она сказала, что он ищет деньги Курапина, подозревая Нину в том, что она эти денежки прихватизировала. Нина – отменная девчонка.
На крыльцо вышел Лямов, Катя, Нина и Анастасия Ивановна. Они улыбались прибытию гостей.
- Василий Иванович, - подал руку Маргулин, - вас срочно просит к себе подполковник Зазулин. Мы должны к нему прибыть или сегодня вечером, или завтра утром.
- Лёша, ты не ошибся? Я же Пётр Иванович Аляпов, полковник милиции, - вздохнул Лямов.
- Всё. Гриф секретности можно снимать. Мы взяли ДНК у Аляпова.  Он разослал по всем инстанциям письма, что он не писатель Лямов, а начальник милиции Пётр Иванович Аляпов. Ему сначала не верили, но он пригрозил, что докажет фактами. У него на весь криминал города есть улики и документы. Ну и начались проверки. Завирухин послал, якобы комиссию с проверкой, а сами ввели ему смертельный яд. Он остался жив только благодаря тому, что в его крови обнаружен незнакомый препарат, который и встал на пути. А ввёл смертельный яд,  кто бы мог подумать,  да сам батенька Иван Петрович Аляпов, чтобы убить ненавистного Лямова, который по его словам у Петьки отобрал всё. Мерзавка Катька подговорила банду и его Петьку, то есть тебя Василий, она забила. Остальное, я думаю, не стоит вспоминать.
- Ясно, - вздохнул Лямов. – Мне, кажется, Завирухин вскоре появится здесь. Он намылил лыжи для прыжка за границу. Поэтому, он ищет Нину, якобы деньги Курапина у неё. Так что чем его встретим? У тебя здесь жена и дочь.
- Я подготовил бомбу три килограмма в тротиловом эквиваленте. Поставим на пути зомби-команде. Пётр Безматерных с ними поедет. Он придуривает, что ничего не понимает, а на самом деле парень что надо. Завирухин его одурманил, сделал из человека монстра, но бабка Богданова ввела его в норму.
- Знаю, знаю всё это, - сказал Лямов, - не повторяйся. Мойте руки и к столу. Грибница изумительная. Вот сколько времени её едим, и не надоедает. А грибов здесь – прорва. Всякие. Бабка у нас искусница на всё. Лёша, настоечки выпьешь? У нашей кормилицы она просто прелесть.
- Не откажусь, - улыбнулся Маргулин. – Я давно хотел с тобой выпить, да всё как-то не получалось. Василий, а ты молодец. Надо ж  руководить милицией всего города. Это не шутка.
- Мне помогала Катя. Она меня охраняла от всех напастей. У неё Божий дар и предвидение.
- Но всё же, всё же, решение-то принимал ты и никто другой.
- Понимаешь, Алексей. Для своего романа, я изучал криминалистику, чтобы вжиться в персонаж, право, и другие науки, да ещё меня мой «дружок» Петька натаскивал на это дело. Я за него две недели работал начальником милиции, ведь мы с ним как братья близнецы. Нас даже в школе путали, хотя мы с ним чужие. Вот всё это и помогло мне не шарахаться из стороны в сторону и быть на высоте. Да ещё,  я не один месяц был у него напобегушках. Он ждал, что я его прославлю на всю страну. А я написал то, что думал. И когда я выпустил роман о милиции, прототипом был, конечно, он. Петька заскрипел зубами и сердцах сказал: мол, где так настропалился. Ни одной ошибки, ни одной даже помарки. Шёл бы лучше в менты, а не в писатели, если ты такой умный. Я сколько лет учился этому.
Маргулин заулыбался, похлопал по плечу Лямова, вздохнул:
- Я вот офицер, разведчик, служил в Чечне. Многое повидал на своём пути, но такого не встречал. Ты Василий просто – уникум
- Да не я, Лёша. Это моя жена.
- Ладно, ладно не прибедняйся, пошли есть. Голоден, как волк.
Все помыли руки и чинно сели за стол. Бабка Богданова встала с поднятой в руке стопкой и, сверкая глазами, сказала:
- Моя семья увеличилась, как я рада. Я думаю, вы мою внучку не оставите в беде, когда я уйду в мир иной. Я уже стара, скоро Бог меня призовёт к себе, но одно моё желание, чтобы вы никогда не разлучались и помогали друг другу. Так легче выжить в это дикое время, когда золотой телец опутал наши сердца и души. Давай те выпьем за нашу дружбу – родные мои. Наступают суровые времена, Завирухин не успокаивается. Его энергетика направлена на нас. Я чувствую потоки злобы и грязи, идущие в моё подсознание. Катя и её муж Василий находятся на острие не ножа, а огромной иглы, идущей от его уродливого гнева. Он собирает силы, чтобы прибыть сюда во всем торжестве и величье. Уже подготовил материалы, чтобы нас всех вместе живущих здесь арестовать. Копии документов, он уже отправил в Москву по своим каналам. Катя за убийство своего мужа Петра находится в розыске. Он не знает, что Василий жив. Какое примем решение, мои родственнички. Я слаба в законах России. Для меня суд Божий - превыше.
- Ещё думаем, - ответил за всех Лямов, - под вечер я уезжаю в город для приёма решений.
- А что, мы останемся одни: женщины и дети? – спросила Катя.
    - С вами останется Алексей Маргулин. Он должен побыть с семьёй. Я беру все права в свои руки. Правда, тайно. Мне на свет общества выходить пока очень опасно. Вот записка Зазулина. Он приказал мне на время залечь, и не высовываться.
- Лёша, - обрадовалась жена Ольга. - Тебе даётся шанс побыть с семьёй. Не пренебрегай этим случаем. Я так соскучилась, Лёша.
На её щеке появилась лёгкая слезинка счастья. Она улыбнулась всем, и положила голову на плечо мужа.
- Алексей, пошли. У меня к тебе есть дело. Возьми у водителя ключи от машины. Мы немного прокатимся. Василий, бензину хватит? - обратился он к водителю Крышову. – Мы немного отъедем. Прошвырнёмся по лесу.
Он не сказал зачем, но все и так догадались. Лямов расправил свои крылья. Его мозг работал как электронные часы. Сам сел за руль, и машина тронулась по бездорожью назад к городу. Проехав где-то километров пятьдесят, он остановился, осмотрел площадку и сказал:
- Вот здесь заложишь свою бомбу. Допустить, чтобы этот монстр добрался до наших жён и детей со своими зомби недопустимо. Ты знаешь, что они могут выкинуть? Я представляю.
Алексей молчал, следуя указанием Лямова. Они отошли в сторону метров на двести, где должна быть общая могила для зомби Завирухина. Лямов вывел Маргулина к топкому болоту, куда соваться очень опасно. Он взял в руки длинную жердь, чтобы измерить глубину, но дна так и не достиг и улыбнулся, дескать, вот здесь и скроем свои преступления, даже останки машины можно похоронить. Болото скроет всё.
Из трясины запахло газом, который вдруг прорвался из глубины по основанию жерди, зашевелилась зелёная ряска топи. Вдалеке, будто человеческим голосом, проворковал филин, напоминая людям, кто хозяин этих мест, да чёрный ворон заявил о своём присутствии раздражительным карканьем.
- Василий, ты думаешь рвануть их и концы в воду? А там Пётр Безматерных, которому бабушка восстановила память и разум. Он-то как? Мне его жаль, - сказал, задумавшись Маргулин.
- Привезите его сюда, чтобы никто не знал. Он должен здесь попроситься, чтобы сходить побольшому. И когда он отойдёт, замкните концы проводов. Вот и всё. Я пришлю тебе сюда машину, чтобы не ходить тебе пешком, не терять попусту время, а тратить его с пользой. Сюда, как я думаю, никто не появится. На всякий случай машину прячь вон в тот перелесок. А пока наслаждайся жизнью. Может быть, я сам привезу сюда Гориллу, надо показать ему это место, иначе гибели его не избежать. Жаль будет потерять парня, ведь он, находясь в таком состоянии, ничего хорошего не видел. Наруби на всякий случай жердей, топор и лопата для тебя будет в машине. Надо тщательно подготовиться для приёма важных гостей. Дома ничего не говори. Это тайна. Хотя бабка и моя Катя, да и Нина очень прозорливы, но мелочей они не увидят. Да и зачем им всё знать. Надо беречь женские чувства.
- Яму-то глубокую копать? – проговорил Маргулин.
- Лёша, какую яму, трясина всё скроет.
- Ох, ошибся. Я ведь воевал в Чечне, родился на возвышенности, у нас не было болот. А что нам за это будет?
- Кроме Божьего суда нам ничего не грозит. Я уже был на том свете. Меня туда загнал Завирухин, но моя жена вытащила оттуда. И теперь я уже ничего не боюсь.
- Ясно, - почесал в затылке Алексей. – Мне тоже боятся нечего. Зазулина посвящать в это мероприятие? Он обидится.
- Я думаю можно ему напомнить, но принимать его в это участье не стоит. Это наши проблемы. И решим мы их сами.
«Вася, Вася,- услышал он голос жены Кати, - Завирухин должен быть уничтожен, поблажек давать ему нельзя, не тот случай. Уж вы с Лёшей постарайтесь».
«Успокойся Катюша, всё будет нормально» - подумал он.
Где-то к вечеру машина выехала в город. Преодолевая водные преграды и плохую дорогу, она двигалась очень медленно, но всёже к ночи прибыла и прямо под белые ручки подполковника Зазулина, который ждал их с нетерпением, находясь у себя в гараже. Лямов и Зазулин обнялись.
- Жив, бродяга. Ну, слава Богу. С того свету вытащили тебя. Как я рад. Пойдём, посмотрим на этого проклятущего авторитета, который хотел сделать тебя Машкой. Загляни ему в глаза. Может для писателя, что и пригодится. Труслив мерзавец, но злобный как волк. Был бы он в силе, разодрал бы нас на мелкие части.
- Да, мне кажется, он такой.
- Вот и побеседуй с ним. Не стесняйся в методах, ведь он шёл на всё. Кстати можешь побеседовать и с Иваном Аляповым. Говори, что Петька мёртв. Ты угробил своего сына. Можешь признаться, что ты Василий Лямов, как он отреагирует. Для писателя – это важно.
Лямов сосредоточился, придумывая вопросы, которые он задаст пахану. Его ввели. Он осмотрел всех присутствующих, долго смотрел на Лямова, не произнося ни одного слова, потом опустил свой взор, как будто не узнал. Василий подошёл, взял его за подбородок, прошипел сквозь зубы:
- Узнал?
Загибуля отрицательно покачал головой: мол, не знаю, не ведаю, с кем имею дело. И тогда Лямов не выдержал и со всей силы, на что он был способен, ударил его поддых. Пахан, хватая ртом воздух, отлетел в сторону и выдохнул:
  - Вы не знаете генерала Завирухина. Он придёт сюда и разберётся с вами. Он…
 Голос его притих от нового удара, но уже по печени, потом по лицу. Сбросив дурную энергию, Лямов немного успокоился. Зазулин смотрел и молчал. Степан Загибуля лежал почти без движения, потом зашевелился и выдохнул:
- Я расскажу всё о генерале Завирухине.
И когда записали его показание, и он расписался. Это уже было его второе признание, первое было в лесу.
 Лямов сказал:
- Введите мне Аляпова. Я хочу посмотреть в его глаза.
- Петя, ты? – в недоумении спросил Иван Аляпов. – Я ж тебя похоронил собственными руками.
Лямов молчал. Ему было жаль пожилого мужика, но чувство мести взяло верх.
- Ты за что мне ввёл смертельную дозу яда? – спросил Василий.
- Я не тебе ввёл, а Лямову, который, наверное, уже здох там, на острове, - ответил Аляпов и тоже понурил голову.
- Этот тип тебя заставил? - указал Лямов належащего в самом углу гаража Загибулю, который якобы,  не проявляя интересу к разговорам, исподлобья  смотрел на него настороженно и со страхом, скрипя зубами не то от злости, не то от боли.
Он вспомнил всё, что было в ту ночь, когда генерал Завирухин приказал ему совершить глумление почти над бездыханным телом мужчины, утверждая его в том что это сделать необходимо, ведь перед ним злостный мерзавец, который нарушил этику мента.
- Как его фамилия, Аляпов? – спросил Лямов.
- Убей, не знаю. Он мне представился соседом с верхнего этажа, недавно заселившийся. Его фамилия не то Волков, не то ещё как. Я был с дикого похмелья, у меня трещала голова, а он подошёл ко мне с душой, опохмелил, и мне стало хорошо. Потом у меня в кармане оказалось письмо Васьки Лямова. Его тон мне очень не понравился. Волков же и тут вошёл в моё положение. Он помог мне, отвёз на этот остров и дал шприц с какой-то жидкостью: мол, мерзавец Лямов будет долго мучиться, потом издохнет, как собака. Врачи не узнают, что введено ему.
- Ну, так вот дорогой мой, батенька. Я не твой сын. Я Василий Лямов. Своего сынка Петьку ты отправил в мир иной своей собственной рукой. Это был заговор против его, и смертельный приговор ты вынес своему сыну. Ведь он много знал о городском криминале, хотел помочь следственным органам, а ты его убрал.
- Не верю, - заверещал Иван Аляпов. – Петька, не мути мне голову. У меня скоро крыша съедет.
- Хорошо Иван Петрович. Этот деятель сейчас заговорит своим языком, ведь он ещё совсем недавно в лагере был паханом, но, видимо, его оттуда вытащил Завирухин, чтобы творить здесь тёмные делишки. Степан, так ведь?
Загибуля молчал, тупо смотрел в потолок и снисходительно улыбался: мол, что вы можете – козявки, придёт Завирухин и всё расставит по своим местам, а вы будете, как собаки юлить перед ним хвостами. Лямов встал, подошёл, взял за подбородок, тряхнул, что было силы, потом не кулаком, а ладошкой ударил ему по лицу. Степан, запрокинув длинные ноги, упал. Он даже подумать не мог, что кто-то поднимет на него руку. Но это случилось. И он никак не мог взять в толк, как себя вести с писателем, который по какой-то невероятной случайности остался жив, ведь если бы не сокамерник Веселов, который подставил своё плечо Лямову, когда он умирал, и часы его были уже сочтены – всё было бы иначе. Не был бы в таком плачевном состоянии Степан Загибуля.
- Видно тебе, Вася, урок Завирухина не дал ничего. А я не успел тогда потешиться с моими дружками, - процедил сквозь зубы Загибуля, чувствуя, что живым ему отсюда не уйти. – Я думаю, что мы с тобой ещё встретимся.
- Зря надеешься Загибуля. Ты отсюда уже не уйдёшь. С Завирухиным я тебе не позволю связаться. Иван Петрович, вы поняли кто я, - сказал Василий Лямов, - Степан Загибуля – бандит и убийца к тому же ещё и насильник, который помог вам избавиться от собственного сына. Мне жаль вас. Я приношу вам глубокое соболезнование, и если бы не он и генерал Завирухин в скором времени Петька был бы на свободе. Я отдаю этого мерзавца на ваш суд. Охранник, сними с Аляпова наручники. Пусть он потешиться, хоть чем-то возьмет своё. Да, кстати, Степан, как там мой спаситель Веселов?
- Мы его сделали того, тоесть, ну сам знаешь, Он угробил троих наших во сне, затем хотел и меня, но не успел, я проснулся. И он вскрыл себе вены, - ответил Загибуля.
- За что вы его так? – спросил Лямов.
- Сам знаешь за что.
- Иван Аляпов, я предоставляю вам сделать Загибуле того, что они сделали с моим спасителем – это почётное для тебя дело. Понимаешь, самого пахана облагородить, - усмехнулся Василий. – Мы отвернёмся. Действуй.
- Только не это, - заверещал Загибуля. – Лучше смерть.
- Ну, соседушка – Владимир Волков. Я думаю долги нужно возвращать, - тихонечко сказал Аляпов, и стал снимать свои брюки. Загибуля начал сопротивляться. И тогда, собравшись с силой Иван ударил Загибулю в челюсть. Тот отлетел в сторону. Потом, подойдя ещё ближе, начал ногами бить, изгибающее от боли тело и со скрежетом зубов выдавливал из себя: - Это тебе за Петьку, моего сынка, это тебе за меня, а это за всех тех, кому ты причинил боль и страдание.
Иван Аляпов истязал своего врага до тех пор пока не выдохся. Загибуля едва дышал. Он моргал глазами, хотел что-то сказать и не мог. Иван всё же сделал то, что ему приказали. Подполковник Зазулин не мешал экзекуции. Загибулю облили холодной водой. Он зашевелился, посмотрел на Лямова и вздохнул:
- Жаль, что я не сумел сделать тебе того... Может быть, перешла бы ко мне твоя сила и твой талант.
- Иван, тебе он нужен? – обратился Лямов к Зазулину.
- Нет. После таких побоев он вряд ли долго протянет. И как он будет вести себя на суде, ведь у него считай всё отбито. Иван постарался на славу.
- Степан, говорить будешь? – спросил Лямов. – Если будешь? Значит, будешь жить. Нет! Закопаем тебя живьём. Будешь с нами сотрудничать, сейчас вызовем врачей, они тебя поставят на ноги, выбирай, или Завирухин со своей зомби – командой, или твоя молодая жизнь – другого, не дано.   Вот брезент, в который ты будешь завёрнут и закопан. Сейчас придут люди и совершат нужный обряд твоего исчезновения с этой земли. Могила для тебя слишком высоко, а вот болотная трясина, где будут покоиться твои поганые кости,  это - то, что ты заслужил. Жить на этой земле, как и Завирухин, ты не должен – это противоестественно. Его ждёт та же участь, что и тебя, он не выйдет из наших тисков, в которые попал.
- Забираешь этого бандита? – спросил Зазулин. – Закопайте его где-нибудь в лесу, если он не хочет с нами сотрудничать.
- Конечно, - улыбнулся Лямов. – Мы найдём способ, как его отправить на тот свет.
- Мне не жить, - прошепелявил разбитыми губами Загибуля. – Такой позор, что вы со мной учинили, я не выдержу. Ванька, добей меня. Ну, что тебе стоит? Ты стал таким же бандитом, как и я. Самого пахана того.
Он говорить уже не мог, и Лямов сказал, обращаясь к Зазулину:
- Иван, я думаю, хватит над ним потешаться. Это просто омерзительно, вызови врача Пышкина пусть и приведёт его в порядок, наверное, скоро выпустят и Петьку – вот пусть они и разбираются между собой. У меня есть сарай, там до прибытия ещё одного уркагана их и поселим. Завирухин их там не найдёт. Идёт?
- Я согласен. Пусть они сами разберутся кто из них кто. Это будет Божий суд. Стоит ли нам о них руки пачкать.
Загибулю обмыли, привели в порядок и вместе с Аляповым отвезли на новоё место жительства
Зазулин вздохнул с облегчением:
- От двоих негодяев я избавился. Василий, они на твоей совести. Сарай-то у тебя большой?
- Для всех найдётся место, - улыбнулся Лямов, - леса наши и болота необъятные. Так что милости прошу кто в этом нуждается.

                Глава сорок третья

Встреча Галины Черкасовой и Федьки Новикова состоялась в четверг, ровно в полдень. Комната свиданий, куда выпустили узника, напоминала Галине гараж, где произошло то страшное для неё событие, которое перевернуло её жизнь. Она с содроганием вспоминает те минуты, когда трое молодых парней в масках изгалялись над её телом и душой. Правда, комната была другая, но ей казалось, что она именно такая. У Галины по телу пошёл холодок. Она подняла глаза и увидела надменное слегка вздрагивающее лицо. В тюремной робе он был жалок и не вызывал у девушки ничего кроме отвращения и гадливости Узкие плечи и широкий зад напоминали ей что-то брезгливое и мерзкое. А глаза, блуждающие за короткими ресничками, плутовато поблескивали. Нос же  картошкой и толстые губы, видимо разбитые недавно кем-то из сокамерников, вводили девушку прямо сказать в шок. Он подошёл, улыбнулся ей взял её за нежный подбородок и заглянул в глаза.
- С чем пожаловала, моя принцесса, в столь мрачные пенаты? – спросил он, - тебе, наверное, понравилось как мы тебя трахнули, но жаль, друзей моих сейчас рядышком нет, а один я не смогу тебе доставить столь ожидаемый кайф. Понимаешь, в этом деле я стал за последнее время очень слаб. Так что зря ты сюда приехала. Кажись, тебя Мишка бросил.  И правильно сделал. Кому нужна наркоманка, да ещё и хором трахнутая. Уж больно ты любила повыделываться – вот и получила своё.
- Федька, сколько ж в тебе злости, Боже! Ты так и не раскаялся за содеянное? – вздохнула Черкасова, - жаль мальчик. Чем же я тебя так прогневила?
Она повела точёным бедром, оголила руки, на которых не было и следов наркомании. Новиков, схватившись за голову, воскликнул:
- Этого не может быть! Я сам ввёл тебе усиленную дозу героина. Ты что ведьма? После такой дозы к нормальной жизни возвратиться нельзя. Что с тобой, ты вся сияешь? А я загибаюсь в этой тюряге.
Черкасова улыбнулась и сказала:
- По заслугам каждый награждён. Федя, а я замуж выхожу. Воронин мне сделал предложение. Приходи и ты на свадьбу. Погуляем.
- За этим ты и пришла сюда?
- Конечно, Федя.
- Не бывать этому, пока я жив. Я убью тебя, а Мишке ты не достанешься.
Он подбежал к ней, пытался схватить за глотку, но Галинка вцепилась ему в лицо, и он, теряя силы, медленно рухнул на кровать. Катино снадобье сработало мгновенно. И надзиратель, следя за этой сценой, так и не понял, откуда у такой слабой и милой женщины столько силы. Он зашёл в комнату, посмотрел, жив ли зэк, и всё с ним нормально, спросил у Галины, мол, в чём дело?
- Вспомнил старое и хотел меня задушить, - ответила Черкасова.
- Ты что, не верна ему была?
- Да как сказать! Не было у нас любви.
- Сейчас-то куда? Уж больно ты красива.
- К маме.
Она стала одеваться и вскоре вышла за пределы лагеря. Михаил Воронин её уже ждал. Он взглянул ей в лицо и догадался, что его Галька свела с обидчиком давние счёты, и теперь её уже больше ничего не тревожит и можно готовиться к свадьбе. Он подумал, что, когда заживут у Федьки царапины на лице, он вспомнит Галину и будет маяться от боли, но успокоения не будет. Так он завершит свой жизненный путь на этой бренной для него земле, где он хотел жить, так как ему хотелось, но удача отвернулась от него.
               
                Глава сорок четвёртая
 
Устав от безумной гонки скрывать всё, чем он владел, генерал Завирухин жаждал одного – денег. Но они давались с трудом и с кровью, а значит и новыми провалами. Ему хотелось возобновить свой бизнес на крови, тоесть ограбление инкассаторов, чтобы как-то замести те следы, которые со смертью Курапина обнажились и стали очень заметны, хотя он и применял все усилия, чтобы как-то отвести надвигающую на него грозу, но то тут, то там, он слышал намёки, не придавать значения которым, было очень рискованно. К тому же вот уже шестой шарфик он сжигает от своей зажигалки, но шарфики появляются вновь и вновь. Он решил установить камеру слежения в своём кабинете, и что же он увидел, вынув плёнку. На плёнке явственно появилась женщина вся в чёрном, и с крестом в руке, которая без задержки проходит сквозь стену и вешает шарфик на видное место. Завирухину показалось, что это именно Маша Сиротина напоминает ему всё то, что произошло двадцать лет назад. Увидев это, он упал без сознания. Вошедшая в его кабинет, секретарша, скривив рот в улыбку, криво усмехнулась: мол, ай, да Иван и тут обхитрил старого лиса, ведь, заметив камеру слежения, секретарша порядочно струхнула. И тогда Иван Зазулин усмехнулся:
- Светуня, не волнуйся. Знаешь, где стоит его камера?
- Знаю. А что толку. Она же всё фиксирует.
- Мы об этом с одним человеком подумали. Ты приди заранее и замени плёнку.
- Да я ж, не знаю её устройства.
- Такая? – вытащив из кармана камеру,- спросил Зазулин. – Она может быть с номером, так лучше не испытывать счастья. Смотри, Света. Она раскрывается вот так. Вытаскиваешь его плёнку, ставишь нашу. Работай в перчатках, чтобы не оставить отпечатков.
И у них всё получилось. Сработала та струнка души, на которую они надавили. Весь в холодном поту, держась обеими руками за сердце, Завирухин завыл, не стесняясь секретарши:
- Светка, как попадают сюда эти шарфики? Я больше не могу. Я их сжигаю, а они появляются и появляются вновь. Что это, мистика, или моё наказание?
Драницына развела руками, дескать, откуда мне знать. Я человек маленький. Ни одна жилка не дрогнула на её лице. И Завирухин подумал:
«Секретарша верна мне, как сторожевая собака. Кому ещё верить, как не секретарше»?
Озноб не проходил. Он прокручивал в мозгу картинку плёнки, и ему было страшно да так, что не находил себе места.
«Рвать, рвать отсюда, - била мысль. – Вот только бы завладеть деньгами Курапина и Катькой. Всё было бы нормально. Я ещё не так плох. Катька может меня полюбить, тем более, она сейчас вдова. Её Ваську, я уханькал, но она, конечно, этого не знает. Горилле прикажу, чтобы он всех придушил. Я, выскочив из-за угла, его пристрелю, когда он будет её душить, и тем самым войду в её доверье. Горилла зверь, каких поискать. Дружок мой, деревни рядышком. Бежать, бежать нельзя медлить. Я ещё довольно молод, чтобы здесь окочуриться. А там свобода. Семью брать не стоит, будет новая. Катька будет рожать мне детишек. Ох, уж эта Катька! Сначала я хотел потешиться над ней, а потом подумал: Колька, где ты лучше найдёшь? Да для тебя она просто - клад: и красавица, и хозяйка, денежек у неё ой, ой. А что мне ещё нужно? Значит завтра в путь – опять в леса искать эту проклятущую бабку, у которой скрываются женщины с детьми. Вот уж сколько времени я не могу до них добраться. Они, как заворожённые. Ох, Степан Загибуля куда-то пропал. Это неспроста. Кто-то усиленно загоняет меня в капкан. Мои люди теряются. Их нигде нет, зато Зазуля цветёт и пахнет, потирает руки, когда наденут на меня наручники. Врёшь, дружок, Колька Завирухин ещё довольно силён и крепок. Зубки ты свои сломаешь об меня – это уж точно. Не дамся я тебе Ванька. Слаб ты в поджилках, чтобы заломать Кольку Завирухина. Улечу я с Катькой в ту степь и заживу на все сто. Бросок будет, вот только бы повезло. Эх, Колька, Колька всю жизнь тебе везло. Неужели не повезёт и сейчас. Главное, чтобы не разнюхал Ванька Зазулин, беды с ним не оберёшься. Может быть, Гориллу оставить в живых, одену ему на шею строгий ошейник и буду его водить, зарабатывая на этом деньги. А убьёшь, что толку? С плохой овцы, хоть шерсти клот, да и защита мне большая. Он предан мне больше чем собака».
И тут ему показалось, что он слышит стон Маши, и видит её синие глаза, наполненные болью и ненавистью. И снова озноб идёт по всему телу. Он подходит к шифоньеру, снимает мундир генерала, одевает гражданский костюм и выходит из кабинета. В гараже берёт служебный «Уазик» и звонит по мобильнику. Где-то через час, его группа выезжает на поиски дома Анастасии Богдановой. Дорога трудная: рытвины, да ухабы плюс непрекращающиеся дожди, которые расквасили верхний слой земли. Мотор выл, машина часто буксовала. Даже включённый передний привод мало помогал. Горилла или Пётр Безматерных сидел и зорко смотрел в окно, чтобы не пропустить то место, где он должен попроситься, чтобы оправиться. Два дня назад его привёз сюда сам Василий Лямов и показал это место, и сейчас Горилла волновался, боясь выявить на лице свои эмоции. Дорога петляла между столетних деревьев. Лес был глухой и тёмный. Солнечный луч не проникал сквозь мощную крону еловых иголок. Пора бы уже и остановиться где-то на пригорке, перевести дух, так как Завирухин уже взмок. Пот мелкими ручейками струился по его лицу, застилая глаза, но он не замечал ничего кроме дороги.
«Лети, лети к своей смерти, - подумал Пётр Безматерных, - сейчас я сведу с тобой свои счёты».
В душе он улыбался, но ни одна жилка не дрожала на его лице.
- Сейчас мы позабавимся, - шептал он своему соседу зомби-Кролику, который мрачновато смотрел на лес, не понимая зачем его куда-то везут, и что он должен делать там. Правда, в руках он держал ружейный обрез, автомат и пистолет был только у Завирухина, остальные были вооружены кто  чем: обрезом, ножом, а то и просто металлическим прутом.- Девочки там - во! Есть разгуляться,  где на воле.
- Горилла, - вздохнул Завирухин, услышав шёпот Петра Безматерных. – Твоя задача давить этих неженок своими ручищами. Ты только на это и способен.
- Да, уж постараюсь. Не в первой, - отреагировал Пётр. – Я тебя никогда не подводил, делал всё, что желал мой господин.
От этих ласкающих душу и слух слов, у генерала запершило в горле. Он поперхнулся и улыбнулся, дескать, как хорошо жить на свете, когда человек в чести и при деньгах. А усталость уже брала за горло, но он не хотел показывать свою слабость перед зомби-командой, которая глупо улыбалась. И тут Безматерных увидел метку, оставленную Лямовым, схватился за живот и простонал:
- Ой, не могу. Живот. Сейчас напущу в штаны.
Завирухин резко остановил машину, заглянул в глаза Горилле и, увидев неподдельную в глазах боль, открыл дверцу и рявкнул:
- Засранец, не держится! Пшёл прочь.
Держась обеими руками за живот, Безматерных наконец-то достиг углубления и залёг. Секунды бежали словно часы.
«Неужели их нет? – думал он, обливаясь холодным потом, - ведь должны же они тут быть».
Мощный взрыв прогремел на всю округу. Машину разнесло на куски. Вышедший из кабины до взрыва, чтобы подышать свежим воздухом, генерал Завирухин отлетел на несколько метров. От смерти его спасли деревья, где, обливаясь потом, он мочился. Он не понял, что произошло, схватился было за автомат, но руки были прижаты сучьями. Срезанное взрывом дерево прижало его к земле так, что он не мог пошевелиться. У генерала пронеслась шальная мысль, что, может быть, уцелел Горилла, который непременно придёт ему на помощь. И он пришёл. Усмехнувшись, забрал у него автомат, обшарил карманы, вытащил пистолет, нож и ещё кой какое газовое оружье, которое Завирухин применял против своей зомби-команды, если он замечал что-то не подвластное ему.
- Ну, что Колька, ведь мы друзья – не правда ли? – улыбнулся  Пётр Безматерных, вынимая из кармана шарфик. – Поэтому ты должен заплатить мне должок за мою невесту Машу, за меня и за всё, что ты натворил в жизни. Отныне, я твой судья.
Из-за деревьев вышли Василий Лямов и Алексей Маргулин. На их лицах было торжество победы. Было только разочарованье, что они выполняют не свойственную им работу, очищают общество от вредителей. А Маргулин к тому же был с бензопилой. Он быстро отрезал сучья, освободил Завирухина из плена, который, охая, поднялся и, осмотрев всех жалким взглядом, выдавил из себя:
- Я пожил на этой бренной земле и кажется неплохо. Теперь и умереть можно. Лямов, ты что жив? Не верю! После таких побоев не живут. Видать тебя выходила жена. Ох, уж эта Катька! От неё одни беды. У Петьки Аляпова съехала крыша, да и есть за что.
- Слушай ты философ, за что ты меня хотел в гроб загнать? – подойдя к Завирухину, спросил Лямов. – Неужели я так перед тобой провинился?
Генерал молчал, хмуро поглядывая на людей,  не мог понять, что его песенка уже спета, но он шёл по наклонной, что его спасут, как было не раз, когда он попадал в западню. Верные ему люди, прихватив его зомби-команду, появлялись вовремя и в нужном месте, а вот сейчас ему кажется, не повезло, и ждать помощи неоткуда. Молодые мужики смотрели на него с ненавистью и презрением.
- Ты вроде Лёшка Маргулин, - вздохнул Завирухин, - кто ж тебя спас там на болоте? Классическая была для тебя пытка – моё распоряжение.
- На выдумки ты молодец генерал. У тебя дьявольский расклад ума. – Алексей подошёл, взял за подбородок генерала и резко ударил его по животу. Завирухин согнулся. Удар был настолько силён, что он не мог продохнуть воздух. – Что, не нравится? Я думаю, это для тебя мой генерал пользительно.
- Кто в банке вам дал информацию об инкассаторах? – спросил Лямов. – Если скажешь, у тебя будет шанс выжить, а так через несколько минут ты будешь в этой трясине бултыхаться.
У Завирухина засветилась в глазах надежда. Он взглянул на Лямова с подозрением, но тот был холоден и беспристрастен, будто каменная глыба на берегу небольшой речки, которая, сверкая и искрясь, бежала между камешков. Брызги от неё летели в сторону чудным фейерверком.
- В банке Москвы работает моя незаконно рожденная дочка Женька Самарина. За информацию ей  платили мы часть денег.
- Каким путём она вам сообщала?
- У нас был разработан специальный код, по которому мы уже знали, что и как. Она посылала мне на мобильник этот сигнал, я его пересылал Курапину, он собирал группу захвата и выезжал на место, но последний раз у нас произошла осечка. Каким-то путём ты Лямов разгадал наше намеренье и раздавил  группу, которая в течении нескольких лет была недосягаемой для правоохранительной службы. Ты – безграмотный идиот поднял на нас свою руку. Шесть миллионов баксов мы потеряли, плюс людей. Какого? Ты выбил у нас почву из под ног, чтобы нормально жить и дышать в полную грудь. Ещё бы немного и мы бы прекратили свою деятельность, но ты Васька нам помешал.
- За это ты меня и отправил на тот свет.
- Да. Но, видимо, не получилось. Наш хирург Вяточким сделал тебе операцию, а Катька тебя вытащила из могилы. Ведьма она у тебя Лямов. Бросай ты её пока не поздно.
- Заткнись генерал. Это моё дело. Пётр скажи, что тебе сказал Завирухин, - обратился Лямов к Безматерных. – Пусть все услышат его мысли и надежды.
- Горилла, молчи, - заревел генерал. – Я тебя воспитал, я тебя и убью. - Он начал шарить своими пальцами и за ниточку вытащил какой-то приборчик типа сигнализации на машину. – Ну, Петька – дружок, ты мне надоел. Сейчас твоя медная башка разлетится, и выльется на эту травушку твой дурной предательский мозг, ведь он уже ни на что не способен, отслужил свой век, пора ему и на покой. Я так хочу этого. Ты должен уйти вместе с моей зомби-командой в небытьё. Я хотел создать армию зомби, но денег у меня маловато. Не хватало несколько миллиончиков баксов, и я бы создал сеть фармацевтических предприятий по выпуску препарата, который делает из людей настоящих воинов без страха, не чувствующих боли, что мне и нужно было, и весь мир был бы у моих ног, что завещал мне дух Тамерлана. Но какой-то недоучка Лямов со своей шайкой выскочек всё испортил. И это очень печально. Народ нужно держать в ежовых рукавицах. Для осуществления своей мечты мне нужна Катька Лямова, бабка Богданова и её внучка Нинка, но они все служат тебе Васька. Понял я это очень поздно. Петька, помнишь, в третьем классе, когда меня девчонки били и всячески обзывались. Я встал и сказал в открытую, что сегодня на улице деревни я видел хана Тамерлана, который сказал мне всю правду. Он был на коне, и у него свешивалась длинная сабля. Тугой лук и полный колчан стрел. Так вот, что мне тогда сказал: ты будешь великий, как я, потому что в тебе течёт моя кровь. Мой дух витает вокруг тебя, прикоснись к древности. Для тебя я сделал всё - ровно шестьсот лет назад. На моей гробнице написано «Не вскрывать, будет война». Не послушались, вскрыли, и война началась. Все кто сейчас тебя обижают, будут твоими рабами. Петьку сделаешь Гориллой. Он этого заслужил. Остальных сделай зомби. Трудно это, но иначе нельзя. Надо уважать дух предков». Петька, я тебя сделал обезьяной, потому что я велик. Пройдут века, дух Тамерлана и мой будут витать на земле.  Я тебе говорил, что купил тебя за большие деньги, но это не так. Я купил шкуру гориллы, ловкость рук, и ты уже стал обезьяной. Правда, эта операция по превращению тебя в животное, встала мне недёшево, но игра стоила свеч. Тогда я поклялся, что, если ты будешь жениться, потеряешь невесту. Ты не придал этому значения, а, наверное, и вовсе забыл. А я-то помню, всё помню. Вы все меня считали ущербным, не способным ни на что. Я ждал случая, чтобы с тобой разделаться, а ты олух царя небесного не придал этому значения, потерял любимую девушку, сам же на двадцать лет попал ко мне в рабство, да и не только. Шкура гориллы на тебе будет вечно. Женщины от тебя будут шарахаться в сторону, если ты захочешь приблизиться к какой-нибудь. Кто на такое волосатое страшилище посмотрит. А вообще-то я тебя просто уничтожу. Ты, Петька, перешёл всякие границы
Он давил пальцами на кнопку, посылая сигнал в подсознание Гориллы, где был спрятан чип и заряд, который должен был разнести голову, но этого не получилось. Пётр Безматерных подошёл к нему, вырвал из руки приборчик и рассмеялся,
- Дружок, Коленька, зря стараешься. Я уже не твой раб, меня освободили из твоего плена. Ты видишь вот этот шарфик, я надеюсь, ты его узнаёшь. Сейчас я одену его на твою белую, благородную шейку, и ты отправишься бай-бай на вечные времена  вон в ту трясину. Там тебе уготовано ложе вместе с водяным. А сейчас ты несёшь всякую чушь, как и тогда в школе, потому и был бит девчонками нашего класса, чтобы невыпендривался.
Завирухин, увидев шарфик, задрожал от страха. А Безматерных, вертя в руках полоску шёлка, подходил, надменно улыбаясь и скаля пожелтевшие от наркотиков зубы, которыми его пичкал генерал для подъёма жизненных сил, чтобы он всегда был в тонусе нужном генералу. Они встретились глазами, и Завирухин не выдержал пронзительного взгляда Гориллы.
- Уйди, - закричал генерал, - уйди противный зомби. Я не могу тебя видеть.
- Ничего, ничего, потерпишь. Не великий прынц из деревни Понизовки. Коленька, я тебя ласково, ты даже не ощутишь боли. Вспомни, как ты заставлял меня давить женщинам груди. – Он подошёл, повязал ему на шею шарфик. Чуть-чуть придавил его, потом отпустил и начал своими ручищами рвать тело Завирухина, который взвыл от боли и потерял сознание. Его облили холодной водой. Он зашевелился и открыл полные боли и ужаса глаза. – Что, Колька, приятно?
Завирухин молчал. Его силы были на исходе. Он скулил как побитый щенок с мольбой, поглядывая на Лямова, но тот был неподвижен и холоден, как ледяной айсберг среди бушующего океана. И генерал понял – пощады ему не будет. Он рванулся было бежать, но руки были связаны, а движения были грубы и неточны. Он запнулся за кочку и упал.
- Я потомок Тамерлана. Его дух здесь со мной. Я насылаю на вас проклятие хана, бойтесь его гнева, - зашипел Завирухин. – Месть моя для вас будет ужасной. Бойтесь моего гнева – уроды. Я превращаю вашу жизнь в ад. Петька, а сладкая у тебя была невеста.
- Коленька, мой дружок. Да ты не сумел полностью попользоваться своими «праведными трудами». Она своими зубками прокусила ваше благородное ушко. Истекая кровью, ты нанес ей смертельный удар, а потом задушил её вот этим шарфиком. Как это благородно с вашей стороны генерал, - вздохнул еле, сдерживая слёзы Безматерных. – Слыш, Коля, я слышу её голос, который шепчет мне, чтобы я без промедления затянул вот этот шарфик на вашей белой шейке.
- Ну, что, мужики, я думаю, хватит с ним вести ненужную бадягу. Наш генерал захотел побыстрей убраться к своему пращуру. Он ждёт его там. Нам нужно праздновать, а то не дай Бог и действительно мы испугаемся гнева Завирухина. Если бы ты жил во времена Тамерлана, тебе бы точно сломали хребтину и выбросили бы на помойку на корм собакам. Что приуныли, друзья? Водка, боюсь, прокиснет, а работы ещё непочатый край. Я думаю, Пётр и один сделает всё что нужно, ведь у него - главный козырь. Петюнчик, наш гость очень устал, устрой ему мягкую постельку вон в той пучине. Ему там будет очень хорошо. Он столько сделал всем нам «хорошего», что мы должны к нему отнестись с пониманием, ведь он вон какой большой начальник всех нас с достоинством отблагодарил. Так неужели мы не отблагодарим его услуги по достоинству, - вздохнул протяжно Лямов, - мы же тоже люди и знаем, что каждый сверчок должен знать свой шесток. Петя, начинай – будь человеком. Нет подожди. Генерал, а кто хотел посадить молодого мента Мишку Воронина на иглу? Уж не ты ли? И чем тебе он не угодил? А почему наши леса и болота заселяются какими-то сектами. Люди бросают дома, квартиры и уходят с какими-то негодяями в этот мир, откуда многим нет возврата. Генерал, мы положим свои жизни, чтобы уничтожить это мракобесье.
- Лямов, отвяжись от меня. Это моя затея. Секты приносят мне немалые доходы. Васька, я не люблю таких выскочек, а особенно таланты. От них только головная боль и больше ничего. Я рассказываю вам всё это, потому что я чувствую свою смерть. А вон там на небосклоне опять появился хан Тамерлан, который зовёт меня к себе. У меня пропал руководитель одной секты, которая должна была граничить с домом бабки Богдановой. Где она? Это работа бабки и твоей Катьки?
- В болоте они утопли. Да ты и сам знаешь эти места.
- Васька, всё же, какая в вас сила. Я восхищаюсь.
- А Мишка прекрасный будет мент, я за него обеими руками, - вздохнул протяжно писатель. –  Сюда на лечение от наркоты нужно привести невесту Мишки Гальку Черкасову, её однокашник Федька поймал её ночью, когда она шла из института, изнасиловали хором в гараже и посадили на иглу. Мишка простить его не может и собирается найти его в тюрьме и поквитаться. Видите ли, девка не согласилась быть его женой, вот он и испакостил её. Всё ясно. Пётр, начинай. Не тяни время. Время - деньги и наша безопасность. Чем скорее уберём следы преступления, тем лучше.
Завирухин заверещал. Его вопль разнёсся далеко, далеко и вернулся эхом у-у-у. Лес, как будто вздрогнул и зашумел, шевеля иголками. Встревоженный чёрный ворон отозвался глухим каррр. И всё стихло. Безматерных схватил генерала в охапку и бросил далеко, далеко. Потом взял длинную жердь и оттолкнул барахтающееся тело как можно дальше от суши. Зелёная ряска над головой генерала всколыхнулась, последний крик, последний вздох, и больше ничего. Трое мстителей опустили головы и долго сидели молча. Первым очнулся Безматерных. Он, подбоченясь и насвистывая залихватский мотивчик, пошёл в пляс. Лямов и Маргулин улыбались, хлопая в ладоши.
Маргулин встал, почесал в затылке и сказал:
- А кто будет убирать следы преступления, братцы? Ведь мы теперь повязаны намертво и будем стоять один за одного до последнего дыхания. Не так ли Безматерных?
- Так Лёша, так, - вздохнул Горилла. – Теперь нужно замести следы, и отпраздновать нашу победу. Василий, я так думаю, что Завирухин хотел завладеть деньгами своего дружка Курапина, захватить твою Катьку, а может быть, прихватить ещё Нинку и бабку, и с ними бежать за границу. Давайте обшарим окрестность. Где-то у него должны быть баксы, да и не мало.
Они стали тщательно изучать место взрыва, и Лямов, обнаружив тугой свёрток, воскликнул:
- Братцы, вот они денежки. На всех хватит. Мы сейчас богаты, как никогда.
Он закрутился и завертелся от радости, мол, Бог всё видит, хоть чем-то вознаградил нас генерал. Потом стали читать его личные бумаги. У него оказался заграничный паспорт, конечно под другой фамилией. И несколько других паспортов. Хозяева этих документов даже и не догадывались, что кто-то завладеет ими. Он - то точно знал для чего ему чужие документы. Даже копия паспорта Лямова и его жены Кати находились в его арсенале. Плюс некоторые документы на владение химическим заводом, который он хотел отобрать у своего дружка Курапина. Он бы не церемонился с ним, если бы знал за что зацепиться, ведь подлинных документов у него не было. Завод был записан на подставное лицо. Но он то точно знал, что истинный хозяин был его дружок Курапин, а его нет – значит завод сейчас должен перейти к нему, то есть генералу Завирухину. И это справедливо. Он в течение нескольких лет работал над этим, и не мог ничего сделать. Если что Курапин тоже не пощадил бы его. А аппетит был такой, что даже во сне он видел трубы завода, слышал его шум и радовался от всей души. Наконец-то он приобрёл собственность, которая и на старости лет, когда он будет уже немощным и никому ненужным, эта собственность будет кормить его и поить. Да никак- нибудь, а со смаком. Но, когда он просыпался, видел, что ничего в его жизни не меняется. Курапин оказался хитрее его и способнее. А ещё он хранил мемуары и откровения, из которых друзья узнали, прочитав их.
«Я завладею деньгами и акциями моего дружка Курапина, Нинку Богданову, Ольгу Маргулину и колдунью бабку сотру в порошок. Всех их выпоротков тоже. Оставлю одну Катьку. Она мне нужна, как женщина. Полюбить меня она, конечно, не может. Васька у неё был единственный и неповторимый. Я возьму её хитростью, исчезну на время, когда Горилла будет свирепствовать, а в конце, когда он приступит к Катьке, я пристрелю его, постреляю и всех остальных. Лямова останется жива. Наверное, будет довольна, что я успел вовремя. Сбежим с ней за рубеж, и заживём там, купим виллу, современную машину и всё остальное. Детей она мне нарожает - истинно Завирухиных. А не каких-то там слюнтяев, которых нарожала мне жёнушка. Катька молода, красива, талантлива, умеет заходить в подсознание к другим и читать их мысли. А мне это очень важно. Я Колька Завирухин буду самый счастливый мужчина за бугром. Только бы осуществилась моя мечта. Ещё немного, ещё осталось всего чуть-чуть. Денег нам с Катькой хватит на всю оставшуюся жизнь, да если появятся дети, тоже будут не в проигрыше, ведь мы умеем делать деньги. Катька будет благодарна мне, что я вывез её на свет Божий, захирела бы со своими талантами в этой зачуханной России, населённой придурками и прощалыгами. Может прихватить за бугор ещё Нинку и её бабку. Они, как мне кажется, тоже не лыком шиты. Сколько бьюсь, чтобы нагрянуть к ним, а воз и ныне там. Скорее, виной моих несчастий эта вся троица, и она должна мне отработать свой должок  Истреблять таких женщин, как эти – недопустимо. Они должны работать и работать на благо процветания моей власти и моей державы. Я создам армию киборгов, часть уже создана и подчиняется только мне. У меня в кармане ключик, стоит только дать команду, и любой кто стоит на моём пути будет уничтожен».
- Да вовремя мы остановили этого маньяка, наделал бы он бед со своими зомби, ведь у них ни жалости, ни ума. Они – автоматы, что скажет им хозяин, то они и делают, - вздохнул Лямов, - я думаю нам надо просто прийти в милицию и всем написать заявления, что мы своими действиями спасли женщин и детей. Мы же – не трусы. Может быть, посадят нас, а может и освободят. Конечно, если будут нас судить с помощью присяжных, наверняка нас оправдают, если следствие не подведёт. А если следствие будет куплено кем-то из высоких чинов, нам будет не здобровать.
- Василий, зачем куда-то ходить и что-то писать. Мы поступили как настоящие мужчины, - сказал Маргулин. – Я ни о чём не жалею.
Пётр Безматерных молчал. Он радовался от всей души. Враг наказан и достойно. Следы своего преступления, что находили, они бросали в трясину, которая тут же заглатывала брошенное. Проверив несколько раз округу, где произошёл взрыв, мстители заровняли лопатами землю, так, что разобраться было очень трудно, почти совсем невозможно, и сели праздновать победу над злейшим врагом. Вино текло рекой, но как ни странно, хмель не брал их.
Иван Зазулин поняв, что произошло что-то из рук вон выходящее, решил в одиночку навестить Богданову, которая описала ему дорогу как к ней добраться. Взяв «Уазик», он медленно ехал по бездорожью. День клонился к закату. Он выбирал место, где бы можно ему было отдохнуть. Он несколько суток спал вполглаза, и сейчас, валясь от усталости, думал только об одном – поспать. Чёрной вуалью наползала на лес темнота. Он увидел костёр и остановился. Ехать или не ехать, думал он. Вытащил из кобуры пистолет, проверил сколько там патронов, положил на сидение и двинулся дальше. Не доехав несколько сот метров, остановил машину, вышел. Взяв пистолет, передёрнул затвор, дослал патрон в патронник и, крадучись, стал приближаться. И какое же его было изумление, когда он увидел пьяную вдрызг тройку мстителей.
- Чего празднуете? – спросил подполковник, убирая пистолет в кобуру.
- Кольку Завирухина завалили, - пьяным голосом прошамкал Горилла, - там он в трясине. Иван, хочешь выпить? Пей. У нас сегодня – великий праздник.
- Василий, это же убийство. Что, если вас всех посадят? – сказал Зазулин, наливая себе кружку водки. – Вы подумали, что вам придётся отвечать.
- Конечно, - ответила тройка хором. – Мы сделали праведно. Иван, вот почитай, что хотел совершить с нашими семьями этот монстр. Писал он своей рукой.
Зазулин взял записную книжку Завирухина и стал читать. Лицо его постоянно менялось.
- Мужики, - сказал он. – Я вам не судья. На вашем месте я бы так же поступил. Замнём. Только вот высшее начальство беспокоится, а куда делся генерал Завирухин? Я скажу, если меня спросят. Ищите его за бугром. Эти документы, если вы хотите остаться на свободе никому не показываете. У него надёжная крыша в верхних этажах власти. Ну, поехали. За вашу победу! Да, сколько их было в машине?
- Шестеро, - прошепелявил Лямов.
- Многовато Завирухин взял для борьбы с женщинами и детьми. Видимо, поделом ему. Пусть теперь отдыхает в трясине, - протяжно вздохнул Зазулин и опрокинул кружку водки в рот. – Василий, а ты сейчас кем будешь работать? Переходи в милицию. У тебя получается.
- Нет, Иван, я писатель, а работал в милиции не по своей воле. Петьку Аляпова, я думаю, скоро выпустят, ведь он не очень-то и виноват в преступлении, которое совершил Атос Зайчик.
- Да, Василий, я собрал все бумаги и подал на пересмотр данного дела, вот только главный обвиняемый недавно умер в страшных муках. Он несколько лет мучился. Врачи не могли определить отчего. Все анализы в норме, но адская боль не давала ему покоя. Даже обезболивающие инъекции не помогали, а наоборот вызывали бурную реакцию. Его трясло и лихорадило. Он ревел, грыз зубами свои руки и ноги, пока их не привязали. Вася, мне кажется это работа твоей Катьки?
Лямов почесал в голове, но ничего не ответил. Он запел:
«Широка страна моя родная».
Гульбище длилось до самого утра. И когда из-за верхушек сосен выглянуло яркое летнее солнце, Лямов сказал:
- Мужички, давайте отдохнём, загулялись мы с этим Завирухиным. Пора и честь знать.
- Кто в город? – спросил Зазулин. – Я могу подкинуть.
- Я, - ответил Пётр Безматерных. – Моя миссия в этом городе закончена, ведь я даже не знал, где я, кто я, и откуда, пока бабуля не залезла в моё подсознание и не извлекла из моей головы чипс. Слава тебе Господи, что остался жив, и моя память возвратилась. Еду к себе в Сибирь. Мать меня ждёт, отец. Я расскажу им всё, что произошло. Они у меня уже старенькие, не ждали, не гадали, что их любимый сынок Петя вернётся. Двадцать лет ни слуху, ни духу. И вот. Может быть, даже женюсь. Хочется жить как все. У меня ещё очень много жизненных сил.
- Всё, наговорились, а теперь все спать. Иван, тебе в таком состоянии ехать нельзя, - промычал Лямов. – Я боюсь за тебя.
- Василий, надо, - ответил подполковник.
- Я приказываю спать, - улыбнулся писатель, - пока я ещё твой начальник.
- Слушаюсь и повинуюсь, - также ответил Зазулин, и на его лице появилась радостная улыбка.
 Он отдал честь, и, свернувшись калачиком на свежесрубленные ветки, вскоре уснул крепким сном младенца среди друзей и соратников, не ожидая подвоха, и спал, не шевелясь до обеда, на одном боку. Лесной воздух благоприятствовал этому. Встал он, как свежий огурчик, потянулся до хруста в суставах и замурлыкал весёлый мотивчик.
- Иван, как спалось? – спросил Лямов.
- Прекрасно, - ответил, улыбаясь, подполковник. – Сейчас я чувствую себя, как вьюнош. Вот только беда, не было женщин, а без баб – какой праздник. В следующий раз везите сюда жён или любимых. Вот уж тогда погуляете на славу. Меня не забудьте пригласить. У вас причина веская. Такого монстра завалили. Ну, други, оставайтесь. Мне пора. Пожалуй, высокое начальство меня уже ищет, ведь я не оставил своих координат, а здесь связь не работает, через спутник, я не хочу.
 
                Глава сорок пятая

- Пётр, - спросил Зазулин, уже сидя в машине, я слышал, что у Завирухина где-то двухэтажный коттедж. Ты не помнишь где? Три года назад пропал кандидат в депутаты Госдумы Никитин Олег Олегович. Милиция сбилась с ног, но результат ноль. Версий было много, а найти так его и не могли. Может быть, ты что-нибудь слышал или видел, пошевели в своём компьютере. Я бы много дал за любую информацию. Понимаешь, Петя, жена молодая до сих пор плачет. Сынок у них три годика  часто лопочет папочка. Жаль парня, горяч был. Хотел всё повернуть. С взятками биться смертным боем. Вышел в город и пропал. Никто его не видел и не слышал. Но ведь человек – не иголка, да и разум у него есть.
- Высокий, плечистый, русоволосый с ясными, голубыми глазами, в чёрном костюме и белой рубашке под чёрный галстук, он появился в коттедже, на первом этаже, потом его перетащили в подвал. Завирухин с пеной у рта доказывал ему что-то. Я плохо понимал их разговор, да не разговор это был, а рык генерала, который добивался от него чего-то, но тот молчал, будто набрал воды в рот.
- Завирухин его бил?
- Смертным боем. У парня из носа, ушей и рта текла кровь.
- Кажется, мы его сбросили в колодец.
- Какой?
- Мне что-то припоминается, что у него прямо из подвала прокопан туннель к берегу речки, но туда заходить опасно. Колодец наверняка заминирован, чтобы скрыть улики. Его строили  гастробайтеры или из Узбекистана, или из Таджикистана, а вот куда они пропали, убей, не помню. Их было шестеро. Молодые, каждому не больше тридцати. Он их никуда не выпускал. Они из досок себе сколотили сарайчик, тут и жили. Кто-то из зомби возил им пищу. У них была газовая плита и газовые баллоны. Они готовили на плите, а воду брали из колодца. Колодец очень глубокий. Вода чистая, прозрачная. Вкус, просто необыкновенный. Я пил эту воду.
- Ясно. А как туда пробраться?
- Если мне не изменит память, дорогу я найду. А вот как попасть в коттедж, это – загадка номер один. У него кругом секреты. В трёх будках по сторожу с автоматом. Чуть что загавкают собаки. Ночью их выпускают из вольеров. Вроде штук семь. Породы разные, а цель одна – рвать всех кто попытается проникнуть через железный забор. У наших зомби страх потерян, но их и не допустили бы охранники. Завирухин строго настрого запретил пускать любого за этот забор.
- Земли у него сколько?
- Не меряно.
Машина медленно, но уверенно двигалась к городу. День клонился к закату. И вскоре темнота окутала дорогу. Зазулин включил свет, который пробивал ночную вуаль, рассеивая призрачные очертания леса. В лучах света попадались птицы, стремящиеся пересечь дорогу. Зазулин радовался, что какая-то зацепка есть. Столько лет и всё коту под хвост, и вот наконец-то появилась маленькая надежда на раскрытие этого громкого преступления. Ему не терпелось посмотреть коттэдж Завирухина, ведь он не так уж и далеко, а ночь в их распоряжении. Да и после события, которое произошло, он чувствовал себя более уверенно. Он заехал к себе на квартиру, жена и дочь ещё не спали, поцеловал их, взял арбалет, стрелы. И снова машина двинулась в дорогу. Стрельбу из арбалета он любил, она доставляла ему удовольствие и успокоение. Стрелы ложились в мишень точно и красиво. Это было его маленькое хобби. В детстве заразился этим видом спорта, прошли годы, а тяга так и не пропала. Арбалет был сделан не кустарным способом, а настоящий штучного изготовления. Видно мастер был – высший класс, одним словом – гений в этом деле. Возмёшь его в руки, и сердце радуется – красота, да и только. Он вёл машину, а руки интуитивно тянулись к арбалету. Пётр смотрел на боевое оружье и удивлялся: дескать, с каким изяществом сделана эта вещица, просто невозможно глаз отвести. Он взял его в руки, натянул тетиву, прицелился, правда, стрелу не закладывал, похвалил, погладил и отпустил тетиву.
- Пётр, хорошая вещица? – спросил Зазулин.
- Чудная, - не скрывая восторга, ответил Безматерных.
Вот и речка Сорка маленькая, но довольно чистая и строптивая. Вскоре показался и коттедж, но к нему было не подойти. Он был обтянут колючей проволокой, где бегали спущенные с цепей сторожевые псы, готовые в любую минуту рвать и метать того, кто посягнёт ворваться на территорию коттеджа. Территория, конечно, была немаленькая, простым глазом просто и не окинешь. Двухэтажный коттедж был тёмен и мрачен. Ни одна лампочка не горела в помещении. Зазулин взял арбалет, стрелы, решил подойти к колючке. Стая разъярённых псов бросилась навстречу, и если бы не деревянный забор, который преградил им путь, они, наверное, бы порвали проволоку своей злобой и стремительностью достичь своего врага. Подполковник поискал дерево, нашёл его, но из-за сгустившейся темноты ничего не было видно, только на столбах горели прожектора, да из будок, где стояли охранники нет-нет, да брызгал мощный луч света, просвечивая пространство территории вдоль и поперёк.
- Да, - вздохнул подполковник, - это уже - укрепзона. Кто же хозяин этого уголка земли?
- Колька Завирухин тут командовал – мой дружок детства, - ответил Безматерных. – Я это хорошо помню. Он стращал мною гастробайтеров, что, если они будут плохо работать или требовать к себе особого внимания, и не дай Бог ещё, что где-то кто-то что сболтнёт, мой Горилла руками разорвёт грудь и вытащит ваше мерзкое сердце. Может на глазах у всех вас его сожрать, если я этого захочу. Потом приказал мне раздеться и показать волосяной покров, сутулость тела и мощные бицепсы. «Смотрите, смотрите, каков у меня Горилла. Я его купил в Африке за большие деньги. Он не знает пощады. Страх у него утерян, боль тоже. Его режь, коли, но остановить невозможно -  пока он жив.  Так что  подумайте, прежде чем что-то против меня предпринять».
- Петь, каков рабовладелец а? Я думаю, и в средние века таких монстров не было, - с грустью в голосе сказал Зазулин. – Ты скажи мне, дорогой друг, откуда ж такие берутся?
Вопрос повис в воздухе. Пётр Безматерных молчал, глядя в небо, да и что он мог ответить. Все его слова упали бы в пустоту.
- Иван, что делать-то будем? – спросил он.
- А что? Да ничего. Едем домой спать, - ответил он. – Да кстати, у тебя есть ночлежка?
- Барак на краю города, где жила зомби-команда.
- Не годится. Ты теперь человек, а не машина. Ночуешь у меня. Завтра подумаем, что с тобой делать.
- А что со мной делать? Я хочу домой к папе и маме.
- Хорошо, езжай. Мы тебе найдём деньги. Как у тебя с документами?
- Да никак. Нет у меня их. Завирухин сделал так, чтобы я никогда не вернулся к жизни.
- Печально. Я тебе справку дам. После нужно будет тебе выправить паспорт и другие документы. Но ты не расслабляйся. Приедешь на суд, как только тебе придёт повестка. Вот ещё назови ты мне свой адрес куда уедешь, чтобы легче тебя было искать, ведь никаких данных о тебе нет. Мне кажется, это будет громкое дело. Правда, виновника торжества не будет. Жаль. Вот что. Шкуру гориллы с тебя нужно сдирать. На улице люди от тебя шарахаются в стороны. Да, дружок, надо срочно принимать меры, чтобы ты не был страшилищем, а был настоящим мужиком. Мы попробуем подключить к тебе Анастасию Богданову и Катю. Я думаю, они сделают из обезьяны человека.
- Хорошо бы. А вот как теперь укоротить руки, вытянутые монахом из Тибета, - вздохнул Пётр. – Я боюсь, что так и останусь на всю оставшуюся жизнь гориллой.
- Не боись, это всё устранимо. Слушай, а через туннель в его замок проникнуть можно? Ты сказал, что он делал выход к речке. Для чего, Петя?
- Иван, не знаю. Чужая душа – потёмки.
- А место, хотя бы приблизительно, ты можешь показать. Ведь наверняка, если идти со стороны коттеджа, туннель взорвётся. И тогда погибнем мы все. Если забраться со стороны речки, я думаю, можно пройти до подвала, если осторожно.
- Я покажу вам только днём. Идёт?
- Конечно, идёт. Нам спешить некуда. А теперь спать.
- Жену  и детей не напугаю?
- Нет. Она уже знает о тебе почти всё.
- Хорошо. Тогда поедем.
Машина снова летела к городу. Безматерных сидел и думал о жизни, которой у него почти и не было. Они жили в этом бараке, как неприкаянные и отрешённые от всего. Только порой с ними встречался в условленном месте сам генерал и давал им задания, которые всегда были жестокие и кровавые. Но они, как автоматы, делали то, что им приказывал хозяин. Сколько их было на самом деле, они не знали. И вот уже их нет. Повезло, как ни странно одному Горилле, который был самый активный кадр в группе зомби. И вот сейчас, когда память его возвратилась, у него временами просто поднимаются волосы от того, что он натворил за двадцать лет рабства у генерала Завирухина, который самые дикие процедуры над людьми доверял только ему – сильному и беспощадному.
- Иван, я не хочу жить, - взмолился он, когда машина подкатила к городу, - приеду к себе в деревню и покончу с собой на могилке Маши. Мавр сделал своё дело, Мавр должен уйти. Я не могу видеть то, что я вытворял. Крики и стоны людей, их кровь и боль у меня в глазах, и я не могу от этого отделаться. Я стараюсь отогнать всё это и не могу.
- Петя, успокойся. Это не ты делал злодеяния, а отпрыск Тамерлана. Он посылал вас невменяемых на эти дела. Он и должен нести ответственность. Вы же были роботы и не больше.
- Тебе хорошо говорить, а как же мне жить с такой ношей?
- Иди в монастырь душу лечить.
- Наверное, ты прав. Прежде чем начать жить, нужно вылечить душу.
- Прежде чем ехать домой, поговори с бабкой Богдановой. Я думал, что ты излечился от этого недуга, швырнув Завирухина в трясину.
- Видения и кошмары стали меня посещать, когда вернулась память. Я тоже думал, что уничтожу генерала, и моя душа встанет на место, но не получилось. Я молился, звал на помощь Бога, а результат почти нулевой. Правда, облегчение немного приходило, когда я просил прощения у своих жертв. Они заглядывали мне в глаза. Моё сердце сжималось от сострадания и боли. Иван, я не знаю, что мне делать.
- Жить. И тащить свой крест до конца. Что я ещё могу тебе сказать. Понимаешь, боль не проходит, она или притупляется, или сводит человека на нет. Другого не дано.
Времени уже было далеко за полночь, когда Зазулин открыл дверь квартиры своими ключами и впустил Петра Безматерных в пределы своих владений. Жена, сын и дочка спали. Потом она зашевелилась и прошептала:
- Иван, ты? Ужин на столе. Перекусите и спать. Постель гостю я приготовила.
- Диван? – усмехнулся подполковник. – Да он туда не влезет. Стели ему на пол. Смотри, какой это гигант.
Женщина посмотрела и от страха задрожала. На неё смотрел настоящий самец горилла. Его глаза были огненные, не просто огненные, а зеленовато – огненные. Такого увидишь на узкой дорожке и сойдёшь с ума. Выгнанный монах из Тибета, умел делать своё дело, зря не ел даровой хлеб.
- Вань, Вань, я боюсь, - шептали губы женщины. – Он такой страшный, кровь стынет в жилах.
- Лариса, не бойся. Он, добрейший человек, - сказал Зазулин жене. И в первый раз посмотрел на человека глазами жены. И ему стало не по себе. – Скоро мы приведём его в порядок. Это Завирухин так испохабил человека.
- Да, видимо, он негодяй высшей пробы. Где он сейчас?
- Мне кажется, он смотался за границу, прихватив с собой уйму баксов, - утаил от жены о произошедшем накануне Зазулин. – Да и пусть бежит. Скатертью ему дорога.
Безматерных улёгся на пол и вскоре захрапел, а подполковник никак не мог уснуть. Он ворочался с боку на бок, слушая, как в другой комнате постанывали дети. Им, видимо, снились страшные сны. Его жена смотрела в потолок и молчала. Какое-то предчувствие шевелилось в её душе, но какое, она понять не могла. Душа ныла так, что не было никаких сил держаться. Она повернулась к мужу и спросила:
- Ваня, разве можно из человека сделать обезьяну?
- Оказывается можно. Ловкость рук, плюс нужные препараты,  и только, - ответил он шёпотом, - да ещё необходимая магия
- Да, живешь, живёшь и не знаешь, что с тобой может произойти сегодня, завтра, послезавтра, - вздохнула жена, прижимаясь к мужу.
Рано утром Пётр Безматерных встал, пошёл в туалет, жена Зазулина посмотрела на него, и у неё мороз пошёл по коже. Такое горбатое страшилище ходит по её квартире, хорошо ещё дети спят, а то, наверное, от страха бы просто умерли. Её муж Иван, засунув одну руку под подушку, где у него находился пистолет, крепко спал. Он измучился за эти двое суток, да ещё к тому же после крепкого подпития его нервы были на пределе, и вот сейчас расслабился и дал себе волю. Она не хотела его будить, но уж очень страшно было находиться в одной квартире с этим существом. Безматерных понимал состояние женщины, и как можно ласковым голосом сказал:
- Лариса, вы не бойтесь меня, я уже не страшен. Делайте своё дело. Я только хочу пить.
Она сходила на кухню, налила кружку остывшего кипятка, и дрожащими руками подала. Пётр посмотрел на неё тепло и нежно, и у неё страх начал проходить. Лариса женским чувством поняла, что он настоящий мужик, только очень несчастный. Она крутилась на кухне, готовила завтрак для мужиков и детей. Пётр Безматерных смотрел на город, а мысли у него были там, в деревне Сосунки, где на сельском кладбище похоронена его невеста Маша. И хотя он отомстил обидчику, но чувство вины перед загубленной девушкой, так и не прошли: зачем он только зашёл к Завирухину и выпил несчастную стопку отравленного самогону. Себя загубил и её тоже. Слёзы текли из его глаз, но он не замечал этого. Душа рвалась, а вот выхода не было. Вскоре зашевелился подполковник. Он открыл глаза, его жены рядом не было. Проверил заряженный пистолет, посмотрел на Безматерных, который так же стоял у окна, будто застывший монумент. Зазулин понял, что Пётр ушёл в воспоминание, и вывести его оттуда очень трудно. Он сходил в туалет, сделал физзарядку, умылся. Безматерных - будто окаменелый, стоял всё в той же позе.
- Петя, - сказал Зазулин, - умойся и давай к столу. Моя Лариса уже успела сготовить завтрак. Давай подкрепимся и опять поедем к замку Завирухина. Меня тревожит именно его замок. Мне кажется, если мы попадём внутрь здания, нам откроется картина его тёмной стороны жизни, ведь он постоянно уезжал от своей семьи и друзей именно сюда. Может и жена не знала, что в его ведение такое грандиозное сооружение.
Они позавтракали, и машина запылила в районную администрацию, в чьём ведении была земля, на которой стоял коттедж. И когда Зазулин, предъявив свои документы, начал объяснять что и к чему: мол, обладатель этого сооружения сбежал за рубеж, прихватив огромные деньги, награбленные на грабежах инкассаторских машин, ему предъявили списки, где фамилия Завирухин не числилась. Тогда он стал разглядывать фотографии и на одном из документов узнал своего высокого начальника под фамилией Тамерлан Николай Степанович. Сомнений не было – это был его начальник генерал Завирухин. Зазулин поделился новостью с Безматерных, который долго чесал в затылке, потом сказал, что у этого господина билась такая мысль с детских лет, наверное, с третьего класса, а может быть, ещё и раньше. Он, когда ему было очень трудно, и когда его били девчонки, а (они любили это делать), сыпал проклятия на их головы, убеждая всех, что в его жилах течёт кровь великого хана Тамерлана, и что всем им будет очень больно. Он пестовал такую мечту и днём и ночью. Не зря зомбировал людей, превращая их в юродивых, которые, кроме приказов хозяина ничего не понимали и ничего не делали. Он создал целую команду зомби, и если бы ему удалось убежать за границу и купить себе клочек земли, что бы мог провернуть новоиспечённый Тамерлан, имея большое количество денег и хитрого монаха, способного из людей при помощи своих препаратов и внушению, делать зомби - воинов.  Да ещё с собой хотел прихватить и наших женщин для увеселения и, конечно, изнурительной работы.
- Иван, так что будем делать? – вздохнул протяжно Безматерных.
- Без санкций прокурора на обыск этого замка, нам туда не проникнуть. Я думаю, надо подождать. Может быть, жена поднимет кипиш, где мой Коленька? И тогда появится какая-то зацепка, чтобы проникнуть внутрь здания. То, что мы узнали, не стоит придавать гласности, уж больно хитро всё это. Сейчас с Алексеем Маргулиным езжай ты к бабке Богдановой. Посмотрим кто сильнее, тибетский чёрный монах, или наша местная бабуля. Шкуру гориллы с тебя надо содрать. Тамерлана больше нет, боятся нечего. Скоро высшее руководство страны начнёт искать генерала. Может быть, сгодимся и мы. А пока не будем выдвигаться поперёд батьки в пекло. Нам уже ни что не угрожает. Найти бы ещё этого монаха, который сделал из тебя гориллу.

                Глава сорок шетая

- Лёша, Лёша, ты почему его не пристрелил? – увидев Петра Безматерных, закричала Ольга Маргулина. – Я боюсь его. Он раздавил мне своими лапищами грудь. Теперь ты приволок его сюда, чтобы испортить мне жизнь? У нас здесь дети малые, и этот монстр будет с нами жить?
- Оленька, прости, - упал на колени Пётр Безматерных, - я уже не тот, что был. Я такой же человек как и ты. Прошли те годы, спасибо нашей бабушке, она излечила меня от дурмана Завирухина и его монаха. Я каюсь, что когда-то причинил тебе и другим боль, но это делал не я, пойми меня. Разве я бы мог кому-то сделать гадость.
- Оля, не бойся, Горилла уже свой человек. Я вот сдеру с него эту мерзкую шкуру, и он будет чудо – парень, женим его, - сказала бабушка, успокаивая женщин и детей, которые выскочили посмотреть на живую обезьяну. – Он же очень хороший, добрый, отзывчивый, просто сейчас эта шкура на нём – причина всему. Мужики, все к столу. Василий, наливай водки. Праздновать будем.
Но что она не сказала никому. Правда, видела, как машина Завирухина взлетела на воздух, и как потом Пётр Безматерных своими руками сбросил обидчика в трясину, который грозил тройке мужчин всяческие беды. А потом к ним присоединился подполковник милиции Зазулин и гулял с ними всю ночь.
- За нашу победу! – поднял стопку Василий Лямов. – Приведём Петра в порядок, и погуляем у него на свадьбе. Наша бабуля уже нашла ему невесту. Красивая девка, правда, детдомовка,  ни кола, ни двора, но я думаю, эта пара сложится. А годы – не уроды. Конечно, он её старше и намного, но она согласна, хотя и не видала ещё своего суженого. Бабушка, может позвать её в нашу компанию?
- Нет, Вася, что ты! Это где-то, через месяц, не раньше. Монах такое накрутил, что нам с Катей будет нелегко разобраться, – сказала Богданова. Она не стала договаривать, если они ошибутся, что ждёт парня. – Петя, тост!
Безматерных встал в своей необычной одежде. Конечно, вид его был ужасен, но все терпели. Громадный в своей тёмной шкуре, он нависал над столом, как гора. Из глаз его текли обильные слёзы, но он их не стирал.
- Бабуля, спасибо тебе за то, что ты сделала для меня, вернув меня к нормальной жизни, и ещё хочешь снять с меня эту шкуру, которую я не снимал двадцать лет, не зная, кто я и откуда, и зачем живу на этом свете. Сегодня мы все празднуем победу. Она досталась нам нелегко. Сколько страданий пришлось вынести из-за одной мерзкой твари. Я не боюсь сказать, что на днях, своими собственными руками утопил в трясине одного злодея. Если бы это не произошло, он бежал бы за границу, где открыл бы фармацевтические предприятия и выпускал бы под видом лекарств свои снадобья, что из человека делают зомби. Здесь он имел семь зомбированных мужиков, которые шли на всё, не имея своих мозгов и своей воли. В их числе был и я. Оля Маргулина испытала на себе, на что я был способен. Но этому пришёл конец. Я хочу жить. И чтобы после меня осталось что-то хорошее. Если я умру, мой род Безматерных в деревне Сосунки прервётся. Я хочу вырастить сына. За победу, друзья. Другого тоста я произнести не могу. Двадцать лет жил в не бытие. Человек – не человек, обезьяна – не обезьяна.
- Не волнуйся, Петя, - сказала Богданова. – Сделаем тебя пригожим и симпатичным, если главный тормоз устранён с пути. Уж мы с Катей для тебя ничего не пожалеем, лишь бы был толк. Пьём за победу. И пусть его душа идёт в ад. Там ей место.
Она опрокинула стопку водки в рот и стала закусывать солёными груздочками со сметаной, причмокивая и нахваливая грибки, которые собирали все вместе, лишь солила она по своим старинным рецептам. Закуска была что надо: горячая, свежая картошка и грибки, которые так смачно пахли, что вызывали у людей повышенное чувство голода и аппетита.
Безматерных впервые за двадцать лет сидел с людьми за столом вот так, как и все. Правда, от него попахивало гориллой, но никто не придавал этому особого значения, чтобы не обижать мужика. А он, выпив водки, расслабился и с умилением смотрел на свою новую семью, заботящуюся о нём, который столько бед натворил людям. Он хотел говорить и говорить, но слов не было. Вскоре бабуля запела старинную песню «Скакал казак через долину» и все сначала недружно, затем хором подтянули. Пётр когда-то знал эту песню, но за двадцать лет глубокой комы, запамятовал её, и сейчас с трудом вспоминал её слова. А потом бабка, которой уже было за девяносто, вышла из-за стола и пошла в пляс с залихватскими частушками: мол, смотрите молодежь на меня и живите так, как я. Поплясав, бабуля крикнула:
- Вася, наливай, за нашего Петьку выпьем, чтобы нам с Катюшей повезло: битва продолжается. Мы с Катей должны доказать, что русские женщины, если на это пошло, сумеют разгадать коварство непрошенных гостей и вытащить наших людей из неволи. - Она выпила, и стопку разбила о пол в знак везения, которое в скором времени к ним должно прийти. – Катя, пойдём, потолкуем. Кажется, на меня нашло. Я уже вроде поняла на чём держится шкура гориллы на теле Петра.
Они ушли в другую комнату и стали рассуждать.
- Бабуля, - спросила Катя, - так в чём причина столь долгого ношения этой шкуры. За счёт чего она, как будто его родная держится на его теле.
- Катя, мне кажется из-за точек, которые удерживают эту кожу и специальной мази, нанесённой на тело парня. Надо искать главную точку, на которую надавил монах, что в течение двадцати лет, эта кожа держится на нём, как родная. Если мы хирургическим методом начнём избавляться от неё, убьём парня, снадобье монаха не простит это. На то всё и рассчитано. Если бы знать, из чего оно изготовлено, и как оно повлияет на организм человека. Сегодня мне было видение. Я прощупываю его тело, оно отзывается на мой зов, но замок, на который он заперт, тормозит этому. Пальцами я ощущаю этот злосчастный узел, а вот до конца дойти умом и душой не могу, и вскрыть его, нет никакой надежды: всё замешано на магии и волшебстве. Сегодня я буду молиться всю ночь. Без помощи Всевышнего нам не одолеть этого монаха. Он чёрный колдун. Водку я выпила для того, чтобы как-то продержаться ночь без сна. Понимаешь, мне уже порой становится очень трудно что-то делать – годы берут своё. Позови Петра, начнём, не откладывая в долгий ящик.
Безматерных вошёл. Анастасия Богданова указала ему на железную койку, на которой лежали доски, и сказала: ложись. Раздеваться ему было нечего. Набедренная повязка была чистая. Он растянулся, выставив ноги за пределы кровати, где были поставлены две самодельные табуретки. Бабуля встала перед ним, поводила обеими руками над его лицом и телом, и Пётр провалился в глубокий сон. Больше он ничего не слышал и не видел. А старушка, помолившись на икону Божьей Матери, стала ощупывать могучее тело парня, и почему-то ей казалось, когда её руки касались тела, в трубе что-то выло и трещало. Она мыла руки святой водой, смотрела на икону и продолжала своё дело. В это время Катя чувствовала, как всё её тело что-то пощипывает и кусает. Лямова встала и стала тоже молиться, этот дикий зуд прошёл. Она подошла к кувшину, налила стакан святой воды и залпом выпила, стало намного легче, зато за окнами ей почудился нечеловеческий смех. А ночь, как назло, была тёмная, тёмная без единой звёздочки на небе. Бабуля изнемогала в поисках той точки на теле мужчины, которая бы открыла секрет отторжения нечеловеческой волшебной кожи, которую вот так запросто не сдерёшь.
- Бабуля, давай я. Ты, я вижу, очень устала, а времени ещё не так уж и много. До утра ещё очень далеко, - сказала Катя, подойдя к кровати, на которой лежал Пётр Безматерных, почти без движения и дыхания. Бабушка Богданова, отгоняя злых духов, губами шептала молитву, двигая руками в разные стороны. Её глаза с мольбою смотрели на икону, откуда она ждала помощи для исцеления пациента, но ничего не происходило. Ключ для открытия колдовского замка также был для неё недосягаем. Она заходила в подсознание парня, но результат был ноль, никакой информации там не существовало. Код был в руках чёрного монаха. Руки, не находя нужной точки скользили по телу как неприкаянные. Катя взяла графин святой воды, намочила полотенце, стала обтирать недвижимое тело, вдруг шкура зашипела и немного побелела. Отдельные чёрные щетинки сорвались и повисли над потолком комнаты, как невидимая паутина. Бабушка встала на колени перед иконой и стала просить, - Матерь Божья Мария, помоги избавиться от этого колдовства. Дай мне и Кате силы противостоять чёрной магии, а Петру выздоровления.
Они хотели перевернуть мужика и с другой стороны протереть святой водой. Но мужик был настолько плотен и тяжёл, что у них не хватило силы, тогда Катя разбудила Алексея Маргулина. Втроём они сумели кое-как осилить эту тяжкую работу.
В комнате запахло горелым, и тысячи мелких шерстинок устремились вверх
под самый потолок, а за окном, и в трубе слышался душераздирающий хохот, который выворачивал наизнанку душу и сердце. Тряслись руки, и дышать было очень трудно, спасала только святая вода и молитва. Но вот и забрезжил рассвет. Бабушка и Катя обрадовались, что выдержали эту ночь. Сколько их будет – трудно судить, но кое - что, уже проясняется. Катя прошлась руками по телу парня, ощущая всё тоже покалывание и пощипывание. Они, перекрестив Петра, вышли, чтобы попить чаю и привести свои душевные силы в норму. Безматерных лежал неподвижно. Он не мог прийти в себя. В нём боролись две силы: светлая и тёмная, которая двадцать лет держала его в узде и никак не хотела возвращать его к людям. Казалось, что эти силы разорвут его огромное тело на две равных половины. Но что-то его ещё удерживало на этом свете. Обтерев святой водой, и прочитав соответствующую молитву, бабуля оградила парня на какое-то время от влияния чёрной магии. Но монах сдаваться не хотел, чувствуя, как из его рук выдирают его детище, над которым он бился много лет, чтобы довести его до совершенства. Ещё бы чуть-чуть и он бы во всех странах создал таких горилл, наводящих на людей страх, а женщин делал бесплодными, но его сообщник Завирухин, обладая отделением зомби, прокололся и пострадал. Теперь монах решил работать в одиночку, создавая империю зомби, чтобы быть властелином мира, а для этого надо удержать гориллу в своей сфере. Он посылал импульсы, запугивая бабулю и Катю, пытался отнимать у них душевные и физические силы, но у него не получалось. И он решил прибыть к дому Богдановой сам на своём маленьком вертолёте, пристёгнутый ремнями. Он летел и днём и ночью, но его никто не видел, даже не слышали треск моторчика над его распростёртым в воздухе телом. Бабуля почувствовала энергетику колдуна по прикосновению к Петру, который лежал так, будто по нему проходил сильный ток. Они с Катей ещё усиленнее стали протирать тело Безматерных и усиленно молиться. И когда им обоим стало невмоготу, бабуля сказала:
- Вася, Лёша берите в руки автоматы и на улицу, через несколько минут колдун будет здесь. Он вооружён, и стреляет без промаху. Спрячьтесь и молитесь, и когда увидите его, незамедлительно стреляйте и при этом шепчите: Боже, помоги нам
Над лесом в полной тьме затрещал небольшой моторчик. Маргулин и Лямов усиленно молились. Вдруг всё стихло. И Василий, и Алексей не увидели, а просто почувствовали, что к дому Богдановой кто-то приближается. Ветерок принёс чужой запах, незнакомый им обоим. Но очертания человека не было. Лямов звал на помощь Бога, и вдруг контуры колдуна обрисовались в темноте ночи совсем рядышком, всего на  какие-то доли секунды. Василий нажал на спуск. Гром от выстрелов содрогнул Богдановский дом и окрестности. Потом послышался нечеловеческий стон. Шкура с тела Петра Безматерных слетела, поднялась к потолку, рассыпалась на мелкие части и через открытую форточку вылетела на улицу, обволакивая лежащее тело колдуна. Вскоре оно вспыхнуло, да так, что огонь поднялся выше леса, и осталось на дорожке у входа в дом обгорелый до неузнаваемости труп. Богданова подошла со своей клюшкой, коснулась ею, и труп рассыпался, образовался красный, мелкий порошок. Налетевший ветер разнёс его по округе, и ничего не осталось от колдуна. Только валялся на земле у входа в избу бабушки автомат Калашникова со сбитыми номерами, подарок Завирухина, да метров за двести от дома приспособление, на котором он пожаловал. Оно уже было никому ненужное. Потому что летать на нём никто не отважился.
Так погиб великий маг Ли-си-цын, разбившийся о твердыню Православной веры и святость русских женщин, отстаювающих право на жизнь и любовь. Он хотел править миром, посвятив всего себя чёрной магии и умению управлять людскими душами. У него уже многое получалось.
 И бабуля, протяжно вздохнув,  сказала:
- Сжечь  сооружение беса.
- Вася, я видела, как летели твои пули прямо в сердце колдуна, разворотили его, и он потерял силу. Я думаю – это Божий подарок. Три пули, и нет демона, а потом он сгорел от своего бессилия, - вздохнула бабуля и стала склоняться к земле. У неё от перенапряжения поднялось давление, и закружилась голова. – Всё, наверное, отжила бабка на этом свете, пора и на покой. Я честно прожила свою жизнь, никогда не склочничала, не завидовала. В меру своих сил и способностей помогала людям. Теперь за меня будет работать моя внучка Нина. Я передала ей весь свой арсенал знаний, магическую силу добра.
- Бабуля, бабуля, - закричала Нина, - у меня никого не осталось кроме тебя. Я  ещё так молода, чтобы занять твой пост. Ты даже сумела справиться с всемогущим магом. Ты у меня супербабушка. Я горжусь тобой. Что я буду делать без тебя.
- Не волнуйся, внученька. Вася и Катя тебя не оставят в беде, - ответила Богданова. – Теперь вы одна семья. Конечно, я ещё поживу немного, но силы меня уже покидают. Много энергии высосал у меня этот мерзкий маг.
Около бабули стояли все, кроме детей. Пётр Безматерных очнулся, пошевелился, встал, хотел одеть набедренную повязку, и случайно заглянул в зеркало. На него смотрел молодой мужчина, стройный, мускулистый и светловолосый.
«Кто это? – подумал он, - неужели Петька Безматерных? Такого быть не может. А где шкура гориллы?»
Он надел свою набедренную повязку и вышел на улицу. Небо очистилось от туч, и выглянула луна. Стало светло, и как-то по-домашнему уютно. Светлые волосы и голубые глаза парня, и его мощный торс, привели в шок женщин. Они стояли и смотрели на этого мужчину, пока он не застеснялся, сказав:
- Женщины, милые, не смотрите так на меня, я же раздет.
- Вот так горилла! – не сдержала свои эмоции Ольга Маргулина, восхищаясь взглядом и фигурой мужчины. – И ты раздавил мне грудь.
- Всё, всё, всё, - сказала бабуля, - видели, какого мужчину мы с Катей спасали!  Борьба стоила свеч. Кто из вас может шить? Вроде Оля. Нужно сшить парню одежду. Не ходить же ему в набедренной повязке. Он уже - не горилла, а красивый мужчина в подарок женщине к дню  Восьмого марта. На улице завистницы раздерут его на части, да и холодно уже.
- Что, что, а шить я умею, - вздохнула Ольга, - придётся, хотя он и не заслуживает. Ну, для такого мужика я сошью одежду.
И она, не откладывая в долгий ящик возложенную на неё обязанность, взяла метр и стала измерять мужчину. Безматерных вздыхал, робко поглядывая на портниху:
- Холодно, погреть некому. Одним словом бя-да-а-а, когда же будет наконец-то одежда, чтобы встретить мою Дашку, которая обещала меня любить. Правда, она молода, да это и неплохо.
За печкой затрещал свёрчок, и бабка Богданова улыбнулась:
- Ожил, бисова твоя душа, а так молчал, когда мы с Катей бились с чёрным магом. Трус.

                Глава сорок седьмая

В доме было тепло и уютно. У старинных икон горели лампады, воск тонкими струйками стекал в медные узорчатые чашечки. Бабуля подошла к иконе Божьей Матери, помолилась, а потом вздохнула со свистом в голосе:
-  Надо отпраздновать победу над этим зловещим магом. Катя, Оля, готовьте стол. У меня ещё в закромах есть наливочка. Одеваться Пётр будет потом.
- Ну, Петька, ты совсем пал духом, тянешь из меня жилы. Я и так почти круглые сутки за машинкой. Дочку приласкать и то некогда. Лёшка скоро тебя пристрелит. Я столько времени кручусь возле стола, да возле тебя мужик – глыба. Как только тебя  Разгульная выдержит, - вздохнула Ольга Маргулина и загадочно улыбнулась.
- Я с женщинами очень ласков.
- Да уж! Я помню твою ласку. Век теперь не забыть, - не сдавалась женщина.
- Оля, ты опять за своё, - крикнула бабуля. – Это был не он, а горилла. Петька Безматерных - мужик, что надо. Была бы молодой, он бы от меня не ушёл.
- Бабуля, у тебя был один? – спросила Маргулина, кося лукавые глаза на Богданову.
- Ах, ты плутовка, - рассмеялась старушка, - да мой был лучше всех на свете. Война проклятущая отняла у меня моего Васю. Он меня на руках носил, берёг. Оля, разве я могла предать его память.
- Не жалеешь?
- Нет. Я очень хорошо прожила свою жизнь. А ты чего раскудахталась. Не вздумай на Петьку глаз положить! Знаю нонешнюю молодежь, - улыбалась Богданова.
- Не все такие. Я своего Лёшу ни на кого не променяю
- Тем и сильна Русь матушка, - подойдя к ним, сказал Лямов.
- Петь, а может мне тебя окрутить? – вздохнула Нина, выйдя из другой комнаты, и улыбнулась ласково и нежно.
- Нинка, у тебя не получится. Ты вся в меня – однолюбка.
- Бабуля, я молода, красива. С меня мужики глаз не сводят в городе.
- И что из этого? Но душа-то твоя не работает в такт их взглядам.
- А ты приколдуй мне хорошего мужичка.
- Не могу. Не из того теста зделана. Я русская женщина.
Мужики стояли и улыбались, поглядывая с любовью на женщин. Лёшка Маргулин пальчиком грозил жене: мол, брось флиртовать. У тебя есть я, что тебе ещё нужно. Катя, слушая этот разговор, молчала. У неё на душе было тяжко. Ей сегодня пришло видение, будто её лучшая подруга Валя Ветрова живёт очень хорошо и счастливо, но сама вся в слезах, и очень сильно отощала.
- Вася, - взяла за плечо мужа Лямова, - надо срочно позвонить Вале Ветровой. Мне, кажется, у неё нет совершенно денег, и, наверное, работы.
- Сейчас позвоню, - сказал он, сел на машину и отъехал на то место, где была мобильная связь. – Валя, здравствуй! Как ты там?
- Вася, это ты? – спросила она тихим голосом. – Ты жив? Как я рада. Как дела-то у вас?
- Сейчас стало нормально. Кажется, все беды позади. Такое дело провернули, даже самому не верится. Ну, да это потом тебе расскажем. Сейчас не до этого. У тебя-то как дела?
- Вася, очень плохо. Хотела устроиться на старую работу – не берут. Бегала по городу и всё напрасно. Все сваливают на кризис.
- Ясно. Деньги есть?
- Понимаешь, Вася, вчера последнюю сотню израсходовала.
- Не расстраивайся, завтра к тебе приедет молодой человек от меня Алексей Маргулин и даст тебе десять тысяч рублей. Я думаю, тебе на месяц хватит, если нет – звони. Мой телефон теперь включен. Правда, у нас связь плохая, но я ведь бегаю, кручусь.
Наконец-то Ольга Маргулина сшила всю одежду Петру и сказала:
- Примеряй, молодой и симпатичный, да с бабулей иди в Сосновку свататься. Погуляем на твоей свадьбе. Пожалуй, я тоже напьюсь. Дочка уже большая, так что можно.
Дарья  Разгульная уже давно ждала своего суженого. Ей бабуля Богданова обещала познакомить с мужчиной, который будет оберегать её и жалеть, но такого красавца она не ожидала. Сердце её ёкнуло и сильно забилось. Она покрылась краской, не видевшая в детдоме ласки и тепла, не знавшая как себя вести в таких случаях.
- Дарья, чего застеснялась, готовь закусь. Жених пришёл, - сказала Богданова. – Ничего, ничего девонька. Ко мне, когда пришёл мой свататься со своим отцом, я тоже вся зарделась, как маков цвет. Петя, вынимай вино-то.
Безматерных был в чёрном костюме и белой рубашке. Чёрные полуботинки его просто сверкали, и весь он был в приподнятом настроении. Девушка собрала небогатый столик: варёная картошка, огурчики, грибки, и позвала к столу своих хозяев, где жила на частной квартире. У её отца и матери была трёхкомнатная квартира в городе Москве, но когда они попали в автокатастрофу, где и погибли, а маленькую Дарью, которая осталась жива и невредима, отправили в детдом. А её квартиру после родителей, увели органы опеки. Она окончила техникум и оказалась далеко, далеко от Москвы в деревне. Там её жалели, но помочь ничем не могли. Она пыталась отстоять свою квартиру, но тщетно. Документы о продаже её квартиры были подготовлены опытными юристами, а чтобы сопротивляться, нужны были деньги. Девушка голодала, отстаивая своё право на квартиру, но сил больше не было, и она, плюнув на все, сбежала в деревню, в надежде выйти замуж, и устроить свою жизнь. И когда Богданова поговорила с ней, она с радостью согласилась. Сейчас, глядя на своего будущего мужа, Дарья отмечала, что он очень хорош собой, и, видимо, ласков и нежен. Её ещё по-настоящему никто не обнимал и не целовал. В детдоме было просто баловство. И когда жених со свахой, посидев и попив вина, решили откланяться, Дарья, заглядывая в глаза Петру, отбросив стыд, сказала:
- Петя, может останешься? Мне так скучно одной в этой глуши хоть волком вой.
Безматерных немного поколебался, потом согласился. А Дарье хотелось смотреть и смотреть в его чистые глаза. И когда все ушли из её комнаты, она подошла к Петру, дотянулась руками до плеч, и стала снизу вверх смотреть в его доброе лицо. Он взял её как пушинку на руки, и стал ходить с ней по комнате, не чувствуя ноши. Дарья, не сопротивляясь, примкнула к его широкой груди. Она ухом слышала, как бьётся его живое, мощное сердце. Оно убаюкивало, успокаивало её. Когда-то ещё маленькую, её отец подбрасывал к потолку. Она визжала, хватаясь за его голову и руки, тоже слышала, как бьётся сердце отца. Но сейчас было что-то не то. Вдруг Пётр губами коснулся её губ. Дарью обдал жар и трепет. Она схватилась за его литую шею. Губы Петра целовали её лицо, глаза, шею, грудь.
Она вздохнула:
- Ты меня ведь не бросишь?
- Нет, конечно. Я твой навек, - пробурчал Безматерных, не отрываясь от её губ.
Рано утром, он ушёл к себе, где жил, сказав девушке, когда она вышла его проводить:
- Дарьюшка, надо готовиться к свадьбе.
- Петя, у меня денег нет, - сказала она.
- Займём, - проговорил он. – Я думаю, у Васи Лямова и его жены Кати есть.
- А чем отдавать будем?
- Выкрутимся. Они в беде нас не оставят. Не те люди.
Он не сказал девушке, что у него нет документов, и он находится в подвешенном состоянии, боясь расстроить её и без того расстроенные чувства. Боль детдома и волокита с квартирой оставили глубокий след. А если бы он ещё сказал, что собирается забраться в подземелье Завирухина, Дарья вообще бы пала духом. Она повисла на его шее. Он взял её на руки и несколько метров нёс, как великую и дорогую ценность. Потом осторожненько поставил на ноги и зашептал:
- Сегодня ночью я опять приду.
                Глава сорок восьмая

 Подполковник Зазулин долго добивался осмотра коттеджа Завирухина – Тамерлана, но высшее начальство всячески препятствовали этому. И вот после долгих и упорных доказательств Иван получил доступ к осуществлению этой мечты, но кого послать он не знал. Наверняка, там накручено такое, что один неверный шаг, и здание взлетит на воздух. А ему хотелось узнать, куда пропал кандидат в депутаты Госдумы Никитин Олег Олегович. Он пропал, как в воду канул. Вот уже не один год от него ни слуху, ни духу, а ведь парень был что надо, но, видимо, кому-то не угодил.
«Надо собрать желающих. Может послать Маргулина. Он по взрывной части вроде бы неплохо подкован. Многое знает. В Чечне служил, а там какие только не пришлось штучки разминировать, хотя он и разведчик, но всё же спец что надо, - думал Зазулин. – Я, наверное, так и решу. Других кандидатур не будет. Как ведь он взорвал Завирухина со своей зомби командой, ехавшей на дело, это, конечно, не каждому дано. Вот только Ольгу жалко. Узнает, с ней случится, прямо сказать шок. Безматерных – он не специалист. Лямов – писатель. Его вообще беречь надо. Еле выкарабкался с того свету. Больше и послать некого. Неужели придётся откуда-то звать специалистов, чтобы вскрыть этот ненавистный коттедж?»
Думы Ивана Зазулина уходили далеко, далеко вглубь веков. Он в своей голове прокручивал историю, которую в школе неплохо знал, читал много книг, и как говорится, был подкован по отношению к другим почти на отлично. Но история историей, а Завирухин взял уж больно большую планку, шесть прошло столетий, как умер Тамерлан, а дух его так и не пропал. Якобы дух Тамерлана в нём. Если каждый так будет себя считать, то в каждом из нас есть чей-то дух, ведь проходят века, а менталитет человека не меняется. Видимо, так заложил Всевышний, что каждая национальность отличается друг от друга, создавая яркий букет из народов.
- Иван, я хочу жениться, - сказал Пётр Безматерных Зазулину, - хороша девчонка. Такая прелесть выросла в детдоме. Понимаешь, родители разбились в автокатастрофе. Квартиру потеряла в Москве. Билась, билась за неё, да где там, против лома нет приёма. Мыкается сейчас бедолага, ни родных, ни близких. Увидала меня и сразу влюбилась. Поженимся, где будем жить, я даже и не знаю.
- Поздравляю, - ответил подполковник, - жильё вам подыщем. Не в этом проблема. Проблема в другом, как сделать тебе документы? Ведь по документам Завирухина, ты умер уже несколько лет тому назад от желтухи, которая переросла в церроз печени. Так что придётся поднимать все соответствующие документы, чтобы восстановить твоё доброе имя. Тем более ты насильник и убийца. Тебя может спасти только, если у Завирухина существовал дневник, где он записывал свои гадости, потому что, как свидетель он отпадает. Ты его собственноручно сбросил в пучину. Колдун монах, который мог бы пролить какой-то свет на все эти события, тоже мёртв, да к тому же его вообще нет. И был ли он – вот вопрос?
- А я ведь приехал из деревни звать тебя на свадьбу.
- Петя, Петя, свадьба это очень хорошо, но за кого она выйдет замуж? Документов-то нет у тебя. Я могу дать тебе только справку на основании твоих слов, но она никакой силы не имеет. Слушай, наконец-то я доказал высшему руководству страны, что генерал Завирухин не тот за кого он себя выдавал, и мне разрешили обыскать его коттедж, но вот кого послать, я не знаю. Сослуживцев у меня много, и специалисты взрывники есть, но я боюсь их посылать. Завирухин и этот монах очень хитрые были люди. От них можно ожидать любой пакости. Зачем он только строил коттэдж, столько денег вбухал, видимо, рассчитывал на безоблачную жизнь, надеялся, что его не раскроют. Монах служил ему верой и правдой, да и сам был хват что надо.
- Иван, я пойду в коттедж к Завирухину, он «мой друг и моя боль», - сказал Безматерных. – Я должен довести это дело до конца. Я сбросил его в трясину. Не могу ему простить. Возомнил, что у него пращур сам хан Тамерлан. Как он грозил нам всем, как грозил.
- Ладно, ладно, Петя – это уже в прошлом. Ты хочешь проникнуть во святая святых к Завирухину – Тамерлану – это твоё дело, но пойми у тебя ж нет навыков по разминированию взрывных устройств.
- Ненависть к нему и та боль, которая во мне живёт подскажет выход из положения.
- А как же молодая жена? Ведь она ещё и не поняла кто ты. Родителей потеряла, квартиру и вот, может потерять и тебя. Петя, разве это справедливо?
- Конечно, это несправедливо, но что поделаешь.
- Как ты ей объявишь, что идёшь на риск? Она просто не поймёт. Не твоё это дело, пойми. Здесь нужны классные специалисты, ведь объект очень трудный. Нечаянно брошенный проводок может оборвать жизни многих людей.
- И всё же я зайду в его логово, что бы это мне не стоило.
- Ладно, пойдёшь, только в общей группе, и руководить вами будет Алексей Маргулин. Он к Завирухину имеет свои счёты.
В назначенный день Алексей Маргулин со своей командой был на месте. Охрана Завирухина со скрипом пустила его группу к стенам коттеджа, но внутрь надо было ещё пробраться, а ключей не было. Стёкла были не только занавешены тяжёлыми шторами, но и затемнены черным материалом, который ни грамма не пропускал света внутрь здания.
- Что будем делать-то, Лёша? – спросил Пётр Безматерных, - я даже ума не приложу.
- А что? Пока я и сам не знаю. Давай обследуем дом, потом и примем решение. Одно мне ясно, что, не обследовав помещение, внутрь заходить опасно. Придётся сверлить стену в прихожей, чтобы просунуть туда маленькую фотокамеру, иначе можно поплатиться очень дорого. Стена из бетона и очень толстая, строил на века.
- Я думаю стекло разбить, намного легче, - сказал Зазулин, подойдя к группе.
- Мне кажется, Завирухин на это и рассчитывал. Нет, Иван, этот вариант для нас гибельный. Я уверен, что там есть проводок, который нельзя трогать.
С большим трудом им удалось просверлить отверстие в стене, и когда Маргулин заглянул внутрь здания, схватился за голову. Входная дверь, окна, диваны были напичканы взрывчаткой сплошь и рядом. Ломиться в дверь и окна, значит разрушить здание, и погибнуть самим.
- Лёша, не падай духом, есть ещё один вариант, - вздохнул Пётр Безматерных. – У него прокопан тоннель к речке. Надо обследовать этот участок.
Они долго искали люк в подземелье, но он, как в воду канул. Всё заросло травой и мелким кустарником. Просто не подкопаешься.
- Иван, граната есть? – спросил Маргулин у Зазулина. – Если есть люк, он скорей всего, заминирован. Я брошу гранату, может быть, взрывное устройство сработает, и тогда мы определим этот несчастный люк. Хитрый бестия, что натворил. Все в укрытие!
Люди перешли речку и там залегли. Алексей бросил гранату, упав за бугорок. Как он и рассчитывал, взрывное устройство люка сработало. Земля, перемешанная с бетоном, рванулась вверх. И когда улеглась пыль от взрыва, Маргулин подошёл, подошли и другие. Стали разгребать проход в туннель. Долго бились, но, в конце концов, справились. И это оказался не туннель, а очень глубокий колодец, где оказались семь разложившихся трупов. Шесть были гастрабайтеры и один русский человек. Им оказался кандидат в депутаты Госдумы Никитин Олег Олегович, который пропал несколько лет назад.
- Вот и разгадка, - вздохнул подполковник, снял головной убор, и минут двадцать стоял молча, отдавая должное убиенным. Он скрипел зубами: - Каков злодей.
Подошедшие журналисты защёлкали фотоаппаратами, запахло жареным – сенсация была необыкновенной, которая выходила за пределы человеческого понимания.
- Эх, Колька, Колька, - вздохнул Пётр Безматерных, - до чего ты дошёл, мальчик из деревни Понизовки. Щуплый, зачуханный, но с огромными амбициями. Дух Тамерлана не дал тебе ничего хорошего. Как я тебя не разгадал вовремя! Думал с годами эта блажь пройдёт, а она усилилась, и если бы мы не встали на твоём пути, что бы ты мог ещё натворить?
- Что ты сказал? – спросил подошедший журналист. – Вы его знали раньше? Понимаешь, это очень интересно.
- Нет, - ответил Безматерных, чтобы не иметь дело с прессой, - я не знал его. Я просто свои догадки произношу вслух.
- Какие догадки? У вас что-то имеется? – не успокаивался журналист.
- Да нет же у меня ничего. Все данные у подполковника Зазулина. Вон он стоит, - открещивался от назойливого журналиста Пётр Безматерных. – Я гражданский человек. Следствием не занимаюсь.
- А что вы слышали об ограблении инкассаторов и убийстве генерала Курапина, который якобы руководил бандой грабителей, а Завирухин его прикрывал. Это было несколько лет назад, - не сдавался так просто журналист, почувствовав, что Пётр владеет очень интересной информацией. – Оказывается, писатель Лямов руководил этой операцией? Вы знаете такого? Его забил почти до смерти генерал Завирухин у себя в кабинете? Так ли? Потом его он бросил в тюрьму, где он и скончался на операционном столе, как полковник Аляпов Пётр Иванович?
- Что вы ко мне пристали, молодой человек? Я ничего не знаю, - сорвался Пётр Безматерных.
- Меня зовут Никита Краюшкин, - не отставал от него въедливый журналист, - давайте познакомимся. Говорят у писателя Лямова симпатичная жена Катя – искусница по пластическим операциям. Талант от Бога. Так ли?
- Я впервые слышу это от вас, - сказал недовольно Пётр Безматерных, - отойдите, вы мне мешаете. Я сейчас с группой пойду в туннель. А оттуда будем двигаться к логову зверя.
Алексей Маргулин, Пётр Безматерных и другие спустились в туннель, и, освещая мощными фонарями всё пространство, стали продвигаться к коттеджу. И ещё Пётр помнил, что под зданием должны быть три этажа, которые находятся глубоко под землёй. А чтобы не попадала вода, все бетонные сооружения тщательно обработаны жидким стеклом. Метр за метром с большой осторожностью группа двигалась вперёд. В это время Анастасия Богданова, её внучка Нина, Катя, Оля и гражданская жена Безматерных Дарья стояли на коленях перед иконой Божьей Матери и молили её, чтобы она вернула из подземелья мужчин живыми и невредимыми. Бабуля заходила в подсознание Алексея и подбадривала его: мол, мы за вас молимся, смелее идите. Ваши женщины ждут вас. Туннель был невзрачный, а местами на стенах были нарисованы страшные чудища, они были как живые, раскрывали огромные пасти и грозно ревели. У слабонервных мог мороз бы пойти по коже, но не у Алексея и Петра. Они, тщательно всё проверяя, шли к своей цели. Пётр было протянул руку, чтобы сорвать паутину, которая преградила им путь, уже вытянул было руку, но Алексей оттолкнул её, сказав при этом:
- Петя, ты что? Смотри куда она уходит.
Они пошли по паутине с обеих сторон и обнаружили взрывчатые устройства огромной мощности. Ещё бы чуть-чуть, и этот туннель взлетел бы на воздух. У Маргулина лицо стало белым, а у Петра дрожали руки мелкой дрожью.
«Лёша, Лёша, - услышал Маргулин голос жены или ему это показалось, но вдруг перед его взором показалось её плачущее лицо, - я люблю тебя и жду. У нас же дочь, Лёша». А Петру почудилось, что его Дарья летит к нему и вот-вот разобьётся о бетонные стены. Он поднял руки, чтобы остановить и поймать её, и тут перед взором оказался маленький и очень тонкий проводок.
 «Ай, да Дарья, ай да умница, - подумал он, - ведь ты спасла мне и другим жизнь».
  Потом ему почудилось:
«Петя, я беременна, у нас будет сын. Я жду тебя. У меня кроме тебя нет никого. Вернись любимый».
«Обязательно вернусь, Даша. Жди, - шептали его губы, - уже с вашей помощью мы скоро войдём в коттедж. Дашенька, Дашенька, милая. Я люблю тебя».
Они проверили нижние этажи и стали подниматься наверх, а кругом была паутина и тонкие провода. И тут Маргулин, Безматерных и другие услышали резкий и дикий смех Завирухина:
«Петька, да и ты Лёха, оба вы, да и ваши подчинённые в моей западне. И возврата вам обратно не будет. Слабы ваши женщины перед чарами моего колдуна. Всех вас ждёт адская и мучительная смерть. Я наконец-то избавлюсь от вас. Вы мне просто осточертели. Вы забыли кто я? Так я вам напомню. Во мне дух великого хана Тамерлана, и этот дух вас уничтожит. Вы, нисшие создания, захотели подняться выше меня, вы посмели вынести мне смертный приговор. Не выйдет. Я и мёртвый буду живее вас живых, потому что во мне живёт вечность, которая будет беспощадна к вам, мои дорогие. О-хо-хо! Я уже наслаждаюсь этим мгновением. Скоро, скоро, скоро».
Эхо раздавалось по всему зданию и глушило пришедших. Им казалось, что этот голос уходит в космос и разрастается там до невероятных размеров. Маргулин захотел выключить эту громкоговорящую игрушку, но где она, он не знал. А голос Завирухина рвал устоявшуюся в коттедже тишину.
- Петя, - сказал Алексей Маргулин, - а ведь он знал или предчувствовал, что мы навестим его логово. Бедный генерал не жилось ему по-людски то, захотел править миром.
- Лёша, пошли. Я боюсь, что этот дикий голос толкнёт нас куда-нибудь на провода. Для этого, видимо, Завирухин и устроил этот концерт, - сказал Пётр Безматерных.
Они опустились по лестнице в самый нижний подвал, обследовали всё до мелочей, потом стали подниматься вверх. Взрывные устройства стали попадаться чаще, но уже меньшей мощности. И вот наконец-то самый верхний этаж, где Завирухин-Тамерлан обдумывал свои делишки, сидя в мягком кресле, посасывая водочку, которую он любил употреблять в дни невезения и нервного срыва.
Сейчас на столе лежала записка: Я ухожу, но скоро я вернусь и уже победителем.
А рядом лежал его дневник и книга колдуна, как из людей делать зомби.
Безматерных было хотел схватить эти чудные реликвии, но Маргулин его остановил: мол, подожди нужно всё проверить. В белых резиновых перчатках он взял эти бесценные тетради и осторожно затолкал в полиэтиленовый пакет, нужно их отнести в лабораторию на обследование, если он их оставил, они могут быть отравлены, осмотрел всё ещё несколько раз и сказал всем без исключения:
- Выходим и уже через парадные двери.
Но Безматерных ответил:
- Иди, Лёша, а я немного посижу.
В голове у Петра роились мысли. «Я не хочу, чтобы это величественное сооружение – приют колдовства и чёрной магии красовался на этом холме. Сюда потянутся сторонники Завирухина. Вложат огромные деньги, но завладеют этим зданием. И снова над землёй воссияет знамя зомби. Кто-то новый захочет завладеть миром. Я взорву это здание, - пронеслась шальная мысль, - оплот Завирухина должен быть уничтожен. Я пойду до конца. Иначе, как жить на белом свете?»
Он перекрестился несколько раз, и вдруг перед глазами возник плачущий облик Дарьи, дескать, не делай этого, Петя, как я буду жить без тебя.
- Дашенька, я должен это сделать. Понимаешь, а иначе кто? – вздохнул всй грудью тяжелый воздух Пётр Безматерных. – Мы же вместе с ним выросли. Это зло, которое он воздвиг на свой пьедестал нужно искоренять, а иначе.
Руки сами замкнули провода. Раздался мощный оглушительный взрыв, который потряс всю округу. Коттедж Завирухина рассыпался на мелкие куски, как будто его и не существовало. Груда кирпича, металлолома и бетона напоминали, что когда-то он был. Оглушённый, но ещё живой Пётр каким-то путём оказался в железном ящике, дышать было трудно, но можно. Откуда к нему проходил воздух, он не знал и молил Бога, чтобы его быстрей откопали.
Гражданская жена Дарья, потрясённая происшедшим, приехала и с плачем упала на развалины.
К ней подошёл подполковник Зазулин и сказал:
- Сейчас прибудет экскаватор, и будет разбирать развалины. Девушка, может быть, он ещё живой, хотя вряд ли, такой взрыв!
- Он жив, жив! – кричала Дарья, заламывая руки.- У нас будет ребёнок. Умереть он не должен. Я чувствую его крик о помощи. Петя, Петя, Петя, ну отзовись. Я заклинаю тебя всеми святыми.
Подогнали экскаватор и бульдозер. Медленно, но уверенно стали разбирать развалины. Дарья стояла рядом и не сводила глаз с того места, где по её мнению должен быть её ненаглядный Петруша. А время шло. Вот уже третьи сутки она стоит без еды, питья и сна, и ждёт, своей участи – вдова она или есть шанс, что она наконец-то выйдет замуж, и будет жить долго и счастливо. У неё родится сын и ещё дочь. И вот наконец-то ковш ударил зубьями по металлическому ящику.
- Осторожнее он там! – закричала Дарья, подбегая к машинисту экскаватора. – Петя, Петя, ты живой?
Ящик был огромный, сваренный из десятки. Безматерных находился там. Как он туда попал, он и сам не знает. Только слышал, как мощные конструкции падали на его железный гроб, издавая тяжёлый утробный стон. Петру казалось, что он падает в преисподнюю. А сердце, готовое выскочить из грудной клетки, стремилось туда, где свет, люди и его жена Дарья. Экскаватором перевернули ящик, открыли дверцы. Безматерных лежал недвижим. Дарья бросилась к нему и стала осыпать его поцелуями и слезами. Пётр приоткрыл сначала один глаз, потом другой.
- Жив! – раздался крик Дарьи. – Я знала. Я знала.
Радости женщины не было предела. Она смеялась от радости и плакала.
Подошёл подполковник Иван Зазулин, заглянул в ящик и произнёс, задумчиво и спокойно:
- Здоров сибиряк! После такого взрыва выжить! Да тебя ангел-хранитель оберегает. Ну, вылезай, если можешь. Повезло тебе. – Он вздохнул, вытащил бутылку водки, налил полный стакан, подал Петру со словами.- Ох, и жена у тебя – прелесть. С такой не пропадёшь. Завидую тебе парень, завидую. Не каждому так везёт. Трое суток простояла без сна, пищи и питья. Всё молилась за тебя. И вымолила всё же у Господа твою жизнь. Ай, да девка!
Пётр зашевелился, поцеловал жену в губы, выпил водку, чтобы стряхнуть напряжение и стресс, и тут же захмелел, как никогда.
Лямов, Маргулин, Зазулин и другие стояли и улыбались. Они понимали, что Безматерных сознательно замкнул провода, чтобы душой и телом очиститься от того, что было с ним раньше.

                Глава сорок девятая
 
 Документы по освобождению Петра Аляпова пришли на остров, где он отбывал незаслуженное наказание, уже глубокой осенью. Правда, погода ещё стояла тёплая, но в воздухе уже кружились белые мухи. Температура медленно, но уверенно приближалась к минусу. Скоро встанет водная переправа и тогда путь на большую землю будет только по воздуху. Аляпов почувствовал, что его скоро освободят из-под стражи, может быть, дадут небольшой срок за то, что ослеплённый любовью не замечал действия маньяка Атоса Зайчика, чем помогал ему творить свои злодеяния с маленькими девочками. И когда он понял, что это был не фотомонтаж, а настоящие фотографии, было уже поздно, он получил по полной норме, то есть вышку. С тех пор уже прошло несколько лет ожидания и тревоги. Он ждал, что вскоре он будет свободен. И, кажется, уже забрезжил рассвет, когда он написал письма в разные инстанции вплоть чуть ли не до президента Российской Федерации, и начались проверки, которые могли для него окончиться трагически, но он остался жив. Кто-то не хотел, чтобы Петька Аляпов вышел на свободу. Он вспомнил, что доктор, с которым пришёл его отец, был никто иной, как Степан Загибуля. Он же – пахан, встретившийся Петьке ещё в следственном изоляторе. Взвесив всё за и против, он решил, что если его освободят, он должен найти этого Степана, и окончательно свести с ним давнишние и нынешние счёты. Он думал, что его отец наверняка дома. Где ему ещё быть? Ведь годы уже ещё не запредельные, но уже и не молодые. Его выпустили под подписку о невыезде, так как не совсем было ясно, а что же совершил Пётр Аляпов, начальник милиции маленького районного городка, который вошёл в группу особо криминальных.
Пётр Аляпов шёл по знакомой улице, но на душе была такая жуть, что словами просто и не выскажешь. Прошло уже пять лет, как его осудили за особо тяжкие преступления. И вот он снова на свободе. Винил ли он себя в этом, да нет. Ему казалось, что всё, что с ним произошло – какая-то нелепица, а он всего-навсего подопытный кролик, над которым продемонстрировали своё мастерство и не более. Но за это кто-то должен ответить.
Был ласковый, солнечный день. Осень накатывалась, заявляя о себе лёгкими морозцами и бархатным снегом, который ложился на ещё тёплую землю, предупреждая людей, что скоро грянет зима, а пока идёт в природе расстановка сил. Пётр расстегнул ворот рубашки, и, вдыхая наполненный ароматами осенний воздух, шёл, напряжённо вглядываясь в лица прохожих, скрипел зубами, вспоминая детство и юность, которые прошли здесь, оставив глубокий след в душе и на сердце. Ещё немного, ещё чуть-чуть и он окажется дома. Ждут ли его отец и мать – вот вопрос, ведь на лице его до сих пор маска Василия Лямова – злейшего врага и «друга», с которым он хочет свети давнишние счёты, выстраданные и выплаканные душой и сердцем. Да ещё злодейка Валька, которая предала его в угоду Кате и её мужу Васе. Простить её он не мог. Она днём и ночью стояла у него перед глазами: мол, вот так тебе и надо. Не захотел любить меня – получай, что заслужил. Катю я не предам ни за что. Она мне, как сестра. Может быть, даже ближе.
Он зашёл в подъезд. Всё было также, как и пять лет назад. Пётр Аляпов нашёл свою подпись, где ещё детской рукой он нацарапал на стене Катя  + Петя = любовь. Сердце захолонуло от тоски и боли: «Если бы не строптивая Катька, всё было бы нормально. И Васька бы остался другом, а так»?.. Гнев и боль наполняли его израненную душу. Он набрал номер квартиры по домофону и услышал родной голос матери. На какую то доли секунды он вспомнил своё детство, потом резкий всплеск обиды перечеркнул всё. И Пётр Аляпов окончательно потерял настроение, которое и так уже зашкаливало за все допустимые нормы.
- Мама, это я твой сын Пётр, - ответил он хрипучим голосом. – Я вернулся.
- С того свету не возвращаются, - услышал он испуганный голос матери. – А кто ты я не знаю. Мой муж куда-то пропал. Проходимцам я не открываю.
Аляпов понял, говорить с матерью, пока ей не объяснят всё, что произошло пять лет назад и после бесполезно. Он, взяв в руки справку о своём освобождении, пошёл искать милицию, хотя он и так знал, где она находится.
- Так вот ты какой Пётр Аляпов, - сказал молодой начальник милиции района, заменяющий его на этом посту.
- Вы не могли бы объяснить, майор, моей матери кто я на самом деле. И ещё! Может вы знаете, где в настоящее время находится мой отец?
- Где находится ваш отец, я понятья не имею. А вашей матери объяснить можно, хотя и трудно. Она считает, что её Пётр погиб и похоронен на кладбище со всеми почестями, ты же вдруг явился. Здравствуй – я ваша тётя. У неё может случиться удар. Об этом надо думать.
- Майор, как же мне быть?
- Не знаю. Слухи идут, что ты заварил эту кашу, тебе и расхлёбываться.
Аляпов почесал в затылке, подумал. Ему хотелось есть и пить. Усталость наваливалась на него и давила своей мощью. Нужно бы отдохнуть, но где? Он хотел идти к себе на квартиру, но ключей у него не было, да и квартира, может быть, занята, прошло столько лет. Может Васька Лямов её кому-то продал или подарил. Вскоре пришла спасительная мысль: искать отца, но к кому обратиться за помощью, он не знал. Старые связи лопнули, как мыльные пузыри. Он смотрел на город и вздыхал, припоминая номер телефона Игната Курапина, не зная о том, что его уже давно нет в живых. Ведь когда-то в свои годы жительства, он подозревал, что генерал богатеет от ограбления инкассаторских машин, но встревать на его пути – значит погубить свою карьеру. И звания и должности сваливались на его голову, как по мановению волшебной палочки. Получался замкнутый круг. И всё было бы хорошо, но вот беда, любовь загубила все взлёты и начинания. Ох, уж эта любовь, что она делает с людьми. Он снова увидел Катю. Она стояла перед его глазами, милая, чудная и такая близкая, что он вздохнул и протёр глаза. «Катя, Катя, - шептали его губы, - где ты – радость моя? Понимаешь, я без тебя жить не могу. Ну, приди ради Бога, утешь Петьку Аляпова. Я столько выстрадал. Столько пережил, передумал. Даже пытался сочинять стихи, но тщетно. Бог обделил меня талантом. Зато душа моя излучает любовь и радость к тебе. Катюша, что с человеком она делает, Боже!» Он набрал квартирный номер телефона Курапина и спросил, чтобы к телефону подошёл сам генерал. На том конце провода его покрыли трёэтажным матом и послали подальше. Он снова набрал этот номер, и женский голос вдруг прошипел:
- Чего пристал ублюдок! Нет его! Он уже давно находится в мире мёртвых.
Женщина была не в духе. И Аляпов не стал больше звонить. И тут к нему подошёл молодой мужчина и спросил:
- Вы не как Пётр Аляпов. Я могу дать адресок, где сейчас находится ваш отец и тот доктор, который прибыл к вам на остров сделать инъекцию.
- Вы кто? – спросил настороженно Аляпов.
- Неважно, - ответил молодой человек.- Важно то, что я знаю, где они находятся.
Это был Алексей Маргулин, посланный Лямовым, чтобы наконец-то прояснить кто есть кто. Близко к Аляпову он не подходил. Василий его предупредил, что Аляпов может его ударить по печени. Это у него коронный номер, от которого трудно уберечься.
- Что тебе от меня нужно? – прошипел звеняще Аляпов. – Я что-то тебя не совсем понимаю.
- Зачем тебе меня понимать. – Алексей понимал, что это пустой разговор и никуда не ведёт, решил идти прочь, сказав: - Не хочешь, ну и хрен с тобой. Я пошёл.
- Стой! Это тебя послал Васька Лямов? Он всё ещё занимает мой пост?
- Я не знаю никакого Васьки, - ответил Маргулин.
- Давай адресок.
Алексей вытащил из левого кармана небольшую бумажонку и подал Аляпову, держа в это время палец на спусковом крючке пистолета, который держал в кармане. Аляпов понял, что к чему, протянул руку и мирно взял бумажку. Конечно, он не поверил молодому человеку, но другого выхода у него не было. Он думал, что это происки Степана Загибули, который узнав, что он жив, вероятно, хочет его добить.
- Где мой отец? – спросил Аляпов, но ответа не получил. – Что вы с ним сделали? Это ты был с Настей Ивановой? Как анализ ДНК?
Маргулин уходил молча и сдержанно. А Аляпов думал:  «Что бы это могло быть? Почему мне дают адресок, где якобы находится мой отец»? Он начал рассуждать, дескать, если это происки Загибули, то он наверняка знает, что я мёртв. Кажется, это инициатива идёт не от него, а откуда-то сверху. Неужели от самого Завирухина, может Васьки Лямова. Ну, ладно на месте разберусь. Он выехал из города, отыскал место, где спрятал в укромное место пистолет со сбитыми номерами на всякий случай, когда ещё был начальником милиции, улыбнулся, развернул промасленную ткань, обтёр тряпкой нужную вещь, зарядил и сунул его в брюки под ремень, чтобы в любое время, когда понадобится, применить. Оружье было в идеальном состоянии. Он был доволен, что оказался дальновидным. Теперь он будет сводить счёты и возвращать долги, которые по его мнению задолжали люди, а особенно он был зол на Степана Загибулю и своего отца, они хотели отправить его на тот свет, ведь кто-то дал им такое задание, чтобы ничего не выползло наружу, а я дурак растрезвонил на всю округу и чуть не расстался с жизнью, но всё обошлось. Видимо, и у меня есть ангел хранитель. Пётр Аляпов вышел на автобусную остановку и стал ждать рейсовый автобус, чтобы найти своего отца и Степана Загибулю. В записке было указано всё, где сойти с автобуса и как выйти на место. Одним словом в руках Петра была подробная карта местности. Что хотели доказать эти люди ему, он не знал. Одно было ясно, что это неспроста.
Но вот и подошёл нужный автобус. Пётр вошёл в салон, улыбнулся кондукторше, молодой и красивой женщине, и подал деньги. Ему вместе с запиской одолжил их Алексей Маргулин, надеясь на то, что денег у Петра может и не быть, а ехать надо. Иван Аляпов и Степан Загибуля им больше были не нужны. Завирухина нет, который бы мог свет пролить на всё происходящее, нет ни одного зомби, да и коттедж, где могли храниться кое-какие документы, взлетел на воздух. Так что отпала нужда кого-то судить. Значит только месть руками близкого им человека.
Он вышел на остановке, что указано было в записке, нашёл метки и тихо пошёл по ним вглубь дикого леса. Шёл долго не один час. И вот среди кроны деревьев увидеть что-то подобное на людское пристанище. Дохнуло дымком. Пётр заволновался, проверил пистолет. Вскоре увидел необыкновенное жилище из жердей и зашёл. Перед ним возник Степан Загибуля, а рядом и отец. Укоторых на ногах были милицейские наручники, а левая рука была пристёгнута к  цепи. Цепи были прибиты большими гвоздями к дереву. «Поделом их, - подумал Аляпов и вошел в жилище. – Оба - мерзавцы. Убить меня хотели. Что я им сделал плохого?»
- Кто вас, голубки, сюда приковал? – обратился он сразу к обоим.
- Лямов! – крикнул Иван, - ты как сюда попал?
- Я не Лямов, а Аляпов, вот и документ генетической экспертизы. Этот документ выдал мне сам Иван Зазулин, переслав его по почте. Вы ж меня убили, не так ли? Папаша, ты же своей собственной рукой ввёл мне тройную смертельную дозу яда. Я тебе говорил кто я, ты мне не поверил, - сверкнул яростными глазами Пётр.
- Так меня же уверил сам Завирухин, что ты Лямов – негодяй, и должен умереть, - завыл Иван Аляпов. – А этот подпоил меня чем-то и сунул шприц в руки. Петя, я виноват перед тобой, прости.
- Бог простит, а я не могу, если сердце тебе не подсказало, что я твой сын. - Он вытащил пистолет и выстрелил отцу в голову, затем подошёл близко к Степану и прошипел ему в самое ухо: - А тебя я зажарю живьём, вот только поем. За тобой великий грех. И должок – немалый. Помнишь? Я думаю, у вас есть что пожрать.
Он стал заглядывать в кастрюли, нашёл вчерашние щи и хлеб, и стал жадно есть. Загибуля со страхом смотрел на него, ожидая своей участи.
Аляпов поел, вытер губы и сказал:
- Не обессудь, Степанушко. Спасибо за обед. Спас бы я тебя, да не могу. Уж больно ты мерзкий, твоё место в аду и как можно быстрее.
Пётр Аляпов встал, пошарил глазами по жилищу, увидел керосиновую лампу, наполненную керосином, взял её открыл и выплеснул содержимое на стены и пол, потом взял спички, вышел, чиркнул спичку и бросил. Жилище мгновенно охватило пламя, и раздался истошный крик Загибули.
«Так тебе и нужно, - подумал Аляпов, - я уничтожу всех своих врагов. А сейчас пойду к Вальке Ветровой, она ответит мне за предательство полной меркой».
Он потёр руки, улыбнулся. Перед его глазами встал отец, мучащийся от боли. Его сводило и корёжило, потом мелькнуло лицо заплаканной матери, и цветущее Катьки Лямовой, которая, как бы говорила ему:
«Эх, Петя, Петя, что ты наделал, а ведь, я люблю тебя и всегда любила, - откуда-то из подсознания выплыли фотографии девочек, предоставленные Атосом Зайчиком, Их боль и страдание. - Петька, а ведь ты, если разобраться - полный мерзавец. Я проклинаю тебя».
 Потом всё пропало, поднялся ветер, деревья, издавая странные звуки, стали, как бы шептаться между собой. Его начал охватывать жуткий страх. Сердце билось так, что готовое вот-вот вырваться из груди. Он начал оглядываться по сторонам, чувствуя, что кто-то за ним якобы следит. Но вокруг была тишина, только в воздухе кружились чёрные вороны и громко каркали. Он потерял метки, по которым пришёл к жилищу и вскоре понял, что заблудился. А ночь уже заявила о себе. Сначала солнце упало за лес, потом медленно, поглощая пространство леса, стала наползать тёмная ночь без единой звёздочки на небе. Аляпов, выросший в городе, не знал, что делать. Он хотел разжечь костёр, но руки дрожали, спички  ломались. Наконец он плюнул на всё и стал молиться, но успокоения не приходило. Наоборот, его стало сильнее трясти и лихорадить. И он подумал: «Видимо, я много в жизни нагрешил, если Бог от меня отвернулся. Пусть я некрещеный, но я русский человек, и православие у меня должно быть в крови». Он вытащил пистолет и хотел застрелиться. И тут услышал чей-то очень злобный голос: «Ты что! А как же Валька Ветрова, Катька Морозова? Они тебе столько бед причинили, неужели простишь?» А лес гудел и плакал, будто на похоронах. Молодая огромная сосна, вырванная с корнем ветром, упала прямо около его ног, чуть-чуть не захватив голову. Аляпов сел на дерево, слёзы сами закапали из глаз. Хорошо, что рядом никого не было – такой позор, зрелый мужчина и плачет. Усилием воли, он приглушил плачь, нашёл солидную ель и полез на неё, чтобы расположившись на её толстых сучках, немного отдохнуть. На земле, как он понимал, спать опасно, вдруг подойдёт медведь или ещё какой хищник. По сучкам толстой ели он поднялся метров на пять, выбрал удобное место, снял ремень, привязался. Ему показалось, что около ели кто-то ходит. Он прислушался. Вскоре раздалось кабанье хрюканье, потом треск сучьев под убегающей семьёй. И напряжённая тишина ожидания поглотила всю его нервную систему, нависнув над его душой. Страх и отчаяние сковало его так, что задрожали руки нервной дробью. Он вытащил из-за пояса пистолет, передёрнул затвор, кожей чувствуя, что сейчас что-то произойдёт. И вот случилось. К нему кто-то лезет, ломая перед собой сучья. Аляпов хотел подняться выше, но темнота поглощала всё. И он понял, что забираться бесполезно. Что-то страшное и очень мощное приближалось всё ближе и ближе. Вот-вот его морда коснётся ноги. Дыхание существа было тяжёлое и вонючее. Пётр нажал на спуск один, второй и третий раз. Затрещали сучья, и это существо с грохотом упало на землю.
- Боже, сохрани и помилуй раба божьего Петра, -  взмолился Аляпов, который, может быть, первый раз вспомнил о Боге, когда ему стало очень трудно. – Что это такое случилось, что?
Он смотрел на восток, боясь смотреть вниз, скоро ли начнётся день? Но он будто застрял где-то там на востоке, а здесь внизу что-то есть. И это что-то не давало ему покоя. «Жаль, - подумал Аляпов, - фонарика нет. Кто же там под деревом? Слазить бы посмотреть, но опасно, вдруг это что-то ранен, и набросится на меня. По тому, как это что-то грохнулось – вес немалый. А я всего – на всего - слабый человек».
Аляпов на какие-то доли секунды задумался, как ему быть дальше, зачем жить и на что надеяться, ведь отца уже не вернуть, а что сказать матери? Сердце колотилось, и он впервые сквозь дрёму увидел, что его ведут на эшафот, где стоит палач с большим топором. Огромный пень, на который он должен был положить свою буйную голову – является олицетворением какого-то культа. Убранство лобного места было на высшем уровне. Пётр посмотрел в глаза палачу и обомлел: отец. Он хотел крикнуть: Батя, я же убил тебя, но язык стал ватный и непослушный. Между тем палач снял огромную перчатку и стал пальцами проверять остриё топора. Оно засверкало и заискрилось, вызывая у Петра озноб всего тела. Двое сильных мужиков с зелёными стеклянными глазами схватили Аляпова и потащили к палачу. Потом его за ноги перевернули и резко положили голову на пень. Палач взмахнул топором, и тут Пётр очнулся.
- Отец, оставь меня в покое. Ты сам виноват. Ты предал свою кровиночку, за что и поплатился, - закричал он вне себя. – Я тебя любил, берёг, а ты!..
Восток уже понемногу стал багроветь, запели птицы. Тучи, что недавно затянули всё небо, стали медленно рассеиваться. Сверкнула луна, и яркие звёзды заявили о себе в полную силу. На душе Аляпова стало веселее. Он потянулся до хруста в суставах, проверил свой пистолет.  Спускаться на землю не хотелось. Было страшно. Но вскоре блеснули солнечные лучи по верхушкам деревьев. Лес проснулся и зашептал, величественный и живой, разговаривая между собой на своём дивном языке. Пётр стал прислушиваться, но ничего не понял. Он заглянул вниз, но еловые ветки мешали увидеть, что там на земле. Пётр с опаской начал спускаться, держа оружье наготове. Около ствола ели, на которой он отдыхал, было что-то большое и бурое.
«Медведь, - мелькнула мысль.- Эх, Мишка, Мишка, и зачем ты полез ко мне. Я же человек».
Он спустился с другой стороны ели, взял палку, пошевелил тушу. Медведь не издавал признаков жизни. И тогда Аляпов обрадовался, что он теперь с мясом и восполнит организм, который за годы отсидки очень изголодался. В голове медведя было три пулевых отверстия с запёкшейся кровью. Пётр вытащил нож, сделанный в лагере, и распорол шкуру. Он отрезал заднюю лапу и её ошкурал, затем одел на толстую палку и стал искать то место, где он изломал все спички, но костёр разжечь не смог. Сейчас он нашёл сломанный коробок и несколько обломков спичек. Осторожненько чиркнул. Головка вспыхнула. Огонь тихий и жалкий побежал по сухим иголкам маленького костерка, разрастаясь вширь и высоту. Сердце Аляпова от радости ойкнуло и забилось при думке о сытной пище. Он забил два кола и повесил над огнём медвежью лапу. Пошёл дурманящий и пьянящий душу аромат, который выбивал его из себя. Текли слюнки. Он хватал ещё недожаренное мясо руками и облизывал с пальцев жир. Терпеть уже не было сил. Аляпов ножом подрезал подгорелый, как он считал окорок и с жадностью жевал. Он не заметил, что сочится из куска тёплая кровь. Ел и ел, и вскоре набил свой желудок до такой степени, что стало трудно дышать, но остановиться не мог. Он думал: «Ещё чуть-чуть, ну самую малость. Уж больно вкусён окорок-то. Я больше не могу. В жизни такой прелести не едал. Вот ещё кусочек съем, и, наверное, хватит». А сон делал своё дело. Глаза стали закрываться, и голова падать. И, как назло всему, ему приснилась Катя. «Петя, я пришла к тебе. Ты мой. Ты мой ненаглядный. Я люблю тебя. Васька меня просто оболванил своей мощной энергетикой. С детских лет твой образ сидит во мне. Я противилась ему, как могла, но он оказался сильнее меня. Ты же очень умный и добрый человек, - шептали её губы, - пошли за мной. Я приведу тебя туда, где ты будешь жить очень красиво и счастливо. Стоит тебе переступить только заветную черту трудных грёз, как сбудется всё, о чём ты мечтал всю свою жизнь. А она у тебя была не мёд. Петенька, ты уже не так молод, чтобы разбрасывать своё здоровье по мелочам. Я твоя,  и позабочусь о тебе. Так, так поднимайся, здесь недалеко». Аляпов не заметил, как поднялся и пошёл вслед за ней. Глаза его были закрыты, но он не спотыкался. Что его несло, он не знал. Очнулся, когда был на середине вонючей трясины, из которой выбивался газ. «Что это? – ударила в самое сердце мысль. – Как это могло случиться, Боже? Я гибну. Неужели опять Катька навела на меня этот туман. И за что? Да за любовь к ней. Эх, Катя, Катя!» Он попытался лечь на живот, чтобы как-то восстановиться в лежачее положение, но тщетно. Его будто кто схватил за ноги и тянул вниз. Ещё несколько секунд и всё будет кончено. «Отгулял ты, Петька, на этом свете, - подумал он, - а как хочется жить. Профукал жизнь. И за что? А ведь мог бы сделать многое: и силы хоть отбавляй, и голова на плечах. Ну, всё, как у нормальных людей. Зачем только существует эта любовь, от которой напрочь сносит крышу. Хотел потягаться с Катькой и Васькой и вот получил. Батя, прости меня. Мама, прости. Я оказался недостойным сыном».
Лямов, Маргулин и Безматерных решили проверить, а что сделал Пётр Аляпов с отцом и Загибулей, которых они спрятали в лесу. Они вышли из машины и направились туда, где когда-то соорудили шалаш-ночлежку на всякий случай, вдруг придут сюда поохотиться, дичи здесь, прямо сказать, навалом: и медведи, и лоси, и кабаны, да и птицы невпроворот. Ещё издали они увидели пепелище и ускорили шаг. И какое же их было удивление, когда увидели обгорелые трупы своих узников. У Ивана Аляпова было сквозное пулевое отверстие черепа. А Загибуля, как ни странно, сгорел заживо.
- Щедрый подарок для отца сделал сынок Петька. Сначала пристрелил, а потом поджёг наше сооружение, - сказал Василий Лямов. – Вот только Степану не повезло. Какую муку принял?
Трое мужчин стояли молча. Говорить не хотелось. Что тут можно было сказать, что?..
- А где Петька? – опомнился Маргулин. – Пока мы здесь точим лясы, может быть, он наводит на нас свой пистолет.
- Да нет, - покачал головой Лямов, - его уже нет в живых.
- Что с ним? – спросил Безматерных.
- В трясине утоп, - ответил Василий Лямов.
- А откуда ты знаешь? – спросил молчавший до сих пор Алексей Маргулин.
Но Лямов промолчал. Он знал, что ранним утром, когда объевшийся медвежатиной Пётр Аляпов крепко спал, Катя вошла в его подсознание, и он, как лунатик, не видя и не слыша ничего, пошёл за ней, она обещала ему все земные блага. И когда, он оказался на середине трясины, она включила его сознание и разбудила ото сна. Его изумление было невероятным. Он не мог понять, что с ним произошло. Смотрел на небо, где собирались снеговые тучи, и невнятно что-то мычал. Катя видела всё это, но сожаления на её лице не было.
«Ты убил отца, хотел убить Валю Ветрову, а ведь у неё твой сын, меня и моего Васю, - думала она. – Я не сожалею, что совершила преступление. Ещё одним мерзавцем меньше. Конечно, я спасла четверых, а может и больше. Где гарантия, чтобы ты остановился на этом? Да нет её. Следующими жертвами могли бы быть Нина и её бабушка. Ты стал хитёр и коварен. А если бы обжился в этом лесу? Уроки Курапина и Завирухина не прошли для тебя даром. У Завирухина блуждал дух Тамерлана, который мог бы перейти и к тебе. Столько людей теряют память. Кто их кормит этой отравой?  Идёт медленное зомбированье людей планеты, но, видимо, пока ещё нет настоящего препарата, который бы убивал память, а человека оставлял бы в полном здравии и верности хозяину. Правда, Николай Завирухин достиг больших успехов. У него уже были зомби, но этого пока мало. Мой Вася и его команда уничтожила его и того монаха. Последователи управлять миром с помощью зомби найдутся не только в нашей стране, но и за рубежом, ведь это такая сладкая жизнь, когда все перед тобой стоят на цирлах. И ты один для них и Бог и судья. Да, Петька, ты стоишь сейчас перед моими глазами измученный и задёрганный, но я знала, на что ты был способен, и поэтому сделала для людей доброе дело, отняв у тебя жизнь. Атосу Зайчику тоже крупно не повезло в этой жизни, а ведь он здорово тебе помогал. Петька, ты всегда был амбицыозный и кичливый, вот и полностью сошёл с катушек. Что бы ты мог натворить ещё, если бы я тебе не подпалила крылья. Ты торговал девушками, правда, через подставных лиц. Курапин не знал, что это твои девушки и навёл свой порядок, изметелив твоих людей, которые содержали притон, заставляя девушек работать на тебя. Это я внушила ему, что девушек необходимо освободить. Петька, ведь ты – скотина, уже их продал за границу. Ещё бы день два и они оказались бы в бардэле Турции. Как ты мог, ведь мы сидели с тобой за одной партой. Никто не знает о твоих похождениях кроме меня, но у меня нет доказательств твоих дел. То, что я видела и знаю, мне никто не поверит, скажут: у женщины съехала крыша, бормочет, сама не зная что. Люди, которые на тебя работали, бежали за границу, спрятав все улики твоей деятельности. Так что ты не лучше своего компаньона Атоса Зайчика. Я его уничтожила, не пожалела и тебя. Иначе, твоя зараза пойдёт по всей России. Я тебе сделала операцию лица и тела и я очень рада, что мне помог это сделать Бог. Без него бы мне было не справиться с этой задачей ».
- Утопила Петьку? – спросил её Василий.
- Пришлось. Он весь наполнен ядом. Убил своего отца, а Степана сжёг заживо. Конечно, он тоже мерзавец, и мне не жаль его, но, как- никак – это всё ж люди.
Лямов позвонил Маргулину и Безматерных, и они отправились к месту, где совершилось злодейство. Василий знал, что произошло, но открывать секреты жены, не хотел.
«Мы не замарали руки, столкнув своих врагов лбами, - думал Василий, - но как быть с душой. Это пепелище и обгорелые трупы останутся в памяти на всю оставшуюся жизнь. Был ли выход из создавшегося положения? Я думаю, нет. И винить себя, а тем более корить не стоит. У нас дети и мы должны позаботиться о них. Надежда на защиту со стороны страны отпадает. Народ не защищён, если такие как Завирухин Аляпов и Курапин, что хотят, то и делают, и нет на них никакой управы».
Василий шёл уверенно почти по следам Аляпова. Вот он нашёл ту ёлку, где, заблудившись, отдыхал Аляпов, и где к нему залез матёрый медведь. Они увидели потухший костёр, где трапезничал Пётр, наслаждаясь подгорелым мясом, а около ели лежала туша.
- Целую лапу слопал, - вздохнул Маргулин, - и куда только влезло. Оголодал парень, оголодал.
Все трое пошли к трясине, где Безматерных когда-то сбросил своего врага Николая Завирухина, и увидели ещё не затянувшееся тёмное пятно топи. Зелёная ряска медленно затягивала разорванную сеть своих побегов. Было ясно, что Петька угодил именно сюда, но кто его столкнул туда, было загадкой для Маргулина и Безматерных. Они недоумённо стояли и мотали головами: мол, Пётр Аляпов не мог так поступить, рвался на свободу и вдруг покончить с собой, да ещё так, отчего леденеет душа.
- Пошли, - сказал Лямов, - надо разобрать пепелище и убрать обгорелые трупы, потом ошкураем медведя, не пропадать же добру – столько мяса, в наше нелёгкое время, когда каждый рубль на учёте. Разбираем всё, делаем генеральную зачистку своих подвигов и на этом, я думаю, надо кончать. Враги повержены, остаётся только сделать сабантуй. Напиться вдрызг, и забыть всё, что с нами было. И начать новую жизнь. У Петра Безматерных скоро должен родиться сын.

                Глава пятидесятая

Подполковник Зазулин, узнав, что Василий Лямов и Пётр Аляпов - родные братья по отцу, не знал, как сообщить другу и своему бывшему начальнику эту тайну, которая на протяжении стольких лет так и оставалась за семью замками. Если бы не ДНК, ведь братья жили в одном подъезде, учились в одной школе и одном классе, дружили, дрались, и как назло, влюбились в одну девушку.  И как это часто бывает, ох, эта любовь, которая напроч сносит крышу у двух молодых людей. Иван ехал с болью в сердце, сознавая о том, что как несправедлива жизнь. Прожить столько лет в одном подъезде, и не знать этого. Мать Петра Вера молчала, молчал и отец Василия Лямова. Даже никто в подъезде не мог и подумать, что у этих двух людей когда-то была интимная связь. И на свет появился Петька. Он чем-то был похож на Василия и его отца, но ктоже мог подумать такое, хотя сходство внешности, да и характера было налицо, но вовремя об этом никто не догадался. Да, по правде сказать, и не кому было, ведь каждый стоял на своём, честно зарабатывая свой кусок хлеба. Ну, кто бы мог подумать, что Вера, преданная жена Ивану, и вдруг согрешит с другим мужчиной.
Зазулин вёз анализ ДНК, а сам думал, показывать его или нет Лямову, ведь это для него будет такой удар, что трудно будет переварить такое известие. У парня может быть удар. Он же писатель, а у него тонкая натура, граничащая с взрывом. И всё же он решил открыть заветную тайну родителей, чтобы не случилось, Лямов должен знать – кто он и кто его родные.
Машина ткнулась в пепелище, где трое друзей приводили в порядок местность. Обгорелые трупы Аляпова и Загибули уже были завёрнуты в полиэтиленовую плёнку. Пепелище было приглажено и убрано. Обгорелые жерди сложены в одну грудку. Мужики копали могилу. Им не хотелось трупы сбрасывать в трясину. Иван вышел, и, осмотрев местность, где произошла трагедия, вздохнул протяжно с шумом, выпуская воздух из лёгких.
- Василий подойди. Кто их? – показал он на обгорелые трупы.
- Мой дружок Петька. Отца застрелил, а Загибулю сжёг заживо, - ответил Лямов подполковнику.
- А где сам виновник этого преступления?
- Утоп в трясине.
- Кто его сбросил?
- Сам пошёл и утоп.
- Вася, такого быть не может. Петька хотел жить.
- Всё в наше время может, - уклончиво ответил Лямов. – Сейчас я уже не удивляюсь ничему. Божий суд может случиться с кем угодно.
- Да, конечно, - промычал сквозь зубы подполковник. – Выпить есть? Меня трясёт от всего этого. Какая дикость. Боже, что делается с людьми.
Лямов взял сумку, вытащил бутылку водки, отломил кусок хлеба и колбасы и всё это подал Зазулину. Тот откупорил бутылку, попросил кружку и налил полную.
- Ну, что ж, - сказал он, - вроде всё приближается к своему завершению. Только, как мы от всего этого отмоемся, друзья мои. Петька, Курапин и Завирухин, конечно, были большие мерзавцы. Они и заплатили полной мерой, но как быть нам с душой?
Он опрокинул кружку водки, поперхнулся и стал закусывать, поглядывая на Лямова очень внимательно, как бы изучая его. Потом отвёл его в сторону, взял за руку и долго смотрел в глаза.
- Иван, ты что? – спросил Лямов. – Я начинаю волноваться.
- Где Петька-то утоп покажи?
- Пойдём.
Они приблизились к трясине, где ещё не совсем затянулось место, куда угодил Пётр Аляпов. Зазулин подошёл, перекрестился и долго смотрел вдаль, о чём-то думая.
Над лесом кружился чёрный ворон и каркал, да так, что выворачивало душу. Зазулин сел на сваленную ветром деревину и запел тихо и заунывно: «А чёрный ворон, чёрный ворон, что ты вьёшься надо мной. Ты добычи не добьёшься. Чёрный ворон я не твой».
- Так в чём дело, Иван? Ты какой-то загадочный, - спросил нетерпеливо Василий.
- А дело в том, что Петька твой брат по отцу, - ответил подполковник. – ДНК твоё и его совпадают. Вероятно, твой батенька в молодости сблудил с матерью Петра Аляпова.
- Иван, ты в своём уме? – встрепенулся Лямов. – Этим не шутят.
- А я и не шучу, Вася. Вот анализ крови, он то и показал, что вы родные братья.
- Боже! – вздохнул Лямов, - где же справедливость? Петька, ты себя загубил, не пожалел и меня. А у меня дети, что я им скажу, когда они вырастут?
Он смотрел на трясину и по щекам его текли крупные мужские слёзы. Вскоре подошли Пётр Безматерных и Алексей Маргулин, которые долго смотрели на происходящее, не понимая, а что же сказал Лямову подполковник. Отчего их друг так расстроился. Налетевший ветер гнал осеннюю изморозь, навевая тоску.
- Батя, Батя, что же ты промолчал, не сказал мне всей правды? – шептали губы Лямова. – Не случилась бы эта трагедия. Петька, брат мой, что же ты наделал? Ведь тебе, как и мне немногим завалило за тридцать. Мы с тобой могли бы горы свернуть, и жить честно. А ты связался с криминалом. Наверняка знал, что Курапин и его друг Завирухин готовят что-то мерзкое для  людей и молчал. Завирухин делал из настоящих мужиков зомби. Ты догадывался, но ничего не предпринял. Эх, Петька, Петька, на что ты надеялся в жизни. Внутренний голос говорил мне, что между нами есть что-то родное, но я гнал от себя эту мысль, ведь у тебя тоже был отец.
Лес глухо шептался, шипел от дуновения ветра. Из трясины наносило запах гниения, да в ветвях густой ели надрывно кричала сова. Здесь, наверное, она видела людей впервые и хотела избавиться от непрошеных гостей, которые, нежданно – негаданно обосновались надолго, ошкурали медведя и на костре жарили его мясо, закусывая водку.
- Василий, скажи, как ты мог выследить банду генерала Курапина? – спросил подполковник Зазулин, - мы столько времени охотились за ней, и всё – безрезультатно. Ты только вступил в должность и сразу заломал маньяка Атоса Зайчика, а потом и банду налётчиков. Мы даже представить не могли, что эта угроза идёт от нашего непосредственного начальника. Васька, ты знал и молчал, взяв на себя всю ответственность, а это ох как нелегко.
- Я уж и не помню, как это вышло, - ушёл от прямого ответа Лямов. – Мне «друг» Завирухин отбил всю память. До сих пор вижу перед собой его исковерканное злобой лицо.
- Ещё бы не злиться. Шесть миллионов баксов были уже в руках, а ты сунулся, генерала убил и деньги вырвал, - сказал Зазулин.
- Вася, Вася, - вошла в подсознание Лямова Нина Богданова. – Не раскрывай тайны. Меньше знают, меньше бредят. Приезжай быстрее, бабушка плохо себя чувствует и хочет тебя видеть незамедлительно.
- Иван, мне надо ехать – дела, - поднимаясь с деревины, сказал Лямов.
- Васька, ты что? Только вошли в раж, а ты уезжаешь. Так не годится, да и ночь уже надвинулась, смотри какая темень.
- Ничего, прорвусь, - вздохнул Лямов. – Алексей, я за вами завтра приеду. Вы отдыхайте. Здесь вам никто не помешает.
- Василий, я хотел бы поговорить с тобой по-дружески по очень важному делу. Не задерживайся долго. Понимаешь, криминал, который крышевали: Аляпов, Курапин и Завирухин, может не простить тебе и твоей семье, ведь они знают, что твоя Катя и её дети живы, и эти люди могут им отомстить, ведь ты уже давно похоронен. Вот, смотри, газетчики смакуют твоё убийство генералом Завирухиным, его исчезновение и якобы колдовство твоей жены. Всё это они связали в одно целое, и следственные органы города, да и Москвы заинтересовались этим сообщением, и теперь твоей ненаглядной грозит срок, если они её найдут и раскопают всё, что здесь произошло. Я, конечно, постараюсь им препятствовать, но я маленькая сошка. Коттедж Завирухина взорвали якобы умышленно, а он стоит немалые деньги. Так что, Василий, плохи наши дела. Выйдешь ты из тени, как герой, на тебя откроет охоту криминал страны, ведь ты своими действиями разворошил этот муравейник, где прижились очень многие сущности, сосущие кровь из народа.
- Иван, ты меня, конечно, напугал, но я боюсь не за себя, а за Катю и моих детей, - вздохнул Лямов, - спасибо за информацию. Ну, что ж! На всё воля Божья.
- Может ты махнёш за рубеж, сменишь фамилию и будешь там жить, а я тебя временами буду навещать. – Подполковник был хмур и нетороплив. Его тяжёлые брови, нависшие над выразительными карими  глазами, чуть-чуть вздрагивали.– Если всё раскопают – Ванька Зазулин  тоже берегись. Но я не боюсь. Я уже пожил на этой бренной земле.
- Я люблю Россию и не понимаю, как там живут наши соотечественники, - почесал в затылке Лямов. - Друзья, что мне делать?..
Но ответа не было. Только чёрный ворон, кружась над лесом, каркал надрывно и зловеще, предвещая беду.

                Глава пятьдесят первая

 Ночь опускалась медленно, заволакивая чернотой лес. Вот появилась жёлтая звезда. Василий догадался – это планета Марс. Он хотел обнять необьятное и не мог. Спутники мелькали в космическом пространстве один за другим.  Пролетевшая комета или сгоревшая звезда оставила яркий след. Думы в голове были сейчас о бабушке, которой плохо. Но и смерть Петра Аляпова не выходила из его сознания. А у костра трое мужиков уже пели песни.
«Катя, зачем ты угробила моего брата? – думал он, - разве нельзя было ему втолковать кто я и кто он. Боже, сколько на свете злобы и зачем. Я понимаю, ты уничтожила маньяка Атоса Зайчика. Это ему поделом за всё, что сделал он в своей жизни. Он умер в страшных муках, а Петьку, наверное, можно было бы спасти, если во время ему бы всё объяснить, ведь он же не дурак на самом деле. И сейчас не нависла бы над моей семьёй эта грозовая туча. Катя, Катя, милая ты моя, что же нам с тобой делать? Эх, Петька, Петька, что же ты наделал, а ведь я тебя любил, как брата?»
Лямов повернул ключ зажигания. Мотор завёлся сразу. Он включил свет и двинулся по лесным ухабам. Машину кидало из стороны в сторону, но он не обращал на это внимание. Тоска по чемуто утраченному захватила душу и сердце, стало совсем невмоготу, да ещё, куда не кинь – дремучая чернота, которая давила своей причудливой силой. Ему казалось, что вот сейчас его встретит зомби – команда во главе с Завирухиным, который всыплет ему в чай своё зелье, а чёрный монах снимет с него череп и вставит в нервную систему микрочип, а потом генерал будет управлять им, как управлял Петром Безматерных и другими. Василий содрогнулся от такой мысли, холодок пошёл по всему телу. Он потянулся и включил музыку, но вот и дом, который скрывался в лесной заросли. В большой комнате, где лежала старушка Богданова, горел свет, хотя и было уже далеко за полночь. Василий Иванович догадался, что ждут его. Чтобы не напугать женщин, он двумя пальчиками постучал по стеклу и осветил фонариком своё лицо. Катя выскочила почти мгновенно. Она повисла на шее мужа и сказала, мол, как долго я тебя ждала. За ней выскочила Нина и Ольга Маргулина, а еще гражданская жена Петра Безматерных. Они зацеловали, прямо сказать, Василия Лямова. Один единственный мужчина – это ж понимать надо.
- Василий, подойди ко мне, хватит обниматься с женщинами, - услышал Лямов старческий голос хозяйки дома. – Я хочу тебе кое - что сказать. Женщины останьтесь на улице. У меня с ним разговор будет по душам.
Писатель вошёл. Бабуля лежала, укрывшись тёплым одеялом до самого подбородка. Она подала знак, чтобы он сел к ней на кровать. Он загнул одеяло и сел, взяв её худую руку в свою. Потом заглянул ей в глаза.
В комнате висели на верёвках какие-то травы и коренья. Был умиротворяющий запах, который успокаивал, придавая силы.
- Бабушка, как ты себя чувствуешь? – спросил он.
- Неважно, - ответила она. – Я чувствую свой конец. Много сил и здоровья у меня унёс чёрный монах. Да это уже в прошлом. Я вот хочу тебе что сказать. У моей внучки кроме меня нет никого, родители её погибли в автокатастрофе. Пьяный водитель «Камаза» превратил их пятёрку, где они находились всмятку. Он на полной скорости выскочил на встречную полосу. Нине тогда было всего восемь лет. В то время она жила у меня. Так что я ей и мама, и бабушка в одном лице. Вася, помоги Нине встать на свои собственные ноги. Понимаешь, ей необходимо окончить медицинский институт, чтобы быть настоящим профессионалом своего дела. Конечно, я её многому научила, но если она ещё и поучится, будет очень хорошо. У неё твой сын, за ним нужен глаз да глаз. Я не хочу, чтобы Катя и Нина делили тебя. Нужно жить в мире.
Она смотрела на него внимательно и ждала ответа. Посиневшие её губы были сжаты. Руки слегка вздрагивали.
- Бабуля, будь спокойна. Я своего сына, да и Нину не оставлю в беде. Она нам многим помогла, - вздохнул он. – Нина будет учиться, а мой сын будет у меня. Может быть, она найдёт ещё своё семейное счастье.
- Дай Бог, - продолжала Богданова, - Вася, она ж однолюбка, вряд ли теперь кого полюбит. Уж ты не обижай её. Защитить её некому, сын ещё совсем маленький.
Она утихла, закрыла глаза и стала дышать ровно и спокойно. Василий положил её руку на кровать и вышел. Женщины смотрели на него, дескать, что сказала старушка, но он молчал. Катю взяло любопытство, она хотела зайти в подсознание к мужу, он взглянул на неё искоса и закрылся на все замки. Стал непробиваем для этих действий. И тогда она спросила:
- Вася, что сказала бабуля?
- Всё тоже, что и раньше, - ответил он уклончиво. – Катя, а зачем ты моего брата утопила?
Он смотрел ей в глаза, пытался прочитать её мысли и чувства. Она не отводила своего взгляда, даже не смутилась от этого вопроса.
- Он хотел из моего Василия сделать зомби, просил генерала, чтобы он ему помог, но Завирухин испугался, что Петька его подсидит, ведь он молодой и наглый. Я давно чувствовала, что вы родные братья, но понимаешь, у вас ничего бы не получилось. Он слишком амбицыозный. К своей цели идёт, сметая всё на своём пути. А особого таланта Бог ему не дал, - сказала она. – Не утопи я его, он бы пристрелил Валю Ветрову, а потом и тебя. Со мной он хотел бежать за границу и открыть там своё дело по зомбированью людей. Он думал, что я брошу всё, и буду помогать ему, если он избавится от тебя, мой милый муж.
- И ничего нельзя было с ним сделать?
- К большому сожалению ничего. Он на эту гадость был закодирован, как и Завирухин свыше. Я так поступила во имя любви. Вася, ведь ты ж меня любишь?
- Да, - ответил он и взял свою Катю на руки и понёс в лес, где было тихо и уютно, а над их головами там вверху  светился таинственный и незнакомый им космос, который возвеличивал и распалял их чувства.
- Вася, успокойся, всё уже прошло, ты будешь велик, - шептали её губы, - напиши роман, как Завирухин зомбировал людей, вставляя в нервную систему головы микрочип, чтобы управлять человеком в своих целях. У него уже получалось и ещё бы несколько лет, он бы, я думаю, создал целую армию зомби, да ещё секты, которые он раскидал по лесам и болотам. Люди, как безумные идут за его пастырями, отдавая им квартиры, дома и всё что у них есть. Я знаю, что его братия для этого использовала под видом витаминов  препараты, изготовленные в своих лабораториях. А потом это зелье шло в школы, детские садики и институты, якобы для повышения иммунитета, ведь ослабленный организм – плацдарм для инфекций. Конечно, всё это было продумано до мелочей. Ясно, сначала как будто всё было нормально, но потом организм уходил в нужном им направлении, но об этом никто не догадывался. А почему же люди валом валят в секты и другие ловушки, состряпанные Завирухиным, и его колдуном  Ли Си Цыном.
Лямов молчал, устремив свой взгляд в космос, где, как он думал, сверкала его звезда, которая давала ему силы и вдохновение. А Катя в это время думала о любви, за которую билась, не жалея себя. И она, конечно, победила, но вот как сложится их дальнейшая судьба среди помешанного народа, способного только пить и гулять, она не знала, ведь эту заразу занёс Завирухин и его монах, может быть, даже русского происхождения, обиженного на революцию.
Василий Иванович и его жена Катя, забыв обо всём на свете, отдавались любви, лаская друг друга, что будет дальше, они не думали. И какой на них возложен крест свыше, они ещё не знали, но каким-то седьмым чувством ощущали, что всё будет хорошо. Они надеялись выбросить всё то, что с ними случилось, но взгляд Завирухина, Ли Си Цына и Петра Аляпова висел как бы в космосе, воздухе и везде, где они находились. Им ещё предстояло отмыться и очиститься от всего к чему они прикоснулись душой и телом, и зажить, как это и положено счастливым людям.
Сейчас они испытывали новое чувство, поразившее их, которое даст надёжный импульс для жизни и процветания. Ангел хранитель распустил над ними свои крылья и шептал им слова любви, счастья и нежности.


               

   


 

 



 
.
 





 

 
   
 

 
 

    

    


 
               
               

   
 

    


 

    

   

   

 

 
      
 
 
 



   



 
 
   


.