Медицина в розовых тонах

Сергей Марфин
 

Тема медицинского обслуживания в нашей стране одна из наболевших, ежедневно обрастает новыми статьями и комментариями. Авторы рассказывают о хороших и плохих медиках, с которыми встречались, называют фамилии, описывают случаи, произошедшие с ними.

Я тоже могу назвать много врачей, медицинских сестер, работающих в поликлиниках и больницах нашего города. О ком-то писал, кого-то знаю как отличных специалистов, таких наберется не один десяток. Но, вот, что любопытно. Поговорив с некоторыми из них, мы приходим к обоюдному и неутешительному выводу, мало у нас примеров лечебных учреждений, которые можно назвать эталонами.

В известных мне публикациях никто не назвал достойного коллектива, где все, от санитарки до главврача отвечали бы требованиям деонтологии (медицинской этики). Очень хочется думать, что подобное утверждение ошибочно, и если это так, то готов перед тем, кто докажет обратное, снять шляпу.

Оглядывая известное медицинское пространство, кто-то подумает, что идеальных коллективов в природе не существует. Попробую опровергнуть эту мысль, увы, на примере другого времени и места. Мне несказанно повезло, и я в течение года видел работу медиков анапской детской больницы. Тогда в 1980 году я пришел к выводу, что все зависит от главного врача, его позиции, профессионализма, умении подбирать кадры и многом-многом другом. Знакомству с Валерием Яковлевичем Черноусовым мне помог случай.

Мне позвонила заведующая отделом писем анапской городской газеты «Советское Черноморье» и предложила поработать с комиссией отдела здравоохранения по проверке детской больницы. Тогда для внештатника это было большой честью. Наш временный коллектив состоял из четырех врачей и меня. Проверялось все: истории болезней, назначения, учет-расход дорогостоящих и дефицитных лекарств, кухня, хозяйство и т.д. На мою долю выпало отметить все то, что я мог осмыслить с человеческой точки зрения. Итогом работы стал отчет специалистов, который я обработал, добавил туда своих замечаний и получился замечательный сводный материал.

Котельная, где я работал, находилась в ста метрах от больницы, и я счел нужным показать готовую статью главврачу. Он внимательно изучил ее и попросил в двух местах слегка изменить формулировки. По смыслу они ничего не меняли, исправления внеслись, и в таком виде пошли в печать.

Изредка по пути домой или на обед я заглядывал в больницу и, если у главврача находилось время, мы с ним беседовали на разные темы.

Валерий Яковлевич оказался интереснейшим человеком, прекрасным собеседником и отличным диагностом, как я убедился позднее. Однажды он посетовал на то, что не может найти нормального электрика на полставки.

- Пьет, прогуливает, когда надо, не можем найти, вот и отказались от него.

Ставка в то время равнялась 80 рублям, половина от нее, за вычетом подоходного налога составляла 38 рублей 20 копеек. (В описываемое время в СССР подоходный налог высчитывался с зарплаты работника, если она превышала 70 рублей). К тем копейкам, в качестве бонуса, сейчас так бы сказали, прилагался бесплатный обед из кухни больницы и еще кое-какие неофициальные льготы.

Я предложил свои услуги и таким оригинальным образом «внедрился» в дружный коллектив медиков. Больница располагалась в нескольких зданиях бывшего санатория: соматика, инфекционное отделение, отдельное здание для «недоносков», слабых, недоношенных и брошенных детей. Был еще один маленький домик, куда я даже не заходил. В нем жили мамочки «недоносков» возрастом от 15 лет и чуть старше. Время от времени, слава богу, редко, кто-то из них писал отказ от ребенка. Я читал эти страшные откровения, (тогда они излагались в свободной форме), иначе не назовешь, и всякий раз мне становилось не по себе. Нескрываемо циничные, с великим желанием оправдать свои действия, документы. Да и что могли написать вчерашние девочки, толком не успевшие ни доучиться, ни выносить детей!

Что такое анапская городская и, одновременно районная детская больница, надо объяснить особо. Анапа всегда считалась детским курортом, и вся инфраструктура была ориентирована в этом направлении. Длиннющий Пионерский проспект, десятки домов отдыха, санаториев, лагерей, пансионатов, упирался в заметную издалека «Жемчужину России» на Джемете. Трудно представить, сколько детей проходило через массовую лечебницу за один сезон. Сколько из них вольно или невольно оказывалось в нашей больнице.

Начиная с мая, и заканчивая августом, она была заполнена еще и приезжими. Палаты становились резиновыми, в них лечили детей разных возрастов. И тогда всем становилось весело. Что умеют вытворять и придумывать дети, когда у них много свободного времени и нет рядом родителей, можно догадываться. В такие моменты медсестры и врачи поневоле становились воспитателями.

Любой коллектив начинается с его руководителя. И больнице в этом смысле очень повезло. Валерий Яковлевич был многогранным специалистом, педиатром, рентгенологом, одинаково диагностировал детей и взрослых. Все его подчиненные вели к нему своих и чужих детей, без стеснения приходили с собственными болячками. Я не мог понять, когда он успел обрести опыт в иридодиагностике, о которой мы тогда не слышали, прощупывании и прослушивании больного с головы до пят. В один прекрасный день он пригласил меня взглянуть на рентгеновский аппарат, там «полетел» предохранитель. Таких механизмов я никогда и нигде не встречал.

- Мне предлагали новый, современный, но я отказался. Этот работает с минимальным излучением и потому удобен для детей, - так он объяснил мне присутствие громадного, прямоугольного стола. – К тому же у него можно менять угол наклона, - добавил Валерий Яковлевич.

В очередном разговоре я спросил у него что-то о лекарствах, получаемых в аптеках города. Сейчас далеко не все можно найти или купить, то цены кусаются, то отсутствуе необходимое. Точно также было и тогда. Цены были пониже, фиксированные, но и фонды для их закупки выделяли не очень большие.

- У нас всегда есть необходимые лекарства, пояснил мне Валерий Яковлевич. Представь, что сейчас столько антибиотиков, что глаза разбегаются. Но у них есть плохая характеристика, организм к ним привыкает. И потому для очередного лечения нужны более сильные препараты и, соответственно, дорогие. Поэтому мы закупаем только пенициллин. С одной стороны он дешевле, с другой – к нему нет привычки. Само собой, во многих случаях мы находим аналоги, ничем не хуже западных, проверенные, давно нам известные.

Так, по мелочам я узнавал внутреннюю жизнь больницы. Спустя некоторое время я поинтересовался как работает кухня. Там мне пришлось побывать всего лишь раз, тараканы закоротили проводку и вывели из строя один мармит. Пользуясь моментом, поговорил с поварами и выяснил, что каждое блюдо проверяет главврач и без его разрешения оно не покидает пределов кухни.

- Валерий Яковлевич особо тщательно следит за молочными продуктами, а кефир летом исключает из рациона. При наших температурах он может легко закислиться, а это катастрофа, особенно для детских желудков.

Глядя на дружный коллектив, я пытался понять, почему здесь все так слаженно, никто не кричит, не суетится, все делается с улыбкой, уговорами. Не забывайте, что в то время мы знать не знали разовых шприцев, автоклавные работали на всю мощь, иголки, кто помнит, далеко не всегда ласкали нашу кожу. Видя, как проводятся процедуры, чего некоторые дети боятся как огня, я не уставал удивляться терпению медсестер. За ними никто не следил, их никто не контролировал, они работали как бы играючи. Настал момент, когда я не выдержал и спросил у одной из старших медсестер причину доброжелательности, профессионализма, рабочей атмосферы, без интриг, подсиживаний, дурацких шуток.

- На первый взгляд все кажется просто, - ответила мне Тоня Шнякина, - наш коллектив, работает как единый настроенный организм. Мы отлично понимаем друг друга, когда нужно помогаем и если к нам приходит кто-то новый, он это сразу видит и чувствует. Человек нормальный моментально у нас приживается. Но изредка случается и обратное. Специалист хороший, вроде старается, но в чем-то он с нами не согласен. Ему никто не мешает работать, девочки относятся как к равному. Никто его не ругает, не намекает ни на что, не выгоняет. По каким-то параметрам, только ему самому известным, он не тянет нашу ношу и уходит. Это похоже на отторжение инородного тела здоровым организмом.

БОльшая часть моего пребывания в больнице, если случалась работа, проходила в основных корпусах. И много реже – в отделении «недоносков», где постоянно находились одна-две медсестры. Конечно же, меня раздирало любопытство, как они здесь живут, как дохаживаются килограммовые и чуть тяжелее, но наши граждане. Меня всякий раз потрясала работа одной из медсестер по фамилии Шевченко, жаль не помню имени-отчества. Ни до, ни после не встречал человека, работавшего так самозабвенно.

Создавалось впечатление, будто это ее собственные дети, но за которыми нужен особый уход. Она постоянно разговаривала с теми, кто не спал, успокаивала плачущих, кормила голодных. Практически, проводила весь день на ногах. Насмотревшись на нее и наговорившись с ней, я написал небольшую статью в газету «Советское Черноморье». Другими словами отдал дань уважения нелегкому труду. Закончу абзац о «недоносках» одним эпизодом, потрясшим меня до глубины души.

Как-то раз прихожу в больницу и перед входом вижу машину «Скорой», толпу медсестер и врачей. У одной из них на руках ребенок. Все рыдают в голос. Спрашиваю в чем дело, и мне отвечают.

- Вот забирают от нас Пашеньку. Ему исполнился год и надо везти в Краснодар в Дом ребенка.

Позднее мне пояснили чуть больше. Брошенные дети могли жить в больнице до года, а затем, они отправлялись в краевой Дом детства. За год весь персонал привыкал к ребенку как к родному. Ему несли из дома самые лучшие кусочки, кормили не хуже своих детей, приносили игрушки, всячески оберегали и лелеяли, как это могут делать только женщины. Потому прощание превращалось в настоящу пытку.

Но вернемся к нашему главврачу. Привыкнув к тому, что заведующие отделениями, поликлиниками, больницами, люди достаточно взрослые, мне был непонятно, как отделение соматики доверили молодому парню, внешне похожему на вчерашнего выпускника мединститута.

- Женя Громыко пришел к нам не так давно, - начал рассказывать о нем Валерий Яковлевич, - и показал, на что он способен, как врач. Когда появилась вакансия, я уже знал, кому доверить отделение. Могло быть и часто так случается, что молодой, грамотный, неординарный специалист долго сидит в подмастерьях, его не повышают в должности, мол, возрастом не вышел. Человек постепенно теряет желание учиться, расти, и ставит крест на своей карьере.

Чуть не забыл сказать главного. Коллектив, а это в основном молодые девушки и женщины были поголовно влюблены в своего руководителя, иначе быть не могло. Как-то раз Валерий Яковлевич пожаловался мне:

- Снова вызывали в горздрав, на ковер. Кто-то накатал телегу о том, что якобы у меня есть любовницы в больнице. Они не знают, что мне нравятся женщины 35-40 лет, а в моем коллективе таковых не имеется.

От главврача я узнал, что во всех социалистических странах наиболее уважаемые профессии врачей, полицейских и педагогов. Их зарплаты рассчитаны на достойную жизнь.

- А теперь представь такую картину. Женя Громыко после работы возвращается домой в съемную квартиру. По дороге заходит в магазин, отстаивает очередь за продуктами, не забывай, что в сезон там больше курортников, чем местных и дома валится с ног от усталости. А завтра у него снова больные дети и надо улыбаться, руководить, исписать килограммы бумаг, делать назначения и многое другое. Это очень далеко от уважения. Врача у нас уважают и слушаются только на флоте, особенно подводном. Там он бог и царь. Не дай бог эпидемия гриппа или еще какой заразы. Замкнутое пространство и все, считай, корабль небоеспособен. В море мне в рот заглядывают, а на суше я – никто!

Можно и дальше вспоминать интересные моменты моей работы в детской больнице, но они лишний раз подтвердят мой рассказ.

Спустя 30 лет после отъезда из Анапы, я ничего не знаю о судьбах моих замечательных медиков, но благодарная память нет-нет, да и напомнит о них. Примерно, как сейчас.