Из записок ответственного дежурного

Уладзимир Траццякоу
Ты вот, Ростуха, спал без задних ног, а твой папиан в это полу- и посленочное время разрешал важнейшие вопросы, возникавшие по ходу жизни в крупнейшем в республике учебном заведении*). На нем, т.е. на мне, замыкалась разветвленная цепь коммуникаций, коридоров и канализаций. И приходилось оперативно, не мешкая и не ссылаясь на расстройство желудка, принимать глубоко продуманные решения, которые никому не дано отменить или оспорить, разве что ректору. Но это только когда день наступит.

Конечно, у меня был помощник. На таком высоком посту без помощника никак нельзя, несолидно. Но от него ничего не зависело, он выполнял лишь исполнительские функции; решательские же всей своей тяжестью свалились на меня.

По закону подлости основные звонки начались после полуночи, когда сон превозмог даже лютую стужу дежурной комнаты.

 -- Здравствуйте. Говорит ответственный дежурный по 17-му корпусу. Можно ответственного по институту?
 -- Я вас слушаю.

 -- У нас тут происшествие. По халатности преподавателя, проводившего занятия с вечерниками, в ауд. 319 на 3-м этаже оказался невыключенным свет. Как быть, не подскажете?
 -- Э-э, -- говорю я внушительно. – Записывайте. Первое: сходить к вахтеру.

 -- Так, -- внимает дежурный. – А зачем?
 -- А это на второе: взять у него ключ.

 -- Третье – открыть и погасить свет? – радостно догадывается дежурный.
 -- Нет, -- отвечаю я довольно резко, потому что спать хочется. – Погасить свет – это не третье, а четвертое.

 -- А, ну да, конечно! – признает свою ошибку дежпокор и, поблагодарив, отключается.

Сам понимаешь, это еще не самый сложный вопрос, на который приходилось задумываться в пределах трех с половиной секунд. Бывали звонки посерьезнее, много серьезнее.

 -- Доброй ночи, это из 25-го корпуса беспокоят.
 -- Простите, я не совсем в курсе – это где?

 -- А с кем, я извиняюсь, я разговариваю?
 Я называю себя.
 -- В таком случае уж вам-то стыдной не знать, что 25-й – это жодинский филиал.
 Я краснею, но мой собеседник этого, к счастью, не видит.

 -- Ладно, -- примирительно говорю я. – Чем я могу быть вам полезен?
 -- Только своим личным, я повторяю, личным присутствием. Дела наши плохи. Под  угрозой срыва вся программа подготовки специалистов по большегрузным автомобилям, которую -- уж надеюсь, вы об этом-то слышали? – осуществляет наш филиал.

 -- Да что случилось-то? – Я не на шутку встревожен. Ехать в Жодино, прямо скажем, совсем не хочется. Тем более что денег у меня в один конец проехать едва хватит.
 -- У нас, -- начинает жодинец, запинаясь, и голос его хрипнет от с трудом сдерживаемых эмоций, -- у нас… не течет вода ни в одном туалете!

 -- Ого!!! – вырывается у меня. – Ну и ну!! – еще раз вырывается. – Однако!.. -- говорю я уже почти задумчиво, выгадывая время для ответа, который там, на жодинском конце телефона, так напряженно ждут. И ответ был выдан:

 -- Хорошо, я приеду. Сам лично. Оставлю за главного своего помощника. Но только…
 -- Да-да? – подхватывает Жодино.

 -- Только в том случае, -- хладнокровно продолжаю я, -- если ваш вахтер скажет, что он не перекрывал на ночь магистральную трубу.

Что и говорить, я риску. Нервы мои напряжены донельзя.

 -- Хорошо, я перезвоню вам через 5 минут.

Казалось бы, есть 5 минут передышки. Но нет, напряжение не спадает. Неужели придется держать слово?

Звонок. Хватаю трубку.

 -- Это телефон доверия? У меня проблемы с личной жизнью…
 -- Пфердамт – устало отвечаю я и швыряю трубку.

Опять звонок. Опять, наверно, тот самый неудачник.

 -- Товарищ дежурный, все в порядке! – кричит, захлебываясь, далекий голос. – Перекрыл вахтер! «На всякий случай», говорит, «мало ли», говорит, «чего»!

Я облегченно вздыхаю и в который раз укладываюсь поспать.

Теперь-то ты понял, Ростуха, какая ответственная ноша была взвалена на твоего отца? То-то же, попробуй только когда не выполнять моих указаний! Я тут же тогда твоей мамке нажалуюсь.

---------------
*) Политехническом, то есть. Разок побывать "ночным ректором" мне действительно пришлось.

*   *   *
Записано в 1984 г. Это я своему 9-летнему сыну подобное рассказывал.  Чувство юмора у него тогда уже было выражено.