101
Наконец начались настоящие каникулы. Андрей не мог себе даже представить, зачем их посылали в колхоз. Никакой практической пользы колхозу они так и не принесли. Больше перепортили, чем сделали. А сколько сил было затрачено вокруг них? Наверное, раз в десять больше, чем они наработали. Колхоз должен был готовить для них питание три раза в день, возить на поле и обратно в село. И всё это ради того, чтобы они пропололи одно большое поле сахарной свёклы. Сахар, который изготовят из этой свёклы, наверное, не окупит расходов по содержанию ребят в селе. Они с Сашей обсуждали этот вопрос, лёжа на подстилке у самой воды на пляже одиннадцатой станции.
- Я тебе говорю, - сказал Саша, - что вся эта поездка школьников в колхоз, была затеяна, чтобы нам внушить уважение к труду колхозников. Работа по трудовому воспитанию.
- Много колхозников ты видел, работающих на поле?
- Только двух, что напали на Лилю.
- Вот, а я к этому ещё могу добавить бригадира, которая приезжала на десять минут в день. Нет, не в этом дело. Дело в том, что областному начальству нужно застраховаться. Если будет плохой урожай, то они всегда смогут сказать, что все возможные меры были приняты, даже школьников на поля вывозили. Мы были нужны им для галочки.
- Ты даёшь, Андрюша!
- Я подумал, что если польза от рабочих, которых посылают в колхоз, такая же, как от нас, то это преступление перед обществом, отрывать людей от полезной работы и посылать в колхоз.
- Хватит философствовать. Лучше посмотри на фигурку вон той девочки, – Саша показал на девчонку в шерстяном купальнике.
- Меня никто, кроме Лили не интересует.
- Напрасно. Любоваться всегда интересно. Смотри, вон у этой из подмышек виднеются курчавые волосики. Я получаю большое удовольствие.
- Отстань. Я пригласил Лилю на пляж. Она обещала прийти с Анечкой. Ты бы лучше выглядывал их. Они, может быть, не могут нас найти, в этом море обнажённых тел.
- А вот и они, – Саша встал и начал махать руками девушкам, спускавшимся на песок пляжа.
Действительно к ребятам подошли запыхавшиеся девушки. Андрей помог расстелить цветастую подстилку. Девушки побросали на подстилку сумки, которые они несли, и в одно мгновенье скинули платья, оставшись в купальных костюмах. У Лили купальник был строгий, плотно закрывавший весь торс. Купальник Ани состоял из двух предметов.
- Ну и гора же у вас тут, – сказала запыхавшаяся Аня. – Неужели трудно подойти к Аркадии. Там совсем не нужно спускаться с горы.
- Здесь много народа, а там как сельди в бочке. Там мы бы не нашли место для вашей подстилки, и вам бы пришлось всё время стоять.
- Народа там много, это правда.
- Пошли в воду. Мы уже испеклись на солнце, ожидая вас.
Ребята вошли в воду. Вода показалась ледяной. Лиля зашла по пояс и бесстрашно бросилась в набегавшую волну. Мальчишки бросились за ней. Аня, подняв руки к верху, медленно шла в воду. Зайдя по пояс, она остановилась, и, присев, погрузила тело в воду. Волна накрыла её с головой. Девушка от испуга выпрямилась как заведённая пружина. Волна ушла, оставив только пену на поверхности. Саша подошёл к Ане и потянул её вглубь. Со смехом они поплыли по направлению к флажку, установленному на лёгком буйке. Этот флажок отмечал предел безопасного заплыва. Дальше флажка заплывать не разрешалось. Не доплыв и половину расстояния, Аня решительно поплыла назад. Её адъютант Саша, последовал за ней. В это время Андрей и Лиля доплыли до буйка и, держась одной рукой за него, отдыхали в воде. Им было очень приятно. Первое ощущение, что вода прохладная, ушло. Тело ребят привыкло к воде. Буёк вместе с ребятами мирно качался на лёгкой волне. Отдохнув немного, ребята поплыли к берегу.
На берегу, Аня вынула из своей большой сумки бутерброды и разложила их на белом вафельном полотенце, заботливо принесённом с собой. Лиля достала огурцы и помидоры. Начался пир.
- Это вам не протухшее сало, - сказал Саша, хрустя огурцом.
- Люблю пляж, – добавил Андрей.
- А я думаю о будущем, - сказала Лиля. - Было бы хорошо встретиться здесь на пляже через двадцать лет. Давайте договоримся, что в августе 1976 года встречаемся здесь на пляже.
- Когда это будет! Нет лучше, давайте договоримся на завтра.
- Я завтра не могу. У меня тренировка.
- Через двадцать лет ты скажешь, что ты не можешь, у тебя дети.
- У меня дети? – Лиле идея показалась невероятной. Она задумалась и пришла к мысли, что дети это нормально для любой женщины, но если у неё и будут тогда дети, то, наверное, уже большие.
- Так ты завтра придёшь?
- В два часа дня, после тренировки.
- Спасибо. Мне папа сказал, чтобы я ловил солнце. Говорит, что в будущем году мне пляжа не видать. Нужно будет готовиться в институт.
- А мне мой папа сказал, что старайся, не старайся, а в институт всё равно не попадёшь, – уныло сказал Саша.
- Это почему? – спросил Андрей.
- Я по пятой графе не вышел. Национальность не та.
- Это правда, - сказала Лиля, – нам в Одессе не светит попасть в институт. Мой папа сказал, что у него есть друг в Туле. В Туле мало евреев и можно попасть в институт.
- А я, - сказала Аня, - как мама скажет. Скажет - пойду учиться в техникум. Если не берут в институт, то хоть в техникум поступлю. Я хотела бы стать экономистом. Мама меня в другой город не отпустит саму.
- А я, - сказал Саша, - уговорю папу, чтобы вместе с Лилей в Тулу поехать учиться.
- А жить где будешь?
- Если общежитие не дадут, так я буду на вокзале ночевать.
Андрей не знал, шутят ребята или всерьёз. Ему казалось, что в Советском Союзе, где все равны, национальность на поступление в институт не влияет.
- Ребята, да вы всерьёз это говорите?
- Не будь наивным, – сказала Лиля. - Тебе хорошо, что ты числишься русским. К тебе объективно отнесутся. А к евреям отношение особое. Процентная норма, как при царе. Все это знают.
- Не может этого быть!
- Может или не может, но это есть. Маму свою спроси.
102.
Венгерские события осени 1956 года в советской прессе подавались как борьба с империалистическим западом. Не многие в Советском Союзе обратили внимание на кровавые события в Венгрии. Участие Венгрии во второй мировой войне на стороне Германии оставило горький осадок у советских людей. У большинства населения к венграм не было сочувствия. Гриша Рашевский был одним из редких советских людей, у кого разгром Венгерского восстания вызвал глубокое и искреннее сочувствие. Он надеялся, что ослабнут клещи Советского подавления самобытности западных сателлитов, и за ними станет свободнее дышать и в Советском Союзе. После двадцатого съезда это казалось возможным. События в Венгрии показали, что хотя Сталин умер, но ничего не изменилось. Нет надежды на демократизацию жизни. Лёня, с которым он это обсуждал, был другого мнения. Он показал Грише на положительные сдвиги внутри страны: закон о пенсиях, уменьшение длительности рабочей недели. У Лёни были надежды. Он верил Хрущёву. Ему казалось, что если Хрущёв избавится от Сталинских прихлебателей типа Кагановича, Молотова и других, он сможет демократизировать жизнь в стране. Гриша считал, что Хрущёв такой же, как остальные. Он ведь тоже был выдвинут Сталиным. Просто Хрущёв когда-то работал шахтёром. Он чуть больше сочувствует рабочим. Но ни на какие реальные демократические реформы он не пойдёт.
Пока Гриша и Лёня спорили, пришла с работы Оксана. Она была очень уставшая. В последнее время ей пришлось сделать целый ряд операций с безнадёжным результатом. Её угнетало отсутствие надежды.
- Хватит болтать о политике. Должна сказать, что я осмотрела жену вашего главного конструктора. Диагноз неутешительный. Обширная опухоль и, похоже, метастазы в печени. Опухоль в печени прощупывается пальцами. Это не операбельный случай. Зачем мучить женщину напрасной операцией? Не знаю, что сказать её мужу и ей. Я распорядилась положить её в больницу и вливать ей морфин, если боли станут невыносимыми. Ей осталось жить от недели до месяца. У меня за неё душа болит. Вы бы мне подсказали, как говорить с её мужем. Каждый раз, когда нужно такую новость преподнести людям, у меня коленки начинают дрожать. Что за гнусную специальность я себе избрала?
- Не мучай себя, Оксана, - сказал Гриша, - у тебя замечательная специальность. Ты спасаешь людей. Что можно сделать, если не всегда это возможно? А людям правду говорить надо.
- Тебе легко это сказать. Посмотрел бы ты в глаза несчастным людям, которым надо объявить правду: вам осталась неделя жизни, и проживёте вы эту неделю в невыносимых мучениях. Каким чёрствым надо быть, чтобы спокойно об этом говорить.
Оксана вышла из кухни. Лёня не в шутку заволновался. Он знал, как тяжело переносит Оксана каждую потерю.
- Пойду её развлеку. Расскажу ей о Хрущёве.
- А что?
- «Приезжает Хрущёв в колхоз. Ему подносят хлеб с солью и рюмку самогона. Хрущёв доволен, и спрашивает колхозницу:
- Чего бы ты хотела?
Она не задумываясь, говорит:
- Отпустите в город.
А Хрущёв ей:
- Ну, чего ты там не видела? Очередей за колбасой?
- Та нет же, - она отвечает, - очереди я видела, а вот колбасу не довелось».
- Нашёл чем развеселить! Лучше поздравь её с выходом в свет её третьей статьи. Мне вчера Галя показывала в медицинском журнале.
- Это хорошо. А как твоя статья?
- Я послал две статьи в журнал «Станки и Инструмент». На одну пришёл ответ, что напечатают в январском номере. Только там я второй автор, первым я поставил твоего Ступина. Его знают и с ним легче пробиться. А на вторую статью я пока ответа не имею. Надеюсь, что вторая тоже пройдёт. У меня ведь фамилия нейтральная – Рашевский. Под этой фамилией может быть русский или поляк. Журнал вообще-то объективный, но антисемитизм пролез во все щели, и статью автора с явно еврейской фамилией, такой как Шпильман, могут побояться напечатать.
- Это точно. Хорошо ещё, что мы оставили Оксанку на её девичьей фамилии. Ты встретился с Леонидом Аристарховичем? Что он говорит о возможности защищать в Одессе?
- Встретился. Милый и объективный он человек. Он познакомился с моей темой. Нашёл её достойной для разработки. Но, сказал также, что наш друг Костя Полынин, который пробился в деканы факультета, не допустит, чтобы я защищался в Политехе. Костя сейчас в институте большой человек, и он боится, чтобы его обвинили в выдвижении евреев. Вообще-то он не антисемит, но жёстко следует антисемитской политике, проводимой сверху. Николаев не хочет ни власти, ни пачкаться проведением этой самой политики. Поэтому он занимает скромную должность доцента. Впрочем, Леонид Аристархович пишет докторскую диссертацию. У него сейчас пять аспирантов. Все они разрабатывают различные аспекты теории привода с асинхронным двигателем. Это немного не по моей теме. Николаев мне посоветовал обратиться к его другу в Станкине. Он меня с ним свяжет.
- Ты говоришь, что наш сокурсник Полынин уже декан?
- Видно у него не получилось что-то с партийной карьерой, и он занялся научной.
- Декан это не научная, это административная работа.
- Костя всегда к административной работе тянулся. Кстати, Леонид Аристархович спросил меня, не хотим ли мы с тобой поработать с вечерниками и заочниками. Ему нужны ассистенты.
- Мы же работаем. Я не перейду работать в институт ни за какие вареники.
- Он и не предлагает. На постоянную работу тебя с твоей фамилией и не взяли бы. Николаев это хорошо знает. Он предлагает почасовую подработку после работы. Почасовиков берут, они статистику не портят.
- А что делать?
- Вести курсовые по электроприводу у вечерников и заочников.
- Я согласен.
- Вот и договорились.
103.
Виталий Маркович сильно переживал смерть жены. На похороны пошли почти все работники отдела. Сергей Ступин выступил на похоронах с яркой речью, как будто он не делал всё возможное, чтобы скинуть старика, и стать на его место. Лёня, слушал Сергея и думал, каково сходство между Сергеем и Полынином. Как будто Сергей не его брат, а Полынина. Оба ради карьеры готовы на всё.
Сергей сдержал своё обещание и оформил заявку на Гришин прибор. Занятый здоровьем жены, Будницкий не заметил, что в авторах заявки имеются все руководители, кроме него. Лёня знал, какое большое место занимает эта заявка в борьбе Сергея за место главного конструктора. И вот сейчас, на похоронах, Сергей соловьём разливается о потере, которую понёс его личный друг и наставник Будницкий Виталий Маркович. Ну и лицемер!
После похорон, Будницкий вернулся на работу. Если кто-то надеялся, что такой удар приведёт к выходу на пенсию, то он ошибся. Виталий Маркович старался работой компенсировать пустоту, которая образовалась в его жизни. Теперь он первым приходил на работу и последним уходил домой. Потребовалось несколько поездок в Москву, чтобы Будницкий добился валюты на покупку швейцарского расточного станка, так необходимого заводу. Это была большая победа. Теперь нужны были средства на строительство и оборудование специального помещения для этого станка.
Будницкий снова поехал в Москву. Уже в Москве он узнал, что решено произвести большие изменения в структуре управления промышленностью. Вместо министерств, управляющих промышленностью из Москвы, вводятся Совнархозы, управляющие промышленностью областей. В Одессе будет свой Совнархоз, и все средства на развитие заводов в Одессе будут выделяться Одесским Совнархозом. Услуги Виталия Марковича теперь не нужны, все его московские знакомства бесполезны.
На заводе Будницкого встретила ещё одна новость. Назначен новый директор завода. Молодой и энергичный директор Томского завода станков переведён в Одессу, чтобы руководить заводом шлифовальных станков. Приказ о назначении был подписан за неделю до расформирования министерства. Новый директор Алексей Иванович Кушко уже приехал и принимает дела.
Будницкий пошёл к Кушко представляться. Кушко, окружённый начальником производства и главным инженером, встретил Будницкого приветливо, даже почтительно. Он сказал, что не стремится к большим изменениям на заводе. Выслушал доклад о поездке в Москву, а на прощанье протянул Виталию Марковичу бумагу. Это оказался приказ Одесского Совнархоза. В соответствии с приказом Будницкий переводится на работу в Совнархоз заместителем начальника отдела станкостроения. Таким образом, оказалось, что не Будницкий должен представиться новому директору, а директор должен представиться новому начальству из Совнархоза. Такой поворот дела смутил старого инженера. Он и не думал, что ему предстоит переходить на новую работу. Кушко увидел смущение Виталия Марковича. Он вышел из-за стола, подошёл к Будницкому и сказал:
- Дорогой Виталий Маркович, если в Совнархозе вам не понравится, завод всегда будет рад принять вас назад.
Он сказал это совершенно искренне. Никто не мог поверить, что центральные Московские власти передадут всю полноту управления промышленностью местным органам. Это нарушает принципиальное положение партии: демократический централизм. Несомненно, будет установлен контроль. Люди, знающие входы и выходы в Москве заводу будут нужны.
- Меня интересует, кого бы вы рекомендовали на должность главного конструктора завода, кто бы смог достойно вас заменить? - сказал Кушко.
- Конечно Сергея Романовича Ступина. Он наш ветеран. Он вёл все дела отдела в моё отсутствие.
- Понимаете, дорогой Виталий Маркович, мы решили перевести Сергея Ильича на должность заместителя главного инженера завода. Ему будет подчиняться отдел главного конструктора и технологический отдел. Это разгрузит главного инженера, позволит ему сосредоточиться на оборудовании завода. Все станки у нас разваливаются. С таким оборудованием, как на нашем заводе, невозможно выпускать продукцию. Самому новому станку двадцать лет!
- Я вам откровенно скажу, что на заводе, в моём отделе есть энергичные и толковые ребята, которые могли бы очень успешно руководить отделом. Но они по пятой графе не вышли. А из тех, кто безупречен в этом направлении, имеются несколько интриганов, а человека с организаторскими способностями и хорошей профессиональной подготовкой никого нет.
- Позиция не входит в номенклатуру райкома. Завод небольшой. Только хорошей продукцией завод может прославиться. Я рискну и поставлю на эту должность с запятнанной графой. Кто же лучший?
- Ну, если вас еврейское происхождение не пугает, я бы порекомендовал Аркадия Львовича Нимченко.
- И Сергей Романович мне назвал эту фамилию. Вот видите, значит, Аркадий Львович и будет. Дам ему в заместители Шпильмана. Он, кажется, в хороших отношениях с Нимченко.
- Вас не смущает, что Шпильман родственник Ступина?
- Нисколько. Лишь бы хорошо работал.
Виталий Маркович с уважением подумал о новом директоре завода. Только пару дней, как на заводе, а уже разобрался с оборудованием, с кадрами. Заводу явно повезло. Особенно понравилось Будницкому, что директор поставил интересы завода выше, чем партийное требование о выдвижении национальных кадров. Уже работая в Совнархозе, Будницкий узнал, что Кушко попрекнули новыми назначениями и в Ильичёвском райкоме партии, и в Совнархозе. На все попрёки Кушко отвечал с улыбкой, что так ему рекомендовал Будницкий.