У него были деньги, заработанные во время практики и в дни каникул в стройотряде. Он их придерживал, намереваясь с Эльвирой поехать в Крым, перед тем, как они начнут свою самостоятельную трудовую жизнь, но держал это в тайне, желая сделать ей сюрприз.Собственно, сюрприз получился.
Когда пришло долгожданное время, он поехал на вокзал познакомиться с расписанием поездов в сторону Крыма, и узнав, что было нужно, из праздного любопытства принялся изучать таблицу стоимости проезда в поездах до разных станций, и особое внимание привлекла станция Владивосток. Его поразила небольшая стоимость проезда(75 рублей) на такое огромное расстояние, и особенно то, что его сбережения позволяли ему прокатиться поездом через всю страну и обратно. На память вдруг пришла его детская мечта уехать на дальний Восток, когда он станет взрослый и будет зарабатывать деньги.
Эта мечта родилась где-то в классе седьмом, после того, как он прочитал "Дерсу Узала" Арсеньева. Потом был Пришвин и еще две-три книги о Приморье, имена авторов которых забыл. Позже впечатления от прочитанного потускнели, и все реже вспоминал о своей мечте. Но тут открывшаяся неожиданно возможность не то чтобы взволновала, скорей всего оживила воображение. Может судьба представила единственный шанс, подумал он, и потом всю жизнь будет жалеть, не воспользуйся им сейчас.
Владивосток в то время был закрытым городом и он взял билет до Находки. По прибытии, он довольно быстро нашел квартиру в частном доме за сопкой у озера, которая была видна от автовокзала. Хозяева отдали в его распоряжение летнюю кухню, стоящую напротив дома. В ней была всего одна небольшая комнатка с одним окном в сторону сопки, и небольшой темный коридорчик. Кроме печки в ней стоял небольшой, грубой работы, некрашеный столик, две табуретки и железная кровать односпалка с жесткой сеткой. Комнатка была, вероятно, по площади не больше той, в которой жил сейчас у тети Ани, но квадратная, и тоже не очень светлая - за окном, в метрах трех, за изгородью, сразу начинался густой лес, совершенно скрывающий склон сопки, из-за которого солнечные лучи никогда не проникали в комнату. Но он был молод, еще не знал чувства одиночества, и страхи не мучили его, и ему очень нравилось его временное жилье и вид из окна, будто он жил в глухом девственном лесу, в приморской тайге, и особенно нравилось, что он живет один.
Он впервые жил один, и это обстоятельство с первых минут его пребывания здесь вызвало легкое волнение в его душе, в предчувствии неясной но чудной перспективы, картины которой, в первую же ночь заполнили до отказа его воображение. Он представил, как скоро устроившись на работу, он познакомится с девушкой, и когда стемнеет и хозяева лягут спать, тайком будет провожать ее в свою келью. Так и не сумев до сих пор преодолеть свою робость, не отважившись перешагнуть ту невидимую, таинственную, насколько желанную настолько и непреодолимую черту в отношении с женщиной, он надеялся, что здесь, вдали от родных, близких, знакомых, он сможет побороть свою стеснительность, стыд, и совершить наконец-то то, что давно тревожило его воображение.
В отношении со своей невестой он не зашел еще дальше невинных поцелуев. Он желал бы выглядеть более мужественным, опытным в любовных делах, но ее надменный, неприступный вид был непреодолимым препятствием, и он ни за что не осмелился бы в ее присутствии даже намекнуть, что ему известно гораздо больше о взаимоотношениях мужчины и женщины. Его почти постоянно томило желание, но в присутствии Эльвиры он себе не мог просто представить, каким образом эти низменные, животные ощущения могут касаться этой гордой, красиво девушки.
Его часто мучило это несоответствие возвышенного, прекрасного, связанного с представлением о любви, с тем безобразным, отвратительным, чего требовала его плоть. Ему казалось, познакомься он с девушкой попроще, ему легче было бы побороть нерешительность, неуверенность в нужный момент. В глубине души, усмирив слегка свое самолюбие, он надеялся, что она сама, первая сделает шаг навстречу, поможет преодолеть смущение.
Но прожив почти две недели в Находке, он должен был довольствоваться мечтами, и даже начал понемногу терять надежду. Во-первых, он по совету хозяина дома, где снимал квартиру, устроился работать грузчиком в "Североторг". Эта работа имела свои преимущества: не было необходимости в прописке и в трудовой книжке, и к тому же расчет производили еженедельно, выдавая деньги каждую пятницу. Но коллектив был чисто мужской (кладовщицы, в основном женщины замужние были не в счет), и к тому же он так уставал, что как-то незаметно ослаб интерес к половым проблемам. И во-вторых, собираясь в дорогу, он, чтобы не перегружать свою ручную кладь и дабы не дать пищи для подозрений в не очень чистых намерениях, взял из одежды что попроще, чтобы сразу было ясно - едет работать а не гулять.
Таким образом, внешне он заметно проигрывал молодым аборигенам - в большинстве своем морякам и рыбакам, вернувшимся с плаванья. Это последнее обстоятельство окончательно лишило его уверенности, и он стал уже подумывать об отъезде, с сожалением вспоминая о сорвавшейся по его вине поездке в Крым с Эльвирой. Он все чаще начал думать о своей невесте, и чувствовал, как все больше скучает по ней, как все более его тянет домой. Он стал все больше думать об отъезде.
В тот день они раньше обычного пошабашили. Была суббота, и, разгрузив вагон до двух часов, они, договорившись выйти назавтра, разошлись. Костя решил воспользоваться временем, чтобы постираться и сходить в баню.
Второй день было жарко и солнечно, он шел напрямик, соблазнился манящей голубой гладью озера, и решил зайти искупаться в нем, предположив, что вода в озере должна быть теплей, чем в море. Он успел уже раз окунуться в море. На берегу уже были загорающие, но желающих искупаться было еще мало. Правда один мужчина проплыл метров пятьдесят, но то видно был «морж», и его пример придал Косте смелость - он зашел в воду на глубину чуть выше колен, быстро окунулся по шею и поспешил к берегу,
Холодная вода обожгла тело, и он даже опасался, что заболеет, но ничего - обошлось. Теперь он мог с чистой совестью написать: «Вчера я впервые окунулся в Тихий океан". Эту фразу он придумал еще в первые дни, она очень нравилась ему, и теперь, идя лугом по тропинке по направлению к озеру, он глядел себе под ноги и сочинял письмо Эле, и рассеянная улыбка блуждала на его лице.
У него было отличное, приподнятое настроение. Он все еще никак не мог освоиться с мыслью, что он находится так далеко за 10000 километров от дома, и когда он вспоминал об этом, его как волной подмывало, поднимала над землей восторженная радость. Радовало его и то, что он почти с дипломом в кармане, без пяти минут инженер, работает грузчиком, и думая об этом рос в своих глазах, раздавался в плечах, и тело его наливалось силой. Кроме того, ярко светило солнце и он сочинял письмо красивое девушке - своей невесте, с которой скоро встретится, и эта мысль волновала его. Фразы будущего письма всплывали из его сознания.
«Чертовски устаю, - сочинял он, - никогда в жизни так не уставал. Возвращаюсь на свою квартиру совершенно без сил и когда ночью во сне переворачиваюсь на другой бок, просыпаюсь от боли во всем теле. Кажется, что утром не смогу встать с постели, но приходит утро, встаю, делаю легкую разминку, и снова готов целый день перетаскивать мешки, ящики, и все что угодно, лишь бы платили. Работа тяжелая, но и платят вроде не плохо. Я уже заработал на обратную дорогу".
Правда так уставал он лишь первые дня три-четыре, потом втянулся, и тело уже не болело после работы, но это уточнение он конечно опустит.
«Ребята подобрались отличные, - писал он дальше, - крепкие, веселые. Первые дни мне приходилось просто из кожи лезть, чтобы не отставать от них, хотя со стороны посмотреть, работают они не торопясь, легко, весело. Особенно один из них - Лешка. Он всего на три года старше меня, но пока я просиживал штаны в институте, он успел пройти такие "университеты", что другому на всю жизнь хватило бы с лихвой. Он уже успел побывать с геологами и на Камчатке, и на Колыме, и в Хабаровском крае, и сейчас оформился матросом на судно, которое должно прийти в будущем месяце. Он столько порассказал, что слушая его, я ловлю себя на желании забросить диплом куда-нибудь поглубже в ящик шкафа, и уйти с ним в "моря", или с геологами податься в тайгу - копать шурфы».
Увлеченный своим посланием, он не обратил внимания, что почва под ногами становилась все более влажной, и когда только почувствовал прохладную влагу в кедах, остановился, поднял голову, и тут же встретился взглядом с девушкой, сидящей на небольшой копешке сена, сбоку тропинки. Это было так неожиданно, что он еще некоторое время бессознательно, с рассеянной улыбкой смотрел ей в глаза.
- Что так смотришь, я тебе нравлюсь? - спросила девушка неожиданно низким, но приятным голосом.
- Да, - охотно отвечал Костя, и засмеялся, при этом оглядев быстрым взглядом всю ее ладную фигурку, чтобы проверить, насколько близок к истине его ответ.
Интересно, что именно такой осталась она в его памяти, какой он увидел ее в этот момент. Она полулежала, приподнявшись на локте, в пестреньком штапельном платьице с открытыми руками, и открытыми чуть выше колен загорелыми ногами. Он нашел, что руки и ноги у ней прекрасные, а личико немного простоватое, напоминающее крестьянских девушек с картинок русских народных сказок, с серыми большими глазами. Прелестна была улыбка: она лишь слегка приподнимала краюшки губ свежего небольшого ротика, и исходила тихим ласковым сияньем из глаз, от всего милого лица.
За этот краткий миг он успел прочитать на ее лице, вернее почувствовать то, что дошло до сознания гораздо позже, вечером, когда перед сном вновь вспоминал подробности этой встречи. Он был уверен, что она некоторое время наблюдала за ним, пока он приближался, что он ей понравился и она хотела, чтобы он заметил ее, заговорил с ней. Это был тот случай, о котором он мечтал.
- Да, вы славная, - подтвердил он результат своих наблюдений, намеренно употребив простонародное выражение, услышанное в детстве в деревне, где проводил свои каникулы у бабушки. - Вас как звать, Аленушка?
- Нет, не угадал, - улыбнулась она, - Надя. А тебя наверно Сережа?
- Почему Сережа?
- Не знаю. Я так подумала. Ты немножко похож на Сергея Есенина.
Потому что она первая заговорила с ним, и потому что внешне показалась такой простой, доступной, он с первых минут разговора почувствовал такую уверенность в себе, что не сомневался в успехе, и благодаря живости воображения, не только предвкушал неведомые ему радости любовных утех, но и предвидя последствия, врал напропалую, легко заимствуя некоторые сведения и подробности из услышанного от своих товарищей по работе.
Он представился своей новой знакомой этаким искателем приключений, бичом, успевшим объездить весь Дальний Восток, и теперь мечтающий уйти в плавание, устроившись матросом на первое попавшееся судно. Еще не совершив ничего, он заметал следы: не сообщил даже, откуда он приехал.
Вспоминая это, Константин Сергеевич грустно улыбнулся: «Славный был парнишка - и она это почувствовала».
Продолжение следует...