ч. 13 Разложение армии и военно полевые отряды ПМВ

Сергей Дроздов
Теперь об оценке самой войны. Странник 68 утверждает: «Тогда у нас эту войну именовали и Второй Отечественной, и Великой».
 Если говорить об официозе, то – действительно там старались именно так и именовать Первую мировую. В народе же, почти с самого начала, эта война стала непонятной по целям, и страшной по результатам.
Первоначальная вспышка ура-патриотизма и оптимизма: («Защитим братушек-сербов», «Бей немцев!», «Осенью будем в Берлине!» и т.п. лозунги) быстро сменились шоком от страшных поражений и вопросом «за что воюем?». 
Ведь Германия в начале ТОЙ войны  не вторгалась в русские пределы, напротив – наши армии раз за разом наступали на  Восточную Пруссию, и каждая такая попытка заканчивалась для них  тяжелейшими поражениями и потерями.
Огромные жертвы, массы пленных, потеря крепостей и территорий, череда поражений на германском фронте тоже не добавляли этой войне популярности в народной среде.
Добавим к этому крайнюю непопулярность «царицы-немки», грязные слухи вокруг Г. Распутина и царской семьи, рассказы о «прямом проводе» из Царского Села в немецкий генштаб, министерскую чехарду, в ходе который каждый, вновь назначаемый Николаем Вторым, министр оказывался хуже предыдущего – вот далеко не полный перечень причин, вызывавших озлобление и недовольство у самых широких слоев населения.
Поэтому говорить, как утверждает Странник, что именно в советское время «Ее велено было считать несправедливой, проигранной, позорной» - является откровенной натяжкой.
 
Обратимся к свидетельствам боевого офицера, артиллериста Ф.А.Степуна. С 1914 он — прапорщик 5-й батареи 12-й Сибирской стрелково-артиллерийской бригады).
Ф.А. Степун, на основе своих фронтовых дневников, издал книгу «Из писем прапорщика-артиллериста». Вот что он утверждал:
 «…здесь над миллионами людей, поставленных в ряды защитников родины, отнюдь не созерцанием идеи, а принудительной  силой государственной власти ежедневно приводятся в исполнение неизвестно кем по какому праву вынесенные смертные приговоры. Они не узревают, что подавляющее большинство воюет только потому, что попытка избежать вероятной смерти в бою ведет прямым путем к неминуемой смерти по суду через повешение.

...воочию вижу, как нашим «христолюбивым» воинам спускают штаны и как их секут прутьями по голому телу, «дабы не повадно было». Впрочем, зачем же сразу говорить о порке? Разве недостаточно того, что всех наших солдат ежедневно ругают самою гадкою руганью и что их постоянно бьют по лицу? Ну как же это так? Людей, доразвившихся до внутренней необходимости жертвенного подвига, да под ранец, да первым попавшимся грязным словом, да по зубам, да розгами... И все это иной раз за час до того, как бивший пошлет битого умирать и смертию сотен битых добьется чина или Георгия.

И это священная война? Нет, пусть ко мне не подходят с такими словами. Ей Богу, убью и рук своих омыть не пожелаю».


ЭТО – мнение боевого офицера и очевидца и участника тех событий. Современным мифотворцам неплохо было бы знать его, когда они иронизируют о том что «Школьные учебники твердят о гнилости царского режима, бездарных царских генералах, о неготовности к войне, которая была совсем не народной, потому что насильно призванные солдаты якобы воевать не желали».

Как видим ОЧЕНЬ большая доля истины в этих выводах ЕСТЬ, и основаны они вовсе не на пустом месте, а на ФАКТАХ и свидетельствах современников и очевидцев.

- Степун прямо пишет, что УЖЕ ТОГДА (в 1915 году) БОЛЬШИНСТВО солдат воевало ТОЛЬКО потому, что боялись НЕМИНУЕМОЙ СМЕРТИ через повешение;
- Не могут не потрясти МЕТОДЫ воспитания нашего «христолюбивого» воинства: «секут прутьями, розгами, ставят «под ранец», про повседневную, обыденную  ругань и мордобой и говорить нечего.


Давайте посмотрим, в каком состоянии находилась дисциплина, судопроизводство и репрессивная политика  в царской армии времён Первой мировой войны.
В сети имеется интереснейшая статья Д. Шемякина об этом.
Любителям истории – рекомендую посмотреть: (http://gilliland.livejournal.com/332630.html)

Приведём некоторые факты и выводы из этой работы (с краткими комментариями).

«Русское командование не могло справиться с дезертирами с первых месяцев войны. И осознав это печальное обстоятельство, началось метаться во все возможные стороны. Война была проиграна в самом начале, прежде всего, психологически. И в первую очередь, в головах командного состава…


В войну мы вступили объявлением всеобщей мобилизации, отклонением ультиматума Германии и с 128 статьёй Устава о наказаниях, в которой дезертирство определялось как самовольное отсутствие военнослужащего от команды или от места своего служения.
В мирное время дезертирство начиналось после 6 дней отсутствия, а в военное время дезертирами объявлялись отсутствующие самовольно более 3-х дней.
Общий военный либерализм распространял оговорку, которая заставляет всех сразу понять и простить. Если солдатик прослужил менее 6 месяцев, то дезертиром он считался лишь после 7 дней отсутствия. В условиях (как мы планировали) стремительной, маневреннной войны неделя (!!!) отстутствия новобранца при наступлении дезертирством не считалось.

С таким военно-правовым багажом мы и начали свою мировую войну».


Просто поразительно: массовая сдача в плен, дезертирство и страшное разложение русской Действующей армии в конце руско-японской войны НИЧЕМУ не научили царя и его полководцев. Вступать в мировую войну, имея своим противником  лучшую армию мира – германскую, скованную железной дисциплиной, имея ТАКОЕ представление о о дезертирстве – значило только одно: обрекать СВОЮ армию на неизбежное разложение и поражения.

«Наказания за дезертирство было очень и очень «строгим». Дезертира могли превести в дисциплинарный батальон или даже в арестантствое отделение. Кровь в жилах стынет.
А если учесть статью 1429 Военно-полевого устава, с которым мы вошли в войну, преступление в военное время подлежало наказанию только по окончанию войны.(!!!!)
Т.е. «дисбат» и арестанские роты - это потом, когда Берлин возьмём. А до взятия Берлина пойманных дезертиров возвращали в их части и переводили в категорию "штрафованных".
К таким соотечественникам-миролюбцам телесные наказания официально были полностью запрещены ещё в 1904 году.
 Под телесными наказаниями надо понимать порку.
 Сначала дезертиров даже не пороли. И всё было абсолютно в швейковском варианте, наиболее разрушительном для любой военной организации.

Перед солдатиком вставал в первые же месяцы войны непростой выбор: или дезертировать, быть пойманным (или не быть пойманным), пройти путь следствия в тылу, вернуться в родную часть и, возможно, никого из прежних сослуживцев и не застать в живых.
А "штрафованный", ну и и что "штрафованный". Пережил атаку на проволоку или обстрел германской артиллерии под следствием в тылу, считай выиграл немного себе жизни. Тем более, что война на Руси списывала в случае победы все грехи, а поражение обещало быть таким, что солдаты справедливо полагали, что будет не до приведения их кошмарных приговоров в действие.

Итог первых месяцев "германской". По Юго-Западному фронту в период с 29 сентября по 15 декабря 14 года на станциях задержено 3 394 дезертировавших солдата. И это без учёта добровольно сдавшихся в плен, конечно».

Понятно, что задерживали ДАЛЕКО не всех дезертиров. Этапная и комендантская служба при царе-батюшке были организованы из рук вон плохо.
То же самое обстояло и с добровольной  сдачей в плен. К сожалению, требования  А.Н. Куропаткина о том, что необходимо тщательно разобраться, хотя бы со всеми ОФИЦЕРАМИ, сдавшимися в плен НЕ РАНЕНЫМИ в годы русско-японской войы, царём и его военачальниками было проигнорировано.
Трусость и шкурничество очень многих, проявленные тогда, остались безнаказанными  и это дало свои «плоды» во время Первой мировой войны.


«Добровольная сдача в плен каралась, конечно, смертью. Но доказать добровольную сдачу в плен, в случае пресечения, было очень сложно, а удачная, для изменников, сдача гарантировала иммунитет от российского военного судопроизводства.
Достань такого негодяя, попробуй из немецкого или австрийского лагеря его по суду извлечь..
Смертность русских в плену была, конечно выше, чем у англичан или французов. Русских померло в таких лагерях более 72 тыс. человек .
Это примерно 5 процентов от общего числа пленных. Мёрли в большинстве солдаты - 72 292 человека, Мёрли и офицеры - 294 человека. У французов смертность в плену составляла 3 процента, у англичан - 2 процента…

Прежняя система военного судопроизводства рухнула первой. За первые три месяца 15 года жандармы и полиция (уже в глубине тыловой) арестовали 21 064 человека. К ним следует добавить 20 с лишним тысяч дезертиров, захваченных полицией на Юго-Западном направлении. С таким наплывом подсудимых военная юриспруденция не справлялась. Понятно, что на местах стали применять к дезертирам какие-то свои особенные, локальные, системы борьбы. Что не улучшало обстановку в частях.

Для исправления ситуации в 1915 году (не очень быстро) была введена система военно-полевых судов…
Военно-полевые суды имели право созывать только командующие фронтов, армий и военных округов.(!!!)
В исключительных случаях военно-полевой суд мог созвать командир осаждённой крепости или подразделения, оторванного от основных войск. По каждому конкретному случаю комфронта суд не созывал, надо было накопить порядочное количество преступников (судили ведь не только за дезертирство или попытку перейти на сторону врага, судили и за покражи кур, например). Подлежащих военно-полевому суду концентрировали до приемлемого числа. А потом суд начинал свою «кровавую работу». Т.е. отправляла всех пойманных предателей обратно в их части с отсрочкой приговора до мирного времени. Отсидевшись на пересылочных пунктах возвращались в окопы, полные жизни и впечатлений о красивой жизни в тылу. Делились с однополчанами наблюдениями в сочетании острой критики властей и росписи рая в тылу.

При отступлении 15 года система военно-полевых судов рухнула вслед за предшественницей. Со всего фронта собирать виноватых, при условии, что они до суда и не виноваты вовсе, везти их в спецместо, кормить, охранять, вести заседания было решительно невозможно. Тем более, что части меняли свои дислокации, линия фронта была неустойчивой.
А главное, основная цель военно-полевого суда - это ведь не конкретного солдатика наказать, а внушить трепет неотвратимости возмездия. А когда возмездие или не соверешается, или совершается бог знает где, то воспитательная роль военно-полевого суда сводится к нулю».

Во время «Великого отступления» русской армии весны-лета 1915 года, сдавшихся в плен было множество.
Напомню, ЧТО тогда телеграфировал начальник штаба Верховного главнокомандующего генерал  Янушкевич военному министру империи Сухомлинову: «Армия 3-я и 8-я растаяли… Кадры тают, а пополнения, получающие винтовки в день боя, наперебой сдаются…»
«Среднее»  число сдававшихся тогда в плен наших солдат, даже  по оценкам русского командования, доходило до 200 тысяч в месяц…

Комнадование подумало-подумало и передало функции военно-полевых судов в полки. Пусть сами разбираются. А полковые командиры и начали разбираться. За всё и по прихоти…
И что же в итоге? В итоге - девальвация системы сдерживания от побегов и эскалация тенденций к уходу. Полковые суды себя отличили непрофессионализмом и мелочностью.
Тем более, что права на расстрел для дезертиров всё равно в полках не было.
А в 15 году уже и смерть не особо пугала за привычностью.

Решили ввести на фронте телесные наказания официально. Эти наказания особого суда не требовали и пороть солдат стали для профилактики, что называется, для аппетита. Наказания регламентировались от 5 до 50 ударов нагайкой. Что очень неприятно, иногда и смертельно, но всегда обидно. В среднем солдат получал по 25 ударов по спине и должен был усиленно бежать в окопы, сражаться за Русь святую, благославляя начальство. Почёсывая поротую задницу.

«Ужесточили» и наказания за побеги с линии фронта в тыл. За первый побег наказание оставили прежним, за второй побег - 20 лет каторги (после войны), за третий - смертная казнь. Эта градация тоже здорово укрепила дисциплину в войсках и желание победить тевтонов возросло многократно.

Теперь у желающего изменить престолу и Отечеству выбор был такой - рисковать, пробираясь в тыл, где постепенно гайки всё же закручивали, или, махнув рукой, сразу сдаваться в плен врагу. Количество сдавшихся в плен, естественно выросло.

Тогда правительство Российской империи решило, что надо наказывать не только дезертиров и перебежчиков, но и их семьи. В апреле 15 года Совмин принял постановление: семьи добровольно сдавшихся врагу, дезертиров и т.п. стали лишать продовольственного довольствия за кормильца. Губенатор получал списки, спускал эти списки по инстанциям на места. На местах происходила огласка семей предателей и их позор.
Списки губернаторы сначала получали довольно хаотичные, но исполнять надо и такие. Ведь война!
Только в сентябре 15 года решили, что списки губернаторам будут подавать не все, кому вздумается, а только командиры частей с преобщением свидетельских показаний от очевидцев измены. Семьи пропавших без вести смогли вздохнуть спокойно, родина их простила, довольствие вот снова стали получать, соседи перестали показывать пальцем и кидать камни».

Хорошо видно метание из крайности в крайность, отсутствие последовательности и здравого смысла во всех этих спонтанных решениях царских администраторов. Ни к чему хорошему такая бестлолковщина, в разработке и применении репрессивных мер, привести не могли.

«В июне 15 года поступил в войска, в которых дейстовало уже три системы судопроизводства, приказ, потрясающий своей робкой решительностью: в приказе говорилось, что изменников возможно будут стрелять на месте. Приказ трудно не процитировать. Для меня этот приказ образец лаконизма и прагматики:

"А тех позорных сынов России, наших преступных братьев, что постыдно малодушествуя положат перед подлым врагом оружие и сделает попытку сдаться в плен или бежать, я, с болью в сердце за этих неразумных безбожных изменников, приговариваю немедленно расстреливать, не давая осуществиться их гнусному замыслу; пусть твёрдо помнят, что испугаешься вражеской пули, получишь свою, а когда раненый пулей своих, не успеешь добежать до неприятеля или когда после войны по обмену пленных, вновь попадёшь к нам, то будешь расстрелян"
Цит. по приказу по 2-й армии Северо-Западного фронта…

Писано пером И. Головлёва, не иначе. Тут тебе и братики, тут тебе и причитания из семинарии. Всего богато. Главного, чего нет, что не пробивается через этот елей на оружейной смазке, так того, ради чего всё это? Во имя каких святынь мы тут в драных папахах должны сидеть перед германцем, следя, одновременно, друг за другом. Ради чего весь этот легализованный самосуд? Понятно ведь, что в окопах от злобы и растерянности стали кончать своих же, поэтому следовало, по мнению командования, придать видимость хоть какой-то законности происходящему.
Власть опять увильнула от бессилия в сторону, предоставив вооруженным крестьянам самим решать кто тут предатель, а кто нет. Не большевики придумали этот вот режим бессудной расправы. Правда, чуть позже, когда солдатики и матросики стали крошить и рвать своих офицеров, подозревая их (по инерциии) в измене, власть заголосила по-бабьи, запихивая в рот кулаки и выискивая глупыми глазами, кто же во всём этом виноват? откуда пробрались к нам эти шпионы и предатели?! Из какого пломбированного вагона она все вылезли?!

Читая такой приказ можно солдату чокнуться окончательно. Кто должен стрелять в спину убегающему, кто знает, кто куда бежит, с какой целью - не понятно…
Солдатам дали право стрелять в своих же однополчан. По приказу. Какой маленький шаг нужно сделать, что начать стрелять в офицеров? Да не шаг надо сделать, а просто прицел на два сантиметра сместить и вечная память штабс-капитану».

Поясню - расстреливать, пороть, вешать и пр. должны на глазах части люди посторонние.
Это крайне желательно.
Желательно в специальной обстановке и специальными людьми. Крайне желательно после зачитывания приговора. Иначе местному палачу будет не очень уютно и он начнёт мотивировать свой поступок крайне радикальным образом, визжать, что кругом измена, нас предали и прочее.

Наконец, к исходу ноября 15 года появился 290 Приказ по армиям, вводивший военно-полевые отряды. В эти отряды, выставлявшие заслоны и отлавливающие беглецов входили не только полиция, но и казаки, к которым присоединили позже жандармские эскадроны и полицию из эвакуированных губерний.

Военно-полевые отряды не только выполняли роль заградительной линии, но и приводили приказы в исполнение».


Итак, с НОЯБРЯ 1916 года в русских армиях действовали «военно-полевые ОТРЯДЫ». Часто об этом вспоминают те, кто снимает всякие дурацкие кинофильмы типа пресловутого «Адмирала»?! Вопрос, конечно -  риторический.
Было ли это проявлением «людоедства», или "особо изощрённого зверства» Николая Второго, Верховного главнокомандующего тогда, напомню ?!
(Ведь именно ЭТИМ объясняют либеральные мифотворцы аналогичные меры Сталина, предпринятые им для наведения порядка в тылу в годы Великой Отечественной).
Нет, конечно. Служба заграждения с тылу Действующей армии нужна и должна действовать строго, нелицеприятно и неотвратимо.
Как должна быть и жесткая, суровая  и понятная всем система наказаний для трусов, шкурников, подлецов и негодяев, предохраняющая армию от их тлетворного влияния и разложения.
И.В. Сталин своим знаменитым приказом №227 такую систему создал.
И это «встряхнуло» всю РККА, заставило всерьёз драться с врагом самые неустойчивые части и самых безвольных командиров.
А вот Николай Второй этого сделать не сумел и потерял, в результате ВСЕ: армию, страну, семью и свою жизнь.
Законы войны суровы и беспощадны…

А вот КАК на редкость бестолково действовали при Николае Втором:

«Для удобства работы этой структуры, имеющей право проверять документы и доправшивать с последующим этапированием, нижним чинам российской императорской армии было запрещено появляться на улицах городов после 9 вечера. Запрещалось пользоваться трамваями и прочим транспортом. Нижним чинам было запрещено появляться в гостиницах, частных квартирах, постоялых дворах и т.п. О каждом прибывшем офицере содержатели гостиниц были обязаны послать известия сразу в два адреса: в комендатуру и в полицейский участок.

Солдат-защитник веры православной в городах вообще, в идеале, появляться не мог. Чего ему там делать? В городах? Любой военнослужащий - на подозрении. Это, в принципе, нормально. когда подозрением занимаются специальные органы, а когда дворник и содержатель нумеров - это не очень нормально. Армия должна чувствовать увереннность в тылу, чувствовать уважение тыла и его поддержку. Тыл Российской империи говорил солдату: город, который ты защищаешь, он чистый, ты сюда не ходи, особенно после 9 вечера. В постоялых дворах тебе тоже делать нечего. ночуй со всми удобствами, где бог дозволит, герой.

Мобилизованных стали возить на фронт под конвоем. Несомненный след большевизма…


К зиме 16 года Россия фронтовая встала с колен: в окопах одновременно функционировали телесные наказания, военно-полевые команды, военно-полевые суды из офицеров части, плюс никто не отменил самодеятельность нижних чинов по выявлению в своих рядах предателя. Кто кого судит, по какому закону, как накажут?! Полная неясность.И над окопами звучит отеческая нота приказов с её фарисейским "братьев...c болью в сердце...божьей... расстреливать". Прибавим к этой конструктивной атмосфере ещё и простые реалии войны, скверное снабжение, полное непонимание солдатами происходящего, и поймём, что во всём виноваты агитаторы- большевики.

С апреля по июнь 16 года в зоне Юго-Западного фронта задерживали в среднем по 4 300 человек в месяц. На железной дороге Юго-Запада за этот период изловили еще 5 284 человек. Это только Юго-Запад.

14 января 1917 года свершился окончательный Приказ по военному ведомству за номером 29. За дезертирство -каторга от 4 до 20 лет или смертная казнь. Вводилась безоговорчная смертная казнь для подстрекателей к сдаче в плен. Это просто: хватай любого постороннего в части. Вряд ли он шепчет патриотические лозунги.

Наконец, дисциплина воцарилась на передовой. Как в морге перед дезинфекцией. И пушки появились, и снаряды подвезли, и патронов стало в изобилии. Мы этим хозяйством ещё три с лишним года друг друга убивали в Гражданскую. Хватало всем. А вот армия померла. Война превратилась в чужую страшную фабрику, в управлении которой запутались решительно все. Все ухватились за руки, чтобы никто не убежал по одиночке. Поэтому, не расцепив рук, начали бежать уже подразделениями.

Монархии оставалось жить примерно полтора месяца. А монархическая армия уже давно умерла. Пришедшие на смену самодержавию люди умственного труда ещё месяцев пять гальванизировали армейский труп, искренне радуясь, что иногда труп открывает глаза и дёргает руками.

К моменту октябрьского переворота 17-го, офицеры генерального штаба продавали всем желающим оружие под Аркой главного штаба. Особым спросом пользовались американские, только поступившие "Кольты" обр.1911 года. Наблюдали за всем этим спешно собранные юнкера из окон Зимнего дворца. Ни один офицер из военного Петрограда на выручку к ним не пришёл. Пришли только казаки, постояли у Невы, да и ушли. Вина большевизма была доказана полностью».


Думаю, что сарказм Д. Шемякина понятен, как и его горькие, но точные выводы.

Про всё это, разумеется, современные мифотворцы вспоминать не желают и не хотят.





На фото: русские пулемётчики с американским Кольтом-Браунингом

Продолжение: http://www.proza.ru/2012/12/04/486