Мы возвратились в Москву накануне торжеств посвящённых годовщине окончания Отечественной войны.
- "Празднество должно заключаться в точном повторении той битвы, которую мы называем Московскою, а русские нарекли Бородинским сражением".
- Согласись, наше название точнее.
- "Им придётся разыграть ужасную комедию битвы, где они стяжали себе не богатство. но славу..."
- Зачем русским Слава? Она им не к лицу. И вообще: эти два понятия - русские и Слава - несовместимы.
- "...жалкое вознаграждение за сверхчеловеческую верность долгу. К чему ворошить эти воспоминания? к чему вызывать из небытия столько забытых и немых призраков?"
На торжества пригласили участников войны; содержались они на деньги императора, который "прибывает в Москву словно ассирийский царь в Вавилон".
- "Это ненужное торжество, эта потешная битва окончательно добьёт старых солдат".
- Они были счастливы дожить до этого праздника. Ожидание продлевает дни.
- "Вот до чего способна дойти власть человека над другими людьми".
- Тьфу на вас! Тебе что в лоб, что по лбу! Лучше между глаз.
Кулак прошёл насквозь.
- "В своё время император позволил мне - то есть повелел - посетить Бородино. Я думаю, что недостоин подобной милости".
- Не достоин.
- "Я не учёл, сколь затруднительна будет роль француза в этом историческом представлении. Я написал одной из особ императорского дома, что, к сожалению, не могу воспользоваться милостью, оказанною мне его величеством, - в оправдание своё выставил недопеченную болезнь глаз".
- Бедные, бедные маркизовы глазки. Всю Россию рассмотрели, кроме Бородинской интермедии.
- "Множество французов и прочих иностранцев домогаются позволения ехать в Бородино. Отказывают всем, кроме высокопоставленных англичан да иных представителей дипломатического корпуса, назначенных быть зрителями этой грандиозной пантомимы".
- Они и в 1812 году были - в лучшем случае - зрителями. Ко времени Бородинской битвы союзницей России оставалась одна лишь Швеция, Англия пребывала нейтральной; все остальные европейские государства находились под пятой супостата, а вся сволочь - в наступательных когортах неприятеля. Обычное дело, сударь, - рабское сознание среднего европейца.
- "Я сын Франции и чувствую, что мне не подобает забавляться этой дорогостоящей военною репетицией, призванною единственно распалить национальную гордость русских за счёт бедствий нашей страны".
- В бедствиях Франции мы неповинны.
- "О Московской битве читали все, и история числит её среди тех, что выиграны нами: император Александр затеял её как последнюю попытку спасти столицу, которая спустя четыре дня была всё-таки взята. Ради подтверждения своего вымысла император, якобы воспроизведя битву тщательно и точно, совершенно извратил её картину".
- Обрати внимание, маркиз: в 1839 году дата Бородинского сражения не была круглой, а вот посещение благовоспитанными русскими французской столицы - в самый раз. Двадцать пять лет – какой-никакой юбилей. Но не мог же русский император отметить его в Париже, введя в него - для имитации - многочисленный союзнический контингент. Такую потеху французы ни за что бы не позволили. Так что радуйся, что мы не воспроизвели кровавое побоище на Березине - тщательно и дотошно, без извращений. Ох, и жалостливо русское сердце - не к добру...
Маркиз задержался в Москве. Он хлопотал за очередного проходимца Перне, задержанного полицией. "Мы, французы, обязаны помогать друг другу в стране, где свобода наша и жизнь в любой момент могут оказаться под угрозой".
Святое дело; а между тем французский консул не разделял его горячности: "Г-н Перне полгода прожил в Москве, не посчитав нужным хоть как-то заявить о себе". Маркиз вознегодовал: "Французский консул сам стал почти русским".
Большего оскорбления для француза придумать невозможно. А стал он таковым, потому что женился, каналья, на русской женщине...
Маркиз срочно проследовал в Москву, чтобы озадачить французского посла де Баранта, имя которого - Амабль Гийом Проспер - известно каждому пушкинисту и всем почитателям Лермонтова.
- "Мы должны думать о достоинстве Франции и о безопасности всех французов, которые ездят или ещё будут ездить в Россию", - заявил маркиз.
Посол согласился и обещал предпринять всё меры, дабы не уронить честь Франции; впрочем, эти титанические усилия не понадобились: вскоре Перне выслали за пределы империи с предписанием никогда не возвращаться назад.
Впоследствии маркиз встретился с ним. Перне рассказал жуткую историю о своих непродолжительных злоключениях в русских застенках (по сравнению с Железной Маской и чередой французских революций любые злоключения непродолжительны)..В частности поведал он о наказании розгами двух девушек, работавших у знаменитой московской модистки. Маркиз дотошно записал рассказ: "Несчастных секли прямо на глазах у хозяйки - та обвиняла их в том, что они имеют любовников и настолько забываются, что приводят их в дом, к ней, владелице модной лавки! экое безобразие! При этом злобная женщина ещё и велела палачам сечь побольнее; одна из девушек запросила пощады; было ясно, что она при смерти, вся в крови, - неважно!.. она имела дерзость сказать, что сама хозяйка ведёт себя похуже неё, отчего та рассвирепела вдвое пуще прежнего".
Перне не видел происходящего, но слышал - через стенку и скрупулёзно пересчитывал количество ударов. Я не сообщаю их число, чтобы читательницам, воспитанным на книгах другого маркиза - из детСада - не стало дурно.
Остаётся добавить, что хозяйка и её жертвы были - увы! - француженками: "все модистки в России – француженки"- утверждает современник и к тому же француз. Маркиз об этом сообщить не посмел. Француженок лупили по наущению француженки! в чужой стране! руками варваров! – стыд-то какой! какой стыд! Боже, спаси Францию...
И ещё. Перне издавал собственную газету, которая, по словам Кюстина: "полна духом революционным и антихристианским". Маркиз в этой газете никогда не печатался...
Путешественник подробно осмотрел Академию живописи.
- "Чего можно ожидать от искусства в стране, где молодые художники носят мундир?.. Искусство нуждается в свободе".
- Парадокс заключается в том, что свобода не терпит искусства. Оправдывая маркиза, надо заметить, что рамки явлений, относимых к искусству, невероятно расширились - от Рафаэля до презерватива размером с дирижабль, на котором изображена усмешка Моны Лизы.
- "Много толков в России вызывает талант Брюллова. Говорят, что своим "Последним днём Помпеи" он наделал шуму в самой Италии. Огромное это полотно составляет ныне гордость русской школы: не смейтесь - я сам видел, осматривая Академию живописи, как на дверях одного из залов начертаны эти слова – "Русская школа"!!!
- Потрясающее свидетельство! Какие провидцы работали в Академии, если на дверях абсолютно пустой комнаты приколотили табличку с такой надписью. Нострадамус – бай-бай!..
- "На мой взгляд, в картине Брюллова неверны краски; правда, избранный художником сюжет способен скрыть этот изъян, ибо кто может знать, какого цвета были здания в последний день Помпеи?"
- Действительно, какого цвета глаза у Богородицы?
- "Чувство прекрасного ему несвойственно; он не чужд своеобразной дикой поэзии... Картина эта, при всех недостатках композиции, выиграла бы в виде гравюры".
Помолчим, послушаем...
- "Как говорят, жизнь свою он проводит более в попойках, нежели в трудах; я его не столько порицаю, сколько жалею. Все средства хороши, чтоб согреться в России...
Соседство с полюсом противно искусствам...
Чтобы узнать, на что способны русские по части изящных искусств и цивилизации, я буду ждать, пока они дойдут до Константинополя"...
- "Никогда не забуду чувств своих при переправе через Неман у Тильзита. "Я могу говорить и писать, что думаю, я свободен!" - воскликнул я".
- Надо было нарушить перемирие в этом прекрасном городе, чтобы теперь испытать восторг.
- "Вероятно, многие путешественники испытывали те же чувства; так отчего же никто их не высказал?"
- Ты - первый, кто познал Россию с чёрного входа.
Замороченный Кюстин вывалился за границу без чувств - как пьяный из кабака.
А меня задержали - бесплотные служители закона, то ли таможенники, то ли пограничники, славные ребята стали требовать у меня паспорт с шенгенской визой.
- Побойтесь Бога, служивые! Какой Шенген в девятнадцатом веке?
- Не гони пургу, современник, - на чистом русском языке парировал один из ревнителей закона.
- Великоросс? Или еврей? - поинтересовался я у него.
- Немец.
- А откуда советский знаешь?
- Родился в Казахстане.
Когда Пушкин хохотал, у него были видны кишки. Этот чуть разевал рот, но я явственно видел ёмкий как кошелёк желудок.
- А родители мои из Поволжья, - добавил словоохотливый немец.
- Дела, - сказал я, шаря по карманам. - Начинали с Петербурга, а кончили у чёрта на куличках. Не от хорошей жизни немцы ехали в Россию, не от хорошей жизни возвращаются обратно… Неконвертируемая устроит?
- Обмен - не проблема.
Он пошушукался со товарищами, потом показал рукой - путь свободен.
- Только не вздумай, - сказал на прощание, - материализоваться в нашем времени - из-под земли достанем.
- Не нужен мне берег турецкий, - гордо ответил я, - и ваще - чужая земля не нужна; со своей бы управиться – вон сколько... И ведь никому не доверишь!
Перехватил я его в немецком городе Эмсе, любимом курорте цесаревича Александра, будущего российского императора.
Стояла поздняя осень. Побитая заморозками шуршала неживая листва. Было холодно. Маркиз сидел за столом и наполнял листы благоглупостями: "Свобода вероисповедания для масс – химера". Или: "Человек здесь (понимай: в России) дважды лежит в гробу - в колыбели и в могиле".
- "Во Франции ныне многие гордятся тем, что всё решается мнением большинства; экое диво!!! вот когда я увижу, что и требования меньшинства (понимай: сексуального) принимаются в расчёт, - тогда я тоже закричу: "Да здравствует свобода!"
- И ещё не умолкнет эхо, как ты окажешься в дураках...
- "Всюду, где государственный механизм действует с неумолимой точностью, - есть деспотизм".
- Значит твои слова: "Без порядка нет стиля, следственно, нет жизни" - очередная благоглупость?
- "Деспотизм страшнее всего тогда, когда пытается делать добро".
- Деспотизм, творящий зло, не страшен?
- "Русский деспотизм - это лжепорядок, так же как наш республиканизм – лжесвобода".
- И да здравствует ложь!
Увы! я тоже заговорил лозунгами.
- "В то время, когда собирался я уезжать из Санкт-Петербурга, некоторые особы втайне оплакивали упразднение униатства. Итак, православные стали мучить людей за веру".
- Насильно присоединённые, силой отделены.
Вместо молитв за упокой, я услышал восхваления католической церкви:
- "Одна она не заражена духом местной ограниченности, одна она остаётся свободною и не принадлежит ни одной стране".
- Не пойму я тебя, маркиз: то ты призываешь нас быть истинно русским, то понуждаешь отказаться от православия. Бахтин, признанный во всём мире философ, утверждал: "человек причастный к России, может исповедовать именно и только Православие". Я солидарен с ним: православие образовало такой пласт кондовой русской культуры, плодородие которой мы сами ещё - блудодеи - не осознали и не освоили. На тысячелетие хватит...
Мой тебе совет: начни объединение с англиканской церкви, с лютеран и кальвинистов - как никак европейские религиозные образования. Не получается? И не получится. Они давно поняли, правда, на много лет позже русских, что всемирный католический вертеп, погрязший в разврате и алчности, тянет народы назад, в средневековье, и блестяще доказали правильность выбранного пути.
- "Когда я собирался уезжать из Петербурга, один русский спросил меня, что я стану рассказывать об их стране".
- Ты ответил: правду.
- "Меня слишком хорошо принимали, чтоб я мог о ней говорить", - ответил я".
- Маркиз, ты играешь краплёными картами.
- "Я не демагог и не деспот - я аристократ в самом широком смысле слова".
- "Русского народа ещё нет. Император пытается ныне создать русскую нацию, но одному человеку это нелегко".
- Ты считаешь, что он улучшал русскую породу в качестве племенного германского быка? Одному сия задача действительно не под силу, какой бы производительностью бык не обладал - стадо-то какое! Да и действовал он без разбору. Скрещивание - долгий процесс, царствования не хватит, а искусственного осеменения ещё не придумали. Да и вряд ли разрозненные русские согласились бы естественный процесс заменить искусственным воспроизводством - мы же не немцы.
- "Перед русским народом..."
- Надо же - появился! Как в сказке...
- "Перед русским народом распахнуто окно - он смотрит, слушает, ведёт себя как зритель на представлении; когда же прекратится эта игра?"
- Никогда.
- "Если русские хотят быть признаны народами Европы и иметь с нами дела на равных, пускай сперва научатся слушать суждения о себе".
- Твоя книга прекрасно выполнила эту задачу: мы услышали. Удар по русскому самосознанию был нанесён расчётливо, больнее больного, ибо нигде не почитали французскую культуру так, как в России. Прав был Бальзак, назвавший твою книгу “страшной”. А с другой стороны, пора бы и вам научиться слышать - прочистить уши и настроиться на нашу волну.
- "Я уезжал из Франции в ужасе от бесчинств обманувшей нас свободы..."
- Обычное дело, мусье.
- "...возвращаюсь в уверенности, что представительное правление мудрее и умереннее, чем другие".
- И оно не лучше. Такие кульбиты будет выкидывать, впору заседания парламента перенести в шапито, и зрителей зазвать, и плату установить - посильную. А для пропаганды демократических основ приглашать иностранцев; впрочем, они сами пожалуют - хмурые и с оружием. Сам же писал когда-то: "истинная наша свобода - в осознании нашего рабства". Утешься и заткнись.
- "В завещании Мономаха поразило меня одно место - это признание весьма полезно запомнить: "Всего же более чтите гостя, и знаменитого, и простого, и купца, и посла; если не можете одарить его, хотя брашном и питием удовольствуете, ибо гости распускают в чужих землях и добрую и худую об нас славу". Согласитесь, что такими самолюбивыми ухищрениями гостеприимство изрядно обесценивается".
- Вряд ли те, с кем ты встречался, читали поучения Мономаха. Да и не в них дело. Радушие - всегда радушие, даже если оно не гарантировано от наветов учтивых иностранцев. Только не путай наше радушие с вашим оплаченным туристами гостеприимством.
- "В русских нет ничего кроме такта. Ни один народ не имеет столь трудноопределимого характера, как этот. Заметно, что они нечто скрывают, но что именно неизвестно. Здраво судить о них я могу только задним числом..."
- Не сомневаюсь.
- "При встречах же бываю заворожен их обаянием. Но, Бог мой, к чему столько уловок?"
- Ни к чему. Может быть, тебе показались - шпионские страсти, прочие напасти?
- "Я провёл в России ужасное лето, ибо лишь малую толику увиденного мне удалось понять. Я надеялся добраться до разгадок, привёз же одни загадки".
- Загадочная страна - Россия.
- "Особенно жалею я, что не сумел проникнуть в одну тайну - понять, отчего в России столь малым влиянием обладает религия"...
- "Несколько лет назад один весьма умный человек, всеми любимый в Москве, благородного происхождения и характера, но, на беду свою, одержимый любовью к истине, решился заявить в печати, что католическая религия более благоприятствует развитию умов и расцвету искусств, чем русско-византийская".
- Грешно по слухам судить о философских воззрения мыслителя. Никогда ничего подобного Чаадаев (а ты говоришь о нём) не писал и не мог написать. "Благословим же Небо за то, что оно поставило восточную Церковь в самые благоприятные в мире условия для того, чтобы жить в христианском смирении и его проповедовать, но не будем слишком строго обвинять западную Церковь в честолюбии, ибо кто знает, что стало бы с восточной, окажись она в подобных условиях". Вот как думал просвещённый русский человек - твой современник, маркиз.
А вообще-то судьбу Чаадаева, в том числе посмертную, уродовали все кому ни лень, преступно лишив его главных мыслей: "Вернувшись домой из триумфального шествия по самым просвещённым странам мира, мы принесли с собой только одни дурные идеи и гибельные заблуждения, последствием которых было неимоверное бедствие, отбросившее нас назад на полвека". А вот ещё: "Нам нет дела до крутни Запада, ибо сами мы не Запад. Россия не имеет привязанностей, страстей, идей и интересов Европы... Поэтому нам незачем бежать за другими".
И этого умнейшего человека называли "западником", втемяшивая в головы последующим поколениям вздорные мысли о нём! Есть от чего прийти в негодование.
- "Книга воспламенила всю Россию: в Петербурге и в святой Москве раздались вопли ярости и смятения, совесть верующих настолько помутилась, что со всех краёв империи стали требовать покарать неосмотрительного защитника матери всех христианских церквей... Все беспокойно ждали приговора... Император, в бесстрастном милосердии своём, объявил, что нет ни причин для наказания, ни преступника, коего должно покарать, а есть лишь безумец, коего должно держать взаперти; больной добавил он, будет препоручен заботам лекаря".
- Что было, то было, а нюансы - не в счёт. Наказали его не за богословские споры, а за то, что высказал честные слова в адрес русского самосознания, ибо России, по его мнению, "выпало на долю особое предназначение в этом мире".
Честь и хвала согражданам, судившим Россию, стыд и позор осудившим её.
- "Мученик истины был близок к тому, чтобы и впрямь потерять рассудок. В течение трёх лет подвергавшийся жестокому и унизительному лечению, несчастный великосветский богослов лишь недавно начал пользоваться известною свободой; ныне же сам он сомневается в своём разуме и, доверяясь слову императора, признаёт себя умалишённым!"
Чаадаев смеялся, прочитав эти бредни маркиза, но в 1850 году признался, что нервические припадки доводят его почти до безумия: "странное подтверждение слов Кюстина".
А что - добил француз Чаадаева?
- "Рим и весь католический мир не имеет большего и опаснейшего врага, нежели император российский".
- Император - враг папе из славного города Рима? О чём ты говоришь?
- "Дело католицизма в Польше осталось без естественного своего защитника. Много ли сегодня наций, готовых отдать Риму своих солдат?"
- Мало. Подозреваю - одна.
- "И вот папа, отыскав народ, ещё готовый ради него на смерть... отлучил его!"
- Не переживай, отблагодарит поляков Ватикан, одного из них папой сделает - не скоро, но сделает, и солдаты не понадобятся.
- "Как только в Англии прекратится власть ханжества, большая часть королевства вновь сделается католической".
- Ханжество в Англии по сию пору не закончилось. И не закончится.
- "Все войны в Европе - войны религиозные!"
По-моему, он спятил. А впрочем...
Наполеоновская Франция стояла на подступах к мировому господству, а после Тильзитского мира - ближе, чем когда-либо. Не Россия, оставшаяся в одиночестве, была соперницей Франции, но - Англия. Континентальная блокада, поражающий современников уровень жизни обнищавшего населения метрополии, сепаратистские настроения в Ирландии и Шотландии, которые надо было только подогреть, и, наконец, высадка французского десанта в Англии, неминуемо приводили Наполеона Бонапарта к цели его честолюбивых помыслов. Весь мир сегодня говорил бы на французском языке.
Вторгшись в Россию, супостат совершил роковую ошибку. Любая ошибка - роковая, когда имеешь дело с Россией. Эту истину русские без устали доказывают неразумным европейцам. И не только им.
Что должен был чувствовать француз, знающий вкус в политике, аристократический гурман, осознавший, что честолюбивым замыслам галлов не суждено сбыться? Зависть к Англии, ибо поражение Франции открыло ей путь к мировому господству, и ненависть к России, поднявшей полосатый шлагбаум. Вечность представляет государствам всего лишь один шанс возвыситься над остальными. С каждым годом думающие французы всё отчётливее понимали: этот шанс упущен ими безвозвратно.
Кюстин приехал в Россию, жопой чуя неладное, и понял: Россия, при всех своих поражающих воображение победах, - дитя, капризное, неразумное, со свойственными возрасту недостатками, заблуждениями, предрассудками, но уже осознавшее свои силы и предназначение.
Маркиз, подобно своим соотечественникам-гувернёрам, наводнившим Россию (революция!), испытал настоящий шок. Ребёнок подавал блестящие надежды, но был дик и не образован. Что предпринять?
Воспитывать на погибель цивилизованного мира?
Предоставить самому себе, загнав внутрь, в прошлое?
Или направить по окольным путям - на юг, на восток - куда угодно, только не на запад?
Увы! не маркиз был гувернёром, но - император. Куда устремит он ребячьи помыслы? Маркиз терялся в догадках, мучился, путался и трепетал. Он понял одно: справиться с этой своевольной независимой страной никакое европейское государство не в силах. Необходимы совместные усилия, союз. Эту незатейливую мысль длиной в четыре тома он и постарался вдолбить в европейское сознание. И преуспел - мысль показалась (и оказалась) благодатной...
Старый свет не понял, что отнесись к России с почтением, которого она безусловно заслуживала, Европа выиграет многократно, и не будет у неё другого более верного и благодатного партнёра. А если поняла, то не услышала, не захотела услышать, Бог ей - судья, но не история, которая зазубривает прошлое и забывает его на следующий день после экзамена...
- "Климату и обычаям России более подошли бы высокие крепостные стены, тесно составленные здания и извилистые улицы средневековых городов... Нация эта - захватническая от природы, алчная от перенесённых лишений. В страстных своих устремлениях русские скроены по образцу древних; всё напоминает у них о Ветхом завете; их чаяния и терзания столь же велики, сколь и их империя.
Россия видит в Европе свою добычу, которая рано или поздно ей достанется вследствие наших раздоров. Она разжигает у нас анархию".
- Маркиз, перестань сыпать глупости. Просвещённый вроде бы человек, европейски образованный, а несёшь чепуху.
- "Раскрытый мною план может показаться химерическим. Если бы русские были опорою порядка и законной монархии, разве стали бы они использовать людей и хуже того, средства, ведущие к революции?
Если русские когда-нибудь добьются господства над Западом, они не станут править им, сами оставаясь дома..."
- Конечно, нет
- "Как монголы; они толпами устремятся вон из своей страны. Погодите, скоро вы увидите, чем обернуться эти опасения.
Если на Западе утихнут страсти, если между правительствами и подданными установится союз, то жадные завоевательные чаяния славян сделаются химерой".
- Без нас страсти не улягутся, и не надейся.
Пора было расставаться.
- Если кто-то сомневается в наличии русской нации, советую ему прочитать твою книгу. Всего хорошего, маркиз. Забавный ты человечек, ей Богу! Будь счастлив.
Маркиз не слушал, смотрел сквозь меня задумчивым взором, готовил очередную пакостную мысль и нервически почёсывал подмышками.
Если аристократы произошли от Адама, то откуда взялись мы, несчастные пришельцы, залетевшие в гости к землянам и надолго попавшие в рабство?..
2002