В предыдущих главах: нелегка жизнь воина - временно о тайнах, довлеющих над семьёй горных королей приходится забыть. Моран Колун посвящает её в план негласного расследования убийств под покровительством наместника. Случайная встреча с кавалером Дином Пёрышко, заканчивается для принцессы первым уроком о дворцовых интригах. Некоторое представление о них она получает на военном совете Валери Янтарной. По окончании военного совета с ней тайно встречается Бриэль Бешеная не на шутку встревоженная минувшими событиями.
Поначалу рассказ Тисы был сбивчив и невразумителен. Ещё не пришедшая в себя принцесса, глотала слова или не могла вспомнить подробности. Бриэль Бешеная замерла неподвижной пугающей в полутьме птицей и отрешённо слушала, но заметно оживилась, когда принцесса случайно сболтнула об убийствах.
– Говори, что же ты?
Тиса вдруг вспомнила, что обещала дядюшке не выдавать никому давешний разговор о наказе шуадье. Она густо покраснела, но мгновенное желание солгать пропало вместе с судорожным комком в горле. Бриэль Бешеная, конт-майтра Полесья, с широко распахнутыми, неживыми, медного отлива глазами, смотрела на неё. Пальцы – ледяные, каменной крепости – пребольно сжали плечо принцессы. Боль была столь пронизывающей и неожиданной, что вместо сдавленного вздоха Тиса к своему изумлению расплакалась.
– Говори со мной, Тиса Горная, ничего не утаи.
То ли от боли, то ли под действием безжалостного и одновременно страшного, колдовского притягивающего взгляда, но Тиса вспомнила каждое слово старика гарда.
По мере рассказа конт-майтра Бриэль Бешеная переступала скользящими шажками, словно выдавая первые коленца неспешного танца.
– Конт-майтра, – просительно взывала её Тиса. – Хотела спросить вас о Звездочёте.
– Помолчи, – тоном, полным досады, отмахнулась от неё Бриэль, меряя шагами стёртый ковёр на полу.
Тиса была вынуждена проглотить поток вопросов. Принцесса без трепета прислонилась к книжной полке. Сделанные из выделанной кожи переплёты на ощупь оказались мягкими, словно одеяло, но попадались и с железными застёжками. Их холод чувствовался даже через одежду. Вкупе с пронизывающими потоками из нетопленых коридоров стоять было неуютно. Вдобавок некстати прибавилось несколько подзабытое надсадное нытьё в животе. Тиса постаралась плотнее запахнуть плащ, но выполненный из лёгкой ткани, он едва ли предназначался для дальних дорог. Если затянуть портупею потуже станет действительно легче. Она пробовала так бесчисленное количество раз, но не решалась делать это при конт-майтре.
– Тиса, – вдруг по-домашнему призвала её Бриэль.
Принцесса, морщась от озноба, приблизилась к конт-майтре, полы длиннополого плаща которой трепетали от лёгких вьюнов ветра, что причудливо играли в книжной зале. Она знаком поманила принцессу ближе, и когда та шагнула едва не вплотную, стремительно обняла девочку. Тиса испуганно попыталась отшатнуться – тщетно. Сквозь одежды она чувствовала худобу тела конт-майтры, словно под плащом неведомо из чего растут палки. Но через мгновение Тиса успокоилась. В этих объятиях было что-то от пережитого страха, неизбывной тоски, усталости. От Бриэль исходил аромат пряных трав и горных рек. Действительно, колдунья, успела подумать Тиса. Перед глазами всё поплыло, ноги подкосились. Она чувствовала, что всецело во власти конт-майтры.
Очнулась принцесса в кресле. Сквозь зыбкую пелену перед глазами успела заметить бесформенную одежду законоучителя и неясный изящный силуэт. Его обладатель перебросился с уходившим законоучителем парой неразборчивых слов. Тиса сонно моргнула.
Оказалось, она развалилась в узком, оббитом ярко-алым сукном, кресле. Мысок башмачка упирается в изящную конторку, креплёную на нестойкой треноге. За неимением иной меблировки, кабинет с низкими потолками шага на три вдоль стены был пуст. Под ногами, зияя лоснящимися проплешинами, доживал последние годы ковёр, судя по причудливому мелкому узору работы риважских мастеров. Рядом с конторкой возвышалась конт-майтра Полесья. Тиса, расширив глаза, попыталась вскочить, но лишь охнула от нахлынувшей на неё усталости.
– Я… я, кажется… что?
– Ах, Тиса, бедная моя глупая девочка. Это была вытяжка дурмана. Под его действием человек не в силах лгать, ибо всего лишь бормочет во сне. Я не могла рисковать и решила проверить твою преданность. Справилась ты блестяще.
– Что? – принцесса никак не могла собраться с мыслями. – Дурман? Зачем? Что я сделала?
Конт-майтра невесело хмыкнула, сокрушённо покачала головой, и не вдаваясь в подробности, выговорила:
– Вчера наш заплывший жиром глупец попытался убить Валери Янтарную. Как жаль, что ты Тиса не обладаешь ни умом придворной любимицы, ни любопытством майтры; дитя, принимающее всё на веру.
Тиса боялась помыслить о том, о чём вещает конт-майтра Бриэль Бешеная. Принцесса попыталась привстать и к счастью члены подчинились ей.
– А Илион Зануда, – как бы между прочим вновь огорошила её Бриэль, — Так ли он был молод?
Заметив изумление в глазах воспитанницы, устало отмахнулась:
– Неужели ты ещё можешь помыслить, что я не вызнала всего? И так – Илион Зануда. Запамятовала спросить под дурманом, как он выглядел?
– Он был… – вяло отозвалась Тиса, но вдруг осознала, что недавние воспоминания словно затёрты, – Точно не упомню. Тонкие черты лица, будто нарисованы. И глаза такие – ледяные. И волосы такие сухие с чернью. Но конт-майтра, – она умоляюще вглядывалась в полу прикрытое лицо Бриэль, – Он искал сказки Звездочёта. Это что-то важное, да?
Бриэль с любопытством разглядывала юную воспитанницу. В её бездонных глазах промелькнуло нечто живое.
– Бедная моя, девочка. Есть волшба, о которой не принято говорить даже высоким персонам. И вам не следует об этом спрашивать. А будет кто говорить, тот враг ваш, запомните.
Она с видимым усилием, отчего морщинки, как капельки пота, выступили в уголках рта, стянула с указательного пальца неброской отделки кольцо и протянула принцессе.
– Начнём наше ученье. Берите.
Тиса осторожно, будто боясь обжечься, приняла из рук конт-майтры колечко. Обычная безделушка – смесь олова и меди. Продаются едва ли не в каждой лавке жестянщиков и всамделишных ювелиров. Их глупые горожане дарят своим возлюбленным, хотя те мечтают о коробке сластей от сахарных дел мастера.
– Такие остались, – охотно поясняла Бриэль, – со времён великой войны магов. Они, наверное, обожали вкладывать чудеса в обычные вещицы. Оно позволит тебе чувствовать скрытое волшебство.
– Оно волшебное, – с трепетом прошептала Тиса.
Дух захватило от волнения. В сказках герои берут в руки чудесный меч и, оседлав летающего коня, мчатся навстречу чёрному колдуну. Им помогают звери советом и делом: кто в помощники напрашивается, кто заветные вещицы дарит. Но одно дело – сказка, другое – сжимать в кулаке то самое волшебное, запретное.
Тиса испуганно оглянулась. Конечно, некоторые законоучителя на службе конт-майтры. Но волшба вне закона, нужно бы поостеречься.
Пока девочка разглядывала волшебную вещицу, конт-майтра вынула из незримой ниши свёрток, подобно капустному кочану завёрнутый во множество пупырчатых лоскутов. На округлый столик конторки с глухим тяжёлым стуком, от которого стало не по себе, из вороха обёрток легла матово чёрная сфера, подобная той, которой пользуются, забавляясь игрой в «Драконьи яйца». Тисе очень бы хотелось поверить в это, так тяжко засосало под ложечкой.
– Надень кольцо! – в голосе конт-майтры вновь прорезались колючие, безжалостные нотки.
Тиса, морщась от брезгливости, – кольцо вдруг став сальным, едва ли не само нанизывалось на палец – выполнила наказ. И едва не упала от нахлынувшей внутренней слабости. Нутро извергло желчь, обильно стекавшую с губ. Тиса рада была бы её утереть, но члены отказывались служить. Кольцо оказалось непомерно тяжёлым. Кости онемевшего пальца, казалось, готовы раскрошиться. Тиса всем своим существом почувствовала как что-то живое, подобно червю, впивается в плоть и съедает внутренности, прокладывая дорогу к сердцу.
– Прошу, помогите, – который раз за день расплакалась принцесса, не имея сил удержать дурную мокроту губ, – Я не могу, снимите его! — крик сорвался на визг.
Червь, чьё призрачное мясистое тело, подобно желе вытекало из матовой сферы, въедалось в её плоть. От червя отделились наросты, оплетая её кости, отчего кожа, казалось, начала кое-где бугриться и колыхаться. Страдания эти не были болезненными, но гаже себя Тиса никогда не чувствовала. Да и была ли Тиса? Кто это извивается, пускает пену изо рта, хрипит? Кромка мира живых и мёртвых начала истончаться по мере того, как вылезал червь.
Казалось, ей всё равно, но резкая боль разорвала потусторонние путы. Она, то нарастала, то отступала. Вскоре Тиса уже могла ощутить место укола.
Её прижимала к себе конт-майтра, заломив за спину руку. В её тонких, подобно ветвям деревьев, пальцах замерла тонкая игла размером с ладонь. Когда кончик иглы впился в подмышку, Тиса окончательно пришла в себя. Но слёзы наворачивались с новой силой. За что ей такие мучения? За что?
– Слушай меня внимательно, Тиса Горная, – как ни в чём не бывало, будто и не причиняя ей сильную боль, а продолжила дружескую беседу Бриэль, – Боль уйдёт, и червь вопьётся в тебя снова. Что ты выберешь?
Принцесса заливалась горючими слезами, не имея сил сопротивляться. Но слова Бриэль сбылись: червь продолжил поглощать её нутро. Тиса сама потянулась к игле. Конт-майтра, кивнув, пребольно ткнула её в предплечье.
— Запомни место боли. Представь его себе. Запомнила?
Как её забудешь – боль! На месте укола набухало тяжёлое, липкое, влажное пятно. Некоторое время, переживая страдания, Тиса не заметила как червь замер. Её дыхание выровнялось. Тем не менее, конт-майтра не думала выпускать принцессу и чутко откликалась на те моменты, когда дыхание сбивалось.
Прежде чем червь отступил, и его потусторонних сил хватило лишь на робкие, но не менее противные прикосновения, Тиса не раз чувствовала болезненные уколы. Только когда стало не понятно болит место укола или нет, Бриэль ослабила хватку.
Они вдвоём лежали на жёстком от стужи ковре: Тиса, свернувшись калачиком, рядом конт-майтра, как ребёнка прижимала её к мягкой груди.
– Ты видела скрытое, – будто шепча на ухо сказку, ворковала конт-майтра. – Магию мёртвую, страшную, которую никогда не понять, – губы Бриэль ласкали мочку уха, – И не держи на меня обиды. Бедная моя девочка. Тайному искусству познания магии учатся годами. А у нас времени нет. Я тебе, быть может, подарю кольцо. Без него много не узришь, многого не поймёшь. Тиса, береги себя, слышишь?
Конт-майтра отстегнула плащ, под которым обнаружилось бесформенное платье с чужого плеча, висевшее на ней мешком, глубоко обнажая плечи. Пальцы Бриэль проникли под нательное платье. Сладко перехватило дыхание. Щем в груди, нарастая, перешёл значительно ниже. Тиса, всхлипнув, прижалась к Бриэль.
Задорный вечерний ветер растрепал её волосы. По мощёному тротуару торопливо прошла женщина в сером переднике и ситцевом платье. В её руках покоилась плетёная корзина, укрытая платком, из под края которого сытно блестел, будто лакированный, край рыбного пирога. Всё что хотела сейчас Тиса – есть! Если уж не сказать грубее.
В памяти остались странные чувства, переполнившие её в маленьком зябком кабинете, плотский жар, и вновь опустошение, от которого становилось тошно. И слова молитвы вовсе не успокоили. Но постепенно переплетение тел вспоминалось всё более зыбко и становилось – Тиса убеждала себя в этом – наваждением, подобно тому, какое приключилось последней ночью в родительском доме.
Встряхнувшись, она побрела по серым, от истончавшегося вечернего света, улочкам. Срезала пути по отсыревшим сумрачным переулкам. Временами на широких мощёных тротуарах встречались кучки молодых людей, но их слегка хриплые от хмеля голоса и хохот не интересовали принцессу. Она, словно в забытье, брела всё дальше по смутно знакомым, много раз исхоженным путям. Должно быть ноги сами несли её в безопасное место, но это оказался отнюдь не дом горных королей или комнатка в Доме всадников.
Она очнулась, когда её грубо толкнули. Тиса с удивлением всмотрелась в наглеца, но тот и ухом не повёл. Зато люди, сновавшие туда-сюда, глядели почти враждебно. Принцесса отошла было к стене дома, но с омерзением шарахнулась. В канавке застоялись нечистоты и зловоние ударило в ноздри. Вопреки наказам шуадье сливать грязь в каналы водоотвода, в квартале инородцев пренебрегали законом. Будто для этих людей с выгоревшей бронзовой кожей, оставаться в собственном дерьме приятнее, нежели блюсти себя. И хотя многое в квартале инородцев ей не нравилось, но здесь вольно обитало Вшивое братство. В отличие от редких ссылок в охотничий домик, от бед и горестей здесь можно было скрываться постоянно.
Тиса, не обращая внимания на косые взгляды, торопливо отправилась по знакомым узким безлюдным закоулкам. Она намеревалась убить двух зайцев разом: выполнить просьбу Морана Колуна и провести нескучную ночь в обществе сверстников, чего не случалось никогда, так как к вечеру приходилось возвращаться домой.
Платье оказалось не марким, удобным при ходьбе и волей-неволей пришлось с ним примириться. А вот шпага цеплялась за что ни попадя, так что пришлось использовать её не по делу: вместо тросточки, расчищая путь в очередную нору Братства. Вряд ли несведущий обыватель поймёт по грудам ветоши, щепы и ненужного мусора, что здесь тайный ход, да и если найдёт, то охота ли ему лезть в чёрное нутро. Братство скрывалось в заброшенных подземельях, которыми изрезан город. Не сказать, что Тиса знала эти ходы, как свои пять пальцев, но скользнув незамеченной в тёмный лаз, на ощупь, прислушиваясь, в полной темноте выбралась в просторную каменную кишку. Кое-где проход щерился дырами наружу, оттого сюда пробивался дневной свет, погрузив подземелья в полумрак. Здесь сохранились следы старой кладки и дорожки из тёсаного камня – старый водоотвод в квартале инородцев.
К вечеру сюда набивалась развесёлая компания, жгли махонькие костерки, набивали животы, баяли кто, что умыкнул. Обычно, прислушавшись, можно разобрать ребячий гогот, эхом разносившийся от стен, но сегодня здесь было непривычно тихо. Принцесса невольно сжала эфес клинка и продолжила путь. До встречи с живой тенью она не боялась темноты, но сейчас противное липкое чувство прошлось по затылку ледяной каплей пота.
Она вошла в один из залов, где неизвестные мастера много лет назад оставили добротные леса. На них, не опасаясь укуса крыс, удобно располагалась часть братства с севера. Так было до сегодняшнего дня. Принцесса с удивлением рассматривала никогда не пустовавший вечером зал, но оттого стало ещё тоскливее.
Под ноги сверху упал камешек, Тиса, всполошившись, отскочила и неумело вытянула из ножен шпагу. Вслед ей звонко рассмеялись.
– Какую бабочку к нам занесло, – с язвой воскликнули с лесов.
В полумраке лица не разглядеть, но голос более чем знаком.
– Дон, это ты? – лениво вопросила его Тиса. – А где все?
– Меня зовут Дракон, ваше принцессие.
– Брось, Дон. Тебя прозвали Птицей. Дон Птица.
– А дракон тоже летает! – дурачась, вскрикнул мальчишка и, замахав руками, с ястребиным клекотом прыгнул на деревянный настил. – Лезь сюды, Иса.
Дон Птица, один из предводителей братства, был ещё и близким человеком настолько, что мог лезть ей под нижнее платье. Было это, правда, давно, и осталось только постыдное чувство. Младшая сестрёнка Дона, косолапая с незавидной худобой девочка, посоветовала не брать в голову. Эти двое заменяли принцессе воображаемую семью.
Платье нисколько не мешало взбираться на широкие, качающиеся пролёты. Дон Птица сидел, свесив ноги и не пытался играть. Ещё недавний задор иссяк, как приступ лихорадки. С момента последней встречи мальчик вытянулся, но тело – всё те же скрученные жгуты, вместо одежды – неумело выдубленная шкура бродячего кобеля. От этого мальчик пропах псиной, но вскоре к запаху принцесса привыкла. Тиса знала, что где-то в запасниках, впрок, у мальчишки и приличная обувка, и куртка, и штаны, а в рванье он ходит или побираться, или воровать. Принцесса села рядышком, обняла дружка и руками развернула лицом к лицу. Обычно весёлый, живой, ныне мальчик глядел на неё с тревогой.
– Ты больше в этот ход не суйся, смекаешь, – как обычно грубо, но вдруг всерьёз, чего раньше не бывало, предупредил Дон.
– Ты чего? – сделала совиные глаза Тиса. – А где все?
– Драпанули. Забились все, от мала до велика, в покойную нору. Ты говорила, это юг города, кажется
– Облава что ли была? – пожав плечами, предположила девочка.
– Знаешь, не мастак я истории баять. Но слухай, может, подскажешь чего.
Дети стали пропадать в северо-западных тоннелях в начале Жницевой едины. Братство можно упрекнуть в безволии и лености предводителей: одним больше, одним меньше, никто не обеспокоился. Но когда исчез наушник, приносивший в казну немалый доход, меньших ребят отослали на поиски. Они-то и обнаружили тело одного из первых пропавших вшивцев. Некто пробил ему грудину (Тиса содрогнулась, припоминая сказанное гардом). Мертвец был неловко закопан в застывших испражнениях недалеко от колодца улицы Плющ-над-мостом.
С тех пор редкий дурень не сторожился северо-запада. И не зря. Один, второй, третий – видели нечто быстрое, смахивающее на паука с лезвиями. При слухах о чудище больше половины братства бежало в южные тоннели. Остались самые отчаянные ребята. Слишком богатую добычу сулил север. В последние дни чудище изменило путь, появляясь в тоннелях, ведущих к шахтам. На этом попалось ещё несколько вшивцев.
– Вот тогда все и драпали, – мёртвым голосом сообщил Дон. – Два дня как уж. Напужались, что оно перекроет дорогу к покойным местам.
– А ты чего остался, зачем? – свистящим от страха шёпотом изумилась Тиса, прижимая ближе шпагу.
– Он сеструху мою зарубил, – бесчувственно сказал мальчик и выудил откуда-то заточенный железный штырь. – Будь это хоть зверолюд или другая тварь – убью
Тиса тихонько заплакала, обняла почерневшего от тоски мальчишку, но тот остался безучастен.
– Дурак, – размазывая слёзы жалости по убитой девочке, осипшим голосом ругала его принцесса. – Этой железкой распороть его хочешь? Это же не человек.
– Точно, не человек, – спокойно кивнул Дон. – Там, откуда он появлялся человеку ни в жисть не пройти. Но это не призрак, он оставляет следы, а значит и кровь может пролить.
– Слушай, ты больше в этот ход не суйся, – рассматривая безутешную Тису, проявил, наконец, чувства мальчик. – Я под проходами сделал висячие ловушки. Это его остановит ненадолго, но мне хватит сил проткнуть башку. Я так пса убил, а он с меня ростом был, – он распахнул рваную шкуру.
– Я тебя отведу к себе, – с материнской заботой сообщила ему Тиса. – Я теперь получила комнату в Доме всадников. Подумаем вместе.
– Иди в логово стражников?! – с кривой ухмылкой переспросил Дон. – Чтобы меня там скрутили и отправили в черноградские рудники или в работный дом?
– Я тебя в обиду не дам.
– Значит, не подмогнёшь, – поскучнев, задумчиво кивнул мальчик. – Может, хотя бы слыхала о чём-то эдаком.
Тиса покачала головой, но, даваясь, слезами выложила всю подноготную убийств бесправных.
– Так шуадье за шкуру трясётся! – выслушав, воскликнул Дон. – Ведь он не убийцу хочет сыскать, да? Хотел бы я поглядеть как его изломают на колесе. Он мою мать сгноил на руднике. Если братство хоть чуточку виновно, что шуадье скинут, я рад.
Тиса помнила, что брат с сестрой с некоторыми искажениями рассказывали историю матери, воровавшей, чтобы прокормить голодных детей. Таких историй в Братстве водилось немало. Принцесса на их счёт не высказывал, лишь участливо кивала головой. В конце концов, воровство противозаконно, какие бы благородные намерения ни были у человека. К тому же, она всеми силами уцепилась за последнюю фразу.
– Уж не думаешь, что я стану наушничать на своих? – искренне удивился Дон, даже отодвинувшись от принцессы.
– Не говори глупостей, – зарделась Тиса, отлично понимая, что просит именно этого. – Но мне нужно знать, кто распустил слухи о том, что убивают бесправных. Или чей это умысел? Я заплачу потом, слово даю.
Последние слова Тиса произнесла особенно тихо. Уж очень чуждо они звучали.
– Слово полковника, – презрительно сцедил мальчишка.
Тиса вздрогнула, но не от желчи в голосе. Братство торговало неосторожно обронённым словом или приказом. Но только по заказу. Вряд ли за неполный день любой человек знал, что она ныне - полковник.
– Кому понадобилось знать, что меня назначили полковником?
Дон недоумённо воззрился на неё, потом задумался.
– Не ведаю. Как старшой знаю всё. Услыхал это сёдня от чумазого – он глаза наших трущоб, севера то есть. Но, очевидно, деньгу сыпят, раз тот нож лезет.
Страх уступил место любопытству. Тиса задумалась, складывая слова в вопросы и ответы.
– Хорошо, скажи: Братство распустило слухи об убийствах горцев, они мутят народ?
– Младенец не лжёт, – ответил поговоркой Дон. – Человек заплатил хорошие деньги.
– Вы, конечно же проследили за ним, – лукаво добавила Тиса.
– Язва ты! – ругнулся Дон. – Из тебя бы вышли отличные глаза. А за допрос тебя бы посадить на нож.
Тиса почувствовала, что мальчишка даёт слабину. Она вскочила и полушутя обнажила клинок.
– Давай, кто кого!
Дон покачал головой и напоказ отложил в сторону заточку.
– Лады, скажешь, что ты прижала меня к стенке и грозилась порезать. Что за человек, не ведаю, но ходил он из дома конта.
– Лжёшь, не может в этом быть замешан конт. Он, кончено, подлец, но он – благородный мэтр.
– Сама подумай. Тот, кто поплоше, ножом пырнёт, а благородный интриги плетёт. Говорю, что слухал.
– Кто получал заказ? Его можно найти?
– Ага. Лежит зарубленный в говне. Убили одним из последних. Иди, спроси.
Тиса в сердцах махнула клинком.
– Ей-ей, мы ещё дружки. Всё, что ведал, то и грю.
– Мне очень жаль твою сестру, Дон. Она хотя бы сожжена?
– Кто посмелее, смог вынести мертвяков. Их подобрали и отнесли в Храм Сынов. Позаботились. И я знаю, что ты попросишь идти отседа, но я не дамся. И ты меня не поймаешь.
Тут мальчишка вполне оправдал прозвище – Птица, – спрыгнув на соседний настил лесов, и скрылся в какой-то дыре.
– Я о тебе не забуду, – не боясь чудища, крикнула вслед Тиса. – Пусть воды утолят жажду, а огонь согреет.
Ответом была тишина, но Тиса не сомневалась: мальчишка услышал.
О ночёвке на лесах не могло быть и речи. Но и идти через тоннели после захода светил она не собиралась. Изгваздавшись всласть, она выбралась к ближайшему лазу окольными путями, проклиная мелких жучков, сыплющихся отовсюду. Но с этой мелочью лучше, чем встретиться с пресловутым чудовищным пауком.
В сумерках квартал инородцев пустел и никто не видел, что из закоулка выбралась замарашка. Отряхиваясь, Тиса вышла на ближайшую улочку. Пытаясь понять, как пройти к Дому всадников, она торопливо зашагала к улице Пряностей, чтобы идти от света уличных фонарей, освещавших площадь Славы прямиком к стоянке авангарда. Не близкий путь, зато не заблудишься.
Редко когда в будний день приходилось добираться впотьмах. Обычно это было зимой, и её провожал великан Моран Колун. Шла без фонаря, но то и к лучшему. Здесь, как нигде в городе, городская стража вылавливала грабителей. И хотя красть у неё нечего, такие люди сначала двинут по затылку дубинкой, а потом недовольно осклабятся. Тиса, к счастью, не думала, что чудище может выбираться из подземелий, потому безмятежно представляла, как бы досталось от матушки и батюшки, если бы она так возвращалась от подружек и дружков.
Вот отчего, в полусвете близ площади Славы, когда перед глазами возникла знакомая высокая фигура в кавалерийских сапогах, в замкнутом кафтане, принятом в заснеженных горах, принцесса затрепетала.
– Мой король, – пролепетала Тиса, всем существом ожидая гнева на свою голову. Но мысли успокоились, и по событиям дня сразу появились резонные, но дерзкие вопросы: – Что вы здесь делаете? Вы за мной следите?
– Лишь день вы были полковником, – с укором произнёс король Хоган, – и смеете так говорить. Признаюсь, я всего лишь хотел навестить вас в Доме всадников. Вы моя дочь. Но если вы не желаете…
– Простите, простите меня, отец, – задохнулась от волнения Тиса, бросившись на грудь королю.
Он не обнимал, наоборот отталкивал от себя, но принцесса цеплялась котёнком за кафтан.
– Вы день были полковником. Но кто, пожри всё пекло, позволил ходить в таком виде. Грязные руки, чумазое лицо. Вы всё ещё принцесса, наследница горных королей.
Он грубо схватил её запястье и насколько возможно быстро повёл к площади. Тиса не противилась и со шпагой на портупее должно быть выглядела потешно. Но в столь поздний час буднего дня они никого не встретили. Когда приблизились к трельяжу родового особняка, король Хоган, не церемонясь, толкнул её за калитку. Тиса нечасто получала тумаков от отца, но почувствовала, что сегодня близка к этому событию.
Особняк оказался на диво пуст. Вряд ли сёстры в этот час ещё спали, да и матушка любила сидеть в гостиной и читать, надев на нос железные очки. Тисе показалось, что она вновь видит залу Вшивого Братства. Она даже протёрла глаза, за что получила по рукам.
– Хорошо, что этого не видит королева, – всё ещё сердито проговорил король. – Я отослал их погостить в дом свёкра. Идите, вымойтесь как следует, после поговорим.
Тиса, казалось, не была дома давно-давно. И последнее свидание отнюдь не в радость. Вспомнилась живая тень и принцесса дрогнула. Может и был это колдовской кошмарный сон, жуткое наваждение, но от того легче не стало Она хотела было выпалить всё, что случилось памятной ночью, но король взмахом руки показал, что и слышать ничего не желает; отослал немедля наверх. Кухарки дома так же не случилось, и волей-неволей она поднялась в покои. Немало успокаивало, что в отличие от той ночи в руках у неё подсвечник, а на поясе шпага. К тому же колдовка Бриэль ничего не сказала, когда Тиса поведала о жутком существе. Вряд ли стала она учить странной науке, зная, что ученице угрожает опасность. Но тогда, ночью, угроза казалась нешуточной.
Пока она поднималась, каждый скрип заставлял вздрагивать, и шаги давались с трудом. Тиса затылком чувствовала колдовской взгляд и, только войдя в покои, ощутила себя в безопасности.
В комнате покойно, привычно и чуточку тоскливо – нескоро ей возвращаться. Она скинула наряд фехтовальщицы и, дрожа от пещерной стыни нетопленой комнаты, впотьмах на память отыскала в платяном шкафу нижнее домашнее платье и подбитую пухом тёплую накидку и валяные сапожки. Думала: брать или не брать с собой тонкую полоску кожи, защищающую от ударов розги. Но решила – пустое. Ныне она в подчинении маршала, а не короля, а отец очень щепетилен в соблюдении титулов и званий. Но если король поднимет руку, противиться не станет: сама виновата. Шпагу оставила у кровати – прошмыгнёт без неё, – а то король ещё подумает, что для защиты, а обидеть отца принцесса не желала вовсе.
Бережливый король не разрешал топить гостиную и сейчас обошёлся несколькими зажженными огарками. Когда Тиса увидела отца, раскуривающего трубку, поняла: бояться нечего. На столе стоял кувшин с дешёвым пивом и миска с дурно пропечёнными кусками пирога. При виде нехитрой снеди Тиса почувствовала как сильно проголодалась, да и брюхо утвердительно проворчало. Но ни кубка, ни кружки, ни столовых приборов король не выставил. В охотничьем домике она бы обошлась по-простому: схватить руками еду, отпивая прямо из кувшина, как обычно поступал дед.
– Ваше величество, – склонилась перед ним дочь, – прошу, простите меня, я…
Тиса вынуждена была замолчать, король остановил её взмахом руки.
– Дерзость свойственна юнцам, – как бы между прочим, проговорил король, закуривая от уголька и с наслаждением пуская кольца дыма. – Им тесно в родительском гнезде. И у горцев был такой обычай: вышвыривать повзрослевших детей вон от родительского очага. Они шли от деревни к деревне и где могли, оставались. Девки это или мальцы. Другое дело – королевский род.
Тиса переминалась на месте. Всё-таки без наказания не обойтись. Отец не хуже законоучителей – у свёкра выучился что ли – умел читать нотации. И чем тяжелее вина, тем длиннее нотация на голодный желудок. И худо придётся, если не выслушаешь: может и повторить. Когда речь заходила о королевском роде, значило – король очень недоволен. Остатки спесивости, если и была она, от высокого назначения, которым наградила её конт-майтра, выветрились в холодной гостиной. Тиса старалась вслушиваться, но нить рассуждений то терялась, то всплывала. Однако едва король начал бормотать о тайнах, которые должны хранить члены королевского рода, Тиса согнала дрёму. Они так и не договорили толком в памятный вечер накануне бала. Тиса не могла представить, что некто из Братства мог подслушать их в кабинете отца или донести о разговоре с чародеем. Это не в силах человеческих. Если только некто не использует запрещённое колдовство. События последних дней убедили её в этом.
– Отец, – обратилась она к королю по-семейному, как позволяла себе в исключительных – и он знал это – случаях. – Можем ли мы говорить откровенно? Или это не позволительно?
Она выразительно скосила глаза на мнимого или явного, если он присутствовал, невидимку. По лицу короля было ясно: он отлично понял намёк. Отец силился что-то сказать, проглотил наросший комок и втянул голову в плечи.
– Ешьте, дочь моя, – даже с робостью сказал он и быстро сообразил необходимую утварь на стол.
Тиса только руками развела. Вдобавок к скромному ужину добавилось блюдо с копчёным мясом, хлеб и бутылка хорошего вина. Похоже, отец не только не собирался говорить, но и собирался задобрить едой, как, когда поступал в детстве, не в пример матушке покупая дочерям сладости, чтобы те не плакали. Принцесса мрачно принялась за еду. Но за прошедший день со скверной стряпнёй и легкими заедками в доме Купеческого Совета еда пошла впрок и девушка, благодаря чаяниям отца, осоловела. Тиса отказалась от нового кубка вина со словами: «Оставим разговоры, отец, я устала». Она и впрямь благополучно задремала в кресле, согревшись под действием горячительных напитков. Сквозь дрёму она слышала воркование отца, поддавшегося усладе табачного дыма:
– Вам не стоит ходить одной, принцесса. Город намедни и ныне – словно два разноликих брата. Все только и твердят об убийствах. Ваш названный дядюшка, Моран Колун, сообщил, когда я днём посетил казармы, что он не выполнил некие наказы шуадье.
Тиса открыла пьяный глаз. Хоть и туго, но девушка соображала: отчего это отец говорит о том, о чём гард просил молчать, а рассказать о некоторых тайнах не желает. Обидно. Она попыталась сообразить, как это сказать, но после нескольких попыток бросила и повернулась на другой бок. Некстати возник в забытьи образ старого гарда; её кольнула пьяная, но совесть. Дон Птица донёс важные вести, а она разлеглась и ухом не ведёт.
Вкупе с некоторой обидой на отца нашлись силы, чтобы опереться о подлокотники кресла и, шатаясь, встать. Чувствуя вдобавок тошноту, она искала глазами таз, – которым пользовались не всегда, но держали лоску ради – с водой для омовения рук. Король и сам сообразил, что дочь собирается «стравить» и отправился на поиски подходящей утвари. Замешкался, засуетился и предложил стравить потихоньку на улице. Ночью за высоким забором кому охота смотреть, что делается у дома бедного короля, торговца солониной.
Заметно похолодало. На днях конец Жницевой едине, затем Винодар, а после особенная, сердитые Сечнева и Лютнева едины – зима. Вслед дальним мыслям с гор покатился ледяной ветер и отголосок его – студёное дыхание ночи – донеслось до города. Тиса даром что во хмелю и в домашнем тёплом платье втянула голову в плечи и вздрогнула, стуча зубами. Тоска во всём теле ушла, но король и его дочь остались в саду.
– Когда я могу знать? – сквозь зубы осведомилась принцесса. – Я скоро получу взрослое имя – Тиссария, о чём будет записано в храмовой книге.
– Да-а, – выдохнул король, ничуть не озябнув в своём кафтане. – Моя дочь взрослая. Она может решать и быть себе на уме. Но титул майтр-гард и звание полковника, как и знания, требуют большой воли и твёрдости ума. Готовы ли вы?
– Меня не спрашивали, – вновь позволила себе резкость принцесса, – мне приказали.
И король не нашёлся, что ответить дерзкой девушке. Тиса обдумывала как увести отца подальше от дома, может даже проводить её в Дом всадников под предлогом важной вести для гарда города, но её чаяниям и на этот раз не суждено было сбыться.
По мостовой, нарастая, рассыпалась дробь множества копыт. Двое держали факелы, третий быстро спешился и ворвался в королевский сад. Тиса только и смогла запахнуть тёплую накидку, а король вдруг выхватил из-под кафтана пистолет – оружие, какого отец сроду в руках не держал. И не позволил бы – дорого.
– Кто вы такой? – срывая голос, вскричал король и взвёл курок.
Нежданный гость, приблизившись, опешил и развёл руками. Затем торопливо, со старческой хрипотцой, выпалил:
– Это подгард Мирок Сладоуст, мой король. У меня приказ шуадье Полесья доставить вас…
– Доставить! – задрожал – таким его Тиса видела впервые – от необузданного гнева. – Мы всё ещё король.
– Ваше величество, – в обращении подгарда не было и намёка на издёвку, скорее, искренняя мольба, – прошу, идемте с нами. В городе беспорядки среди бесправных и вы тот, кто сможет помочь. Вы же из хранителей севера, они это знают. Усилий одного старшины в их квартале уже не хватает. Сам гард Моран Колун командует стражниками.
Король опустил пистолет и неуловимо убрал с глаз. Тиса ещё не понимала смысла сказанного. Беспорядков после празднеств, каких множество последние дни лета и начала осени всегда хватало, мало ли кто лишку хватил. Чтобы беспокоить гарда по пустякам, – из ряда вон событие. Но в отличие от покойных дней, вместо двубортного мундира и кивера ныне подгард надел старую кирасу и плохонький шишак.
– Майтр-гард, полковник, – как-то облегчённо качнул головой принцессе Мирок Сладоуст. – А ваш дядюшка рвал и метал в ваших поисках. Разъезды отказываются подчиняться гарду города, требуют вас. Это, конечно, не более чем повод, но всё-таки.
Тиса растерянно кивнула. А отец вновь её обескуражил, решительно и твёрдо проговорив:
– Не нужны конные разъезды и пусть стража отойдёт от квартала. Не нужно их ещё более разъярять.
– Мой король, – угрюмо отрезал Мирок Сладоуст, – мой шуадье приказал иное.
Король выругался сгоряча, оглянулся на дочь, будто видел впервые, и коротко приказал: «Будьте дома». Сам решительно зашагал вон из сада. Мирок Сладоуст развёл было руками, но перед тем как следовать за упрямым горцем, склонился перед принцессой.
– Полковник подчиняется маршалу, но майтр-гард, – вполголоса сказал подгард, – на землях шуадье подчиняется шуадье. А он отдал приказ строить разъезды.
Оставшись одна, некоторое время Тиса обдумывала случившееся. С чего это отец может образумить диких степняков. Немало их собратьев погибло, пробираясь через горные владения. Их призывы дать кров ни к чему не привели. Кому как не им ненавидеть горцев. Пока принцесса ускорила шаг на скорый бег, одна только эта мысль стучала в висках. В пекло живую тень: принцесса сбросила домашнее платье и, не чувствуя влажную ткань, оделась в наряд фехтовальщицы.
Поскальзываясь на скользкой мостовой, она опрометью бежала к Дому всадников. Хорошее вино разогнало кровь, и усталость едва ли чувствовалась.
Город спал впотьмах, но ближе к кварталу бесправных над крышами разливалось тревожное медное зарево. Глаз выхватил близ каменных стен пляшущий свет факелов и в отсвете его несколько конных. Тиса кинулась к ним, зная почти наверняка кто перед ней. Но среди стражников отца не было. Но его знакомый силуэт был хорошо заметен близ каменной арки – границы квартала бесправных.
– Что же вы? – удивилась она, провожая недоуменным взглядом короля, полы чёрного кафтана которого развивались в порывах предгорного ветра. – Одного? Вы отпустите его одного к рудознатцам!
Мирок, скривившись, сделал вид, что не расслышал принцессу. Он и его люди, сделав дело, свернули в переулок прочь от мятежного квартала. Тиса замерла на мгновение, оглядываясь по сторонам. Недавно она мирно наслаждалась семейной жизнью, как никогда прежде.
– Отец!
Он не обернулся. Принцесса со всех ног бросилась за ним, на бегу схватила его за рукав так, что ткань затрещала, и попыталась развернуть к себе.
– Тебе идти не следует, – глядя на неё, отстранённо обронил король. – Что ты делаешь?
– Отец, почему ты идёшь туда?! – никогда Тиса не позволяла себе кричать на короля. Но разве король пренебрегает жизнью ради… ради? Она в гневе и страхе выкрикнула: – Ты боишься шуадье! Боишься живых теней, боишься, что скажут люди, потому что мы королевской крови. Так?! Что хочешь там найти? Славу, почётную смерть?
Вдруг король, скрутив в кулаке ворот плаща, притянул её к себе. У Тисы перехватило дыхание: сейчас ударит. А она постарается его отвлечь от тёмной сырой арки с настежь распахнутыми воротами. Но Хоган IV Горный король лишь оттолкнул её от себя.
– Вкусить власть, – лицо его до того мятое, рассеянное, посуровело и очень напоминало покойного короля, его отца, – и осознать власть – есть два разных начала. Ступай, дочь моя, ступай прочь.
Его кафтан слился с полутьмой арочного портала, уходящего наискось. Ветер, что гулял в предгорьях, не утихал и здесь, норовя разметать его кафтан в клочья. Тиса зажмурившись, с всхлипом шагнула к переулку. Оглянулась, хватаясь за эфес шпаги. В голове пузырилась каша, не имея выхода наружу, сдавливала виски. Мысль о том, что отец окажется один на один с одичавшей толпой властвовала умом. Тиса побежала стремглав, рискуя поскользнуться на узких, влажных от вечерней мороси, улочках. Несколько раз она утыкалась в глухие стены домов, крутилась на пятке и мчалась дальше. Нечасто удавалось выбраться в город, но с безымянными мальчишками она облазила все ближайшие к дому трещины и водосточные каналы. И едва заметив знакомые места игр, бежать стало легче – до казарм рукой подать.
Створы ворот ещё были распахнуты, но ни служки, ни гвардейца при них не оказалось. Войско – нечего сказать. Внутренний двор был уже заботливо устлан свежей соломой. Пахло конским потом, навозом и чем-то кислым от потухших войсковых кухонь. Близ входа в одну из казарм едва слышно похрапывали разнузданные малорослые лошадки. Тиса чувствовала, что вот-вот издохнет: на лишний крик и шаг не осталось сил. Непривычный запах не давал вздохнуть полной грудью.
– Гвардия! – попыталась воззвать на помощь она, вышел сиплый вскрик.
– Майтр-гард, полковник – неторопливо, рассудительно обратились к ней с балкона, – Может, хватит на сегодня учений. Мои ребята выдохлись. А тут ещё ночные разъезды, чтобы урезонить взбесившихся полусобак.
Тиса, изогнув шею, прищурилась. Подпирая балку, в распахнутой сорочке и коротких платяных штанах, замер, глядя куда-то вдаль, на юг, командир левой фаланги, конт-принц Симон Змея.
– В городе беспорядки. Соберите отряд на помощь городской страже. Это приказ шуадье.
– Не могу, – просто отозвался мальчик, пуская клочья дыма из трубочки.
– Что? – Тиса не верила своим ушам. – Я майтр-гард, я приказываю!
Симон Змея отклонился от балки и непринуждённо, даже лихо, спрыгнул с балкона. Встав во весь рост ближе к принцессе, он казался угрожающе высоким, сильным.
– Мы не стража, чтобы разгонять толпу. Это я сказал старому гарду, – сделал к ней шаг Симон. – А тут ещё прибыл гончий от маршала: есть приказ не вступать на стороне шуадье. В конце концов, это его народ. Сам старый град взял здоровенный топорище – как только в руках удержал – и сам ушёл на подмогу.
Тиса, ещё не до конца осознавая положение, отклонившись назад, с сухим лязгом вытянула шпагу из ножен и недвусмысленно направила широкое лезвие на наглеца. Тот и бровью не повёл.
– Я понимаю, что вы хотите выслужиться, – слегка улыбнувшись, заметил он. – Но вы не перед теми кланяетесь. У нас есть приказ маршала, а потому, оставьте шпагу, принцесса, а то порежетесь.
Слова доставляли ему удовольствие. Наглая ухмылка искусно скрывалась за одной из масок, о которых прожужжал все уши Дин Пёрышко. У Тисы голова пошла кругом так, что не мудрено захмелеть от ярости.
В руке её был клинок, и владела она им не понаслышке.
Слегка прогнулась, сделала скользящий шаг, - клинок описал короткую дугу. Противник отклоняется; затем следует, без замаха, уйти вниз. Лишний шрам впрок – так учил дед. Симон Змея и не думал кланяться назад, но лишь ловко перехватил запястье, вывернул его так, что шпага вылетела из пальцев. Тиса охнула и невольно прижалась плечом к открытой крепкой груди мальчика. Она в бессильной ненависти всмотрелось в его лицо. Казалось, его раскосые, вечно лукавые глаза притягивали и отталкивали одновременно. Симон Змея молчал, с любопытством рассматривая её. Хватка ослабла, а зря. Следуя дедовской науке, Тиса опираясь руками на его плечи, двинула коленом. Симон тонко вздохнул, непривычно изящно приседая. Следующий удар каблуком в лицо отбросил его к дощатому настилу.
Пока он кряхтел, делая безуспешные попытки встать, Тиса отыскала шпагу. От ворот раздались голоса, взрыв хохота, через порог шагнули её гвардейцы. Первый мальчишка с набитым снедью подолом сорочки замер, увидев майтр-гард с обнажённым клинком. Его товарищи налетели на него сзади.
Тиса, глядя на корчившегося флангового, убрала клинок в ножны. Шальная злоба иссякла, уступив место растерянности. Она – полковник и подчинялась приказам маршала, она – майтр-гард и в услужении шуадье. Так кому подчиняться? К тому же она уже потратила время и невесть сколько потратит на мальчишек, которые почувствовали здесь раздолье. Да и сам Моран Колун вполне может оправдать прозвище, и сам он стоит всего авангарда. Наконец, она привела мысли в порядок
– Симон Змея, – она сдула налипшую на лицо прядку волос, – постройте авангард. Сами будьте у меня через три четверти по полуночи с командующим правой фаланги. Выполняйте!