Наша жизнь складывается из мелочей. Только кто об этом знает? Нет, хуже – кто об этом задумывался?
Я иду по осенней, недавно чисто вымытой дождем улице и думаю именно об этом. Свежий, резкий ветер кидает мне листья в лицо, словно бросая вызов: ну что, сможешь? Найдешь в себе силы стать сильнее толпы и семейных привычек?
Не знаю. Я не знаю ответа на этот вопрос. Чем старше я становлюсь, тем сложнее мне принимать решения. Ведь от моего решения теперь завишу не только я сама, но и моя семья, мои планы на будущее. Я не могу игнорировать свои обязанности, ожидания родителей, экономическую обстановку в конце концов! Я хочу уверенно смотреть в будущее... Но в моей душе нет ни уверенности, ни покоя, который дарует эта самая уверенность в своих (или хотя бы высших) силах. Поэтому с некоторых пор я взяла себе за правило: я буду принимать решение за какой-нибудь короткий промежуток времени. Как только я приму его, оно считается окончательным и «обжалованию не подлежит». Я буду идти к своей цели, невзирая на препятствия, если только ситуация не загонит меня в совсем уж безвыходные рамки.
Итак, что мы имеем? Над нынешним решением, грозящим капитально определить всю мою жизнь, я думаю уже долго. Слишком долго, чтобы дальнейшее ожидание могло как-то облегчить мои муки. Поэтому я оставляю себе... Я оставляю себе даже не день, нет, я оставляю себе всего лишь путь до дома по этой длинной аллее с разноцветными кленами, которые уже наполовину расстались со своими листьями. Как только я пройду аллею, я должна буду принять решение. Все. Никаких отговорок. Нет пути назад.
Я инстинктивно стала идти медленнее, оттягивая последний момент. У меня осталось около получаса.
Ах да, я совсем забыла о главном. Оно-то и усложняет мне жизнь, хотя, по идее, должно было бы ее упрощать. А главное состоит в том, что я что-то типа экстрасенса. С детства, с тех самых пор, как я себя помню, я обладаю способностью «видеть» судьбы окружающих, я способна за короткое время как бы «просмотреть» их в ретроспективе, вычленяя лишь самое главное, до настоящего момента времени, а от него могу продолжить линию дальше и «увидеть» продолжение истории – при условии, конечно, что поведение человека не изменится и он продолжит следовать выбранной стезей.
Я с удручением должна констатировать, что немногие из нас выбирают свою профессию. Я имею в виду по-настоящему свою. Взять хотя бы жизнь моей матери, которая в юности мечтала стать актрисой (кто не мечтал в ее время и в ее возрасте?), а стала врачом, повинуясь стадному чувству подруг, боясь «отколоться от коллектива». Она неплохой врач, это правда… Но как актриса она могла бы принести в этот мир гораздо больше. На первых порах пришлось бы чем-то поступиться, уютом, комфортом, но затем к ней пришел бы успех, сторицей вознаградивший за старания... Теперь же она обычный врач, каких много, только почему-то все тяжелее болеет с каждым годом, все меньше верит в то, что в будущем ее ждет что-то светлое, а в ее душе – такая же поздняя осень, как та, которая окружает меня сейчас. А могла бы быть весна.
Я не люблю просматривать жизнь своей матери, уж слишком сильно она разнится с тем, чем должна быть. Согласно оптимальной линии ее жизни, она должна была вдохновить на эту профессию около пяти будущих актрис, которые впоследствии составили бы плеяду ярчайших образов нашего кино, и на экраны вышли бы совсем другие фильмы, разбавив современную жестокость и насилие. В нее должен был влюбиться режиссер – а не мой отец, с которым она, в принципе, счастлива, но как-то тихо, по-болотному счастлива – который снимал бы другое кино. Я уж не говорю о том, что образы, созданные ею в театре и на экране, помогли бы многим тысячам душ принять совершенно другое решение в реальной жизни... Словно дали бы сил. Конечно, в том была бы не только заслуга моей матери, но ведь мелочи складываются, складываются, а затем, словно снежный ком, несутся на тебя огромной бурей. Мелочи не сложились. Люди, которые должны были выпуститься с ней из МХАТа, выпустились. Тоже не все. Шестеренки не сцепились, связи не переплелись, режиссер не влюбился, картинка изменилась. Полностью. Я бы, кстати, не родилась у моей матери. Родилась бы где-то в другом месте, но мне не узнать где, словно некая высшая сила желает скрыть от меня другую линию жизни…
Или взять моего отца. Он бухгалтер на заводе, хотя должен был стать инженером (на том же заводе, что самое смешное). Опять же – неплохой бухгалтер. Но инженер из него получился бы куда лучше, не струсь он в свое время и не поторопись схватиться за первое попавшееся предложение работы. А потом все тянул, тянул уйти, да так и остался. Я не знаю подробностей, знаю только, что он должен был изобрести какую-то мелкую, но весьма важную детальку, благодаря которой производство нашего металлургического завода вышло бы на новый уровень, надолго отбросив назад конкурентов, а заодно понизив безработицу вследствие открытия новых направлений. От его маленького выбора косвенно зависел выбор многих людей. Детальку изобретет кто-то другой, в другом месте и в другое время. Вот там и начнется новая жизнь. Только не у нас.
Ничего более крупного по части профессии в жизни отца не предвиделось, однако в таком случае он бы женился на простой крановщице Любе, которая родила бы ему троих мальчиков, о которых он так мечтал, а не нас с сестрой. Нет, он нас любит, но… В общем, вы уже начинаете понимать.
В лужах отражались полуголые ветки деревьев, небо, прохожие и дома. Я шла и смотрела вниз, словно в другой мир, представляя, что в нем гораздо проще принимать судьбоносные решения. Потом снова подняла глаза вверх. Вот идет девочка с ранцем за спиной и весело болтает сумкой со сменной обувью. У нее самое простое на свете имя – Катя. Ей тринадцать лет. Она получила пятерку по математике, ей признался в любви мальчик из параллельного класса, в эти выходные у нее первые в жизни соревнования по спортивным танцам – вполне достаточно для счастья в этом возрасте. Катя еще не знает, что на соревнованиях займет вместе со своим партнером первое место, так же по-детски этому обрадуется и сама не заметит, как перейдет в разряд профессионалов. Но дальше ее ждет институт, первая несчастная любовь, серьезная болезнь матери… И Катя бросит танцы, потому что ей «некогда». Нет, Кате не суждено стать всемирно известной, но она преподаватель от бога. И очень-очень много малышей могут никогда не увидеть красивую высокую девушку с длинными шелковистыми волосами цвета спелой ржи, при виде которой они будут визжать от восторга, кстати, двое из ее юных воспитанников благодаря ее настойчивости еще могут стать звездами мирового уровня. Эта пока еще маленькая девочка может сыграть в их жизни поворотную роль, вовремя поговорив с родителями и посоветовав отдать ребят в профессиональную школу. Мелочь? Мелочь. Но сделает ли это кто-то другой, если у Кати не хватит сил стать той высокой доброй девушкой? Кто знает...
Или вот взять мою подругу Аньку. Она прекрасно танцует, несмотря на то что поздно начала. Ее мало кто знает, ведь большую часть ее жизни составляют работа и учеба, и все же Аньку с завидной регулярностью приглашают выступать на концерты и танцевальные вечера. Казалось бы – танцуй да радуйся. Но Анька рассуждает иначе. Да, я неплохо танцую, да, мне говорили об этом не только зрители, но и преподаватели, да, люди даже спустя год помнят мои постановки, да, мне это очень нравится… Но что дальше? Я ведь никогда не стану лучшей. Никогда. Ведь мне двадцать пять (в Анькином представлении двадцать пять практически равно тридцати, тридцать – сорока, а сорок – глубокой старости), у меня муж, карьера, скоро ребенка можем завести, я не успею везде… Анька не знает, скольким людям ее танец открывает глаза на собственную жизнь. Не знает, сколько людей, посмотрев ее постановку, уходит из зала с совершенно другим чувством, желанием что-то изменить, сбросить маску, стать собой. С желанием стать лучше, совершенствоваться в чем-то. Анька не знает, что даже если в зале всего-навсего сто-двести человек, из них пятнадцать детей, кому-то из этих детей она надолго может запасть в душу как яркое воспоминание детства, способное однажды перевернуть всю жизнь, изменить курс, выбрать другую дорогу, только свою. Опосредованно она влияет на жизни сотен людей – и никогда не узнает об этом, ибо даже в самых смелых мечтах не может предположить, что ее пятиминутный танец способен стать последней соломинкой для кого-то. Соломинкой, склоняющей чашу весов в нужную сторону. Не знает Анька и того, что маленькая девочка, которую мама в пять лет без задней мысли, в качестве знакомства с искусством, приведет в местный ДК на Анькино выступление, уже родилась. Вот та девочка – будущая звезда. Этот вечер она запомнит на всю жизнь, и через много лет в мемуарах известная танцовщица с мировым именем будет писать об Анькином выступлении в маленьком ДК, о том, что именно тогда она с недетской серьезностью попросила маму отвести ее на танцы…
Все мы хотим стать самыми лучшими, самыми-самыми. Но иногда внешне простые роли куда ценнее блистающих на первом плане. Я не знаю, что будет с той девочкой, если она не увидит Аньку в концерте, дата которого еще даже не назначена. Возможно, она увидит кого-то другого. А может, и нет. В любом случае, в мире станет чуть меньше волшебства, если этого не случится. И пусть Анька никогда не станет звездой мирового уровня, она принесет в этот мир куда больше вдохновения и добра своим танцем, чем какая-нибудь звезда. После двадцати пяти – если осмелится – начнет вести свой собственный курс, после тридцати – откроет маленькую, но все-таки свою школу, после сорока сделает небольшое открытие, связанное с механизмом снятия стресса и раскрепощения в танце. Небольшое открытие, которое поможет измениться сотням, тысячам, если не миллионам людей, отнюдь не всегда профессиональных танцоров. Я уж молчу про ее учеников, для многих из которых она станет той самой звездой - человеком, который одним своим присутствием поможет изменить жизненный курс и занять свое, только свое место. Ведь это не мировая известность. Это что-то призрачное, далекое, возможно, несбыточное. Может ли она это предположить? Вряд ли. Все, что она сейчас чувствует, - желание танцевать. Останься она верна танцу, и она не только поможет кому-то, но и останется вечно молодой сама. Обо всем этом знаю я. И молчу. Она ведь все равно мне никогда не поверит.
Или моя соседка Женька. Женя уникум. Красавица-блондинка, она одинаково хорошо разбирается как в гуманитарных, так и в точных науках. Своей стезей Женька почему-то избрала экономику, а именно государственное управление. И хотя она совсем недавно закончила институт, она уже возглавляет отдел и разбирается в таком количестве сложных теорий, о которых не каждому преподавателю столичных вузов известно... Женька мечтает приносить пользу обществу и все время переживает, что на нее давит начальство, не давая предлагать и развивать свои идеи. А еще Женька мечтает развивать благотворительные программы для детских домов. И пока никак не может придумать, как это сделать, ведь ее нынешняя сфера деятельности с этим никак не связана. Также никто не знает, что Женька, не придавая этому особого значения, всегда крутит в голове картинки, втайне мечтая стать режиссером и сценаристом авторского кино – того, что мы называем «не для всех». Есть у нее и писательский талант: она пишет удивительные белые стихи, в кратких строках которых укладывается глубокий смысл, и даже сложные психологические концепции, которые Женька увлеченно изучала еще на первом курсе института, а теперь ненавязчиво закладывает в свои стихотворные творения, не мешают пониманию смысла и людьми неискушенными, не только ценителями… Я бы никогда обо всем этом не узнала, если бы однажды она не попросила меня оценить стих, который писала ко дню рождения подруги. Тогда-то я и «увидела» – так, как это умею только я – ее жизнь: она добьется успеха на выбранном поприще, но ей всегда будет чего-то не хватать. Ей будет казаться, что она забыла что-то важное. И долго не сложится личная жизнь. Почему? Потому что ее дар требует проявления. И только ее дар может сплести ее жизнь с жизнью другого, не менее талантливого человека, который будет говорить с ней на одном языке и оградит от серых будней. Они познакомятся, если Женька услышит наконец свой внутренний голос и отнесет свои стихи в маленькую типографию. Она совершенно банально уронит неряшливо, как всегда второпях завязанную папку у дверей, а он, молодой, интересный и уже преуспевающий бизнесмен, в будущем – меценат и филантроп, совершенно банально поможет поднять. Вернее, попытается. Да так и застынет с листком в руках, перечитывая снова и снова и удивляясь необычному слогу девушки. Потом они познакомятся, пойдут в кафе, она оставит ему свой телефон. Женькины стихи, конечно, опубликуют маленьким тиражом, и они канут в лету безвестности, навек потерявшись на полках узких ценителей… Но молодой человек прочтет ее стихи другу отца, известному литератору и издателю. В общем, всего лишь пара лет отделяет Женьку от признания и самореализации, семейного счастья и той самой пользы, которую она могла бы принести людям своим творчеством и идеями – пользы неизмеримо более весомой, нежели способна принести ее профессиональная деятельность. Затем судьба позволит ей раскрыть и режиссерский талант, если только она не побоится зайти в ту маленькую типографию…
Но спустимся на землю, к смертным. Если с Женькой более-менее все понятно, то как быть смертным? Моя школьная подруга Леська, насмотревшись модных передач, однажды сказала мне, что после школы мечтает быть парикмахером-стилистом. Леське уже двадцать лет, из них последние два года она действительно работает парикмахером. Я стриглась у нее два раза и больше не приду. Язык не повернется сказать подруге, что она весьма посредственна. Я думаю, она и сама уже об этом догадывается. Но Леська привыкла неплохо зарабатывать и не собирается ничего менять. Через год она выходит замуж за своего нынешнего парня. Вернее, это она думает, что выходит, а он как раз сейчас думает, как бы потактичнеее объяснить ей, что Валька из соседнего подъезда куда более сговорчива и не тянет его под венец, а потому им нужно расстаться. На самом деле Леська прирожденный продавец. Да-да, обычный продавец из обычного магазина. И когда-то она даже хотела пойти туда работать, да слишком глубоко вбило музыкальное телевидение в нее мечту о красивой жизни. Что страшного, скажете вы? Обычный продавец или обычный парикмахер? Кто-то же должен быть обычным. А я сейчас объясню, как сплетаются судьбы.
В одном со мной классе когда-то учился Игорь – тихий, ничем не примечательный мальчик. Игорю тоже не грозили блистающие вершины: он должен был стать обычным таксистом. Обычный таксист Игорь «бомбил» бы даже в свободное от работы время и на жизнь бы ему хватало. Он довольно добр и отзывчив, а потому иногда помогал бы людям, попавшим в сложную ситуацию: отвозил бы старенькую и одинокую бабуську-соседку в больницу, когда мог, и даже помогал бы ей по хозяйству; иногда бесплатно, по дороге, подвозил бы безденежных пассажиров, а однажды спас от проливного дождя мою подругу Леську, довез бы ее до дома, отогрел всегда лежащим на заднем сиденье в термосе горячим кофе, невзначай спросил телефончик, и через полгода в нашей большой стране стало бы на одну по-настоящему счастливую семью больше. Бабуська-соседка благодаря Игорю умерла бы на полгода позже, со спокойной, не обиженной на несправедливости мира душой, и успела бы отписать ему квартиру, так необходимую молодой семье. Один (всего один из десятков!) безденежных пассажиров вовремя попал бы к себе домой, чем случайно помешал бы совершить самоубийство сестре (которая впоследствии станет не очень известной, но все-таки многими любимой певицей, чьи песни кардинально помогут изменить жизнь многим людям). Проблема в том, что Игорь не таксист, он даже машину водить не умеет. Строгий папа настоял, чтобы парень сразу после учебы направился по знакомству на низкую должность в его военное учреждение с «броней», ведь у парня слабое здоровье, а Игорь просто не стал спорить. Между тем, это был один из тех парадоксальных случаев, когда армия пошла бы изнеженному мальчику на пользу. Ну да не о том речь… Я не знаю, встретятся ли они с Леськой, и если да, хватит ли у этого тихого забитого паренька духу с ней познакомиться, но пока – насколько я могу видеть – их линии жизни не пересекаются, так что семейного счастья не видать обоим.
Я много раз думала о том, не подойти ли к ним и не рассказать ли все. Но не подходить же мне к каждому? Так ведь и сумасшедшей прослыть недолго. Из всех, кого я вижу, свой путь выбрало от силы десять процентов… Могу ли я пытаться изменить вполне, в общем-то, осознанный выбор человека? Что если я всего лишь наблюдатель в этом мире?
Да и как я могу настаивать, если я сама никто? Судьбой мне уготовано стать детским врачом, и я уже прохожу практику, перебиваясь с копейки на копейку и беспрестанно слушая жалобы матери «ну когда ты уже наконец начнешь сама себя обеспечивать». Я понимаю ее. Но никогда мне не объяснить ей, что более-менее нормально зарабатывать я начну лишь через два года, а до этого так и буду разрываться между работой и учебой, по ночам читая интересующие меня материалы... Потому что я вижу свою судьбу: я-то стану не таким врачом, как она. Через эти самые два года я встречу человека – одного из немногих, кто выбрал свою судьбу правильно и не изменил себе ни на шаг, – он пригласит меня к себе в клинику, и к тридцати пяти я уже смогу открыть свою, хоть и небольшую сеть детских центров. Я действительно смогу помогать «тяжелым» детям… Я еще только готовлюсь, я много читаю, думаю, сопоставляю факты и клинические картины заболеваний, бегаю по больницам и напрашиваюсь на сложные случаи. Мне не на что купить себе зимнюю куртку или новые сапоги… Я выгляжу, как миллионы обычных девушек из небогатых семей. Что поделать, если, в отличие от других, я знаю свою судьбу. Я могу хоть сейчас внять просьбам матери бросить «бесперспективную» профессию и отправиться работать в ближайший салон связи, где мой заработок довольно быстро возрастет до приемлемого уровня... Но совесть моя будет неспокойна вечно. Одна из девочек, которую я вылечу, – всего одна – станет не инвалидом, а гениальной скрипачкой. Имею ли я право лишить ребенка этого будущего? Скольким людям принесет облегчение ее музыка? Может быть, ее вылечит кто-то другой. Но что если нет? Один из мальчиков станет известным на весь мир фотографом. Мелочь? Снова мелочь. Но люди будут приходить на его выставки, смотреть его работы в Интернете, и их души будут меняться. В самый темный момент своей жизни кто-то посмотрит на них и передумает, найдет в себе силы поступить иначе, стать выше на голову себя прежнего... Могу ли я отказать им в этом? А сколько еще детей, если я помогу им вылечиться, будут иметь шанс сделать совершенно другой выбор в своей жизни и опосредованно принесут на эту землю нечто высшее? Умиротворенный покой от осознания, что ты на своем месте, даже будь ты последний дворник дядя Вася; радость, оттого что твои действия кому-то помогут; уверенность твердо стоящего на ногах человека, который знает, на что способен и для чего рожден; волнующе бьющаяся мысль о новых открытиях; вдохновение, которое невозможно не разделить с другими.
Я неожиданно дошла до конца аллеи. Кленовый лист рвануло ветром прямо мне в лицо. Я отмахнулась и, не решаясь перешагнуть бордюр, застыла у пешеходного перехода. Что мне выбрать? Сиюминутную выгоду и кажущийся долг перед родными или долгую тяжелую дорогу, которая вознаградит других – и меня – сторицей, но нескоро, так нескоро? Если у меня хватит сил ее пройти. Если б только знать, что хватит сил и решимости сил ее пройти…
- Алиса! – кто-то хлопнул меня по плечу и тут же поспешил дальше, пока говорит зеленый. – Жаль, сейчас спешу, поболтал бы с тобой, да дела-дела. Заходи к нам в школу!
Иван Иванович, простой школьный учитель по ОБЖ и по совместительству трудовик. Что может быть непримечательнее? Ничего, если не считать, что именно этот человек заражал нас интересом к жизни на своих, по сути, не самых интересных для нас, детей, занятиях. Неисправимый оптимист с вечной улыбкой на лице всегда оставался с нами на одной волне и рассказывал множество совершенно посторонних, но безумно интересных вещей, чем невольно увлекал детей в свой мир – яркий, полный красок и новых знаний. С его подачи, а не с подачи учительницы литературы – скучной грузной дамы, которой на роду было написано вообще пасти коров в деревне, но она почему-то избрала своим призванием школу – мы зачитывались книгами о путешествиях, среди которых много было и классических, и исторических произведений. Уже после выпускного мы узнали, что он, оказывается, успевает после школы работать с трудными детьми и подростками, чем «существенно снижает статистику детской преступности района», как гордо сообщила нам директриса. Ха, да его стараниями преступность нашего района не поднимется еще лет двадцать… А сколько мальчишек и девчонок благодаря ему выбрали свое призвание? Десятки. Сотни… Вот человек, находящийся на своем месте и не пытавшийся спорить со своим сердцем! Господи, да о чем тут думать?!
Нас миллионы – тех, кто находится не на своем месте и делает не свою работу. Переставьте местами того банкира и этого писателя, того продавца и вон ту актрису, вот эту танцовщицу и вон того менеджера... И в мире станет намного меньше болезней, бед, непонимания, ненависти и лжи. Но сделать это можем только мы сами.
Снова загорелся пешеходный зеленый. Я решительно шагнула на черно-белые полосы и улыбнулась. Прости, мама, придется немножко подождать. Кто-то же должен делать свою работу.