Радуга кончилась, когда война началась. От дыма, от гари радуги уже не видно стало. Я сразу же после войны родился. А жил вон там за углом, там квартира была у меня хорошая. Но как мясник мне сказал знакомый, рыба, она если гниёт, то гниёт с головы, поэтому я сюда и направлен был сожительницей своей. Так мясник мне сказал. Но голова хоть и подгнивает у меня, а тело-то с каждым днём разноцветнее. Я ведь таблетки всяких разновидностей кушаю: и красные, и жёлтые, и оранжевенькие такие ( вальпроевая кислота – это в капсулах, это от головы ), и зелёненькие… Всякие.
- Что Вы плачете здесь одинокая… - я спрашиваю, а она не отвечает, я всё спрашиваю, а она не отвечает…
Померла, наверно. Жаль… Хорошая была певичка. И на часы, когда сидела, любила смотреть. Смотрит-смотрит, ждёт, потом как побежит до клозета, рот откроет, а оттуда красненькие, жёлтенькие, зелёненькие и особенно оранжевенькие (это от головы которые). Тоже тоскует по радуге. И Вирджиния Вульф сидит на первой платформе. Тоже тоскует. И изо рта у неё тоже радуга.
А мимо Жан-Клод Ван Дамм проходит, и у того заместо сухожилий тоже радуги по всему телу.
А эта всё плачет и на часы смотрит, плачет и смотрит…
- Что Вы плачете здесь…
И опять до сортиру… И опять радуга.
Я когда первый раз радугу увидел, а это давно было – на девятое мая, мне совестно стало – а почему я так не могу, почему что-то бессознательное неуправляемое составило мозаику такую, а я нет. И я начал гнить…