1.
Петрович просыпается. Осматривается…
День. Похоже на больничную палату: белый потолок, зелёные стены, паркетный пол, железные койки, на одной из которых он лежит. На другой койке лежит, забинтованный в полный рост, словно мумия, человек.
- Люба…? – тихо зовёт Петрович. Человек-мумия не отвечает.
Петрович садится. Поднимает руку и трогает свои волосы, будто проверяя, на месте ли. Смотрит на свою одежду. Задумчиво хмурит брови и снова осматривается: обычная фанерная дверь, обычные большие окна…
Встаёт с койки и, прогуливаясь, подходит к окну. Открывает форточку, закрывает, снова открывает, не глядя на неё, и словно бы чего-то ждёт. Но не дожидается. И тогда открывает окно, высовывается – первый этаж. На его лице удовлетворение быстро сменяется подозрением. И какое-то время он опять чего-то ждёт, высунувшись в окно, но косясь внутрь помещения.
Прикрывает окно, подходит к человеку-мумии, наклоняется. Снова тихо зовёт:
- Люба…? – прислушивается. Осматривает бинтовку.
- Что-то новенькое. Рубашки кончились…
Трогает мумию. Качает. Трясёт.
Выпрямляется. Прогуливается до двери. Трогает ручку. Прислушивается. Оглядывается. Подбегает к человеку-мумии, хватает за шею и находит конец бинта.
Разбинтовывает. Когда доходит до окровавленных витков, произносит: - Чёрт…, - и продолжает разбинтовывать.
Откидывает бинт. С горечью присматривается к освобождённой от бинтов голове. Но сквозь красно-жёлтую марлю не видно лица. Петрович берётся за край марли…
В помещение входит дама в белом халате.
- Что вы делаете! – возмущается она.
- Что вы с ней сделали, звери! – не отвлекаясь, зло, но с болью в голосе, отвечает Петрович. Он бережно отслаивает марлю от лица человека-мумии.
- Больной, отойдите от больного, чёрт побери! – дама в белом халате смело направляется к Петровичу.
- Я вам дам больного, козлы!
Петрович швыряет марлю в её сторону. Страдальчески всматривается в лицо человека-мумии. Но оно разбито и неузнаваемо.
Петрович резко оборачивается. В его глазах ненависть.
- Сейчас же на своё место, или я зову санитаров, - шипит дама в белом халате.
Петрович вдруг хватает её за плечи. С силой сжимает.
- Санитары! - кричит она, пытаясь вырваться.
- Ах ты, стерва!
В проёме двери появляется толстая пожилая женщина, вскрикивает: - Ох, господи… - и исчезает.
- Сволочи! – Петрович неистово трясёт даму в белом халате. – Что вы с людьми делаете! Это же люди!
В помещение забегают санитары, хватают Петровича, заламывают ему руки и роняют лицом в постель. Петрович кусает матрас, рычит…
Укол вонзается ему в плечо, и через секунду Петрович замирает.
2.
Петрович просыпается резко, словно от кошмарного сна. Он вскакивает с койки. Быстро осматривается – человека-мумии больше нет.
Петрович кидается к двери, толкает её, но она не подаётся.
- Гады! Откройте. Отпустите… верните… Люба…
Петрович яростно ломится в дверь.
Дверь вдруг открывается внутрь, толкая Петровича. Снова вбегают санитары, опять скручивают Петровича, роняют на койку, наваливаются сверху.
Петрович какое-то время пытается вырваться, рычит…, затем уже только бессильно стонет.
Дама в белом халате сочувствующе смотрит, стоя у двери. Подходит.
- Тише, - просит она санитаров.
- Тише, - успокаивает она Петровича, гладя его по голове.
Петрович притихает.
- Тише. Успокойся. Вот так. Вот так. Всё будет хорошо…
Петрович совсем затих.
- Всё, - говорит дама в белом халате санитарам, - он успокоился. Отпустите его.
Санитары отпускают Петровича.
Петрович быстро переворачивается на спину. Сходу, наугад бьёт кулаком в лицо. Вскакивает, рычит. Отбивается от одних рук, но попадает в другие…
Его снова валят на койку и вкалывают успокоительное. Петрович вцепляется зубами в простыню.
Дама в белом халате сидит на полу, плачет и, запрокинув голову, зажимает кровоточащий нос.
3.
Петрович неподвижно лежит на своей койке, под суконным одеялом. У него «каменное» лицо человека, терпящего зло, в глазах – злость.
Он пробует подняться, но лишь напряжённо сопит, и через секунду сдаётся.
Входит дама в белом халате. Она держит в руках белую эмалированную ванночку. Подходит к койке Петровича. Кладёт ванночку на тумбочку. Придвигает стул, садится.
Петрович смотрит на прямоугольник пластыря на её носу.
- Не сломал?
Она откидывает одеяло с его ног, берёт ванночку, копошиться в ней.
- Это что, гипс? – в состоянии лишь приподнять голову, Петрович настороженно следит за действиями дамы в белом халате. Но не может разглядеть за горкой одеяла, что она делает с его ногами.
- У меня что, перелом?
Дама в белом халате продолжает молча заниматься его ногами.
- Эй! – сердито срывается Петрович. Он пытается сопротивляться действиям дамы в белом халате, но лишь бессильно хрипит, напряжённо вытягивая шею.
- Ч-чёрт… Что вы со мной сделали!
- Успокойтесь, - только и говорит дама в белом халате, не отвлекаясь от своего занятия.
- Сволочи… живодёры… сволочи… повязали… я бы… эх… - Петрович почти ревёт, изнуряя себя бесплодными попытками подняться.
Дама в белом халате обеспокоивается, отвлеклась от его ног.
- Да успокойтесь же. Что вы! Не нужно… так. Тише, - она прижимает его голову к подушке.
- Лучше, убейте сразу… - Петрович немного успокаивается, или просто отчаивается, - не мучьте… отпустите… убейте…
- Да кто вас держит!
Дама в белом халате откидывает одеяло с его груди.
- У вас перелом… обеих ног, - волнуясь, объясняет она, освобождая руки Петровича из пут рваной простыни. – Ну вот, простынь порвали. Перелом был закрытый, но когда вы в тот раз… побуянили… - она берёт Петровича за руку и плечо и помогает сесть.
Петрович видит загипсованные ноги.
- …переломы открылись. Вы только себе навредили. Пришлось наложить глухую гипсовую повязку-штаны, чтобы вы случайно опять не… ну…
Петрович пристально смотрит на даму в белом халате, затем на гипсовые штаны, снова на даму…
Он мотает головой. Сначала слегка и будто бы что-то отрицая; потом сильно, словно стараясь оторваться от плеч…
- Нет… всё ложь… всё ложь… живодёры… враги… - голос Петровича за эту череду фраз превращается из невнятного бормотания в гневный и решительный рык.
- Тише. Успокойтесь. Всё будет хорошо, - успокаивает дама в белом халате.
Петрович невесело усмехается. Грубо отталкивает её. Бьёт по своим ногам. Кричит от боли. Валится на стену. Закатывает глаза. Сползает по стене на подушку. И затихает.
4.
Ночь. Петрович, лёжа на койке, смотрит на просвет под дверью. Мелькают тени чьих-то шагов. Затем свет притухает.
Петрович отбрасывает одеяло, изворачивается и упирается руками в пол…
Перемещается на пол, осторожно: сначала ложится спиной, затем руками опускает свои загипсованные ноги.
Ползёт по полу к окну. Загипсованные ноги скользят по паркету, цепляют электрический шнур настольной лампы, что стоит на тумбочке у соседней койки. Лампа падает, гремит. Петрович замирает. Оглядывается на просвет под дверью – ровный тусклый свет…
Петрович ползёт дальше. Доползает до окна, хватается за батарею, подтягивается…
Он кряхтит и тяжело дышит, виснет подбородком на батарее, но не может поднять себя на ноги. Опускается на пол…
Петрович сидит, прислонившись спиной к батарее, и плачет. Он старается сдерживаться, но рыдает всё сильнее.
- Что с вами?
Петрович мгновенно затихает и испуганно вскидывает голову: дама в белом халате стоит в проёме открытой двери.
- Вам плохо? Свет включить? – она говорит тихо, как будто боясь кого-то разбудить.
- Нет.
Дама закрывает дверь и тихо подходит к Петровичу. Присаживается рядом с ним на корточки.
- Что с вами? – она сочувствующе заглядывает Петровичу в глаза. - Я Надежда. Меня Надя зовут…
Петрович испытующе смотрит на неё.
- Слушай, помоги мне. Я вижу – ты не совсем… не такая… как они, - с неожиданным азартом, запинаясь от волнения, говорит Петрович. – Ты – человек… Как человек человеку, помоги мне. Прошу тебя! Ты же не такая… - он кивает в сторону двери, - тебе жалко, я вижу… Помоги мне, - он подаётся к ней, берёт за руку. – Ты же хочешь помочь… Тебе их тоже жаль. Ты знаешь… ты что-то знаешь… о них? Скажи… что с ними? Они… они ведь… живы?
Дама в белом халате отводит глаза. Она поднимает свободную руку и прикрывает их.
Петрович ещё какое-то время в упор смотрит на неё. Затем отпускает её руку и устало прислоняется к батарее.
- Дашеньке было всего шесть, - словно бы в укор, произносит он вдруг, отрешённо глядя перед собой.
- Прости, - дама в белом халате заплаканными глазами смотрит на Петровича, протягивает руку и гладит гипс на его ноге.
5.
День. Петрович сидит на своей койке, прислонившись плечом к стене. Невидящим взглядом он смотрит перед собой и то ли постанывает, то ли мычит про себя какую-то заунывную песню.
В палату заходит Надежда. Сочувствующе косясь на него, она проходит до окна, обратно, и уходит, закрыв за собой дверь.
Скоро она снова заходит. Подходит к Петровичу. Ласково глядя на него, что-то спрашивает. Ждёт. Не дождавшись реакции, чуть наклоняется и снова что-то говорит. В её взгляде – сочувствие и тревога.
Ей больно смотреть на Петровича – она отводит глаза. Отходит. В нерешительности стоит посреди палаты. Возвращается. Трогает за плечо. Снова отходит. Плачет. Выходит за дверь.
Петрович опускает голову на стену.
Надежда приводит какого-то доктора. Тот дотрагивается до пластыря на её носу, скептически кивает в сторону Петровича и уходит.
Она вскидывает руки, кричит что-то, снова плачет и выходит следом…
Вскоре возвращается со шприцом в руке. Встаёт над Петровичем. Нагибается…, но передумывает и отходит. Стоит у окна. Идёт к двери. Задерживается у койки Петровича… и быстро, почти бегом, скрывается за дверью.
Петрович прекращает постанывать. Он как будто о чём-то задумывается.
Резко входит, точно врывается, тот доктор. Не закрывая за собой двери, подходит и нависает над Петровичем, расстёгивает верхние пуговицы, сдёргивает рубашку с его плеча. Обнажает иглу. Прыскает в потолок. Тыкает в плечо влажной ваткой, напрягает пальцы…
Петрович перехватывает руку со шприцом.
- Что это? – неожиданно «трезвым» голосом спрашивает он.
Доктор удивлённо застывает.
Петрович чуть ждёт. Говорит: - Насрать! – отпускает руку доктора и закрывает глаза.
6.
Петрович лежит на своей койке. Задумчиво глядит в потолок.
- Нет, - говорит он, подводя итог каких-то своих размышлений. Мотает головой и повторяет: - нет!
Заходит Надежда. Она несёт шприц и гранат.
Петрович внимательно смотрит на неё. Она замечает его взгляд, улыбается.
- Получше…?
Петрович следит, как она кладёт гранат на тумбочку, а затем подходит к койке.
- Ну, вот… это последний, - она показывает шприц. – Я сказала, что тебе больше не нужно… Правда?
Петрович молча и сосредоточенно следит за ней…, как она прыскает в воздух из шприца, как нагибается, как обнажает ему плечо и тыкает в него ваткой…
- Это последний…, - Надежда целится иглой в плечо…
…Петрович хватает её за руку.
- Нет, - говорит он решительно.
- Что…? – испуганно спрашивает Надежда.
- Я не верю! Я хочу их видеть.
7.
Петрович на костылях приближается к двери, на которой мелом написано: «морг».
Сразу за ним, рядом, держится Надежда. Она с беспокойством смотрит на него. Хлопотливо дёргается было открыть Петровичу дверь. Но тот её игнорирует и сам толкает дверь плечом…
В центре мрачного помещения стоят два высоких металлических стола на колёсиках. Между ними в ожидании застыл человек в грязном клеёнчатом фартуке. На столах, под жёлтой клеёнкой угадываются очертания человеческий тел.
Петрович замер у двери. Он в упор смотрит на столы.
Человек в фартуке нетерпеливо вздыхает. Надежда выглядывает из-за плеча Петровича. Она заглядывает Петровичу в лицо, осторожно трогает его за руку. Но Петрович не реагирует.
Надежда переглядывается с человеком в фартуке. Кивает ему. Тот снова вздыхает, берётся за оба стола и подкатывает их к Петровичу. Проходит между ними, берётся за края клеёнок, отдёргивает…
Петрович какое-то время остаётся неподвижным, только двигает глазами, глядя то на один стол, то на другой. Затем он медленно начинает мотать головой.
Надежда и человек в фартуке переглядываются.
- Ваши? – спрашивает человек в фартуке.
Петрович продолжает молча, медленно мотать головой…
- Это они? – дрожащим голосом спрашивает Надежда.
- Это ваша жена? – чуть не по слогам спрашивает человек в фартуке.
Петрович перестаёт мотать головой, поднимает на него глаза, твёрдо произносит: - Нет.
- Уверены?
- Моя жена - красивая.
Человек в фартуке смотрит на Надежду. Надежда потрясённо смотрит на Петровича.
- Дело в том, что тела очень изуродованы, - с осторожностью в голосе объясняет человек в фартуке.
- Ерунда! Любу как-то у отца на пасеке пчёлы так изукрасили… - Петрович чуть улыбается, вспоминая, и качает головой. – Моя жена - красивая.
Человек в фартуке снова смотрит на Надежду, но та отвечает лишь недоумённым взглядом.
- А ребёнок…?
- Бедная девочка, - только и говорит Петрович, посмотрев на тело грустным взглядом. Затем разворачивается и двигается к выходу. Надежда отходит в сторону, пропуская его.
Она смотрит на тела, на человека в фартуке, на дверь, в которую только что вышел Петрович… и кидается догонять…
8.
…Надежда выскакивает в коридор. Она видит лежащего на полу Петровича.
- Ах, господи… - она спешит к нему. Падает рядом с ним на колени.
Петрович рыдает. Он скорчился, как раненный в живот человек, и воет от боли. Костыли валяются по обе стороны от него.
Надежда не знает, с какой стороны к нему подступиться. Она растерянно водит над ним руками, без конца причитает и плачет…, наконец, робко касается его спины.
Петрович вздрагивает от её прикосновения. Его всего как-то передёргивает. Он резко переворачивается, хватает Надежду за плечи и валит рядом с собой. Наваливается на неё…
Лицо Петровича перекошено яростью. Он, как может, трясёт женщину за плечи. Надежда не сопротивляется, она лишь закрылась от страшного лица Петровича руками и продолжает плакать. Петрович не то шипит, не то рычит от ярости. Его напряжённые пальцы словно вросли в её плечи, зубы стиснуты в страшный оскал, глаза большие и безумные…
Доктор, которого когда-то приводила к Петровичу Надежда, хватает сзади Петровича за шею и с трудом отрывает его от женщины. Валит на спину, подминает под себя.
- Вот гад… гад… скотина! – доктор борется с руками Петровича. – Она… она-то в чём виновата!
- Она не лучше… - с остервенением шипит Петрович, сопротивляясь.
- Не лучше…?! Сколько… сколько ты выжал перед тем…?
- Не люди… звери… - Петрович словно не слышит его.
- Звери?! – доктору, наконец, удаётся прижать руки Петровича ногами к полу. – Лежать! – он даёт пощёчину. Петрович притихает. – Ты – человек?! Человек?! – гневно распаляется доктор. – Сколько… сколько ты выжал тогда, человек…
В глазах Петровича появляется недоумение.
- Не надо… - подаёт со стороны плаксивый голос Надежда.
- Надо, – бросает в её сторону доктор. – Надо! – кричит он в лицо Петровичу. – Забыла…, забыла, как твоих двойняшек убил такой же вот…, герой? А может, именно он? Забыла?
- Нет…
- Нет?! И я помню, как моя племянница десяти шагов не дошла до школы… Десяти! – доктор трясёт пятернями перед лицом Петровича.
- Он не виноват, - Надежда поуспокоилась, голос не дрожит.
- Не виноват?! А кто виноват? Кто? Кто тебя заставил так гнать – жена, дочь? Кто?
Петрович испуганно мотает головой.
- Сто семьдесят… Сто семьдесят…! Ты хоть о ребёнке-то думал? Хрена лысого, ты думал!
- Ему и так тяжело, - пытается успокоить доктора Надежда.
- Ему тяжело?! Ему?! А им…? – доктор тычет пальцем в сторону двери с надписью «морг». Он ловит взгляд Надежды,- тяжёлый, уставший, но мудрый взгляд. Успокаивается…
- Ты хоть понимаешь, что сам… САМ…?! – тихо спрашивает он, глядя на Петровича…
Но глаза Петровича закрыты, губы дрожат…