Брюхатый дом, а на трубе
сидит ворона,
как А и Б, и вообще
такая цаца.
А снизу – я, как воробей,
простой и скромный,
с мечтой о лете, о борще
и о надраться,
и непременно – весь пакет
и в том порядке,
поскольку майку на пальто
не надевают.
Мои мечты в пустой башке
играют в прятки,
а я стою, как кое-кто,
и жду трамвая.
А этой цаце он не ну,
везёт же разным...
С несправедливостью судьбы
соприкасаясь,
гоню бегущую волну,
как Стенька Разин.
На этой крыше должен был
гнездиться аист –
но там сидит и хоть бы хны
сплошная серость.
Я ей кричу: иду на ты
и вы (на вырост),
слезай, позорище страны,
чего расселась?..
И получаю с высоты
и шум, и сырость.
Я не люблю, когда в меня
кричат и брызжут,
а также пенку молока
и мало денег.
Прощай, немытая свинья
на липкой крыше –
я ощущаю зуд в руках
и ставлю к стенке
свой акушерский саквояж,
слегка потёртый,
потом стреляю – тра-та-та,
что твой Басаев,
в ворону, в дятлу, в соловья,
в амура, в чёрта...
но тут приходит красота и всех спасает.
...Прошло полгода. Самый раз
для эпилога.
Трамвай пришёл, трамвай ушёл,
настало лето,
весь мир созрел и впал в маразм,
и это плохо,
но в остальном всё хорошо,
великолепно.