© Владимир П.ПАРКИН
ТАМ, ЗА ГИНДУКУШЕМ
Историко-приключенческий роман
Книга опубликована в изданном Втором томе романа "Меч и крест ротмистра Кудашева".
Издатель © Владимир П.ПАРКИН. 2012.
ISBN 978-906066-04-6
Историко-приключенческий роман
Продолжение темы романа "Конкиста по-русски"
***
«Меч и крест ротмистра Кудашева»
Цикл историко-приключенческих романов из пяти книг.
Книга первая: «Конкиста по-русски» в двух частях –
1 часть «Разделяй и властвуй», 2 часть «Сильнее смерти».
Книга вторая: «Бирюза от Кудашева».
Книга третья: «Хиндустанский волк».
Книга четвёртая: «Там, за Гиндукушем».
Книга пятая: "Хроники ротмистра Кудашева или Тайна Туркестанского золота".
«Меч и крест ротмистра Кудашева» рассчитан на самый широкий круг читателей. Книги романа будут понятны, интересны и подросткам-школьникам, и молодежи студенческого возраста, военнослужащим всех родов войск, независимо от выслуги и званий, труженикам как физического, так и интеллектуального труда, пенсионерам – всем, кто любит нашу Россию, интересуется ее историей.
*** ***** ***
Глава ХV
Визит в немецкую слободу.
Джунковский у Монкевица. Сон Кудашева.
Не покерный «шоудаун» с Клаусом Пенком.
Несколько ранее.
Сентября, 27 дня, 1912 г. Персия, Ифахан.
Немецкая слобода в персидском Исфахане живет по собственным законам. В первую очередь – по законам безопасности. Едва повернул Кудашев руль своего «Роллс-Ройса» с тракта на немецкую улочку, как оберсту фон Пенку пришлось ответить на телефонный звонок из дома номер один.
– Слушаю!
– Докладывает пост номер пятый, шуцман Петер Фрост, экселенц! В наш сектор с тракта свернул «Роллс-Ройс» профессора Джона Котович. Двигается в сторону вашего дома, экселенц!
Клаус Пенк положил трубку. Подошёл к сейфу, достал из него пистолет Маузера. Сунул под брючный ремень за спиной. Поправил френч, огляделся в зеркало. Ждать непрошеного гостя в своём кабинете не стал. На крыльцо вышел одновременно с вышедшим из авто доктором Котович. Молчал. Ждал выстрела.
Кудашев поднял с заднего сиденья машины медицинский саквояж, повернулся и направился к дому. За три шага до крыльца широко улыбнулся его хозяину, поздоровался:
– Гутен морген, Вольфганг! Здравствуйте, герр оберст! Как здоровье, как наш дорогой Иосиф?
Клаусу Пенку ничего не оставалось, как ответить улыбкой на улыбку, приветствием на приветствие.
Прошли в дом.
Пенк хотел было проводить доктора Котович в гостиную, распорядиться насчёт завтрака, но Кудашев остановил его тоном авторитетного врача:
– Мыть руки. Смотреть больного! Я уже завтракал.
К приходу Кудашева молодой Пенк успел и подняться с постели, и позавтракать.
Внешним осмотром пациента доктор биологии Котович остался доволен. Термометр показал норму – тридцать шесть и шесть. Но реакции конечностей больного на удары молоточком были вялы, движение глазных яблок – пассивным.
– Как, доктор? – осмелился спросить Пенк.
– Лучше, чем можно было предполагать, – ответил Кудашев.
– Могу ли я надеяться на полное выздоровление сына? – спросил Пенк. – Меня беспокоит его вялость, пассивность…
– Не торопитесь, Вольфганг. Думаю, на год, другой Иосиф отстанет в развитии от своих сверстников. Его здоровью уже ничто не грозит, но скорой реабилитации я вам не обещаю. Наберитесь терпения. Радуйтесь, что не потеряли мальчика!
– Благодаря вам, сэр Джон. Только благодаря вам! Мы с супругой, наша семья в неоплатном долгу перед вами. Требуйте всего, что пожелаете. Мы будем рады сделать вам любой подарок.
– Сегодня мне нужна только капелька крови Иосифа для анализа. И, если не будете возражать, капелька крови кого-нибудь из его братьев для сравнения. В научных целях, герр оберст. Если удастся найти разницу в виде неопознанного объекта в крови, этот объект и будет возбудителем энцефалита. Его открытие станет открытием научным. Нет более высокой награды для учёного.
Клаус Пенк одобрительно закивал головой. Он был согласен.
***
Документ № 77
Клаус Пенк, Персия, Исфахан – майору Отто Майеру, отдел III B, цитадель, Кенигсберг, Дойче Рейх
«Albatros» – «Stein»
Донесение на № 01-хх.
Совершенно секретно.
Первое:
Подданный Британской Короны из провинции Онтарио Канады мистер Саймон Котович, ассистент и двоюродный брат доктора Джона Котович, давший подписку о сотрудничестве с германской разведкой по всем правилам, скоропостижно скончался. Трагически погиб под колёсами английского почтового дилижанса.
Второе:
Настоящим утверждаю: профессор Джон Котович, доктор биологии, ориентировке на идентичность с русским ротмистром жандармерии Александром Кудашевым не соответствует.
Доктор Котович является учёным в области изучения кровососущих насекомых, стоящим на пороге сенсационного научного открытия. Там, где доктор медицины оказался профессионально непригодным, доктор Котович сумел оказать больному энцефалитом экстренную помощь, которая спасла пациента от неминуемой смерти.
Да здравствует Кайзер!
«Albatros» (Альбатрос)*
_______________________________________
* Клаус Пенк.
_______________________________________
***
Октября, 3 дня, 1912 г. Россия, Санкт-Петербург.
В девять утра полковник Джунковский Евгений Фёдорович, вернувшийся в Санкт-Петербург, снова прошел под аркой Главного Штаба, вышел на Дворцовую площадь, перекрестился на ангела, что венчает Александровскую колонну.
Сдав шинель, папаху и оружие в гардеробной, поднялся в Управление первого квартирмейстерства. Доложившись делопроизводителю Помощника первого обер-квартирмейстера Главного управления Генерального штаба генерал-майора Монкевица Николая Августовича, на просьбу об аудиенции к своему великому удивлению получил категорический отказ. Занят генерал-майор, видите ли! Попытался сослаться на чрезвычайные обстоятельства, диктующие неотложность личного доклада – получил совет присесть за свободный стол к чернильному прибору, написать и подать прошение в письменном виде!
– Ваше имя, господин делопроизводитель? Представьтесь! – потребовал полковник Джунковский.
– Подполковник Картузов, господин полковник! – привстал из-за стола делопроизводитель. Надел фуражку и отдал Джунковскому честь.
– Последний раз предлагаю вам, по-хорошему, немедленно доложить Его Высокопревосходительству о прибытии на доклад в связи с чрезвычайными вновь открывшимися обстоятельствами! – акцентируя, чуть ли не каждое слово, но не повышая голоса, потребовал Джунковский.
Назревавшая конфликтная ситуация разрешилась сама собой. Тяжёлые створы дубовой двери распахнулись. В приёмную вышли генералы. И Монкевиц, и сам Начальник Главного Штаба генерал от кавалерии Жилинский.
Картузов и Джунковский вытянулись во фрунт. Жилинский взглянул на Джунковского и, обратившись к Монкевицу, сказал, продолжая разговор, начавшийся ещё в кабинете:
– Так вот он и сам здесь!
Подошёл к Джунковскому, протянул ему руку:
– Вернулись, Евгений Фёдорович? Я так и думал. Делать нечего, пройдёмте в кабинет, поговорим. Но предупреждаю, у нас, – генерал глянул на циферблат напольных часов, отзвонивших половину десятого, – только семь минут. Срочный вызов. Уезжаем!
В кабинете Джунковский не терял времени, перешёл сразу к сути вопроса:
– Ваши превосходительства! Прошу вас предоставить мне документы, содержания коих были озвучены на последнем совещании в присутствии Военного министра, хотя бы на время одного рабочего дня!
Генералы переглянулись.
Джунковский продолжил:
– Имею подозрение, что синяя папка с так называемым «подлинным «Планом мобилизации», полученная от собственного агента Военным министром, скорректирована генералом Уилфредом Маллессоном. Хочу убедиться в разности документов, отфотографированных «Хиндустанским Волком», которые затем были возвращены Маллессону, а потом каким-то немыслимым образом попавшим в наши руки! Предполагаю, что эти «подлинные» документы – обыкновенная дезинформация, такая же, как документы иных резидентов, совпадающие в части цифр численности мобилизационного резерва индо-британской армии!
– Спасибо за бдительность, Евгений Фёдорович! – сдержанно поблагодарил полковника Джунковского генерал от кавалерии Жилинский. Обернувшись к генерал-майору Монкевицу, спросил: – Убедились, Николай Августович? Шила-то в мешке не утаишь! Разбирайтесь теперь сами, меня увольте! У вас есть пять минут. Я жду вас в машине. Честь имею, господа!
Жилинский вышел и сам закрыл за собой двери.
– Ждёте и от меня «благодарю за службу», Евгений Фёдорович? – спросил Монкевиц. – Придётся подождать. В вашем ходатайстве отказываю. Ничего нового вы нам не сообщили. Здесь, извините, тоже не с улицы, специалисты трудятся! Напрасно вы сорвали стоп-кран, Евгений Фёдорович. Возвращайтесь в Ташкент, работайте.
– Как можно, Николай Августович?! Я ежечасно рискую потерять одного из своих лучших военных агентов. Ценность переданной им информации нет возможности выразить ни в рублях, ни в наградах. Его группа практически разгромлена. Я всерьёз опасаюсь за его жизнь.
– Вы начальник, Евгений Фёдорович. Вам решать. Считаете необходимым отозвать агента, завершить операцию, завершайте, отзывайте. Только подумайте о последствиях. Найдите приличный повод. Состояние здоровья, например.
– Меня волнуют проблемы более высокие, Ваше превосходительство. Не безопасность моего агента, не моя собственная карьера. Меня тревожит военно-политическая обстановка в Персии. Уверен: Россию ждёт интервенция индо-британской армии! Разрешите изложить мои соображения в письменном виде?
– Как ваш непосредственный начальник – нет, не разрешаю! Подобный документ – обвинение в государственной измене, умышленной либо неумышленной – всё равно, направленное не только против трёх резидентов разведки и всех структур, курирующих их деятельность, но против самого Военного министра. Я к такой войне не готов. Однако, не могу запретить вам высказать своё личное мнение, как верноподданному Российского престола, самому Николаю Александровичу. Поезжайте в Царское Село, если сможете пробиться на личную аудиенцию. Что касается Александра Георгиевича Кудашева, позаботьтесь о нём. Организуйте ему добрый отдых в хорошем месте. С орденом повременим, но недостатка в средствах на пару месяцев отдыха у него не должно быть!
В дверь постучали. Вошел подполковник Картузов.
– Виноват, Ваше превосходительство! Телефон. Вас к машине Его Высокопревосходительство требуют!
***
Октября, 22 дня, вторник. 1912 г. Персия, Исфахан.
Тридцать первый год своей жизни Александр Георгиевич встретил не то, что без помпы, вообще никак. Впервые не вспомнил собственного дня рождения. И никто не напомнил. Похоже, начал превращаться в невидимку. Поднялся с восходом солнца, заглянул в виварий. Все мышки на месте, ждут завтрака. Многие, увидев Кудашева, встали на задние лапки. «Привет, привет»,– подумал Кудашев, – «Мне бы ваши заботы! Правда, до первого энцефалитного клеща! Кстати, пора навестить Иосифа Прекрасного. Поглядеть на фон Пенка. Дзебоев очень рекомендует!».
Да, легко начальникам приказы отдавать. А если заклинит, тормоза откажут? Контуженую головушку красный туман легко накрывает! Может, подать рапорт? Заняться собственными делами, вернуться к семье?! Похоже, в Исфахане делать уже нечего. Старые источники информации, появившиеся как-то сами собой, исчезли. Друзей нет и быть не может. Своих растерял, заводить новых среди чужих не научился. Враг нашу кровь проливает, а его, видите ли, обижать не разрешают. Попробуй, тронь Пенка, за провокатора сочтут.
И никому «пепел Клааса» не стучит в сердце. Несчастный Гагринский! Операция «Колчестер»… Понятно теперь: Кудашеву давным-давно заготовили дубликат тернового венца канонира Одноглазого Джека Томпсона, одновременно и героя Колчестера, и его гнусного предателя …
Кудашев присел на камень у пруда, смотрел в воду на распускающиеся лотосы. Бросал рыбкам крошки. Увидел в мерцающих кругах воды Леночку. Закрыл глаза. Леночка не исчезла. Улыбнулась. Александр Георгиевич почувствовал всем сердцем, всем своим существом тёплую волну любви и нежности, хлынувшую на него от видения, от грёзы, как от живого человека!
И тут же, как в волшебном фонаре, смена кадра. Новый образ. Леди Кунигунда Баррат – Уна Скотт… Увы, даже в памяти, даже в грёзах их, двух любимых им женщин, невозможно представить вместе! Двух любимых… Кудашев уже не мог не признаться в этом самому себе!
Всё, хватит смотреть в воду и видеть то, что заставляет сердце обливаться кровью!
Нужно работать. На своём месте. На своём участке фронта! Забыл, как в Маньчжурии? В первую очередь погибали те, кто жил собственными грёзами о прошлом либо, что ещё страшнее, о будущем!
Стоп. Почему Маньчжурию вспомнил? Проснулся с этим ощущением. Ощущением безысходности. Будто свершилось нечто, что должно было случиться неотвратимо, что переменит жизнь так, что это событие станет знаковым, от которого начнет отсчёт новый этап существования!
Сегодня что-то произойдёт. Леночку давно не вспоминал. Боялся вспоминать. Сама о себе напомнила. Пожалела. Чего-то доброго пожелала…
Вспомнил. Вспомнил, что под утро приснилось! Господи, как давно это было! День принятия военной присяги вольноопределяющимся Александром Кудашевым. В какой это день?
***
Января, 15 дня, 1905 года.
Асхабад. Синее небо. Морозный ветерок. Белые голуби подняты в небо с крыши храма Воскресения Господня ударом колокола и маршем Преображенского полка, исполняемым гарнизонным военным духовым оркестром.
Новая колючая шинель, шестяной суконный башлык. Винтовка Мосина в правой руке, цветная листовка с портретом Государя Императора Николая Александровича и текстом «Клятвенного обещания» в левой.
Кудашев не читает, строчит, как пулемёт «Максим», на память:
– «…обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом, пред святым его Евангелием, в том, что хочу и должен Его Императорскому Величеству, своему истинному и природному Всемилостивейшему Великому Государю Императору Николаю Александровичу Самодержцу Всероссийского Престола наследнику верно и нелицемерно служить, не щадя живота своего, до последней капли крови…»…
Справа и слева у столиков, покрытых малиновыми бархатными скатертями, на которых лежат православные кресты и «Евангелия», так же частят словами клятвы ещё девять его товарищей, по сравнению с Кудашевым совсем юноши – призывники. Позади – две маршевые роты в четыре сотни добровольцев, готовых хоть сейчас в штыковую атаку на самураев!
– «…Его Императорского Величества Государства и земель Его врагов телом и кровью, в поле и крепостях, водою и сухим путем, в баталиях, партиях, осадах и штурмах и в прочих воинских случаях храброе и сильное чинить сопротивление, и во всем стараться споспешествовать что к Его Императорского Величества верной службе и пользе государственной во всяких случаях касаться может… В чем да поможет мне Господь Бог Всемогущий. В заключение же сей моей клятвы целую слова и крест Спасителя моего!».
Поцелуй распятия. Крепкое рукопожатие незнакомого полковника. Налево кругом! Строевым шагом на своё место в команде.
На высоком крыльце храма священнослужители, офицеры гарнизона, полковники, генералы…
Сосед по строю слева толкает Кудашева в бок:
– Кто этот генерал? С нами поедет?
– Не знаю. Вижу впервые.
Сосед справа информирован лучше:
– Ни. Не поедет. То сам Начальник Закаспийской области генерал Уссаковский. Он командир Второго Туркестанского армейского корпуса. Герой. Турок бил! В Маньчжурии боевых генералов не меньше. Будем у Куропаткина служить.
Вопрос сзади:
– А Куропаткин что?
– Темнота! Куропаткин рядом со Скобелевым и Шипку брал и Геок-Тепе штурмовал! Без поражений!
Появляется взводный безусый подпоручик:
– Разговорчики в строю! Смирно!
Мамин голос. В шуме толпы его ни с каким иным не спутать:
– Саша! Саша! Пиши! С Богом!!!
Мама в белом пуховом оренбургском платке. Она справа от храма в толпе провожающих. Отца не увидел. Встретит его уже на перроне, куда простой публике доступа не будет.
Генерал говорит речь. О чём? Да всё о том же. О долге, о чести, о России, о грядущей победе!
Ура! Снова марш, барабанный бой. Звон колоколов.
Вынос знамени.
Ура! Ура! Ура!!!
Марш «Радецкий». Команды. Свистки унтер-офицеров. Паровозный длинный гудок. Шипение пара. Мерный с нарастающей скоростью стук колес на стыках рельсов.
Женский плач…
И к чему этот сон? Да так, ангел-хранитель о долге воинском напомнил. О присяге!
Не всегда аналитическое мышление помогает найти выход в трудной ситуации. Не мешает иной раз и на интуицию положиться.
***
От душа в дом идет помощник профессора – сахиб субедар Сабу Чандр.
– Гуд монинг, сахиб протектор!
– Монинг, мистер Чандр, монинг! Что у нас со скорпионами?
– Ничего хорошего, сахиб протектор. Скорпионы только начало. Возможно и нашествие крыс. Никто не хочет заниматься кладбищем домашних животных. Город растёт. Вокруг города три стихийных становища кочевников – курдов и цыган. Природа не успевает надёжно переработать трупы животных. Здесь их никто никогда не закапывал. Я поискал по нашим справочникам. «Австрийской пыли» – дуста – нигде не встречал. В Персии нет нигде. Я просчитал, нам необходимо около полутора тонн на первый месяц работы по всей провинции. Хочу сделать запрос на Бомбейские военные склады. Если там нет – нет нигде. Придётся в Австрию ехать! Простите, сахиб протектор, шутка. Что дуст. Это, всё-таки токсичное искусственное вещество. Местные нам не дают работать даже с хлорной известью и карболкой. Прогоняют! Считают, что мы, чужестранцы, хотим уморить коренных исфаханцев! Не знаю, что делать!
– Готовь доклад. Пойдём на приём к губернатору провинции. Пусть знает – скорпионы, это только первый тревожный фактор. В нашей ситуации не исключена и эпидемия чумы! Пока организуй чистку клеток. Учись фотографировать. Если получишь хорошие резкие отпечатки макрофотографий мазков крови, мы сможем, если повезёт, методом исключения увидеть возбудителя энцефалита! В докладе Научному Совету Французской Академии Наук я обязательно упомяну имена моих ассистентов – Саймона Котович и Сабу Чандра!
***
Документ № 78
Сабу Чандр, Персия, Исфахан – генерал-майору Уилфреду Маллессону, Нью-Дели, Вице-Королевство Индия.
Донесение.
Совершенно секретно.
За время моего наблюдения за деятельностью и поведением профессора доктора биологии, исполняющего обязанности протектора военно-санитарной службы индо-британской военной экспедиции в Исфахане, сэра Джона Котович, фактов, которые могли бы вызвать подозрение на предмет его враждебной деятельности в качестве шпиона иностранной разведки – не установлено.
Доктор Котович не только добросовестно относится к своим должностным обязанностям, но и прекрасно с ними справляется. В короткий срок своего пребывания на посту он сумел добиться полной очистки Исфахана от столетних скоплений мусора, дезинфецировать Большой базар. Кроме того, доктор Котович является истинным учёным-биологом, широко эрудированным, обладающим специальными энциклопедическими знаниями, которые невозможно получить без системного специального образования. Ведет научную работу, которая без сомнения должна закончиться открытием, которое позволит избавить человечество от страшного заболевания – энцефалита. Эта деятельность подтверждается соответственными документами, которые используются в научно-исследовательской практике: ежедневниками лабораторных и полевых работ, учётными списками и персональными карточками подопытных животных, результатами анализов. Непрофессионалу подобная работа не под силу.
Сабу Чандр.
***
В тот же день ближе к полудню.
Октября, 22 дня, вторник. 1912 г. Персия, Исфахан.
О дне рождения Александру Георгиевичу напомнила телеграмма. Сам не вспомнил бы.
С появлением в усадьбе Сабу Чандра Кудашевым были приняты дополнительные меры конспирации. Кудашев не исключал возможного факта того, что его новый помощник Сабу владеет не только родным хинди и английским, способен пониманию речи по артикуляции губ. Пришлось изменить сложившуюся беспечную практику работы телеграфом в автономном режиме. Конечно, с самого первого дня Сабу Чандру был воспрещён самовольный вход в кабинет сахиба протектора, доступ к телеграфному аппарату. Однако, профессиональный контразведчик мог быть обучен восприятию азбуки Морзе на слух.
Верхом легкомыслия и беспечности была бы надежда на то, что Чандр не смог бы понять шифрованную информацию. Для КРО первоначально важен сам факт наличия подобной информации.
Высокочастотная приставка к телеграфному аппарату, хранившаяся в тайнике, в случае доступа к ней разведчика, могла стать не только надёжным вещественным доказательством шпионской деятельности её владельца, но и инструментом доступа к секретной связи агента с Центром.
Пришлось срочно откомандировать Сабу Чандра в библиотеку Генерального консульства с заданием переворошить её фонд с первой учётной единицы хранения по последнюю, включая научную периодику, но непременно найти информацию по изготовлению «австрийской пыли». И не только на английском языке.
Кудашев был уверен, Сабу Чандр ранее захода солнца в усадьбе не появится!
Первым делом дал телеграмму лорду Фальконеру. Прямым текстом, без криптографии. Неожиданно получил ответ в реальном времени. Перестукивались минут двадцать. Отговорился невозможностью немедленно бросить службу в связи с тем, что открытие возбудителя энцефалита готово состояться со дня на день. Пообещал прибыть в Хорремшехр на последний рейс парохода «Falcon Sea» – «Морского сокола» – перед закрытием навигации 1912-го года.
Подключил приставку, попытался связаться с Владимиром Георгиевичем Дзебоевым. Тщетно. Не время связи. Ладно. Отложил донесение до утра. Отключил приставку, убрал в тайник. Поставил аппарат на работу в автономном режиме.
Первую телеграмму получил минут через двадцать:
«ПОЗДРАВЛЯЮ ЛЮБЛЮ ЦЕЛУЮ ПОЛУЧИЛА ГОНОРАР ТАЙМСА ПОЗНАКОМЛЮ НОВОЙ ПОДРУГОЙ РЫЖАЯ УМНАЯ АРАБСКОЙ КРОВИ ПРИЕДУ ИСФАХАН КУПИМ ТЕБЕ ПОДАРОК ВОРОНОГО МАЛЬЧИКА ВЫБЕРЕШЬ САМ ПРИМЕМ УЧАСТИЕ В ПОЛО СКОРО БУДУ ЦЕЛУЮ ТОЛЬКО ТВОЯ УНА».
Прочитав, Кудашев не сразу понял, что Уна поздравляет его с днём рождения. Откуда?.. Ах, да! Был разговор об астрологии. Пришлось сказать, что родом из провинции Весов. Уна, умничка! Сразу на сердце теплее стало. Ах, любительница верховой езды. Лошадница! Ждала, ждала гонорар, и на тебе! Купила рыжую кобылу!
Только собрался простучать ответ, как аппарат застрекотал снова:
«ГЛУБОКИМ ПРИСКОРБИЕМ СООБЩАЮ БЕЗВРЕМЕННОЙ ГИБЕЛИ КУНИГУНДЫ БАРРАТ ОНА ЖЕ УНА СКОТТ ИСПОЛНЯЮ ВОЛЮ ПОКОЙНОЙ СКОТТ ПРОШУ СРОЧНО ПРИБЫТЬ ТЕГЕРАН СЕКРЕТАРЬ ГЕНЕРАЛЬНОГО КОНСУЛЬСТВА КАРТЕР».
У Кудашева перехватило дыхание. С трудом проглотив колючий комок спазма, внимательно перечитал обе телеграммы. Да, может быть… Первая телеграмма отправлена три дня назад. Всё это время Кудашев не имел возможности поработать с аппаратом. Так, кто отправитель? На первом сообщении код корреспондента для связи «NS-24», на втором – «SF-82». Первый код знаком – это код Генерального консульства в Тегеране. Второй неизвестен. Возможно, тоже консульский. Нужно проверить.
Не успел положить руку на ключ, как аппарат отключился. Кудашев пощёлкал выключателем настольной лампы. Тщетно, света не было. Поднял трубку телефонного аппарата – полная зловещая тишина.
Что за чертовщина!
Тишина в телефонной трубке, сильные частые удары бронзового молоточка в калитку.
Кудашев собрал в моток телеграфную ленту, бросил в сейф, запер на ключ. Он сжигал только секретную переписку. Вышел во двор. Джамшид-баба стоял на веранде дома. К калитке, теряя индийские туфли-шлёпанцы бежал садовник. Вслед за садовником – волкодав.
Скрип петель отворяемой калитки обитателям усадьбы на нервы не действовал. Этот звук – один из неприметных для посторонних сигналов безопасности усадьбы. Во двор вошёл белый, как мельник, грум сипай Музаффар. Понятно, где-то на дороге попал в пыльную бурю. На левом плече ковровый походный хурджун, в руке плеть. На поясе кобура с револьвером под левую руку. За спиной – кривой кинжал. Поклонился в сторону Джамшид-баба. Отдал честь доктору Котович, прижав к запылённому синему тюрбану растопыренную кисть правой руки. Бегом пересёк двор, встал во фрунт перед Кудашевым. Молчал.
– Здравствуй, Музаффар, – приветствовал сипая Кудашев. – С чем приехал? Почему молчишь? Говори!
В ответ Музаффар, молча, протянул Кудашеву металлический предмет, напоминающий большую колючку акации-гледичии. Кудашев повертел предмет в руках. Четыре стальных шипа, соединённые в одной точке. Острые лучи-лезвия звездообразно направлены в разные стороны. Кудашев знал, что это такое. «Чеснок»! Противоконное заграждение. Древнее варварское изобретение. Как ни брось, один из шипов торчит острой занозой вверх.
– Это что, подарок?
– Нет, сахиб, это оружие смерти! – не поднимая на Кудашева глаз, прошептал Музаффар.
– Для кого?
– Я достал эту колючку из-под войлока потника, когда рассёдлывал коня, убившего мою госпожу леди Баррат, – сказал Музаффар.
Кудашев жестом подозвал Джамшид-баба, приглашая его присутствовать при разговоре.
– Говори громче, не мычи, как больной бык! Леди Кунигунда умерла?
– Да, сахиб, умерла. Хотела купить вороного жеребца. Говорила, вам, сахиб, будет подарок. Дело было на конном ристалище. Свидетелей тому было много. В том числе европейцев. Коня торговали двое русских и немец. Хлопали руками по крупу, смотрели зубы, тискали уши. Смеялись над леди Баррат. Леди Кунигунда заплатила за вороного сто пятьдесят фунтов банковскими билетами. Купив коня, леди Баррат решила доказать мужчинам, что лучше многих иных умеет держаться в седле. Но, жеребец сначала встал на дыбы, начал брыкаться, а потом неожиданно сделал кувырок, словно гимнаст в цирке. Упав на собственную спину, сломал леди Кунигунде позвоночник. Мне потом сказали, что она умерла по дороге в госпиталь «Красного креста» русской миссии в Тегеране. Я заарканил коня, снял с него седло. Нашёл в потнике колючку. Поднимать скандал побоялся. Я для белых – человек второго сорта. Меня первого обвинили бы в смерти моей госпожи. Продавец не стал наживаться на смерти покупателя. Вернул мне деньги, забрал назад коня. Я привёз эти деньги вам. Теперь нужно ехать в Тегеран, забрать из морга тело. Вы сами решите, что делать. У леди Баррат не было друга ближе, чем вы, сахиб!
Кудашев слушал рассказ Музаффара, словно окаменев всем своим существом и внешне, и внутренне. Молчал. Молчал и тогда, когда сипай закончил говорить. Очнулся от прикосновения. Джамшид-баба взял из рук Кудашева стальную колючку, принялся её рассматривать.
Кудашев пришёл в себя, протянул за колючкой руку. Она не должна потеряться. Вещественное доказательство. К сожалению, не имеющая юридической силы. Не доказать, что была извлечена из определённого места в определённое время!
– Ты свинья! – громко сказал Музаффару на хинди Джамшид-баба. – Трус! Твоя жизнь предателя никчёмна. Подумаешь, посидел бы в зиндане неделю. По приезду доктор Джон тебя вытащил бы. Как теперь докажешь, что колючка была в потнике? Как изобличим убийцу?!
Попытался своей палкой ударить Музаффара.
Александр Георгиевич понял речь Джамшид-баба. Остановил его руку.
– Смотрите, доктор Джон, – Джамшид-баба обратил внимание Кудашева на колючку. – Клеймо!
Кудашев поднёс «чеснок» к глазам. У основания одного из шипов ясно читалась та же выбитая в стали литера, что была и на сломанной подкове. «Зет»!
Это что за «чёрная метка»? Снова «визитная карточка» Клауса Пенка?!
Хотел задать вопрос Музаффару, но сипай исчез, как будто его и не было во дворе усадьбы.
Новый стук в ворота. Новый посетитель – сам старый знакомый Клаус Пенк собственной персоной. Без «гутен таг» задал вопрос Кудашеву:
– Не желаете прокатиться, доктор Джон? В предгорье хорошо по осени. Разговор есть. Ваши кони в норме?
– Кони не мои, семейства Барратов. Они в норме. Фюнф минут, герр оберст. Я переоденусь. Джамшид-баба, распорядитесь насчёт гнедого!
***
Кудашев в своей спальне не задержался. Сменил куртку, сунул за спину под брючный ремень револьвер. Попробовал выхватить, ощутил задержку, поморщился, поправил. Ремень цепляется за барабан. Браунинг был бы лучше! Ладно, что есть, то есть.
Проехав по тракту на Кум, свернули в предгорье. Кудашев вспомнил свою первую прогулку верхом вместе с Кунигундой по этой же тропе в горы. В июле тринадцатого дня. Совсем недавно. С сегодняшнего дня о ней останутся только воспоминания, да этот жеребец без имени. Этот день тринадцатого июля Кудашеву не забыть никогда. День рождения взаимных чувств, которые уже можно, не стесняясь самого себя, назвать любовью.
Прошлую прогулку испортил Клаус Пенк. Правда, тогда его называли господином полковником Вольфгангом фон Пенком.
Не забыть и день следующий, четырнадцатого июля, день варварского убийства отца Уны – полковника Гай Генри Баррата.
Как не забыть восемнадцатое сентября, не забыть смерть Владимира Михайловича Гагринского – Саймона Котович, погибшего под копытами шестёрки жеребцов почтовой кареты.
И уж никак не забыть день сегодняшний, день известия о смерти Кунигунды, погибщей под крупом жеребца, взбесившегося от уколов стальной колючки под седельным вальтрапом. Колючки с клеймом «Z»! Кудашев не забыл: на месте гибели полковника Баррата был обнаружен обломок подковы с клеймом «S». "Sollingen", или "Zollingen" - пишут и так, и так. Германия! И уж совсем не забыть зажатые в руке мёртвого Гагринского пять немецких марок серебром с рельефным портретом в профиль Германского Кайзера.
Сомнений нет – звенья одной цепи, ведущей к организатору преступлений – Клаусу Пенку, лейтенанту цур Зее, числившегося в команде лёгкого крейсера «Кенигсберг» по июль 1907-го года, объявленного в розыск портовой полицией Данцига, упрятанного военной германской контрразведкой в Персии. Подлогом переменившего своё имя Клаус Пенк, на более благозвучное Вольфганг фон Пенк. Присвоившего себе звание «оберст» и выдвинувшегося на торговле оружием и опиумом в старшины немецкой слободы Исфахана! Чьи амбиции верноподданного Кайзера во исполнение идеи «Натиска на Восток» подкреплены одним – грубой силой и внушаемым страхом смерти! Пора остановить зарвавшегося преступника. Невозможно решением суда, возможно пулей английского револьвера. «Веблей и Скотт» самый подходящий инструмент для возмездия!
Молчание прервал Пенк:
– Поговорим?
Кудашев пожал плечами:
– Стол накрывает приглашающая сторона!
– Не спросите, зачем я вызвал вас на разговор?
– Я любознателен, но не любопытен. Если есть что сказать, говорите. Если нет, у меня есть работа.
– Я внимательно за вами наблюдаю, доктор Котович. Вы – удивительнейший экземпляр человеческой породы.
– Если хотите оскорбить меня, герр оберст, продолжайте, у меня крепкие нервы. Мои мышки могут подождать моего возвращения ещё часик!
– Никаких обид, никаких оскорблений. Напротив, я очень благодарен вам за своего сына. Не ваше вмешательство, боюсь, мы похоронили бы его. Примите мои соболезнования в связи с гибелью мистера Саймона. Я только сегодня узнал о его смерти!
Кудашев внешне на слова Пенка не отреагировал никак. Не смотрел на него. Слушал.
Пенк продолжал:
– Сегодня я отправил свою семью в дальнюю дорогу, в Германию. Иосифу и детям будет полезнее климат Фатерлянда. Предполагаю закончить здесь некоторые дела и присоединиться к ним. Варить пиво и коптить сосиски лучше в Баварии. Исфаханские скорпионы за последние две недели достали! Предлагаю вам, профессор, уехать вместе со мной. Готов финансировать вашу научную деятельность. Готов предпринять все необходимые действия и добиться для вас кафедры биологии в Мюнхенском Университете. Соглашайтесь. Довезём ваших мышек до Фатерлянда в целости и сохранности! Уверен, проблем не будет. Германия на большом экономическом подъёме. Через полгода будете объясняться на языке Шиллера и Гёте, как на родном!
Кудашев на минуту остановил коня. С минуту, не моргая, смотрел в серые глаза Пенка. Пенк занервничал. Краска начала приливать к его лицу. Прежде чем он продолжил, Кудашев ответил:
– Действительно, сегодня мне для исследований нужен лишь материал – субстанция, содержащая возбудитель энцефалита. Проще, живой клещ, заражённый энцефалитом. За полгода поисков так и не отловил. А тот, что вы передали мне, для работы оказался непригоден. Я подумаю. Посоветуюсь с леди Кунигундой Баррат. Мы, как то, собирались вместе принять ваше старое предложение посетить Бамберг. Поклониться покоящимся в тамошнем соборе Святым супругам Генриху и Кунигунде. Я не забыл.
Пенк был не готов к подобному развитию диалога. Бросив поводья, он двумя руками снял пробковый шлем, почесал затылок.
Кудашев успел заметить под его левой рукой оружие в кобуре скрытого ношения. Маузер! Этого следовало ожидать. Так, дебют разыгран. Пора переходить в атаку. Эх, если бы не приказ Дзебоева! Лучшего места для ликвидации Пенка не сыскать. Однако, Пенк еще не всё сказал. Нужно дать ему возможность выговориться. Похоже, немцы, действительно, сентиментальный народ. Кто мешал ему за последний час встречи спокойно и без лишних слов прострелить доктору Котович затылок?!
У старого, искривлённого ветром и временем, но еще не потерявшего свою летнюю листву дикого абрикоса-эрик, всадники спешились. Кудашев накинул свободный повод коня на сухой сук. Пенк последовал его примеру.
Пенк продолжил:
– Приношу свои извинения, профессор, за то, что пытался говорить с вами языком дипломатическим. Полагал, что вы, аналитик и классификатор, сможете понять меня с полуслова. Не получилось. Тем не менее, прежде, чем мы оба согласимся на «showdown», вы, конечно, знакомы с покерным термином «открыть карты и оценить результат», я попробую сделать последний ход, объяснить свою позицию!
Посмотрел в лицо Кудашеву. Не прочёл на нём ни интереса, ни внимания, ни раздражения. Кудашев не поощрил Пенка к продолжению разговора. Тем не менее, Пенк начал:
– Мы с вами, профессор, хоть и говорим от рождения на разных языках, но похожи в одном. Мы оба простого происхождения, аристократических пирожных в детстве не ели. Расскажу немного о себе, если позволите. Я родился и вырос в портовом городе Данциг, который поляки называют Гданьском. Так что, поляка от немца научился отличать с первого взгляда, не говоря уж, с первого слова. Жил и учился жить, мирно сосуществуя в городе, где в порту можно было услышать речь многих европейских языков. Свою карьеру делал без чьей-либо поддержки и помощи. Приютское начальное образование, среднее техническое на уровне самостоятельной подготовки и сдачи соответствующих экзаменов портовой комиссии, плавал на торговом судне, был призван во флот, сумел с отличием закончить Морскую офицерскую школу. Получил первое офицерское звание, кортик, хорошее назначение на боевой корабль. Думаю, сиротский приют Святого Мартина Лютера, воспитывавший меня розгами, мог бы гордиться своим выпускником. Ходил в дальнее плавание. Могу гордиться тем, что совершил кругосветное путешествие. Три месяца провёл как германский военный советник в Японии. В июне 1907 года мой крейсер встал у причала базы в Мюрвике. Я получил новое, очень перспективное назначение. Я уже был женат, рассчитывал в отпуск поехать в Мюнхен, встретиться с женой. Но чёрт меня попутал освежить воспоминания детства, побывать в сиротском приюте, показаться в новом парадном мундире офицера Кайзерлихмарине! Я не надевал его два года. Поехал в Данциг. На Пивной улице у лучшего пивного ресторана «Три кота» встретил Вольфа Гарденберга, морского офицера в ранге фрегаттен-капитана в отставке, именно того, кто, будучи ещё капитэн-лёйтнантом, извлёк меня из вонючего трюма торговой ржавой посудины и дал мне направление в Морскую офицерскую школу. Разойтись, не отметив встречу, было невозможно. Зашли, присели в уголке, заказали, как люди, сосисок с капустой, пива, шнапса. Слушали солёные моряцкие куплеты под концертино, смеялись.
Рядом с нами за своим столом гуляли поляки – моряки с торгового судна, портовые грузчики, техники. Мы не обращали внимания на поляков. Они сами обратили на себя внимание. Музыкант, игравший на концертино, пропел куплет, который мне не запомнился, но явно задел в поляках то, что сегодня именуется именно «польским гонором»! Один из матросов запустил в музыканта пивной кружкой. Музыкант, получивший удар в висок, упал как подкошенный. Другие музыканты дружно выдали хором: «Немцев бьют!». С польского стола посуда полетела в музыкантов шквалом. Старый морской волк Гарденберг, сидевший рядом с обидчиком, сгрёб моряка, первым ударившим музыканта, в охапку. На помощь поляку кинулись его друзья. Гарденберг получил по голове удар дубовой скамьёй, проломивший его череп. Мне, защищавшему собственную жизнь, пришлось вынуть из ножен предмет, который олицетворял честь офицера Кайзерлихмарине!
Кудашев впервые за время встречи задал вопрос:
– Как дорого обошлось полякам столкновение с вами, Пенк?
– Точно не знаю, у меня был припадок, как у берсеркера! Потом, на допросах мне было сказано, что от ран, нанесённых только кортиком, в общей сложности скончались восемь человек. Полицейские были бессильны прекратить столкновение. Дерущаяся толпа поляков и немцев была разнята струями морской воды из брандспойтов вызванной пожарной команды…
– Этот эпизод и стал причиной вашего увольнения из Кайзерлихмарине? – спросил Кудашев. – Вы сожалеете о том, что этот факт вашей биографии имел место быть?
Клаус Пенк, набычившись, глянул на Кудашева исподлобья:
– Вы не знаете, что они кричали в лицо немцам!
Кудашев чуть было не ответил немцу: «Знаю!», но встретившись с этим взглядом серых волчьих глаз исподлобья, источавших дикую шизофреническую ненависть, вдруг вспомнил, то, что хотел напрочь забыть все эти годы, прошедшие по освобождению из японского плена. Свои собственные муки на последнем допросе в японской контрразведке у заплечных дел мастера Такато Сигемитцу.
Офицер в форме лейтенанта морской пехоты Сигемитцу на ломанном русском задавал вопросы, а его бритоголовый подручный в сером кимоно уже зажал левую кисть руки Кудашева в деревянные тиски и готовился переломать ему пальцы. Только на секунду он наклонился к лицу военнопленного, но этой секунды было достаточно, чтобы запомнить этот взгляд светлых глаз, невозможных для истинного японца! Теперь понятно: Пенк успел поработать на японскую тайную полицию «Кэмпэйтай» военным советником. Какая встреча! В тот раз руку Кудашеву спас сам настоятель буддийского монастыря в Нарасино близ Токио, территория которого использовалась в качестве лагеря для русских военнопленных офицеров.
– Прекратите! – остановил пытку настоятель. – За русских заплатили золотом. За каждого по списку. И за него тоже.
Когда это было? Вспомнил: цвела сакура. Двадцать восьмого марта!
– Как вам, Клаус, понравилось в Нарасино? – неожиданно для Пенка спросил Кудашев. – Настоятель святой Кейтаро Макото не показывал вам свой альбом с гравюрами бойцов джиу-джицу?
– Показывал, но не дал снять копию! – попался на крючок Пенк, но мгновенно опомнился. Посмотрел на доктора Котович уже новыми осмысленными глазами. Без тени смущения протянул: А-а… Так это были вы… Как я не узнал вас раньше! Надо сказать, мы оба очень переменились. Что ж, «шоудаун» состоялось. Карты открыты. И у кого из нас «флеш-ройял»?
– Я не игрок, Пенк, не карточный шулер. Я воин. Простой воин. Такой, как мой отец, мой дед, все мужчины в моём роду. Таких в России столько, сколько немцам и не снилось. И мы не воюем огнемётами и подлыми убийствами. Не ломаем военнопленным пальцы в деревянных тисках. Не убиваем женщин. В отличие от тебя и таких как ты, Пенк! Ты привёл меня сюда, чтобы убить? Но сначала разыграл спектакль одного актёра для одного зрителя. Тебя что, больше никто не хочет слушать? Что молчишь? Доставай свой маузер!
– Не так скоро, герр Александер! – Клаус Пенк взмахнул обеими руками с раскрытыми в сторону Кудашева ладонями. – Я рассказывал вам всё это не для того, чтобы просто выговориться, раскрыть душу, как говорят русские. Я преследовал определённую цель – склонить вас к сотрудничеству. Не обязательно против России. У нас с вами есть общий враг – Англия. Только не надо почитать леди Уну как ангела, олицетворяющего всю Британию, Шотландию и Ирландию вместе взятые! Вы что, до сих пор не поняли, что вас продали, Кудашев? На самом высоком уровне! Должен сказать, профессионально несколько вам завидую. Мало за кого дадут такую высокую цену! И назову вам цену: «План мобилизации индо-британской армии Индии», выкраденный вами совместно с леди Баррат из моего сейфа. Германия смогла перехватить его и сделать подарок своему политическому партнёру – Россие. Взамен получила подарок специально оговорённый – вашу, герр Александер Кудашев персону! Пришла пора расставить все точки над «i». Имейте в виду, я вас о вашей работе не спрашиваю и не спрошу. Ваша совесть перед своей родиной будет чиста. Говорить буду я. Будете слушать?
Такого удара под дых Кудашев не ждал. Такое и в страшном сне привидеться не могло.
Впрочем, ждал. Давно ждал. Ещё тогда, когда первый раз спел Гагринскому в поезде «Марсель-Париж» песенку о Хамти-Дампти. В английском Колчестере сумел сопоставить историю оболганного героя, защитника города, канонира Одноглазого Джона Томпсона со своею собственной ролью, возможно уготованной ему самим названием операции – «Колчестер»!
– Отвечайте, будете слушать? – снова задал вопрос Пенк.
Кудашев кивнул. Пенк продолжил:
– Разъясняю: полковник Баррат погиб из-за собственной жадности, глупости и трусости. Вошли бы доктор Котович и Кунигунда в грот вместе с ним – их конец был бы таким же. История вам, я полагаю, известна. Комментариев не требует.
Не знаю, был ли на самом деле мистер Саймон Котович вашим кузеном. Значения это не имеет. Саймон всем своим видом за версту оповещал о том, что он настоящий поляк! Кому могло придти в голову составить из вас родственную пару – кузенов с одной фамилией! Его никто не убивал. Он сам встал на тракте Исфахан – Тегеран под копыта шестёрки жеребцов почтового дилижанса!
Далее – о Кунигунде: она просто воровка. Хладнокровно использовала моё личное горе в собственных журналистских интересах! И в аристократической среде случаются дамы подобные ей. Не я убил леди Баррат. Её убила краденая папка с «Планом мобилизации»!
Теперь лично о вас, герр Александер. Мои неприятности начались с вашим появлением в усадьбе Барратов сначала, как квартиранта по протекции генерала Фальконера, а потом в качестве руководителя военно-санитарной службы Британской экспедиции в Персии. Я это заметил, несмотря на то, что вы всегда были в тени. Я получал предупреждения о том, что военный агент-нелегал Кудашев работает в Исфахане. Проверял вас на предмет соответствия ориентировкам и словесным портретам. Не сошлись. Браво! Работали бы и дальше в образе канадского профессора биологии, делали бы карьеру, радовали своими донесениями русский Генштаб… Однако! Вас, господин ротмистр Кудашев, продало ваше родное ведомство. Не за тридцать сребреников. Вообще, не за деньги. Можете утешиться этим. За вашу голову заплачено той же самой папкой номер шесть с «Планом мобилизации»! Как сами оцениваете такую сделку? Что поделать, на кону ставки выше, чем жизнь и честное имя некоего ротмистра жандармов! На то она и Большая Игра! Во имя справедливости должен заметить, к этой сделке я не приложил собственных рук. Теперь вы – собственность Кенигсберга. Есть официальное решение в нескольких вариантах. Озвучить?
– Можно, – сказал Кудашев.
Пенк продолжил:
– Вариант первый: вы возвращаетесь, как ни в чём не бывало домой в Россию. Далее нас ваша судьба не интересует. Получите орден – ваше дело, пойдёте по этапу в Сибирь – ваша глупость.
Вариант второй: В знак крепкой англо-германской дружбы и тесного военного сотрудничества вы будете переданы как русский шпион в руки Интеллижен Сервис. Познакомитесь с нравами обитателей Нью-Гейт Призон.
Вариант третий: начинаете новую жизнь в качестве офицера немецкой разведки. Против России вас использовать не будут.
– Это всё? – спросил Кудашев. – Больше нет вариантов?
– Всё, – закончил Пенк.
– Умные, однако, у вас в Кенигсберге немецкие головы за нас за всех думают!
– О, йя, йя! – заулыбался Пенк.
Кудашеву было не до веселья. Он продолжил на полном серьёзе:
– Подумать только: всего три самых лучших варианта, и других нет. Лжёте, Пенк. За дешёвой улыбкой клыки кровавые не спрячешь! Меня не устраивает ни один из озвученных вариантов. Уверен, есть у вас и четвёртый вариант на такой расклад. Неужели не предусмотрели ликвидацию? Не станете меня убивать, Клаус? Подумайте, какой трофей к тем, что уже числятся на вашем счету. В том числе и погибшие в караван-сарае на реке Атрек!
– Не считайте меня монстром, Александер. Я не коллекционирую покойников. Я солдат, действую исключительно по приказу.
– Лжёшь, Пенк! Лжёшь. Ну, это уже не важно. Нет таких вариантов, которые не рухнули бы под тяжестью простых, не учтённых аналитиками, человеческих факторов. А факторы таковы: твои преступления и моё горе. Слишком много крови людей, мною любимых, на твоих руках, Клаус. Эта неотмщенная кровь не даст мне спокойного сна до конца дней моих! Ты достоин смерти только за кровь одной Уны. Это и моя собственная кровь! Можешь подтереться кенигсберскими вариантами, Пенк…
– Хотите дуэли, Александер?
– Я не сторонник этой аристократической церемонии. По своему происхождению не имею на неё права. Согласно Высочайшему Указу «О поединках» должен доложить о предполагаемой дуэли непосредственному начальнику. Где его взять? И по дуэльным дворянским кодексам поединок без секундантов просто драка. Я предлагаю честный бой. Разойдёмся и начнём в свободном движении по пересечённой местности. Оставшийся в живых привезёт труп в город, свалит вину на бродячих головорезов. Это просто, не так ли?
– Ну, не знаю… Мне не хочется. Я всё сказал. Вы знаете дальнейший расклад событий, герр Александер! – попытался улыбнуться Клаус Пенк.
Кудашев окончательно принял решение: Божий суд! Как на танкере «Девоншир». Пришла пора остановить Клауса Пенка. Да, есть такое: «Аз воздам!», но кто знает, в чьих руках должен находиться меч возмездия. Если ошибся – значит, много возомнил о себе. Значит, станет жертвой немецкой пули. Как будет, так и будет! Крикнул немцу:
– Не трусь, Клаус! Пожалей себя за то, что не успел переломать мне пальцы в Нарасино! Так и быть, дам тебе фору в один выстрел!
Кудашев сменил позу. Не поворачиваясь к Пенку спиной, начал отступать назад, рискуя споткнуться о камень. На шестом шаге встал перед Пенком, напрягшись всем телом. Ноги на ширине плеч. Руки опущены вниз, полусогнуты в локтях. Глаза в глаза. Рот полуоткрыт, дыхание свободно…
Командный голос твёрд и звонок:
– Грюнвальд, Клаус! Грюнвальд!!!
***
Документ № 79
Майор Вальтер Шуберт, военный атташе Германского Кайзер Рейха в Российской империи –Военному министру Германского Кайзер Рейха Его Превосходительству генералу пехоты Эриху фон Фалькенхайну,Начальнику Генерального Штаба Германии
Совершенно секретно.
Отчёт о проведённой операции
военно-стратегического значения
В свете военной доктрины Германского Кайзер Рейха:
во исполнение статьи 1-й Бьёркского Договора о Союзе между Россией и Германией от 11 июля 1905 года;
во исполнение поставленных перед Германской военной разведкой задач;
в целях противодействия политике мирового господства, предотвращения военных приготовлений Соединённого Королевства Великобритании, Ирландии и Индии, направленных на захват территорий Турции, Персии, Афганистана, Индии, Российских Закавказья, Апшерона и Туркестана мирными ненасильственными действиями –
– силами и средствами тайной дипломатии с соблюдением правил совершенной секретности в знак доброго сотрудничества военных разведок России и Германии произведена работа по передаче лично в руки Германскому агенту влияния самого высокого ранга, а именно – агенту «Примас» – совершенно секретные подлинные документы: «План мобилизации Индо-Британских войск Армии Индии».
Эти документы являются неоспоримыми доказательствами нарушения Соединённым Королевством условий Договора с Россией о Тибете, Афганистане и Иране, заключённом 18 августа 1907 года.
Мы располагаем проверенными сведениями о том, что «План мобилизации Индо-Британских войск Армии Индии» принят оперативным управлением Главного Управления Генерального Штаба России в качестве рабочего документа.
Полагаем, завершённая операция нарушит сложившиеся военно-политические взаимоотношения между Россией и Соединённым Королевством.
В ходе операции достигнуты некоторые цели локального характера, а именно:
– заключены соглашения частного характера с представителями российских и индо-британских ведомств в Персии и в Индии на предмет оказания Германии услуг информационного и консультативного характера;
– нейтрализована группа лиц, занимавшаяся сбором информации на территории Персии в пользу России;
– в благодарность за полученную информацию, агент «Примас» жестом доброй воли передал в наше распоряжение досье на своего представителя в персидском Исфахане, что даст возможность использовать этого человека по усмотрению Германии либо ликвидировать его.
Реестр представленных к поощрению лиц, отличившихся в произведённой операции, прилагается.
Да здравствует Кайзер!
Майор Вальтер Шуберт,
военный атташе
Германского Кайзер Рейха
в Российской империи.
*** ***** ***
*** ***** ***