Зима пришла неожиданно.
Печально, на мягких снежных лапах подобралась к его городу, в одночасье завалив все холодным белым пухом. Москва преобразилась - не стало видно грязно-серых дорог, облезлых деревьев, неуютно-голых крыш.
Сквозь пелену падающего снега можно было разглядеть торопящихся и скользящих горожан, разноцветные огни витрин, детей,улыбающихся, родителей - строгих.
Я шла по городу, растерянная, очень одинокая.
Завернув себя в многочисленные теплые вещи, я скорее напоминала большую куклу, неуклюжую, с выбившимися из под шапки непослушными волосами, с мягкими варежками, от которых постоянно летели какие-то шерстяные нитки - такую "бабу Маню", как сказала бы моя мама, которая очень любила поехидничать надо мной.
Он катастрофически опаздывал - московские пробки приводили его в бешенство. Не спасали ни успокаивающее тепло комфортного авто, ни нежелание ехать туда, куда он ехал, ни первый день зимы, которую он ласково называл Зимушка.
Когда-то, начитавшись до одури Цветаевой, он стал безумно нежно относиться к окружающему его миру. Вот и Зимушка не стала исключением - для него это до сих пор было время чудес, неожиданностей, сюрпризов, которые он так любил.
Я увязала в снегу, мои одежки мешали идти, а тяжелая сумка с подарками неприятно оттягивала руку. Выйдя к дороге, я обнаружила длиннющую пробку - Маросейка, а значит и Покровка, Садовое кольцо, Басманная - все стояло, укутанное снегом.
Вздохнув, я отправилась переходить дорогу: шаг, другой и тут!
Позорно плюхнулась прямо под колеса какого-то большого автомобиля. Сумка выпала, и из нее, прямо под колеса, полетели шарики, ленты, покатились коробочки с булавками и блестящими стразами. Не выдержав, я громко разревелась и нелепо, на четвереньках, начала собирать свои вещи.
Он был раздосадован. Наблюдал за этой дурочкой, пока она шла по переулку к перекрестку и переходу, пока она ступала на заледеневшую "зебру". Двигалась эта "баба Маня" медленно, вдобавок еще и тащила какой-то устрашающий пакет, наверное, с обычными женскими побрякушками. Он так и не понял, в какой момент она начала падать, но еще секунду назад она вскидывала руки, в попытке удержать равновесие, а сейчас уже сидела под колесами его машины.
Мне было не видно лицо водителя, но зато я видела лица проходящих, начинала реветь от них еще громче, терла мохнатой варежкой глаза, нос, и вдруг - начинала чихать от этих ворсинок, лещущих везде и всюду. Пробка продвинулась на метр, а я, глупо шмыгнув носом, отползла на тротуар - благо, до него оставался тот самый злополучный шаг - прижимая к груди свои вещи.
Он увидел, как дуреха отползла на тротуар, так и не собрав до конца вещи, давая ему возможность проехать. Увидел, как смотрят на нее люди, неодобрительно качают головами - еще месяц до Нового Года, а эта уже отмечает. Увидел и заплаканное лицо, с большими зелено-голубыми глазами, блестящими от слез.
"Баба Маня.." - подумал он, обернулся на нее еще раз и застыл в сладком предчувствии чуда.
Я поднялась. Отряхнула с себя снег, сняла варежки и вытерла глаза. Сдернула ненужную шапку, тряхнула головой, давая возможность длинным волосам рассыпаться непослушными волнами по плечам. Водитель машины смотрел на меня во все глаза, и от его взгляда я снова начала расстраиваться - куда мне, сегодня явно не мой день. "Клуша.. Рассеянная курица.."-упрекала я себя. Мне было холодно, обидно и как-то очень-очень горько.
Он обнаружил, что она заметила его взгляд уже тогда, когда ее глаза снова начали наливаться слезами. "Дурочка...'-уже с какой-то нежностью подумал он и улыбнулся. Заглушил мотор, включил "аварийку" и выбрался из авто, Зябко поежился, посмотрел под ноги и обнаружил один из ее шариков.
"Если будет на нем нарисована какая-нибудь звездочка, или снежинка - подойду и познакомлюсь."-загадал он и перевернул шар. Большая, поблескивающая снежинка как будто подмигнула ему.