Мукички - водички... 1955 год, лето

      

      

                Моим родителям, царство им небесное. 1955г.



  Был самый обычный будний день, середина лета. Папа  с мамой уехали по делам в райцентр, небольшой городишко Андрушевка. Сам городок  славился тем, что при нём была Гардышевка – сахарный и спиртовый заводы, знаменитые на всю Украину и построенные ещё до революции известным  предпринимателем  и меценатом   Михаилом Ивановичем  Терещенко.
      Его прекрасная усадьба была и в нашем селе Ивница, однако после революции, гражданской и Второй мировой войны - от былого величия только и осталось: полуразрушенная Триумфальная арка,  десяток метров стен и угловые башни замка, построенного ещё  в ХVI столетии,  и теперь приспособленные предприимчивыми селянами под  хлевы  для коз и свиней, а ещё красивый пруд, заросший лилиями и  уже лет  пятьдесят не чищеный, да  чудом сохранившийся от порубки громадный парк, с деревьями в два обхвата.
         А от самой усадьбы остались только  несколько домиков, где раньше  жила прислуга,  да воспоминания старых людей, таких как бабушка Зонька.  В молодости она работала в усадьбе, и многое помнила о тех временах, даже теперь, в свои почти девяносто лет. Рассказывала, как барин -вообще  то  он  сердился,  когда  барином  звали,  ну  а  как  иначе- привёл её, молодую и цветущую девицу, на  конюшню, показал пальцем на невзрачного мужичонку и сказал: - Вот тебе муж,  в субботу – идёте к алтарю, а барыня даст на приданное…- Поплакала, поплакала, а делать нечего… Хоть вроде и не крепостная, а  пришлось подчиниться.
      Барыня действительно выделила кое-что из своего гардероба (едва-едва смогли подобрать, бабушка была рослая девица, «гренадёр в юбке» – как называли её сельчане, барыня ей по плечо была), и дала 100 рублей. На эти деньги молодожёны построили дом и купили корову. Дом до сих пор стоит, новые  владельцы его починили и теперь он красуется на спуске к Городскому пруду. Пруд называется Городским, потому что был устроен на въезде в городок Ивница( до революции село имело статус - «мястечко» - по польськи, поскольку принадлежало польским шляхтичам ещё с семнадцатого столетия).
      Интересна история и самого  имения.
     В начале  17-го столетия село досталось Освецинскому  каштеляну  Зборовскому. Тогда и началось интенсивное  строительство  укреплений (башен и  стен небольшого замка), и обустройство жилых помещений. У  восемнадцатом  столетии «мястечком Ивница»  владела  семья Чернецких:  Ян-Антоний -  Брацлавский  каштелян и его сын  Йозеф, королевский  староста. Ян-Антоний  Чернецкий  построил на самом  высоком месте  костёл Иоанна Крестителя. Костёл предназначался для монастыря  ордена  монахов – францисканцев, и был из дерева. В конце 18-го столетия он был сожжен восставшими крестьянами,  потом восстановлен.
        А  в  1814  году  имение  и более  5000  десятин  угодий приобрёл  барон Ян-Йозеф  де Шодуар. Он создал, исходя со  своих вкусов,  исключительной красоты усадьбу  с ландшафтным парком, каскадом  прудов, в которых плавали белые  и  черные  лебеди, и  парковую аллею, украшенную скульптурами.    Еще  до середины 20-го столетия эти скульптуры, правда - сильно повреждённые,  красовались на  аллеях парка. До сих пор ещё имеются развалины башен и строений тех лет, в том числе и  полуразрушенная Триумфальная арка… А  костел, отстроенный бароном в камне ещё в  1839 году,  в  пятидесятых  годах перестроили в  школу.  Я там даже успел несколько лет проучиться.
        Но вернёмся к тому времени, когда наши родители были молодые, а мы  малыми детьми, ещё дошкольниками…
           Так вот, отправились папа с мамой в райцентр  Андрушевка.  День был среди недели, старший брат Павлик – на выезде, он работал железнодорожником, дома бывал редко, сестра Зина тоже куда-то отправилась по своим делам, а меня и Лену – оставили на хозяйстве. Да там и хозяйства  того – дом да  десяток кур…
        Регулярного сообщения с райцентром не было (к слову сказать – его и сейчас нет), поэтому в Андрушевку  добирались либо пешком, через колхозные поля -  примерно 15 километров, либо  по объездной  дороге, в надежде на попутку. Так что скоро домой  родителей  ждать не приходилось. 
             Был там  один раз и я.   Мне та Андрушевка запомнилась грязными кривыми улицами, с такими же, как  и у нас, в Ивнице,  домишками. Только в центре было чище,  встречались дома в несколько этажей, с большими окнами. Мы с папой шли мимо большущей, в три этажа, школы, где и сейчас, среди лета было шумно, бегало много детворы.
  - Летом здесь пионерлагерь для детей со всего района, -  папка держал меня за руку, чтоб я не потерялся. – Если будешь хорошо учиться, и тебя сюда возьмут, годика через три-четыре…
         Да очень мне надо, я тогда уже буду большой, меня пацаны  будут брать играть в футбол  или матки  на  выгоне, чего мне в какой-то лагерь ехать, в такую даль, где я  никого не знаю…
      А  ещё  запомнились  дома  с флагами - и зачем они нужны, не праздник же, -  куда  папка заходил  оформлять какие–то документы, а я сидел, ждал его, скучая на крылечке. Потом мы зашли в большой магазин, и папка купил краски и кисточки – большие, маленькие и совсем масюнькие… Он дома рисовал картины,  большие и маленькие, лошадок или  корабли,  лес  или поле  - кому  что нравится,  и дарил  всем друзьям  и  соседям…
     Мы  уже  шли к выходу, когда я  увидел  такое чудо, что и дышать забыл. Чудо стояло на полке, блестело свежей  краской.  Колёса  из резины, кабина зелёная, кузов железный и с номером на борту:  « АИ 02-50». Отец тащил меня за руку, но я так упирался, что он всё-таки попросил продавца дать его мне…
      - Представляешь, тридцать бокалов пива, ни за что,  ни про что,- посмеялись они с продавцом, понимая друг друга с полуслова.  Правда   при чём здесь пиво, я не понял, да не очень и хотел, меня это уже не волновало  -  машинка была в моих руках.
        - Дай кусочек  верёвки, и мы пойдём…
      Машинка весело гремела железом не неровной дороге вслед за нами, я был безмерно счастлив, ведь  я даже не мечтал о такой красоте. Соседские  пацаны  умрут  от  зависти.
        Так мы потихоньку дошли до окраины,  и остановились на обочине, где стояли и сидели  ещё  какие-то люди в ожидании попуток. Ждали долго, я уже успел наиграться  и  прилично устал, поэтому присев на бугорочке, мгновенно уснул.
   - Алесик, вставай, едем домой…
       Папа схватил меня за руку, и мы побежали к  старенькой полуторке, торохтевшей  в десятке  метров. Такие же как и мы, подорожние, вскарабкивались на кузов, потом сами  с шутками и прибаутками помогали другим.  Папа подал меня в чьи-то руки, а сам ловко, одним прыжком, взлетел на кузов.
       Наконец все расселись, кто на ящиках, кто на своих узлах, я – у папки на коленях… Едем. Вдоль дороги стоят столбы  с натянутыми проводами, на  них повисли прошлогодние  шляпки подсолнухов с усохшими стеблями, и  сидит  уйма птиц… Я провожаю их глазами и, от нечего делать, начинаю считать:
  - Один,  два, три… восемь…   десять.- Дальше я не умею, вернее -  умею, но столбы  пролетают  так быстро, что я не успеваю.
     - Ах, как  летит машина… Машина!? А где же моя?- 
 До самого дома я горько плакал, такая  была  красивая   машинка,  и  как  я  мог  её  забыть…
    С того времени любые разговоры об Андрушевке причиняли мне душевные муки. Ведь такой красивой машинки  мне  уже   никто  и никогда не купит…
   А с транспортом нам в тот раз повезло. Водителем старенького ЗИС-5 оказался папин дальний родственник из Коростышева, другого райцентра, расположенного за лесом – по прямой  километров пятнадцать. Уже будучи старшеклассником я ездил туда на велосипеде. Но тогда прямой дороги не было. Он возвращался с командировки и узнал папу на остановке. Места в кабине не оказалось, поэтому мы ехали в кузове, чему тоже были очень рады. В конце-концов  дядя Яша решил «сделать круг», и привёз нас прямо домой, правда пришлось ехать через поля и лес, потому что посредине нашей  улицы  была  огромная  лужа – ни  конца, ни края…
   Дядя Яша и отец зашли в дом «что-то перекусить», и  вспомнить прошлое. Оказывается, они вместе партизанили во время войны здешними лесами, в отряде Героя Советского Союза  Цендровского, им  было о чём поговорить.  Только и слышалось:
     - А помнишь, как трое суток в болоте под кочками осоки сидели? Сколько нас тогда осталось, семь? Восемь!  А было? Давай  за  хлопцев…
     - А как поезд под откос неудачно пустили, паровоз слетел, и несколько вагонов, а нас пулемётами по полю  как зайцев гоняли. Митька там остался навеки…  Давай, за Митьку, царство ему небесное…
       Я  сидел под  домом,  и  рассказывал  маме  о нашей поездке, о моей новой машинке, которой нет  и  уже  никогда больше не  будет… Мама  гладила  меня  по  голове и  успокаивала.
   Потом  из  дома  вышли  папа  с  дядей  Яшей, они  о  чём-то  посовещались,  мама собралась  и  ушла.
     - Куда ты? –кричу.
     - По  соседям,- ответила,- скоро вернусь…
    Когда  вернулась, у неё под фартуком что-то было. Дядя Яша сказал, что, наверное, он  уже  никуда  не поедет, а я могу залезть  в  машину,  посторожить, заодно покрутить  руль и побибикать.  Они с отцом снова пошли в дом, а я побежал  к  машине, забрался  в кабину  и  нажал  чёрную  кнопку  на  руле.
 -- Вр-р –р… Би- Би… Разбегайсь -  кто куда…Я еду!!!
  Через  час  в моих руках было целое сокровище: обод  велосипедного   колеса, который  можно  было катить по дороге с помощью палочки; настоящая дудочка на пять отверстий, из ольхи; две гильзы  от винтовки, в  них можно было свистеть на разные лады, и главное -  настоящая резиновая пушка с красно – синими боками, такими играют на выгоне пацаны в матки. Её дал мне Витька Макарчик с Улочки.( В  девяностых  годах - Виктор  Ищенко,  военком  Андрушевского  раиона, погиб  при  невыясненных  обстоятельствах).
    Он был среди нас,  малышни по пять - шесть лет,  самый старший и самый сильный, поэтому  он теперь сидел в кабине  и в такт  каким-то   cвоим  мыслям  давил  клаксон  и крутил  баранку…
  Темнело… Понемножку все разошлись по домам, и я остался сам. Машина тоже, наверное, устала бибикать  и замолчала.  Ну  так  и  я тихонечко забрался на чердак и, почти счастливый, уснул.
    Утром,  только-только рассвело,  возле  машины поднялся такой шум, что и я проснулся. Дядя Яша крутил какую-то кривую ручку и громко матерился. Потом ходил вокруг машины,  пинал сапогом колёса, и снова крутил ручку.  Папка  тоже крутил, бросал, чертыхался,  ходил за дядей  Яшей и успокаивал. Наконец, машина несколько раз чмыхнула, покашляла  из трубы  чёрным дымом и завелась. Дядя Яков  так и рванул по дороге, даже не попрощался со мной, когда  я  выбежал за ворота. Хоть бы спасибо сказал, я же машину сторожил...
  Перед обедом на выгоне собрались пацаны, прибежал и я со своей пушкой, в надежде, что теперь-то меня уже возьмут играть. Витька тоже был здесь.
  - Пушку принёс? Давай сюда, и становись в мою команду…
 Здорово, играть в его команде было лучше всего. Он умело бил по мячу, тот летел далеко – далеко, бегал он быстро, с таким капитаном играть было классно, команда всегда была в «городе», как это называлось, а другая только и летала по огородам, отыскивая мяч.
     Нет, сказать по правде, были и другие ребята постарше, те тоже были умелые и быстрые: Стасик Скрицкий, брат моего дружбана Ясика, Броник Нивецкий  с  Затоков, мой двоюродный брат Владик. Но они летом были заняты – то коров на пастбище пасли, то  на рыбалке, карасиков по болотам выискивали, или за грибами ходили. А нам, малышне, оставалось за гусями присматривать. А что за ними  присматривать  -  отогнали в конец выгона, и пускай себе ищут пищу сами…
    Игра началась. Но уже через несколько минут Витька поймал мяч, сунул в карман и направился домой.
       - Вить,- кричу ему   вдогонку, -  так не честно, ты же  его вчера мне  отдал…
        -  Мой мяч, хочу – даю, хочу – беру обратно…- бросил в ответ, не оглядываясь.   
    Пацаны  поржали  и тоже разошлись, какая же игра без пушки…
      Вот  такой запомнилась мне та поездка в Андрушевку. Но теперь я уже на год  старше и умнее, вот, не  побоялись же  родители нас  с  Леной одних  на хозяйстве оставить.
      Вот уже и солнышко за крышей дома спряталось. Позаглядывали  мы по тарелкам – ничего съедобного, а уже и пора что-нибудь пожевать. Вот и решили галушки сварить. Сколько тех дел? Несколько картофелин в кипяток, потом замесить тесто, сделать из него клёцки, и тоже в кипяток. А потом щепотку соли и немного сальца, для запаха – только и всего. Печку топить не будем, лето на улице. Прикатили два камня, примостили на них закопченный чугунок с водой из нашего колодца. Подложим  дров и… Не получается. Дрова не вмещаются.
         Начинаем сначала, подкатываем ещё камней. Теперь можно зажигать. Мама всегда это  лучинкой делает,  или бумажкой. Лучинки нет, Лена сбегала в дом  поискать  бумажек. Потом оказалось, что бумажками послужили листы  из  учебника Зины. Но это будет  потом… А пока Лена ищет бумагу, я сбегаю в огород и картошки нарою.
   Картошки было совсем мало, но выкопав с десяток кустов, на один суп набрал. А  кусты обратно посадил, пусть ещё растут, до осенней  уборки далеко, успеют.
     Лена принесла спички  и бумагу, огонь быстро разгорелся. Теперь пусть вода закипает, а мы галушки замесим. Как это мама делает, видели много раз.  Набирается в миску мука, добавляется вода, перемешиваем… А почему  тесто не мешается? Мало воды. Доливаем, мешаем… А почему оно жидкое? Муки нужно…  Такие у нас вышли  мукички – водички.   После  третьей  попытки, наконец, получилось что-то похожее  на тесто. И тут Лена вспомнила:
   - А мама всегда в тесто яйцо вбивала.  Ты забыл?
  Действительно, забыл. Принесу, я  видел  где курица на гнезде сидит, одно   возьму, никто не  узнает.  Курица сердито кудахтала, но куда ей спорить с таким молодцом. Уже  через минуту побеждённая курица сердито металась по  курятнику, а я с видом победителя  нёс в руке  яйцо.  Хлопнул  ножом по скорлупе и вывалил содержимое в миску с тестом.  Но оно не вылилось, а выпало, какое-то бледно-розово-зелёное, с неприятным запахом. Весь предшествующий труд оказался напрасным. Такое  тесто мы есть не будем. Пришлось старательно  всё  выскрести и выбросить на помойку, к радости слетевшимся со всех сторон курам.
  - Да  ладно,- решили мы,- и без яйца галушки варят. Почему бы и нам не попробовать…
  Снова повторили «мукички – водички». На этот раз получилось быстрее. Ободрали, что к рукам пристало, скатали в колбаску, порезали на кусочки.  Тесто подсыхает, картофель уже доваривается… На широкой доске  радуют  глаза  и сердце  клёцки,  выстроенные  в ряд  и готовые бултыхнуться в чугунок.
 - Ты давай, подсобери ещё дровишек, и  поживей.  А я скокну в погреб, достану сальца на зажарку…-бросил сестричке  на ходу и быстро побежал с огорода в дом.
 Когда я выбрался из погребка с куском сала в руке, вокруг нашего импровизированного стола-доски бегали, стояли и сидели непрошеные  гости. Все наши куры, а возможно и соседские - я в этом плохо разбирался -   нагло доклёвывали остатки  галушек.
          А картошка уже сварилась, и нам ничего  не  оставалось,  как похлебать  пустой  юшечки…  В конце-концов, и она «неплохо получилась», сказал нам отец, когда  они  с мамой  поздно вечером вернулись домой. Правда, он ещё сходил на огород и принёс укроп, петрушку и зелёного лука, а мама всё это в нашу юшечку покрошила. Нас похвалили, мы были рады, но про галушки решили не рассказывать.
    На  следующий день мама собралась поджарить  карасиков, пойманных  папкой поутру в «саджалке»,  маленьком  болотистом  прудике  на  колхозном поле,  за нашими огородами.
  Бабушка Вера рассказывала, что эту «саджалку» выкопал мой прадед со своим семейством,  на своем  наделе, ещё до революции.  Была у них старая кляча, которая от старости и на ноги с трудом поднималась. Так  они  всей семьёй нагружали землю в  большие корзины из ивовых прутьев, а кобылка потихонечку  вытаскивала их из ямы. Так за лето и выкопали. Вода была чистая, ключевая. Использовалась в хозяйстве для разных надобностей. С той  поры прошло более полувека, дедов надел отошёл к колхозу. Но  без  хозяйского  глаза и ухода, на  той  земле ничего, кроме чахлых кустарников да бурьянов, не росло. Вот так и стояло  всё  никому  не  нужным,  но  очень пригодным  для  детских  забав и игры  « в войну» -  любимое  занятие  повоенной  детворы. А в саджалке, пусть уже и заросшей, и заиленной, с удовольствием плескались все: дети, свиньи, гуси… Да и карасики  там водились славненькие.
   Так вот, почистила  мама  карасиков, нагрела сковородку,  достала  мешочек  с  мукой…
  - Алесь, ты муку брал? – Мама смотрит в мои честные глаза, мне страшно как хочется сказать: - Нет, не брал, - но язык, заплетаясь, отвечает: - Чуть – чуть, совсем немножко…-  А потом рассказывает правду.
  Мама посмеялась, и погладила меня по голове. Ух-х-х, всё, кажется - обойдётся…
    Вечером пришёл с работы отец. И бабушка Зонька  на огонёк заглянула. Пришлось рассказать ещё  раз. Я смело  добавлял подробностей, и мы с Леной рассказывали, уже перебивая друг друга. Теперь смеялись все.
  -  Ах вы, малые – глупые, ну кто же « поклад»  из гнезда  в тесто  вбивает? – Бабушка сокрушённо кивает головой…
     Ничего, следующий раз, когда будем галушки готовить, и тесто правильно замесим, и яйцо хорошее возьмём… Вот только с курами проблема, такие пакостные,  совсем ничего не боятся, чуть на голову не лезут.  Видно  очень  им  наши  с  Леной галушки понравились.