В чем счастье?

Валерия Отраднова
Его брови были сдвинуты, глаза посажены глубоко, но даже из-под густых бровей были видны внимательные блестящие глаза. В середине его лба залегла глубокая морщина, придающая его натуре некоторую чуткость. Нос у него был орлиный, с ярко выраженными крыльями, кончик его был опущен - ну в точности орлиный клюв! Губы его были бледны и тонки. Не видали на этих губах поднятых уголков, как и опущенных - ровной, прямой чертой располагались они в низу лица.
Если глядеть на него в профиль, он напоминал сыщика вроде Шерлока Холмса.
Не подумайте, читатель, что их черты просто были схожи, нет. Похожесть заключалась в проницательности глаз, хладнокровии губ... Это читалось в его чертах.
В его жизни не было людей, его интересовавших. Зато он интересовал многих. Многих, кто как и он, просиживали будни напролет в кофейне, что на 57-ой улице. все там друг друга знали. наш инкогнито - исключение. Ему, казалось, в жизни не требуется ничего. Ничего, кроме этой кофейни, ее огромного окна, в которое он непрерывно смотрел, и чашки кофе.
Кто он такой? Что он делает среди этих людей, настолько отличающихся от него самого? Что он постоянно высматривает в окне, выходящем на самую обычную, ничем не примечательную улицу?
Вскоре он перестал появляться в кофейне. Исчез. Никто так и не узнал о его жизни, о его существовании.
Прошло время, память о нем покрылась пылью годов, но однажды я вспомнил его. Точнее, узнал. Узнал с трудом, так как это был уже совершенно другой человек - пролегающая поперек лба морщина разгладилась, губы розовые, с играющей улыбкой.
Он шел с пожилой женщиной по этой самой улице, на которую он так пристально глядел в прошлые годы из кофейни. "Это, должно быть, его мать." - подумал я тогда.
***
Да, это была его мать. Он просиживал дни напролет в кофейне лишь с той целью, чтобы видеть свою мать, которая жила в то время на 57-ой улице, в доме, находящемся напротив кофейни. Но однажды наступил тот день, когда он решился подойти к ней. Она его приняла, отпустила все обиды, которые на него держала все эти годы.
Теперь он перестал быть столь отличающимся от остальных и "диким". Он стал счастлив. Как все.