Прогулка

Николай Батраков
На улице-то темнеет совсем и быстро, значит, чтобы не заблудиться, надо за сигаретой своей поспевать: ее - судорожно тлеющую - чуть впереди разглядеть еще можно. Если оторвется, то точно пропаду, сгину. Хотя кого это я обмануть пытаюсь? Я пропал, как только из дома вышел, потому что хотел пропасть, потому что тревожное ожидание чуда на самом деле оказалось лишь боязнью заглянуть правде в подслеповатые глаза. И самообман для меня, получается, давно стал лучше и привычнее всякого ужина.

Даже в сутулых ноябрьских сумерках слышно, как тень моя глухо бьется головой и локтями о лужи, бордюры, реже о деревья, но словно нарочно и так метко, что и моя большая голова начинает больно гудеть – рябь по окнам бежит от этого гула. Я прислоняю голову к какому-то столбу, чтобы не кружилась, и ищу повод выпить. Понимаю, что если пить за то, что есть, вечер получится крайне трезвым и предсказуемо скучным, поэтому пускаю жадный до ее крови выводок мысли по другому следу и решаю пить за то, чего у меня никогда не было и никогда не будет. Когда-нибудь обязательно постараюсь вникнуть в понятие «негативного пространства»: без серьезной теоретической базы я едва ли смогу расставить точки над «i». А пока лишь оглядываюсь, и как-то ясно сразу становится, что вечер будет интересным.

Падают листья. Кажется, только о них я и могу говорить со скупой улыбкой этой осенью. Шорохом друг друга в полете касаются, воздух становится шероховатым, хрустящим, дотронешься – все пальцы заусенцами покроются: неприятно сдачу будет потом в кармане комкать. Но эти-то, точно знаю, еще не скоро упадут. Зажмуриваюсь, и они мигом превращаются в суетливых летучих мышей, которые при свете дня (вот причуда!) будут отливать мятой медью, шумно стучаться в двери холодных подъездов, а попав внутрь, прятаться в почтовые ящики, становиться письмами, газетами, платежными квитанциями и ругать меня дурными словами.

Слова. Я, правда, хотел бы знать больше о словах. Мне плевать на их смысл, как нет до меня дела и ему. Меня интересует сила их трения, которая заставляет мою тень обретать форму, цвет и запах. И, если уж мне не дано рисовать, я хотел бы, чтобы слова источали музыку, как источает сок раздавленная клубника. Глаголы отбивают шаткий, что ли зыбкий ритм, наречия ведут гортанную партию контрабаса, а прилагательные исполняют угловатую партию фортепьяно, на трубе же пусть солируют мои неуклюжие существительные. Пусть это будет похоже на квартет Джона Колтрейна.

С дерева спускается кто-то. Шумно отряхивается и громко прокашливается: внимание привлечь, выходит, хочет. Затылком чую, что ко мне сейчас, левую волоча, некстати подойдет. Оборачиваюсь, а он уж совсем рядом. Весь в иголках сухих, ломких и такой старый, что и кора на нем будто шелушится. На лице капли чернеют. Думаю, что это слезы, но, приглядевшись, понимаю, что это замерзший птичий помет. Борода лохмотьями свалялась, и у меня появляется настойчивое желание потянуть за нее, чтобы морщины на лбу и около глаз разгладить, но вместо этого еще глоток делаю. Говорит, что он пророк Никита, и, если я его выслушаю, мне простятся все грехи. Отвечаю, что грехов у меня много, а времени мало, и оставляю в его сучковатых пальцах сигарету. Тепло улыбается, вижу, во рту у него пара-другая кривых зеркал, изъеденных плесенью, с кружевами паутины по краям, и мне совсем не нравится то, что в них отражается. Возвращается к дереву и помогает спуститься двум хромым кошкам и четырем шелудивым собакам, а последним с ветки достает однокрылого голубя, видать, чтобы тому сподручнее – как неуклюже – было крошки в бороде искать. Снова обжигает горло, зажмуриваюсь, и он превращается в новое солнце, вокруг которого в поисках света кружат семь планет, на самой маленькой из которых рано или поздно родится жизнь, и когда-нибудь появлюсь на свет и я, чтобы смотреть на мир совсем другими глазами.

Пробую молиться, но ничего не получается, поэтому я пробую помочиться, но тоже не выходит. Тогда опускаюсь на колени, обхватываю столб руками, зажмуриваюсь и представляю, что обнимаю ее мягкие ноги. Но уж слишком быстро лоб покрывается похотливой испариной, поэтому я поднимаюсь, делаю глоток и выхожу из дома.

*вариация на эту тему http://www.proza.ru/2012/08/16/724