«Мерседес», как и было условлено, поджидал Клингена в Гавре. От Гавра до Парижа дорога почти все время шла вдоль Сены.
Клингену приходилось и раньше ездить на «мерседесах». Машина этой марки внешне мало изменилась со времен войны. Его контуры были несколько старомодны и отличались от современных американских, английских и французских машин. Последние все больше приобретали сигарообразную форму, форму реактивных самолетов, ракет, казалось, их обтекаемость достигла уже предела; «мерседес» же сохранил тупой нос и почти перпендикулярное к капоту расположение ветрового стекла.
Клаус легко обходил «ситроэны» и «рено», маленькие, но быстрые «фиаты», и только массивный и приземистый «кадиллак» обогнал их, сверкнув на солнце серебристым, похожим на дюзы ракеты оперением.
Клаус был поглощен дорогой. Сидящая рядом Маргарет с интересом смотрела по сторонам.
Начались уже предместья Парижа. У берегов Сены стояли старые баржи. Эти баржи, предназначенные на слом, неожиданно стали модными и стоили бешеных денег. Внешне они оставались такими же непрезентабельными, но внутри их полностью переделывали. В трюмах устраивали танцевальный салон или бар, в каютах — спальные комнаты. Пол и стены кают были отделаны новейшими и дорогими материалами — пластиком, цветным линолеумом, красным деревом. Эти своеобразные дачи обычно докупали преуспевающие кинозвезды, издатели, видные режиссеры, журналисты. Промышленники, имеющие прагматический склад ума, предпочитали загородные дома, окруженные тенистыми садами.
В Париже Клинген должен был встретиться с крупным книгоиздателем — Клодом Бремоном. Клаусу было известно, что большую часть своего времени летом он проводит на Сене, на такой вот своеобразной даче.
Бремон выпускал не только политическую, но и художественную литературу. Рекламный отдел его издательства был хорошо поставлен, и вся книжная продукция, будь то боевик или политический трактат, расходилась полностью и довольно быстро.
Клинген намеревался подробнее узнать о работе именно этого отдела. Главным же было, конечно, поручение Зейдлица. Клод Бремон был тесно связан с главарями ОАС и поэтому давно интересовал Зейдлица.
Во время войны в Алжире Бремон организовал выпуск книг в защиту генерала Салана. Когда ОАС провела несколько террористических актов и заговорщическая деятельность этой организации была раскрыта, Бремона едва не привлекли к судебной ответственности по делу Мишеля Грие — видного журналиста, убитого оасовцами. Но как-то все обошлось.
Прежде чем ехать к Бремону, надо было устроиться в гостинице, и Клинген решил сразу же отправиться в отель «Байярд», где он уже останавливался дважды. Этот скромный, небольшой отель находился почти в самом центре, а в тихих улочках, прилегающих к нему, можно было поставить машину, не рискуя быть оштрафованным.
Найти стоянку в Париже стало очень трудно, и выбор отеля часто зависел от того, можно ли где-то поблизости оставить машину.
Толчея на улицах Парижа была невероятная. Приходилось продираться сквозь стадо ревущих автомобилей. «Мерседес» чуть ли не расталкивал соседей черными лакированными боками.
Клаус никогда прежде не приезжал в Париж на автомобиле, и ему теперь приходилось трудно. Город был большим, расположения улиц он как следует не знал, а поток машин, дорожная полиция, светофоры были неумолимы. Все они диктовали водителям только одно: скорее, скорее вперед!.. Поэтому Клингену дважды приходилось выезжать на Большие бульвары и только со второго раза удалось выбраться к повороту направо, к Фоли-Бержер, откуда было уже рукой подать до отеля.
В «Байярде» Клауса встретили как своего. Ему было приятно, что и хозяин гостиницы, и портье отлично помнили его не только в лицо, но и по имени, и фамилии.
Хозяин тотчас же поинтересовался, нужен господину Клингену двойной номер или два одинарных, и кинул взгляд на Маргарет… Как истый француз, он не сумел удержаться от комплимента Маргарет… Она, право же, заслуживала его.
Хотя они проделали долгий путь, Эллинг вышла из автомобиля в таком виде, будто только что побывала у туалетного столика. Ее светлые волосы были красиво уложены. Дорожный костюм — светло-синяя юбка и белая кофта с голубым воротником — будто только что отутюжен.
Взяв ключи, Клаус и Маргарет пошли по своим номерам и договорились встретиться через час.
Все эти дни Клинген внимательно присматривался к своей секретарше. Разговоры, которые он теперь заводил с ней, все чаще выходили за рамки служебных дел.
Спустившись в положенное время в холл, Клаус увидел Маргарет. Она стояла у окна и разглядывала кого-то на улице. Потом подошла к зеркальной двери и, увидев в ней отражение Клингена, обернулась.
— Вы готовы, Маргарет?
— Неужели в первый же вечер в Париже вы намерены работать? — спросила она Клауса.
— В Лондоне, кажется, у вас было другое настроение.
— Но ведь это Париж! — Она сделала ударение на последнем слове.
— Я вижу, вы любите Париж!
— А вы встречали человека, который бы не любил этот город?
— Пожалуй, нет.
— Париж — это праздник. «Праздник, который всегда с тобой», — кажется, так?
— Вам нравится Хемингуэй? — Но тут же Клинген с неудовольствием подумал, что его вопросы весьма однообразны: «Вы любите?..», «Вам нравится?..»
— Не все… Французы ближе моему сердцу… Франс… даже Мопассан…
— Вы читали «Жизнь Мопассана» Лану?
— Конечно…
Клаус улыбнулся.
— Вы удивлены?
— Я немного удивлен тем, что вы согласились работать у меня за скромный оклад. Вы знаете языки, разбираетесь в литературе и могли бы занять более обеспеченное место в какой-нибудь солидной фирме.
— Я собираюсь это сделать, шеф. Но мне нужны хорошие рекомендации и опыт секретарской работы, — без запинки ответила Эллинг, как будто подготовив этот ответ.
— Мне будет недоставать вас, Маргарет, если вы уйдете.
— И тем не менее это когда-нибудь случится. — Помолчав, она добавила: — Я хочу путешествовать, увидеть свет, хочу пожить в разных странах.
— Но для этого нужны деньги, и немалые.
— Я надеюсь иметь их.
— Не подскажите ли вы мне: как можно быстрее разбогатеть?..
— Не иронизируйте, шеф. Нехорошо смеяться над бедной девушкой.
— Я и не думал…
— Как вы меня находите, шеф? — немного подумав, спросила Маргарет и глянула на Клауса с любопытством.
— Вы очаровательны, Маргарет…
— Почему же вы не допускаете мысли, что я могу удачно выйти замуж?
— Маргарет, но ведь замужество не планируют! — с чувством, даже, несколько нарочито, воскликнул Клаус.
— Брак — это прежде всего союз двух людей, которые нужны друг другу. Разве не так?
— Так, но… любовь… хотя бы первое время должна быть между ними?
— А кто вам сказал, что я собираюсь выйти замуж без любви?.. Все зависит от обстоятельств. Может, я и буду любить своего мужа… Ну а если нет, то разве любовь мы встречаем только в браке?
— Да, Маргарет, что ни говорите, а наши поколения разделяет пропасть.
— Не преувеличивайте, шеф. Природа человеческая мало изменяется с веками. Но люди часто забывают о том, что было с ними в молодости.
— По-вашему, я такой старик, который не помнит своей молодости?
— Извините, шеф, я имела в виду совсем не вас… Просто вы принадлежите к другой категории людей, нежели я. Вы, по-моему, идеалист…
— Это плохо?
— Нет, что вы! Вез идеалистов было бы скучно на земле. Представьте, если бы мир имел только одну краску — зеленую, черную или оранжевую, — как было бы скучно!
— Вы меня утешили, Маргарет…
— Простите, шеф, за нескромный вопрос: а почему вы до сих пор не женаты?
— Вопрос не столько нескромный, сколько непростой…
— У вас была какая-нибудь романтическая история?
— Почему вы так решили?
— Так… Не знаю…
— Я действительно любил одну девушку, Маргарет… Но это было давно, очень давно. И ее уже нет в живых.
— И с тех пор вы никого не любили?
— Можно сказать, что нет!.. Это, по-вашему, смешно? — спросил он.
— Нет, почему же? Это совсем не смешно…
Помолчав, она добавила:
— Вы чувствуете, как влияет на людей воздух Парижа? И мы с вами заговорили на вечную тему — о любви.
— На службе нам просто некогда об этом говорить, а если бы мы занимались там подобными разговорами, то мое издательство вылетело бы в трубу.
— И все-таки скажу откровенно, шеф, я часто злилась, когда вы не замечали меня.
— Вы ошибаетесь, Маргарет. Мне всегда приятно видеть вас, и я все подмечаю: сегодня Маргарет — вся в синем… Или: Маргарет — такая беленькая и такая легонькая…
Эллинг, довольная, рассмеялась.
Разговаривая, они незаметно вышли на набережную. Сена текла медленно. Жара начала спадать. На набережной открывались лотки букинистов, у которых обеденный перерыв из-за жары несколько затянулся.
— Куда мы теперь направляемся, шеф?
— У Дворца правосудия мы сядем на катер и поедем к Бремону.
Рядом с домами, уже отбеленными пескоструйщиками, Дворец правосудия выделялся темным пятном.
— Вы видите, Маргарет, его оставили черным, дабы своим видом он внушал страх преступникам, — пошутил Клаус.
— Нет, в самом деле, почему он остался нетронутым?
— Я же говорю вам, — не сдавался Клинген.
Вскоре подошел прогулочный катер. Его пассажирские салоны имели удобные сиденья и хороший обзор: стены и большая часть крыши были из плексигласа. Но Клаус и Маргарет предпочли подняться наверх, на палубу, на воздух.
Они миновали остров Ситэ, прошли под Королевским мостом. Впереди маячил мост Александра Третьего.
— Хорошо! — сказала Маргарет, расставив руки, как бы ловя ветер. — И все-таки Париж надо «смотреть ногами». В Париже я редко пользовалась транспортом, разве только иногда, вечером, когда опаздывала в Сорбонну.
— Вы учились в Сорбонне?
— Нет. Я просто посещала некоторые лекции.
— А почему вы не остались во Франции, Маргарет? Ведь эта страна вам нравится?
— Да, очень… Но жить здесь… Как бы вам объяснить? Вы бы не стали, например, жить в… театре. Вы ходите туда, чтобы повеселиться или пережить сильные чувства, насладиться зрелищем, но жить?.. Париж, как праздник, в сильных дозах он утомляет, хотя я люблю праздники.
— Англия, насколько я понял, вам не нравится. Франция… О Франции вы только что высказались. В какой же стране вы хотели бы жить?
— В Америке.
— А вы бывали в Америке?
— Еще нет, но обязательно буду.
— Чем же вас привлекает Америка?
— Мне кажется, что в этой стране есть все: и кусочек Франции, и кусочек Англии… Первая в мире промышленность, прекрасные автомобили, высокий уровень жизни…
— Я бывал в Америке. Конечно, все это там есть, что вы говорите, но в жизни это выглядит не так романтично. Я все-таки Америке предпочитаю старые европейские страны.
Катер обогнул остров. Теперь ветерок был встречным, и в его свежести чувствовался уже близкий вечер, дымка, как кисея, окутывала Эйфелеву башню.
— Когда-то самоубийцы бросались с Эйфелевой башни, — сказала Маргарет. — Теперь они облюбовали Триумфальную арку.
— Да, мне говорили об этом.
— Глупо, не правда ли?
— Что глупо?
— Кончать жизнь самоубийством.
— Но разве вы не допускаете, что бывают такие ситуации, когда жизнь становится невыносимой?
— Допускаю, но не для себя.
— Если бы вам грозило пожизненное заключение, что бы вы предпочли: тюрьму или смерть?
— Все, что угодно, но не смерть. Из тюрьмы я выбралась бы, из могилы еще никто не встал.
— Но если бы вам грозили рабством, постоянными унижениями, непосильной физической работой?
— У рабов есть хозяева, и я бы стала хозяином.
— Однако вы энергичная женщина, Маргарет.
— Это большой недостаток?
— Нет. Почему же? Во всяком случае, вы цельная натура и мыслите интересно: мне будет любопытно узнать ваше мнение о Бремоне. Насколько мне известно, в оригинальности ему не откажешь.
— Клод Бремон? Это — книгоиздатель?
— Вы слышали о нем?
— Да, шеф. Ведь я — ваш секретарь. А хороший секретарь должен иметь сведения о возможных конкурентах своего хозяина.
— Какой я ему конкурент? Я могу быть только его учеником. Ведь у него за плечами тридцать лет издательской деятельности и огромные деньги.
— Вот именно… Тридцать лет… А у вас все впереди…