Не брезгуя ничем, преступники всех рангов и мастей стараются пролезть во властные структуры и в законодательный орган страны. Так было, есть и будет всегда во всех странах мира, за исключением чисто национальных коллективов. А уж, коммунист не может быть не преступником. Почему? Потому что вы придумали то, что не вписывается в логику здравого смысла – коммунистическая и депутатская неприкосновенность. Коммунисты неподсудны, неподсудны и депутаты. Если не удавалось правдами или неправдами избавить коммуниста от уголовной ответственности, тогда его исключали из партии, прежде чем осудить. Это же диктат криминалитета! Совет депутатов и компартия – бандократия, придумывающая законы для защиты собственных интересов. По этой причине существуют «воры в законе» и «воры вне закона». Правители и являются ворами в законе, ибо придумывают законы, под прикрытием которых грабят граждан страны и остаются «неприкосновенными».
Неприкосновенные депутаты подобны «неприкасаемым» людям в Индии – изгоям общества, или же «богом избранным» – тоже изгоям человечества, ибо неприкосновенными могут быть только душевно больные люди. «Неприкосновенные», «богом избранные» и иные психически нездоровые особи должны пожизненно находиться в изолированных, строго охраняемых зонах.
Кто знает, сколько было в КГБ таинственных и секретных отделов? В КГБ была одна служба, истинное название которой я не знаю до сих пор. Множество внештатных сотрудников было в этой службе. Они собирали сведения о закулисных действиях руководителей советских, партийных и административных органов. Интересовалась эта служба сведениями о том, что стало известно населению страны о закулисных действиях советских и партийных руководителей. В случае, когда в народе появлялось слишком много слухов о действиях руководителя, бросающих тень на репутацию компартии и советской власти, тогда эта служба давала рекомендацию вышестоящим органам о переводе скомпрометировавшей себя личности на другую работу и в другой район страны, где об этой личности никто ничего плохого не знал. Это делалось для сохранения чистой репутации компартии и советской власти. В Донецке такая служба называлась «службой Манька» по фамилии руководителя местного отдела КГБ.
Система сбора информации о каждом гражданине СССР для выявления людей, нелояльных к правящей системе страны, напоминала огромную паутину, пронизывающую своими нитями всё население страны во всех направлениях. Каждый штатный работник милиции должен был иметь не менее пяти человек ДЛ. ДЛ – «доверенное лицо», на которого заводилось личное дело и, который был добровольным информатором. Государство выделяло денежные средства для поощрения действий «доверенных лиц», но эти деньги до информаторов не доходили, а оседали в карманах тех службистов, которые имели собственных ДЛ. Я знаю об этом не понаслышке, ибо мне приходилось иногда подписывать отчётные ведомости о выдаче «доверенным лицам» денег. ДЛ имели КГБ, милиция, прокуратура, партийные, административные и даже профсоюзные органы! Получалось так, что если где-либо собиралась группа людей из трёх лиц, то, как минимум, один из них был информатором какой-нибудь контролирующей структуры.
В борьбе с расхитителями соц. собственности я изначально воевал с «ворами вне закона», но незаметно для меня эта война зацепила и тех, кого по праву можно назвать «ворами в законе».
Как работало советское правосудие во времена правления Брежнева? Например, если слушание судебного дела назначалось на день, предшествующий празднику Октябрьской Революции, то это значит, что подсудимого помилуют и освободят от наказания. Но если судебное заседание назначалось провести после праздника Октябрьской Революции, то это говорило о том, что подсудимый получит наказание «на всю катушку» и даже более того, что он заслуживал. Проводилась селекция подсудимых на «своих» и «чужих». «Своих» миловали, независимо от тяжести преступления, а «чужих» наказывали максимально. Приведу несколько примеров:
1. На ХБК работал начальником вневедомственной охраны т. Погосян. Он похитил с ХБК десять тысяч метров ткани, но был задержан с поличным. Судебное заседание по этому делу было проведено перед самым праздником Октябрьской революции. Судья зачитал вердикт, согласно которому подсудимый должен был 12 лет отбывать наказание в лагерях лишения свободы. Отложив приговор в сторону, судья зачитал следующее постановление суда. В постановлении было сказано о том, что подсудимый был отличным коммунистом и отличным работником милиции. Он награждён орденами и медалями. И по этой причине, а также, в связи с наступающим праздником Октябрьской Революции, подсудимый помилован и освобождается из-под стражи в здании суда!
2. Была задержана группа расхитителей, которая на автобусе пыталась вывезти из ХБК двенадцать тысяч метров ткани. В этой группе был работник милиции, а остальные члены преступной группы были сыновьями влиятельных лиц. Здесь был сын председателя Кировского районного суда – представителя «богом избранного народа». Был здесь и сын заслуженного работника прокуратуры, тоже из сонма «богом избранных». Здесь были и другие сыновья «богом избранных» родителей. На судебном заседании была целая коллегия адвокатов – от каждого «богом избранного» подсудимого по адвокату. Началось судебное заседание. От коллегии адвокатов поступил вопрос к судье: «Где находится вещественное доказательство в виде похищенной с ХБК ткани?». Адвокатам ответили, что двенадцать тысяч метров ткани занимает много места, поэтому ткань вернули на ХБК и получили от предприятия документ, подтверждающий эту акцию. Адвокаты опротестовали обвинение и заявили, что документ о сданной предприятию ткани не является вещественным доказательством преступления, а без вещественных доказательств судить людей никто не имеет права. На этом судебное заседание и закончилось, сняв с подсудимых все обвинения.
Всегда, на всех судебных заседаниях предъявляли документ, подтверждающий возврат похищенных материалов предприятию, и никогда не было из-за этого опротестования – не все же рождаются «богом избранными».
Однажды в беседе с начальником одного из отделов УВД области я сказал: «Огромное количество похищенных материалов с камвольной фабрики и из ХБК должно накапливаться в одном месте, а затем реализовываться на обширной территории. Недалеко от фабрики должна находиться подпольная база скупки похищенного материала».
Спустя полгода после этого разговора я нашёл эту базу и детально изучил её работу. У этой базы были филиалы по реализации похищенного материала в разных районах Днепропетровской, Запорожской, Луганской и Донецкой областях. Адреса этих филиалов и участники этого преступного синдиката мне стали известны и были мною визуально проверены. Но я не отношусь к тем людям, которые поступают неосторожно, преждевременно сообщая о своих открытиях в вышестоящие органы, ибо надо детально изучить все связи, которые имеют преступники. Проконтролировав работу базы, я обнаружил, что несколько высоких чинов из правоохранительных органов привозят на базу ворованные материалы. Прошло более года с того времени, когда я высказал своё предположение о существовании подпольной базы начальнику отдела в УВД области. Однажды этот же начальник с хитрой улыбкой на лице спросил у меня:
– Ну что, ты нашёл подпольную базу?
Что я должен был ответить человеку, который всё отлично знал о базе, её работе и о том, что мне всё это обстоятельно известно?
– Ничего я не нашёл, – ответил я ему.
Начальнику понравилось решение, принятое мной, и он удовлетворительно кивнул головою. Опасно много знать о тайнах властителей, а ещё опаснее распространять эти знания. Как ты думаешь, уважаемый читатель, что меня ожидает после публикации книг серии Культ Истины?
«В любом деле надо вовремя остановиться» – правило, по которому я жил, а потому прожил довольно долгую жизнь. Я боролся с несправедливостью, и верил в то, что коммунистические лозунги истинные, а компартия создана для блага народа и служит народу, поэтому я без колебаний и долгих раздумий включился в работу БХСС. Но Время опровергло мои убеждения, показав и доказав мне, что компартия и СССР – политическая, хорошо спланированная система хищения народных ценностей и система грабежа народа. Жить в какой-либо системе и бороться законами этой же системы с этой же системой – абсурдно, крайне абсурдно! Я осознал это, поэтому пришло время, когда мне надо было уйти из БХСС и из фабрики. Если уйти быстро, тогда люди посчитают мой уход моим поражением, а обо мне и моих помощниках будут ходить грязные слухи. Поэтому я должен работу группы БХСС опустить «на тормозах», прекратить деятельность всех членов группы и проследить за тем, чтоб они не подверглись мести со стороны наших противников. Мне надо было, распустив группу, остаться в одиночестве, а затем с честью для себя выйти из этой грязной игры. В течение двух лет я и совершил этот уход, но выход из игры оказался для меня небезопасным.
Директор камвольно-прядильной фабрики, Збарская с группой заинтересованных лиц ударила меня, пытаясь убрать меня с фабрики, в результате чего я получил нервное потрясение. В ответ на действия Збарской, по моей подсказке инспектора ОБХСС нашего районного отделения милиции провели тщательное расследование её закулисной деятельности. Збарская была уличена в крупных хищениях, но не была осуждена, ибо у неё были очень сильные покровители, и всё же, она была уволена без права работать руководителем. Надолго ли? Этого я не знаю.
Война на этом не закончилась – на наш удар противник ответил массивным ударом. Ответный удар противник нанёс, сменив в райотделе милиции руководство БХСС. Сначала появился новый старший инспектор БХСС, Губенко Игорь Игоревич, а со временем сместили и начальника отдела БХСС, Бойко Владимира Николаевича.
На «хвосте» у меня сидели – готовилась очередная провокация. Группы у меня уже не было. Я остался вдвоём с Шевченко Алексеем, который мог за себя постоять в любой ситуации. Теперь я иногда с Алексеем делал рейды. Однажды в тёплый осенний день я с Алексеем, спрятавшись в лесопосадке напротив камвольной фабрики, наблюдал за действиями охраны фабрики. Рядом с нами по тротуару несколько раз взад-вперед прошёлся Виктор Бараник, но он нас не заметил. Бараник работал начальником вневедомственной охраны ХБК, сменив на этой должности проворовавшегося и осуждённого Погосяна. Было видно, что Виктор чем-то озабочен. Я несколько раз тихо окликнул его. Наконец Виктор меня услышал и зашёл к нам в кусты.
– Ты чем-то озабочен? - спросил я его.
– Ночью из ХБК похитили 1100 метров ткани. Расхитители 800 метров ткани перевезли в лесопосадку, а 300 метров ткани лежат спрятанные возле ХБК – не успели они перевезти всю ткань до рассвета. Не успели они и из лесопосадки увезти ткань. Теперь надо найти ту ткань, которая находится в лесопосадке. В одиночку лазить по кустам в поисках ткани опасно, поэтому я ограничился тем, что хожу вдоль посадки по тротуару. Я надеюсь, что своим присутствием я воспрепятствую вывозу этой ткани. Если же мне это не удастся, тогда я смогу увидеть, кто эти люди.
– Хорошо, мы с Алексеем тебе поможем. Для этого мы втроём пойдём по лесопосадке и поищем ткань.
Мы медленно двинулись между деревьев, внимательно всматриваясь в кусты. Мы прошли двести метров и увидели шестерых молодых мужчин. Они стояли возле густых кустов, явно что-то охраняя. Верхние ветки кустов были нагнуты и связаны шатром. Под шатром лежали рулоны ткани.
– Что вы здесь делаете? - спросил я у мужчин.
– Отдыхаем, - ответил кто-то из них.
Несколько незначительных слов и тон, которым я эти слова произнёс, сказали расхитителям о том, что с нашей стороны им ничего не угрожает. Мы отошли от расхитителей на значительное расстояние, после чего я сказал Баранику:
– Один из этих ребят приходится двоюродным братом старшему следователю прокуратуры. Четыре других парня являются доверенными лицами и телохранителями у некоторых работников нашего райотдела милиции. Одного парня я не знаю. Мы ничего не сможем втроём сделать против шестерых человек. Ко всему прочему, эти ребята смогут сдать нас в милицию как расхитителей, вместе с похищенной ими же тканью, а мы не сможем доказать свою невиновность. Так что, нам здесь делать нечего. Показывай, Виктор, где ткань, которую эти ребята не успели перевезти в лесопосадку.
– Триста метров ткани лежат в нише возле входа в подвал ХБК, - ответил Бараник.
– Я сейчас схожу за своим мотоциклом, а затем мы эту ткань отвезём мотоциклом на склад, - предложил я.
Ткань мы отвезли на склад, а я об этом инциденте забыл до того времени, пока мне о нём не напомнили.
Ответные действия со стороны хищников не заставили меня долго ждать.
Виктор Бараник и мой товарищ, Шевченко Алексей, в армии служили в званиях лейтенантов, и оба в молодом возрасте по состоянию здоровья были комиссованы. После армии Виктор жил в сельской половине посёлка Новотроицкое. Здесь он женился, после чего переехал со своей женою Галиной жить в город Донецк. По рекомендации военкомата Виктор был направлен работать начальником охраны ХБК, а жена Виктора работала на камвольной фабрике в прядильном цехе. В этой части моего повествования на сцену выходит Фёдор Мамедов.
Фёдор был оформлен на ХБК, но не работал, а причитающуюся ему по штату зарплату получал кто-то иной. Фёдору нужен был рабочий стаж, и нужно было числиться рабочим человеком. Он в летнее время ездил по Сибири и Забайкалью, где договаривался с директорами сельскохозяйственных предприятий о строительстве и ремонте коровников. В Донецке Мамедов нанимал рабочих на сезонную работу, отвозил их в Сибирь и получал огромные деньги, практически не работая. Но это было только летом. В остальное время года он занимался крупными криминальными махинациями под крышей Кушнира – начальника отдела БХСС при УВД города Донецка. У Фёдора был пистолет, и он ездил на новых автомашинах без государственных номеров. Автомашины он брал на станции техобслуживания. Каждый раз Мамедов брал новую машину и ездил по городу, а затем эти автомобили выставлялись на продажу. На спидометрах автомашин, на которых катался Мамедов, всегда было наезжено не более 50-ти километров. Фёдор помогал Кушниру выявлять спекулянтов, всевозможных махинаторов и расхитителей не для наказания, а для шантажа с целью обогащения. Не брезговал Фёдор и крупными хищениями. Когда Бараник стал начальником охраны ХБК, Мамедов влез в доверие к Галине, жене Виктора Бараника, и стал её любовником, а через две недели после того, как я с Алексеем Шевченко и Виктором Бараником обнаружил похищенную ткань в лесопосадке, против Бараника была совершена провокация.
Бараника я встретил во дворе Кировского райотдела милиции. У него на глазах были слёзы.
– Виктор, что случилось? - спросил я.
– Меня обвиняют в том, что я взял взятку, и готовятся меня посадить в тюрьму.
– На чём основано обвинение? - спросил я у него.
– Однажды на ХБК меня срочно вызвали из моего кабинета на проходную. Я думал, что это ненадолго, поэтому свой кабинет я не закрыл на замок. Минут через пять я вернулся в кабинет. Следом за мною в кабинет вошла охранница с двумя незнакомыми мне женщинами. Охранница мне сказала: «Эти женщины вчера были задержаны с похищенной тканью. Они хотят с тобой поговорить», - и вышла из кабинета. Разговора с женщинами у меня не получилось, ибо, как только я сел в кресло, в кабинет вошли два инспектора БХСС. Они мне сказали, что надо в кабинете сделать обыск. Они приказали мне выложить на письменный стол все бумаги, которые находились в ящике стола. Я выложил бумаги на стол. Среди бумаг был неизвестный мне конверт. В конверте были деньги! А я этот конверт брал в руки, когда выкладывал его на стол. На конверте остались отпечатки моих пальцев. Теперь я не могу доказать, что этот конверт я до этого не видел и в руки не брал. Меня обвинили в том, что этот конверт я получил от женщин, которые вошли в кабинет минуту назад. Женщины подтвердили, что деньги в конверте они дали мне. Дело сфабриковано, но доказать свою невиновность я не могу. Они все в сговоре, а я не знаю, кому я помешал. Инспектор БХСС, Губенко Игорь Игоревич, меня избивает и заставляет меня признать то, чего я не совершал.
– Напиши жалобу прокурору области.
Бараник у себя дома начал писать жалобу прокурору, но отправить письмо он не успел, ибо о том, что Виктор пишет жалобу прокурору, жена его сказала своему любовнику Мамедову, а Мамедов сведения об этой жалобе передал Губенко. Губенко же срочно приехал к Виктору домой, сделал обыск, изъял письмо с жалобой к прокурору и арестовал Виктора. Бараника посадили в камеру-одиночку следственного изолятора. После того, как Бараника посадили в изолятор, меня вызвал к себе Губенко. Губенко устроил мне допрос в присутствии двух работников прокуратуры:
– Где ты был в воскресенье, 30-го сентября, и чем занимался в этот день?
Я не мог вспомнить, где я в тот день был, тем более что 30-е сентября было не в воскресенье, а во вторник.
– В тот день ты похитил 300 метров материи из ХБК. Куда ты её дел? - продолжал задавать мне вопросы Губенко.
– Какой материи?
– Мелкими цветочками.
– Не знаю я такой материи.
– Я сейчас выеду к тебе домой с обыском.
Тут только до меня дошло! Не в сентябре, а в августе, и не 30-го сентября, а в воскресенье 31-го августа.
– Делай обыск у меня. Что ты там найдёшь? Я ведь живу бедно, почти в нищете. Только не забудь прихватить с собой и весь райотдел, ибо у меня много книг и придётся их листать. Возможно, в книгах ты найдёшь свои «триста метров ткани мелкими цветочками». Тебя неправильно информировали. Не триста метров ткани было, а восемьсот! И ребят я этих хорошо знаю. Один из них приходится братом одному из вас. Четыре других человека являются вашими доверенными лицами, а шестого человека я не знаю.
После этих слов я покинул кабинет Губенко.
Моим противникам расправиться со мной пока не удалось, а Виктор Бараник был осуждён. Он получил четыре года строгого режима и был отправлен отбывать этот срок в лагерь посёлка Ленинское возле города Свердловска, в Луганской области. О том, что Галина была любовницей Мамедова и о том, что она сообщила Мамедову о письме Виктора к прокурору – мне рассказала сама Галина. Знает ли Виктор о том, что в лагерь попасть ему помогла его жена? Вряд ли – он своей жене доверял полностью, за что и поплатился.
Быть кристально чистым функционером правоохранительных органов в коррупционной государственной системе предельно опасно – этой закономерности Виктор Бараник не знал, ибо верил коммунистической мудологии. Он отбыл свой срок в лагере строгого режима, вернулся к своей «благоверной» жене и прожил с нею ещё двадцать лет. Я не знаю, в какие годы Бараник со своей супругой вернулся на постоянное жительство в своё родное село Новотроицк. Вероятно, Виктор со временем узнал о том, что его жена уже многие годы была любовницей Мамедова, и, вероятно, он узнал и о том, что она же помогла ему попасть в места лишения свободы. Вероятно! Ибо в 2006, или в 2007 году Виктор застрелился из пистолета. Но, хорошо зная Ф. Мамедова и его методы устранения неугодных лиц, я предполагаю, что Виктор Бараник был убит.
Я выходил из состояния войны с криминалитетом, и старался это сделать без потерь для себя. С камвольной фабрики я уволился осенью 1981 года, когда всё затихло, когда долгое время ко мне никто не проявлял враждебности. Я собирался уехать жить на Дальний Восток и сказал об этом капитану Полякову.
– Миша, весной, или в начале лета 1982 года, я собираюсь уехать на Дальний Восток.
– Уезжай немедленно и ни о чём не спрашивай, - приказным тоном сказал мне капитан.
Понятно, отдано распоряжение о моём физическом уничтожении, но кто отдал такое распоряжение – я не знал. Да и играло это роль незначительную. Ясно, что отдано распоряжение кем-то из высоких милицейских чинов. За мной было установлено круглосуточное наблюдение. Окна моей квартиры и подъезд дома были под постоянным контролем. Я постоянно видел постового, который вел наблюдение. Я иногда выходил из дому в магазин, но не далее. Я делал так, чтоб противник был вынужден сделать нападение на меня возле моего дома, т.е. тогда, когда я был в повышенном внимании и в знакомой мне обстановке. Ждать нападения мне пришлось полтора месяца.
Я уже говорил о том, что Небо мне иногда помогает. В день покушения на мою жизнь я вышел из магазина и направился домой. На противоположной стороне улицы им. В. Терешковой возле арки, через которую я должен был пройти после того, как я перешёл бы улицу, стоял мужчина. Он смотрел на меня и, махнув рукой, подал кому-то знак. Он явно подал знак о том, что я иду домой. Я не видел, кому он подал знак, так как тот, которому мужчина подал знак, находился за магазином, поэтому я пошёл не прямо, как всегда, а повернул внезапно за угол магазина. За углом магазина опасность, за углом мой враг, поэтому я и пошёл навстречу врагу. Враг будет ошеломлён моим неожиданным действием, а это уже половина сражения мною будет выиграна. Обычно я, пройдя вдоль магазина, переходил улицу. Теперь же я, повернув за магазином вправо, вышел на тротуар и пошёл домой более длинной дорогой. Навстречу мне на огромной скорости мчался автомобиль «Жигули». Завизжав тормозами, автомобиль остановился возле меня. За рулём сидел Фёдор Мамедов, а в салоне автомобиля сидели «свидетели». «Свидетели» – хорошо знакомые мне лица из сонма «богом избранных» паразитов рода человеческого. Мамедов вышел из автомобиля и слегка ударил меня по щеке, провоцируя ответные мои действия. На провокацию я не ответил. В это время к нам подошёл человек кавказской национальности, который минуту назад подал сигнал Мамедову о том, что я должен был переходить проезжую часть дороги. Этот мужчина показал мне удостоверение милиционера и угрожающе спросил:
– Что это ты дебош здесь устраиваешь?
Я не ответил, а развернулся и ушёл домой.
Покушение не удалось моим противникам. Много времени они потратили, выжидая момент нападения. Теперь же им ничего не остаётся делать, как отказаться от своих намерений, или же готовить новое покушение по новому сценарию, но на разработку и подготовку сценария необходимо время.
Мой помощник, Алексей Шевченко уехал временно на БАМ – его тоже предупредили о готовящемся на него покушении. Я сказал капитану Полякову о том, что я улетаю на Дальний Восток, после чего я самолётом улетел в Москву, а из Москвы вернулся домой поездом. Мои враги не знали о том, что я вернулся, поэтому до моего настоящего отъезда на Дальний Восток за мной не было никакой слежки.