Однажды Зимин, не любящий дикую природу, попал на загородную вылазку. Компания была слишком большая и он скоро отделился. Ну, полчаса озорничать, ну , час поклеить девушек, вина испить… Но дальше становилось скучно. Только и знают, что про Павла Буре, да про тачки свои… Тупость. И отделилась с ним молчаливая девушка, с которой никто не разговаривал. Все пили, хохотали, падали на траву, короче - жили в полную силу своей бешеной юности, а эта девица в длинной юбке, в джинсовой панамке, с самошитым рюкзачком, кажется, Нудьга ее фамилия, сидела, точно в зале ожидания. Зимин потащил ее за руку в кусты и стал расспрашивать, о чем она все мечтает. Спустившись к воде, они наткнулись на коров, которые пенно доливали голубую речную волну. Тем временем полил дождь, а они не заметили, как откололись от своего бивака и побежали под деревья. При ударе грома стало понятно, что деревья не спасут и они панически забежали в деревянный домик малой площади и спиной друг к другу выжимали мокрую одежду. От холода их бросило в объятия. Вот и познакомились. И тут Зимин увидел, что у нее радужки глаз сиреневые, как фиалки, цвет даже немыслимый. И оказалось, что они под грозой обнимаются в домике, который туалет.
Будучи скромным лаборантом-менеджером и имея доступ к запчастям, Зимин, сам себе делал компьютер, работал увлеченно и его компик азартно наращивал характеристики. Ведь когда память ничего, то есть где развернуться. Когда являлась девушка с фиолетовыми радужками, Зимин бромотал "сейчас-сейчас", все еще копаясь в прогрммщине. Девушка Фая Нудьга так и не разговорилась с летней вылазки, она просто бралась прохладной ладошкой за его плечо, а он, приручая одной рукой бегающую как лошадь, дико скачущую мышь, другой рукой прихлопывал эту ладошку. И понимал - молчаливая скво, это мечта любого мужчины - "сейчас, сейчас"... Все бросалось на полпути. Оставался хранитель экрана - заставочка с Робинзоном - он маялся на своем острове, скреб макушку, смотрел на них насупленно и требовательно.
А они садились на диван рассматривать ее картинки, она страшно любила их вертеть по часовой и против часовой, наискось да издали, Зимин даже боялся, что она окосеет. Она и училась, и ходила в студию. Зимин бегло комментировал, и опять устанавливалось молчание. Было понятно, что пора. Зимин кусал губы - островитянин метался по острову, хрустя ракушечником. Островитянин кидал в море бутылки - Зимин ронял альбом. Зимин расстегивал - островитянин крякал как дурак, бросая кокосы с пальмы. Фая Нудьга начинала мелко дрожать от смеха... Островитянин неистово ждал яхту... Яхта проплывала мимо и он, пьяный, снова выходил из-за своей пальмы. С бутылкой. Хрустел, крякал. Их все время было трое. Он, она и хранитель.
Да нет, это никого не смущало. В мире царила свобода и влюбленные замирали, целуясь в троллейбусах, в кафе, в кинотеатрах и на конференциях. Но все-таки Зимин вскочил и погнал незадачливого хранителя. Может, у него ночь настала на острове...
А когда глухо и грозно зашумело море, обдало брызгами и музыкой Вангелиса, полураздетая Фая Нудьга медленно обернулась и завороженно уставилась в дисплей. "Еще", - прошептала она. Зимин понял, что у него есть сильный союзник. Дело в том, что девушка не оказывала ему никакого сопротивления. Но она приходила не тогда, когда ее ждали, а когда ей самой хотелось, она была слишком независимой. Это сбивало с толку. Поэтому она могда не прийти сто лет и Зимин, замерзая сердцем, начинал уже куда-то звонить. Потому что обнимать девушку на фоне грозы больше не случалось. Это острое ощущение закаляет. И девушка в этой ситуации воспринимает тебя спасителем мира. Кругом гремит так, что нервные окончания вибрируют, звук идет на квадро, а посредине этой гремящей стихии хрупкое бесшумное тепло.
Так думал Зимин о своей девушке. Слишком много приходится работать, слишком мало остается времени на радости жизни. В кино, электричке, - статуи замерзших в поцелуе людей. Это же никого не смущает, наоборот - такое впечатление, что вы в Париже.
Тогда Зимин занялся "телохранителями". И когда неуловимая мучительница снова села на диван рассматривать свои картинки насквозь, вдруг ударил гром. И ничего, никакой музыки. Только гулкий дождевой шорох, треск листвы, плеск и рев воды. В комнате сразу стемнело. Лес во время грозы. Или та река на вылазке. "Рэвэ та стогнэ Днипр широкый." Нудьга - это значит тоска?
Когда Зимин стал пробираться по малой жилке к уху, сверкнула молния по гигантской диагонали - и опять гром. Обнимать девушку на фоне грозы непередаваемо. Трепет единственного мига. Сигналы идут с неба. Она боится, она вся в твоей власти и ты почти всесилен. По крайней мере сегодня, когда она из-за погоды не может уйти и остается на ночь.
Обнимать девушку на фоне грозы – непередаваемо. Нет-нет, да и вздрогнешь от молнии через весь экран. Да еще по такой гигантской диагонали. Тебя заливает теплом, веки смыкает медом, а оно как грохнет. Или, наоборот, звук поцелуя выйдет бесстыдно громким в тот момент, когда в колонках только дождик шелестит. И что самое любопытное – внешне компик помогал соблюдать дипломатию, он был союзником.
-Мм? – оборачивался на шумного хранителя Зимин - не очень ориентируясь в пространстве.
И шел его заменить. Но тут родители приходят. А у экрана светская беседа, какую-нибудь психушку строят молодые люди при всеобщем хохоте или по пещерам бегают, отстрел монстров ведут. А не шумел - хакер. Он беззвучно ставил таблички, заставлял работать дворником или приглашал в ФБР. Стоило при полной победе отвернуться на пять минут и ты получал втык. Только что ты был крутой, имел регалии и вдруг у тебя инфаркт, полный упадок. Все сначала. Ящик, который который ты сделал сам, своими руками, начинал заноситься учить своего создателя. А Зимин любил парадоксы. Все эти квейки, квесты, стратегии, авто и авиасимуляторы, - все это было не общение с миром, а всего лишь его модель. Модель для чайников, которые не ориентируются. А если по-настоящему…
Серьезно Зимин мог посидеть у компа только ночь. его никто не отрывал. Ему приходил не один десяток писем и он молниеносно на них отвечал. Прямой выгоды если и не было, зато можно было гордо реять в пространстве. Зимин ценил машину за это, за свободу. И шифр выбрал – бурев, от слова Буревестник.
В тот раз молчаливая Фая Нудьга пришла рано и долго не могла найти себе места. Она шелестела по комнате, перебирала что-то в шкафу. То ли сказать что хотела, то ли сьела чего.
-Мм? – спрашивал Зимин, цокотя клавиатурой, шаря по директориям. Файл подкачки был уже маловат. Перелить, что-ли, систему? Тормозит система…
-Дда… - тормозила Фая Нудьга. Ее файл подкачки сходил на нет. Она не то чтобы 6ы не любила компик. В данный момент ей даже выгодно было. Ведь она не любила причинять боль. Она просто думала – вот, все кончилось. Она – часть системы. Систему можно перелить, хранителя экрана переставить, да и она тоже не стена. А у нее, может, мысли.
Фиалковые очи Фаи смотрели через заросли волос. У Зимина не вовремя систему заколодило.
- Экстишку поставлю и выключу, - бормотал он, - керосинка такая! Ну же… может тебе Макинтош поставить?
Мкинтошне впмсывался. Изумленный Зимин, добравший неплохой объем памяти, не ожидал, что машина эту память никак не увидела. Повелитель, привыкший к мгновенной покорности, был покороблен простым замедлением. И хлопнул всердцах по клавиатуре.
- Если бы тебя так… - намекнула Нудьга, да и фамилия же у нее не приведи господи.
- Клава сдохла? - удивился Зимин.
- Кто такая-то?
- Да уж не женщина. Писюк сказал, что клавиатуры больше нет.
Нудьга вздохнула. Она понимала, что дело не в “Клаве”.
- Ты, Юпитер, сердишься, вот все и выключается. Ты скажи ласково. Скажи – уважаю, даже когда молчишь.
Это Нудьга намекала на себя. Но Зимин, ощущавший себя царем, являлся в данный момент лишь придатком компьютера.
- Вот ты и скажи, - пожал он плечом, - я в такое не верю. Он не человек.
- Как нет-то? Он просто потемнел от тебя, Юпитер. Скажи ему… - Нудьга снизила голос. – Господин Великий Пентиум. Мы тебя уважаем. Включи всю свою память, помоги нам. Пожалуйста, помоги нам, да помогут тебе и небо, и высший разум…
Зимину стало смешно. Он включил перезапуск и и огоньки на дисплее замигали, поехали, побежали.
- Ты серьезно? – это он ей, не экрану.
- Более чем. Ты сегодня опять сердитый, я не могу, я пойду лучше.
- Что как ребенок! Закончу и все будет изумительно.
- Не будет, - шелестела Фая Нудьга, - у меня нет кнопки перезапуск…
- А ты уступи мне.
- А ты мне…
Она ходила неслышно туда, сюда, прилегала головой к косяку, к стене, так и этак плечи не помещались, плоско не складывались на стене, что-то ее томило, не отпускало. У нее чего-то был излишек, но девать это было некуда.
-Что летаешь, как моль? Подожди чуток. Восресенье все еще будет наше…
Летанье прекратилось, все затихло. Зимин полетел вглубь мироздания, не дожидаясь ночи. Ушла ну и ладно. Тоже мне загадка. “Господин Великий Пентиум”. “Высший разум.” Разговорилась. Молчаливая скво, она должна сидеть и ждать.
Попалась старая летняя картинка в фотошопе. Зимин с братом и Нудьгой в летнем кафе “Панорама”. Столики, пиво. Зимины смотрели в объектив, а эта сиреневая фея куда-то вбок, как будто чужая. Зимин вспомнил, как фотограф просил ее оглянуться, так нет… да это мигом подредактируем, подумаешь. Так, так – еще здесь… Что такое? Фая теперь смотрела прямо, но лицо ее стало неживым. У Зимина засосало внутри. Ведь испортил снимок, лопух, а оригинал остался у нее. Все было здесь – джинсовая панамка, сарафан, шашлык в руке, подбородок с высоко расположенным ртом, прямо где-то под носом, но глаз не было, значит, и ничего не стало. Губы побелели.Треугольное личико погасло. Д а ерунда! Всегда так бывает, когда сканируешь цветное фото…. Поправим еще, какие наши годы. Пора было идти в интернет. В электоронном ящике оказалось полсотни писем…
А потом Зимин не дождался свою молчаливую скво. В общежитии ее не было. Раскочая подружка по комнате сказал, что Нудьга уехала то ли в больницу, то ли в санаторий, а вот в тот день, в воскресенье, когда поздно пришла, все ее что-то ломало, тошнило. Потом умылась и на вокзал. Сказала – на новую ступень пора.
- Какую ступень?
- Не знаю. Это у нее в другом, заочном колледже.
Зимин понял, что промазал. Неужели для того, чтобы это понять, надо обязательно потерять? Обязательно это разъединение, чтобы тряхнул дискомфорт и показалось – невыносимо? Пока это рядом – вкусно, как двойной омлет с ветчиной, а как не дали – унижение… Хотя еще неизвестно, на каком уровне ей задают энергетическую связь с компьютером и во что обходится насильный поворот глаз в такой тонкой системе.
На улице качалась снежная смесь. Все кругом целовались – в подъезде, на углу, на остановке. Влажная зимняя атмосфера, а главное свобода какая. Зимин глянул на табличку и тут же забыл, какая улица. Сюда больше незачем приходить. Он попытался стать крутым и не смог. Раздался сильный удар грома.