«Приключения капитана Пятакова и стажёра Копейкина».
КАК ПЯТАКОВ СТАЖЁРА ЖЕНИЛ.
Скучное дневное дежурство подходило к концу. Пятаков вразвалочку полулежал на привычном кожаном диванчике и спокойно, в который уже раз, перечитывал своего любимого Бредбери. Звонки в дежурной части были частые, но какие-то совсем несерьёзные – то чья-то жена выясняла, нет ли в кутузке её куда-то подевавшегося благоверного; то жена майора Полтинника интересовалась, придёт ли Сам на обед; то один чудик позвонил и спросил, не знают ли они адрес Президента, но тотчас исчез, когда у него грозно спросили его собственный адрес; то искали пропавшего пинчера-девочку по кличке Клинтон и прочие бестолковые вопросы. Пятаков слушал этот бытовой бред, невольно повторяемый дежурным лейтенантом при занесении в журнал, каким-то пятым ухом, но когда прозвенел этот звонок, он вздрогнул, бросил штудировать «Марсианские хроники» и прислушался.
Дежурный впился в трубку и зачастил:
– Да. Да. Сколько? Да. Да. Сейчас будем, – и крикнул в комнату:
– Товарищ капитан! Ограбление на МЖК. Студентку почистили. Сняли золото, и часики японские отобрали. Она ждет на квартире.
До МЖК через гаражи тут рукой подать, и через пяток минут «дежурка» подкатила к гордости Находки – 16-этажной высотке, эдакой вавилонской башней возвышающейся над серыми задрипанными хрущовками окружающего её микрорайона. Скрипящий и кряхтящий старичок-лифт вознёс опера нехотя, со стонами на двенадцатый этаж. Железную дверь квартиры ему открыла заплаканная студентка одного из находкинских ВУЗов Аня Соколова. Только взглянув на неё один всего раз, Пятаков почувствовал нечто вроде шока, настолько она была хороша в буйстве своей юной свежести, в прекрасной правильности черт именно русского её лица, мягко усиленного нежным эффектом хорошей косметики и подчёркнутой ярким халатиком и обворожительными коленками. У Пятакова просто защемило сердце от досадного мужского сожаления, от сознания того, что вот эта абсолютно совершенная, необычайно яркая, юная, дерзкая, дразнящая, манящая и вызывающая красота создана уже не для него. Слишком рано он родился, чтобы в свои сороковые роковые, со своей помятой жизнью деревенской физиономией мог рассчитывать хотя бы на милый взгляд подобных красавиц.
Но, не подав виду о своих смятённых чувствах, Пятаков, не торопясь, вошёл в квартиру, в прихожке, у зеркала пригладил шевелюру, затем прошел в комнату и внимательно осмотрел её. Обстановка была проста, но заманчиво опрятна, как ухоженное жилище склонной к аккуратности особы. Сама хозяйка с глубокими чёрными, но заплаканными очами встретила его шмыганьем мокрого носа и усадила на проваленный диван.
– Вы - потерпевшая? – участливо спросил её капитан, всё ещё смущённо отводя глаза от невыносимой красоты.—Расскажите, пожалуйста, как было дело?
А дело было очень просто. Сегодня в сумерках потерпевшая Аня Соколова приехала из института на автобусе номер 9, сошла у АЗС и пошла домой по тропочке, пробитой на пустыре такими же пассажирами, как и она сама, но её вскоре нагнали два молодых, просто одетых парня, которых она приметила ещё в автобусе. Они завели с ней непринуждённый разговор и спросили, как найти дорогу в храм. Аня не приветствовала разговоры на улице, но грубо оттолкнуть их не смогла, хотя что-то в них ей не понравилось. Сейчас она с ненавистью вспоминает их пронзительные воровские взгляды по сторонам, и широкую напряженную улыбку явного предательства на лицах.
А тогда она бегло, на ходу, рассказала им, как пройти к церкви, и добавила, что уже очень поздно, что отец Василий уже не принимает, и хотела свернуть на тропку к своему дому, как они грубо впихнули её в проём между какими-то строительными плитами, откуда их уже не было видно, деловито сняли с шеи подаренные мамой две тонюсенькие золотые цепочки, вынули (спасибо, что не сдёрнули) рубиновые серёжки из ушей, сняли с руки изящные «Сейко»–папин подарок к совершеннолетию, выхватили из сумочки кошелёчек с мелочью, зло прошипели:
– Заявишь, хуже будет. Поймаем, и не то сделаем, – и скрылись за развалинами долгостроя.
– Товарищ капитан, мне не столько побрякушек жалко, сколь обидно. Ведь я им поверила, хотела им искренне помочь, думала, что они правда церковь ищут, мало ли кто и с чем обращается к Богу, а они вот так – в распахнутую душу с грабежом, – всхлипывала зарёванная Анечка.
– Аня, это молодые, циничные, безжалостные, жалкие воры. Очень может быть, что и наркоманы. Им неведомо слово «Душа». Однако мы их обязаны найти и оградить от них общество. И вы должны нам помочь в их отыскании. Ибо, кроме Вас, их никто не видел при грабеже. Пожалуйста, соберите всё своё внимание и опишите их нам, какие они, их рост, формы лица, особенно интересны какие-либо их характерные приметы – во что одеты, как ходят и разговаривают, куда направились? Вы их хорошо запомнили?
– Да я их очень запомнила, товарищ капитан. Я их, подлецов, и через двадцать лет узнаю. А можно я их вам нарисую?
– А вы хорошо рисуете? — не веря ещё в свою удачу, спросил Пятаков.
– А как же? Я же на дизайнера во ВГУЭСе второй год учусь.
– Так быстренько, моя хорошая, за карандаш и бумагу, и изобразите этих стервецов как можно точнее.
Через пятнадцать минут перед Пятаковым лежали два великолепных карандашных наброска двух молодых людей, изображенных юной художницей в полутонах, причём с явным присутствием на их лицах следов прогрессирующих пороков.
– Да, – восхищенно протянул Пятаков, – такие рисунки нужно не в дело шить, а на выставку в картинную галерею отправлять. Молодец, Анечка. Глаз у вас соколиный, рука твёрдая, а память далеко не девичья. Одного я вроде бы даже вспоминаю, видимо, у нас в ориентировках уже успел побывать. А в разговорах между ними вы никаких имён не слышали?
– В конце, когда они уже убегали, вот этот, который повыше, буркнул другому:
– Сейчас к Штымпу, а потом ко мне на хазу, и заляжем до полного штиля.
– Вот это уже совсем горячо, – обрадовался капитан. – Где тут у вас телефон? Капитан торопливо бросил в трубку:
– Архивный отдел? Пятаков. Мне срочно ориентировку по Штымпу.
И снова к Анечке:
– Аня, а как насчёт чашечки кофе? Найдётся у вас?
Едва он успел выпить чашечку крепчайшего «Нескафе», как зазвонил телефон, и ему передали данные по бандиту, скупщику краденого. Пресловутый Штымп, в миру Иван Криворученко, давно был на примете в «уголовке», но никак его не могли зацепить с поличным. Но теперь Пятаков почувствовал, что крепко сел ему на криминальный хвост.
Попрощавшись с хозяйкой и поблагодарив её за кофе, Пятаков вернулся в машину и приказал заехать в отделение, где, взяв стажера Копейкина и ещё двух бойцов из группы захвата, на максимальной скорости отправился на Трудовую, в частный сектор, где Штымп в настоящее время снимал дом. Воровская хата скрывалась за высоким забором из неструганных досок с закрытой на засов калиткой. В доме горел свет, и за занавеской колыхались какие-то тени.
Пока менты соображали, как действовать, дверь дома открылась и на крыльцо вышли все трое подельщиков. Двух жуликов Пятаков сразу узнал по рисункам Анечки, а Штымпа он знал и ранее по ориентировкам отделения. Штымп подошёл к калитке, сбросил щеколду, и в то же мгновение оказался на земле с руками в наручниках, жестко контролируемый бойцами спецназа. Молодые жульманы кинулись было бежать, но одного уже держал за хлипкую шею свирепый Пятаков, а второго профессионально настиг в три прыжка поднаторевший в этом за время практики Копейкин.
На следующий день вся группа принимала поздравления, но Пятаков был чем-то очень недоволен.
– Стажёр, – позвал он Копейкина, – дело закончить надо. Поезжай на МЖК к потерпевшей Соколовой, возьми с неё подробные показания об обстоятельствах дела. У меня по горячим следам совсем не было времени расписывать всё, как положено.
Весь вечер суровый стажер снимал показания с повеселевшей потерпевшей, но на следующий день Пятаков опять был хмур и озабочен:
– Копейкин, я сколько раз вам говорил, что показания нужно оформлять строго по инструкции. Это безобразие. У вас заканчивается практика, а вы не можете нормально оформить простейший допрос потерпевшей. Возьмите инструкцию, перечитайте её и сегодня же возьмите показания с потерпевшей ещё раз, но как положено.
Недоумевающий стажер до самого вечера ворошил инструкции, а после работы опять отправился к студентке, где вновь едва не до полуночи снимал показания. Однако Пятаков опять был не в себе.
– Стажер Копейкин, где подписи под рисунками? У вас не указано точное время, не описана подробно одежда подозреваемых. Дело в суде без этого может сорваться. Делаю вам замечание и требую сегодня же устранить все упущения в документальном оформлении протокола показания потерпевшей.
Никогда стажёр не видел своего шефа таким документально озабоченным, но делать нечего – приказы надо исполнять беспрекословно. Однако Копейкин заметил, что такая нудота начальника его нисколько не тяготит, и неунывающий стажёр опять провёл вечер в гостях у очаровательной Анечки.
Когда Пятаков, наконец, с пятого раза, принял у него злосчастный протокол, то стажёр был этим даже несколько раздосадован. Он уже как-то успел привыкнуть к вечерним посещениям потерпевшей Соколовой. Однако он сразу повеселел, когда ему позвонила сама потерпевшая и пригласила на вечерний чай с пирогами. И дело тут было вовсе не в пирогах.
Через месяц, совсем одуревший от любви, пятикурсник юридического факультета стажёр Василий Копейкин, и, не менее влюблённая, студентка второго курса факультета дизайна Анна Соколова отнесли в городской ЗАГС заявление на регистрацию их личных отношений. А ещё через месяц всем отделением сыграли шумную образцовую ментовскую свадьбу, где тамадой на свадьбе был не кто иной, как капитан милиции Вячеслав Пятаков, который в своих многочисленных тостах не раз отмечал особый талант жениха в оформлении протоколов дознания, и сравнивал его стиль изложения с манерой великого Бредбери.
Свадебная пара была великолепна, но особенно хороша была невеста в белоснежном подвенечном наряде, с двумя золотыми цепочками на лебединой шее, с рубиновыми сережками на розовых ушках, и с японскими часиками «Сейко» на левой руке.
А ещё через месяц стажер Копейкин, сдавая в архив дело об ограблении студентки Соколовой, нашёл в папке со своими протоколами показания своей Анечки, великолепно снятые и оформленные капитаном милиции Пятаковым в день ограбления. Он всё понял, покачал головой и благодарно улыбнулся.
КВАДРАТУРА С МАСКАРАДОМ.
Пятаков был полон горчайшей обиды и неистовой ярости. Горько он обижался на начальство, своевременно не разрешившее задержание бандита Харина по кличке, естественно, «Харя», за недостаточностью, как им казалось, улик. А неистовую ярость испытывал по отношению к себе за то, что не смог убедить начальство именно в этом. Ибо, когда открылись все обстоятельства дерзкого ограбления коммерсанта Егорова и улик оказалось предостаточно, пресловутой «Хари» и след простыл. Сейчас надо было всё начинать сначала, вытягивать его старые связи, пытаться определить, где и в каком конце необъятной России заляжет на отстой этот матёрый волчище-рецидивист.
Солнце уже спряталось за сопку, но было ещё достаточно светло, сумерки только ещё подкрадывались откуда-то с потускневших вершин, однако вечерний, свежий ветерок уже предвещал их скорое прибытие. В тревожных думах Пятаков подошёл к подъезду своей «высотки» на МЖК и уже почти вошёл в подъезд, как его остановил знакомый скрипучий голос Нины Афанасьевны, соседки по площадке, сидевшей с другими бабульками у подъезда.
–И вота гляжу, а яё и нету. Тольково учёра траву усю повыбрала, лопату у соседа навострила, мяшки просушила, завязков нарезала–и нету ничого. Что намеднись накопала, чятыря вядра, то она уся в мене и осталася, до октябрьских хватить, а опосля пензию в зубы и на базар, а той пензии едва на пять вёдер и хватить. И нихто яго, супостата, не пымаить, а ён уси дачи наши и разворовал, сукин хрен. Мылыции не до яго, ей бы бандюгов да тырарыстов пымать, а картофелинку нашу кормилицу оборонить и некому.
Пятаков остановился:
– Нина Афанасьевна, сочувствую вашей беде, как я понял—картошечку у вас выкопали. И часто это у вас на дачах такое творится?
–А усё лето с самой вясны и твориться. Как начали лук да радисочку дергать, так затем то ягодку раннюю, кулубнишку, собрать помогуть, потом морковочку первенькую да огурчики с помидорчиками умыкнуть, кукурузку поломають, подсолнухам головы посворачивають, а там и картошечка поспела. Вот ты, Славик, самий главний у мылыции, так чиво же вы этих супостатов не пымаете? Ведь уся тыща дашников их подлую кодлу весь год кормить, а сами с базара живуть. И де ж такое видано?
Пятаков грустно улыбнулся наивному, но правильному вопросу.
–Да не я там самый главный в милиции, Нина Афанасьевна, но воровство на дачах, это, конечно, безобразие. Сегодня напишите мне обязательно заявление о кражах с дачи, всё вспомните, что у вас украли этим летом, а я попробую заняться этим сам или стажера пришлю. Попробуем отловить этих подлых архаровцев.
Наутро, после скорой планёрки у начальства, Пятаков, кликнув закадычного своего стажера Копейкина, отбыл на расследование дела об ограблении Егорова. Надо было сгонять в Приисковый, где у Харина было немало знакомых, порасспросить их о связях исчезнувшего уркагана, пообщаться с давним своим другом, участковым Сёминым, с которым они поймали не одного бандюгу, и при возможности—искупаться в море, которое там, на прибое, особенно приятное. А то ведь конец августа, последние купальные денёчки, вот-вот задует северняк, тёплую воду отгонит от берегов и – прощай купальный сезон.
Служебной машины, как всегда, свободной не оказалось, и следгруппа отправилась на капитанской «Тойотке», благо, что аккумулятор ей недавно обновили, и теперь передвигалась она без особых проблем и довольно бойко. Старая дорога была перекрыта на долгожданное асфальтирование и ехать пришлось по новой, но не менее пыльной и более тряской.
В Приисковом, однако, дела не заладились. Отыскать друзей Харина не удалось, участковый Сёмин укатил как раз наоборот в Находку, поэтому – что удалось ментам – так это искупаться в бухте Малое Тихангоу, что напротив старой радиостанции. День стоял жаркий, море было тёплое, некрупная океанская зыбь разбивалась ленивыми бурунами о риф на мысе Козина, и всё было бы по-другому, если бы, покачиваясь на убаюкивающих ласковых волнах, Пятаков не вспомнил о дачном заявлении Нины Афанасьевны, лежащем у него в портфеле.
–Стажер, ещё два гребка — и на материк. Я совсем забыл, надо на дачи заехать, мародёров погонять, а то совсем житья не стало старикам, тащат с дач все, что они вырастили. После них – как Мамай с войском прошёл. Я кому сказал,–повелительно повысил голос капитан.–Через две минуты отъезжаем. Кто не успел, тот получит взыскание.
Копейкин хотел было посопротивляться. Очень уж позагорать хотелось, но, зная капитана, он промолчал, и молча влез с мокрыми цветными трусами в горячие тесные джинсы. На дачах они потолковали со сторожем Петровичем, который толком ничего не охранял и ничего, тем более, не знал. На финише разговора Пятаков понял, с кем имеет дело, и спросил одно:
– Петрович, скажи пожалуйста, кто у вас тут самый толковый дачник. У кого самые большие урожаи, самые лучшие сорта, к кому люди ходят советоваться, что и когда сажать и чем поливать?
Петрович был на удивление скор и точен.
– О, это Владимир Ксенофонтович, он у нас голова. У него картошка непременно по-голански в три этажа в земле сидит, помидоры – по-американски на деревьях растут. Только у него семьдесят сортов яблок на двенадцати стволах. Вся дача с ним советуется, чем «коровку» победить и сколько под осень калия подсыпать под смородину. Он у нас – голова.
Петрович еще долго кивал полированной плешью и что-то рассказывал, но Пятаков с Копейкиным уже подъезжали к небольшому рубленному домику, возле которого с яблонь сигнально свисали гроздья красных помидор. Но по дороге Пятаков краем глаза отметил, как вдруг нервно дёрнулась занавесочка в окне одного из домишек, мимо которого они проехали.
Владимир Ксенофонтович оказался ещё не старым, жилистым мужичком с лопатой в одной руке и опрыскивателем в другой. На вопрос Пятакова о мародерах он ответил коротко:
– Их здесь много бичей болтается, и воруют всё, что могут унести.. Про совесть уже давно забыли всюду—и в Москве, и здесь в Находке. У меня вчера уникальный американский сорт помидоров украли. Друг Фил прислал семена из самой Калифорнии, а ворюги все плоды обобрали, даже на семена не оставили. Если найдете, буду благодарен безмерно.
Пятаков очень заинтересовался этим сортом, попросил даже изобразить их на листочке, посочувствовал хозяину с утратой такого уникума, выпросил несколько уникальных фасолин из Бангладеш размером с кулак себе на развод, и невзначай спросил без всякого интереса:
– А чей вон тот домишко, у дороги, с зеленой верандочкой?
– А бес его знает,– ответил не перестающий опрыскивать деревья какой-то вонючей гадостью дачный гений.— Какой-то «крутой» из города приезжает иногда на джипе. Но по вечерам свет горит нередко, а днём никого не видать.
На этом содержательный разговор закончился, и стороны расстались, довольные друг другом. Однако, едва только менты уехали туда, откуда прибыли, как на пыльной дачной дороге появился нетрезвый наглый бичара в затасканой робе и с большущей сумкой в руках. Дачники забеспокоились, скорёхонько позакрывали калитки, но бродяга нетвёрдой походкой прошествовал к домику с зеленой верандой, вошел во двор и, пошатываясь, стал бесцеремонно ломать капусту, дергать морковь, а затем принялся и за картошку, впихивая добычу в здоровенную спортивную сумку. Такой лютой наглости даже привыкшие ко всякому дачники никогда ещё не видели. А бессовестный ворюга, подустав от трудов неправедных, вытащил из кармана початую поллитру и, попивая из горлышка, завопил на весь притихший посёлок разудалую:
– Шумел камыш, деревья гнулись...
А ночка тё-ё-ёмная была.
Но он успел исполнить только первый куплет. В самом начале второго дверь вроде бы пустого дома внезапно широко отворилась, и на крыльцо выскочил рассвирепевший, заросший недельной щетиной детина с явным намерением вышвырнуть наглеца за пределы участка. Но исполнить свой замысел он тоже не успел.
Разудалый похититель частной собственности вдруг выхватил из-под драной робы чёрный, неулыбчивый штатный «ТТ», выпалил два раза для эффекта в воздух, и громовым голосом разъярённого Пятакова скомандовал:
– Харин, руки в гору и без шуток. Ты знаешь, я не промахиваюсь по таким, как ты. Тут, откуда ни возьмись, подкатила родная капитанская «Тойотка» с отважным Копейкиным за рулём, на руках ошеломлённого бандита защёлкнулись наручники, из домика понятые вынесли обрез и ручную гранату, и через полчаса усталая, но счастливая команда пылила по тряской дороге обратно в город со связанным бандитом на заднем сиденье.
Однако в КПЗ они поехали не сразу. Проезжая мимо рынка, Пятаков остановился и исчез в толпе покупателей, оставив стажера со скованным наручниками бандитом в машине. Вернулся он обратно через десяток минут с каким-то полутрезвым мужичком в чёрной тенниске. Под левой рукой мужик держал ящик с помидорами, а на спине правой рукой тащил полмешка картошки. Потом они, к удивлению Копейкина, поехали к гаражам у хлебозавода, где в одном из боксов нашли ещё двоих в самую дрезину пьяных мужиков и целый бокс овощей. Вот теперь, погрузив ещё и этих пьянчуг, и два мешка картошки в раздувшуюся, как объевшийся барсук, машину, они причалили, наконец, к родному отделению, где их уже поджидали. Майор Полтинник, ласково поглядывая на Пятакова с командой понурых жуликов, пообещал в следующий раз выделять ему на задержание сразу целый «Икарус».
– Хотя бы бензин оплатили для «Тойотки, – ответил усталый Пятаков и подмигнул обалдевшему стажеру.
Вот тут-то ничего не понимающий стажер взмолился:
– Товарищ капитан, Вячеслав Иванович, что это за люди и почему мы их задержали?
А усталый, но довольный Пятаков ответствовал:
– Ну, насчёт Харина тебе, вероятно, всё ясно. А эти мужички – наглая банда мародёров, стажёр, всё лето грабившая дачников в товариществе садоводов, а в ящике и мешках – неопровержимые улики против них. Ты помнишь, этот мудрец Ксенофонтович говорил, что у него украли уникальные помидоры от американского друга. Таких помидоров нет ни у кого в Приморье, не говоря уже о Находке. А эти жулики потащили их на рынок, где мы их и накрыли с поличным. А в гараже они хранили весь свой награбленный товар. Завтра мы возьмём и хозяина гаража, который организовал этот подлый бизнес на бабушкином труде, и поставим хотя бы здесь жирную точку. Я этому очень рад, стажер. Даже больше, чем аресту Харина. Верну соседке украденную у неё картошку, а герою-дачнику уникальные помидоры. Может быть, теперь дачникам легче жить и работать станет.
– Товарищ капитан, а чем же эти помидоры так уникальны, что вы на базаре их опознали?
– Да это очень просто, студент. Эти чудики украли у дачного гения Ксенофонтыча плоды единственного в мире сорта КВАДРАТНЫХ помидоров и потащили их на базар. Этот сорт практичные американцы вывели специально для более плотной упаковки в квадратной таре. А квадрат от круга отличить не проблема, стажер, при таком-то моём милицейском стаже.
ГУСИНАЯ ИСТОРИЯ.
Пятаков был убеждённым атеистом, не верил ни в бога, ни в чёрта, ни в какие бы то ни было дурацкие суеверия, но сегодня с утра его грызли недобрые предчувствия. Началось с того, что его ранним утром укусила какая-то ненормальная оса, когда он разминался на балконе, и укусила не куда-нибудь, а в щеку, отчего его физиономия перекосилась наподобие завалившегося у хренового хозяина стога сена, и настроение у него проявилось соответствующее. Да ещё с утра выяснилось, что аккумулятор у его «Тойотки» неожиданно «сдох», и заводить её пришлось с помощью соседей по гаражу—с «толкача». Хорошо ещё, что коробка передач не автоматическая, а то нахлебался бы с таким аккумулятором. Вот с подобным невзрачным настроением Пятаков и подкатил к родному отделению, где его уже ждали.
Майор Полтинник, яркий «хохол» с густыми усами и с обязательным шматом настоящего украинского сала в сейфе, позвал его в кабинет и, сосредоточенно шевеля усами, поведал задачу:
– Понимаешь, Пятаков, дело какое. От Азизова заявление поступило. Гусей у него крадут. Уже две гусыни исчезли бесследно, как вчерашняя горилка, даже пёрышек на травке не осталось. Он говорит, грешил сначала на лисичек или на хорька, коттедж у него, сам знаешь, на окраине города, к леску примыкает. Но уж больно гладко это всё проходит. Ни шума, понимаешь, ни писка. Гуси, однако, очень шумный народец. Чуть что, такой гвалт подымут, весь посёлок разбудят, слыхал, небось – даже Рим спасли когда-то, а тут – ни гу-гу. Ты поезжай, разберись, мужик он серьёзный, когда нам поможет чем. В одном городе живём, однако.
Пятакова перекосило от отвращения.
– Товарищ майор, у нас столько дел зависает, оперативников не хватает даже на «мокрушные» дела, а я перышки гусиные искать отправлюсь. Да ребята засмеют, Тарас Иваныч, – взмолился Пятаков. – Отправьте меня лучше куда-нибудь недостачу раскручивать, а гусей стажеру поручите, он толковый, справится не хуже меня.
– Вот это ты правильно придумал, Пятаков. С Копейкиным и поезжай туда, введи его в курс дела, дальше сам занимайся «висюком» по квартире на Ленинградской, а стажер дело закончит. Только проинструктируй его хорошенько, чтобы дров не наломал.
Пятаков вышел от начальства, стараясь не поднимать головы. Кивнул сидевшему в дежурке Копейкину:
– Поехали пернатых пересчитывать.
Служебной машины опять свободной не оказалось, и они поехали на родной капитанской «Тойотке». Завелась она по горячему неплохо, и они через полчаса были уже на улице писателя графа Толстого. Потерпевшего Азизова Пятаков знал, но больше понаслышке. Тот приехал в Находку лет пять назад, бог знает, откуда, купил недостроенный коттедж, развёл хозяйство, окружил себя нахальными земляками, занялся незамысловатой русской коммерцией под названием «купи-продай», потихоньку достраивал свои хоромы и жил не особенно выделяясь. Пятакова со стажером он встретил, широко улыбаясь.
– Ах, какие гости у нас сегодня с утра. Какой праздник на моём дворе,–он весь размаслился, растёкся восточной улыбкой. – Дорогих гостей встречать будем. Проходите в гостиную, для вас ничего не пожалэю.
Пятаков окинул взглядом усадьбу. Двухэтажный коттедж из красного кирпича замысловатой архитектуры располагался на двух выкупленных совковых шестисоточных участках и как-то хищно нависал над остальными небогатыми домишками в округе. За домом располагались хозяйственные постройки. В уголке усадьбы был устроен бетонированный прудик, в котором плескались здоровенные перекормленные гуси.
Менты прошли в дом и приятно удивились. Их ждал недурной полдник с распитием. Пятаков нахмурился:
– Дорогой, мы на работе.
–А я где,– приятно изумился хозяин. – Целый день не присядешь, телефон как утюг горячий, а тут воры совсем достали, житья от них нет. Садитесь за стол, не обижайте отказом, от всей души к вам с великой радостью. А заодно и о деле поговорим. Гусей из Голландии привез, сам выбирал, элитная порода английских кровей. Всё понимают, только книжки не читают—некогда, пастись надо. И пропали две самые лучшие матушки-гусыньки, на гнезде сидели, мамами готовились стать, и пропали. Я думал—лиса или собака бродячая, но нигде ни пёрышка. Почему, думаю?
Его речь лилась широким потоком слов, при этом хозяин страшно выкатывал глаза, недоуменно разводил руками и не замолкал ни на миг.
Пятаков окинул стол заинтересованным взглядом, налил себе и хозяину по фужеру коньяка, стажеру же накапал малюсенькую рюмашечку, и, строго глянув на него, провозгласил свой обычный дежурный тост:
– За справедливость!
Прислушавшись к приятным ощущениям, закусил икоркою с сервелатом и повернулся к хозяину:
–Когда пропали гуси-то?
Хозяин, хрустя сочным яблоком, нахмурился и, нагнувшись к Пятакову, почему-то шёпотом ответил:
– Ночью, сегодня ночью. Утром пошел выпустить стадо гулять, а в птичнике щеколда откинута, двух,– он громко всхлипнул,– двух самых лучших нету. Украли, совсем украли, какой народ жестокий, звери прямо.
Он оглянулся зачем-то вокруг, опять наклонился к Пятакову и душевно прошептал:
– Я наверно знаю, кто взял. Вот они меня не любят, все грозят мне плохо сделать,– и он показал в сторону ветхого домишки, сбоку примыкающего к обширной барской усадьбе.—Вот их надо проверить, я так чувствую.
Пятаков от очередного фужера отказался, налил себе чашку крепкого чая, выпил его с бутербродом, поблагодарил хозяина и, встав из-за стола, сказал:
– Копейкин, ты закуси хорошенько с дороги, а потом запиши показания потерпевшего поподробнее, а я пройдусь по окрестностям, ознакомлюсь с обстановкой.
Он прошёл по обширному двору, подошёл к бассейну с плескавшимися пернатыми птицами-богатырями, которые при его приближении заволновались, загоготали, а отчаянный гусак пошел прямо на него, бесстрашно выгнув шею и страшно шипя.
– Но-но, злюка, не трону я твоих подруг,– добродушно отмахнулся он от гусака, и тот вроде как понял, затих, важно прогуливаясь в сторонке. Гусей оказалась чёртова дюжина. Пятаков поморщился, ухмыльнулся, и прошел далее к дому, указанному Азизовым.
Домишко оказался древним деревянным строением с завалинкой из засыпного шлака, с такими же старенькими, крытыми рубероидом, сенями. Пятаков прошёл в сени и постучал в обитую драным одеялом дверь. Ему ответили и он вошёл в чистенькую прихожую-кухоньку с печкой, обитой черной жестью, кухонным, пузатым обшарпанным столом и облезлым холодильником «Океан» в углу возле окна. В доме отчётливо пахло вареной гусятиной, а таз возле печки был с верхом наполнен гусиным пером и пухом. Из гостиной к нему вышел мужичонка роста ниже среднего, в штопаных джинсах и ковбойке. Колючим взглядом он окинул вошедшего, молча кивнул и спросил:
– Что интересует милицию в наших краях?
Говорили они недолго, минут десять. По окончании разговора Пятаков коротко сказал:
– Перо и пух сложи в мешок и давай сюда. Завтра зайди сразу после обеда ко мне в отделение, там договорим.
Выйдя из избы, Пятаков поднялся в сопку, нашел там густые заросли орешника, вывалил в самую серёдку кучу окровавленных перьев и вернулся в коттедж, в котором обнаружил такую картину.
Азизов что-то увлеченно втолковывал стажеру, который, сыто икая, старательно записывал этот бред в протокол.
– Ну что, хозяин, – бодренько сказал Пятаков, – капкан ставить надо. Лисичка шалит, однако. Вон там, в кустах наверху перо валяется с твоих гусей. Ставь надёжный засов на гусятник, и цело будет твоё стадо. Видно, закрыл вчера кое-как, вот лиса, а она бестия прехитрющая, и забралась к твоим богатырям. Давай, подписывай протокол, да нам пора ехать, нас «висяк» серьёзный ждёт на Ленинградской. Спасибо за угощение. Пока.
Хозяин коттеджа был сражён наповал.
– Какая лисичка? – взвился он. – Я сам вчера видел,– кивнул он в сторону избёнки, – как Иван моего гуся щипал.
Пятаков пожал плечами:
– Результат обследования места происшествия будет отражён в протоколе, – и вышел.
Отъехали молча, потом стажер вопросительно посмотрел Пятакову в глаза, и тот не выдержал:
– Так надо, студент. История вот с какими вариантами получается. Вчера у младшего сынишки этого мужика в развалюхе был день рождения, и вечером к нему заваливает какой-то хмырь, и дарит здоровенного гуся от Азизова. Кто откажется от таких щедрот? Вот он у них сейчас во всех кастрюлях и фигурирует. А утром Азизов делает заявление о пропаже, приезжает милиция, устанавливает факт присутствия подтверждающей преступление улики в кастрюлях, и мужику светит минимум три года. Кто поверит его сказкам про щедрые подарки? Пока мужик сидит, ушлые джигиты выживают мать с детишками из дома куда угодно, и оформляют бумаги еще на шесть соток. Так бы оно и было бы, но я в такие игры с совестью не играю. Я лучше ещё годика три в капитанах похожу.
Он помолчал, потёр висок указательным пальцем и продолжил:
– Даже при капитализме всё должно быть по-человечески, студент. Иначе, зачем он, капитализм этот, нужен людям. Пошли, стажёр, пивка примем. Я угощаю. А «висюком» завтра с утра займёмся. Куда он от нас за ночь денется?
ПОЛЕЗНЫЙ ПУЛЕМЁТ.
Утром Пятакова сразу вызвали к начальству. Заместитель начальника отделения майор Полтинник имел вид несколько озадаченный. Он хмурился, почёсывал то проклюнувшуюся очень рановато плешь, то чисто выбритый подбородок, то терзал своё ухо, озабоченно поглядывая на почтительно помалкивавшего капитана. Наконец он решился:
– Ты понимаешь, Пятаков, неприятная история приключилась. У Терентьева, ты знаешь, депутата городской Думы, «Краун» угнали. В гараже взломали ворота, машину завели и всю ночь гоняли на ней по пляжам. Ночной наряд на сто третьем едва не зацепил их, но они оторвались от патруля, в кустах бросили машину и скрылись. Машину нашли утром, немного поцарапанная, но целая, однако, дело не в этом. Заковыка вся в том, что в машине на ночь случайно оставили портфель с думскими документами. Утром рано выезжать собирались во Владивосток оформлять какие-то документы для города, и печать думскую там оставили. А наутро в машине уже не было ни документов, ни печати. Менять печать и пересоставлять документы – дело долгое и скандальное. У меня только что был Председатель Думы, и он очень просил дело завершить в кратчайшие сроки и по возможности – без огласки. А журналюги уже почуяли что-то, с утра вертятся, вынюхивать пытаются. Дело об угоне пока заводить не будем, поработаем неофициально. В прокуратуре в курсе, мешать не будут. Тут ясно одно, угон совершили пацаны, как-то знакомые с гаражными замками, угнали машину, что бы просто покататься, документы и печать им ни к чему, но куда они их подевали, надо срочно выяснить и вернуть в Думу. Все дела в сторону, займись только этим. Я пообещал Председателю, что через два дня вернём пропажу.
Он замолчал, пожевал губами и добавил:
– Слава, постарайся. Председатель обещал многие наши вопросы закрыть. Сам понимаешь, момент надо ловить. Это и обновление автопарка, и горючее, и квартиры нашим молодым. Дерзай, желаю успеха. Пока.
Он быстро пожал руку и распрощался.
Поцарапанный и запылённый тёмносиний «Краун» стоял возле отделения милиции. Пятаков внимательно осмотрел его снаружи, посидел внутри, поизучал мусор в салоне и окурки в пепельнице. В этот ответственнейший момент его и нашёл стажер Копейкин.
– Вячеслав Иваныч, меня к вам направили в помощь. Говорят, дело сложное и срочное, обещали премию выписать, если выполним задание в срок.
– Студент, садись в машину, поедем – гараж посмотрим, а насчёт премии – это точно, обязательно выпишут, а потом ещё догонят и добавят.
В гараже в районе хлебозавода ничего особо интересного не обнаружили. Угонщики спокойно справились с обоими замками, один они открыли подбором ключей, а второй просто отжали здоровенной фомкой, которую потом бросили в багажник. Очевидно, они работали в перчатках или с тряпкой, поскольку в машине и в гараже никаких отпечатков пальцев, кроме хозяйских, найдено не было. Окурки были все старые и представлены хозяйским «Мальборо». Свои шпана, очевидно, выбрасывала в окно. Гараж представлял собой обыкновенный бокс, правда, ещё с двумя этажами, уходящими вниз. Заднюю стенку гаража занимал стеллаж со всякой автомобильной всячиной, по стенам висели старые камеры, в углу, заваленном какой-то ветошью, стояло что-то железное. Проходя мимо, стажёр Копейкин лениво смахнул тряпьё и обомлел – перед ним стоял во всей красе экспонат эпохи—точь-в-точь чапаевский легендарный станковый пулемёт «Максим». Не хватало только отважной Анки с лихим Петькой. У Копейкина захватило дух. Покрытое тонким слоем смазки, без признаков ржавчины, грозное оружие было готово к поединку. Из патронника змеилась набитая патронами лента.
– Вот это да,– вырвалось у стажера,– пострелять бы.
Руки сами потянулись к обеим рукояткам, а большой палец уже приготовился лечь на отсвечивающую жирным металлическим блеском гашетку.
– Отставить!–вдруг услышал он резкий голос Пятакова. – Руками в бассейне машите, стажер, а на расследовании держите их за спиной.
Пятаков подошёл к пулемёту, внимательно и уважительно осмотрел его, зачем-то потрогал и поцарапал ножом патрон из ленты, пробормотал глухо:
– Красивое кино,– и скомандовал:
– Студент, давай кинем в багажник, может, пригодится против олигархов. Брать только за основание.
– Да вы что, Вячеслав Иванович, какие олигархи,– сконфузился стажер.
Однако немало весивший пулемёт аккуратно погрузили в багажник и отвезли прямиком к эксперту Ивану Ивановичу.
– Пусть покумекает,– кратко бросил Пятаков.
Остаток дня стажер Копейкин провёл в архиве, где ему поручили разбирать старые, зависшие ещё несколько лет тому назад, дела. Уже перед самым концом рабочего дня ему позвонил Пятаков:
– Студент, срочно в машину. Поедем брать шпану.
Мигом спустившись во двор, Копейкин буквально впрыгнул в знакомую служебную «пятёрку», где уже сутулился водитель Юра и важно восседал невозмутимый Пятаков.
Знойный день обессилено катился к вечеру. Быстренько скатившись с Пади, «пя-тёрка» встряла в грандиозную пробку перед Центральной площадью, и так и не вышла из неё до самой Ленинской. Включать спецсигнал и сирену было бессмысленно, так как дорога впереди была забита крутыми иномарками, внаглую забивающих любую возможную дыру в потоке машин. На Спортивную приехали едва не через час. На скрипучем лифте поднялись на восьмой этаж и позвонили в квартиру с обшарпанной дверью. Дверь открыла бабушка в лёгком ситцевом халате. Увидев милицию, она охнула и пропустила в квартиру.
– Степан Афанасьевич Долгов здесь живёт? – как-то утвердительно спросил Пятаков.
Бабулька ещё раз охнула и кивнула на дверь в другую комнату:
– Отдыхает. А что случилось?
Не отвечая, Пятаков прошёл в комнату, за шиворот поднял с постели лежавшего на ней в брюках парня лет 16 и участливо спросил:
– Ну, как покатались?
И не давая тому опомниться, продолжил:
– Где портфель?
Не совсем проснувшийся парнишка ответил автоматически:
– Как где? У Кольки, а что?
– Ничего, собирайся,–кратко приказал Пятаков, осматривая комнату.
Его внимание привлекла толстая книжка, слегка высовывающаяся из общего ряда книг на небольшой полке. Это было всем известное издание доктора Спока о воспитании детей. Из книги выпал пакетик с белым порошком. Капитан не стал его поднимать, положил рядом с ним книгу и спросил переодевающегося пацана:
– Давно колешься?
– Второй год, – мрачно ответил парнишка.
– Плохо дело твоё, Степа. Жить тебе осталось от трёх до пяти, если за ум не возьмёшься. Копейкин, опечатай комнату до особого распоряжения.
Через десять минут в соседнем доме точно так взяли такого же придурка-наркомана Кольку Хвостова, у которого в шкафу нашли рыжий думский портфель с документами и печатью.
На следующий день по отделению был вывешен приказ о вынесении благодарности за срочное раскрытие сложного дела капитану Пятакову и стажеру Копейкину с выделением денежной премии в размере двух минимальных заработных плат каждому.
По окончании рабочего дня капитан Пятаков и стажёр Копейкин пили пиво на премию в баре «Бриза» напротив.
– Вячеслав Иванович, – взмолился стажер, – расскажите, как вы на угонщиков вышли, а то не спать мне ночью.
– Да это просто, Вася. – Пятаков отхлебнул пива, пожевал звонкую от сухости корюшку и продолжил.—Ведь они пацаны, глупенькие вовсе. Очень жаль, что никто им не объяснит страшную правду про наркоту. Сволочи наркодилеры гонят их на преступления, загоняют молодыми в гроб, а ведь они совсем ещё мальчишки. Хитрые бестии, машину хотели разобрать и продать, да не получилось, патруль засёк. А портфель сильно дорогим показался. Да он и в самом деле неплох, кожа дорогая. Спасибо, документы не сожгли и не выбросили. В машине всё тщательно протёрли, уничтожили все отпечатки пальцев, а пулемёт бутафорский, в гараже у Терентьева от давних киносъёмок остался, весь излапали, забыв обо всём, одно слово, мальчишки. А пальчики каждого наркомана у нас уже давно в картотеке числятся.
Помолчал, пожевал рыбку и добавил:
– А это, студент, твоя заслуга. Я под этот хлам не заглянул бы, и пулемётика не заметил бы. Молодец, Вася, так держать. Ещё немного, и я смогу тебе доверить почитать даже самого великого Бредбери.
ПЯТАКОВ И «ФАНТОМАС».
Тайфун «Ромео» в Приморье ожидали с опаской. Он много бед натворил на Японских островах, в Корее, особенно в Северной, но в Приморье пришел с опозданием и, по словам синоптиков – выдохшимся. Два дня над Находкой висело плотное покрывало из муторных серых туч, но дождя не было, так же, как и ветра, и все привыкли к мысли, что дождя уже не будет, что «юный любовник» прошёл стороной.
Вдруг после обеда, ближе к вечеру, с неба внезапно упал ливень, да такой силы, что вмиг наполнил дороги выше бордюра, с гор вдоль улиц ринулись неукротимые, почти что селевые, потоки, а грязнуха-Каменка, взревела яростным Тереком, разом вынося в бухту накопившиеся за долгие годы грязь и мусор. И в самый разгул тропической стихии, под трескучие раскаты грома и почти непрерывное полыхание фантастических молний, в дежурной части раздался телефонный звонок. Еле услышавший его сквозь гром стихии сержант Полушкин плотно прижал трубку к уху, послушал и громко бросил, одновременно записывая сообщение в журнал:
– Товарищ капитан! Налёт на магазин «Наташа» на Площади, трое в масках.
Через несколько мгновений тревожная группа в составе капитана Пятакова и стажера Копейкина в своём закадычном, непрестанно кашляющим угарным газом «УАЗике», под писк и всхлип промокшей сирены, прорывалась сквозь тайфун к Центральной площади. По дороге машина шла едва не по колёса в воде, на подъёме разрезая потоки передним бампером, а на спуске – задним. Дворник не справлялся с очисткой стекла и водитель Юра, опустив боковое стекло, вёл машину, высунувшись из кабины под ливень по самую шею. Дождь заливал глаза, и Юра морщился, негромко ругался, яростно моргал, мотал головою, изредка смахивая брызги с лица промокшим носовым платком.
Конечно, они опоздали. Когда подъехали к магазину и, въехав на тротуар, остановились, возле него не было ни души, двери прикрыты, но из-за одной из них выглядывал некий перепуганный кореец, очевидно—работник магазина.
Картина нападения была банальна до стандартности. Нападавших было трое. Они подъехали на светлой иномарке к магазину во время начавшегося сильного ливня, двое вошли в пустой магазин, натянув на лица тёмные чулки, один остался в машине. Время было выбрано очень верно – в кабинете завмага в это время уже заканчивали подсчитывать дневную выручку и, ожидая инкассаторов, дверь не запирали. Почти вся выручка была сложена в инкассаторские брезентовые мешки, подсчитана и опечатана. Поэтому, когда хлопнула входная дверь, директор и бухгалтер решили, что пришли инкассаторы и заторопились со сдачей денег. Но вместо серьёзных людей в камуфляже в кабинет ворвались два бандита с чёрными чулками на головах, с пистолетами в руках, которые, пальнув из пистолета в угол для острастки, отобрали два плотно набитых банкнотами мешка и стремительно выбежали, в дверях рявкнув свирепо:
– Сидеть и молчать.
Конечно, едва они отъехали на своей старенькой иномарке, как директор сел на телефон и сообщил в милицию об ограблении, но ловить ловкачей, тем более в такую погоду, было уже бесполезно.
– Да, Копейкин, дело ясное, что ночка тёмная, – задумчиво произнёс Пятаков. – Ты, стажер, садись за протокол. Пора уже работать самостоятельно, а я похожу, осмотрюсь спокойно, пока ребята из прокуратуры подъедут.
Пятаков с подъехавшим криминалистом внимательно изучили следы обуви, но они были очень сырыми, расплывчатыми, с подтёками и хорошего результата не дали. Гильзу от «Макарова» нашли под диваном, но пули или её следа обнаружено не было, хотя бандиты, по показаниям свидетелей, стреляли небрежно в верхний угол. Вполне возможно, что стреляли холостым для чистого испуга. На тротуаре под ливнем следы искать было тем более глупо, но Пятаков и там походил под продолжающимся ливнем с зонтиком в руке, но тоже безуспешно.
Когда протокол был уже почти готов, капитан обратил внимание на фотографию на столе.
– А это что у вас? – без интереса спросил он у директора.
– Это, а…а., это фотография. Последний из бандитов, убегая, кинул её на стол. Посмеяться захотел, поганец.
– Так что же вы молчите об этом, – рассердился Пятаков.—Это же улика, и может быть, очень важная.
Он осторожно, за уголочек взял фотографию и неприятно обомлел. С неё на него во всей красе и цвете смотрел, нагло ухмыляясь зелёной жабой Фантомас из известного французского фильма. На обороте импортной стереооткрытки было намалёвано черным фломастером печатными буквами:
– Это я, мент!
– А бандиты у нас с юморком,– промолвил Пятаков, бережно складывая фотку в полиэтиленовый пакет и отдавая криминалисту.—Разберись, Иван Иваныч. Я зайду, покумекаем.
Обратно пробирались под продолжающимся дождём, правда несколько притихшим. Вернувшись в отделение и сдав документы и оружие, они отправились по домам – стажер в общежитие на Постышева, а капитан – по своим обычным ментовским делам.
На следующее утро стажер Копейкин с удивлением узнал, что налётчики на магазин успешно взяты капитаном Пятаковым и опергруппой этой же ночью вместе с деньгами. Бандиты успели только потратиться на коньяк и роскошный стол, но попировать не успели. В окно их «малины» на третьем этаже «хрущёвки» на Малиновского внезапно вломился ОМОН, и на утро они остались не то что бы без роскошного завтрака, но даже без желанного похмелья. Однако, во время операции стол не пострадал, и ОМОНовцы и Пятаков, немало помокшие во время захвата под дождём, смогли немного согреться.
Первый, кто встретил законно припоздавшего после напряженной ночи Пятакова в отделении, был восхищённый стажер.
– Вячеслав Иванович, поздравляю с успешным задержанием. Расскажите, как это вы их раскололи?
– Вася, сейчас некогда, начальство ждёт, давай после работы за пивком поговорим, как обычно. Угощаю я.
Вечером, как всегда в «Бризе», за кружкой свежего пива Пятаков и поведал сидевшему с открытым ртом стажеру историю с Фантомасом.
– Понимаешь, Вася, на наше счастье ещё встречаются среди жуликов пижоны. Уйди они по-тихому, без фотки, мы их всё равно поймали бы, но попозже. Попировать на краденые деньги они успели бы. Но одному из них захотелось побыть Фантомасом, эдаким всемогущим жуликом, пофорсить решил перед нами, ментами, а вот этого делать ему никак не следовало. Задело это меня за живое. Какой-то бандит, а проще—отморозок зачуханный, будет надо мной, Пятаковым, посмеиваться.
В тот же вечер мы с Иван Иванычем изучили эту фотку импортную по всем параметрам, каждый миллиметр под микроскопом излазали. Только на вкус не пробовали. Оказалось, что эта редкая рекламная фотография выпущена всего полгода назад одной кинопрокатной фирмой в Сингапуре. К нам она могла попасть, скорее всего, только с моряками. Так вот, мы за пятнадцать минут связались с этой фирмой в Сингапуре, благо её телефон был с обратной стороны, и выяснили, в какое время эта фотка была там в продаже. Затем выяснили через пароходство, какие наши суда были там в этот период. Оказалось, всего два танкера наших с Находки и один сухогруз из ДВМП. Раскрутили оба наших танкера и выяснили, кто из экипажей сейчас находится в городе. Их оказалось всего восемь человек и среди них, на наше счастье, тот, кто знал человека, который купил эти открытки, всего три штуки, для своих ребятишек. Однако этот моряк, первый механик, уже находился с другим танкером где-то в Китайском море. Мы связались с ним по телефону и, наконец, выяснили, что все фотки с Фантомасом он подарил сыну, первокласснику Аркашке. Пришлось, да простит отец-моряк нас, поднимать ночью семью и беседовать с сынишкой. Сын механика, Аркаша, сказал, что фотографий у него сейчас всего две, а третьей он обменялся с второклассником Димкой на почтовую марку индонезийскую. Вот папаша этого Димки и оказался нашим пижоном. Всё это мы выяснили за четыре часа, и после полуночи уже вызвали ОМОН. А остальное – дело техники. Как говорится—дело мастера боится. Вот так, стажер, пусть эти лабухи знают, что не надо над ментом шутить. Как говорил ещё в позапрошлом веке великий писатель Виктор Гюго – «По настоящему смеётся тот, кто смеётся последним». Всё удачно сложилось, стажёр, вот только погодка подвела. Промокли, пока их брали, как промокашки, и если бы не бандитский фуршет – точно бы простудился.
УДАЧНЫЙ НАЛЁТ.
Явившись утром в отделение, капитан Пятаков встретил только дежурного. В своих кабинетах рылись в делах несколько службистов. На вопрос, где остальные, дежурный Алтынов ответил, что все на заданиях, а начальство вызвали в Администрацию. Пятаков прошёл в свой кабинет, вскипятил фасонистый чайничек от «Филлипс», отпил кофе и тут его позвал перепуганный дежурный.
– Товарищ капитан, звонят из Далькомбанка. На банк совершён налет бандой из трёх человек. Они сейчас выгребают деньги из кассы. Что делать, товарищ капитан?
– В данном случае следует поступать по инструкции. Найди начальство и предупреди, а я тотчас на место преступления.
Пятаков буквально вылетел из дежурки, дверью чуть не сбив несколько припоздавшего Копейкина.
– Стажер, за мной,– скомандовал капитан, пытаясь найти привычную служебную «пятёрку»,но, как назло, не только её, а вообще никаких машин возле отделения, к несчастью, не было. Пятаков, а за ним – и Копейкин, метнулись на проезжую часть, по которой медленно пилил потрёпанный годами оранжевый «Москвич». Очкастый пенсионер-водитель резко затормозил перед работником милиции в форме и открыл заскрипевшую дверь. Пятаков со стажером упали на заднее сиденье, и капитан выдохнул:
– Дед, срочно на Пограничную, ограбление.
Дед очумело поморгал под битыми стёклами очков, и кротко сообщил, что он на дачу едет, где его ждёт супруга и дочка с зятем.
– Какая дача?– в сердцах рявкнул Пятаков, – сказано же – ограбление. А ну-ка садись справа, нам некогда, извини, отец.
Он перебежал перед машиной справа налево, нервничая, подождал, пока дед уберётся на место пассажира, упал сам за руль и расхлябанный «Москвич» как будто взлетел над улицей. Очевидцы рассказывали, что более наглого и лихого «Москвичонка» Находка не видела ещё никогда. В одно мгновение он спустился с «Комсомольской», обойдя две крутые иномарки, затем, проскочив болидом по Постышева, буквально ворвался, оттеснив ошеломленного «Круизера» – на Центральную площадь, где, проскочив на красный свет, через две минуты был у Банка.
– Дед, теперь можешь на дачу, – рявкнул Пятаков, выскочил из машины и, расстёгивая кобуру, кинулся к стеклянным банковским дверям. Но двери свободно открылись, а грабителей в банке уже не было. Из дверей выглядывали переполошенные женщины, работницы банка. В коридоре на стуле сидел сконфуженный охранник, молодой парень лет тридцати в камуфляже и прикладывал к голове мокрое полотенце. Он и доложил Пятакову, как всё было.
– Зашли трое, все молодые, прилично одетые, один с портфелем, а двое с сумками. Такое бывает, когда приходят получать крупные суммы. Я как раз один остался, напарница в столовую пошла. Они пошли в зал оформлять документы, а потом один вышел, подмигнул мне, достал пачку «Мальборо» и спросил:
– Перекурим?
Я только за сигарету, а он чем-то как треснет по башке, я и отрубился.
Он поморщился, переменил полотенце и хотел продолжить, но его перебил Пятаков.
– Свои курить надо, салажонок. Приметы есть особые, машина какая? Копейкин, быстро на улицу, поищи свидетелей. Пусть опишут, кто видел грабителей, машину и всё-всё подозрительное. Где кассир? Кассу закрыть, а кассира ко мне. Все свидетели тотчас опишите подробно всё, что видели и слышали, только без выдумок. Фантазирует пусть Бредбери.
Усадив всех за дело, Пятаков принялся за кассира. Им оказалась совсем молоденькая симпатичненькая девушка лет двадцати трёх, перепуганная, заплаканная и очень недовольная собой.
– Это всё я, дура ненормальная, надо было время тянуть, но они уж больно кричали, пистолетом махали, а у меня мама больная и братик.
Она опять расхлюпалась носом, стала сморкаться в мокрый платок, и Пятакову захотелось проявить чуткость, но тут прибежал стажер и доложил:
– Товарищ капитан, их было трое и водитель – четвёртый. Машина – дрова, «Корса» середины восьмидесятых без левой фары. Водитель ждал, мотор не глушил, а она дымила, точно паровоз братьев Черепановых .Они как раз перед нами выскочили и удрали вниз по Красноармейской. Далеко они на ней не уйдут.
– Стажер, – мрачно заметил Пятаков, – имейте в виду, далеко им как раз и не надо. А дрова свои ворованные они уже кинули, и сейчас спокойно с сумочкой идут по улице и семечки щелкают. Адреса у свидетелей взял?
– Обижаете, товарищ капитан?
–Обижать тебя девушки будут, а я, если не взял, шкуру спущу.
И достав спецсвязь, Пятаков быстро передал ориентировку всем постовым и мобильным группам. Тотчас был объявлен план «Перехват» по Находке, а Пятаков продолжил беседу с кассиром.
– Значит так, они ворвались в кассу, пистолет в лицо, а дальше что?
– А дальше, товарищ следователь, они закричали: – «Сука, бабки гони!». А я им говорю, что у меня их нет, ещё никто не сдал, а они пистолет к виску и кричат по матушке:
– Мешки вон те давай. Я и отдала их.
И она вовсе разревелась в три ручья.
– Не реви, не твоя вина. Сколько мешков было, сколько они унесли, какая сумма в рублях?
– Четыре мешка упакованных плотно, под печать. А в рублях я не знаю, считать надо.
– Да, дела, а какими купюрами хоть были?
– А что там было, какие бумаги, я не знаю. Эти мешки из архивного отдела девчонки принесли, хотели просить инкассаторов по дороге сдать их в городской архив на Озёрном.
Она снова зарыдала.
– Так, подожди, не реви. Я что-то не пойму. Ты мне скажи определённо, что в мешках-то было?
– Откуда я знаю,– снова взревнула девчонка, – бумаги какие-то в архив.
– Ты хочешь сказать, что в мешках инкассаторских были бумаги для сдачи в архив? А деньги они взяли какие-то?
– Да, на столе были семьсот рублей. Этот, самый длинный, они его Пашей называли, сгрёб их со стола и в карман сунул.
– Значит, вы, гражданка Иванова, сообщаете следствию, что во время вооруженного ограбления вашего Банка грабители похитили денег на сумму в семьсот рублей и четыре мешка архивного материала.
– Да,– захныкала она, – а что я могла сделать? Они с пистолетом были и так кричали.
На этом Пятаков завершил следствие, поблагодарил всех и кассира отдельно за мужество и находчивость в борьбе с опасными преступниками, собрал показания всех свидетелей и на дребезжащем, древнем, как мумия египетского фараона, городском «ЛиАЗе», вместе со стажёром отбыл обратно в отделение.
Криминальные «дрова» – престарелую «Тойоту Корсу», обнаружили сразу в одном из дворов по Красноармейской. На следующее утро мешки с архивом Банка были обнаружены в мусорных контейнерах на Верхней Пограничной, а к вечеру оперативники уже взяли незадачливых грабителей в доме напротив. Дело завершилось самым благополучным образом – воры сели в тюрьму, кассиру Ивановой объявили благодарность с премией в семьсот рублей, которые у неё удержали по закону из заработка по недостаче при ревизии после ограбления.
А капитан Пятаков со стажером Копейкиным опять получили свои две минималки, на которые вечером в «Бризе» пили пиво и вели профессиональную беседу.
После второй кружки стажера развязало на разговор.
– Вячеслав Иванович, – смущенно спросил он. – Я все понимаю, и многое уже знаю из криминалистики, но кто такой Бредбери, на которого вы всё время ссылаетесь?
На что Пятаков ему очень спокойно ответил:
– Бредбери, стажер, это весь огромный мир вокруг нас. Только писатель-фантаст Рэй Бредбери видит его иначе, по-своему, не стандартно, как все прочие. Вот и нам с тобой, чтобы хорошо и правильно мыслить, надо тоже учиться у великого фантаста видеть всё чуточку по-другому. Читать надо хорошие умные книжки, а не всякую детективную халтуру, студент.
ПЯТАКОВ И ДЕД_МОРОЗ.
– Папа, помоги. У нас Дед-Мороз пропал, а через час утренник начнётся. Людмила Владимировна с ног сбилась, не знает, что и думать и как быть. А я тебе решила позвонить, ты же, папа – сыщик.
Пятаков сидел, обложившись бумагами, и корпел над годовым отчётом. Звонок младшей дочери Настеньки, первоклассницы-отличницы, с силой выдернул его из сухой статистики – процентов раскрываемости, от кадастра дел, сданных в прокуратуру и в архив, от перечня вещдоков, переданных на хранение, от ведомости на списание патронов к служебному «Макарову», и кучи других бумаг, в конце года требующих себе постоянного места жительства в бесчисленных папках-скоросшивателях.
– Какой ещё Дед-Мороз?—ошалело переспросил Пятаков.—Куда пропал? Может, он к директору пошёл, или ещё куда—в магазин за сигаретами?
– Папа, он давно ушёл, а у нас утренник вот-вот начинаться должен. Папа, найди его, ты же сыщик.
–Ты права, доченька, без Деда-Мороза никак нельзя, но что я могу сделать. Может, он домой пошёл? А вдруг у него живот схватило?
–Папочка, не говори глупостей. Какой живот может быть у Деда-Мороза? С ним что-то случилось. Папуленька, помоги! Меня ведь в первый раз Снегурочкой выбрали, а Деда-Мороза у меня нет. Что мне делать?
Настю было слушать странно. Перед ним куча дел и совсем нет времени. Завтра очередное дежурство и опять завал дел. Хорошо было Шерлоку Холмсу. Берись за одно дельце и раскручивай его на радость читателей и Скотланд-Ярда хоть неделю, хоть месяц. А тут сразу три разбойных нападения, несколько угонов иномарок, даже убийства случаются в нашем неспокойном городе и вот ещё – Деда-Мороза потеряли. Пятаков протёр свои усталые проницательные глаза и сказал в трубку:
– Настюшенька, сейчас приду на часок, попробую помочь. Как же вы без Дедушки-Мороза, в самом деле.
До школы было рукой подать, и Пятаков с удовольствием прошёлся пешком вниз по слабо набитой тропочке. Снегу навалило в этом году – как никогда. Зима стала походить на настоящую, сибирскую, и это было неожиданно и приятно.
В школе его встретила очаровательная Настенька в бело-голубеньком уборе Снегурочки и затараторила было, но Пятаков остановил её:
–Подожди, доченька, кто у вас здесь главный?
В кабинете директора Пятаков получил полную, но непонятную информацию. Дело действительно было очень странное.
Кузьмич, обычный школьный Дед-Мороз, незадолго до праздника приболевший, не смог принять участие в утреннике, и совершенно неожиданно свои услуги почти бесплатно предложил один проезжий артист, случайно оказавшийся в городе. Директор школы проверила его документы и согласилась, предвкушая весёлый профессиональный ребячий праздник. И вот за час до утренника этот артист пришёл с напарником, переоделся в костюм Деда-Мороза, взял мешок для подарков, вышел из школы вместе с напарником и пропал.
Пятаков прошёл в комнату, где переодевался пропавший артист, побродил по ней, поднял с пола какую-то промасленную тряпочку, понюхал её, затем обнаружил что-то закатившееся под парту, из окна посмотрел на зимнюю улицу, на череду свежих крупных следов от школы прямиком к сберкассе, затем прошёл к телефону и что-то приказал в пол-голоса:
– Да, ружейная смазка и гильза 7.62,– и вдруг быстро вышел из школы, бросив на ходу, что Дед-Мороз скоро придёт.
Скорым шагом Пятаков прошёл через школьный двор, затем проскочил с ходу через двор жилого дома по соседству и вышел к чёрному ходу пристройки, в которой помещалась сберкасса. Дверь была открыта, и Пятаков тихонечко вошёл в подсобку, предварительно достав пистолет и сняв его с предохранителя. Дверь в кассовый зал была тоже чуть приоткрыта, и заглянув в щёлочку, Пятаков зло прищурился и, с ходу шибанув в дверь ногой, вихрем ворвался в операционный зал, лихо выстрелив в угол для испуга, по дороге с удовольствием вмазал рукояткой «Макарова» по башке ошалевшему от неожиданности Деду-Морозу, стоявшему у открытого сейфа и бросавшему в красный подарочный мешок тугие пачки денег. Столь же стремительно он успел послать точную пулю в плечо его напарнику, стоявшему с пистолетом наготове у входной двери. Через минуту к сберкассе уже бежала группа захвата, а Пятаков, тем временем, осторожно вытряхивал из костюма Деда-Мороза очумевшего и дрожащего от страха грабителя.
– Так, Артист, осторожненько, не порви рукав,– заботливо приговаривал капитан, –штопать некогда. Теперь бороду и шапчонку сюда, поаккуратнее, пожалуйста, вот так, славненько, – радовался он. И только, когда весь костюм уже лежал аккуратно сложенный в сторонке, он со злобой в глазах несильно пнул грабителя в бочину:
– То же мне, артисты. Чуть Новый Год детишкам не испортили, бандиты.
Через пять минут в школу торопливым шагом прошёл высокий плечистый Дед-Мороз и долгожданный утренник, наконец, начался.
Подлый Кащей Бессмертный обманом завлёк дедушку Мороза в своё царство, околдовал его и спрятал в кованый сундук. Но затем с помощью ребят его освободили, и из картонного сундука вылез самый настоящий Дед-Мороз, весёлый и забавный. Он дарил ребятам подарки, водил с ними хороводы, пел песни про Новый Год, не отпуская от себя Снегурочку, которая не сводила с него изумлённых глаз. Целых два часа Дед-Мороз без роздыху веселился с детьми, а потом попрощался с ребятами и пропал. На этом утренник и закончился.
Дома Пятаков очутился уже совсем поздно. Но Настюша ждала его с горящими глазами и до самой ночи рассказывала ему, какой хороший Дед-Мороз был сегодня у них в школе на утреннике.
А потом была встреча Нового Года. За окном забухали хлопушки, заискрились, загорелись всеми цветами огни петард, в небо взмыли десятки ракет. Когда уже всё закончилось, перед самым сном Настя вдруг подошла к милицейской форме, висящей на вешалке, и спросила:
– Папа, а откуда у тебя это? – и показала на клок ваты на воротнике, на белую бороду, торчащую из кармана брюк, и с подозрением посмотрела на отца.
– Ух ты! – изумился Пятаков. – Дочь сыщика, получается – тоже сыщик. Много будешь знать – скоро состаришься. Тебе привет от Копейкина. Он заканчивает академию МВД и скоро приедет к нам работать следователем. А теперь – спать.
Он обнял дочурку и отправил её спать. А проснулась она уже в Новом году, в Новом Веке и в Новом Тысячелетии.
Владимир Янов.
г. Находка, Приморский край