Немного света в студеной душе

Дана Давыдович
                ДГ12а Немного света в студеной душе

               И все-таки я иду на встречу с матерью Тенедара и Ины с надеждой на понимание. Все эти попытки объяснить людям, что зло - не снаружи, а внутри, почти всегда кончаются для меня провалом, и низкими рейтингами среди населения.
               Вместо надежды мне бы обрести смирение. Люди никогда не признаются ни другим, ни себе, в том, что все зло вокруг них - их же рук дело. Всегда. В 100% случаев. Нет ни исключений, ни невинно обиженных овечек, ни "злых третьих лиц", которые мучают вас безо всякой причины, и на которых вы можете свалить все ваши беды. Если вы примете за аксиому, что вы всегда виноваты во всем, что вокруг вас происходит, вы сэкономите себе время и круги ада, которые пробегаете в поисках виноватых.
               Смеркается, когда я подхожу к дому Тенедара. У крыльца меня уже ждет полнеющая пожилая женщина. Она выглядит несчастной, и мнет в руках носовой платок.
               - Благодарю вас, лорд Гидеалис, если бы не вы, мой сын закончил бы на эшафоте! - Она чуть ли не бросается ко мне на шею, едва сдерживая рыдания. - Могу ли я видеть его тело?
               Да, семена, ею посаженные, прорасли исправно. Эта агрессивная головушка шла к насильственной смерти упорно, и не я, а болезнь, спасла Тенедара от этого позора.
               Но госпожу Манихот нельзя винить полностью. Не понимала, что творила, уча детей, что мир - враждебная тьма, только и ждущая уничтожить тебя в необъятности своей.
               - Принесли ли вы ключи от дома?
               - Я же передала вам с гонцом, что у меня их нет! - Мать Тенедара смотрит на меня широко открытыми, честными глазами. Может даже показаться, что запас честности в этой душе практически неистощим. Приходи и черпай, что называется.
               Я киваю, и толкаю дверь. Она открывается со скрипом. Этот скрип связывает меня с тем днем, когда по крыше барабанил проливной дождь, а дверь скрипнула также, когда сюда внесли тело Ины.
               Госпожа Манихот заходит следом с непонимающим лицом, но все-таки вежливо улыбается мне, пытаясь очаровать красивыми глазами. Тенедар был на нее очень похож.
               - Зачем мы здесь, лорд Гидеалис? Я бы хотела попрощаться с моим сыном! Неужели вы положили его в доме?
               - Не в доме. В подвале. Как он и пожелал. - Я вытаскиваю из-под одной из кроватей тяжелую половицу, и начинаю спускаться вниз.
               На женщине нет лица. Кажется, она сейчас упадет в обморок. Дверь сзади нас открывается, и в нее со свистом влетает ветер, темный, как душа без веры. Точно также ветер носился по комнате в своем причудливом и безумном танце, когда тело Ины занесли в этот подвал, зная, что Тенедар в отъезде, и вообще никогда сюда не спускается.
               - Вы мне одно скажите, где еще мог закончить ваш сын, кроме эшафота, когда вы всю жизнь ему вдалбливали, что мира нужно бояться, потому что он вот-вот нападет, и когда кто-то входит в твою жизнь, начать нужно с удара по этому человеку, потому что нападение - лучшая защита?
               - Я никогда ничего подобного ему не говорила! - Возмущенно восклицает госпожа Манихот, но начинает спускаться за мной в подвал, понимая, что выхода нет.
               Да, никто никогда ни в чем не признается. И частично я и здесь могу ее оправдать - она действительно никогда не говорила вышеперечисленного детям именно такими словами. Но всякий раз, когда ее дети заводили нового друга или подругу, она поливала этого друга подозрениями, и вселяла в души детей уверенность в том, что «друг» нечист на руку, а с ними собирается дружить только потому, что хочет украсть их деньги. Или сделать еще какую-нибудь подлость. Или уже сделал эту подлость, а они, глупые дурачки, считают, что их любят за так.
               Что хуже всего, это то, что она сама так искренне считала. Почему? Неправильные выводы из случившегося в ее жизни. Любую неудачу она воспринимала не как возможность чему-то научиться, а как атаку непонятных, темных и страшных высших сил на ее жизнь.
               В подвале темно, но просторно. Это действительно лабиринт. Я вижу как минимум три коридора, отходящие в разные стороны из общей комнаты, в которой мы находимся. Кто и когда это прокопал, и зачем? Скопировал подземелье своей души, чтобы приходить в привычное место?
               Мать Тенедара стоит рядом со мной, и не испытывает ни малейших угрызений совести. Только страх.  Потому что в ее душе никогда не было веры в светлые высшие силы, независимо от их лика или имени. Только темные. Только они правили ею всю жизнь, и она жила, оглядываясь по сторонам, в постоянном ожидании их непредсказуемого и разрушительного гнева. 
               Любую непорядочность одного человека она переносила на всех сразу, и со всеми новыми людьми в своей жизни вела себя настороженно и подозрительно, уже сразу готовясь отомстить им за предыдущую неудачу с тем первым человеком. А люди чувствовали это, и возвращали ей то же самое.
               Чернильная тьма вспыхивает, когда я зажигаю свечу, и передаю ее своей спутнице. Мерный стук ее сердца убаюкивает, зато сильный запах ее твердых убеждений - раздражает. Ее студеная душа так отвыкла от света, что ей не идет даже свет свечи, играющий на наших лицах, и каменных сводах подземелья рискованными, контрастными мазками смелого живописца.
               Я выбираю ход справа от нас, и госпожа Манихот следует за мной неохотно. Она не знает, в каком из коридоров находится тело ее дитя, потому что не она его сюда принесла. Узкий коридор поворачивает направо, и снова направо, пока мы, наконец, не оказываемся перед крепкой дубовой дверью.
               - Здесь – тело одного из ваших детей. Какого из них?
               Она смотрит на меня, как в тумане, который не пробъет луч предрассветной зари, ибо в этом сердце солнце не всходило уже очень давно, а его владелица наотрез отказывается спускаться в пыльные, затянутые липкой паутиной лабиринты своей души, чтобы не встретиться со скелетами в нишах каменных стен, которые она сама же туда и затолкала.
               Какое клише. Почему я все время нахожу себя посередине одного и того же фарса?
               Открыв дверь, я беру мать Тенедара за руку, и веду ее внутрь. Бросив один взгляд на тело в углу, она вскрикивает, закрывает рот рукой, и сползает по стене крохотной каморки. Скорее всего, что просто от запаха, а не от чувств.
               - Вы велели найти вашу сбежавшую дочь, когда она отказалась выйти замуж за выбранного вами мужчину, и убить ее, потому что вы прочили ей «хорошую» жизнь такой, какой вы ее понимали, а она посмела ослушаться вашего приказа, и искать свой путь. Для вас это было равносильно предательству, караемому смертным приговором.
               Я наклоняюсь над ней, и смотрю в лицо, нетронутое мукой сострадания.
               - Она должна была сделать так, как я ей велела. Я нашла ей богатого, приличного мужа, а вместо этого она решила сбежать с этим тупым, нищим неудачником. Я сделала ей одолжение, избавив от такой жизни. Она сама подписала себе приговор, вырвавшись из-под моего контроля.
               Госпожа Манихот так непогрешимо уверена в своей правоте, что реальность выскальзывает из-под меня. Голова кружится, и я сажусь рядом с почти уже разложившимся телом Ины. Но вдруг вместо него, и тупика каменного угла – цветущий луг, уходящий в бесконечность.
               Ина стоит по колено в изумрудных травах, и говорит мне о том, что кто-то должен был прервать адские круги мисконцепций ее матери, просто найдя в себе силы выйти из этих кругов. Ее улыбка источает целительную силу, а в ее очищающемся от яда сердце нет ненависти. Она свята, потому что шагнула из неверия своего воспитания в веру через огромную, черную пропасть. Это стоило ей жизни, но не любви.
               - Теперь вы отправите меня в тюрьму? – Глухой голос женщины на полу заставляет меня вздрогнуть.
               - Нет. Я отправил бы вас в неизведанность катакомб ваших убеждений, но вы уже и так задыхаетесь там. Я не могу сделать ваш путь более трудным, чем вы сами его уже сделали.
               Ина кладет мне руку на плечо, передавая неисчерпаемость добра и прощения.
               И тогда я вскакиваю, и выхожу в коридор. Свеча в руке госпожи Манихот гаснет.
               - Вы оставляете меня здесь одну? Без света? – Ее голос дрожит у меня на генераторе непрочной, вибрирующей волной.
               - Если у вас в душе нет света, то свеча в руках не поможет.
               - Но где же свет?
               - По ту сторону пропасти, в которую вы толкнули вашу дочь. Попросите у нее прощения, свяжитесь с ней, и она выведет вас к свету по пути, в существовании которого вы так старались ее переубедить.
               - А мой сын?
               - А ваш сын оказался не так силен, как его сестра, и ему пришлось прервать свою жизнь болезнью, чтобы не повторить ваш путь. Вторая дверь дальше по коридору. Он ждет вас. Не захлебывайтесь в страхе хотя бы сейчас.
               Я срываюсь на бег по коридорам лабиринта сердец этой семьи, и меня душат слезы. Как труден путь, как смело мы допускаем совершенно чудовищные ошибки, искренне веря, что делаем все правильно. Но непрочные ростки мудрости будущего пробиваются только из рокочущей лавины поступков, основанных на опыте прошлого.