Никита Столпник.
Пьеса в 4-х действиях. Автор В. Бочелов.
1-е действие.
Дом Никиты, сборщика податей князя Юрия Долгорукого. Никита сидит за столом уставленным яствами. Тут же стоит сундучок, наполненный серебром и золотом.
Никита. – Раздор в душе моей от дел всех этих скорбных, но поступить то, как?
- В руках моих сребро и злато, богатство и почёт, несут они хозяину. – Но кто хозяин ваш? – обращается к сундучку.
- Князь или я, который их добыл. – Добыл их я, так значит я хозяин.
- Но князя власть! Я, лишь слуга ревнивый.
- Эх, сколько я ему несу, – сотрясает сундучок. – Он же даёт малую толику, за преданность мою, за то, что вырываю с криком, болью.
- Но я ж, не сплю от воплей тех ужасных. И крик в ушах моих, а не его.
- Возьму я долю, князь не обеднеет, а я потешу душеньку свою.
- Нельзя, обман! – Ну, что за мысли в голову мне лезут?
Голос. - Бери! – Чего страшишься? – слышит вдруг Никита голос.
(Оглядывается, никого нет).
Голос. - Возьми, не медли! – Кто узнает? – По-дружески советую тебе.
Никита. - Сгинь, проклятый искуситель! – В товарищи ко мне не лезь! (Крестится).
Голос. - Ой, испугал! - Бери! – Твой князь не обеднеет, за службу мало платит он тебе. – Ты ж, большего достоин!
Никита сгоряча выпивает чарку вина.
Голос. - Ну, заершился! – Пока ему ты нужен, богатей, потом уж может поздно будет.
Никита. - Прочь уходи, надменный искуситель. – Не вор я, а слуга.
Голос. - Не вор! – Слуга конечно верный. – Но ведь за верность надо и платить сполна? Иль, что-то я, не разумею?
- Ты руку только протяни! – Они не жгут, а греют. - Сожми кулак, что будет там, клади в карман.
Никита. - Неверно это, сгинь нечистый! ( Крестится три раза.)
Голос. - Дурак же ты! – Держать в руках богатство это и оставаться нищим. – Насмешил! – демонический хохот.
Никита. - Пшёл прочь, крещённый я!
Голос. - Ох, и ума палата, да князь не меньше твоего крещён. – Его указом подать собираешь. – Загвоздка, правда, есть одна. – Ему казну, тебе проклятья. - Ну, не дурак ли ты тогда? - Бери, не то твоя голодная дружина, сожрёт тебя.
– Такой уж ты незаменимый? – И уж тогда, пенять придётся только на себя.
Какое-то время Никита молчит, опустив голову. Наливает вино, пьют.
Никита. - Есть доля правды в этом. – Возьму. – Нет, не могу!
Голос. - Да, кто ж узнает? – Считаешь только ты один.
Никита. - Не знаю, право я, не знаю!
Голос. - Ох не жалеешь ты себя, так пожалей домашних то своих.
После небольшой паузы, Никита, кричит жене.
- Хевронья, подь сюда.
Входит жена.
Никита. - Скажи, голуба! – Аль есть нужда в хозяйстве у тебя?
Хевронья. - Да, как не быть, мой милый князь. Всегда чего-то не хватает.
Никита. - Так вот возьми. (Загребнув из сундучка горсть монет, Никита передаёт их жене).
- Купи, что надо, не жалей их. – И принеси ещё вина.
Опешившая от такой «щедрости», Хевронья уходит.
Никита сидит с поникшей головой изрядно захмелевший.
Вскоре входит Хевронья с кувшином вина.
Хевронья. - Друг мой, ты много уж не пей хмельного, а то опять на лавке будешь спать, - ставит кувшин.
Никита. – Не буду. – А даже если буду, мне ж не в первой. – Иди, займись делами. (Машет рукой в сторону дверей.)
Наливает вино. Пьёт. Ставит пустую чарку на стол.
Никита. - Ну, что за существа такие бабы? – И с ними плохо, и без них.
Наливает опять в чарку вино. Пьёт.
Никита. – Эх, хорошо вино! – Залит огонь в душе моей, что мне теперь до криков этих. На службе я у князя, а служба такова, что должен сечь я головы других, чтобы своя осталась на плечах.
Голос. – Всё правильно ты сделал, за службу получил сполна, а служба ведь не мёд! – И уважать тебя должны, да и бояться тоже.
- Что толку злато бедняку, одно лишь только горе. Не знает он, куда его девать. Тебе же власть твою, оно держать поможет. – Ведь все соратники тебе, доколе ты их кормишь.
Никита. – Уйди презренный! – Я сам сумею разуметь, что нужно мне для лучшей доли.
Снова наливает и пьёт вино.
Никита. – Не для себя стараюсь. – По закону. – А княжеский закон для всех един. – И если, кто не может подать заплатить, тот либо вор, иль пьяница беспечный. – Казна должна быть в пополненьи, чтоб сердце князя было в упоеньи. – А то, что порем, да уши рвём. Для памяти первейшее леченье.
- Не забывайте господина своего, о вас невежды, он печётся первым делом.
Опять наливает вино и пьёт. Ставит пустую чарку на стол и тут же падает лицом в миску с квашенной капустой и засыпает. Но сон его, не сладок, в нём слёзы, крики, стоны. (Звучит фонограмма с криками, стонами).
Никита спит за столом и видит сон.
Два его дружинника вытащили из избы мужика и волокут к нему бездыханное тело. Бросают к его ногам. Следом из избы, крича во всё горло, выбегает растрёпанная молодая баба, за ней с криками и рёвом бегут трое малых детишек. Баба падает к ногам Никиты, рядом с лежащим без чувств мужиком, при этом задирается её широкая юбка, оголяя бёдра.
Баба. – Не губи, князь мужика моего, не оставь детей сиротами!
Глядя на молодое, здоровое тело, в Никите просыпается похоть.
Ухватив за волосы бабу, Никита рывком запрокидывает назад её голову.
Никита. – Не губить говоришь? – при этом взгляд его скользит по лицу растрепавшейся бабы, скользя всё ниже и ниже. – Щенков держите, - обращается к рядом стоящим стражникам. После чего тащит за собой в дом, трясущуюся от страха женщину.
Через некоторое время, Никита выходит один из хаты.
Никита. – Иди, Кузьма, потешься, - бросает на ходу, своему помощнику, направляясь к другой избе.
Занавес.
В другой избе. Хозяин без задержки отдал деньги, но Никите показалось, что тот может дать ещё.
Никита. – То хорошо, что платишь без напоминаний. – Но можешь дать ещё, я знаю. – Дашь, и от князя будет милость.
Мужик. – Какая ж будет милость? – Отдал я всё.
Никита. – А вот отдашь, так будешь знать всё сразу.
Мужик. - Нет больше у меня, поверь.
Никита. – Поверить? – Может быть, как только мне казну пополнишь.
Мужик. – Да сколько ж можно драть с нас, нет больше ничего, вот хоть убей!
Никита. – Убить! – Что ж, сам ты напросился. – На околицу его тащите, посмотрим там, как будет говорить.
Дружинники хватают мужика и тащат за Никитой.
Никита. – Раздеть его и всыпать так, чтоб не на день запомнил. – Согнать людей. – Пусть все посмотрят, на срамоту его.
Тут же содрали с мужика одежду и, повалив в грязь стали истязать плетьми.
Никита всё ждал, когда мужик попросит о пощаде, но тот, потеряв сознание от боли, так и не проронил ни слова. Хотя со спины уже летели клочья кожи.
Никита. – Довольно! – Крепок, бес его дери.
Глядя на обезумевших от страха и ужаса людей, вымолвил грозно.
Никита. – Взирайте же холопы. – Так будет с каждым, решившим долгом пренебречь. – Ваш долг, платить в казну! – Забудете! – Напомним!
- А впредь идите сами, с поклонами ко мне. – Тогда быть может, и от моих щедрот не будет батогов вам. – Ха-ха-ха.
Тут же Никита вздрагивает и поднимает голову из миски с квашенной капустой.
Никита. – О, Боже! – Опять одно, и тоже, уже который раз мне это снится. – Нет сил, терпеть всё это, аааааа.
Бьёт кулаком по столу. Хватается за кувшин, но тот пуст.
Никита. – Хевронья, принеси чего поесть и попить.
Та вбегает, держа в руках, большую миску только, что сваренного мяса.
Никита. – Да, и в дорогу собери поесть, мы к князю Юрию, с поклоном едем.
Хевронья. – Сколь долго там пробудешь?
Никита. – Сколь там пробуду, Богу лишь известно. – Кузьме скажи, пусть собирает всех в дорогу. – И пусть прикусят языки.
Хевронья. – Никитушка, не лихо ль нынче на дорогах? – Тревожно мне!
Никита.- Пусть лихо то, меня боится. – Конечно, может откупиться, чтоб не случилось с ним беды. – Поторопись, Хевронья. – И не забудь за нас молиться! – Вернусь, закатим чудный пир. – Иди.
Занавес закрывается.
2-е действие.
Хевронья, сидит за столом. В руках её иголка с ниткой, что-то шьёт.
Хевронья. – Из года в год одно и тоже, пора б привыкнуть. – Не могу. Опять тревожно сердцу, что-то. – Уж, что-то долго нет Никиты.
– Его стараньями мы сыты. – Всё есть у нас, нужды не знаем, добра вон сколько. – Но проку от всего. – Одни проклятья сыплются на голову его. – Каб не случилося чего. – Не он плохой, а служба такова, что добрым быть никак нельзя. (Всхлипывает).
Хлопает дверь, входит Никита. Хевронья бросает шитьё и бросается навстречу мужу. Припадая к нему, бормочет.
Хевронья. – Вернулся, наконец, уж сердце истомилось. (Плачет).
Никита. – Ну, будя, не реви. – Всё целы невредимы. – Подарки вам привёз, иди там погляди.
Хевронья уходит. Никита садится на лавку.
Никита. – Вот я и дома. - Отдыхать сегодня, а завтра пир, устроим для товарищей моих.
Входит Кузьма, помощник Никиты.
Кузьма. – Какие будут указанья? – Коней распряг.
Никита. – Сегодня отдыхаем. – С утра храм Божий навестим, а вечером устроим угощенье всем преданным друзьям моим. – Оповестишь их всех.
Кузьма. – Как скажешь, господин.
Занавес, смена декораций.
Утро следующего дня в церкви. Никита присутствует на службе. Идёт конец службы.
Диакон возглашает: «Поклоните свои головы для руковозложения».
Епископ читает: «Господи, Вседержителю! Просвети Лице Своё на народ сей, преклонивший выю сердца своего, и благослови его чрез Христа, чрез коего ты просветил нас светом ведения и открыл нам Самого Себя. С ним тебе и со Святым Утешительным Духом подобает должное поклонение от всякого разумного и святого существа во веки. Аминь».
Диакон: «Идите в мире!»
Слова пророка Исаии.
Епископ : «Измыйтеся, и чисты будите, отъимите лукавства от душ ваших… научитесь добро творити… избавите обидимого, судите сиру и оправдите вдовицу».
Выйдя из церкви, Никита направляется домой.
Никита. – Измыйтеся, и чисты будите… - Что за слова такие, что душу пронимают? И сердце защемило вдруг.
- Меня касаемы они. - Вот, оно,что !
- Уж совесть не чиста моя, так это точно. – Грех тяжкий спуску не даёт, как червь древесный точит тёмными ночами. – О, Боже! – Сколь греха на мне, глаза поднять не смею. – Прощенья нет мне!
- Сердце! Задыхаюсь! (Остановился, тяжело дышит).
- И ночью так, чего таить. - Кошмары мучат.
- В ушах тот страшный стон звенит, звенит, звенит.
Почти кричит.
– Зачем же я людей калечил и доводил их до греха. – Себе противен я, и гадок. – Не искупить такого мне греха.
Пауза.
- Что делать мне? – Топиться? - Или вина пойти напиться, и от души повеселиться, чтоб кругом голова, и не о чём уж не тужиться. Не всё ж моя вина.
- Не я ж придумал эту подать, за, что ж казню тогда себя.
Опустив голову, идёт домой.
Дома у Никиты полным ходом идут приготовления к пиру.
Во дворе стоит большой котёл, в котором Хевронья варит мясо, купленное утром на рынке.
Хевронья. – О, Боже! - Что ж такое тут твориться, вода иль кровь в котле.
Зачерпнув поварёшкой в котле, вытаскивает оттуда человеческую руку. С криком бросает поварёшку и отбегает от котла.
Хевронья. – О, ужас, не помрачился ль разум у меня!? – трясясь, подходит к котлу.
Заглядывает туда и с криком, снова отскакивает от котла, падает, встаёт и убегает прочь.
Никита сидит за столом. Вбегает с обезумевшими от страха глазами, Хевронья и голосит.
Хевронья. – Никита, разума лишилась я! – голосит во весь голос.
Никита. – Да, что с тобой, не может быть такого.
Хватает её лицо двумя руками и пристально глядит ей в глаза.
Никита. – В глазах твоих лишь страх, откуда он, родная!
Хевронья. – Там во дворе, в котле такое…
Никита. – Да, что там может быть, скажи?
Хевронья. – Идём, ты лучше сам посмотришь, я не могу туда глядеть.
Никита. – Идём скорей, не будем медлить, ты успокойся, не реви. Что там такое, говори.
Хевронья. – В котле… - Там руки, ноги, головы людские…
Никита. – Хевронья, ты ль в своём уме?
Хевронья. – Уж, я не знаю, мобыть почудилося мне.
Идут. Никита подходит к котлу, заглядывает в него и с ужасом отскакивает от него. Не веря своим глазам, снова заглядывает в котёл, но теперь смотрит долго не отрыавясь.
Никита. – Прости жена моя!
– Много я согрешил!
– Господи!!! - Наставь меня на путь твой!
После этих слов, срывается с места и бежит из ворот, не разбирая дороги.
Ноги сами несут его куда-то, и останавливаются только у ворот монастыря. Никита падает у ворот монастыря в придорожную пыль и лежит тяжело дыша.
Из ворот выглядывает монах, видит лежащего на земле человека, подходит.
Монах. – Скажи мил человек, ты жив ли?
Никита. – Я, не знаю. - Хотел бы жить, да страшно мне. – Грехов таких Там… не прощают и ваш приют, не вправе дать вы мне.
Монах. – Скажи кто ты и каковы грехи твои, а там сам Бог рассудит, принять тебя иль не принять. - Не нам судить, самим судимым быть.
Никита. – Никита, сборщик податей, я княжий. – Людей я многих притеснил, калечил многих, сёк порой нещадно, чтоб службу княжеску нести. – Да и себя не обижал. - Страдал народ наш очень много. – Повинен я, казни меня.
Монах. – Казнить, всегда успеем. – Без покаянья смысла нет, казнить, иль миловать, грех этим ты не одолеешь. – Будь здесь, приду я скоро за тобой. Игумен скажет, как поступить с тобой.
Опёршись спиной на монастырские ворота, Никита ждёт своей участи.
Через некоторое время открываются ворота, выходит монах.
Монах. – Ну, что мил человек, готов ты слушать приговор? – Игумен наш отец мудрёный, сказал так: «Три дня и ночи должен ты, исповедать грехи свои любому человеку, входящему в ворота эти». - Уж коли справишься с гордыней, услышишь мудрого отца. – Вот хлеб, вода. – Я, удаляюсь восвояси.
Никита. – Что со мною? – Ни чувств, ни боли, лишь призренье. – Глаза? – Глаза лишь видят землю, в которую от глаз людских уйду! (Слёзы текут по щекам).
Так недвижимый, просидел он до рассвета. Когда к монастырским воротам подходили люди, Никита попытался обращаться к каждому. Но люди в страхе разбегались от него. Не желая с ним говорить.
Прошло три дня.
Игумен. – Брат Яков, что там наш приблудший? – Сидит ещё ль он у ворот?
Яков. – Сейчас узнаю, отче (уходит).
Игумен. – Ну, если стерпит, получит благость и прощенье. Господь прощает всех, кто с покаянием к нему идёт. ( Молится, повернувшись к иконам).
Вбегает монах. – Отче! Приблудший тот, лежит в болоте, в крови весь.
Игумен. – Убит?
Монах. – Живой! – Лежит там голый. Терзаем гнусом, мошкарой. У них там пир большой идёт. Кровинушки попьют уж в волю. – Отбить горемыку, иль пусть дальше пьют?
Игумен. – Отбить немедля! - В монастырь несите, обмойте, в келье положите.
- Когда придёт в себя, немедля сообщите. – Я буду говорить с ним. - А сейчас беги.
Монах уходит.
Игумен. - Казнит себя нещадно. - Что ж это дело, не каждому дано преодолеть. Дух в нём живой, Господь даст силу покаяться в грехах своих. – Ждать будем, на всё ведь Божья воля. Помилуй грешников твоих (Осеняет себя крестным знамением, молится перед иконами).
Вечер. К игумену приходит Яков.
Яков. – Отец мой! – Ты просил напомнить, когда придёт в себя раб Божий.
Игумен. – Спаси нас Боже, сейчас пойду его я навестить.
Келья, где лежит Никита. Открывает глаза и видит перед собой игумена. Пытается встать, сил не хватает.
Никита. – Где я, ты ангел? На суд за мной пришёл?
Игумен. – С судом повремени. – Я ж, настоятель здешний, пришёл взглянуть, кого Бог к нам привёл.
Никита. – Я сборщик княжий. - Творил беду народу, налоги, собирая, не только в княжью, но и в свою казну. Калечил, сильничал, губил людей я без разбору, чтоб только князю угодить. – Проклятья, крики, стоны лились вдогонку мне. – Я лишь смеялся, жалости не зная.
- На смерть голодную я, обрекал людей. – Нет мне теперь прощенья. - Казни меня Владыко, нет сил, позора выносить. – Не расплатиться мне с народом тем, что без вины виновны лишь корыстью моей. - Прощенья попросить, потом уж умереть спокойно. – Но кто ж мне даст его, за грех такой.
- И поделом мне.
Игумен. – Ты думаешь, покинешь этот мир и обретёшь покой? – Терзаться вечность будешь ты без покаянья! - Душе покоя не найдёшь ты там.
- Грехов прощенья здесь мы получаем, туда нести негоже этот срам. – Молись и не робчи, молись и помни, Господь придёт к тебе – овце заблудшей. - Даст покаяние душе растерзанной твоей. - Молитвенник тебе я оставляю. – Молись и думай, как поступить тебе. (Уходит).
Никита, кое-как поднимается, садится на лавке. Берёт в руки молитвенник, открывает наугад и читает.
Никита. – Согреши бо, Господи, согреших на небо и пред Тобою, и несмь достоин воззрети на высоту славы Твоея: прогневах бо Твою благость, Твоя заповеди преступив, и не послушав Твоих повелений. Но Ты, Господи, незлобив сый, долготерпелив же и многомилостив, не предал еси мя погибнути со беззаконьями моими, моего всячески ожидая обращения. Ты бо рёкл еси, Человеколюбче, пророкам Твоим: яко хотением не хощу смерти грешника, но еже обратитися и живу быти ему.
- Но еже обратитися и живу Быти ему. – Яко хотением не хощу смерти грешника. – Смерти грешника.
- Господи, если только можешь, прости меня, - падает на колени, сотрясаясь от рыданий.
Занавес.
3-е действие.
Сидят: Игумен и ещё два монаха.
Заходит Яков и обращается к игумену.
- Отче! – Никита, наш приблудший, к тебе просился.
Игумен. – Просился так веди. – Он ест хоть, что?
Яков. – Только пьёт, весь почернел от горя.
Игумен. – Веди коли дойдёт.
Через некоторое время заходит Никита в сопровождении брата Якова.
Игумен. – Помилуй, Боже! (Осеняет крестным знамением вошедшего).
- Ну, коль сказать, что есть тебе, так говори, не медли.
Никита (Кивает головой). – Пришёл просить о милости я вас. – Приют мне дать в монастыре у вас и день и ночь молится беспрестанно. – В надежде получить прощенье. - Хотя возможно ли такое?
Игумен. – Питай надежду, всё во власти Божьей! – Готов ли постриг ты принять?
Никита. – Готов, если дозволите, Владыко. – Одна лишь просьба.
Игумен. – Говори.
Никита. – С женой увидеться дозволь. – Дать ей наказ, имущество раздать народу. - Путём оно нечестным приобретено. Вернуть хотя б частицу, что я должен.
Игумен. – Что ж, примем в братию свою. – Жену же, завтра приведут твою. – Идите. Бог вам в помощь.
Яков и Никита, уходят.
Занавес, смена декораций.
Келья Никиты.
Отворяется дверь, входит Хевронья, бросается к мужу.
Хевронья. – Никитушка, как напугал ты, нечаяла увидеть уж тебя. (Рыдает).
Никита. – Не плачь, прости! Виновен пред тобою. Не замолить мне этого греха. – Здесь остаюсь я навсегда.
Хевронья. – Но, Никита…
Никита прикрывает ей рот ладонью, продолжает.
Никита. – А посему мирских дел больше мне не надо, раздай всё тем, в нужде кто проживает. – Себе ж оставь сколь надо для тебя. – Я постригаюсь в скорости в монахи, ты же свободна. Молиться буду за тебя. Вины твоей, пред Богом нету. – Одна моя. – Простит ли Он меня?
- Молю тебя, иди. – Я слёз твоих не стою. Раздай всё, уезжай, куда глаза глядят. Начни сначала жизнь свою, молю тебя… иди.
Хевронья, тихо плачет, тянет руки к Никите, умоляюще глядя на него. Но тот отступает на шаг назад.
Никита. – Уйди, прошу. – Дай мне достойно принять наказанье. (Падает перед ней на колени, опустив голову). - Прощай, прости, прости, прости.
Хевронья понимает, что не может ничего изменить. Зажав рукой рот, чтобы не вырвались рыданья, пятясь задом, выходит из кельи.
Никита, до боли закусив руку, падает на пол, плечи его сотрясаются.
Занавес.
Смена декораций.
Сидит игумен. Входит Никита в монашеской одежде.
Никита. – Спаси, Боже, Владыко! – Прошу тебя об одолжении.
Игумен. – Изволь. - Готов услышать просьбу я, твою.
Никита. - Дозволь отрыть пещеру малую у храма и поселиться в ней, чтобы не осквернять грехом своим, святые стены эти. – Пока не будет мне прощенья, не смею братии в глаза смотреть. – Молиться непрестанно буду, и пусть Господь решит, что с участью моей.
Игумен. – Ну, что ж, не возражаю я. Бог в помощь. – Когда закончишь, призови меня.
Шло время. Дни сменялись ночами. Как-то, брат Яков, зайдя по каким-то делам к игумену, обмолвился о том, что брат Никита, почти закончил копать свою пещеру.
Яков. – Вчерась, видал я, что брат Никита сделал. – Зарыл себя он в землю с головою. Не развернуться там и одному. Стоять лишь можно там глядя на небо и боле ничего. Так говорит ещё, огромный камень возложит на главу свою. С пристрастием великим молиться будет Богу. – Но камень то зачем, понять я не могу.
Игумен. – Чтоб не было уйти соблазна, пока обед сей не исполнит. Молитвы наши, в помощь обратим ему. – Коль Бог простит, так выйдет на свободу, и Столпником мы наречём его.
- Ну, а тебя брат Яков, попрошу приглядывать за ним и мне докладывать без промедленья, чтоб подвиг сей знаменьем крестным осенить.
Прошло пять лет в молитвах и покаяниях. Никита продолжал жить в своей тесной пещере. Душа его постепенно очищалась и обретала Божественное прощение, но он не переставал мужественно стоять в молитвах долгие дни, постигая великую Божественную любовь.
Однажды, после воскресной службы к игумену подошла женщина.
Женщина. – Благослови Владыко рабу Божью, Настастью, дочь мою, занемогшую после родов. – Замолви, пред Господом словечко за горемычную, не оставь сиротами детишек малых. (Плачет).
Игумен. – Не плачь женщина, Господь не оставит вас. – Поди сейчас к Никите Столпнику, в своей обители он скромной. Поведай о беде своей и попроси помолиться за дочь свою. (Уходит).
Женщина идёт к Никите.
Женщина. – Святой отец, могу ль к тебе я обратиться?
Никита. – Я не святой, лишь братом быть тебе могу, и то, захочешь ты ль сестрою быть моею.
Женщина. – Прости, коль, что не так. Владыко мне сказал, к тебе могу я обратиться. – Поможешь горю моему? – Дочь у меня слегла и вот уж две недели не встаёт. – Ребёночка рожала трудно. – А кроме этого ещё-то двое у неё, детишек малых. – Умоляю, брат Никита, помолись за неё, замолви словечко перед Богом. (Плачет).
Никита. – Не плач сестра! – Все мы во власти Божьей. – Молиться буду я три ночи и три дня, захочет ли Господь меня услышать.
- Как дочь твою зовут?
Женщина. – Настасья.
Никита. – Иди сестра. - Пусть три дня ставят свечи, к иконе Спаса, пока я здесь молиться буду.
Женщина уходит.
Никита. – Неужто я, кому то нужен? – Зачем она ко мне пришла, сколь лет в забвеньи прозябаю. – Что это вдруг? - Зачем меня просила, есть братия достойнее меня. – Должно быть, это испытанье, услышать материнский плач, по дочери своей любимой? – А мне напомнить в раз очередной, что нет прощенья за грехи мои.
- Пусть будет так, но на молитву встану и Богу песнь я пропою.
- Молитвами святых отец наших, Господе Иисусе Христе Боже наш, помилуй нас Амин.
- Царю Небесный, утешителю, Душе истины, Иже везде сый и всяка исполняй, Сокровище благих и жизни Подателю, приди и вселися в ны, и очисти ны от всякая скверны, и спаси, Блаже, души наша.
Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас.
День сменила ночь, ночь день, и так трое суток, а Никита всё молился.
Никита. – Господь Милосердный, услышь недостойного раба твоего, много Тебе согрешившего. Не надеющегося получить благость и прощение Твоё. Но дерзнувшего просить Твоей милости, о рабе Твоей, Анастасии, занемогшей от тяжких родов и имеющей ещё двух малых деток на попечении. Молю Тебя, обрати Лице Твоё не на того, кто молит Тебя, ибо я недостоин такой благодати, а на ту, о ком молю Тебя, припадая к Твоим ногам, ибо Ты есть Человеколюбец и справедливый Судья.
Так, не переставая, молился Никита до тех пор, пока не впал в забытьё. А когда пришёл в себя, то увидел сидящего около входа игумена.
Игумен. – Ну, вот и, слава Богу! – Коль силы есть, поди поближе, благую весть тебе принёс.
Никита. – Какую, отче?
Игумен. – Вчера к вечерней приходила женщина. - Просилася, припасть к твоим ногам. – Спросили о причине странной? – И тут поведала она, что дочь её, недвижимой от недуга страдала, сама вдруг встала и пошла. – О радости той несказанной наполнилася слухами земля, тогда и вспомнила она, кого молиться попросила.
Никита. – О, отче, что всё это значит для меня?
Игумен. – А это значит лишь одно, брат мой Никита, что Бог, услышавший твою молитву, простил тебя.
Никита. – Поверить не могу, Владыко! – Себя я не прощу, а Он простил?
Игумен. – Ослабь гордыню! - И волю, Господа прими. – Иль чтишь себя, Его ты боле?
Никита. – Ну, что ты, нет, конечно, ж нет.
Игумен. – Уверуешь, когда благодарить придут тебя, не раз, да и не два. – Господь даёт свой дар, лишь тем, кто с искренностью верит. – Своё прощенье, ты получил сполна.
Никита. – Уж коли так, ещё со страстью большей молиться буду я теперь. – Не хватит благодарности моей, воспеть любовь дарованную Богом!
Так потянулись в монастырь нуждающиеся в исцелении.
4-е действие.
Слухом земля Русская полнится.
Дошёл тот слух о Переславском чудотворце и до Черниговского князя Михаила, страдавшего недугом расслабления. Созвал он своих бояр и повелел им отвезти его в Переславль, в Никитский монастырь к тамошнему старцу.
Князь сидит у себя в палатах. Заходит слуга с котелком.
Слуга. – Князь, Батюшка, уж время позднее, изволь обедать, уж сроки все прошли.
Князь. – Обедать? – Охоты, что-то нет совсем.
Слуга расставляет котелок на стол.
Слуга. – Дозволь, князь, мне своим рассказом охоту пробудить в тебе, к еде.
Князь. – Ну, говори, не знаю уж, поможет.
Слуга. – Дошёл до нас тут слух, о старце Переславском. – Он чудодейственно людей умеет исцелить.
Князь. – Так может то молва одна?
Слуга. – Божились многие, рассказывая это. – Вот если бы попробовать самим, узнать про это?
Пауза.
Князь. – Попробовать самим, ты говоришь. – А вот давай, труби в дорогу, глядишь, и в цель мы угодим!
Занавес. Смена декораций.
Князь с дружиной остановились на привал. Вдруг перед князем появляется монах.
Монах. – Дозволь просить испить воды у вас, Великий княже?
Князь. – А может, трапезу разделишь с нами, святой отец?
Монах. – Спасибо, княже, мне лишь воды испить, и путь держать мне дальше.
Князь. – Издалека путь держишь?
Монах. – Да, путь немалый проделал я в скитаниях своих.
Князь. – О чудотворце Переславском, не слышал ли чего ты где?
Монах. – Одни лишь слухи, а на деле, не может ничего старик. – Кто распускает эти слухи? – Те, у кого язык, поди уж без костей.
Князь. – Сейчас я призову Мирона, о старце пусть расскажет он.
Как только князь поворачивается, чтобы позвать слугу, монах исчезает.
Князь. – А где монах, куда он делся, ведь только, что стоял передо мной. (Трясёт головой). – Уж не предвиделось ли мне?
Подходит Мирон к князю.
Князь. – Монах тут был, ты случаем не видел, как будто испарился вмиг.
Слуга. – Не видел князь. – Так был же только пред тобой.
Князь. – Был, да вот уже и сплыл.
Слуга. – Ну, чудеса, ей Богу! – Никак нечистый тут шалит.
Князь. – А мы помолимся и дальше с верой в дорогу.
Едут дальше.
На расстоянии одного перехода до монастыря встали на привал.
Вдруг к князю подбегает слуга.
Слуга. – Дозволь князь, слово молвить, хоть может и нерадостно оно.
Князь. – Мирон, ты прям пугаешь, уж не тяни, изволь.
Слуга. – Монах с лопатой лагерь наш минует. Остановили, слово за слово. – А он глаголет, что старца нашего похоронил. – Когда чего? – Он говорит сегодня утром. – Я сразу прибежал к тебе.
Князь. – А ну, тащи сюда его, хочу взглянуть я на него.
Слуга убегает. Через некоторое время возвращается.
Князь. – Что долго, так?
Слуга. – Весь лагерь я обегал, исчез.
Князь. – Кто исчез?
Слуга. - Монах тот, просто испарился. – Ой, княже! – Сдаётся мне, лицо его знакомо было. Похож он на того, что был у нас на днях.
Князь. – Тогда понятно, отчего он испарился. – Себя боялся выдать бесово отродье. – А мы, уж точно знаю, дорогой верною идём.
- Мирон ты поспеши в обитель, к старцу, поведай о беде моей. Потом на встречу возвращайся, расскажешь, что сказал он, о доле то моей.
Слуга. – Уже лечу. Спасибо княже за доброту твою. (Убегает).
Занавес. Смена декораций.
Монастырь. Мирон и Никита.
Никита. – Ну, что ж, гляжу слуга ты верный князю. – Вот верой, правдой и служи!
- Вот посох мой, ты князю передай и пусть приходит сам ко мне.
Мирон. – Так он же года три, уже не ходит.
Никита. – Ты передай! И с миром уходи.
Занавес.
Версты за три до монастыря встречаются князь и слуга его Мирон.
Князь. – Ну, что видал то старца?
Слуга. – Видал и говорил. – Ждёт он тебя. – Условие такое, чтоб ты пришёл один.
Князь. – Так, как же я один…, не понимаю.
Слуга. – Не знаю княже, он вроде бы и не шутил. – Вот только посох передал тебе свой.
Князь. (Берёт посох). – Право я не знаю, как посох тот поможет мне. (Какое-то время сидит, молча, думает).
– А ну, ка помогите мне. (Князя поднимают и ставят на дорогу).
– Оставьте. (Слуги отходят, князь стоит, опёршись на посох).
Собирается с духом и делает первый шаг, затем второй, третий.
Князь. – Пошёл, о чудо, я пошёл. Великий Боже! – Глядите всё! (Крики удивления и радости).
– Мирон, лишь ты один иди за мной, на всякий случай. – Всем оставаться здесь.
У пещеры Никиты в монастыре.
Князь. – Святой отец, дозволь тебя увидеть. – Черниговский я князь тот, Михаил, наказ твой выполнил, вот посох твой чудесный.
Никита. – Вославим Бога, князь, тут посох не причём. – И не святой я, а великий грешник.
- То Бог даёт, (показывает на ноги князя) не я даю.
Князь. – Мне право всё равно, что говоришь ты. – От радости не вижу ясной мысли я. Ругай, кори, сейчас мне всё равно, лишь счастье с радостью во мне клокочут. – Благодарить хочу тебя, и в ноги низко поклониться. Спасибо отче!
Никита. – Меня, князь не благодари. – Отдай всю благодарность Богу, ему молитвы и дары воздай за обретённую свободу.
- Сказал тебе! - Не нужно ничего. – Уж все свои дары игумену снеси, он примет с благодарностью. – Мне ж, хорошо уж от того, что я тебя здоровым вижу. – Прошу тебя, не забывай, Божественной Любви. – Ну, а теперь ступай, устал я, что-то. – С Богом!
Князь. – От всей души тебя благодарю. – В своих молитвах, вспоминать тебя я буду. – Прощай, я докучать тебе не буду, лишь низко в ноги кланяюсь, иду. (Уходит).
Занавес.
Два мужика говорят между собой.
Первый. - Слыхал, про то, как князь Черниговский одаривал то старца. – По всей округе говорят.
Второй.- Слыхать, слыхал, да, что нам проку от этого всего.
Первый. – Да хоть бы поглядеть, на это всё.
Второй. – Чего глядеть, глаза мозолить. – Богатством надо обладать.
Первый. – Да, где уж нам.
Второй. – А сходим к старцу, поглядим, а там …
Первый. – Пошли, коль нет заботы боле этой. (Уходят).
Занавес.
Монастырь. Никита сидит у входа в свою пещеру.
Подходят два мужика.
Первый. – Спаси Господи, отче.
Второй. – Благослови святой отец и помолись за наши души.
Никита. – Как величать вас?
Первый. – Прохор и Никодим. – Дозволь припасть к ногам твоим и осени знаменьем крестным.
Никита. – Пусть будет так. – На всё то, воля Божья. (Осеняет их крестным знамением). – Идите с Богом!
Отходят от старца.
Второй. – Зачем соврал ты?
Первый. – Так на всякий случай. – Видал сколь серебра на нём? Оно бы нам не помешало.
Второй. – Эт, уж точно.
Первый. – Давай сховаемся мы тут, а ночью к старику заглянем и отберём то серебро. – Ну, ты подумай, вот зачем оно ему.
Второй. – А так и быть. – От них, поди и не убудет.
Первый. – Так по рукам, пошли сховаемся. Аминь (Уходят).
Занавес.
Утро следующего дня. Игумен читает Евангелие.
Вбегает монах и кричит.
Монах. – Беда у нас Владыко, ой беда. (Рыдает)
Игумен. – Ты успокойся, что случилось?
Монах. – Никита, старец наш, лежит. (Продолжает рыдать)
Игумен. – Да говори ты толком. (Почти кричит). – Что случилось?
Монах. – Лежит, там убиенный он, в обители своей.
Игумен. – Как убиенный? – Господи помилуй! – Что ты несёшь, кто старца жизни мог лишить?
Монах. – Не знаю. – Но братия вся там, меня послали сообщить…
Игумен. – Идём скорей, не верю я ушам своим. (Уходят).
Возле пещеры стоят монахи. Подходит игумен.
Монах. – Скорей Владыко, погляди. – Свет дивный там исходит от тела брата нашего. – Смотри!
Игумен. – Божественная благодать сошла на брата нашего Никиту. – Возрадуемся братия! В любви у Бога пребывает он! – Тот дивный свет, лишь подтвержденье. – Ушёл он с чистою душой, с любовью светлой, к Богу. – Так пусть чистейшая душа, с любовью встретившись Вселенской, и нас на подвиг вдохновит, и веру нашу укрепит.
Занавес.
Конец.
Ноябрь 2012 года.