Первым делом Лёня поднёс правую руку так близко к глазам, как ювелир, желающий убедиться в подлинности бриллианта. На тыльной стороне ладони был какой-то замысловатый рисунок, который при вдумчивом анализе оказался следами протектора от изрядно поношенной, но ещё вполне пригодной обуви. Это подтверждалось небольшого размера цифрами 4 и 3, взятыми в овал.
- Сорок третий, сука, - прошептал он крошащимся голосом и почувствовал, как в руке от движения что-то запульсировало.
По остаткам знаний анатомии, пылившимся в багажных отделах головы, он знал, что сердце находится где-то в груди. Но ощущение было такое, что этот главный орган любви за ночь перекочевал в руку и теперь трепыхался там, как рыба, пойманная в сеть. Сделав беглый визуальный анализ окружающего пространства, Куций со звуком «бля!» осознал, что заточён в обезьяннике районного отделения милиции, визиты в который он наносил с постоянством пунктуального человека.
- Эй, начальник, дай водички, а то возьму и подохну на твоей смене, - крикнул Лёня в сторону стола, за которым обычно восседал дежурный. Никто не ответил, и Куц, борясь со сбоями вестибулярного аппарата, встал и подошёл к решётке.
- Аллё, есть кто живой?
- Чё орёшь, падла, тут люди отдыхают. Ещё звук уловлю, будешь свои ботинки всухомятку жрать, понял? – раздался уверенный командирский голос с верхних нар.
- Понял, - приуныл Куций, и вправду всё резко осознав. Что-что, а возможность трапезничать всухомятку произведениями обувной промышленности его совсем не прельщала.