Старик спал, а за окном неторопливо, искрясь в свете уличного фонаря, падал снег.
Старик спал, негромко постанывая во сне. Болели суставы.
Старик спал и видел во сне свою дочь. Единственную и потому до беспамятства любимую. Она – светловолосая, голубоглазая, среднего роста женщина, немного полноватая и уже не очень молодая.
Под грязным от копоти потолком кухни, на изогнутом проводе, висела лампочка, заполнявшая тесную комнату жёлтым (казавшимся жирным, словно растительное масло) светом. В печи, потрескивая, горели дрова, и в доме было тепло.
Женщина, недавно вошедшая в дом с улицы, и теперь с раскрасневшимися от тепла щеками, суетится попеременно то - возле печи, то - возле кухонного стола. Готовит ему (старику) ужин. На стуле, стоящем возле стола, сидел большой рыжий кот и, тихо мурлыкая, внимательно наблюдал за дочерью старика. А она, не обращая на животное (которое когда-то сама и принесла в дом к отцу) ни малейшего внимания, спешила поскорее закончить со стряпнёй. У неё ещё много дел впереди. Ей нужно торопиться к себе домой, где её ждут муж и двое детей – внуки старика. Они (внуки) уже почти взрослые, но всё равно нуждаются в материнской заботе. И она старалась делать всё как можно скорее, чтобы не задерживаться. Старик понимал всё и не осуждал её за это. Ведь он знал, что завтра вечером, после работы, она снова придёт к нему. Пусть опять ненадолго, но обязательно придёт.
Мышцы левой ноги свело судорогой. Старик, вскрикнув, проснулся и, сев на кровати, стал массировать ногу. Обрывки сна, который он недавно видел, ещё стояли перед глазами.
Сон и не более того. Жаль, только сон. Дочери у него никогда не было. Покойная жена не могла иметь детей.
Боль в ноге постепенно проходила, а её сменяло, выползая в темноте изо всех щелей, куда более страшное – одиночество. Холодное, безжалостное чувство, являющееся в дом к старику регулярно и часто и никогда никуда не спешащее.