Нас было четверо. В амфитеатре мы всегда садились вместе за одну первую парту. Мы были очень разные и на первом курсе стали подругами. А на пятом все еще садились вместе, но закадычными подругами уже не были. Началось все с Наташки Федоровой, которая выскочила замуж на втором курсе, а нас на свадьбу не пригласила. И мы все втроем обиделись. На самом деле причина была – и довольно веская. Парень этот нравился другой Наташке из нашей компании. Никто никого не отбивал, парень сразу выбрал дочь богатых родителей. Просто та Наташка, которой повезло больше – это прекрасно знала, ну как бы она позвала нас всех на свадьбу? Даже сейчас, по прошествии стольких лет, я не в силах решить эту дилемму. Позови она нас без «невезучей» Наташки – мы бы наверно не пошли из солидарности. Позови всех троих, кто знает, кто и как повел бы себя.
Время все стирает. И «везучая» Наташка пережила развод и застойную безработицу, «невезучая» уехала в Питер – и там пропала. На пятом курсе она приезжала на учебу только к третьей паре и всегда на разных машинах, по всей видимости, «невезучей» она себя уже не считала. Славка – третья наша подруга, начала возить товар из Китая, ей улыбнулась удача в коммерции, и она даже хотела бросить учебу, но все же доучилась. Вот и получалось, что у каждой на пятом курсе появились свои интересы: у одной борьба за то, чтобы удержать нелюбящего ее мужа, у другой - любовь к японским иномаркам и попытки завоевать, по меньшей мере, владельца «Pajero», у третьей - челночная торговля.
Я тоже начала работать, стала репетитором. Вот мне повезло, так повезло! Друзья моих родителей сказали, что кто-то из их знакомых ищет учителя русского для американца. А я как раз училась на филологическом «Русский язык как иностранный» - такая практика просто подарок небес.
Так я познакомилась с Брайном, он был рыжим, худым и страшненьким, но довольно обаятельным. Про себя я звала его «Orange» из-за цвета волос, конечно, потому что апельсин, безусловно, круглый предмет, не имел с фигурой Брайна ничего общего.
Мы занимались два месяца. До того, как мы познакомились, он мог говорить: «спасибо», «пожалуйста», «привет!» и «бабушка» с ударением на второй слог. После занятий со мной, он говорил, какой сегодня день, какая погода, мог рассказать о себе:
«Меня зовут Брайн. Мне двадцать восемь. Я работаю и учусь. Я живу в Дентон, штат Техас. Я люблю Россия».
Я заставляла его читать русские сказки про колобка и курицу-рябу, и часами втолковывала ему падежи, но все мои знания, полученные за пять лет в институте, не помогли мне объяснить ему, почему мы говорим «на полУ», но «на столЕ», ведь и то и другое мужской род, второе склонение, предложный падеж.
Брайн был очень религиозен, но я об этом не знала, только за неделю до своего отъезда он попытался поговорить со мной о своих убеждениях.
-Таня, а ты веришь в Бога?
-Верю, почему ты спрашиваешь?
-Я приехал сюда, потому что Бог меня привел.
-Хорошо, я рада, что Бог тебя привел в Россию, и мы познакомились, и я тебя учу русскому, и нам обоим весело, - мне действительно очень нравилось с ним заниматься.
-Ты правду говоришь? – он весь как-то подался вперед, очень пристально на меня посмотрел, но до меня и тогда не дошло, что он что-то особенное вкладывает в свои слова.
-Конечно, - ответила я, не задумываясь, мы уже закончили заниматься, и я собирала учебники.
-Ты знаешь, я учусь, я много учусь, я собираюсь быть пастором и миссионером, приезд сюда – это первый опыт, но у меня еще будут такие опыты, я буду много путешествовать.
-О, я рада за тебя, - улыбалась я.
-Что ты знаешь об Иисусе?
Разговор становился скучным, я опаздывала к Славке, мы собирались с ней вечером пойти потанцевать в «Махаон».
-То, что все, что он Бог, и был, как это по-английски, на кресте. А потом вернулся к жизни, - я с трудом подбирала нужные слова.
-Был распят и воскрес, - поправил он меня. – Ты в это веришь?
-Да, конечно, - меньше всего я в тот момент думала об Иисусе.
-Понимаешь, я должен молиться, чтобы узнать, одобряет ли Бог мой выбор. Мне нужна спутница, как Адаму Ева, как Исааку Ребекка, чтобы была энергичная, знала языки, любила общаться с людьми, и, главное, верила в Бога… Я хочу молиться за тебя, Таня. Мне кажется, что наша встреча была не случайной, я сейчас уезжаю домой, но можно я буду молиться?
До меня медленно стало доходить, что моя карьера переводчика может закончиться, не успев начаться, и впереди замаячила весьма реальная и, пожалуй, заманчивая перспектива стать женой американского пастора.
-А мне что делать? – спросила я. – Тоже молиться?
Он взял меня за руку и так проникновенно посмотрел мне в глаза, что я смутилась.
-Молись, Таня, мы вместе должны молиться.
-Хорошо, - сказала я, высвободив руку из его пунцовой клешни. Когда рыжие волнуются, они покрываются бардовыми пятнами. Мой брат тоже рыжий, чем-то Брайн его даже мне напоминал. Только он ни капли мне не нравился.
Прошло несколько дней, и мне «через друзей знакомых удава и кролика» передали запечатанный конверт. Я сохранила письмо:
«7-12-98.
Dear Tanya,
Thank you for the great gift and your promise to pray for us. I’m so happy that we have become friends here, but I’m even happier that we are both in God’s family now!! You are such an amazing, cool person; I am overjoyed to call you my girl-friend.
I will miss you very much, but I will try to be happy in the fact that we got to meet again. Now, the night before I leave Vladivostok. I can’t imagine this trip without you. You’re a great friend and wonderful girl, and I thank God that He helped us to meet. Take care!
In His love,
Brian.
“I thank my God every time I remember you. In all of my prayers for you, I always pray with joy…” Philippians 1: 3-5»
Нельзя сказать, чтобы это письмо мне не польстило, но больше никаких эмоций я не испытывала, тем не менее я показала это письмо Славке, хотела узнать ее мнение.
-Так и что он приедет, или приглашение тебе пришлет? – Славка со свойственным ей хохляцким и предпринимательским рационализмом спрашивала о весьма конкретных вещах.
-Не знаю, ни о чем таком мы не разговаривали, просто он сказал, давай вместе молиться, вроде от Бога будем ждать ответа – быть нам вместе или не быть.
-Но ведь не до пенсии же тебе его ответа ждать, и как, скажи, как вы получите ответ от Бога?
-Откуда я знаю, может в церковь сходить? – хотя у меня не было особого желания идти в церковь.
Славка задумалась, потом медлительно и важно начала вслух размышлять:
-Он не православный – резона идти в православную церковь тебе нет. Мармон?
-Не знаю я, вроде нет, мармоны все время в белых рубашках ходят и в галстуках, а Брайн в цветных и галстук не носит, евангелист, да, кажется, он говорил, что евангелист.
-Шут их разберет, короче в церковь тебе не надо. Адрес не оставил, значит либо напишет сам, либо приедет, а знакомые Ваши что про него знают?
-Да они же тоже через знакомых его знают, кажется, те знакомые ему квартиру сдавали.
-Это нам ничего не дает. А чем он тут вообще занимался?
-Благотворительная организация здесь какая-то есть, они беспризорников подкармливают и детским домам помогают.
-Адрес знаешь?
-Где-то на Первой речке.
-Ноль информации о твоем Брайне Орандже у нас, жди привета, как соловей лета! Он хоть тебе нравится? – наконец, Славка спросила о самом главном.
-На брата моего чем-то похож, рыжий, длинный, не знаю… Слав, ну ты представляешь меня женой пастора?
-Очень даже представляю, - на полном серьезе ответила Славка.
Только я ничего подобного для себя не представляла.
Мы сдали зимнюю сессию и «ушли» на диплом, времени свободного появилось больше, я занималась репетиторством со школьниками, Славка закопалась в работу, моталась в Китай, изредка звонила, мы встречались и куда-нибудь ходили. Как-то мне снова с оказией передали открытку, на самом деле ситуация была наиглупейшая, почему, казалось бы, он перед отъездом не взял мой адрес и не оставил мне своего, а передавал письма через знакомых. На этот раз на открытке был обратный адрес, а также электронная почта. Брайн писал, что много молился о нас, что долго собирался с мыслями, чтобы написать мне, и вдруг ему позвонили из другого штата и сообщили, что есть спонсор, готовый снова отправить его в Россию с миссией, и в этом он видит долгожданный ответ от Бога, так что совсем скоро мы сможем увидеться. И еще он будет рад, если я ему отвечу любым удобным мне способом. Компьютера у меня дома не было, но я могла воспользоваться им у папы на работе. По вечерам я приходила к нему в офис, чтобы печатать диплом, и так мы с Брайном начали переписываться. Он был безмерно рад, когда получил мое первое письмо, так что его ответ был сплошь испещрен восклицательными знаками и «лыбами», так я называла смайлы.
-Кривенкова, привет, что делаешь?
-Привет, телек смотрю. Как дела?
-Слушай, я тут сделку века провернула, надо отметить. Давай в «Махаон».
-Давай, сейчас у родителей отпрошусь, а ночевать ко мне поедем или к тебе?
-Отпрашивайся на всю ночь.
Славка, когда занялась торговлей, переехала из общаги на квартиру, мать ее жила в Уссурийске и тоже занималась «коммерцией», то есть стояла на рынке. Конечно, дочери инженера не пристало дружить с дочерью торгашки, где-то в глубине души я понимала, что мама моя, периодически включавшая некрасящий ее снобизм, была в чем-то права. Только с возрастом понимаешь, как губительны для дружбы неразделенные ценности. Разговоры на тему «что почем» уже тогда наводили на меня скуку, но Славку я любила за веселый нрав и житейскую обстоятельность. Может быть, я тянулась к ней, потому что мне самой не хватало ее материализма и практицизма. Она уже стояла на своих ногах, жила отдельно от родителей, в то время как я безнадежно витала в облаках, не имея четкого представления о том, чем буду заниматься после выпуска.
«Махаон» мы облюбовали за близость к Славкиной квартире, она снимала гостинку на Баляево, так что из клуба можно было пешком дойти и завалиться спать. Было шумно и весело, мы уже выпили по «отвертке» и еще раз по «отвертке», и несколько раз были на танцполе, когда перед нами у барной стойки выросли два мужика и начали заговаривать нам зубы. Один очень близко наклонился к моему лицу, и внимательно вглядываясь, спрашивал, весело ли нам отдыхается, и часто ли мы сюда приходим:
-А я здесь первый раз, - сказал он. – Как тебя зовут?
-Таня, а Вас?
Он оглянулся, как будто ища кого-то у себя за спиной, и весело вытаращился на меня:
-Кого нас? Меня Василий зовут.
-А по отчеству, - съязвила я, мужчина на самом деле молодо выглядел, но я так пошутила. Однако он обиделся:
-Можешь звать меня Василий Александрович, и вообще ко мне только через секретаря обращаться нужно, - сказал он очень серьезно.
-Я учту, телефон секретаря оставьте, - представьте, под каким я была градусом, если так заигрывала. – Я обязательно позвоню! – почти крикнула я ему в лицо, я была в ударе.
-А ты работаешь или учишься?
-Работаю и учусь, всего понемногу.
-Сколько?
-Что сколько? – не поняла я, - сколько работаю или сколько учусь?
Но Славка, услышав, последнюю его реплику, вдруг схватила меня за руку и, сдернув с табурета, решительно сказала:
-А ну пойдем!
Я покорилась, вот ведь надо было так напиться, чтобы с взрослым мужиком так грубо флиртовать. Славка меня берегла как зеницу ока. Не знаю, все ли подруги так берегут своих подруг, засидевшихся «в девочках», но моя меня берегла. Это не первый раз, когда она меня реально уводила, когда я сама могла наделать каких-нибудь глупостей.
-Куда пойдете? - Василий Александрович схватил меня за другую руку.
-Послушайте, нам не нужны неприятности, Вы нас не за тех приняли, мы охрану позовем, здесь полно других девчонок, а мы просто день рождения мой отмечаем, - затараторила Славка.
-Да не нужны другие девчонки, мы можем быть с Вами хотим познакомиться, мы только начали разговаривать, а Вы уже уходите.
-Извините, нам пора, завтра на работу, - все это время, пока Славка с ним объяснялась, я тупо стояла и молчала.
-А если мы хотим Вас угостить? – спросил он.
-Нам, правда, пора.
-Таня, оставь свой номер, Таня…
И я назвала свой домашний телефон, который было легко запомнить, так как из шести цифр в нем было три тройки. Так мы и ушли. Утром, пока я отсыпалась, Славка как электровеник носилась по городу по своим коммерческим делам, я выловила ее на рынке уже после двух часов дня и, отдав ей ключ от квартиры, поехала домой.
Родители были на работе, я попыталась почитать, но ничего не лезло в голову, я тупо сидела перед телевизором, когда раздался звонок.
-Алло.
-Таню можно?
-Это я.
-А это Василий Александрович, мы вчера познакомились.
-А-а, - мне стало не по себе, а вдруг мама была бы дома, и взяла трубку, и зачем я ему дала номер?
-Мы можем сегодня увидеться? Ты где живешь?
-На Молодежной, да, можем.
-Я подъеду к семи, куда подъехать?
-К ТОВВМУ, а какая машина?
Он назвал цвет и номер.
Васе было тридцать восемь лет, он был разведен, работал в строительном бизнесе. Целый месяц он почти каждый вечер приезжал ко мне с букетом цветов, и мы гуляли по набережной или сидели в каком-нибудь кафе. Он приглашал меня в гости, а я отказывалась, он пытался меня поцеловать, а я отворачивалась, он обижался и говорил, что я использую его и на самом деле ничего к нему не испытываю и этим доводил меня до слез. Короче он играл со мной так умело, как только может играть взрослый мужчина с неопытной девушкой, но первое чувство не знает сомнений, оно доверчиво, пленительно и волшебно.
Я пришла к нему сама, я уже давно знала его адрес, он мне его сказал. Однажды вечером после ссоры, которая продлилась несколько дней, я позвонила в его дверь, и осталась у него на три дня. Родители рвали и метали, кричали мне в трубку: «Дай адрес – мы за тобой приедем». Я была так счастлива, что совершенно не думала о последствиях. Я верила, что для Васи все также волшебно, чудесно и сказочно, как для меня. Потом я вернулась домой, а Вася перестал звонить, я плакала, а мама выговаривала мне, что-то в духе «за что боролась – на то и напоролась».
Славка тоже наехала на меня, ругала, на чем свет стоит:
-Дура ты, Кривенкова, дубина стоеросовая, на что повелась, на букеты-конфеты?! Да он сорокет прожженный, да он сломал целку, ему больше ничего и не надо, да за ним такие девочки, как ты бегают табунами, одна другой краше, да он в бабах, как свинья в апельсинах копается-перебирает. Ты хоть предохранялась, а то еще заразу какую-нибудь подцепишь?!
Я плакала, и не верила им, ни маме, ни Славке, ну ни капельки им не верила, это все не правда, он просто занят, он обязательно позвонит, как освободится. Разве я могла думать иначе про того, кому отдала свое сердце?
Он позвонил через две недели и пригласил в гости, и я снова пришла и позвонила ему в дверь, он открыл и впустил меня, как ни в чем не бывало. Я даже упрекнула себя в том, что могла хоть на минуту в нем усомниться. Он был нежен и называл меня своей маленькой девочкой. Что еще нам дурам надо? Но совершенно серьезно меня предупредил:
-Тань, ты только ставку на меня не делай?
-В каком смысле? – спросила я.
-Я уже был женат, я жениться не собираюсь.
-А-а, - наверно легкую досаду после этого заявления я испытала, но, ни сожаления, ни злости, ни желания вскочить и уйти – ничего подобного. Ну не женится он на мне, что с того? Не будет белого платья и белой машины, толпы гостей, которых пригласят родители, разве мир рухнет, если всего этого не будет. Хотела ли я замуж? Свадьбы наверно хотят все девушки, свадьбы я тоже хотела. Почему-то в тот момент мне в голову пришла совершенно идиотская мысль, найти того, кто устроит мне свадьбу, чтобы все было, как у людей, а встречаться с Васей. Конечно, эту мысль я от себя немедленно отогнала, как недостойную своей великой любви, и приготовилась принести себя в жертву, встречаться с ним без обещаний долгой и счастливой жизни вместе, ждать его, когда он на что-нибудь решится, хотя прекрасно понимала, что ни на что он не решится, и, в конце концов… Нет, эти мысли я тоже от себя отогнала. И, прижимаясь к нему, сказала то, что на самом деле чувствовала, и то, что больше белых платьев, планов, встреч, расставаний, красных роз и черных «Ланд Крузеров», то, что больше Славки и мамы, и больше того, что подумают все вокруг, больше меня и его, и больше жизни, и неважно, что будет дальше:
-Я просто люблю тебя и хочу быть с тобой.
Утром мне надо было в институт на консультацию, и он меня отвез, но подъезжая к Покровскому парку, я вдруг сообразила, что выходя из его «Крузака», буду выглядеть не лучше «невезучей» Наташки, поменявшей уже не одну иномарку, и я как резанная закричала: «Стой!»
-Что? – он сильно удивился.
-Я здесь выйду.
-А что такое? – он подозрительно посмотрел на меня.
-Пройтись хочу.
-Ну ладно, давай, - сказал он и на прощанье шлепнул меня по попе, когда я выбиралась из его рыдвана.
А вечером того же дня позвонил Брайн и веселым счастливым голосом заявил, что приехал и хочет со мной встретиться, и приглашает на прогулку. Идти мне не особенно хотелось, но очень деньги были нужны, и я надеялась, что Брайн еще захочет со мной заниматься русским, правда, не представляла, как это будет выглядеть, учитывая его матримониальные планы.
«Орандж» сиял как медный тазик, так рад был меня видеть, наговорил мне кучу искренних комплиментов, и, к моему великому облегчению, заявил, что хочет и дальше заниматься русским на тех же условиях. Иметь дело с американцами одно удовольствие: бизнес бизнесом, отношения отношениями. Конечно, двусмысленность моего положения меня немного напрягала, вроде и надо сказать человеку, что Бог мне ничего не ответил по поводу «нас», но он был так очевидно счастлив, что я отложила серьезный разговор на неделю, а потом еще на неделю, а потом еще на неделю.
Вася ничего об американце не подозревал, то есть знал только, что я снова преподаю язык одному типу, который уже приезжал в Россию, ничего больше.
-Таня, ко мне приезжает мама, - был месяц май, и начали распускаться зелененькие листочки, город оживал, дышал весной и хорошим настроением. Брайн уговорил меня ехать встречать его маму в аэропорт.
Каково же было мое и его удивление, когда его мама Сара Ларсон, довольно приятная и улыбчивая женщина, вышла к нам не одна, а в сопровождении высокой, тонкой и бесцветной девушки, примерно возраста Брайна, про себя я немедленно обозвала ее «белобрысой дылдой».
Брайн был в таком замешательстве, что это его мама напомнила ему, что правила вежливости требуют нас всех немедленно перезнакомить. Эмбер, так звали девушку, оказалась его «good friend» и дочерью друзей их семьи, с которой они знали друг друга с пеленок. Причину, которая привела ее в Россию, она озвучила сама:
-Я люблю путешествовать, и Сара предложила мне составить ей компанию.
Но я же не полная идиотка, я сразу поняла, что к чему. «Дылду» привезли, чтобы спасать бедного мальчика от русской бестии, и сколько не улыбались мне Сара и Эмбер, рассыпаясь в «nice to meet you», я понимала, что в глазах их обеих Эмбер его достойна, а я нет. Теперь я совершенно четко осознала и причину, по которой Брайн так на меня запал и начал за «нашу пару» молиться. Конечно, на фоне блеклой Эмбер, любая русская девушка была звездой. Мы ведь даже в магазин за хлебом не выйдем ненакрашенные, а я и одевалась довольно броско, соответственно своему возрасту и переходному статусу студентки-старшекурсницы. Между прочим, Брайн и Эмбер идеально смотрелись вместе, они были похожи, как брат и сестра, а по русским приметам – это верный знак, того, что люди могут стать счастливой парой.
Мы пили чай у Брайна и мило беседовали, я была как на иголках. Самое смешное, что они-то думали, что я на него претендую, а я только и мечтала о том, чтобы убежать к Васе. Основная тема разговора вертелась вокруг того, чего Бог хочет от каждого из нас, и я сказала, что предназначение женщины любить, но при этом женщина должна не забывать о своей карьере, не зарывать свой талант в землю. За этим немедленно последовал вопрос, что если Бог призывает мужа служить, разве не должна женщина помогать его служению. Это был шанс для меня расставить все точки над «i», и я ответила:
-Не знаю, я не встречала настолько религиозных русских парней, а в международном браке я себя не вижу, разные менталитеты.
Передать их реакцию одним предложением невозможно. Брайн обалдел и выглядел так, как будто на него вылили ушат холодной воды, а девушки расцвели в улыбках, и я поняла, что, наконец, завоевала их симпатии, хотя ничуть к этому не стремилась.
Несколько дней подряд после этого я выгуливала своих американских друзей по городу, что мне было не в тягость, я была рада попрактиковаться в английском. Брайн смотрел на меня жалобно, как побитый щенок, и я чувствовала, что он очень хочет остаться со мной наедине, чтобы объясниться, но его дамы не давали ему такой возможности. Наконец, он довольно ловко для будущего пастора передал мне любовную записку, в которой написал, что понимает, что я не хочу ссорить его с семьей, но верит, что создатель задумал нас друг для друга. Он написал, что уедет вместе матерью – к этому призывает его долг, но я продолжаю быть его единственной надеждой на семейное счастье и созидательный труд во славу Божью. Ну что тут скажешь? Запал парень.
Вечером перед его отъездом я писала диплом у папы в офисе, а оттуда поехала ночевать к Васе. Он весь вечер дул пиво, смотрел футбол, не обращая на меня никакого внимания, а я вытащила из сумки «Оксфордский русско-английский словарь» и, сама не знаю, что на меня нашло, стала переводить когда-то случайно мной услышанную студенческую песню:
Не суди меня, Господь,
Не руби, палач, мне голову,
Не губи мою ты кровь,
Да и душу оставь раскованной.
Не нужны твои мне ангелы,
Да и ада слуг не надо мне,
И останется наградою
Жизнь прекрасная на земле.
Не хочу я жить по-божески,
А хочу гулять и пить вино,
А что будет со мною в старости,
Мне на это наплевать и все равно.
Звук гитары пронзит печальную высь,
И останется где-то там вдали.
Ты прости меня, о Господи,
Жизнь свою я тебе не дам.
Я переводила уже довольно долго, когда Вася, наконец, насмотрелся на свой ненаглядный телевизор и заставил меня выключить свет.
-Ты что завтра делаешь? – спросил он перед сном.
-Брайна провожаю, а потом ничего. А что?
-Завтра не приезжай, ко мне парни придут пиво пить.
-Хорошо, - сказала я, подумав, что тогда поеду к Славке, давно с ней не виделась.
На Брайне утром не было лица, он, видно, очень переживал новое расставание со мной, а американки светились от радости, что увозят его от меня. Вот и славно. Я с таинственным видом передала ему записку, и он расцвел так, как будто получил самый дорогой в жизни подарок. Мы все расцеловались with triple kiss, как, я научила их, принято в России, и они ушли на таможенный контроль. А я села в автобус и всю дорогу до города представляла, с каким лицом он читает мою записку:
Don’t judge, don’t execute me, Lord,
And free my soul when I die,
I change eternity and sky
For the right to live in the sinful world.
I need neither your angels nor demons of hell,
Just let me now enjoy my lot,
Just let my life be sonorous heard
And end in a moment as sound of bell.
Than to live in frames and by your word
Prefer to sin and err on this stage
And not to care about old age.
Hands off my soul! Forgive me, Lord.