Собираюсь в Театральный музей. Сколько хорошего и радостного услышал о нем. Настроен. Готов. Побежал. Провинциал.
В кассе покупаю билет на фотосъемку и с радостью узнаю, что сегодня открытие выставки Гальперина. Не знаю кто такой, но все равно рад. Открою его для себя. Может быть.
Захожу в зал первого актера Волкова. Бабушка –смотрительница вежливо-культурно интересуется талончиком на съемку. И вдруг обращает мое внимание на портрет Федора Волкова.
«Вот он – Федор Волков. А это – (показывает на фигуры в театральных костюмах из бумаги) новодел!!! Студенты сделали». И чинно садится на свое место. И вот я смотрю на афишку театральную 1795 года и там написано: Сегодня Фонвизин. Недоросль.
Ура! Это мне знакомо. Я читал. Вот она связь времен!!! Возникающая рядом смотрительница тыкает пальцем в соседний плакат, где напечатана аннотация к экспонатам этого зала со словами «А это – новодел!». Хочется вместе с ней мысленно продолжить: «Отпечатано в типографии МГТУС. Тираж 100 экз.»
Вдруг по деревянной лестнице цокольного этажа стали въезжать люди на инвалидных колясках. Это оказывается люди с ограниченными возможностями пришли посмотреть коллекции Бахрушина. Я порадовался, что кто-то организует такие выезды, ведь это – событие для них.
Краем уха услышал сетования смотрительницы: «Вот сейчас раздолбят всю лестницу колясками своими».
Впереди группы шла экскурсовод. И я потирая руки подумал: упаду на хвост и послушаю экскурсию даром можно сказать.
И вот зал балета и оперы. Вот и Глинка. Вот и «Жизнь за царя». Но я с удивлением узнал для себя, что ранее в 1819 году опера Иван Сусанин была написана Кавосом и вовсю гремела. А вот и балетные пуанты Ксешинской. А вот и Дидло, тот, который впервые поставил танцовщицу Данилову на пуанты в 1808 году. Отсюда теперь и пляшет пальцевая техника по всему миру.
А вот экскурсовод открыла рот: «Вот справа это. Вот слева – то. А сзади – оно». Я, если честно, обалдел. Уделив этому залу ровно 42 секунды, она потащила всю группу дальше, сказав, что потом они сами смогут все посмотреть. Без нее. Все вопросы – жестко и коротко рубились. Зато она потратила больше минуты, популярно объясняя, чтобы люди в колясках и на костылях не растягивались и шли быстрее. После этого эти люди были брошены в зале «Золотой век русского театра». И предоставленные сами себе еще почти час одиноко блуждали между непонятными экспонатами. Ведь музей театра это не музей столовых приборов. Хотя и там есть тонкости различные.
А в это время внизу пара работниц музея обсуждала: и за что же такое им наказание. И эти инвалиды и выставка. Все сразу.
И тогда я подумал, что надменность и хамство, наверное, норма для этого музея. А ведь я посетил в этот раз не один московский музей, и как-то все было лучше и правильней. Жаль стало и тех, кто покупает билеты и тех, кто там работает. Видели бы они себя со стороны.
Еще пару слов про деятелей культуры и Гальперина. Для себя я понял, что быть на выставке в часы открытия – значит - ничего не видеть. И ничего не понять. Частые островки студентов, окруживших деятелей различной величины, величаво и напыщенно вещающих о вечном. Экстравагантно украшенные удивительными шарфами, пропахшие табаком мореманы театрального искусства лениво обмениваются мнением о толщине и частоте пунктирных линий, которые использовал Гальперин в работах. И я понял, что совершенно чужой на этом празднике жизни. Поэтому решил сходить в туалет. А что делать?
В туалете наблюдал такую картину. Одна девушка ткнулась в открытую дверь и тут же выскочила. Немного спустя оттуда вышел элегантно-культурный деятель культуры и , глядя куда-то за горизонт, расталкивая плечами тщедушных студентов чинно пошевствовал в сторону экспозиции.
Мне досталось его место. И я с трепетом позавидовал и очень захотел стать культурным деятелем каких-нибудь искусств, Потому что им можно не только не закрывать за собой дверь в туалете, но и обоссать стульчак и прилежащую к нему территорию. Чего я, некультурно-забитый провинциал, позволить себе не могу. Да.
Все-таки наверно злой я и недобрый. Ну и ладно.