Она юна, с ней Божья милость,
Поры прелестней не сыскать,
Но вот влюбилась и решилась
Женою стать.
А там и дети, жизнь такая:
Стирать, готовить, убирать.
Муж, на работу убегая,:
«Ну, ты же мать».
И вдруг, однажды на рассвете,
Когда ночник еще светил,
Другую ее милый встретил,
Чтобы уйти.
К чему ему её моленья,
Супругу было хорошо,
Она упала на колени,
Но он ушел.
Рыдала дочка, сын не плакал,
Она лежала на ковре.
«Куда ушел из дома папа,
Ночь во дворе»?
«Ах, это сын и он мужчина,
Защитник будет у семьи,
Лить слезыньки мне нет причины».
И дни пошли...
Нет у терпения пределов,
Если без отдыха и сна
В мир отворила детям двери
Она сама.
Морщинки скорбные пробились,
В висках осела седина,
Её мальцы переженились.
И вновь одна.
Жилье ребятам разделила, -
Не жить же родненьким в нужде, -
Сама на дачу укатила,
Домой, к себе.
Но как-то снег занес избушку,
В поселке оборвалась связь,
Увы, она уже старушка,
И мир погас.
Да откопаться нет уж мочи,
Легла от голода, не встать,
Но вдруг нашел её сыночек,
Родную мать.
Больница. Строгий, добрый кто-то
Весь в белом, как его забыть.
В его суждениях забота:
«Ты будешь жить»!
И поднялась она послушно,
Не видя ничего кругом,
А сын смеется добродушно:
«Пойдешь в мой дом»?
Ей показалось, снова лето,
Забрезжил ласково рассвет:
«Я за тобою на край света!»
Но где тот свет?
Ей в коридоре постелили,
А слышимость что во дворе.
«Ах, лучше бы ветра чудили,
Как в феврале».
Невестка сыну шепчет в ушко:
«И сколько нам еще страдать?
Когда умрет твоя старушка,
Слепая мать?»
Пришла и дочка на удачу,
Присела на её кровать:
«Ты обещала как-то дачу,
Нам долго ждать?»
А утром, возле старой чашки,
Её слова, как не узнать,
Нашлись на скомканной бумажке:
«ПРОСТИТЕ. МАТЬ».
Застыла мертвая улыбка,
Но прядь колышется волос,
А жизнь – нелепая ошибка
Из горьких слез.